12.ВЕНДИ . 13.ДЖЕЙМС

12. ВЕНДИ

Мой шкаф разрушен, кучи нарядов устилают пол. Я стону, глядя на эти кучи. Как можно владеть миллионом предметов одежды и не иметь ни одной единственной вещи, которую можно было бы надеть?

Нервы бегут по позвоночнику, когда я смотрю на часы и понимаю, что у меня есть полчаса до встречи с Джеймсом в «Ванильном стручке».

Блин.

Я могла бы попросить его забрать меня отсюда, но от одной мысли, что он увидит, где я живу, у меня сводит живот. Если он увидит особняк, он будет удивляться, как я живу в нем, а учитывая, что он первый человек в моей жизни, которому я нравлюсь такой, какая я есть, а не такой, каким является мой отец, я надеюсь избегать этого как можно дольше.

Множество мужчин пытались проложить себе путь в мое сердце, и все они улыбались с какой‑ то целью. Их взгляды были милыми, но это был лишь вопрос времени, когда их глаза загорятся для моего отца так, как они никогда не загорались для меня. Не то чтобы я влюблялась в них сама. В юном возрасте – точнее, в шесть лет – я поняла, что людей больше интересует, как я могу послужить их благополучию, а не их забота о моем. Даже дети понимают, что такое одиночество, и когда умерла моя мать, все, на кого я так полагалась, от меня отвернулись. Как будто я была проблемой. Как будто мое горе было слишком тяжелым бременем для них.

И, возможно, именно поэтому меня так тянет к Джеймсу. Потому что впервые в моей жизни есть кто‑ то, кто хочет меня ради меня, а не ради всего остального дерьма, которое приходит вместе со мной.

Вздохнув, я останавливаюсь на черном платье, достаточно облегающем, чтобы продемонстрировать мои изгибы, но достаточно простом, чтобы не казалось, что я слишком стараюсь, и закончиваю собираться, прежде чем спуститься по лестнице.

Джон сидит в семейной комнате, сто частей модели самолета в разобранном виде занимают весь журнальный столик. Я опускаюсь в кресло напротив него.

Он поднимает взгляд, его глаза расширяются, когда он рассматривает меня.

– Ты хорошо выглядишь. Большое свидание?

Я улыбаюсь, в моей груди теплеет от его комплимента.

– Спасибо, да, вообще‑ то... у меня действительно свидание.

– Круто, – он улыбается. – Я собираюсь начать заниматься домашним обучением.

Его слова ударяют по моим внутренностям, заставляя мою грудь тяжелеть от нерешительности. Я не рассказала ему о школе‑ интернате. Мне кажется неправильным знать и не говорить ему, но папа сказал, что он вернется домой. Он должен увидеть выражение лица Джона, когда тот поймет, что его отправляют.

Я оглядываюсь вокруг, отмечая готовые модели самолетов, расставленные в разных местах. Это то, чем всегда увлекался Джон, но с тех пор, как мы переехали, он мог бы заполнить ими весь дом.

– Как ты со всем справляешься? – спрашиваю я.

Он наклоняет голову, направив суженые глаза на кусочки, которые он склеивает.

– Расплывчатый вопрос, Венди.

– Я имею в виду... всё. Типа, переезд и все такое? Ты в порядке?

Он пожимает плечами

– Я в порядке. Предпочитаю так, вообще‑ то. Если бы я мог остаться здесь, в этом доме, навсегда и никогда больше не уезжать, я бы не расстроился.

Чувство вины прокладывает себе путь через меня, плотно обхватывая, пока не лопается. Может быть, еще есть время отговорить папу от этой дурацкой идеи с интернатом. Но опять же, насколько полезно для здоровья ребенка в его возрасте сидеть целыми днями в доме, где компанию ему составляет только старшая сестра?

Он потирает нос.

– Серьезно, Венди. Я в порядке. Ты слишком много беспокоишься.

Я ухмыляюсь.

– Кто‑ то должен.

– Иди, наслаждайся своим свиданием, – он отмахивается от меня.

Я жую внутреннюю сторону щеки, мои пальцы крутятся на коленях.

– Может быть, я могу отменить свидание, и мы могли бы потусоваться вместо этого?

Взгляд Джона наконец покидает самолет, его глаза расширяются, когда он смотрит на меня.

Я тяжело вздохнула.

– Ладно, но ты не должен выглядеть таким убитым этой мыслью.

Он улыбается на это, ямочки на его щеках заставляют мое сердце болеть от того, насколько они похожи на ямочки нашей матери.

– Хорошо. Увидимся позже, я думаю, – я встаю, чтобы уйти.

– Не делай ничего такого, чего бы не сделал я.

Мои глаза сужаются.

– Ты ничего не делаешь.

Он хихикает.

– Вот именно.

На полсекунды я все равно думаю об отмене встречи с Джеймсом. Он пугающий – всепоглощающий в том смысле, что заставляет ваши внутренности трепетать, а разум затуманиваться. Но как только эта мысль приходит мне в голову, я отбрасываю ее в сторону, зная, что не сделаю этого.

Внимание Джеймса – это уголек, мерцающий в моем сердце и освещающий все на своем пути. И в самых темных уголках моего сознания я надеюсь, что если мой отец услышит, что я шляюсь с таким человеком, как Джеймс, – который немного старше и намного сильнее, – то он, наконец, вернется домой.

По дороге в кафе мое беспокойство нарастает, как штормовая волна. Я иду к входной двери, мои липкие руки скользят по платью, я глубоко дышу, чтобы успокоить нервы.

О чем вообще я думала, соглашаясь на это?

Я специально приехала немного раньше, чтобы у меня было время, но когда я вхожу внутрь, он уже здесь, болтает с Энджи, как будто они старые друзья, его костюм идеально сидит на нем. Мне интересно, как бы он выглядел в джинсах или старой, запятнанной рубашке. Кажется, что он никогда не бывает менее чем идеально одетым.

Я обвожу взглядом кафе. Сегодня здесь многолюдно, а Джеймс еще не заметил, что я здесь. Мое сердце бьется о ребра. Идти к нему – все равно что нырять в глубокую воду, не умея плавать, но мои шаги не замедляются. Более того, я ускоряю шаг, странное чувство возбуждения заставляет меня хотеть узнать, как далеко внизу находится вода.

Энджи видит меня первой, ее глаза сверкают, когда она рассматривает меня.

– Эй, девочка, посмотри, кто здесь. Высокий, темноволосый и привлекательный появился раньше.

Джеймс поворачивается ко мне, и, как от скачка напряжения, мое тело искрит, электричество от его взгляда заставляет мои волосы встать дыбом.

– Привет, – я улыбаюсь.

Он выпрямляется и приближается ко мне, достаточно близко, чтобы провести поцелуем по моей щеке. Я вдыхаю, от тепла его тела у меня по бокам пробегает дрожь. Кончики его пальцев скользят по моей руке, когда он отступает назад, и его взгляд тяжелый, раздевающий меня догола простым взглядом. Пьянящее ощущение растет в глубине моего живота и оседает между ног.

– Красивая, – говорит он.

Это одно слово, но оно ласкает меня, как бархат, и мои внутренности мурлычут от его одобрения.

– Ты тоже.

Он ухмыляется.

– Ты считаешь меня красивым?

Его тон игривый, и он разжигает тот самый незнакомый мне огонь с первой ночи нашей встречи, когда я задавалась вопросом, каково это – быть Венди другого типа.

Я вскидываю бровь.

– Что, ты думаешь, что у мужчины не может быть красоты?

– У мужчины может быть много вещей, дорогая, – он подходит ближе. – Но единственная красота, которую я надеюсь лицезреть сегодня вечером, это твоя.

Мой желудок подпрыгивает, бабочки вырываются, как из пушки.

– Твой рот должен быть вне закона, – бормочу я. – Так... куда ты меня везешь?

Энджи смеется.

– Какая разница, куда он тебя везет, девочка? Просто иди, – она делает отмахивающее движение руками.

Джеймс смотрит в ее сторону, а затем кладет ладонь мне на поясницу.

– Она права, ты знаешь. Ты должна расслабиться, позволить мне напоить и накормить тебя как следует, – он наклоняется ко мне, его губы касаются моего уха. – И если ты будешь хорошей девочкой, возможно, я покажу тебе истинную причину, по которой мой рот должен быть вне закона.

Тепло заливает мое тело, проникая внутрь и пульсируя между ног. Я издаю удивленный вздох, мои пальцы упираются в его грудь.

– Это очень самонадеянно.

Его глаза сверкают, его рука не покидает мою спину, пока он двигает меня к двери.

– Просто хочу, чтобы ты знала, что есть в меню.

Он ведет меня на улицу к затемненной Audi. Моя рука тянется к ручке, но прежде чем я успеваю это сделать, он уже там, открывает дверь и помогает мне сесть..

Мое сердце замирает. Такой простой жест, но он заставляет меня чувствовать себя особенной. Чувствовать, что обо мне позаботились.

– Мне кажется, что я должна быть обижена, – говорю я, когда он забирается на водительское сиденье.

Он усмехается, заводит машину, но оставляет ее на холостом ходу, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня.

– Почему?

– Ты только что сказал мне быть хорошей девочкой, и ты... ну, ты знаешь.

Его бровь поднимается.

– Я не уверен, что знаю.

Он быстро двигается, наклоняясь над консолью, его тело теснит меня, пока я не прижимаюсь спиной к сиденью. Он проводит носом по моей шее, и мой живот сжимается так сильно, что я теряю дыхание.

– Потому что я хочу прикоснуться к тебе своим ртом?

Его губы танцуют от моего уха вниз по челюсти, пока не оказываются над моими.

Мое сердце ударяется о грудную клетку. Я так выбита из колеи.

– Я обещаю, тебе понравится, – шепчет он.

И точно так же тепло его тела исчезает, когда он переходит на свою сторону машины и задним ходом выезжает с парковки.

13. ДЖЕЙМС

Я везу ее на пристань; к себе домой. Я думал о более публичном свидании, но решил отказаться от этой идею, не желая рисковать тем, что ее отец узнает об этом раньше, чем я буду готов.

Я бы хотел, чтобы он точно знал, кто я такой, прежде чем я выдерну ковер из‑ под его ног.

К счастью, Ру не стал задавать вопросов, скорее всего, решив, что она для меня что‑ то быстрое и приятное. Если бы он думал об этом достаточно долго, он бы понял, что у меня никогда не было случайной девушки в офисе, только Мойра, и только когда мне нужна разрядка. Но люди видят мир через свою личную призму, и иногда проще верить в то, что ты считаешь правдой, вместо того, чтобы разбираться в других. В общем, это работает в мою пользу.

Наша встреча с Питером состоится завтра, и у меня практически голова идет кругом от одной мысли о том, что я встречусь с ним лицом к лицу и увижу его взгляд, когда мы скажем ему нет. Он может быть грязным бизнесменом сколько угодно – я уверен, что он преуспел в этой роли за многие годы, – но он не придет на эту территорию и не станет владельцем. Он и так много у меня отнял, я не позволю ему получить и это.

В нос ударил запах ванили.

Венди.

Я заставляю себя усмехнуться, переключая внимание на нее, не желая показывать бурные мысли, проносящиеся в моей голове. Удивительно, но я не чувствую обиды, несмотря на то, что она – ребенок моего врага. На самом деле, если я думаю об этом достаточно долго, в моих внутренностях пробиваются нити чего‑ то болезненного и сладкого. Я сожалею о том, что ее используют таким образом – как пешку в достижении цели, которая намного больше, чем Венди когда‑ либо будет.

Но я никогда не упускаю золотую возможность, а она именно такова. Это способ поиграть с моей добычей, прежде чем я покончу с ней.

Питер Майклз не заслуживает быстрой смерти, он заслуживает расплаты.

Осознания того, что у него нет друзей. Нет семьи. Нет гордости. Что у него отняли всё, лишили выбора, а реальность превратили в кошмар.

И тогда я убью его.

Мы въезжаем на пристань, и не успеваю я вытащить ключ из замка зажигания, как Венди уже тянется к двери. Моя рука вырывается, обхватывая ее запястье.

– К чему такая спешка? Сиди спокойно.

Ее глаза расширяются, когда она делает паузу.

– О, я...

Отпустив ее, я выскальзываю из машины, обхожу вокруг и открываю пассажирскую дверь. Всплеск возбуждения вспыхивает во мне, когда я смотрю вниз, ее шоколадные глаза сверкают, когда она улыбается мне, ее лицо на одном уровне с моим пахом. Мы в таком красивом положении. Я протягиваю руку, и она кладет свою ладонь в мою, мои пальцы слегка сжимаются, когда я поднимаю ее с места. Как только она встает, я рывком подталкиваю ее вперед, ее дыхание сбивается, когда она упирается в мою грудь.

– Вы ведь позволите мужчине быть рыцарем, не так ли?

Ее голова слегка наклоняется и прижимается к моей груди, прежде чем она прочищает горло и отступает назад. Она оглядывается по сторонам.

– Мы идём на судно?

Я улыбаюсь.

– Всё ведь в порядке?

Кивнув, она крутит пальцами перед собой.

– Все в порядке, просто... я не очень хорошо себя чувствую на воде.

Моя рука лежит на ее пояснице, и я веду ее к дорожке, мимо других лодок, где у последнего причала стоит моя сорокатрехметровая парусная яхта. Тигровая лилия _{(персонаж} _{из Питера} _Пэна).

– Мы никуда не поплывем на ней, я просто подумал, что мы могли бы поужинать где‑ нибудь в уединенном месте.

Обхватив ладонью ее талию, я помогаю ей сойти с дорожки на боковую палубу. Обычно я не привожу людей туда, где я живу, и уж точно никогда женщину, но я хочу, чтобы она почувствовала себя особенной. Другой.

– Она твоя? – спрашивает она.

Кивнув, я следую за ней, ощущая мягкость ее черного платья под своей рукой.

– Да.

Парусные яхты прекрасны по целому ряду причин. Роскошные, удобные, а главное – очень мобильные, что позволяет мне при необходимости сбежать на одной из моих многочисленных яхт по всему миру.

Она оглядывает гостиную, кремовая мебель прекрасно сочетается с полами из вишневого дерева.

– Ты здесь живешь?

У меня сжимается живот, когда я наблюдаю за тем, как она все это воспринимает.

– Да.

– Она прекрасна.

Тепло струится по моей груди. Я подхожу к ней сзади.

– Ты прекрасна.

Она кружится, и я подхожу ближе, наслаждаясь тем, как ее тело пунцово краснеет каждый раз, когда я это делаю.

– Ты хочешь экскурсию сейчас или позже?

– Хм, – она наклоняет голову в одну сторону, и я сопротивляюсь желанию наклониться и провести губами по ее коже. – Думаю, сначала ужин, а потом экскурсия.

Кивнув, я веду ее на солнечную палубу, где я попросил своего постоянного члена команды, Сми, накрыть на стол. Я улыбаюсь, довольный результатом его работы. Фонари на патио натянуты, создавая романтический свет, белая скатерть и тарелки расставлены на круглом столе, окруженном U‑ образными мягкими скамейками; шампанское охлаждается в центре.

– Ух ты, как здесь великолепно, – вздохнула она. – Это джакузи?

Я отодвигаю ее стул, чтобы она села, а после иду к моей стороне стола.

– Да. Мы можем залезть в нее, если хочешь.

Сев напротив нее, я откупориваю шампанское и наливаю нам обоим по бокалу, не обращая внимания на то, как тянет грудь при виде ее в окружении розовых и фиолетовых оттенков заката. Я не лгал, когда говорил ей, что она прекрасна. Она такая и есть.

До боли.

– Надеюсь, лосось подойдёт? – спрашиваю я.

Взглянув на еду, она кивает, поднимая вилку.

– Всё замечательно.

Она молчит, пока ест, и я разглядываю ее, мой член растет с каждым маленьким кусочком, который она кладет в рот, ее глаза закрываются, когда она стонет от вкуса. Мы оба доедаем свою еду, светская беседа и ветерок от воды – единственное, что составляет нам компанию.

Сми_{(персонаж} _из _Питера _{Пэна, боцман капитана Крюка)} молча подходит, чтобы убрать наши тарелки, заставляя Венди подпрыгнуть на своем стуле.

– О Боже, я не знала, что здесь есть кто‑ то еще.

Я ухмыляюсь.

– Это Сми. Мой первый помощник, так скажем.

Он улыбается, его каштановые волосы подпрыгивают под его нелепой красной шапочкой, когда он наклоняет голову.

– Очень приятно, мисс.

– Первый помощник, – она хихикает. – Как пират? Это делает тебя капитаном?

Забава проникает в мою грудь, и я сажусь вперед.

– Вообще‑ то, да. Я управляю каждым судном, на котором нахожусь. Я буду более чем счастлив показать тебе.

Она опускает голову, ее щеки окрашиваются в розовый цвет.

Солнце уже давно село, луна отбрасывает призрачный отблеск на воду, и я жду, пока Сми уберет наши тарелки и уйдет внутрь, прежде чем заговорить.

– Ты прекрасно выглядишь в лунном свете, дорогая.

Сделав глоток своего напитка, она смеется.

– Ты действительно что‑ то совсем другое, ты знаешь это?

Я подношу фужер с шампанским к губам, позволяя немного шипучей жидкости поколоться на языке, прежде чем проглотить.

– По сравнению с чем?

Она наклоняет голову.

– Ну... я не уверена. Наверное, со всеми остальными мужчинами.

– И это плохо?

– Нет, совсем нет, – она улыбается.

Это великолепная улыбка, но она не озаряет ее лицо, и раздражение закрадывается в мои внутренности, когда я понимаю, что она внезапно разыгрывает спектакль. Возможно, я использую ее как реквизит – временную игрушку – но мне не нравится, когда о вещах, которые я считаю своими, не заботятся в моем присутствии. И именно такой она и является, пока я не решу иначе; моей.

– Не делай этого.

– Что не делать?

– Не устраивай шоу. Не здесь. Не со мной.

Она покачала головой, положив вилку на тарелку.

– Тогда могу я быть честной?

– Я надеюсь, что ты никогда не станешь вести себя иначе.

– Я не знаю, как вести себя рядом с тобой. Я не могу понять, действительно ли ты пытаешься узнать меня получше, или... пытаешься ли ты произвести на меня впечатление, или что‑ то в этом роде.

Мои брови поднимаются.

– А что, если я пытаюсь произвести на тебя впечатление?

Ее губы подергиваются.

– Тогда это не работает.

– То есть так? – мои брови поднимаются, и я опускаю фужер с шампанским, наклоняясь к ней. – Ну тогда, что могло бы произвести на тебя впечатление?

Она ухмыляется.

– Если я должна тебе рассказать, то это не очень впечатляет, не так ли?

Смех бурлит в моей груди, но я сдерживаю его, моя рука поднимается, чтобы потереть пушок на подбородке.

– Я хочу узнать о тебе, – говорит она.

Мой желудок переворачивается от ее слов. Я разжимаю руки и оглядываюсь по сторонам.

– Жаль разочаровывать, но это я, дорогая.

Она качает головой, кладет салфетку на стол, затем встает и подходит ко мне. А затем она опускается прямо мне на колени. Мои руки тут же опускаются на ее бедра, удивление мелькает во мне от ее смелости. Этого я не ожидал.

– Нет, – шепчет она, ее лицо в нескольких сантиметрах от моего. Мой живот напрягается, я впервые замечаю янтарные блики в темно‑ карих глазах. – Это то, что у тебя есть, – продолжает она. – Я хочу знать, что здесь.

Ее рука прижимается к моей груди.

Мое сердце бьется о грудную клетку, надеясь, что она не чувствует его через мою кожу – не желая признаваться даже себе, что то, что она делает, влияет на меня.

Но это так.

Перемещая руку к ее щеке, я прижимаю большой палец к ее нижней губе. Она тяжело дышит, ее грудь прижимается к моей с каждым выдохом. Мы смотрим друг другу в глаза, и в моем нутре зарождается тревожное чувство. Оно новое и нежеланное, и я не знаю, как его контролировать, поэтому я делаю единственное, что могу придумать, чтобы заглушить его.

Я наклоняюсь и целую ее.