Два года спустя 15 страница

Возможно, учитывая, что я тоже сплю с ним... по крайней мере раньше.

Я проглатываю эту мысль и молча киваю.

Это не может быть правдой. В голове я представляла ее, как карикатуру на бывшую жену, злой и жаждущей крови. Эта женщина, которая сидит напротив меня, не похожа на эту картину. Виктория светящаяся беременная девушка, которая грызёт шоколад.

— Мы поженились очень давно, — подчёркивает она, прежде чем показать пальцем на живот. — Очевидно.

— Поздравляю, — говорю я, потому что, что, черт возьми, я должна сказать? — По поводу твоей беременности, а не тому, что это было очень давно.

Она усмехается.

— Спасибо. Хочешь кусочек? — Виктория протягивает плитку шоколада мне, а у меня было ужасное утро, поэтому, конечно я взяла несколько кусочков. Мы жуем молча несколько минут, а затем она продолжает: — Мэтт, точнее доктор Рассел, не отвечал на мои сообщения, а мне действительно нужно поговорить с ним. Мы инвестировали в эту крошечную квартиру, когда были молодоженами, и в прошлом году я выставила её на продажу. Ее, наконец, купили и... — Наши взгляды встречаются, и она внезапно останавливается, понимая, что это не моё дело. — Прости, я очень много говорю. Никогда не садись со мной в самолёте, иначе я упаду тебе на уши на весь перелет.

— Всё хорошо.

Она искренне хмурится.

— Ты, наверное, хочешь вернуться к своему обеду, но я надеюсь, что ты сможешь помочь найти его. Он не был в кабинете, когда я пришла туда поговорить после операции, и его помощница сказала, что не знает, когда он будет. И вообще, она сказала, чтобы я его оставила в покое.

Я подавляю смех. После недели, которая у него была, Мэтту, скорее всего, нужна тишина и покой. Патриция должно быть всех отпугивает по его приказу.

— Да, Патриция отчаянно передана ему. Она с ним с тех пор, как он тут начал.

— Как насчёт тебя? Как долго вы двое работаете вместе?

Мне было интересно, пойдёт ли наш разговор в этом направлении. На самом деле, я этого боялась. Я могла бы улыбнуться и сказать ей, что мы только начали работать вместе, или могла бы быть честной и сказать ей, что мы не только сослуживцы. Я действительно хочу выбрать первый вариант, но никогда не любила обманывать.

Не говоря уже о том, что эта встреча может быть использована как возможность, которую я никогда не получу. Возможно, это было бы глупо отказаться от этого, потому что Виктория знает больше, чем кто-либо, каково это быть в отношениях с Мэттом, и прямо сейчас я определено могла бы воспользоваться определённым советом.

Итак, делаю глубокий вздох, кладу вниз свой сэндвич и рассказываю правду:

— Мэтт и я, мы не только коллеги. Мы встречаемся.

Ее брови выгибаются, она несколько раз быстро моргает. Думаю, я действительно ее удивила.

— Я не знала, что Мэтт с кем-то встречается.

Я краснею.

— Это недавно.

Она быстро машет руками.

— Я не так выразилась. Я просто имела в виду, что не знала, что он заинтересован в свиданиях, не говоря уже о серьёзных отношениях. Как тебя зовут? — неуверенно спрашивает Виктория, и я удивлена встретить не спекуляцию и раздражение в ее глазах, а удивление и возможно облегчение.

— Бэйли.

Она улыбается.

— Могу я быть с тобой честной, Бэйли?

Я киваю, готовая к какой-то непристойной сплетне, которая разобьёт моё сердце.

— Ты кажешься слишком милой для Мэтта.

Забавно. Большинство дней я думаю, что наоборот. Никто в Медицинском Центре Новой Англии не верит мне. В этом здании он ходит, как чудовище, вспыльчивый и со свирепым оскалом. Они понятия не имеют, какой он на самом деле.

— Мэтт мне немного рассказал о ваших отношениях, — рискую я, любопытно увидеть ее реакцию.

— О боже, — стонет она. — Я была настоящей сукой в конце. Я надеюсь, он не слишком плохо описал меня.

Я улыбаюсь.

— Ни за что. Он, на самом деле, во многом винит себя.

— Меня это не удивляет. — Виктория откидывается назад на стуле и откусывает кусочек шоколада. — Мы оба были молоды. Мы хотели разных вещей. — Ее взгляд перемещается, и она изучает меня, как будто обдумывает свои следующие слова. Затем торжественно продолжает: — Мэтт никогда не изменится. Работа всегда будет его любовницей, и тебе всегда придётся смотреть в другую сторону. Когда мы поженились, я пыталась себя чем-то занять. Я была волонтёром в библиотеке и подрабатывала. Я не хотела быть придирчивой, когда он не приходил на ужин или пропускал мои звонки. И действительно какое-то время справлялась, но, в конце концов, просто не могла понять, в чем для него была прелесть. Я не могла понять, почему он отдаёт свое предпочтение не мне, а своей работе. — Она пожимает плечами. — Но тогда он работал на износ. Возможно, он сейчас другой.

Я думаю о его запасной подушке и одеялах в его кабинете и смеюсь.

— Он нет.

Ее рот сжимается от разочарования.

— На самом деле, я не пытаюсь убедить тебя уйти от него. Даже когда мы были женаты, Мэтт всегда казался мне немного недоступным, как я всегда любила его немного больше, чем он меня. Это сводило меня с ума. Пожалуй, я просто хочу быть уверена, что ты знаешь, во что ввязываешься.

Смотрю вниз на свои руки и позволяю ее словам накрыть меня. Она не сказала мне ничего, чего бы я не знала. Я почти ожидала, что она запустит тираду обо всех его особенностях, как делают бывшие жены, когда были отброшены в долгое прошлое, когда изжили себя. Ещё одна вещь: он никогда не опускает туалетное сиденье после того, как пошёл в ванную! И неужели чертовски сложно загрузить посуду в посудомоечную машину, вместо того чтобы оставлять её в раковине?

Это предупреждение о человеке, который предан своей работе — это та версия Мэтта, которая в первую очередь задела моё сердце.

— Это забавно, я до сих пор не думала об этом, но для него вполне логично влюбиться в кого-то вроде тебя. — Я опять смотрю на неё и замечаю, что она внимательно смотрит на меня. — Конечно, ты красива, но дело не только в этом. Ты выглядела настолько компетентной в операционной ранее. Я стояла в задней части смотровой и смотрела, как вы двое работаете вместе, как будто вы были одним человеком, а не двумя. — Затем она смеётся, о чем-то думая. — И бог знает, тебе не нужно беспокоиться о том, что вы вдвоём проводите мало времени вместе. Эта операция длилась вечность! Я устала просто наблюдать.

Я улыбаюсь, и только потом низкий голос у входа в здание зовет ее по имени. Она поворачивается и весело машет. Между тем моё сердце делает кульбит у меня в груди. Я наклоняюсь вперёд, чтобы одним глазом посмотреть через корпус кожаного кресла и увидеть, как Мэтт меняет направление от лифта и мчится к нам. У меня расширяются глаза. Моё сердце начинает колотиться. Должна ли я откинуться назад и сделать вид, что не вижу его? Рывком убежать?

С изяществом грузового поезда, врезающего прямо в меня, внимание Мэтта бросается на меня. Удивление на его лице исчезает. Его голубые глаза затуманены, и теперь, я клянусь, он делает ещё быстрее и длиннее шаги. Шар напряжения, с которым я жила всю неделю, возвращается, и он больше, чем когда-либо.

Мэтт подходит к нам и встаёт возле моего кресла, хватаясь за спинку. Я смотрю на него из-под ресниц, но не говорю ни слова. С этого угла его челюсть выглядит особенно волевой.

На самом деле Виктория первая заговорила, и её голос лёгкий и весёлый, когда она объясняет:

— Я просто поговорила с твоим хирургическим помощником, Мэтт.

Взгляд, которым он смотрит, глубоко ранит меня. Нахмуренные брови, грустные глаза — словно он думает, что я представилась ей только его хирургическим помощником и ничего более.

— Также я сказала ей, что мы встречаемся.

Ну... раньше.

Благодарность заполняет его глаза прежде, чем он поворачивается к Виктории.

Она светится, смотря на нас.

— Вы вдвоём прекрасная пара в своих одинаковых халатах, — говорит она, размахивая рукой вверх и вниз. — Хотя, должна быть честной, я уже сказала Бэйли, что она слишком хороша для тебя.

Мэтт нервно улыбается и качает своей головой.

— Ну, будем надеяться, что она не послушает тебя. Я слышал, мозг беременной — оригинальный.

Виктория запрокидывает назад голову и смеётся, а я сижу, как статуя, неожиданно неудобно сидеть тут между ними. Возможно, я должна дать им немного уединения. Встаю на ноги, и мой сэндвич с глухим стуком падает на пол.

О, верно, мой обед. Мой желудок сжимается в знак протеста. Я бы не смогла его доесть сейчас, даже если бы захотела.

Рука Мэтта хватает моё плечо, и его хватка сильнее, чем обычно. Послание ясное — он не хочет, чтобы я уходила, но мне нужно это сделать. Я хочу дать им возможность поговорить, и хочу переварить то, что сказала мне Виктория. Хочу взять себя в руки прежде, чем разговаривать с ним полными, понятными предложениями.

Его взгляд умоляет меня остаться, но я качаю головой и выхожу из его досягаемости.

— Вам двоим есть что обсудить. Я буду в твоём кабинете. — Мэтт поднимает брови, шокированный моим обещанием, и я посылаю обнадеживающую улыбку, прежде чем повернуться к Виктории.

— Действительно была рада встретиться с тобой.

Она усмехается и протягивает мне последнюю половину своей плитки шоколадки.

— Хочешь? На дорожку?

Конечно, я хочу. Я ем эту шоколадку на протяжении пути в кабинет Мэтта, и почти уверена, что Патриция не даст мне пройти, но я прохожу мимо нее, пока она продолжает листать свои журналы.

— Интересно, когда я увижу тебя снова. — Это все, что она говорит, прежде чем я закрываю за собой дверь.

Стою на пороге, пока мой взгляд проходит с дивана до его стола и открытой двери ванной. Воспоминания наполняют каждый уголок, как и слова Виктории повторяются в моей голове.

Мэтт никогда не изменится.

Работа всегда будет его любовницей.

Для него вполне логично влюбиться в кого-то вроде тебя.

То, как вы вдвоем работаете вместе, как будто вы были одним человеком, а не двумя.

Да, Мэтт увлечён своей карьерой, и он постоянно будет тянуться в миллион разных направлений. Он не будет отвечать на все мои звонки или не всегда будет возможность быть дома на ужин. Мне всегда придётся бороться за его внимание. Для некоторых людей это может быть нарушением сделки. Для меня лишь закрепится то, что я уже люблю в нем.

Я понимаю Мэтта как никто другой. Я бы никогда не попросила его выбирать меня, а не карьеру. Это все равно, что пытаться разделить сердце пополам. Мэтт живёт и дышит медициной, и я бы не хотела другого. На самом деле, мне достаточно просто быть частью этого, смотреть, как он спасает жизни, идти рядом с ним, когда он хочет изменить мир вокруг себя. Я хочу помочь нести часть бремени. Мы можем построить эту клинику вместе. Я могла бы стать его правой рукой в жизни, как и правой рукой в операционной.

Мы идеально подходим друг другу, и возможно я последняя, кто это понимает.

Возможно, пришло время сказать ему, что я чувствую.

Когда Мэтт распахивает дверь своего кабинета несколько минут спустя, его глаза бешено сканируют пространство в моих поисках. Я встаю с дивана, когда он входит и вздыхает с облегчением, когда видит, что я выполнила свое обещание и жду его тут. Он закрывает дверь, и тяжёлая древесина выталкивает мой здравый смысл и сдержанность в коридор. Всё, что осталось, это дикое биение моего сердца, мои ноги несут меня к нему быстрым шагом. Без малейшего колебания я бросаюсь к нему в объятия.

Утыкаюсь лицом в его грудь. Вдыхаю его одеколон, пока он гладит рукой мои волосы. Его рука сжимает мою талию, и мы останемся в таком положении столько времени, сколько понадобится, просто дыша друг другом. Мои ноги в нескольких дюймах от земли. Его грудь широкая и тёплая. Я думаю, он поднялся сюда по лестнице — у него тяжёлое дыхание и колотится сердце, я парю, а Мэтт снова говорит мне, что ему очень жаль за то, что он сделал с нами, за то, что хранил секрет, из-за нашей хреновой удачи и не подходящего времени.

Я сжимаю глаза и обнимаю его за шею, и держусь, держусь, держусь за него и этот момент, пока не приму реальное решение. За пределами его офиса жизнь продолжается, но прямо сейчас есть только мы, прижатые друг к другу так крепко, что ни один из нас не может дышать. Мэтт медленно опускает меня, и его руки бережно держат моё лицо. Он поднимает мою голову, и я инстинктивно облизываю нижнюю губу.

— Бэйли, — хрипло говорит он, и между его бровями появляется глубокая складка.

Мои руки сжимают переднюю часть его рубашки, я встаю на носочки, закрываю веки пока его рот опускается на мой.

Наш поцелуй — медленный и нежный, будто разведывает обстановку. Я единственная, кто увеличивает темп.

— Мне нужно это, — на вздохе умоляю я, и Мэтт обеспечивает. У меня трясутся коленки, когда поцелуй усиливается. Наши языки касаются, и это вызывает волнение у меня в желудке. У меня есть потребности, и только Мэтт может удовлетворить своими большими руками и нетерпеливым рычанием. Меня снова поднимают на ноги и относят к дивану.

Боже, нам есть, о чем поговорить, но даже больше этого, нам надо наверстать упущенное. Моменты, которые мы потеряли на прошлой неделе. Моменты, когда его рот опускается вниз по моей шее. Моменты, когда его руки опускаются под мой халат и развязывают маленький бант на моей талии. Мои штаны достаточно свободны, чтобы ему было легко опустить руку вниз, скользнуть по швам моих трусиков, а затем уверенно опустить руку мимо.

Мы обязательно должны остановиться. Мы в его офисе, посреди рабочего дня. За окном ярко светит солнце на его стол, и я могу слышать, как за дверью разговаривает Патриция по телефону, и все же мои руки яростно дёргают его халат. Я хочу разорвать ткань на кусочки.

Быстро его раздеваю, но, в конце концов, он опережает меня. Наша одежда, выкинутая и забытая на полу, и: «Привет, упругая задница Мэтью. Я скучала».

Кожаная обивка дивана холодит мою кожу, когда он опускает меня вниз. Наши пальцы переплетаются, пока его рот находит мой, а затем он силой поднимает мои руки над головой и прижимает к подушкам. Его твёрдая грудь прижимает меня, и наши голодные поцелуи становятся горячими и дразнящими. Я — животное, поскольку прикусываю его губу и трусь своими бёдрами о его.

Больше.

Мэтт опускает мои руки, и я обнимаю его за шею, прижимая его к себе, пока его колено раздвигает мои бедра. Он скользит рукой по моей груди, дразня каждую, прежде чем двигается к моему пупку... и ниже. Я зажмуриваюсь, поскольку его средний палец находит мою влажность. Медленные, мучительные круги выводят меня из-под контроля. Я выгибаю спину и встречаю его руку, призывая его продолжить, и, думаю, он так же нетерпелив, как и я, потому что наша прелюдия длится около тридцати секунд, и затем он находит свой бумажник. Я выдергиваю его из руки и нахожу, что внутри засунут презерватив. Нет, дерьмо, — Мэтт в этом лучше, чем я, и теперь я задерживаю нас ещё больше. Он смеётся, пока забирает его из моей руки и раскатывает на своей твёрдой длине.

— Бэйли? — нежно спрашивает он, глядя на меня из-под своих тёмных бровей.

Жаль, что я не могу сфотографировать его таким, каким он является в данный момент. С его тёмными волосами, взъерошенными от моих рук, его темно-красные губы от моих поцелуев, он — моя сбывшаяся фантазия.

Я киваю и прикусываю губу, более чем готова, когда он медленно входит в меня.

Здесь, в этом медленном повороте бёдер, в глубокой, реальной связи, я наконец-то чувствую, как ясность проникает в мои кости. Я сжимаю его щеки и заставляю посмотреть вверх, а затем очень просто говорю:

— Я хочу поехать с тобой.

Очевидно, он в шоке, потому что на полпути останавливается и просит меня повторить.

Я смеюсь и быстро целую его.

— Я хочу поехать в Коста-Рику. Это дико, но не совсем из области невозможного. Я искала информацию всю неделю.

Его глаза выдают, как мои слова шокировали его.

— Ты серьёзно?

Я киваю и нежно провожу пальцами по его спине. Не могу поверить, что мы говорим об этом прямо сейчас. В таком положении.

— Мне нужно поговорить с Джози. Если она не захочет уезжать, если она не захочет расставаться со своими друзьями, я не буду заставлять ее.

— Конечно. Я понимаю. Я никогда не попросил бы тебя о таком.

— Так что мне, возможно, придётся остаться...

Я предполагаю, что мы собираемся обсудить попытку отношений на расстоянии, но он полностью застает меня врасплох.

— Если остаёшься ты, я тоже останусь, — говорит он спокойно, уверенно, как будто уже принял решение. — Я откажусь от гранта.

— Мэтт, — недоверчиво говорю я.

— Бэйли, — повторяет он, имитируя мой тон.

— Ты должен ехать.

Он снова начинает двигаться, медленно вытаскивая себя и толкаясь обратно. У меня выгибается спина, и он улыбается, радуясь моей реакции.

— Нет смысла пытаться отговорить меня от этого, — продолжает он. — Будут другие гранты и возможности, как эта. Есть только ты одна.

Я качаю головой, но Мэтт ускоряет темп, и моё тело не совсем понимает, на чем ему сосредоточиться. Моё сердце разбивается от мысли, что он откажется от Коста-Рики, и все же, не могу придумать логического аргумента, чтобы использовать против него, потому что невозможно предотвратить этот оргазм ещё дольше, и затем Мэтт делает все намного тяжелее, когда его рука движется у меня на груди. Он перекатывает свою ладонь по моему соску, и каждая мысль вылетает из моей головы.

Нет! Сама себя упрекаю. Это важно!

— Это все ещё в новинку. Мы все ещё можем так легко облажаться, — замечаю я, пока его рука движется ниже, между моих ног.

От удовольствия уголок его рта приподнимается.

— Возможно. Я слышал, что меня довольно-таки трудно вытерпеть. Ты, наверное, скоро устанешь от меня.

— Мэ... Мэтт!

Я имею в виду его имя в качестве выговора за то, что он не воспринял этот разговор достаточно серьёзно, но на полпути он превращается в стон, потому что палец Мэтта находит правильное место между моими бёдрами, чуть выше того места, где он входит и выходит из меня.

— Что? — дразнит он, заломив бровь.

Мужчина заставляет меня продолжать это, пытаться придумать предложения, в которых есть существительное и глаголы, а все, что я могу сделать, это закрыть глаза и схватиться за его мускулистые плечи, пока его палец ускоряется, и мой оргазм приведёт к умопомрачительному, всепоглощающему крику, если ты не прикроешь мой рот в конце.

Его рот опускается на мой, когда я начинаю трястись. Снова и снова искры удовольствия проникают сквозь меня, и мой оргазм вызывает его, прямо со мной, Мэтт жёстко кончает и целует меня до боли.

За каждый стон, который мы подавляем, мы наносим его друг другу нашими руками, нашими ртами и его бёдрами, прижимая меня к кожаному дивану. Я потею и тяжело дышу, затем часто моргаю и возвращаюсь обратно в кабинет Мэтта.

На работе.

Посреди рабочего дня.

Я подавляю смех и поворачиваю голову, чтобы поцеловать его в щеку. Его лицо до сих пор спрятано у меня на шее, и глаза закрыты.

Он не хочет возвращаться в мир. Я думаю, что сломала его.

Я толкаю его в грудь, и он стонет.

— Ты душишь меня, — стону я.

Мэтт перекатывается в сторону и моргает, когда открывает глаза, но ни один из нас не встаёт. Его рука тянется к моему подбородку, и он тянет моё лицо к своему, чтобы его губы могли снова найти мои. Другая рука обвивает моё голое бедро. Желание загорается во мне, как воспламеняется спичка. Мэтт безумен. Я безумна. Можно ли влюбиться за несколько недель? Дней? Минут? Мне не с чем сравнивать, поэтому решаю, что лучший вариант спросить у Мэтта.

— Скоро ли ты будешь откровенен со мной о своих чувствах?

— Сейчас? — стонет он, покрывая мою шею поцелуями. Его рука гладит меня по внутренней стороне бедра. Мой живот сжимается от нетерпения, а глаза закрываются. Я немного раздвинула ноги.

— Это не идеальное время, знаю, но я уже начала, и половина дела этого вопроса уже поднята в первую очередь. — Я пробуждаю сверхчеловеческую силу воли и отталкиваю его, таким образом, моя шея остаётся голой и холодной, а его рука перемещается обратно на бедро. Вот так просто, второй раунд отодвигается на второй план. Боже, какая я идиотка.

Мэтт подпирает голову своей рукой и удивленно смотрит на меня, хотя я думала, он будет недоволен.

— Я весь во внимании, но для ясности, в глубине души, я думаю о том, что сделаю с тобой после этого разговора.

Я дрожу от этой мысли.

— О боже. Ладно, я поспешу. Хорошо, итак, однажды ты был женат, верно?

— Да, однажды.

— Итак, значит, ты знаешь, что такое любовь?

Кончик его рта приподнимается, и могла бы я быть ещё глупее?! Все это совершено очевидно. Я должна сохранять спокойствие и запереть свои чувства, пока в далёком будущем не станет очевидно, что он меня тоже любит, и ТОЛЬКО ТОГДА должна быть честной о том, как сильно без ума от него.

— Нет, — говорю быстро, — я не привожу это слово, потому что собираюсь признаться... Я просто надеюсь на разъяснение.

— Хорошо, — отвечает Мэтт, и я рада, что он заинтригован, но, к сожалению, я не могу найти лучший способ объяснения. А потом меня посещает гениальная идея.

Я усмехаюсь.

— Хорошо, а как насчёт этого? Давай поиграем в доктора и пациента.

Я не упускаю мерцание озорства в его глазах.

— Ты завладела всем моим вниманием, — задумчиво говорит он.

Я смеюсь и прижимаю свою руку к его груди, чтобы держать его на расстоянии вытянутой руки, на случай, если его посетят дикие мысли.

— Нет! Оставайся сфокусирован! Я расскажу тебе о своих симптомах, а ты решишь, чувствую к тебе только вожделение, или, ты знаешь, возможно...

— Или ты влюблена? — заканчивает он за меня.

Моё лицо краснеет.

Мои брови сдвигаются вместе, пока я спрашиваю:

— Тебя это пугает?

Мэтт пристально смотрит на меня, но не отвечает, и я ненавижу, насколько неразличимы его черты лица. Он никогда не скрывает от меня своих чувств. Как правило.

— Это глупо, — говорю я и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на потолок.

— Расскажи мне о своих симптомах, — подстрекает он с дерзкой ухмылкой.

Закатываю глаза, но он целует меня в шею и трётся своим носом, как собака, молящая о ласке.

— Скажи мне.

— Ладно, ну, смотри... у меня сводит живот от волнения, когда ты входишь в операционную.

— Ммм, может быть оба варианта.

— Верно. — Киваю и продолжаю: — Эм, ты на самом деле меня заводишь.

Он смеётся.

— Оба.

— Я подумываю переехать с тобой в другую страну.

Он хмыкает.

— Я вижу будущее с тобой, не в смысле, давай завтра поженимся, но больше, как, вау, я действительно восхищаюсь тобой, уважаю тебя, как личность, и думаю, что ты будешь хорошим мужем и папой.

Мэтт отстраняется и хмурится, пристально изучая меня. Это не та реакция, на которую я рассчитывала — больше шариков и конфетти, возможно улыбка была бы приятной, но, по крайней мере, он не сталкивает меня с дивана и не сбегает.

— Папа, — повторяет он медленно.

Я хмурюсь, когда у меня появляется мысль, о которой я даже не думала до этого момента.

— О, боже. Ты ведь хочешь детей, не так ли? Пожалуйста, скажи да, потому что мое сердце не выдержит больше на этой неделе.

Его брови смягчаются, и он кивает, целуя меня в лоб и прижимая меня ближе.

— Да. Я хочу детей.

— Ладно, хорошо.

— Двух.

Я усмехаюсь.

— Ещё лучше. Итак, у тебя есть диагноз для меня?

— Я, вероятно, должен провести ещё несколько тестов, — шутит он, пока его рука блуждает по моей спине и заднице. И дважды сжимает. — Но даже без них довольно ясно, с чем ты столкнулась.

— Да ну? — Я откидываю голову назад и улыбаюсь ему.

Другую свою руку он кладет мне на лоб, словно измеряет температуру. Он шипит себе под нос.

— Как я и подозревал — у тебя проблемы.

Я взрываюсь от смеха.

— Любовь, да? Тогда какой у меня план лечения?

— Поцелуи, — говорит Мэтт, прежде чем предложить мне один. — Это должно немного помочь. — Затем он переворачивает меня и прижимает своим телом к дивану. — Секс. Дважды в день, по необходимости больше, — его рот на моем, когда он говорит, и я чувствую его улыбку на своих губах.

Я стону.

— Побочные эффекты могут включать повышенный пульс, потоотделение, чувство эйфории.

— Мэтт. Ты убиваешь меня.

Но он не сдаётся. Ему действительно это нравится.

— Если симптомы не спадут через четыре-шесть месяцев, нам, возможно, придётся скорректировать наш план.

Я изгибаю бровь.

— Больше секса?

Как оригинально.

Мэтт усмехается и качает головой, немного отклонившись назад, чтобы лучше меня видеть.

— Нет, Бэйли. Обязательства. Свадьба. Долго и счастливо.

Моя улыбка начинает дрожать. Мои внутренности сделаны из сентиментального месива.

— Долго и счастливо? — спрашиваю я, мой голос получается писклявым.

Его лицо становится мрачным, и Мэтт вызывает хмурый взгляд, достойный Оскара.

— Боюсь, это может быть единственным лекарством. — Затем он ломает образ, усмехается и целует меня ещё раз. — А теперь, как нам уговорить Джози переехать в Коста-Рику?

ЭПИЛОГ

Два года спустя

Бэйли

— Ты это слышишь? — нетерпеливо спрашиваю я.

На лице Мэтта появляется весёлая полуулыбка, когда он смотрит на меня.

— Я могу слышать, как бутерброд, который ты съела на обеденном перерыве, проходит свой путь в твоём кишечнике.

— Очаровательно.

Его глаза расширяются.

— Подожди. Тсс, я слушаю.

Моё сердце выпрыгивает из горла, и я тянусь к стетоскопу.

— Дай мне послушать! Дай мне послушать!

Мэтт качает головой и прикладывает палец к губам, пока медленно сдвигает диафрагму стетоскопа на несколько миллиметров левее. Я раскинулась на спине на нашей кровати с рубашкой, поднятой до лифчика, стараясь лежать неподвижно, но получается не очень.

Выражение лица Мэтта смягчается, небольшая искорка загорается в его глазах, и я знаю, он сделал это. Он слушает сердцебиение нашего ребёнка. Я слышала его несколько раз, но моменты в кабинете врача всегда мимолетны и слишком клинические. Мой гинеколог обычно слишком занят настраиваем ультразвукового аппарата, проверкой жизненных показаний ребёнка, печатью фотографий. Это всегда заканчивается прежде, чем я смогу действительно хорошо послушать, но сейчас, когда уже беременна чуть больше четырёх месяцев, наш ребёнок должен быть достаточно большим, чтобы мы могли услышать его сердцебиение дома, прямо как сейчас.

Мэтт смотрит ниже на свои часы, и я знаю, он считает удары в минуту. Проверяет сердцебиение ребёнка и прислушивается к шумам или аномалиям. Даже в такой обстановке, он не может устоять перед желанием проверить своего самого драгоценного пациента — своего сына. Несколько секунд спустя он кивает, и я знаю, что все в порядке.

Делаю глубокий вдох, хотя я даже и не подозревала, что не дышу, пока Мэтт снимает наушник. Его другая рука остаётся неподвижной с диафрагмой на месте.

— Здесь, послушай. Он много двигается, но ты должна это услышать.

Я вставляю наушники в уши так быстро, как могу, но не успеваю. Я ничего не слышу. Постой! я слышу...

Нет. Это мой кишечник.

Я хмурюсь и качаю головой. Мэтт подстраивает диафрагму немного левее.

— Здесь?

— Нет.

Он подстраивает её снова и вот! Я могу слышать!

Хватаю его за запястье, останавливая его движение. Наши глаза встречаются. Нет сомнений в том, что я слышу. В наушнике это отдаётся, как скачущая лошадь, самый отчетливый, внушающий трепет звук в мире — крошечное сердце бьётся внутри меня.

— Так быстро, — говорю я удивленная.

В уголках моих глаз накапливаются слезы.

Мэтт кивает.

— Я насчитал сто пятьдесят два удара в минуту и никаких шумов.

Я улыбаюсь, затем откидываю голову назад на подушку и, слушая, закрываю глаза. Я могу провести так весь день. На этом этапе наш маленький мальчик ещё настолько маленький, что большую часть времени не чувствую никаких его признаков. Слушать его спокойное сердцебиение — обнадеживающее напоминание, что он тут, в том месте, где и должен быть.

Я ощущаю, как рука Мэтта прижимается к моему небольшому возвышению, и затем он что-то шепчет, что не могу услышать. Я открываю один глаз и смотрю на него, пока он водит кистью своей руки туда-сюда по моей коже, как будто прикасается к нашему маленькому мальчику.

— Твоя мама прямо сейчас слушает твоё сердцебиение, поэтому ты должен сидеть спокойно, — говорит он. Я улыбаюсь и тянусь вниз взъерошить ему волосы. Мэтт оставляет поцелуй на моем животе и смотрит наверх. — Я думал о том, как нам назвать его.

— Да? — Наклоняю голову набок и вытаскиваю наушник. — У Джози на этот счёт есть свое мнение. Она предлагает новые идеи мне каждый день. Половина из них — имена персонажей с ее любимых книг. Последний раунд включал — Пит, Седрик и Дамблдор.

Мэтт улыбается.

— Я бы хотел назвать его Томас.

Мои внутренности сжимаются.

— В честь моего отца?

— Да, что ты об этом думаешь?

— Я люблю его, — говорю я, мой тон показывает, как я тронута, что он предложил это. — Но Джози будет очень разочарована, если мы не используем ни одно из имён, которые она предложила.

Он смеётся.

— Почему бы нам не разрешить выбрать ей второе имя?

Я стону.

— Власть затуманит ей голову.

А затем хор криков обрушился на дверь нашей закрытой спальни. Джози и четверо её друзей устроили вечеринку с ночёвкой в честь ее дня рождения. Это планировалось в течение нескольких недель. Она все мои уши прожужжала. У меня был конкретный список вещей, которые нужно было купить в продуктовом после работы: попкорн, чипсы, газировка, конфеты и праздничный торт. Я также положила яблоки в тележку, а Джози засунула их в самый конец холодильника, чтобы было больше места для газировки. Утром, первым делом им всем нужно пойти к стоматологу.

Сейчас уже половина девятого и конца не видно. После того как я сделала пиццу и накормила их ужином, Мэтт и я решили спрятаться в нашей спальне, чтобы спасти себя (и наши уши) от пяти очень разговорчивых, очень шумных учениц средней школы. После этого мы дважды выходили тайком. Первый раз Мэтт и я хотели украсть ещё пиццы. Мы обнаружили их сидящим на своих поддонах в гостиной, разыгрывающих по телефону мальчиков из их класса. Весело. Я хотела попросить их передать мне телефон, чтобы и я могла поучаствовать, но решительно отрицала бы это в суде.

Во второй раз мы рискнули выйти, потому что они все кричали о кровавом убийстве. Мэтт и я выбежали, чтобы убедиться, что все конечности все ещё целы. Мы обнаружили их всех пятерых, сбившихся в кучу вокруг телефона Джози и смотрящих видео по Ютубу про призраков, и пытаясь напугать друг друга до смерти. Мы с Мэттом тоже посмотрели одно из их видео. Я поджала свои губы и хлопнула руками, добавив от чистого сердца: «Это же полная подделка! » Но, если быть честной, этой ночью я буду спать с включённым светом, а Мэтт будет на дежурстве от призраков.

Сейчас они опять за свое. Их смех и крики достигли небывало высокого уровня.

Стетоскоп забыт. Мне нужно научить этого маленького малыша, как выполнять секретную миссию. Скатываюсь с кровати, как огромный морж, сбрасывающий себя самостоятельно в океан, а затем бегу к двери, как раз вовремя, чтобы услышать, как одна из них кричит:

— Он серьёзно только что написал тебе «Привет» и ничего больше? Что ты собираешься на это ответить?

— Джози! — кричит кто-то другой. — Он самый крутой парень у нас в классе! Ты должна ответить!

Мэтт остаётся на кровати, упрекая меня за подслушивание. Я отгоняю его рукой и прижимаю ухо к двери для лучшей акустики. Где пластиковый стакан, когда он так нужен?

Социальная жизнь Джози целая и невредимая, благодаря маленькой частной школе, которую мы нашли для неё в Коста-Рике. Большинство учеников тоже эмигранты. Она ходит в школу с подростками с разных уголков мира, и, насколько мне известно, у неё есть три разных мальчика из разных стран, которые по уши влюблены в нее. Она по-прежнему все ещё больше увлекается книгами, но я не знаю, как долго это ещё продлится.

— Эх, я действительно не хочу обманывать его, — отвечает Джози. — Знаете, на днях я спросила его, кто его любимый литературный персонаж, и он не смог назвать ни одного имени! Ни одного!

Звучит какое-то бормотание и неразборчивый разговор. Большая часть заглушается, потому что Мэтт включил телевизор на максимально оглушительной громкости, чтобы преподать мне урок. Я спешу выключить звук. У нас происходит стычка из-за пульта, но в итоге я его побеждаю, использовав тщательно спланированную поддельную схватку, чтобы отвлечь его. Я гордый маленький монстр выключаю телевизор и бегу к двери. Он стонет, но это важно! Это сплетни девочек-подростков.

— О, черт возьми, почему и Дерек тоже тебе написал? Зачем ты вообще с ним возишься? Он — полный ботан.

— Он мне нравится, — настаивает Джози, немного защищаясь. — Мы друзья.

— Почему?! Он не общается ни с кем из крутых парней.

— И что? Какая разница? Он действительно забавный, и я считаю, что он самый симпатичный в нашем классе.

Я поднимаю кулак в воздух. Моя девочка.

Выбирай ботаника, Джози!

Я поворачиваюсь, складываю руки вместе, словно говоря: моя работа здесь сделана, и иду обратно к кровати.

— Довольна собой? — спрашивает Мэтт, выглядя очаровательно, отперевшись об изголовье нашей кровати без рубашки. Он действительно никогда не должен носить одежду.

Я ухмыляюсь.

— Очень.

Я рада видеть, что у Джози все ещё есть умная голова на плечах, учитывая водоворот последних двух лет. Переезд в другую страну, обучение в новой школе, адаптация к жизни с Мэттом, и сейчас с этим новым ребёнком на подходе — я держу ее в центре своих мыслей, внимательно слежу, чтобы она не была полностью перегружена всеми этими изменениями.

Мы много работали, чтобы она чувствовала себя частью нашего соединения. Когда Мэтт собрался мне делать предложение, он взял с собой Джози в ювелирный магазин, чтобы она помогла ему выбрать кольцо. Позже, он рассказал мне, что Джози пыталась выбрать самый большой камень, который у них был (стоимостью десятки миллионов), и ему пришлось уговаривать ее на что-то более реалистичное, что не вызвало бы грыжи в спине.

На нашей маленькой церемонии на пляже с близкими друзьями и семьёй Джози играла роль цветочницы, хранительницы кольца и подружки невесты. Если бы мы разрешили ей это, она бы ещё и проводила церемонию.

— Я только что получила онлайн-сертификат! Я думаю... я не уверена. Мне пришлось ввести данные твоей кредитной карты.

Когда Мэтт и я впервые задумались о попытке зачатия, Джози случайно нашла мой тайник с тестами на беременность в нашем шкафу в ванной. Я готовила ужин, а она вышла, сжимая коробки в своих руках, слезы текли по ее лицу.

Я испугалась, предполагая самое худшее — что она поражена и расстроена, что мы не посоветовались сначала с ней, но потом, вздрогнув от рыданий, вскрикнула:

— О, БОЖЕ МОЙ! Я стану тётей!

Ее не волновало, что я ещё не беременна. Для нее возможность была такой же захватывающей.

Нам живётся тут легче, чем я могла себе представить. Клиника пользуется успехом. Мы с Мэттом вдвоём проводим тут дни, продолжая подготавливать персонал со всей Коста-Рики и оперируя три раза в неделю. Когда комитет по гранту обратился к Мэтту и предложил возможность остаться ещё на два года с полным финансированием, мы не упустили такую возможность. Мы любим нашу жизнь здесь и, хотя, скорее всего, вернёмся в Штаты, когда Джози поступит в колледж, мы все очень рады просто быть здесь, развиваться как семья из трех, скоро четырёх человек.

Ещё один прилив смеха доносится из нашей гостиной, и Мэтт притягивает меня ближе на кровати.

— Ты же знаешь, что сегодня мы не будем спать, да? — шучу я.

— Ну, я думаю, есть только одна вещь, которую мы можем сделать, — отвечает он с ухмылкой.

Я сразу понимаю, что он предлагает.

— Нет. Ты ужасен. Мы все обсудили в прошлый раз. Не больше.

— Давай, — говорит он, водя носом по моей шее. — Ты же знаешь, что хочешь этого.

Я улыбаюсь и качаю головой.

— Ты плохо на меня влияешь.

— Это из-за тебя я подсел.

Это правда. Это все моя вина.

Он уже включил телевизор и переключает на Нетфликс.

— Давай, балуй своего мужа.

— Отлично, — говорю я, поднимая руки, инсценируя поражение.

Затем, мы сидим рядом, бедро к бедру, пока песня «Анатомии страсти» играет на нашем телевизоре.

Через несколько минут он жестикулирует телевизору.

— Да ладно! Эти доктора точно должны попасться.

Мэтт говорит о хирургах, которые в данный момент зажимаются в подсобке.

Я прочищаю горло.

— Мэтт, мы делали это.

Он вдумчиво смотрит на меня, сузив глаза.

— Насколько я помню, мы не целовались.

Я закатываю глаза.

— Почти то же самое.

Мужчина приподнимает бровь.

— Так ты не думаешь, что есть разница между почти поцелуем и настоящим?

Он начинает двигаться ко мне. У него появились идеи, зарождающиеся под этой густой шевелюрой. Я держу его на расстоянии, пока он ведёт меня на кровать. В считанные секунды я под ним, и с этого ракурса Мэтт выглядит почти зловеще, слишком пугающим для его же блага.

Мэтт ставит руки по обе стороны моей головы и держит меня в клетке из одеял. Я не могу пошевелиться, даже если бы попыталась.

— Что ты делаешь? — спрашиваю дрожащим голосом.

Его ухмылка заставляет мой желудок трепетать.

— Доказываю свою точку зрения.

Он наклоняет голову, и я инстинктивно выгибаюсь навстречу к нему. Мы делали это миллион раз, моё тело знает, что нужно делать, за исключением того, что он не целует меня. Его рот едва скользит по моему, и Мэтт, как дьявол, улыбается. Я чувствую... желание.

Будь он проклят.

— Скажи, что я прав, — он усмехается, — Скажи, что их поймают.

— Ну, — я резко убираю голову, — нет! Ты не можешь критиковать сюжетную линию и все время указывать на неточности. Это телешоу — просто смирись с этим.

Мэтт отклоняется назад, как будто очень оскорблен.

— Пфф, я не сделаю этого.

Я сужаю глаза.

— Ты шутишь?

Он смеётся и пытается скатиться с меня, но я хватаю его за плечи и заставляю остановиться.

— Эм, прости меня, ты ничего не забыл?

Я вытягиваю губы, и он вознаграждает меня поцелуем, разбивающим сердце. Только после того, как мы отрываемся друг от друга, и мне нужно перевести дыхание, Мэтт решает спросить:

— Кстати, мне интересно, какое бы у меня было прозвище в «Анатомии страсти»?

— У тебя уже есть одно, помнишь? Ты мой собственный Горячий доктор.

Он хмурится.

— Но перед этим должно быть — Мак.

— Хорошо, как насчёт МакСделайСвоейБеременнойЖенеМассажНог?

— Не слетает с языка.

— Ладно, доктор МакПередайПопкорн?

— Видишь, это не срабатывает, верно? Это должно быть лаконично.

Я постукиваю по подбородку.

— О, ладно, да. Я придумала одно. Послушай меня.

— Хорошо.

— Ты слушаешь?

— Да.

— Доктор Мак...

После долгой паузы он наконец-то спрашивает.

— Ты ничего не придумала?

— А хорошие уже заняты!

Мэтт смеётся и притягивает меня ближе.

— Ладно, ты права. Давай остановимся на Горячем.