Ч а с т ь п е р в а я. ТАМПЛИЕРЫ

Ч а с т ь п е р в а я

ТАМПЛИЕРЫ

И стория тамплиеров, равно как и других рыцарских орденов, неразрывно связана с крестовыми походами, воспоминание о которых больше говорит людям Запада, чем нам, и говорит притом совсем иным языком. Для нас крестоносцы – традиционные враги, начиная от крестового похода против упорно державшихся за свое «язычество» славян в 1147 году, продолжая Ледовым побоищем, которое таки было, несмотря на опровержения некоторых немецких историков, и кончая Грюнвальдом. Слугами дьявола остаются крестоносцы и в памяти греков, которые никогда не простят им захват и разгром Константинополя в 1204 году. Арабов и турок нечего и спрашивать о крестовых походах – ясно заранее, что они ответят. Наконец, евреи с ужасом вспомнят о двух волнах погромов, прокатившихся по городам Франции и Германии в качестве увертюры к первому и второму крестовым походам, и о гибели многих своих собратьев при штурме Иерусалима в 1099 году.

Однако совсем иначе смотрятся крестовые походы с Запада. Отбив в VIII веке прямую атаку ислама, Запад оставался в состоянии перманентной войны с арабами. Ареной военных действий была Испания. Реконкисту считали своим делом не только испанцы; к борьбе подключилось и французское рыцарство, участвовавшее в походах против мавров в 60‑ х и 70‑ х годах XI века, а у стен Толедо в 1085 году сражались и немцы. Ополчение, выступившее на помощь испанцам в 1087 году возглавил граф Раймунд Тулузский, будущий герой первого крестового похода. Действия этих интернациональных бригад XI века в Испании очень метко и правильно называют «крестовыми походами до крестовых походов» – они, по сути, таковыми и были. Одновременно норманны отвоевали у арабов Южную Италию и Сицилию, но поглядывали и дальше, на Восток.

В далеком прошлом оратор Исократ призывал погрязшую в анархии и междоусобицах Грецию объединиться для похода против персов. Но одного призыва Исократа оказалось мало – понадобился военный и организаторский гений Александра Македонского. Европа XI века, раздробленная после распада империи Карла Великого, не смогла породить нового Александра, но она имела то, чем не обладала Древняя Греция – центр мощного духовного влияния. И, поскольку новый Исократ возглавлял этот центр, его призыв оказал магическое воздействие, а не стал гласом вопиющего в пустыне. Папа Урбан II сумел указать Европе общую цель, притом религиозно освященную – не просто поход на Восток, но поход во имя обретения святынь. Речь Урбана II на Клермонском соборе 26 ноября 1095 года вызвала взрыв энтузиазма, захватившего и рыцарей, и простой люд. Что бы ни говорили потом об алчности крестоносцев, о жажде наживы как о главном побудительном мотиве их действий, все же было наверняка в их рядах немало и бедных рыцарей, пододбно тому, которого воспел в своем замечательном стихотворении Пушкин.

После взятия Иерусалима 15 июля 1099 года его номинальным правителем стал патриарх, а фактически – герцог Готфрид Бульонский. «Да будут его кости измолоты в порошок», – снабжает традиционным еврейским проклятием упоминание имени этого герцога автор средневековой хроники Соломон бар Симсон [5]. Современный автор М. А. Заборов то же не преминул отметить, что герцог Бульонский был заядлым антисемитом, во всеуслышание заявил, что намерен отомстить за кровь Христа, пролитую иудеями, и вынудил евреев Кельна и Майнца уплатить ему 1 тысячу марок серебром [6]. М. А. Заборов презрительно называет герцога Бульонского «полной посредственностью», рассказывает о его жестокости, проявленной при взятии мечети аль‑ Акса в Иерусалиме, которую в те времена и называли «Соломоновым храмом», но не умалчивает о том, что он отказался от королевской короны, заявив, что не хочет носить ее там, где Иисус Христос носил терновый венец.

Готфрид Бульонский внезапно умер через год после взятия Иерусалима, 18 июля 1100 года. Первым королем Иерусалимским стал после его смерти его отличившийся меньшей щепетильностью брат Балдуин (Бодуэн; разные наши авторы почему‑ то по‑ разному транскрибируют имена деятелей той эпохи), ранее завладевший богатым армянским городом Эдессой. Мы снова встретимся с герцогом Бульонским в XVIII веке, но в эту просвещенную эпоху семейной традицией станет участие уже не в крестовых походах, а в масонских ложах. Будет учреждена Бульонская ложа Великого Востока, Великим Мастером которой станет сначала герцог Шарль Бульонский, а потом его сын Годфруа. В их среде будет вращаться знаменитый масонский трибун Рамзей, который первым свяжет масонов с крестоносцами. Но все это произойдет позже, гораздо позже [7].

Одной из целей, которые ставили перед собой крестоносцы, было устранение помех на пути паломников к святым местам, однако и после взятия Иерусалима эти пути безопасней не стали. И вот в 1118 году, когда умер король Бодуэн I (или в 1119 году – данные расходятся) группа рыцарей под руководством Гюга де Пена (Гуго де Пейнса) решила принять монашеский обет и создать братство, чтобы сопровождать паломников от побережья до Иерусалима и Вифлеема. По словам архиепископа Гийома Тирского, автора первой полной истории крестовых походов, доведенной до 1184 года, этих рыцарей было девять, и на протяжении девяти лет их число не увеличивалось. Сохранились их имена: Жофруа де Сент‑ Омер, Андре де Монбар (дядя св. Бернара Клервосского), Гундомар, Годфрон, Рораль, Жофруа Бизоль, Низар де Мондезир и Аршамбо де Сент‑ Эньян [8].

Гуго де Пен, «соратник Готфрида Бульонского», как его представляет В. Емельянов, был родом из Шампани; его замок находился в нескольких километрах от города Тура. Из‑ за последующих злоключений ордена имя де Пена начнет обрастать всякого рода измышлениями. А. Селянинов, например, сошлется на масонскую легенду о встрече де Пена в 1130 году с семью еврейскими мудрецами [9], нимало не беспокоя себя вопросом о достоверности масонских легенд. В. Емельянов, в свою очередь, намекает, что де Пен будто бы получил посвящение от «старца горы», то есть главы исмаилитов‑ ассасинов, но заимствует он эту версию от Блаватской, как будто эта религиозная авантюристка такой уж достоверный источник! Блаватская тоже не сама ее придумала: первоисточником в данном случае служит появившаяся в конце XVIII века книга «Могила Жака де Моле», автор которой Каде де Гассикур – масон, входивший в парижскую ложу «Пчела», аптекарь Наполеона. Не знаю, какими лекарствами он пичкал Наполеона, но принимать на веру его исторические микстуры я бы не советовал.

Реальный де Пен был своего рода новатором: выдвинутая им необычная идея соединения в одном лице рыцаря и монаха далеко не всеми сразу была понята и принята. Однако в защиту нового начинания горячо выступил знаменитый энтузиаст крестовых походов аббат Бернар Клервосский (1091‑ 1153), впоследствии причисленный католической церковью к лику святых, а по терминологии советского автора М. А. Заборова «прославленный церковный мракобес» [10]. Св. Бернар, как уже говорилось, был связан с новым орденом родственными узами – его дядя, Андре де Монбар – один из основателей ордена. Идя навстречу пожеланиям де Пена, Бернар Клервосский сочинил целый панегирик в честь воинов клириков, «монахов по духу, бойцов по оружию» [11]. Он оправдывал идею создания нового ордена тем, что «нет такого закона, который запрещал бы христианину поднимать меч» [12]. Как считает немецкий исследователь Генрих Финке, «тесная связь между религией и кровавым воинским ремеслом… имеет две непреходящие заслуги: …она позволила эффективно противоборствовать наступлению угрожающего западной культуре ислама, как на Востоке, так и в Испании, и религиозно углубила рыцарский идеал» [13].

Ища поддержки своему начинанию, де Пен выехал в Европу. В 1128 году в Труа, то есть на родине де Пена, состоялся церковный сбор, на котором под руководством Бернара Клервосского был выработан устав ордена, по словам американского историка Генри‑ Чарльза Ли, чрезвычайно суровый, как у цистерцианцев [14], то есть у того монашеского ордена, который возглавлял Св. Бернар. Особое значение придавалось обету бедности: например, двоим рыцарям полагалось есть из одной миски. Позже, когда шло следствие по делу тамплиеров, кривотолки вызвала печать ордена, на которой изображались двое рыцарей, едущих на одной лошади. Говорили, будто перед одной из битв двое тамплиеров дали разные обеты: один посвятил себя Христу, а другой – «тому, кто сильней», и первый был ранен, а второй нет. С этого де и началась порча» [15]. А печать‑ то всего‑ навсего символизировала братскую взаимопомощь, как и еда из одной миски. Членам ордена были запрещены всякие развлечения: соколиная охота, игра в кости, посещение зрелищ, им нельзя было петь смешное или громко смеяться [16]. Они не смели целовать женщин, даже родную сестру или мать; в своей спальне рыцари должны были держать зажженную свечу, чтобы над ними не взял верх дух тьмы [17].

Разумеется, этот устав, как и все на свете, впоследствии кем‑ то соблюдался, а кем‑ то нарушался. Но вряд ли орден тамплиеров был грешнее других.

Во Франции де Пен имел успех. На орден посыпались дары от графа Тибо де Блуа, графа Фландрского, графа Фулько Анжуйского, графа Шампанского, графа Прованского, от владетелей Тулузы, Иль‑ де‑ Франса, Нормандии, Бретани. Де Пен был принят английским королем Генрихом I, объехал Англию, Шотландию и Фландрию. В 1130 году в орден вступил Раймунд Беренгар III, граф Барселонский. Король Арагона Альфонс I завещал тамплиерам и другим рыцарским орденам треть своего царства. Г. Финке датирует это событие 1131 годом [18], Г. ‑ Ч. Ли – 1133 годом [19]. Однако, добавляет тот же Ли, завещание Альфонса I не было выполнено, и орден получил лишь вознаграждение.

С 1132 года в Арагоне, в Тулузе и в других местах начали появляться постоянные представители Великого Магистра. Провинциальные отделения ордена образовались в Триполи, Антиохии, Франции, Пуату, Англии, Арагоне, Португалии, Англии, Венгрии, но центром деятельности ордена оставалось Иерусалимское королевство. Король Бодуэн II передал им во владение дом, примыкавший к мечети аль‑ Акса. Арабы называли ее также мечетью халифа Омара, а крестоносцы Храмом Соломона. Отсюда и пошло название ордена – храмовники (фр. – тамплиеры). При взятии этой мечети в 1099 году рыцари во главе с Готфридом Бульонским перерезали 10 000 человек. Никакое начинание на месте, где лились такие потоки крови, не могло быть благословенным. Неудачным оказалось уже первое боевое столкновение тамплиеров 5 декабря 1129 года «множество христиан было побеждено небольшим числом язычников» [20]. Впрочем, злой рок тяготел надо всем крестоносным мероприятием в целом.

Гуго де Пен умер в 1136 или 1137 году. Его сын, аббат Тибо, нашел свою смерть, будучи участником второго крестового похода. Земные властители не оставляли своими милостями и преемника де Пена, Роберта Бургундского: но во время его пребывания во Франции в 1138‑ 1139 годах король Людовик VII богато одарил орден, освободил его от налогов и дал ему право беспошлинного провоза товаров. Раймунд Беренгар IV Барселонский, продолжая семейную традицию, передал ордену семь замков – правда, некоторые из них еще предстояло отбить у мавров.

Но главными покровителями ордена были папы. Желая сделать из рыцарских орденов свою собственную армию, они изъяли тамплиеров и иоаннитов из подчинения местной администрации Иерусалимского королевства, как светской, так и церковной. Верховную власть над орденами осуществлял непосредственно римский престол. Папа Иннокентий II на соборе в Пизе в 1135 году назначил постоянный ежегодный налог в пользу тамплиеров, а в 1139 году издал буллу, согласно которой никто не имел права требовать вассальной присяги от Великого Магистра тамплиеров и от братьев‑ рыцарей; члены ордена были подсудны только папе. Целестин II в 1144 году дал им право служить мессу в местностях, объявленных под интердиктом. Во время первого заседания Великого капитула ордена в Париже в 1147 году Евгений III пожаловал им форму – цистерцианский белый плащ с красным крестом. (Позже эту символику использует масон Анри Дюнан, основатель общества Красного Креста). Тот же папа подтвердил постановление Иннокентия II, запрещающее выход из ордена. Наконец, Александр III разрешил тамплиерам владеть поместьями и крепостями, – буллу этого папы, датированную 1163 годом А. Левандовский называет «Великой хартией вольности» тамплиеров.

Но за все эти авансы тамплиеры расплачивались кровью. Особенно велики были их владения на Пиренейском полуострове, но особенно велики и их заслуги в деле реконкисты. В 1144 году они участвовали в первом походе против мавров в Португалии; на Мальорке многие тамплиеры погибли геройской смертью; при штурме Валенсии они в числе первых ворвались в крепость; приняли они участие и во взятии Мурсии. Магистр испанских тамплиеров, впоследствии Великий Магистр ордена Педро Монтегудос сражался в знаменитой решающей битве при Лас Навас де Толоса в 1212 году. Где‑ где, а в Испании и Португалии тамплиеры заслужили право на почет и добрую память.

После того, как сельджуки в 1144 году отбили у крестоносцев Эдессу, началась агитация за новый крестовый поход. Особенно бурную деятельность развернул Бернар Клервосский. Разрабатывались планы грандиозного наступления сразу на трех фронтах: на Пиренейском полуострове, на Востоке и – увы – землях полабских славян. Успех был достигнут только на первом из этих фронтов – английские крестоносцы в 1147 году освободили от мавров Лиссабон. На Востоке же крестоносцев ждала неудача (ранее как и на Эльбе, где предпринятый с благословения папы и Бернара Клервосского поход против западных славян с треском провалился).

В. Емельянов в своей «Десионизации» пишет: в 1148 году Конрад III потерял Дамаск только из‑ за тамплиеров. Подпевает ему и А. Левандовский, по мнению которого поведение тамплиеров под Дамаском в 1148 году «смахивало на прямую измену». И тот и другой черпают свои сведения из одного и того же источника, так называемых Вюрцбургских анналов, утверждающих, будто подкупленные тамплиеры тайно поддерживали Дамаск и покинули войско. И ни тот, ни другой не дают себе труда задуматься над достоверностью этих анналов; ни тот, ни другой не позаботились о том, чтобы хотя бы вкратце описать осаду Дамаска, а не просто диктовать свою ничем не подтвержденную версию неосведомленному читателю.

Во втором крестовом походе в 1147 году приняли участие Французский король Людовик VII и германский император Конрад III. Немецкое ополчение было по дороге разгромлено сельджуками, так что до Палестины добрались лишь его остатки. Главной целью похода было отбить Эдессу, захваченную атабегом Мосула Зенги, главным же и наиболее опасным противником крестоносцев оставался сын Зенги Нур ад‑ Дин. Иерусалимский король ловко использовал распри между сельджукскими князьями и поддерживал Дамаск против Мосула. Однако вновь прибывшие крестоносцы решили обрушиться именно на Дамаск, чему иерусалимские бароны, разумеется, противились.

Посланцы осажденного Дамаска, действительно, не жалели золота (правда фальшивого) для подкупа этих баронов и самого короля, но к тому же Дамаск объединился с Мосулом. Объединение сельджуков, саботаж временных владык Иерусалима, распри между немцами и французами – вот причины, совокупность которых заставила крестоносцев отступить от Дамаска. Спрашивается, зачем же возлагать вину на одних тамплиеров? Выпады Вюрцбургских анналов не были случайны: Мария‑ Луиза Бульст‑ Тиле верно подметила: обвинения шли с Запада, где рост ордена и папские привилегии уже вызывали зависть и вражду к нему. В то же время архиепископ Гийом Тирский (1130‑ 1186), автор обстоятельной истории крестовых походов до 1184 года провел тщательное расследование причин поражения христианского войска под Дамаском. К тамплиерам Гиойм Тирский относился враждебно, писал о них весьма нелицеприятные вещи, – рассказывал, например, как они грабили караваны, но в эпизоде осады Дамаска он их как раз не упоминает [21]. Этот аргумент представляется мне решающим, а даже не тот факт, что Людовик VII, которого Великий Магистр Эбрар де Барр сопровождал в походе, даже после отступления от Дамаска продолжал защищать орден от всех нападок [22]. Людовик VII к концу похода влез в большие долги тамплиерам [23], так что его отзыв исходил от лица в какой‑ то степени зависимого.

Отзывы всегда надо проверять. А то цитирует, например, тот же М. А. Заборов отзыв Конрада Монферратского, относящийся уже к эпохе третьего крестового похода, что тамплиеры «своей завистливостью вредили ему больше, чем язычники» [24], и можно подумать, в самом деле вредили, если не знать (а М. А. Заборов это знает), что Конрад Монферратский конфликтовал с утратившим свое королевство королем Иерусалимским Ги де Лузиньяном, причем Конрада поддерживал французский король Филипп II Август, а Лузиньяна – Ричард Львиное Сердце и тамплиеры. Значит, Конрад и тамплиеры были врагами, а враг о враге далеко не всегда говорит правду.

Летом 1149 года граф Раймунд Антиохийский потерпел поражение от Нур ад‑ Дина. Король Бодуэн III с тамплиерами поспешил на помощь. В боях под Антиохией орден понес тяжелые потери. На Востоке, как и в Испании жертвы тамплиеров щедро вознаграждались: в 1150 году им, как «храбрейшим и опытнейшим в воинском деле людям» была навечно отдана крепость Газа [25], а в 1152 году граф Раймунд II Триполийский передал им развалины захваченной у него и разрушенной Нур ад‑ Дином крепости Тортоза. В 1153 году король Бодуэн II осадил египетскую крепость Аскалон и 16 августа взял ее штурмом. Сорок тамплиеров во главе с Великим Магистром де Тремле, который сменил ушедшего в монахи де Барра, первыми ворвались в город и все погибли в бою.

В 1157 году новый Великий Магистр Бернар де Бланшфор попал в плен, пытаясь пробиться на помощь Бодуэну III, осажденному в крепости Сафед. Через несколько лет тамплиеры получили в дар и эту крепость.

В. Емельянов со злорадством сообщает своим почитателям, что в 1165 году король Амальрик (Амори) I приказал повесть 12 тамплиеров за сдачу крепости в Траниордании, но умалчивает о вышеупомянутых сорока, равно как и о шестидесяти тамплиерах, погибших в 1164 году в битве при Харпле, когда крестоносцы потерпели поражение от Нур ад‑ Дина, и о многих и многих других, которые впоследствии нашли себе смерть в Святой земле. Так, некоторые пишут историю. Надо думать, король Амори I не судил обо всем стаде по нескольким паршивым овцам: своего расположения к тамплиерам он не изменил, и в 1166 году подарил им Амман.

В 1171 году у крестоносцев появился опаснейший противник – курд Салах ад‑ Дин (Саладин), который объединил под своей властью Египет, большую часть Месопотамии и Сирии. В это время Великим Магистром ордена стал Одо де Сент‑ Эньян, как предполагают, сын одного из соратников де Пена. В 1177 году он отличился в битве при Рамле, когда была одержана победа над Салах ад‑ Дином. Но чаша весов склонялась не на сторону крестоносцев: в 1179 году тамплиеры потеряли замок Шатле у переправы через Иордан на границе Галилеи, причем все его защитники погибли. Сам Одо попал в том же году в плен к Салах ад‑ Дину и умер в плену.

Обеспокоенные успехами Салах ад‑ Дина Великий Магистр тамплиеров испанец Арнольдо де Торроха и Великий Магистр иоаннитов отправились за помощью в Европу. Де Торроха скончался в Италии во время этой поездки.

Наступил роковой 1187 год. В мае Салах ад‑ Дини внезапно напал на крестоносцев к северо‑ востоку от Назарета и уничтожил большой отряд, состоявший, в основном из орденских рыцарей. В этом бою погиб Великий Магистр иоаннитов Роже де Муллен. Решающая битва произошла 4 июля при Хаттине. Крестоносцы двигались на помощь осажденной Салах ад‑ Дином Тивериаде. Граф Раймунд III Трипольский советовал остановить войско там, где было много воды. Однако Великий Магистр тамплиеров Жерар де Ридфор сказал: до осажденной Тивериады – всего пять миль. Он убедил короля Ги Лузиньяна, и войско двинулось в путь по жаре, по каменистой безводной местности. В таких условиях ему и пришлось принимать бой, окончившийся плачевно. Погибли сотни рыцарей и тысячи пеших воинов. Король и Великий Магистр попали в плен. В качестве выкупа за короля пришлось отдать Аскалон, за магистра – Газу. 230 пленных орденских рыцарей Салах ад‑ Дин приказал убить, как злейших врагов.

Для А. Левандовского и в этом случае поведение тамплиеров «смахивает на прямую измену». Даже М. ‑ Л. Бульст‑ Тиле, автор явно апологетического сборника биографий великих магистров, признает, что с де Ридфора «нельзя снять вины за поражение христианского войска при Хаттине» [26]. Но разве эта вина изменника? Нет, это то самое «безумство храбрых», которому далеко не всегда следует петь песню.

После этой битвы судьба Иерусалима была решена. Город пал 2 октября 1187 года. Салах ад‑ Дин разрешил христианам покинуть город за выкуп. Тамплиеры и иоанниты повели себя скверно и сначала вообще отказались дать деньги на выкуп бедноты, но потом вынуждены были раскошеливаться. За 14 тысяч золотых были выкуплены 7 тысяч бедняков, однако 15 тысяч попали в рабство – за них не заплатили.

4 октября 1189 года Салах ад‑ Дин одержал новую победу при Акре. В этой битве обрел смерть и де Ридфор.

Тем временем в Европе уже готовился третий крестовый поход. Его героем стал английский король Ричард I Львиное Сердце, который по дороге захватил в 1191 году отложившийся от Византии остров Кипр и тут же продал его тамплиерам за 40 тысяч безантов наличными и 60 тысяч обещанных позже. Однако тамплиеры владели этим островом всего год: со вспыхнувшим восстанием местного населения они справиться не смогли и призвали на помощь Ги Лузиньяна, короля Иерусалимского, оставшегося без Иерусалима.

Династия Лузиньянов правила Кипром до конца XV века. Захват Кипра имел большое значение: этот остров превратился в важнейший оплот крестоносцев в Восточном Средиземноморье. Только благодаря военной поддержке с Кипра они и смогли продержаться на Востоке около столетия [27].

После падения Иерусалима единственной властью на христианском Востоке остались рыцарские ордена [28]. В их семействе вскоре произошло прибавление.

В 1179 году император Генрих VI решил продолжить на Востоке дело своего отца, Фридриха Барбароссы. Но ему тоже не повезло: он умер в Мессине, на пути к цели. Отряды немецких рыцарей, которые прибыли в Акру и захватили Сайву и Бейрут, оставшись без своего главы, через год вернулись домой. Но перед этим произошло одно важное событие: 5 марта 1198 года в замке Тамплиеров в Акре был основан Тевтонский орден.

С самого начала этот орден был тесно связан с тамплиерами. Он следовал уставу тамплиеров, равно как и орден меченосцев, действовавший в Прибалтике [29]. (Два этих ордена объединились в 1237 году. ) Тевтонский орден отличался от тамплиеров своей формой – черный крест на белом фоне вместо красного, – но на всем протяжении XIII века эти ордена постоянно выступали на Востоке единым фронтом – не сравнить с отношениями между тамплиерами и иоаннитами, все время грозившими перейти (и порою переходившими) в открытую войну.

В самой Германии тамплиеры начинают получать владения только на переломе XII и XIII веков. К числу этих владений относился, в частности, Хальберштадт. Тогда же начали признавать значение ордена для заселения их земель и славянские князья – Генрих I Пяст в Нижней Силезии, Владимир Одонич в Великой Польше и Барним в Померании. Тамплиеры получили земли по Одеру, к северу и к югу от Кюстрина, в будущей бранденбургской Ноймарке, в Силезии, Чехии и Моравии. Тамплиерам нужно было привлечь людей на эти земли, построить деревни и города [30].

В первые годы XIII века Боэмунд IV Трипольский с переменным успехом вел борьбу за Антиохию, на которую претендовали армяне. В 1203 году тамплиеры помогли ему отбить нападение армян. В этом бою тамплиеры впервые сражались под вызвавшим потом массу домыслов знаменем Бозан – ни этимология этого названия, ни символика знамени до сих пор толком не объяснены. Знамя представляло собой два сшитых вместе равных по величине квадратных полотнища – белое и черное.

Согласно трактовке В. Емельянова, оно выражало идею дуализма. По мнению М. ‑ Л. Бульст‑ Тиле, белая часть знамени означала дружбу по отношению к христианам, черная – смерть врагам, но та же исследовательница со вздохом отмечает, что в битве, в которой было поднято это знамя, оно было обращено против армян, являющихся также христианами [31]. В дальнейшем, как указывает В. Емельянов, шахматной черно‑ белой мозаикой украшались полы в масонских ложах, а я бы хотел вспомнить о непонятном на первый взгляд шумном успехе знаменитого черного квадрата Малевича. На той же выставке Малевич показал также черный круг и черный крест на белом фоне – последнее было уже прямым воспроизведением только что описанной формы Тевтонского ордена. Знатоки бурно приветствовали старое знамя, но они шли уже на поводу легенды, речь о которой впереди. Тамплиеры XIII века вряд ли вкладывали в свое знамя какой‑ то особо глубокий шифр; я не берусь выдвигать на этот счет какие‑ то свои гипотезы, предпочел бы, чтобы высказались специалисты по средневековой геральдике.

Запятнали себя тамплиеры и участием в позорном четвертом крестовом походе, в разгроме Константинополя в 1204 году. Однако награбленное не пошло впрок: уже через несколько лет тамплиеры потеряли свои обширные приобретения в Греции.

Главным событием пятого крестового похода была осада египетской крепости Дамьетты в 1218‑ 1219 годах. Во время этой осады погиб Великий Магистр ордена тамплиеров Гильом Шартрский.

В 1229 году император Фридрих II Гогенштауфен предпринял на свой страх и риск шестой крестовый поход, будучи отлученным от церкви папой Григорием IX. В 1229 году ему удалось заключить хитрый мир с египетским султаном аль‑ Камилем и добиться уступки Иерусалима. Но тамплиеры оставались верны папе: Великий Магистр Педро Монтегудос отказался подписать договор и не поехал с императором в Иерусалим. Лишь в 1231 году папа утвердил договор Фридриха II и дал рыцарским орденам указание соблюдать его. Позже, когда на тамплиеров задним числом начали вешать всех собак, обвинили их и в том, будто они «предали Фридриха II неверным». На самом же деле они, как мы видели, действовали в строгом соответствии с указаниями папы. Фридрих II, надо сказать, тоже не оставался в долгу: в порядке возмездия он в 1229 году изгнал тамплиеров из Сицилии и конфисковал их владения. Когда конфликт был улажен, он призвал их обратно и вернул им имущество, но не все [32].

В 1239 году состоялся несанкционированный папой так называемый «крестовый поход баронов», поход без номера. Прибытие новых крестоносцев попытались использовать в своих целях для борьбы против Египта властители Дамаска, которые ради укрепления союза снова уступили тамплиерам Сафед – самую большую из крепостей, которыми те владели на Востоке, потерянную орденом во времена Салах ад‑ Дина. Вернув себе эту крепость, орден затратил на ее восстановление огромные средства. Но военное счастье крестоносцам не сопутствовало. Граф Бар‑ ле‑ Дюк, который, не послушав совета магистров, отправился в район Газы, не зная местности, потерпел сокрушительное поражение. Тамплиеры вместе с Тевтонским орденом срочно начали укреплять Яффу и Аксалон. В 1242 году они «отличились», совершив грабительский поход на Наблус, и разрушили этот город, причем перебили всех его жителей! Включая христиан. Возмездие последовало незамедлительно: в 1244 году египетский султан, призвав на помощь хорезмийскую конницу, снова овладел Иерусалимом, а затем разбил крестоносцев к югу от Аскалона. В этой битве погибли Великий Магистр де Перагор и еще 312 тамплиеров.

На какой‑ то момент Западу померещилось, что в борьбе с мусульманами, в которой чаша весов склонялась явно не на его сторону, он может обрести союзника в лице монголов. Сегодня жертвой этой галлюцинации может оставаться лишь Л. Н. Гумилев, монголофильство которого давно перешло границы приличия и здравого смысла и принимает уже патологические формы. У XIII же века есть одно извинение – слабая осведомленность об отдаленных землях. Еще во времена пятого крестового похода папский легат Пелагий, погубивший своим тупым упрямством все мероприятие, завязал переговоры с Чингисханом. В 40‑ х годах союза с монголами домогался сам папа Иннокентий IV, пославший на разведку Плано Карпини, а потом – миссию Ансельмо Асцеллина. С монголами заключили соглашения армянское Киликийское царство и Антиохийское княжество. Дурным примером заразился и французский король Людовик IX, несчастный идеалист, последний энтузиаст крестовых походов, впоследствии причисленный католической церковью к лику святых. Отправляясь в седьмой крестовый поход, он принял в декабре 1248 года на Кипре монгольских послов, а в январе 1249 года отправил встречное посольство с наивной надеждой обратить монголов в христианство и одновременно с «хитрым» политическим расчетом натравить их на арабов и на православную Никейскую империю. За свою наивность и хитрость Людовик IX получил хорошую оплеуху: монголы потребовали от него покорности и дани.

Людовик IX повторил маршрут пятого крестового похода – через Дамиетту на Мансуру. Повторилась и неудача: король со своей армией попал в плен. Защищая короля, погиб 11 февраля 1250 года Великий Магистр тамплиеров Гийом де Соннак. А если верить позднейшим злопыхателям, тамплиеры предали и Людовика Святого!

Одновременно в Египте пришли к власти мамлюки – воины, набранные из числа пленников (главным образом, половецких и русских по тому же принципу, по какому позже в Турции рекрутировали янычар. При новой династии Египет значительно усилился. Этого требовала крайне тревожная обстановка. С Востока грозным валом надвигались монголы. Крестоносцы оказались между двух огней!

Впоследствии христиан Востока, в том числе и тамплиеров, упрекали в том, что они не объединились с монголами против мамлюков. Бросает, разумеется, этот же упрек и монгололиз Л. Н. Гумилев. По его мнению, крестоносцы «упустили шанс». С восторгом описывает Л. Н. Гумилев «желтый крестовый поход» Хулагу‑ хана, который благословил армянский патриарх; с торжеством истинного изувера смакует Л. Н. Гумилев, как «мусульманские мечети горели, а христианские храмы украшались трофеями» [33]. Христианство – второй после монголов пунктик Гумилева. Тамплиеров он, естественно, ненавидит, как «еретиков», и возлагает именно на них вину за уничтожение христианского населения Сирии [34].

Спрашивается, а что должны были делать крестоносцы, которым приходилось выбирать между Сциллой и Харибдой? Никаких оснований для идеализации монголов не было после того, как их орды прошли от Силезии до Венгрии, причем места, по которым они проходили, обращались в пустыни. Это был настоящий смерч, от которого пострадала значительная часть Европы [35]. 9 апреля 1214 года монголы разбили польско‑ немецкое рыцарское ополчение при Лигнице. Орден потерял в этой битве 500 своих братьев; в Венгрии погиб Магистр Жак де Монреаль – могли ли тамплиеры после этого смотреть на монголов, как на союзников? Боэмунд VI, князь Триполи и Антиохи, подчинился Хулагу – и что же? Все равно монголы убивали его подданных и угоняли скот [36]. И правильно сделал папский легат, что отлучил Боэмунда от церкви.

В 1258 году монголы взяли Багдад, в 1259 году дошли до Газы, но в 1260 году их остановил и разгромил мамлюкский военачальник Бейбарс, ставший вскоре после этого султаном. Крестоносцам, в принципе, все равно было, с кем «остаться наедине», как выражается Л. Н. Гумилев, в любом случае они являлись слабейшей стороной. Египет, по крайней мере, был уже давно и хорошо знакомым противником, и ореола непобедимости над собой не имел.

Так или иначе, крестоносцы доживали на Ближнем Востоке последние годы. В 1265 году Бейбарс взял тамплиерскую крепость Сафед, захватил Кесарию и Арсуф; в 1268 году – крепость Бофор, Яффу и Антиохию; в 1271 году – Сафиту и Крак. При защите Сафиты, пишет Г. Финке, тамплиеры в последний раз проявили чудеса храбрости. 150 тамплиеров погибли мученической смертью в плену, отказавшись стать вероотступниками [37] (это предполагаемые вероотступники‑ то! ). В 1281 году преемник Бейбарса Келаун, разъединив монголов и крестоносцев, снова одержал победу над монголами при Хомсе. Тамплиеры не вмешивались: они, как и иоанниты, подписали с Египтом мир на десять лет, который был потом продлен на десять лет. Великий Магистр Гийом де Боже явно был сторонником мира и 15 лет удерживал тамплиеров от борьбы с египетским султаном, вопреки оппозиции в низах ордена. Можно видеть в этом особенность характера де Боже, результат его пребывания в плену или следствие того, что Карл I Анжуйский, с которым он, несомненно, был связан, тоже стремился сохранить хорошие отношения с Бейбарсом – все зависит от точки зрения.

В 1289 году когда мир все же был нарушен, Келаун взял Триполи. При этом погибло много тамплиеров, главным образом, арагонских. 18 мая 1291 года пал последний оплот крестоносцев на континенте – крепость Акра. В этот день геройски погиб Гийом де Боже, доказав тем самым, что к миру он стремился отнюдь не из трусости. Из пятисот защищающих крепость тамплиеров остался в живых какой‑ нибудь десяток. Преемник де Боже, Тибо Годэн, отплыл с ним на Кипр.

Таков был тернистый путь, пройденный тамплиерами за два столетия. Как видим, в их истории бывали всякое, но для того, чтобы выносить ордену окончательный приговор, следует знать ее полностью, а не вырывать из нее лишь «рассказ о двенадцати повешенных», как это делает В. Емельянов, забыв о тех, кто пал на Мальорке и при Аскалоне, при Хариме и Хаттине, при Лигнице и Акре и во множестве других битв. Сами тамплиеры утверждали, что за 180 лет они потеряли в Палестине 20 000 своих братьев [38] – цифра, конечно, завышена, но и реальная, несомненно, достаточно велика. Семеро Великих Магистров погибли в боях – чуть не каждый третий. Даже автор книги с отнюдь не апологетическим названием «Средневековые ростовщики» С. Г. Лозинский признает, что тамплиеры «обнаруживали чудеса храбрости в борьбе с мусульманами» [39]. Пусть читатель судит теперь сам, насколько правильно утверждение журнала «Человек и закон», будто де Моле и де Шарне, взойдя на костер, всего лишь пытались «оставить в памяти потомков хоть какой‑ то героический ореол ордена ростовщиков и развратников». По‑ моему, орден совсем не нуждался в такой жертве для защиты своей репутации, какой она была до того, как на тамплиеров обрушились обвинения в ереси.

С плачевным концом крестовых походов завершилась целая эпоха, а вместе с нею уходили в прошлое, теряли свое значение, а порою и самый смысл своего существования многие ее порождения, в том числе и рыцарские ордена. Зашаталась и власть римского престола, который покровительствовал этим орденам и опирался на них. На смену идее вселенской теократии шла другая – идея национальных государств, одним из носителей которой и выступил, в частности, французский король Филипп IV Красивый (1285‑ 1314).

У французов это имя, похоже, вызывает сложные ассоциации, как у нас – имя Ивана Грозного. С одной стороны, тешит мысль о национальном величии, с другой – с ужасом вспоминается о жестокости и произволе. Первая мысль имеет тенденцию перевешивать, и неудивительно, что многие французские историки оправдывают Филиппа IV. Из них, очевидно, и складывается то «большинство», на которое теперь ссылается В. Пигалев. И в самом деле, есть чем гордиться: той цели, к которой на протяжении более столетия тщетно стремились германские императоры, Филипп IV достиг одним ударом. Доведя в 1303 году хамскими оскорблениями до кончины папу Бонифация VIII, не ко времени размечтавшегося об эпохе Григория VII или Иннокентия III, Филипп IV загнал пап в Авиньон и превратил их в своих марионеток. После унижения папы разгром папского воинства был со стороны Филиппа IV шагом вполне логичным.

Ордена превращались в анахронизм. Этот момент совершенно правильно понят М. ‑ Л. Бульст‑ Тиле, которая пишет: «Интернационализм Ордена тамплиеров, тесные связи его магистров с Англией и Арагоном, как мне кажется, оказали решающее влияние на действия короля против ордена. В национальном государстве для рыцарского ордена, который был создан, когда осознавалась общность христианства и его ответственность, – а сознание это исчезло к концу XIII века – не было больше места» [40]. После падения Акры, подчеркивает также Жорж Лизеран, появилось мнение, что орден тамплиеров бесполезен и не нужен [41]. Снова всплыли старые планы объединения орденов – это предлагал сделать еще папа Григорий Х на Лионском соборе в 1274 году, поддерживали эту идею и последующие папы, вплоть до Бонифация VIII и Климента V. Последний Великий Магистр ордена тамплиеров, печально знаменитый Жак де Моле, писал специальную записку против этого объединения, руководствуясь, как полагает Ж. Лизеран, «чисто эгоистическими мотивами» [42]. Нужно, однако, учитывать, что во времена де Моле существенно видоизменилось и содержание идеи объединения: теперь ее поддерживал Филипп IV, намереваясь лично встать во главе объединенных орденов и таким образом прибрать их к своим загребущим рукам. С этой целью Филипп обратился с просьбой принять его в почетные члены Ордена тамплиеров, но де Моле отказал ему на том основании, что Устав ордена запрещает прием царствующих особ [43]. Де Моле разгадал планы Филиппа IV, но своей проницательностью, возможно, как раз и подписал себе смертный приговор.

А. Левандовский, стоя целиком на стороне Филиппа IV, пытается подвести под свою позицию марксистский базис и призывает себе на помощь цитату из Ф. Энгельса, согласно которой власть династии Капетингов во Франции «была представительницей порядка в беспорядке, представительницей образующейся нации в противоположность раздроблению на бунтующие вассальные государства». В данном случае эта цитата не вполне уместна, равно как и хромающая на обе ноги историческая параллель А. Левандовского, сравнивающего борьбу Филиппа IV против тамплиеров с борьбой Петра I против стрельцов. Орден тамплиеров имел строго иерархическое, централизованное устройство, отличался сплоченностью и дисциплинированностью, члены его, как писал еще Бернар Клервосский, не следовали собственной воле, а повиновались приказам, так что тамплиеры нимало не напоминали анархическое воинство стрельцов и отнюдь не были «представителями беспорядка». Нет, они тоже представляли порядок, и притом весьма строгий, но, как уже говорилось, отживающий. Новые историки полагают, что орден хотел перенсти свой центр с Кипра во Францию и создать надгосударственную республику, причем по отношению к ней употребляется термин «синархическая» [44]. Такого государства в государстве Филипп IV у себя потерпеть, разумеется, не мог.

Существуют и иные версии, касающиеся причин процесса тамплиеров. Так, по мнению С. Г. Лозинского, на мой взгляд, менее верному, чем высказанные выше, «единственным мотивом», которым Филипп IV руководствовался в своей политике по отношению к тамплиерам, была «низкопробная корысть, стремление овладеть чужим богатством. Так действовал он по отношению к евреям, так он и поступил с тамплиерами» [45]. С. Г. Лозинский имеет здесь в виду изгнание евреев из Франции за год до дела тамплиеров. Филипп IV, действительно, нуждался в средствах и пошел для этой цели на порчу монеты, чем заслужил прозвище «Фальшивомонетчика» и вызвал бунт населения в том же 1306 году. На тамплиерах, как и на евреях, было чем поживиться, но вряд ли корысть в данном случае была главным, тем более единственным мотивом, хотя и она, конечно, играла свою роль, особенно после неудачной попытки захватить богатую Фландрию в 1302 году.

Владения тамплиеров были действительно, весьма обширны. Во всем христианском мире они владели, по данным 1244 года девятью тысячами замков, но это далеко не рекорд: их соперники имели 19 000 замков [46]. Но в области коммерческих операций тамплиеры отличались не меньше, чем на полях битв.

Орден тамплиеров очень рано взял на себя задачу перевода денег с места на место, причем перевод этот часто носил лишь бумажный характер. Построив флот, тамплиеры за приличное вознаграждение переводили паломников из Европы на Восток и обратно. Не брезговали они и спекуляцией, в частности, хлебом. Накопив средства, они занялись ростовщичеством, стали ссужать деньгами знатных пилигримов. Как уже говорилось, в долги к ним в конце крестового похода залез французский король Людовик VII. В чрезвычайных обстоятельствах светские и церковные феодалы отдавали на хранение тамплиерам свои ценности. Так казна короля Филиппа II Августа хранилась в парижском замке Тампль, а управлял ею на протяжении 25 лет казначей ордена Эмар, преемником которого был опять тамплиер Жан де Милли [47]. Английский король Иоанн Безземельный хранил одно время у лондонских тамплиеров свои драгоценности, а позже – и королевскую печать. С 1261 по 1272 год у тамплиеров хранилась английская корона [48]. Людовик IX Святой хранил у тамплиеров не только свою казну, но также образцовый ливр и важнейшие государственные документы, например, оригинал договора с английским королем Генрихом III [49]. Словом, финансовая зависимость французских королей от тамплиеров была давней традицией, насчитывала ко времени Филиппа IV уже добрых полтораста лет, и какие чувства обуревали в связи с этим Филиппа IV вполне понятно.

Задумав недоброе против ордена, французский король нуждался в поводе для открытия военных действий. Исторический прецедент имелся: удар по сепаратизму графов Тулузских был нанесен благодаря крестовому походу против альбигойцев. Но там в самом деле речь шла об искоренении «ереси», а здесь? А здесь, если ереси и не было, то ее нужно было придумать, а чтобы особо не напрягать фантазию, ересью можно было воспользоваться той же самой, тем более, что тамплиеры во время альбигойских войн помогали графу Тулузскому в его борьбе против Симона де Монфора; правда, они руководились при этом не симпатиями к ереси, а примером короля Арагона, Педро Католика, находившегося в родстве с графом Тулузским [50] и погибшего в 1213 году, сражаясь против крестоносцев (! ).

В. Емельянов рассказывает в своей «Десионизации» жуткую детективную историю о том, как осенью 1305 года Филипп IV получил письмо от управляющего своего замка в Лангедоке. Из письма явствовало, что некий Скин де Флориан, осужденный на смерть, просит даровать ему жизнь и готов открыть за это «страшную тайну тамплиеров». Так будто бы закрутилось дело. В. Емельянов в данном случае выдает за истину легенду, имеющую с действительностью мало общего.

Как пишет Г. ‑ Ч. Ли, вся эта история есть плод досужей фантазии [51]. Скин де Флориан, выходец, а точнее, проходимец из Франции, подвизавшийся, между прочим, в палачах, впервые появился со своей «страшной тайной» не у Филиппа IV, а в Лериде, у короля Арагона Хайме II [52], но тот, памятуя о заслугах тамплиеров в битве за отвоевание Испании от мавров, не оценил по достоинству тоску бродячей собаки, искавшей, какому бы хозяину кого‑ нибудь продать, и отмахнулся от нее. М. И. Крюк фон Потурцин полагает, что Флориан был подослан знаменитым сподвижником Филиппа IV Г. Ногаре [53], но книга этого автора носит явно апологетический характер по отношению к тамплиерам, построена на масонской легенде, так что утверждения, содержащиеся в ней, часто сомнительны. Доносчиков во все времена хватало, редко возникала необходимость специально их организовывать, все решало отношение к доносам. В Арагоне донос брезгливо отбросили, зато во Франции он пришелся как нельзя кстати.

До сведения Филиппа IV донос Флориана довели осенью 1305 года. Он немедленно познакомил с этими сведениями новоизбранного папу Клемента V, бывшего ранее епископом Бордо, человека, по словам А. Левандовского, «слабого, корыстолюбивого и склонного к наслаждениям». Серьезной оппозиции «железному королю» такой человек составить, конечно, не мог.

В 1307 году на свидание короля и папы в Пуатье был приглашен последний Великий Магистр тамплиеров Жак де Моле. Он был родом из бургундских дворян, из района города Безансон, занял высшую должность в ордене в 1293 году, а всего в его рядах до своего ареста провел 42 года, участвовал в последних боях за Акру, был магистром Англии. Приглашение застало его на Кипре. Он быстро отправился во Францию и прибыл в Пуатье раньше короля в апреле 1307 года. Вполне вероятно, что папа предупредил де Моле о выдвигаемых Филиппом IV против ордена обвинений в ереси. Но де Моле отнесся к этим обвинениям недостаточно серьезно или был обманут внешним благорасположением короля и его семьи. Еще накануне своего ареста, 12 октября, он присутствовал на погребении жены Карла Валуа.

Наступило 13 октября 1307 года «самый черный день в мировой истории», по выражению немецкого церковного историка Деллингера [54]. В этот день по всей Франции были произведены массовые аресты тамплиеров. В замке Тампль их в тот момент находилось 138, но из них лишь 14 рыцарей [55], остальные – сервиенты. Всего во Франции, как предполагают, было около двух тысяч тамплиеров и одна‑ две тысячи вне Франции, в том числе 300‑ 400 в Арагоне, 118 на Кипре и 70 в Провансе, – итого три‑ четыре тысячи вместе с сервиентами, из них рыцарей – менее тысячи [56].

Обоснованием для ареста служил приказ Филиппа IV от 14 сентября 1307 года, опубликованный Ж. Лизераном в его «Досье дела тамплиеров» [57]. В этом приказе были перечислены следующие «прегрешения» тамплиеров: отречение от Христа при приеме в орден, непристойные поцелуи, «болгарский» грех против природы, а также обычай обвязывать тело под рубашкой шнурком, который следовало носить до конца жизни. Такие шнурки якобы висят на шее идола, изображающего человека с большой бородой, но о существовании этого идола знают лишь высшие чины ордена. Приказ разрешал в ходе дознания пытки.

Особенностью средневекового судопроизводства по такого рода делам было то, что обвиняемый бывал осужден уже заранее [58]. В данном случае, тем более что приказ был подписан королем: не мог же ошибаться сам король! Следствие имело перед собой лишь одну задачу: добиться от обвиняемого признания всех пунктов обвинения в полном объеме – и получало в свои руки весьма эффективные средства для достижения каких угодно признаний. Пытки вошли в обиход инквизиции в середине XIII века и в 1307 году применялись уже, что называется, на всю катушку, и это даже протоколировалось [59].

При этих условиях неудивительно, что из 138 тамплиеров, допрошенных следствием в Париже в период с 19 октября по 24 ноября, лишь четверо не признали своей вины [60]. О методах работы следствия можно судить по тому факту, что 36 тамплиеров умерли под пытками [61]. Крюк фон Потурцин подчеркивает, что основную массу допрашиваемых составляли сервилиты, которые не могли знать тайн [62], но, увы, «кололись» и высшие чины: Жофруа де Шарне, прецептор Нормандии, показал, будто при приеме в орден ему сказали, что Христос – лжепророк и не бог. Гюг де Перод, соперник Жака де Моле, тоже признал, что отрекался от Христа и поклонялся идолу в Монпелье. И, главное, признался сам Жак де Моле! [63] Это вызвало большой скандал, который еще более усилился, когда де Моле публично повторил свое признание перед Парижским университетом 25 октября и послал письмо другим тамплиерам, советуя им признаться, как признался он. Эти признания, считает Ж. Лизеран, погубили орден в глазах общественного мнения и определили весь дальнейший ход событий: сколько бы ни говорилось потом в защиту ордена, сколько бы ни отрекались потом обвиняемые от своих показаний, исправить первоначальный эффект было уже нельзя [64].

Чем же объяснить такое поведение де Моле? Пытками? Но даже авторы явно апологетических работ, написанных с целью оправдания тамплиеров и очищения их от обвинений в ереси, категорически утверждают, что де Моле не подвергали пыткам [65]. И лишь такой неумеренный поклонник тамплиеров, как Крюк фон Потурцин, продолжает верить в легенду о магистре, потрясающим своими ранами.

Де Моле проявил малодушие, самое обыкновенное малодушие, обескуражил своих подчиненных и пустил под откос весь процесс. Кто знает, как сложилось бы дело, поведи он себя иначе. Тамплиеры привыкли повиноваться старшему, а старший‑ то их и подвел. Почему? Если пытки к нему не применялись? Но надо помнить, что в те времена следствие обычно действовало по методу эскалации: сначала угрожали пыткой, потом показывали орудия, потом начинали с «легких» пыток и только потом пускали в ход все средства [66]. Де Моле мог сломаться не под пытками, а от одной только угрозы пыток. Не к его чести, конечно, но и не к чести следователей.

Тамплиеры надеялись на папу. Надеялись зря: не тот это был человек, который смог бы противостоять Филиппу IV. Но папа все же действительно, пытался спасти тамплиеров: он уволил инквизиторов и объявил процесс недействительным, хотя сам же 22 ноября 1307 года издал буллу с требованием ареста тамплиеров в Англии, Арагоне и других странах. В декабре папа прислал двух кардиналов для контроля за следствием, и, ободренные этим де Моле и Перод, отказались от своих признаний и посоветовали другим сделать то же [67]. Метания де Моле свидетельствуют о его явной растерянности: позже, в ноябре 1309 года он дважды отказывался выступать в защиту ордена, ссылаясь на то, что он «человек неграмотный и бедный», требовал предоставить ему более квалифицированного защитника, а в марте 1310 года соглашался говорить только перед самим папой [68].

Папа изо всех своих слабых сил старался вырвать дело из цепких лап французского короля. 27 июня 1308 года ему удалось добиться передачи 72 французских тамплиеров церковным властям. Несколько позже он издал буллу о расследовании дела и о предоставлении французской инквизиции свободы действий. Все эти 72 тамплиера, согласно папской булле, признались, но 30 протоколов в деле отсутствует [69]. Слово «инквизиция» в данном случае не должно пугать и вводить в заблуждение: Г. Финке считает роковым для французских тамплиеров именно то обстоятельство, что они не попали в руки чисто церковной инквизиции [70], то есть такой, которая не зависела бы от Филиппа IV.

Именно такая церковная комиссия во главе с архиепископом Нарбоннским начала работать в Париже в ноябре 1309 года. Ей было предписано действовать мягко, без применения пыток и подготовить материалы и рекомендации для предстоящего церковного собора. И результаты, разумеется, вышли совсем иными: комиссия не обнаружила у подсудимых, как пишет А. Левандовский, ни идолов, ни тайного устава, ни еретических сочинений.

Рыцари воспрянули духом. В феврале 1310 года более 600 тамплиеров выступили в защиту своего ордена. Речь шла только о спасении его чести [71]. Вообще, разительно менялась картина, как только дело переходило от светских к церковным властям и переставали применять пытки. Например, на допросах в Нимском епископате в 1310 году из 26 ранее признавшихся во всем тамплиеров все кроме двух высказались за невиновность ордена. В 1311 году все они под пытками опять признались [72].

Но 1310 год стал решающим. Вспышка сопротивления была жестоко подавлена. Наряду с папской церковной комиссией действовала французская инквизиция, где у Филиппа IV были свои ставленники. Особенно свирепствовал архиепископ Санский, приходившийся братом королевскому министру Мариньи. 12 мая 1310 года он сжег в Париже 54 упорствующих тамплиера. Среди них был Радульф Френуа, Анри д’Англез, Гальтер де Бюллен, Госеран де Бюри, Ги и Мартен де Нис, Жак де Санс, Лорин де Бельно. Они умерли мужественно, отказываясь от прежних признаний [73].

Чтобы надавить на папу, Ногаре начал подготавливать дело по обвинению в ереси бывшего папы Бонифация VIII. Несомненно, и в этом случае подручные Филиппа IV нашли бы и научные доказательства, и свидетелей. И Клемент V сдался: он дал новый приказ об аресте тамплиеров в Англии, Португалии и Венгрии и теперь уже он требовал, угрожая земными и небесными карами, чтобы обязательно применялись пытки.

В октябре 1311 года во Вьенне собрался церковный собор. Мнение на нем опять‑ таки склонялось сначала в поддержку выводов церковной комиссии. Поразив весь город, на его улицах появились семеро рыцарей в одеяниях запрещенного ордена и выступили в его защиту от имени якобы затаившихся в окрестных лесах двух тысяч тамплиеров. Смельчаков арестовали. Филипп IV снова использовал испытанное средство давления на строптивых церковников – Генеральные штаты. Их поддержка должна была показать, что за королем стоит вся нация. И тогда Клемент V окончательно капитулировал: 3 апреля 1312 года папская булла положила конец двухсотлетнему существованию Ордена тамплиеров.

А 18 марта 1314 года (в день провозглашения Парижской Коммуны) в Париже, на так называемом Еврейском острове (это самая западная точка Ситэ, на которой сжигали евреев; теперь на этом месте стоит памятник Генриху IV, королю, прославившемуся своим гуманизмом и веротерпимостью) взошли на костер Великий Магистр Жак де Моле и прецептор Нормандии Жофруа де Шарне. Они могли сохранить жизнь, если бы по‑ прежнему стояли на позиции признания своей вины. Но они вдруг заявили о своей невиновности: такие заявления в те времена расценивались как «вторичное впадение в ересь» и означали прямую дорогу на костер. Сделав этот решительный шаг, вожди тамплиеров вовсе не пытались «оставить в памяти потомков хоть какой‑ то героический ореол ордена ростовщиков и развратников», нет, они искупали собственную вину перед орденом, казнили сами себя за проявленную на следствии слабость, доказывали, что мужество еще не совсем их покинуло. Они предпочли страшную смерть позорной жизни.

В. Емельянов кончает свой рассказ о тамплиерах легендой, будто Жак де Моле из пламени призвал за собой на суд божий Филиппа Красивого, Гийома де Ногаре и папу Клемента V. Гийом де Ногаре неожиданно умер весной 1313 года. Его незачем было звать. А папа Клемент V и король Филипп IV, действительно скончались в том же году, один 20 апреля, другой 29 ноября.

На казни де Моле и де Шарне присутствовал сочувственно относившийся к тамплиерам Боккаччо. Великий Данте осудил в своих бессмертных стихах Филиппа IV, как «нового жестокого Пилата». А ученые люди нашего времени говорят: так и надо было…

Недруги тамплиеров из числа современных авторов никогда не рассказывают о судьбах ордена за пределами Франции. А это небезынтересно знать для полноты картины и для окончательного вывода.

В Наварре с тамплиерами поступили, как во Франции, но там правил сын Филиппа IV. Вообще, Г. Финке подметил одну закономерность: вина тамплиеров была признана только на территориях, более тесно связанных с Францией, таких, как Прованс и Неаполь, или с папством, как церковное государство и Тоскана. Эта факты говорят сами за себя [74].

В Англии король Эдуард II провел аресты тамплиеров и конфискацию их имуществ в начале 1308 года только после получения приказа папы. Было допрошено около 50 тамплиеров, но ни один из них не признал своей вины. Пытки в Англии были неслыханным средством, но папа, которому выкручивал руки Филипп IV, начал выкручивать их английскому королю. Тому, скрепя сердце, пришлось уступить, но «признания» удалось вырвать лишь у троих человек. Вожди английских тамплиеров Уильям де ла Мор и Химберт Бленк держались твердо, не в пример де Моле [75]. Шотландия вообще оказалась вне пределов досягаемости, так как она вела в это время освободительную войну против Англии. Тамплиеры, скрывшиеся в Шотландии, отличились в этой войне: в память о помощи, оказанной ими вождю шотландцев Р. Брюсу в решающей битве при Баннокберне в 1314 году впоследствии был учрежден орден святого Андрея [76].

В Германии в 1308 году была создана следственная комиссия из шести архиепископов плюс представители из Риги и Упсалы. В 1310 году группа из 37 тамплиеров выступила в защиту ордена перед синодом в Майнце и добилась оправдательного приговора. Особенно жестоко преследовавший тамплиеров архиепископ Магдебургский Бурхард поссорился из‑ за этого с курфюрстом Бранденбургским и был вынужден под его давлением освободить арестованных во главе с прецептором Бранденбурга Фридрихом фон Альвенслебеном, который, после осуждения ордена папой, был принят в ряды иоаннитов в том же ранге вместе со своими товарищами [77]. В Риге в 1307 году местный архиепископ попытался под шумок обвинить в ереси Тевтонский орден, но гроссмейстеру Карлу Беффарту удалось отвести обвинение [78].

В Италии не был сожжен ни один тамплиер [79]. Архиепископ Равенны отказался применять пытки. В 1310 году собравшийся в Равенне синод оправдал тамплиеров. Во Флоренции (то есть в вышеупомянутой Тоскане) архиепископ Пизы допрашивал 13 тамплиеров, из них шестеро признались на четвертый год после пыток. На основании показаний этих шести флорентинцев автор Луазлер попытался в 1872 году воссоздать «тайное еретическое учение» тамплиеров [80]. Интересно, если растянуть самого Луазлера, какую ересь можно было бы вытянуть из него?

В Арагоне король Хайме II издал приказ об аресте тамплиеров 1 декабря 1307 года. Тамплиеры заперлись в своих семи замках, которые пришлось долго осаждать. Наконец, весной 1310 года в Лериде началось следствие. Все тамплиеры полностью отрицали свою вину. Законы Арагона, как и английские, не признавали пыток. В 1311 году под давлением папы были все же проведены допросы с применением пыток. Арагонские тамплиеры продолжали стоять на своем. Наконец, собор в Таррагоне 4 ноября 1312 года вынес решение, которое запрещало кому‑ либо бесчестить тамплиеров. Другого столь блестящего оправдательного приговора тамплиерам не было нигде [81].

В Кастилии ни один тамплиер не признался, и в 1310 году в Саламанке им был вынесен оправдательный приговор. Уникально сложилась судьба тамплиеров в Португалии: король Диниз, покровитель наук и искусств, основатель университета в Коимбре, не дал тамплиеров в обиду: в 1319 году на основе прежнего ордена тамплиеров был создан новый орден Христа. Магистром этого ордена спустя сто лет стал инфант Генрих Мореплаватель, пионер эпохи великих открытий.

Наконец, на Кипре, тогдашнем центре ордена, из 60 допрошенных тамплиеров разных наций не признался ни один. Обвинители и здесь потерпели поражение [82].

Итак, по всей Европе, за исключением Франции, вина тамплиеров осталась недоказанной. И все же, когда появилась папская булла 1312 года, вся Европа кинулась хватать выморочное имущество. Началась невероятная сатурналия грабежа [83]. Только на Кипре имущество тамплиеров было полностью передано иоаннитам, а в других странах в разграблении приняли участие и Эдуард II Английский и Роберт Неаполитанский, и монашеские ордена. На Пиренейском полуострове иоаннитам досталась лишь часть бывших тамплиерских владений в Арагоне, остальное по решению папы получил местный рыцарский орден Калатрава. В Кастилии король передал владения тамплиеров другому местному ордену Алькантара. Одна Португалия сохранила чистые руки: она спасла своих тамплиеров, сменив вывеску их ордена.

Пора подводить итоги. Правильно или неправильно был осужден орден? Была она или не была, наконец, эта «тамплиерская ересь», и если да, то в чем она заключалась?

С моей стороны, нет больше ереси, чем верить показаниям, данным под пыткой, и делать на этом основании какие‑ то выводы. Грош цена этим выводам и полгроша – моральному облику «ученого», который предается такого рода занятиям.

И главное, никак не могут договориться «ученые», о какой же именно ереси шла речь? Вышеупомянутый Луазлер приписывал тамплиерам люциферианство (даже В. Емельянов не считает возможным утверждать это всерьез), Хаммер сближал их с гностиками и офитами; Миньяр – с манихеями и катарами. Пруц, чтобы выпутаться из противоречий, придумал смесь катаризма и люциферианства, а по мнению А. Селянинова, орден испытал на себе влияние исмаилитов‑ ассасинов. На поводу у Селянинова пошел и В. Емельянов, совсем позабыв, при всем своем антихристианстве, что нельзя верить ни единому слову христианского фанатика (а Селянинов как раз из них), когда тот говорит о других религиях и ересях.

А. Н. Веселовский, известный русский исследователь фольклора, верил в вину тамплиеров. По его мнению, «если даже вычесть многое, вынужденное страхом или непониманием и клеветой, обвинение в ереси останется во всей силе» [84]. Изучив материалы дела, он пришел к выводу, что «богомильский элемент был одним из существенных в их ереси». Веселовский ссылается при этом на надругательство над распятием, якобы требовавшееся от каждого при вступлении в орден, принимая на веру вырванные под пыткой показания об «отречении от Христа». Сближает богомилов и тамплиеров, по Веселовскому и особое почитание апостола Иоанна, с первых слов Евангелия которого начиналась обедня храмовников (как в позднейшие времена – заседания масонских лож), отступавшее в данном случае от римско‑ католического обихода. Пояс изо льна или шерсти, символ целомудрия, опять‑ таки напоминает Веселовскому богомилов. Разумеется, добавляет он, «народное воображение и здесь постаралось сделать картину как можно мрачнее». Тамплиеров, как и катаров, обвиняли в тайном распутстве, в ночных сборищах, в поклонении демону в образе кота и т. п. (когда‑ то подобные же обвинения сыпались на первых христиан – народное воображение всегда стояло на одинаковой высоте; официальная церковь потом, забыв о собственном прошлом, приписывала те же грехи сектантам). Особенно много говорили о поклонении идолу Бафомету, имевшему якобы вид головы, то красного цвета, то серебряной с позолотой, с числом лиц от одного до трех, с серебряной или белой бородой. Веселовский понимал, что народное суеверие «смешало образы и дало смешению демонический колорит». Рубя сук под собственной версией, он наивно писал: «Эта галлюцинация действует заразительно и на самих подсудимых: они сами начинают убеждаться в действительности того, в чем их обвиняют». Но ученому‑ то следовало бы не поддаваться не только второстепенным галлюцинациям, но и основной – гипнозу обвинения, тяготевшего над тамплиерами.

Катаров и богомилов в связи с тамплиерами поминают явно всуе. Поясню, почему.

Появление этих ересей в Европе явилось следствием цепной реакции, первоначальный толчок которой был дан в III веке в Персии религиозным реформатором Мани, который сконструировал собственную синкретическую религию из элементов христианства, маздеизма и буддизма. Четко прослеживалось в ней и влияние гностиков. Г. ‑ Ч. Ли следующим образом характеризует эту религию: «Из всех ересей, с которыми приходилось бороться церкви первых веков, ни одна не возбуждала столько опасений, как манихеизм. Мани так искусно соединил древне‑ персидский дуализм не только с христианством, но и с гностицизмом и буддизмом, что его учение нашло себе последователей как в высших, так и в низших классах… Церковь инстинктивно почувствовала, что перед ней выступил новый и чрезвычайно опасный враг… Среди многочисленных указов императоров – и христиан и язычников – наиболее суровыми и жестокими были указы против манихеев» [85]. Здесь надо сказать, что вся история манихейства это сплошная цепь преследований. Новое учение пришлось не по нраву уже ортодоксальным маздеистам, и по приказу первосвященника Картира самого Мани уморили в тюрьме в 277 году. Маздеисты, правда, имели основания на Мани, так как он «лишил древний маздеизм его жизненности, приписав началу зла полную власть над всем видимым миром» [86]. Под влиянием гностических умозрений Мани изменил это учение, отождествив добро с духом, а зло с материей. Г. ‑ Ч. Ли почему‑ то считает это положение «более тонким и более философским», но признает, что оно «неизбежно вело к пессимизму и крайностям аскетизма» [87].

Позже в глазах манихеев, Мани затмил новый учитель – Павел. (Не апостол). С названной по его имени сектой, укрепившейся на границе с Ираном, Византии пришлось воевать с VIII по IX век. По учению павликиан, в мире борются два равносильных начала. Иегова Ветхого Завета – это Сатана, а пророки и патриархи – его темные слуги, и поэтому надо отвергнуть все книги Ветхого Завета. Новый Завет является истинным Священным Писанием, но Христос был не человеком, а призраком [88]. В отношении к Ветхому Завету и в докетической трактовке явления Христа сразу бросается в глаза полное сходство со взглядами знаменитого гностика Маркиона. Кроме того, павликиане заимствовали через манихеев индо‑ буддийское учение о переселении душ как о вознаграждении добрым и наказание злым.

В 970 году император Иоанн Цимисхий переселил множество павликиан с восточной границы во Фракию. В результате та же ересь под именем богомильства широко распространилась среди болгар и других южных славян. В Западной Европе сторонников этой ереси называли катарами («чистыми»), но истинный ее очаг находился к Востоку от Адриатики, в славянских землях [89]. Для ее искоренения венгры предприняли в 1234 году крестовый поход, залили кровью и огнем Боснию, но цели своей не достигли. В конце XIV века катаризм сделался в Боснии государственной религией и лишь позже был вытеснен исламом.

Из Боснии катаризм проник в первой половине XI века в Ломбардию, и она стала центром его распространения по всей Европе. В середине XIII века две трети европейских катаров приходились на долю Северной Италии. Их центром был Милан [90].

От Северной Италии заразилась Южная Франция. Во Франции катары были известны под именем альбигойцев, от названия южнофранцузского города Альби. В 1209 году против альбигойцев по указанию папы Иннокентия III был предпринят крестовый поход. Борьба здесь затянулась на 20 лет.

Некоторые авторы склонны оправдывать крестовые походы против альбигойцев, руководствуясь недоброжелательными чувствами по отношению к евреям. Такую позицию занимал, например, А. Селянинов, именующий вслед за Мишле Лангедок французской Иудеей и цитирующий различных западных церковных авторов, согласно которым «к XII веку евреям окончательно удалось завладеть Провансом, Гиенью и Лангедоком, где они… посредством альбигойского масонства (! ) совратили многих христиан» [91]. Но с Селянинова, как говорится, взятки гладки: он исходит из того основного тезиса, что именно евреи «трудились над разжиганием всех ересей, где бы таковые не появлялись» [92]. А. Розенберг, главный теоретик НСДАП, которого трудно заподозрить в симпатиям к евреям, выдвигает в своем «Мифе ХХ века» совсем иную концепцию: средневековые ереси были попытками «арийского духа» освободиться из‑ под тяжести навалившегося на него «азиатского христианства». Я думаю, и без того сложный вопрос о сущности ересей вряд ли следует еще более запутывать такого рода концепциями, привносить в него свои национальные симпатии и антипатии. Но я был крайне удивлен, когда в советском журнале «Природа» (1981, номер 9) прочел статью ученика Л. Н. Гумилева Ю. М. Бородая «Этнические контакты и окружающая среда». Возмущение и отвращение вызвала у меня попытка Бородая оправдать крестовые походы против альбигойцев «негативным характером» манихейской идеологии и опять‑ таки тем, что в Южной Франции выходцы из иудеев составляли значительную часть дворянства.

Напутствуя крестоносцев, папский легат Амальрик говорил: «Убивайте всех, бог разберет своих». Подвернись тогда этим крестоносцам Селянинов или Бородай, не сносить бы им головы, сколько бы ни защищались они своими писаниями.

Г. ‑ Ч. Ли тоже пишет, что ни в одной другой христианской стране евреи не пользовались такими привилегиями, как на юге Франции. Они могли владеть там землею, их принимали на государственную службу, их синагоги процветали. Некто Калоним держал в аренде огромные земли местных князей и не боялся никого. Мы находим евреев‑ собственников в Лангедоке до самого конца XIII века, то есть и после альбигойских походов [93]. Но тот же Ли отмечает, что «юг Франции являл в эту эпоху почти единственный в средние века пример веротерпимости. Чувство национального единства было здесь развито сильнее религиозного фанатизма». И задавали тон этому именно катары, к чести которых Ли считает необходимым сказать, что им «вполне был чужд дух преследования» [94].

Основные положения учения катаров были те же, что у павликиан. Они тоже отрицали Ветхий Завет, считали, что он находится в явном противоречии с Новым Заветом, что Богу приписывается в нем жестокость и лживость. Законы Моисею, одному из величайших грешников, как считали они, дал Сатана, создавший видимый мир. Римскую церковь они ненавидели и называли синагогой Сатаны [95].

Объяснение быстрому распространению и стойкости этого учения, как полагает Ли, «надо искать в том обаянии, которое производит дуализм – антагонизм вечных начал добра и зла – на умы тех, кто считает существование зла несовместимым с верховным владычеством бесконечно доброго и бесконечно могущественного Бога. Когда же к дуалистическому учению прибавляется учение о переселении душ… то легко прийти к убеждению, что найдено удовлетворительное оправдание людскому страданию, и понятно, что в эпоху, когда страдания эти были почти общим уделом, как это было в XI и XII веках, люди были склонны объяснять учением дуализма происхождение зла» [96].

Учение о переселении душ было взято из Индии. А священное одеяние Совершенных у катаров, несомненно, было заимствовано у маздеистов: в него входил кусти‑ пользи – цилиндрический пояс из 72 белых шерстин, три раза обхватывающий талию, и садре – белая рубашка с длинными рукавами и маленьким карманом у ворота [97]. Такую одежду и такие шнуры с детства носят и современные индийские парсы.

«Никакое другое вероучение, – пишет Ли, – не может дать нам такого длинного списка людей, которые предпочитали бы ужасную смерть на костре вероотступничеству. Если бы было верно, что из крови мучеников родятся семена церкви, то манихеизм был бы в настоящее время господствующей религией Европы» [98].

И именно к катарам, еретикам, особенно прославившихся жаждой мученичества, Миньяр, издевательски пишет Ли, притягивает тамплиеров! Если бы орден имел достаточно охоты и убеждения для того, чтобы организовать и распространить новую ересь, то, несомненно, в нем нашлось бы, по крайней мере, несколько мучеников, как это было во всех еретических сектах. Но этого не произошло, и историкам пришлось выдумать ересь, последователи которой вместо того, чтобы страдать, защищая свою веру, соглашались десятками идти на костер, лишь бы им не приписывали ее [99].

Примерно так же рассказывает и Г. Финке. «Можно спокойно сказать, – пишет он, – что по отношению к еретикам средневековья совершают несправедливость, когда к ним приравнивают тамплиеров, ибо в данном случае отсутствует хоть какое‑ нибудь внутреннее убеждение, не говоря об одушевлении, хоть какое‑ нибудь чувство долга и героизма [100]. Вывод Ли абсолютно правилен: «В ордене не было никаких следов катаризма» [101].

С отношением тамплиеров к катарам, я думаю, и так уже вовсе ясно. Но все же добавлю еще одну пикантную подробность. Предки знаменитого гонителя тамплиеров Гийома Ногаре, были, по преданию, сожжены как катары, и граждане Тулузы чтили в нем мстителя за несправедливости, которые они претерпели, и поместили его бюст в ратуше, в галерее своих великих людей [102]. Выходит, ярый враг тамплиеров мстил за катаров? И тамплиеры после этого катары? Какая белиберда!

Вторая версия, которую В. Емельянов, повторяю, некритически заимствовал у А. Селянинова (а тот, в свою очередь – у Када де Гассипура) – «порча» ордена под влиянием исмаилитов‑ ассасинов [103]. Если принять ее, перед нами будет уникальный случай распространения мусульманской секты на Западе. Верхушка исмаилитов, секты, возникшей в VIII веке, действительно была сравнительно «свободомыслящей», в моральном плане беспринципной и проповедовала религию только для «низов». Из рядов этой секты в конце XI века вышла организация, прославившаяся как рассадник международного терроризма. Вождь этой организации, знаменитый «старец горы» Хасан ибн Сабах, обосновавшийся в иранских горах в 1090 году, согласно легенде подвергал своих федаинов действию хашиша, а потом отправил их «на дело». Жертвами этих фанатиков не раз являлись и вожди крестоносцев, и видные деятели мусульманского Востока. От искаженного «хашишин» проник в языки Западной Европы термин «ассасин», ставший обозначать просто убийцу.

В истории тамплиеров мы не раз встречаем упоминания об их отношениях с ассасинами. Так в 1172 году ассасины вели переговоры с крестоносцами о своем обращении в христианство и помощи крестоносцам против Нур ад‑ Дина при том условии, если их освободят от дани тамплиерам. Но один из тамплиеров убил послов шейха и тем самым сорвал переговоры [104]. В 1235 году тамплиеры и иоанниты в союзе с ассасинами выступили против Боэмунда V Антиохийского, но в этом не было ничего по тем временам необычного [105]. Во время седьмого крестового похода ассасины опять просили, на этот раз Людовика IX, освободить их от дани тамплиерам и иоаннитам [106].

В этих сведениях все верно, кроме одного: действительно ли об ассасинах идет речь? Дело в том, что в эпоху, о которой идет речь, от исмаилитов еще не отличали отколовшуюся от них секту друзов [107], а современные авторы, пользуясь средневековыми источниками, часто механически переносят из них термины, не задумываясь о том, насколько они соответствуют действительности. Между тем не ассасины, а именно друзы, находившиеся во враждебных отношениях с мусульманским окружением, с самого начала крестовых походов смотрели на крестоносцев, как на своих союзников, и оказывали им поддержку. Именно они платили дань тамплиерам. И именно в их среде существует легенда о происхождении друзов от тамплиеров, которые после поражения от Салах ад‑ Дина укрепились близ Энгадди и смешались с местным населением [108].

Секта друзов возникла в Египте в конце Х века на почве обожествления фатимидского халифа Хакима (996‑ 1020), который родился от русской пленницы и поражал арабов своими голубыми глазами. Он рано начал чудить: ездил переодетый по улицам Каира, смотрел на народные увеселения, а потом уезжал на осле в пустыню, поднимался на холм и беседовал со звездами. Став султаном, он запретил все развлечения, запретил женщинам появляться на улицах Каира, а потом вообще перевел город на ночной режим жизни. Он выпустил жестокие декреты против христиан и евреев и предписал им носить особую одежду с колокольчиками. Но однажды, в 1020 году султан таинственным образом исчез, не вернувшись из очередной ночной поездки за город. Культ вокруг личности Хакима начали создавать два проповедника персидского происхождения – Даризи (Дерза, по его имени называется секта) и Хамза. Учение друзов представляет собой особую синкретическую религию, так что правильней не считать их мусульманской сектой. Маздеистская космогония, постороенная на борьбе двух начал, сочетается у них с верой в переселение душ, но с тем отличием от индуизма и буддизма, что человек, по их понятиям, может воплотиться только в человека. В принципе друзы относятся одинаково враждебно и к мусульманам и к христианам; они полагают, что после решающей схватки сил добра и зла в конце времен будут разрушены как Мекка, так и Иерусалим. В наши дни друзы составляют основу национально‑ патриотических сил Ливана, сражающихся бок о бок с палестинцами против израильских интервентов и маронитов (ливанских христиан). Друзов традиционно возглавляют представители рода Джумблатов: Камаль Джумблат, лауреат Ленинской премии мира, был убит из‑ за угла, и его место теперь занял Валид Джумблат. Могли ли тамплиеры, постоянно общаясь с друзами, позаимствовать кое‑ что из их верований? Если отбросить в сторону мысль о влиянии пыток на ход следствия и принять за чистую монету следственные материалы, то похоже, Де Шарне заявил на допросе 21 октября 1307 года, что при приеме в орден ему сказали, что Христос – лжепророк и не бог [109]. Дисакомо Монтекукули на процессе во Флоренции повторил ту же формулу: Христос – не бог и не спаситель, а лжепророк. Гальсеран де Теус на Сицилии тоже рассказывал, что о Христе ему говорили, как об «обманщике на кресте» и самозванце [110]. В устах манихеев и катаров подобные высказывания были бы невозможны: те Христа чтили, только, повторяю, трактовали его явление докетически. А вот друзы как раз говорят о Христе, как о лже‑ Мессии [111].

Соблазнительно, конечно, думать о тамплиерах, как о тайных друзах. Но опять: как можно что‑ либо утверждать на основании одних показаний, данных под пыткой? Если учение друзов действительно проникло в среду тамплиеров, должно же это было как‑ то проявляться и до процесса? И когда началась пресловутая «порча»?

Сам В. Емельянов и тот теряется в догадках: получил ли посвящение от «старца горы» де Пен или де Монбар? По старой легенде ересь начал распространять один из магистров тамплиеров, побывавший в плену и освобожденный на этом условии. Кто же именно? Де Бланшфор в 1157 году? Де Ридфор в 1187 году? Де Боже или Годэн? На следствии проскользнуло признание, что «заблуждение» господствует в ордене уже более 30 лет [112], но де Шарне уже имел стаж 38 лет, де Перод 40 лет, де Моле 42 года [113], и они уже «отрекались от Христа» при приеме. Все эти даты укладываются в тот период, когда Великим Магистром был Гийом де Боже (1273‑ 1291), вызывавший, как мы помним, недовольство рядовых тамплиеров своей мирной политикой. Но как при этом недовольстве не всплыла наружу скандальная история с отречениями от Христа?

Нет, все же неправдоподобно. Неправдоподобно, как история об идолах, которым будто бы поклонялись тамплиеры. Идолов не было ни у манихеев, ни у друзов. Большинство тамплиеров признавало на следствии все, только не идолопоклонство, так что обвинение это полностью отпало [114], хотя де Перод признал с перепугу, что поклонялся идолу в Монпелье [115], а Эгидий во Флоренции показал, будто видел голову идола с белым лицом, черными курчавыми волосами и позолоченными плечами да еще с надписью «Наш бог и Магомет» (?! ). И находятся же люди, способные всерьез воспринимать такой бред!

Идолов не было. Не было и пресловутого Бафомета, изображение которого мы все хорошо знаем – это творение масонских теоретиков нового времени; тамплиеры бы шарахнулись при его виде. Да и ереси, скорее всего, тоже не было.

Трагедия тамплиеров волновала бы в наши дни только историков‑ медиевистов. Широкая публика вряд ли ею бы интересовалась, если бы не…

Если бы не легенды. Целый букет этих легенд преподносит читателям Крюк фон Потурцин. Он рассказывает, как семеро тамплиеров, переодетых каменщиками, собрались на месте казни де Моле и де Шарне, бросили горсть пепла в сторону королевского дворца и поклялись отомстить Филиппу IV и Клементу V. После этого они уехали в Англию и там в 1313 году основали первую масонскую ложу не то в Лондоне, не то на шотландском острове Малл. И еще рассказывает тот же автор, что не зря во время французской революции Людовика XVI поместили именно в Тампль. И якобинцы будто бы носили это имя не от названия монастыря, где они собирались, а в честь Жака де Моле. И будто бы старый якобинец регулярно сопровождал осужденных до гильотины и, когда падала чья‑ либо голова, приговаривал: «За альбигойцев! За Жака де Моле! »

Но Крюк фон Потурцин – только эпигон, он лишь бездумно повторяет легенды, сочиненные до него. И необходимо выяснить, когда и как зародились эти легенды, чтобы отношение к масонам не мешало нам спокойно разбираться в деле тамплиеров. И наоборот, чтобы в том случае, если мы вздумаем взять под лупу масонов, нас не отвлекали от этого занятия никакие тамплиеры.