Дмитрий Стахорский

ПАРОДИИ

Как бы вдумчиво ни относился ты к тому, что пишешь – нет-нет, да и выплывет несуразица какая-нибудь, которой сам не заметил, а со стороны видно, и можно зацепиться и посмеяться. Даже классики наши такое допускали («львица с косматой гривой на хребте» – у Лермонтова, к примеру), а уж рядовой литератор и вовсе не застрахован. И такие мастера жанра, как Архангельский или Иванов, снайперски подмечали и в стиле автора огрехи эти смешно доводили до абсурда.
Не обошло такое искушение и меня. Тем более что поводов для пародий за долгие годы общения с поэтами литобъединений Читы, Воркуты и теперь вот брянского Трубчевска случалось предостаточно. Многие из них выросли как поэты у меня на глазах и, смею думать, не без моего участия, и не просто выросли, а по-серьёзному вошли в русскую поэтическую культуру. Я всех их искренне люблю, и пародии мои – очень дружеские и в высшей степени доброжелательные.
К сожалению, некоторые из этих друзей моих уже ушли из жизни, однако пародии на их стихи я всё же не исключаю из данной подборки.
Это тоже – память. Добрая память о них…

ОЛЬГА ХМАРА

«Как утомителен по кругу
Бег. Некрасив и неискусен.
До дна мы выпили друг друга,
Друг другом скоро и закусим».
(«Как утомителен…»)

ГОЛОДНЫЙ БЕГ

До дна мы выпили друг друга,
Друг другом смачно закусили,
И бегать принялись по кругу
«Непредсказуемой» России.

И этому отдавшись бегу,
Кося окрест голодным взглядом,
Всё норовим куснуть коллегу,
Схарчить того, кто с нами рядом.

АНДРЕЙ ШАБАНОВ
«День – снега, день – газоны,
остальное – дожди…
Демос демисезонный
охмуряют вожди…

Все лимиты истратив,
увязают в грязи
недоигранных партий
козырные ферзи…»
(«Всё безбрежнее правда»)

ДЕМИСЕЗОНЩИНА
На снегу, на газоне,
в закоулках двора
демос демисезонный
глушит водку с утра.

А в правительствах где-то
мнут друг друга в грязи
проходные валеты,
козырные ферзи.

Ну, а я в этой спешке,
непорочен и свеж,
некозырною пешкой
оказался промеж.

То ли к этим податься,
то ли с теми дружить?..
Вот такая вот, братцы,
непонятная жисть.
ВАЛЕРИЯ САЛТАНОВА

«Болею. Долго ни строки…
не ладятся черновики…

Но научилась я вполне,
Вполне превозмогать всё это.
Я думаю: судьба поэта, –
И сразу как-то легче мне.

Чего от жизни я ждала,
Как собиралась с нею ладить,
Когда Елабуга, и лагерь,
И речка Чёрная была?.. »
(«Болею. Долго ни строки»)

СУДЬБА-ЗЛОДЕЙКА

Болею? Если честно – нет.
Лень одолела. И покуда
Внезапно не случится чуда
Не утруждусь сложить сонет.

Но совесть мучает меня
За это ничегонедейство.
И потому судьбы злодейство
Фатально объясняю я.

К чему творить, коль злобный рок
Намеренно не дал осечки
На Машуке, на Чёрной речке,
И в «Англетере» не пресёк?..

А если зазвучит извне –
Пиши, мол, несмотря на это! –
Зевнув, сошлюсь: судьба поэта…
И сразу станет легче мне.

НАТАЛЬЯ РАДОСТЕВА

«Освищу себя из ложи…
Чуть не свыклась с ролью дуры
(Всем на зависть!.. ). Сладко ли? »
(«Захотелось обмануться? »)
САМОСУД
Я себя ударю в челюсть,
Пну под зад коленкою,
На саму себя ощерюсь
Матерщиной крепкою.

Освищу себя из ложи,
Обругаю дурою,
Плюну в собственную рожу,
А потом подумаю:

Хорошо ли – в этой роли:
Жить самонападками?..
Полюбить себя мне, что ли,
И прикинуть – сладко ли?

ВЛАДИМИР БОТОВКИН
«Гуляй тайга, покуда хвойная…
Для чудака, судьба, учудь»…
(«Гуляй, тайга…»)

УМУДРЬ, ПОЭТ!
Шумит тайга, покуда хвойная,
И воет волк, покуда сер.
А «демократов» воля вольная
Меня умучила совсем.
Что захотели, то и делают:
В руках державная казна.
Пьют молоко, покуда белое,
Пускают кровь, пока красна.
Меня за скорбь, судьба, прости моя.
Но чтоб развеять эту хмурь,
Для чудака учудь, родимая,
Для дурака, прошу, удурь!
Для мудрого – умудрь. И ежели
Уж я пришёл на этот свет,
Как бы мы с вами трудно не; жили,
Пишу стихи, пока поэт.

МАРК КАГАНЦОВ
«Я, Тютчева не понимая,
Поскольку Воркута – мой дом,
Люблю пургу в начале мая
И не мечтаю о другом».
(«Я, Тютчева не понимая»)
ПУРГА И КЛАССИКИ
Я Тютчева не принимаю,
И Пушкин мне – не пуп Земли.
И я вообще не понимаю,
Что в этих классиках нашли.

Не помню чудного мгновенья,
И мне не будоражит кровь
Ни божество, ни вдохновенье,
Ни жизнь, ни слёзы, ни любовь.

Мне наплевать в наш век жестокий,
Что в мире – там, где кровь и риск –
Белеет парус одинокий,
Иль раздаётся женский визг.

Авось и возгорюсь. Пока же
Совсем неинтересно мне
И в вечный бой вступать, и даже
Скакать на розовом коне.

Меня вы можете и сами
Понять. Ведь я в конце концов
Не скиф с раскосыми глазами,
А просто – Марик Каганцов.

АЛЕКСАНДР БУРЯЧЕНКО

«Все съеденные кабаны
В утробе воют…
И я порой страшусь за жизнь…»
(«Найдутся в мире добряки»)

А ВДРУГ?
Чтоб есть и пить – мы рождены.
Жить, в общем, стоит!
Все съеденные кабаны
В утробе воют.

Я пью и ем. Мне мой удел
Сулит удачу.
Все курицы, которых съел,
Внутри кудахчут.

Да и с напитками, небось,
Нормально вроде:
Всё пиво, что испить пришлось,
В желудке бродит.

Там – словно в сказочной стране:
Пшеница зреет,
Мычит говядина во мне
И овцы блеют.

Но я за жизнь страшусь порой
Над унитазом:
Вдруг всё проглоченное мной
Да выйдет разом?!

ВЛАДИМИР СОЛОВСКИЙ

«По городам живут друзья.
Зовут к себе давно и ныне,
Но не подался в город я…

И обижаются напрасно,
И я не знаю, как тут быть,
Как всё-таки друзьям прекрасным
Одну из истин пояснить?

У всех у нас от Бога участь,
Хоть и закончим на одном –
Кто с лёгкостью, а кто помучась…»
(«Листвой присыпаны дорожки»)

ЗАВЯЗАЛ

Там взяли банк на редкость смело,
Там – замочили главаря…
Зовут подельники на дело,
Но не поддался зову я.

Друзья кричат, что я «с приветом»,
А я не знаю, как мне быть,
Как всё же корешам отпетым
Одну из истин пояснить?

Когда-то честь была отличьем,
Сегодня – всё наоборот:
Кто с финкой к горлу, кто с отмычкой,
Кто взятки долларом берёт.

У них у всех едина участь,
Один девиз: крадём, крадём!
Одни – чуть совестью помучась,
Другие – с ходу напролом.

В такой компании уж точно:
Чем выше, тем страшней грехи.
Я лично завязал.
И точка.
И всё.
Теперь – пишу стихи.

ВЛАДИМИР СОЛОВСКИЙ

«На холмике с забытою лопатою,
После моих нуднейших похорон
Присядет ночь темнющая, косматая,
И скажет: «Вот, отгоремычил он…»

Продыбает змеистыми просёлками.
Навзрыд прогычет в дубняке совой…

Вчерашние знакомые с корзинками
В лес на охоту тихую пойдут…»
(«После того»)

ОПОСЛЯ ВСЕГО
Отфордыбачит кто-то речь прощальную,
Отдиндидонит колокольный звон,
Продыбают в сельпо друзья печальные
После моих нуднейших похорон.

Потом же, чтя обычаи законные,
Навзрыд погычет верная жена,
Пришлёндают вчерашние знакомые
На запашок халявного вина.

Я ж к небесам нагой, без груза лишнего,
Спокойно вознесусь без суеты.
– Надыбал рифму! – оглушу Всевышнего.
– Что ж, – брякнет, – не отгоремычил ты…

ВЛАДИМИР МАСЛОВ
«Меня томит предчувствие опасности…
То скрипнет где-то дверь…
То чья-то тень метнётся по стене…

Я знаю, по какому счёту платится.
И где исток бессонницы моей. »
(«Бессонница»)

ИСТОКИ БЕД

Меня томит тоска при свете месяца,
И ржавой дверью боль скрипит во мне.
А как глаза закрою – черти мечутся
За чьей-то тенью по глухой стене.

Я знаю, по какому счёту взыщется,
И где истоки этих бед моих:
Была на закусь тухлая яичница,
Когда соображали на троих.

ВЛАДИМИР МАСЛОВ

«…Я, не помнивший слова «забуду»,
Перепутал твой голос с другим.

Время лечит? Да нет же, родная,
Всё, как видно, чуть-чуть похитрей…»
(«Боль моя»)

ВЕДЬ БОЛЬНО ЖЕ!

То ли спьяну, а то ли с испуга,
Дверь ключом открывая своим,
Я, моя дорогая супруга,
Перепутал твой голос с другим.

Мне бы знать алкогольную квоту,
Мне бы быть хоть чуть-чуть похитрей…
Нет.
Теперь вот хожу на работу
С синяками от скалки твоей.

МИХАИЛ ЗАВАДСКИЙ

«… Ночь спустилась на город, темна и тупа,
Мчат куда-то фольксвагены, форды.
Всюду слышишь «О кэй»,
в синих джинсах толпа…
…Ярче полной луны в небе доллар висит…
…На бульваре Тверском оживает панель,
И отель распахнул свои пасти…
…А с афиши глядит обнажённая Кэт,
И грозит автоматом Сталлоне…
…Я в столице своей, как в вертепе чужом,
Мне не выдержать этой нагрузки.
И я понял тогда, что беда моя в том,
Что в душе остаюся я русским…»
(«В ночном городе»)

В ЧЁМ БЕДА?
Ночь в Москве. Мне навстречу, прищурясь хитро,
В синих джинсах – нетрезвые морды.
Я иду по Тверской, я спускаюсь в метро,
Мчат куда-то фольксвагены, форды.

Волчья суть богачей на афишах видна:
Кэт, Сталлоне и прочие страсти…
В небе долларом глупая светит луна
И отель распахнул свои пасти.

Я в столице родимой – со стиснутым ртом:
Ведь мой рашен совсем без акцента.
И я понял тогда – вся беда моя в том,
Что, увы, за душою ни цента.

СТЕПАН КУЗЬКИН

«…И замужняя иль одинокая? –
Да зачем это ведать кому-то…

…Хоть, конечно, не Анна Каренина,
Но так хочется Вронского встретить…»
(«Непокорность лукавая локона»)

УВЫ...
Стёпа, милый, как мне с этим справиться?
Посмотри, как одета-обута.
А слыла ведь первейшей красавицей!
Да зачем это ведать кому-то…

День намаешься – дрожь под коленями.
То в воде, то в навозе по пояс.
Я, конечно, не Анна Каренина,
Но порой так и тянет под поезд…

СТЕПАН КУЗЬКИН
«…И не обойти седого камня,
Что на перекрёстке трёх дорог.

Повернёшь налево – и в тумане
Вдруг предстанет новый русский Лель,
И сусальным золотом заманит…

Повернёшь направо – с пылу-с жару
Угодишь в расставленную сеть:
Улетишь на знойные Канары
Канарейкой для утехи петь…

Где ж Иван-Царевич твой, Елена?
Где же вы – спасители Руси? »
(«Ах, Елена…»)

ОХ, СТЕПАН...
Дню сиюминутному, векам ли
Жизнь свою поэт вручить бы мог…
Но не обошёл седого камня,
Что на перекрёстке трёх дорог.

Попытался вправо, к демократам.
И, казалось, выбрал верный путь,
Но сменилась власть. И вновь проклятый
Камень на пути. Куда свернуть?

Двинул влево. Эх, судьба-злодейка!
Для поэта выбор непростой:
Заливаться красной канарейкой
В клеточке сусально-золотой.

Нелегко, если признаться честно,
Выбирать тот путь или иной:
Где они, спасители Трубчевска?
Где она, дорога в рай земной?

И в усердье об устройстве быта
Ослабел поэт и поседел.
Как бы у разбитого корыта
Не окончить свой земной удел…

ПАВЕЛ ПРАГИН

«О, московские вокзалы…

Дух железа и мазута,
гул толпы исповедальный…

Ностальгия по общенью,
словно дырочка в билете…

Слово есть…а что за словом?..

Мы чудес не чаем сами…

Все добреют на улыбку
в круговерти торопливой –
армянин, еврей со скрипкой,
медсестра, проезжий киллер…

Только в дымке рыбьежирной
взвыл динамик хриплым горном…

Эй, пожалуйста, носильщик,
увези мои печали!.. »
(«Суетой земной опутан»)

РЫБЬЕЖИРНАЯ ДЫРКА

О, московские вокзалы,
для стихов благая пиша!
Переполненные залы,
теснотища и вонища.

Как магнит, поэта тянут
в гущу массы многотысчей
дух нестиранных портянок,
дух овчины перекисшей.

Я чудес давно не чаю.
Всё же откажусь едва ли
наблюдать за чашкой чаю
в том буфете на вокзале

как с блаженнейшей улыбкой
второпях глотают ливер
армянин, еврей со скрипкой,
медсестра, проезжий киллер.

Эй, носильщик!
Но не понят
я носильщиком косматым:
мат в вокзальном гуле тонет.
Мат-то есть… а что за матом?..

И с тоской исповедальной
в рыбьежирном многолетье
я всё это наблюдаю
через дырочку в билете.

Но пока, терзая душу
в ностальгической печали,
я, чудак, развесил уши –
у меня багаж украли.

ВАЛЕНТИНА КУДИНА
«Мне не надо море,
мне не надо яхта.
Сяду на дубочке,
на родном дворе.
В сторону – лопату,
брошу грабли-якорь,
Приспособлю лейку…

Спрятать можно солнце
под капустный зонт…
Кто с судьбою спорит,
дом бросая рьяно…
Пусть себе трясётся
на аэропланах…
Дома же, бывает,
без гроша в кармане…»
(«А что ещё надо? »)
НЕ НАДО ЛЯ-ЛЯ!

Мне не надо море
мне не надо яхта,
Самолёт не надо,
чтобы в нём трястись.
Будучи поэтом,
встану я на вахта,
Чтобы вдохновеньем
мне обзавестись.
Дом бросая рьяно,
выйду на дорога
Потому что дома
нету ни гроша.
На дубочек сяду,
посижу немного,
Авторучка выну,
напишу стиша.
И поняв с тоскою,
что в карманах пусто,
Я продам лопата,
лейка и ведро,
От горяче солнце
спрячусь под капуста
И зарою в землю
вечное перо.

ВАЛЕНТИНА КУДИНА

«Взрослые искоса пялятся»
(«Дождь в ладонях»)

СИДЯЧИЙ БЕГ

Где взрослый искоса умеет пялиться,
Там всё возможно. Всё, чего не ждёшь:
Во весь опор вперёд спортсмены пятятся,
Ползком бежит за «Клинским» молодёжь.

Там на тебя таращится, прищурясь,
Старуха, что стремительно сидит…
Но где ж стихи? Я искренне ищу их.
И смысл ищу. Но смысл надёжно скрыт.

Неужто ж так безрадостна картина,
И вовсе из стихов ушла душа?
Нет. Просто пишет это Валентина
Обратной стороной карандаша.

НИКОЛАЙ АРШУКОВ

«Ночь соловей и кукушка в дуэт
А на востоке тьма стала редеть»
(«Ночь соловей…»)

Ночь соловей и кукушка в дуэт
Дует в дуду наш трубчевский поэт.
Киевский дядька стоит у окна,
А в огороде растёт бузина
НИКОЛАЙ АРШУКОВ

«Звенел капель; ручьи журчали,
Пар поднимался от проталин»
(«В тот день весна…»)

Висел сосульк. Звенел капель.
Пар поднималась от проталин.
Лежал девчонка с тонкий талий
На незастеленный постель.

Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении правил