19.ВЕНДИ . 20.ДЖЕЙМС

19. ВЕНДИ

Я сижу в формальной гостиной своего дома и жду, когда за мной заедет Энджи. Одетая во что‑ то голубое. Напротив меня сидит Джон, работая над очередной моделью самолета.

– Папа звонил сегодня утром, – говорит он, его голос прорезает тишину.

Мое сердце подпрыгивает к горлу. Я очень сомневаюсь, что это был личный звонок, просто чтобы поздороваться, и разочарование оседает в моем нутре, как кирпич, когда я знаю, без слов Джона, что он сказал ему. По телефону.

Джон сжимает кисть в кулак, делая паузу в работе, где он закрашивает черную линию на боку своего самолета.

– Слушай, он сказал мне, ясно? Так что можешь больше не смотреть на меня так.

Я медленно вдыхаю воздух.

– Что он тебе сказал?

– Что я еду в эту дурацкую школу‑ интернат. Все в порядке.

Вздохнув, я откидываюсь на спинку стула, положив руки на мягкие бока.

– Правда?

Его глаза переходят на меня через оправу очков.

– Имеет ли вообще значение так ли это или нет?

– Конечно, имеет.

Он отбрасывает кисть, проводит рукой по своим иссиня‑ черным волосам, так похожим на волосы нашей матери.

– Ты ничего не можешь сделать, чтобы изменить это, Венди. Это то, что мы имеем, и то, что ты сидишь здесь с таким видом, будто вот‑ вот разрыдаешься, не помогает ситуации.

Моя грудь напряглась.

– Я не...

Его глаза сужаются.

– Ты ещё как.

– Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Вот и все.

Я поднимаю руки.

Он не отвечает, его внимание возвращается к его ремеслу. Тишина удушающая, она обволакивает мое горло и застревает в ушах, давая возможность моим мыслям разгуляться и не прерываться.

Это единственное, о чем я просила отца, и все же, каким‑ то образом, он не смог довести дело до конца, решив пойти по легкому пути, отбросив чувства Джона в сторону, как будто что‑ то такое огромное, как это, не имеет значения. Еще одно обугленное и тяжелое бревно подброшено в огонь моего гнева, кипящего у основания моего нутра.

– Он сказал, что я поеду завтра.

Слова мягкие и короткие, но они все равно бьют меня в грудь.

– Завтра? – я задыхаюсь. – Он вернется домой, чтобы отвезти тебя туда?

Губы Джона кривятся в небольшой улыбке, но я чувствую в воздухе совсем не счастье.

– Венди, давай смотреть правде в глаза. Водитель отвезет меня.

Пламя лижет мои внутренности, нагревая вены.

– Я отвезу тебя.

Он качает головой.

– Ты не должна этого делать.

– Я хочу, – я заставляю себя улыбнуться. – Я должна увидеть все своими глазами, если планирую приезжать каждую неделю.

Джон стонет.

– Тебе не разрешается приезжать каждую неделю.

Моя ухмылка растет.

– Ну, тогда тебе лучше позволить мне отвезти тебя завтра, иначе я буду приходить постоянно, и я постараюсь быть особенно неловкой.

Джон хихикает, его глаза блестят.

– Венди, мне никогда за тебя не стыдно. Ты просто... властная.

Моя рука летит к сердцу.

– Должна ли я обижаться на это?

– Нет, это... – он качает головой. – Это мило.

Узел в моем животе распутывается от нашей шутки, знакомые чувства прорываются во мне, как давно потерянный друг. Но он быстро исчезает, когда я понимаю, что после завтрашнего дня я действительно останусь одна.

Мы находимся в ВР уже два часа, а я так и не увидела Джеймса.

Мария, которая сегодня не с нами, сказала, что он владелец бара, но чем дольше я сижу здесь без его властного присутствия, которое путает мои мысли, тем больше я понимаю, что на самом деле ничего о нем не знаю.

Ну, это неправда. Я знаю кое‑ что, например, что у него нелепое прозвище, и, видимо, он имеет такое влияние в этом городе, что это прозвище на вес золота. Но для человека, который говорит, что я его, я чувствую, что он не более чем незнакомец.

Как я могла быть настолько глупой, чтобы не спросить?

– Спасибо, что сказала, что подменишь меня завтра, – говорю я Энджи, потягивая газированную воду.

Она отмахивается от меня, улыбаясь.

– Не беспокойся. В любом случае, дополнительные часы мне не помешают, – ее взгляд перемещается мимо меня. – Кроме того, ты встречаешься с парнем, который носит костюмы‑ тройки по собственному желанию, так что, думаю, можно с уверенностью сказать, что мне деньги нужны больше, чем тебе. О, и ты живешь в особняке, – она смеется. – Бесстыжая. Боже, это несправедливо.

Усмешка, которую я выдавливаю из себя, словно лезвие бритвы, пронзает внезапно сжавшееся горло.

Она опрокидывает в себя остатки своего напитка и вздыхает.

–Уф... где твой мужчина, девочка? Раз уж я должна работать утром ради твоей задницы, мне нужно идти домой. Сон – это красота и все такое.

Мои внутренности сжимаются, и я оглядываюсь вокруг, ища хоть какой‑ нибудь признак Джеймса. Бар редеет, мы здесь уже несколько часов, но его все еще не видно. Я сжимаю пальцы на коленях.

– Он, наверное, занят. Ты иди, а я могу просто поймать такси.

Я кривлюсь, когда слова слетают с моих губ, надеясь, что они звучат не так жалко, как кажется.

– Ты уверена? – ее глаза сканируют комнату.

– Да, он сказал, что будет здесь, – я киваю.

Она прикусывает губу.

– Ну, да, но... он даже не показал своего лица. Я не хочу оставлять тебя здесь без машины.

Протянув руку, я похлопал ее по руке.

– Я ценю твою заботу, но тебе действительно не стоит беспокоиться.

Она вздыхает, вставая.

– Хорошо, но напиши мне, если он не появится. Я вернусь.

Я остаюсь в баре еще долго после ее ухода, наблюдая, как всплывают и шипят пузырьки в моем напитке. Возможно, я могла бы купить что‑ нибудь кроме газированной воды – меня не просили об удостоверении личности с той первой ночи, а мой день рождения через три дня, – но правда в том, что я не очень люблю пить. Мне не нравится, как я себя от этого чувствую.

– И вновь она тут, – голос проникает сквозь мое оцепенение, и я поднимаю голову, встречаясь с янтарными глазами Кёрли. – Хочешь выпить, солнышко?

– Разве вы, ребята, не закрываетесь скоро? Я, наверное, пойду... Его здесь нет, да? – спрашиваю я, разрывая зрительный контакт.

– Тебе нужно быть более конкретной, – онопирается локтем на барную стойку. – В этом месте много «его».

– Дже…Крюк.

По мне проплывает тревога, когда я понимаю, что не знаю, как обращаться к нему, когда разговариваю с другими людьми. Еще одна вещь, которая показывает, что я абсолютно ничего не знаю об этом человеке.

Но я знаю, что это не помешает мне уйти с ним сегодня вечером, если он появится.

Это может быть глупо. Это определенно безрассудно. Но это также возбуждает, когда кто‑ то вроде него обращает на меня свое внимание. Это заставляет меня чувствовать себя менее невинной и более женщиной.

Что‑ то в том, как он смотрит, заставляет меня чувствовать себя живой.

Смех слева от меня прерывает то, что собирался сказать Кёрли. Я поворачиваю голову, и мои глаза встречаются с фигуристой чёрноволосой красавицей, которая полирует бокалы для вина и вешает их на стойку бара.

Кёрли хмурится в ее сторону.

– Прекрати, Мойра.

– Прости, – она ухмыляется, ее глаза останавливаются на моих. – Ты действительно ждешь здесь Крюка?

Еще одна порция сомнений закрадывается в мое сознание, разливаясь по телу, как осадок. На ее лице улыбка, но ее тон отнюдь не дружелюбный, и у меня пробегают мурашки по коже. На кончике моего языка вертится ответ, но я проглатываю его и киваю, мои костяшки пальцев побелели от того, как крепко они сцепились друг с другом.

Она разражается очередным смехом.

– Мойра, – шипит Кёрли.

– Что? – спрашивает она, ее глаза расширяются, когда она смотрит на него. – Ты же не можешь всерьез воспринимать это?

Она протягивает руку в мою сторону.

– Появляется еще одна фанатка, которая ничего не знает о человеке, и думает, что маленький невинный спектакль сработает? Честно говоря, это жалко. Ты не должен поощрять это.

Моя челюсть сжимается, ее слова бьют по моей стене уверенности – уже пошатнувшейся от моих собственных извращенных мыслей.

– Да, ну, по крайней мере, он её знает, – отвечает Кёрли.

Рука Мойры останавливается на ободке бокала с вином, ее взгляд снова обращается ко мне.

Я бросаю взгляд на Кёрли, и в моей груди разливается тепло от того, как он защищает меня. От того, как его простые слова заставили меня почувствовать себя немного менее глупой, немного менее похожей на еще одну глупую влюбленную девчонку.

– Хм, – хмыкает она. – Ну, сегодня ты будешь долго ждать, солнышко, потому что Крюка даже здесь нет.

Кёрли наклоняет голову.

– Он был раньше.

– Ну, это было раньше, – по ее лицу проскальзывает ухмылка, сверкают белые зубы. – Он попросил меня попрощаться с ним, прежде чем он уйдет на ночь.

Я могу сказать, что она пытается получить реакцию, поэтому я не даю ей ее, но это не мешает ее словам врезаться в мою середину, пустить корни и распространить свои семена.

– Мойра, – позади нее появляется тень, Джеймс выходит на свет бара. Его глаза сверкают, черные волосы взъерошены, как будто его руки дергали их за корни. А может быть, руки Мойры. – Тебе лучше знать, что не нужно лгать моим особым гостям.

Ее тело застывает, тряпка для полировки и бокал с вином застывают в воздухе.

– Крюк, – медленно произносит она. – Ты вернулся.

Ощущение удовлетворения пробивается сквозь облако сомнений. Она назвала его Крюком. Не Джеймсом.

Он наклоняет голову, останавливаясь рядом с ней.

– Никогда и не уходил.

Он берет бокал с вином из ее рук и подносит его к свету, как будто проверяя, нет ли на нем пятен. Воздух становится густым, несколько голосов оставшихся посетителей пробиваются сквозь напряжение, а из динамиков доносится тихая музыка. Но никто из нас не двигается. Никто из нас не говорит.

– Хм... – он опускает стакан на барную стойку. – Боюсь, что твоя работа не слишком хороша.

– Крюк, я... – начинает она.

Он поворачивается к ней, движение настолько неожиданное, что мое дыхание замирает в легких. Я никогда раньше не видела его с такой стороны, и хотя это должно было бы меня насторожить, я понимаю, что жар, зарождающийся в глубине моего живота, это возбуждение.

– Разве я дал тебе понять, что мне будет приятно, если ты будешь говорить обо мне, когда меня нет рядом? – спрашивает он.

Ее глаза расширяются, губы раздвигаются.

– Нет, я...

– Нет, – огрызается он.

Его глаза переходят на меня, суровость его взгляда смягчается. Он выгибает шею, проводит рукой по передней части своего костюма и жестом показывает на бокалы.

– Они выглядят ужасно. Начни сначала, и если в конце останутся пятна, завтра можешь не приходить.

– Что? – возмущается она.

Но это не имеет значения, потому что она уже потеряла его внимание, его глаза устремлены на меня, когда он подходит ко мне, улыбка расплывается по его лицу.

Мой разум кружится от сцены, свидетелем которой я только что стала, теряясь между тем, что я должна чувствовать, и тем, что я на самом деле чувствую. Его рука касается открытой спинки моего платья, мурашки бегут по моей коже от тепла его ладони.

Дыхание пробегает по моему лицу, губы Джеймса мягко прижимаются к моей щеке.

– Дорогая, ты выглядишь съедобно. Я жалею, что потратил вечер на встречи, вместо того чтобы показать тебе, как ты мне нравишься в этом цвете.

Назовите меня мелочной, назовите меня мстительной, но я не могу не остановить свои взгляд на Мойре, и в моей груди зарождается удовлетворение от того, как она наблюдает за его прикосновениями и шепчет мне на ухо.

– Привет, – ухмыляюсь ему.

– Ты готова идти? – его большой палец надавливает на мою нижнюю губу.

– С тобой?

– Как будто я позволю тебе уйти с кем‑ то другим.

Его рука обхватывает мою, поднимая меня с места и заключая в свои объятия.

И несмотря на все то, что между нами осталось недосказанным, на то, что мне еще нужно узнать его получше, я позволяю ему вывести меня за дверь.

20. ДЖЕЙМС

Люди делают то, что я им говорю. Это не новая концепция, на самом деле, редкость, когда они этого не делают. Однако обычно они подчиняются моим прихотям либо из страха, либо из уважения.

Поэтому, когда Венди заходит в мой бар в том самом небесно‑ голубом платье, в котором я увидел ее в первый раз, это что‑ то делает со мной. Это посылает удовольствие через мои внутренности, зная, что она сделала это только для того, чтобы угодить мне. Как хороший питомец.

Было труднее, чем я ожидал, сидеть в своем кабинете, наблюдая за ней по системе безопасности, проверяя, будет ли она ждать столько, сколько мне нужно. Но как только я увидел, как она взаимодействует с Мойрой, я понял, что должен закончить свой эксперимент. Нельзя, чтобы глупая официантка испортила мои планы, спугнув девушку.

Хотя я думаю, что от нее будет довольно трудно избавиться. В то время, как СМИ всегда рисовали ее как гордость и радость Питера, она так легко поддается мне. Как будто она отчаянно жаждет внимания.

Если бы я все еще мог чувствовать все так, как чувствует нормальный человек, ее привязанность вызвала бы сочувствие в моей груди. Я предполагаю, что, в конце концов, это какая‑ то травма, из‑ за которой она так быстро цепляется. Но мое сердце больше не бьется так, как должно. И хотя моя кровь по‑ прежнему красная, душа, которая у меня когда‑ то была, съедена кислотой, которая течет по моим венам.

Даже в детстве во мне было что‑ то такое, что притягивало тьму даже в самых светлых душах, вытаскивало ее на поверхность, пока она не вытекала каскадом из их тел и не пропитывала мою кожу, обжигая, как черная смола в солнечный день.

И может быть, именно поэтому я нахожу Венди такой освежающей. Поэтому так легко потеряться в ней. Потому что она – единственный человек, которого моя болезнь не поглотила целиком.

Пока, во всяком случае.

– Где Сми? – спрашивает она, растянувшись на диване в моей гостиной.

Я устраиваюсь рядом, предлагаю ей стакан воды и перекидываю ногу через противоположную ногу.

– Я не уверена, – я оглядываюсь вокруг. – Его время – это его время, я стараюсь не вмешиваться в его личную жизнь и жду от него того же. Я уверен, что в какой‑ то момент он появится.

Она кивает, делает глоток воды, прежде чем поставить стакан на место.

– Это хорошо. Ты кажешься хорошим боссом.

Я усмехаюсь, моя рука тянется к ней и проводит по голой коже ее бедра.

– Думаю, ты поймешь, что я феноменально умею направлять.

Она хихикает.

– И такой скромный.

Ухмыляясь, мои пальцы дразнят подол ее платья. Она трепещет под моей ладонью, и мой член твердеет от того, как отзывчива она на мои прикосновения.

– Я… – она сглатывает, качая головой. – У меня есть несколько вопросов.

Раздражение мелькает в моей груди, но я отступаю, поднимая бровь.

– Хорошо.

Ее пальцы скрючиваются, когда она смотрит на свои колени – я понял, что она делает это, когда нервничает.

– Чем ты зарабатываешь на жизнь?

Вопрос удивляет меня. Я по глупости полагал, что если она до сих пор не спросила, то и не спросит. Я откидываюсь назад, раскинув руки по всей длине дивана.

– Я бизнесмен.

Она закатывает глаза.

– Да, как и мой отец. Но я имею в виду, чем ты занимаешься?

Упоминание о ее отце разжигает во мне огонь, и я вдруг отчаянно хочу узнать все о нем с ее точки зрения.

– Твой отец?

– Уф, – она проводит ладонью по лицу. – Вообще‑ то я не собиралась говорить о нем. Но да. Он «бизнесмен».

– О, – я провожу языком по зубам. – Может быть, я работал с ним.

Она пожимает плечами.

– Может быть. Он довольно известен.

– Кто он? – я прикладываю большие усилия, чтобы мой голос звучал ровно и низко, мои нервы пляшут под кожей, как камушки.

– Питер Майклз

Проведя рукой по волосам, я вздыхаю.

– Никогда о нем не слышал.

Ее глаза расширяются, но я не замечаю, как опускаются ее плечи, как будто с нее сняли груз.

– Правда? Это несколько... удивительно.

Мои пальцы потирают линию челюсти.

– Серьезно? Тогда прости, что я не так разбирающийся во всем, как следовало бы.

Ее ухмылка растет, ее верхняя часть тела наклоняется ко мне.

– Мне нравится, что ты не знаешь. Если честно, я так волновалась, когда говорила тебе. Я не хотела, чтобы твое мнение обо мне изменилось.

Я подаюсь вперед, мои руки обхватывают ее талию, втягивая ее в себя до конца. Она выдыхает, когда ее тело приземляется на мое, ее большие груди восхитительно вжимаются в мою грудь.

– Дорогая, никто на этой земле не сможет изменить мое мнение о тебе. Боюсь, оно уже сложилось.

Она поднимает голову, ее губы в сантиметрах от моих.

– И какое же оно?

– Мое мнение?

Мой рот опускается ниже, чтобы провести по ее шее, моя рука тянется за ее голову, чтобы запутаться в прядях ее шелковистых волос.

– Я могу показать тебе, если хочешь.

Ее дыхание сбивается, когда я крепче сжимаю и разжимаю ее шею, удлиняя ее. Я осыпаю поцелуями ее горло, возвращаясь к губам. Ее вкус вторгается в мои рецепторы, потребность спиралью проносится через мою грудь и нагревает мою кровь.

Она стонет, ее бедра прижимаются к моему члену через тонкий материал брюк, создавая трение, от которого искры удовольствия пробегают по моему позвоночнику. Я отпускаю ее рот и откидываюсь назад, позволяя ей задать ритм. Она дразнит меня. Мучает меня, но боже, как она прекрасно выглядит. Ее голубое платье сбилось на бедрах, губы розово‑ красные, как ее щеки, а полуприкрытые глаза смотрят на меня.

Мои пальцы отпускают пряди ее волос, моя рука обхватывает ее, когда я сажусь, наши тела внезапно прижимаются друг к другу.

Наши носы соприкасаются, когда я толчком прижимаюсь к ее прикрытой трусиками промежности. Я вдыхаю ее дыхание и принимаю его за свое, прижимаясь губами к ее губам. Она стонет, ее руки обвиваются вокруг моей шеи, резкое жжение проникает в мой рот, когда вкус меди заполняет мои вкусовые рецепторы. Я отшатываюсь назад, большой палец проводит по нижней губе, оставляя на ней красный след. Она укусила меня.

Обычно вид собственной крови вызывает у меня рвоту, но по какой‑ то причине возбуждение захлестывает меня. Моя рука крепко обхватывает ее талию, я подаюсь вперед, мои губы прижимаются к ее губам, вкус моей крови смешивается с ее слюной. Она сосет мой язык, словно хочет проглотить меня целиком, и я стону, толкая ее на диван, мои бедра оказываются между ее ног.

Я отрываюсь от ее губ, перемещая свой рот к ее уху. Моя ладонь обхватывает ее горло и сжимает.

– Ты позволишь мне увидеть эту красивую киску?

Ее зубы впиваются в нижнюю губу, бедра подаются навстречу моим. Мои пальцы спускаются с ее шеи, вниз по торсу, встречаются с ее лобком и идёт ниже, моя рука обхватывает центр ее хлопковых трусиков и тянет, пока они не срываются с нее. Ее вдох слышен, и это заставляет мой член пульсировать, отчаянно желая почувствовать ее изнутри.

Бросив порванную ткань за спину, я раздвигаю ее бедра, проводя носом по ее блестящей коже. В моем горле раздается стон. Она пахнет восхитительно. Мускусом, женщиной и всем чистым, как будто ее феромоны были выведены специально для меня. Мой рот наполняется желанием попробовать ее на вкус, пока она распадётся на частицы подо мной.

Я двигаюсь к ее отверстию, слизывая влагу, которая просачивается наружу, покрывая мой язык ее вкусом.

Она хихикает, ее пальцы обхватывают пряди моих волос.

– Щекотно, Джеймс.

Я ухмыляюсь ей в ответ, моя рука крепко сжимает ее живот.

– Не двигайся, милая.

Мои пальцы проникают в нее одновременно с тем, как я втягиваю ее набухший клитор в рот, чувствуя, как он пульсирует на моем языке. Ее тело дергается под моей рукой, и я крепче прижимаю ее к себе, упираясь бедрами в диванную подушку, чтобы снять боль, пульсирующую в моем члене.

Она тугая, и сперма вытекает из моей головки, когда я представляю, каково это будет, когда ее стенки будут обнимать толщину моего члена, а не моих пальцев. У меня есть подозрение, что она девственница, и мысль о том, что я буду первым мужчиной – тем, кто разрушит ее для всех остальных – заставляет меня жадно уничтожать ее тело, разум и душу.

Я продолжаю водить пальцами, на моей руке остается влага от ее капающего киски. Моя рука поднимается от ее торса, двигаясь вверх, пока не обхватывает ее шею, мои пальцы касаются пульса ее сердца.

Выпуская ее клитор изо рта, я поднимаю взгляд, отмечая ее раскрасневшиеся щеки и то, как вздымается ее грудь под красивым голубым платьем.

– Сделай глубокий вдох для меня, милая, и не выдыхая, пока не увидишь звезды.

Она делает, как я сказал – немедленно – ее горло сжимается, когда она вдыхает и задерживает дыхание. Моя рука обхватывает ее шею, и я снова погружаюсь в ее киску, медленно увеличивая давление на ее дыхательное горло с той же скоростью, с какой я всасываю ее клитор.

Ее руки вцепляются в мои волосы, бедра дрожат, обхватывая мою голову. Мои пальцы загибаются внутри нее, потирая губчатое место ее внутренних стенок, мой взгляд фиксируется на ней из моего места между ее ног. Ее глаза закатываются, губы приоткрыты, в то время, как я делаю так, что она не могла вдохнуть воздух, даже если бы захотела.

Мой член пульсирует при мысли о том, что ее губы посинели, ее тело на грани того, чтобы сдаться, сдаться, прямо перед тем, как я позволю ей кончить, позволю сладкому воздуху расшириться в ее легких и вернуть ее к жизни.

Ее спина откидывается от дивана, когда она взрывается, ее пальцы почти вырывают мои волосы с корнем, жгучая боль заставляет мои яйца напрячься, а жар – свернуться в основании позвоночника.

Я отпускаю ее горло, наслаждаясь ее глубокими глотками воздуха, и продолжаю ласкать ее, пока она взлетает от наслаждения.

Наконец, я отпускаю ее клитор, мои пальцы издают звуки, когда я вынимаю их из ее влажной киски. Мой взгляд останавливается на ней, а язык проводит по моим губам, очищая мой рот от ее вкуса.

Моя грудь вздымается, внутренности перекатываются, когда я смотрю на нее сверху вниз, понимая, что никогда не держал в руках такую красоту.

И именно в этот момент я не уверен, что смогу ее отпустить.