Михаил Гиголашвили 38 страница

– Кто их знает? Пожар, ширку, порчу имущества... Лучше спрятаться, – сказал Тугуши.

«Нет, лучше вообще уехать, да побыстрее», – решил Кока и спросил:

– Когда похороны?

– Не знаю. Борзик сказал, чтоб туда не ходили – на похоронах всегда берут.

– Неудобно, – промямлил Кока, хотя его тоже не соблазняло встречаться с милицией ни на похоронах, ни на свадьбах. – Узнай, если сможешь.

– Как же я узнаю, если завтра к тетке в Батуми уезжаю? – удивился Тугуши. – Нет, я лучше спрячусь, пока проколы не заживут и паника не пройдет...

– Тоже верно.

Они попрощались. Кока в смятении не знал, что делать и о чем думать. Надо бежать, но он не мог выходить из дома: после падения из окна правая рука сломана в локте и закатана в гипс заспанным врачом дежурной больницы, куда его доставил Борзик после сдачи обгоревшего Художника в Ожоговый центр. Живучий и юркий, выпрыгнув одним из последних, Борзик удачно приземлился на груду стонущих тел, и они с Кокой поволокли Художника к машине: Борзик тащил под мышки, а Кока только хватался за ноги (у него самого рука висела, как жгучая плеть). Спотыкаясь о кирпичи и железки, сзади бежал Тугуши и мычал, держась обеими руками за челюсть.

В машине было страшно смотреть на обуглившееся тело. Кожа и рубашка превратились в одну кроваво‑ черную корку. От вылитой воды тело зашипело, взвился чад горелого мяса. У Коки начались рвотные спазмы, а Борзик закричал, заводя мотор: «На него не блевани, заражение будет! » Да, если бы не Борзик, вряд ли они успели бы скрыться...

Надо действовать. Кока собрал все порно, карты, кассеты, добавил почти новую куртку и отправился к соседу Нукри. Объяснил ему, в чем дело. Сосед не спеша все рассмотрел, ощупал и оценил, потом спустился этажом ниже, к брату, и принес деньги, сказав, что брат велел Коке привезти в следующий раз порно с малолетками.

Вопрос денег решился. Улететь в Москву нетрудно – после регистрации всегда оставались места. Улететь в Париж тоже не составляло проблем – у Коки имелась бессрочная виза. Осталось поговорить с бабушкой. Но и это прошло гладко: бабушка, подустав от внука и его лоботрясов, особо не протестовала, только попросила позвонить ей из Парижа и сообщить, как прошел полет.

Кока был готов, чемодан собран. Да и вещей у него – всего ничего: так, пара маек, мятых брюк, старая джинсовая куртка (он и в одежде никак не мог попасть в нужный ритм: в Париже щеголял в костюмах и галстуках, а в Тбилиси напяливал всякое рванье, хотя надо бы как раз наоборот – в Тбилиси быть одетым с иголочки, а в Париже ходить в чем попало).

Все. Паспорт и деньги спрятаны в куртку, бабушка поцелована, все присели на дорожку. Нукри поехал вместе с Кокой на площадь Руставели и помог залезть по высоким ступенькам в рейсовый «Икарус».

В аэропорту, с трудом погрузив чемодан на тележку, Кока поплелся к стойке, где толпился народ на Москву. Две хорошенькие девушки, в синих формах и пилотках, хлопали печатями и цепляли ярлыки к чемоданам.

– Будет на Москву свободное место для бедного калеки? – спросил Кока, посылая им один из своих бархатных взглядов «больного», которого надо жалеть и голубить (со школьных лет эти покорно‑ страдальческие взоры действовали на девочек безотказно и гарантировали их помощь и сочувствие).

– Будет, наверно... А что у вас с рукой? С дивана упали? – бегло скользя по нему цепкими взглядами, засмеялись девушки.

– Хуже. С женщины скатился, – поддержал Кока.

– А не надо с толстыми женщинами дело иметь! Вот с такими, как мы, надо... – продолжали они шутить, не забывая пощелкивать печатями, отрывать талоны и называть какие‑ то цифры.

– Ту женщину я надул слишком сильно, вот она и лопнула, – молол Кока вполголоса, мельком следя за пассажирами, идущими на второй этаж, к дверям на посадку, где тоже была стоечка и девушка в пилотке проверяла паспорта, отбирала посадочные талоны и посылала дальше, на спецконтроль – там мигал телевизор и виднелись милицейские формы.

– Ах, так это была резиновая женщина, кукла! – хохотали девушки. – Думали, меньше хлопот будет, а видите, как вышло... Так вам, лентяям, и надо!.. И очень хорошо! Жаль, что только руку поломали, а не кое‑ что иное...

– Что делать несчастному калеке? Лишь резиновыми куклами пробавляться осталось, – отвечал Кока, держа наготове паспорт с полтинником, что было учтено болтушками: их руки исправно выполняли привычную работу, рты мололи чепуху, но глаза бегали по всему окружающему.

Улучшив момент, он сунул паспорт и получил билет с посадочным вкладышем. Чемодан исчез в жерле конвейера, а Коке был выдан багажный талон.

«Всё! – радостно подумал он, прощаясь с девушками и обещая больше к резиновым бабам не прикасаться, только к живым. – Можно идти на посадку! »

Только он отошел от стойки, как перед ним возник плешивый тощий бородатый субъект и радостно схватил его за здоровую руку:

– Ва, брат! Давно не встречались! Как дела?

Кока с недоумением вгляделся в него. Зубы у типа были желтые, ногти – черные, глаза – красные, а из кармана кургузой курточки торчала бутылка боржома.

– Хорошо, спасибо, – ответил Кока, пытаясь вырвать руку и понять, кто это такой и что ему надо. По пересохшим губам было ясно, что тип торчит под каким‑ то кайфом.

– Не узнаешь? Э, стыдно, брат! Я Мамуд, забыл? А тебе Сатана два слова сказать хочет, поздороваться, – сообщил тот, бесцеремонно таща его под руку к выходу.

– Какой еще Сатана? – дергался Кока, но они уже оказались снаружи.

– А вот он, видишь? Узнал? – не отпуская Кокиной руки, бородой указал Мамуд на белый «Москвич»‑ фургон с красными крестами.

Из‑ за руля машины махал рукой Сатана. «Об этом бандите в тот несчастный день говорили! » – вспомнил Кока со страхом и унынием.

Мамуд открыл дверцу и почти втолкнул его внутрь:

– Вот, еле узнал меня. Садись! – А сам остался стоять у машины.

– Что с рукой, братишка? – участливо спросил Сатана, подождав, пока Кока не устроился на сиденье. Лицо бандита было багровым от кайфа, а изо рта торчала дымящаяся «Прима».

– Сломал...

– Осторожней надо. Вареное мясо ешь, тогда быстро заживет. Хашламу любишь? Ну вот, надо много хавать. Лац‑ луц – и все в порядке, – заботливо сказал Сатана, бесцеремонно залезая в карман Кокиной куртки и вынимая паспорт. – Куда летишь? Когда?

– В Москву... Уже посадка объявлена... Ты тоже летишь? – спросил Кока, не совсем понимая, что бандиту нужно от него.

– А билет где? – пропуская вопрос мимо ушей, спросил Сатана, покопался пухлой лапой в Кокином кармане, извлек билет, багажную квитанцию, посадочный талон, деньги и ответил сам себе: – Вот и ксивы, вот и бабки.

Потом он стал пристально рассматривать карточку в паспорте. Постучал в стекло и приоткрыл окно:

– Мамуд, как думаешь, мы похожи?

– Как родные братья. Только он худой, а ты мордатый. Дай сюда!

Мамуд взял у Сатаны паспорт. И Кока, открыв рот, стал наблюдать, как он, вытащив шариковую копеечную ручку, намазал пасту себе на мизинец, послюнявил и стал что‑ то подправлять на фотографии.

– Вот сейчас лучше! – сказал он и бегло проглядел паспорт. – Э, да у него виза какая‑ то есть... На заграницу, видно... Красивая...

– Да? – оживился Сатана: – Какая у тебя виза? Ты куда вообще лететь думал?

«Думал? » – услышал Кока, не веря своим ушам и бормоча:

– Не думал, а лечу.

– Ну да, а куда? – не спускал с него глаз Сатана, накручивая на палец клок волос.

– В Париж...

– Значит, французская?.. Это хорошо. Это очень даже ништяк. Синг‑ синг, шик‑ блеск – и в Париже. Не знаешь, сколько оттуда до Амстердама на поезде? – спрашивал Сатана, деловито складывая все в паспорт.

– Часов пять‑ шесть, может, больше, – машинально ответил Кока, ежась от его взгляда. – А что?

– Ничего. Друга повидать надо. И одну бабу трахнуть. Негритянку с такой вот жирной жопой! – И Сатана широким жестом, осыпая все кругом сигаретным пеплом, показал, какая эта здоровая и толстая баба.

– Кому надо? – удивился Кока.

– Мне, кому еще? – засмеялся Сатана. – Ну, сиди пока. Я в туалет схожу и скоро приду. Вместе полетим. Я и ты! Ты и я! Вместе! Ведь хорошо, а? Не скучно будет. У меня кодеин есть. Выпьем по заходу и покемарим.

– Да, неплохо, – кисло согласился Кока, с тревогой следя, как паспорт и билет пропадают в кармане бандитского плаща, но все же чуть оживившись от слова «кодеин». Так, наверно, оживляется корова на бойне, видя, что ее режут не первой, а второй.

– Покайфуем первый сорт!.. – И Сатана, больно хлопнув Коку по здоровому плечу, стал вылезать, с трудом выволакивая мощное тело из закачавшегося «Москвича».

Кока тоже хотел вылезти, но его дверца почему‑ то не открывалась. Он беспомощно толкал ее гипсом, но она не поддавалась. Потом он увидел, что ручка на дверце свинчена.

Сатана тем временем одернул плащ, обнял и поцеловал Мамуда, что‑ то прошептал ему на прощание, забрал у него из кармана бутылку боржома и направился к зданию.

– Эй, Сатана! А мой паспорт! Куда? – пискнул Кока.

Но Мамуд уже уселся за руль и щелкнул чем‑ то под сиденьем – кнопки на дверцах втянулись. Кока налег гипсом на свою дверцу – заперто.

– Что такое? В чем дело? Что вам надо? Куда он пошел? – начал он панически спрашивать у Мамуда.

Тот отвечал:

– Сейчас придет. В туалет пошел. Ты сиди спокойно, не рыпайся...

– Да что это такое? – по‑ детски спрашивал Кока.

– Ничего, ялла. Все в порядке.

Через лобовое стекло и стеклянные стены аэропорта Кока увидел, как Сатана не спеша поднялся на второй этаж, поставил бутылку на край стойки и протянул девушке паспорт. И в тот момент, когда она заглядывала в паспорт, он локтем подтолкнул бутылку. Было видно, как бутылка беззвучно упала на пол, как отскочили люди и началась суматоха. Девушка, перегнувшись через стойку, смотрела на осколки. Сатана жестами энергично объяснялся: показывал то на стойку, то на пол. Появился кто‑ то со шваброй. Девушка, вернув паспорт, рукой показала Сатане проходить побыстрей и не задерживать других. Сатана с трудом, боком, протиснулся в железные стояки металлоискателя и пошел вглубь... Вот его уже не различить среди толпы улетающих...

«Вот наглый абрек! Прошел! » – злобно думал Кока, надеясь, что подлог будет обнаружен, а Сатана не пропущен. Тогда были шансы получить паспорт обратно. Хоть и мизерные, но были. А сейчас до Коки окончательно дошло: «Кинули! Как щенка кинули!.. » Он как‑ то сразу угас и ослабел.

Тем временем Мамуд резко развернул машину и погнал в сторону города, рассказывая, что Сатана в побеге, ему надо помогать, и хорошо, что он был в хорошем настроении, а то мог бы и покалечить Коку...

– За что меня калечить? Я и так покалечен! Почему именно у меня взяли? – плаксиво спрашивал Кока, хотя это уже имело мало значения.

– Никого больше не подвернулось... Мы уже пару часов сидели, ждали, кто близкий появится... Да ты не бойся – не потеряется твой паспорт. Сатана вышлет его по почте. Ты только адрес свой дай, куда посылать...

«Адрес?.. Какой?.. Зачем?.. Черта с два он вышлет, больше ему делать нечего... Будет с этим паспортом разбойничать, пока не поймают», – скорбно думал Кока, но все же уныло нацарапал на пачке сигарет свой французский адрес. Мамуд посмотрел, понял слово «PARIS» и уважительно спрятал бумагу:

– Париз, ялла!.. Баб, наверно, много!..

Кока полностью сник. Пара месяцев сидения в Тбилиси, без денег, под страхом ареста и без документов, была обеспечена. А что этот проклятый Сатана по его паспорту в Европе натворит – неизвестно. Во всех картотеках, считай, место забито...

Не слушая веселую болтовню Мамуда, он заторможенно смотрел на дорожные выбоины, рытвины и колдобины, натужно думая, что делать. На секунды пришла мысль о мести, но кому и как мстить?.. Мамуду?.. Нечего предъявить, да и связываться опасно с такой бестией. Сатане?.. Где он?.. И что Кока ему может сделать?.. Ничего. Против Сатаны никто из районных парней не отважится выступать. А самого Коку он изувечит – и все.

Так они доехали до центра. Мамуд вежливо поинтересовался, куда его подбросить. Кока вылез на Земмеле, купил бутылку водки и до сумерек просидел в садике, скорбно обдумывая положение и прихлебывая из горлышка, пока не задремал. Но его разбудил дворник и велел идти домой – нечего по вечерам по садикам шастать, если ты плохого не задумал, а если задумал – сейчас позовем милицию!

Кока с трудом дотащился до дому, а бабушке, еле ворочая языком, объяснил какую‑ то чушь:

– Вот... лично приехал сообщить... пролет прошел успешно...

Бабушка, мало понимая, в чем дело, была ошарашена такой вежливостью и усадила внука за котлеты, которые еще оставались со вчерашнего дня. Он вяло жевал, вполуха слушая о том, что покончил жизнь самоубийством Большой Чин.

– Какой это? – не понял он.

– Ну, тот человек, который вас спас после драки. Из ЦК, – взволнованно сказала бабушка. – Ты же у него был недавно! Я всегда говорила, что он порядочный человек, не в пример тем, кто жив и здравствует. Не выдержал лжи. И сделал так страшно: бросился сердцем на кинжал... До войны так же покончил с собой муж мадам Соломонсон, ювелир, когда чекисты пришли его брать...

«Чекисты... Сатана... Мамуд... Соломонсон... Большой Чин... Чтоб вас всех черти взяли!.. » – вращалось в голове у Коки, пока он окончательно не затих на своей постели без простыни и наволочки, снятых бабушкой для стирки.

Возвратившись утром из магазина (он привык к свежему молоку и круассанам), Нугзар увидел сидящего на земле, около двери, небритого, похудевшего и дрожащего Сатану. Рядом не было ни чемодана, ни сумки... Сердце у Нугзара екнуло.

– Ты? Так быстро все уладил? Когда прилетел? – обнял он Сатану. Тот был мокрый от пота. – В ломке?

– Еще в какой! Плохо, Нугзар, совсем плохо! – сказал Сатана. – Я едва спасся, хорошо, что ты оставил адрес в «Кабуле»...

– Пошли в дом.

И, пока они молча поднимались на второй этаж, Нугзар думал, что могли означать «едва спасся» и «совсем плохо». То, что Сатана тут – уже хорошо. Плохо – это когда в тюрьме. А совсем плохо – это конечная остановка, смерть.

Нугзар завел Сатану в комнату, начал помогать ему раздеваться, дал свежее белье из своих вещей (которые О держала в порядке). От Сатаны несло тем липким убойным запахом, который вылезает из человека в преддверии ломки. Сатана сопел и не сопротивлялся, только спросил, есть ли где помыться.

– Есть, мы не в пустыне... Ну, что, говори! – поторопил его Нугзар.

– В Тбилиси попал без проблем – Тите, дай Бог ему здоровья, как за сыном следил, завел в Пулково с черного хода, а в Тбилиси все прошло гладко...

– Паспорт проверяли?

– Смотрели. Ничего. Розыска нет. То есть не было... тогда...

– А сейчас? – с неприятным чувством спросил Нугзар и услышал, чего ожидал:

– А сейчас есть.

– Откуда?

– Оттуда!.. – Сатана прекратил снимать майку. – Дай скажу! Прилетел, домой звякнул, узнал, когда братана судилище, то да се, сразу с Мамудом в Авлабар дернул (чего Нугзар и опасался), Артурика повидал, у него на хате ширнулся и закемарил. Утром сестру спросил по телефону, нет ли топтунов. Нет, говорит, никого во дворе. Да и сам маракую: если бы захотели меня взять – то в аэропорту бы и зажопили прямо... Мамуду тоже цинканул, чтоб поглядел. Тот поехал, покрутился, нет, говорит, все чисто. Ну, вечером мать повидать, подарки, сувениры, то да се, там еще у меня в подъезде, в тайнике, «Макаров» был заныкан, взять хотел по ходу дела (этого Нугзар тоже опасался). Хорошо, кто‑ то слямзил... Эти трусы на меня не полезут!.. Других нет?..

– Нет, только такие.

Сатана порылся в трусах и носках – все было мало.

– Мамуд ночью заехал – и на Кукию за цацками и бабками отправились. Мамуда на дороге бросил, сам в лес, место нарыл, хотел уже ящик в тачку нести, как тут с неба на голову – два мента!.. Как подошли, как подкрались – ни грамма не слышал!.. Может, в засаде были?..

– Как же в засаде, когда ящик мы с тобой вдвоем зарывали? Кто же ментам это место сдал? Ты думай, что говоришь! – недовольно заметил Нугзар (он уже понял, что, так или эдак, все пропало).

– Что ты, что ты... Мы разве психи?.. Мамой клянусь, Мамуда спроси, он видел, как «цветные» меня в железа одели и повезли в ментовку. Он сзади ехал.

– Короче, собаки все себе забрали? – понял Нугзар.

– Ну... – Сатана, раздетый до грязных трусов, вдруг стал слоняться по комнате, что‑ то высматривая. – Дай финку, на улицу сбегаю, какого‑ нибудь черномазого кину, скоро меня ломать начнет, я с Парижа не делал... – сказал он без всяких лац‑ луцов и орер.

Это уже было серьезно. Сатана в ломке – зрелище не из легких. Тут из комнаты Норби вдруг громко грянула скрипка. Сатана присел от страха:

– Что это?.. Концерт у тебя?.. Где мы?..

Нугзар поспешил к Норби. Тот, скрючившись, лежал на матрасе. Видно, задремал, сполз, и наушники вырвало из гнезда. Скрипка истошно визжала. Нугзар сделал музыку тише, но не выключил.

– Скажи по‑ братски, кто это? – опасливо выглядывал из‑ за его спины Сатана. – Он живой?

– Это хозяин квартиры. Голландец, Норби. Живой, но бухой.

– А... А ты что, живешь тут?

– Вот переехал. В «Кабуле» не выходило дальше, без визы.

Сатана осмотрелся, схватившись за клок на лбу:

– Хата не очень...

– Да, не очень... Лекарство тебе привезут – я позвоню.

– Кто привезет? – совсем ошеломился Сатана от виденного, а больше – от скрипки, которая, выделывая выкрутасы, пилила мозги. – Выруби, прошу, эту поебень, нервов нету визги слушать!

Нугзар выключил магнитофон, а потом по телефону сообщил Васятке, что нужный им человек прибыл, только он в ломке, надо помочь, на что Васятка ответил, что все понял, они как раз собираются в Роттер, возьмут героин и заедут, от Роттера до Амстика – всего ничего.

Приятели вернулись в комнату.

– Дальше что?

– Менты не то что ящик взяли, но и труп нам шьют: в машине начали перетирать – вы, мол, гинеколога до смерти замучили... Все знают, до нитки. И как зашли, и сколько взяли... Бати их навел. Больше некому.

– Да, кроме Бати, некому... – согласился Нугзар (он полностью верил Сатане, а думать, что это сделала Гита – не хотел, тогда была бы его ошибка).

– Короче, менты мне по дороге втирают: «Про ящик, цацки, бабки молчи. Цапки мы себе заберем, а ты все на вора вали, он убил, а ты ни при чем... Мы тебе за это побег сделаем, на хер нужно, скажем дружно, чтобы ты тут был! »

– Я не понял: побег или «вали»?.. – поморщился Нугзар от таких неприятностей, но не стал уточнять деталей. – Письмо где? Передал Мамуду?

– Не успел. При шмоне паспорт, нож и письмо надыбали. Все себе забрали, даже лопаточку, чем ящик выкапывал. .. В железа закрыли, на допрос повели...

Нугзар хотел спросить, читал ли Сатана письмо: «Если письма нет, если его никто, кроме ментов, не видел и не читал, то, может, не стоит торопиться?.. » – стали дергаться мысли от услышанного. Потеря денег и золота означала, что они на полной мели. Как начинать новую жизнь без копейки?

– Майор допрашивал. Я ему гоню: «Вы путаете, я самбист, спортсмен и все такое... » А он мне – ответную волну: «Где Нугзар, где добыча, все пиши, а то вышка маячит за убийство». Видно, эти борзые псы его в долю не взяли, вот он и пыжился, где добыча... Я в несознанку. Да и как же убийство, если гинеколог, когда мы уходили, живой был?.. Так я сегодня кому‑ то дам по морде, он через пять лет скопытится, а мне предъяву на убийство сделают – мол, от твоего удара рак развязался или какая другая хуета прицепилась...

– Кто тебя брал?

– Два мента. У одного ряшка такая косая, злая, Пилия, кажется...

‑ А, известный пес, знаю... Продажный, – вспомнил Нугзар, как их однажды задержали на Красном мосту, и Пилия поехал с ними до города, чтобы взять деньги. На «канарейке» с лампой, помпой, сиренами, обгонами. Мчался за деньгами, как ошалелый. И не отпустил, пока на полученные от них же деньги не повел их в ресторан, выпить за хорошее знакомство. Еще бы не хорошее!.. В машине были он, Нугзар, Бахва Гегечкори и Гивия Микеладзе, любой мент обкакался бы с ними пить, а Пилия ничего, старался на подколки не отвечать, держался по‑ блатному и только окрысился, когда Бахва предложил ему сыграть в зари на его погоны.

А Сатана дорассказал:

– Утром псы повели на допрос. По дороге Пилия гонит: «Мы тебе железа откроем, ты ударь меня по спине и беги в открытую дверь на улицу – и все».

– Лихо действуют, – покачал головой Нугзар. – Ты тут дело месяцами готовишь, а они – раз‑ два – и хватают все разом! Умно! Избавились от тебя, чтоб ты вдруг не сболтнул на суде, что это они добычу взяли... А в наших судах, известно, добычу вернул – на три года меньше, добычу спрятал – иди на полную катушку...

– Видно, они и от начальника скрыли, суки продажные, их дружбу я... ! – погрозил Сатана кулаком в потолок. – Мать родную за деньги в ломбард сдадут.

– Дальше! Дал менту по кумполу?

– Еще как дал, мамой клянусь! Одного хуйнул железом по спине, а второго прямо по башке захерачил!.. От всего сердца!.. И – в дверь. Стреляли, суки!

– Убить хотели? При побеге? – изумился Нугзар.

– Откуда я знаю – выстрел слышал, и все. Выскочил на улицу и через дворы на Павлова, на Пекина^{^[111]}...

Помолчали.

– Значит, мы в розыске?

– Наверное. Паспорт мой у них.

– Если менты тебя хотели убить или отпустить, то зачем им сейчас это дело крутить? Им надо его поскорее закрыть. Может, и нет розыска, – объяснял Нугзар сам себе, и эти мысли сплетались с мыслями о том, что никто, кроме ментов, его письма не читал.

– Маляву они читали? – без особой надежды спросил Нугзар, сам себе ответив: «Конечно, читали! »

– Паспорт и нож они в лесу, нашли, а маляву – потом, когда перед камерой шмонали. Нашли – и унесли. Наверно, читали.

«Понятно. Паспорт и нож – твердые, при беглом обыске найти нетрудно... А письмо – мягкое, его при тщательном нашли... » Нугзар хотел спросить, зачем Сатана все это носил при себе, но остановил себя и спросил о другом:

– Как из Тбилиси улетел? Паспорт же у них.

– Мамуд говорит: «Поедем в аэропорт, найдем фраера, на тебя похожего, отнимем ксиву и лети! »

– Ну, дерзкий курд! – удивился Нугзар. – Вот придумал!

– Я сам удивился. А он трет, что в городе сидеть не надо, если они хотели тебя убить, то и убьют, лучше уехать подальше. Отвез в аэропорт, я в машине остался, а там один фраерок топчется, как будто даже знакомец, вот, – Сатана вытащил паспорт. – Кока Гамрекели. А в ксиве еще и виза на Францию, такой фарт!

Нугзар поглядел. Да, лицо вроде знакомое.

– И ты рискнул?

– А что было делать? На тюрьму идти или пули жрать?

– Про меня что говорили?

– Так, ничего. Мол, знаем, что его рук дело, где он, что он? А я им в ответ, что год тебя не видел...

В этот момент в дверях показался Норби, нечесаный, сутулый. На ногах – теплые носки с зайчиками. Он побрел через коридорчик в уборную.

– Что за чучело, по‑ братски? – опять удивился Сатана.

– Да хозяин. У себя целый день сидит. Пьет.

– А у тебя ничего нет выпить? Когда твои охламоны приедут? А то меня уже колотит!

– Виски.

Нугзар налил чайный стакан. Сатана выпил. Нугзара передернуло: этого сделать он никогда не мог, хотя в зонах многие пили стаканами и кружками, утверждая, что когда стакан водки «открывается» в желудке, то ощущение такое, словно принят кодеин. Нет. Кодеин дает силу и стойкость, а стакан водки – слабость и глупость.

Сатана стал бродить вдоль стен, нашарил альбом с марками...

– Что это?

– Хозяина. Дал посмотреть, – ответил Нугзар, забывший спрятать альбом.

– «Биб‑ ли‑ я»... – бросив альбом, прочел по слогам Сатана. – Ты что тут, в монахи собрался?

– Об этом еще поговорим. Ты иди, прими душ.

– Какой душ? Мне ширнуться надо.

– Привезут.

– Когда? Нет, мне сейчас надо. Дай бабок ширнуться. Или финку.

Сатану не удержать. Нугзар полез в бумажник. Сатана стал с удивлением выворачивать наизнанку клок и очумело рассматривать бумажник:

– Лопатник? Новый? – Он уже совсем не понимал, что творится с его другом: то ли обеднел, то ли разбогател, то ли спятил тут за пару недель... Скрипки, марки, Библия, лопатник... Дворец пионеров прямо!

Нугзар вынул пятьдесят гульденов. Сатана заглянул в бумажник:

– Последняя? Я последнее не беру. Лучше дай финку, кину кого‑ нибудь – лац‑ луц, орера!

– Не надо никого кидать. Бери, не последняя. Последняя у наших врагов пусть будет.

Сатана обнял Нугзара:

– Еле вырвался, брат. Думал – все, гремлю на червонец.

Нугзар не сомневался в подлинности всего, что говорит Сатана. Будь на его месте кто другой – можно было бы и перекинуть мостки, но Сатана... Нет, все так, как он говорит...

Он открыл паспорт:

– Да, сказать, что вы с Кокой очень похожи...

– Вот и баба на контроле в Москве то же самое гонит, а мужик в форме ей говорит: «Ой, да все они, черножопые, друг на друга похожи! Следующий! » Так и прошел. А в Париже в аэропорту толкотня была... Подфартило – Колбасу там встретил, он меня героином подкормил, прямо с водой выпили...

– Колбасу? Нашего, тбилисского?

– Да. Он там кого‑ то встречал... Ну и перекинул меня на вокзал, посадил в поезд. Поезд ночной, никто ничего не проверял, только в поезде чемодан этого придурка Коки забыл... Да там ерунда одна была... Утром в «Кабул» стукнулся, а там эта обезьяна твой адрес дала.

Они сидели молча. Потом Сатана начал одеваться, взял деньги и попросил показать с балкона, в какой стороне искать барыг:

– Пошел бы со мной! Где, что, ничего не знаю!

– Я слез. Не делаю. Вон они стоят, на углу.

– Я ж по‑ ихнему ни бе, ни ме, ни кукареку...

– А чего там кукарекать: дал бабки, взял пакет – и чеши обратно! Нет, я должен ждать, ребята приедут, тебе же героин везут.

– Кто? Кто должен мне лекарство привезти? Ангелы? – Сатана вытаращил глаза от такого оборота.

– Ребята. Русские немцы.

– Какие такие немцы?

Нугзар коротко объяснил, в чем суть, и сказал, что у этих пацанов есть дело в пятьдесят тысяч – долг получить.

– Хочешь – займись! Я им сказал, что скоро нужный человек прибудет.

– А ты?

– Я завязал.

– Как? С чем?

– Со всем, – сказав это впервые вслух, Нугзар почувствовал озноб.

– И... Вором не будешь?..

– Не буду, – повторил Нугзар в будущем времени.

– А... Ну, я пошел... – проворчал Сатана. Одно несчастье за другим! Тут без ширки не разобраться.

Нугзар с балкона проследил, как он исчез в толпе.

«Значит, ни цацок, ни денег... А если марка фальшивая?.. Что тогда?.. Нищета, бедность?.. Жизнь с проституткой?... » При всей теплоте к О Нугзар не забывал – не мог забыть – об этом, хотя в постели это не мешало. Раньше он был ревнив и проверял женщин на верность. Чего только не делал!.. Как‑ то, чтобы проверить любовницу, отвез ее на дом к знакомому судмедэксперту. Были взяты анализы. «Если я ошибся – подарок и никогда никаких разговоров о ревности. Если нет – пеняй на себя». Анализы показали большое количество спермы во влагалище. И больше эту девушку никто в Тбилиси не видел... Но тогда он был молод, и только потом понял тщету таких затей...

Потеря всего, что взято у гинеколога, была похожа на пустой котлован. В голове катались гирьки. Нугзар очень рассчитывал на эти деньги. Хотя бы деньги. Цацки можно было бы продать и позже, постепенно. Но денег нет, «дело – швах», – как говорил Антоша, когда в бараках выла поножовщина. К границам соваться нельзя – вдруг розыск?.. А в «Кристи»?.. Могли ли его поставить на розыск в Голландии?.. Вряд ли... Хотя в паспорте у Сатаны стояла турвиза в Голландию... Нетрудно предположить, что и он, Нугзар, тут. Что же делать? Варлам Ратиани в таких случаях говорил: «Не знаешь, что делать – ничего не делай, подожди! За " ничего" не будет ничего, а за ошибку придется отвечать или расплачиваться! » Но сейчас это вряд ли могло помочь...

Он взял со стола мятый паспорт, всмотрелся в лицо Коки. На Сатану этот юноша был мало похож, зато что‑ то общее с Нугзаром просматривалось. Пойти по этому паспорту в «Кристи»?.. Нет, глупость. Тогда он должен вообще превратиться в Коку Гамрекели. Да и Сатане паспорт нужен. «Азил! » – вспомнил он рассказ О. Что, если сдать Сатану в «азил»?.. О говорила, что это даже не тюрьма, а огражденное место, где мужчины и женщины живут вместе, как в общежитии, только не имеют права выходить за пределы зоны. Телевизоры, игры, спортзалы, свидания – все идет. Отсидит год – и будет потом спокойно жить в Голландии со справкой, куда впишут то, что он им на уши навешает.

Этот выход для Сатаны показался Нугзару очень разумным. Одним ударом и от розысков, и от старых дел, и от новых проблем избавиться, и законные документы получить. А там делай, что хочешь! Для себя он решил завтра найти знакомого переводчика в роговых очках, чтобы пойти с ним в «Кристи», узнать, когда экспертиза. Грабить и бегать с финками, как хочет Сатана, тут нечего, глупость. В Союзе было известно, как это делается, а тут все другое... неизвестные мелочи, от каждой зависит многое... подводные камни... ловушки, сети...