ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ленайна чувствовала себя вправе -- после дня, наполненного странным и ужасным, -- предаться абсолютнейшему сомотдыху. Как только вернулись на туристский пункт, она приняла шесть полуграммовых таблеток сомы, легла в кровать и минут через десять плыла уже в лунную вечность. Очнуться, очутиться опять во времени ей предстояло лишь через восемнадцать часов, а то и позже.
А Бернард лежал, бессонно глядя в темноту и думая. Было уже за полночь, когда он уснул. Далеко за полночь; но бессонница дала плоды -- он выработал план действий.
На следующее утро, точно в десять часов, мулат в зеленой форме вышел из приземлившегося вертоплана. Бернард ждал его среди агав.
-- Мисс Краун отдыхает, -- сказал Бернард. -- Вернется из сомотдыха часам к пяти, не раньше. Так что у нас в распоряжении семь часов.
(" Слетаю в Санта-Фе, -- решил Бернард, -- сделаю там все нужное и вернусь, а она еще спать будет". )
-- Безопасно ей будет здесь одной? -- спросил он мулата.
-- Как в кабине вертоплана, -- заверил тот.
Сели в машину, взлетели. В десять тридцать четыре они приземлились на крыше сантафейского почтамта; в десять тридцать семь Бернарда соединили с канцелярией Главноуправителя на Уайтхолле1; в десять тридцать девять он уже излагал свое дело четвертому личному секретарю Его Фордейшества; в десять сорок четыре повторял то же самое первому секретарю, а в десять сорок семь с половиной в его ушах раздался звучный бас самого Мустафы Монда.
-- Я взял на себя смелость предположить, -- запинаясь, докладывал Бернард, -- что вы, Ваше Фордейшество, сочтете случай этот представляющим достаточный научный интерес...
-- Да, случай, я считаю, представляет достаточный научный интерес, -- отозвался бас. -- Возьмите с собой в Лондон обоих индивидуумов.
-- Вашему Фордейшеству известно, разумеется, что мне будет необходим специальный пропуск...
-- Соответствующее распоряжение, -- сказал Мустафа, -- уже передается в данный момент Хранителю

1 Улица в Лондоне, где расположены британские правительственные учреждения. резервации. К нему и обратитесь безотлагательно. Всего наилучшего.
Трубка замолчала. Бернард положил ее и побежал на крышу
-- Летим к Хранителю, -- сказал он мулату в зеленом
В десять пятьдесят четыре Хранитель тряс руку Бернарду, здороваясь.
-- Рад вас видеть, мистер Маркс, рад вас видеть, -- гудел он почтительно. -- Мы только что получили специальное распоряжение...
-- Знаю, -- не дал ему кончить Бернард. -- Я разговаривал сейчас по телефону с Его Фордейшеством. -- Небрежно-скучающий тон Бернарда давал понять, что разговоры с Главноуправителем -- вещь для Бернарда саммая привычная и будничная. Он опустился в кресло. -- Будьте добры совершить все формальности. Поскорей, будьте добры, -- повторил он с нажимом. Он упивался своей новой ролью.
В три минуты двенадцатого все необходимые бумаги были уже у него в кармане.
-- До свидания, -- покровительственно кивнул он Хранителю, проводившему его до лифта. -- До свидания.
В отеле, расположенном неподалеку, он освежил себя ванной, вибровакуумным массажем, выбрился электролизной бритвой, прослушал утренние известия, провел полчасика у телевизора, отобедал не торопясь, со вкусом, и в половине третьего полетел с мулатом обратно в Мальпаис.

-- Бернард, -- позвал Джон, стоя у туристского пункта. -- Бернард!
Ответа не было. Джон бесшумно взбежал на крыльцо в своих оленьих мокасинах и потянул дверную ручку. Дверь заперта.
Уехали! Улетели! Такой беды с ним еще не случалось. Сама приглашала прийти, а теперь нет их. Он сел на ступеньки крыльца и заплакал.
Полчаса прошло, прежде чем он догадался заглянуть в окно. И сразу увидел там небольшой зеленый чемодан с инициалами Л. К. на крышке. Радость вспыхнула в нем пламенем. Он схватил с земли голыш. Зазвенело, падая, разбитое стекло. Мгновенье -- и он уже в комнате. Раскрыл зеленый чемодан, и тут же в ноздри, в легкие хлынул запах Ленайны, ее духи, ее эфирная сущность. Сердце забилось гулко; минуту он был близок к обмороку. Наклонясь к драгоценному вместилищу, он стал перебирать, вынимать, разглядывать. Застежки-молнии на вискозных шортах озадачили его сперва, а затем -- когда решил загадку молний -- восхитили. Дерг туда, дерг обратно, жжик жжик, жжик-жжик; он был в восторге. Зеленые туфельки ее -- ничего чудесней в жизни он не видел. Развернув комбилифчик с трусиками, он покраснел, поспешно положил на место; надушенный ацетатный носовой платок поцеловал, а шарфик повязал себе на шею. Раскрыл коробочку -- и окутался облаком просыпавшейся ароматной пудры. Запорошил все пальцы себе. Он вытер их о грудь свою, о плечи, о загорелые предплечья Как пахнет! Он закрыл глаза; он потерся щекой о запудренное плечо. Прикосновение гладкой кожи, аромат этой мускусной пыльцы, будто сама Ленайна здесь.
-- Ленайна! -- прошептал он. -- Ленайна!
Что то ему послышалось, он вздрогнул, оглянулся виновато. Сунул вынутые воровским образом вещи обратно, придавил крышкой; опять прислушался и огляделся. Ни звука, ни признака жизни. Однако ведь он явственно слышал -- не то вздох, не то скрип половицы. Он подкрался на цыпочках к двери, осторожно отворил, за дверью оказалась широкая лестничная площадка. А за площадкой -- еще дверь, приоткрытая. Он подошел, открыл пошире, заглянул.
Там, на низкой кровати, сбросив с себя простыню, в комбинированной розовой пижамке на молниях лежала и спала крепким сном Ленайна -- и была так прелестна в ореоле кудрей, так была детски-трогательна, со своим серьезным личиком и розовыми пальчиками ног, так беззащитно и доверчиво разбросала руки, что на глаза Джону навернулись слезы.
С бесконечными и совершенно ненужными предосторожностями -- ибо досрочно вернуть Ленайну из ее сомотдыха мог разве что гулкий пистолетный выстрел -- он пошел, он опустился на колени у кровати. Глядел, сложив молитвенно руки, шевеля губами. " Ее глаза", -- шептал он.

Ее глаза, лицо, походка, голос;
Упомянул ты руки -- их касанье
Нежней, чем юный лебединый пух,
А перед царственной их белизною
Любая белизна черней чернил. 1

Муха, жужжа, закружилась над ней; взмахом руки он отогнал муху. И вспомнил:

Мухе -- и той доступно сесть
На мраморное чудо рук Джульетты,
Мухе -- и той дозволено похитить
Бессмертное благословенье с губ,
Что разалелись от стыда, считая
Грехом невольный этот поцелуй;
О чистая и девственная скромность! 2

Медленно-медленно, неуверенным движением человека, желающего погладить пугливую дикую птицу, которая и клюнуть может, он протянул руку. Дрожа, она остановилась в сантиметре от сонного локтя, почти касаясь. Посметь ли! Посметь ли осквернить прикосновеньем низменной руки... Нет, нельзя. Слишком опасна птица и опаслива. Он убрал руку. Как прекрасна Ленайна! Как прекрасна!
Затем он вдруг поймал себя на мысли, что стоит лишь решительно и длинно потянуть вниз эту застежку у нее на шее... Он закрыл глаза, он тряхнул головой, как встряхивается, выходя из воды, ушастый пес. Пакостная

1 " Троил и Крессида" (акт I, сц 1) 2 " Ромео и Джульетта" (акт III, си. 3) мысль! Стыд охватил его. " О чистая и девственная скромность!.. "
В воздухе послышалось жужжание. Опять хочет муха похитить бессмертное благословенье? Или оса? Он поднял глаза -- не увидел ни осы, ни мухи. Жужжание делалось все громче, и стало ясно, что оно идет из-за ставней, снаружи. Вертоплан! В панике Джон вскочил на ноги, метнулся вон, выпрыгнул в разбитое окно и, пробежав по тропке между высокими агавами, поспел как раз к приземленью вертоплана.