Выражение благодарности 10 страница

Копали все – мужчины, женщины, дети, хотя их осталось от прежнего числа всего горстка. Дело продвигалось медленно. Земля была каменистая, работать было тяжело.

Они копали, а небо поливало их потоками мелких камней. Выпрямившись, чтобы утереть заливавший глаза пот, Ливия с ужасом убедилась, что лава теперь уже всего в нескольких сотнях ярдов, так близко, что чувствовался запах горевших сосен.

– Траншея недостаточно глубокая… – растерянно проговорила она.

– Несите матрасы! Что‑ нибудь, чтоб преградить путь! – выкрикнул ее отец.

Ливия кинулась к сараю, впрягла Пришиллу в тачку, нагрузила тачку доверху матрасами и стульями. Толкать перепуганное животное, чтобы тянуть груз к лаве, оказалось делом нелегким, и потом немало страха натерпелась Ливия за несколько минут, пока укладывала груз по краям рва. Другие подтаскивали камни и ветки, отчаянно пытаясь поднять кромку повыше.

А над ними лава уже подошла к полям на окраине Фишино. Наползла на каменный коровник и раздавила его, как картонную коробку. Фруктовые деревья воспламенялись одно за другим, пламя ревело меж ветвей, оголяя их, оставляя ненасытной лаве лишь почерневшие стволы. Ливии жаром палило прямо в лицо, в горле першило от дыма. В считанные минуты жар сделался невыносимым. Один за другим люди сгонялись со своих мест под напором стены раскаленного угля, сметавшей все на своем пути.

Искры плясали в воздухе. Их были тысячи, подобно крохотным горящим стрелам, каскадом летящих на деревню. Сеновал, в котором Ливия и Энцо впервые слившись, катались в сене, со страшным треском подняло на воздух, и ярко‑ желтое пламя вспыхнувшего сена контрастом взвилось на фоне темно‑ красной лавы. Над горящей крышей взметнулся новый фонтан искр, они грянули на землю, огнем занялась сухая трава. Крестьяне пытались сбить огонь на земле лопатами, старыми мешками, даже своей одеждой, но язычки пламени, как шустрые котята, проскальзывали между ног. Люди бежали с ведрами к колодцу, вставали живой цепью, чтобы тушить огонь, но через мгновение раздался крик – кто‑ то плеснул себе на руку водой из ведра. Вода жгла кожу. Еще пара минут, и сам колодец опустел, из его глубин оглушительно зашипело: гора, всосав в себя всю воду, исторгла из себя лишь дым и пар.

Теперь нам уже ничто не поможет, сказала себе Ливия.

Но тут лава словно замедлила свой ход. Стена огня, дойдя до траншеи, замерла, помедлила мгновение, и полилась в узкий ров, заполняя его. Радость прорвалась в нестройных криках измученных людей. Но вот огненно‑ красный язык взметнулся у ближайшего края траншеи и перетек через край внутрь. В основном ров устоял, рухнул лишь крохотный отрезок, всего футов в шесть длиной, но через него, как по носику кастрюльки, лава ручьем потекла прямо на людей.

– Тачку! – выкрикнул Нино. – Катите тачку!

Пришилла все еще была впряжена в нее. Ливия помогла отцу снять упряжь с перепуганной буйволицы. Упершись спинами в тачку, отец с дочерью попытались подпихнуть ее к прорехе в траншее. К ним присоединились другие. Подкатившись к траншее, тачка занялась огнем. Все отскочили назад. Кроме Нино, толкнувшего тачку прямо на огонь и лишь на миг опоздавшего от нее оторваться.

Внезапно, на глазах у Ливии, ее отца как будто подкинуло в огонь. Пламя крыльями взметнулось у него за спиной, черный дым взвился над головой. Ливия услыхала душераздирающий вопль, и поняла, что кричит она сама. Обе они с Маризой кинулись вытаскивать отца из огня, пробиваясь сквозь вставший плотной стеной невыносимый жар. Своими телами дочери пытались заслонить отца от пламени.

Тачка с минуту ярко полыхала, потом красный огненный каток неумолимо перевалил через нее и, набирая скорость, устремился прямо к центру деревни.

Лишь через час измученный, тяжело дыша, добрался Джеймс до аэродрома в Терциньо. Сначала охрана приняла его за беженца, которому требовалась медицинская помощь: и лишь слегка счистив пепел и грязь с формы, Джеймс смог убедить их, что он офицер и что ему необходимо срочно видеть начальника авиабазы.

К моменту, когда его провели к командующему, Джеймс внешне уже вполне владел собой, хотя тревога в нем нарастала с каждой утраченной драгоценной минутой. Нелегко было убедить этого человека, что начавшийся с неба легкий камнепад на самом деле способен вывести из строя все имеющиеся военно‑ воздушные силы, и когда Джеймсу наконец это удалось, оказалось, что еще трудней организовать подъем в воздух восьмидесяти восьми бомбардировщиков, многие из которых не имели даже радиосвязи. К моменту, когда первые бомбардировщики стали выруливать на взлетную полосу, с неба проливным дождем грянул поток легких камешков, бомбардируя жестяные крыши временных аэродромных построек, отскакивая от крыльев В‑ 25‑ х, выстроившихся в очередь на взлет.

– Вроде не так уж и сильно валит, – сказал командир, косясь на Джеймса. – Но, пожалуй, лучше перестраховаться, чем потом жалеть…

– Это только начало, – сказал Джеймс. – Через четверть часа посыплются камни раз в десять крупней.

– Ну, тогда бы мы… – начал командир, но внезапно его слова были заглушены громкой какофонией теперь уже лавиной грянувших камней.

Джеймсу показалось, что вот‑ вот их погребет заживо, – будто металлический барак, в котором они находятся, всего лишь крохотная коробочка в огромной норе, и чья‑ то гигантская рука засыпает ее сверху громадными пригоршнями камней. Разговаривать было практически невозможно. Снаружи на взлетном поле еще один самолет попытался подняться в воздух, его крылья на глазах сотрясались под градом камней величиной с грецкий орех. Сначала камни усыпали взлетную полосу: потом первый слой плотно лег черным ковром, впитывая последующие потоки камней, быстро увеличившие его толщину. Выстроившиеся на взлет самолеты резко затормозили, один, бешено забуксовав, справляясь со скоростью, уткнулся носом в землю.

Командир распахнул дверь. Тотчас с полдюжины камней влетело внутрь. Мигом захлопнув дверь, он наклонился, поднял один.

– Легкий, как пинг‑ понговый шарик! – буркнул он.

И вмиг разжал пальцы.

– Горячий, сволочь!

По всему полю экипажи В‑ 25 разбегались по постройкам, руками прикрывая головы от вездесущих камней.

– Можете одолжить мне какой‑ либо транспорт? – проорал Джеймс. – Мне необходимо снова вернуться на гору.

Командир авиабазы взглянул на него, как на сумасшедшего:

– Куда? – изумленно выкрикнул он.

– Там люди, хочу проверить, что с ними.

Командир махнул рукой в сторону черного шлакового ливня.

– Не валяйте дурака! И десяти ярдов не пройдете. Сквозь такое ничто не прорвется.

– Все же я должен попытаться.

– Никуда вы не денетесь, пока это не прекратится. Это приказ.

Жителям деревни ничего не оставалось, как просто ждать приближения лавы. Соорудили носилки, чтобы перенести Нино, к счастью потерявшему сознание, в безопасное место, где Мариза, как сумела очистила ему обгоревшее, покрытое коростой тело. Даже дышать ему было больно: казалось, огонь глубоко поразил легкие. Потом люди организовали живую цепь, чтобы спасти самое ценное из домов, находившихся под угрозой. Ливия вынесла из остерии пару матрасов, одежду, кое‑ что из снадобий Маризы, и блюдо, принадлежавшее еще матери Агаты, на котором та всегда подавала воскресное рагу.

Последние две сотни ярдов лава прошла за двадцать минут. Сперва занялись виноградные лозы, оплетавшие террасу; листья, ссыхаясь от непомерного жара, буквально испарялись на глазах. Потом пламя охватило двери и оконные рамы соседского дома. Лизнув угол остерии, лава, как наплывающая на берег волна, потянулась вдоль стены. На миг показалось, что дом может устоять под ее напором: но вот вибрирующие и скачущие раскаленные угли величиной с булыжник все же пробили его стены. Дом качнулся, зашатался; крыша с хрустом упала; лава вывернула с фундамента кухонную стену. Та рухнула вниз каскадом рухнувших камней и мебели, и все это кануло в огне лавы, неукротимо ползущей вниз по склону.

Через считанные минуты камнепад с неба внезапно усилился, покрывая все вокруг – лаву, горящие дома, лес, притихшие деревни, – плотным слоем шлака. Жители вынуждены были прятаться в домах, но одна лишь милость была дарована небом: подобно песку, сыплющемуся на огонь, пламя горящих домов тотчас засыпалось слоем мелкого гравия.

Сестры стояли в дверях соседского дома, глядя на происходящее. Мариза положила руку на плечо Ливии.

– Мы сделали все, что могли, – тихо сказала она. – Теперь наше дело – выхаживать отца.

Глава 38

На самом деле извержение Везувия 1944 года вызвало меньше бедствий, чем можно было ожидать. Эвакуация более двух тысяч человек из районов Массы и Сан‑ Себастьяно проходила организованно, благодаря эффективности плана чрезвычайных мер и героическим усилиям сотен добровольцев союзных армий, помогавшим в их осуществлении. В Сан‑ Себастьяно, который был почти полностью разрушен, лава, как оказалось, остановилась всего в нескольких ярдах от церкви, и это явилось явным – по крайней мере для местных жителей, – свидетельством того, что святой снова вмешался в события, дабы защитить свою паству. Многим деревням и фермам, однако, повезло гораздо меньше.

Падение лапилли – так именуются вулканические выбросы, – продолжалось, подобно библейскому мору, восемь дней и восемь ночей, блокировав дороги и перекрыв движение по всей округе. Но вот, издав последний оглушительный рык, громадное облако газа и пепла взорвалось в воздухе в тысячах футах от земли. Через десять дней извержение полностью стихло, необозримое пепельное облако медленно потянулось на юго‑ восток в сторону Албании, породив там невиданные по великолепию закаты. Вершина Везувия, медленно курившаяся более двух столетий, теперь, усеченная футов на шестьдесят, замерла в неподвижности.

Ливия с Маризой прикладывали примочки на истерзанные огнем руки и ноги отца, и, хотя Мариза отважно бросилась под камнепад, чтобы добыть дюжину пчел и их ядом обработать раны, народные средства были уже бессильны помочь Нино. Вскоре начался ожоговый шок, отец метался в сильном жару, раскидывая влажные от пота простыни. Ливия омывала отца водой с целебными травами, но воды было слишком мало, чтобы как следует промыть раны. Нино все чаще и чаще бредил.

– Не знаю, чем еще ему помочь, – призналась Мариза, глядя, как отца трясет лихорадка. – По‑ моему, у него начинается заражение крови.

– Насколько он плох?

Мариза медлила с ответом. Потом сказала:

– Похоже, он умирает.

Ливия закрыла лицо руками.

– Ему нужен настоящий врач, Ливия! Но я не знаю, откуда сейчас его взять.

Ливия пригладила влажную простыню, прикрывавшую плечи Нино. Она знала, кто может дать ей пенициллин, но даже подумать об этом ей было невыносимо.

Весь следующий день она просидела над отцом. Ему становилось все хуже. На глазах у Ливии он слабел, мелкая дрожь перешла в жуткую, нескончаемую тряску. Обожженная кожа на ногах постепенно становилась все белей и белей. Он часто и мелко дышал, то приходя в себя, то теряя сознание.

Они по‑ прежнему были полностью отрезаны на своем вулкане, отторгнуты неоглядным морем серого шлака от окружающего мира, словно затеряны на острове посреди необъятного океана.

– Мне кажется, ему хуже, – сказала Мариза. – Прости, Ливия. Я ничего больше поделать не могу, разве что менять простыни.

Ливия решилась. Встала.

– Побудь пока с ним.

– Куда ты?

– Добывать пенициллин для отца.

Камнепад прекратился, но все вокруг было покрыто черным вулканическим песком – растения, тропинки, деревья, даже ложбины пересохших ручьев. Кругом все походило на лунный ландшафт, где отсутствует все живое. Или, подумалось Ливии, это похоже на картину из какого‑ то сна: мир, в котором самое немыслимое вдруг обретает какой‑ то свой непостижимый смысл.

У меня нет выбора, твердила она себе, пробиваясь сквозь громадные серые наносы. У меня нет выбора. Ради жизни отца, что‑ то должно во мне умереть.

До фермы, где обитал Альберто Спенца, было около мили. Ферма была старая, уединенная: отличное место, где camorra могла бы хранить контрабанду. Ливия знала, что Альберто ни за что не согласится эвакуироваться, это означало бы кинуть тут все свои контрабандные трофеи. Ну да, в сарае стоял его «Бугатти», хотя даже сарай не спас его от извержения. Камнями, пробившими крышу, содрало краску, капот был засыпан пеплом.

Альберто тряпкой оттирал свою машину. Увидев приближавшуюся Ливию, он выпрямился, но ни слова не сказал.

Она остановилась перед ним.

– Мне нужен пенициллин. Срочно.

– Зачем?

– Не твое дело.

– Нет, все‑ таки мое. Пенициллин‑ то мой.

– Нужно для отца.

Жирные губы округлились.

– Ты знаешь, что это недешево?

– Знаю.

– И, если он очень плох, тебе нужно столько, чтоб хватило на пару недель. И как же ты будешь со мной рассчитываться?

– У нас остались кое‑ какие деньги. Можешь забрать.

– Сколько б ни осталось, все равно мало будет. – Он издевательски тянул время. – Хотя, может, мы сумеем договориться.

– О чем?

– Все зависит от того, насколько тебе нужен пенициллин.

– Альберто… – Ливия терпеть не могла просить, но выбора у нее не было. – Дай мне пенициллин, я как‑ нибудь с тобой расплачусь.

– Твои деньги, Ливия, мне не нужны.

– Что тогда?

Он просто стоял, смотрел на нее, выжидая.

Она ведь прекрасно знает, о какой плате идет речь, и пришла, понимая, чем именно придется расплачиваться.

– Ладно, – бросила Ливия. – Пусть будет, как ты хочешь.

– Входи! – Он протянул руку.

Она подала свою не сразу. Они вместе вошли в дом.

В кухне он подвел ее к своей кладовке, распахнул дверь. Какой только немыслимой роскоши тут не было: foie gras, [61] суп из омаров, банки с cassoulet[62] и бутылки арманьяка.

– Одна из выгод, что воюем бок о бок с французами, – пояснил Альберто. – Те по‑ прежнему считают, что офицеров надо кормить соответственно. Ну и, конечно, эти русские. – Он ткнул пальцем в небольшой штабель банок. На этикетках под странно заверченными назад буквами была картинка с изображением рыбы: «Икра».

– Понятия не имею, что со всем этим делать, – беспомощно развела руками Ливия. – Никогда прежде из такого не готовила. – Тут она вспомнила про Нино, и ее охватила паника: температура у него с каждой минутой растет! Надо побыстрее сделать то, что Альберто от нее ждет, взять пенициллин и – назад, но она понимала, если Альберто заметит, что она спешит, он нарочно будет тянуть время.

– Икра пойдет под соус к maccheroni, a foie gras можно обжарить, как бифштекс.

Ливия отыскала кастрюльку, чтобы вскипятить воду для пасты, и стала вскрывать консервы. Гусиная печенка, едва она лизнула ее, оказалась такой сочной, что, Ливия чуть не поперхнулась от неожиданности; икра была свежая, маслянистая и очень соленая. Ливия добавила сливочного масла и мускатного ореха, но совсем немного.

Все время, пока готовила, она чувствовала, как Альберто не спускает с нее глаз. Избегая возможности встретиться с ним взглядом, Ливия пыталась отвлечься приятными кухонными обязанностями: помешивала макароны, подсыпала пряности и специи, послеживала за огнем. Лучше не думать о том, что ей предстоит после всего этого.

– Готово, – сказала она наконец.

– Накрой на двоих. Сегодня ужинаешь со мной.

Ливия накрыла стол на двоих. На тарелку Альберто наложила гору пасты, себе – только одну ложку.

– Что так мало? – спросил он.

– Я не голодна.

– Может, кое‑ что из следующих блюд тебе больше понравится, – криво усмехнулся Альберто.

Откупорил бутылку французского вина, налил в два стакана и один пододвинул к Ливии. Затем, подоткнув за ворот салфетку, принялся накручивать на вилку и направлять в рот пасту, причмокивая от удовольствия.

– За повариху! – сказал он, поднимая стакан.

И опрокинул стакан, даже не удосужившись прожевать пищу.

Альберто продолжал поглощать гору пасты, то и дело обильно прихлебывая вино из стакана.

– Давай гусиную печенку, – рыкнул он. – Я все разом хочу.

Ливия пошла и принесла с плиты обжаренную foie gras. Альберто подцепил паштет вилкой и отправил в рот, сопроводив комом пасты и хлебком из стакана. Намотанной на вилку пастой ткнул в сторону Ливии.

– Теперь – ты.

– Я? Прямо сейчас?

– А что? Сегодня желаю все три блюда одним разом. – Он кивнул в сторону стола. – Сама, небось, знаешь, что делать.

Как во сне, Ливия поднялась со стула, стянула через голову платье. Оставшись нагишом, взобралась на стол. И заставила себя ни о чем больше не думать.

Когда все закончилось, она пошла на кухню и прополоскала рот заветным вином Альберто. Тот поднялся и пошел в кладовку. Вытащил маленькую упаковку, кинул Ливии.

– Твой пенициллин!

Она взглянула возмущенно:

– Но тут всего одна ампула! Ты сам сказал, нужно, чтоб на целых две недели хватило!

Его глаза блеснули затаенным победным огнем – триумфом человека, сознающего, что сделка удалась.

– Значит, завтра еще придешь!

– И завтра отдашь мне все остальное?

– Нет, – сказал Альберто. – Завтра дам тебе еще одну ампулу. А послезавтра – еще одну.

– Скотина! – в сердцах бросила Ливия.

Он потянулся, запустил свои жирные пальцы ей в волосы.

– Разве тебе не лестно? Ты ведь такое лакомство, которое можно есть и есть, и все будет мало?

Ливия почти дошла до дому, как вдруг приступ тошноты подкатил к горлу. Согнувшись пополам рядом с тропинкой, она исторгла жирную пищу Альберто прямо на вулканический шлак и пепел.

В полубреду Нино дернулся от укола в плечо, Ливия склонилась над отцом, и мягкие пряди ее волос коснулись его щеки:

– Ш‑ ш‑ ш… – успокоила она. – Просто пчелка куснула. Пчелиное жало. Сейчас легче станет.

Во время извержения аэродром оказался отрезанным от окружающего мира, даже радио выдавало лишь однообразное завывание и искаженные, утопленные в шипении голоса. Но вот, как только шлаковая буря улеглась, связь стала понемногу восстанавливаться. Едва слышные голоса из Неаполя утверждали, что бульдозеры уже начали работать по очистке дорог, но, судя по всяким сообщениям, становилось также очевидным, что нормальная жизнь восстановится еще не так скоро. Пространство площадью в двадцать квадратных миль густо покрывал обожженный шлак. Под его тяжестью рухнули крыши. Виноградники были сметены, посевы побиты, скот загублен. Ходили слухи, что иные деревни завалены, крыши торчат из черноты камней, будто дома провалились в землю. Но был еще и урон, нанесенный самой лавой: она расплавила трассы канатных дорог, сжигала городки и деревни на своем пути.

Джеймс оказался в непривычной для себя роли чуть ли не героя. Не только благодаря тому, что выступил с заранее подготовленным планом эвакуации. Рассказ о его беспримерном переходе из Сан‑ Себастьяно в Терциньо уже сделался чем‑ то вроде местной легенды.

– Сами знаете итальяшек, – вещал майор Хеткот по радиосвязи. – На каждом шагу – сплошные предрассудки и чудеса. Теперь они уверяют, что вам, чтобы попасть в Терциньо, наверняка пришлось переплывать через лаву. Сама невероятность происшедшего дает им повод добавить новые краски. Правда, уж мы‑ то с вами понимаем, что вы просто делали свое дело. Немцы раздули целую историю из того, что союзникам пришлось разбомбить какой‑ то монастырь в Кассино, и, значит, то, что мы уберегли от извержения немало гражданского населения, лишь улучшит наши отношения с итальянцами. Мы собираемся организовать небольшое торжество, позовем фотографа из газеты, чтоб снял, как генерал пожимает вам руку. Возможно, вы даже удостоитесь почетной ленты.

– Честное слово, сэр, не надо бы…

– Понимаю, Гулд. Кому нужна вся эта суета! Но Управление настаивает.

Хоть это и льстило самолюбию, но мысли Джеймса были только об одном: жива ли Ливия, и если жива, где она сейчас. Сначала он считал, что, как и население других деревень, жители Фишино были эвакуированы. Потом до него дошли слухи, будто некоторые от эвакуации отказались.

Неизвестность доводила его до исступления. До всех этих событий любовь к Ливии была солнечной и оптимистичной. Теперь же страх, что она, возможно, покалечена или убита, впервые в жизни наполнил Джеймса всеми присущими любви треволнениями. Он понимал, что было безумием позволить ей отлучиться хотя бы на минуту. Но он и сам оказался в западне между извергавшимся вулканом и воинскими обязанностями. Снедаемый нетерпением, Джеймс ждал, когда вновь очистят дороги, чтобы можно было поехать и все разузнать.

Если с Ливией все в порядке, пообещал он себе, я сделаю ей предложение. Пусть нам придется держать это в тайне от всех, но пусть она знает, как я к ней отношусь.

Нино не становилось ни лучше, ни хуже. День за днем, подобно двум противоборствующим армиям, вели в недрах его крови отчаянную борьбу антибиотики с инфекцией. Строго говоря, силы были практически равны. Однако Нино все‑ таки хуже не становилось, и это уже служило признаком того, что инфекция понемногу отступает, и у Маризы затеплилась надежда.

Всю неделю Ливия каждый день появлялась у Альберто Спенса. Каждый день выполняла то, что предусмотрено сделкой, и каждый день он вручал ей по одной ампуле пенициллина.

К пятым суткам ее уже перестало тошнить после визита. Она просто делала свое дело.

Вернувшись в Фишино, Ливия вошла в комнату, где Мариза сидела у постели отца.

– Он спит, – прошептала сестра.

Ливия аккуратно подготовила драгоценный шприц с пенициллином, ввела иглу в отцовское плечо.

В первый раз, когда он открыл глаза, взгляд его уже не был отсутствующим, как в горячке. Отец узнал Ливию. И улыбнулся ей.

– Здравствуй, – проговорил он. – Что это ты делаешь?

И повернул голову, чтобы взглянуть.

– Ш‑ ш‑ ш… – успокаивающе прошептала Ливия. – Сейчас снова пчела тебя ужалит.

Введя жидкость, она тотчас извлекла шприц из отцовского плеча, так что тот и не заметил. Через мгновение он уже снова спал.

– Он неплохо выглядит, – тихо, чтобы не разбудить отца, сказала Ливия.

– Он выздоравливает, – кивнула Мариза.

– Можно уже перестать колоть пенициллин?

– Если слишком рано перестанем, – покачала головой Мариза, – вернется инфекция, тогда ему точно не выжить.

– И как долго еще колоть?

– Поглядим, насколько он окрепнет. Еще несколько дней. Может, неделю. – Мариза с тревогой взглянула на сестру. – А, может, от того, насколько тебе крепости хватит.

– Хватит, – зло бросила Ливия. – Я готова на что угодно, лишь бы его спасти.

– Он бы не позволил тебе вину брать на себя.

– Возможно. Но от правды не уйдешь, я виновата. Это я пожелала остаться и рыть траншею, вместо того, чтобы уехать вместе с военными. – Ливия почувствовала, как на глаза навернулись слезы, и ей стало странно, что они еще остались. – Если для его спасения потребуется еще неделю колоть пенициллин, значит, у него будет пенициллин на целую неделю.

Было страшно подумать, как все будет, когда отец поправится, чем обернется ее сделка с Альберто. Ливия чувствовала, что она перевернет всю ее дальнейшую жизнь. Но этого мало. Она понимала, что только она во всем и виновата. Она сама навсегда лишила себя права на счастье.

Наконец бульдозер из Неаполя подполз к аэродрому, расчищая дорогу на Везувий. Джеймс тотчас подал прошение об отпуске. Его просьба была удовлетворена, и благодарная Пятая Армия от щедрот даже выделила ему джип с приводом на четыре колеса.

Многие дороги, ведущие на гору, были все еще заблокированы, и лишь когда Джеймс подвозил нескольких беженцев в Сан‑ Себастьяно, те указали ему тайные тропы, ведущие через лес, по которым он смог добраться до Фишино. Подъезжая к деревне, Джеймс обнаружил, что один из рукавов лавы подполз к ней совсем вплотную. Несколько домов было разрушено, и у него защемило сердце, едва он узнал в одном из них ту самую остерию. Внезапно он увидел Ливию, пробиравшуюся сквозь руины, и, выскочив из джипа, бегом пустился к ней, выкликая ее по имени.

– Знаешь, – сказал Джеймс, – если бы не ты, я бы ни за что не выступил с идеей этого плана, и если бы не этот план, сотни – а может, кто знает, и тысячи, – людей стали жертвами извержения.

– Отлично поработал, – бросила Ливия. – Можешь гордиться.

Она вела себя до странности замкнуто, даже для человека, потерявшего родной кров.

– Скажи, ты в самом деле не пострадала? – участливо спросил Джеймс.

– Я же сказала, только отец получил сильные ожоги. Он был в горячке, мы даже думали, что не спасем его, но теперь, слава Богу, он поправляется. Мариза ходит за ним.

– Это такое везение, что вы уцелели!

– Да, наверное.

Ливия почти не поднимала глаз, даже не поцеловала его. Джеймс гадал: может, она сердится, что он за ней не приехал?

– Я пытался прорваться сюда раньше, – сказал он. – Но тут начался камнепад, двигаться было невозможно.

– У нас тоже камни падали.

– С тобой ведь ничего страшного не случилось, нет?

Она повела плечами.

– Справились.

– Ливия, – спросил он мягко, – неужели ты совсем мне не рада?

– Ну, рада, рада. Только сейчас пора готовить отцу обед. Он лежит в доме у соседей, вон там.

Провожая ее к чужому дому, Джеймс сказал:

– У меня отпуск на несколько дней.

– Хорошо.

– Я бы побыл здесь. То есть, если ты не возражаешь. Помог бы расчистить завалы.

– Люди станут судачить.

– А тебе не все равно?

– Я – не ты, – отрезала она.

– По‑ моему, ты за что‑ то на меня сердишься. В чем дело?

Она с раздражением развела руками.

– Если хочешь, можешь остаться.

– Правда? – спросил он обескураженно. – Ты в самом деле хочешь, чтоб я остался?

– Да, хочу.

Он воспрянул духом. Она просто подавлена тем, что случилось. На него она не сердится.

Когда Ливия покормила отца обедом, Джеймс предложил ей пройтись. Обняв ее, он почувствовал, как она напряглась. Возможно, подумал он, то, что я сейчас ей скажу, немного ее воодушевит.

– Знаешь, – начал он, – может, все случившееся обернется для нас и приятной стороной.

– Как это?

– Я совершенно уверен, что после этого несчастья ваша семья получит компенсацию, и вы сможете переехать в другое место.

– Что значит, в другое место? – вскинулась Ливия неожиданно зло.

– Ну, теперь, когда ваша остерия сгорела, можно подумать над тем, чтоб подыскать себе где‑ нибудь место получше….

– Нечего нам больше искать, – отрезала она. – Наше место здесь.

– Да, но если вы возьметесь восстанавливать разрушенное, – терпеливо втолковывал Джеймс, – рано или поздно может произойти очередное извержение, и в другой раз вашему семейству, возможно, уже не так повезет.

Ливия смотрела вдаль, сквозь сосновую рощу, туда, где было море.

– Это верно, нам повезло, – медленно произнесла она, – но не потому, что уцелели. Нам повезло прежде всего потому, что мы здесь живем.

– Понимаю, – кивнул Джеймс, ничего не поняв. – Но теперь самое время подумать о будущем. Оставаться здесь едва ли благоразумно…

– На что мне твое благоразумие! – взорвалась Ливия. – Говорила же, одна жизнь здесь стоит десятка других жизней. И если ты этого не понимаешь, ты просто круглый идиот.

Джеймс совершенно опешил и даже немного рассердился, хотя и попытался не подать вида. Для всех он, выходит, герой, а для Ливии просто жалкое ничтожество.

– Вечно вы, итальянцы, с вашими страстями! – сухо бросил он. – Одни эмоции, никакого здравого смысла. – Он подыскивал, что бы такое поязвительней сказать. – Учти, в следующий раз некому будет разгребать ваши завалы, союзных войск уже рядом не окажется!

– Премного благодарны, прежде прекрасно обходились и без вас! – криво усмехнулась Ливия.

Разгоралась явная ссора, Джеймс не мог взять в толк, в чем причина.

– Ливия, – сказал он спокойнее, – давай не будем ругаться. Я ужасно огорчен тем, что стряслось с твоим отцом, и тем, что погиб ваш ресторан, но ведь ты не можешь не видеть, какие новые перспективы теперь раскрываются перед…

– Решил, что я захочу в Англию что ли? – резко бросила она.

Именно это вертелось у него на языке, хотя Джеймс заранее решил подойти к этому вопросу не сразу.

– Значит, вот в чем вся штука? – сухо спросил он. – Боишься, что я могу воспользоваться этой катастрофой, чтобы иметь повод сделать тебе предложение и вырвать тебя из этой глуши? Что ж, на этот счет можешь не опасаться.

– Отлично. Это было бы хуже смерти.

Ливия зашла слишком далеко, она понимала это. Но ей было так плохо оттого, что не смеет рассказать ему, отчего ей так плохо, и потому она не сделала ничего, чтобы остановить Джеймса, когда он в бешенстве кинулся к джипу, вскарабкался на водительское сиденье и газанул вниз по склону горы, взметнув шинами россыпи вулканических камней.

Ливия провожала его взглядом. Слезы уже готовы были брызнуть из глаз, но она яростно заморгала, прогоняя их. Потом поднялась и побрела по засыпанной шлаком тропе, тянувшейся в глубь леса.

Альберто сидел за кухонным столом, поджидал ее. Аромат свежезаваренного кофе заполнял дом, полная napoletana[63] стояла рядом с бутылкой коньяка. Но Альберто был небрит, как будто сидел так уже давно.