Михаил Гиголашвили 22 страница

Тем временем майор обменялся с капитаном какими‑ то знаками и выпроводил его из кабинета, а сам, дозвонившись до экспертизы, поинтересовался, на месте ли нужный ему врач и когда тот может принять их по делу.

– Ну вот, с экспертизой тоже все в порядке, – бросив трубку, сказал он. – Оформим задним числом. Ну‑ ка, покажите синяки!

– Как? Тут? Вам? – смутилась Нана.

– Вы меня не так поняли. Я просто хотел посмотреть, годятся ли они для экспертизы... Хотя бы один...

Поколебавшись, Нана спустила с плеча бретельку и показала синяки на руке, отодвинула воротник, обнажив на горле оранжево‑ лиловые пятна и потеки.

– Да‑ да, спасибо, вполне годятся... Пишите дальше, и поподробнее!

И Майсурадзе отошел к окну, боясь вспугнуть ее... Наркотики, ограбление, хранение оружия, порнография, а теперь вот изнасилование – не многовато ли для директора магазина с Дезертирки? Сумеет ли справиться с соответствующей суммой?.. Все‑ таки интересно жить на этом свете!.. Ехал к этому придурку на базар, думал прихватить какую‑ нибудь мелочь за проколы, а тут на тебе – кольца!.. А на планерке вдруг сообщение – ограблен и убит гинеколог Баташвили!.. Теперь надо копать дальше. Вдова заявила к розыску ряд наименований, но есть основания полагать, что взято там намного больше – к этому богу вульвы ходил весь город... Да что там город – пол‑ Грузии у него побывало, из горных деревень ехали показывать свои грешные дыры!..

Услышав, что шуршание ручки по бумаге прекратилось, он обернулся. Нана сидела, покусывая ручку.

– Все? Подписались? – спросил майор, подавляя в себе желание побыстрее схватить лист. – Подпишитесь. Задним числом...

Стараясь не торопиться, он взял заявление. Прочитал его. Пробурчал:

– Вот подонок! Червонец каторги за такое в самый раз... Кстати, он вам что‑ нибудь о своем дяде говорил?

– Нет, а что? У него есть дядя?.. – ответила Нана, хоть и слышала когда‑ то краем уха, что дядя у Бати – то ли врач, то ли юрист, в общем, кто‑ то из тех, кто делает деньги.

– Был, дорогая, был. Значит, ничего не рассказывал про любимого дядю? Может, он ссорился с ним или еще что?

– Нет, я не слышала ничего такого. Я вообще его мало знала, – ответила Нана, думая о том, что из‑ за этого все и произошло: знай она его получше – никуда бы не пошла!..

Майор еще раз с удовольствием перечитал показания и стал уточнять детали, отчего у Наны по спине поползли мурашки. Она стала запинаться, но майор настаивал, и она была вынуждена в физиологических подробностях описать всю сцену. Майор с застывшим взглядом слушал ее, не перебивая.

Неожиданно она запнулась и спросила:

– А что с ним будет? – будто только сейчас до нее дошли слова майора о «червонце каторги».

– Это как суд решит, – уклончиво ответил тот и, в свою очередь, уточнил: – А что бы вы хотели?

– Мне все равно. Но суд, десять лет каторги... На суде надо будет присутствовать?.. И все это рассказывать?..

– Конечно! – кивнул майор и важно переложил бумаги на столе, пряча подальше заявление Наны. – А вы, к слову, согласились бы взять у него... э... компенсацию?

– Что значит компенсацию?

– Ну, если бы он дал вам денег, то вы забрали бы свое заявление?

– Н‑ нет... Не знаю... – не очень уверенно проговорила Нана, однако возможность такого исхода ободрила ее: и на суд таскаться не надо, и он, сволочь, пусть живет, и она деньги получит. И, главное, придет конец этому кошмару допросов, стыдных деталей, предстоящей экспертизы, унижений, обсуждений!

– Ладно, об этом после, – сказал майор.

Тут дверь открылась и на пороге появился небритый, опухший Бати. За ним маячил Мака. Бати потухшими глазами посмотрел мимо Наны и сгорбился у стены.

– Сюда! – указал майор на стул.

Бати мешком рухнул на стул и уставился в пол.

– Узнаешь эту женщину? – спросил майор суровым голосом; Бати, не поднимая головы, кивнул. – Кто это?

– Эта... Как ее... Нана... Саканделидзе, кажется... Или Абрамян, не знаю точно...

– Сам ты Абрамян, дурак! Откуда ты ее знаешь? Бати пожал плечами:

– Кто ее не знает?.. Известная шлюха и воровка...

– Как же ты хотел жениться на шлюхе? Бати поднял голову:

– Я? Жениться? На этой? Да вы что? Я не сумасшедший! Если на каждой минетке жениться!..

Мака заворочался в глубине кабинета, а майор прервал Бати:

– Полегче. Есть свидетели, что ты делал этой женщине предложение.

– Какие еще свидетели! – махнул тот рукой.

– Ну‑ ка, расскажи, когда и где ты ее изнасиловал? – деловито приказал майор и достал чистый лист бумаги.

– А, вот вы о чем... Да ничего особенного... Все, как обычно: выпили, закусили, посмотрели фильм, потрахались. Не в первый раз... Она за деньги у кого хочешь отсосет, хоть у вас... Я ее по телефону обычно вызываю...

– Ты на ее шею посмотри! Откуда эти синяки?

– А что шея? Может, ей вчера всю ночь в пасть давали. .. Она садо‑ мазо очень уважает... – нагло заявил Бати.

– Смотри, чтобы самому в пасть не получить, подонок!.. – не выдержал из‑ за спины майора Мака.

А Майсурадзе, подняв руку и остановив жестом вспыхнувшую Нану, холодно отчеканил:

– Даже если это все так, для суда эти факты не имеют никакого значения: изнасилование есть изнасилование, а эксперты свое слово скажут! И в первый раз случилось насилие или в последний – для прокурора без разницы! Мохнатые сейфы сейчас ох как в цене! Теперь слушай внимательно, болван! – И майор ровным голосом прочел ему заявление Наны. – Экспертиза прикладывается.

– Да вы что?.. Она сама... Она меня сама стала хватать, я даже не хотел к этой грязной твари прикасаться... – приподнялся Бати. – Что вы ей верите? Это же блядь, минетчица, соска! На ее губы посмотрите! За пять рублей любому дворнику отлижет до крови!..

Но он не успел досказать – кулак Маки свалил его на пол. Нана вскрикнула. Бати захрапел, а капитан с ходу добавил ногой.

– Хватит! – закричал майор. – Не сейчас! Посади его на стул!

Мака за шиворот поднял арестованного и прошипел ему в ухо:

– Язык вырву!

А майор, насильно отстранив Маку от Бати, начал веско объяснять:

– Ты, по‑ моему, не совсем понимаешь, что с тобой происходит. Есть экспертиза и показания соседей, которые слышали ее крики в ту ночь. Это раз. Потом мы отвезем тебя в наркологический, там посчитают твои проколы на большой линейке. Это два. Подкинем граммов пять или пятнадцать опиума для верности: у кого дырки, у того и кайф, логично, для этого профессором не надо быть. Кстати, наш районный судья почище всякого клистирного доктора в проколах, шрамах и шунтах разбирается, знающий... Это три. Потом покажем прокурору протокол допроса, где твоя тетушка опознала кольца из твоего сейфа, – это ее кольца, которые ты, грабитель и убийца, забрал из ее квартиры. Так что Нана давать тебе кольца никак не могла, понимаешь ты это, болван? Кольца и квартира – твоего дяди, а не папы римского или черта‑ дьявола!.. Это четыре. Потом выясним, грабил и убивал дядю ты один или у тебя есть сообщники. Это пять. А то, что дядя умер – это уже будет шесть. Не многовато ли?.. На пятнашку тянет, если хорошо посчитать... Или вообще стенка... Девять граммов в сердце... Или в затылок...

Бати молчал, вытирая сочащуюся кровью губу.

– Гремишь на всю катушку, уважаемый... Теперь отправляйся в камеру и подумай над тем, что я сказал. Вот тебе бумага, ручка. И пиши, как Руставели, подробно о сообщниках и изнасиловании. А мы тут тоже подумаем.

И ночью встретимся. Все!

Мака тычками увел стихшего и сникшего Бати из кабинета.

После всего увиденного и услышанного, половину из которого она не поняла (какие‑ то дяди, тетушки, сейфы, ограбления), Нана хотела только одного: вырваться из этой кошмарной комнаты.

– Я могу идти? – спросила она.

– Идти? – переспросил майор, удивленно приподняв брови. – А, идти... Да, конечно, – на сегодня хватит... Мы вас вызовем. Например, послезавтра, в три часа. У вас есть на работе телефон? – И майор записал номер, потом на листочке написал свой, протянул ей. – Если что‑ нибудь вспомните или что‑ нибудь будет надо – звоните, мы вас в обиду не дадим. Впрочем, скоро увидимся. Кстати, а где сейчас этот Ладо, о котором говорил Бати?

– Ладо? Не знаю, его нет в городе... – ответила Нана.

Майор настаивать не стал, протянул пухлую руку, нагло задержав ее ладонь в своей так, что Нане пришлось с силой выдернуть руку. Она обессилено поднялась и на ватных ногах пошла из комнаты.

А Майсурадзе внимательно проводил застывшим взглядом ее бедра, допил боржом из ее стакана и подумал о том, что когда, наконец, у него будет свой большой дом, он обязательно возьмет туда эту беспризорную женщину, научит ее жить, даст ей денег, если, конечно, она будет хорошо исполнять свои обязанности. Ноги у нее, может, и коротковаты, но зато лицо, грудь, губы! И еще язычок и зубки! Он вспомнил, как она, дописав заявление, покусывала ручку и облизывала губы... Насчет губ сучонок Бати прав, губы классные...

Войдя, Мака спросил с порога:

– Что это?

– Что? – очнулся майор.

Мака поднял со стула, где только что сидела Нана, черную сумочку.

– Она, наверное, забыла. Пойди отдай... Хотя стой! Дай сюда! – И майор, высыпав на стол содержимое, принялся шарить в нем. Огрызок карандаша для век, румяна в старенькой коробочке, обрывки каких‑ то затертых бумажек и билетов... Восемь рублей... В косметичке – резинки для волос, заколка, разорванная цепочка с крестиком, три сигареты, пинцет, пилочка...

В этот момент дверь открылась. Это была Нана.

– Я забыла сумочку, – начала она, но осеклась, увидев, чем заняты майор и капитан.

Мака смутился, а Майсурадзе как ни в чем не бывало ласково ответил:

– Да? Ваша? А мы как раз пытались узнать, кто это забыл. Думали, документы найдем, известим... Забирайте! – И он начал сгребать всю ерунду обратно.

Вдруг взгляд его упал на маленький, неприметный газетный комочек, застрявший в створках складного зеркальца. Майор развернул его:

– А это что?.. – Сунул нос в пакетик. – Никак анаша?!

Нана с ужасом вспомнила, что пару недель назад, когда они с Ладо шли куда‑ то, он, боясь облавы, бросил это ей в сумочку, потом неожиданно куда‑ то исчез «на минутку», а она, видно, забыла о пакетике. И вот...

– Это что? – поднял на нее глаза майор, нюхая комочек.

– Н‑ не знаю! – пролепетала Нана.

Мака непонимающе смотрел то на нее, то на Майсурадзе.

– Не знаешь? А я знаю! Это анаша!.. Наркотик! – заорал майор и хлопнул по столу. – Ты, оказывается, наркоманка?! Значит, правильно говорил Бати! А ну, сесть! Пиши сейчас же, откуда у тебя анаша, сколько лет и с кем употребляешь, где достаешь! И про ёбыря своего, этого барыгу и морфиниста, тоже пиши все подробно!

Мака смотрел на Нану, подняв очки на лоб. Он ничего не понимал. Если майор подкинул пакетик, то зачем? И когда он успел? В то, что анаша была у Наны в сумочке, Мака поверить тоже не мог.

– Я ничего не знаю... Этого там не было... Это не мое... Это кто‑ то положил туда! – шептала Нана, почти теряя сознание.

– Ах, это мы, значит, подложили! – взревел майор. – Стерва ты этакая! Сейчас отвезем тебя в наркологический! То‑ то я смотрю, рот у нее сохнет! Анашистка! Мерзавка! В милицию с товаром пришла! Вот наглость! Она и есть главная барыга! Сколько их было в нашем городе? Света, Марина, Иза, Сирануш и вот теперь Нана! Прав, прав Бати – ей, видно, кольца за кайф давали, а она их решила продать! Так или нет?.. – грозно уставился он на нее. – Пол‑ Грузии отравила, а теперь овечкой прикидываться вздумала! Нина Святая, тихо сижу, шаль вяжу, ничего не знаю!

Крича все это, Майсурадзе встал во весь рост. Мака по‑ прежнему недвижно смотрел то на него, то на Нану. Он ничего не понимал. Она тоже продолжала стоять.

– Сесть! – заорал майор. – А ты зови понятых! Живо!

Мака молча отправился из комнаты. Майор ходил по кабинету. А Нана сидела в шоке. Губы у нее действительно пересохли, она захотела выпить глоток воды, но стакан был пуст. Попыталась взять сигарету, но майор злобно зашвырнул сигареты в стол и захлопнул ящик, а потом еще и выключил вентилятор, отчего угрожающе навалилась тишина и стал отчетливо слышен каждый скрип стола и шорохи за дверью.

Все, что делал теперь майор, стало вдруг очень угрожающим. И Нана испугалась до холода в груди. И что самое главное – она‑ то знала, что это не они подбросили... Врать ей всегда было трудно, а сейчас...

Открылась дверь, и за Макой в кабинет протиснулись те же понятые, что и раньше. Увидев их, майор обозлился – вот дурак! Привел их обычных кивал – киоскера из газетной будки и уборщицу из соседнего магазина, которым платили по сто рублей в месяц за их труд, хотя уборщица едва умела читать, а киоскер еще с войны страдал жестокой глухотой. С другой стороны, сумочка уже обыскана, и звать настоящих понятых тоже не по закону. А майору вдруг ужасно захотелось обставить все «по закону».

Взглянув на женщину, Майсурадзе понял, что она дошла. Надо срочно оформлять. Протокол – великая вещь, бумага с подписями!

И майор вытащил из ящика новый бланк и стал быстро‑ быстро его заполнять... Недавно по телевизору говорили, что профессия милиционера делает человека черствым, подозрительным, склонным видеть всюду преступления и ложь, не верить людям... Да как же верить? Идешь брать наркушу – а натыкаешься на грабителя и убийцу! Разговариваешь с изнасилованной женщиной – а она, оказывается, барыга, даже в милицию с анашой явилась, сучка!

– Вот, видите, тут анаша? Ее нашли у этой женщины при обыске. Ясно? – рявкнул майор на понятых.

Видим, как не видеть, – залепетали те (у киоскера слезились от старости глаза, а уборщица прятала за спиной грязные руки и стыдилась своего провонявшего фартука).

Майор повел носом:

– Тут подпишитесь и катитесь!

Киоскер что‑ то нацарапал, уборщица черкнула крючок.

– Проваливайте, потом придете, сами знаете, – отпустил их Майсурадзе и любовно погладил протокол обыска. – Вот и все. Года три‑ четыре обеспечено. Ясно тебе?

– Да, – шепнула Нана, не в силах говорить.

– Что? Не слышу? Громче! Что ты молчишь, как Роза Космоебянская на допросе? Говори громче, не слышу!

Нана молчала.

– Молчишь? Ну молчи... А мы сделаем вот что... Мы сейчас поедем на экспертизу, чтобы время не терять...

И анашу твою проверим, взвесим. И насчет изнасилования уточним и выясним, а то сейчас у меня уже сомнения, было ли оно вообще... Да, прав Бати – ты дешевка, барыга! Дала ему кольца на продажу, а получила их от своего морфиниста. Логично.

Мака заворочался на стуле. Майор мельком взглянул на него, продолжал:

– Есть правила, закон! Им надо подчиняться! Сейчас я тебе почитаю, что это будет за экспертиза...

Он потянулся за какой‑ то брошюрой и, нацепив очки, стал листать ее.

Нана, обессилев вконец, еле сидела на стуле. Жара и жажда. В голове мутилось. Экспертиза? Сейчас? Сразу? А на ней вчерашние трусики, и один крючок с лифчика утром отлетел, не было времени менять!.. Позор!..

– Я не хочу, – робко отозвалась она.

– А кто тебя спрашивает? Заявление – тут, в сейфе, – ухмыльнулся майор, постучав по гулкой железной дверце. – Ну, вот и инструкция по экспертизе, слушай внимательно: «При сексуальном насилии необходимо выяснить, куда совершались половые акты (во влагалище, в прямую кишку, в рот); куда изливалась сперма; было ли больно, было ли кровотечение и из какой области; подмывалась ли после половых актов; чем и в какую область наносились удары или иные физические воздействия»... Можешь отвечать? Как тебе нравится? Это только начало, – он насмешливо оглядел ее из‑ под очков, важно покачал головой в глубоких залысинах. – Дальше черным по белому написано: «Необходимо осмотреть полость рта и область заднепроходного отверстия. Отметить повреждения, если они есть. При осмотре заднепроходного отверстия указать локализацию повреждений в соответствии с циферблатом часов и указанием, в каком положении потерпевшая осматривалась (лежа на спине или в коленно‑ локтевом положении)»...

– О, господи! Я больше не могу! Мне плохо!., – взмолилась Нана.

Она толчками хватала воздух. В глазах у нее рябило, словно серебристую сеть набросили на мерцающую черноту.

– Нет, не хватит! Слушай! – И майор, не обращая внимания на Маку, беспокойно двигавшегося на стуле, продолжал глумливо декламировать: «Если при проведении осмотра врач обнаружил инородное тело во влагалище или прямой кишке – его следует изъять, просушить, упаковать в бумажный пакет и передать сотрудниками правоохранительных органов и отразить в медицинском документе». .. У тебя, случаем, там ничего не осталось, чтобы упаковать и передать сотрудникам органов? – нагло уставился он на Нану.

Вдруг Мака с криком:

– Хватит! – вырвал у него брошюру и швырнул в угол. – Прекрати! Здесь не концлагерь!

Майор остолбенело замер, потянулся к пустой кобуре. А Мака схватил со стола протокол обыска и с треском порвал его.

– Ты что, спятил? – Майор, не найдя оружия, остался сидеть, успев спрятать в карман газетный комочек с анашой, до которого Мака не дотянулся.

А тот, уже остыв и поняв, что перебрал, угрюмо плюхнулся на стул.

– Это что за номера? Как ты себя ведешь? Что себе позволяешь? Ты в своем уме? – произнес майор сквозь зубы. – Смотри, пристрелю... по неосторожности...

– Спиши на меня. Тут что‑ то не так. – И Мака, не слушая возмущенного квохтанья майора, переспросил у Наны: – Ведь так? Надо разобраться, верно?

Та отрешенно кивнула, не понимая, о чем говорит этот мужчина, но чувствуя в нем сейчас единственную помощь и поддержку.

– Я разберусь, Макака! Я с тобой разберусь! А потом и с этой Розой, будь уверен! – зло пробормотал Майсурадзе, раздраженно заперев сейф на два оборота и вышел из кабинета, приказав: – Возьмешь с преступницы подписку о невыезде! Я вам покажу руки распускать, мальчишки!

Дверь с треском захлопнулась. Мака обескуражено уставился на Нану. Эх, куда легче было в транспортной, чем в этом свихнутом угрозыске!.. Там все ясно: смазчики воруют мазут, обходчики – гайки, проводники – билеты, кассиры – деньги, ресторан торгует гнильем, со складов тащат все, что не украдено. А тут?.. Но странная женщина очень понравилась ему. Неужели у нее в сумке правда лежала анаша?.. Неужели она продавщица?

– Это была ваша анаша?

Нана нерешительно призналась:

– Один знакомый попросил спрятать, а я потом забыла...

«Вот оно что... Плохо! – подумал Мака. Он ведь верил, что это – проделки майора. – Надо помочь ей! И какая красивая! На такой и жениться можно! Мать уже сколько лет молит... »

В Кабарде стояла ночь. Светила круглая луна. В ночном лесу было тихо. Ладо и Гуга осматривали машину. Вместо заднего парприза торчали два зловещих и острых осколка. Мелкое битое стекло разбросано по заднему сиденью.

‑ Да, – невесело сказал Гуга. – Влипли... Глушитель тоже еле держится. Кардан стучит.

– Еще хорошо, что никого не убило, что не разбились, что менты не догнали, – напомнил Ладо, пытаясь вытащить самый большой обломок.

– Да, – согласился Гуга. – Но теперь‑ то что делать? Без парприза ехать? Глушитель, как геморрой, волочится.

– Не боись, зёма, парприз новый захерачим! «Витьки» мигом добудут – сонно отозвался из темноты Байрам. – Скажи аллаху спасибо, что целы остались. Я даже не верил, что карта хорошо ляжет. Обычно шлагбаум этот ночью закрыт...

– Чего же ты вел туда, если так? – подал голос Анзор. – Неужто на смерть нас гнал?

– А куда еще было мчать? В городе они бы нас точняком взяли, а так... Снесли бы шлагбаум к едрене фене – и все, понтовая оконцовка.

Гуга покачал головой:

– Снесли бы – еще вопрос... Или все в лепешку на полном ходу...

– Ты молодец, зёма, ништяк тачку водишь, почти как я! – перевел разговор Байрам. – И тачка сильная.

– Да он каждый день на ней по пятьсот километров туда‑ обратно к татарам шпарит за отравой, – сказал Анзор.

– Эй, братва, спите, что ли? – обратился Байрам в сторону двух темных пятен поодаль, но «витьки» не ответили. – Дрыхнут... Напахались. И нахапались дури с три короба – люто курят с детства!

– Если бы ты не мутил, они бы пахали еще лучше, – заметил Анзор. – А сейчас за что жизнью рискуем – за сорок граммов?.. – Он порылся в своих многочисленных карманах. – Ерунда какая‑ то, волосок на обкурку...

– Они не лошади, чтобы пахать, – обиделся Байрам за соседей. – И потом там куда поболе, чем сорок граммов, я даже отсюда в темноте вижу... Ох, и жадные вы все до кайфа! Ко мне пол‑ Грузии за дурью ездит – и все жадобы, лишь бы урвать побольше, а там пусть все огнем горит!

– Чему удивляться? В Тбилиси пусто, из‑ за запаха анашу везти боятся, потому и едем с риском к черту на рога! Приехали – и не брать?.. – возразил Анзор. – А у вас тут растет, вон, поля полные стоят... Вы себе найдете.

– Найдете? На земле, зёма, ничего не валяется!

– Не валяется, но растет.

– Растет – так пойди и сорви, – запальчиво сказал Байрам. – Если сможешь, конечно... Вы чего молчите, гуммозные рожи? – обратился он к пятнам ворочающихся «витьков».

– Оставь их, пусть спят. Слава богу, спать могут, молодые.

– Да, зелень... Не понимают, что по ножу прошли, – сказал Байрам. – Один «витек» уже успел на зоне побывать...

– За что?

– За что тут все садятся?.. За хулиганство или групповуху, – ответил Байрам. – Каждый второй за хулиганство отматывает, каждый третий – за мохнатый сейф... Как поймают в селе чужую бабу – так не отпустят живой, заебут насмерть...

– В прямом смысле? – уточнил Анзор.

– В самом прямом, зёма, прямее некуда, – подтвердил Байрам серьезно. – Вот недавно залетела в наше село одна шалава из Нальчика – дури ей, видите ли, захотелось зацепить, бизнес в городе сделать. Того пацана, к которому она приканала, в селе не оказалось. Она к его кентам обратилась, а те заманили ее на мельницу: «Мол, дрянь есть, но надо пойти поглядеть, курнуть‑ мурнуть, то‑ се». А на мельнице связали, кляп сунули и бросили до ночи, а ночью костер разожгли, водяры накупили – и давай ее дрючить по очереди. Человек двадцать было, не меньше... В браслеты заковали... По домам ходили, звали кентов на цирк – только чтобы бутылку приносили с собой...

– А вы куда смотрели, когда такой беспредел? – отрешенно спросил Анзор.

– А мы что?.. Мы не знали ничего. Ушли малолетки в поле, ну и ушли, кто его знает, чем они там, зёма, занимаются. .. Я за ними следить не нанимался! – даже немного обиженно отозвался Байрам. – Дальше – больше. Они ее несколько суток так ебли, к утру обратно в сарай перетаскивали, цепь, кляп, все дела... а ночью опять – водка, дурь, костер и круг... Руку ей сломали, так и трахали потом, с поломанной рукой... Сиську оторвали...

Он замолк. Ветер шевелил листьями. Ночные птицы посвистывали и пощелкивали во тьме.

– Уж я их породу!.. – выругался Анзор. – И что, эти тоже? – он кивнул на пятна «витьков».

– Нет! – отмахнулся Байрам. – Их не было, у родни где‑ то гостили на Украине.

– Дикость! – пробормотал Ладо, у которого вся картина нарисовалась перед глазами. – А дальше?..

– Да, зёма, дикость, конечно... А дальше – еще хуже: замучили насмерть и камнями, как собаку, забили... И закопали в поле.

Он опять замолк. Все подавленно молчали.

– Да... – покачал головой Анзор. – А как нашли?

– Ну, здесь такие псы, что если захотят – все отыщут, из‑ под земли достанут, не дай аллах!.. – усмехнулся Байрам. – Проболтались пацаны по пьянке. Где‑ то пили в городе, а там ее одноклассник оказался, смекнул, что к чему. Проверили – и попали в точку... Да тут, зёма, каждый месяц такое происходит. А в горах, в Балкарии, – вообще завал!.. Туда бабу отвезешь, отдашь старикам, они тебе кило пять шмали‑ бомбы кинут – и иди себе, забудь дорогу!.. Здесь даже мафия такая была – баб вылавливали и в горы старикам отвозили. Старики ее на цепь посадят где‑ нибудь в пещере – и будь здоров! Никто не бьет и не мучит, только ебут день и ночь... Минетами насмерть закормят... Для них что баба, что собака – все едино, бессловесная тварь... Тут один герой приезжал, уроки карате давал, так малолетки додумались на какой‑ то пришлой бабе все приемы перепробовать – какой смертельный, а какой – не очень. Когда ее менты потом из ямы выкопали, в ней кости целой не было – все перебито‑ переломано...

– Вот дикость! – опять выдохнул Ладо, с неприязнью глядя в сторону спящих «витьков».

– Дикость, – согласился опять Байрам. – Но они не со злобы это делают, а с водки, дури и скуки...

– Ничего себе – со скуки! – недобро усмехнулся Гуга.

– Скука с водкой, зёма, до большой жестокости доводят. .. У Анзора спроси, он скажет, в зонах вместе навидались. Чего этим малолеткам целый день делать? Работы нет, денег нет, хер у всех день и ночь стоит, а нормальная баба им не дает, ясный пень. Анашой обшабятся – и вперед, с песнями!.. Анашу и водку с детства глушат, как вон эти «витьки» – чего с них взять, убогих? Вот и перекрывает рамсы... Сейчас, правда, получше стало, порно появилось, так что дрочат себе по хатам втихую, напряг снимают... Вы следующий раз всякого порно привезите – на него можно много шмали сменять!

– Учтем, – сказал Анзор. – Кассеты, журналы, магнитофон?

– Берите, что не жалко, все пойдет.

Помолчали. Байрам и Анзор стали вспоминать имена каких‑ то «заочниц», с которыми они знакомились из зоны. Делалось так: по переписке находилась скучающая девка с чистым паспортом, ей платили, оформлялся брак, а потом она часто навещала «мужа» в зоне, привозя продукты, выпивку и себя. И волки сыты, и овцы целы и очень довольны.

– Что‑ то холодно, – поежился Гуга.

– Машины ментокрылой не слышно. Обратно еще не проехала, а то можно было бы костерчик зажечь. Вишь, а ты, земляк, смеялся над моим тел огреем! Ночью в самый раз! Ведь утром встаешь и не знаешь, где ночью ляжешь... или где положат. Жар костей не ломит! – сказал Байрам.

– Да, машины обратно не видно, – согласился Анзор. – Куда они могли деться?

– Через речку вряд ли пошли, вода большая. Значит, сидят там и ждут утра, чтобы нас выловить, – сказал Байрам.

– Ты серьезно?

– А чего, запросто! Где ж они тогда, мусоршмиды? На небо улетели? – почесал Байрам плешивую голову. – Куда делись?

– Хоть бы их вообще на свете не было, тварей! – в сердцах сказал Гуга, помогая Ладо справиться с обломком – они тряпкой вытащили его, наконец.

– Их бы не было – так воры на их местах сидели бы, вот и все. А бардак такой же, поверь. Может, еще хуже...

– Давайте двинемся! – вдруг предложил Гуга. – После этих дел успокоиться надо. Почем ханка у вас?

– Не знаю точно. Я лет пять не покупал, зёма. Не сижу на игле, печень не позволяет. На дармовуху – еще куда ни шло, а сам не шустрю... Печень уже в приходе ныть начинает, сигналит.

– Тебе, наверное, просто лень искать, – предположил Анзор.

– Чего лень? Пошли, не в кипяток, возьмем ширку. Только это далеко ехать. Через весь город переть. Менты повяжут.

– Да тебе просто лень, я вижу, – повторил Анзор. – Мне не столько ширка нужна, как уйти отсюда затемно. До тебя не доедем?

– Куда до меня? Это через тот же пост канать, где за нами хвост увязался. Да еще без парприза... Притом и номер точняком у них записан... Нет, стремно ко мне.

– Тогда поехали за ширкой! – поднялся с корточек Анзор. – Надо мотать отсюда. Давай вставай!

Разбудили «витьков», кое‑ как скинули остатки стекла с сидений, Баирам уселся за руль, и поехали по скрипучей дороге.

Предрассветные улицы Нальчика пусты, только бесшумно мигают светофоры и проскакивают ранние такси. Баирам окольными улочками добрался до Железки, покрутился немного в поисках нужного тупика и уперся фарами в забор.

– Тут, – сказал он. – У него и ширнуться можно, если что...

– А кинуть его нельзя? – спросил Анзор.

– Вам бы только кидать! – покачал головой Баирам. – Он инвалид, не ходит, совесть надо иметь! – добавил, когда входили в калитку.

Где‑ то залились собаки, но во дворе было пусто, а в доме темно. Баирам нащупал засов, открыл ворота и тихо загнал машину во двор, где мешки, кирпичи, шифер. В доме – тишина.

– Он как‑ то, лет десять назад, затеял ремонт делать, – шепотом объяснил Баирам, показывая на стройматериалы. – Я его, честно, давно не видел. Может, и нет его уже на белом свете...

– Нет – уйдем. Давай стучи.

Байрам подергал дверь – открыта. Внутри окунулись в спертое зловоние медвежьей клетки.

– Стой, стреляю! – сказал голос в темноте. Щелкнули затворы. Байрам застыл.

– Это я, Байрам, зёма, свои! – сказал он.

– Стой на месте, сучар! Зажегся свет.

На кровати сидел старик с обрезом в руках. На табуретке горела лампа, освещая захламленную комнатку. На старике – синяя фуфайка. Лицо в частых, как рыболовная сеть, квадратных морщинах.

– Это ты, бес? – вглядевшись в Байрама, узнал он. – Чего тебе надо, зачем пришел?

– Я, Безног, лекарство хочу взять...

– Лекарство в аптека! Нету никакого лекарства, проваливай! А это кто за тобой таращится?

– Бабки есть, зёма, все в порядке, ты только дай!

– Дай уехал в Китай!