|
|||
Часть вторая 7 страница– Вы никогда не сопьетесь. Вы слишком любите работу. – Но все-таки славно, когда с утра выпьешь немного. – Еще бы не славно, черт побери. Да еще такое пиво. – Но работать я бы после него не мог. – А у вас сегодня день нерабочий, так какого черта? Допивайте бутылку, я вам другую принесу. – Нет. Одной мне довольно. Они отчалили в девять часов, когда уже начался отлив. Томас Хадсон стоял на мостике у штурвала и, пройдя через банку, покрытую водой, взял курс прямо туда, где темнел Гольфстрим. Вода была так спокойна и так прозрачна, что при глубине тридцать морских саженей ясно видно было дно, и при сорока оно еще было видно, но уже словно в тумане, а потом вода потемнела, и дно исчезло, и вокруг была лишь темная синь Гольфстрима. – День, наверно, будет чудесный, папа, – сказал Том-младший. – И море тихое. – Да, совсем, тихое. Вон только вдоль кромки Гольфстрима вода закручивается воронками. – Разве вода не та же самая, что у нашего берега? – Не всегда, Томми. Сейчас отлив, и Гольфстрим отогнало от входа в гавань. А там, где береговая линия непрерывна, он уже опять подходит ближе. – Отсюда кажется, что вода там такая же синяя, как здесь. Папа, а почему Гольфстрим такой синий? – Плотность воды другая. Да и по составу она отличается. – Чем глубже, тем вода вообще темнее. – Только если смотришь сверху. А бывает, она почти лиловая от планктона. – Почему? – Вероятно, потому, что к синему примешивается красное. А вот Красное море оттого так и называется, что от планктона вода там совсем красная. Его там несметное количество. – Тебе понравилось Красное море, папа? – Очень. Жара была несусветная, но таких красивых рифов нигде больше не увидишь, и рыбы там много – и в период зимних муссонов и летних. Тебе бы понравилось. – Я читал две книги о Красном море мистера де Монтфрида. Очень хорошие книги. Он был работорговцем. Не в том смысле, как теперь говорят, если кто поставляет белых рабынь, а настоящий работорговец старых времен. Он приятель мистера Дэвиса. – Знаю, – сказал Томас Хадсон. – Я с ним тоже знаком. – Мистер Дэвис рассказывал мне, что однажды мистер де Монтфрид приехал в Париж отдохнуть от своей работорговли, так если он вечером ехал куда-нибудь с дамой в такси, он требовал, чтобы шофер откинул у машины верх, и по звездам указывал путь. Ну, например, ему нужно было проехать от моста Согласия к Мадлен. Так он не говорил шоферу просто, как сказал бы ты или я: везите меня к Мадлен или пересеките площадь Согласия, а потом поезжайте по Королевской улице. Нет, он определял путь к Мадлен по Северной звезде. – Этого анекдота я не слыхал, – сказал Томас Хадсон. – Но я слышал про мистера Монтфрида много других анекдотов. – Таким способом довольно трудно ездить по Парижу, верно, папа? Мистер Дэвис тоже одно время хотел заняться работорговлей вместе с мистером де Монтфридом, но что-то помешало, не помню что. Ах да, вспомнил. Мистер де Монтфрид бросил работорговлю и перешел на торговлю опиумом. Точно, точно. – А торговлей опиумом мистер Дэвис не хотел заниматься? – Нет. Он тогда говорил, что пусть уж опиумом занимаются мистер Де Куинси и мистер Кокто. Они это делают так хорошо, сказал он, что несправедливо было бы мешать им. Я не совсем понял, что означали эти его слова. Папа, ты всегда объясняешь мне, что я ни спрошу, но, если все время задавать вопросы, это очень затрудняет разговор, так я решил лучше запоминать все, что мне непонятно, и как-нибудь обо всем сразу спрошу. Вот и это будет один из вопросов. – У тебя их, наверно, накопились целые залежи. – Да, порядочно. Сто, а может, и тысяча. Но до многого я с годами дохожу сам. Хотя кое о чем все равно придется спрашивать. Я, пожалуй, составлю список самого нужного и зимой использую для школьного сочинения. Есть много такого, что очень хорошо подойдет для сочинения. – Ты любишь школу, Том? – По-моему, школа просто необходимость, с которой приходится мириться. А любить ее едва ли кто любит, особенно если человек попробовал в жизни что-то другое. – Не знаю. Я, например, терпеть не мог школу. – И художественную школу тоже? – Да. Я любил рисовать, но не любил уроки рисования. – Я в общем ничего дурного про школу не скажу. Но когда привыкнешь жить среди таких людей, как мистер Джойс, и мистер Паскин, и ты, и мистер Дэвис, так общество мальчиков уже как-то не удовлетворяет. – Разве тебе скучно в школе? – Нет, почему? У меня много товарищей, и я люблю спорт – кроме тех игр, где все сводится к тому, чтобы перекидываться мячом, – и я очень серьезно занимаюсь по всем предметам. Но понимаешь, папа, это все-таки очень ограниченная жизнь. – Мне и самому всегда так казалось, – сказал Томас Хадсон. – Но ведь ты ее разнообразишь как можешь. – Да, конечно. Я стараюсь ее разнообразить. Но не так уж много тут можно сделать. Томас Хадсон оглянулся туда, где за кормой бежала пенистая дорожка и две наживки волочились по ней, то прячась, то подпрыгивая на крутых завитках вспоротой катером воды. Дэвид и Эндрю сидели в рыболовных креслах с удилищами в руках. Томас Хадсон видел только их спины. Не поворачивая головы, они следили за наживкой. Он перевел взгляд и увидел резвившуюся в стороне макрель: то одна, то две рыбки выскакивали и снова ныряли головой вниз, без шума и плеска – только сверкнут на солнце и сразу же скроются, почти не возмутив поверхности воды. – Клюет! – услышал вдруг Томас Хадсон крик Тома-младшего. – Клюет! Вон она, рыба! Смотри, смотри, Дэв, прямо за кормой! Томас Хадсон увидел, как яростно забурлила в одном месте вода, но рыбы не было видно. Дэвид вставил комель удилища в гнездо и следил за леской, перекинутой через правый аутриггер. На глазах у Томаса Хадсона леска, до того лежавшая на поверхности воды длинной свободной петлей, натянулась и теперь под острым углом резала на ходу воду. – Подсекай, Дэв. Подсекай сильней! – крикнул появившийся на трапе Эдди. – Подсекай, Дэв. Да подсекай же, ради бога, – взмолился Эндрю. – Заткнись, – сказал ему Дэвид. – Я знаю, что делаю. Он медлил подсекать, и леска быстро разматывалась, уходя в воду под тем же углом. Удилище выгнулось, и мальчик налегал на него, следя за разматывающейся леской. Томас Хадсон застопорил моторы, так что катер теперь только медленно поворачивался на месте. – Ну что же ты, подсекай, – умолял Эндрю. – Или дай я подсеку. Но Дэвид только налегал на удилище, а леска все разматывалась, и угол, под которым она уходила в воду, поменялся. Тормоз он освободил совсем. – Это меч-рыба, папа, – сказал он не оглядываясь. – Я видел меч, когда она высунулась из воды. – Нет, честное слово? – воскликнул Эндрю. – Ух ты| – Пожалуй, в самом деле пора подсекать. – Роджер теперь стоял рядом с Дэвидом. Он откинул напрочь спинку его кресла и застегивал пряжки на ремнях. – Подсекай, – Дэв, и посильнее. – А она успела заглотать крючок? – спросил Дэвид. – Не может быть, что она просто плывет, держа его во рту? – Тем более нужно подсекать, а то она его выплюнет. Дэвид уперся ногами, правой рукой подвинтил тормоз на катушке и с силой дернул, чувствуя тяжесть на другом конце лески. Потом дернул еще раз и еще, так что удилище выгнулось, точно лук. Но леска продолжала разматываться. На рыбу его усилия никакого впечатления не произвели. – Еще подсекай, Дэв, – сказал Роджер. – Вгони крючок поглубже. Дэвид снова дернул изо всех сил. Катушка завертелась жужжа, удилище согнулось так, что он едва удержал его. – Слава тебе, господи, – сказал он набожно. – Кажется, вошел как следует. – Отпусти немного тормоз, – сказал Роджер. – Том, а ты теперь разворачивайся потихоньку, только следи за леской. – Есть разворачиваться потихоньку, следить за леской, – отозвался Томас Хадсон. – Не тяжело тебе, Дэв? – Что ты, папа, мне чудесно, – сказал Дэв. – Господи, только бы выловить эту рыбу! Томас Хадсон медленно разворачивал катер вокруг его собственной кормы. Леска на катушке у Дэва была уже почти вся смотана. Томас Хадсон двинулся потихоньку рыбе навстречу. – Ну, теперь подвинти тормоз и начинай выбирать понемногу, – сказал Роджер. – Действуй с расчетом, пусть рыба чувствует. Дэвид подавался вперед, выбирал и наматывал, подавался вперед, выбирал и наматывал с ритмичностью автомата, и катушка постепенно разбухала от наматывавшейся на нее лески. – В нашей семье еще никому не удавалось поймать меч-рыбу, – сказал Эндрю. – А ты не говори, пожалуйста, под руку, – сказал Дэвид. – Не говори под руку, понял? – Не буду, – сказал Эндрю. – Я с тех пор, как она только клюнула, все время молюсь за тебя. – Не разорвал бы ей крючок пасть, – шепнул Том-младший отцу. Тот, не выпуская штурвала из рук, все время оглядывался на корму и следил за наклоном лески, белевшей в синей воде. – Будем надеяться. У Дэва для такой рыбы сил маловато. – Только бы удалось ее вытащить, – сказал Том-младший. – Я бы все отдал за это. Все бы сделал. На все бы пошел. Энди, принеси Дэву напиться. – Я принесу, – сказал Эдди. – Не спускай с нее глаз, Дэв, мой мальчик. – Стоп, ближе не надо! – крикнул Роджер. Он был великий рыболов, и в море они с Томасом Хадсоном понимали друг друга с полуслова. – Сейчас я ее заведу за корму, – откликнулся Томас Хадсон и опять очень мягко и медленно развернул катер, почти не взволновав поверхности моря. Рыба теперь норовила уйти в глубину, и Томас Хадсон дал задний ход, чтобы хоть немного ослабить ее напор. Но даже это едва заметное приближение к рыбе сразу изменило картину: вершина удилища почти отвесно склонилась над водой, и леска теперь разматывалась рывками, так что удилище дергалось у Дэва в руках. Томас Хадсон дал малый вперед, чтобы леска не так круто уходила под воду. Он знал, как трудно сейчас приходится Дэвиду, но нельзя было допускать, чтобы леска разматывалась чересчур быстро. – Если еще больше завинтить тормоз, боюсь, не лопнула бы леска, – сказал Дэвид. – Что теперь будет делать рыба, мистер Дэвис? – Будет рваться ко дну, пока ты не остановишь ее, – сказал Роджер. – Или пока сама не остановится. Тогда можно будет начать подтягивать. Леска все разматывалась и уходила под воду, разматывалась и уходила под воду. Удилище изогнулось так, что казалось, вот-вот переложится пополам, а леска была натянута, как виолончельная струна, и на катушке ее оставалось совсем мало. – Папа, что мне теперь делать? – Больше ничего. Ты делаешь все, что нужно. – А она не зацепится за дно? – спросил Эндрю. – Здесь дна нет, – сказал ему Роджер. – Ты знай держи ее, Дэви, – сказал Эдди. – Ей в конце концов надоест, она и всплывет. – Эти проклятые лямки замучили меня, – сказал Дэвид. – Они мне режут плечи. – Хочешь, передай удилище мне, – предложил Эндрю. – Еще чего, – сказал Дэвид. – Я просто сказал то, что есть, а ты, дурак, и обрадовался. Пусть режут, мне наплевать. – Попробуй приладить ему большой пояс, Эдди! – крикнул с мостика Томас Хадсон. – Если ремни окажутся слишком длинными, можно леской прикрутить. Эдди обвернул Дэвида вокруг пояса стеганой мягкой прокладкой, затянул проходившие по ней ремешки и леской привязал кольца к катушке. – Так гораздо легче, – сказал Дэвид. – Большое спасибо, Эдди. – Теперь нагрузка у тебя будет не только на плечи, но и на спину, – сказал ему Эдди. – Она уже почти всю леску смотала, – сказал Дэвид. – Вот проклятущая, тянет и тянет вниз. – Том, – крикнул Эдди, – возьмите-ка немного к норд-весту! Кажется, она пошла вперед. Томас Хадсон слегка повернул штурвал и мягко направил катер, в открытое море. Впереди большим желтым пятном колыхалось скопление водорослей, и на нем сидела какая-то птица, а вода кругом была спокойная, синяя и такая прозрачная, что видно было, как в глубине ее разноцветными бликами играет преломленный свет. – Вот видишь, – сказал Эдди Дэвиду. – Леска больше не разматывается. Мальчик попробовал приподнять удилище и не смог, но леска действительно перестала рывками уходить под воду. Как и прежде, она была натянута будто струна, и на катушке оставалось всего с полсотни ярдов. Но она не разматывалась больше. Дэвид прочно удерживал рыбу на крючке, а катер медленно-медленно продвигался по взятому курсу. Томас Хадсон смотрел, как белеет в синей воде леска, уходящая вглубь, лишь чуть-чуть отклоняясь от перпендикуляра, и вел катер так тихо, что почти не заметно было движения и совсем не слышно работы моторов. – Видишь, Дэви, она ушла на нужную ей глубину и теперь плывет в нужном ей направлении. Скоро можно будет понемножку выбирать леску. Загорелая спина мальчика горбилась от натуги, удилище сгибалось над водой, леска медленно скользила вперед, прорезая водную гладь, а где-то на глубине в четверть мили плыла большая рыба. Сидевшая на водорослях птица снялась и полетела к катеру. Она покружила у Томаса Хадсона над головой и улетела к другому скоплению водорослей, желтевшему поодаль. – Ну-ка, попробуй немного выбрать, – сказал Роджер Дэвиду. – Раз ты удерживаешь рыбу, значит, можешь и подтянуть ее. – Дайте-ка чуток вперед, Том! – крикнул, повернувшись к мостику, Эдди, и Томас Хадсон едва заметно прибавил ход. Дэвид стал тянуть, напрягая все силы, но от этого только больше гнулось удилище и больше натягивалась леска. Казалось, мальчик прикован намертво к движущемуся под водой якорю. – Ничего, не смущайся, – сказал ему Роджер. – Еще немного, и дело пойдет. Как чувствуешь себя, Дэви? – Отлично, – сказал Дэвид. – С этой штукой на пояснице я себя чувствую отлично. – А ты сможешь выдержать до конца? – спросил Эндрю. – Да ну тебя, – сказал Дэвид. – Эдди, дайте мне, пожалуйста, глоток воды. – Куда это я поставил воду? – сказал Эдди. – Неужели вылил? – Я сейчас принесу! – Эндрю быстро побежал вниз. – Тебе ничего не нужно, Дэв? – спросил Том-младший. – Я тогда пойду на мостик, а то нас тут слишком много. – Нет, Том, спасибо. Господи, ну почему она не поддается, эта проклятая рыба. – Она очень большая, Дэв, – сказал ему Роджер. – С ней так просто не справишься. Надо потихоньку вести ее на крючке и стараться внушить ей, чтобы она всплыла, где тебе нужно. – Говорите мне, что надо делать, и я буду стараться, пока не умру, – сказал Дэвид. – Я полагаюсь на вас. – Это еще что за разговоры – «пока не умру», – сказал Роджер. – Такими вещами не шутят. – А я и не шучу, – сказал Дэвид. – Я серьезно. Том-младший вернулся к отцу на мостик. Оттуда им виден был Дэв, весь напрягшийся и прикованный к своей рыбе, и Роджер, стоявший рядом с ним, и Эдди, придерживавший кресло. Эндрю поднес стакан с водой к губам Дэвида. Тот пополоскал рот и сплюнул. – Полей мне на руки, пожалуйста, – сказал он. – Как ты думаешь, папа, он выдержит? – шепотом спросил Том отца. – Рыба очень большая, очень тяжелая для него. – Мне страшно, – сказал Том. – Я люблю Дэвида и не хочу, чтобы какая-то поганая рыба его доконала. – Никто этого не хочет – ни я, ни Роджер, ни Эдди. – Надо нам быть начеку. Если мы увидим, что ему невмоготу, кто-нибудь должен перенять у него рыбу – ты или мистер Дэвис. – До этого еще далеко. – Папа, ты не знаешь его, как мы знаем. Он будет напрягать силы, пока не надорвется. – Ничего, Том, не тревожься. – Не могу я не тревожиться, – сказал Том. – Я один такой в нашей семье, что всегда тревожусь за всех. Может, это пройдет с годами. – Пока что тревожиться не из-за чего, – сказал Томас Хадсон. – Но, папа, как такому мальчишке, как наш Дэвид, одолеть такую рыбу? Он в жизни не ловил ничего крупнее, чем парусник или сельдь. – Рыба вымотается в конце концов. На крючке-то все-таки она. – Это чудище, а не рыба, – сказал Том. – И Дэвид так же не может освободиться от нее, как она от Дэвида. Просто не верится, что Дэв выловит такую рыбу. Все-таки лучше бы она попалась тебе или мистеру Дэвису. – Пока что Дэв держится молодцом. Они мало-помалу продвигались все дальше в открытое море, где по-прежнему господствовал мертвый штиль. Все чаще попадались скопления водорослей, совсем желтых от солнца на полиловевшей воде; порой белая, почти отвесно натянутая леска зацепляла за них в своем движении, и тогда Эдди протягивал руку и высвобождал ее. Когда он, перегнувшись через борт, отрывал напугавшиеся на леску водоросли и откидывал их в сторону, Томас Хадсон видел изрезанную морщинами кирпичную шею под полями старой фетровой шляпы и слышал, как он говорил Дэвиду: – Она нас сейчас вроде как на буксире ведет, Дэви. Но чем дальше, тем больше она изматывается, плывя там, в глубине. – Она и меня изматывает, – сказал Дэвид. – У тебя голова не болит? – спросил Эдди. – А ты ему надень что-нибудь на голову, – сказал Роджер. – Не надо, я не хочу, мистер Дэвис. Лучше просто смочите мне волосы. Эдди зачерпнул в ведерко морской воды и, сложив горстью ладонь, намочил мальчику голову и заботливо отвел волосы со лба. – Смотри, если заболит голова, сразу же скажи. – Я себя отлично чувствую, – сказал Дэвид. – Говорите мне, что делать, мистер Дэвис. – Попробуй опять выбрать леску немного, – сказал Роджер. Дэвид снова дернул леску – раз, другой, третий, но ему так и не удалось подтянуть рыбу хоть на дюйм выше. – Ладно. Не трать попусту силы, – сказал ему Роджер и добавил, обращаясь к Эдди: – Намочи кепи и надень ему на голову. Ветра ни малейшего, вот и печет, как в преисподней. Эдди окунул в ведерко полотняную кепочку с длинным козырьком и натянул ее Дэвиду на голову. – Так мне соленая вода стекает в глаза, мистер Дэвис. Извините, но, честное слово, так хуже. – Глаза я тебе сейчас промою, – сказал Эдди. – Роджер, дайте мне ваш платок. А ты, Энди, ступай принеси стакан чистой ледяной воды. Согнув спину, упираясь ногами в перекладину, мальчик напрягал все свои силы, а катер все так же медленно скользил вперед. Справа по борту плескалась почти у самой поверхности стайка некрупной рыбы – макрели или тунца, и к этому месту уже слетались чайки, перекрикиваясь на лету. Но вся стайка скоро ушла в глубину, и птицы опустились на воду, ожидая, не появится ли она снова. Эдди обтер Дэви лицо, потом, снова окунув платок в стакан с водой, смочил ему шею и руки, а под конец намочил платок еще раз, слегка выжал его и положил мальчику на затылок. – Ты скажи, если голова заболит, – повторил он опять. – Это никакое не малодушие. Это просто разумно будет. Штиль мертвый, и солнце печет так, что чертям тошно. – Да я, правда, хорошо себя чувствую, – ответил Дэвид. – Вот только плечи болят и руки, а так все ничего. – Это пускай болят, – сказал Эдди. – Это ты привыкай, скорее мужчиной станешь. Мы только не хотим, чтобы тебя хватил солнечный удар или чтоб у тебя от натуги жила лопнула. – Что рыба дальше будет делать, мистер Дэвис? – спросил Дэвид. Голос у него был какой-то пересохший. – Вероятно, то же, что и сейчас. А может, начнет кружить под водой. А может, всплывет. – Надо же ей было уйти на такую чертову глубину, теперь у нас слишком мало лески, чтоб свободно маневрировать, – сказал Томас Хадсон Роджеру. – Главное, что Дэви удалось задержать ее на этой глубине, – сказал Роджер. – Теперь она скоро изменит тактику. И вот тут-то мы ее возьмем в оборот. Ну-ка, Дэв, попытайся еще раз приподнять ее. Дэв попытался, но и эта попытка ни к чему не привела. – Ничего, сама всплывет, – сказал Эдди. – Вот увидишь. Еще немного, и тебе уже не придется тащить ее силой. Хочешь еще пополоскать рот? Дэвид молча кивнул. Ему уже приходилось экономить дыхание. – Можешь сделать глоток-другой, – сказал Эдди. – Остальное. выплюнь. – Он повернулся к Роджеру. – Ровно час, – сказал он. – Голова ничего, Дэв? Мальчик кивнул. – Как он, по-твоему, папа? – спросил отца Том-младший. – Правда, как? – По-моему, он молодцом, – сказал отец. – И раз Эдди рядом, с ним ничего не случится. – Да, это верно, – согласился Том. – Но мне бы тоже хотелось как-то помочь. Пойду принесу Эдди чего-нибудь выпить. – Принеси, пожалуйста, и мне тоже. – Ой, с удовольствием. И мистеру Дэвису, да? – Он сейчас едва ли захочет. – А я спрошу. – Потяни еще разок, Дэв, – почти шепотом сказал Роджер, и мальчик потянул изо всех сил, обеими руками сжимая катушку спиннинга. – Ага, дюйм заработали, – сказал Роджер. – Выбери этот дюйм и попробуй опять, может, удастся подтащить ее повыше. Вот когда началась настоящая схватка. До сих пор Дэвид только удерживал рыбу на крючке, а она плыла дальше в открытое море, и катер плыл, следуя ее движению. Но теперь уже нужно было постепенно поднимать рыбу кверху, следить за удилищем, распрямлявшимся по мере того, как леска выходила из воды, выбирать образующийся излишек лески, вновь наматывать ее на катушку и понемногу опускать удилище ниже. – Спокойней, спокойней, – говорил ему Роджер. – Не спеши. Выбирай потихоньку. Весь подавшись вперед, Дэв тянул и тянул, стараясь соразмерять свои силы с тяжестью на конце лески, скрытом еще глубоко под водой. – Дэвид у нас классный рыболов, – сказал Том-младший. – Он ловил рыбу, когда был еще совсем малышом, но я и не знал, как здорово он управляется с этим делом. Он всегда сам подтрунивает над собой, говорит, что не приспособлен к спорту. А посмотреть на него сейчас! – Черт с ним, со спортом, – сказал Томас Хадсон. – Ты что говоришь, Роджер? – Дай вперед самую малость! – крикнул Роджер. – Есть вперед самую малость, – повторил Томас Хадсон, и на этот раз, пользуясь тем, что расстояние между рыбой и катером сократилось, Дэвид успел выбрать побольше лески. – Ты тоже не любишь спорт, папа? – спросил Том. – Любил когда-то. Даже очень любил. А теперь нет. – Я люблю теннис и фехтование, – сказал Том. – А все эти игры с мячом меня не увлекают. Потому, верно, что я вырос в Европе. Из Дэвида, при его уме, мог бы выйти отличный фехтовальщик, если бы он захотел этим заняться. Но он не хочет. Он любит только читать, ловить рыбу и стрелять и еще мастерить искусственных мух для наживки. Стреляет он лучше Энди, особенно в поле. А мухи у него получаются просто чудо. Папа, я тебе не мешаю своими разговорами? – Конечно, нет, Том. Ухватившись за поручень, он смотрел назад, на корму, и туда же смотрел отец, положив руку ему на плечо. Плечо было соленое от морской воды, которой мальчики обливали друг друга из ведра до того, как клюнула рыба. От мельчайших крупинок соли, осевших на коже, оно чуть шершавилось под отцовской ладонью. – Понимаешь, я очень волнуюсь за Дэвида, и мне просто нужно о чем-то говорить, чтоб отвлечься. Я сейчас ничего на свете так не хочу – только бы Дэвид выловил эту рыбу. – Это рыбища, а не рыба. Вот увидишь, когда она покажется над водой. – Я раз видел такую, уже очень давно, когда мы с тобой выходили на ловлю вдвоем. Она проткнула мечом большую макрель, которая у нас служила наживкой, выпрыгнула и выбросила крючок. Она мне долго снилась потом – такая громадина. Ну, пойду приготовлю вам выпить. – Можешь не торопиться, – сказал ему отец. Сидя в своем рыболовном кресле с откинутой напрочь спинкой, упираясь ногами в перекладину, Дэвид тянул леску из воды. Он тянул ее руками, плечами, спиной и затылком, поясницей и бедрами; отпускал, торопливо наматывал на катушку и снова тянул. Очень медленно – по дюйму, по два, по три за раз – лески на катушке прибавлялось. – Как голова, ничего? – спросил Эдди Дэвида. Он стоял рядом и для большей устойчивости придерживал кресло за подлокотники. Дэвид кивнул. Эдди пощупал его кепочку на макушке. – Еще мокрая, – сказал он. – Ну, ты даешь этой рыбе жизни, Дэв. Молодец, работаешь, как машина. – Теперь легче, чем когда надо было просто удерживать ее, – все тем же пересохшим голосом сказал Дэвид. – Еще бы, – сказал Эдди. – Теперь все-таки дело хоть понемногу, но идет на лад. А тогда она просто выворачивала тебя наизнанку. – Ты только не торопись сверх сил, – сказал Роджер. – Все у тебя получается великолепно. – А как только она всплывет, мы ее багром, да? – спросил Эндрю. – Перестанешь ты говорить мне под руку или нет? – сказал Дэвид. – Я вовсе не говорю тебе под руку. – Ну замолчи, Энди, я тебя прошу. Не обижайся, но замолчи. Эндрю полез на мостик. На нем тоже была кепочка с длинным козырьком, но отец сразу заметил, что глаза у него мокрые, а губы дрожат, хоть он и отворачивался, чтобы скрыть это. – Ты ничего плохого не говорил, – сказал ему Томас Хадсон. Эндрю по-прежнему смотрел в сторону. – Теперь, если рыба сорвется, он скажет, что это из-за меня, – горько пожаловался он. – А я только хотел, чтобы ничего не забыли. – Вполне естественно, что Дэв нервничает, – сказал отец. – Но он все-таки старается быть сдержанным. – Понимаю, – сказал Эндрю. – Он борется с этой рыбой не хуже, чем боролся бы мистер Дэвис. Только мне неприятно, что он обо мне так подумал. – Многие легко раздражаются, когда на крючке большая рыба, тем более у Дэва это в первый раз. – Но ты всегда сдержанный, и мистер Дэвис всегда сдержанный. – Это теперь так. А когда мы с ним только учились ловить большую рыбу, всякое бывало – и злость, и грубость, и взаимные попреки. Мы просто черт знает до чего доходили. – Правда? – Самая настоящая правда. Нам казалось, что все нам желают зла, и мы вели себя соответственно. Обычное дело. Дисциплина, благоразумие – все это приходит потом. Мы научились быть сдержанными, убедились, что, если раздражаться и злиться, с большой рыбой не сладишь. И уж во всяком случае, не получишь удовольствия от ловли. А были мы оба просто нестерпимы: злились, и бесновались, и ссорились – и удовольствия никакого не получали. Зато теперь мы всегда сдержанны, когда боремся с большой рыбой. Мы много говорили об этом и решили, что будем сохранять сдержанность при любых обстоятельствах. – И я тоже буду, – сказал Эндрю. – Хотя с Дэвом это иногда трудно. Папа, как ты думаешь, он в самом деле выловит эту рыбу? Или это как сон, который проснешься – и нет его? – Не будем говорить об этом. – Опять я что-то не так сказал? – Не в том дело. Просто считается, что разговоры приносят неудачу. Такая у старых рыбаков примета. Не знаю, откуда она взялась. – Ладно, теперь буду молчать. – Папа, возьми, пожалуйста. – Том снизу протягивал стакан, в три слоя обернутый бумажным полотенцем, чтобы лед не так быстро таял. Резинка плотно прижимала бумагу к стеклу. – Я добавил лимонного соку и немного настойки, а сахару не клал. Так будет хорошо? Или ты еще чего-нибудь хочешь? – Очень хорошо. А кокосовой воды ты не подливал? – Подлил. А Эдди я отнес чистого виски. Мистер Дэвис ничего не захотел. Энди, ты теперь будешь там, с папой? – Нет, я уже иду вниз. Том поднялся на мостик, а Эндрю спустился на корму. Оглянувшись назад, Томас Хадсон заметил, что леска в воде словно бы начала отклоняться в сторону. – Внимание, Роджер! – крикнул он. – Кажется, всплывает. – Всплывает! – завопил Эдди. Он тоже заметил, как отклонилась леска. – Следи за катушкой, Дэви. Томас Хадсон посмотрел, много ли на катушке лесы, чтобы рассчитать маневр судна. Еще и четверти всей длины не было выбрано, но не успел Томас Хадсон выпрямиться, как катушка, жужжа, завертелась у Дэва в руках, и Томас Хадсон поспешно дал задний ход, в то же время разворачивая катер носом к леске, которая отклонялась все больше и дольше, а Эдди вопил: – Назад, Том, прямо назад! Она сейчас всплывет, сволочь. Для разворота уже не хватит лески. – Выше удилище, Дэв, – сказал Роджер. – Не давай ей сгибать его. – И Томасу Хадсону: – Еще назад, Том. Так, хорошо. Идешь прямо на нее. И тут гладь океана вдруг раздалась за кормой, и огромная рыбина взмыла вверх бесконечным движением неправдоподобно могучего и длинного тела, на миг словно повисла в воздухе, серебрясь и синея на солнце, и снова бухнула в воду – только фонтан пены взметнулся ей вслед. – Ух ты! – сказал Дэвид. – Видели, какая? – Один ее меч и то больше меня, – сказал Эндрю. – Какая красивая, – сказал Том. – Она куда лучше той, что мне снилась. – На нее держи, задним ходом! – крикнул Роджер Томасу Хадсону. А Дэвиду сказал: – Постарайся сейчас выбрать побольше лески. Видишь, целый клубок плавает в воде. Рыба поднялась с большой глубины, и свободной лески сейчас столько, что можно намотать целых полкатушки. Томас Хадсон сумел задним ходом подойти так близко к рыбе, что леска почти перестала сматываться, и теперь Дэвид только поспевал выбирать и наматывать ее, торопливо вращая рукоятку. – Убавь ходу! – крикнул Роджер. – А то мы пройдем над нею. – Ну и громадина, не меньше тысячи фунтов, – сказал Эдди. – Выбирай леску, Дэв, голубчик, сейчас она пойдет легче легкого. Поверхность океана была опять спокойная и пустынная, только там, где ее потревожила рыба, еще расходились по воде круги. – Ты видел, сколько воды она выбросила, папа? – сказал Том-младший. – Прямо как будто море взорвалось изнутри. – А ты видел, как высоко она взлетела, Том? Видел, какая она синяя-синяя и отливает серебром? – И меч у нее тоже синий, – сказал Том-младший. – Весь синий, до самого кончика. Эдди, – крикнул он, – неужели в ней правда тысяча фунтов?
|
|||
|