|
|||
Борис Громов 14 страница– Точно, – уверенно отвечает Толя, – Она приметная. В руках Курсант держит облезлый черный цилиндр американской наступательной гранаты МК3А2. – Так я не понял, это что, 'самопал' какой‑ то? – Нет Толя, – отвечаю я напарнику, принимая из его рук странную, совершенно неуместную в чеченских горах находку, – это не 'самопал'. Это, друг мой, Grenade Hand Offensive, видишь, – тычу я пальцем в почти уже совсем стершиеся желтые буквы на округлом боку гранаты, – написано. Американская, мать ее. – И чего эта тарабарщина значит? – Ручная наступательная граната. – Хорошая хоть? – с искренним интересом спрашивает Толик. – Да так, – я корчу лицо в неопределенной гримасе, – ни рыба, ни мясо. Вроде нашей РГД, только запал горит чуть не в два раза дольше. – Понятно, – разочарованно кривится он, – Хрень полная. Значит – на продажу… – Не, никакой продажи, вместе с тетрадкой в контрразведку отнесем. Исмагилову в подарок. А все барахло сейчас ссыплем в баул и ты вечером до помойки прогуляешься, чтоб никому на глаза не попасться, а то смеху будет на весь Терской Фронт. – Хорошая идея, – покладисто соглашается Курсант, уже сообразивший по моему поведению, что 'косяк' с кучей 'захваченного в плен' хлама если и не забыт совсем, то уж точно заглажен тетрадью и гранатой. Кроме всего прочего обнаружили мы среди трофеев даже немного денег, чему я, если честно, был немало удивлен. Судя по тому, как на вырезанном нами блок‑ посту неслась служба, вполне логично было предположить, что 'вкалывали' тамошние обормоты за еду, а то и вовсе в счет погашения какого‑ нибудь долга. За деньги обычно работают, ну, не знаю, более ответственно, что ли. Но, деньги все же нашлись. Я поделил на две равные кучки два десятка найденных серебряных монеток, часть из которых была явно не югороссийскими рублями. Почти такого же размера, что и рубли, серебряные монеты с круговым орнаментом из звезд и полумесяцев по краю, и сложной арабской вязью в центре, были не похожи ни на одну из виденных мною в 'прошлой жизни'. Хотя, нумизмат из меня, конечно никакой. – Турецкие… – безразличным, полувопросительным, полуутвердительным тоном протянул я, протягивая Толику его долю. – Угу, – так же спокойно ответил он, – пиастры, блин. Ну, ничего, принять их у нас все равно примут, а там – в переплавку пойдут. Мне осталось только равнодушно кивнуть. – Слушай, Миш, тут слишком много, – засуетился вдруг напарник. – Ты меня что, на жадность решил проверить? Вот ведь, блин! Опять я 'косяк упорол'! Так, теперь надо как‑ то выкручиваться… – Слушай меня внимательно, Курсант, и запоминай. У Убивца в отряде, и вообще у наемников, дела с оплатой обстоят немного иначе, знаю. Но мы с тобой – уже не просто Вольные Стрелки. Мы – диверсионно‑ разведывательная группа. И у нас все, взятое с бою, будет поровну. Потому что нас мало, и мы с тобой, напарник, все время по самому краю ходить будем. Вместе. И никаких глупых 'непоняток', особенно денежных, между нами быть не должно. Потому как, ежели что, подыхать нам с тобой тоже вместе. А из‑ за денег периодически появляется недоверие друг к другу, которое в бою может плохо кончится. Для обоих. Да, за 'горку', кобуру и РПС ты мне должен, при случае отдашь. Как разбогатеешь. Рацию ты сам добыл, в бою. Ну а 'подствольник' – это вообще укрепление нашей командной огневой мощи, тут вообще говорить не о чем. Все понял? – Понял, – отвечает напарник. – Ну, вот и молодец. Но учти, отныне никакие отговорки типа 'у меня денег не было' или 'я купить забыл' в отношении боеприпасов и прочей амуниции – не принимаются. Деньги у тебя теперь есть, а значит – должно быть все, что нужно в бою, и что можно за эти деньги купить. Понял? Да, и еще одно. Есть в разведке такое древнее правило – каждый имеет право голоса. Если при разработке плана появляется какая‑ то дельная мысль – не стесняйся, высказывай. Не факт, что примем, но уж точно обдумаем. Ладно, хватит с тебя на сегодня инструктажей! – хлопаю я его по плечу. – Пошли, пообедаем, жрать‑ то, небось, охота уже? Я и сам бы перекусил с удовольствием. А потом – во двор, нас там оружие нечищеное заждалось, поди. Плотно и с удовольствием перекусив, чем бог послал, а вернее, чего Зинаида нам приготовила, снова поднимаемся наверх, и, прихватив с собой ружейное масло и ветошь, идем на задний двор, где дожидаются своего часа утопленные в солярке стволы. Чистка нам предстоит долгая и вдумчивая, можно сказать промышленного масштаба. После такой комнату придется не один день проветривать. Поэтому лучше ею заняться на свежем воздухе. Погодка, конечно, не фонтан, но, с другой стороны – на улице не холодно, хоть и пасмурно, дождя нет, а если вдруг и пойдет, то навес у Кузьмы хороший, и ветер во внутреннем дворе совершенно не чувствуется. Так что условия вполне приличные. Расположившись на длинной деревянной скамье под навесом, приступаем к тщательной и неспешной чистке оружия. Саму соляру я выливать не стал, наоборот, накрыл ванночку небольшим куском жести, лежавшим в том же сарае. Мало ли, может и еще раз пригодится. Нам же ею не машину заправлять, даже если и выдохнется – ничего страшного. Для 'замочки' очередной партии трофеев и такая сгодится. Так и сидим, разложив разобранные стволы перед собою на старых мешках, брошенных прямо на утоптанную до состояния, близкого к бетону, землю. Толик возится с карабинами, а я полирую смоченной в масле тряпкой железные 'потроха' одного из 'семьдесят четвертых'. Руки делают ставшую за многие годы совершенно привычной работу сами, без участия головы, поэтому я еще умудряюсь 'травить' напарнику разные смешные армейские байки, которых знаю великое множество. Не забывая при этом зорко поглядывать на манипуляции, которые он производит с СКСом. Напрямую просить его показать мне порядок сборки и разборки карабина, пожалуй, не стоит. Еще такого конфуза и пятна на авторитет мне не хватало! Но и знать, как и что с ним делать – тоже необходимо. Судя по всему, СКС из стратегических резервов давно почившего Советского Союза, в здешних краях оружие весьма распространенное. По крайней мере, небогатых селян, входящих в ополчение Червленной и других окрестных станиц, вооружали именно ими. А что? Русский мужик, он по натуре прижимистый. Автомат, оно, конечно, получше. Но он денег стоит. Да и на кой автомат простому пастуху или землепашцу, если воюют все‑ таки военные, и бойцы Охранных Рот или Дорожной Стражи? Им это по службе положено. Вот, пусть и воюют. А для обороны и СКСа – за глаза. Опять же, карабины в свое время со складов бесплатно раздавали. Вот, ежели прижмет, ими и будут воевать. А пока жареный петух никуда не клюет – деньги можно и на что‑ то в хозяйстве более нужное потратить. Конечно, такого мнения были не все, но очень многие. Тихо лязгает железо, изредка капает на мешковину масло, неторопливо елозят по полированному или вороненому металлу куски мгновенно чернеющей ветоши.. Я продолжаю балагурить, не забывая убирать из историй лишнюю конкретику, типа названий населенных пунктов и дат, когда эти события происходили. Толик хохочет. Идиллия! А вот мысли в моей голове бродят не шибко веселые. Похоже, ситуация на Терском Фронте куда серьезнее, чем мне думалось вначале. Скорее всего, в самом начале, когда и здесь, и на севере, за Волгоградом, во всю шло кровавое 'веселье' с применением артиллерии, авиации и тяжелой бронетехники, о том, кто же теперь главный, никто особо не задумывался. Всем хотелось только одного – выжить. Но вот, первоначальная цель была достигнута – выжили, и даже слегка оклемались, начали строить некое подобие нормальной жизни. Тут‑ то и начались, скорее всего, первые проблемы. С одной стороны – в одиночку не выжить, и это прекрасно понимали даже самые тупые из тогдашних региональных лидеров будущей Югороссийской республики. С другой – гнуться под какого‑ то 'чужого дядю', добровольно передавая ему, наверняка, весьма нелегко добытую, власть, точно никому не хотелось. Вот тогда, скорее всего, и была достигнута договоренность о 'широкой автономии' Терского Фронта, который формально входил в состав республики, но имел еще и свою собственную армию и вооруженные отряды местного ополчения, в которое входили все мужчины, начиная с 16 лет. Как я понял, кроме жителей Терского Фронта, Дагестана и самых северных районов, граничащих с зараженными радиацией землями, больше нигде в Югороссийской республике гражданские на руках огнестрельного оружия не имели. Правительство считало, что в центральных областях вполне достаточно и милиции. Одним словом, старая как мир история – власть до дрожи в коленях боится, что имеющий оружие народ может это самое оружие повернуть против нее. Совершенно не учитывая, что в случае опасности, этот самый народ может мгновенно встать на защиту власти, вместо того, что бы терять драгоценное время в очередях перед армейскими складами и военными комиссариатами, или где у них тут будут вооружать боеспособных мужчин в случае чего. Опасность‑ то может и не наступить, а вот если люди будут вооружены, то и управлять ими, как бессловесной скотинкой уже не выйдет. Оружие в руках как‑ то резко повышает самооценку и способствует появлению гордости и чувства собственного достоинства у того, кто им владеет. А оно власти надо? Серой массой, которая, в полном соответствии с классиком, всегда 'безмолвствует' править намного легче и спокойнее. Некоторые вещи вообще не меняются! Думаю, не будь Непримиримых и 'дамоклова меча' турецкой угрозы, Ростов бы давно уже попытался и терцев разоружить, и автономию Фронта поурезать. Да вот беда, ежели у казаков оружие отобрать, кто ж будет южные границы республики охранять? Из безоружных буфера, что первый удар врага на себя в случае чего примет, не получится. Вот и приходится Ростову, скрипя зубами своевольных ребят с Терека терпеть. Хотя, как Костылев сказал, по мелочам гадить уже начали. Толковых офицеров не шлют, размеры 'федеральной' части гарнизонов увеличивать не хотят, новой военной техники у них не допросишься, вон, даже ту, что есть, толком починить не могут. Хотя, как мне кажется, в том же Харькове, или в самом Ростове‑ на‑ Дону на машиностроительных заводах, что‑ нибудь, да производят. Разумеется, не Т‑ 80, и не БТР‑ 90. Но и не Т‑ 34 же! Уж выпуск чего‑ нибудь, уровня Т‑ 55 и 'сто пятьдесят второго' БТРа вполне могли освоить! Да и в бездонных 'закромах Родины' всего этого, по меркам 'девяностых' и 'двухтысячных' годов, 'хлама' должно было оставаться еще немеряно. Ну, да, на фоне техники конца двадцатого – начала двадцать первого века, они не выглядели серьезно… Хотя, еще с какой стороны посмотреть, тот же Т‑ 55 с его 100‑ мм пушкой, двумя СГМТ[82], курсовым и спаренным с орудием, и зенитным ДШК на башне, да с почти двумя сотнями миллиметров лобовой башенной брони и тогда мог дел натворить, с грамотным экипажем. А уж по нынешним временам – так это вообще клад! Вот только никому в Ростове не нужен слишком сильный Терской Фронт. Нет, совсем на 'голодном пайке' не оставят, все‑ таки со своей ролью буфера между Ростовом и турками, а заодно, и пограничной стражи, терцы справляются хорошо. Но и усиливать их сверх необходимого минимума ростовские 'умные' политики явно не собираются. Им автономия Фронта и так, словно кость в горле. А ведь если и без того строптивые казаки еще сильнее окрепнут… Кто знает, какие мысли могут прийти в их забубенные головушки? Нет, на такой риск Ростов не пойдет. Политики, мля! Вечно все проблемы от них! Из‑ за 'глобальных замыслов' родившихся во всевозможных 'высоких' кабинетах, с обеих сторон всегда умирали простые парни, которые изначально и вражды‑ то особой к 'оппонентам' с противоположной стороны не испытывали. И которым на те самые 'замыслы' плевать было с высокой колокольни. Вот бы заставить политиков самих за свои идеи друг с другом биться. То‑ то вояки бы посмеялись! Жаль, все это фантазии. А если отставить неуместное ерничанье, то дела хреновые. По всему видно, назревает в здешних краях какая‑ то серьезная заваруха. Сил на отражение возможной агрессии если и хватит, то совсем впритык… А ведь может и не хватить, мы же о планах и возможностях врага ничего толком не знаем. И на помощь, похоже, особо рассчитывать не стоит. Да уж, было бы хуже – да некуда! – Эй, Миш, ты как, в порядке? – возвращает меня к реальности голос напарника. – Что? А, да, Толь, все отлично. – Точно? – Курсант глядит на меня с подозрением. – А то у тебя вдруг лицо стало такое… Нехорошее. Будто ты кому‑ то шею свернуть собрался. – Не боись, Анатолий! Надо будет – так мы с тобой кому хошь шею свернем. Фигли нам, молодым‑ красивым, холостым‑ неженатым! – я с улыбкой пихаю напарника кулаком в литое плечо. – Прорвемся! – Точно! – соглашается Толя. – Ну, что, – я окидываю взглядом разложенное на мешках вычищенное оружие, – вроде, закончили? Похоже, можно к Сергеичу в 'Ратник' собираться. – А 'подствольник'? – интересуется Толя, напоминая мне про обещание привести в приличное состояние подствольный гранатомет, доставшийся ему 'в наследство' от командира бандитского блок‑ поста. – Да не мороси ты, сделаю я твой 'подствольник' в лучшем виде. Сразу, как вернемся, сяду и сделаю. Удовлетворенный ответом Курсант кивает и начинает убирать почищенные автоматы, карабины и пистолеты в заранее припасенный баул. И то, правда, пора к Сергею Сергеевичу наведаться, а то ведь дело уже к вечеру. С продажей оружия мы чуть не пролетели. На дверях 'Ратника' красовалась табличка 'Закрыто. Прием товара', а в раскрытые настежь тяжелые стальные ворота, закрывавшие въезд во внутренний двор оружейной лавки, аккуратно сдавал задом здоровенный тентованный грузовик. 'В девичестве' он явно был армейским 'Камазом', но сейчас, больше походил на пьяный бред какого‑ нибудь автомилитариста или рабочий реквизит для очередной серии 'Безумного Макса': всю кабину грузовика закрывали броневые листы, оставив спереди и по бокам лишь узкие смотровые щели, тускло блестевшие стеклом триплексов. Колеса тоже прикрыты бронещитками. Вместо бампера – мощная конструкция, больше похожая на небольшой бульдозерный ковш с выступающей вперед, словно таран древнегреческой биремы или триремы, средней частью. Под многочисленными прорехами в брезентовом тенте тоже виднеется тусклая броневая сталь. Нет, точно 'Безумный Макс'! Это сколько ж этот мастодонт весит? А горючего жрет сколько? Хотя, учитывая, что он перевозит – затраты хозяев наверняка с лихвой окупаются. Улицу в обоих направлениях довольно грамотно 'держат' шестеро крепких мужиков в одинаковом камуфляже совершенно незнакомой мне расцветки. Какая‑ то чудная 'пятицветка', немного похожая на нашу омоновскую 'куклу' или британский DPM. И не сопляки, в годах дядьки, где‑ то чуть за сорок всем, судя по внешности, вооружены новенькими АКМСами, позы, вроде, расслабленные, но взгляды внимательные, настороженные. Да, блин, серьезные товарищи, матерые. Может, и не спецназ, но бойцы опытные и грамотные. Что называется – пехота‑ профи. – Эй, дружище, привет, – машу я рукой самому ближнему из них. – Мне Сергей Сергеевич нужен. Подойти можно? Тот пристально смотрит на меня и кивает. Но стоит только мне сделать пару шагов вперед, как он вскидывает к плечу уже снятый с предохранителя автомат и резко бросает: – Спри! [83] Я замираю как вкопанный, и даже руки слегка приподнимаю, не то, чтобы сдаваясь, скорее – успокаивая. – Э, мужик, спокойнее! Ты чего такой нервный? Сначала киваешь, потом стрелять собираешься. Ты что, блин, болгарин? Мужик слегка опускает ствол автомата и снова внимательно смотрит на меня, а потом отрицательно мотает головой, но при этом говорит: – Да, блгарин. [84] – Он что, псих? – тихо шепчет у меня за спиной Толя. – Нет, Курсант, все нормально, я тебе про это потом объясню, – так же тихо отвечаю я, слегка повернув к нему голову. – Главное – стой спокойно и глупостей не делай. Из‑ за машины внезапно появляются Сергей Сергеевич и еще один, судя по такому же, как и у часовых, камуфляжу, гость из 'солнечной Болгарии'. – Миша, у вас все в порядке? – тут же въезжает в ситуацию пожилой и мудрый торговец оружием. – Да, Сергей Сергеич, все нормально. Просто небольшое недоразумение, – немного натянуто улыбаюсь я, автомат часового все еще смотрит мне точно в брюхо и от этого мне слегка неуютно. – Но, надеюсь сейчас с вашей помощью все и разрешится. – Конечно‑ конечно! Георгий, – обращается он к часовому, – это мои друзья, их можно пропустить. Тот, похоже, не хочет больше экспериментировать с жестами и просто произносит: 'Добре! ', опускает автомат и отходит на шаг в сторону. – Драго, я буквально на несколько минут отойду с ребятами, – оборачивается Сергей Сергеевич к своему спутнику. – Все равно машину пока еще не разгрузили. Кстати, познакомьтесь, Миша, Толя – это Драгомир Христов, он командир группы сопровождения караванов 'Арсенала'. Драго, а это те самые парни, что упрямо лезут вам в конкуренты, правда, у них оружие не новое. – Ааа, – улыбается тот, протягивая нам с Толиком руку, – да‑ да, уже о вас наслышан. Гроза и ужас Непримиримых. Интересно говорит дядька, вроде и чисто, и фразы строит правильно, но все равно видно, что русский для него не родной. – Да ладно, – отмахиваюсь я, ответив на крепкое рукопожатие. – Сами знаете, слухи – дело такое: насочиняют такого, что сам потом собственные дела по рассказам опознать не можешь. – Бывает, – соглашается болгарин. – Но, с другой стороны, как у вас говорят: 'дыма без огня не бывает'. Так что, не стоит скромничать. А сейчас, извините, мне надо проконтролировать разгрузку. Рад был знакомству. Надеюсь, еще увидимся. – Ну, что ж, Миша, пойдемте в магазин. Посмотрим, что вы на этот раз добыли, – подхватывает под руки нас с Толей Сергей Сергеевич, как только Христов уходит назад, к 'монструозному' грузовику. В этот раз общение вышло несколько скомканным, хозяин 'Ратника' явно спешил, что, впрочем, совершенно не отразилось на его дотошности. Он сходу отложил уже упомянутый мною 'Стечкин' и один из ПМов в сторону со словами: – Полный хлам, Миша, возьму только на запчасти и исключительно из уважения к вам, как к аккуратному, добросовестному клиенту. Мне оставалось только согласно 'мотнуть гривой'. Зато за все остальное он заплатил довольно щедро. Наши усилия не прошли даром, и после чистки автоматы и карабины выглядели вовсе не так плачевно, как до нее. Полученные деньги я снова честно поделил пополам и тут же отдал одну половину напарнику. – Да, Миша, подождите, чуть не забыл! – останавливает меня окрик Сергеича прямо на пороге. Я оборачиваюсь, и вижу в руках торговца, похожего сейчас не столько на доктора из 'Формулы любви', сколько на Мюллера в момент произнесения знаменитого: 'Штирлиц, а вас я попрошу остаться…', черный металлический тубус, примерно двадцати сантиметров длиной и пяти – в диаметре. Не опознать в нем ПБС способен разве что слепой, или человек бесконечно далекий от армии и всего, что с нею связано. Я – не первое, и уж точно не второе, и поэтому радостно бросаюсь назад. – Сергей Сергеич, дорогой вы мой человек, неужто достали? – Спокойнее, Михаил! – слегка осаживает он мой пыл. – Это всего лишь корпус. Ни обтюраторы, ни патроны пока не готовы. Но и то, и другое будет в течение ближайшей недели‑ полутора. Так что, готовьте деньги. – Да хоть сейчас! Сколько? – Погодите, Миша, прямо сейчас – не надо. Вот когда все будет готово, тогда и побеседуем. – Сергей Сергеевич, скажите честно, вам уже говорили, что вы – изверг? – Простите, если расстрою, Миша, но говорили, и неоднократно, – ехидно улыбается тот. – Так что оригинальным быть у вас не получилось. – Да ладно, – вздыхаю в ответ я. – Не очень‑ то и хотелось. Значит, говорите, полторы недели, не больше? – Возможно даже меньше, – дружелюбно обнадеживает он меня на прощание, а потом внезапно меняет тон на деловой. – А теперь, простите, молодые люди, но у меня на самом деле приемка товара! Парни мы с Толей толковые, 'тонкий' намек понимаем с полуслова, и распрощавшись покидаем 'Ратник'. По дороге к Комендатуре я рассказываю Толику о некоторых особенностях болгарской жестикуляции. Тот только удивленно пожимает плечами. – А с чего это у них все так, не по‑ людски? – Да кто ж их поймет, напарник. Наверное, им так больше нравится. Хотят отличаться от окружающих. – Ну, не знаю, если от такого отличия одни проблемы, что тебе, что окружающим, то на фига оно вообще нужно? – Сложный вопрос, Анатолий, – улыбаюсь я. – Предлагаю тебе задать его нашим болгарским союзникам. – Не, Миш, – машет на меня руками Толя, – что‑ то не хочется. Ты их рожи видел? А если у этих головорезов с чувством юмора плохо? Из‑ за кивков башкой с союзниками перестрелку устраивать? Да пусть живут как хотят! – Вот, похоже, именно поэтому они до сих пор и не переучились! – с самой серьезной физиономией подвожу черту под разговором я. Толик только хихикает в ответ, и тут же замирает, обводя широко раскрытыми глазами площадь перед Комендатурой, на которую мы только что вышли. А зрелище перед нами предстало вполне впечатляющее. Вдоль стены, окружающей двор комендатуры, выстроились в линию, будто на параде шесть грузовых 'Камазов' и четыре БТРа‑ 'восьмидесятки'. Все грузовики выглядели братьями‑ близнецами того бронированного монстра, которого мы видели возле оружейной лавки. Такие же огромные, уродливые из‑ за дополнительных листов брони, но могучие и грозные. БТРы смотрелись не так устрашающе, несмотря на то, что тоже имели не предусмотренные изначальным проектом бронеэкраны. Хотя, с другой стороны, БТР и не должен никого пугать, у него задача другая. И установленный на 'восьмидесятках' КПВТ с этой задачей вполне эффективно справляется. И не только КПВТ… Приглядевшись чуть внимательнее, я понимаю, что самый дальний, почти полностью скрытый от меня корпусами других машин бронетранспортер – не 'классический' БТР‑ 80, а 'Нона' на его базе. Да уж ребята на сопровождении явно не экономят! 'Нона', с ее 120‑ мм пушкой – противник серьезный. Она может 'фугануть' осколочно‑ фугасной миной на семь километров, а специальным снарядом с уже готовыми нарезами – почти на девять. В ближнем бою, правда, от нее толку не много, но для ближнего есть 'восьмидесятые' с их калибром в четырнадцать с половиной миллиметров. Тут обстановка была явно попроще, чем перед 'Ратником'. Болгары, хотя и приглядывали по сторонам, но уже без той настороженности, что видна была в караульных у лавки Сергея Сергеевича. Две пары бойцов демонстративно сняв автоматы с предохранителей и не выпуская их из рук, охраняли подходы к машинам, остальные же, либо сидели на 'броне', либо болтали друг с другом или бойцами Охранной Роты, что стояли на входе в Комендатуру и… Блин, они курили! Надо же! А вот в здешних краях я курящих и не видел пока. 'Долбившие' на блок‑ посту анашу боевики Непримиримых – не в счет. Скорее всего, в первые годы после Тьмы, особенно когда похолодание пошло и все начали к грядущей 'ядерной зиме' готовиться, в здешних краях стало как‑ то не до выращивания табака, даже самосада. А сигареты из старых запасов, наверняка, довольно быстро закончились. Вот и пришлось народу отвыкать от вредной привычки в принудительном порядке. А когда дела на лад пошли – табака уже и взять‑ то негде. А тут – вполне обычные сигареты, правда, без фильтра. Вроде 'Астры' или 'Примы'. Значит, братушки, помимо оружейного, еще и табачное производство сохранили. Молодцы! Обойдя, на всякий случай, болгарских 'зорких часовых' по небольшой дуге, мы с Толяном подходим к проходной. Парни на входе оказались знакомые, ну да, интересно, после наших с Курсантом ежедневных утренних пробежек остался ли в Комендатуре хоть один не знающий нас охранник? – Привет‑ привет, спортсмены, – здоровается с нами старший наряда, дочерна загоревший, с выцветшими на солнце почти добела пшеничными волосами и усами, и оттого здорово похожий на негатив, крепыш‑ старшина в лихо сдвинутом на самую макушку берете. – Далеко путь держите? – И тебе не кашлять! – в тон ему отвечаю я. – До начальства твоего. – Извините, мужики, нету никого. Уехали. – Что, и Комендант и Исмагилов? – Ага, вместе укатили. Там наши в Ханкалу из рейда какого‑ то серьезного 'бородатого' приволокли, а до кучи, говорят, еще штук пять на месте привалили, – лицо старшины лучится такой гордостью, будто он лично притащил в штаб перспективного 'языка', в одиночку порешив перед этим пяток Непримиримых. – Красавчики! – соглашаюсь я. – Хорошее дело сделали, нужное. – А то! Не одним же вам, наемникам, геройствовать, – беззлобно подначивает меня один из бойцов. – Мы тоже кой‑ чего могем. – А кто ж спорит, хлопцы? Толковых бойцов на Терском Фронте много, но не всем повезло к Убивцу в отряд попасть! – отшучиваюсь я. В ответ раздается дружный хохот. Шутку поняли и оценили даже стоявшие неподалеку болгары. – Ну, как говорится, на нет – и суда нет, завтра заскочим. Бывайте, ребята. Несите службу бодро, ничем не отвлекаясь… Цитату из 'Устава караульной службы', как‑ то совершенно случайно сорвавшуюся с языка, собравшиеся у проходной встречают новым взрывом всеобщего веселья. – Ну, что, брат, – позевывая, спрашиваю я Толика на крылечке 'Псарни', – сейчас на боковую? А то ночка у нас выдалась еще та… Вместо ответа – умоляющий и немного обиженный взгляд. Вопль: 'Ты же обещал!!! ' на лице напарника крупным шрифтом набран. Вот, блин, молодежь пошла – никакого, понимаешь, почтения и понимания! – Ладно, черт с тобой, уговорил, тащи свой подствольник, а то мне твои молящие глаза будут в кошмарах сниться! Опять же – ужин скоро, все равно вставать, а выспаться до него я так и так не успею. Толя пулей улетает в свою комнату, а я, продолжая широко зевать, отправляюсь к себе. Вот интересное все‑ таки животное человек! То ходил‑ ходил, делами занимался, с людьми общался – все нормально. А тут в одну минуту нахлобучило, и, что называется: 'Поднимите мне веки! '. Почувствуй себя Вием, блин. Когда Толян хлопает дверью, я уже практически сплю сидя. Но, давши слово – держись. Тяжко и протяжно вздохнув, встаю с кровати и захожу в душевую, пускаю себе на затылок тонкую струю холодной воды. Фу, вроде полегчало. Сажусь на койку, гранатомет кладу перед собой на прикроватную тумбочку. Нет, все‑ таки главным достоинством (после надежности, конечно) нашего оружия всегда была его простота. Вот где бы среди западных аналогов найти гранатомет, все детали которого держатся на трех штифтах и одной хитро выгнутой проволочке? Ну, еще защелка, что ствол фиксирует. Все! И ведь работает, причем не то что не хуже, а даже и получше своих иностранных 'собратьев'. Быстро разбираю подствольник. Ой, мамочки, да тут не просто грязно, тут уже вполне можно картошку сажать! Интересно, а он вообще у бывшего хозяина стрелял? Или тот его так таскал, 'для форсу бандитского'? – Слушай Толя, – передаю я разобранный на три части гранатомет напарнику, оставив себе лишь штифты и проволочку, не хватало еще, чтоб Курсант их потерял случайно, – возьми‑ ка это безобразие, по недоразумению считающееся оружием, и вычисти‑ ка его так, чтоб блестел. Толик принимает из моих рук многострадальный 'Костер', понятливо присвистывает, заглянув внутрь и, достав из шкафа только что убранные туда ветошь и масло, снова топает во двор. Работа ему предстоит непростая, но сделать ее как следует – в его же интересах. А я, с чувством почти выполненного долга, опускаюсь на кровать. Спать я не собираюсь, нет, просто полежу немножко, а там и ужин подоспеет. Ага, не собираюсь! Зарекалася свинья… Глаза я разлепляю с огромным трудом, и только потому, что Толя настойчиво тормошит меня за ногу. Гляди‑ ка, запомнил! Не так давно рассказывал я ему, почему не стоит будить людей, тряся их за плечо. Все ж разные. И нервишки у многих войною подточены… Опять же, кто знает, что человеку снится в этот момент? Одним словом, если хочешь разбудить кого‑ то, постарайся быть вне досягаемости его рук, в противном случае – можешь и на удар кулаком налететь. И, хорошо, если кулаком! У некоторых есть не очень хорошая, но часто полезная привычка держать под подушкой нож, или пистолет. У меня такого 'бзика' нет, но знавал я людей, у которых он был. И рассказал‑ то я об этом Толику так, между делом, как хохму. А он не только запомнил, но еще и к сведению принял. Нет, все‑ таки с напарником мне повезло! И соображает быстро, и память хорошая. Еще один плюс Курсант честно заработал. – Да встаю, Толян, встаю, – сиплым со сна голосом бурчу я и со стоном принимаю относительно вертикальное положение. Голова сама не своя, как с похмелья. Эх, говорила ж мне в детстве мама, не спи, сынок на закате солнца, голова болеть будет. Не послушался, а зря. – Ну, ты силен, командир! Чуть ужин не проспал! – Ага, – зевая, я чуть не вывихнул себе челюсть, – я такой! Но ведь не проспал же, правильно? Пошли, Анатолий, перекусим, да я твоей ГПшкой займусь. Ты ее вычистил? – А как же! – он гордо стучит себя кулаком в грудь. – Вот и отлично. Поужинав и предупредив Кузьму, что сегодня концерта не будет, снова поднимаемся ко мне. Приведя вычищенный гранатомет 'в чувство', сноровисто собираю его и передаю Толе. – На, Курсант, владей! Стрелять из него умеешь? – Неа! – радостно скалясь в тридцать два зуба, мотает головой напарник. – Не умею!
|
|||
|