Глава четвёртая

Дом Ломоносовых стоял особняком от других домов и был сложен из тяжёлых неотёсанных брёвен, поседевших от времени и непогоды. Дом был высок — «клеть с амбаром», как называют такие дома в тех местах. Внизу, в амбаре, вовсе не было окон. Над ним, в жилой избе, почти под самой крышей были прорублены редкие и маленькие окошки. Слюда в них потускнела и подёрнулась паутиной. Оттого дом смотрел исподлобья и подслеповато. Как во всех домах в той местности, сбоку был прирублен скотный двор, а над ним, справа от жилой избы, — сеновал-поветь.

Со двора туда вёл бревенчатый помост — взвоз, по которому мог взъехать прямо на поветь воз с сеном. Но взвоз был чист, словно подметён, ни одного клочка сена на нём не валялось. Давно возы, не въезжали, а ветры развеяли последние былинки.

Марья Васильевна с Мишей поднялись из пустых сеней по покосившейся, скрипящей под ногами лестнице. Ступив на шаткую ступеньку, Марья Васильевна, охнув, сказала:

— Как бы лестница не обрушилась! Обветшала вся! — но всё-таки пошла дальше.

В темноватой горнице было холодно и тихо.

— Сынок, — сказала Марья Васильевна, — пойди в огород, поиграй на солнышке. А я тут проветрю немного.

Она подняла оконце. Ворвался солнечный луч, в нём заплясали пылинки.

Миша сбежал вниз, обогнул дом и очутился на обширном, заросшем сорняком пустыре. Он медленно пошёл вперёд, протаптывая путь среди высоких, по пояс, трав, пока не увидел у своих ног четырёхугольный пруд.

Там он присел на берегу и стал смотреть в воду. Тёмная и мутная вода слегка зыбилась, и сперва в ней ничего нельзя было рассмотреть. Потом глаз привык, и Миша заметил, как на дне что-то блеснуло, померкло, вновь заблестело и вновь замутилось. Как будто не то двигалось что-то, не то вода, набегая, качала травы и они скрывали и вновь открывали таинственный блестящий предмет, отливающий золотом и серебром.

«Сокровище морского царя! » — подумал мальчик. Мать рассказывала ему про Садко, про новгородца. Такой храбрый был молодец, что не побоялся спуститься на дно морское. Там он сыграл царю на гуслях, и царь за это подарил ему всякие сокровища, золото и серебро. Новгородцы плавали далеко и даже добирались до Поморья, до Холмогор. И, может быть, Садко тоже приплыл сюда и перед смертью спрятал свои богатства в этом пруду.

Тут Миша засмеялся своим мыслям, потому что очень хорошо знал, что место только теперь стало пустое, а раньше, когда дедушка Василий Дорофеевич Ломоносов был жив, здесь был огород и дедушка сам выкопал этот пруд, и тогда пруд был проточный, а теперь зарос. С той горки стекал сюда ручей, а по эту сторону вода сливалась вниз. Дедушка сажал в этот пруд рыбу и, чтобы она не ушла, загородил вход решёткой.

«Это решётка там, в глубине. Солнышко в воде блещет, подводные травы над решёткой качаются», — подумал мальчик.

Он вздохнул, лёг на спину и стал смотреть на колыхающиеся над ним травы.

«Если б я был Садко, я не стал бы просить золота и серебра. На что они? Вот у нас бокальчик серебряный в шкафу, из него и не пьёт никто. — Он стал вспоминать, что ещё есть у них золотое и серебряное, и ничего не вспомнил. — Нет, если б я был Садко, я бы попросил, чтобы он меня по дну морскому поводил. Я бы там всё как следует рассмотрел. И какие там травы растут на самом дне, и куда солнце уходит, когда оно вечером опускается в воду, и какие ледяные горы споднизу — гладкие или шершавые. Рыбы наловил бы полную пазуху и кита посмотрел бы, какой он чудо-юдо рыба-кит... »

— А я кита видел, — раздался вдруг совсем рядом чей-то хрипловатый голос.

Миша поднялся и прислушался — говорили за забором. Миша хотел было влезть на забор, но брёвна были трухлявые — того и гляди, вместе с бревном скувырнёшься рассказчику на голову.

— Я кита видел, — повторил голос.

Миша подвинулся к забору. Сквозь вывалившийся из доски сучок он увидел, что у самого огорода в холодке присели три мальчика — давнишний Мишин приятель, десятилетний Андрейка Шубный, и два постарше, незнакомые, крепкие, плечистые парнишки.

Тут Миша не выдержал и перемахнул через забор. На ребят посыпались щепки и мусор. Они возмущённо подняли головы, но Андрейка узнал Мишу и, молча улыбнувшись, потянул его за руку и усадил рядом с собой. Незнакомый мальчик, презрительно усмехнувшись, продолжал свой рассказ.