Элла Гриффитс 2 страница

– Таким образом они заново опломбировали наш груз и выдали нам Т‑ визу. – Догадавшись, какой сейчас последует вопрос, он опередил его. – Т‑ виза – это документ, дающий право на транзитный проезд, не знаю, как он называется по‑ настоящему. С этой визой мы беспрепятственно проедем через все страны, входящие в Общий рынок. Конечно, нас могут проверить, но это уже пустяки.

– Я не понимаю, почему столько забот из‑ за какой‑ то макулатуры?

Раскосые глаза Венке уставились на Бертелсена.

– Значит, для кого‑ то это важно.

– Где же вы взяли столько макулатуры?

Бертелсен ответил первое, что пришло на ум:

– В Драмменском объединении бумажных фабрик.

– Угу. – Венке задумчиво выплюнула жевательную резину в обертку, открыла окно и выбросила комок на дорогу.

В воздухе висела изморось. Венке вздрогнула и закрыла окно.

– Фу, как противно, зима без снега!

– Ну, меня ты допросила по всей форме, – вдруг сказал Бертелсен. – Теперь моя очередь. Скажи, у тебя есть виза на проезд через ГДР?

Венке испуганно посмотрела на него.

– Зачем? Разве вы едете в Италию через ГДР?

– А почему бы и нет?

– Разве так ездят?

– А почему бы нам так не проехать? Там, между прочим, тоже хорошие шоссе.

Он испытал почти садистское удовольствие, немного помучив ее. Отчего так? – удивился он про себя. Конечно, как у всякого человека, у Бертелсена было много слабостей и недостатков, но до сих пор он даже не подозревал, что способен на такую зловредность.

– Но ведь на этот раз вы не поедете через Восточную Германию?

– Не поедем, твое счастье, – коротко бросил он.

– Каким же путем мы поедем?

– Через Гамбург, Ганновер, Гёттинген, Кассель… – Он искренне порадовался, что груз у них не тяжелый: возле Касселя их ждали неприятные крутые холмы. – Вюрцбург, Нюрнберг, Мюнхен, Инсбрук. В Бреннере будет таможенный досмотр… Вот где продажные шкуры! Взятки там берет всякий кому не лень, даже таможенники. К тому же у них там чуть не каждый день забастовки. – Бертелсен фыркнул. – Не понимаю, как люди по доброй воле могут ехать в Италию!

– Я еду не по доброй воле.

– Да я не о тебе, – сварливо заметил он.

Одной рукой Бертелсен свернул себе самокрутку, не отрывая глаз от дороги.

– Хочешь мои сигареты?

– Предпочитаю самокрутки.

Венке достала пачку длинных сигарет с фильтром и закурила; затянувшись, она выпустила облако дыма на ветровое стекло.

– Чем ближе мы подъезжаем к Италии, тем больше я трушу.

– Знаешь, нас всех интересует один вопрос. – Бертелсен закурил свою самокрутку и скользнул взглядом по Венке. – Почему ты решила ехать в Италию таким способом?

– Нет денег на билет!

– И не у кого занять?

– А я не люблю занимать. Если возможно, стараюсь ни от кого не зависеть.

– Учти, в Милан мы не поедем.

– Я знаю.

– Зачем же ты сказала, что едешь в Милан?

Венке с упреком посмотрела на Бертелсена.

– Разве Слон тебе ничего не объяснил?

Бертелсен вздохнул.

– Так это правда, что тебя ждет в Фодже больная тетка?

– Что ты хочешь этим сказать? – резко спросила она.

Прежде чем ответить, Бертелсен глубоко затянулся.

– Сегодня ночью я проснулся и почему‑ то подумал о тебе. Мне показалось, что ты сказала, будто едешь в Италию, думая, что мы едем только в ФРГ. Ты хорошо знаешь Слона, и для тебя не секрет, что мы часто бываем в ФРГ. Вот ты и решила: скажу – Милан и доеду с ними, куда мне нужно.

– Вот, значит, какого ты обо мне мнения! Выходит, я – такая корыстная дрянь… – Она умолкла, как будто ей не хватало слов.

– Take it coolly. [2] Ничего удивительного, если мы тебе не доверяем и пытаемся в тебе разобраться. Слон ни разу не возил с собой девушек. Он и словечком не обмолвился, что у него вообще есть девушка. И вдруг ты появляешься на пароме…

Бертелсен отпустил руль и сделал правой рукой выразительный жест. Недокуренная самокрутка словно прилипла у него в углу рта. Потом он снова положил руку на руль и покачал головой.

– Все это так непонятно, что… – Он даже не стал заканчивать фразу.

– Ты веришь в судьбу? – Венке больше не сердилась, она как будто поддразнивала его. – Я, например, верю. Во всяком случае, теперь. – Она снова стала серьезной. – Нам со Слоном было очень хорошо вместе… впрочем, это неважно и касается только нас двоих. Иногда мне хотелось позвонить ему, а у него возникало желание позвонить мне, но у нас обоих никогда не хватало смелости. Потому‑ то и странно, что случай так неожиданно свел нас на пароме. – Она смотрела прямо перед собой и чему‑ то улыбалась.

– Слушай, Венке, мы со Слоном работаем вместе уже пять лет, он мой товарищ, смотри берегись, если ты его обманешь!

– Я не собираюсь его обманывать. Я хоть сейчас готова выйти за него замуж, если только он сменит работу. Мне не хотелось бы, чтобы мой муж то и дело уезжал из дому на несколько дней.

– Вот и Кари, моя жена, тоже недовольна, что я все время в разъездах.

– Еще бы, она небось сидит и трясется, как бы с тобой чего не случилось. И пока тебя нет, у нее все валится из рук.

– Это точно, – согласился Бертелсен. – Особенно ей не по себе без меня с тех пор, как у нас появился Малыш. Ему всего три месяца, а он у нас уже самый главный!

Бертелсен сунул руку в боковой карман и вынул бумажник. Расстегнув его одним пальцем, он попросил Венке достать оттуда фотографии. Красивые, цветные фотографии на матовой бумаге. Первый снимок был сделан, когда Малышу было всего несколько часов, последний – за неделю до отъезда Бертелсена. Малыш в постельке, возле которой стоят гордые родители. Малыш и Кари в разных вариациях.

– Какой хорошенький! – восхитилась Венке. – И жена у тебя такая симпатичная!

Бертелсен тут же разразился длинным монологом о Малыше.

Он замолчал, когда подошло время обедать. Было видно, что Бертелсен хорошо знает местность, по которой они проезжали, и потому так ловко рассчитал время, что закончил свой рассказ, когда они подъехали к тому месту, где обычно останавливались отдохнуть.

Им пришлось довольно долго ждать вторую машину. Когда трейлер Гюндерсена и Лиена наконец подъехал к стоянке, предназначенной для таких крупных машин, и остановился рядом с первым, выяснилась причина задержки. Лиену было так плохо, что в пути им пришлось несколько раз останавливаться, чтобы он мог прийти в себя и глотнуть свежего воздуха. Он и сейчас еще был весь зеленый. Гюндерсен злился.

– На этот раз нам ничего не останется от Steuer, – досадовал он. – Наоборот, еще с нас сдерут. Вот увидите.

– А что такое Steuer? – поинтересовалась Венке.

– Это своего рода дорожный налог, – объяснил ей Слон. – За каждый день, что мы едем по этому чертову шоссе, мы выкладываем по тридцать марок. Всю сумму платим сразу, когда пересекаем границу, и, само собой, нам дается квитанция. А когда мы покидаем ФРГ, делается перерасчет. И, как правило, нам всегда возвращают немного денег.

Он старался говорить спокойно и неторопливо, чтобы никто не догадался, что ему так же плохо, как Лиену. Слон понимал Гюндерсена, но сочувствие его было на стороне Лиена. Не так‑ то просто вести такую махину, когда твоя голова вот‑ вот лопнет.

Всей гурьбой они вошли в кафетерий, который носил романтическое название «Der goldene Hirsch» – «Золотой олень». Настроение у всех было скверное. Они молча выстроились в очередь у прилавка, привычно ставя тарелки на подносы. Даже Венке не проронила ни слова. Слон попросил ее найти свободный столик, пока он расплатится за них обоих. Она ушла в дальний угол и заняла стол на пятерых.

Когда они расселись, Гюндерсен сердито посмотрел на Лиена.

– Думаю, ты сумеешь найти оправдание всем нашим остановкам. И не надейся, на мотор я валить не стану, он работает как часы.

– А зачем вам докладывать про все ваши остановки? – спросила Венке, которой хотелось всех успокоить и примирить.

Гюндерсен фыркнул:

– А мы и не будем докладывать, за нас это сделает регистратор движения.

– Регистратор движения? – удивилась Венке. – Не понимаю…

– Регистратор движения – это такой хитрый счетчик на щитке приборов, – объяснил ей Слон. – Он автоматически фиксирует весь наш путь: скорость, остановки, время – и все это с точностью до секунды. Фирма «Кинцле»!

Неожиданно гнев Гюндерсена обрушился на Слона.

– Ты что, переводчик? Или Дельфийский оракул? Думаешь, я сам не в состоянии отвечать на вопросы?

Тяжелый кулак Слона поднялся над столом. Его глубокий вздох был похож на стон.

– Вы с Лиеном пара… – со злостью бросил Гюндерсен.

– В прошлую поездку ты и сам был не лучше! – возмущенно напомнил ему Бертелсен.

– Зря мы останавливались в Крусо, – проворчал Лиен. – Конечно, я сам виноват, ведь это я предложил там остановиться, но мне так захотелось чего‑ нибудь вкусненького. – Он с мольбой переводил взгляд с одного на другого. – Вы не должны были соглашаться! Вы же знаете, как на меня действуют остановки в Дании!

– Тридцать с лишним миль за весь день! – От злости Гюндерсен с трудом выговаривал слова. – Можно еще наверстать упущенное, но ехать придется так, будто за тобой гонится сам черт. И учти, я больше не буду один вести машину, хватит!

– Ребята, ребята! – вмешалась Венке. – На вас все смотрят!

– Да пошли они к черту! – побагровев, рявкнул Гюндерсен.

Однако после третьей кружки баварского он смягчился. К тому же Wü rstchen[3] и картофельное пюре были превосходные. А он страшно проголодался и устал за этот перегон.

По дороге к машинам Венке подошла к Гюндерсену и, улыбаясь, предложила:

– Ты можешь сказать, что Лиен застудил себе мочевой пузырь.

– При чем здесь мочевой пузырь? – Гюндерсен с недоумением уставился на нее.

– А этим вы оправдаете все свои остановки.

Гюндерсен вздохнул и покачал головой.

– Ладно, не волнуйся. Мы что‑ нибудь придумаем.

Один за другим трейлеры подъехали к заправке.

Каждый бак вмещал восемьсот литров горючего. За одну милю трейлер расходовал примерно четыре с половиной литра.

Лиен, решивший сесть за руль и, хоть тресни, вести машину, изрядно удивился, когда Гюндерсен сказал, что часа два он еще посидит за рулем.

– Ты слыхал, Харри? – Венке была поражена.

– Я знал, что этим кончится, – невозмутимо ответил Слон. – Гюндерсен помнит, что он в долгу перед Лиеном за прошлую поездку.

– И вы каждый раз так накидываетесь друг на друга?

– А что тут такого? Ведь никто из нас этого всерьез не принимает. Вести трейлер – каторжный труд, вот мы и срываемся иногда. Можно сказать, что это наш профессиональный жаргон.

– Странный жаргон, – заметила Венке. – Такого я еще не слыхала.

– Ну так что, едем мы или нет? – спросил Бертелсен. – Может, вы намерены сперва взять небольшой отпуск?

Вскоре их крепость снова выехала на шоссе, теперь за рулем сидел Слон, рядом с ним Венке. Бертелсен улегся сзади на койку и наверняка тут же уснул, сморенный тяжелой дорогой, нескончаемым потоком машин и пивом.

– О чем вы говорили с Бертелсеном?

– Харри! Неужели ты ревнуешь?

Он заметил ее насмешливую улыбку и не на шутку рассердился.

– Он к тебе приставал, да?

– Ты бы это сразу увидел, – спокойно ответила она.

– Каким образом? – растерялся Слон.

– Да по его лицу! Я бы его всего исцарапала, если б он дал волю рукам. Неужели ты думаешь, что я позволю кому попало лапать меня? Я же его вообще не знаю! – Голос у нее был злой. – Мог бы избавить меня от таких подозрений! – Она отвернулась и стала смотреть в окно.

Но со МНОЮ‑ то она переспала в первый же вечер!

Правда, Слон был в таком состоянии, что не мог уехать домой. Но разве не сама Венке и виновата в этом? Как только его рюмка пустела, Венке снова наполняла ее. Ему даже казалось, что он делал слабые попытки помешать ей, ведь у него не было обыкновения напиваться в первый же день знакомства. Но как бы там ни было, а в десять вечера он уже едва стоял на ногах.

О том, чтобы уехать на такси, не могло быть и речи, он был не в состоянии даже набрать свой номер телефона, чтобы предупредить мать.

Венке сама раздела его; вытянувшись во всю длину, он лежал на ее широкой постели. Это, как ни странно, он еще помнил, но потом он уснул. И спал как убитый. Под утро он проснулся от жажды, и сразу же рядом оказалась Венке с рюмкой виски в руке. Ей пришлось держать рюмку, пока он пил. Слон пришел в себя только после третьей рюмки чистого виски. И все это время Венке сидела на краю постели совершенно голая.

А потом… Потом она прямо‑ таки набросилась на него! Так почему бы ей не наброситься на Бертелсена, который гораздо привлекательнее, моложе и, уж конечно, куда более опытный любовник, чем он?

– Эй, Харри, ты что молчишь?

Он вздрогнул.

– О чем ты задумался?

Он не ответил, разве не ясно, что он думает только о ней?

Она погладила его по щеке.

– Я тебя люблю, – нежно сказала она, – но сержусь, когда ты начинаешь скверно думать обо мне. Я тогда не верю, что ты тоже любишь меня.

– Мне кажется, что мы едем уже целую вечность, – пожаловалась Венке.

В эту пятницу она выглядела измученной и усталой. Было одиннадцать часов вечера, стояла кромешная тьма.

– Сколько раз тебе повторять, что ЕТА в Бриндизи – десять ноль‑ ноль в субботу двадцать второго октября? – раздраженно сказал Бертелсен.

Венке понятия не имела, что значит ЕТА, пока Бертелсен не объяснил ей, что ЕТА – это Expected Time of Arrival или предполагаемое время прибытия. Так же как ETD – Expected Time of Departure или предполагаемое время отъезда.

– Я понимаю, что тебе не терпится поскорее попасть к своей тетушке, – продолжал Бертелсен тем же тоном. – Как, кстати, ее фамилия?

– Кантани.

– Если она и в самом деле так богата, как ты говоришь, почему бы нам не остановиться у нее в Фодже? Привели бы себя в порядок, поели и покатили дальше в Бриндизи?

Венке нахмурилась.

– Дело в том, что я ее почти не знаю. Она вышла замуж и уехала в Италию, когда мне было семь или восемь лет. С тех пор мы не виделись. Насколько мне известно, она живет в замке, но в Италии столько замков, что, наверно, в этом нет ничего особенного, это вам не Норвегия. И, конечно, у нее есть прислуга. А раз так, уж как‑ нибудь нас там накормят.

– Ты только не считай, что ты в долгу перед нами, – быстро сказал Слон. – Напротив. Твое общество доставило нам удовольствие. Правда, Бертелсен, нам было очень приятно?

Бертелсен не ответил.

– А вот ему вовсе не было приятно, – грустно заметила Венке.

– Он просто замечтался, – утешил ее Слон, но в душе он кипел от гнева. Ведь Бертелсен видит, как устала Венке, непривычная к таким поездкам. Что ему стоит быть с нею помягче. Осталось уже совсем немного!

– От Фоджи до Бриндизи двести двенадцать километров, – заговорил Слон после долгого молчания. – Может, лучше сперва заехать к «Джеронтони», сдать груз, а потом найти какое‑ нибудь местечко, отдохнуть, привести себя в порядок и предстать перед тетушкой Венке уже похожими на людей.

– Еще неизвестно, удастся ли вам вообще увидеть ее, – задумчиво проговорила Венке. – Если она действительно так серьезно больна, вряд ли она сможет принять незнакомых людей. Ради нее вам не стоит приводить себя в порядок.

– Пожалуй, ты права, – согласился Слон после некоторого раздумья. – Тогда не лучше ли тебе отправиться туда одной? Ты и так робеешь, а тут еще мы на твою голову.

– Конечно, мне страшно, – призналась Венке. – Так страшно, что меня даже мутит. Может, ваше присутствие, наоборот, поддержит меня.

– Ты скажешь! – воскликнул Бертелсен. – А вообще‑ то я не прочь побывать в настоящем замке, – прибавил он.

– Мне самой не терпится поскорее его увидеть! – призналась Венке.

Она сказала Слону, что у нее есть обратный билет на паром, и он во что бы то ни стало хотел купить ей билет из Италии до Фредериксхавна. Но она отказалась. Тогда он решил потихоньку положить деньги ей в сумку. Только к деньгам надо приложить записку, а то еще обидится. Она ведь очень гордая, а он больше всего на свете боялся навлечь на себя ее гнев. Но и допустить, чтобы его девушка голосовала на обратном пути, он тоже не мог. Харри не очень‑ то разбирался в делах наследства, знал только, что скоро это не делается. А Венке не собиралась сидеть в Фодже, пока будет длиться эта волокита. Может, она рассчитывает на аванс в счет наследства? Ведь она единственная законная наследница Веры Кантани. Нет, на всякий случай он положит ей в сумку немного денег.

Почувствовав, что его клонит ко сну, Слон откинулся на жесткую спинку сиденья. Отыскав руку Венке, он закрыл глаза.

– Скоро Пескара, – сказал Бертелсен.

Слон встрепенулся, после недолгого сна он чувствовал себя бодрее.

– Давайте сделаем остановку, – предложила Венке.

– Зачем? – спросил Бертелсен.

– Мне надо позвонить тете. Не могу же я нагрянуть к ней без предупреждения, да еще в сопровождении четырех кавалеров!

– Ты знаешь ее номер? – зачем‑ то спросил Слон.

Венке кивнула.

– А по‑ итальянски ты говоришь? – спросил Бертелсен, бросив на нее косой взгляд.

– Несколько фраз я выучила, – ответила она. – Сказать скажу, а вот то, что мне будут говорить, боюсь, не пойму.

– Да, английского в Италии никто не знает, на это нечего рассчитывать, – заметил Бертелсен, сам не знавший ни одного языка, кроме норвежского, да и тот с грехом пополам. – Что же ты станешь делать, если они тебя не поймут?

– Когда не поймут, тогда и буду думать. А сейчас мне и без того тошно.

В тот вечер на шоссе Е‑ 2 было довольно оживленно. То и дело их ослеплял свет встречных фар. Чувствовалось, что они приближаются к Бриндизи, крупному узловому пункту Южной Италии.

Было прохладно. Венке надела тонкую шерстяную кофточку поверх цветастого шелкового платья, в которое она нарядилась, как только они миновали итальянскую границу. Черные туфли на каучуке уступили место «золотым» босоножкам на высоком каблуке. Ступни и пальцы у Венке были очень красивые. Ногти на ногах и на руках были покрыты лаком под цвет помады.

Венке бил озноб, но, когда Слон взял ее за руку, рука оказалась влажной от пота.

– Господи, уж не заболела ли ты?

Венке покачала головой.

Он потрогал ее лоб. Лоб тоже был влажный.

– Да у тебя температура! Ты больна!

– Раз температура, значит, больна! – резонно заметил Бертелсен.

– Заткнись! – беззлобно бросил Слон. – Венке, если у тебя что‑ нибудь болит, ты должна сказать мне об этом!

– Может, у нее аппендицит? – равнодушно предположил Бертелсен.

– Да нет же, у меня ничего не болит!

Во всяком случае, это не аппендицит, аппендикс у нее уже вырезан. Слон сам видел шов.

– Перемена климата. Необычная еда, – спокойно продолжал Бертелсен.

– Да замолчишь ты когда‑ нибудь или нет! – Слон начал терять терпение. – Венке, тебе нужно к врачу! Вдруг это какой‑ нибудь вирус…

– Не говори глупостей, Харри! Просто я очень нервничаю.

Она достала из сумки флакон с одеколоном, который Слон купил ей в ФРГ. Это был самый маленький флакончик во всем магазине и единственный, который она разрешила ему ей подарить. А ему хотелось накупить ей всего: новую сумку, туфли, блузку, которой она восхищалась на витрине, смешную шапочку, приглянувшуюся ей, и еще тысячу вещей, но Венке разрешила ему купить только этот флакончик, стоивший пять с половиной марок. Странная девушка. Слон первый раз видел, чтобы девушка отказывалась от подарков.

– А чего ты так нервничаешь? Люди старятся и умирают, это естественно. К тому же свою тетку ты почти не знаешь, чего тебе о ней горевать. – Слон, как мог, старался успокоить Венке.

Когда все это останется уже позади, я до конца жизни буду заботиться о ней. Буду ей опорой и защитой.

А как обрадуется мама!

Больше она не будет приставать ко мне, чтобы я женился.

У нее будут внуки!

Венке сказала, что хочет иметь не меньше двоих детей.

Ради Венке я постараюсь найти другую работу, чтобы не уезжать от нее надолго.

– А может, Венке нервничает оттого, что на самом деле ее тетка живет вовсе не в замке?

Резкий ответ вертелся у Слона на языке, но он сдержался. Бертелсен так говорит просто от зависти. Сам он живет в старой развалюхе без канализации, без ванны, уборная во дворе. Вот его и заело, что кто‑ то живет в замке.

Не доезжая до Пескары, они остановились на стоянке для трейлеров. Слон с Венке направились к телефонной будке.

– А ты сможешь разобраться в итальянской телефонной книге? А монеток у тебя хватит?

Раскосые глаза Венке озарились улыбкой.

– Спасибо, Харри, спасибо! У меня все есть.

Он встал поодаль, чтобы не стеснять ее во время разговора. Однако глаз с будки не спускал ни на минуту. Он стоял в тени, но возле будки горел фонарь. К будке подошел какой‑ то подозрительный тип, и Слон весь подобрался, но тот прошел мимо, даже не взглянув на Венке. И все‑ таки Слон подошел поближе к будке, чтобы в случае нужды сразу прийти Венке на помощь. Губы Венке шевелились, значит, она дозвонилась. Вот она достала из сумки блокнотик и что‑ то записала. Потом бросила в автомат еще несколько монет и продолжала разговаривать. Слона вдруг поразила мысль, как Венке может так долго говорить, если по‑ итальянски она знает всего несколько фраз. Или ей повезло и в замке кто‑ то говорил по‑ английски?

Когда Венке наконец вышла из будки, вид у нее был такой несчастный, будто тетка ее уже умерла. В таком случае им нельзя ехать в замок вместе с Венке.

Поэтому он был немало удивлен, когда Венке сказала, что беседовала с теткиной сиделкой и та на свой страх и риск пригласила в замок всех пятерых. Состояние Веры Кантани немного улучшилось. Появилась крохотная надежда, что неотвратимый конец отодвинулся. Но это была только временная отсрочка.

Они вернулись к Бертелсену. Второй трейлер уже тоже приехал на стоянку. Все трое что‑ то горячо обсуждали.

– Мы все приглашены к госпоже Кантани! – объявил Слон и с видом собственника похлопал Венке по плечу. – Венке записала, как нам проехать к замку. На двадцать седьмом километре от Сан‑ Северо есть поворот налево.

Там висит дорожный указатель с надписью: «Castello di Cantani», так что мы не заблудимся. Для тех, кто не понимает, объясняю: Castello по‑ итальянски значит «замок» или «крепость». – Произнося последние слова, он в упор смотрел на Бертелсена.

– Вот это да! – воскликнул Гюндерсен.

Лиен с почтением посмотрел на Венке. Бертелсен сплюнул и отвернулся.

– А наши машины пройдут по той дороге, она не узкая? – спросил Лиен.

– Может, она и узковата, – ответила Венке. – Но она частная, и, насколько я понимаю, в это время суток но ней никто не ездит.

– И все это тебе объяснили по‑ итальянски и ты поняла? – Светло‑ карие глаза Гюндерсена подозрительно смотрели на Венке.

– Я разговаривала с сиделкой по‑ английски.

Они расселись но машинам и, уже не отставая друг от друга, проехали восемь километров от Пескары до Франковиллы. Потом – двенадцать километров до Ортоны, сорок пять – до Васто, двадцать семь – до Термоли и наконец пятьдесят три километра по совершенно пустому шоссе Е‑ 2 до Сан‑ Северо.

– Италия спит, – пошутил Бертелсен.

– Похоже на то, – отозвался Слон.

Венке промолчала, она сидела между ними как неживая и мрачно смотрела на дорогу. Слон хотел взять ее за руку, но Венке ее убрала. Бедняга, ну чего она так волнуется? Ведь только что ей сказали, что тетке пусть ненадолго, но стало лучше и что их там ждут!

– Почему ты сказала, что тебе нужно в Фоджу, если тетка твоя живет посередине между Фоджей и Сан‑ Северо? – спросил Бертелсен. – От Сан‑ Северо до Фоджи пятьдесят четыре километра, а ты говоришь, что нам надо свернуть на двадцать седьмом. Так ведь, Слон, правильно я говорю? – Он повернулся к Харри.

– Письмо адвокатской фирмы, в котором меня от имени тети Веры просили приехать как можно скорее, пришло из Фоджи. Поэтому я и решила, что она живет в Фодже. Фирма просила меня позвонить по этому номеру, как только я буду знать точное время своего прибытия. – Венке взглянула на часы. – Ничего себе, уже почти половина второго!

– Значит, мы прибудем на место в четверть или в половине третьего, – заметил Слон. – Не больно‑ то красиво вваливаться к чужим людям среди ночи!

– В Италии ложатся поздно. – Венке закусила губу. – Не могу же я снова звонить им и говорить, что сегодня мы не приедем, ведь они уже ждут нас.

– Если мы не попадем туда сегодня, мы уже никогда там не побываем, – сказал Бертелсен. – Мы должны соблюдать график. Нам придется выехать из замка на рассвете, чтобы вовремя успеть в Бриндизи. Слава богу, шоссе хорошее.

– Значит, ночевать мы в замке не будем? – пробормотал Слон.

Никто ему не ответил.

Они нашли нужный поворот и медленно съехали с шоссе.

– А ведь дорога и в самом деле узковата! – воскликнул Бертелсен, ему стоило большого труда вести машину. – Далеко нам так ехать?

– До самого замка.

Бертелсен присвистнул.

– Зато попадешь в высшее общество! – утешил его Слон, радуясь, что еще на остановке в Пескаре надел новый пиджак. – Мать в обморок упадет, когда я расскажу ей, что меня принимали в настоящем замке! Интересно, слуги у них ходят в белых перчатках?

Минут пять они медленно и осторожно ехали по узкой дороге. Неожиданно впереди вынырнули два человека в зеленой форме и в шапках, похожих на пилотки. Они были вооружены автоматами.

– Это еще что такое? – испуганно спросил Бертелсен.

– Должно быть, сторожа! – успокоил его Слон.

Сторожа знаками велели им остановиться и выйти из машины. Сзади остановился трейлер Гюндерсена и Лиена, им тоже приказали выйти.

Откуда ни возьмись появились еще два человека в такой же форме.

– Наверно, хотят проверить наши документы, – предположил Лиен, но голос у него дрожал.

Часы показывали без двадцати пяти три, на дороге было темно и пусто.

Краткая команда прорезала тишину. Словно в страшном сне Слон увидел, как упал сраженный пулей Гюндерсен, потом Лиен и наконец Бертелсен, успевший крикнуть:

– Это не сторожа!..

Внезапно Слон вспомнил то, что пытался вспомнить всю дорогу: мать купила себе синее пальто и шляпу за три дня до его отъезда. Он никак не мог рассказать Венке об этой покупке в одну из их первых встреч!

Откуда же она узнала про это? И про то, что мать дружит с фру Торкилдсен?

В тот же миг он увидел испуганные глаза Венке, услышал, как она что‑ то крикнула по‑ итальянски.

Потом она упала, на лице у нее застыло удивленное выражение, словно она не предполагала, что и ее тоже ждет смерть.

Пули Слон не заметил.

Он просто провалился в пустоту.

В субботу 22 октября Рудольф Нильсен, старший инспектор уголовной полиции, Главное управление которой находится на Виктория‑ Террассе, ездил за покупками в город со своей женой Магдой. Магда уже не помнила, когда он в последний раз оказывал ей подобную честь, и потому приготовилась извлечь из этой поездки как можно больше удовольствия.

– Зачем нам полотенца? – воскликнул Рудольф, когда Магда подвела его к одному из крупных универмагов, в дверях которого была давка.

– А может, мы найдем здесь что‑ нибудь дешевое! – возбужденно ответила она, и Рудольф сразу увидел, как купюры одна за другой покидают его бумажник. – И мне нужна скатерть для нового стола!

– Новый стол точно такого же размера, как старый!

– Ну и что, новый стол требует новой скатерти!

Ни Рудольф, ни Магда не отличались изящным телосложением. Он чувствовал, как его кидает и швыряет в бесконечном потоке людей – мужчин и женщин, стариков и молодых, толстых и худых, добродушных и сердитых.

– Настоящий Техас! – с отчаянием воскликнул он.

– Откуда ты знаешь, ты никогда не был в Америке, – откликнулась Магда, возвышаясь над шляпкой полной пожилой дамы, которую совсем затолкали. – Между прочим, – продолжала она, не обращая внимания на многочисленных слушателей, – Нильс обзавелся подружкой.

Мужчина лет шестидесяти с редкими седыми волосами, романтично развевающимися у него на затылке всякий раз, как он кивал головой, а кивал он беспрестанно, с интересом посмотрел на Магду. Он, конечно, понял, что Нильс – это ее сын и наследник и, наверно, надеялся услышать пикантные подробности.

А старший инспектор тем временем пытался уловить связь между новой скатертью и подружкой Нильса.

– Я лучше постою здесь, – смирившись, сказал он и остановился возле зеркала неподалеку от входа.

Со своего наблюдательного поста он видел, как его пышная Магда с поразительной ловкостью скользит среди толпы. Вот она набросилась на полку с хваталками для кастрюль. Он покачал головой. Магда, не торопясь, выбрала пять или шесть штук. Держа их в руке, она подошла к полке, на которой грудой были навалены столовые салфетки всех цветов радуги. Выудив из этой груды три голубоватые и четыре коричневые салфетки, она вернулась к Рудольфу.