Два года спустя 4 страница

— Что мне делать? — Медсестра кивает в сторону задней двери в операционной, которая ведет в комнату, где в больнице хранятся чистые наборы инструментов. — Пойди и проверь, что у них все есть и готово к работе. Автоклавы были подкреплены заранее, и я не хочу, чтобы что-то еще задерживало это дело.

Я делаю так, как она говорит, и не заявляю о своей благодарности ей, как мне бы хотелось. Сделаю это позже, когда операция пройдет без затруднений. Ха. Я собираюсь купить ей подарок, что-то эпическое, что-то с растопленным шоколадом. Сделаю это... если переживу утро.

ГЛАВА 8

Бэйли

Это просто смешно. Я знала, что буду страдать из-за последствий своего опоздания, но, должно быть, сегодня мой удачный день, потому что терплю не одного раздражительного хирурга, а двух. Я думала, что доктор Рассел плохой, но он несравним с доктором Коллинзом.

Старше, выше, в форме. За те пять минут, которые я провела с ним за операционным столом, он упоминал про этот факт дважды...

Я решаю по максимуму игнорировать его, в основном из-за того, что я все еще потрясена публичным выговором, который он сделал мне, когда вошёл в операционную. Но моё отсутствие интереса раздражает его, потому что прямо после первого разреза насмешливо встречает мои глаза над операционным столом.

— Знаешь, доктор Рассел, не знаю, смирился бы я, если бы мой хирургический ассистент задержал дело за четверть миллионов долларов, как это.

Он говорит это, смотря в мои глаза! Мои щеки становятся горячими. Я хочу огрызнуться, чтобы он прекратил. Да, я опоздала, но извинилась и ничего другого с этим не могу поделать. Вместо этого придурка смотрю опять на пациента, зная, что лучше так, чем отвечать.

— Значит хорошо, что эта операция проходит с бесплатного бюджета больницы, — отвечает доктор Рассел, его голос звучит холоднее, чем обычно. — Бэйли, обрати внимание. Мне нужно, чтобы ты откачала еще больше.

Я дергаюсь вперед и кричу на себя, что нужно оставаться сосредоточенной.

Через несколько минут доктор Коллинз опять переключает свое внимание на меня. Словно хулиган в начальной школе, он просто не может насытиться.

— Как долго ты в команде доктора Рассела?

Почему, ну почему он об этом спрашивает?

— Это мой первый день, — говорю я голосом чуть выше шепота. Из-за моей маски сомневаюсь, что он меня слышит, но он слышит, потому что начинает смеяться, словно я сказала самую нелепую вещь в мире — хотя, так и есть.

— Не очень хорошее впечатление для первого дня, так не считаешь?

Я хочу сказать ему «отвали», но не могу. Это так не работает. Я должна сидеть тихо и оставаться сосредоточенной. Он имеет право говорить или делать, черт возьми, всё, что хочет. Ох, эта привилегия дается с белым халатом.

Доктор Рассел может встать в мою защиту. Может сказать доктору Коллинзу, закрыть свой рот, но не делает этого. Он сосредоточен на деле. Он не скажет ни слова, только попросит инструмент или отдаст приказ.

По шкале «Самая худшая операция», я зависла где-то около 9, 5 и затем судьба решает поднять ее на самый верх, до идеальной 10, когда у меня начинает бурчать в животе. Мы сделали только половину. Я понимаю, что забыла съесть маффин, который мне кинула Джоззи, когда я вылетала из дома.

На секунду думаю, что никто не слышит этого.

Спасибо боже.

— Это твой желудок, Бэйли? — спрашивает доктор Рассел, принимая хирургическую отвертку, которую я протягиваю ему.

Я сглатываю и стараюсь избегать зрительного контакта.

— Да.

— Ты завтракала?

Я считаю, что нужно лгать, но нельзя игнорировать очень громкие и злые звуки, исходящие от моего желудка, поэтому уклоняюсь от этого вопроса.

— Я спешила уйти из дома.

Он кивает и потом ровной, тяжелой интонацией, которая вызывает озноб на моей спине, говорит:

— Больше никогда не заходи ко мне в операционную, не поев. Это небрежно. Это изнурительная работа. Ты стоишь над столом часами, отрекаясь и прожигая. Если ты потеряешь сознание, то подвергнешь опасности моего пациента. Ты это понимаешь?

— Да, сэр.

— Это какой, второй или третий камень в твой огород, Бэйли? — спрашивает доктор Коллинз со смехом, который режет меня на кусочки. — Похоже, ты будешь искать себе нового хирургического помощника раньше, чем думал доктор Рассел.

Это не самое плохое, что мне говорил хирург, я знаю, но это соломинка, переломившая спину верблюда. Я не умею воспринимать критику. Я получаю положительные отзывы и изо всех сил стараюсь быть хорошим сотрудником. Мне не нравится попадать в неприятности, и мне определенно не нравится, когда меня ругают при моих коллегах.

Это слишком. Возможно, я могу принять один выстрел или даже два, но не могу стоять под чертовым расстрелом и притворяться, что меня не уничтожает. Хуже того, у каждого человека в этой операционной есть место в первом ряду на мое унижение. Я чувствую, каждый смотрит на меня, осуждая. Знаю, они жалеют меня, а потом, так как мой мозг так сильно любит меня, он пищит и напоминает, что в смотровой комнате тоже много людей. Замечательно.

Я думаю про все усилия, которые приложила, готовясь к этому делу. Я не хочу подводить доктора Рассела. И хотела стать лучше всех неудачных помощников, которые у него были до меня, но, в итоге, я хуже.

Я благодарна за мои защитные очки, так как слеза катится вниз по моей щеке. Она просачивается к углу синей маски прикрывающей мой рот, и я кричу на себя, чтобы взять себя в руки. Как и в баскетболе, в хирургии нет слез.

Стоп! Стоп! СТОП!

Но шлюзы уже открыты, и, конечно, я не рыдаю, но мои глаза полны слез, поэтому мне нужно быстро моргнуть, чтобы убрать их, чтобы они не мешали моему зрению. Это именно то, что мне нужно — слеза капает с моего лица на операционный стол. Я хочу провалиться под землю.

В целом, считаю, что хорошо делаю свою работу, скрывая свои страдания, делая необходимые интервалы между вздохами, чтобы подумать, что это всего лишь аллергия, но нет.

— Нужно ли мне, чтобы тебя кто-то заменил? — спрашивает доктор Рассел.

Я качаю головой, зная, что если что-то скажу, начну рыдать. Не хочу доставить им такого удовольствия.

Доктор Коллинз смотрит на меня. Он знает, я плачу, и его мнение обо мне достигает рекордно низкого уровня. Мои глаза сужаются на нем, словно он дерзко позволяет мне уйти.

— Мне нужно, чтобы ты говорила, — резко говорит доктор Рассел, — всё моё внимание на пациенте. Если тебе нужно отпроситься, скажи это.

Я хочу крикнуть ему, чтобы оставил меня в покое, но не могу. Вместо этого беру его злые, колкие слова и использую их, чтобы убрать оставшиеся слезы.

— Я в порядке, — говорю на удивление спокойным голосом, — вы хотите, чтобы я сказала Кендре готовить третий поднос?

— Да.

Это все. Ни тебе спасибо, что ты эффективна и внимательна, хотя два властных хирурга ругают тебя перед всеми твоими коллегами. Ни тебе спасибо, что спасаешь эту ситуацию как можно лучше, хоть я и давил на тебя, что теперь ты на грани нервного срыва.

Несмотря на то, что они оба относятся ко мне, как к идиотке, это не так. Как и сказал в пятницу доктор Рассел, я запомнила каждый шаг этой операции. Я знаю каждую деталь дела Фионы. Знаю, что у ее позвоночника особо трудные изгибы, и именно поэтому он попросил доктора Коллинза помочь ему. Знаю, почему он выбрал именно этот участок позвонков в ее поясничном отделе позвоночника и почему столь важно, чтобы доктор Рассел все правильно понимал, вплоть до миллиметра. Знаю, что, несмотря на то, что это был самый трудный, самый ужасный день, который у меня был в операционной, несмотря на трудности, я наслаждаюсь этим делом. Я полностью очарована мастерством и опытом доктора Рассела, уровнем детализации, с которым он выполняет эту операцию. Такое ощущение, что я стою рядом с Эйнштейном, который решает свое уравнение, или с Мухаммедом Али перед тем, как он выйдет на ринг.

Доктор Коллинз совершенно не нужен.

Доктор Рассел в одиночку восстановит позвоночник этой девочки, и через несколько часов, когда она проснется и спросит родителей, как прошла операция, они посмотрят в ее глаза и скажут, что доктор Рассел сделал это. Он дал ей то, чего она больше всего хочет — нормальное детство.

Это печально, что я так сильно облажалась.

Я проспала. Испортила свой единственный шанс. Потом плакала над операционным столом. ПЛАКАЛА. С таким же успехом, могла бы упаковать свои метафорические сумки, я это понимаю.

Ближе к концу операции, поднимаю взгляд на часы и вижу, что еще нет и полудня. Доктор Коллинз не опаздывает на самолет. Доктор Рассел наверстал упущенное время. Я никогда не испытывала такого облегчения. Он сказал мне закрыть рану и наложить швы, и вышел с операционной вместе с доктором Коллинзом у него на хвосте.

Я единственная, кто остался за операционным столом. Никогда в жизни не делала такой глубокий, очищающий вздох.

Я люблю эту часть. Я хороша в этом. Моя рука устойчива, работа — чистая. Каждому шву уделяется забота и внимание, чтобы минимизировать шрам Фионы.

Когда заканчиваю, Кендра хвалит мою технику, положив руку мне на плечо, пока я снимаю перчатки и бросаю их в мусорное ведро.

— Обычно доктор Рассел разборчив в швах. Ты сделала хорошую работу.

Я наполовину смеюсь, наполовину хрюкаю.

— Да? А как насчет всего остального?

Она смеется.

— Давай просто скажем, хорошо, что все закончилось, правда?

В комнате отдыха я ем одна, как неудачник. У меня есть нетронутая упаковка кренделей и яблоко. Пытаюсь проглотить бутерброд, но мой рот слишком сухой. Мое тело использовало все мои запасы жидкости для выработки слез. Каждый укус — борьба. Единственное, что хочу — это бросить этот дурацкий бутерброд в стену, или еще лучше — на голову доктора Рассела.

— Вот она! — кричит кто-то с дверного проёма, я поднимаю взгляд и вижу группу хирургических помощников, заходящих в комнату отдыха. Мы всегда обедаем вместе. Они — мои друзья с работы, люди, которые смеялись, когда я рисовала дьявольские рога доктору Расселу.

— Ты пережила свой первый день! — говорит Эрика, подняв два больших пальца вверх.

Прежде чем могу возразить, она и все остальные занимают место вокруг моего стола. Они думают, что это праздник, хотя на самом деле — это жалкая вечеринка. Если бы играл проигрыватель, я бы поцарапала его.

— Да, и не переживу другого, — говорю я, мрачная и обречённая.

— Ой, да ладно, не будь драматичной! — говорит Мэган, пихая меня в плечо. Мэган и Эрика работают в отделе дерматологии, помогая своим врачам с биопсией родинки и лазерной эпиляцией. Они обе свежи и бодры, и чаще всего уходят с больницы в три часа дня. На прошлой неделе Мэган сказала мне, что она хорошо отдохнула. Я больше ненавижу их, чем они нравятся мне.

— Мы приглашаем тебя сегодня вечером выпить и отметить! — объявляет Эрика, словно дело уже решено.

— Нет, — я качаю головой. — На самом деле у меня нет настроения, не после утра, которое у меня было.

— Ну, давай! Все не может быть настолько плохо. Ты знала, что доктор Рассел будет жестоким, но кто может с ним справиться, так это ты...

Я взметнула рукой, показав универсальный знак: «Заткнись, черт возьми», но затем замечаю Патрицию в дверях, осматривающую комнату. Она никогда не ест тут, она ест за своим рабочим столом, листая журналы о вязании. Я знаю это, потому что тщательно за ней слежу. Очень важно быть на хорошем счету у Патриции.

Когда она видит меня на другом конце комнаты, кивает и направляется прямо ко мне.

Я представляю, что она скажет. Скорее всего, доктор Рассел дал ей записку, которую сказал прочитать перед всей комнатой отдыха. Да, там говорится, вы некомпетентны и одно сплошное разочарование.

Я отодвигаю свой бутерброд и закрываю глаза.

— Я везде тебя искала, — говорит Патриция, фыркая и недовольно дыша.

Потом громкий шлепок. Я быстро открываю глаза и понимаю, это был звук бежевой папки, ударяющейся об стол напротив меня.

— Это для операции доктора Рассела в среду.

Я издаю горький, грустный смех, потом пытаюсь отдать ей обратно.

— Ох, мне не нужно это.

Она не берет ее.

— Я знаю, доктор Лопез не заставлял изучать дела пациентов, но доктор Рассел настаивает, чтобы его хирургические помощники знали о его случаях так же хорошо, как и он.

Она не правильно понимает.

— Дело не в этом. Просто я не думаю, что буду в его команде в эту среду.

Ее мудрые, серые глаза оценивающе на меня смотрят поверх оправы ее очков. Ясное дело, она думает, что я слетела с катушек.

— Ну, именно он попросил меня передать это тебе. Если ты планируешь уйти, уходи, но предупреди его заранее, чтобы он мог договориться о помощи у ординатора в среду.

Мой рот открыт, словно ловушка для мух.

ЧТО?

— Он дал это дело только сейчас?

Она медленно кивает.

— Это дело?

— Да.

— После операции?

— Да.

— Сейчас? И он сказал, передать это мне? Бэйли Дженнингс?

Она тянется вперед и ударяет меня по лбу.

— Да. А сейчас прекрати задавать глупые вопросы.

Затем она разворачивается и выходит из комнаты отдыха, что-то бормоча себе под нос.

Мои коллеги смотрят на меня в шоке.

Эрика вздымает руками.

— ВИДИШЬ! ТЫ СДЕЛАЛА ЭТО!

Мэган хлопает.

— Это хорошая причина для празднования! Сегодня вечером напитки с меня!

Я так потрясена, что даже не хватает ума отказаться.

Неудивительно, что Джози кричит в трубку, когда я звоню, сказать ей, что выйду с друзьями и буду дома немного позже обычного.

— Что ты наденешь? — раздаётся ее голос на всю раздевалку. Люди стреляют в меня странными взглядами.

— Ээ... — Я смотрю вниз на одежду, которую носила на работе этим утром. — Ничего особенного. Та черная блузка, которую ты ненавидишь.

Она стонет.

— Только, пожалуйста, не застегивай ее до самой шеи. Или клянусь богом...

— Не буду, господи. — Я быстро расстёгиваю две верхние пуговицы, радуясь, что она не видит меня через телефон. — Ты думаешь, я до такой степени неудачница?

— И джинсы?

— Те, которые ты купила с помощью моей кредитной карты без моего разрешения.

— Ох, слава богу. Обувь?

— Тенниски, — позорно шепчу я, — с толстыми шерстяными носками.

Она глубоко вздыхает.

— Почему ты упорно саботируешь себя?

Я смотрю вниз и хлопаю своими пятками вместе, как Дороти.

— Они удобны.

— Помимо этого они противны. Я сожгу их, когда ты вернешься домой.

— Эй! Они не так уж и плохи. И тебе лучше спать, когда я вернусь домой. Это может быть поздно.

Она продолжает, игнорируя меня:

— Твои волосы заколоты в хвост, да?

— Конечно.

— Ты можешь их распустить?

— Нет.

— Макияж? Пожалуйста, скажи мне, что этим утром ты нанесла тушь.

— Нет. Я опаздывала, но я храню некоторую косметику в шкафчике. Я нанесу её, если тебе станет от этого легче.

— ПОЖАЛУЙСТА.

— Бэйли! — Эрика называет моё имя через всю раздевалку. — Ты уже готова? Мы хотим застать конец счастливого часа.

Я показываю ей большой палец.

— Джоззи, я должна идти.

— Хорошо, отлично, но тебе нужно поговорить с парнем! Любым парнем! Барменом. Помощником официанта...

Я кладу трубку и беру косметику, говорю Эрике, что мне нужно несколько минут. Наношу тушь, немного румян на щеки и добавляю помады. Я выгляжу значительно более человечной, когда мы заходим в бар прямо напротив Медицинского центра Новой Англии.

«Гладкий Тони» — это учреждение вокруг больницы. Он выдержал проверку временем, маленькое выцветшее бунгало, спрятанное среди небоскрёбов, и самое лучшее, что сам Гладкий Тони до сих пор управляет этим баром. Эрика и Мэган общаются с ним на «ты», и он знает, какие напитки они предпочитают, нет никакой необходимости делать заказ.

— Как насчёт тебя, блондиночка? — спрашивает он меня, пока смешивает им коктейли.

Я смотрю на бутылки с ликером позади него, пытаясь вспомнить название напитка... любого напитка.

— Эм, я думаю, мне нужна секунда.

— Мы пойдём, найдём столик, пока они ещё есть! — говорит Эрика, и я остаюсь одна, в тщетных поисках меню напитков.

— Всё ещё думаешь? — спрашивает Тони после того, как помог другому посетителю.

Я хмурюсь.

— Что ты делаешь моим друзьям, возможно, я закажу что-то из этого.

— Водку с содовой.

Я морщу нос.

— Звучит скучно.

Он смеется, сердечно и глубоко.

— Скажу тебе вот что: почему мне не сделать тебе что-нибудь, и если тебе не понравится, сделаем что-то другое?

Я взбираюсь за барный стул и посылаю ему благодарную улыбку.

— Да. Спасибо. Звучит идеально.

Вот так я и выкручиваюсь, сижу в баре, пробуя напиток, который действительно очень вкусный.

— Что он в итоге сделал тебе?

Этот вопрос звучит от парня, сидящего справа от меня. Я поворачиваюсь, и у меня приподнимаются брови. Это не просто парень. Это белокурый красавчик с ямочками и беспроигрышной улыбкой. Этот парень стоит того, чтобы взглянуть на него дважды, или даже трижды.

Я улыбаюсь и наклоняю свой стакан к нему.

— Ох, эм... Вообще-то, я не уверена.

Я поднимаю глаза, чтобы спросить у Тони, но он уже перешёл к другому клиенту на том конце барной стойки.

Красавчик смеётся.

— Похож на Олд фешен. Чувствуешь ли ты там вкус бурбона?

— Возможно. — Я сужаю глаза. — Но только для уточнения, на что похож бурбон?

Он смеется и качает головой.

— Первый раз в баре?

— Нет, — у меня краснеют щеки. — Это мой третий раз.

Он улыбается сердцеостанавливающей улыбкой и протягивает свою руку мне.

— Я Купер.

Я рада обнаружить, что у него одно из мужественных, сильных рукопожатий, то, которое может впечатлить самых проницательных судей.

— Бэйли.

— Бэйли, — повторяет он, пробуя его, прежде чем кивает, словно приходит к заключению. — Ты похожа на Бэйли.

У меня с любопытством поднимаются брови.

— О, да? Почему это?

— Это сладкое имя. — Он пожимает плечами. — Милая. Жизнерадостная.

Его глаза быстро осматривают меня ниже, и я замечаю намёк на интерес в его светло-голубых глазах, которые кажутся странным образом знакомыми.

— Ну, спасибо, Купер. У тебя тоже хорошее имя. Я думаю, у моего лучшего друга в детстве была собака по кличке Купер.

Он смеется и возвращается к бару.

— По крайней мере, собака была симпатичная?

Он заигрывает, и я могу слышать, как Джоззи кричит мне флиртовать с ним, чтобы не позволить этому моменту ускользнуть сквозь пальцы.

— Очень симпатичная. Маленький французский бульдог, — говорю я с большой, дрянной улыбкой.

Он наигранно стонет.

— Ну, давай, ты хотела сказать, что это был массивный ротвейлер? Возможно, немецкая овчарка?

Я смеюсь.

— Нет. Он был крошечный. — Я поднимаю свои руки верх примерно в полуметре друг от друга, подмигиваю одним закрытым глазом, словно пытаюсь измерить прямо сейчас. — Примерно вот такой.

— Ха-ха. — Он наклоняет горлышко своего пива ко мне. — Знаешь что? Я ошибся. Возможно, твоё имя тебе не подходит.

Поверить не могу, как быстро мы поладили. Он весёлый и милый. Я должна присоединиться к моей группе в углу, но когда оглядываюсь через плечо, Эрика хлопает, словно она гордится мной, а Мэган кричит:

— Да, девочка!

К счастью, не думаю, что Купер её слышит из-за музыки. Он смотрит за моим взглядом, Эрика и Мэган быстро успокаиваются и пытаются придать себе нормальный вид. Эрика делает большой глоток своего напитка и давится. Мэган хлопает её по спине.

— Тебе нужно пойти и присоединиться к своим друзьям?

Морщу лоб. Что я должна сказать? Нет, лучше бы поговорила с тобой? Какой человек бросает своих друзей ради парня? ТОТ, КТО ТЫСЯЧУ ЛЕТ НЕ БЫЛ НА СВИДАНИИ.

Я хмурюсь.

— Я не знаю. Наверное. Я не хочу быть плохим другом.

Он улыбается и кивает.

— Я понял. Это круто. На самом деле, я сам кое-кого жду.

У меня разбивается сердце.

— О, да? Девушку?

Вау. Так тонко. Так круто.

— Нет. — Он смотрит вниз на часы и качает головой. — Просто одного придурка, который не ценит времени людей.

— Ох. — Я соскальзываю со своего стула. — Ну, если ты останешься тут, то можешь присоединиться ко мне и моим друзьям.

Он улыбается.

— Спасибо, но я наверно скоро позвоню ему. У меня завтра ранний рейс.

НЕТ. Это означает, он уезжает из города. Мои шансы увидеть его снова с каждой секундой уменьшаются.

— Но, если ты дашь мне свой номер, возможно, я позвоню тебе?

ВОЗМОЖНО, ОН ПОЗВОНИТ МНЕ?

Не думаю, что я когда-то так широко улыбалась. Мои щеки могут расколоться прямо посередине. Моё лицо выдаёт каждую каплю волнения, что означает, что Купер тоже это видит. Возможно, моё волнение заразительно, потому что довольно скоро мы вдвоем станем улыбающимися маньяками.

Он вытаскивает свой телефон, я даю ему свой номер, и вот так у меня появляется возможность любви на горизонте.

Джоззи описается в штаны.

ГЛАВА 10

Мэтт

— А вот и он, герой дня.

Я замираю и сжимаю свои глаза.

Купер.

Дерьмо. Я абсолютно забыл, что должен был выпить с ним сегодня вечером.

Я смотрю вверх, а в дверном проеме моего кабинета стоит мой младший брат со скрещенными руками. Он взбешен, что для него происходит крайне редко. По сути, он спокойный, милый парень. Купер не часто распускает свои перья, но, если бы меня кинул мой брат-мудак, я бы тоже разозлился.

Я смотрю на часы и съеживаюсь. Час. Я заставил его сидеть там на протяжении часа. Отталкиваюсь от стола и встаю.

— Мне нет оправдания. Прости. Давай, мы можем идти. Я закончу это позже.

Он качает головой и останавливает меня до того, как я достану пальто.

— Нет, брат. Пока я ждал, уже выпил два пива. Утром мне будет дерьмово, если выпью ещё одно.

Он идёт к моему кожаному дивану и скидывает беспорядок из оборудования, освобождая себе место. На кого-то другого я бы заорал из-за того, что трогают моё дерьмо, но не на Купера.

— Тебя задержали документы? — спрашивает он.

Я поворачиваю свое кресло к нему, сажусь и откидываюсь назад.

— Как всегда.

— Скорее всего, у тебя был напряжённый день, раз ты ещё в халате.

Он прав. Обычно я переодеваюсь после операции.

Потираю заднюю сторону шеи, массируя уставшие мышцы.

— День пролетел незаметно. Мягко говоря, он был напряжённый.

Он выставляет руки.

— Избавь меня от деталей.

Я понимаю. Купер тоже в этом мире, только в другой сфере. Он работает в отделе продаж «Гастинг Биосиенс», крупнейшей компании по производству медицинского оборудования в нашей стране. В старшей школе мы оба были спортсменами, звездами в бейсбольной команде, но он усилил свою популярность, я же убежал от своей в комфортную зону, уделяя внимание своим оценкам, пока он управлял столовой. Его предыдущая деятельность принесла свои плоды, он ведущий продавец в северо-восточном регионе.

— Ты упустил хорошую возможность потусоваться и пообщаться со своим дорогим братом, — говорит он, отталкиваясь, чтобы встать и пройти мимо меня к моему столу. — Я уезжаю завтра в Цинциннати. Буду там какое-то время.

Он открывает самый верхний ящик моего стола и роётся там, пока не находит то, что ищет — маленький игрушечный бейсбольный мячик.

— А что в Цинциннати?

— Потенциальный доктор.

— Крупная рыба?

Он обходит стол и осматривает пол, пока не находит маленькую Х, сделанную из изоленты. Мне пришлось переделывать её несколько раз, чтобы она оказалась примерно на том же месте, где и несколько лет назад.

— Самая Крупная рыба, которую я когда-либо видел.

Он подбирает направление своего броска, целится мячом в кольцо, висящее на задней части моей двери, кидает и промазывает, почти попадая.

Я свищу и встаю, чтобы забрать мяч.

— Ты вернёшься до свадьбы Молли?

— Снова? Когда?

— Я думаю, в середине ноября.

Сейчас моя очередь, поэтому я возвращаюсь к Х, целюсь и попадаю мячом в сетку.

— Пффф. — Он качает головой. — Повезло, не более.

Я улыбаюсь и протягиваю ему мяч. Это меньшее, что могу сделать после того, как кинул его с выпивкой.

— Тебе лучше до этого вернуться. Тёти, дяди, кузины, все будут там. Без тебя я не продержусь. Тем более ты им нравишься больше. Меня они только терпят.

— Ой, давай, ты заставляешь меня краснеть. — Купер выбивает у меня из рук мяч, кидает и попадает. — О, кстати, все время забываю спросить, ты представил тот грант, над которым работал?

Я смеюсь.

— Да, шесть месяцев назад.

— Когда получишь ответ?

— Перед праздниками.

У меня колотится сердце, когда думаю об этом... О возможностях, о влиянии на жизни.

Он с интересом выгибает бровь.

— Ты думаешь, сможешь отказаться от этой лёгкой жизни, если тебя выберет комитет?

— Я справлюсь, — отвечаю с сарказмом.

Некоторое время мы продолжаем в том же духе, делая игрушечный баскетбол серьёзнее, чем положено, но такое бывает между нами. Я так концентрируюсь на идеальном броске, что не уделяю особого внимания, когда он начинает описывать девушку, которую встретил в баре напротив.

—... такая красотка. Поэтому видишь, все не так плохо. Я даже рад, что ты не пришёл. Она сладкая. Блондинка, как мне нравится. Немного низковата, но ей это идёт. Она подписала свой номер в моем телефоне: Бэйли, девушка из бара. Словно я не вспомню её.

Я делаю рывок вперёд и промахиваюсь на добрых два фута, поворачиваюсь к нему лицом.

— Постой, не мог бы ты повторить, как она выглядит?

Он хмурится, сбитый с толку моим внезапным интересом.

— Блондинка, весёлая, веснушки. — Он пожимает плечами. — Не твой тип, не беспокойся.

Я фыркаю.

— Да, ты прав, когда сказал, что она не в моем вкусе. С сегодняшнего утра она работает на меня.

— Не может быть. Не эта девушка.

Я закатываю глаза.

— У неё были светло-карие глаза? Почти ореховые?

— Я не знаю. В баре была плохая видимость.

— У неё были высокие скулы? Ямочки, когда она улыбалась?

— Черт. Бэйли? Блондинка, беззаботная Бэйли работает на тебя? Чем она занимается? Она медсестра?

— Она мой хирургический помощник.

Он взрывается от смеха. Глаза закрыты, хлопает по коленкам, дикий смех вырывается с него.

— Нет, — говорит он, вытирая слезы с уголков глаз. — Нет, черт возьми.

Я кидаю мяч в его грудь.

— Ты собираешься кидать или как?

Он бросает баскетбольный мяч над диваном, полностью не заботясь, куда тот попадёт. Мяч отскакивает от стены и попадает в мусорное ведро.

— Расскажи мне подробнее, как это произошло, потому что в прошлый раз я слышал от тебя, что у тебя нет хирургического помощника. По-твоему, никто не может продержаться.

— Доктор Лопез навязал её мне.

Он качает головой и подходит ближе, положа руку мне на грудь.

— Нет, нет, нет. Не ври мне. Ты нанял её.

Я пожимаю плечами и пытаюсь обойти его, но он блокирует мне путь. Я позволяю ему. Я выше его на несколько дюймов. Могу легко его обойти, но не хочу, чтобы это выглядело чем-то большим, чем есть на самом деле, потому что это не имеет никакого значения. Мой младший брат, золотой мальчик, пытается подкатить к Бэйли. Сильное дело.

— Почему?

— Она была в нужное время в нужном месте. У меня не было хирургического помощника, у неё хирурга. Это работа.

Медленная, хитрая улыбка появляется на его лице, и у меня возникает желание сделать ему больно.

— Ну, тебе будет неловко, когда мы начнём встречаться?

Я отхожу, хмурюсь, когда мое раздражение превращается во что-то более зловещее.

— Встречаться? Что ты имеешь в виду? Ты ведь только встретил её пять минут назад?

Он пожимает плечами и отходит. Внезапно он, хитрый сопляк, начинает водить руками по моему столу, трогая вещи, которые ему не принадлежат.

— Да, но мы нашли общий язык. Была эта мгновенная связь. Ну, ты понял. Ты, вероятно, ощущаешь такое, когда получаешь новое медицинское оборудование, такого рода волнение внизу твоего чресла.

Он приподнимает свои брови с намёком.

— Это действительно забавно, Куп, — поддразниваю его я, затем протягиваю свою руку ему на плечо и сильно сжимаю. — Интересно, как отреагирует этот доктор в Цинциннати, если ты будешь с синяком под глазом?

Он поднимает брови.

— Синяк под глазом? — его тон приторно невинный. — Какой? Я думал, мы обсуждаем мою новую подругу, и вдруг ты сейчас угрожаешь мне телесным повреждением. Это так не похоже на тебя, Мэтью.

Он никогда не называет меня Мэтью. Он думает, что он на верном пути. Будет неудобно объяснять родителям, что я случайно убил их любимого сына.

— Предупреждаю тебя, — говорю угрожающе, — брось это.

— Что именно бросить? Ты должен быть конкретнее, я запутался.

Я отпускаю его плечо и обхожу свой стол, начинаю поправлять свои вещи, чтобы быстрее уйти отсюда.

— Ты делаешь это, чтобы разозлить меня. Ты хочешь наказать меня за то, что я заставил тебя сидеть в этом баре. Ну, у тебя получилось. Ты сделал это. Теперь оставь её в покое.