Два года спустя 14 страница

— Я не понимаю, вы вдвоём встречаетесь? Все просто предположили, учитывая, как вы вели себя на рождественской вечеринке, и с тех пор вы неразлучны в больнице...

Я слегка киваю ей, еле дёрнув головой. Да, конечно, я думала, что мы встречаемся. Все признаки указывают на то, что мы встречаемся. На мне бриллиантовые гвоздики, которые он мне подарил. Он практически живёт со мной. Он поцеловал меня в щеку ранним утром перед тем, как уйти сегодня на работу. До этого момента я думала, что у нас есть будущее, но это сбивает меня с толку, и почему, черт возьми, здесь так много людей сейчас? Я не смогу попасть к нему в офис, даже если попытаюсь. Это все равно, что попытаться попасть в первый ряд Коачелле. Нет, спасибо. Слишком раннее утро, чтобы тебя ударили локтем по голове.

— Я не хотела тебя расстраивать, — говорит Эрика в знак солидарности, кладя руку на моё плечо.

Ох, Эрика, ты добрая душа. Ты не виновата в этом.

А Мэтт.

Мэтт со своими дурными секретами и его большими планами.

Я качаю головой.

— Это пустяки. Я просто волнуюсь из-за операции, которую мы должны делать. Вообще-то, мне лучше туда спуститься.

Это настолько хорошее оправдание, что она даже не пытается остановить меня. Я в оцепенении иду вниз по коридору, прочь от этого хаоса. Открывается лифт, и из него выходит доставщик с очень большим съедобным букетом и огромной связкой воздушных шаров. Их настолько много, что я запутываюсь в них пытаясь войти в лифт.

— Ой, упс! — смеётся доставщик. — Вот, просто позволь мне...

Я взмахиваю руками, пинаю ногами и издаю гортанный стон, прежде чем, наконец, вырваться на свободу с другой стороны.

— Прости за это! Смерть от воздушных шаров, ха-ха.

Я едва сдерживаю рычание, пока несколько раз нажимаю кнопку закрыть дверь в лифте. Когда я приезжаю, хирургический этаж, к счастью, пуст. Это не должно быть сюрпризом, учитывая, что каждый человек в здании находится возле кабинета Мэтта, кланяется и целует его в зад.

Я направляюсь к хирургической доске, убеждаюсь, какая у нас операционная и приступаю к работе.

Держу голову опущенной, остаюсь сосредоточенной и позволяю ритму моей работы поглотить меня.

Это то, что я знаю.

Это то, что я люблю.

Это просто и методично, и до того, как Мэтт сделал моё сердце в десять раз больше нормального размера, это то, что делало меня счастливой.

Когда заканчиваю подготовку, начинают приходить коллеги. Я каждому киваю и симулирую улыбку, когда они упоминают Мэтта, грант и всех детей Коста-Рики, которых затронет клиника, которую он собирается открыть. В воздухе витает скрытое волнение. Все рады сегодня работать с Мэттом. Все, кроме меня.

Меня бесит, что все, кажется, знают больше, чем я, и ещё больше бесит то, что я не должна злиться. Он поможет детям! Он станет героем! Я не могу ненавидеть его за это, но в глубине души... я злюсь. Это невероятно.

Подготовившись к операции, стою возле операционного стола, в то время как он входит.

Его взгляд направлен прямо на меня, когда он идёт в мою сторону.

Анестезиолог пытается привлечь его внимание, но Мэтт даже не смотрит в его сторону.

— Бэйли, я все утро пытался позвонить тебе.

— Не все утро.

— Что? — спрашивает он, нахмурив брови.

Я прочищаю горло, зная, что все люди в операционной прекратили свои дела, чтобы послушать нас.

— Я проверяла свой телефон, когда ехала на работу, и у меня не было пропущенных звонков, — уточняю я, затем поворачиваюсь к пациенту. — Все готово. Давай я возьму твою накидку и помогу завязать ее.

Это мой способ сказать ему: «Не сейчас. Не при всех. Пожалуйста, не говори мне сейчас, что собираешься переезжать в Коста-Рику, потому что я точно буду плакать, а я хочу сохранить некоторое свое достоинство перед коллегами. Спасибо тебе большое».

Его глаза встречаются с моими, и они умоляют меня сделать... что-то. Что? Сделать что, Мэтт?!

Я поворачиваюсь, чтобы взять его халат, и пока завязываю его на нем, мы не говорим ни слова. Пока мы проходим вдоль комнаты в ожидании тайм-аута, убеждаясь, что все готовы к работе, смотрю на смотровую, на все нетерпеливые лица, которые смотрят прямо на меня. Они смотрят, выжидая. Мои зарождающиеся отношения с Мэттом, должно быть, также интересны им, как и операция, ради которой они пришли.

— Бэйли, твоя очередь, — говорит Мэтт, его голос отстраненный и холодный. Это говорит хирург — это то, что говорю себе я, чтобы не обижаться, когда оборачиваюсь и вижу, что он смотрит на меня так, словно не знает.

Я тот же человек, который был вчера, Мэтт.

Ты — тот, кто изменился.

***

Мэтт находит меня после того, как я все вычистила. Я иду по коридору, когда он выходит из палаты послеоперационного восстановления и идёт прямо ко мне. Его присутствие занимает весь чёртов коридор. Он на полфунта выше всех, кого встречает. Его волосы на десять оттенков темнее. Он притягивает внимание, даже не стараясь.

Я несознательно решаю пройти мимо него. У меня есть работа, в которой нужно наверстать упущенное, но Мэтт преграждает мне путь и сужает свой пристальный взгляд на мне. Он похож на великана, который хочет раздавить меня своим ботинком.

— Мы можем поговорить минутку?

Я уверена, он ждёт скандала, но я не буду незрелой. Киваю и натянуто улыбаюсь.

— Конечно. Где бы ты хотел поговорить?

Он сжимает мой локоть и сильно тянет в ближайший дежурный кабинет.

Возле одной стены стоят металлические двухъярусные кровати. Деревянный стол заполняет то, что осталось от маленького пространства. Приглушенный свет, когда я поворачиваюсь к нему лицом и решаю заговорить первой.

— Поздравляю с грантом, Мэтт. Я действительно очень за тебя рада.

Поразительно, но это правда. Несмотря на свою боль, я рада за него. Я не могу думать о другом враче, который заслуживает этого так же, как он.

— Я собирался тебе об этом рассказать, — быстро говорит он, подходя ближе ко мне. Я стою на месте, и ему нужно всего два шага, чтобы оказаться рядом. Мэтт кладет руки на мои плечи и начинает быстро говорить, слова вылетают один за одним: — Я просто не хотел поднимать шумиху по этому поводу, пока точно не узнаю, выберет ли меня комитет. Была большая вероятность, что выиграет другой хирург. — Я киваю, из всех сил стараясь дать ему презумпцию невиновности. — И я не знал, как сказать: «О, кстати, я скоро могу переехать в Коста-Рику».

— Именно поэтому ты решил держать меня в полном неведении, — поясняю я с печальной ухмылкой.

Он отступает назад, словно мои слова жалят его.

— Нет, Бэйли. Нет. Я хотел сохранить все то, что у нас было, прежде чем усложнить все.

Я вздыхаю и киваю, печалясь за нас двоих.

— Прости, я не это имела в виду. Мне просто очень хотелось, чтобы ты мне это рассказал.

— Правда, прости. Это было очень эгоистично с моей стороны.

Он говорит правильные вещи, и я каким-то образом не веду себя, как засранка. Это выглядит, как самая зрелая ссора в жизни любой пары, но мне все равно. Просто потому, что его объяснения не поменяют того факта, что он уезжает.

— Когда ты уезжаешь? — спрашиваю я безэмоциональным голосом.

Он хмурится.

— Самое позднее — летом.

Что ж, вот наши сроки — несколько месяцев. Возможно, мы действительно сможем их посчитать. Возможно, я смогу втиснуть в себя на всю жизнь воспоминаний с Мэттом до того, как он уедет.

— Пожалуйста, не злись, Бэйли. Это не должно быть грустно. Вообще-то, я тут продумал. — Он наклоняется ко мне. — Ты должна поехать со мной.

— Поехать с тобой? — недоверчиво повторяю я.

Предложение разжигает в нем огонь. Он отпускает меня и начинает быстро ходить, касаясь рукой затылка.

— Да. Поехали со мной! Честно говоря, я обдумывал это неделями. Я не смогу без тебя работать в этой клинике. Мне нужно, чтобы ты была на моей стороне.

Я качаю головой, сильно стараясь не отставать. Когда я говорю, звучу так, словно он предлагает самую нелепую вещь, которую я когда-либо слышала.

— О чем ты говоришь? Мэтт, здесь моя жизнь. Моя сестра здесь. Я не могу просто взять и все бросить.

Он нахмурил брови.

— Конечно, Джози тоже поедет! Я хочу и её! Это же идеально. Ты и я построим вместе клинику. Ты будешь на моей стороне. Там я найму для неё репетиторов, или мы запишем ее в американскую школу. Я уже всех обзвонил. На этих выходных писал коллеге...

Он говорит милю в минуту, ведет себя так, будто это реальная возможность. Внезапно меня начинает тошнить.

— ОСТАНОВИСЬ! — я начинаю кипеть. — Просто остановись! Ты звонил и строил планы, а не думал ли ты посвятить меня в свои планы? Иисус, ты действительно думаешь, что я перевезу Джози в другую страну? — Я щелкаю пальцами. — Мы встречаемся на протяжении нескольких недель, Мэтт. Поставь себя на моё место. Подумай, о чем ты просишь меня.

В этот момент дверь дежурной открывается, и входит интерн, потирая свои глаза. Когда она поднимает глаза и видит нас, она замирает.

— Вот дерьмо. Простите. — Затем разворачивается и выбегает из комнаты.

Я хочу последовать за ней, но вместо этого делаю успокаивающий вздох и очень тщательно подбираю свои следующие слова. Об этом легче думать, когда сосредотачиваю свое внимание на двери и подальше от него.

— Я очень, очень рада, что ты выиграл этот грант. Никто не заслуживает этого, как ты. Хотелось бы, чтобы ты мне об этом рассказал, но я понимаю, почему этого не сделал. Между нами все в новинку, и ты не хотел раскачивать лодку. Я понимаю это. И прощаю тебя за это. Мне просто... нужно немного времени, чтобы обдумать это. Вот и все.

Мэтт кивает и притягивает меня за переднюю часть халата, чтобы обнять меня. Мы обнимаемся, и это последнее, чего я хочу. Я чувствую неловкость и напряжение. Я не сдаюсь. Держу свои руки свисающими по бокам в молчаливом протесте. Мой взгляд сосредоточен на стене за его головой. Часть меня хочет отойти и отказать ему в объятиях, но затем его руки прижимают меня сильнее, и я позволяю себе уткнуться в его грудь вопреки здравому смыслу. Моё дыхание замедляется, и моя злость быстро проходит, заменяясь непреодолимым желанием принять этот небольшой комфорт.

Он опускается так, что его голова упирается в моё плечо, и моё сердце разбивается при мысли, что возможно это один из последних моментов, когда мы так близко друг к другу. К тому времени, когда растает снег, и снова расцветут цветы — он уедет.

— Это не может быть концом, — с надеждой говорит он. — Этот грант должен быть началом чего-то для нас. Пожалуйста, подумай об этом.

ГЛАВА 31

Мэтт

Когда я возвращаюсь в кабинет, всё снова в порядке; точнее в беспорядке, но это мой беспорядок. Патриция сделала настоящее волшебство, убирая всех и все. Шары и букеты отправились к моим пациентам. Поздравительное печенье, кексы и фрукты разошлись по разным комнатам отдыха в госпитале. К концу дня я стану всеобщим любимым доктором. Усмехаюсь от этой мысли. Когда мой офис возвращается в прежний вид, кажется, что этого утра и не было, но это не так.

— Телефоны разрываются, — говорит Патриция, просовывая свою голову и показывая целую кучу сообщений для меня. — Я думаю, все на земле пытаются связаться с вами, но я говорю, что вы сильно заняты, чтобы говорить с ними. Доктор Лопез на первой линии, он не поверил мне.

Я медленно иду к телефону. Поскольку он для Бэйли как отец, доктор Лопез не тот человек, с кем я хочу сейчас разговаривать, но не могу игнорировать его. Он такой вежливый, что, если понадобится, будет ждать на линии весь день.

Я продолжаю стоять, когда включаю первую линию, приветствую его с узлом волнения в моем желудке.

— Доктор Рассел! — говорит он, его тон полон волнения. — Это ли не человек часа!

Мне становится неловко жарко.

— Привет, доктор Лопез, рад вас слышать. Как вам живётся на пенсии?

— О, хорошо. Немного скучно, но Лаура говорит, что я все ещё приспосабливаюсь к такому медленному темпу. На самом деле, у меня появилось около десяти хобби — гриль, садоводство, столярное дело, — и ни одно мне ещё не нравится.

Я издаю небольшой смешок.

— Послушай, — продолжает он. — Я слышал о гранте. Какое достижение. Ты, наверное, вне себя.

Вне себя? Подавлен, как черт.

— Это замечательно.

Доктор Лопез скептически гудит. Возможно, мне нужно проявить больше энтузиазма.

— Мне все утро звонили по поводу тебя. Я действительно горжусь тобой.

— Спасибо, что позвонили. Это много для меня значит.

— Пока мы разговариваем, я собирался спросить, как дела у Бэйли? — Вот он, вопрос, который заставляет моё сердце упасть. Должно быть, я слишком долго раздумываю, потому что он смеётся. — Не говори мне, что ты ее уже выгнал? Прошло всего несколько месяцев.

— Нет, — быстро выкручиваюсь я, — Не прогнал. Она все ещё работает на меня.

Я слышу улыбку в его голосе, когда он продолжает:

— Хорошо. Рад это слышать. Я надеюсь, ты найдёшь ей позицию, прежде чем уедешь в Коста-Рику. Последнее, что я слышал, что правление ищет другого хирурга, поскольку ты теперь уходишь, но, если это не подходит для Бэйли, скажи ей позвонить мне. Я могу разузнать у нескольких своих старых коллег. Я беспокоюсь о ней, — он вздыхает. — Ты ведь не слишком ее напрягаешь, не так ли?

Сильно ее напрягаю? Ну, только что я предложил ей переехать в другую страну вместе со мной — как тебе такой стресс?

— Нет. Я с ней мягок, — вру я.

— Почему-то я в этом сомневаюсь, — смеётся он. — Ну, хорошо, я могу сказать, что ты не можешь сейчас говорить. Ты, наверное, занят сейчас так же, как и всегда, поэтому не буду задерживать, но, пожалуйста, передай Бэйли моё сообщение и скажи ей, что я с Лаурой думаем о ней. И прими ещё раз мои поздравления. Работа, которую ты будешь делать в Коста-Рике повлияет на многие жизни. Ты должен гордиться.

Его слова увеличивают мою вину в десять раз.

Закончив разговор, я сижу за своим столом, смотрю в окно. Интересно, как я мог так сильно облажаться. Только сегодня утром я проснулся на кровати рядом с Бэйли. Сейчас мне повезёт, если она ответит на мой звонок. Когда Патриция напоминает мне по внутренней связи, что я уже на несколько минут опаздываю на консультацию, я вздыхаю и встаю, чтобы пойти в конференц-зал.

Я должен был сказать доктору Лопезу правду о моей ситуации с Бэйли и попросить его совета. Он хорошо её знает. Возможно, он мог сказать мне, как действовать дальше. Потом эта мысль вызывает у меня улыбку. Да, конечно. Более чем вероятно, в первую очередь я получил бы знатный подзатыльник за то, что в первую очередь обидел ее чувства.

По общему мнению, я не очень хорош в сердечных делах. Я усовершенствовал каждую операцию на позвоночнике, описанную в учебниках, но, когда дело доходит до сердца, я полный идиот. Хорошо, что я не занимаюсь кардио.

Провожу остаток дня, пытаясь оставаться сосредоточенным и делать свою работу. После того, как я смешал дела двух пациентов и почти провел предоперационный осмотр другого человека, решил попросить Патрицию отложить все остальное в моем графике и уйти пораньше. Это был первый раз, когда я взял отгул.

Патриция настолько сбита с толку, что спрашивает у меня, не нужно ли мне лечь в больницу.

— Ты умираешь?

Я совершенно не знаю, что мне делать, когда возвращаюсь домой. В последние несколько недель я проводил все свободное время у Бэйли. Мой холодный, тихий дом слишком хорошо передаёт моё настроение. Я включаю в гостиной телевизор только из-за фонового шума. Проверяю свой телефон, чтобы посмотреть, звонила ли она, и когда не вижу пропущенных, проверяю свою почту. Она набита поздравлениями. Продолжаю прокручивать, нахожу письмо от Виктории и не обращаю внимания. У меня и так полно забот. Все, о чем она со мной хочет поговорить, может подождать. К слову, у меня не один ребёнок. Это двойня!

Я думаю о том, чтобы позвонить Бэйли, но не уверен, что это хорошая идея.

Она попросила немного пространства. Ей нужно время, чтобы все обдумать, и возможно, это не такая уж и плохая идея. Я буду уважать её внимание, но буду использовать свое время с умом.

Мне нужно многое сделать.

Этот грант очень важен для меня, потому что в прошлом моя работа за границей была ограничена недельными медицинскими командировками. Я собирал добровольцев, и мы ездили в Национальную детскую больницу в Сан-Хосе, Коста-Рика. Там мы осматривали лист ожидания, заполненными сотнями детей, нуждающихся в операции. Каждый из них был достоин, как и предыдущий, но из-за ограниченных средств и времени мы могли работать только с некоторыми из них.

Этого было недостаточно.

Я хотел сделать больше, и сейчас, с этим гарантом, я могу.

Я не переезжаю в Коста-Рику навсегда. Моя цель побыть там год или два. Я воспользуюсь помощью, чтобы открыть клинику и обучить там хирургов и персонал больницы.

Однако не смогу сделать это самостоятельно. Мне нужна команда вокруг меня. Некоммерческая организация, с которой я сотрудничаю, пришлёт несколько человек, а в больнице будут хирурги и ординаторы, но я бы хотел иметь свою команду хирургов, люди, которые уже знают мои методы, люди, которым могу доверять.

Люди, как Бэйли.

С этой мыслью беру блокнот, карандаш и чашку кофе и иду работать в мой домашний кабинет. Я не собираюсь покидать это место до конца вечера. Мне нужно сделать настолько чертовски убедительное предложение, что Бэйли не сможет отказаться. Мне нужно все досконально объяснить, чтобы больше не было сюрпризов.

Я исследую все, от вариантов обучения для Джози до съёмных домов возле больницы. Я звоню своим контактам в некоммерческую организацию, и они передают полезную информацию.

Разговариваю с другом друга, который заведует педиатрическим отделением Национальной детской больницы, и спрашиваю совета по поводу школ, когда понимаю, что я не ел с завтрака, а уже половина девятого. Беру телефон с собой на кухню и продолжаю разговаривать, пока делаю себе бутерброд с арахисовым маслом. После перекуса бросаю горсть шпината в рот для здоровья, затем возвращаюсь к работе.

Я не переживаю из-за того, что Бэйли не позвонила.

Я не волнуюсь, что она, возможно, уже решила не приходить.

Я не считаю, что она не простит меня за то, что скрывал это так долго.

Вместо этого продолжаю делать. Продолжаю гуглить. Продолжаю печатать. Продолжаю менять этот гребный вордовский шрифт на что-то дружелюбное и безопасное. Я ищу что-то, что скажет: «Это предложение — хорошая идея. Послушай своего парня. Переезжай в Коста-Рику».

ГЛАВА 32

Бэйли

Я разрушена. Я все ещё хочу щёлкнуть пальцами и вернуться назад в прошлую неделю. Хочу поднять трубку и умолять Мэтта прийти, чтобы мы могли все исправить, но я ещё не совсем ясно мыслю. Когда он придет, затащу его в свою комнату и кровать — это может ещё больше меня запутать.

Хотя может стоит? Отличный перепихон в знак награды действительно прояснит нашу дискуссию для меня. Я лучше позвоню ему прямо сейчас...

Нет. Плохая Бэйли!

Изменения неизбежны. Через несколько месяцев Мэтт собирается переезжать в Коста-Рику, и у меня есть два варианта: поехать с ним или остаться здесь. Мысль, чтобы поехать с ним, по-прежнему под вопросом. Вероятнее всего, Мэтт был не очень серьёзен, когда предложил это. Он, скорее всего, хотел пощадить мои чувства. Даже если был серьёзен, и он хочет, чтобы я поехала, как это вообще возможно? Я не могу просто взять и изменить свою жизнь по прихоти. Собирай свои вещи, Джоз, мы переезжаем за границу!

К сожалению, второй вариант — он уезжает без меня — слишком трудно даже представить.

Итак, видишь ли, я застряла посередине, чувствуя себя дурой из-за того, что так расстроена этим. Мы вместе всего несколько недель, и все же мысль, что он уедет, тянет меня назад в тёмное место, которое я не посещала с тех пор, как потеряла родителей. Я не сплю всю ночь, ворочаясь от бессонницы. Еда потеряла свою привлекательность. Хожу в недомогании, безуспешно стараясь создать для Джози хорошее прикрытие. Надеваю фальшивую улыбку, которую она видит насквозь.

Она знает, что что-то не так, но я ничего не говорила ей о гранте. Не думаю, что должна это сделать, пока не буду уверена наверняка, что мне нужно. Сейчас она привязана к Мэтту, как и я. Джози настаивает на том, чтобы написать ему благодарственное письмо за рождественские подарки, и спрашивает, почему он не пришёл к нам на ужин на этой неделе. Она даже прячет «Голодные игры» в мою сумочку, чтобы я могла передать ему ее на работе.

— На всякий случай, если он захочет почитать!

Я была дурой, что ввела его в нашу жизнь так быстро, как сделала. Я должна была быть уверена, что это настоящие, длительные отношения, прежде чем представила её ему.

Теперь, когда он уедет, Джози будет убита горем, как и я.

В течение следующих нескольких дней, я провожу бесчисленное количество часов, исследуя Коста-Рику. У меня есть защищенная паролем папка с кодовым названием: «Очень скучные рабочие материалы», куда сохраняю все найденные материалы — информация о гранте Макартура, статьи, посвящённые Мэтту и его предложению. Заглядываю на сайт больницы и даже нахожу фотографии Мэтта во время прошлых медицинских командировок. В частности, один особенно потряс меня — он склоняется над больничной койкой и передаёт плюшевого мишку девочке не старше десяти лет. Она подключена к миллиону аппаратов, но это не притупляет ее лучезарную улыбку. Подпись ниже объясняет, что благодаря Мэтту и его команде она только что прошла процедуру, которая изменила ее жизнь. Благодаря ему она сможет прожить более полную, безболезненную жизнь.

Фотография подтверждает то, что я уже знаю, — Мэтту нужно ехать в Коста-Рику.

В четверг, после моей ссоры с Мэттом, я сижу, ужинаю с Джози и решаю затронуть тему переезда.

— Тебе здесь нравится? — спрашиваю я, пытаясь непринуждённо звучать.

Она в замешательстве морщит нос.

— В этом доме? Хорошо. Я имею в виду, в идеале мне хотелось бы побольше комнату и больше места для хранения моих книг, но...

— Нет, здесь, в этом городе, твоей школе, и все такое.

Она пожимает плечами и откусывает спагетти, прежде чем ответить:

— Да, здесь здорово.

Четырнадцатилетки — непробиваемые крепкие орешки.

Я настаиваю, пытаясь задавать общие вопросы, чтобы она ничего не заподозрила.

— Ты бы хотела жить где-то ещё? Как студент по обмену?

Ее взгляд поднимается на меня, и она выглядит обеспокоенной.

— Ты думаешь меня куда-то отправить? Потому что я знаю, что говорила тебе, что уберу чистые тарелки до того, как ты придешь с работы, но я делала домашнюю работу и — хорошо, ладно! На самом деле я заканчивала перечитывать Сумерки, но сделаю это прямо сейчас!

Ее стул скрипит об пол, когда она вскакивает.

Я качаю головой, пытаясь не рассмеяться.

— Нет! Ничего подобного. Я просто помню, когда я была в твоём возрасте, я всегда думала пожить за границей год или два. Большинство моих друзей ездили в колледж, но у меня не было такой возможности.

Она кивает и снова садится, наконец, понимая.

— Конечно. Ещё бы. Моя подруга Сара прошлым летом уехала жить во Францию со своим папой, и она вернулась с самыми классными историями и миллионом классных фотографий, размещённых в Инстаграме... — Джози внезапно останавливается и осторожно смотрит на меня. — Я имею в виду, конечно, это забавно, но все это не имеет смысла. Мне нравится жить здесь, с тобой.

Она рассматривает нашу кухню, и я понимаю, она пытается пощадить мои чувства. Для неё этот разговор гипотетический. У нас нет денег для путешествий. Лучшее, что ей светит из заграницы — это просмотр документального фильма на канале путешествий.

Я провожу остаток ночи, сгорбившись над компьютером, исследуя.

***

На следующий день на работе я направляюсь сразу в операционную. За последние несколько дней это стало моим образом действия и вполне успешным. Прячась здесь, я уменьшаю шансы на неловкие встречи в коридоре с Мэттом. Мы видим друг друга только тогда, когда моем руки, окружённые дюжиной людей, готовых к операции. Я прячусь под своими слоями, радуясь маске и защитным очкам. Если мы говорим, то только о деле, хотя все ещё есть тонкие намёки, что это убивает его так же, как и меня. Я вижу это каждый раз, когда наши взгляды встречаются. Шторм. Тоска. Слова, которые рождаются и умирают на его языке.

Мэтт не задерживается после операции. Не пытается загнать меня в угол или спросить, думала ли я ещё о его предложении. Мне бы хотелось, чтобы он меня немного подтолкнул. В понедельник мне нужно было пространство. Во вторник, среду и четверг мне нужно было привести голову в порядок, но сейчас, сейчас прошло уже пять дней с тех пор, как я ощущала рот Мэтта на моем, с тех пор, когда его руки были на моей коже. Я скучаю по нему в кровати. Скучаю по тому, что мне приходится мириться с крошечным местом на матрасе между Мэттом и стеной. Без него такое чувство, что я сплю на кровати сделанной для Шака, с таким количеством места, которое мне приходится занимать. Я ненавижу это. Я скучаю по нему.

И не переживу такие выходные.

Меня не волнует Коста-Рика или наше будущее. Ответственность — шмответственность. Я хочу быть импульсивной и глупой. Я хочу внести свой вклад в процесс принятия решений и почувствовать снова нас, даже если на минутку.

Дверь операционной открывается и заходит Мэтт. У меня в горле перехватывает дыхание, и электрический заряд проходит сквозь меня. Это больно — быть с ним рядом каждый день, тщательно сдерживая свои мысли. Он приветствует команду и проверяет пациента. Тем временем я стою возле операционного стола не в состоянии оторвать от него глаз. Ему нужно пять с половиной лет, чтобы пересечь операционную и войти в накидку, которую я держу для него открытой. Когда наши взгляды встречаются, мой желудок сжимается. Каждый раз это застает меня врасплох.

— Доброе утро, Бэйли, — говорит он, кивая. — Все готово?

«Давай не будем ссориться, и я думаю, ты должен поехать в Коста-Рику, и я бы с радостью поехала, но не думаю, что получится с Джози, и мы только начали встречаться, и этот операционный колпак цвета морской волны очень подчёркивает твои глаза, и думаю, я влюбляюсь в тебя, хотя мы не разговаривали несколько дней. И ты был серьёзен по поводу того, чтобы я поехала с тобой, потому что я могу быть достаточно сумасшедшей, чтобы согласиться» — это то, о чем я не говорю, когда прочищаю горло и смотрю вниз на подносы, которые закончила устанавливать несколько минут назад.

— Всё готово к работе.

— Хорошо, тогда приступим.

***

— Простите, вы та женщина, которая ранее помогала доктору Расселу в операционной?

Я перестаю кусать свой бутерброд, меня раздражает, что кто-то перерывает мой обед. Я усвоила урок — я не могу есть в комнате отдыха персонала. Всё, о чем хотят поговорить, это Мэтт и его грант, и что я чувствую по этому поводу, встречаемся ли мы, и эти новые бриллиантовые сережки от него? Поэтому сегодня я спланировала наперёд и спустилась вниз в вестибюль больницы, чтобы пообедать. Я спряталась в огромном кожаном кресле в углу возле окон. И думала, что спряталась довольно хорошо, но видимо нет.

Я подношу руку к своему рту и подаю универсальный знак пальцем — одну секунду, я прожую.

— Без проблем, — женщина тихо смеётся. — Это я перерываю твой обед.

Я проглатываю кусок и заставляю себя улыбнуться.

— Всё в порядке, правда. Хм, отвечая на ваш вопрос, да, это я ранее ему помогала.

Она усмехается, довольная моим ответом, и затем садится напротив меня.

Ну и ладненько. Угощайтесь.

Я надеялась, что это будет двухсекундный разговор: «Да, я была в операционной». «Хорошо, тогда пока». Но, очевидно, нет. Я с тоской смотрю на вторую половину сэндвича, а затем фокусирую свое внимание обратно на ней. Тогда замечаю, что она не вписывается в обычную толпу МЦНА. Во-первых, она настоящая хиппи. Она красива, но не в сражающем наповал понимании, а больше как объект для подражания, как абстрактное искусство. Узор на ее длинной макси юбке сделан из абстрактных вихрей пурпурного и синего цвета, а её кремовая водолазка обворожительно растянута на очень круглом беременном животе.

— Я так рада, что нашла тебя. Я пытаюсь связаться с доктором Расселом на протяжении нескольких недель, и мне кажется, я не могу отследить его. — Она тянется к своей сумочке и достаёт оттуда маленькую шоколадку. — Ты не возражаешь? — Молчаливо киваю, и она разламывает шоколад. — Прости, этот ребёнок на самом деле любит шоколад. Раньше я даже не была его поклонницей, но сейчас это все, что я хочу есть.

— Эээм..

Я смотрю вокруг нас, гадая, видит ли кто-то ещё эту женщину в вестибюле. У меня галлюцинации? Я знаю, что в последнее время мало кушала, но...

Она, скорее всего, почувствовала моё замешательство, потому что смеётся и хлопает себя по лбу.

— Конечно. Где мои манеры? Я Виктория, бывшая жена доктора Рассела.

У меня отвисает челюсть, и я очень прямо говорю:

— Не может быть.

Она пожимает плечами.

— Увы, виновна по всем статьям. — Затем вздрагивает. — Ох, не говори ему, что я это сказала. Это была шутка, но теперь это кажется злобным. Он действительно не такой уж и плохой парень. Не очень хорошо отвечает на телефонные звонки и электронные письма — если уж на то пошло, но в остальном он приличный, — она снова смеётся. — Я не знаю, почему рассказываю тебе это. Ты работаешь на него, должно быть, ты знаешь его теперешнего лучше, чем я.