В лаковых штиблетах

И вот я уже в Израиле.

И вот мне уже хорошо.

И вот мне уже так хорошо, что так мне, дураку, и надо!..

Из письма еврея‑ эмигранта на Родину

«Что делать?! Что же делать! В чем же мне идти? » – лихорадочно думал я, катя свой чемодан (благо, что на колесиках) по зданию аэропорта. Три вечных вопроса русской интеллигенции: «Что делать? Кто виноват? И едят ли курицу руками? »

…Ах да, я, наверное, не обрисовал свою проблему в точности. Дело в том, что в здании аэровокзала, как и в самолете, работали мощные кондиционеры. Они и охлаждали воздух. Зато вне здания африканское солнце вовсю старалось раскалить атмосферу. Когда двери аэропорта распахивались, выпуская народ, с улицы залетали потоки нагретого, словно на адском огне, горячего ветра. Там точно сауна: а на мне лаковые штиблеты и довольно приличный концертный костюм. Пусть несколько вычурный, но окружающие могли принять его и за деловой. Тем более – я это уже успел заметить – местные явно любили аляповатое с рюшечками. Только в придачу ко всему под пиджаком не было элегантной рубашки. Лишь манишка и манжеты: костюм клоуна. Придется мне «вариться в собственном соку», пока не найду подходящий отель…Или ещё дольше. Конечно, в аэропорту имелась лавчонка с одеждой, но мне не дано знать, насколько застряну в этой Нубии. Так что тратить деньги чего‑ то совсем не хотелось.

И тут я засек смуглого пассажира, переодевающегося прямо у туалета. Он снял пропотевшую футболку, бросил её и надел свежую. Старую он то ли забыл, то ли не хотел её забирать, и она одиноко висела на креслах, пока… не стала моей добычей. Хищно схватив её, ринулся в сортир, переоделся и, наконец, вышел на улицу. Теперь я был похож на человека, правда, судя по мощному запаху, на чёрного.

На улице меня сразу облепили таксисты, наперебой предлагая свои услуги. Первым делом мне нужно было позвонить, а телефонного аппарата в здании международного аэровокзала, как ни странно, не было. Я вступил в переговоры и торги. Используя общедоступный язык жестов и отдельные иностранные слова, мне удалось объяснить, куда я хочу, и шумный, разговорчивый владелец старенького «пежо» взялся доставить в город к международному телефону за пять американских долларов.

– Ха ва ю, май френд? Гут? Вэ а ю фром? Джэман, френч, свиз? – сразу поинтересовался он.

– Раша, – ответил я.

– Рашен?!.. Гут! Май нэйм Мухаммед. Вот ё нэйм?

– Абдурахман, – это первое, что пришло мне в голову и, по‑ моему, как нельзя лучше подходило человеку оказавшемуся в подобной ситуации подобным образом.

– Вэльком ту Нубия, мистер Абдрахман! – отрапортовал Мухаммед.

– Во‑ во, правильно. Так мне, дураку, и надо! – согласился я.

Всю недолгую поездку он непрерывно болтал на смеси арабского и английского, что‑ то рассказывая и показывая, задавая мне массу вопросов и сам же на них отвечая. Я с удовольствием поддерживал беседу в том же духе. От гида‑ таксиста я узнал, что попал не в столицу, а в курортный городок. Мухаммед утверждал, что лучшего места для отдыха в мире просто нет, и всем здесь страшно нравится. Он был абсолютно уверен, что скоро на этом месте будет город‑ сад, и с гордостью сообщил, что его брат с какими‑ то очень богатыми швейцарцами уже построил первые три больших отеля по пять звёзд каждый.

«Почему же меня отправили не в столицу? – размышлял я. – Ведь король, если он есть, должен жить там. А впрочем, поездка была скоропалительной, может, билетов не нашлось».

Международный телефон находился в небольшом каменном одноэтажном здании на центральной улице. Здесь всё очень напоминало Советский Союз. Стояла очередь. Заказ на разговор отдавался барышне, и та, дозвонившись по указанному номеру, приглашала в кабинку и засекала время. Я взял бумажку, написал номера телефонов и, дождавшись своей очереди, протянул девушке. Не прошло и часа, как меня пригласили в кабинку. Я сообщил родителям, чтобы они не волновались в связи с моим отсутствием, что я просто неожиданно уехал отдохнуть на море и, когда вернусь, пока не знаю.

Следующего соединения пришлось ждать ещё минут сорок. Здесь, похоже, никто никуда не торопился.

– Привет, – сказал я как можно сдержаннее. – Ну, я уже в Нубии.

– Где? – переспросил Витёк.

– В Нубии. На гастроли приехал.

– А, это ты, кореш? Здорово. Как сам?

– Как бы тебе покороче‑ то? – начал я, понимая, что сложившаяся ситуация выглядит как минимум по‑ идиотски. – В общем, мне тут предложили слетать, куда хочу, и я решил в Нубию.

– Отлично. Считай, что на билетах сэкономили. Я тогда на днях Хасана попытаюсь где‑ нибудь достать, если он ещё не уехал. Пускай пошевелит эту тему.

– Да я уже здесь, говорю же. Соображай, Витёк, быстрее!

– А чего ты там делаешь?

– Решил кинуть тебя с твоей долей. Напрямую рванул, а тут во дворец не пускают, типа «не по протоколу» говорят. К королям без продюсера приезжать не положено, оказывается, – раздраженно объяснил я. – Короче, доставай своего Хасана срочно, а я пока на пляже полежу. Позвоню завтра. Давай.

Вышел на улицу. Там в компании нескольких парней тусовался Мухаммед. Он, похоже, и не уезжал никуда.

– Алез кля? [2] Коло Таммам? [3] – подскочил он ко мне, как к родному.

– Гут, – буркнул я.

– Хотэль? – спросил он. И показал пятерню, что явно означало «Пять звезд».

Я кивнул.

Конечно, денег немного и надо экономить, но я рассудил так: во‑ первых, страна бедная. И пусть Мухаммед что‑ то говорит о «богатых швейцарцах», мы до сих пор катались по нищим кривым улочкам. А во‑ вторых, что, если король и впрямь найдётся?! …Попал же я в Нубию! А это само по себе чудо… И вот, когда он найдется, что мне говорить его подчинённым: «Пришлите за мной лимузин к отелю ползвезды «Шалаш на пляже», это сразу за пивнушкой? » Нет, невозможно! Думаю, на пару дней мне хватит денег на жизнь в приличном отеле, а там ситуация прояснится.

Пока я предавался таким мыслям, мы лихо подрулили к ресепшену. Отель действительно выглядел очень пристойно, особенно на фоне всего окружающего. Он стоял прямо на берегу, весь светился огнями и из‑ за количества зелени напоминал настоящий оазис. За номер с меня попросили восемьдесят долларов в день, согласно прейскуранту. Этого я себе позволить никак не мог.

«В стране, где такси из международного аэропорта в город стоит пять долларов, должно быть и что‑ нибудь подешевле», – подумал я и сообщил свои соображения Мухаммеду.

– Но проблем, сэр, – сказал он и о чем‑ то быстро и резко заговорил с администратором. Тот, в свою очередь, грозно сдвинул брови и тоже повысил голос. В какой‑ то момент мне показалось, что вот‑ вот – и они подерутся. Нет, буквально через пару минут улыбки снова сияли на их лицах.

– Шестьдесят долларов, – сообщил администратор, – онли фор май фрэнд, – сказал он, многозначительно показывая на Мухаммеда. Я удивился происходящему, но и к такой сумме, к сожалению, тоже готов не был. Администратор развел руками.

– Но проблем, – опять сказал мой никогда не унывающий друг‑ таксист, совершенно не расстроившись из‑ за того, что я оказался, мягко говоря, не нефтяным магнатом. Хотя, чего ему переживать, пять долларов для него у меня ведь нашлось.

– Здесь рядом есть минихотэл, – словами и жестами объяснил он – там дешево.

Мы подъехали к небольшому двухэтажному зданию на соседней маленькой и уже тёмной к тому времени улочке. «ГРАНД ПАЛАС», – гласила крупная надпись над входом. На крыльце, прямо на ступеньках, сидел сам хозяин гостиницы. Не вставая, он кивком поздоровался со мной и обменялся с Мухаммедом длинными приветствиями. Переговоры были короткими и непонятными, а их результат, похоже, положительным.

– Сколько стоит‑ то? – спросил я, дождавшись паузы в их разговоре.

– Файф гиней[4] – пятерней показал хозяин. Цифра «пять» мне сразу понравилась. Тем не менее, я на секунду замялся. Заметив это, Мухаммед быстро пересчитал для меня. Получалось около полутора долларов.

– Тридцать гиней за неделю, – предложил я, подсознательно почувствовав, что не торговаться в этих краях – как минимум дурной тон.

Али, так звали хозяина, внимательно посмотрел на меня, что‑ то пробурчал себе под нос, кивнул и жестом показал следовать за ним. Мы поднялись по широкой центральной лестнице наверх и оказались на плоской крыше. Вернее, крыши вообще не оказалось. Лестница выходила прямо на как бы недостроенный этаж – открытую площадку, окруженную по пояс стенами. На ней были беспорядочно расставлены несколько плетеных лежаков, столик и большие кадки с маленькими пальмами. Получалось что‑ то вроде садика.

– Сегодня ты можешь переночевать здесь, – сообщил Мухаммед. – Сейчас сезон, и везде всё занято. Но тебе повезло: завтра часть постояльцев съезжает, и ты с утра займешь освободившуюся комнату.

Мне почему‑ то вспомнились Сочи советских лет и ещё фильм «Будьте моим мужем», где отдыхающим сдавали картонные курятники и собачьи будки. Главное, чтобы завтра мне не всучили веник и не сказали, что я дежурный по туалету.

Но с другой стороны, что мне остается? Ехать куда‑ то ещё совершенно не хотелось. Сказал бы даже, просто не моглось. День выдался нелегким, и измученному телу требовался длительный отдых. Меня «убили» долгий перелет, неизвестность, окружающее пекло, ожидание телефонных переговоров, чужая потная одежда… Может быть, в душ? Завтра… Завтра!

«Завтра заодно и чего‑ нибудь придумаю, – решил я, – а сейчас надо поспать». Выразив свое согласие и осчастливив Мухаммеда ещё одной пятёркой, я выбрал себе топчан в уголке. Мне принесли плед и подушку. «Гут найт», – пожелали хором мои новые знакомые и, выкрутив лампочку, оставили одного. Я наконец‑ то снял штиблеты и вытянул ноги. Огромное чёрное небо прямо над головой было усыпано яркими звездами, где‑ то рядом плескалось море, и теплый приятный бриз доносил густые сладкие запахи южной ночи. Я вдруг ощутил состояние такого беззаботного дурацкого детского счастья. «Хорошо‑ то как», – промелькнуло в голове. И тут по улице прошли двое. Они о чем‑ то говорили, мне было слышно каждое слово. «Господи, я сплю почти на улице! »

И снова полез в бумажник, достал всё своё небольшое состояние и, скомкав, засунул в трусы. Чемодан поставил рядом с собой, лег на бок и положил на него руку и ногу. Поди, не сопрут!

***

…Яркое солнце светило прямо в лицо, вокруг раздавалась иностранная речь. Кто‑ то плюхнулся на мой топчан. Я открыл глаза и сначала не мог сообразить, где я, и что, собственно, происходит. Вокруг сидели какие‑ то люди и, не обращая на меня абсолютно никакого внимания, пили кофе.

– Гуттен морген, – звонко произнесла стриженая девушка, беспардонно сидевшая практически на мне. – Кафэ? – спросила она.

Я кивнул и хотел что‑ нибудь сказать, но так и не решил, что именно, а главное, как это сделать. Мне передали стеклянную рюмочку, более подходящую, на мой взгляд, для водки, чем для кофе. Напиток в ней оказался крепким, терпким, немного необычным, но приятным на вкус. Я сказал «сэнкью» и закурил. Далее разговор не пошел. Европейцы на самом деле, не отличаются стремлением общаться с теми, кто сносно не говорит хотя бы по‑ английски. Для них такие люди – представители третьего мира, с которыми контачат, только когда от них что‑ нибудь нужно. От меня они не хотели ничего, я от них – тоже. О чем тут говорить?

Али в отеле не оказалось, но арапчонок‑ портье был в курсе событий и неторопливо, как, похоже, здесь было принято во всем, заселил меня в комнату. Для полутора долларов она была очень даже неплохой. Шкаф, тумбочка, кровать и огромный вентилятор на потолке – что ещё нужно на курорте?

Оставив вещи, я решил прогуляться и приодеться. Если плата за комнату полтора доллара в день, я могу считать себя олигархом! Под ярким утренним солнцем всё выглядело совсем иначе, нежели вчера вечером. Свернув за угол «Гранд Паласа», я попал на довольно оживленную улицу, просто кишащую маленькими пестрыми лавочками и магазинчиками. Внизу, метрах в ста, она упиралась в набережную с уже знакомым мне дорогим отелем, а наверху переходила в небольшую площадь.

Не успел я ступить по ней и шагу, как меня окликнули из кафе, разместившегося на открытой веранде: «Кофе? Брекфаст? – улыбаясь до коренных зубов, предложил официант, приглашая занять место за любым столиком. – Май нэйм Мухаммед. Вэлком, сэр». Я, в общем‑ то, не возражал, только немного смущало отсутствие местных денег. Этим своим сомнением я тут же поделился с Мухаммедом, показав ему зелёную сотню и разведя руками, типа: «Ну, извини, браток, надо бы сначала это поменять».

Однако официант начал махать руками, всячески показывая, что менять ничего не надо. Типа, могу отдать потом, а пока он всё запишет на мой счёт. Сам вид такой купюры привел его в восторг. А я даже вспомнил шутку: «Какой предмет нравится всем женщинам – имеющий пятнадцать сантиметров в длину, специфический запах и собственную голову? » Да, долларовые купюры, они нравятся и официантам.

– Но проблем, сэр, – ещё шире улыбнулся Мухаммед. – Релакс. Вот ю лайк дрынк? Кофе, джюс, кола?..

– Кофе, – ответил я, – и меню, плиз.

…Уже через час я был накормлен, одет в новые шорты, майку и шлепанцы. Также прикупил себе кепку и очки. Без них жить здесь просто невозможно. В моем новеньком дешевом рюкзачке лежали ещё несколько маек про запас, белье, плавки и… неразменянная сотенная купюра. Сдачи ни у кого не нашлось, обменников тоже, а местные жители, как выяснилось, охотно давали в долг. Они практически везде сами навязывали мне покупки и еду в кредит, записывая все на мой счет. Здесь белому человеку доверяют. А наличие в моем кармане сотенной купюры, и также то, что я живу в «Гранд Паласе» (их в городе было два: один – пятизвёздный, о чём меня не просветил таксист, второй – мой), вызывало серьёзное уважение к моей персоне. Что неудивительно, если учитывать, что их зарплата в месяц составляла три доллара.

Кроме того, позже я понял, что бедность заставляет нубийцев «вертеться» и оттачивать бытовой сервис до беспределов совершенства. Им важно заполучить тебя как клиента, и они готовы для этого сделать все. Сидя в ресторане, ты мог заказать то, чего нет в меню, и тебе бы принесли. То есть, метнулись бы на рынок или в магазин, купили, приготовили и подали. Заодно здесь же можно было заказать и морскую экскурсию на послезавтра, и ремонт машины, и чистку одежды, резиновую негритянку и томик Пушкина на арабском. Здесь можно было найти всё, что хочешь, и получить то, что не ожидаешь. Так в одном из кафе молоденький официант сказал мне: «Кофе, чай, Али‑ Баба? »

– Кто? – опешил я. Неужели предлагают купить мальчика, совсем с ума сошли.

– Кофе, чай, Али‑ Баба? – ещё раз спросил он и, видя, что я не понимаю, притащил маленькую глиняную статуэтку: мужчина с огромным пенисом. Причём член был больше хозяина раза в полтора. Игрушка мне понравилась, и в России такой подарок сочли бы оригинальным. Но сейчас каждая копейка на счету. Однако, когда я рассмотрел Али‑ Бабу, у меня мелькнула мысль, не открыть ли бизнес по поставкам африканских игрушек в Россию. Мысль хорошая, вот только на сегодня нереализуемая.

Немного разобравшись в том, как я здесь буду выживать, решил осмотреть местность. Набережная, к моему разочарованию, мало напоминала зону туристического променада и скорее была просто прибрежной дорогой. С берега на нее фасадом выходили один за другим четыре небольших евростандартных отеля – виллиджа. Выглядели они новенькими и ухоженными, что ярко указывало на их иностранную принадлежность. Дальше сразу за ними начинался и тянулся с полкилометра пустынный городской пляж, плавно переходя в какую‑ то стройплощадку. Он мне сразу не понравился, и я свернул в первый же отель. Беспрепятственно пройдя сквозь холл со стойкой администратора и секьюрити, я очутился на внутренней территории, где находились бар, бассейн и оборудованный пляж. Надо сказать, что моя туристская внешность явно давала возможность пользоваться всяческими благами, недоступными местному населению. В этом оазисе цивилизации я и провел большую половину дня. Пусть обстоятельства сложные, но пляж и море – это святое!

Вечерняя трехчасовая прогулка дала мне полное впечатление о месте, в которое я попал. Весь городок по большому счету состоял из трех асфальтированных улиц, параллельных морю, и четырех, идущих перпендикулярно. Между ними он был весь испещрен маленькими переулочками, но их изучение я оставил на потом. У моря, как я уже говорил, располагались отели, далее – магазинчики, кафе и ресторанчики, а в центре, называемом Даунтауном, – мечеть, рыночная площадь и переговорный пункт. Который я и собрался посетить; пора было снова напомнить говнопродюсеру, где я нахожусь.

Переговорный пункт оказался закрыт по причине отсутствия связи. «Пива нет», – в вольном стиле перевел я для себя табличку, висевшую на дверях. Значит – не судьба.

***

И тут на рынке началось странное движение. То есть продавцы и так хорошо двигались, видя белого туриста, но сейчас с ними происходило нечто странное. Они хватали свои лотки и оттаскивали прочь, освобождая место для чего‑ то. Интересно для чего? Я остановился. Лучше бы ушёл…

К освободившейся площадке подъехали три развалюхи с прикрепленными сзади будками: такие делают, чтобы возить заключенных или солдат. Здесь будки были с решетками, значит, везли преступников. Только зачем же на рынок? Одежду покупать для этапа? Пока я размышлял, из драндулетов быстро повыпрыгивали люди с автоматами. Вслед за собой они вытащили какого‑ то несчастного; смотреть на него было жалко. Он не мог даже стоять на ватных ногах и почему‑ то плакал. Последним из машины вылез очень серьёзного вида гражданин, вероятно, самый Главный, и стал громко, чтобы слышали все, что‑ то зачитывать из раскрытой папки.

Мне стало нехорошо. Уйти же мешало природное любопытство и… инстинкт самосохранения: во‑ первых, я в чужой стране и должен знать, чего тут можно ожидать. Во‑ вторых, все на площади замерли, словно боясь попасть в поле зрения людей с автоматами и особенно Главного. Я вдруг без знания языка и ситуации, как зверь, почувствовал общий эмоциональный настрой, заставивший всех замереть: «Если ты человек честный, то тебе ни к чему отводить глаза или уходить».

«Может, бить будут? Или руку отрубят? » – думал я. Ну, отрубают же ворам в некоторых странах. Однако ни топоры, ни розги автоматчики не достали. Беднягу привязали к столбу, чтобы он мог стоять, Главный закончил чтение… Я зажмурился. Выстрелы оглушили… Когда я открыл глаза, человека у столба уже не было. Более того, место чисто прибрали, причем буквально за секунды. Продавцы подтаскивали свои лотки на законные места и немного возбужденно, но совсем не потрясенно, продолжали общаться. Они спокойно расставляли свои товары, многие уже улыбались и зазывно махали мне руками.

ТАК ВОТ ТЫ КАКАЯ, НУБИЯ!

Я повернулся и пошел к отелю, смотреть на эти улыбчивые лица было невозможно.

***

Только вечером, когда вся выпивка в номере закончилась, вылез на улицу, чтобы купить ещё. Хотя это всё равно бесполезная растрата так необходимых мне денег – алкоголь после пережитого плохо действует.

На ступеньках отеля сидели его хозяин Али и таксист Мухаммед, привезший меня сюда. Прямо у входа они пили кофе, наслаждаясь и его вкусом, и наступившей прохладой. Вспоминая улыбки продавцов, только что видевших, как убили человека, я решил, что тоже должен улыбаться. А когда мне предложили чашечку, подумал, что, наверное, не стоит отказываться. И правильно: оказывается, Али и Мухаммед обсуждали расстрел. Но говорили о нем, кажется, с восторгом. Тот, кого я посчитал Главным, вызывал у них очень большое уважение и восторг на грани преклонения.

– А за что расстреляли? – жестами я показал, что говорю о преступнике, а не о шерифе.

– Долги большие, – пояснил Мухаммед. – Взял, а отдать не смог.

– И насколько большие? Хау мач? – спросил я, вдруг задумавшись: сейчас меня угощают бесплатно или записывают кофе на счет постояльца? Я не очень точно помнил, кому сколько должен, потому что суммы казались мне копеечными.

– Очень, очень много! – ответил Мухаммед. – Сорок долларов. Очень, очень большие деньги.

После чего кофе не полез в глотку, и я решил пойти наверх. Без выпивки сегодня тоже обойдусь. Вежливо простившись, повернулся в сторону холла и замер… На стене висел большой плакат, которого раньше не было. На нем был изображен бородатый мужчина в белых чалме и халате. В решительности его позы и серьёзности лица читался какой‑ то очень важный призыв к своим верноподданным.

– Кинг? – поинтересовался я, указывая на плакат.

– Президент! – ответил Али. – Нубия – рипаблик.

– Республика!? А как же король? – чуть не поперхнулся я.

– Ноу Кинг. Нубия – рипаблик.

Слегка удивившись моей бурной реакции, Али рассказал, что Нубия – независимая республика. Последний раз до этого она была суверенным государством две тысячи лет назад, пока её не завоевали египетские фараоны. Затем территория Нубии долго переходила из рук в руки. Она входила в состав сначала Римской, потом Османской империи, была и английской колонией, а сейчас – «рипаблик». И он показал на подпись под плакатом, где значилось, что этот мужик – Президент независимой республики Нубия.

Новость не была для меня громом среди ясного неба, к чему‑ то подобному я был внутренне готов.

Просто до этого момента в моем подсознании, все‑ таки, тешилась какая‑ то иллюзия по поводу гастролей, и душу согревала хоть и щупленькая, но надежда. Я человек не кровожадный, но сейчас мне очень захотелось познакомиться с Хасаном в торжественной траурной обстановке и высказать свои соболезнования по поводу его страшной и безвременной кончины всем его скорбящим родственникам и соратникам по коммунистической партии.

И все‑ таки что‑ то здесь не вязалось. Я бросился в номер и достал свой паспорт. На визе, поставленной мне в аэропорту, четко было сказано KINGDOM – королевство! А может, у них двоевластие? А как об этом спросить по‑ английски? Господи, кому здесь верить?!! Можно поинтересоваться у бюргеров, но им‑ то вообще по барабану местный строй. Все их проблемы решают консульства и турфирмы.

Впрочем, какой бы строи здесь ни был, НАДО БЕЖАТЬ ОТСЮДА НА ХУЙ!!!

Я грохнулся на кровать и уставился в потолок: «Стою на асфальте, в лыжи обутый. То ли лыжи не едут, то ли я ебанутый».