Выражение благодарности 16 страница

– Тогда я продолжу.

Он слизал всю без остатка прилипшую к ее коже мякоть вишни. Оглянулся. Вокруг на земле было полно вишен, он собрал две большие пригоршни.

– Ну, – сказал он, – как бы нам это употребить?

Одиночный немецкий истребитель кружил над головой в необъятном синем небе. Джеймс глядел на него, сонно приоткрыв глаза. Тревоги у него это не вызвало: их не было видно за густой листвой. Через пару минут самолет взмахнул крыльями и медленно скрылся.

Через день или два, подумал Джеймс, нас обоих может убить.

Он взглянул на Ливию, уютно свернувшуюся у него под мышкой, одна ее рука бережно обхватила его мошонку. Лопатки, выступали из спины симметрично, точно крылья бабочки. Когда все кончится, подумал он, надо бы ее подкормить. И улыбнулся противоречивости обеих мыслей. Сколько бы человек ни думал о скорой смерти, что‑ то в сознании отказывалось воспринимать это, как вероятность.

Он вспомнил себя, когда впервые появился в Неаполе, еще до встречи с ней. С грустью подумал, каким, наверно, невыносимо самодовольным сухарем он был.

– О чем ты думаешь? – сонно спросила Ливия.

– О Неаполе. А ты о чем?

Она легонько сжала в пальцах его мошонку.

– Я подумала, не было бы вот этих яичек, не было бы и войны, но и не было бы никакой половой жизни. Я все гадала, правильно ли поступил Бог, сотворив их? И решила, в конечном счете, он поступил правильно.

– Твоя мысль гораздо глубже двух моих, – отозвался Джеймс пораженный. Откинулся на спину. – Это, как жить на Везувии, верно?

– В каком смысле?

– В том, что нас могут убить в любой момент, но мы не знаем, когда.

Она перевернулась, упершись в землю локтями, заглянула ему прямо в глаза.

– Верно. И как тебе такая жизнь?

– Мне кажется, – сказал он, – что такая жизнь стоит десятка разных других жизней. Если только, конечно, прожить ее вместе с тобой.

После минутного молчания она встрепенулась:

– Джеймс!

– Что?

– Когда кончится война, если ты позовешь меня замуж, я скажу «да».

Слегка подумав, он заметил:

– Не вижу логики. Почему бы не сказать «да» сейчас?

– Во‑ первых, ты не предложил.

– Ливия Пертини, согласна ли ты выйти за меня?

– Нет.

– Но ты ведь только что сказала…

– Я сказала, «когда кончится война». Сейчас говорить «да» – плохая примета.

– Почему это?

– Ну, во‑ первых, нужно, чтоб у меня в кармане лежал кусочек железа, потому что железо бережет от сглаза. Потом нужно, чтоб мы оба были с покрытой головой, чтоб злые духи не видели, как мы счастливы. И вообще во вторник нельзя думать о женитьбе.

– Последнее ты выдумала.

– Ничего я не выдумала.

– Но я не вижу никакой логики в том, что…

– Если ты, Джеймс, собираешься на мне жениться, – сказала Ливия сонно, – тебе нужно про логику вообще позабыть. Да и вообще, уславливаться о женитьбе перед боем с немцами, значит просто‑ напросто искушать судьбу.

По дороге в лагерь они встретили Слона, старательно чистившего единственный имевшийся у партизан пулемет. Он бросил на Джеймса вопросительный взгляд, и Джеймс показал ему большой палец.

Позже Джеймс подошел к Слону, чтобы помочь.

– Я гляжу, у тебя с Ливией все в порядке? – спросил Слон.

– Более чем. – Джеймс сиял. – Она собирается ждать до окончания войны, а я думаю, мы скоро поженимся.

– Вот это здорово, поздравляю! Надеюсь, вы будете счастливы. – Слон умолк, орудуя над своим пулеметом. Потом бросил: – Думаю, ты в курсе насчет моих осложнений с Эленой. Насчет давно не объявлявшегося муженька то есть.

– Да… что‑ то такое она мне, кажется, говорила, – сбивчиво пробормотал Джеймс.

– Теперь Рим освободили, думаю, мы сможем навести кое‑ какие справки.

– Наверное. Хотя… э‑ э‑ э…, все сразу не делается. Видимо, время слегка упущено.

– Понимаешь, – продолжал Слон, – если она выйдет за меня, то никак проституткой оставаться не может. Согласись, от шлюхи обычно совсем не того ждут, чтоб она каждый вечер возвращалась домой к любимому мужу и готовила ему ужин. – Он поймал взгляд Джеймса. – У меня с давних пор была блестящая идея. Просто, казалось, она из разряда тех вещей, о которых лучше не говорить.

– Я уверен, ты что‑ нибудь придумаешь.

– Надеюсь. Жаль, что эта чертова война вот‑ вот окончится, – грустно сказал Слон. – Ты, понятно, на это смотришь совсем иначе. Но для меня это лучшие дни моей жизни. – Он осмотрел пулемет, который теперь был снова целиком собран. – Этой штуковине предстоит уложить не одного фрица.

Мало‑ помалу просачивание немецких подразделений на север превратилось в бурный поток. Передвигаясь преимущественно по ночам, – союзные истребители по‑ прежнему беспокоили их в дневное время, – они ринулись через горы, как будто прорвало плотину, оглашая темноту рычанием грузовиков и гулкой солдатской поступью.

– Не время, – сказал Дино. – Ждем пехоту.

И партизаны, затаившись, следили за тянувшейся мимо бесконечной процессией в серой униформе, выжидали.

Через два дня разведчики доложили, что с юга движется колонна пехоты.

Партизаны ждали до сумерек. Внезапное рычание, раскатившееся в замершем воздухе, возвестило о приближении колонны. Чуть погодя ему ответил птичий клекот.

– Войска, – сказал Слон. – Войска и грузовики. Судя по шуму, много.

– Удачи всем! – сказал Дино. – Ждите моего приказа.

Поступь приближавшихся войск стала громче, немцы неспешно шагали по долине. Вскоре их уже можно было разглядеть. В сгущавшихся сумерках немцы, как поток серой лавы, тянулись вверх по склону к тому месту, где их поджидали партизаны.

Головные грузовики уже почти миновали позиции партизан, и тогда Дино сказал:

– Давай!

В тот же миг из замаскированных окопов грянула винтовочная пальба. Немцы рассыпались и укрылись, кто как смог. И тогда другая группа партизан, засевшая на гребне позади немцев, открыла огонь, вынуждая противника двинуться назад. Правда, начальный успех был недолог. Бронемашина повела ответный огонь, а опытные и дисциплинированные немецкие солдаты стали формироваться в небольшие боевые единицы.

Если начало сражения было бурным и шумным, теперь все превратилось в сущий хаос. Атакующие стреляли не переставая, уже дула их винтовок светились в темноте, как раскаленная кочерга. Джеймс встревожено искал глазами Ливию, ее не было видно. И вот они уже врезались в немецкие позиции, и образовалась такая толчея, что уже не было возможности ни искать кого‑ то, ни думать ни о ком, кроме тех, кто был тут, справа и слева.

Джеймс услыхал знакомый вой, как зудение бензопилы, прорезавший шум сражения. Этот жуткий звук он знал по Анцио – заработал тяжелый пулемет «Шпандау». Распахнув боковины кузова грузовика «MG‑ 42» где‑ то посреди колонны, немцы вели беглый огонь из пулемета, кося и своих, и партизан в лихорадочном стремлении переломить бой в свою сторону. Джеймс нырнул в ров и оказался рядом со Слоном.

– Этот «Шпандау» нам совершенно ни к чему, – бросил Слон. – Думаю, смогу его как‑ то уговорить. – Он вытащил из кармана немецкую мину. – Сейчас в любой момент им придется перезаряжать ленту.

– Я с тобой! – сказал Джеймс.

И стал поспешно вставлять в свой автомат новую обойму.

– Не стоит, – сказал Слон. – Может быть опасно. К тому же, тебе Ливию надо отыскать.

– Не дури! Тебе нужно прикрытие.

– Элене передай от меня привет, – сказал Слон, переваливаясь через край рва.

Чертыхнувшись, Джеймс впихнул обойму и двинулся следом, низко пригибаясь к земле, пуская вправо и влево короткие очереди. Внезапная резкая боль в левом плече откинула его назад. Но он видел, как Слон, подползая к огневой точке, швырнул гранату прямо в пулемет. Что‑ то вспыхнуло, и грузовик взлетел на воздух, превратившись в огненный шар, втянувший в себя немало немецких солдат.

Уже через десять минут все было кончено, оставшиеся немецкие грузовики либо покатили обратно в долину спасаться, либо были захвачены партизанами. Но победа досталась слишком дорогой ценой. Партизаны потеряли боле половины своих людей. Джеймс отправился на поиски Ливии. Заглядывал в лица лежавших на земле, чтобы понять, нет ли ее среди раненых. Наконец он ее увидал: Ливия сидела на склоне горы возле мертвого Слона. Джеймс присел рядом, и они долго сидели молча. Когда наконец Ливия заговорила, ее голос прозвучал хрипло, устало:

– Я хочу домой…

Назавтра, когда они хоронили павших, еще одна колонна появилась в долине. Но на сей раз униформа была не серого, а защитного цвета, на антеннах машин развивались флажки союзных войск.

Джеймс в качестве переводчика отправился вместе с Дино. Рука с забинтованной раной от пули висела на перевязи. Он рассказал прибывшим, что происходило вчера, и командир части выразил партизанам благодарность.

– Кстати, – спросил он у Джеймса, – где вы так хорошо выучили английский? Для итальянца вы говорите просто великолепно.

Джеймс открыл было рот, чтобы объясниться, но почему‑ то у него вырвалось:

– Видите ли, я родился в Англии. Но вырос в Неаполе.

– Я так и думал. Ладно, мы поспешим за фрицами. Спасибо вам за все.

Когда они шли вверх по холму вдоль линии свежих могильных крестов, Дино заметил:

– Ты не сказал ему, что ты англичанин.

– Не сказал, – кратко подтвердил Джеймс.

Дино задумчиво на него взглянул. Остановился у ряда могил.

– Сколько крестов… Хотя есть и еще одно свободное место.

– Где это? – не понимая, спросил Джеймс.

Дино указал пальцем:

– Там, в конце. Приятно упокоиться тут, ты как считаешь?

– Красивое место.

– Может, и тебя здесь похоронить, рядом с твоим другом Слоном, а? «Здесь лежит Джеймс Гулд, офицер Британской армии, отдавший жизнь, доблестно сражаясь вместе с партизанами»… и так далее, и так далее…

– Дино, – сказал Джеймс. – Ты хочешь сказать, что мне… стоит пропасть без вести?

Дино вынул что‑ то из кармана:

– Вот, – сказал он, разворачивая.

Это был партизанский красный шейный платок. В уголке вышито имя: «Джакомо».

– Он был хороший человек, – тихо сказал Дино. – Один из многих хороших ребят, похороненных здесь. И думаю, он не стал бы возражать, если б ты носил его платок. Это ничем не хуже любого удостоверения личности, как ты думаешь? Этот платок да еще и письмо, написанное мной с благодарностью за твою помощь, откроет тебе не одну дверь в Италии после войны.

Дино вложил платок Джеймсу в руку.

– Вези ее домой, Джакомо! Вези Ливию обратно в Неаполь!

Глава 45

Семьдесят миль – семьдесят миль отвоеванной земли, уже обчищенной до предела двумя армиями. Есть было нечего, но они шли и творили пищу из воздуха.

– Что ты приготовишь мне сегодня на ужин, Жемс?

– Сегодня… – в раздумье лицо его напряглось, задача была не из легких, – сегодня я приготовлю тебе антипасто с noci in camicia, с грецкими орехами в пармезановом масле.

– А грецкие орехи из Сорренто?

– Разумеется. В тонкой скорлупке и прямо с дерева. Ни какие‑ то там ссохшиеся, что у англичан в ходу.

– А масло ты как приготовишь?

– Ясное дело заранее. Заблаговременно – часа эдак за два до ужина, так чтобы аромат базилика и пармезана полнее слился с ореховым.

– Правильно, – кивает она, – жаль только, что есть мне сейчас хочется. Это потому что идем и идем. Может, сделаешь мне мисочку пасты? Чтоб побыстрее?

– Конечно! Как насчет fettuccine al limone?

– Отлично!

– Тогда иду кипятить воду, чтоб заложить fettuccine…

– Ты хочешь сказать, что пасту не сам приготовил? – перебивает она.

– Гм… Ну, положим, сам. А теперь тру цедру примерно с полудюжины лимонов.

– Про лимоны расскажи.

– Лимоны из Амальфи, разумеется, очень крупные, и такие бледно‑ желтые, почти белые. На вид – бр‑ р‑ р! Противные, толстокожие, ведь чем толще кожа, тем слаще сок.

– Вот именно.

– А теперь просто смешиваю лимонную цедру с маслом и сливками…

– Сливок сколько? – спрашивает она. – И сколько масла?

– Quando basta. Сколько нужно.

Она одобрительно кивает:

– Так. Жемс, когда‑ нибудь ты заделаешься настоящим поваром.

– Премного благодарен, – говорит он, неожиданно польщенный комплиментом. – А я подаю пасту сразу, как только сготовлю, может, чуть‑ чуть перца добавлю. Ну что?

– Очень вкусно, – говорит она. – Такой вкуснятины в жизни не ела. Знаешь, просто не представляю, останется ли у меня место для следующего блюда.

– L'appetito viene mangiando. Аппетит приходит во время еды.

Они взошли на гребень горы и там сделали короткий привал.

– Смотри, вон лес! – указала она вниз. – Надо туда спуститься. Может, отыщем грибов или даже каких‑ нибудь плодов.

– Давай, – соглашается он.

Он не напоминает ей, – это вовсе ни к чему, – что эти леса уже давно прочесаны солдатами или такими же беженцами, как они.

– Абрикосы на сладкое – совсем неплохо.

– Вкусные абрикосы родятся только на Везувии.

– Ах, я и забыл! Значит, проходим мимо. Вместо них пару груш, ну и, может быть, вино.

Они прилегли на теплом солнышке. Ливия снимает ботинки и трет воспаленные пятки.

– Держу пари, брачному офицеру явно не хватает его мотоцикла.

– Понятия не имею, чего не хватает брачному офицеру.

– Что так?

– Брачный офицер… теперь это совсем другой бедолага. Может, в данный момент он как раз разбирает мои бумаги, думая про себя, какой невыразимый бардак. Зола в шкафу для документов… жестянка из‑ под бисквита, полная денег для подкупа… и еще, Бог знает, что он скажет про мои отчеты, если удосужится в них заглянуть.

Некоторое время оба молчат. Потом Ливия робко прерывает молчание:

– Но если ты теперь не брачный офицер, то…

– Могу остаться в армии и могу жениться, на ком захочу. Да, такая мысль и мне приходила в голову. Одна есть загвоздка – необходимо разрешение командира. Но, думаю, я это устрою.

– Устроишь?

– Эрик не слишком обрадуется, что нам стало известно их отношение к коммунистам. Если я пригрожу, что подниму скандал, он позаботится, чтоб мы получили все, что захотим. Возможно, даже сумеем упрятать за решетку твоего жулика camorista, где ему и место.

– Какой ты находчивый, Жемс!

– А ты думала! – кивает он. – Но, как говорит Анджело, голодный желудок ко всем беспощаден. Твоя очередь готовить.

– Как насчет… скажем… печеных блинов, начиненных моццареллой и зеленой фасолью?

– Звучит заманчиво.

– Так. Сперва нам нужна отличная моццарелла, – говорит она.

Она встает, протягивает ему руку.

– К счастью, моццарелла у меня есть, от моей собственной bufala, которая поджидает нас впереди, докуда осталось совсем чуть‑ чуть.

Он встает, не выпуская ее руки, так они и продолжают идти рука в руке.

– Потом понадобятся отличные яйца для блинов. Но, к счастью, у нас есть одна замечательная курица. И еще нужно молоко, опять‑ таки возьмем от bufala, и чеснок, чтоб его ароматом пропиталась фасоль…

Эпилог

Время проходит.

Проходит время, и так как жаркое полуденное солнце и прохладные горные ночи поочередно поджаривают и охлаждают почерневший ландшафт Везувия, с ним происходят удивительные превращения.

Мало‑ помалу потоки остывшей лавы покрываются колониями лишайников – stereocaulon vesuvianum. Лишайник этот такой крохотный, что почти незаметен невооруженному глазу, но по мере своего роста он превращает лаву из черной в серебристо‑ серую. Там, где прошел лишайник, могут последовать за ним и другие растения – первым долгом, чернобыль, валериана и средиземноморский низкий кустарник, а вслед за ними и падуб, и береза, а также множество разновидностей абрикоса.

Постепенно шлак и зола, покрывавшие все вокруг толстым, похожим на грязный снег слоем, неминуемо разбиваются на поля и виноградники, попутно рассыпаясь и крошась, добавляя плодородия в плотную темную почву и придавая помидорам, кабачкам, баклажанам, фруктам и всяким плодам, что произрастают здесь, неповторимый аромат.

Время проходит.

Проходит время, но память в людях остается. Каждый год в годовщину победы они собираются в дорогих им местах – на аэродроме, у военного мемориала, в кафе на Французском мосту, на побережье, где высаживались и выжили, – а иные, кто был тогда с ними, нет.

Одним из мест сбора стала маленькая остерия, примостившаяся на горе Везувий, в деревушке под названием Фишино. Сюда приезжают избранные, и вы вряд ли увидите сообщение об этом в газетах или по телевидению. Но хоть собираются избранные, их немало. Они приезжают со всей Европы, и еще из Соединенных Штатов – ведь те, кто живут по ту сторону Атлантики, рады возможности время от времени снова возвращаться сюда, навещать родных в Неаполе.

Имена приезжающих мужчин – Берт, и Тед, и Ричард… Женщин… женщин зовут Альджиза, Виолетта, Сильвана и Джина. Они – невесты военного времени, итальянки, ставшие женами солдат союзных войск с разрешения военного начальства, данного с неохотой и в виде исключения.

Есть здесь и иные гости. Тут Анджело, в прошлом метрдотель «Зи Терезы», теперь уже давно на пенсии, со своей женой и шестнадцатью внуками. Здесь и Эрик Винченцо, который на вопрос, чем он сейчас занимается, вечно отвечает уклончиво, но который проживает в Лэнгли, штате Вирджиния, где располагается штабквартира ЦРУ. Еще здесь элегантная дама средних лет, неизменно, при любой погоде, разодетая в дорогие меха. Она приезжает в сопровождении своего супруга, миллионера‑ промышленника, который значительно моложе и который с неизменной вежливостью обращается к ней не иначе, как carissima. [71] У нее один глаз живой, второй стеклянный. И она отзывается на имя «Элена».

Здесь и Мариза, или Dottore Пертини, как теперь нам следует ее величать. У нее уже давно процветающая лечебная практика в Боскотреказе, и общеизвестно, что от некоторых недугов, с которыми не справляется традиционная медицина, таких как боль в спине, артрит или супружеская неверность, она способна изготовить целебное средство, которое вы не найдете ни в одной аптеке.

Здесь и ее сестра. Теперь так же известная, как Dottore Пертини, хотя в данном случае это означает, что она окончила факультет политологии и получила степень доктора. И все же местный юрисконсульт с горячим нравом всегда найдет время, чтобы встать у плиты, в особенности, когда речь идет о столе, как сегодняшний, о празднике семьи и друзей.

Здесь же и ее супруг, который несколько замедленно проходит вдоль длинного стола на козлах, поставленного под деревьями на тенистой террасе, проверяя, все ли необходимое на месте. Скованность движений – результат старого ранения военных времен, однако это не мешает ему зорко следить, чтобы официанты подавали антипасто надлежащим образом, – ведь именно он заправляет теперь рестораном и фермой после смерти Нино, и именно благодаря его руководству ресторан стал знаменитым и вошел во все ресторанные справочники. Говорят, будто известно, что он сам время от времени помогает поварам готовить, и что его fettuccine al limone даже лучше, чем у Ливии. В качестве антипасто сегодня будет подана burrata: жирные, завернутые в листья асфоделя шарики моццареллы, приготовленной из молока его собственной, горячо любимой азиатской буйволицы, чье мычание изредка долетает из‑ за забора их небольшого пастбища рядом с домом.

Но у этой трапезы существует свой ритуал, и он исполняется каждый год со времени окончания войны. Когда гости подносят к столу свои бокалы со сверкающим prosecco, [72] им прежде всего подают по миске жидкой, пустой похлебки. Она чуть питательней жижи из‑ под пасты, в ней плавают несколько простых фасолин, приправлена она слегка бараньим жиром, и, честно говоря, на вкус не слишком хороша. Самые юные участники сборища, – которые по возрасту вряд ли знают сами, что такое война, – морщат носы, и отодвигают миски, едва попробовав. Но старшие едят похлебку медленно и молча, и в глазах у них далекое воспоминание, так как вкус похлебки переносит их в другое время, воспоминания набегают толпой, наполняя застолье другими, ушедшими лицами.

Потом, когда похлебка съедена, подается моццарелла. Разливается вино; пальцы ломают хлеб. Начинаются разговоры, переходящие в споры, но постепенно возвращающиеся в прежнее спокойное русло. Цивилизация возобновляет свой естественный ход.

За столом есть и малые дети – десятки детей, так как сразу после войны грянул такой взрыв рождаемости, какого мир до сих пор не знал. Некоторые детишки слегка робеют, еще не привыкнув к тому, что разговоры ведутся сразу на нескольких языках. Застолье продолжается, и поскольку старшие, как видно, кроме своих разговоров ни о чем другом не помышляют, младшее поколение по одному выскальзывает из‑ за стола, собираются группками, и в зависимости от возраста и от пола, затевают игры, или слоняются со скучающим видом, или флиртуют друг с дружкой.

Время от времени их призывают за стол, к центру сборища, чтоб обменяться мнениями, или сунуть им в рот вкусненькое или просто привлечь к одному из многочисленных тостов, которые то и дело поднимаются за столом. И молодежь поднимает свои стаканы за победу, о которой не знает ничего, кроме того, что проходит в школе или слышит от родителей.

А если на глазах у молодых Ливия Пертини, когда мимо проходит муж, ласково касается его рукой, или он наклоняется к ней и мимоходом целует – привычно, почти безотчетно, прерывая разговор, чтоб коснуться губами ее губ, – молодые, конечно же, насмешливо‑ брезгливо морщатся или отпускают мелкие шуточки. Ведь они, знающие так мало о войне, о любви знают еще меньше. Так уж заведено: каждому поколению не возбраняется считать, что это открытие они сделают сами для себя.

К тому же им предстоит нечто куда завлекательней. Глядите, прибывает очередное блюдо: и повара триумфально выносят долгожданное абрикосовое dolce.

Выражение благодарности

Многие события и случаи из этой книги имели место в действительности и взяты мною из свидетельств современников, хотя моей целью был, прежде всего, не точный пересказ, а ощущение подлинности времени. Я главным образом отталкивался от замечательной книги Норманна Льюиса «Неаполь 1944 года», его дневника тех лет, когда он служил в армейской контрразведке. Приведу в качестве наиболее яркого примера отрывок из его записи от 5 апреля: «К данному моменту завершено расследование по двадцати восьми соискательницам разрешения на брак с нашими военнослужащими. Доказано, что двадцать две из них – проститутки… Надо как‑ то помочь этим просительницам оформить брак с нашими солдатами. Большинство из двадцати двух, получивших отказ, производят впечатление добрых, энергичных и хозяйственных женщин, к тому же внешне они весьма привлекательны».

Кроме того, Льюис был в 1944 году свидетелем извержения Везувия, которое, по свидетельствам многих очевидцев, могло быть намного разрушительней, если бы не операция по спасению населения, предпринятая американскими и британскими военными под командованием полковника Джеймса Кинкейда. По сути, от извержения больше всего пострадали городки Сан‑ Себастьяно и Масса, и еще оно уничтожило почти полностью эскадрилью бомбардировщиков В‑ 25 на аэродроме в Терциньо. В настоящее время вблизи или вокруг вулкана проживает более миллиона человек: сейсмологи утверждают, что, возможно, ожидается очередное извержение.

Льюис также упоминает об «абсолютно идиотской идее диверсионного управления» отлавливать в Неаполе зараженных сифилисом проституток и отправлять их на относительно чистую от сифилиса немецкую территорию. Эта схема, которая уже до того имела некоторый успех во Франции, после нескольких попыток была отвергнута в Италии по причине резкого протеста причастных к этому женщин.

Я крайне благодарен сотрудникам Имперского военного музея в Лондоне, которые предоставили мне возможность изучить несколько неопубликованных отчетов о жизни в оккупированном Неаполе и даже снабдили меня картой города, каким он выглядел в результате бомбежек, единожды отпечатанной для отпускных военнослужащих. К счастью, «Зи Тереза» по‑ прежнему существует – недавно я лакомился там превосходным мини‑ осьминогом, тушенным в соке кальмаров с томатами.

Человек, утверждавший, что Бетховен – бельгиец, не выдуманное лицо, что следует из воспоминаний Э. М. Форстера, изложенных в его эссе 1958 года «Вид из несуществующей комнаты».

Цитаты в главе 19 взяты из двенадцатого издания книги «Супружеская жизнь» доктора Мэри Стоупс. К сороковым годам книга сделалась очень популярной, этот справочник по сексуальной жизни разошелся тиражом более миллиона экземпляров.

Я также отдаю дань книгам: «Ее словами» Софи Лорен, где описывается детство в военном Неаполе и Поццуоли; «Дорогая Франческа» Мэри Контини, где содержится много рецептов и воспоминаний о бабушке и деде, уроженцах Кампаньи; а также военным мемуарам – «Галерея» Джона Хорна Бернса, «От плаща до кинжала» Чарлза Макинтоша и «Рим, 1944» Рейли Тревельяна. В отношении неаполитанской кухни я пользовался источниками «Рецепты и воспоминания» Софи Лорен и «Полное собрание рецептов итальянской кухни» Антонио и Пришиллы Карлуччо. Огромное спасибо Джэми за рассказ об использовании шкафа для бумаг в качестве печки.

Предположение о том, что Служба Контрразведки (CIC) – впоследствии широко известная, как ЦРУ, – тайно пыталась препятствовать действиям коммунистически настроенных партизан, стало известно под названием «Операция Гладио». Я благодарен Блейзу Дагласу за то, что указал мне на это.

Некоторые мои друзья, в том числе Бобби Себайр и Питер Бегг, прочли рукопись и сделали свои замечания. Особая благодарность Тиму Райли, который не поскупился дать ответ на мое пожелание выслушать самую строгую критику.

Как‑ то за великолепным итальянским обедом мой агент Кэрэдок Кинг надоумил меня начать писать этот роман, а через полтора года за аналогичным обедом надоумил его закончить. Сомневаюсь, чтобы и первое, и второе было бы совершено без его помощи. Я также весьма признателен своему издателю из «Тайм Уорнер» Урсуле Макензи, которая убеждала меня писать все что мне хочется, и моему редактору Джо Дикинсон, которой пришлось терпеть меня – порой нетерпимого, – в результате чего книга «Брачный офицер» складывалась медленно.

Эту книгу я посвящаю своему отцу, представителю необыкновенного поколения юношей и девушек, решивших для себя в 1939 году, что демократия, порядочность и доброта стоят того, чтобы за них отдавать свои жизни. Ведь пока человечество продолжает рассказывать истории, история о них будет рассказываться и пересказываться, вдохновляя всех нас.

[1] Растущая в Средиземноморье пряная трава из семейства лилейных. (Здесь и далее примечания переводчика. )

[2] Досл. «Когда курица описается, козел! » (ит. ) – Ср.: «Когда рак свистнет».

[3] Яйцам (груб. ит. ).

[4] Детишки (ит. ).

[5] Буйволы (ит. ).

[6] Сладкое, десерт (ит. )

[7] Да здравствует! (ит. )

[8] Соус по‑ генуэзски (ит. ).

[9] Томатный соус (ит., неап. ).

[10] Праздник (ит. ).

[11] Фасоль (ит. ).

[12] Тост, смысл которого соответствует русскому «Многая лета! »

[13] Добрый вечер, синьора! (ит. )

[14] Простите, синьора. Не скажете ли, где Палаццо Сатриано? (ит. )

[15] Большое спасибо (ит. ).

[16] Пучок, союз, объединение: основной символ фашизма по Муссолини, создавшего это движение, – связка прутьев, которую не сломать, тогда как каждый прут в отдельности ломается легко.

[17] Дословно: светлячки (ит. ); зд.: «ночные бабочки».

[18] Карабинер, итальянский полицейский (ит. ).

[19] Дворец (ит. ).

[20] Простите! (ит. )

[21] Войдите! (ит. )

[22] Счет (ит. )

[23] Пудинг (ит. ).

[24] Облавы (ит. ).

[25] Обман зрения как прием в архитектуре, ложное отображение реального (фр. ).

[26] Да! (ит. )

[27] Добрый день, синьорина. Очень приятно познакомиться (ит. ).

[28] Ты говоришь по‑ итальянски? (ит. )

[29] Добрый вечер… Что тебе? (ит. )

[30] Пир (ит. ).

[31] Карликовая фасоль (ит. ).

[32] Бандиты (ит. ).

[33] Такой милый (ит. ).

[34] …наверняка… поневоле… поэтому… (ит. )

[35] Это слишком (ит. )

[36] Внимательней, кретин! (ит. )

[37] Банда, мафия (ит. ).