ЗАХЛЕР. Часть VI. МИНЕРВА. ЗАХЛЕР. АЛАНА РЕЙ

ЗАХЛЕР

В конце туннеля Холланд со стороны Джерси находился контрольно‑ пропускной пункт. Там кишмя кишели нью‑ йоркские копы, гвардейцы и парни в хаки, вооруженные пулеметами. У меня сложилось впечатление, что они вряд ли пропустят кого‑ нибудь.

Ну все, конец поездке, решил я. Что до меня – прекрасно. Но потом Ласи опустила окно, помахала своим значком и заявила:

– Национальная безопасность.

Небритый красноглазый гвардеец глянул на ее значок. Парень выглядел так, словно не спал несколько дней, словно видел что‑ то жуткое и думал, что мы не в своем уме.

Но он махнул рукой, позволяя нам проехать.

– Национальная безопасность? – спросил я, – Вы, ребята, что ли, и впрямь национальная безопасность? Паранормальное подразделение?

Ласи фыркнула.

– Ради бога! Эти парни не могут справиться даже с естественными заболеваниями.

Мы углубилась в туннель в двух больших машинах явно военного вида, с целой группой ангелов, ехавших снаружи. Интересно, что копы подумали о них? Хотя… в последнее время все видели немало гораздо более странных вещей, чем ниндзя в черных костюмах и с мечами.

В туннеле стояла кромешная тьма. Ласи включила передние фары и ехала точно посредине, игнорируя разделительную линию. Я смотрел в заднее окно, как вход исчезает позади. Потом тьма поглотила все, кроме красного отсвета наших хвостовых огней. Такое ощущение, будто погружаешься в самый центр Земли.

– А под нами червей нет? – спросил я.

– Здесь они никогда не нападали на нас, – ответила Ласи. – Над нашими головами река Гудзон. Если они проломят этот туннель, миллионы тонн воды обрушатся на нас и на них.

– О, фотлично.

Я напомнил себе начиная с этого момента держать рот на замке.

– И они настолько умны? – спросила Алана Рей.

Ласи пожала плечами.

– Это инстинкт. Они эволюционировали вод землей.

Я сглотнул, представив себе, как далеко простирается под нами земля. Там столько места, что хватит расплодиться каким угодно чудищам, а мне никогда даже в голову не приходило об этом задуматься.

– Ладно, давайте я вам объясню кое‑ что насчет доктора Проликс, – сказал Кэл. – В ее офисе на полу проведена красная линия. Что бы ни произошло, не переступайте ее.

– Линия на полу? – переспросила Перл. – Она не любит музыкантов?

– Она носитель, как и я, – объяснил Кэл. – И она очень старая, поэтому переболела некоторыми болезнями, которых больше нет. Сыпной тиф. Бубонная чума. И прочее в том же роде. Если вы подойдете слишком близко, вашу одежду, типа… придется сжечь.

Я поглядел на остальных, спрашивая себя, не ослышался ли. Эти ангелы, или парни из Ночного Дозора, или кто там они, постоянно говорят такое, что перестаешь вообще что‑ либо соображать. Слушать Кэла – все равно, что смотреть какую‑ то безумную версию исторического канала, где круглые сутки семь дней в неделю показывают всякие ужасы – эпидемии, массовую резню, инквизицию.

– Придется сжечь нашу одежду? – спросила Минерва. – Но это мое последнее приличное платье! Может, лучше было бы посадить ее в стеклянный пузырь или что‑ то вроде этого?

Кэл покачал головой.

– Весь дом устроен таким образом, что воздух всегда течет только в направлении доктора Проликс, чтобы микробы вокруг нее не могли попасть туда, где вы будете стоять. Просто не пересекайте линию.

– Бубонная чума? – Алана Рей содрогнулась всем телом и с силой прижала друг к другу руки. – Сколько же лет этой женщине?

– Много, – ответил Кэл.

В Манхэттене улицы уцелели.

Крысы сновали среди подтекающих груд мусора, бродячие коты прятались под разбитыми, неподвижными машинами. Там, где проползли черви, асфальт пошел рябью и остались блестящие в свете солнца пятна черной воды. Зияющие дыры обозначали места, откуда черви вырвались на поверхность. А вдруг кто‑ то стоял точно на этом самом месте? Страшно даже подумать, что с ним стало.

Послушать Кэла, так с точки зрения природы все это в порядке вещей: они охотники, мы их добыча.

Природа меня уже достала.

– Никаких тел, – заметила Алана Рей.

– Инферны – каннибалы, – объяснила Ласи. – Да и черви пожирают людей.

– Гораздо чище, чем при обычной эпидемии, – сказал Кэл.

Меня словно громом ударило: это был не тот Манхэттен, в котором я вырос. На мгновение возникло ощущение, будто я смотрю кино – огромную, зловещую версию «Мира Диснея». [63] И никаких настоящих монстров под ногами нет, и обезумевшие люди не прячутся в темных зданиях, и наши родители живут себе в реальном Манхэттене, недоумевая, куда мы подевались.

Но потом мы проехали мимо пустого школьного двора, бетон на котором был взломан из конца в конец. Тут же стоял фургон с мороженым, расколотый снизу, из‑ под земли, почти пополам. Из него на улицу текла липкая белая масса, и ветер разносил запах прокисшего молока и жженого сахара.

Посреди игровой площадки валялись баскетбольные мячи, которые шевелил ветер, и ощущение реальности всего происходящего нахлынуло на меня снова.

Наши машины медленно ехали в деловой центр города, стараясь избегать самых скверных улиц и любых замеченных нами людей. Маленькие группы их перебегали с места на место, таща воду, еду и всякие другие вещи, добытые, скорее всего, в брошенных магазинах. Разбитые, зияющие окна были повсюду.

– Все эти люди заражены? – спросила Перл.

– Если и так, пока симптомы не проявили себя, – ответил Кэл. – Инферны не выносят прямого солнца.

Изогнув шею, я поглядел в заднее окно. Был почти полдень, солнце проникало в узкие каньоны делового центра. Все ангелы надели темные очки, кроме Кэла.

Проблема состояла в том, что сейчас, на грани зимы, солнце в Нью‑ Йорке садится рано. Еще час, и тени опустевших небоскребов начнут удлиняться.

Я очень надеялся, что наш разговор надолго не затянется.

Мы ехали в направлении фондовой биржи. Это была наихудшая часть города, с опустевшими, разрушенными улицами. Бумаги и мусор парили вокруг, подхваченные маленькими циклонами, и Ласи то и дело сигналила, чтобы разогнать большие стаи крыс. Вряд ли можно было предположить, что биржа снова заработает в ближайшее время.

Перл отключила двигатель, машина проехала несколько ярдов по инерции и остановилась. Ангелы со своими мечами поспешно попрыгали вниз и окружили нас. Асфальт был в рытвинах и ямах, как будто черви постоянно вылезали тут наружу.

– Все выходим, – сказала Ласи. – Но ступаем как можно легче. Черви могут услышать наши шаги.

Я открыл дверцу со своей стороны и выглянул на улицу. Вся она была в пятнах черной воды и чего‑ то липкого, красного.

«Вот дерьмо», – подумал я.

Всю свою жизнь я был верхним звеном пищевой цепи и практически никогда не ценил этого: Инферны – это очень плохо, даже хуже наркоманов, так мне казалось. Но черви… когда земля как бы разверзается и поглощает людей… это просто подло.

Я осторожно опустил на улицу одну ногу, потом другую, чувствуя, как нервная дрожь пробегает по телу. Асфальт казался хрупким, типа льда на озере в Центральном парке, если ступить на него ранней весной. Ноги сопротивлялись, но я заставил себя сделать первый шаг, хотя чуть не вскрикнул, вообразив, будто из‑ под земли вырвалась голодная пасть и схватила меня за ногу.

Но это был просто кусок старой жвачки, нагретой солнцем. Он прилип к моей подошве и при каждом шаге издавал хлюпающий звук.

Ангелы повели нас в длинный, изогнутый проулок. Старомодный булыжник был разбит и выворочен, в нескольких зияющих дырах бурлили скопища крыс. При виде всех этих покрытых мехом тел меня снова пробрала дрожь. Кэл и Ласи говорили, что крысы вроде бы на нашей стороне, что они сохраняют в себе паразита, а потом выносят его наверх, когда начинают подниматься черви. Но что в этом хорошего, лично мне было не понять…

Мы медленно крались по проулку, обходя стороной проделанные червями дыры. В конце стоял старый дом, на его крыльце во множестве сидели молчаливые, бдительные коты.

Взгляды их красных глаз провожали нас, когда мы входили внутрь.

На полу и впрямь была красная линия.

Легкий ветерок дул в ее сторону; ощущение было такое, будто рука мягко давит на спину. Кэл объяснял, что весь воздух в доме движется к доктору Проликс, унося ее древние микробы от нас в большую печь, где они сгорают. Она обладает иммунитетом к собственным заболеваниям, поскольку инфицирована, как и остальные ангелы, но у нас возникнут проблемы, если мы подойдем слишком близко. Даже Кэл и Ласи не переступали черту. Не хотели, чтобы их фотличное обмундирование ниндзя сожгли, решил я.

Я держался у задней стены, настолько далеко, насколько это было возможно. И не только от Леди Чумы, но и от странных кукол, выстроившихся рядами на полках ее офиса. Из их растрескавшихся голов торчали очень похожие на настоящие волосы, и на всех лицах застыла улыбка.

Ребятишкам прошлого, должно быть, нравились ведьмы.

– Ты та, кто поет, – заговорила доктор Проликс, игнорируя всех нас и вперив взгляд в Минерву.

Голос у нее был сухой и шуршащий, типа, когда потираешь друг о друга листы бумаги. Лицо без морщин не выглядело старым, если не считать того, что кожа была очень тонкая, а улыбка чопорная. Она походила на собственных кукол, только с блестящими человеческими глазами.

– Да, это я, – еле слышно ответила Минерва.

– И где ты научилась этим песням, молодая женщина?

– Когда я только заболела, то чувствовала, как что‑ то у нас в подвале зовет меня, делает, типа…

Она захихикала.

– Сексуально возбужденной? – подсказала доктор Проликс.

– Да, наверно. Я спускалась туда в лихорадке и слышала доносящийся из трещин шепот. Ну и начала записывать то, что слышала.

Я сглотнул. Мне никогда и в голову не приходило задуматься, откуда берутся ее стихи, но, с другой стороны, Минерва никогда и не говорила о том, что они поднимались из‑ под земли. А ведь могла бы.

– Могу я кое‑ что послушать? – спросила доктор Проликс.

– Ммм… По‑ вашему, это хорошая идея? – спросила Перл.

– Не пой, дорогая, – сказала старая женщина. – Просто скажи что‑ нибудь.

Минерва задумалась и потом прочистила горло.

Она произнесла несколько слогов, сначала нечетко, с остановками, как будто кто‑ то пытается имитировать бульканье раковины. Потом в ее речи появился ритм, а странные звуки начали складываться в слова.

Дальше Минерва перешла к стихам и рефренам, произнося их нараспев. Я узнал некоторые фразы из второй песни, и мои пальцы бессознательно задвигались, играя в воздухе басовое сопровождение. Я так увлекся, что не заметил, когда она начала петь.

Пол немного задрожал. Возможно.

– Прекрати! – рявкнула доктор Проликс.

Минерва замолчала, встряхивая головой, как будто ее вырвали из транса.

– Извините.

– Мне всегда было интересно, как это работает, – сказала доктор Проликс.

– Как это работает? – спросил Кэл. – Что «это»?

– Последний раз враг приходил семьсот лет назад, еще до моего рождения. Однако Ночной Мэр уже родился к концу тех времен.

Я удивленно вытаращился. Ладно, эта женщина говорит о столетиях… о том, что живет на свете уже столетия. Я чувствовал, как мозг пытается отключиться, типа как когда какой‑ нибудь сумасшедший разглагольствует в подземке, а ты хочешь, но не можешь перестать слушать.

Доктор Проликс вытянула над своим столом руку.

– Ты когда‑ нибудь задумывался, Кэл, как удавалось справиться с предыдущими вторжениями? Без сейсмографов? Без уоки‑ токи и сотовых телефонов?

– Ммм… Может, они не так уж хорошо и справлялись? – сказал он. – Конечно, у них на пути не вставала национальная безопасность, затрудняя доставку лекарств в районы вспышек, и не существовало подземных туннелей, по которым враг теперь может забираться очень далеко. Но им приходилось очень нелегко. Сколько они потеряли в последний раз? Двести миллионов человек?

– И все же человечество выжило. – Она сложила руки. – Согласно легенде, им не нужно было ждать, пока черви поднимутся. Некоторые инферны, называемые бардами, были способны вызывать их на поверхность. Дозор устанавливал ловушки и засады, убивая врага тогда и там, где ему было удобно.

Кэл вздохнул.

– И мы верим в это?

Доктор Проликс кивнула.

– Ночной Мэр еще ребенком видел, как это происходило. Видел, как женщина вызывала червя. – Ее блестящий взгляд скользнул по нашим лицам. – Вместе с пятнадцатью барабанщиками, звонарями, человеком, трубящим в раковину моллюска, и огромной толпой, ждущей, когда произойдет убийство.

«Раковина моллюска? – подумал я. – Замечательно. Похоже, мне придется освоить еще один инструмент».

– Парень, – сказала Ласи, хлопнув Кэла по плечу, – почему ты никогда не рассказывал мне об этом?

– Сам впервые слышу, – пробормотал он.

– Некоторые старые методы утрачены. – Доктор Проликс перевела взгляд на свои руки. – Многие из нас сгорели во времена инквизиции.

– Опять они, – сказал Кэл.

– Но это знание, похоже, не полностью потеряно. – Доктор Проликс посмотрела на Минерву. – Где ты живешь, дитя?

– Ммм… В Борумхилле.

Доктор кивнула.

– Там похоронены некоторые старые семьи.

– Похоронены? – переспросила Минерва.

У меня отвисла челюсть.

– Вы хотите сказать, что, типа, мы поем песни, которые придумали мертвецы?

– Блестящая идея, Захлер, – сказал Кэл. – Послушайте, доктор Проликс, это просто называется принимать желаемое за действительное. Даже если Дозор когда‑ то давным‑ давно знал, как вызывать червей, эта информация утеряна, сгорела на столбах инквизиции. С какой стати она должна сохраняться, дожидаясь, пока кто‑ то спустится в подвал, в особенности здесь, в Новом Свете?

– Не знаю, Кэл.

Он покачал головой.

– Мы видели это один‑ единственный раз, и тот эксперимент едва ли можно назвать управляемым. Больше похоже на совпадение. Враг любит кормиться, когда собирается большая толпа, типа недавних волнений в Праге.

Доктор Проликс какое‑ то время молчала, и я немного расслабился. Может, они поставят крест на всей этой истории с Минервой и просто отвезут нас обратно в Нью‑ Джерси. Мы находились здесь всего полчаса, солнце еще светит ярко…

– Нет, – сказала Алана Рей. – Это было не совпадение.

Все посмотрели на нее. Она содрогнулась, трижды дотронулась до груди и ткнула дрожащим пальцем в доктора Проликс.

– Я могу видеть некоторые вещи. У меня неврологическое заболевание, которое может вызывать болезненные пристрастия, утрату контроля над моторикой и галлюцинации. Но иногда это не галлюцинации, мне кажется, а реальность, которая складывается из узоров вещей. Я могу видеть музыку, и я часто видела, как происходили некоторые вещи во время наших репетиций, и когда играла «Армия Морганы»…

– «Армия Морганы»? – спросила Ласи. – Это у них гитарист инфицирован?

– Самой Морганой, – ответил Кэл.

– Но не их певица. – Алана Рей дернула головой, указывая на Минерву. – Вот почему мы сделали зверя реальным, не они.

«Чудесно, – подумал я. – В Нью‑ Йорке тысяча групп, но я, конечно, должен был оказаться в той, которая способна вызывать монстров».

– Алана Рей права. – Перл шагнула вперед и остановилась прямо перед красной линией. – И это не только Минерва. Все в новом звуке в той или иной степени сталкивались с этим. – Она посмотрела на Кэла. – Ты всегда говоришь, как природа хранит вещи: в наших генах, в болезнях, которые мы разносим, даже в наших домашних животных. Все, что нам нужно для борьбы с червями, есть вокруг нас. Может, и музыка часть этого.

– Музыка? – сказал Кэл. – Музыка не биология.

– Да, Перл, – вмешался в разговор я. – Мы говорим не о какой‑ то природной силе. Мы говорим о нас.

Она покачала головой.

– Лично я говорю о том, что происходит, когда тысяча людей собираются в одном месте, и движутся вместе, и сосредотачиваются на одном и том же ритме, и произносят одинаковые слова, и изгибаются и поворачиваются в унисон. Я говорю о Тадж‑ Махале человеческих ритуалов: огромная толпа, находящаяся на грани, ждущая, когда прозвучит одна‑ единственная нота. Эта магия неодолима, даже если ты случайно родился гигантским червем.

– Другими словами, музыка тоже биология, – Минерва улыбнулась. – Расспроси об этом Астора Михаэлса, Кэл.

Он закатил глаза.

– И мертвецы писали ваши стихи?

– Я не знаю, откуда Мин взяла слова, – сказала Перл. – Может, они побочный результат самой болезни или Мин просто вообразила, что они исходят от стен. А может, они на самом деле бессмыслица и в расчет нужно принимать только мелодии. Но они работают.

Алана Рей кивнула.

– Они заставляют воздух дрожать.

– Они то, что, как мне казалось, мы утратили, – мягко сказала доктор Проликс. – Мы не можем сражаться с теми, кого не в состоянии найти. Но если мы сумеем вызывать червей в место по нашему выбору, эта война может оказаться намного короче.

– Может, это все же управляемый эксперимент, Кэл, – сказала Ласи, – Немного науки, немного искусства.

Он пробежал взглядом по лицам и вздохнул.

– Вы босс, доктор. Как только их гитаристу станет лучше, я все организую.

– Эй, постой! – воскликнул я. – Ты же не хочешь сказать, что нам придется играть эти песни снова?

Минерва захихикала.

– Давайте устроим настоящее шоу!

«The Kills» [64]