Третья четверть 6 страница

Кошка ничего не сказала, но Диме почему‑ то показалось, что она очень довольна жеребьевкой.

Мюзикл потряс всех. Первые пару минут зал сидел, не понимая, что это за самодеятельность такая. Но драка, которую Дима поставил вторым номером, быстро всех раскачала. Заранее заготовленная бутылка в руке Колюни эффектно раскололась об голову «гангстера» Дениса (к счастью, обошлось без царапин). «Гангстер» рухнул как подкошенный. Зал ахнул. Вера Васильевна рванулась к сцене, но ее перехватил Виктор Павлович. Когда под шквал аплодисментов «гангстер» встал и раскланялся, Верочка выдохнула и без сил опустилась на свое место.

Дальше пошло как по маслу. Десять минут, отведенные на выступление, пролетели на одном дыхании, а после канкана девчонок долго не отпускали со сцены – хлопали и свистели. Даже директор хлопал с удовольствием. (Правда, быстро спохватился и торопливо принял привычный строгий вид. )

Эля вытащила на поклон упирающегося Диму:

– Давай кланяйся! Ты же танец поставил!

И никто не обратил внимания на Кошку, которая под шумок улизнула.

Потом долго подметали сцену от бутылочных осколков, успокаивали разбушевавшихся зрителей, смотрели унылые выступления «В» и «А» классов… Оставалось дождаться такого же скучного позора «бэшек», чтобы узнать имена победителей.

И тут вдруг погас свет. Совсем. Зал испуганно затих. В темноте раздался нервный голос Веры Васильевны:

– Что такое? Немедленно включите…

Включили. Но не весь свет, а только один фонарь на авансцене. Фонарь был красный, и в его лучах особенно жутко смотрелась фигура в черном балахоне с широкой вампирской улыбкой.

В зале раздался придушенный девчоночий визг. Вампир, не обращая внимания, оскалился еще больше… и запел.

Это была самая настоящая опера. Пусть за всех героев пела пара девчонок за сценой, все равно зрелище получилось захватывающее. И смешное. Когда на сцену вытащили королеву вампиров, искусно загримированную под Злыдню, пришлось притормозить выступление – так хохотали зрители.

В отличие от мюзикла, в опере обнаружился сюжет. Простенький, но захватывающий: королева вампиров пытается выпить всю кровь из людей, а несколько охотников на вампиров ей мешают. И в конце, само собой, побеждают.

Грохот оваций в конце оперы вышел даже погромче, чем после канкана.

И на сцену на сей раз вытащили упирающуюся Юлю…

– Предательница! – зашипела Элька. – Как она могла?!

Как только Юлю отпустили со сцены, она кинулась к Диме.

– Ну как? – спросила она, счастливо улыбаясь.

Дима хмуро молчал.

– Я тебе не говорила, хотела сюрприз сделать, – засмеялась Юля. – Мы на карате ходим вместе с девчонкой‑ «бэшкой». Она мне пожаловалась, что у них совсем нет идей, и я решила помочь. Я к ним пришла на репетицию, а нас как прорвало! А потом я посмотрела, что ты даже лучше меня справляешься с мюзиклом, и решила, что пусть будут две хорошие постановки, а не одна. Тебе понравилось, скажи, тебе понравилось?

Дима, хоть и злился, не мог сдержать улыбки. Он давно не видел Кошку в таком замечательном настроении.

– Понравилось, – честно сказал Дима. – Только вот наши, похоже, обиделись.

– На обиженных воду возят! – бодро заявила Юля. – Как обиделись, так и разобидятся.

– Но их же тоже можно понять, они так мечтали выиграть, – заступился за одноклассников Дима.

– Дим, хоть ты меня не смеши! – заявила Кошка, вмиг став серьезной. – Это даже соревнованиями назвать нельзя! Какая разница, кто победил? Главное, было весело!

– Не знаю, – вздохнул Дима, – трудно будет в этом убедить одноклассников…

– Да плевать мне на них! – вскипела Кошка. – Я что, должна у них разрешения спрашивать?

– Разрешение не разрешение, но хотя бы мне ты могла сказать… – начал Дима.

– Я хотела сделать тебе сюрприз! – перебила его Юля. – Тьфу, вот взял и испортил настроение.

Кошка насупилась. Дима молчал, глядя в окно. Потом у него завибрировал телефон, он пробормотал, что его ждут, и поспешно ушел.

Юля демонстративно дернула плечом и отправилась домой. Отмечать победу с «бэшками» ей расхотелось.

Аня теперь частенько приходила к Полине. Один раз даже взяла с собой Ваню, но ей не понравилось. Ваня с Антоном уселись за комп и просидели четыре часа, а Полина стала нудить и ходить вокруг мальчишек, требуя, чтобы ее тоже пустили поиграть.

Однажды Аня застала дома Полининого папу. Он был огромный, плечистый и рыжий. Теть Катя рядом с ним выглядела Дюймовочкой. Он очень смешно опекал свою жену, подавал ей чай и отправил спать после обеда.

Теть Катя посмеялась, но спать пошла. А дядь Дима тут же принялся шикать на детей, чтобы они не мешали маме отдыхать.

Полина отнеслась к этому очень серьезно. Достала набор с бусинками и принялась сосредоточенно нанизывать их на нитку.

– Нужно, чтобы тихо было, – сказала она, – маму нельзя беспокоить.

В этот момент Полина опять превратилась в Полину школьную – тихую, незаметную, бесцветную, с вечной печатью грусти на лице.

Аня задумалась. Теть Катя не производила впечатление человека, которого нужно спасать.

– А что с мамой? – тихо спросила она у Полины.

У той задрожали губы.

У Ани внутри тут же все завибрировало: так было всегда, когда она чувствовала, что сейчас узнает что‑ то очень важное.

– Мне нельзя ее волновать, – тихо сказала Полина, – ведь тогда она может… может…

У Полины так дрожали губы, что говорить дальше она не могла. Слово «умереть» Аня не услышала, она прочитала его по губам.

– Почему? – спросила она.

– Потому что…

– А тебе кто это сказал?

Полина долго смотрела в стенку. Так долго, что Аня начала подпрыгивать на месте. Ей хотелось встряхнуть Полину за плечи, чтоб выбить из ее головы эту чудовищную глупость. Ведь понятно же, что теть Катя умереть не может!

– Анастасия Львовна, – выдавила из себя Полина, а дальше зашептала, захлебываясь словами: – Она сказала, что нужно сидеть тихо, а то мама расстроится. Она сказала, что мама такая худая, болеет, наверное… Она сказала, что очень переживает за мою маму, и что, если я буду плохо себя вести, маме придется сказать, и мама может… Я тихо сижу! Я без мамы не выдержу‑ у‑ у…

Полина легонько всхлипнула и продолжила нанизывать свои бусинки, а у Ани в голове образовался воздушный шарик. Она чуяла сердцем, что все происходящее неправильно, но не понимала, что ей теперь с этим всем делать. Нужно было посоветоваться…

Впалыча Аня встретила на пороге школы. На нем уже висела Кошка, но Аня пролезла между ними, отодвинула Юлю, дернула Впалыча за штаны и сосредоточено заявила ему в живот:

– Надо поговорить!

Говорить она начала сразу же и за десять минут вывалила все, что знала про Полину.

Впалыч молчал. Потом он присел на корточки и спросил:

– Тебе нравится Анастасия Львовна?

Аню затрясло от волнения. Слишком долго она держала в себе свое отношение к учительнице.

– Она холодная, как жаба. Она ведьма. Она всех заморозила.

– Она кричит на вас? – спросила Кошка.

– Нет. Она улыбается. Вот так.

Аня растянула губы в улыбке.

– А глаза у нее ледяные. А еще она говорила, что не отпустит меня обратно в тридцать четвертую школу, если я буду плохо учиться! Впалыч, я так боялась, что аж заболела! Теперь‑ то уже все равно, а тогда мне было очень страшно!

– А теперь не страшно? – спросил Впалыч.

– Теперь все равно, – вздохнула Аня, – теперь я сижу и сказки сочиняю. В голове. Писать она мне не дает. И я сразу поняла, что Полину укусил ядовитый паук и из нее цвет вытекает. Ей помочь надо. Впалыч, ты поможешь?

– «Вы», – автоматически поправил Впалыч. – Называй меня здесь на «вы», пожалуйста, не надо смущать других. Конечно, помогу, Анюта, иди на урок.

Аня убежала, а Кошка испуганно смотрела на белые пальцы Впалыча, сжимавшие зонтик. Учитель проследил за взглядом Юли и ослабил хватку.

– Ты видела ее учительницу? – спросил он.

Юля кивнула.

– Я была у нее в классе. Они там правда отмороженные все.

Впалыч нервно дернулся и пробормотал себе под нос:

– Ох, не хотел же я ввязываться…

Из школы Аня шла с Ваней. Полина спешила в музыкальную школу, а Ане спешить было некуда.

Ваня вываливал на нее все тонкости очередной «стрелялки», а Аня витала в облаках.

– А тут как раз на меня такой монстр выскакивает! И я ему раз! И гранату в башку! А он такой раз! И валяется!

– Вань, а если на тебя в жизни монстр нападет, ты испугаешься? – спросила Аня.

– А чего пугаться? – удивился Ваня. – Я ему раз! И гранатой!

– А где гранату возьмешь?

Ваня задумался, а потом заявил:

– Монстров в жизни не бывает!

– А если на тебя медведь нападет? – не унималась Аня.

– Медведей тоже в жизни не бывает! – отрезал Ваня.

– Как это? – опешила Анечка.

– Медведи бывают в цирке и зоопарке. Там они дрессированные. А в жизни медведей не бывает, – уперся Ваня.

– А откуда они в цирк попадают? – спросила Аня.

Ваня начал строить гримасы и скакать, как бешеная обезьяна. Аня уже давно вычислила, что он так поступает всегда, когда ему нечего сказать. Переждав приступ, Аня продолжала:

– Вань, а ты в лесу когда‑ нибудь был?

– А что я там забыл, в лесу? – фыркнул Ваня. – Там только комары и какашки.

– Ты там был?

– Не, мне мама говорила, – уверенно сказал Ваня.

– А я была в настоящей тайге… – задумчиво сказала Аня. – Мы ночевали на кордоне у лесника. Там так красиво… И медведей мы видели, но только издалека. Близко к ним страшно подходить, нас не пустили. А лесник нам рассказывал, что весной медведи приходят к самой избушке и чешутся об нее. И избушка трясется! А зато мы видели лисенка! Он был такой смешной и сразу спрятался в норке. А его мама принесла ему мышку. Мышку было жалко, но ведь лисенку тоже надо кушать. А если бы наша школа не закрылась, в следующем году меня взяли бы в пустыню…

– Ме‑ е‑ е! – заявил Ваня и состроил рожу. – Бе‑ бе‑ бе‑ е!

– В пустыню не всех берут, там техника безопасности суровая. Прививки нужно сделать и у аллерголога провериться. И врачей с собой нужно целых два. Но я бы все равно поехала! Потому что мне кажется, что я там родилась. В пустыне.

– Гы‑ ы‑ ы! Бу‑ э‑ э‑ э!

Ваня дернул Аню за сумку и толкнул ее в лужу.

– Тебя бы не взяли, – вздохнула Аня, – ты еще маленький.

– А ты что, большая сильно? Сколько тебе лет?

– Восемь с половиной.

– А мне восемь и десять месяцев, поняла? Малявка! Бе‑ е‑ е! Гы‑ ы‑ ы!

Аня вздохнула:

– А ты знаешь, что делать, если встретишь змею?

– Хватать ее за хвост и шарах об пол! И шарах! И шарах!

Ваня для убедительности несколько раз шарахнул о дорожку сумкой. На снег посыпались ручки и тетрадки, покусанное яблоко примерно недельной давности и кошелек.

Ваня все это затолкал обратно в сумку вперемешку с мокрым снегом. Аня попыталась его остановить, но он был неумолим.

– Да ладно! Мама новую сумку купит, тетрадки вообще пофиг, так им и надо, тоже мне ценность… Ты, малая, не бойся. От змеи я тебя спасу. Кого ты там еще боишься?

– Анастасию Львовну, – вздохнула Анечка. – От нее спасешь?

Ваня чуть не упал. Глаза у него забегали, и он принялся выгребать снег из сумки.

– А чего спасать? Она это… Ее надо любить. Я ее люблю!

– Но она же…

– Нет! Нет! – перебил ее Ваня. – Ее только любить! Я люблю! Нельзя! Нет!

И Ваня бегом умчался к своему подъезду.

Женька встретил Вику без подготовки. Они столкнулись. Не так, как пишут в романах: «Они столкнулись нос к носу», что означает просто: вплотную, – Женька действительно чуть не сбил Вику с ног, резко завернув за угол. Дальше все пошло само собой.

Вика ойкнула и чуть не упала.

Женька инстинктивно поймал ее, но сам потерял равновесие.

Вика завизжала.

Они в обнимку шмякнулись в мокрый сугроб.

Женька перестал соображать и вместо заготовленной речи выдал буквально следующее:

– Вика! Я тебя люблю! А тебя так колбасит! Ты чего, а?!

У Вики от потрясения тоже выбило предохранители, и она выпалила:

– Женька! Мне так плохо! Мать убьет, а я без него не хочу! Я оставить хочу! А как же теперь? Я и сказать не могу никому! Что ты молчишь?! И вообще, подними меня, мне лежать на снегу нельзя теперь!

Женька торопливо принялся вытаскивать Вику из снега. В голове у него вертелась стая вопросов, но он задал самый глупый:

– А почему на снегу‑ то нельзя?

– Я беременна!

Женька чуть снова не уронил Вику в сугроб.

…Воронько‑ старший нашел Молчуна через два дня. Пришел к нему домой, оставил телохранителей пить чай с родителями, а сам уединился с Артемом в комнате. Долго внимательно рассматривал его, сказал непонятно:

– А я думал, ты казачок засланный.

И добавил:

– Рассказывай, чего хотел.

Молчун рассказал как мог, полно:

– Вы деньги давали. На школу. Теперь не даете. Почему?

– Школу жалко? – вздохнул Петр Сергеевич. – И мне жалко. Я знаешь в какой учился? В сельской. Учителя у нас хорошие были, только у них своих забот хватало: огород, дрова на зиму, коня под картошку.

«Конь под картошкой» вызвал у Молчуна в голове картинку селедки под шубой – любимое блюдо приемных родителей. Но он даже не улыбнулся, понимал – человек важное рассказывает.

– Я когда начал деньги зарабатывать, – продолжал папа Ворона, – сразу стал помогать детдомам, школам, особенно сельским… А потом понял – толку ноль. Ну, купят они компьютер с цветным принтером, так его или учитель информатики домой утащит, или будут какие‑ нибудь открытки дурацкие к Восьмому марта печатать.

Воронько даже скривился, видимо, вспомнил особо мерзкую открытку.

– Тогда я решил создать школу будущего. Нашел классных педагогов… Не сам, конечно, помощники мои нашли. Учителя собрались, начали мне чего‑ то рассказывать. Я ничего не понял. – Петр Сергеевич честно рассмеялся. – Но сказал: «Вот вам деньги, делайте, что считаете нужным». И они сделали!

Папа Ворона замолчал надолго. Так надолго, что даже Молчун не выдержал:

– Тридцать четвертую?

– Да. Тридцать четвертую. Но недавно… неважно почему, но начали меня трясти. Совсем за другое, но и тридцать четвертую школу припомнили. Заявили, что я деньги через нее отмывал… Эти… – Воронько хотел сказать какое‑ то страшное слово, но сдержался, – следователи сказали, что половину ваших учителей сажать надо. Пришлось взять все на себя. Так что извини, Артем, больше я школу содержать не буду.

Они немного помолчали.

– Зачем? – тихо спросил Молчун.

Как ни странно, Петр Сергеевич понял вопрос полностью: «Зачем вы вообще влезли в эту авантюру со школой? Неужели только из‑ за мечты? »

– Из‑ за Никиты… сына. Я так хотел, чтобы хоть он в нормальной школе поучился. Его мама мне сначала вообще не позволяла с сыном видеться. А потом я ее много лет уговаривал отдать Никиту в тридцать четвертую. Уговорил… А тут… такое дело…

Они снова помолчали, но не тяжело, а даже как будто доверительно.

– Вас посадят? – спросил Молчун.

Он вдруг почувствовал, что с этим человеком говорить почему‑ то проще, чем с другими.

– Да, – ответил тот. – Так обидно.

На этот раз Птиц собрал Дима.

– Нужно посоветоваться! – лаконично сообщил он.

Советоваться сели в пиццерии. Там было тепло, не орала музыка и можно было выбрать отгороженный от всех столик. Женька опаздывал, решили начинать без него.

Заказали две большие пиццы, и, пока ждали заказ, Дима быстренько рассказал проблему:

– Впалыч думает, что будет честно. Ну, оценки в журнал будут выставляться правильные, и самостоятельные мы будем проверять. А если кто‑ то захочет его обмануть? Что нам делать? Если мы пожалуемся Впалычу, то мы шестерки? А если не пожалуемся? Дать им обмануть Впалыча? Он столько поручений раздал, не можем же мы с Кошкой всех проверять?

За столом воцарилась томительная пауза.

– Давайте рассуждать логично, – тихо сказала Аня.

И тут все облегченно рассмеялись. Вернулось их, птичье, время, когда они все вместе корпели над решением одной и той же задачи.

– Давайте! – радостно подхватила Кошка.

Ей тяжело далось начало встречи. Дима, хоть и рассказывал про их общую проблему, старался не смотреть в сторону Кошки и все время отводил глаза, натыкаясь на ее взгляд.

– Впалыч пришел в школу, чтобы научить нас математике, правильно? – спросил Дима.

– Ага, – поддакнула Аня. – Значит, главное для него, чтобы все математику знали. Логично?

У Кошки округлились глаза.

– Послушайте! Да ведь все элементарно! Если человек хочет исправить свою оценку, то он приходит ко мне или к Диме, мы объясняем, чего он не понял, и человек переписывает работу. Главное, чтоб он умел решать задачи, да?

– Так вот почему Впалыч нам с тобой доверил работы проверять! – воскликнул Дима. – Он уверен, что мы сможем все объяснить!

– А мы сможем? – заволновалась Кошка.

– Значит, сможем! – уверенно сказал Дима.

Он наконец‑ то посмотрел Юле в глаза, и у нее сразу отлегло от сердца. Не сердится.

Птицы накинулись на подоспевшую пиццу с чувством выполненного долга.

– Ох, ребят, я так соскучилась! – сказала Кошка. – И чего мы так давно не собирались?

– Социализировались, – вздохнула Анечка.

Все расхохотались, но тут слово взял Молчун. Медленно и скупо он рассказал все, что узнал про финансирование 34‑ й школы.

– И что нам теперь с этим знанием делать? – спросила Кошка.

– Школы не будет, – сказал Молчун, – денег нет. Если спасать, то дом. Здание. Чтоб не снесли. Жалко.

– Как же мы его спасем? – вздохнула Кошка. – Пикет устроим? Опять журналистов звать?

Птицы пригорюнились. Устраивать пикет никому не хотелось. Да и в журналистов они теперь не верили. Подошел Женька, ему в двух словах пересказали ситуацию, но он тоже ничего предложить не смог. Он вообще никак не мог сосредоточиться.

– А почему его снесут? – спросила Аня.

– Потому что дураки! – ответила Кошка и толкнула Женьку в бок. – Жень, объясни!

Женя поморгал, собираясь с мыслями, и начал объяснять:

– Потому что здание старое, художественной ценности не представляет. А земля дорогая, в центре города. Сад огромный, на этом месте можно целый многоэтажный дом построить и квартиры продать за большие деньги…

– Опять деньги, – вздохнула Аня. – А если у здания была бы ценность?

– Тогда можно было бы обратиться в Министерство культуры, доказать, что дом нельзя сносить, потому что… потому что… Что?

Женя прервался на полуслове, потому что увидел, как синхронно загорелись глаза у Ани и Кошки.

– Нашли!

– В подвале!

– Грамоту!

– Дарственную!

– Тут жил Пушкин!

– Нет, архитектор!

– Знаменитый!

– В интернет!

– Бумагу состарить.

– Чернила…

Женя, который никак не мог сосредоточиться на общей проблеме, обиделся:

– Я один ничего не понимаю, да?

– Надо доказать, что здание представляет ценность, – впилась Жене в руку Кошка. – Мы сделаем грамоту или дарственную, которая подтвердит, что дом, например, построен знаменитым архитектором, и его не снесут.

– Но это же подделка! – ахнул Женя. – Нас раскроют!

– Значит, нужно сделать так, чтобы не раскрыли, – твердо сказал Дима.

Птицы быстренько набросали на бумажке план подделки старинной грамоты и разошлись по домам. Искать информацию в интернете.

Женька и Молчун шли по парку.

– Знаешь, Артем, – сказал Женька, – я никому не могу про это сказать. А тебе могу.

Молчун серьезно кивнул.

– У меня проблема, – Женька вдруг начал говорить молчуновскими рублеными фразами. – Девушка беременна. Не от меня. Я ее люблю. Она меня нет. Что делать?

Они прошли еще десяток метров, Молчун не отвечал. Он ждал продолжения.

– То есть я знаю, как надо правильно, – чуть не плача сказал Женя. – Но это… неправильно! Так нельзя! Потому что… это неправда! А не сделать… тоже не могу! Я до конца жизни себе не прощу. Понимаешь?

– Не все, – признался Молчун после паузы. – Главное – понял.

Женька повернул голову к Артему и так и шел, потому что собеседник никак не мог начать говорить. Готовил длинную тираду. В голове набирал текст, редактировал, учил…

– Ты знаешь, как правильно, – наконец произнес Молчун. – Но боишься. Страх – плохо. От страха глупеют. Перестань бояться. Тогда поймешь.

В Женьке вдруг вспыхнула ярость.

– Ага, ерунда какая! Взять и перестать бояться! Может, научишь, как это? – Женька понимал, что обижает Молчуна зря, но остановиться не мог. – Ты же у нас умненький! Вундеркиндик! Слово – золото!

Но Молчун и не собирался обижаться. Он серьезно кивнул:

– Скрытая агрессия. Лучше, чем страх. Но все равно плохо.

Они еще долго шли вместе. Женька – потому что надо было извиниться, а он не мог собраться с мыслями. А Молчун – потому что ему было приятно идти рядом пусть не с папой, но со старшим братом. Почти.

– Извини, – наконец сказал Женька. – Напало что‑ то.

– Да, – ответил Молчун. – Еще девиз. На твоем щите. Помнишь?

Женька торопливо кивнул, хотя девиза, хоть убей, вспомнить не мог. Помнил турнир. Как мастерили доспехи. Как спорили, из чего делать копье, чтобы жюри пропустило. Как Анечка гордилась своей ролью Прекрасной дамы, а Кошка сцепилась с Димкой за право стать оруженосцем – и, как всегда, победила. А вот девиз выветрился из памяти.

– Спасибо, – сказал Женька, – я понял.

Дома первым делом откопал на антресолях щит. На нем зубастыми готическими буквами было написано: «Делай что должно – и будь что будет! »

Весь вечер Юля провела, пытаясь разобраться в тонкостях химии. Бумага, чернила – все это оказалось довольно сложно.

Окончательно запутавшись в терминах, она набрала номер Алены. Та собиралась поступать в медицинский и химию знала блестяще.

– Ален, привет, мы тут такой проект замутили, нам нужен толковый химик, помоги, пожалуйста… Не поняла…

В ухо запищали короткие гудки. Кошка нажала «повтор» и затараторила снова:

– Ален, привет, мы тут… Да что ж такое!

Связь опять прервалась.

Третий раз телефон не отвечал.

«Где ее носит, что связи нет…» – раздраженно пробурчала Кошка и набрала Димин номер.

– Дим, слушай, давай Алену попросим помочь с химией, – с места в карьер начала Кошка.

– Юль, я на тренировке, – сказал Дима и отключился.

Юля вздохнула. Но ее внутренняя сущность требовала решить проблему немедленно, ей приспичило дозвониться до Алены, и ждать она не могла.

– Эля? Привет! А ты не знаешь, как мне выловить Алену?

Пока Кошка вываливала на Элю информацию, ее собеседница напряженно молчала.

– Ты меня слушаешь? – не выдержала Кошка.

– Да. Хотя…

Эля сделала такую многозначительную паузу, что Юля наконец‑ то сообразила, что что‑ то не так.

– Что опять? – раздраженно спросила она.

– Дело в том, Юлечка, что ты нас предала. И мы решили с тобой не разговаривать.

– Что? – изумилась Кошка.

– А вот то, – сказала Эля. – Я пыталась разрулить ситуацию, но все настроены против.

– Ну‑ ну, посмотрю я на вас на контрольной по математике, – съязвила Юля.

– У нас Дима есть, – отрезала Эля.

– Но Дима же не может… – Противный холодок пополз у Юли по спине. – Дима же меня знает! Он…

– У Димы с Аленой все серьезно, – сказала Эля. – Он так старался, чтоб мы выиграли. Ради нее старался, понимаешь? Ей было важно выиграть у «бэшек», это старая история, рассказывать не хочу. А ты ему такую свинью подложила, даже не знаю, как он тебя простит.

– Он не сердится! – уверенно сказала Кошка.

– Ну… – протянула Эля. – Тебе он, может, и так говорит.

…В школу Юля пришла в растрепанных чувствах. Поймала себя на том, что не хочет идти в класс, и под надуманным предлогом завернула в кабинет Впалыча. Ей повезло, он был один.

Не зная, как выйти на больную тему, начала издалека:

– Виктор Павлович, а вам понравился концерт?

– Да, очень, – улыбнулся классный руководитель. – Только мне показалось, что «наши» не очень обрадовались опере.

– Дураки, – буркнула Юля и уставилась в окно.

Впалыч посмотрел на напряженную Юлину спину и неожиданно заговорил совсем о другом.

– Слушай, а ты знаешь, что у Оли фантастические музыкальные способности? Я уже договорился на прослушивание, помнишь, к нам в тридцать четвертую приезжал дирижер…

– Не помню, – буркнула Юля. – У меня с музыкой не складывалось.

– А ты обратила внимание на Илью? Он самый тихий в классе, а на самом деле очень мощный лидер. Помнишь, у нас был семинар по лидерству на эту тему? На нем‑ то ты точно была.

– Была. А Илья – ботан. Сидит и зубрит, головы не поднимает.

– Понятно… А ты не заметила, что у Эли великолепное художественное чутье? – продолжал Впалыч.

Кошка подпрыгнула на месте.

– У Эльки? – возмутилась она. – Да у нее чутье только на сплетни! Они целыми вечерами сидят и пацанов обсуждают! А пацаны говорят только о том, где бы покурить втихаря!

– Кстати о покурить… – ухмыльнулся классный. – Помнишь, как я вас застукал два года назад?

Кошка покраснела, но взгляд не отвела.

– Вы же сами тогда сказали, что желание все попробовать – это нормально. Главное – сделать правильный вывод.

Впалыч кивнул. Кошка смутилась:

– Я попробовала, мне не понравилось. Я свой выбор сделала.

Тут Юля задумалась, но ненадолго.

– Я понимаю, что вы мне хотите сказать. Типа каждый имеет право на ошибку, да?

– Юля, это прописные истины, мне с тобой даже неудобно об этом говорить, – улыбнулся Виктор Павлович.

– Но я же вижу, что вы мне хотите что‑ то сказать! – воскликнула Юля.

– Можешь не идти на первый урок. – Впалыч уткнулся в журнал. – Я скажу, что ты мне помогала.

Юля зашвырнула сумку на последнюю парту, а сама уселась на первую. Рядом с учителем.

– Да, я не хочу туда идти! – с вызовом произнесла она. – Да, у меня с ними плохие отношения! Да, я не вписалась в коллектив!

– Юля, знаешь, ты пока не готова воспринять то, что я хочу тебе сказать, – спокойно ответил Впалыч.

– Почему? А вы попробуйте.

Виктор Павлович вздохнул.

– О’кей. Знаешь, очень просто быть идеальным в отсутствие соблазнов. Очень легко вести уроки, когда тебя окружают идеально замотивированные дети. И только теперь я понимаю, что искусство в педагогике начинается как раз тогда, когда тебя не хотят слушать.

Юля сидела очень тихо, положив голову на руки, и смотрела на Впалыча широко раскрытыми глазами.

– И быть лидером в группе, когда все прошли почти вузовский курс психологии, легко. Все обучены себя вести, все определили свои психотипы, знают много умных слов. Знают, когда нужно уйти, а когда промолчать. Опять же общее дело, которое нужно сделать, сближает. А вот быть лидером среди обычных людей…

– Легко! – перебила Юля. – Они как овцы, на всё ведутся!

Впалыч глянул на часы и сказал:

– Юль, мне срочно нужно подготовить самостоятельные для девятого класса. Помоги.

Следующие полчаса Юля составляла варианты самостоятельных. Она поняла, что Впалыч не просто так прервал разговор, но спросить почему побоялась.

На второй урок Кошка пришла с гордо поднятой головой. С Димой столкнулась прямо в дверях.

– Ты на меня не сердишься? – выпалила она.

– Нет, – улыбнулся Дима, – я на тебя не сержусь.

– И ты вчера был на тренировке?

Дима кивнул.

Юля расслабилась. На остальных ей было наплевать.

В кабинет химии Птиц пустили, но реактивов выдали всего ничего и все какую‑ то ерунду: дистиллированную воду, пару красителей, медный купорос и маленький кусочек калия. К счастью, Димка предвидел такой поворот и прихватил из дому все необходимое.

Сначала нужно было составить чернила. Анечка каким‑ то чудом уговорила теть Катю (которая работала биологом) притащить из лаборатории чернильных орешков. Димка выставил пузырек с правильным купоросом (железным, не медным! ). Осталось только смешать с клеем. Это вызвало продолжительный спор. Дима утверждал, что клей должен быть тоже аутентичным (Димка кайфовал от этого слова), потому что иначе зачем огород городить? Кошка орала, что и силикатный сойдет, кто там будет особо принюхиваться? Женька сидел, обхватив голову руками, отвечая на просьбы Анечки («Ну сделай что‑ нибудь! ») коротко: «Сейчас… Погоди». И только Молчун стянул орешки и купорос, повозился с ними, добавил к смеси эпоксидки – и получилось сносно. Чернила вели себя странно: писали довольно бледно, но, высыхая, постепенно чернели.