37.ВЕНДИ . 38.ДЖЕЙМС

37. ВЕНДИ

Мое сердце тяжелеет, пока я сижу в холодном, сыром офисе стрип‑ клуба и жду, пока Крюк сделает то, что должен сделать.

Это отстой.

Кёрли сидит за офисным столом и листает свой телефон, а Мойра почему‑ то решила составить нам компанию. Ее взгляд горяч, он проникает в мои внутренности, и я широко улыбаюсь ей, надеясь, что ее разрывает на части осознание того, что я здесь, у Крюка. Она принесла одежду, но я отказался от нее, не в силах унять искру удовольствия, которая затеплилась в моей груди, когда она взглянула на то, что на мне надето.

За последние пару часов я смирилась с тем, что эмоционально испорчена. Позволять такому мужчине, как Крюк, прикасаться ко мне и наслаждаться тем, что я чувствую, когда он это делает, по меньшей мере, нездорово. Он ясно дал понять, что не является добропорядочным гражданином. Он совершает ужасные поступки, большинство из которых, надеюсь, я никогда не увижу.

Но несмотря на то, что он сделал и со мной, и, я уверена, с другими, я не могу изменить тот факт, что когда я с ним – когда я действительно с ним – я открываю себя все больше и больше. Открываю для себя то, кем я могу быть.

Иронично, что потеря свободы воли помогла мне обрести свой голос.

И, возможно, это делает меня более похожей на моего отца, чем я хотела бы признать.

Но все мы немного извращены, и нет такого понятия, как добро и зло. Есть только перспективы, и восприятие меняется в зависимости от угла зрения.

Люди не статичны. Наша мораль не постоянна. Они переменные, постоянно меняющиеся и превращающиеся в различные версии самих себя; энергия, которую можно переключать и перестраивать.

– Могу я взять твой телефон? – спрашиваю я Кёрли.

Он закатывает глаза.

– Солнышко, ответ сейчас такой же, как и последние двадцать раз, когда ты меня спрашивала. Нет.

– Я просто хочу узнать, как дела у моих друзей. У моего брате.

Мойра поднимает глаза от того места, где она ковырялась в ногтях, и ее любопытный взгляд останавливается на мне.

– Почему у тебя нет своего телефона ещё раз?

Кёрли выпрямляется, бросая на меня предупреждающий взгляд.

– Я потеряла его, – говорю я, пытаясь скрыть свою ошибку.

– О, – она кивает. – Очень жаль, – в ее глазах появляется блеск, когда она осматривает меня сверху вниз, ее губы кривятся. – Знаешь... Я понимаю. Я тоже переживала, что потеряла телефон вчера вечером, но поняла, что так спешила на встречу с Крюком, что даже не взяла его с собой.

Мой желудок сжимается. Она лжет.

– Прошлой ночью?

Мойра очень напоминает мне Марию, и у меня никогда не было возможности постоять за себя с ней, я слишком беспокоилась о том, чтобы быть принятой. Но мне надоело быть послушной девочкой, которая принимает оскорбления людей и носит их как бремя.

– Это интересно, потому что Крюк был со мной прошлой ночью.

Ее ухмылка расширяется, а голова качается в сторону.

– Ты уверена в этом?

– Я… – я делаю паузу, понимая, что на самом деле не уверена, куда он пошел после того, как я заснула. Я предположила, что он просто проснулся раньше меня, но во мне зарождается сомнение, заставляя мои внутренности зеленеть.

– Мойра, заткнись, мать твою, – огрызается Кёрли. – Никому нет дела до твоих внеклассных занятий с боссом. Уходи.

– Но я...

Он встает из‑ за стола.

– Я сказал, убирайся к чертовой матери.

Она вскакивает на ноги и топает за дверь. Хорошо избавились.

– Так он был здесь? – спрашиваю я, когда она уходит, и поворачиваю голову к Кёрли.

Он смотрит на меня, его челюсть сжимается, глаза слегка опускаются в уголках, как будто он жалеет меня и не хочет отвечать.

Я выдыхаю, скрещивая руки. Мне все равно. Не так уж важно, с кем он проводит время. Мне просто абсолютно отвратителен тот факт, что он мог быть с ней, а потом пришел домой и засунул те же пальцы в меня.

И я позволила ему это без борьбы. Я практически умоляла его об этом.

Дверь с грохотом распахивается, Крюк врывается в комнату, как ураган, мгновенно высасывая всю энергию в комнате. Парень с первой ночи в баре – тот, кто впустил нас – следует за ним.

– Крюк, я...

Крюк поворачивается.

– Старки, не говори, если не хочешь потерять свою жизнь.

Мой желудок крепко сжимается. Мои глаза расширяются, когда они видят Крюка. На нем черные кожаные перчатки, рубашка на пуговицах закатана до локтей. На его коже красные брызги, а волосы взъерошены и растрепаны, как будто он вырывал их с корнем.

Старки сглатывает, его лицо искажается, когда он опускает голову. Крюк разминает шею, и хотя, несмотря на его внешний вид, он выглядит относительно спокойным, я вижу легкую дрожь в его руке и то, как напряглись его черты лица. И воздух – он кажется другим. Я не знаю, как это объяснить, но всякий раз, когда его настроение меняется от одной крайности к другой, я чувствую это. Как будто он тянется, чтобы прикоснуться ко мне, желая притянуть к себе и помочь спасти его от утопления.

Я чувствую своими костями, что он в нескольких секундах от того, чтобы сорваться.

И когда Крюк сорвется, я представляю, что это не будет хорошо ни для кого из участников.

Я не знаю точно, что заставляет меня делать то, что я делаю дальше. Может быть, у меня есть желание умереть, а может быть, я смирился с тем, что если бы он хотел меня убить, он бы это сделал. Но я поднимаюсь с дивана и медленно иду к нему, не останавливаясь, пока не оказываюсь прямо перед его лицом.

Он выдыхает, убирая руку с волос, его ноздри раздуваются, когда он смотрит на меня.

– Привет, – говорю я.

Его глаза темнеют.

– Привет.

– Я знаю, что сейчас, возможно, не самое подходящее время, – пытаюсь пошутить я.

Уголки его рта дергаются.

Я подхожу ближе, надеясь, что он не отведёт от меня взгляда, боясь, что если он отвернется, я потеряю его навсегда, и маленькая частичка Джеймса, пробивающаяся сквозь него, исчезнет совсем.

Я прижимаю руки к его груди, ровный ритм его дыхания заставляет мои ладони подниматься и опускаться, и я приподнимаюсь на цыпочки.

– Могу я поговорить с тобой наедине?

Он хватает меня за бока, его глаза сверлят меня, его взгляд обхватывает вокруг мою грудную клетку и стягивает ее. Его пальцы дергаются на моей талии.

– Пожалуйста, – шепчу я, глядя на него из‑ под ресниц.

Мои чувства размыты, мое внимание приковано к нему, но я слышу, как за нами захлопывается дверь.

Его руки проводят по моей спине, заставляя мурашки бежать по коже. И вдруг я не просто пытаюсь успокоить ситуацию. Я отчаянно хочу, чтобы он был рядом, воспоминания о том, что было раньше, пронзают меня и разжигают желание, пока огонь не закипает в моих венах.

На этот раз именно я наклоняюсь и целую его.

38. ДЖЕЙМС

Я никогда в жизни не принимал наркотики, но я представляю, что это ощущение схоже с тем, что происходит, когда Венди течет по моим венам.

Всепоглощающе.

Я крепко вцепляюсь в нее, когда ее язык касается моего, желая искупаться в ее вкусе, чтобы утопить воспоминания, захлестнувшие мой разум. Я был так близок к тому, чтобы потерять ее. Страх и ярость бурлили в моей крови, пока я не стал видеть только красное, но я сдержал себя в руках, ожидая услышать, как имя Тины Белль сорвется с губ Томми.

А потом Старки, этот идиот, каким он и является, всадил пулю в голову Томми, сказав, что его палец соскользнул со спускового крючка.

Он должен быть глупцом, если думает, что я поверю в такое жалкое оправдание. Но я разберусь с ним после того, как разберусь со своими демонами.

Крок.

Одно только имя вызывает во мне отвращение, а за ним – стыд. Это невозможно. Питер не знает о нем – никто о нем не знает.

Если только они не выпытали эту информацию из Ру.

Мысль о том, что мой самый близкий друг разгласил мои самые темные секреты моему смертельному врагу, порождает инферно ярости, которую я выплескиваю в рот Венди, и она глотает ее как воду, как будто ей нравится ее вкус.

Мои внутренности бурлят и плюются, мой разум борется между тем, чтобы сломать все на своем пути или разрезать себя, пока отпечаток памяти о моем дяде не будет стерт из моей души.

Мой рот отрывается от рта Венди, когда резкая боль пронзает мою грудь, и кошмары из моего детства вспыхивают в моем мозгу.

Венди хватает мою руку и кладет ее на сердце, прикусывая зубами мою нижнюю губу.

– Отдай это мне, – шепчет она.

Я качаю головой, мое тело дрожит.

– Мне нечего тебе дать.

Ее рот тянется вдоль моей челюсти, прижимая мягкие поцелуи к моей коже.

– Так отдай мне все свое ничего, – отвечает она.

Ее слова проникают в самую глубину меня, смешиваясь с моей яростью, пока я не ломаюсь. Мои руки крепко сжимают ее, и я переворачиваю нас, наклоняю ее назад над столом, поднимаю ее руки над головой и сжимаю ее запястья в своих руках.

– Не притворяйся, что я тебе не безразличен, – выплевываю я. – Не сейчас. Я не вынесу этого.

Мой голос срывается от жжения в горле.

Глаза Венди расширяются, когда она смотрит на меня, ее губы распухли и розовые от поцелуев.

– А что, если я не притворяюсь? – шепчет она.

Мой желудок переворачивается, грудь сжимается от ее слов.

– Я не дал тебе повода, чтобы хотеть заботиться обо мне, – я прижимаюсь к ней всем телом, мои бедра оказываются между ее ног, бумаги на рабочем столе хрустят под нашим весом. – Я нехороший человек.

– Я знаю, – дышит она.

– Я пытал, – я опускаю губы вниз, касаясь ими ее шеи. – Я убивал, – поднимая свободной рукой ее рубашку, я провожу пальцами по ее боку, мой рот касается ключицы, затем переходит на выпуклости ее груди. – И я сделаю и то и другое снова, ни о чем не жалея. Я наслаждаюсь этим.

Ее ноги сжимаются вокруг моих бедер.

Моя рука отпускает ее запястья и прижимается к ее лицу, ее кожа мягкая под подушечками моих пальцев. Моя грудь вздымается, когда сердце бьется о ребра.

– Но я сожалею всеми фибрами своего существа, что хотя бы на мгновение ты пострадала от моих рук.

Ее глаза расширяются, прекрасные оттенки коричневого блестят.

– Ты, без сомнения, единственное добро, которое я когда‑ либо знал, – я прислоняюсь лбом к ее лбу, мое дрожащее дыхание пробегает по ее губам, мой большой палец трется о ее щеку. – Так что... не лги мне, Венди, дорогая. Потому что мое сердце не выдержит, если ты это сделаешь.

Она приподнимается, ее рот сталкивается с моим, страсть взрывается на моих вкусовых рецепторах. Я стону, когда она обхватывает меня своими конечностями, мой член твердеет, когда он трется о нее.

Все мои волнения направлены на нее, а не на весь мир, и я теряю себя в этом моменте.

Я тянусь к горловине ее рубашки, дергаю, пока она не разрывается на две части, обнажая ее соски, розовые, твердые и великолепные. Я втягиваю один из них в рот, верчу под языком, пока мои руки спускают боксеры с ее ног.

Она вздыхает, её спина выгибается дугой. Мое сердце разрывается от желания заставить ее увидеть. Показать ей, что я чувствую, потому что я никогда не умел говорить словами. Во всяком случае, не теми, которые имеют значение.

Я хочу, чтобы она выбрала меня.

Не потому, что я требую этого, а потому, что она может.

Мои пальцы проникают между складок ее киски, скользя по влаге.

Я прокладываю путь вниз по ее торсу, целуя и посасывая, извиняясь языком и зубами за все, чем я ее обидел, за всю боль, которую, как я знаю, что причинил.

Мое лицо оказывается между ее бедер, и я глубоко вдыхаю аромат ее возбуждения, заставляя желание покрыть мою кожу.

– Всегда такая мокрая для меня, милая, – я просовываю два пальца внутрь, наблюдая, как ее тугие стенки всасывают их. – Ты такая хорошая девочка. Ты знаешь это?

Ее ноги дрожат, когда она раздвигает их шире, открывая себя для моего пиршества. Она получает удовольствие от похвалы. Запутавшись пальцами в прядях моих волос, она тянет меня вперед. Я охотно повинуюсь, погружая ее клитор в свой рот, ее вкус взрывается на моем языке. Я стону, вдавливая свое лицо в нее еще глубже, желая утонуть в ее сущности, пока не почувствую ее в своей душе. Я скольжу пальцами внутрь, изгибая их вверх, прежде чем выпустить их обратно, затем опускаю их ниже, чтобы покрыть ее возбуждением другое отверстие.

Ее ноги сжимаются вокруг моей головы, и слюна собирается в передней части моего рта. Я слегка приподнимаюсь, мои руки сильно раздвигают ее бедра, пока она не оказывается широко раскрытой и выставленной напоказ. Я капаю слюной, наблюдая, как она стекает из моего рта на верхнюю часть ее красивой розовой киски, затем скользит вниз и еще дальше вниз, пока, наконец, не стекает на стол под нами.

Она вздрагивает, а я ухмыляюсь, мой член пульсирует от развратного зрелища. Мой палец нажимает на ее отверстие, пробегает по половым губам, пока не достигает тугого кольца мышц, которое теперь скользкое и влажное.

– Какая грязная девчонка, не так ли? – хриплю, мой живот сжимается от желания. Я втягиваю ее клитор обратно в рот, вращая языком восьмерку, а пальцем дразня ободок ее анального отверстия.

– О Господи, – ей заинтригована.

Я открываю рот шире, моя слюна смешивается с ее соками, заливая ее до тех пор, пока они не скапливаются на столе.

– Я не думаю...

– Шшш, – успокаиваю я. – Не думай, милая. Просто возьми это.

Я ввожу кончик пальца внутрь, убедившись, что смазки достаточно, чтобы это было приятно, а не больно.

– Блядь, – кричит она.

Мой рот снова погружается вниз, язык попеременно то погружается в ее киску, то крутится вокруг ее клитора. Нечленораздельные стоны вылетают из ее рта, ее тело дергается, а моя свободная рука поднимается вверх, надавливая на плоский живот.

Когда ее дыхание прекращается, я понимаю, что она близка.

Она задерживает дыхание.

Мой палец входит и выходит из ее тугой дырочки в тандеме с языком в ее киске, мой большой палец вырисовывает круги на ее клиторе.

Все ее тело начинает дрожать, и я поднимаю глаза вверх, мой член дергается, когда я вижу пятнистый румянец на ее коже.

Она открывает рот в беззвучном крике, ее тело выгибается дугой, а внутренние мышцы ее задницы сжимают мой палец, как тиски.

Я работаю над ее оргазмом, пью ее соки и стону от их вкуса. Дрожь переходит в трепет, и я медленно облизываю ее тело, пока мои губы не прижимаются к ее уху. Я выскальзываю из ее попки, пока только кончик моего пальца не прижимается к ней.

– Однажды, – шепчу я. – Я возьму тебя здесь. Почувствую, как твои мышцы выжимают сперму из моего члена, пока ты доставляешь наслаждение этой сладкой маленькой киске.

Она вдыхает, ее глаза дикие, а щеки румяные.

– Тебе бы этого хотелось? – шепчу я, проводя носом по ее щеке.

Ее руки протягиваются и хватают мое лицо, притягивая меня к себе. А потом она слизывает свои соки с моего рта, ее глаза тяжело закрываются, когда она стонет от вкуса.

Мои внутренности крепко сжимаются, мой член подрагивает.

Она убирает свои прикосновения с моей челюсти, ее язык проскальзывает между моих губ, ее ладони скользят вниз, чтобы схватиться за пряжку моего ремня. Я помогаю ускорить процесс, снимая штаны, пока мой член не вырывается на свободу, толстый и налитой, капающий от потребности быть внутри нее.

Ее пальцы перебираются на мою рубашку, и я замираю, мои руки бросаются к ее, не желая, чтобы она видела недостатки прошлого на моей коже.

– Все в порядке, – говорит она. Она садится так, что ее лицо оказывается на одном уровне с моим, а плоская ладонь ложится на мою грудь, прямо над сердцем. – Я не притворяюсь.

Я глубоко вдыхаю, мои эмоции бешено бегут, страх наполняет мои вены, пока она медленно расстегивает мою рубашку, одну пуговицу за другой, пока она не просовывает руки под рукава, и ткань соскальзывает с моей кожи. Я стою неподвижно, сжав челюсть, готовясь к тому, что, как я знаю, она сейчас увидит.

Она придвигается ближе, ее ноги обхватывают мои бедра, прижимая мой член к ее центру.

– Джеймс, – шепчет она.

Это имя, слетевшее с ее языка, не дает мне покоя, что‑ то теплое и нужное взрывается в моей груди. Я поднимаю руки, позволяя ей поднять мою нижнюю майку и отбросить ее в сторону.

А потом я жду.

Ее пальцы пробегают по моему торсу, и я бросаю взгляд вниз, страшась увидеть выражение жалости на ее лице.

Но я не вижу.

Ее взгляд широк и открыт, когда она прикасается к каждому шраму, многие из которых появились в те ночи, когда мой дядя решал содрать мою кожу, зная, что вид моей крови вызывает ужас, парализующий меня на месте.

Мое сердце беспорядочно колотится в груди. Ее рука проводит по моему бедру, зазубренная линия проходит по моему боку, обжигая от ее прикосновения.

– Что здесь произошло? – спрашивает она.

Я стискиваю зубы.

– Авиакатастрофа.

Ее глаза переходят на мои, а затем она наклоняется и прижимается губами к метке. Мои легкие сжимаются, горло раздувается от этого жеста. Я хочу сказать ей, что она целует шрам, который создал ее отец, и что каким‑ то образом, одним своим прикосновением, она облегчает боль.

Но я не знаю как, поэтому вместо этого я подтягиваю ее лицо к своему рту и показываю ей это своим телом.

Я втягиваю ее дыхание в рот, прижимаю ее спиной к столу, мой член проскальзывает между складками ее киски и создает трение, от которого мой живот напрягается, а удовольствие пронзает мой позвоночник.

– Скажи это еще раз, – говорю я ей в губы.

– Что сказать?

– Мое имя, – я вжимаюсь в нее, тепло распространяется по каждой клеточке.

Ее глаза закатываются, когда кончик моего члена прижимается к ее клитору.

– Джеймс, – дышит она.

Мой член входит в нее одним толчком, до упора.

Мы задыхаемся одновременно, ощущение того, что я окружен ею, переполняет все чувства. Я боюсь, что если пошевелюсь, то взорвусь, а я хочу, чтобы это длилось вечно.

Медленно я выхожу из нее, а затем снова вхожу, сила моих бедер соответствует всплеску моих эмоций, заставляя меня сходить с ума от потребности войти как можно глубже.

Я наклоняюсь, мой язык лижет раковину ее уха.

– Ты так совершенна. Мне так чертовски хорошо.

Она стонет, ее ногти впиваются в мое плечо, когда ее бедра поднимаются навстречу моим.

Здесь нет обмена властью, нет требования послушания или необходимости держать все под моим контролем.

Есть просто Венди.

Только Венди.

Делает то, что у нее получается лучше всего: поглощает каждую частичку меня.

Мое истерзанное сердце бьется о черную клетку, бьется только для нее, надеясь, что она научится любить его через грязь.

– Еще раз, – требую я.

Я прикусываю губу, мои внутренности бушуют от жара, когда мои бедра толкаются в нее, яйца шлепаются о ее задницу с каждым ударом внутрь.

– Я хочу, чтобы ты сказала мне, что ты моя.

Она вскрикивает, когда я меняю ритм, мой член полностью входит в нее, мои бедра бьются о ее клитор.

– Я...

Я прерываю ее поцелуем, мне нужно, чтобы она поняла, о чем я прошу.

– Я хочу, чтобы ты сказала мне, но не потому, что я говорю, не потому, что я прошу.

Я опускаю голову на ее шею, мое дыхание неглубокое и горячее, мой оргазм нарастает глубоко в моем животе, когда я выхожу из нее, а затем снова вхожу, вращая бедрами против нее.

– Я хочу, чтобы ты сказала это, потому что ты моя. Потому что ты останешься, хотя мы оба знаем, что ты должна уйти.

Ее дыхание сбивается, ее руки обхватывают мое лицо, когда она смотрит глубоко в мои глаза.

– Я твоя, Джеймс.

В моей груди вспыхивает тепло, и я ускоряю темп, ее слова проникают в мою душу и заполняют трещины в моем сердце.

Звук шлепков нашей кожи смешивается с ее стонами, пока она не напрягается, а затем взрывается. Стенки ее киски сжимаются вокруг меня, побуждая мои яйца напрячься, мои мышцы напрягаются до боли. Сперма пульсирует в моем члене, который дико дергается внутри нее, когда я покрываю ее влагалище своим семенем.

Я рушусь на нее сверху, тяжело дыша, мой разум наконец‑ то спокоен.

Именно в этот момент я понимаю, как бы безумно это ни казалось, что я люблю ее.

И это пугает меня больше, чем что‑ либо другое.