ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В красном сумраке эмбрионария замаячил Генри Фостер.
-- В ощущалку вечером махнем?
Ленайна молча покачала головой.
-- А с кем ты сегодня? -- Ему интересно было знать, кто из его знакомых с кем взаимопользуется. -- С Бенито?
Она опять качнула головой.
Генри заметил усталость в этих багряных глазах, бледность под ало-волчаночной глазурью, грусть в уголках неулыбающегося малинового рта.
-- Нездоровится тебе, что ли? -- спросил он слегка обеспокоенно (а вдруг у нее одна из немногочисленных еще оставшихся заразных болезней? ).
Но снова Ленайна покачала головой
-- Все-таки зайди к врачу, -- сказал Генри. -- " Прихворну хотя бы чуть, сразу к доктору лечу", -- бодро процитировал он гипнопедическую поговорку, для вящей убедительности хлопнув Ленайну по плечу. -- Возможно, тебе требуется псевдобеременность. Или усиленная доза ЗБС. Иногда, знаешь, обычной бывает недоста...
-- Ох, замолчи ты ради Форда, -- вырвалось у Лепайны. И она повернулась к бутылям на конвейерной ленте, от которых отвлек ее Генри.
Вот именно, ЗБС ей нужен, заменитель бурной страсти! Она рассмеялась бы Генри в лицо, да только боялась расплакаться. Как будто мало у нее своей БС! С тяжечым вздохом набрала она в шприц раствора.
-- Джон, -- шепнула она тоскующе, -- Джон...
" Господи Форде, -- спохватилась она, -- сделала я уже этому зародышу укол или не сделала? Совершенно не помню. Еще вторично впрысну, чего доброго". Решив не рисковать этим, она занялась следующей бутылью. (Через двадцать два года восемь месяцев и четыре дня молодой, подающий надежды альфа-мину совик, управленческий работник в Мванза Мванза, умрет от сонной болезни -- это будет первый случай за полстолетия с лишним. ) Вздыхая, Ленайна продолжала действовать иглой.
-- Но это абсурд -- так себя изводить, -- возмущалась Фанни в раздевальне час спустя. -- Просто абсурд, -- повторила она. -- И притом из-за чего? Из-за мужчины, одного какого-то мужчины.
-- Но я именно его хочу.
-- Как будто не существуют на свете миллионы других.
-- Но их я не хочу.
-- А ты прежде попробуй, потом говори.
-- Я пробовала.
-- Ну скольких ты перепробовала? -- Фанни пожала насмешливо плечиком -- Одного, двух?
-- Несколько десятков. Но эффекта никакого.
-- Пробуй не покладая рук, -- назидательно сказала Фанни. Но было видно, что в ней уже поколебалась вера в этот рецепт. -- Без усердия ничего нельзя достичь.
-- Усердие усердием, но я...
-- Выбрось его из мыслей.
-- Не могу.
-- А ты сому принимай.
-- Принимаю.
-- Ну и продолжай принимать.
-- Но в промежутках он не перестает мне нравиться. И не перестанет никогда.
-- Что ж, если так, -- сказала Фанни решительно, -- тогда просто-напросто пойди и возьми его. Все равно, хочет он или не хочет.
-- Но если бы ты знала, какой он ужасающий чудак!
-- Тем более необходима с ним твердость.
-- Легко тебе говорить.
-- Знать ничего не знай. Действуй. -- Голос у Фанни звучал теперь фанфарно, словно у лекторши из ФСЖМ 1, проводящей вечернюю беседу с двенадцатилетними бетаминусовичками. -- Да, действуй, и безотлагательно. Сейчас.
-- Боязно мне, -- сказала Ленайна.
-- Прими сперва таблетку сомы -- и все дела. Ну, я пошла мыться. -- Подхватив мохнатую простыню, Фанни зашагала к кабинкам.

В дверь позвонили, и Дикарь вскочил и бросился открывать, он решил наконец сказать Гельмгольцу, что любит Ленайну, и теперь ему уж не терпелось.

1 Фордианский союз женской молодежи
-- Я предчувствовал, что ты придешь, -- воскликнул он, распахивая дверь.
На пороге, в белом, ацетатного атласа матросском костюме и в круглой белой шапочке, кокетливо сдвинутой на левое ухо, стояла Ленайна.
Дикарь так и ахнул, точно его ударили с размаха.
Полграмма сомы оказалось Ленайне достаточно, что бы позабыть колебанья и страхи.
-- Здравствуй, Джон, -- сказала она с улыбкой и прошла в комнату.
Машинально закрыл он дверь и пошел следом. Ленайна села. Наступило длинное молчание.
-- Ты вроде бы не рад мне, Джон, -- сказала наконец Ленайна.
-- Не рад? -- В глазах Джона выразился упрек; он вдруг упал перед ней на колени, благоговейно поцеловал ей руку. -- Не рад? О, если бы вы только знали, -- прошептал он и, набравшись духу, взглянул ей в лицо. -- О восхитительнейшая Ленайна, достойная самого дорогого, что в мире есть. -- (Она улыбнулась, обдав его нежностью ) -- О, вы так совершенны (приоткрыв губы, она стала наклоняться к нему), так совершенны и так несравненны (ближе, ближе); чтобы создать вас, у земных созданий взято все лучшее (еще ближе. . ) -- Дикарь вне запно поднялся с колен -- Вот почему, -- сказал он, отворачивая лицо, -- я хотел сперва совершить что-нибудь... Показать то есть, что достоин вас. То есть я всегда останусь недостоин. Но хоть показать, что не совсем уж... Свершить что нибудь.
-- А зачем это необходимо... -- начала и не кончила Ленайна. В голосе ее прозвучала раздраженная нотка. Когда наклоняешься, тянешься губами ближе, ближе, а вдруг дуралей партнер вскакивает и ты как бы проваливаешься в пустоту, то поневоле возьмет досада, хотя в крови твоей и циркулирует полграмма сомы.
-- В Мальпаисе, -- путано бормотал Дикарь, -- надо принести шкуру горного льва, кугуара. Когда сватаешь ся то есть. Или волчью. В Англии нет львов, -- сказала Ленайна почти резко.
-- Да если б и были, -- неожиданно проговорил Дикарь с брезгливым возмущением, -- то их бы с вертопланов, наверное, стреляли, газом бы травили. Не так бы я сражался со львом, Ленайна. -- Расправив плечи, расхрабрившись, он повернулся к Ленайне и увидел на лице у нее досаду и непонимание. -- Я что угодно совершу, -- продолжал он в замешательстве, все больше путаясь. -- Только прикажите. Среди забав бывают и такие, где нужен тяжкий труд. Но оттого они лишь слаще. Вот и я бы. Прикажи вы только, я полы бы мел.
-- Но на это существуют пылесосы, -- сказала недоуменно Ленайна. -- Мести полы нет необходимости.
-- Необходимости-то нет. Но низменная служба бывает благородно исполнима. Вот и я хотел бы исполнить благородно.
-- Но раз у нас есть пылесосы...
-- Не в том же дело.
-- И есть эпсилон-полукретины, чтобы пылесосить, -- продолжала Ленайна, -- то зачем это тебе, ну зачем?
-- Зачем? Но для вас, Ленайна. Чтобы показать вам, что я...
-- И какое отношение имеют пылесосы ко львам?..
-- Показать, как сильно...
-- Или львы к нашей встрече?.. -- Она раздражалась все больше.
--... как вы мне дороги, Ленайна, -- выговорил он с мукой в голосе.
Волна радости затопила Ленайну, волна румянца залила ей щеки.
-- Ты признаешься мне в любви, Джон?
-- Но мне еще не полагалось признаваться, -- вскричал Джон, чуть ли не ломая себе руки. -- Прежде следовало... Слушайте, Ленайна, в Мальпаисе влюбленные вступают в брак.
-- Во что вступают? -- Ленайна опять уже начинала сердиться: что это он мелет?
-- Навсегда. Дают клятву жить вместе навек.
-- Что за бредовая мысль! -- Ленайна не шутя была шокирована.
-- " Пускай увянет внешняя краса, но обновлять в уме любимый облик быстрей, чем он ветшает" 1.
-- Что такое?
-- И Шекспир ведь учит: " Не развяжи девичьего узла до совершения святых обрядов во всей торжественной их полноте... " 2
-- Ради Форда, Джон, говори по-человечески. Я не понимаю ни слова. Сперва пылесосы, теперь узлы. Ты с ума меня хочешь свести. -- Она рывком встала и, словно опасаясь, что и сам Джон ускользнет от нее, как ускользает смысл его слов, схватила Джона за руку. -- Отвечай мне прямо -- нравлюсь я тебе или не нравлюсь?
Пауза; чуть слышно он произнес:
-- Я люблю вас сильней всего на свете.
-- Тогда почему же молчал, не говорил! -- воскликнула она. И так выведена была Ленайна из себя, что острые ноготки ее вонзились Джону в кожу. -- Городишь чепуху об узлах, пылесосах и львах. Лишаешь меня радости все эти недели.
Она выпустила его руку, отбросила ее сердито от себя.
-- Если бы ты мне так не нравился, -- проговорила она, -- я бы страшно на тебя разозлилась.
И вдруг обвила его шею, прижалась нежными губами к губам. Настолько сладостен, горяч, электризующ был этот поцелуй, что Джону не могли не вспомниться стереоскопически зримые и осязаемые объятия в " Трех неделях на вертоплане". Воркование блондинки и мычанье негра. Ужас, мерзость... он попытался высвободиться, но Ленайна обняла еще тесней.
-- Почему ты молчал? -- прошептала она, откинув голову и взглянув на него. В глазах ее был ласковый укор.

1 " Троил и Крессида" (акт III, сц 2) 2 " Буря" (акт IV, сцена 1).
" Ни злобный гений, пламенящий кровь, ни злачный луг, ни темная пещера, -- загремел голос поэзии и совести, -- ничто не соблазнит меня на блуд и не расплавит моей чести в похоть" 1. " Ни за что, ни за что", -- решил Джон мысленно.
-- Глупенький, -- шептала Ленайна. -- Я так тебя хотела. А раз и ты хотел меня, то почему же?..
-- Но, Ленайна, -- начал он; она тут же разомкнула руки, отшагнула от него, и он подумал на минуту, что Ленайна поняла его без слов. Но она расстегнула белый лакированный пояс с кармашками, аккуратно повесила на спинку стула.
-- Ленайна, -- повторил он, предчувствуя недоброе.
Она подняла руку к горлу, дернула молнию, распахнув сверху донизу свою белую матроску; тут уж предчувствие сгустилось в непреложность.
-- Ленайна, что вы делаете!
Жжик, жжик! -- прозвучало в ответ. Она сбросила брючки клеш и осталась в перламутрово-розовом комби. На груди блестела золотая Т-образная застежка, подарок архипеснослова.
" Ибо эти соски, что из решетчатых окошек разят глаза мужчин... " 2 Вдвойне опасной, вдвойне обольстительной становилась она в ореоле певучих, гремучих, волшебных слов. Нежна, мягка, но как разяща! Вонзается в мозг, пробивает, буравит решимость. " Огонь в крови сжирает, как солому, крепчайшие обеты. Будь воздержней, не то... " 3
Жжик! Округлая розовость комби распалась пополам, как яблоко, разрезанное надвое. Сбрасывающее движенье рук, затем ног -- правой, левой -- и комби легло безжизненно и смято на пол. В носочках, туфельках и в белой круглой шапочке набекрень Ленайна пошла к Джону.

1 " Буря" (акт IV, сц. 1). 2 " Тимон Афинский" (акт IV, сц. 3). 3 " Буря" (акт IV, сц. 1).
-- Милый! Милый мой! Почему же ты раньше молчал! -- Она распахнула руки.
Но, вместо того чтобы ответить: " Милая! " -- и принять ее в объятия, Дикарь в ужасе попятился, замахав на нее, точно отгоняя опасного и напирающего зверя. Четыре попятных шага, и он уперся в стену.
-- Любимый! -- сказала Ленайна и, положив Джону руки на плечи, прижалась к нему.
-- Обними же меня, -- приказала она. -- Крепче жми меня, мой кролик. -- У нее в распоряжении тоже была поэзия, слова, которые поют, колдуют, бьют в барабаны. -- Целуй, -- она закрыла глаза, обратила голос в дремотный шепот, -- целуй до истомы. Ах, любовь острее...
Дикарь схватил ее за руки, оторвал от своих плеч, грубо отстранил, не разжимая хватки.
-- Ай, мне больно, мне... ой! -- Она вдруг замолчала. Страх заставил забыть о боли -- открыв глаза, она увидела его лицо; нет, чье-то чужое, бледное, свирепое лицо, перекошенное, дергающееся в необъяснимом, сумасшедшем бешенстве. Оторопело она прошептала:
-- Но что с тобой, Джон?
Он не отвечал, упирая в нее свой исступленный взгляд. Руки, сжимающие ей запястья, дрожали. Он дышал тяжело и неровно. Слабый, чуть различимый, но жуткий, послышался скрежет его зубов.
-- Да что с тобой? -- вскричала она.
И словно очнувшись от этого вскрика, он схватил ее за плечи и затряс.
-- Блудница! Шлюха! Наглая блудница!
-- Ой, не на-а-адо! -- Джон тряс ее, и голос прерывался блеюще.
-- Шлюха!
-- Прошу-у те-бя-а-а.
-- Шлюха мерзкая!
-- Лучше полгра-а-амма, чем...
Дикарь с такой силой оттолкнул ее, что она не удержалась на ногах, упала.
-- Беги, -- крикнул он, грозно высясь над нею. -- Прочь с глаз моих, не то убью. -- Он сжал кулаки.
Ленайна заслонилась рукой.
-- Умоляю тебя, Джон...
-- Беги. Скорее!
Загораживаясь рукой, устрашенно следя за каждым его движением, она вскочила на ноги и, пригибаясь, прикрывая голову, бросилась в ванную.
Дикарь дал ей, убегающей, шлепок, сильный и звонкий, как выстрел.
-- Ай! -- сделала скачок Ленайна.
Запершись в ванной от безумца, отдышавшись, она повернулась к зеркалу спиной, взглянула через левое плечо. На жемчужной коже отчетливо алел отпечаток пятерни. Она осторожно потерла алый след.
А за стенкой Дикарь мерил шагами комнату под стучащие в ушах барабаны, в такт колдовским словам: " Пичугой малой, золоченой мушкой -- и теми откровенно правит похоть, -- сумасводяще гремели слова. -- Разнузданней хоря во время течки и кобылиц раскормленных ярей. Вот что такое женщины -- кентавры, и богова лишь верхняя их часть, а ниже пояса -- все дьяволово. Там ад и мрак, там серная геенна смердит, и жжет, и губит. Тьфу, тьфу, тьфу! Дай-ка, друг аптекарь, унцию цибета -- очистить воображение" 1.
-- Джон! -- донесся робеюще-вкрадчивый голосок из ванной. -- Джон!
" О сорная трава, как ты прекрасна, и ароматна так, что млеет сердце. На то ль предназначали эту книгу, чтобы великолепные листы носили на себе клеймо " блудница"? Смрад затыкает ноздри небесам... " 2.
Но в ноздрях у Джона еще благоухали духи Ленайны, белела пудра на его куртке, там, где касалось ее бархатистое тело. " Блудница наглая, блудница наглая, -- неумолимо стучало в сознании. -- Блудница... "

1 " Король Лир" (акт IV, сц 6) 2 " Отелло" (акт IV, сц 2)
-- Джон, мне бы одежду мою.
Он поднял с пола брючки клеш, комби, матроску.
-- Открой! -- сказал он, толкая ногой дверь.
-- Нет уж, -- испуганно и строптиво ответил голосок.
-- А как же передать?
-- В отдушину над дверью.
Он протянул туда одежки и снова зашагал смятенно взад вперед по комнате. " Блудница наглая, блудница наглая. Как зудит в них жирнозадый бес любострастия... " 1

-- Джон...
Он не ответил. " Жирнозадый бес".
-- Джон...
-- Что нужно? -- угрюмо спросил он.
-- Мне бы еще мой мальтузианский пояс.
Сидя в ванной, Ленайна слушала затем, как он вышагивает за стеной. Сколько еще будет длиться это шаганье? Вот так и ждать, пока ему заблагорассудится уйти? Или, повременив, дав его безумию утихнуть, решиться на бросок из ванной к выходу?
Эти ее тревожные раздумья прервал телефонный звонок, раздавшийся в комнате. Шаги прекратились. Голос Джона повел диалог с тишиной.
-- Алло.
...
-- Да.
...
-- Да, если не присвоил сам себя.
...
-- Говорю же вам -- да. Мистер Дикарь вас слушает.
...
-- Что? Кто заболел? Конечно, интересует.
...

-- Больна серьезно? В тяжелом? Сейчас же буду у нее.

1 " Троил и Крессида" (акт V, сц 2)
-- Не дома у себя? А где же она теперь?
...
-- О боже! Дайте адрес!
...
-- Парк-Лейн, дом три? Три? Спасибо.
Стукнула трубка. Торопливые шаги. Хлопнула дверь. Тишина. В самом деле ушел?
С бесконечными предосторожностями приоткрыла она дверь на полсантиметра; глянула в щелочку -- там пусто; осмелев, открыла дверь пошире и выставила голову; вышла наконец на цыпочках из ванной; с колотящимся сердцем постояла несколько секунд, прислушиваясь; бросилась к наружной двери, открыла, выскользнула, затворила, кинулась бегом. Только в лифте, уносящем ее вниз, почувствовала она себя в безопасности.