Выражение благодарности 3 страница

– Мы всего на пару дней, – сказал Эрик Джеймсу. – И если ваша очаровательная стряпуха будет столь любезна, что и нас сможет обслужить…

– Вас много слишком, – строго сказал Джеймс. – Чем вас не устраивает собственный военный паек?

– А что такое? – Услышал Джеймс за спиной голос Ливии.

Он обернулся.

– Эти люди спрашивают, не могли бы они вместе с нами питаться. Я сказал, что их слишком много.

Смотреть ей в глаза у него не хватало духу. Едва прозвучал отбой, Джеймс под предлогом, что надо оценить нанесенный ущерб, поспешил удалиться, чтобы Ливия не видала, как пылают от стыда его щеки.

– Сколько их – человек тридцать? – Ливия дернула подбородком. – Я каждый день для кучи народу готовила в остерии.

– Как вам угодно, – сухо сказал Джеймс. – А хватит у нас провианта?

– Я уверена, что выкручусь, – сказала Ливия. – И можно накрыть столы внизу, во дворе, там просторней.

– Но одна все‑ таки вы не сможете всех обслужить!

– Позову кого‑ нибудь в помощь. Найти будет не сложно.

Анджело подскажет, откуда взять подавальщиц на время.

Эрик поклонился:

– La quinta forza armata e molto grata, Signora. Пятая армия вам чрезвычайно признательна.

Его итальянский, отметил Джеймс, и в самом деле значительно улучшился.

К собственному удивлению, Ливию все это забавляло. В целом союзников она презирала, но готова была признать, что по отдельности каждый был вполне ничего себе. Конечно, они немного вяловаты и слишком забивают себе головы делами, но если всю жизнь вечно делаешь вид, будто не слышишь, как мужчины что‑ то бормочут в твой адрес, когда идешь по улице, очень даже приятно почувствовать себя запросто в компании этих застенчивых, тихих, обходительных иностранцев.

Но главное, она снова стряпает. Ливия даже не подозревала, что это столько для нее значит. Четыре года она все пыталась изобрести еду буквально из ничего, чтобы только поставить на стол что‑ то напоминавшее ее внешне. Но теперь благодаря Анджело и его связям с черным рынком она готовила из настоящих продуктов и в таком количестве, о котором раньше могла только мечтать. Целый свежий тунец, плетеная корзинка помидоров из Сан‑ Марциано, упаковка анчоусов, громадные пучки петрушки… Куча молодой картошки из Кампаньи, все еще поблескивавшей крупинками черной вулканической земли, золотистой в разрезе, как яичный желток… Бледный круг пармезана, громадный, как автопокрышка… Полный мешок алых, точно арбузный сок, помидор… охапка мяты с темно‑ зелеными, почти черными листьями… Весь день и весь вечер Ливия шинковала и варила, и с наступлением темноты закатила всем такой пир, что и сама собой возгордилась.

Для многих американцев этот воздушный налет был первым в жизни. В ту ночь разговоры оживились, и вина было выпито больше, чем обычно. Почему‑ то все вокруг внушало непонятное веселье: и столы, временно поставленные прямо во дворе под лимонным деревом, под звездным небом; и черепичные осколки, продолжавшие скрипеть под каблуком. На столах не было свечей, но кто‑ то отыскал керосиновые лампы, вдобавок из сломанных кровельных балок устроили костер. Анджело снабдил Ливию вином в таком же количестве, как и снедью, и все это подносили военным полдюжины хорошеньких девчонок, которых метр сумел обеспечить в кратчайший срок.

– Уверен, я только что видал Сильвану Сеттимо, – сказал Джеймс Эрику, провожая глазами очередной кувшин с вином, плывущий к столу.

– Кто такая?

– Я ее опрашивал. Тогда она изображала из себя девственницу. – Повернув голову, он увидел, как еще одна фантастически красивая итальянка поставила рядом миску с пастой.

– А эта определенно Альджиза Фьоре. Когда мы встречались в последний раз, одежда на ней вообще отсутствовала.

– Интересную ты жизнь ведешь, Джеймс.

– Но они же все проститутки!

– Знаешь, пожалуй, эти сведения лучше держать при себе, – предположил Эрик. – Иначе, не исключено, тут завяжется потасовка.

Еда была, конечно же, потрясающая; Ливия превзошла самое себя. Джеймс самодовольно тешил себя надеждой, что американцы не смогут оценить, насколько хороша еда, поскольку вовсе не хотел, чтобы Ливия растрачивала на них свое мастерство. Однако из раздававшихся вокруг восторженных восклицаний стало ясно, что в секрете ее таланты уже невозможно удержать.

С едой покончили, и танцы напрашивались сами собой. Эрик взялся за свой кларнет, другие военные тоже притащили разные свои инструменты, грянул импровизированный джаз‑ оркестр. И вот уже американцы с энтузиазмом принялись обучать официанток танцевать ду‑ уоп и джиттербаг. [43]

Джеймс улучил минутку, чтобы объясниться с Ливией.

– Миссис Пертини, – произнес он официальным тоном, – я хочу извиниться за мое недавнее поведение.

– Вы о чем?

– О том, что говорил вам во время налета.

– А что вы говорили? – с любопытством спросила она.

Он смутился:

– Вы не слышали?

– Я слышала, как бомба упала. И заорала, чтоб вы легли на пол, но что говорили вы, нет, не слыхала.

– Я сказал… – он осекся, – я порол всякую ерунду. Должно быть, взрывы вывели меня из равновесия. Как бы то ни было, прошу меня извинить.

– Да уж пожалуйста, – сказала Ливия и как‑ то странно на него посмотрела.

Тут к ней подошел кто‑ то из американцев, пригласил танцевать и увел.

Минут через пять Ливия вернулась, слегка запыхавшись, с пылавшими щеками от возбуждения и от множества похвал ее кулинарному мастерству. И запальчиво спросила:

– А вы, капитан Гут, со мной не станцуете?

– Охотно, – отозвался Джеймс. – Но только нормальный танец, не этот дурацкий джайв.

– У вас все по норме, уж это точно, – вздохнув, сказала Ливия.

– Имею в виду, – заметил Джеймс, вставая и выводя ее на простор, – короля танцев, фокстрот.

Ливия призналась, что, как танцуют фокстрот, не знает.

– Вам повезло, я знаю. Просто слушайтесь меня.

Пальцы его левой руки перевились с пальцами ее правой, его левая рука легла ей чуть ниже плеча, и Джеймс легко, но уверенно увлек Ливию скользящим ходом.

– Медленно, медленно, быстро, быстро, – наставлял он. – Уверяю вас, это вовсе не сложно.

– Я вижу, – отозвалась она, прилаживаясь к его шагу.

– А теперь – поворот…. – Он резко увлек ее в обратном направлении, на миг они коснулись бедрами.

– Капитан Гуль! – удивленно воскликнула Ливия. – Вы замечательно танцуете!

– Знаю, – бросил он, легким движением возвращая Ливию обратно. – Быстро… теперь медленно…

Ливия перевела взгляд на свою левую руку, лежавшую на плече Джеймса. Плечо было довольно крепкое, сильное плечо. Она вспомнила его плечо без рубашки, когда сестра обрабатывала рану, и невольно подумала: интересно, если скользнуть рукой слегка под китель, окажется ли у него такое же мускулистое предплечье? Понятно, проверять она не стала, и, встретившись взглядом с Джеймсом, переключилась на спасительный танец.

Что же касается Джеймса – он внезапно и остро ощутил ее близость. С каждым ее поворотом блестящие черные волосы овевали его волнами розмаринового аромата. Рука от лопатки, обхватываемой им, казалась ему нежной, как птичье крыло, а огромные глаза впервые с момента знакомства смотрели на него с выражением, в котором уже угадывалась улыбка. Джеймс почувствовал внезапное напряжение ниже живота и был вынужден немедленно сделать еще несколько поворотов от бедра, чтобы Ливия ничего не обнаружила.

«Что я делаю? – думала Ливия. – Эти люди убили моего мужа. Эти люди пристрелили Пупетту».

Ей вдруг сделалось немного совестно, что она обе эти гибели свела в один ряд. Но что поделать, как убивали Пупетту, она видела своими глазами, а бедный Энцо погиб, отвоевав четыре года, – а ведь вместе они прожили всего год.

Но почему, спрашивала себя Ливия, сейчас мне так хорошо? Ведь это всего лишь танец, и ничего особенного в нем нет.

Музыка кончилась. Оба партнера восприняли это и с облегчением, и с разочарованием.

Джеймс отвел Ливию назад к столу, между ними повисла неловкая тишина. То она взглянет в надежде, что он что‑ нибудь скажет, то он взглянет, будто готовый что‑ то сказать. Но язык словно к горлу прирос, да и ее неаполитанское красноречие на этот раз как будто ей отказало.

Внезапно Ливия вскочила:

– Хотите, научу вас плясать тарантеллу?

Джеймс, по‑ прежнему мучимый то и дело возникавшими ниже пояса сложностями, замотал головой:

– Это замечательно, но лучше не сейчас. Пока с меня хватит.

– Между прочим, – с вызовом сказала она, – у нас это не просто танец, это такой флирт!

Отошла на несколько шагов, взметнула над головой руки, раскинула пальцы и, взвившись на каблучках, вплыла на площадку перед костром.

Джеймса так и подмывало рвануть следом.

– Нет, все же, нет, – сказал он. – Пожалуй, я пропущу.

Она повела плечом.

– Карло!

В ту же секунду Карло стоял перед ней и, распрямив плечи, уже двигался с нею в лад. Энрико подхватил у кого‑ то из американцев гитару, со знанием дела тронул струны.

– Почти во всех итальянских танцах, – бросила Ливия через плечо Джеймсу, – мужчина обхаживает женщину. Но в тарантелле страстью охвачена женщина. В общем, мужчина стоит на месте, женщина на него наступает.

Пальцы Энрико уже быстрей бередили струны гитары, подхватывая ритм, в котором Ливия, кружа, подступала к Карло.

– Но вот она передумала. Не нужен он ей вовсе, она и без него обойдется.

И Ливия вихрем унеслась прочь.

Все взгляды устремились на нее, остальные танцоры подались назад, расчищая ей место. Ливия вилась, кружилась, юбка всеми складками взвивалась вокруг.

– Теперь она поняла, что скучает. Она возвращается. Но к себе прикасаться ему не позволяет. Он уж думает, что поймал ее, а она не дается.

Ливия прикрыла глаза и, грациозно покачивая бедрами, принялась обходить кругами почти неподвижного Карло. Ритм гитарного аккомпанемента нарастал.

– Вот она сдалась. Она страстно, безумно любит его, она вся горит! – выкрикнула Ливия. – И позволяет ему приблизиться.

Она протянула руки к плечам Карло. Спина застыла, как в объятии, но бедра все еще извивались в плавно пульсирующем ритме танца. Финальный вскрик, музыка оборвалась. Такого эротичного зрелища Джеймс никогда еще не видал. Рядом с этим чувственным, мощным явлением страсти джиттербаг с ду‑ уопом казались просто бодрой физзарядкой.

Мужчины, поднявшись из‑ за столов, шумно аплодировали, выражая свой восторг. Энрико стал наигрывать другую мелодию, и офицеры повлекли официанток в освещенный костром круг, с энтузиазмом принявшись воспроизводить только что увиденное.

Ливия вышла из освещенного круга. Джеймс поднялся, надеясь, что она вернется, и они возобновят разговор. Она встретилась с ним взглядом, улыбнулась. Но в этот момент ее перехватил другой военный; что‑ то сказав, увлек к тихому столику вдали от костра и света. Ливия бросила на Джеймса укоризненный взгляд, как бы давая понять, что он имел шанс, но упустил. Джеймс отвернулся, но все же успел заметить, что расторопным парнем оказался не кто иной, как Эрик.

Глава 24

Претендентку звали Виттория Форсезе, она была в скромном черном платьице. Сказала, что первый муж погиб в Греции. И вот, спустя год ей посчастливилось встретить человека, который ее полюбил. Капрала инженерных войск.

Чувства ее жениха были понятны. Виттория была чудо как хороша и необыкновенно мила.

– На какие средства вы живете? – спросил Джеймс, занося ручку над листом.

Едва заметная пауза.

– На сбережения.

– В каком банке хранятся ваши сбережения?

Снова пауза.

– В «Банко ди Наполи».

Название настораживало.

– Не тот ли это банк, который разграбили немцы?

– Да. Чтобы оплачивать свои военные расходы. Они все украли.

– И на что же вы существуете с тех пор?

– Соседи иногда предлагают кое‑ что из продуктов, – неуверенно произнесла Виттория.

– Не скажете ли, кто именно?

Очередная пауза.

– То те, то эти…

– Можете назвать имя человека, который может за вас поручиться? Поймите, мне нужно конкретное имя, с кем бы я мог связаться.

Виттория беспомощно развела руками.

Джеймс оглядел маленькую квартирку. Она была идеально чиста и роскошью отнюдь не блистала. Но бросались в глаза красноречивые детали: помада в спальне, небольшая банка оливкового масла в кухне, пара туфель на кожаной, не на деревянной подошве.

– Деньги вы получаете у солдат, ведь так? – мягко спросил Джеймс.

Виттория не ответила, по щеке тихо скатилась слеза.

Джеймс соображал, как быть дальше. Девушка красива; кажется, трудолюбивая, честная, добрая. Ей выпало счастье встретить парня, которого она полюбила и который любит ее.

Он застыл в нерешительности, ручка зависла над блокнотом. Внезапно решение пришло само собой. Захлопнув блокнот, Джеймс встал, протянул руку:

– Вам, должно быть, крупно повезло с соседями, – сказал он. – Не говоря уже о женихе. Поздравляю, Виттория. Не вижу причин, которые помешали бы вам вступить в брак и как можно скорее.

Ее благодарные слезы еще не успели высохнуть у него на щеках, когда Джеймс выходил из квартиры Виттории. Он остановился, перевел дыхание. Неаполь, почти как всегда, был погружен в свои заботы. Сияло солнце. Высоко над головой две невидимые домохозяйки переругивались через узкую улочку, разделявшую их жилища. Двое стариков сошлись, расцеловались при встрече. Под навесом двери пухлый малыш восседал на коленях у матери, величаво, точно с трона, обозревая все вокруг и с достоинством принимая приветствия и заигрывания прохожих. Аромат помидоров, тушившихся где‑ то с петрушкой и чесноком, царственно струился по улице, перемежаясь с пыльным запахом жаркого камня. Мать младенца смущенно улыбнулась Джеймсу, он приподнял фуражку в ответ.

Да, подумал он, Виттории Форсезе и в самом деле повезло с соседями. Как и всем в этом необыкновенном городе.

Глава 25

Все чаще и чаще Джеймс под разными предлогами оказывался около кухни.

– Для вас будто и войны нет! – сказала однажды Ливия.

– Да я, собственно, и не воюю, – ответил он. – Не такой уж я грозный.

– По‑ моему, как раз наоборот.

– Вы так думаете? – Джеймсу это, как ни странно, польстило.

– Когда вы наставили свой автомат на мой танк, я так перепугалась!

– Я перепугался еще больше, – заверил Джеймс Ливию. Кивнул на помидоры, с которых она счищала кожуру: – Давайте помогу.

– Ну, если хотите…

Ему нравилось смотреть, как ее тонкие пальцы вращают плод и так, и эдак, выворачивая мякоть из треснувшей кожицы, и он попытался изобразить то же.

– Расскажите еще про вашу девушку, – сказала Ливия, не отрываясь от работы.

Джеймс метнул на нее взгляд. Искушение фантазировать оказалось непреодолимо.

– Ну что сказать…, – начал он, – она довольно миниатюрная, худенькая. У нее темные волосы. Обожает меня поддразнивать. И она в общем… властная. Любит всеми командовать.

– Немного на меня похожа. Не в смысле командовать. Я про внешность.

– Верно, – сказал Джеймс. – Пожалуй, она немного с вами схожа. Как‑ то раньше не думал.

– Может, если б вы с ней не встретились, могли бы меня выбрать.

– Ливия!

– А?

– Нет, ничего.

Некоторое время трудились молча.

– Капитан Гуд!

– Прошу вас, – сказал он, – зовите меня лучше Джеймс.

– Джомс!

– Да? – улыбнулся Джеймс.

– Что такое «бом»?

– Звук такой. Вот, скажем… – и он ударил по медной кастрюле на плите.

– Так я и думала. – Она кинула в кастрюлю очередную пригоршню помидоров. – Разве я могу быть «бом»?

– Кто это вам сказал?

– Эрик. Он говорит, что я «сексбом».

– Он так сказал? – вырвалось у Джеймса. – И когда же?

– Нынче утром. Я разве не говорила? Он учит меня по‑ английски.

Этот и впрямь времени не теряет, подумал Джеймс. Сукины сыны, янки! Недаром про них говорят: эти кобели все подгребли.

– Он научил меня трем выражениям, – гордо сообщила Ливия. – Сказать каким?

– Да уж, любопытно, – пробормотал Джеймс.

Она перестала резать, чтобы лучше собраться с мыслями:

– Эйло, Джиммс. Мини звуте Ливия. Стрипухуя.

И победоносно взглянула на него.

– Стряпуха я.

– Я и говорю: «стрипухуя».

– Нет же, «стряпуха я». Вы говорите «стрипухуя».

– Ну?

– Это не слишком прилично.

Глаза у нее расширились:

– А что это значит?

– Это значит… в общем, звучит, как cazzo, мужской член.

– По‑ моему, вы смутились.

– Вовсе нет.

– Надеюсь, вы не такой стыдливый со своей девушкой, – дерзко бросила Ливия.

– Признаться, – сухо парировал Джеймс, пронзая ножом помидор, – именно такой.

И тут Ливия сообразила, отчего Джеймс ведет себя так странно. Первое: то говорит с ней по‑ приятельски, то вдруг надменно. Потом – краснеет, если разговор заходит об интимном; потом – не делает попытки ее потискать; потом – вечно болтается на кухне со своими разговорами; потом – несет явную околесицу насчет придуманной невесты, которую и описать толком не может; потом – он до смешного церемонный, а еще – отлично танцует. Словом, все это нашло вполне очевидное объяснение. Капитан Гулд был finocchio, «фенхелевый», иными словами педик.

Реакция Ливии на собственное умозаключение была неоднозначна. Сначала в восторге от своей сообразительности она захлопала в ладоши. Ну, конечно! Как она раньше не догадалась! Все встало на свои места. Лично она ничего против гомиков не имеет, – был у них в деревне парень, который всегда предпочитал водиться с девушками, мазал губы их помадой, ленточкой подвязывал волосы, а уже когда Ливия вышла замуж и переехала в Неаполь, она увидала там молодых парней, которые за деньги обслуживали туристов. И приметила, что таким часто бывает легче водить дружбу с женщинами. Этим Ливия и объясняла крепнущие дружеские отношения с капитаном.

Но потом Ливия почувствовала некоторое разочарование. Это ее несколько удивило, и она даже попыталась разобраться, откуда оно взялось. О том, что капитан лично ее заинтересовал, не могло быть и речи. Не в этом дело, решила она; просто чаще всего гомики люди грустные и несчастливые, потому что принуждены жить неполноценной жизнью. И так как капитан ей был вполне симпатичен, Ливия решила, проявляя к нему полное расположение, дать Джеймсу понять, что ей, собственно, его ориентация безразлична.

С принятием подобного решения сделалось легче на душе, а прежнее чувство разочарования скрасилось радостным предвкушением того, что они просто будут дружить.

Джеймс отправился на поиски Эрика, но путь ему преградил ординарец.

– Вход воспрещен, сэр. Только для служащих контрразведки.

– Что за бред! Я здесь работаю.

– Из соображений безопасности.

– Черт побери, мы же союзники!

Джеймс попытался оттеснить ординарца, но тот – поскольку, как стало очевидным, как раз и приставлен был здесь в качестве стража, – также стоял на своем.

– Джеймс! – Эрик, заслышав знакомый голос, выскочил из кабинета. – В чем дело, дружище?

– Прежде всего в том, что я не могу попасть в собственное помещение.

– Это лишь временная предосторожность, – заверил его Эрик. – Просто на виду разложены некие документы деликатного свойства, только и всего.

– Настолько деликатного, что надо скрывать от союзников?

Эрик развел руками:

– Бюрократия! Сам знаешь, кому‑ то что‑ то взбрело в голову, спустили приказ, а мы, жалкие пигмеи, должны разбираться. Что у тебя за срочность?

И, подхватив Джеймса под руку, Эрик повел его в соседнюю комнату.

– Я о миссис Пертини.

Эрик выгнул бровь.

– Красавице Ливии? А в чем проблема?

– Ты обучаешь ее английскому. Или скорее, – саркастически сказал Джеймс, – американскому, что вовсе не одно и то же.

Эрик пропустил колкость мимо ушей.

– Между нами говоря, Джеймс, я надеюсь обучить ее гораздо большему, – сказал он с ухмылкой. – И что?

– Ты назвал ее сексбомбой.

Эрик расхохотался.

– Едва ли это красиво с твоей стороны, – отрезал Джеймс. – Ты обратил внимание, что она – миссис Пертини? Что она замужем?

– Так ведь ее муж погиб, – вставил Эрик и, заметив, как Джеймс изменился в лице, добавил: – Ты не знал? Он воевал на стороне немцев, его убили в России.

– Вот как…

– Хотя к моменту его гибели она не видалась с ним целых четыре года. Что должно было стать известным и тебе, если бы ты позаботился задать ей соответствующие вопросы.

Верно: Джеймс взял Ливию на работу, даже толком ничего о ней не разузнав.

– А ведь она, Джеймс, может быть немецкой шпионкой, – сказал Эрик, наслаждаясь его растерянностью. – И сюжет из ее досье насчет участия в партизанском движении вызывает некоторые тревожные сомнения.

– На Ливию заведено досье?

– Досье имеются на всех, – загадочно сказал Эрик. И хлопнул Джеймса по спине. – Ну, теперь, когда твоя британская галантность полностью удовлетворена, даешь мне добро на уроки языка для леди? – Он прищурился: – Если только на кое‑ что менее галантное не нацелился сам?

– Разумеется, нет! – презрительно бросил Джеймс.

– Вот и договорились. Блюди себя для своей… как ее?

– А? Ах, да… Джейн.

– Блюди себя для Джейн!

Джеймс пошел обратно к своему письменному столу, намеренно проигнорировав стража, по‑ прежнему стоявшего начеку перед дверью в американское ведомство. Его распирало от бурного ликования. Ливия не замужем! Теперь оставалось только устранить некоторое неудобство, связанное с воображаемой помолвкой и Джейн, и тогда можно начать ухаживать, и чем скорее, тем лучше, – учитывая, что Эрик обошел его на круг.

Избавиться от Джейн было нетрудно. Многим с родины то и дело приходили письма, в которых их извещали об отставке. Нет, решил Джеймс: пусть будет не измена, пусть будет трагическое сообщение о кончине. Например, Джейн разнесло на куски от взрыва бомбы, или ее скосило пулеметной очередью с «Мессершмитта». Затемнение дает громадный выбор возможностей для фатального исхода: автомобили с потушенными фарами, темные улицы без фонарей уже столько раз становились причиной гибели людей, что придумать очередной случай не составляло труда. Или, может, сочинить что‑ то более героическое. Джейн, выполняя секретную миссию, высадилась с парашютом на территории Франции, и там ее схватили фашисты… Джеймс старательно перебирал в уме всякие варианты, как вдруг, точно громом, его поразило страшное прозрение. Он же брачный офицер!

Вспомнились слова Джексона, сказанные ему в его первый же день в Неаполе. Вы должны служить положительным примером. Можно представить, что сказал бы майор Хеткот, если бы Джеймс сам подал прошение на брак с итальянкой!

Разумеется, некоторые офицеры заводили с итальянками связь, не имея в виду жениться. Но это вовсе не то, что ухаживать за женщиной, зная наверняка, что брак с ней невозможен. Джеймс подозревал, что в любом случае поблажки, оказываемые прочим офицерам, скорее всего ему в его положении не светят. Высшее командование вряд ли одобрит, чтобы брачный офицер открыто заводил как раз те отношения, которые призван пресекать.

Он сидел, отчаянно ломая голову над создавшимся положением, и как раз в этот момент вошла Ливия, неся стакан свежевыжатого лимонного сока.

– С добрым утром! – сказала она приветливо. – Такая жара, я принесла вам попить.

– О, спасибо!

Джеймс взял из ее рук стакан, отпил. Натуральный сладкий лимонный сок приятно освежал. Джеймс заметил, что Ливия не спешит уходить и, похоже, склонна поболтать. В последние дни она явно стала относиться к нему благосклонней. Чуть раньше эта мысль заставила бы его радоваться и торжествовать. Сейчас лишь усугубила его скорбь.

– Как дела? – угрюмо спросил он.

– У меня? Замечательно. А знаете, – сказала Ливия как бы между прочим, – я тут подумала… у меня в Неаполе много друзей. В смысле, мужчин. Неплохо бы вас кое с кем познакомить. Например, с Дарио. Думаю, он вам понравится.

Джеймс поднял руки от стола, снова опустил.

– Послушайте, Ливия, у меня нет времени знакомиться с вашими друзьями. У меня полно работы.

– Но ведь надо же вам как‑ то развлечься. Дарио очень милый. Вы найдете с ним много общего. И… – Она сделала многозначительную паузу: – у него много таких же, как и он, приятелей.

Тут Джеймсу все стало ясно: этот ее дружок интересуется, не сможет ли она при ее связях в союзных ведомствах, пристроить его к ним в качестве информатора. Обычно, от таких услуг Джеймс бы отказался, но в данном случае… Ливия…

– Возможно, как‑ нибудь вечерком я с ним встречусь, – вяло отозвался Джеймс. – Но только предупредите его, что ненадолго. В данный момент я не нуждаюсь ни в чьих постоянных услугах.

– Но если это окажется подходящий вам человек…

– И обычно я не плачу, – предупредил Джеймс. – Если только это не совершенно особый случай.

– Ну, конечно! – воскликнула Ливия, несколько ошарашенная откровенностью получившегося разговора. – Не думаю, что это волнует Дарио, правда, я знаю, что прежде он брал за это деньги.

– Скорее всего, тут все зависит от позиции, – отозвался Джеймс.

Ливия, девушка деревенская, к потрясениям не склонная, теперь была сконфужена до крайности. И возвратилась на кухню с пылавшими от стыда щеками.

Джеймс вздохнул. Непроизвольно он проводил Ливию взглядом, когда она удалялась, еле заметно, как почти все итальянки, покачивая бедрами. Последний взмах рукой, длинные пряди откинулись за спину, и она скрылась за дверью… Ничего уже поделать нельзя, думал он. Я влюбился. Я люблю Ливию Пертини.

Ему отчаянно не повезло, и выход был всего один. На людях им вместе показываться нельзя, потому придется просто тщательно скрывать свои чувства в надежде – во‑ первых, что при этом он не будет выглядеть полным идиотом, и, во‑ вторых, что он не причинит Ливии нежелательного неудобства.

Глава 26

Джеймсу становилось все любопытней и любопытней, по какой‑ такой причине американская служба контрразведки неохотно допускает его в свои помещения.

Их кабинеты располагались рядом с его спальней. Однажды ночью он подождал, пока все уснут, и вскарабкался на выступ одного из громадных окон. Короткое, тянущее нервы подтягивание рукой от одного окна к другому, и он уже внутри их святая святых.

Комната была хранилищем документов. Куда ни глянь, полные коробки. Джеймс начал их просматривать, пока не наткнулся на одну, подписанную: «Совершенно секретно – только для сотрудников Службы контрразведки». Там оказалась всего одна папка. Наверно, то самое, – решил Джеймс. Название гласило: «Операция Гладио». Он раскрыл папку и пробежал глазами первый лист.

Положение дел

По окончании войны на юге Италии, вероятно, создастся тревожная политическая ситуация. Англичане стоят за автоматическую реставрацию монархии. Однако это ни в коей мере нельзя считать единственно возможным исходом. Некоторые представители зажиточных слоев на юге агитируют за независимое «Неаполитанское королевство». Коммунисты, имеющие поддержку беднейших слоев населения, охотно предоставят этим мечтателям возможность себя изжить и попытаются, как только союзные войска уйдут, произвести революцию сталинского типа, объединившись с рабочими движениями Греции и Югославии, для того чтобы создать сверхдержаву на всем пространстве Европы от Москвы до Милана.

В настоящее время единственную альтернативу коммунистическому перевороту в Италии могут составить уцелевшие фашисты Муссолини, которые жаждут расправиться с коммунистами, если им будет оказана соответствующая поддержка.

Третьей мощной группировкой в южной Италии является Мафия, или по‑ местному camorra. Надежной политической силой она не является, однако активно противостоит коммунистам, скорее всего, в силу осознания, что при коммунистах им будет гораздо сложнее, чем при ком‑ либо ином.

Наиболее непредсказуемой силой среди всех вышеназванных являются партизаны, большинство которых в настоящее время сражается с немцами хорошо организованными, эффективно действующими отрядами, созданными по коммунистическому принципу…

Дальше еще много всякого в том же духе. Джеймсу показалось это полной бессмыслицей. Почему американцы так пекутся о том, что будет после войны, если они не способны взять под контроль положение с черным рынком и коррупцией, которые процветают у них прямо под носом? И что, черт подери, такого секретного в этом вполне очевидном изложении ситуации на юге Италии?

Когда он помещал папку на место, его взгляд привлекла небольшая книжечка на столе. Он взял ее в руки. Это был продающийся на уличных развалах итальянский разговорник под названием «Современный Карманный Полиглот: Все, что нужно, чтобы говорить по‑ итальянски». В книжечку была вложена закладка, помечавшая раздел «Как знакомиться с дамой».

«Доброе утро, мадам! Как вы красивы. Есть ли у вас жених? Не могу не согласиться на ваше предложение», – прочел Джеймс.

Возможно, Эрика вовсе не стоит уж слишком опасаться? – с улыбкой подумал он. Положил книжку на место и удалился тем же путем, что и проник сюда.