Два года спустя 1 страница

ГЛАВА 1

Бэйли

Интересно, чем сейчас занимаются мои одногодки? Листают Тиндер? Развлекаются в городе со своими компаниями? У меня нет компании. У меня есть младшая сестра. Она прижимается ко мне на диване, и мы вдвоём смотрим в монитор моего компьютера. Идёт повтор «Анатомии страсти» в высоком разрешении. У доктора МакДрими волосы густые и блестящие. Я хочу провести пальцем по экрану, но сдерживаюсь.

На моем лице зелёный ил. Это должна быть домашняя маска для лица. Джози приготовила ее несколько минут назад и клялась мне, что когда мы ее смоем, будем похожи на кинозвёзд. Уверена, что она ошибается, и что еще хуже, она зря потратила наш последний авокадо. Я собиралась порезать его в рис и назвать это сбалансированным ужином. Похоже, мне придётся проявить изобретательность. На экране компьютера два доктора начинают срывать друг с друга халаты. Они хотят сделать это, и я поднимаю руку, чтобы прикрыть глаза Джози.

— Ты еще маленькая, чтобы смотреть такое.

Это шутка. Мы уже посмотрели миллион эпизодов, и, как минимум, полмиллиона сексуальных сцен. Джози убирает мою руку и делает громче. Теперь наша гостиная наполнена стонами и охами. Похоже, я не очень хороший опекун.

— Твоим друзьям в школе разрешают смотреть такие шоу? — спрашиваю я, внезапно охваченная чувством вины. Мы должны смотреть природные документальные фильмы на СОВ (PBS — Public Broadcasting Service — американская некоммерческая общественная служба телевизионного вещания), где под успокаивающий голос Моргана Фримена по снегу бегают пингвины.

— Ты что, шутишь? — не сводя глаз с экрана, спрашивает она. — Люди в моей школе сами делают такие вещи.

Я в ужасе от мысли, что четырнадцатилетние подростки участвуют в любой физической близости помимо того, что держатся за руки.

— Пообещай мне, что ты не будешь трогать мальчика, пока тебе не исполнится восемнадцать.

Она закатывает глаза и поднимает мизинец. Я оборачиваю свой мизинец вокруг её, таким образом, мы заключаем договор. Теперь я могу дышать спокойнее.

Как только начинаются титры, я встаю, чтобы пойти умыться. Как минимум надеясь, что эта странная смесь не вызвала у меня страшную сыпь. Мне утром на работу, и не хочется стать посмешищем в больнице. Джози идёт за мной и занимает половину раковины.

— Это правда? Врачи уединяются в ординаторской?

— Я уже говорила тебе, что такое не происходит.

Я встречаюсь с её взглядом в зеркале и после того, как насухо вытираю лицо, передаю ей полотенце. Никаких злостных нарывов пока нет. Это хороший знак.

— Ладно, хорошо. Может это не совсем безумно, но, готова поспорить, что ты пару раз ловила целующихся людей в подсобке.

— Никогда.

— А как же секс в раздевалке?

— Нет.

— Взгляды украдкой в операционной? — спрашивает она отчаянным голосом.

— Джози, «Анатомия страсти» — это телевизионное шоу, где все по сценарию, наигранная любовь. Не ищи в этом скрытого смысла.

Она раздражённо вздыхает.

— А как же хирурги? — Убирает полотенце и поворачивается ко мне.

Джози хватает мои руки так, что я не могу вырваться. Несмотря на её худощавость, на удивление она очень сильная.

— Хоть кто-то из них хоть наполовину красив, как доктор МакДрими?

— Большинство из них старики. Седые волосы, усы, животики как у Санта Клауса. Ты же видела моего босса.

Я вырываюсь из её рук и иду на кухню. У нас почти ничего нет, а зарплата во вторник. Поэтому на ужин у нас сэндвич с тунцом… опять.

— Тьфу, серьёзно? Никого хоть немного привлекательного?!

Я отвлекаюсь, потому что борюсь с консервным ножом, поэтому, не подумав, отвечаю:

— Есть один…

Она перепрыгивает через всю кухню, вырывает с моих рук банку тунца и смотрит на меня широко раскрытыми, нетерпеливыми глазами.

— Кто?

— Я не знаю его имя.

Ложь.

— Как он выглядит?

— Высокий. Каштановые волосы. — Я пожимаю плечами.

«Разрушительно красивый» — это ключевая фраза, которую я не говорю. «Высокомерный и дерзкий» — и эти два слова лучше не говорить. Я специально увиливаю от ответа, потому что моя сестра не по годам развита, и это очень пугает. Через три секунды она уже сидит на диване и открывает мой компьютер, просматривая вкладку «Персонал» на сайте больницы. По собственному опыту знаю, что там все в алфавитном порядке, поэтому она кричит из соседней комнаты:

— Какая у него фамилия?

Я кашляю, чтобы скрыть очередную ложь.

— Не помню.

— Какой отдел?

Я кладу два куска хлеба в тостер, достаю майонез и думаю, как быстро она найдёт его без моей помощи.

— БЭЙЛИ, какой отдел?

Я продолжаю игнорировать её. Пальцы Джози летают по клавиатуре. Скорее всего, клавиши выскочат из моего ноутбука. Выскакивает тост, и я слышу её резкий вдох.

— Я НАШЛА ЕГО!

Мой желудок сводит.

— Доктор Мэтью С. Рассел. — Она быстро просматривает его биографию. — Юго-западный медицинский центр Техасского университета. Ординатура Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Обладатель гранта на исследование комплексной хирургии позвоночника и детского сколиоза и бла-бла-бла. Какая разница?! Я не знаю, значения половины этих слов. Есть ли еще фотографии, помимо этого портрета? Возможно фотографии с пляжа?

— Я не знаю. Это имя мне не знакомо. Ты сказала доктор Рассел? Возможно это он. Какая разница. — Я использую все свои актёрские навыки, чтобы сбить ее с толку. Затем прибегаю ко второму методу — отвлечение. — Твой сэндвич готов!

Она тащит ноутбук на кухню и садится за стол напротив меня, усмехаясь. Я ем в одиночестве, в полной тишине. При этом сэндвич Джози лежит нетронутый. Ее глаза сужены, она постоянно что-то пролистывает и печатает. Сестра как частный детектив, который нуждается в новой зацепке. Я жду, когда она достанет увеличительное стекло и отрастит усы.

— Очень раздражает, что его нет в социальных сетях. Я проверила страницу выпускников Юго-Западного Техасского университета, но они не выкладывают фотографии.

— Почему это так важно? Ешь.

Она недовольно смотрит на меня. Не разрывая зрительного контакта, берет свой сэндвич и откусывает огромный кусок. А после возвращается к своей миссии с набитыми щеками, как бурундук.

Я понимаю, почему моя сестра так заинтересована доктором Расселом. Я почти не хожу на свидания на протяжении уже шести лет, с тех пор, как взяла опеку над Джози. Я потеряла интерес к мужчинам. Романтика отошла на второй план в моей жизни. Даже хуже — романтика стала одной из тех алюминиевых банок на шнурках, которые прицепились к моей машине. Мои губы не чувствовали человеческого прикосновения уже довольно долгое время, и я не могу вспомнить, что такое поцелуй. Ты просто засовываешь язык и делаешь это? Надеюсь, это как езда на велосипеде, иначе мне конец.

Джози некоторое время беспокоилась за меня. Буквально неделю назад она сказала мне, что ей жаль, ведь я отказалась от многого в своей жизни. Конечно, я выразила протест.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я люблю, когда ты рядом. Ты же знаешь это.

— Ты ради меня многим пожертвовала.

— Перестань, это не так.

— У тебя нет друзей.

— У меня есть мисс Мерфи по соседству.

— Она старая простофиля, которая на шее носит кристаллы.

— Мне не нравится, что ты называешь моего лучшего друга старой простофилей.

Она не перестаёт смеяться.

— Из-за меня ты бросила колледж.

— Ерунда, я люблю работу, которая у меня сейчас.

— Ты никуда не ходишь.

— Неправда.

— Последний раз ты была на свидании, когда мне было десять лет.

— Конечно это не так…

Я так и не закончила свою мысль, потому что она не шутила. Это действительно было давно. Правда в том, что я действительно многим пожертвовала, чтоб заботиться о Джози. Во всех смыслах я живу жизнью матери-одиночки. Мои дни заняты такими занятиями как стирка, готовка и уборка. Я должна быть уверенной, что у Джози хорошие оценки, она не опаздывает в школу и не выросла из своих джинсов, чтобы несмотря ни на что была в школе. По пятницам я не хожу в бары. У меня нет возможности встречаться с людьми. Я работаю и экономлю каждую копейку, которую зарабатываю. Однажды, я смогу позволить себе первый взнос на дом, и мы переедем с этой лачуги, в которой живём уже несколько лет.

Но, несмотря на отсутствие любовных отношений? — это не плохая жизнь. На самом деле, это здорово. Просто Джози этого не видит.

Она поворачивает компьютер, и я вынуждена посмотреть на фотографию доктора Рассела. Джози его сильно увеличила. Я отказываюсь признавать, что он горячий. Вместо этого я кошу глазами и высовываю язык в надежде рассмешить её. Вздох Джози говорит о том, что она думает — я безнадёжна.

— Если у тебя есть хоть капля смелости, завтра утром ты подойдёшь к этому доктору и пригласишь его на свидание.

Ха-ха-ха. Я смеюсь над ее идеей весь оставшийся ужин, пока мою посуду, пока тащу полный брезентовый мешок нашего грязного белья в прачечную внизу улицы, и пока сижу напротив этой древней машины и смотрю, как она стирает.

Джози понятия не имеет, о чем говорит.

Доктор Рассел не знает о моём существовании. Мы никогда не говорили. Он самый молодой, самый горячий хирург в больнице, у него репутация самого агрессивного, грубого врача во всей стране.

Я лучше охомутаю доктора МакДрими, чем буду встречаться с ним.

ГЛАВА 2

Мэтт

— Я хочу сказать, что через две недели увольняюсь.

Я поднимаю взгляд от горы документов на моем столе и вижу Кирта, моего нового ассистента, который стоит в дверях. Он заламывает руки. Капля пота стекает по его лбу.

— Почему?

Он мимолётно смотрит на меня, и его глаза увеличиваются от страха.

— Почему?

Он не думал, что нужно будет объясниться, и прямо сейчас опорожнит кишечник на моем ковре. Я бросаю ручку на стол и откидываюсь назад в кресле. Это последнее, что я ожидал услышать. Я думал, у нас все хорошо. Он расплакался только дважды.

— Я знаю, вы отличный хирург.

Выражение моего лица, должно быть, ожесточилось, потому что он исправляет объяснение:

— Лучший хирург! Правда! Поэтому я устроился на эту работу. Я подумал, если я смогу поработать с вами несколько месяцев, вы дадите мне хорошее рекомендательное письмо для моей следующей работы. Честно говоря, я думал, что это будет похоже на ситуацию в «Дьявол носит «Prada»...

— Что?

У него краснеют щёки.

— «Дьявол носит «Prada»... это фильм.

Моё лицо не меняется.

— Простите, на днях моя девушка заставила меня посмотреть его, и это помогло мне расставить приоритеты. — Он начинает размахивать руками, рассказывая сюжет: — Есть этот ужасный босс, который терроризирует весь офис. Главная героиня считает, если она долгое время проработает с этим боссом, то сможет устроиться туда, куда захочет.

Он слишком тупой, если думает что я «ужасный босс», который «терроризирует офис». Если бы он не увольнялся, это сделал бы я.

— Ближе к делу.

— Ох, хорошо, конечно. Дело в том, что… я не могу этого сделать. Стресс на этой работе больше, чем я могу вынести. У меня язва желудка. Начинается нервный срыв. — Теперь, как никогда, я обеспокоен тем, что он собирается испачкать мой ковёр. — Я не сплю. Моя девушка поставила ультиматум: я ухожу с медицинского центра Новой Англии, или она уйдёт от меня. Я думал, сделать это перед Новым годом, но он через несколько месяцев. Поэтому… — он делает паузу и смотрит в пол, — я предупреждаю об увольнении за две недели.

За ним появляется мой секретарь с досье в руках, а это значит, мой следующий пациент здесь — семилетняя девочка по имени Фиона. Через несколько минут я присоединюсь к ней и её родителям в конференц-зале для обсуждения сложной процедуры, которая уменьшит боль и страдания, которые она терпит с рождения из-за серьёзного искривления позвоночника.

У меня нет времени на Кирта и его язву желудка. Я встаю, чтобы забрать досье.

— Они уже в конференц-зале, — серьёзным голосом говорит секретарь.

— Спасибо, Патриция.

Она поправляет очки на переносице и метает кинжалы в затылок Кирта, а это значит, она слышала часть его речи, и та ей не понравилась. В отличие от него она верная. Она работает со мной с самого начала.

Кирт в недоумении, когда я оставляю его стоять там и иду в конференц-зал.

— Доктор Рассел, доктор Рассел! Вы же дадите мне хорошую рекомендацию? — кричит он на весь коридор. — Я же был хорошим ассистентом?

Я не отвечаю ему, потому что уже перелистываю досье Фионы, заново просматривая рентгеновский снимок и компьютерную томографию, которую изучал последние несколько дней. Ей отказали четыре доктора. Искривление ее спины достаточно серьёзное, поэтому процедура может оказаться трудной даже для лучших детских спинальных хирургов в мире. К счастью для неё и её родителей, я один из них.

Открываю дверь и вижу родителей Фионы, сидящих за столом с выражением страха и опасения на лице. У её матери темные круги под глазами. Её отец держит жену за руку, и когда я вхожу, дважды сжимает её ладонь. Фиона сидит рядом с мамой, утонув в большом кожаном кресле, танцуя маленькой куклой на коленях.

Она сидит, прислонившись к одному подлокотнику на кресле, но когда видит меня, старается сесть прямо. Глубокое хмурое выражение появляется на ее пухленьком личике. Когда я вижу эту маленькую борьбу, понимаю, что должен это сделать, даже если это убьёт меня. Она заслуживает, чтобы за неё боролись, и если Кирт такой слабак и не может это сделать со мной, я найду того, кто сможет.

***

Я работаю в Медицинском центре Новой Англии пять лет. Когда только начинал, я закончил не один, а два гранта на изучение. Первый — комплексная хирургия позвоночника и второй — детский сколиоз. Даже после всех этих тренировок мне пришлось многому научиться. Некоторые скажут, мне еще надо учиться. Большинство моих коллег думают, что я наивный, беру на себя слишком много.

В нашем отделе четыре спинальных доктора, я единственный, который работает с детьми. И сейчас, когда я иду на обед, они сидят за одним столом. В основном они делают спондилёз у взрослых, операции, которые делаются за два часа, позволяют работать четыре дня в неделю и играть в гольф.

Они машут мне рукой, и я внутренне стону. Я знаю, что сейчас произойдёт. У меня нет сил на их дерьмо «мужского клуба» сейчас.

— Слышал, от тебя опять уходит помощник, Мэтт? — говорит доктор Годдард. Ему около тридцати, он почти мой ровесник, но на этом наше сходство заканчивается. Он в хирургии только ради денег и репутации. Он носит футболки― поло. Водит красное Порше. Его жена похожа на накаченную куклу.

— Как прошла твоя утренняя встреча, Джеф? Не сломал ноготь?

Он прищуривает глаза, смотря на меня.

— Спокойно, мальчики, — доктор Лопез усмехается и наклоняется ко мне. — Я слышал, ты хочешь взять семилетнего ребёнка. Я посмотрел её рентгеновские снимки, и они не очень красивые.

Я пожимаю плечами. У меня есть стопка дел с некоторыми деталями случаев, с которыми я успешно справился в прошлом, и они похожи на дело Фионы. Если бы доктор Лопез не сидел с доктором Годдардом и другими, я бы узнал его мнение.

— Как ты хочешь сделать это дело без ассистента? — спрашивает доктор Годдард, снова насмехаясь надо мной.

Я хочу спросить его, как он смотрит по утрам в зеркало, не разбив его. У всех есть вопросы, оставшиеся без ответа.

— Вы знаете, в комнате для персонала есть фотография доктора Рассела, — продолжает он, повернувшись к коллегам с самодовольной ухмылкой на лице. — Они добавили дьявольские рога и красный хвост. Думаю попросить одного из них, дать его мне, хочу поставить в рамку.

Я пытаюсь усмехнуться.

— Как всегда, господа, было приятно.

Я бы вообще не задумывался о комнате для персонала, но наш общепит довольно неплох и избавляет меня от беспокойства за обед. Я кладу в тарелку лосося на гриле, овощи и картофель с сыром, от которого у меня текут слюни, и нахожу уединённый столик в углу.

Комната для персонала похожа на столовую в старшей школе. МЦНА — частная больница, которая состоит из пятидесяти четырёх хирургов в пятнадцати специальностей. Каждая специальность имеет свои особенности. Вот как их можно отличить:

Спортивные болельщики — любители пива? Это объединяет хирургов― ортопедов. Они работают в области спортивной медицины, и не признают протеиновые добавки.

Мазохисты, мужчины и женщины, которые любят проснуться в любое время, чтобы спасти всех? Это хирурги — трансплантологи.

Те, кому нравится приударивать за медсестрой и рассказывать всем, что они зарабатывают больше всех, скорее всего, это кардиоторакальные хирурги.

Водители Ferrari, которые хотят быть популярными местными знаменитостями, носят блестящие костюмы и делают то, что мы называем «фальшивой хирургией» — пластические хирурги.

Вы улавливаете смысл? У каждого свои особенности, даже у меня. Одна часть меня мазохист, другая перфекционист. У меня есть свои кумиры и эго, которое может заполнить всю эту комнату, но это необходимость. Кто доверит позвоночник своего ребёнка в руки дурака, который подвергается давлению?

— Не против, если я посмотрю? — спрашивает доктор Лопез.

Я поднимаю взгляд от тарелки и вижу, что он указывает на файлы, разложенные передо мной. Я киваю.

— Валяйте, — немного подумав, я указываю на третий файл — особо сложный случай, с которым столкнулся в прошлом году. — Начните с этого.

Он выдвигает стул напротив меня и садится.

— Доктор Годдард тебя боится. Вот почему он себя так ведёт. — Я не отвечаю. Я не записывался на сеанс терапии. — Я, возможно, не должен тебе этого говорить, но он тоже претендовал на твой грант, но его не выбрали.

Я беру себя в руки и засовываю в рот еще один кусок лосося. Он не сможет убедить меня, что доктор Годдард заслуживает моей жалости. Доктор Лопез усмехается.

— Хорошо, я вижу, вы двое вряд ли когда― то достигните понимания. Так что давай сосредоточимся на другой проблеме. Сколько от тебя ушло ассистентов в прошлом году? Два? Три?

Пять. Но я не поправляю его.

— У меня один и тот же ассистент на протяжении многих лет, и она великолепна. Она предвидит, что мне нужно в операционной, оперативна и сообразительна. Она делает меня лучшим хирургом. Ты понимаешь меня?

Я смотрю на него скучающим взглядом. Он в опасной близости от того, что я попрошу его покинуть мой стол. Он один из самых старших хирургов в этой больнице, но он не мой босс.

Он продолжает, несмотря на резкий взгляд, которым я на него смотрю.

— Ты тратишь время на подготовку новых ассистентов каждые несколько месяцев. Твои операции тяжёлые, когда рядом с тобой не опытный ассистент. Подумай, как много ты сможешь сделать с командой, которой доверял бы.

Меня раздражает, что он прав, но это для меня не новость. Я сам пришёл к этому выводу. Проблема в том, что я не могу найти ассистента, который будет работать дольше, чем несколько недель.

ГЛАВА 3

Бэйли

Джози не верит мне, когда я это говорю, но я действительно люблю свою работу в качестве ассистента хирурга. Мне иногда кажется, что даже если бы жизнь не заставила меня, я все равно занималась бы этим. Конечно, некоторые вещи скучные — доставать и стерилизовать инструменты, убирать в операционной, но остальное — удивительно.

Эта работа не для слабонервных. Я правая рука доктора Лопеза во время его операций. Я вижу больше крови и кишок, чем доктор во время гражданской войны на поле боя. Видела, как останавливается сердце, осложнения во время операции, поломки устройств и пропажу инструментов.

Наше утро начинается как обычно, с того, что мы с доктором Лопезом спорим о плей-листе, который будет транслироваться через динамики.

— Вы серьёзно хотите снова выбрать старичков? — стону я. — Это так банально.

Он улыбается.

— Мне лучше работается, когда я слушаю The Eagles (американская рок-группа, исполняющая мелодичный гитарный кантри-рок и софт-рок)

— Ага, значит, мне показалось, что на прошлой неделе, вы трясли бёдрами под Maroon 5?

Анестезиолог прочищает горло, деликатно привлекая внимание доктора Лопеза.

— Хорошо. Почему бы нам не позволить решить представителю?

Все взгляды устремляются на молодого парня, который стоит в углу операционной. У него от страха расширяются глаза. Он излучает нервоз каждой клеточкой тела. Ему не нужна эта ответственность. Он здесь, потому что он торговый представитель, которому нужно, чтобы доктор Лопез продолжал использовать безумно дорогие спинальные имплантаты его компании. И судя по выражению ужаса на его лице, он боится сделать неправильный выбор песни и быть изгнанным из операционной.

— Эээ, мне тоже нравятся The Eagles, — говорит он дрожащим голосом.

Доктор Лопез незаметно подмигивает мне. Он не должен так поступать, но я знаю, ему трудно отказать.

Это его единственный недостаток.

Он редкое сокровище. И я полностью осознаю, как мне повезло с этой работой. Крайне сложно работать на хирурга. У них завышенная самооценка, пристают или у них комплекс Бога, а иногда все вместе. Бррр. Доктор Лопез не такой. У него постоянно хорошее настроение. На его операционной шапке изображена улыбающаяся мультяшная собака. Он интересуется жизнью своих сотрудников. А еще регулярно говорит, что годится мне в дедушки, когда у меня проблемы.

— Мне нужен восьмимиллиметровый скальпель, — говорит он чуть позже во время операции.

Я качаю головой.

— Вы всегда начинаете восьмёркой в таких случаях, а в итоге используете шестёрку. Поэтому возьмите шестёрку и сообщите, если нужна будет восьмёрка.

Я едва слышу резкий вдох торгового представителя. Несомненно, он думает, доктор Лопез будет орать на меня из-за того, что мне хватило наглости высказать своё мнение. Любой другой возможно так бы и поступил, а доктор Лопез кивает и берет инструмент.

Под моей маской у меня широкая и довольная улыбка.

Я хорошо справляюсь со своей работой.

Я люблю свою работу.

Я люблю своего босса.

— О, — как ни в чем не бывало продолжает доктор Лопез, — не могла бы ты прийти поговорить со мной в моем кабинете сегодня днём? После обеда?

У меня хорошее предчувствие о предстоящей встрече с доктором Лопезом. После того как я доедаю свой сэндвич, тщательно протираю влажной салфеткой своё лицо, полощу рот жидкостью для полоскания, делаю из своих пальцев пистолет, стреляю в своё отражение и подмигиваю.

— Вот и все! — говорю я вслух сама с собой, глаза светятся надеждой. — Доктор Лопез собирается дать тебе повышение, которое ты так долго ждала. Он собирается сделать дождь из стодолларовых купюр, а Джози не будет сегодня есть сэндвич с тунцом. Нет. В связи с этим нужно что-то необычное. Стейк. Ладно, мы не такие богатые. Может быть, какая-нибудь уценённая курица из корзины, у которой истекает срок годности.

— Леди, вы уже закончили?

О, да. Я отхожу в сторону, чтобы дать возможность работнику протереть пол. Я хочу спросить, как долго она стояла там, но уборщица говорит мне, что в супермаркете вниз по улице распродажа говядины. Я должна смутиться, но кого это волнует?! Меня ждёт повышение в ближайшем будущем.

Когда подхожу к двери доктора Лопеза, я бодро стучу ему по двери из толстого дуба и жду разрешения войти.

— Входи, Бэйли.

— Как прошёл ланч? — вхожу и спрашиваю я, надеясь немного завести разговор, в случае если он хоть немного поможет увеличить мой оклад. Черт, я буду сидеть и слушать в мельчайших подробностях про его последнюю партию игры в гольф, если это означает, что в моей жизни мне больше не придётся открывать рыбные консервы.

— Ланч прошёл хорошо, — он улыбается мне, сидя за своим столом, и говорит, чтобы я села.

Я так трясусь от волнения, что сажусь на свои руки. Значки доллара плавают в пространстве между его головой и нижними модными дипломами. Он начинает говорить, но я едва его слышу. В своих мыслях я уже думаю о своих будущих покупках.

Я пойду покупать новую пару теннисных туфель. Наконец-то куплю новое зимнее пальто для Джози. Возможно, возможно я смогу раскошелиться на стиральную машинку и сушилку, и перестану таскать наши вещи в прачечную.

— Надеюсь, это не станет сюрпризом, — говорит доктор Лопез, вытаскивая меня из яркой мечты, где я целую переднюю сторону только что доставленной стиральной машины.

— Что? Простите. Я пропустила последнюю часть.

Он смеётся и качает головой.

— Не думаю, что ты услышала хоть что-то, не так ли? Бэйли, я ухожу в отставку.

Отставка.

Я медленно это повторяю.

Отстааавкааа.

Это слово крутится вокруг меня как водоворот, что вполне разумно, ведь так называлась марка стиральной машинки и сушилки, которую я хотела.

— Отставку? От гольфа? — с надеждой спрашиваю я. Это возможно. Иногда, когда он сыграет много раундов, потом жалуется на боли в спине.

— Нет, нет. — Доктор Лопез встаёт и подходит к окну, чтобы посмотреть на мегаполис внизу.

Клянусь, когда он идёт, я слышу, как скрипят его кости. Он всегда был старым, но с каких пор он так постарел?

— Я должен был уйти в отставку несколько лет назад, всегда откладывал, но Лаура устала. Она хочет больше времени проводить с внуками и путешествовать, пока мы еще можем. Зачем откладывать сбережения, если мы их не тратим? — шутит он, используя аргумент, который, скорее всего, слышал на повторе последние несколько лет.

— Не могли бы вы еще ненадолго отложить это решение? — спрашиваю, умоляя я. — Сколько вы практикуете, тридцать лет?

— В следующем месяце будет сорок.

СОРОК? Иисус. Человеку пора брать трость.

Я качаю головой. Мои руки больше не под задницей — они дёргают воротник моего халата, пытаясь дать больше воздуха моим дыхательным путям.

Этого не может быть. Нужно, чтобы он оставался на должности достаточно долго, чтобы я увеличила свои сбережения и построила гнёздышко. Мне нужен первый платёж за дом, черт, или хотя бы сбережения, чтобы мы с Джози смогли переехать в более просторную и приятную лачугу, где есть посудомоечная машина и душ, который не льёт коричневой, дерьмовой водой на мою голову после сильного дождя.

Он вздыхает и поворачивается ко мне.

— Я знал, что ты так отреагируешь. Мы хорошая команда, Бэйли, и будь уверена, я не оставлю тебя без вариантов.

Я оживляюсь. Моя паническая атака отходит на задний план.

— Вариантов?

Может, он хочет выписать мне чек. Может, ему плохо из-за того, что так меня бросает. Может, он думал обо мне как о дочери, которой у него никогда не было (у него три очень милые дочери) и хочет указать меня получателем в своём завещании. Именно тогда я напоминаю себе, что он уходит на пенсию, а не умирает. Иисус.

Доктор Лопез кивает.

— Да, варианты. В этой больнице четыре спинальных хирурга.

— Да... — Я медленно киваю. Мой мозг еще плохо соображает.

— Поэтому, все, что нам нужно, это устроить тебя к одному из них. Я замолвлю за тебя словечко в офисе. Они будут сумасшедшими, если потеряют тебя.

Изображения каждого из этих четверых появляются в моем воображении как мыльные пузыри. Есть доктор Годдард, который постоянно краснеет и отекает. Он нанимает только молодых, красивых женщин. Его медсестры выглядят, как будто все они участвовали в конкурсе мисс США. Я лопну его пузырь.

Доктор Ричардс — неплохой вариант, немного старомодный и скучный, но мне не нужно волноваться, что он ударит меня. Он близок по возрасту с доктором Лопезом и в больнице у него хорошая репутация. Вполне возможно.

Доктор Смут (да, это его настоящее имя) — тоже хороший выбор, хотя я никогда не слышала, чтобы он говорил. Очень худой, даже скелетообразный, и во время работы слушает только классическую музыку. Он занимается только гериатрическими делами (пожилыми людьми). Поговорим о хорошем. На столе лежит старый чудик, а над головой звучит Бетховен. Впрочем, мне нельзя перебирать, потому что последний хирург, доктор Рассел, определённо не подходит.

Я знаю его нынешнего помощника, Кирта, и его предыдущего, и еще одного, и еще. Я ела с каждым из них в комнате отдыха. Я была дружелюбна с ними, слушала про их горе, кивала и хмурилась, когда они описывали ужасы работы с хирургом, таким как доктор Рассел. Видела их слезы, взрослые мужчины и женщины вопили, что их жизни закончились, потому что он так сказал во время операции.

Я не хочу этого. И никогда не буду с ним работать.

— Давайте начнём с доктора Ричардса, а там посмотрим, — неохотно говорю я. Он кивает и отходит от окна. И наконец, я набираюсь смелости, чтобы задать вопрос, которого избегала:

— Когда вы уходите?

— Через несколько недель.

— Недель?!

Я была уверена, он скажет через месяц. Он проработал здесь сорок лет и собирается уйти через несколько коротких недель?

— А как же ваши дела? — недоверчиво спрашиваю я.

— Разве ты не заметила, я перестал брать новых пациентов? У меня осталось несколько операций.

Нет. Я была занята разрушением собственной жизни.

— Лаура хочет, чтобы я ушёл до Хэллоуина, не позже. Она хочет поехать навестить внуков во время каникул.

Какая прелесть. Доктор Лопез будет вырезать тыквы и украшать пряничные домики, а я останусь одна, без новой стиральной машины и сушилки.