|
|||
Конец первой книги. 18 страница– Мне очень жаль, – говорит мне Джош, уныло добавляя: – Это моя вина. – И уходит через заднюю дверь. Питер пытается меня обнять, но я его останавливаю. – Можешь просто… можешь просто уйти? Боль и удивление появляются на его лице. – Конечно, я могу уйти, – отвечает он и выходит из кухни. Я отправляюсь в ванную рядом с кухней, сажусь на унитаз и плачу. Кто-то стучится, я перестаю плакать и отзываюсь: – Минуточку. Миссис Шах радостно лепечет: – Извини, дорогая! – И я слышу, как она, цокая каблуками, удаляется. Затем я поднимаюсь и остужаю холодной водой свое лицо. Глаза все еще красные и опухшие. Я смачиваю полотенце водой и промокаю им лицо. Так иногда делала мама, когда я болела. Она клала ледяное полотенце мне на лоб и, когда оно нагревалось от моего жара, заменяла его свежим. Хотелось бы, чтобы мама была здесь.
***
Когда я возвращаюсь на вечеринку, мистер Чой сидит за пианино, играя «Устройте себе веселое Рождество», а мисс Ротшильд зажимает папу в угол на диване. Она опрокидывает бокал шампанского, и у него на лице появляется слегка испуганное выражение. Как только он меня замечает, то соскакивает с дивана и подходит. – Слава Богу, – произносит он. – Где Гоу-гоу? Мы еще не все спели. – Она не очень хорошо себя чувствует, – отвечаю я. – Хм. Пойду посмотрю, как она там. – Думаю, она просто хочет побыть одна. Папа морщит лоб. – Неужели они с Джошем поссорились? Я только что видел, как он ушел. Я сглатываю. – Может быть. Пойду поговорю с ней. Он похлопывает меня по плечу. – Ты хорошая сестра, родная. Я выдавливаю улыбку. – Спасибо, папочка. Я поднимаюсь по лестнице. Дверь Марго заперта. Я стою около нее и спрашиваю: – Можно войти? Нет ответа. – Пожалуйста, Марго. Пожалуйста, просто дай мне все объяснить… По-прежнему ничего. – Извини. Марго, мне так жаль. Пожалуйста, поговори со мной. Я сажусь возле двери и начинаю плакать. Моя старшая сестра знает, как сделать мне больнее. Ее молчание, быть отвергнутой ею – самое страшное наказание, которое она могла бы придумать.
До того, как умерла мама, мы с Марго были врагами. Мы постоянно дрались, в основном из-за того, что я всегда портила что-нибудь из ее вещей. То какую-нибудь игру, то какую-нибудь игрушку. У Марго была любимая кукла по имени Рошель. У Рошель были шелковистые каштановые волосы, и она, как и Марго, носила очки. Мама с папой подарили эту игрушку на ее седьмой день рождения. Рошель была единственной куклой Марго. Она ее обожала. Помню, как я умоляла Марго дать мне подержать ее хотя бы секундочку, но Марго всегда отказывала. Однажды я простудилась и не пошла в школу. Я пробралась в комнату Марго, взяла Рошель и играла с ней весь день, притворяясь, что мы с Рошель лучшие подружки. Я вбила себе в голову, что ее лицо было каким-то невзрачным и что она будет смотреться лучше с помадой на губах. А сделав Рошель красивее, оказала бы Марго услугу. Я достала из ящика в ванной одну из маминых помад и накрасила ей губы. И сразу же поняла, что это было ошибкой. Я нанесла ее, выйдя за контур губ, поэтому она выглядела по-клоунски, а не изыскано. Тогда я попробовала смыть помаду зубной пастой, но кукла стала выглядеть так, словно у нее было заболевание рта. Я спряталась под одеялом до возвращения Марго. Когда она увидела, в каком состоянии была Рошель, я услышала ее крик. После смерти мамы нам всем пришлось перестроить себя. Теперь у всех были новые роли. Мы с Марго больше не дрались, поскольку обе понимали, что мы должны заботиться о Китти. «Приглядывайте за сестрой» – всегда говорила нам мама. Когда она была жива, мы делали это с неохотой. После того, как ее не стало, мы занялись этим по собственному желанию.
***
Прошли дни, но ничего не изменилось. Марго смотрит сквозь меня, говорит со мной только тогда, когда необходимо. Китти обеспокоенно за нами наблюдает. Папа в недоумении. Он интересуется, что с нами происходит, но не принуждает меня к ответу. Теперь между нами стена, и я чувствую, как Марго отдаляется от меня все дальше и дальше. Сестры должны ссориться и мириться, они ведь сестры, а сестры всегда найдут путь обратно друг к другу. Однако меня пугает, что, возможно, мы не найдем.
За моим окном снег валит хлопьями, похожими на вату, и двор начинает напоминать хлопковое поле. Надеюсь, снег будет идти весь день и всю ночь. Пусть начнется пурга. Раздается стук в дверь. Я отрываю голову от подушки. – Входите. Заходит папа и садится за стол. – Итак, – произносит он, почесывая подбородок, как всегда делает, когда чувствует себя некомфортно. – Нам нужно поговорить. У меня все внутри обрывается. Я сажусь и обхватываю руками колени. – Марго рассказала тебе? Папа откашливается. – Рассказала. – Я не могу даже смотреть на него. – Неловко. Мне никогда не приходилось делать этого с Марго, так что… – Он снова откашливается. – Можно подумать, мне будет легче это обсуждать, так как я специалист в данной области, но… В общем, я считаю, ты слишком молода, чтобы заниматься сексом, Лара Джин. Не думаю, что ты уже готова. – Он говорит так, словно вот-вот заплачет. – Он… Питер каким-нибудь образом принуждал тебя? Я чувствую, как вся кровь бросается мне в лицо. – Папочка, у нас не было секса! Папа кивает, но не думаю, что он мне верит. – Я твой папа, поэтому, конечно, я бы предпочел, чтобы ты подождала, пока тебе не исполнится пятьдесят, но… – Он вновь откашливается. – Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Поэтому назначу встречу с доктором Худец на понедельник. Я начинаю плакать. – Мне не нужно записываться на прием, потому что я ничем не занимаюсь! У меня не было секса! Ни в джакузи, ни в любом другом месте. Кто-то все выдумал! Ты должен мне поверить! У папы страдальческое выражение лица. – Лара Джин, знаю, нелегко разговаривать об этом с папой, а не мамой. Хотелось бы мне, чтобы мама была здесь, она смогла бы помочь справиться нам со всем этим. – Мне бы тоже хотелось, чтобы она была здесь, потому что она бы мне поверила! – Слезы бегут по щекам. Ужасно, когда посторонние думают обо мне самое худшее, но я никогда не думала, что моя сестра и папа в это поверят… – Прости. – Папа обнимает меня. – Извини. Я тебе верю. Если ты говоришь, что не занималась сексом, значит, так и есть. Мне просто не хочется, чтобы ты слишком быстро повзрослела. Для меня ты все такая же малышка, как и Китти. Моя маленькая девочка, Лара Джин. Я обмякаю, прислонившись к нему. Нет места надежнее, чем папины объятия. – Все кувырком. Ты мне больше не доверяешь. Мы с Питером расстались. А Марго меня ненавидит. – Я тебе верю. Конечно, я тебе доверяю. И, конечно же, вы с Марго помиритесь, как и всегда. Она просто переживала за тебя, поэтому и пришла ко мне. – Нет, не переживала. Она сделала это назло. Из-за нее даже папа на секунду подумал обо мне такое. Папа поднимает мой подбородок и вытирает слезы. – Должно быть, тебе действительно нравится Питер, да? – Нет, – всхлипываю я. – Может быть. Не знаю. Он убирает волосы мне за уши. – Все будет хорошо.
***
Существует особый вид боя, который можно вести только с сестрой. Ты говоришь то, что не сможешь взять обратно. Высказываешь абсолютно все, поскольку просто не можешь сдержаться, так как настолько зол, что слова бесконтрольно срываются с языка и искрятся в глазах. Ты так зол, что не можешь мыслить ясно. И лишь кровь застилает глаза. Как только папа уходит, и я слышу, как он идет в свою комнату, чтобы приготовиться ко сну, я без стука врываюсь в комнату Марго, которая сидит за столом за своим ноутбуком. Она удивленно смотрит на меня. Утирая глаза, я говорю: – Ты можешь злиться на меня сколько хочешь, но ты не имела права идти к папе за моей спиной. Натянутым, как струны пианино голосом, она произносит: – Я сделала это не в отместку. А потому что ты явно понятия не имеешь, что делаешь. И если ты не будешь осторожна, то в конечном итоге пополнишь печальную подростковую статистику, – холодно, словно разговаривает с посторонним, Марго продолжает, – ты изменилась, Лара Джин. Честно говоря, я даже больше не знаю, кто ты. – Да, ты определенно меня больше не знаешь, раз хоть на мгновение подумала, что я буду заниматься сексом во время школьной поездки! В джакузи, на виду у всех, кто мог бы случайно пройти мимо?! Должно быть, ты меня совсем не знаешь! – А затем я выкладываю припасенную для нее карту. – Только то, что у тебя был секс с Джошем, еще не значит, что я буду заниматься сексом с Питером. Марго втягивает воздух. – Говори тише. Я счастлива, что тоже смогла ее ранить. Я кричу: – Теперь, когда папа уже разочарован во мне, он не может быть разочарован так же и в тебе, верно? Я разворачиваюсь кругом, чтобы вернуться к себе в комнату, и Марго следует за мной по пятам. – Вернись! – кричит она. – Нет! – Я пытаюсь закрыть дверь перед ее носом, но она успевает вклиниться ногой. – Убирайся! Я наваливаюсь спиной на дверь, но Марго сильнее меня. Она проталкивается внутрь и запирает за собой дверь. Она направляется ко мне, а я отступаю. В ее взгляде появляется опасный огонек. Теперь она праведная. Я начинаю сжиматься, съеживаться. – Лара Джин, откуда ты знаешь, что у меня с Джошем был секс? Он сам тебе рассказал, пока вы двое встречались за моей спиной? – Мы никогда не встречались за твоей спиной! Это было совсем не так. – Тогда как это было? – требует знать она. Рыдание вырывается из моего горла. – Мне он первой понравился. Он нравился мне в то лето, перед девятым классом. Я думала… думала, что я тоже ему нравлюсь. Но в один прекрасный день ты заявила, что вы встречаетесь, так что я… я просто проглотила это. И написала ему прощальное письмо. Лицо Марго искажается в усмешке. – И ты всерьез полагаешь, что я тебя сейчас пожалею? – Нет. Я просто пытаюсь объяснить, что произошло. Он мне разонравился, клянусь. Я никогда не думала о нем вновь в этом плане. Но потом, после того как ты уехала, я поняла, что глубоко внутри у меня все еще остались к нему чувства. А когда мое письмо было отправлено, и Джош узнал, то я начала притворяться, что встречаюсь с Питером… Она покачивает головой. – Просто прекрати. Я не хочу это слышать. Я даже не знаю, о чем ты сейчас говоришь. – Мы с Джошем поцеловались только раз. Один раз. И это было огромной ошибкой, я даже не хотела этого делать. Нисколько. Он любит тебя. Не меня. – Как я теперь могу верить в то, что ты говоришь? – Ты должна, потому что это правда. – Дрожа, я продолжаю: – Ты понятия не имеешь, какой властью обладаешь надо мной. Сколько значит для меня твое мнение. Как сильно я на тебя ровняюсь. Лицо Марго сморщивается, и она сдерживает слезы. – Знаешь, что мама всегда мне говорила? – Она поднимает выше подбородок. – «Позаботься о своих сестрах». Что я и делала. Я всегда старалась ставить тебя и Китти на первое место. Ты хоть представляешь, как было тяжело находиться так далеко от вас, ребята? Как было одиноко? У меня было лишь одно желание – вернуться домой, но я не могла, потому что должна быть сильной. Должна быть… – она с трудом хватает воздух ртом, – хорошим примером. Я не могу быть слабой. Я должна показать вам, девочки, как быть храброй. Потому что… потому что мамы здесь нет, чтобы сделать это. Слезы омывают мои щеки. – Знаю. Тебе не нужно мне это говорить, Гоу-гоу. Я знаю, как много ты для нас сделала. – Но потом я уехала, и… похоже, вы больше не нуждаетесь во мне так сильно, как я думала. – Ее голос срывается. – Вы прекрасно обходитесь и без меня. – Только потому, что ты меня всему научила! – выкрикиваю я. Лицо Марго смягчается. – Прости, – плачу я. – Мне очень жаль. – Ты мне нужна, Лара Джин. Î í à ä å ë à å ò ø à ã ì í å í à â ñ ò ð å ÷ ó, è ÿ î ò â å ÷ à þ ò à ì æ å. Ð û ä à ÿ, ì û ï à ä à å ì â î á ú ÿ ò è ÿ ä ð ó ã ä ð ó ã à. Î á ë å ã ÷ å í è å, ê î ò î ð î å ÿ è ñ ï û ò û â à þ, í å è ç ì å ð è ì î. Ì û ñ å ñ ò ð û, è í å ò í è ÷ å ã î, ÷ ò î î í à è ë è ÿ ì î ã ë è á û ñ ê à ç à ò ü è ë è ñ ä å ë à ò ü, ÷ ò î á û ý ò î è ç ì å í è ò ü. Папа стучится в дверь. –Девочки? У вас все в порядке? Мы смотрим друг на друга и одновременно произносим: – Все хорошо, папочка.
Канун Нового года. Новый год всегда был для нас семейным праздником. Вечером мы делаем попкорн и пьем игристый сидр, а в полночь выходим во двор и зажигаем бенгальские огни. Несколько друзей Марго из старшей школы устраивают вечеринку в коттедже в горах. Однако она заявила, что не собирается ехать и лучше останется с нами, но мы с Китти заставили ее. Надеюсь, Джош тоже поедет, и они поговорят. И кто знает, что произойдет дальше. В конце концов, это же канун Нового года. Ночь для новых начинаний. Мы отправили папу на вечеринку, устраиваемую кем-то из больницы. Китти выгладила ему рубашку, я подобрала галстук, и мы выпроводили его за дверь. Думаю, бабушка права – не хорошо быть одному. – Почему ты до сих пор грустишь? – спрашивает меня Китти, когда я насыпаю для нас попкорн в миску. Мы на кухне. Она сидит на табурете у барной стойки и болтает ногами. Щенок свернулся клубочком под ее стулом, смотря на Китти с полными надеждой глазами. – Вы с Марго помирились. Чего горевать-то? Я собираюсь отрицать, что грущу, но потом просто вздыхаю и говорю: – Не знаю. Китти хватает горсть попкорна и роняет несколько штучек на пол, которые тут же проглатывает Джейми. – Как можно не знать? – Ну, иногда ты грустишь, но не можешь объяснить почему. Китти склоняет голову на бок. – ПМС? Я отсчитываю дни с момента последних месячных. – Нет. Не ПМС. Просто потому, что девушке грустно, еще не значит, что это имеет какое-то отношение к ПМС! – Тогда почему? – не унимается Китти. – Я не знаю! Может быть, я по кому-то скучаю. – Ты скучаешь по Питеру? Или Джошу? Я колеблюсь. – По Питеру. – Несмотря ни на что, по Питеру. – Так позвони ему. – Не могу. – Почему нет? Не знаю, что ей ответить. Все так неловко, а я хочу, чтобы она могла на меня ровняться. Но Китти ждет, ее маленький лоб сморщился, и я понимаю, что должна рассказать ей правду. – Китти, все это было обманом. Абсолютно все. Реально мы никогда не были вместе. Я ему никогда по-настоящему не нравилась. Китти морщится. – Что ты имеешь в виду? Что значит «это было обманом»? Вздыхая, я отвечаю: – Все началось с тех писем. Помнишь, как пропала моя коробка из-под шляпы? – Китти кивает. – Внутри были письма. Письма, написанные мною всем парням, которых я когда-либо любила. Они должны были быть личными и никогда не должны были быть отправлены, но потом кто-то их разослал… и все пошло кувырком. Джош получил одно и Питер, я была так унижена… мы с Питером решили притвориться, что встречаемся, чтобы я могла сохранить лицо в глазах Джоша, а Питер мог заставить ревновать свою бывшую. А потом все просто вышло из-под контроля. Китти нервно покусывает губу. – Лара Джин… если я скажу тебе кое-что, ты должна пообещать не злиться. – Что? Просто скажи. – Сперва пообещай. – Хорошо, обещаю, я не буду злиться. – Мурашки пробегают по спине. В спешке Китти выпаливает: – Это я разослала письма. – Что?! – кричу я. – Ты пообещала, что не будешь злиться. – Что?! – вновь вскрикиваю я, но менее громко. – Китти, как ты могла так со мной поступить? Она опускает голову. – Я была на тебя зла. Ты дразнила меня тем, что мне нравится Джош. Ты сказала, что я собиралась назвать собаку в его честь. Я была ужасно на тебя зла. Поэтому, когда ты спала… я пробралась в твою комнату и украла коробку. Я прочла все твои письма, а затем отправила их. Я сразу же об этом пожалела, но было уже слишком поздно. – Как ты вообще узнала о моих письмах? – кричу я. Она украдкой поглядывает на меня. – Я иногда перебираю твои вещи, когда тебя нет дома. Я собираюсь еще раз накричать на нее, а затем вспоминаю, как сама прочла письмо Марго от Джоша, и прикусываю язык. Так спокойно, как только могу, я произношу: – Ты хоть знаешь, сколько хлопот ты мне доставила? Как ты можешь так ко мне относиться? – Извини, – шепчет она. Крупные слезы собираются в уголках ее глаз, и одна слезинка плюхается, словно капля дождя. Мне хочется обнять ее, чтобы утешить, но я все еще злюсь. – Все хорошо, – произношу я голосом, который говорит обратное. Ничего бы этого не произошло, если бы она не разослала мои письма. Китти вскакивает и убегает наверх. И я думаю, что она отправилась в свою комнату поплакать в одиночестве. Знаю, что я должна сделать. Мне следует пойти и утешить ее, по-настоящему ее простить. Теперь моя очередь быть хорошим примером. Быть хорошей старшей сестрой. Я уже собираюсь пойти наверх, когда она прибегает обратно на кухню. С моей коробкой из-под шляпы в руках.
Когда были только мы с Марго, мама покупала все в двух экземплярах: голубое для Марго и розовое для меня. Одеяла, мягкие игрушки, пасхальные корзинками – все в двух различных цветах. Все должно было быть по-честному. У нас должно было быть одинаковое количество морковных палочек, картофеля фри, шариков, ластиков в форме кексов. В общем, всего. Однако я постоянно теряла свои резинки или слишком быстро съедала морковные палочки, а потом выпрашивала одну у Марго. Иногда мама заставляла ее поделиться, что (даже я понимала) было не честно. Марго явно не должна была быть наказана за слишком медленное поедание закусок или отслеживания своего ластика. После рождения Китти, мама старалась покупать голубые, розовые и желтые вещи, но найти одну и ту же вещицу в трех разных цветах было гораздо сложнее. К тому же Китти была намного младше нас, так что нам не хотелось те же игрушки, что и ей. Коробка из-под шляпы, возможно, была единственным подарком от мамы, который был только для меня. Мне не нужно было делиться ею – она была моей и только моей. Когда я открыла ее, то ожидала найти там шляпу, может быть, соломенную шляпку с мягкими и гибкими краями или кепку, как у мальчишки, доставляющего газеты, но она была пуста. – Это для твоих особенных вещей, – сказала она. – Ты можешь положить сюда самое ценное, самое любимое, самое сокровенное. – Что, например? – спросила я. – Все, что поместится внутрь. Все, что захочешь сохранить лишь для себя.
***
Маленький заостренный подбородок Китти дрожит, и она произносит: – Мне очень жаль, Лара Джин. Когда я вижу, как дрожит ее подбородок, то больше не могу злиться. Просто не могу. Даже чуть-чуть. Так что я подхожу к ней и крепко обнимаю. – Все в порядке, – говорю я, и она от облегчения обмякает. – Ты можешь оставить коробку себе. Положи в нее все свои секреты. Китти качает головой. – Нет, она твоя. Мне она не нужна. – Она пихает ее мне. – Я положила в нее кое-что для тебя. Я открываю коробку, а там записки. Записки, записки и еще раз записки. Записки Питера. Записки Питера, которые я выбросила. – Я нашла их, когда выбрасывала мусор, – произносит она. И поспешно добавляет: – Я прочла только парочку. И сохранила их, так как поняла, что они важны. Я прикасаюсь к той, которую Питер сложил в самолетик. – Китти… ты же знаешь, что мы с Питером не будем снова вместе, верно? Китти хватает миску с попкорном и говорит: – Просто прочти их. – Затем она уходит в гостиную и включает телевизор. Я закрываю коробку и забираю ее с собой наверх. В своей комнате я сажусь на пол и раскладываю записочки вокруг себя. Большинство из них содержит просто что-то вроде: «Встретимся у твоего шкафчика после школы» и «Могу я одолжить твои вчерашние записи по химии? ». Нахожу записку с паутинкой с Хэллоуина, и она вызывает у меня улыбку. В другой говорится: «Можешь сегодня поехать домой на автобусе? Я хочу сделать Китти сюрприз и забрать ее из школы, чтобы она смогла продемонстрировать меня и мою машину своим друзьям». «Спасибо за поездку со мной на распродажу имущества в эти выходные. Ты сделала этот день веселым. Я тебе должен». «Не забудь положить для меня корейский йогурт! » «Если ты сделаешь тупое печенье с клюквой и белым шоколадом Джоша, а не мое с изюмом, то все кончено». Я расхохоталась. А потом натыкаюсь на одну и перечитываю ее снова и снова: «Ты сегодня прелестно выглядишь. Ты мне нравишься в голубом». ß í è ê î ã ä à ð à í ü ø å í å ï î ë ó ÷ à ë à ë þ á î â í î ã î ï è ñ ü ì à. Í î, ÷ è ò à ÿ â ñ å ý ò è ç à ï è ñ ê è î ä í ó ç à ä ð ó ã î é, ñ ê ë à ä û â à å ò ñ ÿ ò à ê î å î ù ó ù å í è å, á ó ä ò î ÿ â ñ å æ å ï î ë ó ÷ è ë à î ä í î. Ñ ë î â í î … ñ ë î â í î â ñ å ã ä à á û ë ò î ë ü ê î Ï è ò å ð. Ê à ê á ó ä ò î â ñ å î ñ ò à ë ü í û å, ê î ò î ð û å á û ë è ä î í å ã î, á û ë è ë è ø ü ä ë ÿ ò î ã î, ÷ ò î á û ï î ä ã î ò î â è ò ü ì å í ÿ ê ý ò î ì ó. Ä ó ì à þ, ò å ï å ð ü ÿ â è æ ó ð à ç í è ö ó ì å æ ä ó «ë þ á è ò ü ê î ã î -ò î è ç ä à ë å ê à » è «ë þ á è ò ü ê î ã î -ò î â á ë è ç è ». Ê î ã ä à ò û í à õ î ä è ø ü ñ ÿ ñ ê å ì -ò î ð ÿ ä î ì, ò î â è ä è ø ü è õ í à ñ ò î ÿ ù è õ, í î è î í è ò à ê æ å â è ä ÿ ò ð å à ë ü í î ã î ò å á ÿ. È Ï è ò å ð â è ä è ò. Î í ç í à å ò ì å í ÿ, à ÿ ç í à þ å ã î. Любовь пугает. Она меняется. Может уйти. Это часть риска. Я не хочу больше бояться. Хочу быть смелой, как Марго. В конце концов, сейчас почти Новый год. Ближе к полуночи я зову Китти, щенка и беру бенгальские огни. Мы надеваем теплые пальто, и я заставляю Китти надеть шапку. – Может, надеть шапку и на Джейми? – спрашивает она меня. – Ему она не нужна, – отвечаю я. – У него уже есть шубка. На небе дюжина звезд, они похожи на далекие самоцветы. Нам так повезло жить в горах. Ты просто ощущаешь себя ближе к звездам. К небесам. Я зажигаю нам бенгальские огни, и Китти начинает танцевать на снегу, создавая огненное кольцо из своего огонька. Она пытается уговорить Джейми прыгнуть через него, но тот не поддается. Единственное его желание – это писать по всему двору. Повезло, что у нас есть забор, иначе он бы описал всю дорогу вниз по кварталу. В спальне Джоша горит свет. Я вижу соседа в окне, когда он открывает его и кричит: – Девушки Сонг! – Хочешь зажечь бенгальский огонек? – орет Китти. – Может быть, в следующем году, – отзывается Джош. Я поднимаю на него взгляд и машу своим огоньком. Он улыбается, и складывается ощущение, что между нами все хорошо. Так или иначе, Джош будет в нашей жизни. И я уверена, внезапно чувствую невероятную уверенность, что все так, как и должно быть, что я не должна так бояться прощаний, потому что прощание не обязательно должно быть навсегда.
Позже в своей комнате, облачившись во фланелевую ночнушку, я достаю специальную перьевую ручку и хорошую плотную бумагу для писем и начинаю писать. Не прощальное письмо. А самое обычное старомодное любовное письмо.
Дорогой Питер…
Конец первой книги. За переводом второй книги «P. S. Я все еще люблю тебя» можно будет проследить в нашей группе vk. com/loveinbooks
|
|||
|