Выражение благодарности 8 страница

– Э‑ эй! – протестует она. – Пока еще моя очередь!

– А я прекращаю игру! – говорит он, скручивая ей руки так, что она падает к нему на колени. – И играть будем вот во что!

Она выгибается, он для начала шлепает ее по заду, видит, как она прикрыла глаза от удовольствия. Как все‑ таки много в сексе, думает он, от детской игры. Но вспоминает, что чересчур галантным быть не следует, и на этот раз пренебрегает ее визгом и протестами, пока те не перерастают в удовлетворенное бормотание.

После он натягивает рубашку, и когда застегивает пуговицы, она замечает у него в нагрудном кармане листок бумаги.

– Что это? – спрашивает она, вытягивая листок.

– А, это… – Он смущен. – Письмо.

– Важное? – спрашивает она опять, и сама себе отвечает: – Ну, конечно же, важное, иначе, зачем носить его у себя на сердце. – Принимается было разворачивать, вдруг смотрит на него, внезапно посерьезнев. – Это от Джейн?

– Да. Она пишет, что бросает меня.

– Давно это было?

– Давно. Еще когда я служил в Африке.

– А ты притворялся, когда со мной познакомился, что у тебя есть девушка, – поддевает она его.

– Да. Очень глупо было с моей стороны, правда?

– Очень, потому что я поняла, что ты врешь, и тогда стала искать другое объяснение этому. И все‑ таки, какая она?

Джеймс пожимает плечами.

– Ну же! Расскажи, какая она?

– Да я и сам толком не знаю, – медленно произносит он.

Это правда: все, что было связано с Джейн, рассеялось, как английская мгла, под неистовым итальянским солнцем, напитавшим Ливию.

– Хотя я думаю, что она очень смелая. Ведь, чтобы написать такое письмо, признаться, что, в конце концов, я ей не подхожу, наверно, требуется немало храбрости.

– Она влюбилась.

– Влюбившись, легче принимать решения, – соглашается он. – Да ладно, порви его!

– Ни за что! – вскидывается она.

– Тогда я порву.

Он берет у нее письмо и разрывает его на множество кусочков, подкидывает в воздух, как конфетти. Ему весело. Он лежит в постели с Ливией, и никакие события из прошлого теперь не имеют значения.

– Как‑ нибудь ты вот так же и мое письмо порвешь, – вдруг говорит она с грустью.

– Никогда! И потом, мы ведь не собираемся расставаться, значит, тебе и писать мне будет незачем.

Один из его брачных опросов оказался непохожим на остальные. Недели через две после того, как снова завертелась брачная компания, Слон Джеффрис просунул голову в дверь его кабинета. В последнее время он уже не выглядел таким изможденным; как он сам признавался, частично по причине лучшего питания, частично потому, что теперь, когда война вошла в свою наиболее агрессивную стадию, ему приходилось чаще отлучаться из Неаполя, взрывать мосты и перерезать немцам глотки.

– Поразительно, как какая‑ нибудь пара дней отдыха восстанавливает человека, – говорил он. – Возвращаюсь ну прямо как новенький.

Оказалось, Джеффрис зашел поговорить насчет Элены.

– Тут кругом все девчонки замуж выскакивают, – начал он, поглаживая усы, – вот я и думаю, почему бы и нам в эти самые узы не вступить. И вообще, может, даже ты будешь у нас шафером?

Джеймс заверил Слона, что будет счастлив, и пообещал другу организовать для Элены интервью и без задержки оформить соответствующие бумаги. Чистая формальность.

Однако когда дело дошло до интервью, Джеймс увидел, что Элена чем‑ то озабочена. Хотя стеклянный ее глаз, как всегда, смотрел, не мигая, на него, другой почему‑ то косил в стол.

– Что‑ то не так? – мягко спросил Джеймс.

Элена повела плечами. И вдруг внезапно выпалила:

– Не хочу за него замуж!

– Гм!

– Я люблю Слона, – продолжала она. – Так люблю, как никого не любила. Но я же шлюха, а не домохозяйка! Что со мной будет, когда кончится война? Он хочет, чтоб я с ним уехала в Англию. Там холодно, и, мне говорили, кошмарная еда. И там мы будем совершенно нищими. Слон не такой умник, как ты: ему бы только воевать, он для мирной жизни не создан, не думаю, чтоб он когда‑ нибудь разбогател. Мне моя работа здесь нравится, и мне нравится, что она дает мне свободу. Почему я должна с этим распрощаться?

Ситуация вышла запутанная. Джеймс спросил Элену, как она поступит, если найдется способ избежать брака.

– Мне бы хотелось пробыть со Слоном до окончания войны, – сказала она. – После мне останется еще лет пять протрубить, накоплю деньжат, открою собственный бордель, самый шикарный в Неаполе. А дальше, – она развела руками, – красота уж будет не та, так что, может, и присмотрю кого‑ нибудь, да и выскочу замуж.

– Ты ведь можешь прямо Слону сказать, что отказываешься от его предложения.

– Но ведь это ударит его по самолюбию! Если я прямо так ему скажу, он не захочет больше со мной встречаться, и, по‑ моему, раньше времени прерывать отношения просто неприлично. Можешь ты чем‑ нибудь мне помочь?

Дело было непростое, но Джеймс обещал попытаться что‑ то придумать.

Через несколько дней они снова встретились.

– Придумал, – сказал Джеймс. – Просто надо соврать, что ты уже была прежде замужем, это случилось давно, и что теперь с твоим мужем ты понятия не имеешь. Скажем, он сбежал от тебя в первую же брачную ночь или что‑ то в этом роде. Так или иначе, в вашей католической стране развод довольно долгая история – возможно, тебе требуется разрешение из Ватикана, и ты, естественно, не можешь его получить, так как в Риме сейчас немцы.

– Ты гений! – радостно воскликнула Элена. – Сегодня же вечером все так и скажу Слону. Как мне тебя отблагодарить?

Джеймс заверил ее, что за услуги добрым друзьям денег не берет.

– Знаю, – сказала она. – Но мне все‑ таки хочется что‑ нибудь для тебя сделать. Думаю, переспать со мной ты не согласишься?

Джеймс объяснил, что это осложнит их отношения со Слоном, к тому же Ливия вряд ли одобрит эту идею.

– Тогда я отплачу тебе тем, что побеседую кое о чем с Ливией, – произнесла Элена загадочно.

Джеймс попытался было выяснить, что она имеет в виду, но Элена отказалась отвечать на вопросы.

На следующий день Элена с Ливией уединились в кухне, занявшись бесконечным стряпаньем ragu, при этом плотно прикрыв за собой дверь. По взрывам хохота, доносившимся оттуда, Джеймс понял, что беседа протекает увлекательно, но когда он потом спросил Ливию, о чем они шептались, та опять‑ таки отреагировала весьма загадочно:

– Так просто, сплетничали, – бросила она как бы между прочим. – Бабьи дела. Тебе это не интересно.

Когда же в следующий раз Ливия пришла к нему в комнату, оказалось, что она овладела новыми весьма интригующими приемами.

– Кажется, я догадываюсь, кто тебя всему этому обучил, – сказал Джеймс после одного особенно виртуозного эпизода. – Хотя не могу себе представить, каким же образом.

– Показывала мне на кабачках, – призналась Ливия. – Но и она у меня поучилась. Я показала ей, как делается мой коронный sugo.

– Остается только надеяться, что не все мои тайны стали достоянием общественности. Или уже весь Неаполь в курсе того, что между нами происходит?

– О нет, Элена нетипичная неаполитанка, она умеет молчать. Ее профессия не любит огласки. Хотя, я все‑ таки выяснила, почему твоего приятеля зовут Слоном!

– Ах, вот как!

– Просто Элена подхватила кабачок крупней, чем оказался у меня, – насмешливо сказала Ливия.

Но Джеймсу было не до обид, потому что почти немедленно виртуозные приемы последовали снова.

Он уже был достаточно опытен, чтобы не пытаться уточнять, чем женщины там занимались вместе, и не выстраивать свои каждодневные упражнения в соответствии с многочисленными позициями, изложенными Бертоном. Когда Ливия взбиралась на него, впиваясь пальцами ему в бедра, и терлась животом вверх‑ вниз вдоль его пениса, или когда обминала его всего, как тесто, обеими руками, или когда опускалась на колени, вот как сейчас, вбирая член целиком в рот, – это был не просто очередной пункт списка, памятка для любопытных, и даже не рецепт, предлагаемый для воспроизведения. Это была просто sfiziosa, причуда момента, и как всякий момент, этот был впитан каждый раз, уже успев завершиться, неуправляемый, неуловимый.

Джеймс по‑ прежнему считал, что формально остается девственником, хотя различие стало до такой степени формальным, что определить его истинный статус потребовались бы витиеватые рассуждения чуть ли не сродни теологическим мудростям. Похоже, существует бесконечное множество еще не до конца познанных вариантов сексуального опыта, сонм, сопоставимый с неисчислимостью ангелов, пляшущих на острие булавки.

Иногда, когда их тела пресыщались любовью, они оттачивали английский Ливии.

– Я би хотель э… понта пиви биити пожалста.

– Пи‑ ва «бит‑ тер».

– Э… понта… б‑ р‑ р… пиви биити. Пожалста.

– К вашим услугам, мадам. Сию минуту налью вам пинту пива.

– Джэмс, – спросила она задумчиво уже по‑ итальянски, – а мне понравится пиво?

Он поскреб подбородок.

– Некоторым девушкам нравится.

– А почему оно у вас называется «бит‑ тер»? Это ведь значит «горькое»?

– Вроде того. – Он снова перешел на английский: – Шесть пенсов, прошу вас!

Ливия вздохнула:

– У вас ести дача с дести шили?

– У меня уйма сдачи с ваших десяти шиллингов.

– У вас деньги – pazzo, [59] – недовольно сказала она. – «Шилли», «шестипенни», «полупенни» всякие. И что это такое: «полкороны»?

– Полкроны – это два шиллинга и шесть пенсов.

– Тогда «корона» – сколько?..

– Нет, такого не бывает, – поспешно сказал он. – То есть, да, сама «корона» – это то, что у короля на голове и стоит целое состояние. Успокойся, постепенно ты выучишься. Просто надо знать, что у нас считают не десятками а дюжинами.

– Уф! – выдохнула она, подбочениваясь. – Все, на сегодня с английским покончено.

Он все равно продолжал спрашивать:

– А как ты попросишь, чтобы тебе отпустили маргарин?

– Что это: «маргарин»?

– Ну… хм!.. это такой жир. Наподобие гусиного. Чтобы на нем готовить.

– Гусиный жир «отпускают»? Почему бы не взять для готовки самого гуся и не вынуть из него жир?

Вероятно, английская кулинария – не самая подходящая тема для изучения английского языка. Джеймс попытался припомнить что‑ нибудь более привлекательное о своей родине.

– Хочешь, я представлю тебя королю?

– Ну, давай… – проговорила она, пытливо поглаживая большим пальцем чувствительную впадинку между его бедром и промежностью.

– Добрый вечер, Ваше Величество!

– Добри вичи, ваши феличе!

– Не окажите ли мне честь познакомиться с моей супругой?

– Очи ради знакоми с ваши феличе. Сейчас я поцелую твой член!

Хихикнув, Ливия скользнула в постели вниз, чтобы подкрепить свои слова действиями.

Джеймс умолк, отчасти потому, что то, что делала Ливия, было исключительно приятно, отчасти потому, что он только что назвал ее супругой.

Конечно же, они оба понимали ту главную причину, ради которой Ливия учит его язык: ради непроизносимой вслух возможности для нее в один прекрасный день уехать с ним в Ангию, чтоб там в пивной заказывать пиво пинтами. И все же пока это оставалось всего лишь предположением, впрямую еще не обсужденным и, разумеется, формально не выраженным.

Ливия издала легкое «Ах! », удовлетворенная результатом своих поцелуев. Она провела кончиком языка от основания до самой верхушки. Ее глаза, бесстыдно, и в то же время серьезно, смотрели ему прямо в глаза, пока она ласкала губами, и покусывала, и потягивала его член, и, наконец, с готовностью, переведя дыхание, забрала его глубоко в рот целиком.

В этот миг у него не было никаких сомнений, что он хочет, чтоб так было всегда. Ее щедрость, ее страсть, ее чувственность… он ее обожал.

– Ливия… – начал он.

– М‑ м‑ м‑ м?..

Он заколебался. Может, в конце концов, это не самый лучший момент? Делать предложение, когда твоя любовница так идеально, так мягко удовлетворяет тебя ртом, – не слишком ли это легкомысленно, использовать эту ситуацию для выражения серьезных брачных намерений? Нужны цветы, лунный свет, свечи – еще должно быть, черт подери, кольцо. И соискатель в начищенных до блеска ботинках, с сияющей пряжкой на поясе, должен опуститься на одно колено, а не лежать, развалясь, полуголый, постанывая в экстазе, поперек кровати о четырех столбах, с любовницей, которая припала к нему сверху.

Он прикрыл глаза, бедра непроизвольно подрагивали, когда она их покусывала.

Предложение надо заранее обдумать и спланировать. Уж что‑ что, а это он умеет: он вполне сумеет обставить все наилучшим образом.

Когда Джеймс, не в силах больше ждать, притянул ее к себе, чтобы поцеловать, внезапно его пронзила другая мысль. Предложение придется делать тайком. Если по армейским законам брачному офицеру запрещается вступать в брак, вряд ли руководство будет счастливо оттого, что у него здесь появилась невеста.

Глава 35

Несмотря на толстые каменные стены и деревянные ставни на окнах, духота в помещении стояла нестерпимая. Джеймс сидел за письменным столом, пытаясь составить рапорт. То и дело ему приходилось утирать платком лицо. Даже писать было трудно: ручка выскальзывала из пальцев.

Услышав шорох, он поднял глаза. Ливия стояла босяком, прислонившись к раскрытой двери.

– Привет, – сказал он. – Давно тут стоишь?

– Не очень.

– Что‑ нибудь нужно?

Она скорчила гримаску.

– Жарко!

– Не то слово! – кивнул он. Кивнул на свой рапорт. – Мне, к сожалению, надо это закончить.

– Хочешь, чтоб я ушла?

Расстегнула пуговку на платье, стояла, обмахивалась рукой.

– Нет, конечно же, нет, но – к сожалению, долг обязывает.

– Ну да, конечно.

Он написал очередную фразу и поднял глаза. Она все еще стояла в дверях, и, как ему показалось, расстегнула еще одну пуговку.

– Я не могу нормально работать, когда ты тут стоишь и смотришь, – воззвал он.

– Вижу.

– И, клянусь, мне нужно закончить этот рапорт.

Через пять минут она вернулась.

– Я принесла тебе холодного лимонада. – Она поставила перед ним на стол стакан.

– Очень чутко с твоей стороны.

– Жарко, трудно работать, да? – Она подхватила одну из его папок и принялась теперь обмахиваться ею, как веером.

Листок вырвался и осел на пол.

– Увы, над погодой я не властен, – сказал он, поднимая выпавший листок и забирая папку у нее из рук.

– А мне делать нечего. Все уже в духовке стоит.

– Угу, – отозвался он.

Джеймс составлял записку, где перечислял действия для предотвращения разворовывания художественной галереи, потом перекинулся на кражу армейского кинопроектора.

– Почему б тебе не устроить сиесту?

– Отличная мысль! – воскликнула она, просияв. – А тебе?

– Я, к сожалению, не могу.

Джеймс просматривал докладную на солдата, за пять тысяч лир согласившегося не реквизировать у богатых итальянцев их автомобиль. «Считаю нужным подвергнуть аресту», подписал он внизу.

– Какой ты деловой, все воюешь и воюешь.

– Воюю.

– С какими, должно быть, важными военными тайнами ты все время связан. Расскажи, что у тебя сегодня? Новый план наступления? Или читаешь какое‑ то важное воззвание Гитлера?

– Ничего интересного, – буркнул Джеймс. – Но надо это все закончить.

Она еще немного постояла, глядя на него.

– Пойду, может, ванну приму.

– Отличная идея.

– Постучи, если захочешь войти.

Ванна находилась в кухне, так что уединенность была минимальная.

– Не волнуйся. Похоже, я с этим еще сколько‑ то здесь проторчу.

Через несколько мгновений раздалось шлепанье босых ног к двери, затем послышался звук бегущей воды.

Минут пять длилось затишье, потом из ванны донеслось ее пение. Джеймс пытался не слушать, но это было невозможно. Он вздохнул, поднялся и пошел взглянуть, что там. Дверь в кухню была не заперта. Ливия сидела в ванне, почти полностью покрытая водой, только груди и коленки выглядывали, и разливалась соловьем. Он постоял с минуту, посмотрел, прикрыл дверь, вернулся в свой кабинет и дверь также прикрыл.

На этот раз было тихо почти десять минут. Затем без всякого предупреждения его дверь внезапно распахнулась. В проеме показалась рука. Он лишь успел разглядеть, что рука принадлежит Ливии и что в этой руке что‑ то маленькое, круглое и красное, прежде чем рука метнула этот красный предмет в его письменный стол. Очень спелый помидор взорвался прямо на разложенных бумагах.

– Какого дья… – начал было он, тут вторая рука запустила очередным помидором ему прямо в грудь, и тот размазался прямо по его кителю.

– Ах ты, чертова телка! – в ярости взревел Джеймс.

Из‑ за двери послышалось хихиканье:

– Воюешь, так вот тебе!

Она умчалась, дверь кухни с грохотом захлопнулась.

Вздохнув, он оглядел испорченные документы и форму, потом принялся вытирать носовым платком измазанные листы. Тут дверь отворилась снова. Он в негодовании повернулся в ту сторону, и очередной помидор засветил ему прямо в лоб.

– Ну, погоди! – распалился он, припуская за ней в кухню.

В подхваченном подоле платья у Ливии оказалось полдюжины помидоров.

– Это возмутительно! – рявкнул он.

Она швырнула в него помидором, но он на полпути поймал его рукой. Запустила еще один, он поймал и очередной. Проделав все довольно ловко, отметил, что это ее несколько изумило.

– Надеюсь, ты усвоила, – сказал он жестко, – что лучший в Аппингеме защитник крикетных ворот, номер одиннадцатый, способен пресечь твои дурацкие фокусы.

– Ага, руки‑ то у тебя теперь заняты! – И она метнула очередной помидор.

Этот угодил ему прямо в грудь.

Джеймс запустил в нее помидором из правой руки. Тот взорвался у нее на плече.

– А‑ а‑ а! – завопила она.

– Так тебе и надо.

Он швырнул помидором из левой. Этот тоже плюхнулся прямо в цель.

Очередной ее помидор в него не попал и благополучно шмякнулся об стенку, глаза Ливии мстительно вспыхнули. С возмущенным криком она кинулась на него, помидоры в ее подоле, расплющившись между ними, облепили обоих красной жижей. Джеймс, ухватив Ливию за запястья, заломил ей руки за спину, как вдруг она поцеловала его, и весь пыл потасовки перешел уже в нечто совсем иное. Она впивалась ему в губы острыми зубками, ее руки блуждали у него под рубашкой, царапая и гладя его тело, и вот уже его руки тянули вверх ее платье. Она оторвалась от его губ, успев произнести только:

– Да, Джеймс, сейчас! – И платье скользнуло через голову на пол.

Под платьем на ней ничего не оказалось, кожа все еще была влажная после ванны. Ее пальцы потянулись к пуговицам его брюк. И тут она направила его прямо внутрь себя – он погрузился так тепло, так непринужденно, как пальцами в оливковое масло. И приостановился, смакуя этот миг, а она, улыбнувшись, подняла руки, скользнув ими ему за шею. Лениво подняла одну ногу, обхватила ею его сзади, возбудив новую россыпь сладких ощущений.

– Ну вот… – радостно проурчала она, подставляя губы для очередного поцелуя.

Из соседней комнаты раздался нетерпеливый оклик:

– Гулд!

– Твою м…! – буркнул Джеймс. – Это мое начальство, чтоб его… – Высвободившись от нее, схватился за брюки. – Ах ты!..

Ливия прыснула.

– Ничего смешного! – прошипел он.

– Погоди, я счищу… Или нет… хватай полотенце. Пусть думает, что ты принимаешь ванну.

Она озирала полотенце, пока он в него оборачивался:

– Хотя, пожалуй, спереди слишком выпирает…

Майор Хеткот желал обсудить весьма сложную, а, по мнению Джеймса, ужасно нудную, ситуацию, связанную с размещением офицеров управления. Джеймс, старался изо всех сил ускорить беседу, все это время пытаясь как‑ то скрыть следы помидора на своем письменном столе, но к тому моменту, когда он вернулся в кухню, к ужину уже начал собираться народ. Хоррис тянул бесконечный сюжет про девятилетнего итальянского мальчишку, который был пойман с поличным, умыкнув забитый сигаретами грузовичок. Поймав страдальческий взгляд Джеймса, Ливия беспомощно развела руками:

– Не поможете мне смолоть перец, капитан Гулд?

Джеймс вынул пестик со ступкой. Стуча тяжелы каменным пестиком по ступке, он испытывал искупительное удовлетворение, видя, как перчинки расплющиваются под его ударом. Бах… бах… бах!

– Полегче, – шепнула Ливия, проходя мимо на пути к плите. – Так и убить можно.

Не отвечая, он принялся молотить пестиком еще сильней.

– Нет, – сказала она, кладя поверх его руки свою руку. – Надо не бить перец, а толочь. Вот так. Медленней и легче. – Она убрала руку и некоторое время следила за его движениями. – Ага, теперь, пожалуй, отчасти ухватил.

Он прочел в ее глазах скрытую лукавую усмешку.

И уже позже, когда он сидел за ужином, его осенило, что теперь он уже фактически не девственник. Хотя особой значительности момента он не ощутил.

Глава 36

Джеймс брился, когда к нему явился этот сейсмолог. Вернее, пытался бриться: водоснабжение, вечно нерегулярное, похоже, снова отказывало, а редкое капанье ржавых капель из крана совершенно не покрывало его потребностей. Он принялся с раздражением вытирать намыленные щеки. Правда, для того, чтобы иметь основание бриться, поросли у него было явно недостаточно, и это по‑ прежнему раздражало, – но, к его изумлению, Ливии определенно нравились его гладкие лицо и торс, она с явным восторгом гладила его грудь и спину.

При мысли о Ливии ему сделалось еще более не по себе. Она уехала навестить родных на несколько дней. Он бы и сам с радостью отправился вместе с нею, но в Неаполе сложилась слишком напряженная обстановка, и отлучиться сейчас он никак не мог. По крайней мере, там, вдали от бомбежек, ей будет безопасней, чем здесь. Прошлой ночью был особенно неприятный налет, и Джеймс страдал от бессонницы, не говоря уж об отсутствии Ливии и ее кухни.

В дверь туалетной постучали, дверь приоткрылась, просунулась голова Карло.

– Тут один профессор хочет с вами поговорить. Его имя Боми. Кажется, он все знает про землетрясения. Отослать?

– Нет, я приму его, – бросил Джеймс, вытирая руки полотенцем. – Проводите в кабинет, пожалуйста.

Пожалуй, не вредно иметь представление, когда, наконец, перестанет трясти. Судя по всему, неаполитанцев это не очень трогает, но все это весьма тревожно для военных, потому что никогда точно не знаешь, то ли это землетрясение, то ли первые признаки немецкого авианалета.

Профессор Боми, невысокий, солидного вида человек, пребывал в несколько взвинченном состоянии. Первоначально, пояснил Боми, он попытался встретиться с командиром авиаполка в Терциньо, но вместо этого был направлен к заведующему продовольственным складом в Черкола, который в свою очередь переадресовал его в управление союзной военной администрации оккупированных территорий, откуда его посылали еще в десяток разных ведомств, ни одно из которых не проявило ни малейшего интереса к тому, что он стремился им сообщить.

Вздохнув про себя, Джеймс уселся в свое рабочее кресло и спросил:

– Насколько я понимаю, это насчет землетрясений?

Боми развел руками.

– Да, возможно. Причиной могут быть землетрясения, хотя это не точно. Плиний утверждает, что перед извержением 79 года их случилось необычное количество.

– Не понял. Какое отношение к этому имеет Плиний?

– Вы ведь прочли мой доклад?

Джеймс признался, что не только не читал доклада профессора, но до этой минуты даже не подозревал о его существовании.

– В моем докладе… – Тут профессор осекся. – Неважно. Я уже здесь, вы меня слушаете, и это главное. Итак, суть моего доклада в том, что Везувий становится активным.

– Вы уверены? – Джеймс выглянул в окно.

Гора выглядела так же, как и обычно, правда, Джеймс заметил, что струйка дыма, всегда взвивавшаяся над вершиной, теперь отсутствовала.

– На мой взгляд, ничего необычного.

Профессор Боми нетерпеливо взмахнул руками.

– Это потому что вы от него в восьми милях, и вам не видно, что конусовидная стенка частично провалилась внутрь кратера. Он полностью перекрыт. Потому оттуда не идет дым.

– Это опасно?

– Вы, вероятно, слышали о судьбе Помпеи? – трагическим голосом осведомился профессор.

– Постойте‑ постойте! – Джеймс во все глаза смотрел на профессора. – Вы хотите сказать, что ожидается такое же извержение, какое однажды погребло Помпеи?

Professore явно умерил свой пыл.

– Ну, разумеется, это доподлинно утверждать нельзя. В последний раз, когда Везувий оживился в 1936 году, мы просто стали свидетелями новых потоков лавы, – кстати, это было весьма красиво, – но особого урона не нанесло. Хотя до этого, в 1929 году, поток лавы почти докатился до моря, уничтожив два городка. Это непредсказуемо.

– Что же вы предлагаете? Надо думать, ваш доклад содержит кое‑ какие рекомендации?

Мысль о том, что кто‑ то и в самом деле готов внимать рекомендациям из его доклада, повергла профессора в полное изумление. Он развел руками.

– Прежде всего, необходимо эвакуировать население в радиусе двадцати миль от вулкана.

– Но это значило бы эвакуировать весь Неаполь. Что потребует десятки, а, может, и сотни, военных мероприятий. Десятки тысяч людей – куда их всех девать?

– Это не моя забота. Я просто говорю, что может случиться, если они останутся на месте.

– Но каковы реальные шансы того, что извержение, о котором вы говорите, действительно произойдет?

Профессор снова развел руками.

– Кто это может сказать!

Джеймс почувствовал, что уперся в тупик.

– Позвольте, я спрошу несколько иначе – что заставляет вас считать, что вторые Помпеи более вероятны теперь, чем, скажем, полгода тому назад?

– О, отличный вопрос! – Профессор снял очки, протер. – Итак, в последнее время мы наблюдаем ряд весьма любопытных предостерегающих знаков. Не только землетрясения. Имеются несколько странные серные выбросы. Пересыхают или загрязняются колодцы. Это может быть свидетельством тектонических процессов.

Сера. Этим объясняется кислый привкус воды, которую Джеймс пробовал в Черкола. Мелькнула новая догадка:

– Скажите, эти выбросы способны погубить овец?

– Это возможно. Плиний описывает некий вид ядовитых миазмов, возникающих над поверхностью земли. Прежде всего пасущиеся животные могут оказаться в зоне риска.

Выходит, овцы, которые, как он считал, отравлены бандитами, попросту отравились ядовитым газом.

– Надо полагать, вы имеете в виду Плиния Младшего?

– Именно! – Сияющей улыбкой профессор оценил классическую образованность Джеймса. – Он наблюдал за трагедией с корабля своего дяди. С тех пор этот вид активности вулкана – фонтанирующая лава и громадное перистое облако дыма, которое он сравнил по конфигурации с кроной сосны, – именуют «плинианским извержением».

– И если начнется извержение вулкана, в какую сторону потечет лава?

Профессор всплеснул руками.

– Кто знает? Все зависит от подземного давления, от крутизны склона, даже от ветров. У вас есть карта?

Джеймс развернул карту местности, и профессор указал, куда в прошлый раз направился поток лавы.

– Наиболее часто страдают городки Сан‑ Себастьяно и Масса, – пояснил он. Тут Джеймс вспомнил застывшие черные, блестящие потоки лавы в Сан‑ Себастьяно. – Потом Терциньо, Черкола, Эрколана и Треказе.

В Терциньо был аэродром, в Черкола – военная база.

– Надо бы их предупредить, – решил Джеймс. – Ну, а как Фишино? Там будет опасно?

– Особенно нет, но кто знает. Единственное предсказуемое в отношении вулкана – это его непредсказуемость.

Джеймс отметил про себя, что для ученого профессор Боми, пожалуй, явно удовлетворен отсутствием у себя точных знаний.

– И когда возможно разрешение ситуации – в ту или иную сторону?

– Кто может…

– Просто выскажите наиболее реальное предположение! – быстро прервал его Джеймс.

– Есть некоторые данные, что извержения чаще всего происходят где‑ то в период полнолуния, – неохотно произнес профессор. – Когда течение прилива максимально быстрое. Лучший выход – в непосредственной близи наблюдать за кратером, но, к сожалению, мою обсерваторию заняли военные.

– Вы хотите, чтоб я попробовал вам ее вернуть?

Профессор принялся так бурно благодарить Джеймса, что тот даже заподозрил, что главной целью визита профессора было не столько предупреждение об опасности, сколько его желание наблюдать за активностью вулкана с ближнего расстояния.

– Я постараюсь что‑ нибудь сделать, – сказал он. – Но не ждите никакого чуда. Идет война, и я сомневаюсь, чтобы подъем сейсмической активности мог побудить людей прекратить исполнять свои военные обязанности.

Когда профессор удалился, Джеймс подошел к окну. Он уже настолько привык воспринимать Везувий как просто часть живописного пейзажа, потому мысль, что на самом деле, это бомба замедленного действия – более мощная и потенциально более разрушительная, чем любая бомба, созданная человеком, повергала его в шок. Теперь, в мыслях о Везувии, ему представлялось каким‑ то чудовищным злодейством то, что этот вулкан обосновался над городом давящей исполинской цитаделью, подчинив себе жизнь каждого жителя. Внезапно Джеймс ощутил щемящий страх за жизнь Ливии. Если в самом деле произойдет извержение, что будет с ней? Надо хоть как‑ то с ней связаться, но, насколько он знал, телефона деревне не было.