Конец первой книги. 16 страница

Она кивает.

– Мм-хмм.

– Его выбрала Китти.

Марго смотрит в сторону гостиной.

– Когда вы, ребят, нарядили елку?

– Китти не могла дождаться, – отвечаю я. Звучит как оправдание, но это правда. Я стараюсь не казаться обороняющийся, добавляя: – Думаю, будет приятно наслаждаться деревом так долго, как только возможно.

– И когда же вы все-таки ее поставили?

Я медленно произношу:

– Пару недель назад… – Почему она в таком плохом настроении?

– Так давно. Она, вероятно, к Рождеству засохнет. – Марго подходит к елке и перевешивает деревянную сову на другую ветку.

– Я поливаю ее каждый день и добавляю «Спрайт», как учила нас бабушка.

Такое чувство, что мы ругаемся, а мы никогда не ссоримся.

Но затем Марго зевает и говорит:

– Меня очень утомил перелет. Думаю пойти вздремнуть.

Когда кого-то нет рядом долгое время, пусть даже самого близкого тебе человека, сначала ты бережешь все, что хотел бы ему рассказать. Стараешься уследить за всем происходящим в своей голове. Но это все равно, что пытаться удержать горсть песка: все крохотные песчинки выскальзывают из рук, и ты сжимаешь лишь воздух и гравий. Невозможно зафиксировать каждое мельчайшее событие, происходящее в твоей жизни.

И к тому моменту, когда вы наконец встретитесь, ты вспомнишь только о чем-то значительном, поскольку невероятно трудно передать каждую мелочь. Но ведь именно мелочи и составляют жизнь. Например, месяц назад папа поскользнулся на банановой кожуре, в буквальном смысле на банановой кожуре, которую Китти уронила на пол в кухне. Мы с Китти очень долго смеялись. Мне следовало сразу же отправить Марго письмо по электронке, я должна была сфотографировать банановую кожуру. Ведь воспроизводя эту историю сейчас, она больше не кажется такой уж и смешной.

Именно так люди теряют связь? Не думала, что подобное может произойти с сестрами. Может быть, с другими людьми, но не с нами. До того, как Марго уехала, я знала, о чем она думала, даже не спрашивая. Я знала о ней все. Сейчас это изменилось. Я не знаю, какой вид открывается из ее окна или по-прежнему ли она просыпается каждое утро пораньше, чтобы нормально позавтракать, или, может быть, теперь, когда учится в колледже, она любит гулять допоздна и поздно ложиться спать. Не знаю, предпочитает ли она теперь шотландских парней американским или храпит ли ее соседка. Я лишь знаю, что ей нравятся ее занятия и что она один раз съездила в Лондон. Так что, по сути, я ничего не знаю.

Так же как и она. Есть кое-что важное, что я ей не рассказала. Про мои письма. Правду обо мне и Питере. Правду обо мне и Джоше.

Интересно, ощущает ли то же Марго. Ту дистанцию между нами. Если она вообще ее заметила.

***

Папа готовит спагетти болоньезе на ужин. Китти ест свою порцию с большим соленым огурцом, запивая молоком, что звучит ужасно, но затем я пробую, и оказывается, это действительно вкусно – есть соленый огурец вместе со спагетти. Молоко же придает пикантность.

Кладя себе добавку, Китти спрашивает:

– Лара Джин, а что ты подаришь Питеру на Рождество?

Я бросаю взгляд на Марго, которая смотрит на меня.

– Не знаю. Я пока об этом не думала.

– Можно мне пойти с тобой, чтобы выбрать?

– Конечно, если я соберусь ему что-нибудь покупать.

– Ты должна подарить ему что-нибудь, он же твой парень.

– До сих пор не могу поверить, что ты встречаешься с Питером Кавински, – произносит Марго.

И она вовсе не подразумевает, будто это что-то хорошее.

– А ты не могла бы просто… поверить? – спрашиваю я.

– Извини, но мне не нравится этот парень.

– Ну, тебе он и не должен нравиться. Он нравится мне, – отвечаю я, на что Марго пожимает плечами. Папа встает и хлопает в ладоши.

– У нас есть три вида мороженого на десерт! Пралине с кремом, «Чанки Манки» и клубничное. Все твои любимые, Марго. Китти, помоги мне убрать тарелки. – Они собирают грязную посуду и уходят в кухню.

Марго смотрит в окно на дом Джоша.

– Джош хочет со мной встретиться. Надеюсь, он наконец-то понял, что мы расстались, и не будет приходить каждый день, пока я здесь. Ему нужно двигаться дальше.

Как же низко с ее стороны так говорить, ведь именно она звонила Джошу, а не наоборот.

– Если ты воображаешь, будто он по тебе чахнет, то это не так, – отвечаю я. – Он понимает, что все кончено.

Марго удивленно смотрит на меня.

– Ну, надеюсь, что так.

– Думаю, в этом году мы должны устроить концерт, – произносит Марго, сидя на диване.

Когда мама была жива, мы каждое Рождество организовывали так называемый концерт. Она готовила тонну еды и приглашала на вечер гостей. Мы с Марго надевали похожие платья и весь вечер играли рождественские гимны на фортепьяно. Народ заходил и выходил из комнаты с пианино, подпевал, а мы с Марго играли по очереди. Я реально ненавидела сольные выступления на фортепьяно, потому что была худшей в своей возрастной группе, Марго же была лучшей. Было унизительно исполнять что-то простенькое типа «К Элизе», в то время как другие дети уже перешли на Листа. Я всегда ненавидела концерты. Бывало, даже умоляла и упрашивала, чтобы не играть.

На свое последнее Рождество мама купила нам похожие красные бархатные платья, а я закатила истерику и сказала, что не хочу его носить, хотя оно мне очень понравилось. Я просто не желала играть в нем на фортепьяно вместе с Марго. Я накричала на маму, убежала в свою комнату, захлопнула дверь и не выходила. Мама поднималась ко мне и пыталась заставить открыть дверь, но я не открыла. Больше она не возвращалась. Стали прибывать люди, и Марго начала играть на пианино, а я же оставалась наверху. Сидела в своей комнате, плача и думая обо всех соусах и маленьких канапе, которые приготовили мама с папой, думала о том, что мне ничего не останется. О том, что после моей выходки мама, вероятно, даже не захочет меня там видеть.

После смерти мамы у нас больше никогда не было подобного концерта.

– Ты серьезно? – спрашиваю я.

– Почему бы и нет? – Марго пожимает плечами. – Будет весело. Я все организую, тебе не придется ничего делать.

– Ты же знаешь, я ненавижу фортепьяно.

– Тогда не играй.

Китти озабоченно переводит взгляд с меня на Марго и, прикусив губу, предлагает:

– Я могу показать некоторые движения тхэквондо.

Марго протягивает руку и прижимает Китти к себе.

– Отличная идея. Я буду играть на пианино, ты – показывать тхэквондо, а Лара Джин будет просто…

– Смотреть, – заканчиваю я.

– Я собиралась сказать хозяйкой, но решать тебе.

Я ей не отвечаю.

***

Позже мы смотрим телевизор. Китти спит, свернувшись калачиком на диване, как самый настоящий котенок. Марго хочет ее разбудить и заставить пойти в постель, но я говорю, чтобы просто дала ей поспать, и укрываю ее одеялом.

– Ты поможешь мне обработать папу насчет щенка на Рождество? – спрашиваю я.

Марго стонет.

– Со щенками так много забот. Их нужно выпускать пописать миллион раз в день. И они безумно линяют. Ты больше никогда не сможешь носить черные брюки. Да и кто будет его выгуливать, кормить и ухаживать за ним?

– Китти. А я помогу.

– Китти еще не готова к ответственности. – А ее глаза говорят: «Так же как и ты».

– Китти очень повзрослела с тех пор, как ты уехала. – Так же как и я. – А ты знаешь, что Китти теперь сама собирает себе обед? И что она помогает со стиркой? А еще мне не приходится пилить ее, чтобы она сделала свою домашнюю работу. Она выполняет ее даже без напоминаний.

– Серьезно? Впечатляет.

Ну почему она не может просто сказать: «Отличная работа, Лара Джин»? И все. Просто признать, что после ее отъезда я хорошо позаботилась о семье. Но нет же.

Вот и настал день лыжной поездки. В шесть тридцать утра папа высаживает меня у школы. Еще даже не рассвело. С каждым днем солнце встает все позже и позже. Прежде, чем я выпрыгиваю из машины, папа вытаскивает из кармана своего пальто вязаную светло-розовую шапку с помпоном на макушке и натягивает ее мне на голову, прикрывая уши.

– Я нашел ее в шкафу в прихожей. Думаю, это одна из маминых. Она была такой великолепной лыжницей.

– Знаю. Помню.

– Обещай мне, что ты хотя бы разок выйдешь на склоны.

– Обещаю.

– Я так рад, что ты решила поехать. Тебе пойдет на пользу попробовать что-то новое.

Я слабо улыбаюсь. Если бы он только знал, что творится в этих лыжных поездках, то не был бы так рад. Затем я замечаю Питера и его друзей, возящихся около автобуса.

– Спасибо, что подвез, папочка. Увидимся завтра вечером. – Я чмокаю его в щеку и хватаю свою спортивную сумку.

– Застегни пальто, – окрикивает он, когда я захлопываю дверцу автомобиля.

Застегивая молнию, я наблюдаю, как отъезжает его машина. На другой стороне стоянки Питер разговаривает с Женевьевой. Он говорит ей что-то, что заставляет ее смеяться, а затем замечает меня и жестом подзывает. Женевьева отходит, уткнувшись в свой клипборд. Когда я подхожу, он снимает с моего плеча сумку и кладет рядом со своей.

– Я отнесу ее в автобус.

– Морозно, – говорю я, стуча зубами.

Питер притягивает меня к себе и обнимает.

– Я тебя согрею. – Я поднимаю на него настолько впечатленный взгляд, но его внимание обращено не на меня. Он наблюдает за Женевьевой. Питер прижимается к моей шее, и я, извиваясь, отстраняюсь от него.

– × ò î ñ ò î á î é? – ñ ï ð à ø è â à å ò î í.

– Ничего, – отвечаю я.

***

Мисс Давенпорт и тренер Вайт осматривают сумки ребят. Мисс Давенпорт занимается вещами девушек, а тренер Вайт – сумками парней.

– Что они ищут? – спрашиваю я Питера.

– Алкоголь.

Я достаю телефон и набираю Крис сообщение:

«Не приноси с собой алкоголь! Они проверяют! »

Нет ответа.

«Ты проснулась??? »

«Просыпайся! »

Но затем на стоянку въезжает внедорожник ее мамы, и она, спотыкаясь, вылезает из машины. Крис выглядит так, словно только что проснулась.

Какое облегчение! Теперь Питер может разговаривать с Женевьевой сколько хочет. Я буду сидеть с Крис и поедать упакованные мною закуски. У меня есть клубничные тянучки, зеленый горошек с васаби, который обожает Крис, и палочки поки[21].

Питер стонет.

– И Крис едет?

Я игнорирую его и машу ей.

Женевьева стоит у автобуса со своим планшетом, когда тоже замечает Крис. Она сильно хмурится, марширует прямиком к Крис и заявляет:

– Ты не подписывалась.

Я подбегаю к ним, встаю рядом с Крис и тихо произношу:

– В объявлении на прошлой неделе было сказано, что еще остались свободные места.

– Да, на которые нужно было записаться, – Женевьева качает головой. – Извини, но Крисси не может поехать, если она не подписалась или не внесла предоплату.

Я вздрагиваю. Крис терпеть не может, когда ее называют Крисси. Она всегда ненавидела это имя, поэтому, как только мы перешли в старшую школу, все стали звать ее исключительно Крис. И только Женевьева и их бабушка по-прежнему называют Крисси.

Откуда ни возьмись, рядом со мною оказывается Питер.

– Что происходит? – спрашивает он.

Сложив на груди руки, Женевьева отвечает:

– Крисси не записалась в лыжную поездку, так что, сожалею, но она не может поехать.

Я начинаю паниковать, но Крис все это время ухмыляется и ничего не говорит.

Питер закатывает глаза и произносит:

– Джен, просто дай ей поехать. Кому какое дело, записалась ли она?

Ее щеки вспыхивают от гнева.

– Не я установила правила, Питер! Она что, должна поехать бесплатно? Какая тут справедливость по отношению ко всем остальным?

Наконец говорит Крис:

– Ох, я уже поговорила с Девенпорт и она сказала, что все отлично. – Крис стряпает Женевьеве поцелуй. – Очень жаль, Джен.

– Хорошо, как скажешь, мне все равно. – Женевьева разворачивается на пятках и направляется к мисс Девенпорт.

Крис наблюдает за ней с ухмылкой. Я тяну ее за рукав пальто.

– Почему ты сразу об этом не сказала? – шепчу я.

– Очевидно же, так было гораздо веселее. – Она кладет руку мне на плечо. – Похоже, будут интересные выходные, Кави.

Обеспокоенная, я шепчу:

– Ты же не взяла алкоголь, верно? Они проверяют сумки.

– Обо мне не беспокойся. Все припрятано.

Когда я бросаю на нее подозрительный взгляд, она шепчет:

– На дне моей сумки бутылка из-под шампуня с текилой.

– Надеюсь, ты тщательно ее вымыла! Ты ведь можешь отравиться! – Я представляю, как Крис с компанией пытаются выпить пенящуюся текилу, а затем отправляются в больницу на промывания желудков.

Крис взъерошивает мои волосы.

– Ох, Лара Джин.

***

Мы по очереди заходим в автобус. Питер занимает сиденье в середине, я же ковыляю вперед.

– Эй, – произносит он удивленно. – Ты не собираешься сидеть со мной?

– Я сижу с Крис. – Я пытаюсь идти дальше по проходу, но Питер хватает меня за руку.

– Лара Джин! Ты шутишь? Ты должна сидеть со мной. – Он оглядывается вокруг, проверяя, слушает ли кто-нибудь. – Ты моя девушка.

ß ñ ò ð ÿ õ è â à þ å ã î ð ó ê ó.

– Мы скоро расстанемся, разве не так? Так давай сделаем это более реалистично.

Когда я опускаюсь в кресло рядом с Крис, она покачивает головой.

– Что? Не могла же я позволить тебе сидеть одной. В конце концов, ты же поехала ради меня. – Я открываю рюкзак и показываю ей закуски. – Видишь? Я принесла твои любимые. Что ты хочешь съесть сначала? Тянучки или поки?

– Еще даже не рассвело, – ворчит она, а затем добавляет: – Дай мне тянучки.

Улыбаясь, я открываю для нее сумку.

– Бери сколько хочешь.

Когда вижу входящую в автобус Женевьеву, которая садится в кресло рядом с Питером, перестаю улыбаться.

– Сама виновата, – говорит Крис.

– Я сделала это ради тебя! – Что, конечно, не совсем правда. Возможно, я просто устала от всего этого. Этого промежуточного состояния. Быть чей-то девушкой, но не по-настоящему.

Крис потягивается.

– Знаю, ты не против шлюшек перед братанами, но будь я на твоем месте, была бы осторожнее. Моя кузина барракуда.

Я запихиваю тянучку в рот и жую. Как же трудно глотать. Вижу, как Женевьева что-то шепчет Питеру на ухо. Крис сразу же засыпает, как и предупреждала, положив голову на мое плечо.

***

Коттедж точно такой, каким его описывал Питер. Огромный камин, ковры из медвежьей шкуры и множество укромных уголков. На улице идет снег, падая крошечными хлопьями. Крис в отличном настроении. На полпути она проснулась и начала флиртовать с Чарли Бланшаром, который собирается взять ее на трассу с одним черным ромбом[22]. Нам даже повезло с двухместным номером, потому что остальные девушки подписались на трехместные.

Крис отправилась с Чарли кататься на сноуборде. Она приглашала меня пойти с ними, но я отказалась. Однажды я пробовала кататься на лыжах вместе с выбравшей сноуборд Марго, так закончилось тем, что мы постоянно спускались со склона в разное время и ждали друг друга, я уже молчу о том, что мы весь день теряли друг друга из виду.

Если бы Питер пригласил меня пойти с ним кататься на сноуборде, думаю, я бы пошла. Но он не позвал. Ладно, в любом случае, я голодна, так что отправляюсь пообедать в коттедж.

Мисс Девенпорт уткнувшись в свой телефон, ест суп. Она молода, но воображает себя старой. Думаю, это из-за ее громоздкого телосложения и мощной нижней части. Мисс Девенпорт не замужем. Крис рассказывала мне, что однажды видела, как она ругалась с каким-то парнем около «Ваффл Хаус», так что, полагаю, у нее есть бойфренд.

Когда она замечает меня, сидящую в одиночестве и поедающую бутерброд у камина, то машет мне рукой, чтобы я подошла. Я переношу свою тарелку на ее столик и усаживаюсь напротив нее. Я предпочла бы есть в одиночестве и читать книжку, но не похоже, что у меня есть выбор в данном вопросе.

– Вам нужно оставаться в коттедже все выходные или Вы тоже можете пойти покататься на лыжах? – спрашиваю я.

– Официально я слежу за домом, – отвечает она, вытирая уголки рта. – А тренер Вайт дежурит на склоне.

– Это кажется не очень справедливым.

– Я не против. Если честно, я люблю сидеть в коттедже. Здесь спокойно. Кроме того, кто-то должен быть тут на случай непредвиденных ситуаций. – Она съедает еще ложку супа. – А что насчет тебя, Лара Джин? Почему ты не на склонах вместе со всеми?

– Я далеко не самая лучшая лыжница, – отвечаю я, чувствуя себя неловко.

– О, правда? Я слышала, что Кавински очень хороший сноубордист. Ты должна заставить его научить тебя. Разве вы не встречаетесь?

Мисс Девенпорт обожает быть в гуще студенческой драмы. Она называет это «держать руку на пульсе», но на самом деле она просто сплетница. Если вы покажете ей щель, она выкопает оттуда столько грязи, сколько сможет. Я знаю, что они с Женевьевой близки.

Перед глазами встает образ Женевьевы и Питера в автобусе, склонившихся друг к другу, и от этой картинки у меня сжимается сердце. Наш контракт еще не аннулирован. Почему это я должна позволить ей забрать его хотя бы секундой раньше?

– Да, – отвечаю я. – Встречаемся. – А затем встаю. – А знаете что? Думаю, я пойду проверить склоны.

Я облачаюсь в розовый лыжный комбинезон Марго со стартовым номером на груди, шапку с помпонами и парку, ощущая себя пасхальным угощением – клубничным суфле. Когда я пытаюсь пристегнуть лыжи, мимо меня проходит группа девушек из школы в симпатичных лыжных штанах, которые похожи на штаны для йоги. Я даже не знала, что такие существуют.

Всегда думала, что мне может понравиться кататься на лыжах, но, отправившись испытать себя, вспоминаю, что я это ненавижу. Все ребята на трассе с одним черным ромбом, а я на трассе с зеленым кругом. Весь путь вниз пытаюсь вклиниться в поток, но маленькие дети все время меня объезжать, и я теряю концентрацию, поскольку боюсь, что они в меня врежутся. Дети же со всех сторон проносятся со свистом, словно олимпийские лыжники. Некоторые даже не пользуются палками. Они похожи на Китти. Она может спуститься со склона с одним черным ромбом. Они с папой его обожают. Марго тоже, хотя теперь она предпочитает сноуборд лыжам.

Я во все глаза высматриваю Питера, но пока безрезультатно. Начинаю чувствовать себя немного уныло, находясь здесь в одиночестве.

Когда подумываю попробовать покорить промежуточную трассу, просто для прикола, замечаю Питера и всех его друзей, несущих свои сноуборды. Женевьевы нет и в помине.

– Питер! – окрикиваю я, ощущая огромное облегчение.

Питер поворачивает голову, и я думаю, что он меня видит, но он не останавливается.

М-да…

Он видел меня. Я знаю, что видел.

***

После ужина Крис возвращается на склоны, чтобы покататься на сноуборде. Она говорит, что пристрастилась к скорости. Когда я направляюсь обратно в комнату, снова наталкиваюсь на Питера, на сей раз в плавках и толстовке. Он с Гейбом и Дарреллом. А на шеях у них полотенца.

– Привет, Лардж, – произносит Гейб, слегка стеганув меня своим полотенцем. – Где ты весь день пропадала?

– Неподалеку. – Я смотрю на Питера, но он избегает моего взгляда. – Я видела вас, ребята, на склонах.

Даррелл спрашивает:

– Почему не позвала нас? Я хотел продемонстрировать тебе свои прыжки в воздухе.

– Ну, я звала Питера, но, полагаю, он меня не слышал, – саркастично отвечаю я.

Наконец Питер смотрит мне в глаза.

– Не-а. Я тебя не слышал. – Его голос холоден и безразличен, и так отличается от обычного, что улыбка исчезает с моего лица.

Гейб и Даррелл переглядываются.

– Мы пойдем в джакузи, – обращаются они к Питеру и убегают.

Мы с Питером остаемся в холле, ни один из нас не произносит ни слова. Наконец я спрашиваю:

– Ты на меня злишься или что?

– Почему я должен злиться?

И потом снова наступает тишина.

Я говорю:

– Знаешь, ведь именно ты уговорил меня отправиться в эту поездку. Самое меньшее, что ты можешь сделать – поговорить со мной.

– Самое меньшее, что ты могла бы сделать – сесть рядом со мной в автобусе! – выпаливает он.

У меня отвисает челюсть.

– Ты действительно так зол из-за того, что я не сидела рядом с тобой в автобусе?

Питер испускает нетерпеливый вздох.

– Лара Джин, когда ты встречаешься с кем-то, есть просто… определенные вещи, которые нужно делать, окей? Например, сидеть рядом друг с другом в школьной поездке. Это ведь элементарно.

– Я просто не вижу в этом большой проблемы, – отвечаю я. Как он может злиться из-за такой ерунды?

– Забудь. – Он поворачивается, словно собирается уходить, и я хватаю его за рукав толстовки. Не хочу с ним ссориться, мне просто хочется, чтобы было весело и легко, как и всегда между нами. Я хочу, чтобы он по меньшей мере по-прежнему был моим другом. Особенно сейчас, когда все почти закончилось.

– Ну же, не злись, – говорю я. – Я не знала, что это было так важно. Клянусь, я буду сидеть рядом с тобой всю дорогу домой, идет?

Он сжимает губы.

– Ты ведь так и не поняла, почему я злился?

Я киваю в ответ.

– Мм-хмм.

– Хорошо, тогда ты должна знать, что пропустила сахарные пончики.

У меня распахивается рот.

– Как ты их достал? Я думала, магазин не открывается так рано!

– Я съездил и купил их накануне вечером специально для поездки в автобусе, – отвечает Питер. – Для тебя и себя.

«Оу. Я тронута»

– × ò î æ, à å ù å î ñ ò à ë è ñ ü?

– Не-а. Я все съел.

Он выглядит таким самодовольным, что я тянусь и шлепаю по завязкам его толстовки.

– Ты отвратительный тип, – произношу я ласково.

Питер перехватывает мою руку и говорит:

– Хочешь услышать кое-что забавное?

– Что?

– Думаю, ты мне нравишься.

Я замираю. Затем вырываю свою руку из его и начинаю собирать волосы в хвостик, но вспомнив, что у меня с собой нет резинки, распускаю их. Сердце бешено колотится в груди, и вдруг становится трудно думать.

– Прекращай дразнить.

– Я не дразню. Почему ты думаешь, я поцеловал тебя тогда у Макларена в седьмом классе? Именно поэтому я вообще согласился на все это. Я всегда считал тебя милой.

Мое лицо пылает.

– В причудливом смысле.

Питер улыбается своей идеальной улыбкой.

– И что? Значит, полагаю, мне нравятся причудливые.

Затем он склоняется ко мне, и я выпаливаю:

– Разве ты до сих пор не влюблен в Женевьеву?

Питер хмурится.

– Почему ты всегда вспоминаешь Джен? Я пытаюсь поговорить о нас, а ты только и делаешь, что говоришь о ней. Да, у нас с Джен есть история. Она всегда будет мне небезразлична. – Он пожимает плечами. – Но теперь… мне нравишься ты.

Народ заходит и выходит из коттеджа; мимо проходит парень из школы и похлопывает Питера по плечу.

– Привет, – здоровается Питер. Когда тот уходит, Питер обращается ко мне: – Итак, что скажешь? – Он выжидающе смотрит на меня. Питер ждет, что я скажу «да».

И я хочу ответить «да», но мне не хочется быть с парнем, чье сердце принадлежит кому-то еще. Всего лишь раз я хочу быть чьим-то первым выбором.

– Может, ты и думаешь, что я тебе нравлюсь, но это не так. Если бы нравилась, ты бы не любил ее по-прежнему.

Питер качает головой.

– То, что у меня с Джен, совершенно отличается от того, что у меня с тобой, – отвечает он.

– Как это может быть правдой, когда с первой минуты все было только из-за Женевьевы?

– Это нечестно, – протестует он. – Когда мы все это начали, тебе нравился Сандерсон.

– Больше не нравится. – Я с трудом сглатываю. – Но ты по-прежнему любишь Женевьеву.

Отчаявшись, Питер отходит от меня и запускает пальцы в волосы.

– Боже, почему ты считаешь себя таким экспертом в любви? Тебе за всю жизнь нравились лишь пять парней. Один гей, один живет в Индиане или Монтане, или где-то еще. Макларен переехал раньше, чем что-нибудь действительно могло произойти, один встречался с твоей сестрой. И еще есть я. Хм, что у нас всех общего? Какой общий знаменатель?

Я чувствую, как кровь приливает к моему лицу.

– Это нечестно!

Питер склоняется ко мне и говорит:

– Тебе нравятся только те парни, с которыми у тебя ничего не получится, потому что ты боишься. Чего ты так боишься?

Я пячусь от него, упираясь прямо в стену.

– Я ничего не боюсь.

– Черта с два не боишься. Ты скорее создашь в голове воображаемый образ кого-то, чем будешь с реальным человеком.

Я сердито взираю на него.

– Ты просто бесишься, поскольку я не умерла от счастья из-за того, что великий Питер Кавински сказал, что я ему нравлюсь. У тебя действительно такое огромное самомнение.

Его глаза сверкают.

– Ой, извини, что не появился на пороге с цветами и признанием в вечной любви к тебе, Лара Джин. Но, знаешь, это нереальная жизнь. Тебе нужно повзрослеть.

Все. Я не обязана это выслушивать. Разворачиваюсь на пятках и ухожу, бросая вслед:

– Наслаждайся гидромассажной ванной.

– Я всегда наслаждаюсь, – отзывается он.

***

Меня трясет.

Это правда? Может ли он быть прав?

Вернувшись в комнату, я переодеваюсь в свою фланелевую ночнушку и надеваю толстые носки. Я даже не умываюсь. Просто выключаю свет и забираюсь в кровать. Однако сон никак не идет. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу лицо Питера.

Как он посмел сказать, что мне нужно повзрослеть? Да что он вообще знает? Как будто он такой зрелый!

Но… прав ли он насчет меня? Разве мне действительно нравятся только те парни, которые никогда не будут моими? Я всегда знала, что Питер был вне моей досягаемости. Всегда знала, что он мне не принадлежит. Но сегодня вечером он заявил, что я ему нравлюсь. Сказал то, на что я надеялась. Так почему я не смогла ответить ему тем же, когда у меня был шанс? Ведь это так. Он мне тоже нравится. Естественно. Какая девушка не влюбилась бы в Питера Кавински – самого красивого парня из всех красивых парней. Теперь, когда я хорошо его знаю, у меня нет ни малейшего сомнения, что он намного больше, чем просто красивая оболочка.

Я не хочу больше бояться. Хочу быть смелой. Хочу… чтобы началась жизнь. Мне хочется влюбиться и быть любимой.

Быстро, пока не передумала, надеваю стеганое пальто, засовываю ключ в карман и направляюсь к джакузи.

Гидромассажная ванна находится позади главного домика, спрятанная в лесу на деревянной платформе. По пути туда я наталкиваюсь на ребят с мокрыми волосами, которые направляются обратно в свои комнаты, дабы соблюсти комендантский час. Отбой в одиннадцать, а сейчас уже десять сорок пять. Осталось не так уж и много времени. Надеюсь, Питер все еще там. Не хочу потерять запал, так что ускоряю шаг. И застаю его одного в джакузи. С запрокинутой головой и закрытыми глазами.

– Привет, – произношу я, и мой голос эхом раздается в лесу.

Его глаза моментально распахиваются, и он нервно смотрит на меня.

– Лара Джин! Что ты здесь делаешь?

– Я пришла к тебе, – отвечаю я, и мое дыхание выходит белым паром. Начинаю снимать ботинки и носки. Руки дрожат, но вовсе не из-за холода. Я нервничаю.

– Э-э… что ты делаешь? – Питер смотрит на меня как на чокнутую.

– Забираюсь в ванну! – Дрожа, я расстегиваю пальто и кладу его на скамейку. От воды поднимается пар. Я опускаю ноги в воду и сажусь на край джакузи. Горячее, чем в ванне, но все равно приятно. Питер все еще насторожено за мною наблюдает. Сердце бешено колотится, и мне трудно смотреть ему в глаза. В жизни не испытывала такого страха. – То, что ты мне сказал… Ты застал меня врасплох, поэтому я не знала, что ответить. Но… ну, ты мне тоже нравишься. – Звучит так невнятно и неуверенно, что мне хочется начать все сначала и произнести это спокойно и уверенно. Так что я повторяю, но на сей раз громче: – Ты мне нравишься, Питер.

Питер моргает и вдруг выглядит таким юным.

– Я не понимаю вас, девушек. Думаю, разгадал вас, а потом… а потом…

– А потом? – Затаиваю дыхание, ожидая его ответа. Я так нервничаю, что тяжело сглатывать, и для моих ушей этот звук кажется громким. Даже мое дыхание звучит громко, как и биение моего сердца.

Он смотрит на меня так пристально, что его зрачки расширяются. Смотрит так, словно видит меня впервые.

– А потом я не знаю.

Думаю, я перестаю дышать, когда слышу его «я не знаю». Я все так сильно испортила, что теперь он не знает? Не может быть, что все кончено, не тогда, когда я наконец-то нашла в себе смелость. Я не позволю этому произойти. Мое сердце стучит со скоростью миллион триллионов ударов в минуту, когда я склоняюсь к нему. Прикасаюсь своими губами к его и ощущаю, как он вздрагивает от удивления. А затем он целует меня в ответ! По-настоящему! Мягкими губами целует меня в ответ. Поначалу я нервничаю, но, когда он скользит рукой на мой затылок и приободряющее поглаживает волосы, немного успокаиваюсь. Хорошо, что я сижу, поскольку мои коленки ослабели.