Джессика Спотсвуд 13 страница

Я поднимаю лицо к небу, наслаждаясь тем, как ветер касается моих щек. Во всяком случае, я хоть не сижу взаперти.

– Давай зайдем сюда и укроемся от ветра, – предлагает Пол, увлекая меня в Мамин розарий. – Лили, вы не оставите нас на минутку?

Они не дают мне возможности отказаться.

Лили, хитро улыбаясь, суетливо спешит прочь, и тут до меня доходит: они это подстроили.

Он это подстроил.

Как ни храбрилась я, собираясь уговорить Пола остаться в Чатэме, я оказалась совершенно не готова к такому развороту событий.

– Кейт, – говорит он, будто наслаждаясь вкусом моего имени у себя на языке, смакуя его. Он стоит, прочно расставив ноги, такой высокий, широкоплечий. – Я знаю, тут твое любимое место. Вот почему я хочу сказать это здесь.

Я открываю было рот, но он с улыбкой поднимает руку, чтобы остановить меня.

– Просто послушай минуточку, ладно? Кейт, я люблю тебя. Я всегда тебя любил. С тех самых пор, как ты отважилась пройти по ограде свинарника. – С его губ слетает легкий смешок. – Знаешь, что небо сегодня того же цвета, что и твои глаза.

– Пол, я… – Я хочу сказать ему: «Остановись. Не надо. Пожалуйста».

Он подается вперед, не обращая внимания на мои слова.

– Я знаю, что так не принято. У меня пока не было возможности переговорить с твоим Отцом. Но я подумал, что будет лучше вначале спросить тебя. Не могу вообразить, чтобы он стал препятствовать нашему счастью. А я думаю, что могу сделать тебя счастливой, Кейт. Ты окажешь мне честь… ты согласишься составить мое счастье… ты станешь моей женой?

Я в замешательстве опускаю глаза. Пол будет для меня хорошим мужем. Партнером, а не хозяином. Мне легко и весело с ним, он может заставить меня посмеяться. Он красивый. И он мне симпатичен.

Я должна сказать «да». Я должна согласиться, а потом попросить, чтобы мы остались в Чатэме хотя бы на первые несколько лет. Только до тех пор, пока Тэсс не выйдет замуж. После этого она уже будет в безопасности. Но я не могу просить Пола отказаться от его работы. Я не могу просить его изменить всю свою жизнь ради обещания, которое, вполне возможно, мне придется нарушить. Это несправедливо по отношению к нему.

Или ко мне. Я мысленно возвращаюсь к нашему с Маурой разговору в экипаже. Я не чувствую трепета, когда Пол называет меня по имени, когда он дотрагивается до моей руки. Я не скучаю по нему, когда он не приезжает. Независимо от того, что такое любовь, я вряд ли в него влюблена.

Я не могу заставить себя сказать «да». Пока не могу. Возможно, через несколько недель, когда я пойму, как мне быть с Еленой и с Сестричеством. Когда я забуду, что чувствовала, когда Финн целовал меня, и мне хотелось раскрыть ему свою самую главную тайну. Может быть, тогда я смогу с чистой совестью принять предложение Пола.

– Пол, я…

Как я смогу сказать ему слова, которые его ранят?

Но он все понял. Он все знал уже в тот миг, когда я подняла на него глаза. Он привычно выдвигает вперед челюсть и засовывает руки в карманы.

– Я поспешил. Я боялся, что уже поздно, но тебе нужно больше времени.

Я наконец‑ то нащупываю почву под ногами.

– Да, – говорю я и все‑ таки встречаюсь глазами с Полом.

– Но ты же мне не отказываешь? – У него печальные, беспокойные глаза.

– Нет, – заверяю я его. – Я не сказала «нет».

– Хорошо. – Он поднимает брови. – А мне можно попытаться убедить тебя?

Как? Предложить открыть в Чатэме архитектурное бюро? Моя бедная голова кружится от того, как мой прагматизм спорит с почерпнутыми у Мауры смехотворными романтическими представлениями.

– Конечно, – улыбаюсь я, кокетливо склонив головку а‑ ля Саши Ишида. – Что ты имеешь в виду?

Рука Пола обвивает меня руками и тянет к себе; миг – и я уже стою к нему вплотную. Его губы приближаются к моим. Мое тело отзывается; я чувствую тепло и тянусь к нему. Мои руки смыкаются вокруг его шеи, губы неуверенно приоткрываются. Когда он прихватывает ртом мою нижнюю губу, во мне поднимается жаркая волна. Поцелуй очень хорош.

Еще не додумав эту мысль, я обеими руками упираюсь ему в грудь. Я вспоминаю другой поцелуй, который был не просто хорош – это был правильный поцелуй.

Пол с улыбкой отступает.

– Все было хорошо? – спрашивает он. – Тебе не захотелось ударить меня за то, что я забегаю вперед?

– Нет, – отвечаю я, не отрывая взгляда от носков его ботинок, – пожалуй, я смогу тебя простить.

– Хорошо. Итак. Ты не уверена, что хочешь за меня выйти, – говорит он, – но тебе нравится со мой целоваться?

– Ты прямо сейчас хочешь говорить об этом? – обиженно, с мольбой спрашиваю я.

Как, интересно, леди может ответить на подобный вопрос? Пол красивый, он и сам это знает. В другой жизни – где я не была бы ведьмой, не ходила бы в книжную лавку Беластра и не пряталась бы в тайном чуланчике – этот поцелуй мог бы оказаться первым в моей жизни. И этого могло оказаться достаточно.

– Сочту этот ответ положительным, – как никогда дерзко говорит он. – Тебя расстраивает переезд в Нью‑ Лондон? Я знаю, тебе будет не хватать твоих цветов, но там великолепные парки. Мы можем хоть каждый вечер после моей работы ходить на прогулки. А еще мы можем гулять у верфей и смотреть, как корабли заходят в порт. Я очень хочу показать тебе Нью‑ Лондон. Он просто изумительный.

Пол говорит быстро и страстно. Ясно, что он восхищается этим городом. Он не передумает. А я не стану просить его об этом.

– Мои сестры, – говорю я, оправдываясь. – Когда умерла наша Мама, все изменилось. Теперь я отвечаю за них. Нью‑ Лондон далеко, это не какие‑ нибудь несколько часов езды. Если с ними что‑ то случится, а меня не будет рядом…

Пол выглядит озадаченным.

– Но Маура говорила мне, что собирается вступить в Сестричество. И тогда она как раз окажется в Нью‑ Лондоне.

Ах, вот как? Значит, собирается?

– Есть еще Тэсс. Она еще маленькая, а Отца теперь никогда нет дома. Как я могу оставить ее одну с гувернанткой и экономкой? Кто будет за ней присматривать?

– Она сможет приезжать к нам так часто, как тебе захочется. – Пол тянется и берет мою обтянутую перчаткой руку. – Кейт, это здорово, что ты так предана своим сестрам, но есть ли еще какая‑ то причина, которая заставляет тебя медлить с ответом? Скажи мне все как есть.

Глядя, как ветер гонит по мощеной дорожке лепестки роз, я лгу:

– Нет. Больше ничего.

В поисках истины Пол вглядывается в мое лицо:

– Ты уверена? Это же… дело не в Беластре, нет?

– Что? – Задохнувшись, я вырываю у него руку. – Нет!

– Кейт, я же тебя знаю. Ты, конечно, можешь все отрицать, но то, как ты на него смотришь…

– Как?

Неужели я выставила свои чувства напоказ перед всем городом? Неужели все знают?

– Так, будто ты им очарована.

– Я не знаю, о чем ты говоришь.

– Кейт, окажи мне уважение и прекрати, в конце концов, лгать мне в лицо.

Я разворачиваюсь к нему спиной. Я не знаю, как это получилось, но я совершенно подавлена. Мало того, я полувсерьез подумываю заколдовать себя и исчезнуть.

Рука Пола ложится мне на плечо.

– Все нормально. Я все понимаю. Мне это не нравится, но я понимаю.

Я вопросительно смотрю на него.

– У меня был неудачный роман, – признается он.

– Ты был в кого‑ то влюблен? – Я далеко не уверена в своих чувствах к Полу, но должна признаться, что меня вовсе не вдохновляет мысль о каких‑ то его былых возлюбленных.

Он разворачивает меня так, что мы снова оказываемся лицом к лицу.

– Тогда я думал, что да. Ее звали Пенелопа. Она была очень добронравная и очень красивая. Я встретил ее на званом обеде у коллеги. После обеда она играла на рояле и пела. У нее был ангельский голосок.

Я представляю себе эту Пенелопу. Мое воображение рисует волосы цвета спелой пшеницы и огромные невинные голубые глаза. Барышень такого типа не волнует ничто, кроме лент для волос или разорванного подола.

Я ее ненавижу.

Я убираю выбившуюся прядь волос под капюшон – наверно, чуть более резким движением, чем следовало бы.

– И что же случилось?

– Я несколько раз наезжал к ней, пару раз провожал ее домой и почти собрался сделать ей предложение. Но потом она объявила о намерении выйти за другого. Я был уничтожен. Повергнут в ступор. Но, если честно, это был самый лучший вариант из всех возможных.

– Что? Почему? – Я погибаю от желания подбить воображаемой Пенелопе воображаемый глаз за страдания, что она причинила Полу.

– Мы были слишком разными, – говорит Пол. – Когда она не пела, она была тихая, как мышка, ни слова не говорила. Конечно, она пленительно краснела, но такие вещи пленяют и нравятся только на первых порах. Я постепенно сошел бы с ума от скуки.

Я закусываю губу:

– Откуда ты знаешь, что со мной будет иначе?

– Потому что мы с тобой похожи, ты и я. Мы хотим приключений, а не только тихих семейных вечеров перед камином. Я думаю, что смогу сделать тебя счастливой, если ты дашь мне шанс. – Голос Пола подрагивает; он берет мои руки в свои. – Просто пообещай мне, что не выйдешь за кого‑ то еще. Ты можешь это сделать? Хотя бы по старой дружбе?

Я пожимаю его руки. Я так благодарна ему за понимание!

– Конечно же. Обещаю.

– Хорошо.

Пол опять заключает меня в объятия, но на этот раз не пытается поцеловать. Я пристраиваю голову под его подбородок. Он пахнет сосной, лошадьми и палой листвой. Мне очень уютно. Я позволяю себе разнежиться в его руках.

Позади раздается металлическое звяканье, и мы шарахаемся в разные стороны.

Это Финн. В одной руке у него ведро с сорняками, в другой – лопата. Наши взгляды сталкиваются, и он поспешно ковыляет прочь, не обращая внимания на перевязанную ногу.

Мое сердце замирает на миг, а потом пускается в бешеный галоп.

Я хочу броситься за ним. Мне нет дела до того, насколько глупо я буду при этом выглядеть.

Но я не могу. Потому что иначе я буду ничем не лучше той Пенелопы. Пол только что сделал мне предложение, и я не могу гоняться за другим мужчиной, которому, может, до меня и дела нет.

А Полу я нужна, это ясно как день. Он любит меня, и он мой лучший друг. Я подавляю в себе желание догнать Финна.

Мы провожаем взглядами фигуру Финна, пока она не скрывается за живой изгородью. Потом я поворачиваюсь к Полу и улыбаюсь ему, несмотря на леденящий сердце ужас:

– Пожалуйста, проводи меня домой.

Мы возвращаемся к дому в молчании. У кухонной двери Пол останавливается, прислоняется к обшитой досками белой стене. В своем сером пальто, с аккуратно подстриженными светлыми волосами, он выглядит как портрет идеального джентльмена из большого города. Какое‑ то время он разглядывает декоративную решетку, увитую цветущим белым клематисом, а потом поворачивается ко мне и хмурится.

– Думаю, я ясно выразил мои чувства. Не знаю, что еще я могу сделать.

Я тянусь к его руке и бормочу:

– Ничего. Ты был… ты замечательный. Мне просто нужно время подумать.

Наши пальцы сплетаются, и Пол говорит:

– Я‑ то дам тебе время, а вот Братья…

Ссутулившись, я наблюдаю, как он шагает к конюшне. Я все еще стою у двери, когда он выводит своего гнедого жеребца и верхом направляется через поля в сторону своего дома. Он машет мне рукой, и я машу в ответ.

Теперь мне следует пойти в дом и рассказать сестрам о том, что я получила предложение руки и сердца. Они станут обнимать и поздравлять меня, миссис О'Хара распричитается, а Тэсс испечет на десерт яблочный пирог. И, возможно, в один прекрасный день я стану обычной, нормальной девушкой, которая выходит замуж за хорошего человека. Тэсс, конечно, опечалится, но простит меня. А Маура, рискну предположить, обрадуется тому, что я наконец‑ то пристроена и убралась с ее пути.

А Елена? Что будет делать Елена? Начнет настаивать на том, чтобы проверить меня на способности к ментальной магии? Если так, она быстренько все выяснит, и что тогда? Подозреваю, что она тут же найдет способ переправить меня в Сестричество.

Пытаясь сдержать слезы, я прижимаю ладони к лицу. Все это не то, чего я хочу. Я не хочу ехать к Сестрам. И я не хочу за Пола. Я хочу…

Финн. Я хочу быть с Финном.

Я провожу в сомнениях целую минуту, а потом бегу по саду искать его, молясь, чтобы он никуда не ушел. Живые изгороди перекрывают обзор и затрудняют поиск. Я не знаю, в какой части сада он может быть. Ведомая исключительно каким‑ то инстинктом, я наконец выбегаю на открытое место.

Он никуда не ушел. Я нахожу его в беседке, которая за последние несколько дней успела обрасти перильцами. Финн сидит, упершись в них руками, и смотрит вдаль. На нем рабочая одежда – коричневые вельветовые брюки, тяжелые ботинки, подтяжки и рубашка под цвет его глаз.

Мои домашние туфли тонут в мокрой траве. Подол намокает и пачкается, юбки впитывают грязь. Кажется, сама земля препятствует мне, засасывает, замедляет мой шаг.

Оставляя на деревянном полу грязные следы, я поспешно захожу в беседку. Тут пахнет опилками, влажной землей и дождевыми червями. В боку у меня колет, я запыхалась от быстрой ходьбы. Ветер сбросил с головы капюшон и в беспорядке рассыпал по плечам волосы.

– Финн, – говорю я, пытаясь заправить их за уши.

Он оборачивается. Как же мне хочется стать такой, как Тэсс с ее способностью понимать, что происходит с людьми! Но я не могу расшифровать выражение его лица.

– Я хотела объяснить, что… что ты видел, – запинаясь, говорю я.

Он берет метлу и начинает сметать опилки.

– Вы не обязаны мне ничего объяснять, мисс Кэхилл.

Ох! От его ледяного тона я сжимаюсь. Не знаю уж, чего я ждала; мне почему‑ то казалось, что ему есть дело до случившегося. Он только что видел меня в объятиях другого мужчины. И не какого попало – я точно знаю, что Финн не любит Пола. А я его целовала! Финн, правда, этого не видел, но если бы я увидела его с другой женщиной… одна мысль об этом заставила меня почувствовать жар и слабость. Не может же он думать, что на меня просто нашла блажь помиловаться с другим парнем!

Я не должна была больше ни с кем целоваться. Осознание этого приходит внезапно и болезненно, словно я сильно ударилась. В темной комнате между нами произошло нечто. Нечто сакральное. Я краснею, вспоминая его губы у моих губ. И его руки у меня на талии. Как перья. Это должно что‑ то значить, неважно, помнит он или нет.

– Я хотела, чтоб ты правильно понял, – говорю я, краснея.

– Если вы хотите меня уволить, я готов. Я не буду держать на вас зла. – Он даже не смотрит на меня, яростно царапая пол метлой.

Я и не думала о его работе. Он что, боится потерять работу после того, что произошло между нами? Что Отец уволит его, если обо всем узнает?

Значит, он помнит?

– Но тебе же нужна эта работа, – говорю я. – Дела в книжной лавке идут, мягко говоря, неважно.

Финн швыряет метлу на пол, прямо в аккуратную кучку опилок. Они взлетают в воздух, и я начинаю кашлять.

– Обойдусь без вашей благотворительности. А если вы думаете, что я имею что‑ то против вашего жениха… – Финн делает глубокий вдох. – Я должен принести вам свои извинения, мисс Кэхилл.

Я стою в каких‑ то нескольких метрах от Финна, но кажется, будто между нами разверзлась широкая бездонная пропасть.

– Я питаю к вам глубокое уважение и восхищение, – продолжает Финн, – и никогда не имел в виду ничего иного. Вы находились в бедственном положении, но я не собираюсь воспользоваться этим. Это было… минутное умопомрачение. Я не знаю, что на меня нашло, но могу обещать, что впредь ничего подобного не произойдет.

Я смотрю на него, и мои глаза становятся все больше и больше, по мере того как я осознаю истину: он помнит наш поцелуй. И он за него извиняется.

– Не произойдет? – Меня будто что‑ то душит.

– Нет. – Финн с силой проводит рукой по волосам, но они все равно непокорно торчат во все стороны. – Мое поведение было непростительным. Могу вас заверить, что во всем виноват лишь я один. На вас нет никакой вины. Я пошел на поводу у эмоций, и… я не должен был… Тем более зная, что вы практически помолвлены с другим мужчиной… это было совершенно недопустимо.

Я шагаю к нему, нацелив на него подбородок:

– Ты пошел на поводу у эмоций? Минутное умопомрачение? – Я передразниваю его чопорные интонации. – Ты целовал меня!

Финн проводит рукой по щетине на подбородке.

– Я… да. Но это не было неуважением. Я надеюсь, что вы не чувствуете себя скомпрометированной. Ваша репутация в любом случае не пострадает.

– Моя репутация? – Я подлетаю к нему и обеими руками толкаю его в грудь. Он отлетает к перилам. – Я не какая‑ нибудь безвольная медуза. Я тоже там была! И я тоже тебя целовала! Так что половина вины на мне!

Он хватает меня за запястья.

– Кейт, – говорит он, и я радуюсь тому, что он перестал наконец по‑ идиотски величать меня «мисс Кэхилл», – я прошу прощения, если обидел тебя, но не могу понять, чем именно. Что в моем поведении тебя задело?

Я помню его жадные, голодные руки и тяжесть прижавшегося ко мне тела.

– Твои извинения за поцелуй! Слова про минутное умопомрачение! Потому что я уверена, тебе понравилось!

Его хватка ослабевает.

– Ты хочешь, чтобы я сказал… что мне понравилось?

– Ну, во всяком случае, это лучше, чем извинения, – огрызаюсь я. – Как ты думаешь, что я должна была почувствовать?

Он щурится на меня:

– Не имею ни малейшего понятия.

Мой гнев испаряется. Я хочу отойти в сторону, но Финн по‑ прежнему крепко меня держит.

– Унижение – вот что. Я бегу за тобой, как умалишенная, чтобы объяснить, что произошло между мной и Полом – вовсе не то, о чем ты подумал, я не согласилась за него выйти, – а ты тут изображаешь, будто наш с тобой поцелуй это что‑ то ужасное…

Финн прикрывает мне рот ладонью.

– МакЛеод сделал тебе предложение, и ты ему отказала?

Я киваю, снова испытав внезапный мучительный приступ беспокойства.

– Я сказала ему, что мне нужно время подумать.

Финн отступает и очень затейливо ругается, а я, кусая нижнюю губу, остаюсь стоять на прежнем месте.

– Кейт, мне очень жаль, – голос Финна теперь звучит низко, бархатно. – Мне понравилось с тобой целоваться.

Я столбенею.

– Понравилось?

Пространство между нами наполняется какой‑ то энергией. Финн улыбается неуверенной улыбкой, и я поражаюсь, что могла когда‑ то не замечать его красоты.

– Очень.

– Но ты же сказал, минутное умопомрачение. – Мне нужно знать точно.

– Я просто тебя не понял. Ты сбежала из нашей лавки, словно за тобой гнались адские гончие, – сказал он.

Потому что я не была уверена, что он все помнит. Мое счастливое настроение поколебалось. Что же он теперь обо мне думает?

– Там была твоя матушка. И Братья наблюдают за вашей лавкой.

Взгляд его шоколадных глаз устремился на меня.

– Но ты до сих пор меня избегаешь. Даже почти не выходишь в сад.

– Ты и сам не заходишь. – Во мне набухает обида. – Ты был тут, в саду, и ни разу не зашел в дом. Ты даже не поздоровался со мной в церкви.

Финн трясет головой.

– Кажется, произошло недоразумение. После службы я увидел тебя с МакЛеодом и подумал… ну я и дубина! Надеюсь, я могу взять на себя ответственность хотя бы за это?

Мои губы дергаются.

– За дубину – пожалуйста. В полной мере.

– Спасибо. Ну а теперь, когда все выяснилось, – ты не чувствуешь себя скомпрометированной?

Братья учат нас, что похоть и безнравственность идут рука об руку, а отсутствие скромности – страшный порок для женщины. Женщины созданы для благонравия и подчинения, а не для того, чтобы наслаждаться поцелуями.

Но я чувствую, что это неправильно. Наоборот, позволяя Финну целовать меня и целуя его в ответ, я чувствовала правильность происходящего.

– Нет, – медленно говорю я, поднимая на него глаза. – Я вовсе не чувствую себя скомпрометированной.

Финн лишь смотрит на меня, но что это за взгляд! Он щекочет мою кожу, как прикосновение.

– МакЛеод. Ты не сказала ему «нет».

– Но я не сказала ему и «да», – замечаю я.

Он протягивает руку и проводит подушечками пальцев по моей щеке. Интересно, почувствовал ли он биение моего пульса? Его глаза по‑ прежнему смотрят в мои. Он едва прикасается ко мне, но у меня тут же перехватывает дыхание и пересыхают губы. Я облизываю их; вот и все, хотя мне хочется схватить Финна за воротник и притянуть его губы к своим.

Он смеется немного хрипловатым смехом.

– А ты хочешь, чтоб я и дальше тебя компрометировал?

– Хочу. – Быть может, я слишком честна? – Я не вижу повода притворяться, что мне не нравится… – я запинаюсь, и мое лицо вспыхивает, – целоваться. С тобой. Потому что мне это нравится.

Он усмехается, однако отступает от меня на один‑ единственный малюсенький шажок.

– Это очень удачно, потому что я хотел бы поцеловать тебя снова. Не сейчас и не здесь, где всякий может нас увидеть. Но скоро. И долго.

Я оглядываюсь по сторонам, отчасти удивленная тем, что мы все еще стоим в беседке посреди имения моего Отца. Я совершенно забылась.

– Да, сейчас у нас довольно‑ таки пикантное положение.

Он поднимает брови.

– Я бы сказал так: хозяйка дома со своим садовником. Думаю, твой Отец захотел бы сказать мне пару ласковых.

Мои губы складываются в улыбку.

– Об этом не беспокойся. Я могу справиться с Отцом.

– Я уверен, что сможешь. Ты же абсолютно безжалостна. – Финн смеется, но потом его лицо принимает серьезное выражение. – Я не могу… моя семья… я отвечаю за матушку и за Клару. Наша книжная лавка чуть жива. Никто не хочет заходить к нам, ведь мы под круглосуточным надзором Братьев. И они не снимут надзор, пока не найдут повод закрыть нас. Я не могу ничего обещать тебе, Кейт.

Я вскидываю подбородок.

– Я разве просила тебя о каких‑ то обещаниях?

– Нет. Но они понадобятся тебе, и очень скоро. Если не от меня, то от… кого‑ нибудь еще. – Финн ест взглядом свои поношенные коричневые ботинки. – Я не смогу поддерживать тебя и сестер, мало того… черт, я лучше скажу тебе прямо. Я не могу позволить себе жениться. Я пойму, если ты примешь предложение МакЛеода. Мне ненавистна эта мысль, но мы можем сделать вид, что этого разговора никогда не было. И я не стану плохо о тебе думать.

– Я стану, – отрезаю я. – Я буду очень плохо о себе думать, если выйду замуж, променяв любовь на деньги.

Мне нужен Финн. Мне очень сильно, как никто и ничто раньше в моей жизни, нужен Финн.

Но это невозможно. И что же мне теперь делать? Теперь, когда я знаю, чего хочу, как я смогу примириться с какой‑ то иной участью?

– Я не могу просить тебя подождать, потому что не знаю, когда улучшатся мои дела и улучшатся ли они вообще. А если даже это произойдет, жизнь будет совсем не такой, к которой ты привыкла. Матушка и Клара сами шьют себе одежду. У них нет горничных, они сами готовят еду и ведут дом. – Лицо Финна серьезно, брови хмурятся. – Ты стала бы женой торговца, а не господской дочкой. Миссис Ишида никогда не приглашает матушку и Клару к чаю.

Как будто мне есть дело до миссис Ишиды! Если бы в ней было единственное препятствие! Однако это не так. Если я свяжу себя с семьей Беластра, зоркий глаз Братьев немедленно обратится на мою собственную семью. И если они поймут, на что мы способны… на что способна я…

В пророчестве говорится, что, если я окажусь во власти плохих людей, начнется второй Террор. Сколько невинных девушек тогда погибнет? И сможет ли выстоять Сестричество? Спасется ли хоть кто‑ нибудь, или ведьмы навеки канут в прошлое?

Я прижимаюсь к перилам спиной. Неважно, как сильно хочу я быть с Финном, – это все равно невозможно.

Мое молчание не остается незамеченным.

– Прости. – Красивое лицо Финна искажает страдание. – Если бы я мог, я дал бы тебе больше. Я бы достал тебе луну с неба.

– Все в порядке, – мягко говорю я, моргая, чтобы не дать скатиться слезам. Наверное, пора выбрать более безопасную тему. – Кстати, о чае: завтра мы с Маурой впервые устраиваем званое чаепитие. Твоя матушка и Клара должны прийти, если, конечно, они не получили другого приглашения.

Финн колеблется; его карие глаза смотрят на меня:

– Их обычно никто не приглашает.

Я прислоняюсь к беседке спиной.

– Нас до недавнего времени тоже никто не приглашал.

– Это не одно и то же. Ты должна бы это понимать.

Я молчу, уставившись на пруд и кладбище на другом берегу. Финн вздыхает.

– Я не слишком‑ то горжусь тем, что мне придется сказать. Конечно, твой Отец бизнесмен, но в первую очередь он джентльмен и ученый. А моя матушка – торговка книгами и «синий чулок». Жены Братьев не считают ее ровней, потому что она занимается торговлей. А жены торговцев считают, что она слишком хороша для их общества.

– Но это же мой прием. На нем твоей матушке и Кларе будут очень рады.

– Тогда я передам твое приглашение. Это очень мило с твоей стороны.

Финн протягивает руку, и его пальцы переплетаются с моими. Он подносит мою руку к губам; я ладонью чувствую тепло его дыхания.

– Я сказал тебе только правду, Кейт. Я хочу быть с тобой. Но я не смогу дать тебе то, что тебе нужно.

– А что, если мне нужен ты? – шепчу я.

Я чувствую, как мы клонимся друг к другу, словно деревья под сильным ветром. Я несколько дней так страстно хотела его увидеть, но теперь мне этого недостаточно. Я не знаю, кто из нас шевельнулся первым, но те несколько дюймов, что разделяли нас, вдруг куда‑ то исчезают, и мои губы находят его.

Его губы одновременно мягкие и страстные, у них вкус чая и дождя. Его руки забираются ко мне под плащ, одна обвивает талию, а вторая ложится на мой затылок. Мои руки бродят по его груди, чувствуя, как на ней бугрятся мышцы. Он целует мой подбородок, его губы скользят в сторону и останавливаются как раз у меня под ухом. Когда он прихватывает зубами мочку, я задыхаюсь, мои пальцы сжимаются у него на воротнике, а он снова впивается жгучим поцелуем мне в губы.

Когда я, наконец, отодвигаюсь, задохнувшись, я чувствую, что мои губы припухли, а подбородок саднит, натертый щетиной. Мы все еще стоим обнявшись; руки Финна обвивают мою талию.

– Наверно, я веду себя совсем не по‑ джентльменски, но с тобой я совсем потерял голову, – говорит Финн, и его сочные губы шевелятся в каком‑ то дюйме от моих.

– Я не возражаю, – заверяю я, закинув руки ему на шею.

– Да, мне именно так и показалось, – усмехается он. – Но, если честно, тебе пора идти. Если ты останешься, я зацелую тебя до потери чувств, и в конце концов нас увидят. Не смотри на меня так. Я вовсе не хочу, чтобы ты ушла.

– А я не хочу уходить.

Но он, конечно, прав. С удивившей нас обоих смелостью я быстро целую его в губы и, рассмеявшись, выбегаю из беседки.

Я спешу по саду, и меня переполняет радость. Ветер все так же по‑ осеннему пронизывает до костей, а в небе плывут сырые серые облака. Это как‑ то неправильно. Кажется, сейчас должны строить свои гнезда малиновки и пробиваться сквозь почву первые зеленые георгины, но вместо этого на юг тянутся и тянутся стаи гусей. Обычно я люблю горьковато‑ сладкое дыхание осени, но сегодня, впервые за всю жизнь, во мне нет места для осенней грусти.

Мне хочется весеннего тепла и солнца.

– Бедные мои красавчики, – я ловлю себя на том, что бормочу цветам какие‑ то слащавые глупости. Неужели любовь уже превратила меня в мечтательную, пустоголовую барышню?

Во мне вдруг начинает звучать трубный глас паники, и я резко останавливаюсь. Я люблю его, но он никогда не будет моим. Притворяться, что это не так, просто бессмысленно – в конце концов, такое притворство только разобьет сердца нам обоим.

Мое настроение опасно меняется, и я чувствую, как просыпается во мне колдовская сила. Я стараюсь сбить ее напор, но тщетно. Крепко зажмурившись, я беспомощно ощущаю, как она подступает к горлу и изливается из моих пальцев.

И в саду наступает весна. Теперь меня окружает изумрудная трава, а живые изгороди становятся ниже. Осенние цветы втягиваются обратно в почву, а на их месте появляются давно увядшие тюльпаны. Мое искаженное ужасом лицо пригревает теплое солнышко.

– Reverto!

Но это не работает. Я совсем не чувствую в себе силы.

Она ушла целиком, израсходовалась. Я опустошена.

Такого не случалось много лет.

Я в отчаянии бегу по тропинке, чтобы оценить масштаб катастрофы. Это не случай с Тэсс, когда она преобразила малюсенький уголок сада. Изменилось все кругом. Старая яблоня за конюшней цветет пышным розовым цветом. Снова колосится на склоне холма сжатая пшеница. Я молюсь, чтоб мое нечаянное колдовство не накрыло весь путь до беседки и окрестные поля.

Распахнув со стуком тяжелую дверь, я врываюсь в кухню. Перед печью, вглядываясь в духовку, сидит Тэсс.

– Кейт? Что такое?

– Ты мне нужна, – выпаливаю я.

Она не задает никаких вопросов, и мы бежим в сад. Тэсс щурится, внезапно оказавшись на солнце.

– Всего минуту назад был дождик… ох. – Она окидывает взглядом зелень и закрывает глаза. Но через минуту они уже удивленно распахнуты: – Это сделала ты? Сама? Сильно. Мне через это не пробиться.

Я слишком потрясена, чтобы обижаться.