Михаил Гиголашвили 43 страница

– Что это у него? – спросил бес у Кома.

– Корень. Он всегда с ним. Острый корень дуба.

Бес хотел еще что‑ то спросить, но Кома вдруг сдуло в сторону.

В ущелье входили воины. На плечах висели щиты. В руках – топоры и дубины. Волосы собраны под обручами. На спины накинуты шкуры с полосами металла. Лица спрятаны под железной бахромой.

– Мы перебьем их! – уверенно сказал Ком, подрагивая от напряжения.

Первые воины, завидев шамана и Мамура, заспешили вперед, но налетели на невидимые круги и откатились. Некоторые поползли по склону – обойти сверху странную преграду. Другие бились у кругов, но тщетно – топоры скользили, копья ломались, а дубины отскакивали, как от скалы.

Шаман запустил кинжал, который пошел метаться в толпе, поражая направо и налево. Возникла давка. Кинжал увертливо вонзался во все живое. Колотушка взмывала высоко вверх и стремглав падала на головы, дробя лбы и затылки.

Тут и брат Мамур метнул свое оружие. Корень разил врагов в глаза и шеи, заскакивал под бахрому, добирался до сердец, вспарывал животы. А Мамур ловко направлял зеркальцем снопы ядовитых лучей, от которых воины грохались наземь в судорогах и рвоте.

– Надо найти первого Князь‑ камня – за ним пойдут остальные! – кричал Ком, извиваясь среди глыб.

Кинжал и корень не успевали разить, лучи скользили по трупам, а колотушка застревала меж телами. Вдруг бес разглядел над ущельем какое‑ то облако. Это были двойники врагов!.. Они тащились за своими телами и могли быть опасны в куче!..

– Их много! Нам конец! – завопил бес.

– Отгоним! – рычал Ком, вертясь над камнями и выискивая их притаившегося вожака.

Но двойники прорвали круг и напали на шамана. Мамур взвивался в воздух, зависал и лучами жег двойников, но их было слишком много, они сгустились в массу. Шаман почти исчез под их грудой.

И тогда бес понесся на помощь хозяину. С ходу врезался в двойников, приняв свой истинный облик. Выпустив клыки и когти, прижав уши, ощетинившись и воя, он начал крушить все подряд. И вмиг стал недосягаем для топоров и дубин, скользящих по его хребту. Стрелы он отводил хвостом, а щиты разламывал в щепы ударами окрепших лап.

Воины ринулись прочь. Топча раненых, кидались ниц и закрывались руками, чтобы не видеть разъяренного сатану. А он реял в воздухе, беспощадно истребляя все, что приближалось к хозяину.

Тут сверху с гулкой руганью покатился Князь‑ камень. За ним понеслись другие. Они летели вниз, глухо ударяясь о склон, отрывисто вскрикивая и увлекая воинов в ущелье. Поднялся вихрь. В воздухе летали кусты, носилась галька. С яростным ревом стали вырываться из земли деревья и корнями вперед обрушиваться на врагов. Начался камнепад. С треском зазмеились трещины в горах. Где‑ то зашевелился оползень и с оглушительным треском стали лопаться скалы.

Бес в страхе прижал уши, но хозяин крикнул ему:

– Ты в круге! Поклонись Барбале!

Камни с бранью и проклятиями увлекали все на своем пути. Облако двойников начало вихрем сносить в сторону. И чем больше воинов летело в ущелье – тем сильнее и дальше уносило их двойников. На дне пропасти валуны давили, резали, месили, кромсали и добивали раненых, а песок и трава заживо хоронили тех, кто еще был жив.

– Поклонись Барбале! И будешь спасен! – еще раз прокричал шаман.

– Барбале, помоги! – возопил бес, кидаясь на землю и чувствуя, как оседает и рушится небесный свод, гремят гонги, бьется пламя, а шкура корежится, сползая и превращаясь в пепел.

Скоро все было кончено. В тишине клубилась пыль. Кряхтели деревья. Перекатывались последние валуны, прекращая стоны умиравших. Кинжал тихо гудел, остывая. Колотушка лежала бездвижно. Зеркальце с комариным звоном отпотевало, приходило в себя. И корень царапался, выбираясь из‑ под груды тел.

В одном кругу сидел потный Мамур. В другом шаман держал в руках какое‑ то голое розовое существо.

– Спасибо, Барбале! Твоя власть! – сказал наконец Мамур, похлопывая коня, который лизал его израненное плечо. – Врагов отогнали.

– И душу спасли, – отозвался шаман и погладил притихшее существо. – Назовем его Агуна!

Все были счастливы, кроме идола, который, шевелясь в котомке, как связанная курица, дурным голосом что‑ то бубнил и недовольно ругался до тех пор, пока Мамур украдкой не пихнул его острым корнем. Тогда идол, огрызнувшись, смолк. И стало слышно, как плачет шаман и шепчется с солнцем Мамур».

Конец сказки совпал с очередным пирожком, умятым Гогликом, который, вполуха следя за событиями, больше смотрел на Нату, время от времени не забывая, однако, наведываться в пакет. Губы и руки у него были в масле.

– Странный конец. Ничего я не понял, – растерянно признался Гоглик. – Какой еще Агуна? Младенец, что ли? И как это он родился? Дети же из этой... как ее... рождаются, на биологии говорили... Один живчик человеком становится, а остальные просто так дохнут, почем зря... А за раз миллион живчиков выходит, между прочим!.. А если каждый день по разу, то это сколько же в год людей пропадает? – Вступил он на скользкий лед.

– Видишь, какой ты счастливый! Ты родился, а миллионы миллионов пропали, – уклонилась Ната от расчетов. – Как тебе повезло! А могло и не повезти, между прочим! Пропал бы, как эти миллионы, сгинул бы – и все! Родиться – это как в лотерею миллион выиграть!

– Значит, я – счастливчик? Счагог? А ты – Счана? – взбудоражился Гоглик, вдруг воочию остро осознав безмерное счастье: он родился, живет, в школу ходит, жареную картошку ест, а миллионы миллионов пропали, исчезли, так и не родившись... Даже школа показалась ему сейчас родной и милой!..

А Нате, при виде темных могил, стало почему‑ то грустно: вот так жить‑ жить, а потом умереть!.. Но Гоглик от этого беззаботно отмахнулся:

– А, ерунда! Человек со смертью не встречается! Мне дедушка объяснил: пока жив человек – смерти нет, а когда смерть есть – то человека уже нет, ушел. Понятно? – хвастливо закончил он и, вместе с порывом ветра, хотел шепнуть ей что‑ то нежное, но не посмел.

Ната послала его умыться (из‑ за церкви был слышен плеск воды и возгласы туристов).

– Чисплат есть?.. Ну, конечно! Вот, возьми, – протянула она ему свой пахнущий духами платочек, который Гоглик благоговейно спрятал в карман.

Вернувшись, он сообщил, что у крана полно людей.

– Дурачок, это вовсе не кран! Это источник! С целебной водой!

– Какая еще целебная? Вот такая труба водопроводная! Толстенная, как у нас во дворе, – показал Гоглик руками. – И женщин полно, все умываются. Всех любить надо – говорят. Крестятся. И как можно всех любить? Как я могу любить тех, кого не знаю и не видел?.. Вон вагончик идет, там люди, видишь?.. Ты всех их любишь?.. Можно любить маму, папу, дедушек‑ бабушек, друзей, а других лучше в покое оставить.

– А вдруг эти другие тоже хорошие? – возразила упрямая девочка, собирая остатки пирожков в кулек.

– Может быть. Ну и что? Всех любить – лопнешь!

– А меня ты любишь? – вдруг заглянула она ему в глаза.

Гоглик по‑ рыбьи выдохнул, кивнул, ослабел.

А Ната, у которой голова шла кругом от пряных запахов, птичьего щебета, солнца и какого‑ то внутреннего зуда – будто сердце чешется – прошептала:

– Я тебя тоже люблю! – обняла его за шею и поцеловала в губы, отчего он окостенел, не зная, что делать.

А дух святого Давида встрепенулся в кроне дерева и отлетел прочь, благословляя и плача, ибо детству их пришел конец, жизнь оказалась на сломе новой поры, где все надо понимать с начала.

Ладо очнулся в дежурке, на скамье. Напротив, за железным столом, Пилия сосредоточенно что‑ то писал в открытом «деле». Два сотрудника негромко совещались возле окошка с дежурным, похожим на носатого тапира.

Увидев, что Ладо очнулся, Пилия бросил ручку и укоризненно покачал головой.

– Ты? Где я? – пробормотал Ладо.

– Где? Разве не видишь? В милиции, где еще? Двоих укокошил – и удивляется!..

Ладо пошевелился. Тело ломило, хотя он не помнит, чтобы его били. Нет, его не били... Комната, лица, дым, трещины на стенах...

А Пилия закрыл папку. Сегодня он, по просьбе майора, согласился на последнее дежурство – и вот на тебе, такое!.. Место убийств не относилось к его округу, но в Вакийской милиции не могли принять преступника – там уже четвертый час нет света, работать невозможно, поэтому послали сюда. Пилия был удивлен, увидев Ладо, которого сотрудники втащили волоком и усадили на скамью. Поручив тапиру присматривать за ним, Пилия выехал на место преступления, где его удивление возросло, когда он увидел трупы Бати и женщины в черном (Бати он узнал, хотя видел всего раз на допросе).

Наскоро составив протокол осмотра и назначив свидетелям (половине двора) явиться завтра в участок, он разрешил забрать убитых, а комнату опечатал и вернулся в милицию. Майора, как назло, не было – куда‑ то исчез. Пилия позвонил ему домой и попросил жену передать, что в отделении ЧП и его срочно ждут.

«Если бы боров не выпустил Бати – тот остался бы жив», – думал он, насаживая лист на железные ушки «дела».

Ладо сидел молча, без сил и мыслей. На столе стояла склянка с нашатырем, который всегда под рукой у дежурного.

– Почему ты это сделал? – спросил Пилия, загнав лист на место.

– Вы же знаете... Из‑ за Наны. Не хотел убивать. Хотел в ногу, наказать...

– Да, наказал... Только кого? А тетку за что? Если его хотел наказать – вывез бы куда‑ нибудь, побил...

– У меня нет машины. А тетку не хотел, рука дернулась.

– Ты который раз в жизни стрелял?

– Третий. Или четвертый.

– Вот и видно, – кивнул Пилия.

Он тоже, когда начинал, чуть не уложил людей при первом задержании, когда не удержал автомата, и дуло повело веером. Странно, что судьба третий раз за неделю сводит с этим парнем. Что бы это значило?

Вдруг его осенило, что Ладо мстил не только за свою любовницу, но и за будущую жену Маки!.. Странный такой, треугольный водоворот. В любом случае, Маке будет приятно, что месть совершена. Но два трупа... У всех на глазах...

– Откуда оружие? Чье? – вытащив из бумажного мешка «бульдог», Пилия стал осматривать его. – А, да тут прямо написано!.. «От работников завода, 20. XI. 1980».

– Друга одного.

– Ты кто вообще по профессии? – откладывая револьвер, спросил Пилия.

– Журналист.

– Понятно. Надо было такие дела другим поручать. Это тебе не на машинке стукать.

– Нет, я сам должен был.

– А если бы Бати сидел?

– Ну, если бы сидел...

Вот то‑ то и оно! Пилии чем‑ то нравился Ладо – явно не преступник, запутан по глупости, по ревности. Да и он, Пилия, никому бы не простил такое.

– Колешься?

– Так... Кто не колется?.. Давно не делал... – отмахнулся Ладо.

Ему нечего скрывать. Он был в какой‑ то тягучей, снулой дреме и больше всего хотел отключиться, ничего не видеть и не слышать. В пустой голове – тоскливая, темная тяжесть, закрывшая жизнь. За два трупа дадут много, много... Он не выдержит.

– Что со мной дальше? – воспаленно уставился он на Пилию.

Тот не спешил с ответом. Переложил бумаги в «деле», просмотрел что‑ то.

– Кто‑ нибудь был в комнате при выстрелах?

– Нет. Потом прибежали. Они на другом балконе в нарды играли.

– Это хорошо.

Пилия взял с полки диктофон:

– Как все случилось? Говори подробно! – и включил, чтобы не возиться с писаниной.

Ладо медленно, с запинками и ничего не утаивая, начал рассказывать. Пилия слушал, иногда задавал вопросы:

– Был ранее знаком с убитыми? В каких отношения состоял с Нодаром Баташвили? Были ли раньше конфликты? Испытывали ли обоюдную неприязнь?

Нет, ничего раньше не было – ни отношений, ни конфликтов, ни неприязни, пять раз виделись, никаких контактов, тетку вообще видел в первый раз.

Пилии вдруг захотелось помочь этому журналисту. Он по‑ мужски хорошо понимал его, и сам бы этого Бати... Но вот тетка... Два трупа... По неосторожности? Дуплет? Дело разбазарено, куча свидетелей... По неосторожности, конечно, меньше дадут, но все равно лет пять светит...

– И... сколько?

– Ну, если статья сто четвертая, по неосторожности...

– Я не о том... Сколько надо, чтобы дело вообще закрыть?

Пилия усмехнулся:

– Вот ты о чем... Вряд ли у тебя хватит. Знаешь, сегодня мое последнее дежурство. Я ухожу с этой работы и помог бы тебе, но два трупа, кодла свидетелей...

Ладо обреченно вздохнул:

– Понимаю.

– Если только неосторожность... Скажем, брал у него пушку для своих целей, а при передаче выстрелило, дуплетом... Конечно, тут заключение баллистов нужно, лаборатория, следственный эксперимент, то, се... Да и какой дуплет в револьвере?... Не знаю... Надо с начальником поговорить, он мастер на все руки, он будет вести твое дело.

Ладо сник, стал зевать и тереть глаза. Темная пелена отрезала его от жизни – только бы дали поспать, чуть‑ чуть...

Пилия присмотрелся:

– Э, да ты еще от шока не отошел! Не в себе! – И спросил у тапироносого лейтенанта, какая камера свободна.

– Угловая. Утром оттуда блядь увезли, – ответил тот из‑ за стеклянного окошка, зевая во всю пасть.

– А получше нет?

– Нет, все заняты, – ответил тот, включая радио.

«Дать тебе полтинник – так сразу найдешь! » – усмехнулся Пилия.

Тут раздались звуки глохнущего мотора и в дежурке появился майор (ботинки – в пыли, на форменных брюках – темные пятна, небритые щеки с редкой рыжей щетинкой, даже как‑ то осунулся).

– В чем дело? – недовольно рявкнул он.

– Вот! – указал Пилия на Ладо. – Убил на хате твоего любимого Бати и его тетку.

Майор от удивления чуть не сел мимо стула.

– Бати? Эту милую даму в черном? – (которая принесла ему пятьдесят тысяч долларов в подарочной бумаге с зайчиками). – А почему он здесь, а не в вакийском отделе?

– Там света нет, авария, вырубилось все. Сюда привезли.

– Как же это он?.. Впрочем, за что – не спрашиваю, сам этого грязного подонка придушить хотел. Но тетку?

– По неосторожности.

Майор цепко огляделся, пожевал губами, внимательно о чем‑ то подумал, поворошил мешок, нащупал оружие и приказал:

– Знаешь что? Давай ко мне!

Пилия взял со стола папку, майор – мешок с вещдоками, и они втроем отправились по пустым прокуренным коридорам.

Ладо было все равно. Он еле волочил ноги и хотел только, чтобы его оставили в покое.

Пилия по пути вполголоса говорил майору:

‑ Жалко его... я его хорошо знаю... из хорошей семьи. .. журналист... третий раз в жизни стрелял... неосторожность...

– Два трупа, – отвечал майор, открывая кабинет.

– Но там они были втроем – он и убитые. Тут все записано! – положил Пилия на стол диктофон.

– Отпустите меня, мне плохо, меня тошнит, я лучше в камере посижу, – рухнув на стул, попросил Ладо.

Майор откупорил бутылку боржома:

– На, выпей. Насидишься еще. А я, кстати, только из Зугдиди! – сказал он Пилии, и по его глазам можно было понять, что майор в хорошем настроении. – Но не все сразу. Сперва с этим закончим, – кивнул он на Ладо.

Пилия устроился на стуле у окна. С чем майор вернулся из Мегрелии? Быстро работает, боров!

– Из‑ за тебя, между прочим, он сейчас здесь сидит, – указывал Пилия папкой на Ладо. – Если бы ты Бати не отпустил. ..

Майор поднял ладонь и ехидно скривился:

– Скажи еще, что Кеннеди тоже из‑ за меня убили! Будь братом, не смеши. Этот джигар^{^[144]} за свою бабу мстил. А ты бы что, так оставил, если бы твою жену кто‑ нибудь изнасиловал? Ну, и он свое сделал. Только глупо и грязно сделал. Правильно я говорю, народный мститель?

Ладо молчал, без интереса рассматривая пыльные ботинки майора (тот вытянул скрещенные ноги в проем стола).

– Я бы помог ему. Жаль парня, пропадет в зоне. Ты же видишь, он не преступник, – прямо сказал Пилия.

– Да уж, вижу, пропадет, губы пухлые, задница толстенькая, – скептически уставился майор на Ладо, у которого от этих слов потемнело в глазах. Потом спросил у Пилии: – А ты что думаешь?

– По неосторожности, что еще? Неумышленное причинение смерти, статья сто четвертая.

– Два выстрела, в живот и в лоб, по неосторожности?.. – скептически посмотрел майор. – Эх, молодняк, всему учить вас!.. За неосторожность, кстати, срок дают.

– А за что не дают?

– Сам подумай. Не знаешь? Учиться надо, дорогой мой юноша, кодекс на ночь читать, как слепой Павлик... как его... Корягин... Возьми там, на полке, открой на статье «вынужденная самооборона»...

Пилия усмехнулся:

– Что же, это тетка на него нападала?

– Нет, зачем тетка? Бати. Он пришел к Бати разбираться, Бати достал пистолет, хотел в него выстрелить, он в процессе самообороны повернул пистолет в сторону нападавшего, самопроизвольно два выстрела... Самострел. Есть еще патроны? – вытащил майор из мешка «бульдог», проверил барабан, увидел гравировку, прочел. – Это кого же оружие? Кто у нас на цементном заводе работал? Говори, все равно узнаем! – прикрикнул он на Ладо.

– Это друг, Серго, одолжил, его отца... Вы у него машину забрали.

– А, райкомовец? – вспомнил Пилия, а майор добавил:

– Это того лысача, который нам дядю Михо сдал?

Как ни плох был Ладо, но эти слова отпечатались в памяти: значит, Серго кого‑ то сдал и остался на свободе! Почему‑ то после этой мысли он стал оживать – сдавать ему некого, но вот деньги они, может быть, возьмут. Денег, конечно, нет, но есть бабушкина квартира...

А майор, в превосходном настроении, в деталях быстренько обрисовал необходимую схему допроса, из которой следовало сцепление трагических случайностей и обстоятельств: Ладо хотел выяснить с Бати отношения, тот достал пистолет, чтобы убить, пистолет при самозащите был повернут в сторону нападавшего, по неосторожности грохнули два самопроизвольных шальных выстрела, точка, конец фильма, финита, амба, хенде хох!

– С хорошим адвокатом, подмазанным судьей и красивой экспертизой может и без срока выскочить, – заключил майор, вытаскивая из мешка кнопочный нож. – А это еще что?

– У него было.

– Не надо, – сказал майор и спрятал нож в карман кителя. – Так что думай. Можно и без срока вылезти, – повторил он.

– Правда? – не поверил Ладо. Это же спасение, жизнь! – Но... Судья... Красивая экспертиза... Адвокат... – Сколько? Я никого не знаю, у меня ничего нет. Надо продавать квартиру.

На это майор рассеянно заметил:

– Можно обойтись минимумом. Обо всем поговорим потом, завтра, когда ты придешь в себя. Пока будешь в одиночке. Есть еще вопросы?

Ладо попросил позвонить. Майор кивнул на телефон. Ладо набрал номер Наны:

– Нана, я его убил... Случайно... Ты не должна больше бояться... Да, так получилось... Я в милиции... Я люблю тебя, всегда буду любить...

Майор и Пилия строго и серьезно, даже угрюмо слушали его. Они понимали его, и сами сделали бы то же самое, но по‑ другому, конечно... Ну, а он, желторотый, попался...

«Пришел бы ко мне – я бы этого Бати отделал за милую душу... » – хотел подумать Пилия, но вовремя остановился: он никого больше не будет отделывать, хватит! Нельзя так думать о покойнике!

А майор снова вспоминал элегантную женщину в черном, тетку Бати, что принесла пятьдесят тысяч долларов, завернутых в бумагу для новогодних подарков, с зайчиками и снежинками. «Благодарствуйте! » – сказала и ушла, хотя он хотел пригласить ее в ресторан, потому что любил разных женщин, ибо у женщин возраста нет, а есть дряблая кожа, вислые ляжки, складчатый живот и кривые от времени пальцы, но если на это суметь не обращать внимания – все будет в порядке.

Ладо положил трубку. После слов майора черная пелена чуть сдвинулась, что‑ то живое зашевелилось в проеме. Он был почти спокоен, когда тапирообразный лейтенант, бухая сапогами в гулком коридоре, увел его в подвал.

– И нам пора. Пошли, – сказал майор, пряча мешок с револьвером в сейф.

– Куда? Я на службе, забыл? Последнее дежурство.

– Пошли, пошли. Хотя нет, подожди. Этот Ладо – последний из того списка?

– Какого?

– Ну, что Кукусик дал?

– Не знаю. – (Пилия и думать забыл об этом ничтожном списке).

Майор вытащил из сейфа заляпанную бумажку.

– Что это? – с некоторым волнением спросил Пилия (от майора можно было всего ожидать).

– Это тот список, что дал Кукусик. Надо дела доводить до конца, как бы мелки они не были, так говорил вождь. Посмотрим, что сделано. – И майор, нацепив очки, начал вслух читать: – «Шалико Сванидзе, студент ГПИ. Родители в деревне, где живет, не знаю. Два раза курил с ним анашу... ». Мака его навещал – ничего интересного. Так... «Гуга Арвеладзе, доктор. Несколько раз брали вместе опиум. Где живет – не знаю, что делает – не знаю, телефон не знаю». Вот. С ним что?

– Не знаю.

Майор покачал головой:

– Плохо, надо знать. «Двали Серго, лысый, инструктор райкома или что‑ то такое... » А, лысач... Машина и деньги.

– И дядя Михо.

– Да. Дальше... «Тугуши Арчил. Познакомились в Бакуриани. Несколько раз курили анашу. Работает в комсомоле, который в Сололаки».

– Я его видел на похоронах. Он ранен – рука сломана, челюсть вывихнута. На пожаре пострадал.

– Ну, Бог наказал. Дальше кто у нас? «Нодар Баташвили, кличка «Бати», директор магазина на базаре, три раза кололись вместе». Тут промолчим. «Художник, у него на хате колются... » Умер от ожогов... «Ладо‑ морфинист»? Здесь, в камере... «Анка, бездомная блядь»... Хм, скончалась... Да, печальный вышел списочек, ничего не скажешь...

Самого Кукусика забыл, – кисло напомнил Пилия, вспоминая залитого кровью стукача на скамейке. – Хорошо, жив остался, я узнавал – в Арамянца^{^[145]} положили, все лицо располосовано, печень задета.

‑ Да, и Кукусик того... куку... Ну, сами виноваты... Мы их не заставляли ширяться... Давай поехали, поехали, время не ждет! Время, вперед!

Они сбежали по лестницам, сели в майоровскую «Волгу» и направились на склад, где хранился инвентарь для стрельбищ. По дороге майор на вопросы не отвечал, только небрежно напевал «Сулико» и поминал Сталина, Иосэба Бессарионовича, учившего побеждать и не сдаваться:

– Правильно говорил вождь: «Я не уважаю тех, кто меня боится, и не боюсь тех, кто меня уважает! »

– Его все боялись.

– Ошибаешься, парнишка. Его обожали.

В пустом пыльном складе майор зажег лампу на столе. Откинул рогожку. И Пилия увидел свой чемодан! Веревок нет, замки сорваны, чемодан перевязан брезентовой лентой. Он с искренним уважением посмотрел на ликующего майора:

– Откуда? Так скоро? Ничего себе!

– Открывай! Режь! – протянул тот нож, отобранный у Ладо.

Пилия перерезал брезентовую ленту. Бруски опиума сбиты в беспорядке (раньше были плотно пригнаны), чернослива и урюка нет. Не трогая их, Пилия спросил:

– Тут меньше?

Майор вздохнул, принимая и пряча нож:

– Половину пришлось подарить. Не выходило по‑ другому. И так слава аллаху, что это сумел забрать. С самим Ражденом пришлось встретиться. Его охраняют, как Гитлера. Пароли, сигналы, всюду машину дежурят, как в кино.

Я удивился – где я, в Зугдиди или в Колумбии? Карло‑ буфетчик не знал, кто именно украл чемодан, но сказал, что все ворованное сходится к Раждену. Так и оказалось. Привезли меня в деревню, в дом к дедушке Раждена. Там были он, два его брата и шарага каких‑ то подворовков. Шашлыки, вино, тосты. Потом с Ражденом ушли в дом. Я предложил за чемодан устроить побег его старшего брата, который ждет вышку за убийство. Ну, и дружбу на будущее. Он уходил, шушукался с братьями, мы с дедушкой вспоминали старые времена. Этот дедушка – старый абрек, против Советов еще в двадцатых воевал.... Наконец, согласились. Ражден отдал мне опиум, но половину оставил, чтобы подогреть зоны. Что я мог сказать? Дело святое. Но пятнадцать кило лучше, чем ничего, а?! – И майор, взяв из чемодана брусок, бросил его Пилии: – Держи!

Пилия отпрянул, и опиум шлепнулся на пыльный земляной пол.

– Что такое? – крикнул майор от неожиданности.

– Не хочу руки пачкать. Завязал.

– А... Ну‑ ну, чистюля, – пыхтя, нагнулся майор и забросил брусок в чемодан. – Как знаешь. Сейчас и место начальника Глданскои кутузки купить можно. Миллионы на дороге не валяются.

«Бывает! » – подумал о банках Пилия, а майору сказал:

– У меня для тебя тоже сюрприз есть.

– Какой?

– Увидишь!

Он помог борову запрятать чемодан в углу, под сваленные в кучу мишени, причем майор недовольно ворчал:

– Что теперь с этой массой делать?.. И почему нельзя опиум в аптеках продавать? Наркоголики – больные люди.

Продают же в магазинах водку, табак! Пусть все продается открыто. Вот, Сико по телевизору видел, как в Индии раджа, перед заседанием парламента, всем дает выпить с руки воду с опиумом – такая традиция, ничего не поделать! И хорошая, между прочим, традиция – парламентарии тихо, как мыши, сидят, кемарят в своих капустных чалмах! Дядю Михо, что ли, на это дело употребить? Я обещал его выпустить, если он все дело на Гризли свалит...

– Какого еще Гризли?

– Ну, на своего старшего сына. Такая кликуха у него. Кто‑ то должен отсидеть. Вот и решили – пусть старший сидит. Гризли, хе‑ хе... Как в том анекдоте, где два кахетинца несут на палках убитого медведя. Иностранец видит, спрашивает: «О, гризли? » – «Нет, кусали... »

Они приехали в отделение. В дежурке Гита, при полном антураже, нога на ногу, курила ментоловую сигарету и болтала с тапироносым дежурным за окошком.

– О! Вот это сюрприз для моей чучушки! Голубой боржом! – обрадовался майор и побежал в туалет приводить себя в порядок.

А Пилия, забрав у дежурного протокол обыска Ладо, спросил у Гиты:

– Как там, в Батуми? Что‑ нибудь накнокала? – хотя это его уже мало интересовало.

– Нет, глупый старикашка только порол меня хлыстиком и деньги дарил, – поморщилась Гита.

‑ Ладно. Теперь с майором будешь работать... с его хлыстиком.

Пилия сидел в дежурной части и, не обращая внимания на женские стоны из арсенала, быстро вписывал что‑ то между строк на листе бумаги.

Иногда он поднимал голову и без усмешки косился на звуки. Время от времени звонил телефон.

Дежурный, крутоносый тапир, что‑ то сонно отвечал в трубку. Ночь была душная, тяжелая.

1988, Грузия – 2007, Германия

[1] Этноконфессиональная группа в составе курдов. – Здесь и далее примеч. авт.

[2] Доза наркотика.

[3] Размельченные сушеные головки опийного мака, подготовленные для приготовления настоя.

[4] Новый район Тбилиси.

[5] Новые районы Тбилиси.

[6] Старый район Тбилиси.

[7] Расфасованная порция наркотика.

[8] Старый район Тбилиси.

[9] Новый район Тбилиси.

[10] Ваке и Сабуртало – центральные районы Тбилиси.

[11] Горнолыжный курорт в Грузии.

[12] Секретарь райкома, приговоренный к расстрелу за взятки.

[13] Дачный пригород Тбилиси.

[14] Парк отдыха в Тбилиси.

[15] Мелкие бесы грузинского фольклора.

[16] Курорт в Грузии.

[17] Игральные кости.

[18] От бози (груз. ) – потаскуха.

[19] Снотворное венгерского производства.

[20] Городок возле Тбилиси.

[21] Пыльца на конопле, сырье для гашиша.

[22] Новый район Тбилиси.

[23] От виртха (груз. ) – крыса.

[24] Никотиносодержащий продукт в виде шариков.

[25] Стадо баранов и овец.

[26] Всякая ерунда, пустяки (тбилисский жаргон).

[27] Старый район Тбилиси.

[28] Имена идолов в грузинском дохристианском пантеоне божеств.

[29] Маймун – обезьяна (турец. ).

[30] Старый район Тбилиси.

[31] Районы Тбилиси.

[32] От Mü ll (нем. ) – мусор.

[33] От fahren (нем. ) – ехать.

[34] От Kugel (нем. ) – шар.

[35] От nicht weit (нем. ) – недалеко.

[36] От Zwiebel (нем. ) – лук.

[37] От Regen (нем. ) – дождь.

[38] От Feld (нем. ) – поле.

[39] От Mai (нем. ) – раз

[40] От KZ, Konzentrationslager (нем. ) – КЦ, концентрационный лагерь

[41] От allein (нем. ) – одна.

[42] От Siegel (нем. ) – печать.

[43] От Hand (нем. ) – рука.

[44] От kurz (нем. ) – короткий.

[45] От Verwandte (нем. ) – родственник.

[46] От Tee (нем. ) – чай.

[47] От Zeit (нем. ) – время.

[48] От billig (нем. ) – дешевый.

[49] От Scheifie (нем. ) – дерьмо.

[50] От Wochenende (нем. ) – конец недели.