Annotation 8 страница

— Я же вижу, что нравлюсь ему. Но почему тогда он избегает меня? — посмотрела пристально Фортуна на Роберто, будто от этого зависело, увидит он ее или нет. — Ты слишком женственна, — выпустил Роберто изо рта облако белого дыма. — Разве это плохо? — Нет, не плохо. Но у него нет столько мужества. — Так и хочется ему сказать: ради бога, не надо со мною дружить, это не развивает меня как женщину, — взяла в руки салфетку Фортуна и начала загибать ей углы. — Так и сказала бы. — Я говорю, я даже кричу, только про себя. А он не слышит. Это похоже на то, как я каждый вечер себе говорю: «Надо вовремя ложиться спать». А постель скрипит мне в ответ: «Куда ты торопишься, здесь никого нет». — Что, даже мужа нет? — улыбнулся Роберто. — С некоторых пор с мужем мы спим раздельно. Хотя зачастую он приползает ко мне. Как не принять, я же добрая, — все еще терзала она салфетку. — В жену никогда не грех влюбиться вновь. Все нормализуется сексом. — Я очень хочу влюбиться вновь, только не в мужа. — Зачем тебе? Влюбленные — они же все безумцы и психи. — Вот именно, надоело думать, хочется просто дурачиться и любить, — бросила измученную бумажку на тарелку. — Быть беззаботно счастливой? — Да, именно. Ты знаешь, как стать женщине счастливой? — Вытряхнуть из постели ненужное. — А если не вытряхивается? — Понимаю, нередко любовь превращается в головную боль, но ведь существует еще флирт — это таблеточка от нее. Съел, и вроде как отпустило ненадолго. — Есть одна проблема: я не умею флиртовать. — Это ложь. Все умеют, даже я. По молодости любил в жару окунуться в зеленую прохладу парка, найти пустую скамейку, где, уютно устроив свою задницу, можно было запросто прикинуться деревом, наблюдая за другими, и, заметив среди них хорошенькую женщину, неожиданно спросить ее взглядом: «Девушка, не хотите со мною заняться любовью? » Чтобы тут же получить ответ: «Да как вы можете? » Спокойно объяснить, что вы можете, еще как можете, и так, и вот так, и вообще у вас кроме этого много других достоинств. Если она остановится и одарит улыбкой, то нельзя терять ни минуты. Нужно снова накинуть на себя крону таинственности и начать уже не таким обнаженным вопросом, то есть вернуться к первой части знакомства, которую вы пропустили, но уже вслух: «Жарко, можно выпить из ваших губ». — Любовь кормится поцелуями, — отпила из своего бокала Фортуна. — Не только кормится, но охотится. — Ты только в парках охотился? — В непогоду лучше всего в кафе. Девушки, скучающие в обществе кофе, никогда не прочь пообщаться с незнакомцем. — Здесь я с тобой не соглашусь. Когда девушка пьет кофе в одиночестве — это ожидание, когда водку — ожидание не оправдалось, — понюхала она свой бокал, будто решила удостовериться, что там вино. — Я и говорю — в ожидании меня, — улыбнулся Роберто. — Не скучали? — раздался у него за спиной голос Павла. Он сел за столик в образовавшуюся лагуну молчания, понимая, что речь только что шла о нем и вдруг остановилась с его появлением. — Нет, Роберто рассказывал мне о прелестях охоты. — Какие здесь хорошенькие официантки, почему они нас не обслуживают? — спросил неожиданно Павел, чувствуя, что вниманием Фортуны полностью завладел Роберто. — Павел, я так могу заскучать, — пошутила она. — Будем считать эту реакцию положительной или отрицательной? — спросил Павел. — Женщине необходимо чувствовать себя главной в любом обществе. Если ты хочешь оставить приятное впечатление, ни в коем случае не хвали других в ее присутствии. И не удивляйся после, почему она так ворчлива, — поставил жирную точку на салфетку Роберто, отодвинув пустую тарелку. — Только в одном случае женщина может стать ворчливой и скрипучей: если относиться к ней как к постели, — отжигала Фортуна. — Чувствую, разговор опять возвращается в постель. Может быть, тогда кофе? — предложил Павел. — Я не против, — поддержал Роберто. — Я тоже, — согласилась Фортуна, и Павел дал знак официанту. Когда тот ушел с заказом, у Роберто зазвонил телефон, он взял в руку трубку: — Хорошо, сейчас буду… Нет, не надо, меня проводят, — положил ее обратно в карман. — Извините, друзья, это по мою душу. Еще одна деловая встреча. Так что присмотрите за моим кофе, — улыбнулся Роберто и поднялся из-за стола. — Увидимся завтра вечером. Фортуна, очень приятно было с тобой познакомиться. Приходи обязательно завтра на съемки. Увидишь кино изнутри. — Я тебя провожу до машины, — встал вслед за режиссером Павел. — Само собой. Мне тебя будет не хватать, но только до машины. Сказали, что ждут на парковке. Ты знаешь, где это? — нащупал свою трость Роберто. — Да, конечно. — Павел, придерживая его под руку, повел между столиков к выходу. * * *

— Чего ты ждешь? К чему это терпеливое воздержание? Оно никому не идет на пользу. Ни мужчинам, ни женщинам. Кто, если не ты, сделает ее счастливой? Хотя у меня был один чокнутый приятель, который не спал со своей женой из жадности. Экономил на белке, ну, ты понимаешь, о чем я? Утверждал, что если его накопить в организме достаточно, то начнут расти новые зубы, — улыбался своей белой эмалью Роберто. — Ну и что, выросли? — Не знаю, но жену он потерял, теперь занялся садоводством, пишет стихи своим огурцам, — остановился он и достал из кармана сигареты. — А она хорошенькая. — Сейчас ты скажешь, что надо брать? — Брать всегда было трудной задачей, особенно если не дают. — А если дают? — Совсем беда. Отказываться еще труднее. Здесь и вступает шестой закон любви: не важно, что ей снится, бери любимую женщину на рассвете, пока она нежная, иначе вечером придется делить ее с обстоятельствами, капризами, еще черт знает с кем. — Роберто затянулся и продолжил: — Знаешь, что вас сближает? В ваших четырехкомнатных сердцах две комнаты забиты каким-то хламом, типа воспоминаний, уважения, ностальгии, но есть пара свободных комнат, которые можно занять любовью. — Очень трудно покорить чужую пустоту, особенно если речь идет о сердце. — С пустыми сердцами всегда так, можно наполнить их любовью, как два бокала, чокнуться, выжрать и разбить. А можно потягивать медленно, долго наслаждаясь послевкусием. Хочешь, чтобы женщина была тебе покорна, — покори ее. — Но чем? — Чем-чем. Языком. Твоим можно зализывать любые раны. У каждой есть такие сокровенные места. Коснешься их пальцами, языком, и шкатулка откроется. Женщины любят письма. Может, тебе стоит ей написать? — осенило Роберто. — А что я ей напишу? То, что она меня околдовала? — Не без этого. В каждой хорошенькой женщине есть что-то от ведьмы. Влюбишься в такую, и пиши пропало. — Так и писать? — Да, так и пиши: пропало чувство стыда, теперь я могу заниматься с тобой чем угодно, где угодно, как угодно, как угодно тебе. — И что дальше? — Мы не можем знать, что будет дальше, даже не знаем, будет ли? Потому что все еще держимся за то, что было. А тем временем жизнь всегда делится на две части: сначала на то, что было и то, что будет, потом на то, что было и то, чего уже не будет. Так что не упусти свою Фортуну. Мы остановились у машины, которая должна была забрать Роберто. — Ты мне стратегию толкуешь? — Да какая может быть стратегия, если у тебя к ней чувства, просто подойди и скажи: «Я тебя люблю, я тебя хочу и буду хотеть всю свою жизнь». — Ну как же, я не хочу получить пощечину с ходу. — Лучше с ходу, чем постепенно, в течение нескольких лет совместной жизни. Если ты хочешь, чтобы эта женщина всегда была такой же красивой, да еще и рядом с тобой, предложи ей руку и не сомневайся. Однако я вижу испуг в твоих словах. — Да, я боюсь разрушить их семью. — Ты про какую семью? Там давно руины. То, что с тобой рядом женщина, уже большая удача. А рядом с тобой настоящая. Настоящие женщины на дороге не валяются. — А где же они валяются? — В постели. Так что поторопись, пока твое место не занял кто-нибудь другой, — похлопал по груди Павла ладонью режиссер. — А что ты скажешь об этой истории с итальянцем? — Наслаждайся ее глупостями, это лучшее доказательство, что она без ума от тебя. Сдается мне, ты просто боишься, что тебе откажут. Не бойся! Все женщины талантливые актрисы и замечательно играют в жизни свои роли. Однако немногие из этих лент можно назвать успешными: для хороших фильмов, как всегда, не хватает настоящих режиссеров. — Режиссер у нас ты. — Я только на съемочной площадке. И к тому же у меня уже есть муза. Ты напоминаешь мне моего дядю, к которому я с родителями ездил в детстве на дачу. Каждое утро он один уходил на рыбалку. Как-то я намылился вместе с ним. Сидим, рыбачим. У меня клюет, у него нет. И тут я заметил, что крючок у него абсолютно пустой. Я спросил его, почему он рыбачит без наживки, ведь так он ничего не поймает. Знаешь, что он мне ответил? «Чтобы даже рыбы не отвлекали». — То есть я тоже, по-твоему, рыбачу без наживки? — Молодец, не зря тратишь со мной время. — Ты про червей? — Да, я про мысли. Копай их в голове, она же у тебя светлая, во всех смыслах. Твори. И не будь таким серьезным, тебя это старит. Впрочем, всех это старит. В каждой женщине есть доля здравой глупости, она-то и отвечает за очарование. Вот и лови ее на свой здравый смысл. — Понять бы — как? — продолжал канючить Павел. — Если ничего не понимаешь в любви, больше занимайся, научиться можно всему. А чтобы понять женщину, иногда достаточно купить цветы. — Цветы? Это не слишком банально? — Мужчина должен в своей жизни сделать четыре вещи… вот ты дерево посадил, сына вырастил, дом построил, цветы любимой подарил? — Ну, почти. — Что значит почти? — Квартира мне досталась от родителей, сына воспитывает бабушка, а когда я сажал дерево на газоне у дома, меня оштрафовали за мелкое хулиганство, так что денег на цветы не осталось, — попытался отшутиться Павел. — Смешно, только я тебе хочу сказать, что женщины любят настоящих. — Ну, ты-то в курсе, как стать настоящим мужчиной? — Не знаю, но думаю, что без женщины здесь не обойтись. — Не может же весь мир крутиться вокруг одной женщины? — Может, если это твоя женщина. Упустишь, хоть кайся после, хоть молись, все без толку… Женщина, как иная цивилизация, появляется ярко, исчезает внезапно. Потом сиди и выстраивай модель ее существования по запаху волос на оставленной случайно заколке. Запечатлишься ли ты в ее памяти ярким болидом — это еще вопрос. Возможно, она будет больше сожалеть об утраченной заколке, чем о тебе. Полюби как следует одну, что ты все время размениваешься? — Она для меня слишком крупная купюра, — прибеднялся Павел, искренне вглядываясь в темные очки режиссера. — Ну да, может, и не будет растрачиваться на всяких мудаков. Но ты же не мудак? Ты романтик редкого типа: самодостаточный, — по-доброму рассмеялся Роберто. — И? — Иногда женщине достаточно рот закрыть поцелуем, — сделал похожее движение губами Роберто. И сдул свой поцелуй в небо. — Ну все, я поехал, до завтра! — протянул он руку Павлу. — Спасибо, Роберто, до завтра. — Тот пожал его ладонь, открыл дверцу и помог режиссеру сесть в машину. * * *

— Случилось то, чего я боялась больше всего: ты перестал меня удивлять, — произнесла Лучана неожиданно, едва официант успел принести меню. — А как же любовь? — Наш союз исчерпал свое вдохновение. Можно, конечно, еще потянуть несколько лет или даже целую жизнь, чтобы потом получить растяжение и лечить себя тем, что любовь перешла в стадию уважения. — Понимаю, откуда дует ветер, — закрыл я окно, напротив которого мы сидели. Из него действительно тянуло прохладой. — Я просто попытался содрать со всех маски хотя бы на бумаге. Показать, какие они есть настоящие — взаимоотношения полов. — Ты спал со всеми этими бабами? — Да. — То есть все это было на самом деле? — Если быть до конца честным, все эти женщины — это ты. — Я? — Да, только в разных ипостасях, в других масках. — Отлично, ты хочешь сказать, что написал краткую эротическую биографию моей жизни? — Я написал так, как это бывает. — Да? Тогда странно, что у нас такого секса никогда не было. Значит, ты это проделывал с другими. С кем интересно, давай рассказывай. — Дура, ты моя дурочка! — подошел я к ней и попытался обнять. — Тебя это заводит? — увернулась она. — Да. — Я всегда знала, что безумие — это моя сильная сторона. — Она схватила вазу с цветами со стола и шмякнула ею о пол. Ваза с грохотом расплескалась фарфоровыми каплями по ковру, а подаренные цветы тут же превратились в некрасивые водоросли и растеклись по паркету. На шум оглянулись жители соседних столиков. Из паркета вырос официант, которому Лучана успела мило улыбнуться и процедить через губы: «Извините, случайность». Тот молча начал сметать фарфоровые осколки любви. — Хватит истерить! — стряхнул я с себя капли внезапного дождя. — Это не истерия, это артистизм. — Она взяла в руки блюдо, на котором только что еще жила ваза. — Ну перестань, я прошу тебя, давай спокойно во всем разберемся. — Да, я неудовлетворенная дура, которая хочет, чтобы ее любили всеми средствами и способами, даже самыми неприличными. — Ты хочешь сказать, я тебя не люблю? — пытался я объясняться как можно тише, чтобы не привлекать свидетелей. Но они уже были наготове и ловили каждую фразу ловушками своих ушей, будто всю жизнь играли в бейсбол. — Я не хотела бы говорить. Но ты сам об этом написал. — Как ты не понимаешь. Ты внимательно читала? Я же писал про общество без масок с нормальными порывами. — Мне они не показались нормальными. На грани извращений. Именно то, чем мы можем питаться только в наших фантазиях. На слове «извращений» официант поднял голову, видно было, что оно его заинтересовало. Мне кажется, он даже готов был сам предложить нам тарелку на бой, лишь бы досмотреть драму до конца. — Так вот о чем твоя постоянная задумчивость? — А твоя разве нет? Только не надевай на себя маску праведника. Так ты все-таки спал с ними? — Хорошо, считай, что я переспал со всеми женщинами, которых только встретил. — Я знаю, что у тебя их было достаточно. — Ну и что это меняет? — подозвал я официанта, чтобы рассчитаться за вазу. — Теперь, может, я тоже хочу и именно так, как ты описал. — Прямо здесь? — С ума сошел? — Нет. — А жаль, похоже, по мне так никто и не сойдет с ума. * * *

— Отлично, снято! — медленно встал со своего рабочего кресла Роберто. — Если вазы остались, можем еще пару дублей сделать, — улыбнулся он и объявил в громкоговоритель: — Поздравляю всех с окончанием съемок, вечером жду на банкет в ресторане отеля, в 21. 00, просьба не опаздывать и не напиваться. * * *

— Может, тебе и не нужен вовсе любовник? — спросил ее Павел, когда они возвращались вдвоем в отель. — Или нет, лучше я спрошу по-другому: зачем тебе любовник? — Чтобы любил. — Тогда в чем проблема? — В том, что теперь всех мужчин я буду сравнивать с Роберто. — Черт, я так и знал. Но это нормально, в него все влюбляются с первого слова. Теперь тебе будет не просто — слишком высока планка мужского обаяния. — Ничего. Мне уже случалось быть хорошей и послушной в быту, нежной и ласковой в постели. Не стервить, когда очень хочется, не уходить, когда очень хочется, не приставать, когда очень хочется, не любить никого кроме, когда очень хочется, но ничего хорошего из этого не выходило, вот и он теперь сидит в моем сердце и не хочет выходить. — А чем он тебя взял? — не мог понять Павел, шутит она или говорит правду. — В том-то и дело, что он не брал, и это дорогого стоит. У него какое-то сенсорное восприятие жизни. Может, я скажу глупость, но хочется уснуть на подушечках его пальцев, спать и видеть приятные сны под рокот его баритона. — У него очень ревнивая жена, — принял игру Фортуны Павел. — Не волнуйся. Я не дам ей повода, — улыбалась она. — А ему? — Место любовника по-прежнему вакантно. — Как ты думаешь, любовник может быть безответный. — В моем случае нет, мне без прикосновений никак нельзя. Мне нужно чувствовать. Роберто относится к той редкой породе мужчин, что боготворит женщину. — Любимую женщину, — добавил в этот стройный механизм свою деталь Павел. — Я поняла, что на два фронта воевать не смогу. — Почему воевать? — Для внутреннего мира это будет война. — Ты имеешь в виду своего мужа? — Нет, у меня появилась другая необходимость. — Какая такая необходимость? — Ну, встречаешь ты человека, и не обойти тебе его никак, — взяла она меня под руку. — Знаешь, с того самого вечера мне очень хочется прижаться к тебе. — Так прижмись. — Да? А потом ты скажешь, что я давлю на тебя. * * *

Вскрыв оборотом дверь, она включила свет, с плеча столкнула сумку на пол. Отделалась от обуви. Ей было приятно наконец-то очутиться дома. «Здесь можно говорить, что думаешь, хотя и некому. Здесь можно не скрывать, что чувствуешь, хотя уже и не от кого…» — подумала она. В ванной смыла с лица водой полутона веселья, которые устала вынашивать целый день. «Сколько можно притворяться? Сшивая внешнее спокойствие с клубками нервов. Некоторые мои подруги любили вязать крючком», — теперь она их понимала, кажется. В полотенце выдохнула тень лица, пустую маску. Скинула свое платье, прошла сквозь душ в спальню за свежими трусиками и маечкой. Подняла глаза и вскрикнула. Ей показалось, что в комнате кроме нее был еще кто-то. Отражение. Оно смотрело на нее в упор из нового раздвижного шкафа, одна дверь которого была полностью зеркальной. Лучана осторожно двинула ее, та поддалась. Внутри шкафа пустовали белые полки, на каждой из которых лежало по красной розе. Она сделала три шага назад. Чтобы оценить масштабы вмешательства. Это было как раз то, о чем она когда-то мечтала, снова приблизилась к белой глыбе. «Мечты вянут так же быстро, как и цветы», — собрала она их, закрыла шкаф и пошла на кухню. Там поставила в вазу с водой, сварила себе кофе и, любуясь на розы, открыла почту, где обнаружила письмо от него: «Если ты любишь меня, будь готова встретить утром пьяного в стельку. Не расспрашивать ни о чем, просто постелить коврик, как собаке, преданной и любимой. Так я высплюсь гораздо быстрее. И утром буду как шелковый, понимая, что ты любишь меня гораздо сильнее прочих только за то, что я дома, рядом. Если ты любишь меня, будь готова никогда не расспрашивать, прежде чем не накормишь едой или телом, я сам расскажу все таким образом, чтобы не ранить твою тонкую душу. Цветами будут мои сильные руки. Если ты любишь меня, дай мне в тебя окунуться, не требуя ежеминутно признаний и доказательств любви. Мне как мужчине не надо кричать постоянно об этом. Я молча переживаю свои чувства. Просто прислушайся: с каждым выдохом я произношу „я люблю тебя“. И не надо меня испытывать, гораздо приятнее — оргазмы. Если ты любишь меня, просто возьми сегодня эту чертову трубку. Ответь. Даже если обида и ревность комом плетут в твоем сердце заговор. Я понимаю, что причинил тебе много боли, но еще больше другие. Будь готова, если ты меня любишь, не слышать, что о нас говорят: женщины и не очень, они могут завидовать тому, что я сейчас сплю с тобой рядом, пусть даже на коврике моих теплых фантазий». Лучана перечитала еще раз письмо и ответила: «Слух мой был идеален, пока ты не расцарапал его своим голосом, вкус мой был изыскан, пока ты не насолил мне, тело мое было послушно только мне, пока твои руки не прикормили его лаской, одиночество мое было так блаженно, пока ты не разрушил его своим отсутствием, тем не менее, знаешь, за что я тебе благодарна? Не будь тебя, я никогда бы не научилась так искренне разговаривать со своим сердцем». И добавила: «Люби меня, я ушла». 2013