Джена Шоуолтер. Темная страсть. Словарь имен и реалий

Джена Шоуолтер

Темная страсть

«Властелины Преисподней» — 5

Аэрон, бессмертный воин, считает, что не нуждается в плотской любви. Поэтому когда-то в порыве самоуверенности он бросил Кроносу, Верховному богу титанов, дерзкий вызов, прося ниспослать ему такую женщину, которой придется добиваться. И вот уже несколько недель Аэрон ощущает беспокойство из-за Оливии, которая появилась около него столь внезапно. Ангел она или демон, какую угрозу несет в себе? Оливия клянется, что она падший ангел, что отказалась от бессмертия, потому что ей приказали расправиться с Аэроном, а она не может не только обезглавить его, но и причинить ему малейшую боль. И он готов поверить голубоглазой красавице, к которой его влечет все сильнее. Но если они полюбят друг друга, это обернется несчастьем для них обоих…

Словарь имен и реалий

Аман — одержимый демоном Секретов.

Ангелы-воители — божественные орудия убийства.

Анья — (полу)богиня Анархии, дочь богини Беззакония и разжигательница беспорядков.

Аэрон — одержимый демоном Ярости.

Баден — одержимый демоном Неверия (убит).

Бьянка Скайхоук — гарпия, сестра Гвен.

Владыки Преисподней — воины, служившие греческим богам; ныне изгнанные и одержимые демонами.

Всевидящее Око — божественный артефакт, дающий владельцу возможность заглянуть в рай и ад.

Высший Небесный Совет — ангельский орган управления.

Гален — одержимый демоном Надежды.

Гвен Скайхоук — полугарпия-полуангел.

Гера — Верховная богиня олимпийцев.

Гидеон — одержимый демоном Лжи.

Гидра — двуглавая полузмея-полуженщина с ядовитыми клыками.

Даника Форд — смертная женщина, гибели которой хотят титаны.

Дарла Стефано — жена Дина Стефано, любовница Сабина (погибла).

Джилли — смертная женщина, подруга Даники.

Дим-Униак — ларец Пандоры.

Дин Стефано — охотник, правая рука Галена.

Доминик — молодой охотник.

Единый Истинный Бог — правитель ангелов и глава Высшего Небесного Совета.

Жезл Разделения — божественный артефакт, свойства которого неизвестны.

Зевс — Верховный бог олимпийцев.

Кайя Скайхоук — гарпия, сестра Гвен.

Камео — одержимая демоном Печали (единственная женщина-воительница).

Кейн — одержимый демоном Бедствий.

Клеть Принуждения — божественный артефакт, дающий владельцу возможность поработить любого, кто заперт внутри.

Кронос — титан, Верховный бог Олимпа.

Легион — демон низшего порядка, друг Аэрона.

Лисандр — элитный ангел-воитель, возлюбленный Бьянки Скайхоук.

Люсьен — одержимый демоном Смерти, лидер будапештских воинов.

Люцифер — князь тьмы.

Мэддокс — одержимый демоном Насилия.

Наживка — красивая женщина, отвлекающая внимание воинов, чтобы дать охотникам возможность напасть.

Неназываемые — поруганные боги, узники Кроноса.

Олимпийцы — бывшие владыки Олимпа, ныне заточенные в Тартаре.

Охотники — смертные враги Владык Преисподней.

Пандора — воительница, в прошлом — хранительница ларца (убита Мэддоксом).

Парис — одержимый демоном Разврата.

Плащ Невидимости — божественный артефакт, скрывающий того, кто его наденет, от посторонних глаз.

Рейес — одержимый демоном Боли.

Рея — Верховная богиня титанов, жена Кроноса.

Сабин — одержимый демоном Сомнения, лидер греческих воинов.

Семеро Избранных — элитное ангельское подразделение.

Сиенна Блэкстоун — женщина-охотник.

Скарлет — одержимая демоном Ночных Кошмаров.

Страйдер — одержимый демоном Поражения.

Талия Скайхоук — гарпия, сестра Гвен.

Тартар — бог Тюремного заключения, а также тюрьма для бессмертных на горе Олимп.

Титаны — нынешние правители Олимпа.

Торин — одержимый демоном Болезни.

Уильям — бессмертный, друг Аньи.

Эшлин Дэрроу — смертная женщина, обладающая сверхъестественными способностями, возлюбленная Мэддокса.

Глава 1

— Похоже, их нисколько не волнует, что они умрут.

Аэрон, бессмертный воин, одержимый демоном Ярости, примостился на крыше здания Бабажос в центре Будапешта и, глядя вниз, наблюдал за беззаботно спешащими по делам людьми. Они ходят по магазинам, болтают и смеются, перекусывают на ходу. Никто не падает ниц и не умоляет богов продлить существование своего бренного тела. Никто не рыдает, понимая, что не сможет жить вечно.

Он перевел взгляд с людей на их окружение. Льющийся с небес рассеянный лунный свет, смешиваясь с янтарным сиянием фонарей, ложится тенями на мощеные мостовые. По обе стороны улицы тянутся здания со светло-зелеными навесами над входом, идеально сочетающимися с изумрудной зеленью деревьев.

Симпатично, если про гробы можно так сказать.

Люди знают о своем медленном угасании. Черт возьми, они взрослеют с мыслью, что рано или поздно придется покинуть все и всех, кого любят, и тем не менее, как он заметил, не требуют и даже не просят больше времени. Это… очаровывает. Узнай Аэрон, что ему вскоре предстоит навсегда расстаться с друзьями — другими одержимыми демонами воинами, которых он защищает последние несколько тысяч лет, — он пошел бы на что угодно, включая и мольбы, лишь бы изменить свою судьбу.

Отчего же смертные этого не делают? Что они знают такого, что ему неведомо?

— Они не думают о смерти, — отозвался сидящий подле него Парис, его друг. — Они живут, пока есть возможность.

Аэрон фыркнул. Не такого ответа он искал. Как можно «жить, пока есть возможность», если эта возможность длится ничтожно короткое время?

— Они такие хрупкие. Их легко уничтожить, как тебе отлично известно.

Говорить подобное было очень жестоко со стороны Аэрона, ведь подружку Париса — или любовницу? или избранную женщину? — совсем недавно застрелили прямо у Париса на глазах. И все же Аэрон в своих словах не раскаивался.

Будучи одержимым демоном Разврата, Парис вынужден каждый раз спать с другой женщиной, иначе рискует потерять силы и умереть. Он не может позволить себе оплакивать потерю любовницы. Особенно любовницы-врага, кем и оказалась его малышка Сиенна.

Как ни стыдно было Аэрону это признать, но в какой-то степени он даже был рад тому, что эта женщина умерла. Она использовала бы страсть Париса против него самого и в конечном счете привела бы его к гибели.

«Я же буду вечным гарантом его безопасности», — поклялся себе Аэрон.

Верховный бог предоставил Парису выбор: вернуть из загробного мира душу его женщины или освободить Аэрона от ужасающей жажды крови, навязчивых мыслей о мучениях и убийстве, терзающих его разум. Мыслей, которые он — стыдно признаться — воплощал в жизнь. Снова и снова.

Из-за этого проклятия Рейес, хранитель демона Боли, едва не потерял свою возлюбленную Данику. Аэрон действительно был готов нанести смертельный удар и уже занес острый кинжал, чтобы вонзить его в ее прелестную шейку… Но за миг до трагедии Парис спас Аэрона, а не возлюбленную Сиенну, тем самым сохранив жизнь Даники, палач которой мгновенно освободился от владевшего им безумия.

Аэрон продолжал терзаться угрызениями совести из-за едва не ставшей реальностью трагедии и последствий выбора Париса. Чувство вины разъедало его изнутри, прожигая до самых костей, словно кислотой. Теперь Парис страдает, в то время как сам Аэрон наслаждается свободой. Но это вовсе не означает, что он станет щадить чувства друга. Для этого он слишком сильно его любит. Более того, Аэрон у него в долгу. И привык платить по счетам.

Именно поэтому они и сидят сейчас на крыше.

Присматривать за Парисом оказалось задачей не из легких. На протяжении последних шести ночей Аэрон приносил сюда друга, невзирая на его непрерывные протесты. Парису оставалось лишь указать на женщину, и Аэрон тут же доставлял ее к нему и стоял на страже, пока они занимались сексом. Но с каждой ночью Парис все дольше и дольше тянул с выбором.

Аэрону уже стало казаться, что на этот раз они просидят на крыше до самого рассвета, ведя пустые разговоры.

Если бы ныне пребывающий в депрессии воин по примеру самого Аэрона сторонился слабых смертных, то сейчас не томился бы о том, чего не может получить. Не впал бы в отчаяние от своего бессилия и не отрицал бы его до скончания времен.

Аэрон вздохнул.

— Парис, — начал он и умолк. Какие подобрать слова? — Пора уже перестать скорбеть. — Хорошо. Сразу по сути, как он любит. — Это ослабляет тебя.

Парис провел языком по зубам.

— Кто бы говорил о слабости. Сколько раз тобой безраздельно овладевал демон Ярости? Бессчетное количество. А сколько раз из этого бессчетного количества винить следовало богов? Лишь один. Когда демон порабощает твое тело, ты напрочь теряешь над собой контроль. Так что давай не будем добавлять к списку твоих грехов лицемерие, договорились?

Аэрон не обиделся. К сожалению, ему нечего возразить Парису. Иногда демон Ярости действительно завладевал его телом, заставляя летать над городом и нападать на любого человека в пределах досягаемости, калеча и упиваясь чужим ужасом. В таких случаях Аэрон полностью осознавал происходящее, но был не в состоянии прекратить бойню.

Которую не всегда и хотелось прекращать. Некоторые люди заслуживают подобной участи.

Но ему ненавистна потеря контроля над собой и низведение до уровня марионетки. Или пляшущей по команде обезьянки. Пребывая в подобном состоянии, Аэрон презирал своего демона — и все же не так сильно, как себя самого. Потому что с ненавистью он познал гордость. Гордость Яростью. Для того чтобы отвоевать у демона контроль над ситуацией, требуются силы, а сила любого рода есть награда.

Однако борьба между любовью и ненавистью его по-прежнему тревожит.

— Ты только что подтвердил мои слова, хоть и непреднамеренно, — сказал Аэрон, возобновляя беседу. — Слабость порождает разрушение. Это закон.

В случае Париса скорбь равнозначна рассеянности, которая может оказаться фатальной.

— Какое отношение это имеет ко мне? Какое отношение это имеет к тем людям внизу? — спросил Парис.

Аэрон понял, что пришло время обрисовать ситуацию масштабно.

— Те люди… По меркам вечности они стареют и умирают в один миг.

— Что с того?

— Дай мне договорить. Если влюбишься в смертную женщину, сможешь быть с ней всего несколько десятков лет. И то, если ее раньше не унесет болезнь или несчастный случай. Причем все эти годы ты будешь наблюдать, как она угасает, медленно приближаясь к смерти, и знать, что впереди тебя ожидает целая вечность без нее.

— Сплошной пессимизм. — Парис прицокнул языком. Не такой реакции ожидал от него Аэрон. — Ты рассматриваешь эти годы как небольшой промежуток перед неотвратимой потерей того, кого не можешь защитить. А я — как время наслаждения величайшим благословением. Благословением, которое пребудет с тобой всю оставшуюся вечность.

Пребудет с тобой? Глупости! Когда теряешь что-то дорогое, воспоминания превращаются в мучительное напоминание о том, чего уже никогда не будет. Такие воспоминания скорее осложняют жизнь, отвлекают, — в отличие от Париса, Аэрон не собирался приукрашивать ситуацию, — а не придают сил.

У Аэрона и доказательство имеется — собственные чувства к Бадену, одержимому демоном Неверия, который некогда был его лучшим другом. Давным-давно Аэрон потерял того, кого любил больше, чем мог бы любить родного брата, и теперь, оставаясь наедине с собой, часто представляет Бадена и думает о том, как могла бы сложиться жизнь, если бы тот не погиб.

Парису он подобной участи не желает.

Черт с ней, с масштабностью. Уж лучше снова обратиться к жестокости.

— Если ты способен с легкостью принять утрату, как утверждаешь, почему же тогда все еще скорбишь по Сиенне?

Свет луны озарил лицо Париса, и Аэрон заметил, что глаза у него слегка остекленевшие. Похоже, он пил. Опять.

— У нас не было нескольких десятков лет. Всего лишь несколько дней, — произнес он безжизненным голосом.

«Нужно идти до конца».

— А если бы ты прожил с ней сто лет, то смирился бы с ее смертью?

Повисла пауза.

Конечно же нет.

— Хватит! — Парис ударил кулаком по крыше с такой силой, что все здание содрогнулось. — Не хочу больше об этом говорить.

Очень плохо.

— Потеря есть потеря. Слабость есть слабость. Не позволяя себе привязываться к людям, не станем и переживать, когда они умрут. Если мы закалим свои сердца, то не будем желать того, чего не можем получить. Наши демоны преподали нам хороший урок.

Некогда их демоны обитали в аду и отчаянно жаждали обрести свободу. Объединившись, они сумели выбраться, но в конечном счете лишь сменили одну тюрьму на другую, и вторая оказалась гораздо хуже первой.

После пыток серой и пламенем преисподней демоны на тысячу лет оказались запертыми в ларце Пандоры. Тысячу лет тьмы, безысходности и боли. На сей раз они лишились не только свободы, но и надежды на лучшую долю.

Если бы демоны были сильнее и способны обуздать свои желания, не попали бы в плен.

Если бы Аэрон обладал достаточной силой воли, то не стал бы помогать открывать ларец. И тогда его не постигло бы проклятие, и тело его не превратилось бы во вместилище для величайшего зла, которое он сам же и освободил. Его не изгнали бы с небес, из единственного дома, который он знал, и не обрекли провести остаток вечности на неспокойной земле, где ничто не остается неизменным.

Он не потерял бы Бадена, враждуя с охотниками — презренными смертными, ненавидящими Владык и обвиняющими их во всем зле мира. Друг умер от рака? — Разумеется, виноваты Владыки. Девочка-подросток обнаружила, что беременна? — И это, несомненно, происки Владык.

Будь Аэрон крепче духом, не оказался бы снова втянутым в войну, где нужно сражаться и убивать. Всегда убивать.

— Ты когда-нибудь желал смертную? — спросил Парис, отвлекая его от мрачных мыслей. — В плане секса?

Аэрон негромко хмыкнул:

— Впустить в свою жизнь женщину на один день и потерять ее на следующий? Нет. — Он не такой дурак.

— Кто говорит, что ты обязательно ее потеряешь? — Парис вытащил из внутреннего кармана кожаной куртки фляжку.

Снова алкоголь? Видно, болтовня, затеянная, чтобы поднять другу настроение, не принесла пользы.

Сделав большой глоток, Парис добавил:

— У Мэддокса есть Эшлин, у Люсьена — Анья, у Рейеса — Даника, а теперь и у Сабина есть Гвен. Даже у сестры Гвен, Бьянки Ужасной, имеется возлюбленный — ангел, с которым мне пришлось бороться в масле… впрочем, не важно. Не будем об этом говорить.

Бороться в масле? Да уж, о таком действительно лучше не говорить.

— Все эти парочки обрели друг друга, но каждая из женщин обладает какой-то способностью, выделяющей ее среди прочих. Они не простые смертные.

Однако это не означает, что они будут жить вечно. Даже бессмертных можно убить. Кому, как не Аэрону, это знать, ведь именно он подобрал голову Бадена — отделенную от туловища. И именно он первым увидел навечно застывшее на лице друга выражение шока.

— Ну, привет, решение проблемы. Всего-то и нужно, что найти женщину с уникальными способностями, — сухо заметил Парис.

Если бы все было так просто. Кроме того…

— У меня есть Легион, и с ней одной я в данный момент могу совладать.

При воспоминании о маленькой демонессе, ставшей ему кем-то вроде дочери, Аэрон усмехнулся. Ростом она едва доходит ему до пояса. Зеленая чешуя, два маленьких рога, недавно выросшие у нее на голове, и острые зубы, выделяющие ядовитую слюну. Диадемы — ее любимое украшение, а живая плоть — любимое блюдо.

Первой ее слабости он всячески потакает, а со второй старается бороться.

С Легион Аэрон познакомился в аду. Вернее, настолько близко от геенны огненной, насколько вообще можно подобраться без риска сгореть заживо в жарком пламени. Его заковали в цепи, так сказать, в шаге от преисподней, опьяневшего от проклятой жажды крови, заставлявшей нападать даже на друзей. Легион прорыла ход в темницу Аэрона, и ее присутствие каким-то образом прояснило его разум и придало желанные силы. Она помогла ему сбежать, и с тех пор они никогда не расставались.

До настоящего момента. Его драгоценная девочка вернулась в ненавистный ей ад, потому что некий преданный богам ангел тайком наблюдает за Аэроном, прячась в тени, оставаясь невидимым, ожидая… чего-то. Чего — неизвестно. В настоящий момент Аэрон не ощущает этого пристального взгляда, но знает, что ангел вернется снова. И Легион не вынесла его присутствия.

Откинувшись назад, Аэрон всмотрелся в ночное небо. Звезды сегодня сияют, словно бриллианты, рассыпанные по черному атласу. Иногда, желая насладиться хотя бы иллюзией уединения, он взлетал так высоко, как только мог, а затем камнем падал вниз, стремительно и уверенно, расправляя крылья лишь за пару секунд до удара о землю.

Парис сделал еще один большой глоток из фляжки, и в воздухе поплыл аромат амброзии, нежный и сладкий, как дыхание ребенка. Аэрон покачал головой. Парис избрал амброзию своим наркотиком, потому что она единственная способна притуплять разум и воздействовать на тела бессмертных вроде них, но ее неумеренное употребление превращало некогда свирепого вои на в размазню.

Где-то по улицам бродит Гален, предводитель охотников, одержимый демоном, как и Владыки, поэтому Аэрону требуется, чтобы Парис хоть немного соображал. А еще лучше — пребывал в полной боевой готовности, ведь неведомого ангела тоже не стоит списывать со счетов. Ангелы, как недавно выяснил Аэрон, занимаются уничтожением демонов.

Хотел ли этот ангел его убить? Неизвестно, и Лисандр, возлюбленный Бьянки, не потрудился прояснить ситуацию. Впрочем, это и не важно. Аэрон собирался выпотрошить труса, будь тот мужчиной или женщиной, как только тому достанет мужества снова сунуться к нему.

Никто не разлучит его с Легион, а тот, кто осмелится вмешаться, поплатится. В этот самый миг бедняжка может страдать душевно или физически. При этой мысли Аэрон стиснул кулаки с такой силой, что кости едва не треснули. Собратья его милой малышки любят насмехаться над ее добротой и состраданием. А еще им нравится за ней гоняться, и одним богам известно, что они бы с ней сделали, если б сумели поймать.

— Как бы ты ни любил Легион… — произнес Парис, снова выдергивая Аэрона из глубокой трясины мыслей. Запустив камнем в противоположное здание, он допил остаток амброзии и договорил: — Она не способна удовлетворить все твои потребности.

Он, конечно, имеет в виду секс. Неужели нельзя закрыть эту тему раз и навсегда? Аэрон вздохнул. Он не спал с женщиной несколько лет, а может, и веков. Не стоят они затраченных усилий. Из-за демона Ярости желание причинить любовнице вред скоро перевешивало желание доставить ей удовольствие. Более того, покрытому татуировками и закаленному в боях Аэрону приходилось тяжким трудом завоевывать расположение к себе. Женщины его боятся — и правильно делают. Попытки понравиться им требуют времени и терпения, которыми он не располагает. В конце концов, у него есть дела поважнее. Тренировки, например, охрана дома и друзей. Потакание любой прихоти Легион.

— Нет у меня таких потребностей.

По большей части это правда. Наделенный железной самодисциплиной, Аэрон редко поддавался желаниям плоти. Он мог себе это позволить, разве что оставаясь в одиночестве.

— Я могу получить все, что захочу. Слушай, мы сюда откровенничать забрались или чтобы найти тебе любовницу?

Зарычав, Парис швырнул пустую фляжку точно так же, как прежде камень. Она ударилась о стену противоположного здания, взметнув облачко пыли и каменной крошки.

— Придет день, когда кто-то очарует тебя, привлечет и поймает в сети, и ты будешь желать ее каждой клеточкой тела. Надеюсь, она сведет тебя с ума. Надеюсь, что хотя бы поначалу станет отвергать тебя, заставляя побегать за собой. Может, тогда ты почувствуешь хоть толику моей боли.

— Если именно это требуется, чтобы отплатить тебе за то, чем ты ради меня пожертвовал, я с радостью приму такую участь. Даже буду молить о ней богов.

Аэрон не мог себе представить, что возжелает женщину, смертную или бессмертную, настолько, что это разрушит его жизнь. Он не похож на других воинов, постоянно ищущих себе пару, и действительно предпочитает одиночество. Ну, или находиться наедине с Легион. Кроме того, он слишком горд, чтобы бегать за женщиной, не отвечающей на его чувства.

Однако сейчас Аэрон говорил серьезно. Ради Париса он в самом деле готов на что угодно.

— Слышишь, Кронос?! — прокричал он, подняв голову к небесам. — Пошли мне женщину. Такую, которая будет меня мучить. Такую, которая отвергнет меня!

— Самонадеянный ублюдок, — негромко засмеялся Парис. — Что, если он и вправду пошлет тебе такую гордячку?

Аэрона порадовала веселость Париса. Он сейчас так похож на себя прежнего!

— Сильно сомневаюсь.

Кронос повелел, чтобы воины сосредоточились на уничтожении Галена. Это стало его навязчивой идеей с тех пор, как Даника предсказала, что Верховный бог погибнет от руки Галена.

Даника является Всевидящим Оком, и ее видения всегда сбываются. Даже плохие. Но есть в этом и положительный момент: зная будущее заранее, можно попытаться его изменить. По крайней мере, теоретически.

— А если все же пошлет? — снова спросил Парис, чтобы нарушить затянувшееся молчание.

— Если Кронос ответит на мои мольбы, стану наслаждаться последствиями, — ухмыльнувшись, солгал Аэрон. — Ну, хватит уже обо мне. Давай сделаем то, зачем пришли.

Выпрямившись, он посмотрел вниз на начавшую редеть толпу.

Ради сохранности мостовых въезд автотранспорта в эту часть города запретили, и люди ходили здесь пешком. Поэтому Аэрон и выбрал это место. Ему вовсе не улыбалось вытаскивать избранницу Париса из движущейся машины. Сейчас же Парису всего-то и нужно, что сделать выбор, и Аэрон, расправив крылья, сразу доставлял его вниз. Один взгляд на прекрасного голубоглазого дьявола — и избранная им женщина останавливалась и восторженно ахала. Иногда одной улыбки Париса оказывалось достаточно, чтобы убедить ее раздеться прямо на улице, где мог увидеть любой случайный прохожий.

— Никого ты не найдешь, — отмахнулся Парис. — Я уже смотрел.

— Как насчет… этой? — Аэрон указал на пухленькую блондинку в чересчур откровенном наряде.

— Нет. — Ни малейшего колебания. — Слишком… очевидно.

«Опять взялся за старое», — с ужасом подумал Аэрон, указывая на другую женщину:

— А эта?

Высокая, с соблазнительным телом и копной коротких рыжих волос. Одета консервативно.

— Нет. Слишком мужеподобная.

— Что это значит, черт подери?

— Это значит, что я ее не хочу. Следующая.

Битый час Аэрон предлагал кандидатуры потенциальных любовниц, а Парис отвергал их по разным смехотворным причинам: слишком невинная, слишком неряшливая, слишком загорелая, слишком бледная. Единственным приемлемым отказом было: «Я с ней уже спал», а так как Парис спал со многими, Аэрон часто слышал эти слова.

— В конечном счете тебе придется кого-то выбрать. Почему бы не прекратить наши мучения? Закрой глаза и ткни наугад. На кого укажешь, та и выиграет.

— Я уже однажды играл в эту игру. И закончилась она… — Парис вздрогнул. — Не важно. Незачем об этом вспоминать. Так что нет. Просто нет.

— Как насчет…

Аэрон осекся, увидев, как женщина, на которую он пристально смотрел, исчезла в тени. Не пропала из поля зрения, что вполне в природе вещей. Что считается нормой. Нет, она просто растворилась: только что стояла на мостовой, а в следующий миг исчезла. Тень каким-то образом втянула ее в себя, точно на поводке.

Аэрон вскочил на ноги, и из щелей на его обнаженной спине автоматически появились и раскрылись крылья.

— У нас проблема.

— Что стряслось? — Парис тоже вскочил. Даже слегка покачиваясь после амброзии, он по-прежнему оставался воином и мгновенно выхватил кинжал.

— Темноволосая женщина. Ты ее видел?

— Которую из них?

Вот и ответ на вопрос Аэрона. Нет, не видел. В противном случае не стал бы спрашивать, о ком речь.

— Идем. — Аэрон обхватил друга за талию и спрыгнул с крыши. Ветер трепал волосы Париса, несколько разноцветных прядей хлестнули его по лицу, а земля все приближалась… приближалась… — Смотри в оба. Мы ищем женщину с черными волосами до плеч, прямую, точно палка, ростом примерно пять футов десять дюймов, лет двадцати с небольшим, одетую во все черное. Скорее всего, она не человек.

— Убьем?

— Нет, в плен возьмем. У меня к ней есть вопросы.

Например, как ей удалось исчезнуть, зачем она здесь и на кого работает. У бессмертных всегда имеются мотивы.

Аэрон взмахнул крыльями за миг до столкновения с бетоном и камнем. Замедлившись, он с легким толчком приземлился на ноги, отпустил Париса, и они тут же разошлись в разных направлениях. После тысяч лет сражений бок о бок друзья знали, как действовать, не обговаривая каждое движение заранее.

Аэрон, пряча крылья, стремглав понесся по узкой улочке, уходящей налево, так как именно в этом направлении пошла женщина. По дороге он заметил нескольких людей — парочку, держащуюся за руки, бездомного, пьющего виски из бутылки, человека, выгуливающего собаку, — но ни следа темноволосой женщины. Добежав до кирпичной стены, Аэрон обернулся. Черт подери. Что, если она такая же, как Люсьен? Способна телепортироваться в любое место силой мысли?

Нахмурившись, Аэрон ринулся обратно. Если понадобится, он обыщет каждую улицу в этом районе. Однако на полпути назад тени вокруг него сгустились, затмевая золотистый свет фонарей. Из мрака просачивались тысячи приглушенных криков, полных мучения и агонии.

Аэрон остановился, опасаясь врезаться во что-то или кого-то, и выхватил кинжалы. Какого дьявола тут тво…

Вдруг из тени в нескольких шагах от него вышла женщина — та самая женщина. Она казалась единственным лучом света во внезапно возникшем огромном пространстве тьмы. Глаза черны, как окружающий мрак, губы — красные и увлажненные — похожи на кровь. Она была красива особенной, жестокой красотой.

Демон Ярости зашипел у Аэрона в голове.

На мгновение Аэрон испугался, что Кронос действительно услышал его мольбу и послал женщину терзать его. Но, глядя на нее, он не ощутил ни растекающегося по венам жара, ни учащенного сердцебиения, о которых рассказывали другие Владыки, описывая встречу со своими избранницами. В незнакомке нет ровным счетом ничего особенного — Аэрон через секунду бы о ней позабыл.

— Так-так-так. Похоже, мне улыбнулась удача! Один из Владык Преисподней почтил меня своим присутствием, — проговорила женщина хриплым, как у курильщика, голосом. — Даже просить не пришлось.

— Да, я Владыка. — Какой смысл отрицать очевидное? Горожане сразу узнают Аэрона и других воинов. Некоторые даже считают их ангелами. Охотники тоже узнают их с первого взгляда, но называют демонами. Как бы то ни было, этими сведениями едва ли можно воспользоваться против него. — И я в самом деле искал тебя.

Услышав это признание, незнакомка изобразила на лице легкое удивление.

— Какая честь. Зачем же ты меня искал?

— Хотел узнать, кто ты такая. — Может, правильнее было бы сказать «Что ты такое»?

— Возможно, я не настолько удачлива, как думала. — Она надула свои полные красные губы и притворилась, что вытирает слезу. — Раз родной брат меня не узнает.

Что ж, ситуация начала проясняться: она — лгунья.

— У меня нет сестры.

Она изогнула черную бровь.

— Ты в этом уверен?

— Да.

У Аэрона не было ни отца, ни матери; Зевс, Верховный бог олимпийцев, просто создал его, произнеся заклинание. Так же, как и всех остальных Владык.

— Упрямец! — Незнакомка прицокнула языком, напомнив этим жестом Париса. — Мне следовало бы догадаться, что мы будем похожи. В любом случае очень здорово наконец-то застать кого-то из вас в одиночку. И кто же мне попался? Нарциссизм? Я права, не так ли? Признайся, ты одержим Нарциссизмом. Потому и раскрасил свое тело татуировками с изображением собственного лица. Мило. Можно, я буду звать тебя Нарци?

Нарциссизм? Ни один из его собратьев не одержим этим демоном. Сомнение, Болезнь, Печаль и еще много других, да, но не этот. Аэрон покачал головой и тут вспомнил, что где-то существуют и другие одержимые демонами бессмертные. Бессмертные, которых он никогда не встречал. Но которых должен отыскать.

Так как именно Владыки открыли ларец Пандоры, они всегда полагали, что являются единственными бессмертными, чьи тела сделались вместилищем демонов. Но Кронос недавно развеял это заблуждение, вручив воинам свитки с именами других, им подобных. Похоже, демонов оказалось больше, чем виновников происшествия, и, так как ларец пропал, олимпийцы — правящие в то время боги — заточили оставшихся тварей в бессмертных узников Тартара.

Это открытие не предвещало Владыкам ничего хорошего. В бытность свою Бессмертной Гвардией Зевса они заперли в Тартаре много пленников, а преступники часто живут только ради мести. Аэрон отлично усвоил этот преподанный Яростью урок.

— Эй! — напомнила о себе женщина. — Ты еще здесь?

Часто заморгав, Аэрон посмотрел на нее сверху вниз, мысленно проклиная себя. Он позволил себе отвлечься в присутствии возможного врага. Дурак.

— Не твоего ума дело, кто я такой. — Эту информацию вполне можно использовать против него. Ярость в последнее время очень легко вспыхивает, и даже самые невинные замечания могут погрузить его — а следовательно, и Аэрона — в кровожадное безумие, подвергая опасности город и всех его жителей.

Во всем виноват следящий за ним ангел.

Вот только незачем обвинять ангела, когда демон Ярости начинает рычать в голове и скрестись в черепе, отчаянно желая действовать. Например, причинить боль. Самая сильная способность демона — умение чувствовать грехи любого человека, находившегося поблизости. А список прегрешений стоящей перед ним женщины, похоже, невероятно длинен.

— Судя по твоему внезапно помрачневшему лицу, ответ «нет» на оба вопроса. Ты не Нарци и ты не здесь.

— Замолчи…

Аэрон стиснул виски пальцами, почувствовав прикосновение к коже холодной стали клинков. Он попытался остановить близящуюся ментальную атаку — еще один отвлекающий фактор, который едва ли сможет сдержать. Бесполезно. Все многочисленные преступления незнакомки замелькали в его сознании, словно кадры на экране. Недавно она подвергла человека пыткам: приковала к стулу и подожгла. А до этого вспорола живот женщине. Еще она обманывала и воровала. Похитила ребенка из дома. Заманила мужчину в свою постель и перерезала ему горло. Насилие… так много насилия… море ужаса, боли и тьмы. Аэрон слышал крики ее жертв, ощущал запах горящей плоти и вкус крови.

Может, у нее имелись причины все это делать. А может, и нет. В любом случае Ярость хотел покарать незнакомку, воспользовавшись ее же методами: сперва заковать, затем выпотрошить, перерезать горло и поджечь.

Так действует демон Аэрона: избивает тех, кто бьет, убивает тех, кто несет смерть, и так далее. Демон Ярости подстрекал, Аэрон исполнял. Причем не единожды. Сейчас Аэрон отчаянно напрягал мышцы тела, стараясь удержаться на месте. «Спокойно. Нельзя терять контроль. Нужно оставаться в здравом уме». Но боги… желание наказать… было таким сильным… и нравилось ему больше, чем следовало бы. Как и всегда.

— Что ты делаешь в Будапеште, женщина? — Что ж, неплохо. Совсем неплохо. Он медленно опустил руки.

— Вау, — выдохнула она, игнорируя вопрос. — Ну и выдержка у тебя!

Неужели она знала, что его демон хочет причинить ей боль?

— Дай-ка угадаю. — Она постучала ногтем по подбородку. — Ты не Нарци, тогда, должно быть, ты… Шовинист. Я снова угадала, правда? Думаешь, красивая девушка вроде меня не перенесет правды? Ошибаешься. Но это не важно. Оставь свои секреты при себе. Ты меня еще узнаешь. О да, узнаешь.

— Да ты, никак, угрожаешь мне, женщина?

И снова она его проигнорировала.

— Ходят слухи, что Кронос дал тебе свитки и ты собираешься с их помощью выследить нас. Использовать нас. Возможно, даже убить.

У Аэрона упало сердце. Во-первых, незнакомка осведомлена о существовании свитков, тогда как Владыки о них только узнали. Во-вторых, она считает, что ее имя значится в списке. Значит, она действительно бессмертная — и преступница к тому же — и, если ей верить, тоже одержима демоном.

Аэрон женщину не узнал, значит, в темницу ее заточили не Владыки, а кто-то другой. Получается, она появилась на небесах до них. А это, в свою очередь, означает, что она — титан и представляет собой огромную угрозу, так как титаны куда более необузданные, чем их предшественники — олимпийцы.

Что еще хуже, именно вновь обретшие свободу титаны теперь заправляют всем миром. Возможно, незнакомка пользуется их божественным покровительством.

— Что в тебе за демон? — требовательно спросил Аэрон, не гнушающийся обратить слабости сидящей внутри ее твари против ее носителя.

Она зловеще усмехнулась, его грубый тон явно ее забавлял.

— Ты не сообщил мне аналогичной информации о себе. С чего же мне что-либо тебе рассказывать?

Невозможная женщина.

— Ты несколько раз упоминала слово «нас». — Аэрон посмотрел поверх ее плеча, будто ожидая, что кто-то выпрыгнет из-за спины и нападет на него. Но увидел лишь тьму… и снова услышал приглушенные крики. — Где же эти остальные?

— Черта с два я знаю. — Она развела руки в стороны, повернув к нему пустые ладони, словно показывая, что безоружна. — Я сама по себе, как всегда, и мне это нравится.

Возможно, она снова лжет. Какая женщина рискнет приблизиться к зловещему Владыке Преисподней без страховки? Не ослабляя бдительности, Аэрон посмотрел ей в глаза.

— Если ты явилась сражаться с нами, знай…

— Сражаться? — рассмеялась она. — Когда способна перебить вас всех во сне? Нет, я лишь хотела предупредить. Отзовите своих псов, или я сотру вас с лица земли. Мне это по силам.

После того, что показал демон Ярости, Аэрон ей поверил. Она нападает во тьме, как призрак, без предупреждения. Несомненно, нет на свете преступления, которое показалось бы ей чересчур жестоким. Но это не означает, что он удовлетворит ее требования.

— Можешь мнить себя сколь угодно могущественной, но всех нас тебе не победить. Если продолжишь делать подобные предупреждения, то добьешься лишь войны.

— Как бы то ни было, воин, я сказала, что хотела. Молись, чтобы эта наша встреча оказалась последней. — Тени снова стали сгущаться, окутав женщину и не оставив ни малейшего признака ее присутствия. Пока голос не прошептал прямо на ухо Аэрону: — Да, и вот еще что. Это был мой визит вежливости. В следующий раз я не стану играть по правилам.

Затем мир вновь обрел привычные очертания: дома по обеим сторонам улицы, громоздящиеся на тротуарах мешки с мусором, валяющийся невдалеке теперь уже мертвый пьяница. Демон Ярости наконец-то успокоился.

Аэрон оставался начеку, внимательно глядя по сторонам, готовый к нападению. Он напряженно ловил каждый звук, но слышал лишь собственное размеренное дыхание, шаги людей на улице и пение ночных птиц.

Снова выбросив крылья, Аэрон взмыл в воздух, полный решимости найти Париса и вернуться в крепость. Нужно предупредить остальных Владык. Кем бы ни являлась эта кровожадная женщина и на что бы она ни была способна, с ней надо разобраться. И поскорее.

Глава 2

— Аэрон! Аэрон! — раздался крик, едва Владыка приземлился на балконе, примыкающем к его спальне.

Вздрогнув от звука незнакомого женского голоса, он поспешно отпустил Париса.

— Аэрон!

Полный ужаса и отчаяния, пронзительный женский крик прозвучал в третий раз, заставив Аэрона с Парисом обернуться и посмотреть на расстилающийся внизу холм. Мощные кроны деревьев вырисовывались на фоне ночного неба, заслоняя обзор, но даже сквозь пеструю завесу зелени и веток Аэрон сумел различить одетую в белое фигуру, бегущую прямиком к их дому.

— Девушка-из-Тени? — удивился Парис. — Как, черт возьми, ей удалось так быстро пробраться за ограждение? Без посторонней помощи?

Пока они летели обратно в крепость, Аэрон рассказал ему о встрече с таинственной женщиной в переулке.

— Это не она, — возразил Аэрон. Голос этой женщины выше, мелодичнее и гораздо менее уверенный. — А как она преодолела ограждение… я не знаю.

Несколько недель назад, оправившись после ран, полученных в очередной схватке с охотниками, Владыки обнесли крепость железной оградой пятнадцати футов в высоту, обмотанной колючей проволокой и с шипами на концах, такими острыми, что и стекло бы разрезали. Ограда находилась под напряжением, достаточным, чтобы вызвать у человека сердечный приступ. Любой, кто рискнул бы карабкаться наверх, не прожил бы достаточно долго, чтобы спуститься с противоположной стороны.

— Думаешь, она наживка? — Парис склонил голову, внимательно разглядывая девушку. — Ее могли забросить сюда с вертолета.

Охотники славятся тем, что используют красивых смертных женщин, чтобы выманивать Владык из крепости, отвлекать и ловить их, а затем пытать. Эта нежданная гостья с длинными вьющимися волосами шоколадного цвета, белоснежной кожей и гибким, божественно прекрасным телом определенно отвечает нужным критериям. Она еще не подошла достаточно близко, чтобы Аэрон смог различить черты ее лица, но готов был побиться об заклад, что они тонкие и изящные.

Из щелей у него на спине выскользнули крылья.

— Возможно, — ответил он.

Будь прокляты охотники с их идеальным моментом для нападения! Половина воинов отправилась в Рим, в храм Неназываемых, руины которого недавно поднялись из моря, в надежде найти какую-нибудь зацепку, приведшую бы к утерянным божественным артефактам. Собрав воедино все четыре, они рассчитывают определить местонахождение ларца Пандоры.

Охотники намерены использовать ларец, чтобы снова запереть в нем демонов, тем самым уничтожив их носителей — Владык, которые не могут существовать без своих темных «жильцов». Воины же просто хотят уничтожить ларец.

— Там все опутано проводами! — воскликнул Парис дрожащим голосом. Из-за появления Девушки-из-Тени, как он ее прозвал, Парис не успел переспать ни с кем в городе, чтобы восстановить силы, и они в настоящий момент продолжают убывать. — Если она не поостережется, то… Даже наживка не заслуживает подобной смерти.

— Аэрон!

Схватившись за перила балкона, Парис перегнулся, чтобы лучше видеть происходящее.

— Почему она зовет тебя? При этом фамильярно называя по имени?

— Если она наживка, значит, где-то поблизости затаились в ожидании меня охотники. Они нападут, как только я попытаюсь ей помочь.

Парис выпрямился, подставив лицо лунному свету. Под его глазами залегли тени.

— Я позову остальных, и мы с ней разберемся. И с охотниками тоже.

Не успел Аэрон и слова сказать, как Парис пробежал через спальню и выскочил в коридор, громко стуча ботинками по каменному полу.

Аэрон снова сосредоточил внимание на девушке. Она приближалась, и теперь он рассмотрел, что обернутая вокруг ее тела белая ткань в действительности платье. А на спине, которая прежде была ему не видна, алеют красные пятна.

Туфель на девушке не было. Споткнувшись босой ногой о камень, она упала, и ее волосы цвета шоколада заструились каскадом. Вплетенные в пряди цветы начали увядать и осыпаться, а торчащие во все стороны веточки едва ли задумывались как украшение прически. Она поднесла трясущиеся руки к лицу и откинула волосы.

Наконец-то Аэрон смог разглядеть ее черты, а увидев, вздрогнул и напрягся. Даже перепачканное грязью и опухшее от слез, лицо было совершенным, как он и предполагал. Огромные небесно-голубые глаза, изящный нос, точеные скулы и подбородок и дивные губы в форме сердечка.

Аэрон никогда не встречал ее прежде — он бы запомнил, — но внезапно ощутил в ней что-то… неуловимо знакомое.

Неуклюже поднявшись, морщась и постанывая, девушка снова устремилась вперед. И снова упала. С губ ее сорвался стон, но она поднялась и упрямо продолжила пробираться к крепости. Наживка она или нет, подобная решимость достойна восхищения.

Каким-то образом незнакомка ухитрилась обойти все ловушки, словно знала, где они расположены, но, споткнувшись и упав на землю в третий раз, так и осталась лежать, содрогаясь от рыданий.

Глаза Аэрона расширились, когда он внимательно рассмотрел ее спину. Красное… Неужели… кровь? Рана, судя по всему, свежая. Легкий ветерок донес запах до ноздрей Аэрона, и он ощутил на языке металлический привкус, подтвердивший его подозрения. Да, это кровь.

Ее? Или кого-то другого?

— Аэрон. — Она больше не кричала, только плакала. — Помоги мне.

Его крылья раскрылись, прежде чем он успел хорошенько обдумать ситуацию. Вероятно, охотники ранили наживку перед тем, как послать ее в логово льва, рассчитывая вызвать у будущей жертвы сострадание. Даже если и так, Аэрон не собирался бросать раненую беззащитную девушку, хоть, скорее всего, и получит в конечном итоге стрелу или пулю в спину. Ему не впервой. Не собирался он и позволять друзьям рисковать жизнью, чтобы спасти — или уничтожить — его маленькую гостью.

«Почему я? » — задался он вопросом, взлетая с балкона. Некоторое время он поднимался вверх, а потом ринулся вниз, выписывая в воздухе зигзаги, чтобы затруднить предполагаемому врагу прицел, однако не услышал ни свиста стрел, ни грохота выстрелов. Несмотря на это, Аэрон не стал приземляться рядом с девушкой. Не снижая скорости, он подхватил ее на руки и взмыл ввысь.

Возможно, она боится высоты, потому и напряглась. А возможно, ожидала, что его убьют прежде, чем он успеет до нее добраться, и теперь ей просто страшно. Аэрону все равно. Он сделал то, что собирался. Он спас ее.

Незнакомка стала слабо отбиваться, бормоча сквозь боль и потрясение:

— Не трогай меня! Отпусти! Отпусти или клянусь…

— Ради всего святого, не дергайся, или я нарочно тебя уроню.

Он обхватил ее поперек туловища, держа лицом вниз, так что ей было хорошо видно, с какой высоты пришлось бы падать.

— Аэрон? — Изогнув шею, она посмотрела на него. Когда их взгляды встретились, она расслабилась и даже медленно улыбнулась. — Аэрон, — повторила она с придыханием, — я так боялась, что ты не придешь.

Радость от встречи с ним, такая искренняя, без грана притворства, удивила и даже немного смутила его. Раньше женщины никогда так на него не смотрели.

— Не того боялась. Тебе следовало страшиться, что я приду.

Ее улыбка угасла.

Так-то лучше. Единственное, что сейчас волнует Аэрона, — это молчание демона. Его сознание должны были наводнить образы и желание покарать, как в случае с Девушкой-из-Тени.

«Позже будешь об этом волноваться».

Продолжая выписывать в воздухе зигзаги, он влетел в свою спальню, против обыкновения не задержавшись на балконе, желая как можно скорее попасть в укрытие. На всякий случай. Впопыхах Аэрон зацепился расправленными крыльями о дверной косяк, и их тут же окатило волной боли.

Аэрон покачнулся, но быстро выпрямился и, прошагав к кровати, бережно уложил свою ношу на матрас, лицом вниз. Когда он провел кончиком пальца вдоль ее позвоночника, губы в форме сердечка приоткрылись и девушка издала мучительный стон. Он надеялся, что ее испачкали чужой кровью, но нет. Раны оказались настоящими.

Это открытие не смягчило Аэрона. Возможно, она сама себя поранила — или позволила это сделать охотникам, — чтобы вызвать сострадание. «Никакого сострадания с моей стороны. Только раздражение». Направившись к шкафу, он попытался сложить крылья, но, будучи поврежденными, они никак не убирались, что лишь усилило его злость на незваную гостью.

Веревки у него не было, но покидать комнату и отправляться на ее поиски совершенно не хотелось, поэтому Аэрон схватил пару галстуков, которые ему дала Эшлин на случай, если он захочет «принарядиться», и вернулся к кровати.

Девушка повернула голову, прижавшись щекой к матрасу, и следила за каждым движением Аэрона, словно не в силах ни на миг отвести взгляд, но в ее глазах, в отличие от других женщин, не было отвращения. В них светилось что-то похожее на страсть.

Притворство, без сомнения.

И все же эта страсть… показалась ему знакомой, что не могло не тревожить. Аэрон еще раньше заметил, что, когда незнакомка произнесла его имя с необъяснимым, но очевидным томлением, в глубине души он понял, что когда-то уже сталкивался с этим ощущением. Но когда? Где?

Она ли вызвала это ощущение?

Продолжая внимательно смотреть на девушку сверху, Аэрон вдруг сообразил, что Ярость по-прежнему молчит. Он почти уверен, что видит ее впервые, но демон так и не удосужился прокрутить в его голове череду ее грехов. Как странно. Прежде это случалось лишь однажды — с Легион. Причина до сих пор оставалась ему неведома, ведь, боги свидетели, его малышка-демонесса уж точно не святая.

Почему же это происходит снова? Да еще и с вероятной наживкой?

Неужели эта женщина никогда не грешила? Ни разу никому грубого слова не сказала? Никогда никого не подставила и не украла какой-нибудь ерунды вроде конфетки? Ее ясные небесно-голубые глаза говорили, что такое вполне возможно. Или она все же грешила, как Легион, но ее проступки по какой-то причине Яростью не зафиксировались?

— Кто ты?

Аэрон обхватил пальцами ее тонкое запястье — м-м-м, какая теплая мягкая кожа! — и галстуком привязал к столбику кровати. Потом повторил ту же процедуру со второй рукой.

Возражений со стороны незнакомки не последовало, будто она ожидала — и заранее смирилась — с подобным обращением.

— Меня зовут Оливия.

Оливия. Красивое имя и подходит его обладательнице. Такое нежное. Вот только голос ее никак нельзя назвать нежным. Глубокий, он таит в себе… что? Единственное слово, которое приходит на ум, — «честность», и она излучает ее с такой силой, что Аэрон отшатнулся.

Он готов был побиться об заклад, что этот голос ни разу не произнес ни единого лживого слова. Просто не смог бы.

— Что ты здесь делаешь, Оливия?

— Я здесь… я здесь ради тебя.

И снова правда… мощным потоком хлынула в уши Аэрону, до краев заполнила тело и едва не свалила с ног, не оставляя места подозрениям. Даже малейшим. Аэрон поверил каждому ее слову, так как не мог поступить иначе.

Сабину, одержимому демоном Сомнения, она бы понравилась, ведь ничто так не радовало его демона, как утрата кем-либо уверенности в себе.

— Ты наживка?

— Нет.

Он вновь ей поверил, у него просто не было выбора.

— Ты пришла, чтобы убить меня?

Аэрон выпрямился, скрестив руки на груди и выжидающе глядя на нее сверху вниз.

Он знал, каким свирепым сейчас выглядит со стороны, но девушка отреагировала совсем не так, как прочие представительницы слабого пола: не задрожала, не испугалась и не заплакала. Лишь взмахнула длинными черными ресницами, словно он ранил ее чувства, плохо о ней подумав.

— Нет, конечно нет. — Пауза. — Вернее, теперь нет.

Теперь нет?

— Значит, когда-то ты все же собиралась меня уничтожить?

— Да, некогда меня именно за этим и послали.

Какая искренность…

— Кто послал?

— Поначалу Единый Истинный Бог отправил меня просто наблюдать за тобой. Я вовсе не хотела отпугнуть твою маленькую подружку. Я лишь пыталась делать свою работу.

Слезы навернулись ей на глаза, превращая их в озера искреннего раскаяния. «Никакой жалости», — напомнил себе Аэрон.

— Кто такой этот Единый Истинный Бог?

Черты ее лица озарила безграничная любовь, мгновенно прогнав гримасу боли.

— Твой Бог, мой Бог. Он гораздо более могущественный, чем ваши боги, хотя предпочитает скрываться в тени и редко себя обнаруживает. Отец всего человечества. Отец… ангелов. Таких, как я.

«Ангелов. Таких, как я». Последние слова девушки эхом раздавались в голове Аэрона. Глаза его расширились от изумления. Неудивительно, что демон не почувствовал в ней зла. И что взгляд ее казался таким знакомым. Она ангел. Тот самый ангел, посланный, по ее собственному признанию, убить его. Хотя теперь она и не собирается этого делать. Интересно, почему?

Впрочем, какая разница? Это хрупкое на вид существо некогда назначили его палачом.

Аэрон едва сдержал смех. Будто ей по силам одолеть его!

«Ты же ее не видел. Как бы ты смог дать ей отпор, если бы она явилась за твоей головой? »

От этой мысли веселье разом испарилось. Это она наблюдала за ним последние несколько недель. Она следовала по пятам невидимой тенью, вынудив бедняжку Легион спасаться бегством.

Что снова возвращало к вопросу: почему Ярость не реагирует на нее так, как Легион — со страхом и физической агонией? Аэрон решил, что ангелу по силам контролировать, какой из демонов может ее почувствовать. Эта полезная способность позволит ей держать потенциальных жертв в неведении относительно ее присутствия и дальнейших намерений.

Аэрон ожидал, что его вот-вот захлестнет волна дикой ярости, которую он пообещал себе обрушивать на это существо снова и снова, если только оно проявит себя. Однако ярости не последовало, и Аэрон призадумался. Он должен любой ценой защитить своих друзей.

Но эта цель оставалась безнадежно далекой. Что же ему делать? Аэрон смутился.

— Так ты…

— Ангел, который следил за тобой, верно, — сказала она, подтверждая его подозрения. — Точнее, я была ангелом. — Она прикрыла глаза, и на ее ресницах задрожали слезы. — А теперь я ничто.

И снова Аэрон ей поверил — как же иначе? Этот голос… В самом деле, он хотел бы усомниться в ее словах, хоть в чем-нибудь, но не мог. Аэрон протянул к ней дрожащую руку.

«Ты что, ребенок? Немедленно соберись».

Хмурясь от подобного проявления слабости, Аэрон заставил себя успокоиться и аккуратно, чтобы не задеть раны, отвел в сторону волосы девушки. Взялся за овальный вырез горловины платья и осторожно потянул. Мягкая ткань легко разошлась, открывая спину.

И снова глаза Аэрона расширились. Между лопаток, там, где должны были быть крылья, к позвоночнику тянулись две глубокие рваные раны, обнажающие сухожилия, мышцы и даже кость. Варварские, жестокие, немилосердные, все еще кровоточащие раны. Однажды Аэрону самому вырвали крылья, и это была самая болезненная травма за всю его долгую жизнь.

— Что произошло? — спросил он внезапно охрипшим голосом.

— Я пала, — призналась она дрожащим от стыда голосом и уткнулась лицом в подушку. — Я больше не ангел.

— Почему?

Аэрон никогда раньше не сталкивался с ангелами — за исключением Лисандра, но этот мерзавец не в счет, так как отказался обсуждать с Владыками хоть что-то важное, — поэтому мало о них знал. Все его сведения почерпнуты из рассказов Легион и, как следствие, могут быть окрашены ее личной ненавистью к этим созданиям. Ни одно из описаний демонессы не подходило девушке, лежащей сейчас на его кровати.

По словам Легион, ангелы — бесчувственные и бездушные создания, живущие ради единственной цели: уничтожения своих темных противников — демонов. Также она утверждала, что ангелы частенько поддавались соблазну плоти, очарованные теми, кого должны были ненавидеть. Такие ангелы низвергались прямиком в ад, где демоны, которых они некогда победили, получали возможность немного насладиться местью.

Аэрон задумался, уж не случилось ли подобное с этим ангелом? Неужели она побывала в аду и на себе испытала пытки демонов? Возможно.

Следует ли ему развязать ее? Ее глаза… такие бесхитростные, такие наивные, они буквально молят о помощи. И о спасении.

Но больше всего они просят обнять и никогда не отпускать.

Изо всех сил стараясь сдержаться, Аэрон подумал, что уже давал себя одурачить подобному невинному на вид созданию. И Баден некогда попался на похожую уловку и поплатился за это жизнью.

«Нужно поступить по-умному и разузнать о ней побольше, прежде чем что-то делать», решил Аэрон.

— Кто лишил тебя крыльев?

Вопрос прозвучал отрывисто и неприветливо, и воин кивнул, довольный собой.

Она сглотнула и вздрогнула.

— Когда меня повергли с небес…

— Аэрон, тупой придурок, — перебил ее мужской голос. — Скажи мне, что ты не…

Парис величественной поступью вошел в спальню, но замер на месте при виде Оливии. Прищурившись, он провел языком по зубам.

— Значит, это правда. Ты действительно слетал вниз и подобрал ее.

Оливия напряглась и спрятала лицо в подушке. Плечи ее затряслись, словно от рыданий. Неужели она наконец испугалась? Почему именно сейчас?

Женщины ведь обожают Париса.

«Сосредоточься». Аэрону не нужно было спрашивать, откуда Парис обо всем узнал. Торин, одержимый демоном Болезни, следит за крепостью и холмом, на котором она стоит, двадцать восемь часов в сутки, девять дней в неделю — так, по крайней мере, казалось.

— Я думал, ты пошел созывать остальных.

— Торин прислал мне сообщение, и сначала я заглянул к нему.

— Что он тебе о ней сказал?

— Выйдем в коридор, — предложил Парис, кивая в сторону двери.

Аэрон качнул головой:

— Можно и при ней говорить. Она не наживка.

Язык Париса снова прошелся по белым ровным зубам.

— А я еще думал, что становлюсь дураком, когда дело касается женщин. Откуда тебе знать, кто она на самом деле? Она сказала тебе, а ты ей сразу и поверил? — насмешливо протянул Парис.

— Она ангел, деспот ты эдакий! Это она наблюдала за мной.

Эти слова моментально стерли презрительное выражение с лица Париса.

— Настоящий ангел? С небес?

— Да.

— Как Лисандр?

— Да.

Парис медленно окинул девушку взглядом. Будучи знатоком женщин, он, вероятно, сразу же узнал о ее теле все, что можно. Размер груди, охват бедер, точную длину ног. Аэрон тем временем пытался убедить себя, что его не трогает такое пристальное внимание к Оливии со стороны Париса. Ведь она для него ничего не значит. От нее одни неприятности.

— Кем бы она ни была, — произнес Парис куда более спокойным тоном, — это не означает, что она не работает на нашего врага. Не мне тебе напоминать, что Гален, этот величайший в мире хвастун, называет себя ангелом.

— Да, но он лжет.

— А она лгать не может?

Аэрон потер лицо, чувствуя, как на него наваливается усталость.

— Оливия, ты помогаешь Галену, чтобы причинить нам вред?

— Нет, — пробормотала она, и Парис отшатнулся, как прежде Аэрон, прижимая руку к груди.

— Боги всемогущие, — ахнул он. — Этот голос…

— Знаю.

— Она не наживка и не помогает Галену. — В устах Париса это уже звучало как утверждение.

— Знаю, — повторил Аэрон.

Парис тряхнул головой, словно пытаясь привести мысли в порядок.

— Как бы то ни было, Люсьен захочет проверить, нет ли на холме охотников. На всякий случай.

Это одна из многих причин, по которым Аэрон в свое время последовал за Люсьеном. Владыка, одержимый демоном Смерти, умен и осторожен.

— Когда он закончит, созови всех, кто сейчас в крепости, и расскажи им о той, другой женщине, которую я встретил на улице.

Парис кивнул, и его голубые глаза вдруг блеснули.

— Тот еще вечерок у тебя выдался, да? Интересно, кого еще ты сегодня повстречаешь?

— Да избавят меня боги от новых встреч, — пробормотал Аэрон.

— Не стоило дразнить Кроноса, приятель.

Желудок Аэрона сжался, а взгляд метнулся к ангелу. Неужели Верховный бог действительно ответил на его вызов? Была ли Оливия той, за которой ему придется побегать? Он почувствовал, что сердце его гулко колотится в груди, а кровь вскипает в жилах.

Аэрон стиснул зубы. Не важно, является Оливия той, о ком он просил, или нет. Она может попытаться его соблазнить, но потерпит поражение даже с этим своим водопадом шоколадных волос, невинными голубыми глазами и губами в форме сердечка.

— Я не сожалею о сказанном, — заявил Аэрон, не зная, говорит ли правду или лжет. Вряд ли Кронос обладает властью над ангелами. Возможно, он не имеет к происходящему никакого отношения.

Опять-таки не важно. Аэрон не только не даст ангелу прельстить себя, но и выгонит из крепости прежде, чем она начнет доставлять неприятности.

— К твоему сведению, — продолжил Парис, — Торин засек ее на холме с помощью своих скрытых камер. Сказал, что она выбралась из-под земли.

Из-под земли. Означает ли это, что ее действительно низвергли в ад и ей пришлось буквально ногтями прокапывать себе дорогу на свободу? Аэрон не мог представить, чтобы такая хрупкая на вид девушка сумела осуществить подобное, да еще и выжить. Но затем вспомнил, как решительно она бежала к крепости. Что ж, возможно.

— Это правда?

Он посмотрел на Оливию по-новому. У нее грязь под ногтями и руки испачканы в земле. Зато платье абсолютно чистое, за исключением пятен крови на спине.

Прямо на глазах разорванная им ткань сошлась, подобно тому, как его собственное тело заживляет раны. Кусок ткани, умеющий исцеляться? Эти чудеса когда-нибудь закончатся?

— Оливия, ответь мне.

Она кивнула, не отрывая лица от подушки. Аэрон услышал всхлипывания. Ну точно, плачет.

В груди кольнуло, но он проигнорировал боль. «Не важно, кто она такая и что вытерпела. Черт возьми, не раскисай. Она отпугивает Легион и причиняет ей боль и потому должна уйти».

— Настоящий, живой ангел, — с благоговением произнес Парис. — Я заберу ее в свою комнату, если ты не против, и…

— Она слишком изранена для любовных игр, — отрезал Аэрон.

Парис бросил на него странный взгляд, затем ухмыльнулся и покачал головой:

— Я и не собирался с ней развлекаться, так что оставь свою ревность.

Это даже ответа не заслуживало. Аэрон никогда не ревновал прежде и не собирался начинать сейчас.

— Зачем тогда ты предлагаешь перенести ее к себе в комнату?

— Чтобы перевязать ее раны. Ну, и кто из нас деспот?

— Я сам о ней позабочусь.

Интересно, подходят ли ангелам человеческие лекарства? Или они лишь навредят? Аэрон хорошо знал, как опасно давать одной расе то, что предназначено для другой. Эшлин, к примеру, едва не умерла, попробовав амброзию — вино бессмертных.

Можно было бы спросить у Лисандра, но избранный ангел-воитель в настоящее время живет с Бьянкой на небесах, и, если и есть какой-то способ до него достучаться, Аэрону о нем не сказали. Кроме того, Лисандр его не любит и едва ли по доброй воле станет делиться информацией о своей расе.

— Хочешь сам нести за нее ответственность? Изволь! Но признай, — ухмыльнулся Парис, — что уже предъявляешь на нее права.

— Ничего подобного.

У Аэрона не было ни малейшего желания это делать. Просто Оливия ранена, не может о себе позаботиться и уж тем более не в состоянии с кем-либо переспать. А это все, что нужно от нее Парису. Секс. Что бы он там ни болтал про раны.

Кроме того, она звала именно Аэрона. Выкрикивала его имя.

Ничуть не смутившись, Парис продолжил:

— Ты же понимаешь, что технически ангел — не человек. Ангел — это нечто большее.

Аэрон щелкнул зубами. «И это все, что ты запомнил из нашего разговора? »

— Я сказал, что не предъявляю на нее прав.

Парис рассмеялся:

— Как пожелаешь, дружище. Наслаждайся своей женщиной.

Аэрон сжал кулаки, раздраженный насмешками друга.

— Иди и передай Люсьену все, о чем мы говорили, но ни в коем случае не рассказывай женщинам, что здесь находится раненый ангел. Иначе они сбегутся в мою комнату, желая ее увидеть, а сейчас не самое подходящее время.

— Почему? Собираешься с ней перепихнуться?

Аэрон стиснул зубы с такой силой, что испугался, как бы не стереть их в порошок.

— Я собираюсь ее допросить.

— Вот, значит, как это теперь называется! Что ж, желаю хорошо повеселиться.

Продолжая ухмыляться, Парис вышел из комнаты.

Вновь оставшись с девушкой наедине, Аэрон посмотрел на нее. Ее безмолвный плач наконец прекратился, и она снова встретилась с ним взглядом.

— Что ты здесь делаешь, Оливия?

Звук ее имени не должен был повлиять на Аэрона — в конце концов, он произносил его раньше, — однако это случилось. Кровь его вскипела. Должно быть, всему виной ее глаза… такие пронзительные…

Оливия прерывисто вздохнула.

— Я знала о последствиях, знала, что лишусь своих крыльев, способностей, бессмертия, но все равно пошла на это. Просто… моя задача изменилась. Я больше не дарила радость. Только смерть. И ненавидела то, что они заставляли меня делать. Я не смогла исполнить приказ, Аэрон. Просто не смогла.

То, как она произнесла его имя — так привычно, — выбило его из колеи, и у него перехватило дыхание. Что с ним такое творится? «Соберись. Стань тем хладнокровным, жестким воином, каким был всегда».

— Я следила за тобой, — продолжила она. — За тобой и за всеми, кто тебя окружает, и это… причиняло мне боль. Я желала тебя и всего, что у вас есть, — свободы, любви и веселья. Я хотела развлекаться. Хотела целовать тебя и касаться твоего тела. Хотела наслаждаться жизнью. — Она посмотрела на него потухшим, сломленным взглядом. — В конце концов мне пришлось выбирать. Пасть… или убить тебя. Я решила пасть. И вот я здесь. Рядом с тобой.

Глава 3

«Рядом с тобой». Не следовало ей это говорить. Оливия застыла от ужаса, и вес мысли в голове затмило понимание: она только что все разрушила.

Надо было попытаться смягчить для Аэрона правду. В конце концов, каждый раз, когда на протяжении этих нескольких недель она приближалась к нему, он угрожал ей мучениями и смертью. То, что она невидима, не имело для него значения. Он знал, что она рядом. Оливия так и не сумела понять, как ему удавалось ее почувствовать. Она ведь должна быть неосязаемой, словно бестелесный призрак в ночи. А теперь, когда она лежит здесь во плоти и выбалтывает свои секреты, Аэрон, вероятно, сочтет ее еще большей угрозой. Врагом.

Вероятно? Оливия безрадостно рассмеялась. Так и есть. Его вопросы хлестали ее, словно бич, раня до глубины души. Да. Она проиграла. Аэрон теперь не захочет иметь с ней ничего общего. Разве что подвергнет мучениям и смерти, как и собирался.

«Не затем ты с боем пробивалась из глубин ада, чтобы быть зарезанной в крепости». Она прошла через все это ради шанса быть с Аэроном. Несмотря на вероятность быть им отвергнутой.

«Ты можешь это сделать». Она так долго тайком наблюдала за ним, что возникло ощущение, будто хорошо его знает. Он дисциплинирован, держится особняком и безукоризненно честен. Не доверяет никому, кроме друзей. Не терпит слабости. При всем при этом он добр, внимателен и заботлив с теми, кого любит. Ставит их благополучие превыше собственного. «Вот бы меня так любили».

Ах, если бы Аэрон увидел Оливию до того, как ее вышвырнули из единственного дома, который она когда-либо знала! До того, как у нее отняли способность летать. Прежде, чем из ее памяти стерли новоприобретенное умение создавать оружие из воздуха. Прежде, чем она утратила способность закрываться от зла этого мира.

А сейчас…

Она сделалась слабее простого смертного. За всю свою долгую, насчитывавшую несколько столетий жизнь Оливия привыкла больше полагаться на крылья, чем на ноги, и теперь даже не знала, как правильно ходить. Что, если у нее вообще не получится подружиться с собственными ногами?

Она всхлипнула. Она променяла свой дом и друзей на боль, унижение и беспомощность. Если и Аэрон ее вышвырнет, ей просто некуда будет пойти.

— Не плачь, — процедил Аэрон сквозь зубы.

— Не могу… ничего… с собой поделать, — ответила она, сотрясаясь от рыданий. Прежде Оливия плакала лишь однажды, причем тоже из-за Аэрона — когда поняла, что чувства к нему полностью затмили инстинкт самосохранения.

Масштаб того, что она натворила, с трудом укладывался в голове. Она оказалась одна, заключенная в слабом теле, с которым не умеет обращаться, и зависит от милости мужчины, который время от времени сеет смерть и разрушения среди ничего не подозревающих людей. Людей, за счастье которых она, будучи вестником радости, некогда отвечала.

— Попытайся, черт тебя дери.

— Не мог бы ты… возможно… не знаю… обнять меня? — с трудом выговорила она.

— Нет! — Казалось, сама мысль об этом привела его в ужас. — Просто немедленно прекрати плакать.

Оливия разрыдалась пуще прежнего. Будь она дома, ее наставник Лисандр заключил бы ее в объятия и ворковал над ней до тех пор, пока не успокоил. По крайней мере, она думала, что он именно так бы и поступил, хотя шанса проверить теорию на практике никогда не представлялось.

Бедный милый Лисандр. Знает ли он, что она пропала? И никогда не вернется? Ему известно лишь, что его подопечная очарована Аэроном и проводит каждую свободную минуту, тайком наблюдая за ним, будучи не в силах выполнить свое ужасающее задание. Но Лисандр и предположить не мог, что она пожертвует всем ради мужчины.

Если честно, Оливия и сама не думала, что когда-нибудь на такое отважится.

Впрочем, нечто подобное можно было предположить, ведь все ее проблемы начались еще до того, как она впервые увидела Аэрона.

Несколько месяцев назад в ее крыльях появился золотой пушок. Золотой — это отличительный цвет воителей, а Оливия никогда не стремилась пополнить собой их ряды, даже ради повышения ранга.

Вспомнив о своих несчастьях, Оливия вздохнула. Существует три уровня иерархии ангелов. Семеро Избранных, куда входит и Лисандр, подчиняются непосредственно Единому Истинному Богу. Их выбрали еще в начале времен, и с тех пор они неукоснительно исполняют свои обязанности: обучают других ангелов и отслеживают проявления зла. Следующими идут воители, в чью задачу входит уничтожение демонов, сумевших сбежать из огненных тюрем. И последние — это вестники радости, к которым некогда принадлежала и Оливия.

Многие из ее собратьев испытали мимолетный укол зависти при появлении в ее крыльях золотого пуха — ничего серьезного, разумеется, — но впервые в жизни она засомневалась в том, как быть дальше. Почему именно ее избрали для подобной задачи?

Работу свою Оливия любила. Ей нравилось нашептывать людям красивые слова, даря радость и уверенность в себе. Мысль о том, чтобы причинить вред другому живому существу, пусть даже и заслуживающему наказания… заставляла ее содрогаться.

Именно тогда Оливия впервые задумалась о падении и начале новой жизни. Сначала мысли эти были вполне невинны. «Что, если» и «может быть»… Взявшись следить за Аэроном, она стала размышлять об этом все чаще. Что, если бы они были вместе? Возможно, смогли бы жить долго и счастливо.

На что это вообще похоже — быть человеком?

Так что к тому времени, как Высший Небесный Совет — внушающее страх собрание, куда входят ангелы — представители всех трех категорий, — вызвал ее в зал суда, она ожидала наказания за отказ уничтожить Аэрона. Вместо этого ей выдвинули ультиматум.

Она стояла в центре просторной белой комнаты с куполообразным потолком и образующими идеальный круг стенами, вдоль которых тянется ряд белоснежных колонн, увитых плющом совершенного, непорочно-белого цвета. Между колоннами установлены троны, на каждом из которых восседает величественная фигура.

— Ты знаешь, зачем тебя сюда призвали, Оливия? — спросил звучный голос.

— Да. — Хоть она и дрожала от страха, ее длинные грациозные белоснежные крылья с вплетением между перьями лунного золота не прекращали плавно двигаться. — Чтобы поговорить об Аэроне, Владыке Преисподней.

— Мы терпеливо ждали несколько недель, Оливия. — Бесстрастный голос эхом отдавался в ее голове, словно бой предвещающего войну барабана. — Мы предоставили тебе множество возможностей проявить себя. И каждый раз ты терпела неудачу.

— Я не предназначена для подобного, — ответила она дрожащим голосом.

— Твое предназначение именно в этом и заключается. Нет лучшего способа принести радость, чем избавить людей от зла. Это тебе и нужно сделать для завершения задачи. Даем тебе последний шанс. Ты убьешь Аэрона, или мы убьем тебя.

Она понимала, что на самом деле решение Совета вовсе не жестокое. Просто на небесах такие порядки. Одна-единственная капля яда способна отравить океан, поэтому необходимо уничтожить ее прежде, чем она попадет в его волны. Однако Оливия все равно возразила:

— Вы не можете убить меня без одобрения Единого Истинного Бога.

Которого Он не даст, так как является воплощением нежности и доброты. Он заботится о своем народе, обо всех живых существах. Даже о своенравных ангелах. Проще говоря, Он есть любовь.

— Но мы можем изгнать тебя, прекратив твое нынешнее существование, — проговорил безликий голос, принадлежащий, однако, женщине.

На мгновение у Оливии перехватило дыхание, и перед глазами заплясали яркие искры. Неужели они пойдут на подобное? Она ведь только что прикупила себе новое большое облако. И пообещала подменить одного из друзей — вестников радости, чтобы тот мог взять отпуск, — а она никогда прежде не нарушала обещаний. Тем не менее она продолжала упорствовать:

— Аэрон не зло. Он не заслуживает смерти.

— Это не тебе решать. Он нарушил древний закон и должен понести наказание, иначе другие сочтут, что могут поступать так же, не боясь последствий.

— Сомневаюсь, что он вообще сознает, что натворил. — Оливия умоляюще простерла вперед руки. — Если бы вы позволили ему увидеть меня, услышать мой голос, я бы поговорила с ним и объяснила…

— В таком случае древний закон нарушим мы сами.

Истинная правда. Вера зиждется на принципе принятия сердцем того, что недоступно глазу. Лишь Семерым Избранным время от времени дозволяется являться на землю в своем истинном обличье, чтобы вознаградить людей за их веру.

— Прошу прощения, — проговорила Оливия, опустив голову. — Не следовало мне просить о подобном.

— Ты прощена, дитя, — ответили ей в унисон.

Прощение здесь всегда даровали очень легко. Кроме тех случаев, когда нарушались заповеди. «Бедный Аэрон», — подумала она, а вслух сказала:

— Благодарю вас.

Дело в том, что… ее просто влечет к Аэрону. Со своим покрытым татуировками телом он выглядит абсолютным демоном, и все же, впервые увидев его, Оливия испытала желания слишком сильные, чтобы их игнорировать. Что она почувствует, если дотронется до него? А если Аэрон дотронется до нее? Познает ли она сама счастье, которое приносит другим?

Поначалу она стыдилась подобных мыслей. Но чем лучше узнавала Аэрона, тем сильнее становилось ее желание, — и в конечном итоге стремление пасть и быть с ним вытеснило все остальные.

Наконец Оливия приняла свою сильнейшую привязанность к Аэрону, потому что, несмотря на внешность и даже на решение Совета, он отличается честностью и добротой. А раз ему присущи эти качества, значит, и ей позволительно делать то же, что и он, и при этом оставаться честной и доброй. Более того, ей ничто бы не угрожало, потому что Аэрон прирожденный защитник, который сумеет уберечь ее от всего на свете. От других и от нее самой.

Убив его, ей пришлось бы прожить остаток вечности, так никогда и не узнав, насколько… восхитительно было бы почувствовать его во всех смыслах этого слова. Она раскаивалась бы и скорбела о нем.

Однако спасти его Оливия могла лишь ценой собственного изгнания, что означало отказ от привычного образа жизни, как и постановил Совет. Мало того что она потеряет дом и крылья, ей еще придется существовать в мире, где нечасто находится место прощению, терпение редко вознаграждается, а грубость и вовсе является образом жизни.

— Убийство Аэрона — первое для тебя задание такого рода, поэтому твое нежелание вполне понятно, Оливия. Однако нельзя позволить чувствам разрушить свою сущность. Нужно пересилить себя, иначе будешь расплачиваться вечно. Что ты выбираешь?

Это была последняя отчаянная попытка Совета спасти ее. Но Оливия вскинула голову и произнесла вслух слова, которые несколько недель кипели внутри ее и в конечном итоге привели ее сюда. Прежде чем страх заставит ее передумать.

— Я выбираю Аэрона.

— Эй, женщина?

Грубый голос вырвал Оливию из воспоминаний, голос глубже и звучнее чем у кого бы то ни было и… такой нужный ей. Оливия заморгала, и окружающий мир медленно приобрел четкие очертания. Она находится в спальне, обстановку которой знает наизусть. Просторная комната с серебристыми каменными стенами, завешанными изображениями цветов и звезд. На полу темный сверкающий паркет, застеленный мягким розовым ковром. Стоящие здесь комод с зеркалом, туалетный столик и кушетка больше подходят для спальни юной девушки.

Многие посмеялись бы над женственной обстановкой, в которой обитает этот сильный и гордый воин, но только не Оливия. Мебель просто-напросто доказывает всю силу любви Аэрона к его Легион.

Есть ли в его сердце место для кого-то еще?

Оливия перевела взгляд на Аэрона, по-прежнему стоящего у кровати, на которой она лежала, и смотревшего на нее… безучастно и разочарованно, отметила она. Разве можно его в этом винить? Она, должно быть, являет собой жалкое зрелище. Слезы на щеках высохли, отчего кожу стянуло, и она стала чувствительной. В волосах колтуны, тело перепачкано грязью.

В то время как Аэрон выглядит великолепно. Высокий, с потрясающей мускулатурой и с самыми восхитительными на свете глазами фиолетового цвета в обрамлении длинных черных ресниц. Глядя на его темные, коротко остриженные волосы, Оливия задалась вопросом, укололи бы они ее ладонь, проведи она по ним рукой?

Только вряд ли Аэрон позволит ей себя погладить.

Все его тело — и даже идеальные скульптурные черты лица — покрыто татуировками, каждая из которых изображает что-то отвратительное. Резня, удушение, поджоги, кровь — очень много крови! Все похожие на черепа лица искажены мукой. Среди этого океана насилия выделяются две особенные татуировки-бабочки: одна распростерла сапфировые крылья на ребрах, а другая — на спине воина.

Оливия заметила, что у других Владык всего по одной татуировке-бабочке, символизирующей метку демона, которым они одержимы, и частенько гадала, почему у Аэрона еще и вторая наколка? Не похоже, чтобы в его теле были заключены два демона или что-то в этом роде.

Более того, он презирает слабость. Может быть, бабочки служат напоминанием Аэрону о его безумии? Или, наоборот, все остальные татуировки, изображающие насилие, являют собой ужасные деяния, которые заставлял его совершать демон?

Оливия никак не могла понять, почему этот мужчина не вызывает у нее отвращения, как у других ангелов, почему продолжает восхищать ее?

— Женщина, — нетерпеливо повторил Аэрон.

— Да? — с трудом прохрипела она.

— Ты меня не слушала.

— Прости.

— Кто хотел моей смерти? И почему?

— Сядь, пожалуйста, — взмолилась она вместо ответа. — У меня затекает шея от необходимости смотреть на тебя снизу вверх.

Поначалу она решила, что он и не подумает выполнять просьбу, но он удивил ее, присев на корточки. Выражение лица его немного смягчилось. Когда их глаза наконец оказались на одном уровне, Оливия заметила, что у Аэрона расширены зрачки. Странно. Обычно такое случается, если люди счастливы. Или сердятся. Но едва ли Аэрон испытывает одну из этих эмоций.

— Так лучше? — спросил он.

— Да. Благодарю.

— Хорошо. А теперь ответь на мой вопрос.

Прирожденный командир! Впрочем, Оливия не возражала, так как чувствовала себя вознагражденной сполна. Сейчас она может, не прикладывая никаких усилий, любоваться восхитительно зловещим Аэроном и разговаривать с ним, о чем мечтала много недель.

— Высший Небесный Совет приговорил тебя к смерти, потому что ты помог демону сбежать из ада.

Он нахмурился.

— Ты имеешь в виду мою Легион?

Его Легион? Поморщившись, Оливия кивнула. Прежде она никогда не испытывала боли — ни душевной, ни физической, — поэтому понятия не имела, как с ней справляться. По крайней мере, не знала, удается ли скрыть свои переживания.

Может, и удастся. Тела людей вырабатывают адреналин и другие гормоны, которые каким-то образом притупляют чувства. Возможно, теперь, став человеком, она тоже на это способна. Она все отчетливее ощущала, что отдаляется от своего нового тела и его непонятных болей и переживаний.

— Не понимаю. Когда мы встретились, Легион уже выбралась на свободу. Я не сделал ничего, чтобы заслужить чей-то… гнев. — На последнем слове губы его плотно сжались.

— Вообще-то сделал. Без тебя она не смогла бы выбраться на поверхность, потому что была связана с подземным миром.

— И все равно не понимаю.

Внезапно веки Оливии налились тяжестью, а глаза, в которые словно песка насыпали, закрылись — хоть бы сменить тему! — но она заставила себя снова посмотреть на Аэрона.

— По большей части демоны способны покидать ад, только когда их призывают на землю. Это маленькая лазейка, о которой мы до поры до времени не знали. Как бы то ни было, когда демонов призывают, их связь с адом разрывается, и вместо этого они привязываются к тому, кто их вызвал.

— Еще раз тебе повторяю: я не призывал Легион. Она сама пришла ко мне.

— Возможно, ты действовал бессознательно, но, приняв ее как свою, именно это и сделал.

Аэрон снова и снова сжимал и разжимал кулаки — признак того, что он пытается вернуть себе самоконтроль. Возможно, он в самом деле злится.

— У нее есть полное право ходить по земле. Я сам демон и нахожусь здесь уже не одну тысячу лет. И никто меня за это не наказывает.

Что верно, то верно.

— Но твой демон заключен внутри тебя. Следовательно, ты и есть его ад. Легион же теперь свободна и может разгуливать где пожелает. Получается, у нее нет ада, что идет вразрез с небесными законами.

Оливия видела, что Аэрон намерен оспорить ее слова. Вероятно, имеет смысл разъяснить ему основы устройства ада.

— Самые сильные демоны некогда были ангелами. Затем они пали. Стали первыми падшими. Их сердца почернели и утратили все доброе и хорошее, что ранее хранили в себе. Вместо того чтобы лишиться крыльев и сил, демоны оказались обреченными на вечное страдание. Та же участь постигла и их потомков. В этом правиле не может быть исключений. Демоны должны быть привязаны к аду, не важно к какому. Тех, кто разрывает эту связь, убивают.

Радужки Аэрона запылали красным, разгораясь все ярче.

— Хочешь сказать, что раз у Легион нет ада, она должна умереть?

— Да.

— И что некогда она была ангелом?

— Нет. Попав в ад, демоны научились производить потомство, и Легион — одна из таких созданий.

— Ты собираешься наказать ее, даже зная, что она не причинила никому вреда?

— Я не хочу ее наказывать, но это все равно должно случиться.

— А теперь слушай меня. Я никому не позволю ее обидеть, — спокойным, но угрожающим голосом произнес Аэрон.

Оливия промолчала. Она не станет лгать и говорить то, что ему хочется услышать, — что они с Легион теперь в безопасности, а про их преступления на небесах уже давно забыли. В конце концов, на смену Оливии придет тот, кто сможет выполнить задание.

— Жизни в аду она не заслуживает, — прорычал Аэрон.

— Это не тебе решать.

Оливия постаралась, чтобы фраза прозвучала как можно мягче. Но, эхом повторив те самые слова, которые на Совете были обращены к ней, она ощутила во рту неприятный привкус.

Аэрон резко втянул воздух, раздувая ноздри.

— Ты же сама пала. Почему в таком случае тебя не низвергли в ад?

— Первые падшие ангелы отвернулись от Единого Истинного Бога, поэтому их сердца и почернели. Я не отворачивалась. Просто выбрала иной путь.

— Отчего тебя послали за мной только сейчас? Выходит, ты не падший ангел, а палач? Тысячи лет назад я творил вещи куда более ужасные, чем разрыв связи с адом маленькой демонессы. Мы все совершали подобное.

— Совет согласился с богами, что ты и твои собратья — единственные, кто способен носить в себе и, возможно, однажды взять под контроль сбежавших демонов. Как я уже говорила, вы их ад и тем самым сполна расплатились за свои давние преступления.

Торжество отразилось на лице Аэрона, словно он поймал собеседницу на лжи.

— Стоит мне умереть, и Ярость тут же высвободится из своего так называемого ада. И что тогда? Ты все еще собираешься меня убить?

Если бы эта лазейка еще существовала…

— Некогда нам было запрещено убивать демонов высшего порядка, к которым относится и твой Ярость. Затем они сбежали из глубин ада, вынудив нас изменить правила соответственно. Так что… я должна была уничтожить и Ярость тоже.

От этого признания выражение торжества на лице Аэрона поблекло.

— Но ты пала. Это означает, что ты не согласилась с приказом, предписывающим убить меня, моего демона и Легион.

— Не совсем так, — поправила его Оливия. — Да, я полагаю, что тебя следует помиловать. И Ярость тоже, так как он — часть тебя. Но считаю ли я, что Легион можно позволить жить в этом мире? Нет. Она представляет собой угрозу, которой ты пока не осознал, и, скорее всего, причинит немыслимый вред. Я пала, потому что…

— Хотела свободы, любви и веселья, — закончил за нее Аэрон, насмешливо исказив ее собственные слова. — Почему вообще тебя выбрали для этого задания? Ты убивала прежде?

Оливия нервно сглотнула, не желая рассказывать, как события разворачивались на самом деле, но понимая, что объясниться все же придется.

— Тот, темноволосый… Рейес… он много раз бывал на небесах благодаря своей женщине, Данике. Однажды я заметила его и последовала за ним сюда, желая узнать, как устроили свою жизнь одержимые демонами воины.

— Погоди-ка. — Аэрон хмуро на нее взглянул. — Ты последовала за Рейесом?

— Да. — Разве не это она только что сказала?

— Ты следила за Рейесом. — Всем своим существом Аэрон излучал ярость.

— Да, — прошептала Оливия, поняв, в чем дело, и пожалев, что не утаила эту часть истории. Она знала, как бережно Аэрон относится к своим друзьям. Должно быть, его неприязнь к ней растет с каждой минутой. — Я не причиняла ему вреда. Я… я потом все время бродила по окрестностям. — «Следуя за тобой. Желая быть с тобой», — мысленно добавила она, а вслух сказала: — Меня выбрали, потому что я лучше всех знаю вашу повседневную жизнь.

А может, старейшины почувствовали ее растущее желание к Аэрону и решили, что если она его убьет, то избавится заодно и от этого ужасного чувства? Она часто размышляла над этим вопросом.

— Как тебе известно, у Рейеса есть женщина. — Аэрон выгнул бровь, искажая вытатуированное на лбу изображение призрачных душ — кричащих, летящих навстречу своему проклятию. — Но это вряд ли имеет значение. Я хочу знать, как ты собиралась меня убить.

Она создала бы огненный меч, как учил ее Лисандр, и отрубила бы Аэрону голову. Насколько ей было известно, это самая быстрая смерть, какую может даровать ангел. Самая быстрая и самая милосердная, потому что жертва не чувствует ни малейшей боли.

— Есть разные способы, — уклончиво ответила Оливия.

— Но ты пала и потому не можешь исполнить свою миссию, — подытожил Аэрон. Теперь его голос звучал напряженно из-за овладевшего им страха. — Вместо тебя пошлют кого-то другого, не так ли?

Наконец-то он начал понимать. Оливия согласно кивнула.

Он нахмурился и снова сердито на нее посмотрел:

— Как я уже сказал, я не позволю причинить вред Легион. Она моя, а я защищаю то, что принадлежит мне.

Оливия с томлением подумала о том, что тоже хочет принадлежать ему. Желание обожгло посильнее физической боли. В конце концов, именно из-за этого своего желания она здесь и оказалась. Уж лучше одно мгновение с Аэроном, чем целая жизнь с кем-то другим.

Конечно, ей хотелось бы получить побольше одного мгновения, но, по всей видимости, большим они не располагают. Кто-то обязательно придет ей на смену — и тогда Аэрон умрет. От этой мысли у Оливии стало тяжело на сердце, но дело именно так и обстоит. Аэрон будет беззащитен перед лицом противника, которого не сможет ни видеть, ни слышать, ни осязать. Противника, который, в свою очередь, будет обладать всеми вышеозначенными преимуществами.

Хорошо зная, как функционирует небесное правосудие, Оливия понимала, что вместо нее пошлют Лисандра. Потому что именно наставнику предстоит нести ответственность за неудачу своей подопечной.

Лисандр без колебаний нанесет смертельный удар. Он вообще никогда не сомневается. Да, он изменился с тех пор, как стал встречаться с Бьянкой, гарпией и потомком самого Люцифера. Но если и наставник откажется от убийства Аэрона, то придет его черед навсегда покинуть небеса. Этот великий ангел не откажется от своей вечности с Бьянкой, ибо она стала для него смыслом жизни.

— Благодарю за предупреждение, — сказал Аэрон и поднялся.

Если он и сказал что-то до этого, то Оливия, задумавшись, все прослушала. Что с ней такое творится? Она пришла ради него, но с момента появления здесь по большей части витает в своих мыслях.

— Пожалуйста. Но я должна попросить кое-что взамен. Я… я хотела бы остаться здесь, — выпалила она. — С тобой. Я могла бы помогать тебе с уборкой, если хочешь. — Эта идея показалась ей довольно удачной, ведь она много раз наблюдала, как Аэрон наводит порядок в крепости, ворча и жалуясь на доставшуюся ему рутинную работу.

Он наклонился, чтобы развязать ее запястья, и действовал так нежно, что она почти не почувствовала боли.

— Боюсь, это невозможно.

— Но… почему? Я никому не буду создавать проблем. Честно.

— Ты уже создала проблему.

Подбородок Оливии снова задрожал, а владевшее ею эмоциональное оцепенение быстро улетучилось. «Он все еще хочет от меня избавиться». На нее нахлынули страх, смятение и отчаяние. Она уткнулась лицом в подушку, чтобы не выдавать своих чувств перед Аэроном, ведь ее положение и без того далеко не выигрышное.

— Женщина, — прорычал он, — я же велел тебе не плакать.

— Тогда не нужно ранить мои чувства.

Слова Оливии были едва слышны из-за прижатого к губам хлопка и из-за слез.

Она услышала шелест одежды, будто Аэрон переминается с ноги на ногу.

— Ранить чувства? Да ты благодарить меня должна за то, что я тебя не убил. За последний месяц ты причинила мне множество бед. Я не имел ни малейшего понятия, кто за мной следит и почему. Моя верная подруга не могла больше оставаться со мной, и ей пришлось вернуться туда, где ей все ненавистно.

Туда, как любили говорить другие Владыки, где ей и следует быть. Хоть Аэрон так и не считает.

— Мне очень жаль.

Несмотря ни на что, Оливия говорила искренне. Очень скоро Аэрон лишится всего, чем дорожит, и никто не в силах предотвратить надвигающееся несчастье.

«Перестань об этом думать или снова расплачешься».

Аэрон вздохнул.

— Я принимаю твои извинения, но это ничего не меняет. Тебе здесь не рады.

Он простил ее? Наконец-то шаг в нужном направлении…

— Но…

— Ты пала, но по-прежнему бессмертна. Правильно? — Он не дал ей возможности ответить. В его понимании, раз одежда гостьи исцелилась, то же самое должно произойти и с самой девушкой. — К утру ты уже будешь в порядке и тогда покинешь крепость. Это приказ.

Глава 4

Аэрон уже несколько часов вышагивал по коридору, и передышки в обозримом будущем не предвиделось. Кто-то же должен охранять ангела. Не от незваных гостей, а от нее самой, на случай если ее послали сюда втереться в доверие и подслушать что-нибудь важное.

Не слишком логичное объяснение, но другого у Аэрона не находилось. Еще будучи невидимым и неуязвимым ангелом, Оливия могла услышать то, что не следовало, но сейчас она беззащитна и, попади она в лапы охотников, выдаст им знания, которыми те не пре минут воспользоваться, чтобы причинить вред его друзьям.

Аэрон сжал кулаки и усилием воли отогнал от себя мысли о пытках Оливии и смерти приятелей, прежде чем испытает неодолимое желание ударить в стену крепости. Или кого-нибудь из ее обитателей.

Кроме того, он подозревал, что как только Оливия достаточно окрепнет — а это может произойти с минуты на минуту, — то попытается улизнуть из его комнаты и отправится на поиски Легион. И хотя демонессы в крепости не было, Аэрон не мог допустить подобного развития событий. Даже несмотря на то, что Оливия теперь падший ангел и не способна причинить Легион существенный вред.

Тем не менее Оливия может поделиться своими открытиями с другим ангелом, скорое появление которого сама же и предсказала, а уж тот попытается завершить ее работу.

«Только не в мое дежурство», — подумал Аэрон.

Друзья уже все обсудили — Аэрон слышал бормотание, потом смех и удаляющиеся шаги, когда они расходились. Но он понятия не имел, к какому они пришли решению. Никто не соизволил его просветить. Собираются ли они преследовать ту странную женщину, которую он встретил на улице? Обнаружил ли Люсьен следы охотников на холме?

Аэрон твердо придерживался мнения, что Оливия не действует заодно с их врагами. Но те могли проследить за ней до самой крепости, ведь нападения исподтишка вполне в их стиле.

В самом деле, вражеская атака стала бы достойным завершением этой кошмарной ночи.

Полчаса назад Аэрон позвал Легион, желая предупредить ее о случившемся. Обычно она всегда, независимо от расстояния, слышала его и являлась на зов. Но не в этот раз. Как и Люсьен, демонесса умела перемещаться из одного места в другое силой мысли, но сегодня так и не появилась.

Что, если она ранена? Или связана? Аэрон испытывал искушение призвать Легион по всем правилам, как она его учила — хотя до объяснений Оливии не совсем понимал, что демонесса имела в виду, — так как знал, что такой зов она не сможет проигнорировать. Чем больше он раздумывал об этой возможности, тем прочнее утверждался в мысли, что ангелу — падшему или нет — следует покинуть крепость, иначе Легион так и не вернется. Аэрон вспомнил, как она начинала дрожать от страха при слове «ангел».

Конечно, Аэрон мог бы попросить Оливию умерить свое влияние на маленькую демонессу, так как это причиняет той боль. И не только ей. Незваная гостья могла навредить и его друзьям, ведь они даже не ощущали ее присутствия. Но Аэрон не стал ни о чем ее просить. Она исцеляется, и он не хотел ее тревожить.

Особенно после всего, что она для него сделала.

«Не нужно ее жалеть».

В конечном итоге он решил не призывать Легион. Пока.

С трудом верится, чтобы хрупкая Оливия могла кого-то обидеть. Даже когда находилась в полной силе — какой бы эта сила ни была. Если дело дойдет до драки, то Легион в мгновение ока вонзит в вены Оливии свои отравленные клыки.

«Моя девочка», — с нежностью подумал Аэрон, ухмыльнувшись. Но его улыбка быстро угасла. Мысль о смерти Оливии ему совсем не понравилась. Она ведь ослушалась приказа и не убила его. Вряд ли ей это вообще бы удалось, но она даже не пыталась. И Легион она вреда не причинила, хотя, возможно, и желала этого. Оливия просто хотела познать радость жизни, в которой ей явно было отказано.

Она не заслуживает смерти.

На мгновение, одно краткое мгновение, Аэрон задумался над тем, чтобы разрешить ангелу остаться. Учитывая то, как спокойно ведет себя демон Ярости в ее присутствии, не требуя наказать за преступление, которое она совершила двадцать лет назад, день или минуту назад, Оливия стала бы Аэрону прекрасной спутницей жизни. Как сказал Парис, она позаботилась бы о его желаниях.

О желаниях, которых, по его собственным словам, у него нет. Но он не мог отрицать очевидного — когда он сидел на корточках рядом с Оливией, внутри его что-то шевельнулось. Что-то жаркое и опасное. Она пахла солнцем и землей, а ее глаза, синие и ясные, как утреннее небо, смотрели на него доверчиво и с надеждой. И ему это понравилось.

«Идиот! Вообразил, что демон может обладать ангелом? Вряд ли. Кроме того, она явилась сюда, чтобы повеселиться, а ты, друг мой, настолько далек от веселья, насколько может быть мужчина».

— Аэрон!

Ну, наконец-то. Хоть какие-то новости. С облегчением выбросив мысли об Оливии из головы, Аэрон резко обернулся и увидел Торина. Тот стоял, прислонившись плечом к стене, скрестив руки на груди и хитро улыбаясь.

Достаточно одного прикосновения Торина, хранителя демона Болезни, к коже другого живого существа, чтобы несчастный скончался от чумы. Именно поэтому Торин постоянно носил перчатки, защищающие окружающих.

— Очередной Владыка Преисподней запирает женщину у себя в спальне, мучительно пытаясь решить, что же с ней дальше делать, — насмешливо заметил Торин.

Не успел Аэрон ответить, как перед его мысленным взором начали появляться картинки. Вот Торин с решительным выражением лица заносит клинок. Затем клинок опускается… пронзает сердце жертвы… и выходит наружу, испачканный кровью.

Смертный мужчина, которого Торин заколол ножом, безжизненной массой падает на землю. Мертвый. На его запястье виднеется татуировка в виде перевернутой восьмерки — символ бесконечности и метка охотников. Он не нападал на Торина, даже не пытался. Они просто пересеклись на улице, почти четыреста лет назад, когда повелитель демона Болезни покинул крепость, чтобы наконец встретиться с любимой женщиной, но, заметив клеймо на запястье мужчины, напал первым.

Для Ярости этот поступок жесток и необоснован. А значит, Торин заслуживает наказания.

Аэрон много раз видел именно этот эпизод, и всегда ему приходилось сдерживаться. Вот и сейчас случилось то же самое. Его пальцы против воли сжали рукоятку кинжала, нахлынуло мучительное желание пронзить им Торина, как тот когда-то сделал с охотником.

«Я поступил бы точно так же! — мысленно прокричал он своему демону. — Убил бы того охотника без всяких разбирательств. Так что Торин не заслуживает наказания».

Ярость зарычал.

«Спокойствие! » Аэрон разжал пальцы и опустил руку вдоль тела.

— Демон хочет на меня напасть? — будничным тоном поинтересовался Торин.

Друзья хорошо знали Аэрона.

— Да, но не волнуйся. Я контролирую ублюдка.

Ему показалось, что демон насмешливо фыркнул.

Чем больше он сдерживал Ярость, тем сильнее тот понукал его наказывать окружающих за их проступки. Наконец эта потребность захватывала Аэрона целиком, и тогда он срывался и летел в город чинить безжалостное возмездие за малейшие прегрешения всем, кто попадался под руку.

Припадки необузданной мести и стали причиной, по которой Аэрон покрыл свое тело татуировками. Будучи бессмертным, который необычайно быстро исцеляется, ему пришлось подмешать в чернила экстракт амброзии, чтобы изображения не сходили с кожи. Процедура оказалась весьма болезненной, будто бы он впрыскивал себе в вены жидкий огонь. Сожалел ли он об этом? Черт подери, нет. Всякий раз, глядя на себя в зеркало, Аэрон вспоминал о своих страшных деяниях и понимал, что если не поостережется, то это может повториться.

Кроме этого, татуировки служили напоминанием о людях, которых он незаслуженно лишил жизни. Иногда это облегчало Аэрону тяжесть вины. А иногда помогало приглушать неумеренную гордость силой своего демона.

— Уверен, что контролируешь его?

— Что? — спросил Аэрон, очнувшись от своих мыслей.

Торин снова усмехнулся.

— Я спросил, уверен ли ты, что контролируешь своего демона? Ты часто моргаешь, а твои глаза светятся красным.

— Я в порядке.

В отличие от Оливии его голос звучал неискренне. В нем явно слышалась фальшь.

— Я тебе верю. Честно. Итак… вернемся к нашему разговору? — спросил Торин.

О чем они говорили, когда он отвлекся? Ах да.

— Ты, без сомнения, явился сюда вовсе не затем, чтобы сравнивать меня с теми нашими друзьями, кто обрел вторые половинки. Я едва ли похож на влюбленных идиотов, в которых они превратились, стоило им привести в крепость женщин.

— И этой фразой ты мне целых три шутки испортил. Эх, с тобой не повеселишься.

О том же подумал и Аэрон, когда Оливия упомянула про три своих желания. По непонятной причине подтверждение догадки его расстроило.

— Торин, ближе к делу, пожалуйста.

— Хорошо. Твой ангел уже создал проблему. Некоторые из нас хотят от нее избавиться, другие — оставить здесь. Я поддерживаю вторую команду и считаю, что стоит привлечь ее на свою сторону, прежде чем из-за тебя она нас всех возненавидит и начнет помогать нашим врагам.

— Держись от нее подальше.

Аэрону не хотелось и близко подпускать Торина к Оливии. Благодаря своим белокурым волосам, черным бровям и зеленым насмешливым глазам этому красавчику даже не нужно было прикасаться к женщине, чтобы завоевать ее.

Торин закатил глаза.

— Болван! Тебе следовало бы благодарить меня, а не угрожать. Я как раз и пришел сказать, чтобы ты ее спрятал. Потому что Уильям тоже выступает за то, чтобы она осталась, так как планирует сам заняться ее обольщением.

Уильям. Бессмертный, помешанный на сексе. Черные волосы и голубые глаза, еще более порочные, чем у Торина. Высокий, мускулистый и необузданный воин, скрывающий под одеждой совершенно особые татуировки: крест над сердцем и карта сокровищ на спине, если память Аэрону не изменяет. Карта сокровищ тянется вдоль ребер, спускаясь ниже поясницы прямиком к «зоне развлечений».

По словам смертных женщин, Уильям — настоящий силач и любитель поразвлечься.

Оливии он, пожалуй, понравился бы.

Аэрону вдруг захотелось впечатать Уильяма в стену, чтобы подпортить его смазливую мордашку. Раньше у него никогда не возникало такого желания, хотя Ярость настойчиво требовал наказать бессмертного, разбив его сердце на сотни кусочков так же, как он поступил с сотнями женщин. Правда, Ярость хотел, чтобы Аэрон вершил правосудие с помощью кинжала.

Он всегда сопротивлялся желаниям своего демона, потому что ему нравился Уильям, который, хоть и не являлся настоящим Владыкой, в бою никогда не подводил. И не останавливался даже перед убийством.

«В отсутствие Легион тебя так и тянет подраться, вот и все». Да уж. Он явно балансирует на грани.

— Спасибо, Торин, что предупредил насчет Уильяма, — сказал Аэрон, стараясь, чтобы голос его прозвучал насмешливо. — Едва ли Оливия задержится здесь надолго, так что никто не успеет ее очаровать.

— Уильям, несомненно, ответил бы тебе, что ему хватит и нескольких секунд.

«Не реагируй». Хотя, окажись сейчас Уильям поблизости, Аэрон с удовольствием «случайно» потерял бы контроль над демоном Ярости, позволив ему наконец добраться до бессмертного.

Ярость одобрительно заурчал.

— И вот еще что, — добавил Торин, вновь привлекая его внимание. — Раз уж мы заговорили о помешанных на сексе, то Парис просил передать тебе, что сегодня Люсьен телепортирует его в город на поиски женщины. И оставит там до утра.

— Хорошо.

Оставалось надеяться, что захлестнувшее Аэрона чувство облегчения не имеет ничего общего с тем фактом, что Парис будет находиться далеко от Оливии.

— Люсьен обнаружил какие-нибудь следы охотников, пока был там?

— Не-а. Ни на холме, ни в Буде.

— Хорошо, — повторил Аэрон, снова принявшись расхаживать по коридору из угла в угол. — А как насчет темноволосой женщины?

— Ничего, но Парис пообещал продолжить ее поиски. Как только восстановит силы, разумеется. Кстати, об утрате сил. Парис упомянул, что ангел ранен. Хочешь, я попрошу кого-нибудь привести доктора?

На их языке «привести» означало «похитить».

— Нет. Она сама исцелится.

Некоторое время назад Владыки пытались заручиться услугами постоянного доктора, но тщетно. Теперь из-за беременности Эшлин вопрос встал крайне остро. Никто не знал, кем будет ребенок — смертным или демоном, — поэтому врача следовало выбирать крайне осторожно.

Охотники, как недавно выяснилось, годами скрещивали смертных и бессмертных, выводя расу детей-полукровок в надежде создать непобедимую армию. Ребенок демона Насилия стал бы ценным призом, который мечтает заполучить любой охотник. А ненадежный доктор с легкостью передаст секреты Владык их врагам.

Торин сочувственно покачал головой, словно Аэрон слишком глуп, чтобы мыслить здраво.

— Ты уверен, что она сама исцелится? Ее же вышвырнули с небес.

— Нас тоже вышвырнули с небес, но мы выздоравливаем так же быстро, как и прежде. Даже можем отрастить новые конечности.

Чем сейчас и занимается Гидеон, одержимый демоном Лжи. Во время последней стычки с охотниками воина поймали и жестоко пытали, чтобы выудить информацию, которую, впрочем, он так и не раскрыл. В отместку охотники отсекли ему обе руки.

Гидеон все еще прикован к постели, постепенно становясь для всех большой занозой в заднице.

— Интересная мысль, — сказал Торин.

В этот момент из спальни Аэрона раздался женский крик.

Аэрон замер на месте, а Торин оттолкнулся от стены и выпрямился. Когда крик раздался снова, оба уже бежали к комнате, хотя Торин значительно отставал. Рывком распахнув дверь, Аэрон первым ворвался в спальню.

Оливия по-прежнему лежала на животе, но теперь металась по кровати. Ее веки были смежены, а под глазами, помимо отбрасываемых ресницами теней, появились синяки. Спутанные темные волосы рассыпались по плечам.

Ее платье, очевидно, само себя вычистило, и следы крови почти исчезли. Однако на том месте, где могли бы начать расти крылья, появились два новых ярко-красных пятна.

Оливию терзали демоны.

Она чувствовала, как их клыки впиваются в кожу, жалят, рвут тело на части. Ощущала покрывавшую их чешуйчатые тела липкую слизь и обжигающее смрадное дыхание. Слышала ликующий смех, от которого ее мутило.

— Смотри-ка, что я нашел, — захихикал один.

— Красивый ангелочек свалился прямо к нам в руки, — фыркнул другой.

В воздухе витали хлопья серы и трухи, а ноздри, когда Оливия попыталась вдохнуть, заполнило зловоние. Ее только что низвергли с небес. Облака расступились у нее под ногами, и она полетела вниз… вниз, в неизвестность, отчаянно молотя руками и ногами, пытаясь за что-то зацепиться, как-то замедлить падение… Потом наконец увидела землю, но и та разверзлась, и адское пламя поглотило ее целиком.

— Это ангел-воитель. У нее золотые крылья.

— Уже нет.

Ее потянули за крылья с удвоенной жестокостью. Оливия пиналась, билась и даже кусалась, пытаясь вырваться, чтобы убежать и спрятаться, но ее усилия пропали даром — демонов было слишком много, да и неровная каменистая местность была ей незнакома, так что вряд ли она сумела бы скрыться. Сухожилия крыльев начали рваться, и обжигающая боль охватила все ее существо, поглощая сознание, пока в голове не осталась одна-единственная мысль: лучше умереть, только бы эти пытки прекратились.

«Пожалуйста. Дайте мне умереть».

Перед глазами закружились звезды, и это было единственное, что она еще могла видеть. Все остальное погрузилось во тьму. Тьма — это хорошо, это желанно! Но вокруг по-прежнему звучал смех, и ее продолжали тянуть за крылья. У Оливии закружилась голова, желудок скрутила тошнота.

Почему она не умерла? Затем одно из крыльев отделилось от тела, и Оливия закричала от сильнейшей боли, переросшей в настоящую агонию. Даже смерть не прекратит этих страданий, и они будут преследовать Оливию и в загробной жизни.

За первым быстро последовало второе крыло, и она все кричала, кричала и кричала. Клыки разрывали ее одежду, сильнее повреждая кожу, впиваясь в свежие раны на спине. Наконец ее вырвало райскими фруктами, которые она ела этим утром.

— Теперь ты уже не такая миленькая, как раньше, а, воительница?

Чьи-то руки стиснули ее, касаясь там, где никто прежде не касался. Слезы катились по ее щекам, пока она, беспомощная, лежала на земле. Вот и все. Теперь она точно умрет. Наконец-то. Потом сквозь окружающее ее море тьмы пробилась мысль: она отказалась от своей прекрасной жизни только для того, чтобы умереть в аду, так и не узнав настоящей радости и не побывав в объятиях Аэрона. Нет. Нет!

«Ты сильная. Борись же! » Да. Да! Она сильная. Она будет бороться. Она будет…

— Оливия!

Хорошо знакомый суровый голос проник в сознание, мгновенно вытеснив ненавистные воспоминания, боль и скорбь. Оставив лишь решимость.

— Оливия, проснись!

С некоторым облегчением она осознала, что это всего-навсего кошмарный сон. Людям довольно часто снятся страшные сны. Но нет, этот кошмар — не просто видение, а напоминание о времени, проведенном в аду.

Оливия поняла, что все еще мечется по кровати. Спина горит огнем, покрытое синяками тело болит, мышцы сводит судорогой. Она с трудом разлепила веки, заставляя себя успокоиться. Она задыхается, вжатая в матрас грудь быстро поднимается и опадает, а воздух обжигает ноздри и горло, будто туда попадает кислота. От струящегося по коже пота платье намокло и прилипло к телу. Благословенное оцепенение, ощущаемое ею раньше, полностью исчезло, и теперь чувства обострились до предела.

Смерть, пожалуй, стала бы лучшим выходом.

Аэрон снова сидит возле кровати на корточках и смотрит на нее. Еще один мужчина — Оливия вспомнила, что его зовут Торин, — стоит позади Аэрона и смотрит на нее безумными зелеными глазами.

«Демон», — подумала Оливия. Торин демон. Как и те, кто вырвал ей крылья. Кто дотрагивался до ее тела и мучил ее.

Пронзительный крик вырвался из ее больного горла. Ей нужен Аэрон, только Аэрон, потому что остальным она не доверяет. Не хочет, чтобы кто-то другой видел ее сейчас. Особенно демон. То, что сам Аэрон одержим демоном Ярости, ничего не меняет. Для нее он остается просто Аэроном. Но все, о чем Оливия сейчас могла думать, глядя на Торина, — это чешуйчатые лапы, щиплющие ее соски и проникающие между ног. Страшно представить, что натворили бы эти лапы, не начни она сопротивляться.

Сопротивляться! Вот именно! Оливия попыталась пнуть Торина, но проклятая нога бессильно упала на кровать — мышцы слишком напряжены и отказываются нормально функционировать. Она совершенно беспомощна. Опять. Всхлип смешался с криком, горло сдавило, и Оливия попыталась встать с кровати и броситься в объятия Аэрону, но слабое тело по-прежнему отказывалось повиноваться.

— Пусть он уйдет, пусть уйдет, пусть уйдет, — снова и снова выкрикивала она, зарывшись лицом в подушку. Ей было больно даже смотреть на второго Владыку. Она сразу поняла, кто он, но не знала его так хорошо, как Аэрона. И не хотела его, как Аэрона.

Аэрона, который может помочь ей, как каждую ночь помогает своему другу Парису. Аэрона, который может защитить ее, как защищал свою маленькую Легион. Аэрона, который одним своим свирепым видом отпугнул ее ночные кошмары.

Сильные руки легли ей на плечи и удерживали, не давая снова начать метаться по постели.

— Ш-ш-ш, тише. Тише. Успокойся, а то поранишься еще больше.

— Что происходит? — спросил Торин. — Могу я чем-нибудь помочь?

Нет. Нет-нет-нет. Демон все еще здесь.

— Пусть он уйдет! Заставь его уйти. Сейчас же! Немедленно!

— Я не причиню тебе вреда, ангел, — мягко сказал Торин. — Я здесь, чтобы…

Клокочущая внутри Оливии истерика грозила вот-вот вырваться на свободу, целиком поглотить ее разум.

— Пусть он уйдет! Пожалуйста, Аэрон, пусть он уйдет! Пожалуйста!

Низкий рык вырвался из горла Аэрона.

— Проклятье, Торин, выметайся отсюда к чертям собачьим. Она не успокоится, пока ты здесь.

Послышался тяжелый вздох, в котором звучала печаль, затем, слава богу, раздался звук удаляющихся шагов.

— Постой, — окликнул Торина Аэрон, и Оливии снова захотелось закричать. — Телепортировался ли Люсьен на днях в Штаты, как планировал, чтобы купить тайленол для женщин?

— Насколько мне известно, да, — ответил Торин.

«Они еще и беседуют? Сейчас? »

— Пусть он уйдет! — завопила Оливия.

— Принеси мне несколько таблеток! — проревел Аэрон, перекрикивая ее.

Дверь со скрипом отворилась. Наконец-то демон уходит — но он вернется с человеческим лекарством. Оливия захныкала. Она не в состоянии пережить это еще раз. Она и так едва не умерла от страха.

— Просто забрось пузырек в комнату, — добавил Аэрон, будто прочтя ее мысли.

«Благодарю тебя, милостивый Бог на небесах». Дверь со щелчком закрылась, и Оливия с облегчением откинулась на матрас.

— Он ушел, — мягко сказал Аэрон. — Теперь здесь только ты и я.

Она так сильно дрожала, что кровать под ней тряслась.

— Не покидай меня. Пожалуйста, только не покидай меня.

Своей мольбой Оливия лишний раз показывала, насколько слаба, но ей было все равно. Она нуждается в Аэроне.

Он пригладил влажную от пота прядь волос у нее на виске. Его прикосновение оказалось таким же мягким, как и голос. Аэрон, которого она знает, не стал бы говорить с ней так ласково и дотрагиваться до нее с такой нежностью. В эту перемену почти невозможно поверить. Почему же он изменился? Почему обращается с ней так же, как со своими друзьями, хотя она, по сути, для него чужая?

— Раньше ты просила, чтобы я тебя обнял, — сказал он. — Ты по-прежнему этого хочешь?

— Да.

О да. Не важно, в чем причина подобной смены настроения. Сейчас он здесь и собирается дать ей то, о чем она так долго мечтала.

Медленно и осторожно, стараясь не толкнуть, Аэрон сел на постель, а потом лег рядом. Оливия пододвинулась к нему так, чтобы положить голову на его сильное горячее плечо. Это движение причинило ей боль и отняло последние силы, но быть рядом с ним и наконец коснуться его… оно того стоило. Ведь именно за этим она сюда и пришла.

Аэрон положил руку ей на поясницу, стараясь не задеть раны на спине.

— Почему ты не исцеляешься, Оливия? — спросил он, касаясь теплым дыханием ее лба.

Ей нравилось, как Аэрон произносит ее имя, — и как молитву, и как мольбу одновременно.

— Я же тебе сказала, меня изгнали с небес. Теперь я полностью человек.

— Полностью человек, — повторил он, напрягшись. — Нет, такого ты мне не говорила. Я бы тогда принес тебе лекарство гораздо раньше.

В голосе его звучала вина. Вина и страх. Оливия не поняла, что его испугало, но была слишком измотана, чтобы спрашивать. А затем и вовсе забыла об этом, когда в центре комнаты засиял янтарный свет, разрастаясь, становясь все больше… и больше… сверкая так ярко, что ей пришлось зажмуриться.

Из сияния материализовалась фигура крупного мускулистого мужчины в белом одеянии, очень похожем на ее собственное. Затем стали видны светлые волосы, ниспадающие на могучие плечи. При виде глаз цвета жидкого оникса и бледной кожи Оливия ощутила легкий укол вины. Последними появились сверкающие крылья из чистого золота.

Оливия хотела приветственно помахать рукой, но смогла лишь слабо улыбнуться. Милый Лисандр все же пришел утешить ее, пусть и в воображении.

— Я снова вижу сон. Но этот мне нравится.

— Ш-ш-ш, тише, — прошептал ей Аэрон, — я здесь.

— И я тоже. — Лисандр окинул комнату взглядом, и его губы скривились от отвращения. — К сожалению, это не сон. — Он, как всегда, говорил правду, и его голос звучал так же уверенно, как когда-то и у самой Оливии.

Неужели это происходит наяву?

— Я же теперь человек и не должна тебя видеть.

В действительности то, что она его сейчас видит, идет вразрез с правилами. Если только Бог не решил ее вознаградить. Но это маловероятно, принимая во внимание то, что она отвергла свое наследие.

Лисандр смотрел ей в глаза — так пронзительно, будто заглядывал прямо в душу.

— Я подал прошение Совету от твоего имени. Они согласились дать тебе еще один шанс. Так что часть тебя по-прежнему ангельская и останется таковой на протяжении следующих четырнадцати дней. В течение этого срока ты имеешь право передумать и вернуться на свое законное место.

Шок поразил ее, точно удар молнии, обжигающий и испепеляющий.

— Я не понимаю. — Еще ни один падший ангел не удостаивался второго шанса.

— Нечего тут понимать, — сказал Аэрон, все еще пытаясь успокоить ее. — Я с тобой.

— Я ведь один из Семерых Избранных, Оливия. Поэтому, когда я попросил для тебя четырнадцать дней, тебе их дали. Это время ты можешь провести здесь… насладиться жизнью. А потом нужно вернуться назад. — В голосе Лисандра звучала обида на ученицу за то, что она не догадалась о полагающихся его статусу привилегиях.

Она уловила также и нотки надежды, опечалившие ее. Выбрав Аэрона, она сожалела лишь о том, что причинила боль Лисандру, этому удивительному воителю. Ведь он любит ее и желает ей только добра.

— Мне жаль, но я не передумаю.

Такой ответ ошеломил Лисандра.

— Даже когда этого бессмертного у тебя отнимут?

Оливия едва сдержалась, чтобы не заплакать от страха. «Я не готова потерять его». Но она так слаба, что ничем не может помочь Аэрону, и знает об этом.

— Потому ты…

— Нет-нет, успокойся. Я пришел сюда не для того, чтобы его убить. — Он не сказал «пока», но это подразумевалось само собой. — Если ты решишь остаться, то нового палача выберут по истечении отведенных тебе четырнадцати дней.

Что ж, значит, она проведет с Аэроном две недели. Не больше и не меньше. Этого должно быть достаточно, чтобы запастись воспоминаниями на всю оставшуюся жизнь. Если, конечно, удастся убедить Аэрона оставить ее в крепости. Он ведь такой упрямый…

Оливия вздохнула.

— Спасибо, — сказала она Лисандру. — За все. Ты не обязан был это делать для меня.

Наверняка за подобную уступку ему пришлось яростно повоевать с Советом, хоть он и один из Семерых Избранных. Однако он добился своего, подарив Оливии возможность насладиться столь желанными радостями обычной жизни и страстью, прежде чем она снова займет свое место в раю. Она не стала говорить Лисандру, что не вернется ни при каком исходе.

Вернись она через четырнадцать дней, ей опять поручат убить Аэрона, и она, как и прежде, не сможет это сделать.

— Я люблю тебя. Надеюсь, ты это знаешь. И не важно, что будет дальше.

— Оливия, — произнес явно сбитый с толку Аэрон.

— Он не может ни видеть, ни слышать, ни чувствовать меня, — пояснил Лисандр. — Сейчас он понял, что ты говоришь не с ним, и думает, будто у тебя галлюцинации от боли. — Наставник шагнул к кровати. — Должен тебе напомнить, Лив, что этот мужчина — демон. И олицетворяет собой все то, против чего мы боремся.

— Как и твоя женщина.

Лисандр расправил широкие плечи и вздернул подбородок. Упрямый воитель ее Лисандр. Как и Аэрон.

— Бьянка не нарушала наших законов.

— Даже если бы и так, ты все равно захотел бы остаться с ней. Ты нашел бы способ, как это сделать.

— Оливия? — повторил Аэрон.

Лисандр не обратил на него внимания.

— Почему ты предпочла смертную жизнь с ним, Оливия? Ради нескольких минут в его объятиях? Это принесет тебе лишь страдания и разочарование.

И снова в его словах прозвучала непреложная истина. Ложь в их мире не допускается. «Теперь это только его мир», — печально подумала она. Тем не менее ей не хотелось верить Лисандру. Здесь она может делать то, чего так отчаянно желала. Она не только получила возможность жить, как смертные, но и чувствовать так же, как они.

Дверь спальни открылась, спасая ее от необходимости отвечать, в комнату влетел маленький пластиковый пузырек и приземлился на пол рядом с обутыми в сандалии ногами Лисандра.

— Вот лекарство! — крикнул Торин и захлопнул дверь, прежде чем Оливия успела снова раскричаться.

Аэрон хотел было подняться, но Оливия навалилась на него всем весом, удерживая на месте.

— Нет, — проговорила она, морщась от очередной вспышки боли. — Останься.

Он мог бы оттолкнуть ее, но не стал.

— Мне нужно взять таблетки. Они облегчат твою боль.

— Позже, — сказала она.

Теперь, узнав нежность прикосновений Аэрона, тепло его тела, успокаивающие объятия, Оливия не хотела разлучаться с ним. Даже на миг.

Сначала ей показалось, что он проигнорирует ее просьбу, но спустя мгновение он расслабился и обнял ее крепче. Оливия довольно вздохнула и снова посмотрела в жесткие глаза Лисандра. Он хмурился.

— Вот почему, — обратилась она к нему.

Ангелы друг друга не обнимают. Наверняка могли бы, если б захотели, но никогда так не делают. Зачем бы им это понадобилось? Они ведь считают друг друга братьями и сестрами, и физическому желанию в этих отношениях нет места.

— Что «вот почему»? — спросил Аэрон, по-прежнему сбитый с толку.

— Вот почему ты мне нравишься, — честно ответила она.

Он напрягся, но промолчал.

Прищурившись, Лисандр плавным движением расправил крылья, и их золото засверкало в лунном свете. Одно перо упало на пол.

— Поправляйся, милая, а потом я вернусь. Тебе здесь не место. Со временем ты это тоже почувствуешь.

Глава 5

В первую ночь своего пребывания в крепости Оливия уснула, едва закончив странный разговор с самой собой. Она стонала и вздыхала, мучаясь от боли, и металась по кровати, отчего разбередила свои раны еще сильнее. А на вторую ночь опять стала бормотать о демонах.

— Не трогай меня, ты, вонючая тварь. — Рыдание, всхлип. — Пожалуйста, не трогай меня.

На третью ночь воцарилось зловещее молчание.

Аэрон предпочел бы мольбы.

Все это время он находился рядом — вытирал ей пот со лба, поил водой с толчеными таблетками и даже прочитал вслух один из любовных романов Париса, хотя Оливия никак не отреагировала. Ему вовсе не хотелось, чтобы ее смерть была на его совести.

Более того, Аэрон желал, чтобы она исчезла из его жизни, и не важно, как сильно его тело реагирует на ее близость. Или на мысли о ней. Он не лгал, говоря, что, как только выздоровеет, она должна будет уйти. Именно из-за реакции его тела.

Хуже того, из-за реакции его демона. Не на нее, а из-за нее.

«Накажи, — кажется, в сотый уже раз настаивал демон. — Накажи тех, кто ее мучил».

Когда на Аэрона наложили проклятие жажды крови, демон разговаривал с ним односложными командами и то и дело проецировал в его сознание сцены насилия. Однако последние три дня Ярость вдруг полюбил общаться длинными предложениями, к которым Аэрон еще не привык. Куда девался покой, вызванный появлением Оливии?

Вдобавок Аэрон не был уверен, через что ей пришлось пройти, когда ее вышвырнули с небес, и пока не позволял себе это выяснять, ведь тогда вряд ли сумеет удержать своего демона от возмездия. Он и сейчас-то с трудом его контролирует. А если узнает правду, то, возможно, и не захочет останавливать. Если он когда-нибудь и будет наслаждаться тем, что творит Ярость, то…

«Не нужно так думать». Аэрон не хотел вести себя с Оливией мягче, чем сейчас, как не желал, чтобы она еще глубже проникла в его мысли и решения. В его жизни и без того хватает сложностей. Своим появлением она лишь добавила новых.

Оливия хочет веселиться, а Аэрон даже значения этого слова не знает и не собирается тратить время на выяснение. И сожалений из-за этого не испытывает. Честно.

Она хочет любви, но Аэрон для этой цели совершенно не подходит. Романтическую любовь он точно никому предложить не может. Особенно хрупкому созданию вроде Оливии. И об этом тоже не сожалеет. Честно.

Она хочет свободы. Вот это Аэрону по силам ей предоставить. В городе. Если только она наконец поправится, черт ее дери!

Она обязательно поправится, в противном случае, боги свидетели, Аэрон все-таки спустит своего демона с поводка, причем сделает это охотно и без колебаний.

«Накажи. Накажи тех, кто мучил ее».

Почему демону Ярости так нравится Оливия? Она ведь ему нравится, в том не может быть сомнений. Больше ничем нельзя объяснить его желание атаковать существ, которых ни сам Аэрон, ни его демон лично никогда не встречали. Он много размышлял над этим, но так и не пришел ни к какому заключению.

Аэрон потер рукой лицо. Из-за его отказа покидать Оливию Люсьену по-прежнему приходится заботиться о Парисе и следить, чтобы тот должным образом кормил своего демона. А Торин, в свою очередь, следит за тем, чтобы есть не забывал Аэрон, — по нескольку раз в день приносит подносы с едой, но ни разу не задержался в комнате, чтобы поговорить. Если Оливия проснется и увидит одержимого демоном Болезни… Аэрон совсем не хотел повторения ее предыдущей истерики.

К несчастью, женщины в крепости узнали о появлении ангела и всей толпой явились повидать Оливию. Но Аэрон ни одну из них даже на порог не пустил. Неизвестно, как Оливия отреагировала бы на их присутствие. Кроме того, ни одна из них все равно не знает, как помочь ангелу. Аэрон спрашивал. Ладно, ладно. Не спрашивал — прорычал.

Хотя, пожалуй, он согласился бы выдержать приступы паники Оливии, если бы в результате она пришла в сознание. Какого дьявола она не просыпается? Такая неподвижная… Очень осторожно, чтобы не толкнуть Оливию, Аэрон перекатился на свою половину кровати и посмотрел на нее. Впервые она не прильнула к нему, а осталась лежать в той же позе, что и раньше. Ее кожа стала бледной, почти прозрачной, сквозь нее отчетливо проступали вены. Волосы спутались в птичье гнездо вокруг головы, щеки ввалились, а кровь запеклась на искусанных губах.

Даже в таком виде она оставалась невероятно красивой. Истинное совершенство, пусть и в духе «защищай меня вечно». При взгляде на Оливию у Аэрона защемило в груди. Не из-за чувства вины, но из-за собственнического, пробирающего до костей желания стать ее защитником.

Оливия должна выздороветь, а ему следует от нее избавиться. Как можно скорее.

— Если так пойдет дальше, то она скоро умрет, — прорычал он, глядя в потолок, не уверенный, говорит ли с ее Единым Богом или же с богами, которых знал сам. — Ты этого хочешь? Чтобы один из твоих ангелов пережил невообразимые мучения, прежде чем погибнуть? Ты ведь можешь спасти ее.

«Посмотри на себя, — с отвращением подумал Аэрон. — Умоляешь о жизни так, как не делал ни один смертный».

Но даже эта мысль его не остановила.

— Почему ты не спасешь ее?

Тут до его слуха долетел призрачный намек на… рычание? Аэрон напрягся и потянулся к столику за кинжалом, внимательно осматривая взглядом комнату. Кроме них с Оливией здесь больше никого нет. Никакое божество не явилось, чтобы покарать его за неучтивый тон.

Постепенно Аэрон расслабился, решив, что начал сказываться недосып.

Давно наступила ночь, и сквозь застекленные балконные двери в спальню лился свет луны. Вид был таким умиротворяющим, а Аэрон так устал, что едва не провалился в сон. Но удержался. Нельзя сейчас спать.

Что он будет делать, если Оливия умрет? Станет ли оплакивать ее, как Парис свою Сиенну? Разумеется, нет. Аэрон ведь совсем не знает Оливию. Скорее всего, он почувствовал бы вину. Безбрежный океан вины. Ведь она спасла его, а он не смог ответить ей тем же.

«Ты ее не заслуживаешь», — прошелестел в его голове голос, и Аэрон заморгал. Это говорит не Ярость — тембр слишком низкий, резкий и, как ни странно, знакомый. Неужели Сабин, одержимый демоном Сомнения, вернулся из Рима и теперь, как обычно неумышленно, пытается пошатнуть его уверенность в себе?

— Сабин! — рявкнул Аэрон на всякий случай.

Нет ответа.

«Она слишком хороша для тебя».

На этот раз Ярость, внезапно оживившись, заметался у него в голове, ударяясь о стенки черепа.

Значит, это не Сабин. Во-первых, Аэрон не слышал о возвращении друга, а во-вторых, знал, что того и не должно быть еще несколько недель. Вдобавок в этих фразах не звучало ликования, а демон Сабина испытывал невероятную радость, распространяя свой яд.

Кто же это сказал? Кто обладает властью мысленно говорить с ним?

— Кто здесь? — требовательно спросил Аэрон.

«Это не важно. Я пришел, чтобы исцелить ее».

Исцелить ее? Аэрон немного расслабился. Этот голос исполнен правды, как и у Оливии. Может, это ангел?

— Спасибо.

«Оставь свою благодарность при себе, демон».

Разве может ангел говорить с такой злостью? Скорее всего, нет. Или некий бог ответил на его мольбы? Аэрон счел и это предположение маловероятным. Богам нравится являться во всем блеске своего великолепия. Они не упустили бы возможности показаться и потребовать благодарности. А будь это Бог Оливии, воздух как минимум вибрировал бы от исходящей от него силы. Вместо этого… пустота. Аэрон ничего не чувствует и не ощущает.

«Я от всей души надеюсь, что, проснувшись, она поймет, что ты на самом деле собой представляешь».

Так как говоривший был уверен, что Оливия проснется, Аэрон не обратил внимания на завуалированное оскорбление, столь велико оказалось нахлынувшее на него облегчение.

— И что же я собой представляю?

Не то чтобы мнение невидимки волновало Аэрона, но по ответу он мог догадаться, с кем разговаривает.

«Ничтожный, порочный, злобный, глупый, упертый, безнравственный, недостойный и обреченный».

— На самом деле ты так не думаешь, — сухо ответил Аэрон, надеясь сарказмом отвлечь внимание собеседника, и тем временем медленно прикрыл Оливию своим телом, словно щитом.

Злобный и порочный — это качества, приписываемые Владыкам охотниками. Но эти напали бы на Аэрона, не потрудившись предложить помощь. Даже своей наживке.

Он снова задался вопросом, может ли посетитель, несмотря на злость и явную ненависть, оказаться ангелом?

В голове его снова эхом разнеслось рычание.

«Твоя дерзость лишь доказывает мою правоту. Я позволю Оливии узнать тебя, как она и хотела, так как рассчитываю, что ей не понравится то, что она выяснит. Только… не обесчесть ее. Если посмеешь это сделать, я похороню тебя и всех, кто тебе дорог».

— Я бы никогда не…

«Тихо. Она сейчас проснется».

Словно в доказательство этих слов Оливия застонала. Аэрона охватило невероятное, необъяснимое облегчение. Слишком сильное для того, кто утверждал, что знать не знает гостью и не собирается ее оплакивать. В одном он не сомневался: кем бы ни был его собеседник, он действительно наделен немалой властью, раз так быстро вырвал Оливию из когтей смертельного сна.

— Спасибо, — снова сказал Аэрон. — Она страдала незаслуженно и…

«Я же велел тебе молчать! Если осмелишься потревожить ее во время исцеления, демон… Вообще-то я уже достаточно натерпелся от тебя для одного вечера. Самое время тебе поспать».

Как бы Аэрон ни сопротивлялся этому приказу, тело его обмякло на кровати в нескольких дюймах от Оливии. Глаза закрылись, навалилась сонливость, утянувшая его, брыкающегося и кричащего, во тьму, которой он прежде обрадовался бы. Тем не менее тьма не помешала ему обнять Оливию и привлечь к себе.

Ее место рядом с ним.

Будучи не в силах разлепить тяжелые веки, Оливия вытянула руки над головой и выгнула спину, чувствуя, как напряжение покидает мышцы. «Как же хорошо! » Улыбнувшись, она глубоко вздохнула и ощутила аромат экзотических специй и запретных фантазий. Прежде ее облако никогда не пахло так… сексуально. И не было таким почти до неприличия теплым.

Ей хотелось лежать так целую вечность, но ангелам леность несвойственна. Оливия решила навестить Лисандра. Если только он не на секретном задании, как часто бывало, или не заперся со своей Бьянкой. Потом она полетит в расположенную в Будапеште крепость. Интересно, чем сегодня займется Аэрон? Очарует ли ее в очередной раз своей противоречивостью? Почувствует ли снова ее присутствие, хотя, по идее, не должен, потребует ли от нее явить себя, горя желанием убить?

Эти угрозы всегда ранили чувства Оливии, но она не винила Аэрона за злость. Он ведь не знает, кто она и каковы ее намерения. «Хочу, чтобы он узнал меня». Ее считают очень привлекательной и милой. Ну, по крайней мере, другие ангелы. Оливия представления не имела, что подумает о ее облике одержимый демоном бессмертный воин — ее полная противоположность.

Вот только Аэрон вовсе не казался ей демоном. Никоим образом. Он называет Легион «драгоценной малышкой», покупает ей диадемы и украшает свою спальню в соответствии с ее вкусом. Даже попросил друга и собрата Мэддокса смастерить для нее кушетку. Ту самую, с розовым кружевным покрывалом, что стоит рядом с его кроватью.

Оливия мечтала, чтобы в его комнате появилась кушетка с кружевным покрывалом и для нее.

«Зависть тебе не к лицу, — напомнила она себе. — Может, у тебя и нет такой кушетки, зато ты подарила смех и радость бесчисленному количеству людей, научила их любить жизнь». Да, Оливия испытывала от этого огромное удовлетворение. Но… теперь ей хочется большего. Возможно, она всегда хотела большего, просто не осознавала этого до своего «продвижения по службе».

«Какая же я жадная», — подумала она со вздохом.

Твердый как камень, но при этом гладкий матрас под ней пошевелился и застонал.

Подождите-ка. Твердый как камень? Пошевелился? Застонал? Мгновенно очнувшись, Оливия распахнула глаза. Увиденное — точнее, не увиденное — заставило ее резко сесть. Вокруг не было ни голубоватой дымки от поднимающегося солнца, ни мягких пушистых облаков. Вместо этого ее взору предстала спальня с неровными каменными стенами, деревянным полом и полированной мебелью вишневого дерева.

И кушеткой с розовым кружевным покрывалом.

Осознание произошедшего обрушилось на Оливию. «Пала. Я пала». Она провалилась в ад, и демоны… «Не думай о них! » От малейшего воспоминания о своих мучителях ее начинала бить дрожь. «Теперь я с Аэроном. Я в безопасности». Но если она действительно смертная, почему ее тело кажется таким… здоровым?

Пришло новое осознание — потому что в действительности она не человек.

Пройдет четырнадцать дней, вспомнились ей слова Лисандра, прежде чем она утратит свои ангельские черты. Означает ли это… Могли ли ее крылья…

Закусив губу, страшась надеяться, Оливия завела руку назад и коснулась спины. То, что она ощутила, заставило ее плечи опуститься от облегчения и грусти одновременно. Раны зажили, но крылья заново не выросли.

«Ты сделала выбор. И получила определенные последствия». Да, она это принимает. И все же странно, что бескрылое тело принадлежит ей. Тело, которое не будет жить вечно и которое в равной степени чувствует и плохое, и хорошее.

Оливия поспешила убедить себя, что все в порядке. Ведь она в крепости Владык, она с Аэроном. Аэроном, лежащим сейчас под ней. Как забавно. До сих пор ее новое тело испытывало только плохое, и теперь пришел черед для хорошего.

Оливия скатилась с Аэрона и развернулась, чтобы лучше его рассмотреть. Он еще спал; черты его лица расслабились, одну руку он закинул за голову, а другую вытянул вдоль тела, там, где раньше лежала сама Оливия. Он обнимал ее во сне. Она мечтательно улыбнулась, и сердце ее неистово затрепетало.

Футболки на Аэроне не было, и осознание этого факта заставило ее сердце забиться еще сильнее. Оливия спала на его широкой разрисованной груди, ощущая крошечные коричневые соски, тугие мускулы и волнующий пупок.

К сожалению, джинсы Аэрон не снял. Зато ступни его были босы, и Оливия увидела, что даже пальцы ног у него покрыты татуировками. Очаровательно.

«Очаровательно? В самом деле? Что с тобой творится? » Татуировки на пальцах изображали убитых им людей. Тем не менее Оливии хотелось обрисовать пальцем их контуры. Она провела рукой по бабочке на груди. Кончики крыльев были заостренными, уничтожая любой намек на хрупкость.

Почувствовав прикосновение, Аэрон вздохнул, и Оливия отпрянула. Ни за что на свете ей не хотелось быть пойманной на заигрывании с ним. Ну, без его разрешения. Движение оказалось сильнее, чем она рассчитывала, и она свалилась с кровати, шлепнулась на пол и больно ударилась. Волосы взметнулись над ее лицом, и, откинув их назад, она обнаружила, что разбудила Аэрона.

Он сел на постели и теперь смотрел на нее сверху вниз.

Сглотнув, Оливия смущенно помахала ему пальцами:

— Э-э… доброе утро.

Прищурившись, он окинул ее взглядом.

— Ты выглядишь лучше. Намного лучше. — Голос его был хриплым, возможно, после сна, а не от страсти, как отчаянно надеялась каждая клеточка ее тела. — Ты исцелилась?

— Да, спасибо.

По крайней мере, Оливия так думала. Сердце ее никак не успокаивалось, продолжая биться с перебоями. В груди болело. По сравнению с перенесенной болью в спине это были сущие пустяки, но все же непривычно. И желудок бунтует.

— Ты промучилась три дня. И что, никаких осложнений? Ничего не болит?

— Три дня?

Она и не догадывалась, что прошло столько времени. И все же ей едва ли хватило бы трех дней для полного выздоровления.

— Как вышло, что я совершенно выздоровела?

Аэрон помрачнел.

— Прошлой ночью у нас был гость. Он не представился, но сказал, что вылечит тебя. И, похоже, сдержал слово. Кстати, я ему не понравился.

— Мой наставник.

Разумеется, исцелять ее было против правил, но ведь Лисандр помогал составлять эти самые правила. И, конечно, знал, как их можно обойти. Ангел, которому не нравится Аэрон? Точно Лисандр.

Аэрон снова оглядел Оливию, словно пытаясь обнаружить незажившие раны, несмотря на справедливость ее заявления. Его зрачки расширились, и чернота полностью поглотила красивую фиолетовую радужку. Не от счастья, а от… ярости? Снова? Оливия ничего не сделала, чтобы уничтожить его прежнюю нежность. Может, Лисандр сказал ему что-то обидное?

— Твое платье… — хрипло произнес он и быстро повернулся к ней спиной.

Взору Оливии предстала его вторая татуировка в виде бабочки. Интересно, каковы эти заостренные крылья на вкус? Ее рот наполнился слюной.

— Поправь его.

Нахмурившись, она осмотрела себя. Колени согнулись, и платье задралось до самой талии, открыв взгляду крохотные белые трусики. Он не должен был на это сердиться. Анья, жена Люсьена и богиня Анархии, изо дня в день носит куда меньше одежды. Тем не менее Оливия натянула мягкую струящуюся ткань до лодыжек.

— Все в порядке, — сказала она.

Когда Аэрон повернулся к ней, его зрачки по-прежнему были расширены. Он наклонил голову набок, будто заново проигрывал их разговор у себя в голове.

— Зачем тебе наставник?

Это несложно объяснить.

— Как и люди, ангелы должны учиться выживать, помогать нуждающимся, сражаться с демонами. Мой наставник был — и остается — лучшим в своем роде, и мне невероятно повезло работать с ним.

— Назови его имя. — Слова прозвучали резко и грубо, точно удар хлыста.

Откуда такая негативная реакция?

— Думаю, вы с ним знакомы. Ты ведь знаешь Лисандра, да?

Зрачки Аэрона наконец уменьшились, и снова стали видны фиолетовые радужки — Оливия едва не утонула в их невероятной глубине.

— Лисандр Бьянки?

Формулировка вызвала у нее улыбку.

— Да. Он и ко мне приходил.

— В ту ночь, когда ты словно сама с собой говорила, — понимающе кивнул Аэрон.

— Да.

И Лисандр планирует вернуться. Но об этом она умолчала. Наставник любит ее и не тронет Аэрона, во всяком случае пока, ведь его смерть, в свою очередь, причинила бы ей боль. По крайней мере, Оливия цеплялась за эту надежду.

Аэрон нахмурился.

— Оливия, эти ангельские визиты надо прекратить. У нас и так забот хватает — с охотниками и с нашими демонами. Хоть Лисандр тебе и помог, за что я очень ему благодарен, я не позволю, чтобы он снова вмешивался.

Оливия не смогла удержаться от смеха.

— Ну, удачи тебе.

Пытаться остановить ангела — все равно что пытаться остановить ветер, другими словами, невозможно.

Он нахмурился сильнее.

— Есть хочешь?

Смена темы ее не обеспокоила, наоборот, ей было приятно. Аэрон часто проделывал подобное с друзьями, без предупреждения перескакивая с одного на другое.

— О да. Умираю от голода.

— Тогда я тебя покормлю, прежде чем отвести в город, — сказал он, спуская ноги на пол и поднимаясь с кровати.

Оливия продолжала сидеть на полу, будто приросла к нему. Во-первых, Аэрон прекрасен. Мускулистый и опасный, с головы до ног покрытый разноцветными татуировками. Во-вторых…

— Ты по-прежнему собираешься вышвырнуть меня отсюда?

— Разумеется.

«Не смей плакать».

— Почему? — Неужели Лисандр сказал ему что-то обидное, как она и подозревала?

— Лучше спроси, с чего бы мне поступать иначе?

Он прошагал в ванную и скрылся из вида. Зашуршала одежда, потом раздался шум воды.

— Ты же всю ночь держал меня в объятиях! — крикнула ему вслед Оливия. — Ты три дня заботился обо мне.

Это хоть что-то да значит, правда? Мужчины так не поступают, если только не влюблены, разве нет? За все то время, что она следила за Аэроном, никогда не видела его с женщиной. Ну, за исключением Легион, но маленькая демонесса не в счет. Он никогда не обнимал ее ночь напролет. Значит, его внимание к ней, Оливии, совершенно особенное, верно?

Ответа не последовало. Вскоре в спальню просочился пар и аромат сандала, и Оливия сообразила, что Аэрон принимает душ. Сердце ее вновь застучало быстрее, время от времени пропуская удары. Аэрон никогда прежде не ходил в душ в ее присутствии. Всегда дожидался, пока она уйдет.

Желание увидеть его обнаженное тело стало ее наваждением.

Есть ли у него там татуировки? Между ног то есть? Если да, то какие изображения он выбрал?

«И почему мне хочется полизать их так же, как и бабочки на его теле? — Представляя, как она это делает, Оливия провела языком по губам и застыла от изумления. — Плохая, испорченная девчонка». Столь сильное желание…

«Ну, я ведь больше не ангел», — напомнила она себе, теряя голову от необходимости увидеть обнаженное тело Аэрона и попробовать его на вкус. Значит, так она и поступит — увидит и попробует. После всего, что ей довелось пережить, Оливия заслуживает небольшого вознаграждения. А может, и большого? В любом случае она не уйдет из крепости, пока не взглянет на Аэрона хоть одним глазком.

Оливия решительно поднялась на ноги, но, не в силах удержать равновесие без крыльев, тут же опрокинулась вперед. Колени пронзила резкая боль, и Оливия поморщилась. Но это она может стерпеть. После того как ей вырвали крылья, она, кажется, способна выдержать что угодно.

Она снова встала. И снова упала на пол. Гр-р-р! Шум воды стих слишком рано. По мраморному полу зашлепали мокрые ноги, затем раздался шорох снимаемого полотенца.

«Поспеши! » Пока не стало слишком поздно.

Чтобы удержать равновесие, она выставила одну ногу вперед, а другую назад и, разведя руки в стороны, медленно выпрямилась во весь рост. Покачнулась влево, потом вправо, но в этот раз устояла на ногах. «Иди же! »

Увы, ее ждало разочарование — Аэрон уже вышел из ванной, обмотав одно полотенце вокруг бедер, а другое — повесив на шею. Слишком поздно. Дважды «Гр-р-р! ».

— Ты так быстро помылся. Наверняка пропустил пару-тройку грязных пятен! — воскликнула Оливия.

Не глядя в ее сторону, он принялся сосредоточенно перебирать содержимое комода.

— Нет. Ничего я не пропустил.

Ох.

— Теперь твоя очередь, — произнес Аэрон, кладя футболку на комод и принимаясь вытирать вторым полотенцем свои короткие волосы.

Она уже говорила, что он прекрасен? Ей следовало назвать его «великолепным».

— Меня очищает платье. — Интересно, Аэрон тоже слышит, что она говорит с придыханием?

Он нахмурился, по-прежнему стараясь не смотреть на нее.

— Даже волосы?

— Да.

Дрожащими руками она натянула капюшон на голову, выждала время, давая волшебству свершиться, и снова сняла. Когда ткань соскользнула, Оливия провела рукой по волосам, вновь ставшим гладкими и шелковистыми.

— Видишь? Оно очищает меня целиком.

Аэрон осмотрел ее с головы до ног, задержав взгляд в определенных местах, отчего ее кровь забурлила, а кожу начало покалывать. Когда глаза их встретились, зрачки Аэрона вновь расширились и чернота поглотила фиолетовую радужку.

В самом деле, чем она так его раздражает?

— Вижу, — рыкнул Аэрон, развернулся на пятках и прошел в свою гардеробную, скрывшись из вида. Полотенце взмыло в воздух и шлепнулось на пол.

«Он снова без одежды, — подумала Оливия, моментально позабыв про его гнев. — Это твой шанс». Усмехнувшись, она двинулась вперед и сумела сделать пару шагов, прежде чем в очередной раз споткнулась и упала на колени. Остаток пути она преодолела ползком, с трудом дыша.

— Что ты делаешь?

Оливия подняла голову. Аэрон застыл в дверях гардеробной, одетый в черную футболку, джинсы и сапоги. Должно быть, он все свое мускулистое тело обвешал оружием. Глаза его были прищурены, а губы недовольно сжаты в твердую линию.

Опять не повезло. Оливия разочарованно вздохнула.

— Вообще-то не важно, — произнес он, явно устав дожидаться ее ответа. — Нам пора.

Прямо сейчас?

— Ты не можешь отвести меня в город! — выпалила Оливия. — Я тебе нужна.

Аэрон что-то пробормотал себе под нос, после чего добавил громче:

— Вряд ли. Мне никто не нужен.

Ах, неужели?

— Не забывай, что кого-то обязательно пришлют выполнить работу, которую я не смогла сделать! Раз ты не ощутил присутствия Лисандра, когда он навещал меня, то и другого ангела почувствовать не сможешь.

Аэрон скрестил руки на мощной груди, являя собой живое воплощение мужского упрямства.

— Но тебя-то я ощутил, не правда ли?

Да, ощутил, хотя Оливия так и не сообразила, как ему это удалось.

— Как я уже сказала, Лисандра ты не почувствуешь. Я же, напротив, могу видеть ангелов. И сумею предупредить тебя об их приближении.

Вообще-то они не придут за Аэроном в течение ее четырнадцатидневной отсрочки — на самом деле одиннадцатидневной, ведь три дня уже прошли, — но ему об этом знать вовсе не обязательно.

Аэрон подвигал челюстью влево-вправо, отчего татуировки на его лице исказились.

— Ты сказала, что голодна. Идем, раздобудем тебе что-нибудь поесть.

На этот раз смена темы разозлила Оливию, но она промолчала, понимая, что препираться с ним бесполезно. Кроме того, она и правда хочет есть. Она поднялась на колени, затем осторожно встала. Один шаг, второй… третий… Вскоре она стояла перед Аэроном, торжествующе улыбаясь.

— Ну и что это было? — спросил он.

— Ходьба.

— Ты так долго шла, что я успел постареть лет на пятьдесят.

Она вздернула подбородок, ничуть не обескураженная его грубостью.

— Что ж, зато я не упала.

Аэрон покачал головой — раздраженно? — и взял ее за руку.

— Идем, ангел.

— Падший, — автоматически поправила Оливия, трепеща от прикосновения его теплых сильных пальцев. Чувство, которым ей было запрещено наслаждаться.

Когда Аэрон потянул ее вперед, она споткнулась о собственные ступни. К счастью, прежде, чем Оливия успела снова поцеловать землю, Аэрон резко дернул ее вверх, а затем прижал к себе.

— Спасибо, — пробормотала она.

Теперь она ощущает себя по-настоящему живой. Прильнула к Аэрону так тесно, как только могла. Столетиями Оливия наблюдала, как люди уступают низменным желаниям, но до появления золотого пуха в крыльях никогда не задумывалась, почему они так делают. Сейчас она знает: каждое касание восхитительно. Таким, должно быть, было яблоко Евы.

Оливии хотелось большего.

— Ты являешь собой угрозу, — пробурчал Аэрон.

— Полезную угрозу. — Возможно, если напоминать об этом почаще, он наконец поймет, что действительно нуждается в ней.

Не удостоив ответом, Аэрон повел ее по коридору, помогая удерживаться в вертикальном положении. А на лестнице ему вообще пришлось взять ее на руки, что было еще лучше. Оливия насладилась бы ситуацией в большей степени, если бы не отвлекалась на окружающую обстановку. Стены крепости украшали картины, изображающие как небеса с парящими в облаках ангелами, так и ад. Оливия намеренно отвела взгляд от последних, чтобы не мучить себя воспоминаниями о проведенном там времени.

Также имелись полотна с обнаженными мужчинами, величественно возлежавшими на шелковых простынях. Оливия таращилась на них во все глаза, нимало не смутившись, даже когда пришлось утереть слюну. Все это: кожа… мускулы… мощь… — куда лучше смотрелось бы, с головы до ног покрытое татуировками.

— Украшением дома занималась Анья. Так что тебе лучше закрыть глаза, — произнес Аэрон своим глубоким голосом, нарушая ее пир для глаз.

— Почему? — Закрывать глаза просто преступно! Без сомнения, этим поступком она оскорбила бы своего Бога, ведь ей как раз и полагается восхищаться его творениями.

— Ради всего святого, ты же ангел. Тебе не следует смотреть на такие вещи.

— Падший, — снова напомнила ему Оливия. — Тебе-то откуда знать, что мне следует делать, а что нет?

— Просто… закрой глаза.

Поставив Оливию на ноги и поддерживая, Аэрон заставил ее завернуть за угол.

Внезапно ее слуха достиг хор голосов, и Оливия напряглась и споткнулась, не готовая иметь дело с кем-нибудь еще, кроме Аэрона.

— Осторожнее, — сказал он.

Она замедлила шаг. Люди непредсказуемы, а его бессмертные друзья — и подавно. Хуже того, теперь ее тело восприимчиво к любого рода насилию. Ее могут пытать, физически, духовно и эмоционально, и ей не удастся улететь прочь.

На небесах все друг друга любят. Там нет ни ненависти, ни жестокости. Здесь же доброта не в чести, а люди часто обзывают друг друга ужасными словами и унижают, умышленно раня гордость.

Оливия с радостью предпочла бы провести каждую минуту своей смертной жизни наедине с Аэроном.

«Помнишь, как ты выбирала между добром и злом? Тогда ты решила, что возможность получить удовольствие стоит чего угодно. Так что ты справишься. Должна».

— Ты в порядке? — спросил Аэрон.

— Да, — решительно отозвалась Оливия.

Они обогнули еще один угол и вошли в столовую. Аэрон остановился. Голоса мгновенно стихли. Быстро осмотревшись, Оливия увидела, что за ломящимся от еды столом сидят четверо. Четверо потенциальных мучителей.

От страха у нее перехватило дыхание. Не осознавая, что делает, она вывернулась из объятий Аэрона и, отступив назад, спряталась ему за спину, упершись в нее ладонями, чтобы удержаться на ногах.

— Наконец-то. Свежее ангельское мясцо, — с хриплым смешком воскликнула женщина. — А мы-то уж решили, что Аэрон собирается прятать тебя вечно. Ну, я бы такого все равно не допустила, сама понимаешь. Я уже отыскала свою верную отмычку и наметила нашу с тобой встречу на сегодняшнюю полночь.

Встречу в духе «приятно познакомиться» или «как тебе на ощупь мой клинок»? Скорее второе. Оливия узнала голос Кайи Скайхоук, близнеца Бьянки и старшей сестры Гвен. Эта Кайя — потомок самого Люцифера, воровка и лживая гарпия. Она помогает Владыкам в поисках ларца Пандоры и готова уничтожить любого, кого посчитает угрозой. Например, ангела.

Гвен, младшая из сестер Скайхоук, живет в крепости с Сабином, хотя, насколько Оливии известно, в настоящее время эта парочка находится в Риме вместе с еще несколькими воинами. Они заняты тщательным осмотром одного из вновь появившихся из вод морских храмов титанов, надеясь найти артефакты, некогда принадлежавшие Кроносу.

Глупому Кроносу, которого Владыки считали всесильным. Если бы они только знали…

— Я бы на твоем месте попридержал язык, — предупредил гарпию тот, кого называли Парисом.

Оливия украдкой выглянула из-за плеча Аэрона.

— Почему? — беспечно спросила Кайя. — Думаешь, Аэрон на меня набросится? Тебе ли не знать, как я люблю борьбу. В масле.

При воспоминании о собственном малоприятном опыте борьбы в масле Парис поджал губы. Он сражался с Лисандром. Оливии бы это зрелище понравилось.

— Нет, замолчать тебе следует не из-за Аэрона. Просто тебе так больше идет.

Гарпия фыркнула, и Оливия улыбнулась в ответ. Не мучимая больше болезненными воспоминаниями, она, к своему удивлению, обнаружила, что и страх перед демонами поблек. Может, ей и правда удастся совладать с собой.

— Эй, Оливия, — обратился к ней Парис, — как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?

— Да, спасибо, — ответила она, не покидая своего укрытия за спиной Аэрона.

— М-м-м, хотел бы я дать тебе кое-что, за что действительно стоит благодарить.

Оливия догадалась, что это подал голос Уильям, порочный красавчик с черными волосами и голубыми глазами. Неукротимый развратник со странным чувством юмора, которое она не всегда понимала.

— Кому-то стоит кое-что тебе отрезать ради блага всех женщин.

Реплика принадлежала Камео, единственной женщине Владыке. Ну, единственной, о которой им известно. Камео — одержимая демоном Печали, и потому в ее голосе звучит вся скорбь мира.

Внезапно Оливии захотелось ее обнять. Никто не догадывался, что Камео каждый вечер плачет перед сном. Это просто разрывало сердце. Оливия подумала, что, возможно, удастся подружиться с Камео, снова удивляясь тому, что страх отступил.

— Ну, прямо сейчас об этом и речи быть не может, — произнес Аэрон, снова беря Оливию за руку, и, шагая вперед, потянул ее за собой. Подойдя к столу, он выдвинул для нее стул.

Оливия качнула головой, по-прежнему глядя в пол.

— Нет, спасибо.

— Почему?

— Я не хочу сидеть одна. — Особенно после того, как познала блаженное ощущение близости Аэрона, сперва в качестве ее матраса, потом — опоры.

Вздохнув, он сам плюхнулся на стул. Стараясь сдержать торжествующую улыбку, Оливия устроилась у него на коленях. Ладно, на самом деле она шлепнулась к нему на колени. Ведь без его поддержки ей не за что было уцепиться. Аэрон напрягся, но не оттолкнул ее.

Она понятия не имела, как сидящие за столом восприняли это маленькое представление, потому что по-прежнему держала глаза опущенными. Самой ей было очень спокойно и хотелось весь день провести на коленях у Аэрона.

— Где остальные? — поинтересовался он так, словно разговор и не прерывался.

— Люсьен и Анья в городе, все еще ищут твою Девушку-из-Тени, — пояснил Парис. — Торин, как обычно, в своей комнате, наблюдает за окружающим миром и охраняет нас. Даника… — При упоминании этого имени Аэрон вздрогнул, и Оливия успокаивающе похлопала его по руке. Он до сих пор испытывает чувство вины за то, что едва не убил подругу Рейеса. — Даника что-то рисует, но пока не говорит, что именно, а Эшлин просматривает свитки, переданные Кроносом, пытаясь вспомнить, слышала ли разговоры о ком-либо из списка.

Оливия знала, что в упомянутых свитках перечислены почти все бессмертные, одержимые демонами, вырвавшимися из ларца Пандоры. Ангелы столетиями следили за ними, так что Оливия в курсе, где некоторые из них живут. Приговорит ли ее собственная раса к смерти, если она расскажет Владыкам то, что ей известно? Нарушит ли она тем самым древний закон?

— О, боги, Разврат, нам стоит переименовать тебя в Скуку. Давай поговорим о чем-нибудь более веселом. Разве не полагается вначале представиться? — подсказал Уильям. — Это же элементарная вежливость.

— С каких пор тебя волнуют правила приличия? — рявкнул Аэрон.

— С этих самых.

Оливия услышала, как он скрипнул зубами.

— Это Оливия. Она ангел, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Его грубый тон не предполагал развития темы.

— Падший ангел, — тем не менее поправила она и не смогла сдержать радостный возглас, заметив вазу с виноградом. Три дня голода давали о себе знать.

Умение делиться и умеренность — два ее неизменных жизненных принципа — отошли на второй план, когда она схватила вазу и прижала к своей груди. Пригоршнями отрывая восхитительные ягоды, она отправляла их в рот одну за другой, наслаждаясь вкусом и постанывая от удовольствия. Очень скоро ваза опустела, и Оливия нахмурилась — пока не заметила тарелку с кусочками яблока.

— Вкуснятина. — Она потянулась за лакомством и едва не опрокинулась, но сильные руки Аэрона легли на ее бедра, удерживая на месте и заставляя трепетать. — Спасибо.

— Не за что, — прохрипел он.

Оливия с улыбкой умыкнула тарелку со стола и вновь устроилась у Аэрона на коленях. Он напрягся и слегка толкнул ее в поясницу, но она не обратила внимания, быстро поглощая кусочки яблока и постанывая от удовольствия. Теперь, когда она стала человеком, еда казалась еще вкуснее. Слаще. Принятие пищи из привычки превратилась в необходимость.

Наконец насытившись, Оливия огляделась, чтобы предложить кому-нибудь оставшийся кусочек яблока. И поняла, что, пока она ела, все остальные не сводили с нее глаз. Еда в желудке налилась свинцовой тяжестью.

— Простите, — автоматически произнесла она, гадая, что опять сделала не так.

— За что ты извиняешься? — спросила Кайя. В ее голосе не было злости, лишь неподдельное любопытство.

— Все на меня смотрят, и я подумала… — Да и Аэрон напрягся еще сильнее.

— Соглашусь с гарпией, — поддакнул Уильям, подергав бровями. — Мне нравятся женщины, которые умеют соблазнительно есть.

Она же ничего подобного не делала, правда?

Кайя отвесила ему подзатыльник:

— Заткнись, плейбой. Никого не интересует твое мнение. — Затем обратилась к Оливии: — На случай, если ты еще не догадалась, поясню: я разглядываю тебя просто из любопытства.

То же самое Оливия испытывала к Кайе. Гарпии могут есть только украденную пищу, они беззастенчиво лгут и самозабвенно убивают. Короче говоря, являются полной противоположностью ангелам и сполна наслаждаются жизнью. Вот почему Лисандр выбрал себе в подружки одну из них.

«Скоро я тоже буду жить на полную катушку».

— Знаешь Лисандра, приятеля моей близняшки? — спросила Кайя.

— Да, и очень хорошо.

Гарпия поставила локти на стол, отчего посуда задребезжала.

— Он правда такой безжалостный, как я думаю? — В голосе ее сквозило отвращение.

— Возможно, даже более того.

— Так я и знала! Бедняжка Би. — Сострадание омрачило ее черты, но она тут же просияла. — Придумала. Мы с тобой станем держаться вместе, потому что две красивые головки всегда лучше одной, и сообразим, как его хоть немножко смягчить. Мы даже сможем лучше узнать друг друга. Женщинам в этом доме приходится держаться сообща.

— Вряд ли это у вас получится. После завтрака я отвезу Оливию в город. — Аэрон еще сильнее стиснул ее в объятиях. — Так что никаких планов. Никаких послаблений. И уж точно никакой дружбы.

Плечи Оливии поникли. Неужели Аэрон всегда был так суров, а она просто не замечала? Или ведет себя так ради ее же блага?

— Ты уверен, что хочешь от меня избавиться? — спросила она. — Я тебе пригожусь. Обещаю!

— Потому что можешь мне помочь? — спросил он, хотя следовало бы говорить утвердительно.

Оливии вдруг захотелось схватить упрямца за плечи и хорошенько встряхнуть.

— Да.

— У нас здесь и так полно помощников.

— Еще я могу сделать так, что ты будешь улыбаться. Это моя работа, помнишь? — Вообще-то прежняя работа, по которой она скучает. — Ты бы хотел улыбаться?

— Нет, — без колебаний ответил Аэрон.

— А я бы хотел, — вмешался Уильям. — Люблю лежать обнаженным в постели и улыбаться, так что я за то, чтобы оставить ангела.

Ногти Аэрона впились сквозь ткань платья в кожу Оливии, но она не стала возражать. В противном случае он уберет руки, а ей нравится ощущать их там, где они сейчас.

— Как сказала Кайя, твое мнение никого не интересует.

— Кроме того, — добавила Кайя, — я сомневаюсь, что здоровяк вообще умеет улыбаться.

— Вот и я сомневаюсь, — брякнул Аэрон, и все засмеялись.

— Ясное дело, Ворчун. — Кайя перебросила через плечо свои огненные волосы. — Слушай, тебе незачем отвозить ангела в город. Я самолично позабочусь о том, чтобы поближе познакомиться с ней. Меня невероятно впечатлил тот факт, что она позволила вышвырнуть себя с небес, и требую побольше пикантных подробностей.

— Как и я, — решительно кивнула Камео. — В смысле, узнать ее поближе.

— Можете и меня добавить в компанию. — Уильям послал Оливии воздушный поцелуй, и она зарделась. — Не надо ничего говорить. Я предвижу, какие слова готовы сорваться с твоего языка. Поправь меня, если я ошибаюсь, но тебе будет приятно узнать меня поближе.

Аэрон издал низкое гортанное рычание.

— Она не останется, так что приятно ей не будет. Как я уже сказал, я отвезу ее в город и оставлю там. Сегодня же.

— Но почему? — спросила Оливия. Может, она и ненавидела свои обязанности ангела-воителя, может, ей никогда не приходилось убивать, но это не означает, что она совершеннейшая слабачка. — Ты думаешь, будто тебе не нужны еще помощники, но гарантирую: те, кто у тебя есть, не защитят от следующего ангела, посланного за твоей головой.

Оливия ожидала, что кто-нибудь выскажется в ее поддержку, но, казалось, никого не беспокоил небесный убийца, который явится уничтожить их друга. Все сидящие за столом, видимо, полагают, что Аэрон непобедим. Включая его самого.

Так что, разумеется, он продолжал упрямиться:

— Мне все равно.

Оливия поставила тарелку обратно на стол, загремев посудой куда сильнее, чем прежде Кайя.

— Также я могу помочь тебе победить охотников. — И это правда.

— Оливия! — Ей не нужно было смотреть на него, чтобы понять, что он воздел глаза к потолку, словно умоляя небеса ниспослать ему терпения. Вот только, если она не ошибается, в молитве, которую бормотал Аэрон, он просил о силе. — Мы демоны, а демоны и ангелы не могут быть вместе. Кроме того, Легион не вернется, пока ты здесь.

Единственный аргумент, который Оливия не могла полностью опровергнуть.

— Но… но… я бы хотела с ней поладить. — Если он и услышал панику в ее голосе, то не подал виду. — И я буду приветлива со всеми остальными твоими друзьями. Как же иначе? Я пожертвовала всем, чтобы спасти тебя.

— Знаю, — прорычал Аэрон.

— Самое меньшее, что ты можешь сделать, — это…

— Я не просил тебя ничем жертвовать! — взорвался он. — Так что нет. Никакого «самого меньшего» быть не может. Ты выздоровела. Мы в расчете. Я ничего тебе не должен.

Игнорируя его, Камео оперлась локтями о стол и наклонилась ближе к Оливии:

— Забудь о нем. Просто он еще не получил нужную дозу кофеина. Давай-ка вернемся немного назад. Чем ты можешь помочь нам с охотниками?

Наконец-то! Хоть какое-то проявление интереса, пусть даже тон Камео скорее печальный, чем ободряющий. Оливия еще выше вздернула подбородок.

— Во-первых, мне известно, где находятся остальные бессмертные, одержимые демонами. — К счастью, после этих слов ее не поразила молния и не окружили ангелы с пылающими мечами. — Кажется, вы говорили, что разыскиваете их.

Минута прошла в пораженном молчании. Все ошеломленно смотрели на Оливию.

— Аэрон… — начала Камео.

— Нет. Это не имеет значения, — твердо произнес он. — У нас же есть свитки.

— Да, но в них указаны имена, а не местонахождение. — Взгляд женщины Владыки стал пронзающим. — Сабин наверняка захочет поговорить с ней, когда вернется.

— Тем хуже для него.

— Раз этот кретин Сабин захочет с ней потолковать, то и Гвенни тоже, — произнесла Кайя, барабаня ногтями по столу. — А как ты уже знаешь, молокосос, я привыкла следить, чтобы моя сестра всегда получала желаемое. Кроме того, я умираю от скуки, ведь, вопреки обещаниям, никто на крепость так и не напал.

— Гарпия, — прорычал Аэрон, — не испытывай мое терпение. Ты подчинишься мне и дашь ангелу уйти.

— Воины просто душки, когда начинают вести себя как крутые командиры. — Рука Кайи резко метнулась вперед, и снова раздался грохот посуды. Гарпия схватила пригоршню яиц и швырнула их в Аэрона.

Оливия быстро пригнулась, и яйца угодили ему в лицо. Он скривился, вытирая желтую массу. К Оливии он больше не прикоснулся, а положил руки на подлокотники.

Кайя захихикала, как школьница.

— Не притворяйся, будто удивлен нашим желанием оставить ее здесь. Парис рассказал мне, что ты крикнул Кроносу той ночью на крыше. «Пошли мне женщину, которая меня отвергнет», — передразнила она.

— Да неужели? Когда это вы с Парисом нашли время для разговоров по душам? — поинтересовался Уильям, намазывая маслом черничный кекс.

Кайя лишь плечами пожала, не сводя глаз с Аэрона.

— Пару ночей назад мне хотелось поразвлечься, а он выглядел несколько ослабевшим. — Она снова пожала плечами. — Позже он решил немного поболтать.

Парис в подтверждение ее слов лишь кивнул. Каждый раз, когда Оливия видела одержимого демоном Разврата, он был грустен. Но сейчас выглядит почти… счастливым, только немного усталым. Тот еще, должно быть, у них с Кайей разговорчик вышел!

— Я же предлагал тебе место в своей постели, — плаксиво воскликнул Уильям.

Постели? Ой-ой. Кайя и Парис, по-видимому, занимались еще кое-чем помимо разговора по душам.

— Ты облажался в игре «Герой гитары», вот я и решила, что твои ручки недостаточно ловкие. Кроме того, на тебя положил глаз кое-кто, кого мы все знаем и любим.

— Кто? — вырвалось у Оливии.

Кайя не обратила на нее внимания, продолжая разговор с Уильямом:

— Поэтому право согреть меня той ночью я предоставила Парису. Жду не дождусь встречи с Бьянкой, чтобы пересказать ей все горячие и грязные детали.

— О нет. Нет-нет-нет. Незачем раскрывать подробности связи со знаменитостью! — прошипел Парис.

Гарпия медленно порочно улыбнулась.

— Напротив! Выложу все, как есть. А тебе, Аэрон бесполезный, придется отправиться в город и там поиграть со своей маленькой демонессой, раз уж так жаждешь ее возвращения. Ангел остается.

Дыхание Аэрона огнем обожгло шею Оливии.

— Это мой дом.

— Больше нет, — в унисон отозвались Кайя и Уильям.

Они обменялись улыбками, хотя Уильям все еще дулся на гарпию из-за выбора партнера.

— Верно, — подтвердила Оливия, вздернув подбородок. — Больше нет.

Ей хотелось, чтобы Аэрон остался с ней, но ему определенно нужно время, чтобы понять, как ему повезло, что она здесь.

Она уверила себя, что это вовсе не эгоистично. Правда не может быть эгоистичной. Кроме того, Аэрону требуется всего несколько часов, чтобы осознать, как сильно он нуждается в Оливии и хочет быть с ней. Он же умный мужчина. По большей части.

«Пожалуйста, пусть он захочет остаться со мной».

Руки Аэрона снова обхватили ее талию, но на этот раз сжали так сильно, что она вскрикнула.

— Оливия, ты знаешь, где спрятан ларец Пандоры?

Разумеется, он задал тот единственный вопрос, на который у нее нет ответа.

— Ну… э-э-э… нет.

— Ты знаешь, где находятся Плащ Невидимости и Жезл Разделения?

Хорошо. Два вопроса, на которые ей нечего ответить.

— Нет, — призналась она чуть слышно.

Оливия знала лишь, что Владыки отыскали два из артефактов Кроноса: Клеть Принуждения и Всевидящее Око. Как и упомянул Аэрон, им не хватало Плаща Невидимости и Жезла Разделения. Так как Единому Истинному Богу подобные реликвии без надобности, ангелы никогда их не искали.

Аэрон поставил Оливию на ноги и отпустил. Ей пришлось схватиться за стол, чтобы не упасть. И сжать губы, чтобы не застонать от разочарования.

«Коснись меня».

— По-прежнему хотите, чтобы она осталась? — спросил он лишенным эмоций голосом. — Она, а не я?

Один за другим присутствующие кивнули. Без тени раскаяния.

— Отлично. — Он провел языком по зубам. — Она ваша. Выспрашивайте у нее что хотите. А я, как вы и предложили, отправляюсь в город. Кто-нибудь, отправьте мне эсэмэску, когда она уйдет. Только тогда я вернусь.

Глава 6

«Все вокруг сговорились, чтобы свести меня с ума», — мрачно подумал Аэрон.

Во-первых, друзья вышвырнули его из дома. Во-вторых, демон вопил в голове, требуя остаться. Остаться. С Оливией. С той, кого Ярость должен презирать. С той, кого сам Аэрон должен презирать. Вместо этого он вдруг понял стоящую перед демоном дилемму.

Оливия очаровательна.

Проснувшись нынче утром и осознав, что Оливия полностью исцелилась, Аэрон почувствовал вспышку желания, существование которого отрицал всего несколько дней назад. Даже сейчас оно никак не шло на убыль. Когда Оливия упала на пол, платье задралось до талии, и ее трусики… черт, ее трусики. Слишком белые, слишком невинные. Вызывают у мужчины желание стянуть их зубами и нарушить чистоту владелицы. Аэрону хотелось сорвать с нее и платье тоже, чтобы в полной мере насладиться ею.

Каким-то чудом он сумел справиться с собой.

Может, потому, что узнал — и теперь постоянно напоминает себе об этом, — что услышанный им накануне голос принадлежал Лисандру. Что именно Лисандр исцелил Оливию, потому что хочет, чтобы она была счастлива и невредима.

— И нетронута, — пробормотал он.

Лисандр стал бы ужасным врагом.

С охотниками Владыки могут сражаться. Но с охотниками и ангельским войском одновременно? Маловероятно.

В конце концов Аэрону все же удалось взять себя в руки, встать с кровати и при этом не наброситься на Оливию в отчаянном желании коснуться ее тела, отведать ее на вкус. Он сумел-таки убедить себя, что от нее нужно избавиться. И даже благополучно позабыл об эрекции, пульсировавшей между ног, пока Оливия ерзала у него на коленях, соблазнительно поглощая фрукты.

А Ярость теперь настаивает на большем.

— Ты нравился мне куда сильнее, когда просто присутствовал в моей жизни. Как побуждение к действию, — сказал Аэрон своему демону.

Тот в ответ лишь фыркнул. По крайней мере, больше не ноет. Демон затих всего несколько минут назад, поняв, что задумал Аэрон.

Аэрон потер лицо с такой силой, что оцарапал щеки мозолистыми пальцами. Сейчас он в городской квартире Джилли — просторной, с тремя спальнями, расположенной в престижном районе. Джилли — юная подруга Даники, живущая теперь в Будапеште. Торин, их первая линия обороны в крепости, оснастил квартиру всевозможными чудесами техники по обеспечению безопасности на случай, если охотники все же вычислят связь хозяйки с Владыками. Хотя она была обычной смертной и не имела никакого отношения к криминалу — просто чудо, учитывая то, что Даника рассказывала о трудном детстве подруги, — эти ублюдки не колеблясь причинили бы ей вред.

Джилли учится в выпускном классе средней школы и, без сомнения, рада находиться подальше от Владык. Рядом с Аэроном ей все еще не по себе. И неудивительно. Несмотря на то что ей всего семнадцать, Джилли неоднократно сталкивалась с темной стороной мужской натуры и уже много лет сама о себе заботилась. Владыки предложили ей комнату в крепости, но она предпочла собственное жилье. Это и к лучшему. Теперь Аэрону не придется бесцельно бродить до самой ночи, и он наконец получил возможность вызвать Легион.

Он встал в центре гостиной, предварительно отодвинув диваны и кресла к стенам, чтобы освободить место для круга из соли и сахара, который насыпал прямо перед собой. Он собирался вызвать демонессу так, чтобы она не могла не подчиниться.

Разведя руки в стороны, он произнес:

— Легион, Quinientos Diecé is of the Croisé Sombres of Neid and Notpe hocil. — Все в точности так, как она его учила. Он назвал ее имя, порядковый номер и звание на смеси разных языков. Легион, номер пятьсот шестнадцать из числа Темных Крестоносцев Зависти и Нищеты. Не проговори он всего этого, мог бы случайно вызвать кого-то другого. — Приказываю тебе появиться передо мной. Сейчас же.

Не было ни вспышки света, которой так любил знаменовать свои визиты Кронос, ни остановки времени. Только что Аэрон стоял в комнате один, а в следующий миг внутри круга возникла Легион. Вот так просто.

Она упала на пол, тяжело дыша. На чешуйчатой коже блестели капельки пота.

— Легион!

Аэрон наклонился и подхватил ее на руки, внимательно следя, чтобы ни единая крупинка соли или сахара не попала на ее кожу. Она предупреждала, что это вызовет ожог.

Ярость замурлыкал, вновь придя в благодушное настроение.

Легион тут же свернулась клубком в объятиях воина.

— Аэрон. Мой Аэрон.

Ее действие напомнило об Оливии. Милой, прекрасной Оливии, которая осталась с Кайей, чокнутой гарпией с извращенным чувством юмора, и с Камео, безжалостной убийцей с трагическим голосом. Не говоря уже об Уильяме и Парисе, помешанных на сексе. Прими их Аэрон всерьез, разнес бы квартиру Джилли в приступе ярости. Да-да, именно ярости, а не ревности. Если бы они попытались приставать к Оливии, то навлекли бы на себя гнев Лисандра, — и исключительно эта мысль (а вовсе не то, что Оливия могла бы увлечься кем-то из его друзей) привела Аэрона в бешенство.

Чуть погодя Аэрон решил, что в стенах квартиры Джилли не хватает нескольких дыр. Он оказал бы хозяйке услугу, помогая разнообразить интерьер дома.

Учитывая то, как настороженно держалась Оливия со всеми — всеми, кроме него самого, но Аэрон вовсе этим не гордился, — возможно, не сильно-то она и преуспела с этой своей дружбой. Быть может, прямо сейчас она прячется в его комнате, плачет и молится, чтобы он поскорее вернулся.

Определенно диван покажется Джилли куда более удобным, если разломать его надвое.

«Закрой свое сердце — ты ведь уверял Париса, что это тебе по силам». Настроение Оливии его не волнует. И слезы ее ничего не значат. Просто не могут что-то значить. На самом деле так даже лучше. Она гораздо быстрее уберется из крепости.

Для него самое важное в жизни — это Легион. Дитя, которое он втайне желал, но не мог иметь. Не только потому, что никогда не встречался с женщинами, но и потому, что знал, насколько слабыми могут быть дети. Неизвестное ему счастье отцовства не стоило агонии наблюдать, как собственный ребенок стареет и умирает на твоих глазах.

С Легион ему нечего опасаться. Она будет жить вечно.

— Что случилось, драгоценная моя девочка? — спросил Аэрон, неся демонессу к дивану, где устроился на подушках, держа ее в объятиях. От нее пахло серой, и Ярость вздохнул от тоски по дому. Некогда демон ненавидел этот запах. Теперь же, познав ужас заточения в ларце Пандоры, Ярость считал вонь серы райским ароматом.

— Они пресследовали меня. — Она потерлась шершавой щекой о его грудь, оцарапав кожу, и замурлыкала. — Поччти поймали меня в этот разз.

Из-за раздвоенного языка Легион всегда растягивала некоторые звуки, и Аэрон находил это очаровательным. Когда они только познакомились, она и говорила как ребенок, путая времена и местоимения. По просьбе самой Легион Аэрон занимался с ней грамматикой и очень гордился ее успехами.

— Сейчас ты здесь. В безопасности. — Аэрон погладил маленькие рожки у нее на голове, зная, что они очень чувствительные и что ей это нравится. — Тебе не нужно возвращаться.

— Ангел мертв?

— Не совсем, — ответил он, откладывая объяснения на потом.

Несколько минут они просидели молча, пока дыхание Легион не пришло в норму. Наконец она успокоилась, и пышущие жаром чешуйки на коже остыли. Она села и посмотрела по сторонам своими красными глазами.

— Это совссем не нашш дом, — озадаченно протянула она.

Аэрон попытался посмотреть на обстановку ее глазами. Мебель всех цветов радуги: красная, синяя, зеленая, фиолетовая и розовая. На деревянном полу ковер с цветочным узором. Стены увешаны большими и маленькими картинами с изображением небес — подарки от Даники.

— Мы дома у Джилли.

— Мило, — отозвалась Легион с явным почтением в голосе.

Аэрон давно перестал удивляться женственности демонессы. Когда они вернутся в крепость, он устроит так, чтобы у нее появилась собственная комната. Комната, которую она украсит по своему вкусу. Неизвестно, сколько еще розового он сможет вынести в своей спальне.

— Рад, что тебе нравится. Мы можем побыть здесь некоторое время.

— Что? — Она посмотрела Аэрону в лицо, и благоговение ее сменилось яростью. — Ты теперь жживешшь с Джжилли? Она… она тебя любит?

— Нет.

Легион медленно расслабилась.

— Что ж, ладно, а теперь я хоччу домой. Я соскуччилась.

«И я тоже».

— Увы, мы не можем вернуться. Там ангел.

Легион напряглась, и ярость ее вернулась с новой силой.

— Поччему там она, а не мы?

Отличный вопрос.

— Она хочет помочь разобраться с охотниками.

— Нет. Нет! Это я помогаю с оххотниками!

— Я знаю, знаю.

Легион хоть и мала ростом, но жестока, и убийство для нее — просто игра. Однако в ее жизни было столько борьбы, что теперь Аэрон желал для нее покоя и не хотел втягивать в новую битву. И не станет этого делать.

Она слишком много значит для него.

— Здесь мы можем побыть одни, — сказал он.

— Хорошшо. — Легион снова прильнула к нему и расслабилась. — Осстанемся, но я помогу большше, чем она.

Или Оливия лишится головы. Предупреждение получено. Пришло время отвлечь милую крошку.

— Хочешь сыграть в игру?

Усмехнувшись, Легион подскочила и, скользкая как змея, обвилась вокруг шеи Аэрона.

— Хоччу, хоччу, хоччу!

Его милая Легион всегда готова играть. Хоть речь ее и улучшилась, желания по-прежнему оставались детскими.

— Выбирай любую, какая нравится.

Потянувшись, чтобы приласкать демонессу, Аэрон обратил внимание на свою руку. На запястье остался крошечный незанятый татуировками кусочек кожи, и он решил наколоть там змею на память о Легион. Эта татуировка станет единственной в своем роде, так как, в отличие от остальных, будет напоминать о хорошем в его жизни.

Да, идея ему понравилась.

— Хоччу играть… в «Одежжда не обяззательна». — Забава, также известная под названием «Порви в клочья все, что надето на Аэроне».

— Может, выберешь что-то другое? Как насчет «Салона красоты», в который мы играли неделю назад? Разрешаю накрасить мне ногти.

— Да! — Легион в восторге захлопала в ладоши. — Схожжу за лаком Джжилли.

Она сорвалась с места и исчезла в коридоре.

— Спальня Джилли последняя по правой стороне, — крикнул Аэрон ей вслед, решив, что еще пару часиков побалует Легион, а потом отправится прочесывать город в поисках охотников и Девушки-из-Тени. После всего, что Легион пришлось пережить в аду, он просто обязан дать ей возможность немного развлечься, и черт с ними, с обязанностями.

Обязан. Слово буквально взорвалось в голове, и Аэрон выругался. Парису он тоже обязан помочь.

Хоть он и заявил, что не вернется в крепость, пока Оливия не уйдет, но ему нужно заботиться о Парисе. Эта обязанность не из тех, от которых отлынивают под любым предлогом, а Аэрон уже три дня подряд сваливает свою работу на Люсьена. Аэрон вздохнул, недовольный собой. То, что Люсьен переносит Париса в город, еще не означает, что тот кого-то там себе находит.

Может, Парис и переспал с Кайей прошлой ночью, но силы, которую он при этом почерпнул, надолго не хватит. Хоть за завтраком он и улыбался, все же выглядел усталым. А усталость, как успел узнать Аэрон, служит первым признаком начала проблем.

Он был готов побиться об заклад, что после Кайи Парис больше ни с кем не спал. А так нельзя.

Легион, широко улыбаясь, вприпрыжку вернулась в гостиную с пурпурной пластиковой коробкой в руках.

— Когда я законччу, твои ногти будут похожжи на радугу.

Радуга. Все лучше, чем ярко-розовые всполохи, которые она намалевала на нем в прошлый раз.

— Прости, детка, но игру придется отложить. Мне нужно вернуться в крепость и кое-что уладить. Ты пока останешься здесь.

Коробка с грохотом ударилась об пол.

— Нет!

— Я ненадолго.

— Нет! Ты меня выззвал. Сказзал, мы будем играть.

— Но если Джилли вернется до меня, — продолжал Аэрон, пропустив ее слова мимо ушей, — пожалуйста, умоляю тебя, не пытайся поиграть с ней. Хорошо? — Смертная этого точно не переживет. — Мне нужно кое-что захватить, и все. — Вернее, кое-кого. — Будь хорошей девочкой и жди меня.

Легион подскочила к нему, положила руки на грудь и провела по ней когтями, отчего на коже выступили капельки крови.

— Я с тобой.

— Тебе нельзя, детка. Помнишь? — Аэрон протянул руку и почесал ее за ушком. — Там ангел. Хоть она и лишилась крыльев и теперь ее можно видеть, для тебя она по-прежнему опасна. Она…

Маленькая демонесса подпрыгнула и, устроившись у Аэрона на коленях, посмотрела в лицо. Ее и без того большие глаза расширились еще сильнее.

— У нее большше нет крыльев?

— Нет.

— Значчит, она пала, да?

— Да.

Легион снова радостно захлопала в ладоши.

— Я слышшала про падшшего ангела, но не знала, что это она. Я могла бы помоччь муччить ее! Но это можжно иссправить. Можжно прямо сейччас очисстить от нее дом. Я могу убить ее.

— Нет, — воскликнул Аэрон резче, чем собирался.

Демон Ярости заметался и зарычал у Аэрона в голове, впервые разозлившись на Легион.

Не потому ли, что сам хотел уничтожить ангела? Нет. Аэрон тряхнул головой. Бессмыслица какая-то, ведь совсем недавно Ярость желал «большего». Возможно, демон вообще не хочет, чтобы кто бы то ни было уничтожил ангела. Эта догадка тоже казалась странной, но больше соответствовала истине.

Почему Оливия нравится демону?

«Потом подумаю». Аэрон взял Легион пальцами за подбородок и заставил сфокусировать внимание на себе, чтобы наверняка отвлечь ее от фантазий об убийстве Оливии.

— Посмотри на меня, детка. Хорошо. Теперь слушай. Ты не тронешь ангела.

Легион удивленно заморгала:

— Но я могу! Мне досстанет ссил, правда, правда!

— Знаю, что можешь, но не хочу, чтобы ты это делала. Ей поручили убить меня, но она не стала выполнять приказ.

Вместо этого, Оливия пожертвовала ради него всем.

«Почему? » — в тысячный раз спрашивал себя Аэрон. Кем надо быть, чтобы пойти на такое? Когда Оливия напомнила ему о принесенной жертве, он поднял ее на смех, хотя на самом деле был очарован и смущен. И покорен.

Она же его совсем не знает. Или, вернее, знает немного, ведь неделями следила за ним, но в этом случае ее решение выглядело еще более странным. Более того, он просто недостоин спасения. Только не от ангела — воплощения добра, истины и красоты. И уж точно не от женщины, с которой никогда не позволит себе быть.

— И ччто? — настаивала Легион.

— И то. Взамен мы тоже будем добры к ней.

— Что? Нет! Нет-нет-нет. — Если бы она стояла, то топнула бы ногой. — Я обижжу ее, ессли захоччу.

— Легион, — произнес Аэрон самым строгим тоном, на который был способен. — Это не обсуждается. Ты оставишь ее в покое. Пообещай мне.

Нахмурившись, она спрыгнула с его коленей и принялась мерить шагами ковер.

— Ты хотел, ччтобы я была добра с твоими друззьями. Ззначчит, и она твой друг? Ты не можжешшь дружжить с мерззким ангелом.

Легион словно говорила сама с собой, так что Аэрон не стал отвечать. Просто дал ей возможность выговориться, чтобы выпустить пар.

— Она крассивая? Готова посспорить, что крассивая.

И снова Аэрон промолчал, понимая, что Легион ревнует и хочет быть центром его мира. Такое поведение не редкость у детей отцов-одиночек. Она не любит, когда он переключает внимание на кого-то еще.

— Ты ее любишшь, — с укоризной произнесла она.

— Нет. Не люблю, — возразил Аэрон, слыша неуверенность в собственном голосе.

Несколько ночей подряд он держал Оливию в объятиях, и ему это понравилось. Даже слишком. Понравилось, что за завтраком она сидела у него на коленях. Понравилось ощущать ее чистый небесный аромат. Чувствовать ее мягкую кожу и смотреть в невинные глаза. Ему нравились ее доброта и решительность.

Нравилось то, как она смотрит на него — словно он и спаситель, и соблазнитель одновременно.

— Ты ее любишшь, — повторила Легион с такой яростью, что, будь ее слова огнем, обожгли бы ему кожу.

— Легион, — воскликнул Аэрон. — Даже если мне и понравится другая женщина, это вовсе не означает, что я буду меньше любить тебя. Ты мой ребенок, и ничто это не изменит.

Яд закапал с ее невероятно острых клыков — клыков, которые она с рычанием оскалила.

— Я не ребенок! А ты не можжешшь ее любить. Проссто не можжешшь. Я убью ее. Убью прямо сейччасс!

С этими словами Легион растворилась в воздухе.

— Ну, что скажешь?

Оливия неловко вертелась перед огромным, во весь рост, зеркалом, рассматривая свой наряд: черные сапоги до колен, едва прикрывающую ягодицы юбку и топ небесно-голубого цвета. Из-за пояса юбки выглядывал край голубых, в тон топу, стрингов, кричащих об испорченности своей владелицы. Никогда прежде Оливия так не обнажалась. Даже находясь наедине с самой собой. В этом просто не было надобности.

Впрочем, она сама об этом попросила.

— Сделай меня красивой, — обратилась она к Кайе, едва Аэрон, печатая шаг, покинул крепость.

— Ах, чудненько! Создадим тебе образ развратницы, — объявила гарпия.

Заслышав это, Уильям и Парис застонали. Напевая себе под нос «Ску-у-укота-а», Парис удалился. Уильям уходить не спешил, пытаясь предложить свою «помощь», но Кайя пригрозила, что сделает себе серьги из его яиц, и он тоже ретировался.

Выпроводив воинов, гарпия удивленно посмотрела на Оливию:

— Хочешь, чтобы Аэрон осознал свою ошибку, а?

— Именно.

Более того, ей хотелось радикально изменить ангельский образ. Раз и навсегда. Оливия решила, что, сбросив платье, она с такой же легкостью избавится от страха и нерешительности. А облачившись в вызывающий наряд, обретет уверенность в себе и напористость.

Второй раз повернувшись спиной, чтобы рассмотреть себя сзади, Оливия поняла, что не ошиблась. Ну, вернее, она поняла это, когда у нее перестала кружиться голова. К счастью, она наконец-то стала привыкать к собственным ногам и сумела не упасть.

— Мне нравится, — усмехаясь, провозгласила она.

Теперь Оливия выглядит совершенно по-иному. Почти как человек. Более того, она буквально сияет и купается в этом сиянии, как в море энергии.

«Я сильная. Я красивая».

Что подумает Аэрон? За все то время, что Оливия за ним наблюдала, он никогда не обращал внимания ни на одну женщину — за исключением ее самой в течение нескольких ночей и сегодняшнего утра. Так что она не была уверена, какой тип женщин он предпочитает.

Оливия решила, что это и к лучшему. Так ей не нужно будет притворяться тем, кем не является. В противном случае до сих пор сидела бы на небесах. Так что Аэрону придется полюбить ее такой, какая она есть. Именно этого ей больше всего хотелось. Если же он не сумеет — что ж, тогда не стоит тратить на него время.

«Ты ему понравишься. Как же иначе? »

Как приятно ощущать уверенность.

— Это прикид в духе «заставь мужчину умолять», точно тебе говорю, — уверяла Кайя. Рыжеволосая гарпия битый час рылась в своем гардеробе, чтобы одеть Оливию должным образом. — Я стырила его в одном маленьком магазинчике в городе.

Секундочку.

— Ты не платила за эту одежду?

— Нет.

— Правда?

Оливия с удивлением обнаружила, что от этого признания почувствовала себя еще сексуальнее. Неужели она становится такой же плохой, как демоны? Не отправить ли в магазин немного денег? «У тебя их нет». Может, тогда послать в магазин деньги Аэрона?

— Теперь садись, — скомандовала Кайя, кивнув в сторону кресла у туалетного столика.

Камео застонала.

— Ты еще не закончила? — Сидя на кровати, она нетерпеливо дожидалась конца превращения Оливии в распутницу. — У меня столько вопросов.

— Так задавай их, пока я буду заниматься ее макияжем, — пожала плечами Кайя.

Оливия устроилась на плюшевом сиденье, как ей было велено, а гарпия присела перед ней на корточки, вооружившись кисточкой и коробочкой с тенями лазурного цвета. Оливия никогда прежде не красилась и потому не была уверена насчет такого насыщенного оттенка, но возражать не стала. В конце концов, это одна из причин, по которой она здесь. Попробовать все, что только может предложить ей мир.

— Закрой глаза, — велела Кайя. Оливия подчинилась и почувствовала, как кисточка мягко запорхала по векам. — Начинай, Камео.

Повторного приглашения не потребовалось.

— Ты сказала, что знаешь, где живут другие одержимые демонами бессмертные, — заявила Камео, сразу переходя к делу.

— Да.

И снова молния не поразила Оливию и армия ангелов не появилась.

— В ту ночь, когда Аэрон спас тебя, он встретил девушку. Ее окружали кричащие тени, что бы это ни значило. Ты ее знаешь?

Оливия кивнула, будучи не в силах сдержаться.

— Сиди смирно, — прикрикнула на нее Кайя. — Теперь мне придется заново красить тебе глаз, а то сейчас он выглядит так, будто я тебя ударила. Лично мне так очень нравится, а вот Аэрон, боюсь, не оценит.

— Извини. — Оливия распрямила спину, стараясь больше не шевелиться. — Это Скарлет, дочь Реи. Да, на случай, если вы не в курсе, Рея — самопровозглашенная мать всей земли и озлобленная жена Кроноса.

— Что? — ахнула Камео. — Девушка-из-Тени — дочь богов? Да не каких-то, а Верховного бога титанов?

— Вообще-то она дочь только богини. Кронос ей не отец. Впервые разругавшись с ним, Рея предалась запретной любви с воином-мирмидонянином.

— Из-за чего они с Кроносом поссорились? — спросила Кайя. — Я вроде как должна знать ответ, но никогда толком не следила за небесной политикой.

Это довольно легко объяснить.

— Кронос собрался заточить богов-олимпийцев в Тартар, так как Всевидящее Око предрекло, что они узурпируют его власть. Рея же хотела просто сослать их на землю. Кронос, однако, сделал по-своему и все же засадил их в тюрьму.

Камео задумчиво хмыкнула и добавила:

— Значит, эту Скарлет зачали… когда?

Такой печальный голос… Сердце Оливии обливалось кровью, сжимаясь все сильнее и сильнее с каждым произнесенным Камео словом.

— Рея завела интрижку, пока придумывала способ помочь олимпийцам сбежать из Тартара и свергнуть Кроноса. Ее любовник даже помог ей осуществить этот план, за что и поплатился жизнью. Олимпийцы же в конце концов обрели свободу. Рея думала, что по-прежнему останется у власти, но Зевс побоялся, как бы со временем она не переметнулась на сторону Кроноса, поэтому заточил и мать вместе с отцом. Скарлет родилась и выросла в тюрьме.

Пока Оливия рассказывала, кисточка, спонж и помада порхали по ее лицу. Нервничая, она почувствовала, как болезненно скрутило желудок. Ей оставалось только надеяться, что она не будет похожа на клоуна, когда Кайя закончит с макияжем.

— Значит, эта Скарлет одержима демоном… Тени? — спросила Камео. — Темноты? В таком случае не пойму, как эти явления связаны со злом? Они больше походят на дар, чем на проклятие. Всегда иметь возможность спрятаться… напасть на врага незамеченным…

— Ты мыслишь абсолютными понятиями, — пустилась в объяснения Оливия. — Твоего демона, Печаль, тоже не обязательно следует воспринимать как проклятие, ведь без боли нет и радости. Подумай над этим. Каждый должен в какой-то мере испытать темные эмоции, чтобы иметь возможность по достоинству оценить то, чем обладает. Твой демон лишь крайняя степень проявления эмоций, как и у других Владык. Что касается Скарлет, то ее демон не темнота и не тень. Это Ночные Кошмары.

— Ух ты! — воскликнула Кайя. — А я-то считала наших парней счастливчиками. У этой Скарлет наикрутейший демон.

Ночные Кошмары наикрутейшие? Вряд ли.

— Темнота, вызываемая Скарлет, есть полное отсутствие света. Она носит в себе настоящую бездну, бесконечное царство тьмы. А во тьме скрываются самые жуткие людские страхи.

Услышав шорох одежды, Оливия представила, как Камео перемещает вес тела на кровати, подаваясь вперед.

— Откуда ты столько про это знаешь?

— За столетия я сталкивалась со многими демонами. Как бывший вестник радости, я знаю, как и почему демоническое воздействие разрушает человеческие жизни.

— Ух, впечатляет. И что ты делала с этими демонами? — поинтересовалась Кайя. — Начни с того, как давала им хорошего пинка под зад, и закончи тем, как подтирала кровь.

Милая гарпия, она всерьез думает, что Оливия так сильна.

— Я не сражалась с ними лично. Если мое присутствие само по себе не заставляло их обратиться в бегство, приходилось звать ангела-воителя, чтобы он с ними разобрался.

— Давай-ка вернемся к прежней теме, — сказала Камео. — Едва ли опыт такого рода поможет узнать, где Скарлет находится и на что способна.

Поймана с поличным! Щеки Оливии вспыхнули.

— Понаблюдав за Аэроном некоторое время, я узнала, что он хочет встретить других себе подобных. Тогда я отследила тех, кто находится поблизости, — а ближе всех оказалась именно Скарлет. Еще несколько крутятся неподалеку, но большинство прячется по всему миру.

— Как интересно. Они…

— Нетушки! Моя очередь спрашивать, — вмешалась Кайя. — Так эта Скарлет хорошая или плохая?

Оливия задумалась.

— Зависит от того, что ты понимаешь под «хорошим» и «плохим». Она ведь выросла в тюрьме среди преступников. Они единственные, кого она знала, прежде чем в нее вселили демона и отправили на землю. Все ее последующие действия были направлены на выживание.

— Как и у всех нас, — пробормотала Камео.

Оливия могла бы с этим поспорить. Сама она в последнее время действовала исключительно в собственных интересах. Наверное, ей следовало бы испытывать чувство вины, но… не получалось. Узнав путь к своему счастью, она могла бы найти и дорогу к счастью для Аэрона.

«Никаких „могла бы“! », — воскликнула ее новообретенная решимость.

Закончив наконец наводить красоту, Кайя отложила кисточку, захлопала в ладоши и присвистнула.

— Готово! А я, черт возьми, молодец!

Оливия медленно открыла глаза, посмотрела на свое отражение в зеркале… и у нее перехватило дыхание. А она-то еще думала, что сияет… Глаза, оттененные лазурью, сделались притягательными. Черная тушь настолько удлинила ресницы, что они почти достигли бровей. На щеках играл румянец, будто она только встала с постели, а кроваво-красная помада сделала губы манящими.

— Не стоит предлагать мне в благодарность своего первенца, — сказала Кайя. — Только наличными. А теперь, если хочешь, можем отправиться в город, разыскать Анью — думаю, она еще там, — взять пива и мужчин и продолжить твое развращение.

Все еще очарованная увиденным, Оливия наклонилась вперед и коснулась пальцем темных нижних ресничек. Взгляд стал загадочным, страстным. Идеально.

«Посмотрим, Аэрон, как ты теперь станешь мне сопротивляться, — подумала она. — Я бросаю тебе вызов».

Уверенность в себе оказалась не просто приятной, она буквально грела душу.

— Ты не можешь уйти, — запротестовала Камео. — У меня еще столько вопросов.

Кайя закатила глаза.

— Задашь их в городе, пока будем напиваться до потери пульса. Меня мучит жажда, а Анья оторвет нам голову, если мы не позовем ангела с собой.

— У тебя на все готов ответ, — проворчала Камео.

— Знаю. Разве это не здорово?

— Едва ли.

Пока они шутливо препирались, Оливия коснулась пальцами губ. Вскоре она узнает, каков на вкус поцелуй Аэрона. И опять же, никаких «может быть». Он не устоит. Она сама едва сдерживается. Будут ли его губы твердыми или мягкими? Настойчивыми или нежными? Впрочем, не важно. Главное, она наконец-то добьется того, чего ей так сильно хочется.

— Она здессь? Это она? Ззнаешшь что? Ты умрешшь, ангел, — внезапно раздался новый голос, в котором было достаточно ненависти, чтобы уничтожить целую армию.

Оливия вздрогнула и обернулась, едва удержавшись на ногах. Посреди спальни стояла крошечная демонесса, злобно сверкая ярко-красными глазами. Когти ее удлинились для атаки, острые зубы — оскалились. Даже зеленые чешуйки заострились и встали дыбом, похожие на осколки стекла, — того и гляди, порежут.

На этот раз не Оливия низверглась в ад. Ад сам пришел к ней.

«Нет! » Зародившийся в груди крик не успел вырваться наружу, но комом встал поперек горла, и Оливия смогла выдавить лишь испуганный вздох.

«Тише, успокойся. — Следя за Аэроном, она несколько раз мельком видела это существо и знала, кто к ним пожаловал. Легион. — Не нужно бояться».

Распрямив плечи, Оливия попыталась раскрыть крылья для равновесия — и вспомнила, что их больше нет. Она сглотнула.

— Привет, Легион. Меня зовут Оливия. Я… я не причиню тебе вреда.

— Проссти, не могу пообещщать того жже.

— Тише, тише. — Камео метнулась вперед и оказалась между Оливией и Легион, закрывая собой ангела. — Ничего подобного не будет. Мы все здесь друзья.

— Я и тебя убью, если всстанешшь у меня на пути, — прорычала Легион. — Проччь! Ангел мой!

Кайя поспешила присоединиться к Камео. Вдвоем они образовали не просто живой щит, но настоящую стену.

— Тогда тебе придется убить и меня тоже.

Они ее… защищают? Охраняют? Несмотря на страх, сердце Оливии исполнилось радости. Ни Кайя, ни Камео толком ее не знают, но обращаются с ней как с подругой. Словно она уже стала частью семьи.

— Так что? — спросила Кайя. — Как поступим, демонесса?

— Я убью и тебя тожже.

Затем Легион… пропала.

Хорошо. Учитывая ее угрозы, с исчезновением Легион можно вздохнуть спокойно. Но почему…

Легион снова появилась между двумя воительницами. Прежде чем они успели увернуться или перейти к обороне, она молниеносно укусила в шею сначала одну, потом вторую. Обе рухнули на пол, извиваясь и крича от боли.

Оливия едва успела осознать увиденное.

— Как ты могла так поступить! Я думала, они твои друзья. Они ничего тебе не сделали, а лишь защищали меня.

На нее уставились два красных глаза, ненависть в которых разгорелась еще сильнее.

— Аэрон мой. Ты его не получишшь.

— Что ж, боюсь, не могу с тобой согласиться.

Хотя Оливию била дрожь — она осталась совсем одна, безоружная, беззащитная, с трудом стоящая на ногах, — отступать не намерена.

— Аэрон будет моим. — Так или иначе, Оливия не собиралась лгать о своих чувствах, даже ради собственного спасения.

Между острыми зубами демонессы мелькнул раздвоенный язычок.

— Ты заплатишшь за это, ангел. Ссвоей жжизнью. И Легион бросилась на Оливию.

Глава 7

Семь дней. Семь треклятых дней — и никакого результата. Страйдер, одержимый демоном Поражения, отер полотенцем вспотевшее лицо. Прислонясь спиной к колонне, он обозревал окрестности. Солнце светило ярче и жарче, чем когда-либо в Буде. Кристально чистые воды лениво омывали берега находящегося недалеко от Рима островка, и тихий плеск волн был подобен бальзаму для души.

От храма Неназываемых остались лишь обветшалые колонны вроде той, на которую он оперся, — одни рухнули, другие пока стоят — да еще заляпанный багряными пятнами алтарь. Воздух вокруг этого места вибрирует энергией, от которой у Страйдера волосы встают дыбом. Тем не менее, несмотря на алтарь и силу, он чувствует странное родство с этим местом. В конце концов, многие люди считают неназываемым его самого. Злобным и ненужным.

Страйдер не мог с ними согласиться. Из-за сидящего внутри его демона Поражения ему нельзя проигрывать ни малейшего брошенного ему вызова, в противном случае страдания не заставят себя ждать. Ну и в чем тут зло? Словно он, не раздумывая, бросится убивать только ради победы в компьютерной игре или чего-то в этом роде.

Как бы то ни было, когда Страйдер приезжал сюда в прошлый раз, археологи обшаривали все уголки и трещины. Среди них были и охотники, надеявшиеся отыскать один из могущественных артефактов Кроноса или даже сам ларец Пандоры. И больше они сюда не заглядывали. Почему, спрашивается?

Хотя храм поднялся из моря всего несколько месяцев назад, здесь уже успели вырасти деревья, высокие и с густыми зелеными кронами. Они кольцом обступили место, где некогда гордо возвышалось святилище, но не росли рядом с развалинами. В действительности их стволы изгибались в противоположную от руин сторону, будто страшась подобраться слишком близко.

Чего не было во время его последнего приезда сюда, так это костей. Человеческих. Похоже, они принадлежат археологам. Страйдеру оставалось лишь гадать, что их убило. Нигде не видно ни плоти, ни крови. Да, за несколько месяцев, минувших со времени его прошлого визита, тела людей могло сожрать какое-то животное, но в таком случае хоть где-то должны были обнаружиться остатки страшного пира. Помимо костей, разумеется. Пятна крови, например, или куски сгнившей плоти. Следы ногтей, оставленные пытающимися вырваться людьми. Отпечатки ног в попытке убежать.

Ничего не было.

Итак, что же могло так аккуратно поглотить археологов? Не иначе как божественное чудище.

Анья, полубогиня Анархии и будущая (уже почти) жена Люсьена (кошмар из кошмаров, маленькая испорченная лисица, решила сама заняться подготовкой собственной свадьбы) почти не располагала сведениями о Неназываемых, поэтому догадка, что именно они перекусили смертными, так и осталась неподтвержденной. Анья сказала, что боги никогда о Неназываемых не упоминали, поэтому она точно не знает, на что те способны. Тем не менее боги их боялись.

И все же Страйдер не собирался уезжать. Он должен найти артефакты. И ларец Пандоры. Должен, наконец, уничтожить охотников. От этого зависит его жизнь. Черт возьми, и его душевное спокойствие тоже. С каждым днем голос Поражения в его сознании становился все громче, напоминая о первых днях одержимости — о времени, которое он хотел бы забыть.

Тогда демон рычал и бесконечно завывал в голове, а всепоглощающее желание побеждать каждого встречного сводило Страйдера с ума. И плевать на последствия. Убить друга? Без проблем. Если такова цена победы.

Страйдер тогда себя ненавидел. Наверное, и друзья его тоже ненавидели. Хотя нет, неправда. Они были одержимы своими демонами так же, как и он. На то, чтобы овладеть искусством самоконтроля, понадобилось не одно столетие. Но теперь, когда остальные смогли обуздать темные стороны своей натуры, он готов вот-вот сорваться.

— Похоже, кто-то решил передохнуть, не дожидаясь остальных, — произнес за его спиной хриплый насмешливый голос.

Страйдер обернулся. К нему приближалась Гвен, рыжеволосая красотка-гарпия, которая была сильнее и опаснее любого из Владык. Она бросила Страйдеру запотевшую бутылку воды, и он с легкостью поймал добычу и, не мешкая ни секунды, залпом осушил. Боги, как это приятно — освежить пересохшее горло холодной водой.

— Спасибо.

— Пожалуйста. — Гвен медленно улыбнулась, и Страйдер понял, почему Сабин влюбился в нее. Дерзкие женщины всегда властвуют. — Я украла ее у Сабина.

— Я все слышу, жена, — отозвался тот, выходя из-за колонны напротив. Быстрым шагом подойдя к Гвен, он обнял ее за плечи.

Она тут же прильнула к нему и переплела свои пальцы с его. Гарпия даже положила голову ему на плечо, позволяя поддерживать и оберегать себя. Они могли с удовольствием соревноваться друг с другом, но оставались единым целым, что было ясно без слов.

Честно говоря, поначалу их союз поразил Страйдера. Гвен как-никак приходится дочерью Галену, предводителю их злейших врагов. Более того, Сабин был одержим демоном Сомнения, а Гвен при первой встрече казалась тихой серой мышкой. Демон должен был сожрать ее живьем.

Сейчас в мире не сыскать более уверенной в себе женщины. Как эти двое добились такого, Страйдер не знал. Он просто радовался, что сам не связал себя обязательствами. Он любит женщин — даже скромниц, — но не настолько сильно, чтобы вступать с ними в серьезные отношения.

За последние годы у Страйдера было несколько подружек, и поначалу ему даже нравилась такая жизнь. Нравилось быть привязанным к одной-единственной женщине, нравилась эдакая эксклюзивность. Но когда любовницы обнаруживали его страсть к победам, большинство из них старались извлечь из этого выгоду.

«Спорим, что ты не сможешь влюбить меня в себя». Или: «Тебе никогда не убедить меня, что мы будем вместе навечно».

Страйдер столько раз играл в эту игру, завоевывая сердца, что победы ему наскучили. Теперь он мог провести с женщиной ночь. Может, две. От силы — три. А потом — прощай, бывшая подружка, здравствуй, новая.

— Что за разговоры о досрочном перерыве?

Сабин усадил Гвен на алтарь, а сам, прислонившись к камню бедром, примостился за ее спиной и снова крепко обнял, так, что теперь ее голова лежала у него на груди.

Страйдер пожал плечами:

— Я размышлял.

Вместо того, чтобы, как было велено, проверять камни на наличие символов или посланий.

Для Страйдера Сабин всегда был главным. Верно, это Люсьен командовал элитной армией богов, когда они жили на небесах, но именно к Сабину Страйдер обращался за советом и напутствием. До сих пор. Сабин обезглавил бы родную мать, если бы это помогло выиграть битву. Не то чтобы у кого-то из них была мать. Их создали сразу взрослыми. Но Страйдер ценил такую приверженность.

— Мне послышалось или кто-то говорил про перерыв? — с улыбкой спросил Кейн, одержимый демоном Бедствий, появляясь из-за угла.

Его волосы, одновременно каштановые, черные и золотые, равно как и карие глаза, блестели в янтарном свете солнца.

Страйдер задумался: всегда ли друг так сиял? Они провели вместе целую вечность, но, кажется, никогда еще Кейн не выглядел настолько… счастливым. Сейчас же он светится от радости. Может, храм гармонирует с его сутью?

Внезапный порыв ветра зашелестел кронами деревьев. Одна ветка отломилась и упала на мужчин. И конечно же стукнула Кейна по затылку, но он настолько привык к подобным несчастным случаям, что даже не замедлил шага. Может, храм все же плохо с ним гармонирует.

Страйдер негромко рассмеялся. Это точно не последняя из напастей Кейна. Где бы он ни появился, камни тут же начинали осыпаться, а земля трескаться.

Заслышав хруст гальки за спиной, Страйдер обернулся. К ним приближались Аман, Рейес и Мэддокс — остальные участники команды.

— Перерыв? — спросил Аман грубым от редкого использования голосом.

С головы до ног одетый во все черное, одержимый демоном Секретов редко разговаривал из опасения выдать ошеломляющие подробности, узнать которые остальные Владыки не готовы. Но недавно, чтобы успокоить ярость Гидеона, Аману пришлось выболтать многие из этих тайн, и теперь он сделался чуть более разговорчивым.

Такая перемена порадовала Страйдера.

— Похоже на то, — отозвался он.

Сабин закатил глаза.

— Посмотри, что ты натворил.

— А что плохого в перерыве? Я устал. И, боги свидетели, мы не продвинулись ни на шаг в своих поисках, — подхватил Мэддокс, считающийся самым опасным в их компании.

По крайней мере, так было до того, как он встретил Эшлин. Теперь в его фиолетовых глазах светится особая мягкость, какой не сыскать ни у одного из Владык.

Жаль, что эта мягкость распространяется только на хрупкую Эшлин. Мэддокс одержим демоном Насилия, и когда его демон вырывается на свободу… Ох. Страйдер тоже раз или два сталкивался с неудержимым желанием друга бить и калечить всех, кто попадался под руку, но даже тогда выигрывал, нанося Мэддоксу больше ударов, чем получал сам. Просто ничего не мог с собой поделать.

— Мы прочесали территорию, просветили рентгеном камни в надежде найти что-то внутри их и пролили свою кровь в качестве жертвы, пытаясь вызвать Неназываемых.

Рейес, такой же угрюмый, как Аман, но гораздо более напряженный, развел руки, на которых еще виднелись кровоточащие порезы после последнего жертвоприношения. Или после самоистязания. С Рейесом никогда не знаешь ничего наверняка.

— Что еще нам остается делать?

Все посмотрели на Сабина.

— Именно они сказали нам, что Даника — Всевидящее Око. Я не понимаю, почему бы им снова не прийти к нам на помощь! — воскликнул воин, не скрывая разочарования.

Всевидящее Око может заглянуть в рай и ад. Ей известны планы и богов, и демонов, равно как и последствия их решений, но не обязательно своевременно. Видения приходят к Данике спонтанно и без четкой последовательности.

— Все, что нам нужно, — это узнать, где оставшиеся два артефакта. Разве мы многого просим?! — крикнул Сабин в пустоту.

— Просто помогите нам, дьявол вас разбери, — поддержал друга Кейн, обращаясь к духам.

— В противном случае я на этом острове камня на камне не оставлю — все в море покидаю, — добавил Мэддокс.

— А я ему помогу, — пообещал Страйдер. — Но прежде еще и помочусь на них.

Когда его голос эхом отозвался от камней, воздух вокруг, казалось, загустел от брошенного вызова. Даже насекомые в листве притихли.

— Ух… Может, не стоило угрожать осквернением их собственности, — пробормотал Рейес.

Ой-ой.

Мир вокруг поблек, оставив в зоне видимости лишь храм и алтарь. Но теперь все до единой колонны стояли целые, а беломраморный алтарь сверкал, очищенный от мусора.

Не понимая, что происходит, воины напряженно выпрямились и схватились за оружие.

Страйдер одинаково хорошо владел и огнестрельным, и холодным оружием, но обычно предпочитал кромсать противника ножом. Сегодня, похоже, придется воспользоваться пистолетом. Он держал оружие стволом вниз, что ничуть не умаляло его опасности. Прицелиться и выстрелить Страйдер мог в мгновение ока.

— Что происходит? — прошептала Гвен.

— Не знаю, но будь готова ко всему, — предупредил ее Сабин.

Любой другой воин закрыл бы любимую женщину собственной спиной, пытаясь уберечь, но не Сабин. И с мужчинами, и с женщинами он ведет себя одинаково и, хоть и любит Гвен больше жизни и желает защитить ее отчаяннее, чем жаждет победы над охотниками, все понимают, что гарпия — самая сильная. Она уже спасла жизнь не одному Владыке.

Тем не менее Страйдер стал медленно пробираться вперед, чтобы оказаться перед нею, перед ними всеми. Чувство соперничества… Именно он должен победить в этой заварушке.

Его демон уже увещевал в голове: «Победить… победить… нужно победить… нельзя проиграть».

«Знаю, — мысленно прорычал Страйдер. — Я выиграю».

Он озирался по сторонам, обшаривая взглядом храм в поисках противника и наконец заметил добычу. Огромный мужчина… хотя нет, это существо нельзя назвать мужчиной. Огромное чудовище материализовалось между двумя колоннами.

У Страйдера сжался желудок, когда он оценил размеры монстра. Существо было не одето, да и не нуждалось в покровах. Его кожа напоминала лошадиную шкуру. Вокруг головы вместо волос извивались и шипели тонкотелые змейки, а над нижней губой нависали два длинных клыка. Руки твари выглядели как человеческие, а на ногах вместо ступней были копыта.

Торс представлял собой нагромождение мускулов, в сосках торчало по широкому серебряному кольцу. Цепи обвивали шею чудовища, запястья и лодыжки, приковывая его к колоннам.

— Кто ты? — спросил Страйдер, хотя уродливая сущность монстра была видна невооруженным глазом.

Не то чтобы он ожидал ответа, просто хотелось нарушить раздражающее молчание.

Тут между двумя другими колоннами появился еще один монстр, и Страйдер удивленно заморгал при виде такого подкрепления в стане противника. Этот тоже был мужского пола, но красноватая шерсть покрывала только нижнюю половину его туловища, а на груди красовались множественные шрамы. Его тоже удерживали на месте цепи. Которые, однако, не уменьшали ощущения опасности, исходившего от обоих чудищ.

— Боги всемогущие! Смотрите, — выдохнул Кейн, указывая туда, где возникла третья тварь, на этот раз женского пола.

Как и у монстров-мужчин, торс ее был обнажен, выставляя на всеобщее обозрение огромные груди, также с проколотыми сосками, только кольца скорее сверкали бриллиантами, чем отливали серебром. Ее бедра были обтянуты кожаной юбкой. Тварь стояла в профиль, и Страйдер заметил небольшие рога, выступающие из ее хребта. Вообще-то наличие таких рогов его всегда радовало — будет за что ухватиться, когда чудовище выйдет из себя. На лице монстра виднелся клюв, как у птицы. А не свалить ли ее выстрелом на землю? Нет, не получится. Она тоже покрыта шерстью и прикована.

Один за другим появились четвертый и пятый монстры, оба высокие и огромные, будто ожившие горы. Змей вместо волос у них не было, зато имелось кое-что похуже. У одного сквозь поверхность лысого черепа просачивались тени: густые, гнилые, черные. Голова другого была сплошь утыкана лезвиями. Небольшие, но острые, они выступали из его скальпа, и на каждом блестела прозрачная жидкость.

Неназываемые.

В том не может быть сомнений. Страйдер выдохнул. Жаль, что они не Невидимые в придачу. Черт.

«Победи».

«Никто еще не бросал никакого вызова, придурок! — ответил он своему демону, а про себя добавил: — И слава богам».

Смог бы он победить этих тварей?

Женщина шагнула вперед, и ее цепи зазвенели. Никто из Владык не отступил, и это, казалось, ей понравилось. Она улыбнулась, обнажив белоснежные зубы, острые как бритвы. К счастью, прикованная к колоннам, она не могла двинуться дальше и достать воинов.

— Снова вы запятнали наш порог. — В ее голосе слышались крики тысяч душ, запертых в аду и безуспешно пытающихся вырваться на волю. Их горестные вопли эхом разносились по храму, и Страйдеру вдруг показалось, что он омыт их слезами. — А мы снова почтили вас своим присутствием. Но не надейтесь, даже на миг, что появиться нас заставили ваши угрозы. Хочешь осквернить наш храм? Валяй. Однако предлагаю сразу попрощаться со своим членом, потому что ты его однозначно лишишься.

«Победи! »

«Это не вызов, не вызов, ни хрена не вызов. Пожалуйста, пусть это будет не вызов». Страйдер понял, что тварь не шутит. Если он позволит своему демону вырваться наружу, то потеряет над ним контроль, что обернется большой трагедией. Спросите любого, кто с ним сталкивался.

— Тогда примите наши извинения, — сказал Сабин, пытаясь смягчить ситуацию.

— Принято, — тут же отозвалась тварь.

Эта легкость казалась неестественной. Фальшивой.

Проклятье. Где Гидеон, когда он так нужен? Будучи хранителем демона Лжи, парень мог определить, говорит ли его собеседник правду или врет. Когда монстры появились, Страйдером овладело дурное предчувствие, а теперь он задался вопросом: на чьей они стороне? Эта мысль превратила его опасения в нараставший с каждой минутой страх.

— Давайте-ка поговорим о причине нашего появления, — продолжила Неназываемая. — Ваша решимость победить врага поразительна, и мы решили вознаградить вас за нее.

Награда? От этих чудовищ? Завязавшийся узлом желудок Страйдера принялся исполнять замысловатый танец: поворот-поворот-сжатие, поворот-поворот-сжатие.

«Фальшивка», — снова подумал он.

— Так вы нам поможете? — спросил Рейес. Легковерный дурак. — Поможете нам в конце концов одолеть охотников?

Тварь расхохоталась.

— Как вы сами сказали, мы уже помогали вам. И сделали это, ничего не попросив взамен. — Ее взгляд походил на темный провал, и Страйдер почувствовал себя так, будто падает в пропасть. Глаза твари скользнули по нему, пригвождая к месту. — Разве не так?

Наконец забрезжило понимание ситуации. Если хочешь подсадить кого-то на наркотик, дай ему попробовать первую дозу бесплатно. Помощь монстров как раз и явилась таким пробником, и Владыки попали в зависимость.

А вот за каждое последующее содействие придется платить. И немало. Динь-динь-динь. Наконец-то он понял правду.

— Возможно, мы могли бы помочь друг другу, — предложил Кейн, и земля треснула у него под ногами. Он отскочил в сторону, чтобы не провалиться в яму, виновником появления которой сам и являлся.

Неназываемая вздернула подбородок с высокомерным презрением.

— Нам ничего от вас не нужно.

— Посмотрим, — равнодушно отозвался Сабин. Страйдер буквально видел, как в голове друга вертятся шестеренки. — Вы знаете, где находится Плащ Невидимости? А Жезл Разделения?

— Да. — Она снова усмехнулась, на этот раз напряженно, как пистолет, готовый выстрелить. — Знаем.

«Вот я и на крючке».

«Победи! » — повторил Поражение.

Страйдер облизнул губы в предвкушении, его тело буквально вибрировало при мысли о скорой ликвидации охотников. Наконец-то он в шаге от Суперкубка победителей — только руку протяни. Завладев артефактами, Владыки смогут найти и уничтожить ларец Пандоры. Конечно, это не убьет охотников, но разрушит их планы истребить воинов, изъяв из их тел демонов.

Они уже не смогут жить без демонов, являясь двумя частями единого целого, связанного навеки, — как душа и тело.

Демоны не погибли бы при разделении человека и духа, но лишились бы разума, вынужденные самостоятельно утолять терзающий их вечный голод и извращенные потребности, а сделать этого твари не в состоянии.

Когда охотники убили Бадена, демон Неверия вырвался из его тела, испытывая ужасные мучения и крича от боли, и принялся уничтожать всех на своем пути. А Страйдер только и мог, что беспомощно за этим наблюдать.

Самое ужасное в том, что демон до сих пор скитается по миру, сея разрушение.

Именно по этой причине охотники больше не пытались убить Страйдера и его друзей. Они не хотели освобождения демонов, ведь их тогда будет невозможно поймать.

Благодаря Данике Владыкам стало известно, что охотники разработали новый план действий. Каким-то образом им удалось отыскать демона Неверия и изловить его. Теперь они пытаются заставить его вселиться в другое тело. Если у них получится… Страйдер вздрогнул. Тогда ларец Пандоры им станет без надобности. Они перебьют Владык, поместят их демонов в специально отобранные тела из числа своих приспешников и будут творить что заблагорассудится.

Охотники выступают за мир без зла, но стали бы они придерживаться своих убеждений, завладев всем злом мира? Черт возьми, нет. Власть нелегко уступить. Страйдеру это отлично известно. Он ни за что не отдал бы свою, так как любит побеждать — и не только из-за демона.

— Что вы от нас хотите? — осторожно спросил Сабин. — В обмен на артефакты?

Страйдер едва сдержал усмешку. Сабин не любит ходить вокруг да около. Ему нравится, чтобы все условия обсуждались открыто и каждый знал, во что ввязыва ется.

Неназываемая расхохоталась, но теперь ее смех был жестоким. Может, потому, что на этот раз в нем звучала издевка.

— Думаешь, это так просто? Хочешь отделаться символической платой взамен того, что вы больше всего желаете? Как же ты ошибаешься, демон. Ты не единственный, кто ищет то, что мы можем предложить. Взгляни.

Воздух над алтарем сгустился, сделался плотным и вспыхнул разноцветными красками, которые, соединяясь, образовали нечто вроде фильма. Страйдер подался вперед, чтобы разглядеть изображение, и тут же напрягся, увидев Галена. Белокурые волосы, красивые черты лица, белоснежные крылья. Как всегда, в белом одеянии, словно он и вправду ангел, а не одержимый демоном воин, как и все они.

Рядом с ним высокая стройная женщина, красивая слегка грубоватой красотой, с резкими чертами лица, черными волосами и бледной кожей. Страйдер подумал, что уже видел ее прежде, и принялся мысленно перебирать воспоминания о Древней Греции, Древнем Риме и прочих местах, где он побывал за свою чертовски долгую жизнь. На ум ничего не приходило. Тогда он обратился к картинам недавнего прошлого, но снова… о черт, вот оно! Он понял, что эта женщина — враг, которого рисовала Даника.

«Вот дерьмо», — снова выругался он про себя. Даника изобразила ее в обстановке двадцатилетней давности — а то и больше, — но с тех пор та абсолютно не изменилась. Ни единой морщинки.

Значит, она не человек.

Нынешняя незнакомка облачена в черное кожаное одеяние и привязана к столу, но не пытается вырваться из пут. Ее лицо выражает решимость, взгляд следит за… Нет. Конечно нет. Этого не может быть… Невозможно… Присмотревшись, Страйдер различил похожее на призрака существо, мечущееся из одного угла комнаты в другой. Красные глаза, скелетообразное лицо, длинные острые зубы.

Никаких сомнений, это демон. Высшего порядка, как и тот, которым одержим сам Страйдер.

Воин затаил дыхание, мышцы свело от напряжения.

— Баден, — прохрипел Аман своим непослушным голосом с такой тоской, что больно было слышать.

Баден воплощал собой то, к чему они все стремились. Что-то очень нужное каждому из Владык. Они любили Бадена больше чем самих себя. Больше чем друг друга.

До сих пор, несмотря на его смерть.

— Нет, черт подери! — Кейн ожесточенно затряс головой.

Страйдер был с ним согласен. В демоне не было сути их друга. Просто не могло быть. Но в призрачном существе чувствовалось что-то знакомое… И это едва уловимое сходство причиняло страдания.

— Войди в нее, — приказал Гален. — Войди в нее, и твои мучения прекратятся. Ты наконец снова обретешь хозяина. Сможешь чувствовать, обонять, пробовать на вкус. Разве не помнишь, как это прекрасно? Ты снова сможешь уничтожать, разрушать людские надежды, как и должен.

«Разрушать людские надежды. Как и положено Неверию. Только не это», — снова подумал Страйдер.

Дух застонал и заметался быстрее, явно взволнованный. Понимает ли он, что происходит? Хочет ли заиметь нового хозяина? Или же настолько безумен, что ничего не соображает?

— Пожалуйста, — взмолилась женщина. — Ты мне нужен. Так нужен.

Вот, значит, как. Она действует по собственной воле. Но это не означает, что она отдает себе отчет в последствиях своего поступка. В течение первого столетия — и это в лучшем случае — от ее прежней сущности не останется и следа. Демон поглотит новую хозяйку, из-за чего пострадает много, очень много людей.

— Сделай это, — продолжал Гален. — Ты ведь этого хочешь. Нуждаешься в этом. Тебе всего-то и нужно коснуться ее — и обретешь покой. Что может быть проще?

Страйдер вновь задумался, осознает ли демон происходящее? Будучи хранителем Надежды, Гален способен заставить любого человека и любую сущность желать будущего, которое они бы никогда не выбрали без его влияния. Мог уговорить даже демона. Именно так он и создал своих охотников, убедив их, что без Владык земля станет лучше. Нарисовал утопичную картину мира и процветания.

Гален увещевал так убедительно и проникновенно, что взволновал даже Страйдера. Ему самому захотелось коснуться женщины. Наступит облегчение… обеспеченное будущее… лучшее…

Демон устремился к жертве, но передумал и метнулся в другую сторону. О да. Он понимает.

«Не делай этого», — мысленно внушал Страйдер. Да, ему хотелось вернуть друга. Больше всего на свете. В некотором роде демон Неверия ему близок, осталась в нем суть Бадена или нет. Но Страйдер не хотел, чтобы его друга заперли в теле врага.

— Сделай это! — зарычал Гален — Давай же! Немедленно!

Но дух продолжал кружить под потолком комнаты.

Гален в нетерпении всплеснул руками.

— Отлично. Забудь. Можешь провести остаток вечности так, как последние несколько тысяч лет. Жалкий. Голодный. Неполноценный. Мы уходим. — Он потянулся, чтобы отвязать женщину.

Раздался стон, рычание, затем дух снова метнулся из угла в угол, набирая скорость, превращаясь в размытое пятно. Он спускался все ниже… ниже… и наконец врезался женщине в живот.

Не будь она привязана, поранила бы себя — так сильна оказалась внезапная боль. Боль, нарастающая с каждой секундой. Женщина хрипела и стонала, ее мышцы свело судорогой, черты лица исказились. Затем она начала кричать.

Нет. Проклятье, нет. Страйдер едва не рухнул на колени.

Гален улыбнулся зловещей удовлетворенной улыбкой.

— Готово. Наконец-то. Теперь нам остается только ждать, выживет она или нет.

Дверь комнаты распахнулась, и внутрь промаршировала группа его последователей. Какая удивительная точность. Они, должно быть, наблюдали за происходившим по мониторам где-то неподалеку.

— Мы вернемся в храм, о, Великий? — спросил тот, что стоял впереди.

Видение поблекло и полностью исчезло, так что ответ Галена Владыки не услышали.

Время словно остановилось, пойманное в сети ужаса и шока.

Сабин первым пришел в себя.

— Что, черт возьми, сейчас произошло?

Что произошло? Распахнулись врата ада, и последствия, о которых Страйдер раздумывал, внезапно стали до ужаса реальными. Если женщина выживет, охотники явятся за ними, одержимые жаждой крови, как Страйдер и опасался. Просто ранить Владык им будет недостаточно, они захотят их убить. Их демонов переловят, заключат в кого-то другого, и Гален создаст армию одержимых бессмертных под своим командованием.

— Верни изображение обратно, — приказал Мэддокс. — Покажи нам, что произошло потом.

— Подобный тон не принесет тебе ничего, кроме разочарования, Насилие, так как твой враг желает заполучить то же, что и ты. Жезл Разделения. — Неназываемая развела руки. Ногти ее оказались так длинны, что загибались обратно к пальцам. — Мы будем решать, кого одарить такой милостью.

Захлопнув рот, Мэддокс смиренно склонил голову.

— Прими мои извинения.

— Чего ты от нас хочешь? Скажи, и оно будет твоим. — Страйдера не волновало, чего эти монстры желают. Он просто даст им это.

Тварь улыбнулась, словно ничего другого и не ожидала.

— Если хотите получить Жезл, принесите нам голову своего Верховного бога.

Снова воцарилось потрясенное молчание.

— Погоди-ка. Ты хочешь… голову Кроноса? — Гвен обвела взглядом Владык.

— Да. — Ни малейшего колебания.

Мог ли Страйдер исполнить их желание? Верховный бог помог ему выиграть несколько сражений. Кронос на его стороне и сделал бы что угодно, лишь бы уничтожить Галена и охотников. Убить его? Убить самого могущественного бессмертного на свете? И, если не выйдет, получить в его лице смертельного врага?

— Как вы себе это представляете? — спросил Кейн.

— Я предупреждала, что задача не из легких. Но, хоть он и бог, уничтожение которого станет самой трудной задачей в вашей жизни, он очень похож на вас, — ответила Неназываемая. — Больше, чем вы думаете. Используйте это знание в своих интересах.

Кейн покачал головой, и прядь волос хлестнула его по глазу.

— Он на нашей стороне.

— В самом деле? — Зазвучал новый взрыв жестокого смеха. — Думаешь, Кронос оставит вас в живых после того, как вы выполните свое предназначение? Кроме того, если вы не принесете нам его голову, это сделают ваши враги. И тогда награду получат они.

Глаза Страйдера расширились: еще один кусочек головоломки наконец встал на место. Вот почему Гален охотится за головой Кроноса. Вот откуда взялось предсказание Даники.

Нельзя позволить Галену снискать благосклонность этих существ. Последствия могут оказаться слишком серьезными — куда серьезнее, чем нарваться на ярость Кроноса. Дерьмо! Проклятье! Твою мать! Ни одно ругательство не было достаточно сильным.

— Почему ты хочешь его смерти? — спросил Страйдер.

Как всегда говорит Сабин, знание — сила. Возможно, получив ответ, они сумеют найти для себя лазейку.

Чудовище заскрежетало зубами.

— Он сделал нас рабами, но мы не смирились с подобной участью. Уверена, ты нас поймешь.

Да уж, Страйдер понимает, ведь и сам долгое время был рабом своего демона. Но в таком ответе не найти лазейки. Монстры непреклонны. Их не уломать.

Что произойдет, если они вырвутся на свободу? Станут беспрепятственно бродить по свету? Ничего хорошего не выйдет, это уж точно.

— Вам нужно время подумать, — продолжила Неназываемая. — Мы даруем вам время на размышления. И чтобы подтвердить наши великодушные намерения, даже преподнесем вам еще один дар. Наслаждайтесь. Мы-то уж точно получим удовольствие.

Ее жуткое улыбающееся лицо стало последним, что видел Страйдер, прежде чем он сам и остальные воины обнаружили, что перенеслись в другое место. В джунгли, где их внезапно окружили охотники.

Глава 8

Оливия и Легион кружили друг вокруг друга. Когда маленькая демонесса бросилась на Оливию, та отпрыгнула в сторону, и противница врезалась в стену. Оливия изучающе рассматривала Легион. Раньше ей доводилось видеть, как побеждают таких существ — миньонов, известных также как демоны-прислужники. Это долг каждого ангела, даже тех, чье единственное предназначение — приносить радость и умиротворение. Но сама Оливия, разумеется, никогда прежде с демоном не сражалась.

Для ангелов-воителей уничтожение демонов не представляет больших трудностей. Им просто нужно вытянуть руку, и в ней тут же появится огненный меч. Ко гда пламя меча — порожденное не преисподней, но устами Истинного Бога, чье дыхание жарче, чем столь любимое демонами адское пекло, — коснется чешуйчатой кожи, демон рассыплется прахом. Ситуация Оливии совсем иная.

Кайя и Камео все еще лежали на полу, извиваясь от боли. Их кожа приобрела зеленоватый оттенок. Будь Оливия по-прежнему ангелом, она сумела бы успокоить их, забрать боль и уничтожить ее. Но, запертая в слабом человеческом теле, ничего не могла поделать.

Ей оставалось лишь наблюдать. И сражаться.

Чтобы выжить, Оливии понадобится то, что она прежде никогда не испытывала и не использовала: ярость. В конце концов, именно это чувство придает сил людям, не так ли? Охваченные яростью, смертные словно обретают второе дыхание, уничтожая и побеждая всех и вся.

Итак… что может ее разозлить? Определенно воспоминания о времени, проведенном в аду.

Хотя Оливия с куда бо́ льшей охотой вырвала бы себе глаза, все же принялась воскрешать в памяти и проигрывать в голове отрывки из своего пребывания в преисподней. Пламя… вонь… липкие, шарящие по ее телу руки… Тошнота скрутила желудок, а страх и отвращение смешались с первыми проблесками ярости. Затем инстинкт взял свое, и шок от бесчеловечного обращения с Кайей и Камео заглушил страх. К счастью, только страх.

— Ссегодня ты умрешшь, ангел.

Ее руки сжались в кулаки.

«Я сильная».

— Тебе никогда не быть с Аэроном так, как ты мечтаешь, — сказала она, зная, что звучащая в ее голосе истина не понравится существу, выросшему среди лжецов. — Я говорю это тебе не из злости, а…

— Заткниссь. Заткниссь! — Легион замахала руками, выпустив когти.

Оливия отклонилась назад, чтобы оказаться вне досягаемости демонессы, однако без крыльев, помогавших держать равновесие, оступилась и едва не упала.

— Аэрон меня любит. Он ссам мне это сказзал.

Ярость Оливии по большей части схлынула, и она ничего не могла поделать. Сострадание являлось ее второй натурой, как и потребность дарить счастье, а не разочарование. Они с Легион обе желают одного и того же.

— Он любит тебя, это правда, но не как мужчина женщину, а как отец дочь.

— Нет! — Демонесса топнула ногой и зашипела. — Однажжды я выйду за него замужж.

— Будь это на самом деле так, я, наверное, не стала бы жертвовать своей жизнью, чтобы прийти сюда и спасти его. Мне не захотелось бы с ним остаться. — Не желая ранить чувства демонессы, Оливия старалась говорить как можно мягче. По каким-то одному ему ведомым причинам Аэрон любит это… существо. Но, знакомая с образом мышления демонов, Оливия понимала, что Легион будет ругать ее и пытаться навредить, если не объяснить все как следует. — Я уже спала в его постели, прижавшись к нему.

Легион не обвинила ее во лжи. Как можно? Ангелы никогда не врут, о чем маленькой демонессе было отлично известно. Она замерла и изумленно уставилась на Оливию, дыша неровно и неглубоко. С ее клыков снова закапал яд.

— Ты желаешь того, чего не можешь получить. Ревнуешь, жаждешь. Такова твоя природа, — объяснила Оливия. — Теперь я понимаю это лучше, чем когда-либо, ведь именно по этой причине я здесь и оказалась. Я тоже ревновала и жаждала. Но ты не понимаешь главного: невольно выручив тебя из ада, Аэрон приговорил себя к смерти. Ты и есть та причина, по которой меня за ним послали. Из-за тебя мне велели его убить. Из-за тебя мне на смену пришлют другого убийцу. — Она глубоко вздохнула. — Из-за тебя он должен умереть.

— Нет. Нет! Я убью следующего мерззкого ангела так же, как собираюссь убить тебя.

Эти слова стали единственным предупреждением для Оливии. Только что Легион стояла перед ней, а в следующий миг набросилась, и обе рухнули на пол. Оливия приняла основную силу удара на себя, стукнулась головой о выступ камина, и воздух со скоростью ракеты вылетел из ее легких. Перед глазами замелькали яркие пятна, но Оливия все же успела заметить приближающиеся к ее шее клыки.

Лисандр начал готовить Оливию к новым обязанностям воителя в тот самый день, когда в ее крыльях появился золотой пух, так что теперь она смогла упереться ладонью в подбородок Легион и ударить, заставив обидчицу сжать зубы от боли.

Оливии никогда не доставляла удовольствия мысль о сражении с демонами. Особенно когда Лисандр объяснил ей, что воитель должен полностью отрешиться от своей цели, оставив лишь твердую решимость уничтожить жертву. Разве она может это сделать?

Внезапно в кончиках ее пальцев зародился холод и заструился по рукам… проник в грудь… и на этот раз заглушил не только страх, но и все, что оставалось от ярости, да и от сострадания с отвращением тоже.

Да. «Я и правда могу», — осознала Оливия, шокированная этим открытием.

«Делай, что должна, — прошептал голос в ее голове. — Ты ангел, а она демон. Позволь инстинктам вести себя. Позволь вере поддерживать себя».

На мгновение Оливии показалось, что рядом стоит Лисандр, но тут Легион зарычала, нарушив чувство умиротворения, и это перестало иметь значение. Оливия готова. Вместо того чтобы использовать незнакомые ей эмоции, она позволила себе, как и советовал голос, погрузиться в веру и любовь, составляющие ее природную суть. Ее истинную силу.

Одним движением руки Оливия швырнула Легион через всю комнату. Демонесса врезалась в стену и сползла на пол. Но взгляд ее красных глаз ни на секунду не оторвался от противницы.

«Вставай. Сейчас же».

Оливия вскочила и прижалась спиной к камину. Новая позиция ограничивала движения, но ей требовалось что-то для поддержания равновесия, когда…

Легион бросилась на нее.

Оливия пригнулась, и демонесса снова ударилась о стену и была отброшена назад. Посыпалась штукатурка, пыль забилась Оливии в нос, и она закашлялась. Тем не менее она не колеблясь пнула Легион ногой, и та приземлилась на мягкое место. Вера: Оливия может победить. Любовь: добро против зла. Должно быть, каблук Оливии каким-то образом прорезал чешуйчатую кожу демонессы, потому что у той по груди потекла кровь.

— Я не позволю причинить мне вред, демон.

— Тебе меня не осстановить.

И снова Легион подпрыгнула и бросилась на Оливию, извиваясь точно змея. Зубы щелкали, когти заострились. Оливия ударила противницу слева, справа, затем провела прямой удар, выставив при этом одно колено вперед, чтобы сохранить между ними хоть какую-то дистанцию. Ей с трудом удавалось держаться на ногах. Легион мотала головой из стороны в сторону, пытаясь увернуться от ударов, но ей это не всегда удавалось. Сначала хрустнула ее скула. Затем Оливия сломала ей нос.

Внезапно по всей комнате разлетелись осколки стекла, и в оконном проеме возникла темная крылатая фигура с обезумевшим мечущимся взглядом… замершим при виде сражающихся женщин. Аэрон. Он встретился глазами с Оливией, и время словно остановилось. Губы его сжались в сердитой гримасе, а татуировки так почернели, что казались тенями на коже.

Ликование охватило Оливию и, утратив концентрацию, она угодила рукой прямо в рот демонессы, чего старательно избегала. Легион в полной мере воспользовалась преимуществом и укусила, вонзив острые как бритва клыки глубоко в кожу Оливии, впрыснув свой густой яд прямо ей в вены.

Оливия закричала, ощутив сильнейшее жжение, будто в рану сразу попали и кислота, и соль, и огонь… О, боже! Ее рука, без сомнения, обратится в пепел. Но, опустив глаза, она увидела, что плоть едва прокушена и почти не кровоточит, лишь немного вспухла.

— Оливия! — воскликнул Аэрон, бросаясь к ней.

Ноги ее подкосились, и она скользнула на пол, не в состоянии дольше выдерживать вес собственного тела. Она прижала руку к груди, ей вдруг стало трудно дышать. Боль была такой сильной, будто ей снова вырывают крылья.

Раньше, когда Оливия боролась с демонессой, у нее перед глазами мелькали звезды. Теперь она видела черные точки, что в тысячу раз хуже. Они растут и сливаются воедино, лишая ее зрения, повергая в черную бездну одиночества и боли.

— Что ты с ней сделала? — прорычал Аэрон, нарушая иллюзию уединения. Хоть он и злится, Оливия обрадовалась такому вмешательству.

— Защищала себя, — пробормотала она дрожащими губами.

— Не ты, — сказал он более мягким тоном, нежно проводя мозолистыми пальцами по ее лбу и отводя волосы в сторону.

Несмотря на горящую огнем, распухшую руку, Оливия одарила его слабой улыбкой. Может, Аэрон и не хотел, чтобы она осталась в крепости, даже сбежал от нее, но в какой-то степени все же беспокоится о ее благополучии. Прошел же он мимо Кайи и Камео прямо к ней!

Ее новоприобретенная уверенность в себе не пошатнулась.

Раздался шорох шагов, и голос произнес:

— Аэрон, мой Аэрон. Она ничего не значчит. Осставь ее и…

— Единственной, кто ее оставит, будешь ты. Я же велел тебе держаться от нее подальше, Легион. Не причинять ей вреда. — Аэрон выпустил Оливию из рук, и она застонала от разочарования. — Ты меня ослушалась.

— Но… но…

— Иди в мою комнату. Сейчас же. Я поговорю с тобой позднее.

Повисло молчание. Затем раздался всхлип.

— Аэрон, прошшу тебя.

— Не спорь со мной. Ступай же! — Послышался шорох одежды — должно быть, Аэрон отвернулся от Легион. — Оливия, что она тебе сделала?

— Рука, — проговорила Оливия, стуча зубами. Ее по-прежнему мучил жар, но тем не менее она была холодна как лед. — Укусила.

Оливия вновь ощутила прикосновение сильных мозолистых пальцев, сомкнувшихся вокруг запястья, чтобы поднять ее руку. Должно быть, чтобы осмотреть укус… впрочем, не важно. Это движение ускорило ток крови по венам, отчего боль усилилась, и Оливия всхлипнула.

— Я помогу, — пообещал Аэрон.

— Других укусили первыми. Помоги сначала им, а потом уже мне.

Ничего не ответив, он прильнул теплыми губами к ранке и начал высасывать яд. На этот раз он не церемонился. Оливия выгнула спину и снова закричала. Попыталась вырвать руку из захвата, но Аэрон крепко держал запястье, отсасывая и сплевывая яд. Снова и снова.

Боль постепенно пошла на убыль. Жжение прекратилось, сковавший ее лед растаял, и она безвольно упала на пол, как тряпичная кукла. Только тогда Аэрон остановился.

— Вот теперь я позабочусь об остальных, — произнес он хриплым голосом.

Постепенно перед глазами прояснялось, и Оливия словно сквозь дымку наблюдала, как Аэрон подошел к Камео и проделал ту же операцию, высасывая яд из ранки на ее шее и сплевывая его. Как только воительница успокоилась и с облегчением вздохнула, он переключил внимание на гарпию.

Когда он в последний раз сплевывал яд, дверь спальни с треском распахнулась и внутрь ворвались двое воинов. Парис и Уильям. Они обыскали комнату, держа оружие наготове. Парис сжимал в руках ружье, Уильям — пару кинжалов.

— Что происходит? — требовательно спросил Парис. — Торин прислал сообщение, что ты вломился в комнату Кайи через окно.

— Вы как раз вовремя, — сухо отозвался Аэрон.

— А что такое? — с невинным видом поинтересовался Уильям. — Мы оказали тебе услугу, потянув время. Думали, что вы затеяли какую-то экстравагантную секс-игру.

— Я… убью… эту гребаную суку! — Разъяренная Кайя с трудом встала. — Она меня укусила. Она, мать ее, меня укусила!

— Я сам с ней разберусь. — Аэрон тоже поднялся. Его лицо ничего не выражало, но в нем чувствовалась решимость. — Я, а не ты.

Кайя ткнула пальцем ему в грудь, встала на цыпочки, но так и не смогла оказаться с ним нос к носу.

— Нет, ты будешь с ней сюсюкать, как всегда.

— Я сам с ней разберусь, — повторил Аэрон жестче.

— Да что же это такое! Сначала я пропустил бой цыпочек. Теперь еще узнаю, что кого-то здорово покусали. — Уильям переключил внимание на Оливию, все еще лежащую на полу. — Пожалуйста, скажите, что наш милый ангелочек и есть та, которая кусалась. Тогда я еще больше буду ее хотеть.

Аэрон издал низкое горловое рычание, быстро подошел к Оливии и присел рядом.

— Проваливай, Вилли. Тебя никто здесь не хочет и в твоей помощи не нуждается.

— Я не согласен, — оскорбился Уильям.

— Вместо того чтобы позволить Аэрону тебя убить, я объясню, что случилось, по дороге отсюда. — Камео провела ладонью по лицу, затем выжидающе протянула руку.

Уильям в ответ лишь изогнул бровь. Парис, нахмурившись, подошел к воительнице, сжал ее ладонь и помог встать.

— Спасибо, — пробормотала она, сердито глядя на Уильяма.

Тот пожал плечами:

— Ты не в моем вкусе, так что не считаю нужным тебе помогать.

Камео закатила глаза.

— Любая женщина в твоем вкусе.

Замечание должно было вызвать общий смех, но из-за печального голоса Камео все лишь поежились.

Аэрон взял Оливию на руки. Хорошая мысль. У нее совсем нет сил. Мышцы все еще дрожат, напоминая отголоски землетрясения. Ничего не сказав остальным, которые так и не двинулись с места, он вынес Оливию в коридор.

— Каждый раз, как я на тебя натыкаюсь, ты ранена, — сказал Аэрон.

Верно, но Оливия не собиралась просить его держаться подальше.

— Думаю, я должна поблагодарить тебя за спасение.

— Ты так думаешь, ангел? — фыркнул он.

Ладно. Может, она так и не думает, но ни за что в этом не признается. Аэрон снова назвал ее ангелом. Значит, он по-прежнему видит ее такой, какой она была прежде, а не какая есть сейчас. Пора ему понять, что свою застенчивость она отбросила вместе с платьем.

— С таким настроем ты от меня благодарности не дождешься, — сказала Оливия. — Никогда.

Аэрон ничего не ответил.

Она с трудом поборола нахлынувшую волну разочарования.

— Итак? — настаивала Оливия.

— Что «итак»?

Невозможный мужчина.

— Ты теперь думаешь, что я слабая и меня легко ранить?

И снова Аэрон промолчал. Что означало: «Да, я так думаю». Оливия нахмурилась. Так как он ненавидит слабость, она никогда не сможет попасть к нему в постель — чтобы он лежал там без одежды, в смысле, — если так будет продолжаться.

Нужно найти способ доказать Аэрону свою силу.

В ее сознании снова всплыли слова «вера» и «любовь». Однако она сомневалась, что он готов принять хоть одно из них. И, кроме того, она его не любит. Так ведь? Она и сама не знает. То, что она испытывает к нему, не похоже на ее чувства к другим, но она никогда ни к кому не привязывалась в романтическом смысле.

Что она действительно знает о любви, так это готовность умереть ради другого. Как Эшлин ради Мэддокса. Как Анья ради Люсьена. Могла ли сама Оливия умереть за Аэрона? Нет. Вряд ли. Она не предложила подобный компромисс Совету, когда была возможность. Они бы приняли это во внимание. Жертва всегда заслуживает награды.

— Куда ты меня несешь? — спросила Оливия, меняя тему.

Она все еще была слишком слаба, чтобы строить догадки. Более того, Легион сейчас в спальне Аэрона, а Оливия не готова к новой схватке. Если он идет именно туда, то…

— В мою спальню, — ответил Аэрон, и ее желудок сжался.

Эх. Он и правда туда идет.

— Но…

— Легион там нет. Она, как обычно, меня не послушалась. Я почувствовал, как она покинула это измерение.

Глаза Оливии расширились от изумления. Она, конечно, знала, что Аэрон и его подопечная связаны, но это… Впечатляет!

— Ты настолько хорошо ее чувствуешь?

Он кивнул.

Возможно, Легион права и это ей суждено остаться с Аэроном. Мысль причинила боль, как новое впрыскивание яда в вены. Самой Оливии хотелось стать Аэрону больше чем просто знакомой или подругой. Ей хотелось сделаться его возлюбленной. Желание это обрело кристальную ясность сию минуту, когда его сильные руки обнимали ее, прижимая к груди. Оливия слышала, как колотится его сердце, и кожей ощущала теплое дыхание. Но с Легион она его делить не будет, сколь бы сильно ни было ее влечение.

«Тебе и не придется этого делать. Ты теперь раскованная, уверенная в себе женщина и добьешься всего, чего захочешь».

Истинная правда.

— Прости, что Легион ранила тебя, — угрюмо произнес Аэрон, немало удивив ее. — Она всего лишь ребенок, и я…

— Подожди. Вынуждена тебя прервать, — сказала Оливия, хотя ей приятно было слышать его извинения. — Легион вовсе не ребенок. Она ненамного младше тебя.

Какое-то мгновение Аэрон изумленно моргал, глядя на Оливию сверху вниз.

— Но она такая невинная.

Невинная? Теперь настал черед Оливии фыркать.

— Что за жизнь ты вел, если считаешь невинной эту маленькую демонессу?

Сжав губы, Аэрон поднялся на один лестничный марш, словно не ощущая веса ноши.

— Просто… из-за ее шепелявости, полагаю. И любви к нарядам и играм в принцессу.

— Она провела жизнь в аду, в окружении зла, видела, как души пытают на каждом углу. Конечно, ей нравятся наряды, но это не значит, что она мыслит как ребенок. Она любит тебя, Аэрон. — По крайней мере, по словам самой демонессы. Согласилась бы Легион умереть за него? — Она желает тебя, как женщина мужчину. — В том не может быть сомнений.

Аэрон застыл посреди очередного коридора, занеся ногу для следующего шага. Наклонил голову, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами Оливии. В его фиолетовых радужках плескалось безумие.

— Ты ошибаешься. Она любит меня как отца.

— Нет. Она собирается выйти за тебя замуж.

— Нет.

— Да. Ты меня слышишь и знаешь, что я говорю правду.

Желваки на его челюсти задвигались.

— Если то, что ты говоришь, верно…

— Так и есть. Повторю еще раз, ты слышишь правду в моем голосе.

Аэрон сглотнул и потряс головой, словно пытаясь отогнать ее слова. По крайней мере, на этот раз он не пытался отрицать очевидное.

— Я поговорю с ней, объясню, что романтические отношения между нами невозможны. Она поймет.

Только мужчина мог обманывать себя подобным образом.

Он зашагал дальше, храня молчание. Подойдя к двери, Аэрон толкнул ее плечом. Оливия напряглась, но Легион и в самом деле нигде не было видно. Когда Аэрон уложил ее на мягкий матрас, она вздохнула с облегчением.

— Аэрон, — позвала она, не желая, чтобы он уходил, подозревая, что именно это он и задумал сделать.

— Да? — Он остался рядом, нависнув над ней, и провел рукой по ее волосам.

Оливия едва не замурлыкала от его прикосновения.

— Говоря, что не поблагодарю тебя, я лукавила. На самом деле я очень признательна тебе за помощь.

«Что ты делаешь? Он никогда не посмотрит на тебя как на потенциальную возлюбленную, если будешь все время напоминать ему о твоей ангельской природе».

— Ну хорошо. — Явно испытывая смущение, Аэрон кашлянул и выпрямился. — Ты еще где-нибудь ранена?

Не дожидаясь ответа, он окинул ее взглядом с головы до ног. И вероятно, впервые осознал, что на ней другая одежда, потому что рот его вдруг раскрылся от удивления.

— Ты… ты…

Может, ее статус потенциальной возлюбленной и не так уж нереален. «Веди себя уверенно».

— Мило, правда? Это Кайя мне помогла.

«И напористо».

Оливия провела руками по груди, животу и бедрам, мечтая, чтобы Аэрон касался ее тела, и моментально покрылась гусиной кожей. Вот так сюрприз! Как приятно. Очень, очень приятно. Нужно будет снова так себя погладить.

— Мило, — отозвался он глубоким, возбужденным голосом. — Да.

— А как тебе мой макияж? — Когда взгляд Аэрона переместился к ее лицу, Оливия провела по губам кончиком пальца. — Надеюсь, Легион его не испортила.

— К-красиво. — И снова этот глубокий, страстный голос.

Интересно, это хорошо или плохо?

Какая разница? Она хочет Аэрона и своего добьется. Он будет принадлежать ей.

Облизнув губы — и почувствовав привкус кокоса, м-м-м! — она села, опершись на локоть, и протянула к Аэрону руку. Провела ладонью по его груди, ощущая биение сердца. Часть ее покраснела от собственной дерзости и хотела отпрянуть, а другая часть захлебывалась от гордости и требовала продолжения.

Чтобы испытать огромную радость, напомнила себе Оливия, частенько приходится отступать от привычных правил.

«О, я уже так далеко от них отступила».

— Можешь поцеловать меня, если хочешь.

«Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть он захочет».

На миг Аэрон забыл, что нужно дышать. По крайней мере, его грудь перестала вздыматься. В его глазах вспыхнуло пламя, зрачки расширились, а мускулы под ладонью Оливии напряглись.

— Я не должен. Ты не должна. Ты ангел.

— Падший, — напомнила она ему. Снова. — Я могла бы умереть в тот день. Или сегодня. В любом случае я умерла бы, так и не узнав вкуса твоих губ. Весьма прискорбно, ведь это все, чего я действительно хочу.

— Я не должен, — повторил Аэрон, наклоняясь ниже… ниже…

К сожалению, он остановился за мгновение до поцелуя.

Оливия едва сдержала вопль разочарования. Как близко она подобралась к осуществлению своего желания?

— Скажи почему. — Тогда она сможет опровергнуть каждый его довод.

— Не хочу ни на что отвлекаться. — По крайней мере, он не отстранился. — Мне не нужна женщина. Мне вообще ничего не нужно.

И как тут поспоришь? Никогда еще ей не приходилось видеть мужчину, настолько безразличного к собственному одиночеству. Решив не пререкаться с ним, она просто сказала:

— Ну а мне нужно отвлечься, — и обвила руками его шею. На этот раз она не просто выйдет из зоны комфорта, но выбежит из нее со всех ног.

Исполненная решимости, Оливия потянула Аэрона на себя.

Он мог бы сопротивляться. Мог бы остановить ее. Но не стал. Просто позволил себе упасть на нее сверху. Долгое время они лежали так, глядя друг на друга. Аэрон вжимал ее в матрас весом своего тела, и ни один из них не мог отдышаться.

— Аэрон, — наконец прошептала Оливия.

— Да?

— Я не знаю, что делать. — В ее признании отчетливо слышалось испытываемое ею томление.

— Может, я и дурак, но я бы начал с этого, — ответил он и припал губами к ее губам.

Глава 9

Она такая хрупкая, почти как человек. Даже слабее человека, напомнил себе Аэрон, когда их языки встретились, но сейчас не время об этом думать. Позже. Позже он станет сожалеть о случившемся, а пока все, что ему хочется, — это… она. Оливия. Женщина, которую презирает его малышка Легион, женщина, которой только что надрали задницу, — хотя справедливости ради стоит признать, что она неплохо держалась, пока Аэрон ее не отвлек. Женщина, которую он вышвырнет из крепости в самое ближайшее время.

То, как она успокоила и очаровала демона Ярости, вызывало у Аэрона тревогу и выбивало из колеи. Даже сейчас демон мурлычет, наслаждаясь происходящим. Страстно желая того, что вот-вот случится.

Глупо. Аэрон не лгал касательно того, что не может себе позволить отвлекаться на Оливию. Не может тратить время, беспокоясь о ней и спасая от неприятностей, в которые она непременно угодит — такая уж она по натуре. Ради всех богов, эта женщина решительно настроена «повеселиться».

Любой другой мужчина с удовольствием посодействовал бы ей в этом стремлении, подумал Аэрон, сжимая простыню по обе стороны от ее головы. Уильям, к примеру. Помешанный на сексе Уильям. Ублюдок.

«Моя. Она моя».

Ярость? Предъявляет права на ангела? Смехотворно!

«Она не твоя, и уж точно не моя». Но как же ему хочется обратного!

Новая одежда открыла взору ее притягательную кожу и волнующие изгибы тела. И то и другое есть воплощение соблазна, чистое искушение, перед которым не смог бы устоять ни один мужчина. Даже он сам. Оливия хотела поцелуя, и что-то внутри его требовало дать ей желаемое. Кажется, впервые в жизни у Аэрона не нашлось сил отстраниться. Все, что он мог, — это прижаться губами к ее губам и проникнуть языком к ней в рот, впитывая ее сладость, ее невинность… все, что только возможно получить от одного поцелуя.

Святые небеса, как же хороша она на вкус! «Словно виноград, сладкий, но с легкой кислинкой», — подумал он, пока ее язычок несмело ласкал его собственный. Соски ее затвердели, и с каждой секундой она выгибалась все сильнее и сильнее, прижимаясь животом к его затвердевшему члену. Целуя его, она мягко скользила руками по его коротким волосам.

Оливия стала бы нежной любовницей, как он и предпочитал.

Аэрон никогда не понимал, почему некоторых его друзей притягивают женщины, царапающиеся, кусающиеся и даже дерущиеся во время самого интимного действа. Лично ему никогда не хотелось испытать подобное. Зачем приносить жестокость с поля боя в спальню? Бессмыслица какая-то. Нет, подобное не для него.

Бывшие любовницы Аэрона, те немногие, которых он себе позволял, ожидали от него большего напора, чем он готов был предложить. Возможно, потому, что он, признанный воин и убийца, с виду похожий на байкера, ни перед чем не отступал. Но даже под давлением женщины Аэрон не начинал двигаться быстрее или сильнее.

Во-первых, потому, что он слишком силен, а они слишком слабы. Он мог бы с легкостью поранить их. Во-вторых, «быстрее» и «сильнее», вероятно, пробудило бы его демона, а Аэрон не желал участвовать в сексе на троих с существом, которое ему не всегда удавалось контролировать. Опять же, велик риск травмировать партнершу, превратившись из любовника в палача.

Только вот… если говорить начистоту, Аэрон испытывал желание, пусть и небольшое, заставить Оливию перейти все границы, чтобы она, лишившись контроля над собой, атаковала его, умоляла и делала бы что угодно, лишь бы достичь оргазма.

Ярость замурлыкал громче.

Что это с ним? Что с его демоном? При такой реакции Ярости Аэрону следовало бы опасаться причинить вред Оливии больше, чем любой другой женщине. Но он не боялся. Он углубил поцелуй, требуя больше, чем она, возможно, готова дать.

«Да. Еще! »

Голос Ярости был лишь шепотом, но тем не менее вернул Аэрона к действительности. Он поднял голову, оторвавшись от Оливии. «Я не поддамся жажде крови. Так что умолкни».

«Еще! »

Хотя демон всегда молчал в присутствии Легион и малышка успокаивала его так же, как Оливия, демонессу Ярость никогда не хотел поцеловать.

Почему же он так реагирует на Оливию? На ангела?

«Нам нужно сбавить темп», — мысленно обратился он к демону, не зная, что еще сказать.

Тот захныкал, как избалованный ребенок, которому отказали в любимом лакомстве:

«Еще рая. Пожалуйста».

Еще… рая? Глаза Аэрона расширились от удивления. Ну конечно! Для Ярости Оливия, должно быть, олицетворяет собой место, куда ему никогда не попасть. Она позволяет ему ощутить недосягаемое. Хотя, честно признаться, Аэрон раньше и подумать не мог, что его демон хочет попасть в дом ангелов. Они ведь как-никак враждуют между собой.

Может, Аэрон и ошибается, но таково единственное разумное объяснение… привязанности демона к Оливии.

— Аэрон? — Она открыла изумительные голубые глаза, обрамленные густыми черными ресницами, и медленно облизнула влажные красные губы. — Твои глаза… зрачки… ты же не сердишься?

Что не так с его зрачками?

— Нет, не сержусь. — С чего ей это пришло в голову?

— Ты… возбужден, правда? — Ее губы изогнулись в провокационной усмешке, избавив его от необходимости отвечать. — Почему же тогда ты остановился? Я делаю что-то не так? Тогда дай мне еще один шанс, пожалуйста, и я исправлюсь, обещаю.

Аэрон чуть отклонился и уставился на нее:

— Это твой первый поцелуй?

Ему следовало бы догадаться. «Я не знаю, что делать», — призналась Оливия чуть раньше, но истинный смысл ее слов дошел до него только сейчас. Ангелы совершенно невинны, даже в этом? Неудивительно, что Бьянка предпочла задержаться на небесах с Лисандром. Такая чистота… опьяняет.

Оливия кивнула. Затем, к его удивлению, снова усмехнулась.

— Ты не догадался? Думал, у меня есть опыт?

Не совсем так, но ему не хотелось омрачать ее радость. Кроме того, ему нравится ее неопытность, пожалуй, даже слишком. Нравится сознавать, что он у нее первый и единственный. Нравится собственнический инстинкт, поглотивший его целиком.

Инстинкт, по многим причинам неуместный.

— Наверное, нам стоит…

— Сделать это еще раз, — поспешно перебила Оливия. — Я согласна.

Ее невинность и энтузиазм образуют восхитительную, сводящую с ума смесь.

— Я не это хотел сказать. Наверное, нам стоит остановиться. — Прежде чем он познакомит ее кое с чем посерьезнее поцелуя.

Прежде чем познает рай — и Ярость вместе с ним. Рай, который им, возможно, никогда не захочется покидать.

— Только на сей раз, — продолжила Оливия, словно не слыша его, — я буду сверху. Всегда хотела это попробовать. Ну, с тех пор, как тебя встретила.

Оливия оказалась сильнее, чем выглядела, и сумела опрокинуть Аэрона на спину. Он ощутил обнаженной кожей прохладу хлопковой простыни. Сама же она, не дожидаясь разрешения, уселась на него верхом. Юбка ее была такой короткой, что задралась почти до талии, открывая взгляду ее трусики. На этот раз они были синими, в тон топу, и совсем маленькими. Просто крошечными.

Рот Аэрона наполнился слюной, и, прежде чем смог остановиться, он положил руки на колени Оливии, шире разведя ее бедра и заставляя скользить по его напряженному члену. Всеблагие небеса! Черт, черт, черт. Рай. Он не должен так делать.

«Еще».

Оливия со стоном запрокинула голову, щекоча его живот своими шелковистыми волосами и демонстрируя груди с твердыми сосками, отчетливо проступающими сквозь ткань топа. Бюстгальтера на ней явно нет.

Аэрона это не обрадовало.

Она посмотрела ему в глаза, проникая своим пылающим взглядом прямиком в душу.

— Я не шутила, говоря, что мне нужно отвлечься. Нападение Легион напомнило о том, что со мной сделали другие демоны. И я хочу забыть это, Аэрон. Мне нужно забыть.

— Что они с тобой сделали? — спросил он прежде, чем успел остановиться. Хоть раньше и уверял себя, что его это не волнует.

Окутавшая ее дымка страсти рассеялась, прекрасные глаза помрачнели, и она покачала головой:

— Не хочу говорить об этом. Хочу целоваться.

Она потянулась к Аэрону, но он отвернулся.

— Скажи мне. — Узнать правду вдруг стало для него гораздо важнее, чем получить удовольствие.

— Нет. — Она надула губки.

— Говори же! — Он все выяснит и отомстит за Оливию. Вот так просто.

Ярость одобрительно заворчал.

К их общему удивлению, она раздраженно рыкнула:

— Кто бы мог подумать, что мужчина будет болтать, вместо того чтобы делать… другие вещи!

Аэрон сжал зубы. Какая же она упрямица!

— Даже если мы поцелуемся, я не стану трах… спать с тобой, — произнес он, и в голове его эхом прошелестели слова Лисандра. «Не обесчесть ее. Если посмеешь это сделать, я похороню тебя и всех, кто тебе дорог».

Аэрон замер. Как он мог забыть о такой угрозе?

— Я не просила, чтобы ты со мной спал, не так ли? — произнесла Оливия чопорным, благонравным тоном. — Просто хочу еще один поцелуй.

Может, это правда. Может, нет. Судя по голосу, именно так она и считает, но Аэрон отказывался верить. Не хотел в это верить. Однако вслух он бы в подобном точно не признался. Если бы он переспал с ней, как она того явно желает, она потребовала бы большего. Женщины всегда требуют большего, вне зависимости от того, удовлетворены они или нет. А большего он ей дать не в состоянии. Не из-за ее могущественного настав ника. Проблемы, напомнил себе Аэрон. Они ему не нужны.

«Еще! »

— Даже если я снова тебя поцелую, — сказал он, мысленно приказывая демону заткнуться к чертовой матери, — то все равно потом не оставлю в крепости.

Поцелуй к пресловутому «большему» не относится, убеждал себя Аэрон. Поцелуем невозможно обесчестить. Поцелуй — это просто поцелуй, а она все равно сверху, дьявол ее дери.

— Между нами ничего не изменится. — Будет лучше, если она прямо сейчас это поймет. — А еще я жду рассказа о том, что случилось с тобой в аду.

Сделка? Серьезно? «Нет, просто способ сопротивления».

— Я уверенная в себе, сильная женщина и принимаю тот факт, что между нами ничего не изменится, — произнесла Оливия, спокойно (или делано? ) пожав плечами. — В любом случае объятия — не самое важное. Но рассказать о том, что случилось? Не обещаю.

Неужели эта «уверенная в себе» и «сильная женщина» действительно не хотела прижаться к нему и крепко обнять, когда их губы слились воедино? Неужели удовольствовалась бы лишь поцелуями? Аэрон пришел в восторг. Честно. Не разочаровался. Ни капельки.

— Прямо сейчас я просто хочу насладиться твоими губами и телом, — добавила она, заливаясь румянцем. Может, и не настолько уверенная в себе, как казалось? — Не волнуйся. Я лишь немножко поласкаюсь. Так что, если с разговорами покончено, я бы хотела приступить к делу.

Несмотря на разочарование — то есть абсолютный восторг — тем, что Оливия хочет поцеловать его, не ожидая большего, кровь Аэрона вспыхнула огнем, распространившимся по всему телу. Вскоре вены его превратились в реки лавы, а мышцы свело от желания. Насладиться его телом? Пожалуйста — пожалуйста — пожалуйста.

«Я сказал — еще! »

Какую же невероятную смесь невинности и чувственности она собой являет!

И какой невероятной смесью сопротивления и желания сделался сам Аэрон.

Ему бы следовало прекратить все это прямо сейчас, пока ситуация не вышла из-под контроля.

Контроль, будь он неладен! Нужно взять себя в руки и действовать разумно, вместо того чтобы взвешивать все за и против возможности быть с Оливией. На самом деле нужно убедить себя — и своего демона — закрыть эту тему раз и навсегда и уйти.

— Как ты сама напомнила, сегодня ты могла умереть, — мрачно произнес Аэрон. — Хорошо. Ничто так не расстраивает, как мысль о смерти. — Ты очень уязвима. — Ну, кроме еще вот этой мысли.

— И что с того?

— Что с того?

Аэрон лишь головой покачал. Как и всех людей, за которыми он наблюдал, Оливию, казалось, не волнует собственная смерть. Она не стоит на коленях, вымаливая еще немного времени, и явно не собирается этого делать. Аэрон до боли сжал зубы. Ей бы следовало умолять.

— Ну а теперь мы все обсудили? — спросила Оливия, снова краснея. — Если нет, то, наверное, мне стоит самой себя приласкать. Прежде мне это понравилось. Может, понравится и сейчас. — Не дожидаясь ответа, она сжала свои груди и застонала. — О да. Очень приятно.

Может, она вовсе и не смутилась, а просто раскраснелась от удовольствия.

Аэрон сглотнул.

— Нет, разговор еще не закончен. Почему ты не боишься смерти?

— Всему в мире когда-нибудь приходит конец, — отозвалась Оливия, не прекращая ласкать себя. — Тебя тоже скоро убьют, и, хотя мне ненавистна самая мысль об этом, плакать из-за неизбежного не собираюсь. Я знаю, что случится, и принимаю то, что невозможно изменить. Стараюсь жить, пока могу. Пока мы можем. Зацикливание на плохом уничтожает малейшие проблески радости.

Аэрон почувствовал, как у него под глазом задергался нерв.

— Меня не убьют.

Оливия замерла, и ее сияющее лицо немного погрустнело. Он постарался не сожалеть об этом.

— Сколько раз тебе повторять? — воскликнула она. — Ты не сможешь победить ангела, которого пришлют убить тебя.

— Объясни-ка мне вот что. Ты пожертвовала бессмертием ради возможности повеселиться и тут же прибежала ко мне. Значит, ожидала, что я дам тебе это веселье. Почему ты так поступила, почему пожертвовала столь многим и так безоглядно доверяешь мне, если я обречен на смерть?

Оливия одарила его грустной улыбкой.

— Лучше провести с тобой хотя бы короткое время, чем вообще нисколько.

Ее слова напоминали те, что однажды ночью сказал Парис. Аэрон рассердился. Нет, он не мог ошибаться. Это они оба не правы.

— Ты сейчас говоришь как один мой друг. А он самый настоящий глупец.

— Тогда зря я выбрала тебя, а не его. Уж лучше глупец, который рискнул вступить в игру, чем тот, кто предпочел остаться в числе зрителей.

Аэрон оскалился, с трудом подавляя желание прорычать: «Даже не думай, чтобы быть с кем-то другим».

Ярость тоже разозлился, но не на Оливию, а на Париса, и мысленно показал Аэрону картинку: голова друга на блюде, отдельно от тела.

Это мгновенно отрезвило Аэрона.

«О нет, ты этого не сделаешь. Оставь Париса в покое».

«Она моя».

«Нет, моя, — огрызнулся воин и, поняв, что сказал, поправился: — То есть она не принадлежит ни одному из нас. Я уже говорил тебе. А теперь заткнись, пожалуйста».

— Ну а сейчас-то мы все обсудили? — Оливия прочертила кончиком пальца вниз по своему плоскому животу и обвела пупок. — Или, может, поболтаем о чем-нибудь поинтереснее? — Она задумчиво закусила нижнюю губу. — О, я знаю, что нам обсудить. Правда ли, что люди могут умереть от наслаждения?

О черт, нет. Лучше бы она этого не спрашивала.

«Не обесчесть ее».

— Этого мы никогда не узнаем.

Он сел, собираясь стряхнуть ее с себя и оставить здесь. Одну. Возбужденную, но в одиночестве. Желание убить друга совсем не ослабило его страсти, как, впрочем, и воспоминание об угрозе Лисандра. Значит, единственный для него выход — это отступление.

— Ты, может, и не узнаешь, а вот я выясню, обещаю.

Аэрон застыл. Как далеко способен зайти этот ангел, чтобы узнать правду? Задавшись этим вопросом, Аэрон почувствовал пульсацию в члене. Перед его мысленным взором предстал образ: лежащая навзничь Оливия, ласкающая себя между раздвинутых ног, погружающая пальцы глубоко внутрь. О… великие… боги…

— Нет. Ты будешь вести себя прилично, — хрипло прокаркал Аэрон. — А мне пора идти.

«Останься! » — скомандовал Ярость.

Помогите ему боги, он подчинился. Остался. Так легко, словно был прикован к кровати, проиграв сражение прежде, чем успел к нему подготовиться.

— Хорошо. Но я действительно хотела бы… Нет. Нет! — повторила она более настойчиво. — Ты сможешь уйти, когда мы закончим. Только тогда. — Оливия обхватила его руками за шею, с такой силой вцепившись пальцами в волосы, что оцарапала ногтями кожу головы. — Теперь я знаю, что делать. — Она резко прижалась губами к его губам, скользнув языком ему в рот.

О да. Ученица, все схватывающая на лету.

Оливия слегка наклонила голову, и их зубы столкнулись. Ее жаркие влажные губы разрушили решимость Аэрона. Все, что ему нужно, все, чего он так отчаянно хочет, находится прямо перед ним. В голове осталась лишь одна мысль: довести начатое до конца.

«Да. Да! Еще».

Оливия застонала, и он вобрал в себя этот откровенный звук. Потом она стала тереться о его бедра, и он даже через джинсы почувствовал, какая она влажная. Его намерение вести себя нежно и осторожно моментально испарилось. Он выгнулся ей навстречу, но этого ему показалось недостаточно. Тогда он сжал пальцами ее ягодицы, заставляя двигаться быстрее, жестче. Глубже.

— Я хочу касаться тебя везде, — прохрипела она, продолжая яростно двигаться. — Хочу попробовать тебя всего.

— Сначала я. Я…

«Нет. Нет-нет-нет. Не обесчесть ее, не обесчесть ее».

Оливия легонько укусила его подбородок, потом спустилась ниже, посасывая кожу на шее, чтобы смягчить причиненную сладкую боль.

«Да, пожалуйста. Бесчесть ее весь день, всю ночь напролет».

«Еще», — снова потребовал демон Ярости.

«Еще. Да. Еще… Нет! Проклятье. Напугай ее, Ярость. Так, чтобы я смог сбежать из комнаты».

«Еще».

«Это что, единственное слово, которое ты знаешь? »

«Еще, черт тебя подери».

Аэрон зарычал. Похоже, сегодня никто не хочет его слушаться.

— Почему я?

Он опустился на Оливию, вдавив ее в матрас своим телом, чтобы прекратить это безумие, но вместо этого лизнул ложбинку между ее шеей и плечом. Пульсирующая жилка выглядела слишком соблазнительно, чтобы устоять. Безумный мужчина. Глупый демон. Прекрасная женщина.

Руки Аэрона, двигаясь сами по себе, принялись мять ее груди. Чертова ошибка! Ее груди совершенны, а соски тверже, чем он думал. «Продолжай разговор. И убери руки».

— Я ведь воплощаю собой все то, что твоя раса презирает. — Его злодеяния как-никак вытатуированы на теле, чтобы весь мир мог их видеть.

— Ты — само воплощение доброты, какая только есть на свете, и радости, которой я хочу причаститься. — Она обвила его ногами, уничтожив разделяющее их расстояние. — Разве возможно не полюбить такого, как ты?

Черт, черт, черт. Их тела идеально подходят друг другу.

— Вовсе я не добрый. — По сравнению с самой Оливией уж точно нет. Да и ни с кем другим тоже. Знай она хотя бы половину того, что он сделал, или половину того, что сделает, то убежала бы от него без оглядки. — Как я могу быть с такой, как ты? Ты же ангел. — Ангел, соблазняющий его, как никто другой.

«Рай».

— Падший ангел. Помнишь? К тому же мне надоело слышать от тебя слова вроде «моя раса» и «такой, как я». Это раздражает. А знаешь, как трудно вывести из себя ангела? Даже падшего? — Ее руки бродили по его спине, нащупали щели, в которых скрывались крылья. Скользнув пальцами внутрь, она коснулась чувствительной мембраны. — Извини, если задела твои чувства, но… Нет. Не стану я извиняться! — Оливия принялась ласкать спрятанные крылья.

Взревев от наслаждения, Аэрон вцепился руками в изголовье кровати, чтобы сдержать желание разорвать или разбить что-нибудь, настолько опьянил его внезапный прилив удовольствия. Проклят. Он проклят. Нет смысла сопротивляться.

На коже выступили бисеринки пота, кровь забурлила в жилах. Никто никогда еще… Первый раз кто-то… Откуда она знает, что делать?

— Еще, — приказал Аэрон.

«Еще», — согласился демон.

И снова пальцы Оливии слегка коснулись спрятанных крыльев, и Аэрон зарычал от удовольствия, с трудом переводя дух. При первом прикосновении мысли его разлетелись на мельчайшие осколки, а при втором выстроились в ряд, эхом отражая единственное его желание. Довести начатое до конца.

Больше, чем поцелуй? Черт возьми, да. Он даст ей это.

«Еще, еще, еще».

Подняв голову, Оливия обвела языком его сосок.

— М-м-м, всегда хотела это сделать, — сказала она и лизнула снова. И снова. Вскоре этого ей показалось мало, и она куснула маленький твердый бутончик зубами.

Аэрон позволил ей себя укусить, чего никогда не разрешал ни одной другой женщине. Растворившись в удовольствии, он был не в состоянии остановить ее — а в глубине души и не хотел останавливать. Подобно своему демону, он желал большего. Черт возьми, всем своим существом стремился к большему. И ну его к дьяволу, этот контроль.

Оливия переключила внимание на другой сосок. На этот раз она не стала лизать, а сразу укусила. Аэрон с удивлением заметил, что сам тянется ей навстречу, сгорая от нетерпения и страсти. Еще удивительнее было то, что, вопреки ожиданиям, действия Оливии не вызвали у Ярости желания отомстить. Даже не пробудили воспоминания о первой близости с женщиной, что он тоже хотел бы забыть. Ласка стала доказательством глубокого, неконтролируемого желания его партнерши.

И он по-прежнему хотел, чтобы она двигалась жестче. Быстрее.

«Еще! »

Аэрон отпустил изголовье и снова перекатился, усадив Оливию на себя. Она продолжала слегка покусывать его кожу, спускаясь ниже по животу, царапая ногтями кожу. Ее хриплое дыхание эхом отдавалось у него в ушах. Аэрон схватился за нижний край ее топа и сдернул его ей через голову, освобождая восхитительные груди. Раньше он касался их лишь через ненавистный барьер из ткани, а сейчас наконец увидел напрягшиеся темные соски, похожие на изюминки. Голоден, как же он голоден. Аэрон буквально пожирал глазами дивное тело Оливии, прежде чем приподнять ее над собой. Какой у нее восхитительно нежный живот.

«О да, нежный, — подумал Аэрон, проводя пальцами по теплой коже. Касание покрытыми татуировками руками изящной партнерши представлялось Аэрону едва ли не чем-то непристойным, но он не мог заставить себя отстраниться. — Ну, и где твоя хваленая сила воли, а? »

Испарилась вместе с самоконтролем.

Переплетя свои пальцы с его, Оливия посмотрела на полученный контраст. Невинность и порок.

— Красиво, — выдохнула она.

Она правда так думает?

— Наверное, я его проколю, — сказала Оливия, проводя пальцем по руке Аэрона.

Он уставился в ее затуманенное страстью лицо.

— Что проколешь?

— Мой пупок.

— Нет.

Невинная. Изысканное украшение сверкало бы на ее коже, постоянно притягивая его взгляд. Заставляя рот наполняться слюной. Разжигая желание ласкать пресловутый пупок языком. Затем опускаться ниже. Развращать ее.

— Ты этого не сделаешь. Ты же ангел.

— Падший. — Она медленно, порочно усмехнулась. — Мне казалось, мы завязали с разговорами. Особенно с тех пор, когда стали делать кое-что, что мне очень, очень понравилось, и я хочу это повторить. Попробовать тебя на вкус.

Оливия соскользнула вниз по его ногам и принялась лизать его пупок, обводя языком татуировки.

Аэрон со стоном откинулся на матрас. Ее шаловливый язычок горяч, а зубки остры, и он, гори все синим пламенем, уже успел привыкнуть к этим ласкам. «Еще». На этот раз мольба исходит от него самого. А может, так было всегда.

Пока… ее пальцы не стали сражаться с пуговицей на его джинсах. Реальность отрезвила Аэрона. «Ты кончишь». Он напомнил себе, что этого нельзя допустить. Слишком многое стоит на кону.

Чертова действительность.

«Разумным. Будь разумным». Он схватил Оливию за запястья, останавливая ее.

— Что ты делаешь? — Неужели это невнятное бормотание исходит от него?

— Хочу увидеть твой… — Оливия облизала губы, снова вспыхнув. — Твой член.

Аэрон едва не подавился собственным языком. «Невинная. Разумный».

— Потом я хочу сосать его, — добавила Оливия слегка дрожащим голосом.

«О, боги», — снова подумал Аэрон. Кто-то должен сказать Лисандру, что она уже наполовину испорчена — самым восхитительным образом — и не вина Аэрона, если он завершит работу.

— Ты этого не сделаешь.

«Дурак! »

Глядите-ка, демон знает еще одно слово!

Оливия прочертила шаловливым пальчиком по животу Аэрона, обвела пупок. Рука немного дрожала, как и ее голос, говоривший:

— Но я хочу. Так сильно хочу.

— Ты же ангел, — в тысячный раз напомнил им обоим Аэрон, резко тряхнув головой. Может, он и убийца, но не соблазнитель.

«Еще не поздно им стать». Кто это сказал? Демон?

Боги, как бы ему этого хотелось.

— Нет, — повторил он ради общего блага: своего, Оливии и Ярости.

«А теперь марш в свой угол, — рявкнул он демону. — Ты здесь без надобности». Хотя Ярость вел себя исключительно хорошо.

— Гр-р-р! Сколько еще раз тебе повторить? Я пала.

— Да, но я не хочу отвечать за твое моральное падение.

Прищурившись, Оливия стукнула его кулаком в грудь.

— Отлично. Как сильная, уверенная в себе женщина, я найду кого-нибудь другого. Я хотела быть с тобой, но, как успела выяснить за прошедшие несколько дней, мы не всегда получаем, что хотим. Кажется, Уильям заигрывал со мной. Ясно как день, что он хочет заняться… ну, ты знаешь. Сексом.

Оливия слезла с Аэрона, словно действительно собираясь осуществить свою угрозу. И возможно, именно так бы и поступила, упрямая дикая кошка, запнувшаяся на слове «секс», чем доказала, что на самом деле не такая она уверенная в себе и сильная, как пытается его заверить. Яростно зарычав, Аэрон схватил Оливию за руку и швырнул обратно на матрас.

Уильям ее и пальцем не тронет. Никогда.

Когда она прекратила подпрыгивать, Аэрон накрыл ее своим телом.

— То, что я не позволяю тебе что-то делать со мной, не значит, что я сам этого с тобой не сделаю. Я уже проклят.

Говоря это, он скользнул рукой вверх по ее бедру. Нежная… теплая…

«Моя! » — снова завопил Ярость, и на этот раз Аэрон не стал с ним спорить. Оливия инстинктивно раздвинула ноги. Теплая? Нет. Горячая. Аэрон скользнул рукой к ней в трусики, нащупав средоточие ее женственности, оказавшееся восхитительно влажным. Рука Аэрона дрожала, когда он большим пальцем слегка надавил на бугорок ее наслаждения.

— Да, — выдохнула Оливия. — Да. Как хорошо… В точности, как я себе представляла… — Закрыв глаза, она вонзила ногти ему в спину.

Не рядом с крыльями, но даже это подстегнуло Аэрона. Он собирался лишь погладить вход в ее лоно, но этот вздох… похвала… ласки… Его желание вышло на новый виток, и он ввел палец внутрь ее тела. «Осторожнее». Оливия, впрочем, не возражала. Наоборот, ей, похоже, нравится.

— Да, — простонала она и потерлась коленом о его бедро. — Еще.

Не в силах сопротивляться — с ней всегда будет так? — Аэрон погрузил в нее второй палец. Оливия извивалась и царапалась — возможно, даже поранила ему спину до крови. Член его оставался в джинсах, хвала богам, в противном случае уже проник бы в ее лоно.

Нет, не так. Член оставался в джинсах, проклятье богам, в противном случае уже проник бы в ее лоно.

В ее лоно. Ему мучительно хотелось овладеть ею.

После того как Оливию захлестнет оргазм в его объятиях и она будет умолять и выкрикивать его имя, ему придется от нее избавиться. Уж слишком много от нее хлопот, она затуманивает его здравый смысл, отвлекает его.

«Незапятнанной, — напомнил себе Аэрон. — Отвези ее в город незапятнанной».

«Оставь ее здесь», — захныкал Ярость.

«Я же велел тебе заткнуться! » — рявкнул в ответ Аэрон, не желая враждовать ни с собственным демоном, ни с собственными желаниями.

«С чего это Ярость так расшумелся? » — снова удивился Аэрон. Всего-то из-за женщины, а не из-за стремления кого-то наказать. Да, он уже догадался, что демону нравится то, что собой представляет Оливия. Рай. Как бы это ни было странно. Но такая настойчивость…

Неужели демон похож на него больше, чем он полагал? Они оба любят и ненавидят то, что делают и как убивают. Аэрон всегда считал, что демону нравится безумная жажда крови — как и вытекающие из этого последствия. Но что, если Ярость всегда был так же беспомощен, как сам Аэрон? Так же отчаянно жаждал освобождения?

— Аэрон?

— Да? — процедил он сквозь зубы, когда голос Оливии оторвал его от размышлений.

— Ты остановился, — заметила она, тяжело дыша. — Я хочу еще. Продолжай, пожалуйста.

Она вернулась к своей прежней вежливости. Очаровательно. Но он не хотел слышать, как она просит большего; это лишь ослабит его решимость. И демона он тоже слышать не хочет.

Аэрон заставил замолчать их обоих единственным доступным ему способом: накрыл губы Оливии поцелуем.

Как и всегда, он старался быть нежным, насколько это возможно, но Оливия сдерживаться не собиралась и выгнулась ему навстречу, языком лаская его язык и сталкиваясь зубами.

Вскоре она уже снова стонала и извивалась под ним. Ей даже удалось запустить руку к нему в джинсы и сжать член. Аэрон зашипел от боли и наслаждения. Ее ласки были лишены нежности, а движения неумелы и немного резки, но прикосновения столь приятны, что он непроизвольно задвигался навстречу. Жестко, быстро, бесконтрольно.

Раздался стук в дверь.

Аэрон не остановился. Просто не мог. Оливия тем временем коснулась большим пальцем головки его члена, размазывая смазку, и через несколько секунд Аэрон готов был вознестись на вершину блаженства. На этот раз действительность им не помешает.

— Не останавливайся! — воскликнул он.

— Это так… еще… немного… — Она усилила хватку. — Аэрон.

Он снова дернулся от наслаждения и едва сдержал рев, когда стук в дверь повторился.

— Не смей останавливаться! — хрипло выкрикнула Оливия, проникая языком к нему в рот, царапая кожу ногтями и что было сил сжимая коленями его бока.

Пальцы Аэрона продолжали неистово двигаться в лоне Оливии. Она сильнее сжала его член, натягивая кожу, но, боги, как же сладка эта боль! Так чертовски сладка. Когда Аэрон снова нащупал большим пальцем ее клитор, Оливия закричала, громко и протяжно, с таким наслаждением, что его затопила волна гордости — а с гордостью пришла и собственная разрядка.

Переживая один из сильнейших оргазмов в своей жизни, Аэрон не обращал внимания на то, что изливает струю семени прямо на живот Оливии. И плевать, что он выкрикивает богохульства и с такой силой колотит по изголовью, что оно треснуло. Плевать, что своими действиями он подписывает себе смертный приговор в глазах Лисандра.

Когда стук раздался в третий раз, Аэрон рухнул на Оливию, совершенно обессиленный. Взмокший, задыхающийся, он откатился в сторону, чтобы не раздавить ее.

— Хорошо, — сказала она минуту спустя, потянувшись на матрасе. — Теперь я могу вычеркнуть одну позицию из своего списка дел. Отличная работа, спасибо. Я знаю, другим мужчинам нравятся ласки, но ты, кажется, ранее упоминал, что не хочешь, так что…

«Дала мне от ворот поворот», — подумал Аэрон, вытаращив в изумлении глаза. Вот так просто.

Черт, нет. Он как раз потянулся к Оливии, намереваясь сгрести ее в охапку и силой заставить ласкать себя, когда вновь раздался стук. Зарычав от разочарования, он накинул на Оливию простыню, спрыгнул на пол и пошел к двери. Похоже, кому-то не терпится отправиться на тот свет.

Глава 10

Кого там принесло?

Обнаженный, Аэрон рывком распахнул дверь под беззастенчивым взглядом Оливии, вспоминающей, как касалась прекрасной бабочки, парящей в верхней части его спины. На его коже виднеются кровавые ссадины от ее ногтей. Наверное, ей следовало бы смутиться, но на деле она гордится собой. Она оставила на нем свои отметины. На мужчине, которого страстно желает. Он ответил на ее ласки, достиг оргазма. Ей хотелось повторить все сначала, на сей раз испытав больше. Пройдя весь путь до конца.

Дурацкие незваные гости.

«Кто там и что им надо? » — задалась вопросом Оливия. Если это не вопрос жизни и смерти, то пусть потом эти назойливые люди свалятся с лестницы.

Жестокая мысль, совершенно ей несвойственная, привела ее в замешательство. Или, может, само понятие жестокости раньше было для нее необычным? В конце концов, она теперь стала другой, лучшей версией себя.

И эта новая лучшая Оливия могла бы — могла бы! — заставить Аэрона изменить мнение насчет ласк, мягко намекнув, что другим они нравятся. Честно говоря, мысль о ласках с каждой секундой казалась все привлекательнее. Теплые, мощные, сексуальные в своей неукротимой силе руки, обнимающие ее…

Может, в следующий раз. Если он вообще случится, этот следующий раз. Аэрон, похоже, уверен, что произошедшее между ними останется единичным случаем.

— Что такое? — рявкнул Аэрон. Его огромное тело загораживало дверной проем, так что Оливия не видела, кто пришел.

— Услышала какие-то крики. — Сделав шаг в сторону, Камео украдкой заглянула в комнату, и Оливия получила ответ на свой невысказанный вопрос. Заметив, в каком беспорядке пребывает Оливия, воительница раскрыла рот от изумления.

Оливия лишь усмехнулась и махнула ей рукой. Произошедшее между ней и Аэроном ничуть ее не смущало. Ну, не особо. По большей части она ликовала. Она пожертвовала всем, что знала, ради возможности быть здесь и познать плотские радости, поэтому не собиралась мириться с запретами.

Кроме того, Оливия годами наблюдала, как люди совершают самые разные поступки. Секс, наркотики. Много хорошего и много плохого. То, что сделала она, было восхитительным. И стыдиться тут нечего.

— Хорошо выглядишь, — обратилась Оливия к Камео.

— Ты тоже. — Не будь голос Камео таким печальным, Оливия решила бы, что услышала в нем скрытый смех.

— На меня смотри, Кэм, — произнес явно рассерженный Аэрон. — Зачем явилась?

Камео взглянула на него, пытаясь сдержать усмешку.

— Торин просмотрел несколько пленок, отснятых прошлой ночью, и засек проблеск Ночных Кошмаров. Насколько он понял, она вошла в здание, а обратно так и не вышла.

— О чем ты толкуешь?

— Да о твоей Девушке-из-Тени. Оливия сказала нам, что она одержима демоном Ночных Кошмаров. Как бы то ни было, мы собираемся в город, чтобы… э-э-э… — Камео бросила на Оливию многозначительный взгляд. — Чтобы поболтать с ней. Ты с нами или нет?

Аэрон застыл, и на некоторое время повисло молчание.

— С вами, — произнес он и, обернувшись, сказал Оливии: — Не особо-то располагайся. Ты идешь с нами. Когда окажемся в городе, найдем тебе какое-нибудь местечко, чтобы остановиться, пока не определишься с постоянным жильем.

Что? Он все еще собирается от нее избавиться? После всего, что между ними произошло? Верно, Оливия сама говорила, что это ничего не изменит, но потом все изменилось. Полученная маленькая порция наслаждения для нее явно недостаточна.

«Здесь, в этой кровати, ты была настойчива. Продолжай в том же духе».

— Извини, но тебе придется удовольствоваться отрицательным ответом. А вдруг я снова окажусь на волосок от гибели, — проговорила Оливия и едва не рассмеялась, увидев, как расширились глаза Аэрона. Он явно страдает от навязчивых мыслей о ее возможной смерти, подстерегающей на каждом углу. — Думаю, мне лучше остаться здесь. — «И тебе это понравится», — постаралась она спроецировать в его сознании.

Аэрон явно из тех, кто просто не знает, что ему нужно для счастья. Придется ему помочь, как Оливия и планировала.

Аэрон помассировал себе шею сзади.

— Оливия, мы уже обсуждали этот вопрос. Ты не можешь здесь остаться. Вне зависимости от того, что между нами произошло.

— Ну ладно. — Она спустила ноги с кровати и встала, волоча за собой простыню.

— Значит, ты пойдешь со мной в город? — переспросил Аэрон с явным недоверием. А также со злостью и облегчением. Какое странное сочетание эмоций!

— Нет, конечно.

Передвигать ноги, когда испытываешь дрожь в коленях, весьма затруднительно, но Оливия справилась, ухитрившись не упасть. Прошмыгнула мимо Аэрона — о, великий Боже, жар его тела, его сила… — и улыбнулась, обходя Камео, которая подмигнула ей в ответ.

В коридоре Оливия остановилась, будто вспомнив о чем-то, и, бросив на Аэрона взгляд через плечо, сказала:

— Я собираюсь осмотреть крепость. Да, и вот еще что, Аэрон. Не преуспев в поисках Ночных Кошмаров, — кстати, эту девушку зовут Скарлет, — пожалуйста, не приходи и не срывай на мне свое плохое настроение. Если только не захочешь, чтобы я утешила тебя поцелуями. Такой вариант приемлем.

Она завернула за угол, не дожидаясь его ответа.

— Оливия, — окликнул Аэрон.

Она шагала дальше, не обращая на него внимания, так как подозревала, что он хочет с ней поругаться. Ее тело еще вибрировало от полученного наслаждения, а пререкания уничтожили бы это ощущение.

— Оливия! Ты же почти голая.

Голая? Она замерла, опустила взгляд на простыню, обернутую вокруг обнаженной груди, и сглотнула. Наедине с Аэроном частичная нагота приветствуется, но теперь, когда она может наткнуться на других воинов, ситуация меняется. «И вовсе это не от неуверенности в себе», — внушила себе Оливия.

Время, проведенное с Аэроном, помогло ей избавиться от воспоминаний о том, что случилось в аду. Но на этом сходство между двумя моментами ее жизни закончилось. Аэрон стремился доставить ей удовольствие, демоны — причинить боль. И все же при виде похоти во взгляде другого мужчины Оливия может вновь попасть во власть ужасных воспоминаний.

Вздохнув, она вернулась в комнату и молча прошла мимо разъяренного Аэрона. Камео уже исчезла из вида. Отбросив простыню, Оливия подобрала свой топ и натянула его через голову. К счастью, на ней оставались юбка и трусики.

— Так лучше, — удовлетворенно произнесла Оливия.

— Только не для того, что мы собираемся делать. И да, я повторю: ты идешь со мной.

Оливия подошла к нему и, встав на цыпочки, чмокнула в щеку.

— Увидимся позже. И пожалуйста, береги себя. — С этими словами она снова вышла из комнаты.

— Оливия.

Она не ответила, всецело погрузившись в рассматривание коридора со множеством дверей. Заглянула в первую, не зная, что там обнаружит, — и, разумеется, это оказался спортзал. Ей следовало бы догадаться, но всякий раз, как она тайком посещала крепость, ее внимание было приковано к Аэрону.

— Оливия, — позвал он, на этот раз, видимо, смирившись. — Хорошо. Оставайся. Не важно. Мне все равно.

Лжец. По крайней мере, Оливия надеялась, что Аэрон лжет.

Вторая комната оказалась пустой. Подходя к дверям третьей, Оливия услышала доносящиеся оттуда голоса. Не желая поддаваться страху или неуверенности, она осторожно заглянула внутрь.

Это оказалась спальня, наподобие комнаты Аэрона, только без кружев и розового цвета. Темные стены, мебель из металла, а не из дерева, и в довершение ко всему — караоке-установка в углу. С одной стороны большой двуспальной кровати сидела женщина, читая вслух лежащему на матрасе мужчине.

Должно быть, Оливия все же произвела какой-то шум, потому что он взглянул на нее и попытался встать, но женщина запротестовала:

— Гидеон! Что ты делаешь? Ляг!

Гидеон. Оливия напрягла память. Хранитель демона Лжи?

— Я лежу, — отрывисто прокаркал он. — Мы одни.

О да. Перед ней действительно воин, одержимый демоном Лжи, не способный произнести ни слова правды, не испытав при этом жуткой боли. Он очень, очень красив со своими синими волосами, пронзительными голубыми глазами и пирсингом в брови. А еще он ранен. Вокруг запястий, там, где должны быть кисти рук, белые повязки.

«Уверенная в себе. Напористая».

— Простите за вторжение. Я просто проходила… мимо. — И это правда. — Я Оливия, — добавила она, помахав рукой. Хотя демон Гидеона вызывал у нее ярость, как и демон Торина, она не закричала на него и не стала спасаться бегством. Если раньше она была ранена и невосприимчива к ужасным воспоминаниям, то теперь стала сильнее — насколько вообще может быть сильным человеческое тело. Она сумеет справиться со своим страхом. — Я с Аэроном.

И в этом она не солгала. Он — одна из причин, по которой Оливия явилась в крепость. Она всего лишь целовалась с ним, лежа в кровати, но ее сердце до сих пор замирает при воспоминании об этом. Она никогда не видела, чтобы он делал подобное с другой женщиной.

И тут же мысленно начала прокручивать в голове случившееся. Вау. И еще раз вау. Тело у Аэрона твердое, как камень, а губы мягкие, точно лепестки роз. Оливия ощущала его внушительную эрекцию, а его руки скользили по ее коже, крупные пальцы проникали внутрь ее. Наслаждение… жар… удивительная раскрепощенность… она никогда не испытывала ничего подобного.

Теперь она знает: от наслаждения и правда можно умереть.

У Аэрона вкус мяты — сладковатый и пряный одновременно, восхитительный афродизиак, оказывающий губительное воздействие на ее чувства. Не достигни она разрядки, просто прекратила бы свое существование.

— Ты ангел, — с приветливой улыбкой сказала женщина, отвлекая Оливию от размышлений.

— Да. Падший, но ангел.

Гидеон откинулся на подушки.

— Прекрасно.

— Не обращай на него внимания. От скуки он сделался раздражительным. Кстати, я Эшлин. — Обладательница золотисто-медовых волос и глаз такого же оттенка, она выглядела хрупкой, точно цветок ириса. — Жена Мэддокса.

— Мэддокса, одержимого демоном Насилия, — повторила Оливия, вспоминая гиганта с черными волосами, такими же, как у Аэрона, фиолетовыми глазами и неукротимым темпераментом. — Вы поженились?

— У нас была скромная частная церемония, — покраснев, ответила Эшлин и поднялась. — Он вовсе не плохой, уверяю тебя. — Она погладила свой округлившийся живот. — Когда познакомишься с ним, поймешь, что он очень милый.

Не в силах сдержаться, Оливия подошла к Эшлин и положила руки ей на живот. Ее всегда привлекали женщины в положении, так как она знала, что сама никогда не сможет выносить ребенка, хоть втайне и мечтает об этом. Ангелов создают, а не рожают, поэтому Оливия не забеременела бы даже после физической близости с представителем своей расы.

Теперь, когда она стала человеком… возможно, у нее есть шанс.

С Аэроном? Оливии оставалось лишь надеяться. На мгновение она представила, как выглядели бы их дети. Они, конечно, не появились бы на свет с татуировками, как у отца, — какая жалость! — но, может, унаследовали бы его прекрасные фиолетовые глаза или даже крылья. Каждый должен испытать радость полета, хотя бы раз в жизни. Возможно, им достались бы выдержка и решительность Аэрона — качества, которые одновременно очаровывали ее и сводили с ума.

Оливия вздохнула, возвращаясь к действительности.

— Они сильные, твои близнецы, — проговорила она, зная, как радуют матерей такие новости. — Огонь и лед. Забот у тебя будет полон рот, чтобы уберечь их от опасностей, но дети принесут тебе счастье.

У Эшлин отвисла челюсть, и долгое время она просто изумленно смотрела на Оливию снизу вверх.

— Б-близнецы? Откуда ты знаешь, что у меня близнецы?

О нет. Похоже, она только что испортила сюрприз.

— Все ангелы наделены даром ощущать зреющий во чреве женщины плод, — пояснила она.

— Этого… этого просто не может быть. — Эшлин мгновенно побледнела, ее лицо даже приобрело легкий зеленоватый оттенок. — У меня будет только один ребенок. Я хочу сказать, беременность протекает нормально, так ведь?

Как много можно ей рассказать? Наверное, ровно столько, сколько нужно, чтобы успокоить.

— Нет. Беременность протекает медленнее обычного. Твои дети бессмертные, поэтому и вынашивать их нужно гораздо дольше. Но не волнуйся. Как ты заверила меня, так и я могу заверить тебя: твои сын и дочь здоровы.

— Сын? Дочь?

Отлично. Она испортила еще один сюрприз.

Трясущейся рукой Эшлин отвела с лица локон волос медового цвета и заправила его за ухо.

— Мне нужно прилечь. Я должна позвонить Мэддоксу. Я… я… — Ее безумный взгляд метнулся к Гидеону. — Ты не сильно обидишься, если…

— Да, — с ухмылкой отозвался он. — Я ужасно обижусь.

Эшлин с трудом перевела дух:

— Спасибо.

Двигаясь словно в трансе, красавица Эшлин вышла из комнаты, больше не взглянув в сторону Оливии.

— Прости! — крикнула та вдогонку. Есть за что просить прощения.

Теперь Оливия осталась наедине с Ложью. Никогда не предполагала, что окажется в подобной ситуации. Однако воин ранен, и она не может просто уйти и бросить его.

— Хочешь, я… э-э-э… дальше тебе почитаю? — спросила Оливия и, не дожидаясь ответа, подняла оставленную Эшлин книгу — ох, любовный роман, как соблазнительно! — и уселась рядом с кроватью.

— Я бы хотел, чтобы ты мне почитала, — сказал Гидеон. — Твой голос не… вызывает у меня дрожь.

Конечно же его слова следовало истолковать с точностью до наоборот. Значит, ее предложение отвергнуто.

Оливия принялась листать страницы, изо всех сил стараясь скрыть разочарование.

— То, что ты слышишь, есть глас истины, — пояснила она. — Ничего не могу с собой поделать. Разве что соврать, но этого мне делать не хочется. Ложь отвратительна на вкус и вдобавок слишком сложна. Она ранит чувства, провоцирует ссоры.

— Ага, я ничего об этом не знаю. Ложь просто чудесна, — отозвался Гидеон, и Оливия поняла, что он соглашается с ней. В его голосе звучала зависть. — Я хотел бы… ничего. Я ничего не хочу.

Бедный парень. Должно быть, ему много чего хочется.

— Ты все еще настаиваешь на том, чтобы я ушла?

— Да.

— Прекрасно. — Уже прогресс. — Может, все же почитать тебе?

— Да, — повторил он. — Незачем мне с тобой болтать.

Ах. Значит, никаких любовных романов.

— О чем?

— О тебе. Не имею ни малейшего желания узнать, зачем ты здесь.

— Можешь мне помочь? — с надеждой спросила Оливия, удивляясь тому, как быстро она перешла от страха к просьбе о помощи. Возможно, это подтверждение того, как отчаянно она стремится преуспеть.

— Конечно. Почему нет?

Предпочтя не заметить ложь — возможно, он просто думает, что не в состоянии помочь, и сам удивится, осознав обратное, — Оливия рассказала Гидеону о своем решении пасть, о том, что надеется обрести, и как развиваются их с Аэроном отношения. Как приятно заполучить такого беспристрастного собеседника. Того, кто не станет ее осуждать.

— Так ты его ненавидишь, да? — спросил воин, и Оливия поняла, что он подразумевает «любишь».

Любовь. Питает ли она это чувство по отношению к Аэрону?

— Нет. Да. Возможно. — Она и сама не знает. — Я все время о нем думаю. Хочу быть с ним, полностью отдаться ему. Физически, я имею в виду, — покраснев, добавила она на случай, если он не понял, что она имела в виду. «Не забывай об уверенности в себе». — Но он сказал, что не хочет заниматься со мной любовью.

— Умный засранец, наш Аэрон. — На губах Гидеона медленно расцвела улыбка, показавшаяся очень озорной и распутной. — Слушай, дам тебе небольшой бесполезный совет. Даже не думай о том, чтобы пробраться нынче ночью к нему в спальню — и шум поднимать не стоит, чтобы Аэрон не прибил тебя, приняв за врага. Ах да, и вот еще: не раздевайся.

— Отличная идея, спасибо, — с улыбкой ответила Оливия, забрасывая ноги на кровать. На ней по-прежнему были черные кожаные сапоги, которые засияли на свету. — Как я заметила, собственная нагота мужчинам нравится. Но Аэрону не пришлась по вкусу мысль о том, что кто-то увидит мою… грудь, — добавила она, понимая, что, даже став новой, улучшенной версией себя, не утратила привычки смущаться.

— Как ты ошибаешься. Да, Олив, знаешь что? Ты сидишь в такой позе, что мне не видно твоих трусиков, — сообщил Гидеон, явно забавляясь.

«Уверенная в себе, ты уверенная в себе женщина».

— Они тебе нравятся?

Он удивленно заморгал, так как ожидал, что она тут же поменяет позу.

— Я их ненавижу.

— Правда? — Оливия решила, что стесняться нечего, наоборот, ощутила прилив сил. — Хочешь, подарю их тебе на память? Я решила последовать твоему совету и заползти голой к Аэрону в постель, так что трусики мне больше не понадобятся.

Гидеон расхохотался:

— Не-а. Не хочу. Самая мысль о подобном сувенире мне ненавистна. И не только потому, что Аэрон придет в восторг, узнав, что у меня трусики его подружки.

Подружка Аэрона. С точки зрения Гидеона, это ложь, но Оливия все равно едва не растеклась лужицей по полу.

— Тогда они твои. Отдам, когда отправлюсь осуществлять план.

Последовал новый взрыв смеха.

— Ты мне совсем не нравишься, парень. Вот ни капельки.

Оливия просияла:

— Взаимно. Ну а теперь, когда я поведала все о себе, расскажи-ка мне о нем. Об Аэроне. В смысле, я знаю, кто он такой, но ничего не знаю о его прошлом. Я хочу понять его. Найти с ним общий язык. Помочь ему перестать беспокоиться из-за моей возможной смерти. — И смириться с его собственной.

— Ни за что. — То есть «конечно».

Гидеон подвинулся на кровати, потянув зацепившуюся за изголовье прядь своих синих волос, и поморщился. Попытался поправить волосы перевязанными руками, но не смог, и раздраженно зарычал. Оливия поспешила помочь ему.

Спустив ноги на пол, она нагнулась и осторожно высвободила его волосы.

— Так лучше?

— Нет, — ворчливо пробормотал он.

— Хорошо. Кстати, мне нравится синий цвет. Может, и свои волосы перекрашу в такой же.

Оливия затолкала эту мысль в дальний уголок сознания, собираясь обдумать ее позже. Вместе с идеей о проколотом пупке. Прямо сейчас ей хотелось узнать все об Аэроне. Кем он был, что повлияло на формирование его характера.

— Если забыть об Аэроне… с чего ты не хочешь, чтобы я начал?

— Мне известно, что вас вышвырнули с небес на землю Древней Греции. Я слышала рассказы о ваших злодеяниях, о том, как вы убивали невинных людей, пытали, нападали, грабили, уничтожали все на своем пути, и так далее, и тому подобное.

Гидеон пожал плечами:

— Неправду ты слышала. Мы полностью контролировали наших демонов и не поддавались жажде крови. А когда, наконец, утратили контроль, почти не испытывали чувства вины за содеянное.

Вина. Ужасный груз. Исходя из того, что Оливия знает о Владыках, они несут на своих плечах больше, чем кто-либо вообще способен осилить. Она решила, что они заслуживают покоя, раз и навсегда.

— Аэрон не был воином, — продолжил Гидеон. — И поступки, что он не совершал, пусть даже неосознанно, не мучили его. Хотя я всегда был уверен, что он слишком ненавидит то, что делает, и любит себя за это. Даже теперь Аэрон не утруждает себя работой, перекладывая все заботы по защите царя богов на остальных.

Оливия быстро перевела сказанное Гидеоном. Выходит, что Аэрон временами чересчур увлекается работой и ненавидит себя за это. При этом его любовь к друзьям-воинам так велика, что он выполняет и их работу тоже, разделяя с ними тяжесть их ноши. Должно быть, это доставляет ему мучения.

«Чувство вины», — снова подумала Оливия. Даже в прошлом он принимал на себя основной груз. Ему нравилось карать тех, кто причинял боль другим. При этом он, скорее всего, считал себя таким же злобным, как и его жертвы.

Оливия решила, что нужно убедить его в обратном. Прежде, чем он умрет. Прежде, чем она сама умрет. Он не зло. Он защитник. Неудивительно, что его так тревожит мысль о ее смерти. С его точки зрения, это означает, что он не сумел ее защитить. Милый, любимый мужчина.

— Пожалуйста, продолжай, — попросила Оливия.

Гидеон кивнул:

— Все эти смерти никоим образом на него не влияли, заставляя за каждым углом видеть злой рок. А потом, когда нашему заклятому врагу Бадену не отрубили голову, Аэрон осознал, что бессмертные могут жить вечно. Это не свело его с ума.

Итак, убийства, совершенные Аэроном по долгу службы, дали ему ясное представление о смертности, особенно после того, как горячо любимый друг был обезглавлен. Так Оливия подтвердила свою догадку: Аэрон понимает, что любой из его близких может умереть, а сам он абсолютно бессилен что-либо сделать и не способен защитить их.

Для мужчины, ценящего силу и могущество, такая беспомощность, наверное, стала настоящим наказанием. Видимо, поэтому он и отдалился ото всех, кроме Легион. Чем меньше тех, кто дорог его сердцу, тем меньше тревоги о спасении их жизней.

Как же Легион удалось обойти его защиту?

Более того, как ей удалось избежать потребности Ярости карать всех подряд? Вряд ли маленькая демонесса ведет безгрешную жизнь. Вспомнить хотя бы, что она сделала с невинной Оливией.

— Что касается Легион, — снова заговорил Гидеон, будто прочтя ее мысли. — Думаю, Аэрон никогда втайне не мечтал о собственной семье, и демонесса не дала ему этого ощущения.

Значит, Аэрон тайком мечтает создать семью, как и сама Оливия, а Легион каким-то образом обеспечила воину иллюзию такой семьи. «Я тоже могла бы стать его семьей», — подумала Оливия. Не то чтобы ей хотелось становиться мачехой Легион, но ради того, чтобы остаться с Аэроном, она готова смириться даже с таким отвратительным статусом.

— Не вижу рвения в твоих глазах, ангел, и очень этому рад. Тебе следует знать, что, даже живя на небесах, Аэрон предпочитал неистовых женщин. Сердцем я чувствую, что ты настолько неистова, насколько вообще возможно, — и не важно, что ты не убедила себя в обратном. Хоть Аэрон и думает, что это то, чего он хочет, уверяю тебя, это не то, что ему действительно нужно.

«О нет», — огорчилась Оливия. Аэрону нравятся покорные женщины, а Гидеон считает, что ему подошел бы кто-то более дикий. Также одержимый демоном Лжи полагает, что сама Оливия никогда не будет жестокой, что бы ни говорила и ни делала.

— Почему ты меня отговариваешь, когда всего несколько минут назад предлагал соблазнить?

— Девочка моя, Аэрон не заслуживает, чтобы время от времени его немножко помучили.

О! Всего лишь небольшое развлечение. Вот кем считает ее Гидеон.

Он ошибается. Может, раньше Оливия и была доброй — или пыталась таковой казаться, — но чем дольше остается в крепости, тем больше узнает о собственном характере.

Доброта сопровождает Оливию всю жизнь. Лисандр относился к ней с добротой, другие ангелы тоже. И она отвечала им взаимностью.

В объятиях Аэрона Оливия открыла для себя мир чувств. Она желала большего, сильнее, неупорядоченнее, отбросив условности, позабыв про контроль. Мечтала о дикости. Несколько раз Аэрон пытался притормозить развитие событий и смягчить свои ласки, подтверждая догадку Гидеона о его любви к нежности. Ну, или Аэрон думал, что предпочитает именно мягкость.

«Он в самом деле умолял ласкать его крылья», — напомнила себе Оливия, ведь подобная ласка не имеет ничего общего с нежностью.

Тем не менее Аэрон не хотел, чтобы она проколола себе пупок. Интересно, как бы он отреагировал, если бы она все же сделала себе пирсинг? Или татуировку, как всегда мечтала? Возможно, в виде бабочки. Неужели тогда он больше не захочет ее поцеловать?

— Этот разговор меня по-настоящему расстроил, — призналась Оливия. — Не в том смысле, что мне неприятно с тобой болтать. Ты сообщил мне подробности, которые я хотела узнать, и я признательна тебе за это. Но, наверное, теперь я лучше тебе почитаю, если ты не против. Мне нужно отвлечься, в противном случае отправлюсь прямиком на кухню и начну пробовать содержимое всех имеющихся в баре бутылок. — Именно так поступают многие люди, узнав плохие новости.

— Не похоже, что мы могли бы совместить оба занятия, — отозвался Гидеон, указывая на целый ряд бутылок на комоде.

— В самом деле?

Оливия с готовностью вскочила, пересекла комнату и набрала столько бутылок, сколько смогла удержать. Их содержимое забулькало, и она почувствовала множество запахов: яблоки, груши, лимоны. Специи.

— Веселящий сок, вот как я его про себя называла, — сказала Оливия, — и всегда хотела попробовать сама.

— Теперь у тебя нет такой возможности. И не смей влить хоть каплю мне в глотку.

— С удовольствием.

Оливия поднесла бутылку к губам Гидеона и придерживала, пока он осушал содержимое большими глотками, затем допила остаток сама и едва не поперхнулась — вкус оказался совсем не таким приятным, как она ожидала. Она снова уселась на кровать и наугад открыла книгу.

Слова немного расплывались перед глазами.

— «Она обхватила свои груди ладонями и сжала их, — прочла она. Интересно. — Так, как прежде ласкал ее он. Ее соски напряглись еще больше, моля о прикосновении его рук. С губ сорвался стон. В иной ситуации она возненавидела бы себя за подобный звук, но сейчас полностью отдалась страсти».

«Это чувство мне знакомо», — подумала Оливия. Как это ни прискорбно, возможно, ей не суждено испытать подобное снова.

Она открыла новую бутылку.

* * * * *

Аэрон ворвался в крепость, изо всех сил сжимая кулаки. Он не смотрел по сторонам и не пошел на кухню, хотя умирал от голода. Вместо этого он решительно зашагал вверх по лестнице.

— Куда ты идешь? — спросила Камео, едва поспевая за ним.

— Хочу найти Оливию.

Чтобы допросить ее. Не целовать, как мечтал последние несколько часов, думая о ней, а не о поиске Ночных Кошмаров. Беспокоясь, что начинает сходить по ней с ума так же, как некогда был одержим желанием убить Данику.

Вот только убивать Оливию ему совсем не хотелось.

А хотелось наконец завершить то, что они начали в постели. Да, они оба испытали оргазм, но Аэрон так и не овладел ею. Не взял ее всю без остатка.

Он решил, что, извергнув семя ей на живот, в некотором роде запятнал ее, тем самым обеспечив себе гнев Лисандра. Не то чтобы его это хоть сколько-нибудь волновало. Лисандр в любом случае явится за его головой. Так что изменится, если они с Оливией займутся любовью?

Вот так просто направление его мыслей изменилось. Вместо того чтобы допрашивать, Аэрон разденет ее, когда найдет. «Опять ты за свое. Думаешь об Оливии, а не разбираешься с делами».

Задачу не облегчало и то, что Ярость никак не желал заткнуться. Если Аэрон опять услышит слово «еще», то сам себя разорвет на куски.

«Сосредоточься». Оливию нужно допросить. Да. Вот что он сделает. А не разденет ее. Хотя одежда у нее такая тесная, что он окажет ей услугу, все с нее сняв и тем самым облегчив дыхание.

«Сосредоточься, черт тебя подери». Допросить. Ее. Она предсказала, что Аэрон не сможет найти Девушку-из-Тени. Ночные Кошмары. Скарлет. Не важно. И оказалась права. Откуда Оливия узнала, что та исчезнет без следа?

Нахмурившись, Аэрон подумал о том, что, похоже, все же нуждается в Оливии. Но это не означает, что он позволит ей остаться. Конечно же нет. А вот раздеть ее…

Он вмазал кулаком по стене.

— Вау! Она так сильно тебе нравится? — изумленно спросила Камео. — То есть я знаю, что ты сам не свой, когда она рядом, но никогда не видела, чтобы ты так зацикливался на женщине.

— Не хочу о ней говорить.

— Хорошо. Не будем.

— Но если ты настаиваешь… Я не понимаю ее, и это сводит меня с ума.

Аэрон редко делился проблемами с друзьями. У них и без того забот полон рот. Но сейчас он просто не знает, что делать. Ему нужна помощь, пока окончательно не свихнулся.

Аэрон остановился на лестничной площадке, и Камео последовала его примеру. Он провел рукой по лицу.

— Она заставляет меня испытывать чувства, которых я прежде не знал, и желать того, чего я никогда не хотел. Должно быть, Кронос решил преподать мне урок. Иных объяснений, почему она так на меня действует, нет. — Никакой другой женщине не удавалось настолько заполнить собой его мысли. — Не следовало просить царя богов послать мне женщину, за которой придется бегать. Вот только за Оливией мне бегать не понадобилось, значит, она не может быть той, кого послал Кронос. Боги, сплошная бессмыслица получается. Должно быть, со мной что-то не так.

Камео сочувственно похлопала друга по плечу. Ее лицо выражало понимание, хоть и смешанное с извечной печалью, как обычно. Она открыла было рот, чтобы ответить, но осеклась, когда до них донеслось эхо женского всхлипывания.

Они обменялись озадаченными взглядами, и Аэрон припустился бегом, распознав глубокий сексуальный тембр, пусть и смешанный с печалью, но всхлипывания доносились не из его комнаты и даже не из соседней.

Затем раздались раскаты мужского смеха, и Аэрон нахмурился. Гидеон. Смеется. Веселость друга должна была обрадовать Аэрона, особенно учитывая, сколько боли выпало на долю бедняги. Однако радости Аэрон не испытывал.

Он кинулся за угол и ворвался в спальню Гидеона. Там он обнаружил Оливию, лежащую на кровати рядом с Гидеоном. Уткнувшись лбом ему в плечо, она сотрясалась от рыданий. А он, бесчувственный чурбан, продолжал хохотать.

— Что происходит? — потребовал ответа Аэрон, устремляясь к ним.

Нет, не ревность растекается сейчас по его венам, точно жидкое пламя, но ярость. Ярость, что Оливия побеспокоила его раненого друга. Да. Именно ярость. На Оливию. И вовсе ему не хочется вонзить кинжал Гидеону в сердце.

— Потрудитесь объясниться, иначе я сделаю что-нибудь, о чем мы все потом горько пожалеем.

«Моя», — зарычал демон, и Аэрон подумал, что это лучше, чем в очередной раз услышать от него слово «еще».

— Аэрон?

Оливия на секунду подняла на него свои полные слез глаза, но тут же отвернулась. Она даже потянулась и обняла Гидеона за шею, цепляясь так, словно от этого зависит ее жизнь. Своими слезами она намочила ему рубашку, ее тело сотрясалось от рыданий.

— Если ты причинил ей боль… — прорычал Аэрон. Что ж, стоит признать: он действительно хочет заколоть Гидеона.

Аэрон никогда не ранил никого из друзей умышленно. Дрался ли он с ними? Да. Они частенько выпускали пар, впечатывая друг друга головой в стену. Но однажды Сабин вонзил ему кинжал в спину — буквально, а не фигурально, — не для того, чтобы разрядиться, но по-настоящему разозлившись, — и Аэрон навсегда зарекся так по-предательски обращаться с друзьями.

Теперь, однако, он не был уверен, что сможет остановиться. И на демона спихнуть вину не получится. Тот не проецировал в его сознании ужасные образы, рождающие желание покарать виновного. Аэроном всецело завладела слепая ярость.

«Тебе наплевать на эту женщину. Ты избавишься от нее при первой же возможности», — уверял себя Аэрон, подхватывая Оливию на руки. Всхлипывания сделались громче, она попыталась уцепиться за Гидеона.

Аэрон с трудом оторвал ее от друга.

— Гидеон! Отвечай сейчас же. Что произошло? Что ты с ней сделал?

— Все. Она просто не пьяна и очень счастлива. — В ухмылке Гидеона не наблюдалось ни капли раскаяния.

Чистая, милая Оливия пьяна? Хуже того — кто-то, помимо самого Аэрона, развратил ее?

Ярость, да. Это темное чувство поглотило его целиком. А еще к нему примешивалось удивление. И ревность, которую он больше не мог отрицать.

— Ой, Аэрон, — выдавила сквозь всхлипы и икоту Оливия, решив наконец обратиться за помощью к нему, а не к его другу. — Это так ужасно. У меня нет крыльев, а ты решительно настроен вышвырнуть меня на улицу, одинокую и беспомощную. Легион вела себя премерзко, так что я на несколько минут вышла из себя. Никогда раньше я так не злилась. Правда. Мне это не понравилось. Я столько знаю, что могу помочь тебе больше, чем ты думаешь, но тебе не нужна моя помощь. Может, Лисандр был прав. Наверное, мне лучше вернуться домой.

Аэрон вспомнил, как нашел Оливию, всю в крови, когда ей только что вырвали крылья. Вспомнил, как она мучилась от боли после укуса Легион. Вина заглушила все остальные чувства. Он должен… Погодите-ка. Вернуться домой?

— Ты можешь вернуться? — изумленно переспросил Аэрон.

— Угу. — Она шмыгнула носом. — Через четырнадцать… нет, уже десять дней. Я сбилась со счета. Ты сказал, я болела три дня, так? Но если я вернусь, то буду вынуждена тебя убить. Только при этом условии меня примут обратно в семью.

Значит, если Оливия вернется, ей по-прежнему надо будет его убить. Или попытаться. Ну, это Аэрон переживет. Хочется верить, что и в буквальном смысле слова тоже. Она окажется вне досягаемости, далеко от его дурного влияния и темных желаний, в полной безопасности.

— Я могу о себе позаботиться, Оливия, — сказал он, вызвав у нее новый приступ всхлипываний.

— Ты не обязан всегда это делать, Аэрон. Кому-то нужно позаботиться о тебе, так же как ты заботишься о других.

Аэрон подумал, что так она его и убьет — своими слезами и добротой. Он уже чувствует острую, режущую боль в груди. Испокон веку он был защитником, тем, кто оберегает других, поэтому ему казалась невероятной мысль, что кто-то хочет оберегать его.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказал Аэрон все еще ухмыляющемуся Гидеону, прежде чем выйти из комнаты.

Тут Ярость застонал у него в голове, явно столь же расстроенный, что и Оливия: «Моя. Навреди. Лучше».

«Я стараюсь изо всех сил».

— Может, мне и не удастся разобраться со всем, что ты перечислила, но, если ты наконец расскажешь, что с тобой сделали демоны, с этим я точно смогу помочь. Помнишь, каким образом?

Оливия потерлась лбом о его слегка заросший подбородок.

— Поцелуями.

— Да. — Аэрон крепче сжал ее в объятиях. Боги, теперь инициатор он! — Рассказывай.

Всхлипывания.

— Нет. Не хочу.

— А Гидеону ты говорила?

— Нет.

Итак, у него нет ни малейшего шанса выудить у нее признание, даже у пьяной. Аэрон мог бы ее заставить, но не стал. Больше никаких слез. Пожалуйста, боги, не надо больше слез.

В спальне он осторожно уложил Оливию на матрас. Она смотрела на него снизу вверх, пытаясь поймать фокус.

— Хочешь сейчас заняться любовью? — спросила она и икнула. — Кажется, я отдала свои трусики Гидеону, так что можем начинать.

— Ты отдала трусики Гидеону? И он их взял?

Пораженный, Аэрон едва удержался, чтобы не задрать ей юбку и не проверить, а потом постарался подавить куда более сильное желание вернуться в комнату Гидеона и наконец избить его.

— Да, отдала, и да, взял. Так что, мы будем это делать или нет?

К сожалению, Аэрон испытывал искушение, потому что Оливия даже с опухшими глазами и пятнами на лице выглядит прекрасно и соблазнительно. Его тело по-прежнему жаждет ее, а она, как никто другой, нуждается в утешении. Не то чтобы Аэрон знал толк в утешении. Но она заслуживает лучшего, чем расстаться с невинностью, будучи в подпитии.

— Засыпай, Оливия. Утром… — у нее — и у него самого? — останется всего девять дней, прежде чем он обеспечит ее возвращение домой, — нам нужно будет многое обсудить.

Глава 11

Едва сдерживая слезы, Легион продиралась через адские костры, то и дело слыша чьи-то крики. Некогда преисподняя была ее домом, теперь же превратилась в ненавистное убежище. Демонесса привычно бежала на четвереньках, как животное, низко припадая к земле, чтобы увеличить скорость и не привлекать к себе внимания. Вдобавок это было единственно допустимым способом передвижения для таких, как она. Вздумай Легион выпрямиться и зашагать на двух ногах, как любой оказавшийся поблизости Верховный Владыка сочтет своим долгом покарать ее за дерзость.

Кстати, о Верховных Владыках — они здесь повсюду, мучают людские души, обреченные вечно гнить в аду за свои грехи. Владыки смеются, радуясь каждой капле крови, каждому стону боли, каждому спазму тошноты.

Аэрона не волнует, что Легион пришлось отправиться сюда, в ненавистное для нее место, о чем ему, разумеется, известно. Ему теперь наплевать. Как он мог? Вздумал защищать ангела, ее врага! Он спас и, что еще хуже, утешил ангела.

Почему? Почему Аэрон не попытался защитить Легион? Почему не стал спасать и утешать ее? Слезы покатились по лицу демонессы и, будучи ядовитыми, обожгли ее чешуйчатую кожу.

Достигнув укромной ниши, скрытой камнями и тенью, Легион остановилась, встала и прижалась спиной к неровной, забрызганной кровью стене. Она с трудом переводила дыхание, а ее сердце — теперь разбитое вдребезги — черт бы подрал этого Аэрона! — бешено колотилось в груди.

Высунув длинный раздвоенный язычок, Легион слизнула с лица несколько слезинок. Хотя жгучий яд мог заставить любого рухнуть на колени, рыдая и умоляя о пощаде, демонесса ощутила лишь легкое покалывание. Она изо всех сил старалась убить ангела своим ядом, но этого не произошло. Аэрон был решительно настроен спасти мерзавку, а если он чего-то хочет, то находит способ получить желаемое. Всегда.

Легион задумалась о том, что ей теперь делать? Она полюбила Аэрона с тех самых пор, как впервые увидела, закованного в цепи, обезумевшего от жажды крови. Он боролся с этой жаждой, ненавидя себя за одержимость, а она никогда прежде не встречала никого, кто бы предпочел сохранять жизни, а не уничтожать. «Он может спасти и меня», — подумала она тогда.

В тот миг Легион решила связать свою жизнь с Аэроном. Выйти за него замуж. Спать в его постели каждую ночь и просыпаться рядом каждое утро. Но вместо этого он попросил своего друга Мэддокса сделать ей собственную кровать. Все же Легион мечтала стать для Аэрона всем. Время — единственное, что ей для этого требовалось.

Теперь время превратилось в непозволительную роскошь. Она не может вернуться в их дом, потому что Аэрон пригласил ангела остаться там. Глупого, уродливого ангела с длинными вьющимися волосами и молочно-белой, как облако, кожей. Легион, как и любой демон, не могла долго находиться в присутствии столь доброго существа. Это причиняло боль. Серьезную боль, которая разрушала демона, понемногу уничтожала его.

«Аэрон такого воздействия ангела не ощущает», — мрачно подумала Легион. Да и как иначе? Он ведь так тепло принял эту тварь. Возможно, долгое время прожив среди людей, Ярость больше не реагирует на ангела, как следует нормальному демону? Может, Ярость слишком глубоко запрятался внутри Аэрона?

В любом случае Аэрон должен был позаботиться о Легион, но не стал этого делать. Как будто она вообще его больше не волнует. Аэрон отослал ее прочь.

— Что случилось, милое дитя?

Легион испуганно ахнула, застигнутая врасплох внезапным вмешательством, и уставилась на незваного гостя широко раскрытыми глазами. Она не слышала шагов, но вот он стоит прямо перед ней, словно появившись из воздуха. Или же все это время выжидал неподалеку, будучи невидимым.

Легион содрогнулась. Она убежала бы прочь, но за спиной был лишь камень. Плохо, плохо, плохо. Очень плохо. Эту встречу она может и не пережить.

— Осставь меня в покое! — с трудом выдавила она через внезапно образовавшийся комок в горле. Комок, сдерживающий тысячи рыданий.

— Ты знаешь, кто я? — спокойно спросил мужчина, совершенно не рассердившись. Или же притворившись, что не сердится.

О да. Легион знает. Поэтому едва не расплакалась. Перед ней собственной персоной предстал Люцифер, брат Аида, князь демонов. Он являет собой зло, зло в чистом виде.

Он назвал ее «милое дитя». Ха-ха! Стоит ей отвернуться, как он вонзит ей кинжал в спину, да еще и посмеется вдобавок. Просто забавы ради, как сказала бы Анья. Легион сглотнула.

— Ну? — Люцифер щелкнул пальцами, и в следующий миг они с демонессой оказались стоящими посреди его тронного зала. Стены дворца были сложены не из камня и извести, но образованы потрескивающим пламенем. — Я задал простой вопрос. Ты знаешь, кто я?

— Я… да. Ззнаю.

Раньше Легион бывала здесь лишь дважды. Но и первого раза — когда она появилась на свет в этом царстве — было достаточно, чтобы отбить всякое желание вернуться. Во второй раз ее привели насильно, чтобы покарать за отказ мучить человеческую душу.

— Соберись же! — рявкнул Люцифер.

Легион заморгала и заставила себя сосредоточиться. От пола, стен, даже от стоящего на возвышении трона поднимались клубы черного дыма, обвиваясь вокруг нее, будто пальцы проклятых. Заточенные в дыму голоса насмехались над ней:

«Такая уродливая», — нашептывали они.

«Такая глупая».

«Такая бесполезная».

«Никому не нужная. Нежеланная».

— Я задал тебе еще один вопрос, Легион. Отвечай.

Хотя ей хотелось смотреть куда угодно, только не на Люцифера, она заставила себя взглянуть ему в лицо. Князь демонов был высоким, с блестящими черными волосами и золотисто-янтарными глазами. Мускулистый, как Аэрон, и красивый — но не так красив, как Владыка Ярости, — даже несмотря на вечный отпечаток зла на лице.

О чем он спросил? Ах да. Что с ней случилось.

— Я… — Что же ему сказать? Конечно же солгать, но так, чтобы Люцифер поверил. — Я проссто хотела ссыграть в игру.

— В игру, значит? — Его губы медленно искривились в порочной ухмылке, и он приблизился к Легион, обошел ее кругом, разглядывая, оценивая и определенно не находя в ней ничего примечательного. — У меня есть предложение получше.

Жар дыхания Люцифера опалил тыльную часть ее шеи, заставив содрогнуться. По крайней мере, он не вонзил ей в спину кинжал, как она опасалась.

— Да?

— Давай заключим сделку, ты и я.

Желудок Легион сжался от страха. О сделках Люцифера ходили легенды, поскольку он всегда оставался в выигрыше. Именно так он улизнул из ада и целый год свободно разгуливал по земле. Он заключил сделку с богиней Угнетения, той самой, которая обязана была следить за целостностью и неуязвимостью стен его подземной тюрьмы. Той, которая позволила сбежать многим Высшим Владыкам демонов. Той, чьи кости после ее смерти послужили для создания ларца Пандоры.

— Нет? — сказала Легион, и слово это прозвучало как вопрос, а не как утверждение.

Люцифер, снова оказавшийся перед ней, поцокал языком.

— Не надо так торопиться. Ты еще даже не знаешь, что я собираюсь предложить.

Легион не сомневалась, что добром это для нее не кончится.

— Мне… мне надо идти.

— Еще нет.

Люцифер развернулся на каблуках и плавно заскользил к трону, где и устроился, расслабившись. Выглядел он при этом чрезвычайно уверенным в себе. Дым окружал его, обволакивал, а вскоре появились и языки пламени, затанцевали, словно радуясь присутствию хозяина.

Легион попыталась переступить с ноги на ногу — и вдруг обнаружила, что ее ступни будто приклеились к полу. Никуда она не убежит. Пока Люцифер с ней не разберется. Тем не менее она не поддалась панике. Ее и прежде избивали, а она выжила. Ее ругали последними словами, смеялись над ней, бросали все в новые и новые ямы и на бескрайние ледяные просторы, а она была не в состоянии телепортироваться в безопасное место.

— Я могу помочь тебе заполучить то, что ты хочешь, — сказал Люцифер. — То, ради чего ты пошла бы на что угодно.

Ха-ха! Он не может предложить ей ничего подобного, это просто…

— Я могу помочь тебе завоевать сердце Аэрона.

На миг Легион забыла, что нужно дышать. Только когда легкие и горло начали гореть и саднить, она заставила себя открыть рот и втянула воздух. Он может… что?

— Как тебе нравится шпионить здесь для Владык Преисподней, — голос его в конце концов исполнился горечи, — так и я не прочь разведать, что происходит наверху. Я знаю, что ты влюблена в Аэрона, хранителя моего дражайшего Ярости.

Уловив его насмешливую интонацию, Легион вздернула подбородок.

— Он тожже меня любит. Он ссам сказзал.

Люцифер изогнул бровь.

— Ты в этом уверена? Он очень разозлился, что ты поранила его драгоценного маленького ангела.

От слова «драгоценный», используемого по отношению к этой ангельской шлюшке, у Легион перед глазами заплясали красные точки. Это она для Аэрона «драгоценная». Она. И никто другой.

Люцифер царственно взмахнул рукой, и воздух перед Легион сгустился, заколыхался, в нем засверкали песчинки. Изображение заискрилось яркими красками. Демонесса увидела коленопреклоненного Аэрона, бережно подносящего запястье ангела к губам. Он высасывал яд, которым Легион ее отравила, и гибкое тело ангела постепенно расслаблялось, переставая содрогаться в конвульсиях.

При виде его губ, прикасающихся к мерзкой девчонке, вторгшейся в их жизнь, застилающая глаза Легион красная пелена сделалась еще ярче, ее затопила настоящая ярость. Ярость, ненависть и решимость.

— Как ты можешшь мне помоччь? — услышала она собственный голос.

Картинка исчезла, и Легион снова посмотрела на Люцифера. Возможно, не так уж и плохо будет заключить с ним сделку. Вдруг именно ей удастся остаться в выигрыше? Ведь она умна и находчива, правда?

— Давай признаем правду, — произнес князь демонов, скользя взглядом по ее чешуйчатому телу. — Ты уродлива настолько, насколько вообще возможно.

У Легион отвисла челюсть, нахлынули волны боли. Она попыталась отступить назад, мечтая убежать и спрятаться. Она не уродлива, так ведь? Да, она отличается от Аэрона. И да, она не похожа на ангела. Но это вовсе не означает, что она уродлива.

— Я практически слышу мысли в твоей голове. Позволь мне на них ответить. Ты действительно уродлива. Это еще мягко сказано. Я едва могу смотреть на тебя. На самом деле, чтобы не раздражать свой желудок, я собираюсь до конца нашей беседы стараться глядеть поверх твоего плеча.

Значит, она в самом деле уродлива. Отвратительна. Настоящее чудовище. Сам дьявол не в состоянии смотреть на нее. На ее глазах выступили слезы.

— Как ты можешшь мне помоччь? — снова спросила Легион.

Люцифер с деланым равнодушием взглянул на свои пожелтевшие, крючковатые ногти.

— Я создание могущественное, и в моих силах превратить тебя в красавицу.

— Как? — настаивала демонесса.

— Для начала я сделаю твои волосы шелковистыми и гладкими. Любого цвета, какой только пожелаешь, и гораздо лучше, чем у ангела. Я подарю тебе нежную бархатистую кожу. Опять же, любого оттенка, на твой вкус. У тебя будут соблазнительные глаза, перед которыми не устоит ни один мужчина. И высокое стройное тело с большой грудью. Мужчины от этого с ума сходят, как ты знаешь. И хотя раздвоенный язык может пригодиться в постели, я, скорее всего, от него избавлюсь. Уж больно раздражает твоя шепелявость.

Люцифер может сделать ее красивой? Достаточно красивой, чтобы покорить Аэрона? В сердце Легион расцвела надежда; самая мысль о том, чтобы наконец соединиться с мужчиной своей мечты и жить как муж и жена, заставила ее резко изменить решение.

— Что ты хочешшь взамен?

— Ах, это, — отозвался Люцифер, пожимая плечами, словно это было совершенно не важно. — Все, чего бы я хотел, — это вселиться в твое новое тело.

Легион нахмурилась:

— Не понимаю. Как мне завоевать Аэрона, если не буду… ссамой ссобой? Как мне заполуччить его, ессли мной будешшь ты?

Люцифер помассировал переносицу.

— Как я вижу, ты еще и глупа, так что придется поработать и над этим тоже. Я же не собираюсь внедряться в твое новое тело прямо сейчас, о, мой недалекий друг. Я получу такую возможность, только если тебе не удастся завоевать Аэрона.

Легион нахмурилась еще сильнее. Разве то, что она станет красавицей, не обеспечит ей автоматическую победу?

Видя ее колебания, Люцифер покачал головой:

— Хоть я и пытаюсь разжевать тебе все, как ребенку, это, похоже, не помогает. Что еще мне сделать?

Щеки Легион вспыхнули, и вовсе не от окружающего жара. Она совсем не глупая и уж точно не ребенок, дьявол его разбери!

— Ты нароччно пытаешшься ссбить меня с толку.

— Ничего подобного. Просто не хочу, чтобы впоследствии ты обвиняла меня в нечестности. Так что слушай внимательно. Я дам тебе девять дней, чтобы соблазнить Аэрона. Я бы мог сказать, что тебе достаточно получить объяснение в любви из его уст, но оно у тебя уже есть. А вот как мужчина женщину он тебя не желает, и это то, чего на самом деле хочешь ты. Поэтому, если Аэрон ляжет к тебе в постель по собственной воле, ты выиграешь наше пари. Сможешь оставить себе новое тело и жить долго и счастливо. Без моего дальнейшего вмешательства.

Вроде бы все выглядит по-честному, замечательно, прекрасно. Все, кроме отведенного ей времени.

— Поччему только девять дней?

— Какая тебе разница? Это ничего не меняет в сделке.

«Сопротивляйся. Разумеется, причина есть».

— Скажжи, — стояла на своем Легион.

— Хорошо. Девять — мое любимое число.

Конечно же это ложь. Можно продолжать упорствовать, но… Разве узнать правду важнее, чем получить возможность добиться того, чего она желает больше всего на свете?

Нет.

— А ессли я проиграю? — спросила она.

Верно, Люцифер объяснил, что хочет взамен, но ей важно узнать детали.

— Ну… — Он стал чертить пальцем круги на подлокотнике трона. — Если за отведенное время ты не сможешь затащить его в постель и заставить овладеть тобой, а не просто поспать вместе, то должна будешь, как я и сказал, позволить мне вселиться в твое новое тело. На столь долгий срок, сколь я сочту необходимым.

Вот оно. Главная деталь. Он сможет контролировать ее столько, сколько «сочтет необходимым». Другими словами, «вечно».

Но зачем ему… Внезапная догадка оглушила ее, и Легион ахнула. Люцифер рассматривает ее как возможность улизнуть из ада. Она ведь привязана не к преисподней, а к Аэрону, и может покинуть это место. В отличие от самого Люцифера, который сидит в аду, точно в ловушке.

Если Легион разрешит князю демонов завладеть ее телом, то беспрепятственно уйти сможет уже он. И заставить окружающих исполнять любой его приказ. Сама она будет понимать, что происходит, но ее мнение никого не заинтересует.

Если бы Люцифер мог просто взять под контроль тело Легион и сбежать, то не стал бы тратить время на переговоры с ней. Но демоны не способны внедряться в тела людей или иных существ без разрешения. Даже духам из ларца Пандоры понадобилось благословение богов, чтобы вселиться во Владык.

— Все зависит от того, сумеешь ли ты преуспеть, — произнес Люцифер. — Ты сможешь? Я точно смогу, поэтому как-то даже глупо предлагать тебе сделку. Может, и не стоило. — Он поднялся на ноги плавным текучим движением. — То есть есть же другие, более слабые демоны, которых я…

— Погоди, — поспешно прервала его Легион. — Проссто погоди минутку.

Люцифер медленно опустился обратно на трон.

Легион решила, что такой шанс упускать нельзя. Ангел, не способный лгать, сказала, что Аэрон считает ее ребенком, а себя — ее отцом. И это никогда не изменится — если только демонесса не совершит что-то из ряда вон выходящее.

— Нужжно обговорить детали.

— Разве мы еще не все обсудили?

— Не с моей сстороны.

Люцифер театрально прижал ладонь к груди:

— Ты мне не доверяешь?

Легион отрицательно качнула головой. Сделка является священной даже для существ вроде них. Стоит им обоим согласиться с условиями — и Легион окажется в ловушке, их договор поселится в ней, словно нечто живое. И передумать уже не получится. Если она проиграет, то будет вынуждена исполнить обещанное, не имея сил противиться.

— Ты ранила мои чувства. Но так и быть, — сказал Люцифер. — Скажи, чего именно ты от меня ожидаешь.

Если Легион этого не сделает, то получит не больше, а наверняка меньше ожидаемого.

— Хоччу быть крассивее ангела, хоччу светлые волоссы, золотисстую кожжу, карие глазза и большшую грудь. — Полная противоположность этой маленькой сучке. — Мне понадобитсся девять дней, и ни ссекундой меньшше. — С каждым сказанным Легион словом нарастало и ее возбуждение. Она действительно собирается сделать это. На самом деле попытается завоевать сердце Аэрона. — И я хоччу находитьсся в соззнании все время, что буду с ним.

— Черт, — выругался Люцифер, и в его пронзительных глазах вспыхнули веселые огоньки. — Вот тут ты меня поймала. Я-то собирался погрузить тебя в кому до тех пор, пока срок не выйдет.

Ей удалось раскусить его план. Она ощутила прилив гордости за себя.

«Видишь? Не такая я и глупая».

— Также ты не можешшь убить Аэрона. Если он умрет до истеччения девяти дней, нашша сделка раззорвана.

— Согласен. Это все твои требования? — уточнил Люцифер — ну просто сама снисходительность.

— Не хоччу большше шшепелявить, как ты и ссказал. Хочу сначчала появитьсся перед Аэроном, а не на другом конце ссвета, появитьсся в теперешшнем облике, а затем иззмениться у него на глаззах.

В таком случае он не примет ее за наживку или охотника и не попытается избавиться от нее прежде, чем она успеет соблазнить его.

— И это выполнимо. Ну, теперь-то все?

Демонесса сглотнула, задумалась, потом кивнула.

Снова оказавшись на ногах, Люцифер развел руки в стороны, и на кончиках его пальцев заплясали языки пламени.

— Тогда решено. Ты получишь все, что перечислила. Но если не сможешь заманить Аэрона, Владыку Преисподней и одержимого демоном Ярости, в свою постель и в свое лоно в течение девяти дней, то вернешься в этот тронный зал, где по собственной воле передашь свое тело в мое пользование.

Легион снова кивнула.

— Произнеси вслух, — приказал Люцифер, больше не разыгрывая перед ней доброту и благожелательность.

— Я соглассна.

Едва слова сорвались с губ Легион, ее пронзила резкая боль. Хрипя, она согнулась пополам, не способная дышать. Судорога скрутила мышцы, сознание угасало. Но стоило договору укорениться внутри ее, как мучения прошли, и она выпрямилась.

— Значит, договорились, — произнес Люцифер и улыбнулся ей той самой улыбкой, которой приветствовал ее первое появление здесь. Злобной, довольной. — Кажется, я забыл упомянуть, что если ты проиграешь, то моим первым приказом будет перебить всех Владык Преисподней и выпустить на волю их демонов.

Глава 12

Ночь отступала под натиском рассвета, горожане просыпались и спешили начать новый день. Стараясь держаться в тени, Аэрон с Парисом крались по улицам, не говоря ни слова. Возможно, Парис, который на сей раз не колебался с выбором подружки — означает ли это, что он наконец позабыл о своей Сиенне? — так же погружен в собственные мысли, как и сам Аэрон. Они спешили вернуться в крепость.

Оливия плакала, пока не задремала, и Аэрон все это время держал ее в объятиях. Когда она наконец провалилась в глубокий сон, он перенес ее в квартиру Джилли, думая, что тем самым облегчит себе задачу. Если лишить Оливию возможности с ним разговаривать, то она не сумеет и отговорить его от намерения расстаться. Но Аэрон не улетел тотчас же. Парису требовалось время, чтобы побыть с женщиной, поэтому Аэрон примостился рядом с ангелом.

И снова обнаружил, как ему нравится держать Оливию в объятиях. Тем больше оснований поскорее от нее избавиться. Но когда Аэрон попытался уйти, чтобы никогда не возвращаться, он лишился уверенности, что действительно хочет проститься с Оливией навсегда. Не то чтобы он вообще когда-то был в этом уверен, но, черт возьми, теперь его решимость пошатнулась.

Увидев Оливию в объятиях Гидеона, он ощутил новую, необычную для себя вспышку собственнического инстинкта, по сравнению с которой предыдущие проблески ревности к Парису и Уильяму показались сущим пустяком. Его сводила с ума самая мысль об Оливии, одиноко бродящей по улицам города с непреклонным желанием «повеселиться». Она может стать для кого-то легкой добычей… Аэрон стиснул зубы, как частенько случалось, стоило ему подумать о ней.

Мимо прошел какой-то мужчина, привлекший его внимание. Смертный. Лет примерно двадцати пяти. Крупный. Внезапно демон Ярости зарычал и попытался вырваться на свободу, проецируя в голове Аэрона изображения крепких кулаков, рассекающих воздух и ударяющих залитое слезами лицо женщины.

Аэрон понял, что этот тип избивает свою жену, а Ярость показывал ему все новые и новые подробности.

«Ты никчемное создание, — обычно кричал негодяй, брызгая слюной. — Зачем только я на тебе женился? Ты и тогда была жирной коровой, а теперь стала еще жирнее».

Кажется, впервые в жизни Аэрон даже не пытался сдержаться. Что, если бы жертвой мерзавца оказалась Оливия? Или Легион? Дав Ярости возможность беспрепятственно руководить собой, любя своего демона больше, чем следовало бы, не испытывая ни малейшего угрызения совести, Аэрон развернулся на каблуках, ринулся вперед и догнал мужчину. Тот испуганно ахнул, когда Аэрон схватил его и повернул к себе лицом.

— Что за черт?

— Аэрон, — устало окликнул друга Парис, но Аэрон не обратил на него внимания.

— Ты мне омерзителен, никчемный кусок дерьма. Почему бы тебе не попытаться избить меня?

Мужчина побледнел и задрожал.

— Я не знаю, кто ты и что, по-твоему, делаешь, но лучше отвали от меня, кретин.

Аэрон понял, что это турист, так как местный сразу бы узнал его.

— Или что? — Аэрон зло усмехнулся. — Ты обзовешь меня как-нибудь похуже?

В глотке мужчины зародилось низкое рычание, и Аэрон вдруг догадался, что у него в кармане припрятан нож. Которым он намерен пырнуть его, Аэрона, в живот и в шею, а затем смотреть, как тот истекает кровью.

Без всякого предупреждения Аэрон нанес удар, впечатав правый кулак противнику в нос. Раздался хрип и вой, полный боли. Потекла кровь. Не останавливаясь, Аэрон сделал выпад левой рукой, и удар пришелся в челюсть, рассекая кожу. Вой перешел в крик.

Но Аэрон еще не закончил.

«Не могу драться честно. Должен причинять боль».

Демон Ярости полностью управлял ситуацией, но Аэрон по-прежнему не возражал.

Пока мужчина пытался сориентироваться и вырваться, Аэрон ударил его коленом в пах. Противник сложился вдвое, с его разбитых в кровь губ сорвалось шипение. Никакой пощады. Этот ублюдок сам никого не щадил. Аэрон ударил его в плечо, и того отбросило назад. Мужчина испытывал слишком сильную боль, чтобы встать и хоть как-то защититься.

Он поднял на Аэрона полные слез глаза:

— Не бей меня. Пожалуйста, не бей меня.

— Сколько раз твоя жена говорила тебе то же? — Аэрон опустился на колени и уселся поверх бледного как смерть противника.

Тот попытался вырваться с неведомо откуда взявшейся силой, но Аэрон лишь усилил давление, удерживая ублюдка на месте.

— Пожалуйста! — Голос мужчины дрожал от отчаяния.

Аэрон продолжил размеренно наносить ему удары по лицу, один за другим. Голова мужчины моталась из стороны в сторону. Кровь хлынула сильнее, потом стали вылетать похожие на леденцы зубы. Кожа была рассечена, кости треснули.

Вскоре хрип и стоны стихли.

На плечо Аэрону легла рука.

— Ты уже его наказал. Пора остановиться, — раздался сзади голос Париса.

Аэрон замер. Он задыхался, суставы пальцев пульсировали от боли. Слишком просто. Это было слишком просто. Смертный не расплатился за совершенное им зло. «Но, возможно, запомнил урок», — произнес в его голове голос разума. Раз здравый смысл вернулся, значит, Аэрон обрел над собой контроль.

— Идем домой, — позвал Парис.

Домой? Нет. Аэрон не готов вернуться в свою комнату и увидеть кровать, на которой он целовал и ласкал Оливию. Тем не менее он поднялся и, пнув напоследок смертного в живот, повернулся к другу со словами:

— Мне нужно немного побыть одному.

Какое-то время Парис молча изучал напряженное лицо Аэрона и наконец кивнул:

— Ладно. Может, приведешь себя в чувство, черт побери.

— Именно это я и собираюсь сделать.

Даже после ухода Париса Аэрон остался стоять на месте, пытаясь собраться с мыслями. «У меня все под контролем, — напомнил он себе, хотя по-прежнему не желал приходить в чувство. — У меня все под контролем».

Ярость продолжал метаться у него в голове, готовый в бешенстве обрушиться на следующую жертву.

Ему нужна Легион.

Или Оливия, мелькнула следующая мысль.

Сердце Аэрона застучало сильнее, и потребовалось некоторое время, чтобы понять причину такой реакции. Возбуждение вперемежку с сожалением обрушилось на него так же, как его кулаки обрушивались на противника. Оливия не проснулась, когда он оставил ее в гостевой комнате в квартире у Джилли. Не проснулась, пока Аэрон инструктировал Джилли позвонить ему тотчас, как ангел пробудится. Нет, она лежала на кровати, разметавшись во сне, прекрасная, окутанная плащом своих волос, тихонько посапывая. Ему стоило невероятных усилий побороть желание снова устроиться рядом с ней, но он справился и пошел за Парисом.

«Возможно, мне следует вернуться к Оливии», — подумал Аэрон, повернув в сторону дома Джилли, прежде чем успел себя остановить. В надежде получить напутствие он поднял взгляд к небесам, но звезд так и не увидел. Вместо них он заметил белые, покрытые перьями крылья и замер как вкопанный.

Гален. Предводитель охотников. Фальшивый ангел. Ублюдок.

Аэрон тут же выхватил пару кинжалов и скользнул в тень. Не следовало ему идти в город без пистолетов, но голова была так занята Оливией, что он не догадался их с собой захватить. Гален примостился на крыше здания и, разведя крылья в стороны, принялся внимательно обозревать улицы.

Если он и приметил наблюдавшего за ним снизу Аэрона, то не подал виду.

Ярость между тем продолжал завывать в голове Аэрона. Гален совершил такое множество преступлений, что и не сосчитать, и сознание Аэрона затопила жажда убийства. «Контроль. Абсолютный контроль». Который на этот раз нельзя терять.

Неожиданно Гален выпрямился. Аэрон теснее вжался спиной в стену здания, уверенный, что его заметили, но не желая убегать. Возможно, сегодня они наконец-то положат конец вражде.

Гален прыгнул и стал падать… падать… Шире раскинув крылья, он взмахнул ими и мягко опустился на землю в нескольких ярдах от Аэрона.

Аэрон напрягся. Он не может убить Галена без серьезных последствий, зато в его силах как следует помучить ублюдка, прежде чем посадить под замок. А затем снова приняться за пытки.

Прошла минута, другая, а Гален просто стоял, сложив крылья за спиной, и ждал, не принимая никаких попыток подойти к воину.

Всем своим существом Аэрон стремился броситься в атаку — в конце концов, неожиданные нападения — его конек, — но сдержался. Иногда битва не лучшее решение в войне. Иной раз можно добиться гораздо большего, просто наблюдая за противником, изучая его. Что здесь происходит? Что Гален делает в Будапеште?

Хранитель Надежды, разумеется, бывал здесь и раньше, но совсем недавно отправился сражаться с отрядом Владык, совершивших набег на заведение, в котором воспитывали и обучали детей-полукровок. Наполовину людей, наполовину бессмертных. Всем им прививали ненависть к Владыкам.

Теперь школа в руинах, а дети освобождены, и для них найдены нормальные, любящие семьи. Семьи, которые, хочется верить, охотникам никогда не удастся отыскать.

Явился ли сюда Гален, охваченный жаждой мести?

«Накажи», — велел Ярость.

«Еще рано».

— Наконец-то, — произнес Гален, нарушая тишину своим звучным голосом.

Аэрон быстро осмотрелся, но не заметил ничьего приближения. С кем тогда говорит Гален? Сам с собой? Или…

Тут в некотором отдалении от Галена возникла пара ног… не соединенных с телом. Что за черт? Едва вопрос промелькнул в голове Аэрона, как над ногами появилось туловище, затем плечи и руки — со знаком бесконечности на правом запястье, символом истинного, преданного охотника, — и в конце концов лицо. В руках мужчина держал кусок темной переливчатой ткани.

Точно не призрак, так как у него отсутствует характерное мерцающее сияние, но обычный человек, такой же реальный, как сам Аэрон. Но как тогда… Ткань. Слово эхом отозвалось в голове Аэрона, сменившись другим. Невидимый.

Глаза Аэрона расширились от ужаса и потрясения. Ткань. Плащ. Плащ Невидимости?

— Я возьму это.

Гален отобрал плащ и сложил его раз, другой. Вместо того чтобы становиться толще с каждым слоем, ткань уменьшалась в размерах, истончаясь, и вскоре оказалось, что Гален держит в руках обычный лист бумаги.

О да. Это Плащ Невидимости, в том не может быть сомнений.

Гален спрятал артефакт в складках своего одеяния, а Аэрон безотчетно потянулся вперед. «Остановись. Жди». Он убрал руку. Сначала информация, потом артефакт.

— Здесь полно камер, — произнес человек. — Я их не нашел, но знаю, что демоны держат город под наблюдением.

— Не волнуйся, — самодовольно усмехнулся Гален. — О камерах позаботились.

Да неужели? И как же? Устройства по-прежнему исправно функционируют, в противном случае Торин прислал бы ему сообщение. Может, кто-то взломал систему и сейчас на мониторах высвечивается ложное изображение? Что-то подобное показывали в одном из фильмов, который заставил его посмотреть Парис. Или же здесь задействованы более серьезные силы?

Кронос иногда помогает Владыкам, поэтому не исключена вероятность, что другой бог оказывает поддержку охотникам.

— Ты подтверждаешь присутствие среди них ангела? — спросил Гален.

— Да, хотя она не кажется столь же могущественной, как и ты.

— Мало кто из ангелов сравнится со мной. А половина их отряда уехала из города?

— Да.

Гален снова рассмеялся:

— Очень хорошо. Возвращайся к остальным, и сидите в укрытии, пока я не вернусь. Несколько наших воинов пропали вчера, и даже наша милейшая предводительница не может их обнаружить. Как только я их найду, мы нападем на Владык. На этот раз им пощады не будет.

«Накажи», — снова взвыл Ярость.

— Не будет пощады? Но я думал…

Гален покачал головой:

— Передай остальным, что наш эксперимент увенчался успехом.

Мужчина расплылся в медленной, очень довольной улыбке.

— Значит, никакой пощады.

Гален расправил свои белые крылья, взмахнул ими, но вдруг замер и нахмурился.

— Моя дочь. Ее следует пощадить.

С этими словами он взмыл в воздух.

«Даже забота о Гвен тебя не спасет», — мрачно подумал Аэрон, тоже поднимаясь в воздух. Его крылья полностью исцелились, и он без проблем сможет преследовать…

Гален исчез из вида. Секунду назад он был здесь — и вдруг пропал.

«НАКАЖИ! »

«Черт подери, — мысленно выругался Аэрон. — Я не могу». Плащ уплыл из рук, исчез вместе с Галеном. Все, что оставалось Аэрону, — это раздобыть побольше информации. Что никоим образом не компенсирует его провал.

Прищурившись, Аэрон глянул на фигуру охотника внизу. Тот петлял между зданиями и припаркованными машинами, постоянно осматриваясь по сторонам. Аэрон последовал за ним. Наконец его добыча зашла в заново отстроенный клуб «Судьба» — переименованный новым владельцем в «Убежище» — и больше не показывалась.

Не здесь ли охотники устроили свой штаб?

Быть того не может. Некоторые Владыки приходят сюда повеселиться, так что Торин установил внутри камеры слежения, которые засекли бы присутствие врагов. Но…

Не так уж это и невероятно. Изображение с этих камер может быть ложным, как и с тех, что на улице.

В голове Аэрона стали возникать новые вопросы. Какой эксперимент увенчался успехом? Куда подевались войска Галена? И кто их предводительница?

Не обращая внимания на призывы Ярости к действию, Аэрон вытащил сотовый и отправил Торину сообщение: «Созывай всех. Встретимся через два часа». Прежде ему нужно кое о чем позаботиться. То есть кое о ком — об Оливии. Если она что-то знает, он вытащит из нее эту информацию. А она тем временем успокоит его, как он изначально и планировал. «Я кое-что обнаружил. Даже видел Галена с чертовым Плащом Невидимости».

Торин, который, кажется, никогда не спит, тут же ответил: «Давай лучше через час. Если твоя информация важнее, чем то, что наш враг заполучил артефакт, хочу услышать ее КАК МОЖНО СКОРЕЕ».

«Договорились». Аэрон сунул телефон в карман и, развернувшись на каблуках, собрался было вернуться в квартиру Джилли, разбудить Оливию, если понадобится, и получить ответы на свои вопросы, но остановился на полпути, увидев высокую, грозную фигуру.

Кронос, царь богов, хмурился. На нем, как обычно, было длинное белое одеяние, из-под края которого виднелись обутые в сандалии ступни с желтыми загнутыми ногтями на пальцах.

Однако Аэрон не мог не заметить, что Кронос выглядит моложе, чем прежде. Седина в волосах пропала, и они стали густыми и золотистыми. Морщины на лице почти разгладились, а карие глаза сияют ярче обычного. Что послужило причиной таких перемен?

— Мой господин, — поприветствовал Кроноса Аэрон, тщательно сдерживая раздражение.

Бог редко приходил, когда к нему взывали, зато обожал являться в самое неподходящее время.

Демон Ярости, по-прежнему на взводе, готовый напасть в любую секунду, не стал прокручивать образы в голове Аэрона — но он никогда и не поступал так в присутствии этого божества. Как и в случае с Галеном, Кронос совершил слишком много преступлений, чтобы рассматривать их по отдельности, поэтому Аэрон просто чувствовал ужасающую жажду. Но не убийства, а почему-то желания украсть что-нибудь из принадлежащего богу. Стремление, смысла которого Аэрон не понимал и не мог расшифровать.

— Ты разочаровал меня, демон.

«Как и всегда, разве нет? »

— Здесь неподходящее место для подобных разговоров. Охотники…

— Никто нас не увидит и не услышит. Я об этом позаботился.

«Так же, как другой бог обеспечил невидимость охотникам? » — подумал Аэрон, снова вспомнив о Плаще.

— Ну, тогда все в порядке! Скажи же, чем я тебя так разочаровал, а то ведь я и секунды не проживу в неведении.

Кронос прищурил карие глаза.

— Мне не нравится твой сарказм.

Как Аэрону хорошо известно, когда царь богов злится, случаются плохие вещи. Вроде охватившей однажды Аэрона и его демона безумной жажды крови, подвергшей опасности жизнь его друзей.

— Прошу прощения. — Аэрон склонил голову, пытаясь за завесой ресниц скрыть сверкающую в глазах ненависть.

— Неужели тебе нужно напоминать, что смерть Галена так же важна для тебя, как и для меня? Тем не менее ты позволил ангелу отвлечь себя.

— А разве не ты сам этого хотел? — не удержался Аэрон от вопроса.

Кронос лишь рукой махнул.

— Думаешь, мне есть дело до твоих нелепых просьб? Мне не нужно, чтобы ты отвлекался, так зачем бы я стал посылать к тебе женщину?

Аэрона интересовал тот же вопрос.

— Избавься от нее.

— Я стараюсь, — отозвался он, сжимая кулаки.

«Не отдавай ее! » — рявкнул демон.

— Старайся лучше, — приказал Кронос.

— Она пробудет на земле всего десять, нет, уже девять дней. — С наступлением утра Аэрон потеряет еще немного времени, которое мог бы провести с ней. И это хорошо. Да, хорошо. — А затем вернется на небеса. — Где ей самое место. Уж об этом-то он позаботится.

Аэрон почувствовал укол грусти, но не обратил на него внимания. Как и на хныканье Ярости.

Его слова, казалось, почти не успокоили Кроноса.

— Если она останется, то я…

— То что ты сделаешь?

Внезапно рядом с ними без предупреждения возник еще один мужчина. Высокий, мускулистый, со светлыми волосами и темными глазами. Как и у Галена, у него были крылья. Но в отличие от предводителя охотников у новоприбывшего крылья сверкали чистым золотом.

Лисандр.

Аэрону лишь несколько раз доводилось видеть ангела-воителя, но, как и в случае с Оливией, в голове не возникло видений омерзительных деяний и его не охватило стремление нести возмездие. Что, однако, совсем не означало, что этот ублюдок нравится Аэрону.

«Она слишком хороша для тебя, — сказал тогда Лисандр. — Не обесчесть ее, иначе я похороню тебя и всех, кто тебе дорог».

Аэрон не почувствовал появления ангела ни тогда, ни сейчас и возненавидел внезапно возникшее отвратительное чувство беспомощности. Лисандр мог бы перерезать ему горло, а он даже не сумел бы защититься.

Оливия была права.

При виде белоснежной фигуры ангела Кронос побледнел:

— Лисандр.

— Только посмейте причинить ей вред, — пригрозил ангел, переводя взгляд с Кроноса на Аэрона и обратно. — Если хоть волос упадет с ее головы, я уничтожу вас.

— Как ты смеешь мне угрожать! — оскалился Кронос, от ярости заливаясь краской. — Мне, всемогущему. Мне, которому…

— Верно, ты бог, но все же тебя можно убить, — безрадостно рассмеялся Лисандр. — Ты знаешь, я никогда не разбрасываюсь пустыми угрозами. Ты слышишь правду в моем голосе. Причинишь ей вред, и сам падешь от моей руки.

Повисло молчание.

Тяжелое, напряженное.

— Я поступлю так, как сочту нужным, — наконец вымолвил Кронос. — И ты меня не остановишь. — С этими словами он исчез.

Аэрон едва верил происходящему. Царь богов никогда и ни перед чем не отступает. То, что сейчас он спасовал перед ангелом… не сулило ничего хорошего самому воину, который обладает куда меньшей властью, чем Кронос.

— Что касается тебя… — Лисандр протянул руку, и в ней возник огненный меч. Не успел Аэрон и глазом моргнуть, как кончик клинка уперся ему в горло.

Кожу обожгло. Аэрон прищурился.

— Это по поводу… лишения чести?

— Даже не представляешь, как мне хочется тебя убить, — сказал ангел. — Хладнокровно и беспощадно.

— Но ты этого не сделаешь.

Иначе Лисандр уже нанес бы удар. В этом они с ним похожи. Воины атаковали без колебаний, когда считали это оправданным. И не тратили время на разговоры.

— Нет, не сделаю. Бьянке это не понравится. Как и Оливии. — Меч опустился и исчез. — Я хочу, чтобы Оливия вернулась, но она… любит тебя. — В его правдивом голосе прозвучали нотки отвращения. — Поэтому ты останешься в живых. Пока. Но я хочу, чтобы ты сделал Оливию несчастной, заставил ее возненавидеть смертную жизнь. При этом, однако, ты должен заботиться о ее безопасности.

— Согласен.

— Так легко? — Темные глаза Лисандра расширились. — Ты не хотел бы оставить ее себе?

Хотел, да. В это мгновение, подумав о возможности потерять Оливию раз и навсегда, Аэрон признал, что в глубине души желает быть с ней. Хотя бы ненадолго. Ему хотелось развеселить ее, увидеть ее улыбку, услышать смех. Снова заключить ее в объятия. Целовать ее. Касаться. Наконец-то погрузиться в ее сладостное лоно. Но он не станет этого делать. Ей будет лучше на небесах, а он вернется к привычной жизни. Той, которую сам для себя создал. Жизни без сложностей. И пере живаний. Ну, за исключением ожидающихся попыток убить его.

Если Оливия останется на земле, то будет хрупким человеком, который вскоре состарится и умрет. А Аэрон окажется в роли беспомощного наблюдателя. Он никогда себе такого не позволит. Ни себе, ни кому другому. Даже ей. Особенно ей.

«Моя», — зарычал Ярость.

— Нет, — напряженно ответил Аэрон обоим — и демону, и Лисандру. Больше он не станет игнорировать или соглашаться с притязаниями Ярости. Это слишком рискованно. — Я не хочу, чтобы Оливия осталась. — В отличие от ангела он способен врать и глазом не моргнув.

— Но тем не менее желаешь… окончательно ее обесчестить?

Аэрон упрямо сжал губы, уверяя себя, что этого разговора на самом деле не происходит. При мысли о возможности переспать с Оливией его тело немедленно отреагировало напряжением в паху.

— Вижу, что хочешь. Ну что ж, хорошо. — А может, разговор все же имеет место. — Будь с ней… таким образом, если это то, чего вы оба так жаждете. Я не стану карать тебя, так как никому лучше меня не известно, что желанию женщины соблазнить мужчину невозможно противиться. И никто не знает Оливию лучше меня. Если она не испытает всего… — тут грозный ангел Лисандр покраснел, — то не оставит тебя. Итак. После акта близости заставь ее почувствовать себя несчастной, как я и сказал. Заставь ее покинуть тебя, не причиняя физического вреда, а я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить Высший Небесный Совет сжалиться над тобой и твоей подругой-демонессой.

«Все, что в моих силах» в устах Лисандра гарантировало успех. В этом Аэрон не сомневался.

Значит, Аэрон с Легион останутся в живых, а Оливия получит вечную защиту. Оливия, которую Лисандр знает лучше, чем кто-либо другой. Это утверждение вызвало у Аэрона больше эмоций, чем все остальное, — даже новость, что их с Легион могут помиловать.

Он должен быть тем, кто знает Оливию лучше всех!

— Спасибо, — с трудом вымолвил Аэрон. Забавно. Слова прозвучали так, словно их проталкивали сквозь лезвия.

Лисандр сделал один шаг назад, затем другой:

— Я ухожу, но сначала поделюсь информацией, которую ты давно хотел получить. Ты не сможешь защитить мою подопечную как следует, если не будешь знать, что происходит вокруг. — Ответа Аэрона он дожидаться не стал, да у того и не находилось ответа. Открой Аэрон рот — и может нечаянно сболтнуть что-то такое, что заставит Лисандра уйти, а не продолжить разговор. — Ты часто задумывался, почему Кронос отказывается лично убить Галена. Причина проста. Кронос и его жена Рея презирают друг друга. В вашей войне они находятся в противоборствующих лагерях и поклялись, что не станут брать в плен или убивать кого-то из Владык собственноручно. Полагаю, это их способ справедливой борьбы. Рея, разумеется, защитница и осведомитель Галена.

Значит, охотникам действительно помогает бог. И не кто-нибудь, а сама Верховная богиня титанов.

Следовало бы знать, следовало догадаться. Аэрон видел Рею лишь однажды, когда титаны только победили олимпийцев и захватили небеса. Новые правители вызвали его в надежде, что он поделится информацией о Владыках. Рея выглядела такой же старой, как некогда сам Кронос, с седыми волосами и морщинистой кожей. От исходящих от нее холодности и ненависти Аэрону стало не по себе. Хотя тогда его больше волновала смена небесной охраны, а не ледяной взгляд страдающей от одиночества богини.

— И еще немного информации, — произнес Лисандр, — которая поможет больше любой другой. Кронос и Рея такие же, как ты сам.

Как он сам?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Они боги, да, но также и Владыки. Рея одержима демоном Раздора, а Кронос — демоном Жадности.

Глава 13

Оливия застонала. В висках стучало, мозг словно облили бензином и подожгли. Тем не менее она открыла глаза, решительно настроенная выяснить, что с ней не так, и выступившие слезы обожгли сильнее, чем пылающий в голове жар. Постепенно приходя в себя, она ощутила мерзкий привкус во рту, будто его набили колючей проволокой вперемешку с ватой.

Она причмокнула губами, сбитая с толку и встревоженная.

— Хорошая девочка, — раздался голос Аэрона. Хотя сами по себе слова были ободряющими, прозвучали они тревожно, даже расстроенно. И громко. Слишком громко. — Просыпайся. Давай же, Оливия. Ты сможешь.

— Тише. — Она кое-как сфокусировала на нем взгляд, несмотря на застилающую глаза дымку. Аэрон сидел рядом, протягивая к ней обе руки. На ладони одной лежат две маленькие таблетки, а другая держит чашку с чем-то темным и дымящимся. — Пожалуйста.

— Я хочу, чтобы ты приняла это и выпила. — По крайней мере, теперь он говорит шепотом.

Будучи ангелом, Оливия не воспринимала ароматы мира смертных и никогда по-настоящему не ощущала запахов того, что люди готовят, пьют или распыляют на свое тело. Но теперь ее обоняние изменилось, и исходящий от темной жидкости аромат показался божественным. Словно заключенная в бутылку сила, обещающая не только возможность начать все сначала, но и полностью исцелить тело.

Оливия вспомнила, что люди называют этот напиток кофе. Неудивительно, что ради единственного глоточка они выстраиваются в длинные очереди и готовы отдать за него все, вплоть до последней монетки.

— Что это? — прохрипела Оливия, кивком указывая на таблетки. Зря! Даже такое малейшее движение вызвало приступ тошноты.

— Просто прими их, и почувствуешь себя лучше.

Аэрон, очевидно, уже забыл, что нужно шептать, и Оливия зажала уши руками.

— У тебя есть внутренний голос? Не мог бы ты сейчас им воспользоваться, пожалуйста?

Зажав таблетки в кулаке, Аэрон мягко заставил ее убрать руки от ушей.

— Хватит играться. У нас не так много времени.

— Ш-ш-ш! Сейчас говорит Ливви, и ей совсем не хотелось бы порвать тебе голосовые связки в случае, если не потрудишься сбавить тон.

И почему этот мужчина снова кажется ей таким притягательным?

— Вставай. Сейчас же.

Оливия осторожно села и протерла глаза, прогоняя остатки сна. Ее все еще пылающий мозг едва не взорвался, и она застонала.

Аэрон нетерпеливо нахмурился. Нет, не нетерпеливо. Притаившиеся в его взгляде эмоции были мрачными и куда более сложными. Желание? Неужели ее стон так на него подействовал?

Тряхнув головой, Оливия поняла, что ее рассыпавшиеся по плечам волнистые волосы совсем спутались. Ей немедленно захотелось привести себя в порядок. Залившись румянцем, она поспешно натянула капюшон платья. Вернее, попыталась натянуть. Нахмурившись, Оливия оглядела себя и увидела голубой обтягивающий топ и короткую черную юбку.

Почему… Ах да, вспомнила она, это же новый провокационный образ. Который, однако, не объясняет дикую головную боль. Взмахнув ресницами, Оливия встретила пристальный взгляд Аэрона.

— Меня что, ранили?

Он фыркнул.

— Едва ли. Просто ты слишком много выпила, а сейчас расплачиваешься за свою неосмотрительность.

Головная боль оказалась не единственной платой. На Оливию вдруг нахлынули воспоминания, одно другого ужаснее. После первой бутылки веселящего сока, не принесшего ей никакого веселья, она испытала ужасающее чувство утраты. После второй ее накрыла волна уныния, подавляющая и вызывающая безудержный неконтролируемый плач. Гидеон обнял ее, и Оливия выболтала ему все про Аэрона. Как унизительно!

Аэрон поднес руку к ее губам:

— Возьми таблетки в рот, но не разжевывай. Поняла? Глотай целиком.

Это вообще возможно? Они показались ей огромными, как апельсины. Ухватив их дрожащими пальцами, Оливия закинула себе в рот и попыталась проглотить. Неудачно. Фу! Ну и вкус! Ее лицо скривилось от отвращения.

— Запей. Это поможет. — Аэрон приблизил дымящуюся чашку к ее губам и наклонил, чтобы она могла отпить.

Оливия поперхнулась. Хоть напиток и источает чудесный аромат, на вкус напоминает смесь электролита с грязью. Интересно, она сильно уронит себя в глазах Аэрона, если выплюнет все прямо на кровать?

— Глотай! — рявкнул он, отставляя чашку в сторону.

Что Оливия и сделала. Таблетки с трудом протолкнулись в горло, царапая его изнутри так же, как и мерзкий кофе. Когда сотрясающая ее тело дрожь утихла, она подняла взгляд на Аэрона.

— Больше не смей так со мной поступать!

Он закатил глаза и снова устроился на корточках:

— Сама виновата, позволив Гидеону себя напоить.

Сколько еще раз он собирается напомнить ей об этой оплошности?

— А теперь давай поднимайся, Ливви. Нам надо кое-что сделать.

Сейчас ей хотелось только одного — лечь обратно в кровать. Она в самом деле снова шлепнулась на матрас и уставилась в потолок. Там оказался постер с изображением женщины в бикини, с золотистой кожей, ярким румянцем, затвердевшими сосками и развевающимися на ветру длинными светлыми волосами. Оливия нахмурилась, снова сбитая с толку. Прежде такого постера в спальне Аэрона не было.

Оглядев комнату, она не узнала ни единого предмета. Комод орехового дерева со стоящей на нем хрустальной вазой, сверкающей в лучах просачивающегося сквозь белые занавески света, изображения разнообразных цветов на стенах и прелестный бежевый ковер на полу.

— Не очень-то похоже на твою комнату, — заметила Оливия.

— Потому что это не она.

Она нахмурилась сильнее:

— Тогда… чья?

— Твоя. Ты останешься здесь с Джилли, в ее гостевой комнате. Знаешь Джилли? — Аэрон не дал ей возможности ответить. — И Парис, и Уильям оба останавливались здесь прежде, отсюда и постер. В любом случае ты поживешь тут до тех пор, пока не решишь вернуться на небеса.

Оливию словно ведром холодной воды окатили. Оказывается, Аэрон так сильно хочет от нее отделаться, что отнес в город, пока она спала. Осознание этого причинило боль.

— Оливия?

«Борись, превозмогая боль».

— Да, я знаю Джилли, — отозвалась она дрожащим голосом.

В действительности Оливия знает девушку лучше, чем кто-либо из Владык. До переезда сюда милая малышка Джилли пережила много трагических событий: родители причинили ей очень много боли.

Одно время в обязанности Оливии входило привносить в жизнь Джилли радость. Вот почему, когда та подростком сбежала из дома, Оливия привела ее в Лос-Анджелес, чувствуя на некоем подсознательном уровне, что здесь Джилли найдет спасение. Только ей и в голову не могло прийти, что спасением этим окажутся Даника и Владыки Преисподней.

Пути Единого Истинного Бога неисповедимы.

— Но, — возразила она, — я не собираюсь возвращаться на небеса.

В глазах Аэрона сверкнула решимость, но произнес он лишь:

— Обсудим это позднее. Прямо сейчас, как я и сказал, у нас есть дела поважнее. Ты успеешь быстро принять душ, но придется совместить несколько занятий. Пока ты будешь мыться, я задам тебе ряд вопросов.

Не дожидаясь ответа, Аэрон подхватил Оливию на руки и отнес в ванную. Но не успела Оливия насладиться «поездкой», как он уже поставил ее на ноги и, наклонившись, стал возиться с ручками в душевой кабинке, предоставив ей возможность любоваться своим обтянутым джинсами потрясающим задом. Под «потрясающим» Оливия подразумевала «совершенный до дрожи в коленках».

Неожиданно из крана брызнули струи горячей воды, и Оливии пришлось отвернуться, чтобы защитить глаза. Когда она сообразила, что делает — хочу полюбоваться еще! — Аэрон уже выпрямился. Какая жалость! А может, и нет. Вода представлялась ей залогом силы, жизненной энергии и… Оливия полуприкрыла веки. Второй раунд веселья? Возможно. Ее первый в жизни душ, и Аэрон в качестве наблюдателя. Хочется верить, что он не сможет удержаться от соблазна дотронуться до нее.

Утро внезапно показалось гораздо более радужным.

По телу Оливии пробежала дрожь желания. Аэрон обернулся и вдруг показался ей выше и более угрожающим, хотя на самом деле его рост не изменился. Его глаза светились ярким фиолетовым светом, татуировки четче проступили на коже, а жилка на шее бешено пульсировала. На Аэроне были черная футболка и черные штаны — и то и другое легко снять, — и Оливия заметила проступающие сквозь ткань очертания оружия на поясе и лодыжках.

«Как красиво», — подумала она, и сердце ее забилось быстрее. Ей захотелось снова ласкать его. Прикоснуться губами к каждому кусочку его тела. Особенно между ног. Когда она в прошлый раз обхватила рукой его член, то нащупала капельку жидкости.

Интересно, какова эта жидкость на вкус?

Аэрон сглотнул. Неужели уловил направление ее мыслей?

— Ты ведь знаешь, как принимают душ, правда? Ты… разденешься, — голос его дрогнул на последнем слове, — встанешь под воду, а потом намылишься с головы до ног.

— Присоединишься ко мне? — Стянув топ через голову, Оливия бросила его на пол. Наверное, обнажаясь перед мужчиной, она должна почувствовать неловкость, но ей хотелось, чтобы Аэрон смотрел на нее и желал так же сильно, как она его. Вдобавок она теперь уверенная в себе, настойчивая женщина, знающая, какое удовольствие они могут друг другу доставить, поэтому сделает и скажет что угодно, лишь бы добиться своего. — Или собираешься просто смотреть?

«Если дело в этом, то можешь на меня полюбоваться», — подумала Оливия, приподнимая груди ладонями и представляя, что это делает Аэрон. О да. Так хорошо.

Его глаза расширились, он явно не мог отвести взор от соблазнительного зрелища, и атмосфера в ванной изменилась. Наэлектризовалась.

— Не делай так, — сказал Аэрон хриплым сдавленным голосом.

— Почему нет?

— Потому что твоего Бога стоило бы наградить за создание такой совершенной груди. — Он тряхнул головой, однако по-прежнему не спускал с нее глаз. — В смысле, потому что я… Черт тебя подери! И меня заодно. Меня следовало бы наказать. Эти мысли в моей голове…

Схожи ли они с ее мыслями?

— Аэрон, — взмолилась Оливия.

— До меня только что дошло, что я ни разу не целовал их, — выдавил он грубым голосом, заряженным, казалось, тем же электричеством, какое потрескивает в воздухе. — Боги, женщина, это же настоящее преступление.

— Так поцелуй их сейчас. — «Пожалуйста! »

— Да.

Склонив голову, Аэрон потянулся к ней. Его зрачки расширились, и на этот раз Оливия знала, что причиной тому желание, а не гнев.

Ее соски напряглись в ожидании… но за секунду до прикосновения Аэрон опомнился, резко выпрямился и зарычал. Оливия выдохнула, только сейчас осознав, что все это время сдерживала дыхание. Он же почти… Милый Боже. Он и правда едва ее там не поцеловал! Осознание этого породило желание такой силы…

— Аэрон. — «Сделай это. Не останавливайся».

— Нет.

— Почему?

— Потому что!

Знает же, чего она хочет, в чем нуждается, но продолжает отвергать ее! Просто «потому что»! Ублюдок!

— Принимай душ сама.

Обойдя ее стороной, Аэрон шагнул за порог ванной и прикрыл за собой дверь, оставив лишь тонкую щель, в которую просачивался свет.

А ведь он был так близок…

Оливии вдруг стало тесно в собственном теле, захотелось кричать. Однако вместо этого она стянула с себя оставшуюся одежду и зашла в кабинку. Когда на нее хлынули первые струи воды, она пожалела, что не закричала. Она на что угодно готова, лишь бы снять безумное внутреннее напряжение. Напряжение, раззадоренное нежной лаской водных струй.

Оливия постаралась очистить сознание, но в уме постоянно всплывали слова. Поцелуи. Груди. Тела. Движение. Сплетение. Черт!

— Не слышу, чтобы ты намыливалась, — услышала она резкий голос Аэрона.

— Отвали! — огрызнулась Оливия, решив употребить подслушанное у людей выражение. Кажется, так говорят тем, кто раздражает. А Аэрон ее очень даже раздражает.

Поцелуи. Груди. Тела. Движение. Сплетение. Скольжение. Обладание. Колени ее едва не подкосились.

— Оливия.

Это что, предупреждение?

— Заткнись, демон! — Содрогаясь всем телом, она выдавила на ладонь несколько капель пахнущего розами мыла и наконец принялась мыться, но ее волновало даже такое простое действие, удваивая напряжение. Как ему удалось так быстро и так сильно ее завести? Даже не поцеловав?

Поцелуи. Груди. Тела. Движение. Сплетение. Скольжение. Обладание. Лизание. Сосание.

Так и спятить недолго!

Отвлечься. Да, надо отвлечься.

— А Парис с Уильямом тоже пользовались этим мылом? Кстати, да, теперь ты можешь говорить.

— Не знаю, и это не важно. Незачем тебе о них думать. И вообще, вопросы буду задавать я. Откуда ты знала, что нам вчера не удастся поймать Скарлет?

— Я же уже говорила! Я знаю много такого, что могло бы вам помочь, но, кажется, ты был не особо заинтересован.

— Ну а теперь заинтересован, так что давай рассказывай. Есть ли в городе другие одержимые демонами?

«Будь уверенной», — напомнила себе Оливия.

— Думаешь, все так просто? — «Дерзкой». — Ты спрашиваешь, а я отвечаю?

Пауза. Затем неуверенное:

— А чего ты хочешь?

«Разрядки! »

— Начнем с извинений.

— Ну… извини.

Не слишком искренне прозвучало, но Оливия и этому обрадовалась.

— Нет, — наконец ответила она. — Других одержимых демонами бессмертных в городе нет.

— Хорошо. Тогда отведи меня туда, где обитает эта Скарлет.

— Прости, но нет. — Она повернулась под струями воды, и по ее телу потекла мыльная пена. Поцелуи. Груди… Гр-р-р! — Ничем не могу помочь.

— А придется.

Новый приказ, отданный с такой решимостью… которая должна была бы раздражать, а не возбуждать. И вновь ее телом овладело напряжение…

— С чего это ты так рьяно добиваешься моей помощи?

— Хочу, чтобы ты увидела, какой образ жизни я веду. Чтобы стала свидетельницей сражений, крови и боли. Чтобы убедилась, что мне наплевать на всех, кроме друзей и Легион, и что я прикончу любого — слышишь, любого, — кто вздумает им угрожать.

Любого — даже саму Оливию? После того, как вчера спас ее и отослал Легион прочь? Без сомнения. Прощай, возбуждение. Здравствуй, пустота. Холодные, жестокие слова, скорее клятва, чем угроза. Может, Аэрон и не собирался так резко высказываться, однако не смог сдержаться.

— Хорошо, — согласилась она.

Если он хочет провести остаток жизни, показывая ей все, что перечислил, пусть так! Ей есть чем ответить! Она продемонстрирует ему все, чего он лишится, если она уйдет. Вроде грудей, за игнорирование которых его следовало бы «наказать». Вроде губ, что так отчаянно желают его ласкать.

Возбуждение… сильнее прежнего…

Оливия напомнила себе о необходимости дышать. Повозившись с кранами, она перекрыла водный поток и мгновенно ощутила прохладный воздух. Который, однако, не загасил ее внутреннего жара. По мокрой коже побежали мурашки, и Оливия застонала. Ей дольше не вынести!

«Не снять ли напряжение самой? » — заинтригованно подумала она. Аэрон использовал пальцы… а пальцы и у нее имеются… Она облизнула губы, чувствуя учащенное сердцебиение. Аэрону об этом знать не обязательно. Она снова включит воду, сделав вид, что ей нужно еще раз намылиться, и…

— Закончила? — донеслось из-за двери.

Оливия напряглась.

— Я… мне просто…

— Оливия, я же сказал, что у меня мало времени.

Ну да. Не так уж много ему осталось.

Напоминание об этом отрезвило ее, остудив желание куда эффективнее холодного воздуха. А ей-то казалось, что она смирилась с его неизбежной смертью. Но девять таких коротких дней? Вряд ли этого времени хватит, чтобы испытать то, что она хотела испытать с ним. Особенно учитывая его упрямство.

«Придется тебе позаботиться о том, чтобы этого времени хватило».

— Ладно, — со вздохом сказала она и вышла из душевой кабинки.

Если она пойдет с ним сейчас, то они больше времени проведут вместе. «Вот только, похоже, мне не доведется помучить его тем, чего у него никогда не было», — кисло подумала Оливия, ненавидя самую мысль об отказе от сладкой мести. Она-то фантазировала, как без стыда предложит ему свои груди и жаждущие губы — и все остальное, что бы он ни пожелал.

А в перерывах сможет защищать Аэрона от кого и чего угодно, как и поклялась.

— Что «ладно»? — переспросил он, явно сбитый с толку.

На полочке Оливия обнаружила зубную щетку и тюбик мятной пасты и сумела без происшествий почистить зубы, благо сотни раз видела, как это делают люди.

— Ладно, я покажу тебе, где живет Скарлет.

Освежив дыхание, Оливия взяла с полки расческу. Зубцы несколько раз застревали в колтунах, и она морщилась, но продолжала сражаться с локонами, пока они не сделались гладкими и послушными. В следующий раз надо не забыть захватить с собой платье, даже если не собирается его надевать.

— Что заставило тебя передумать?

Подозрительность сквозила в каждом его слове.

— Препирательства с тобой — пустая трата драгоценного времени.

В целом правда, хоть и вводит в заблуждение.

— Какая ты, оказывается, разумная женщина. Кто бы мог подумать?

Оливия швырнула расческу в раковину.

— Ну а ты бесчувственный чурбан, который не получит поцелуй, если будет продолжать в том же духе.

И снова правда. Шокирующая. Оливии понравилась мстительная сторона своей натуры.

Ответом была тишина. Означает ли это, что ему отчаянно хочется нового поцелуя? Несмотря на только что открытое в себе стремление мучить, она постаралась не слишком сильно надеяться.

— Кстати, я не причинила вреда Легион, — сообщила она. — Даже когда она на меня напала.

— Вообще-то, ангел, в твоем присутствии ей всегда становится плохо. Ну, или так было раньше, пока ты не лишилась крыльев. Но ты не влияешь ни на меня, ни на других воинов, хотя мы такие же демоны, как Легион. Почему так происходит? Ты делаешь это нарочно?

— Разумеется, нет. Верно, что демоны ненавидят находиться рядом с ангелами, однако вы как-то смогли очеловечить своих. По крайней мере, в некоторой степени. — Все. Хватит разговоров о Легион, хоть Оливия сама и подняла эту тему. — Ты хочешь узнать, как поймать Скарлет, или нет?

— Прости, — пробормотал Аэрон. — Да, хочу.

Оливия поборола желание усмехнуться. Еще одно извинение. Такое же ворчливое, но от этого не менее милое.

— Вот что мне известно. Из-за одержимости Ночными Кошмарами днем Скарлет слабеет. — Рассказывая, Оливия изучала свое отражение в запотевшем зеркале. Под глазами залегли тени, щеки несколько запали. Ей хотелось, чтобы Аэрон видел ее только в наилучшем виде, но ничего не поделаешь. — В этом плане она похожа на вампиров и спит весь день, так как ее тело делается слишком слабым даже для ходьбы.

Минуту Аэрон переваривал услышанное.

— В таком случае захватим ее сегодня, пока она спит.

— К чему такая спешка? И что вы планируете с ней делать?

— Охотники в городе. Мы обнаружили их убежище и узнали, что им помогает Рея, царица богов. Хотим задать Скарлет несколько вопросов и не дать ей содействовать нашим врагам.

— Я сама могла бы сказать вам, что охотники в городе, но ты не захотел меня слушать.

— Знаю, знаю, и за это тоже прости. Так что тебе известно о Рее?

О, еще одно извинение! Аэрон явно заслуживает награды.

— Мне известно, что она провозгласила себя Матерью-Землей и что помогает охотникам, — ответила Оливия, хотя все, о чем могла думать, — это о вознаграждении Аэрона. — В Тартаре она ослабела, как и все титаны, поэтому олимпийцы и сумели вселить в нее демона Раздора.

— Поверить не могу, что вся эта информация была у меня под носом, — пробормотал Аэрон. — А если забрать из нее демона, она умрет? Так же, как мы?

— Да.

— Зачем же она тогда помогает охотникам?

— Из тех же соображений, что Гален ими руководит. Они задумали убить вас, чтобы спасти самих себя, а затем использовать ваших демонов в своих целях. В случае Реи — захватить власть на небесах, раз и навсегда уничтожив Кроноса.

Если у Аэрона и оставались еще вопросы — а Оливия не сомневалась, что это так, — он не позволил себе их задать. Собирается ли он обратиться к другому своему осведомителю, кем бы — или чем — тот ни был? А осведомитель у него имеется, это совершенно ясно. Прежде он подобной эрудицией не отличался. В противном случае ему не понадобилась бы Оливия — и самая мысль об этом была ей ненавистна.

— Благодарю за информацию, — угрюмо пробормотал Аэрон.

— Пожалуйста. — «Подтолкни его. Будь уверенной в себе. Дерзкой. Дай понять, что в тебе он нуждается куда больше, чем в ответах». — Я принимаю оплату в виде поцелуев. В любом случае, кажется, я задолжала тебе парочку. В конце концов, ты же извинился за свою бесчувственность.

Аэрон прочистил горло:

— Да, но я никогда не обещал заплатить тебе. Или принять плату от тебя. Нам, э-э-э, нужно идти.

Что за невозможный мужчина!

— Только дай мне… — Оливия взглянула на полотенце. Стоит ей в него завернуться — и она сдастся. А сдаваться Оливия не собиралась.

Она закусила губу, прокручивая в голове слова Гидеона. Ну, вернее, собственную их интерпретацию. Мужчинам нравятся обнаженные женщины. Мужчины с трудом могут устоять перед обнаженными женщинами. Так что никаких полотенец, подумала Оливия, едва сдерживая предвкушение.

Напористость…

— Не важно, — хрипло проговорила она. — Я готова.

Расправив плечи, чтобы поднялась грудь — Аэрону ведь понравилась ее грудь, — Оливия взялась за ручку и настежь распахнула дверь. Уверенная в себе. Аэрон стоял спиной к ней, прислонившись к стене, по-прежнему скрестив руки на груди. К сожалению, он все еще был одет.

Дерзкая. Нужно просто исправить эту оплошность.

Обнаженная и мокрая, Оливия встала перед Аэроном. Ее сердце билось еще сильнее и чаще, чем когда собиралась ласкать себя. Когда он ее увидел, у него отвисла челюсть, ноздри раздулись, а зрачки расширились так, что полностью поглотили фиолетовую радужку.

Оливия с трудом подавила стон. Так-так. Гидеон был прав. Аэрону действительно нравится смотреть на обнаженных женщин.

Будь настойчивее. Желание… ей нужно, чтобы он утолил ее почти болезненное желание…

— Как тебе мой наряд? — поинтересовалась она, покрутившись вокруг себя.

Аэрон что-то сдавленно прохрипел в ответ.

Может, ей вообще стоит перестать носить одежду?

— Теперь я человек, а люди всегда требуют плату за свои услуги. — Слышит ли он звучащие в ее голосе сладкое предвкушение и нервозность? — Так что, если хочешь получить еще информации — а мне есть что предложить, поверь, — придется ее заслужить.

— Как? — рыкнул Аэрон, но в этом рыке не было злобы. — С помощью упомянутых тобой поцелуев?

— Это было актуально пять минут назад, но ты отказался платить. Теперь цена возросла. Если хочешь узнать что-то еще, придется согреть меня своим телом. Я замерзла.

«Мне так жарко, я просто горю».

Аэрон сглотнул. Выпрямился. Скользнул взглядом по всему ее телу, задержавшись на груди и между ног. Дыхание его сделалось неровным, неглубоким.

— Черт побери. Умираю. Я умираю.

«Я тоже».

— Аэрон. — «Иди ко мне. Возьми меня».

— Сейчас… сейчас не время.

— Так найди время, — отозвалась Оливия, сокращая расстояние между ними.

«Нужно… коснуться…»

Аэрон мог бы сбежать, и Оливия не сумела бы его задержать, но не стал этого делать. Его крупные руки легли на ее талию, пальцы впились в кожу. Наконец-то!

— Я не должен, — пробормотал Аэрон. — Говорю себе, что не должен, хоть он и клянется, что…

— Он?

«Хочу еще! » — взвыл Ярость.

— Кто в чем клянется?

Сперва Аэрон ничего не ответил.

— Мой… демон, — наконец выдавил он, раздвигая пальцы, чтобы охватить побольше ее тела. Теперь его ладони накрыли поясницу и ягодицы. Его прикосновение обжигало. — Он клянется, что… не причинит тебе вреда. На этот раз мне не придется беспокоиться.

«Он», не «оно»? Интересно, что изменилось в отношениях между этими двумя?

Какая разница? Прогресс!

— Тогда почему ты не хочешь быть со мной? — Если Аэрон надеялся убедить ее свернуть с выбранного пути, не стоило открывать ей мир страсти. Теперь она в полной мере воспользуется допущенной им оплошностью. — Нет никаких препятствий.

— Препятствия… — Он запнулся на слове, не в силах отвести взгляд от ее губ. — Мы…

Оливия прижала ладони к его груди, не желая слушать, как он будет выбалтывать длинный список проблем. Что он, видимо, и планировал сделать. Она отметила, что его сердце бьется сильнее и быстрее, чем ее собственное. Хороший признак. Тем не менее, желая, чтобы оно застучало стократ сильнее и быстрее, она выгнулась навстречу Аэрону и застонала, прижавшись низом живота к его паху. О да.

— Ты ведь хочешь получить ответы, правда, Аэрон? Это же важно для тебя? Ради тебя самого и твоих близких. Просто заплати мне.

Он облизал губы, оставив на них блестящий влажный след. Всего лишь попробовать — вот и все, что ей нужно…

— Кто бы мог подумать, что ангел окажется таким манипулятором? — хрипло спросил Аэрон.

— Я пала, — в который раз напомнила Оливия. — Хватит разговоров. Плати мне еще.

— Да…

Аэрон склонился к Оливии, а она в тот же самый момент приподнялась на цыпочках. Их губы встретились, но поначалу он не ответил. Ей пришлось проталкивать язык сквозь его стиснутые зубы, но стоило ей коснуться его языка, как он застонал и перехватил инициативу.

Да еще как перехватил!

Обвив руками ее талию, Аэрон приподнял Оливию, удерживая на весу. Ей пришлось обнять ногами его торс и скрестить лодыжки за спиной, иначе осталась бы болтаться в воздухе. Новая поза оказалась восхитительной, именно такой, как ей и хотелось: ее исходящее возбуждением лоно уперлось в головку его твердого, большого, эрегированного члена, которая высовывалась из-под пояса штанов.

Дурацких штанов.

Коротко остриженные волосы Аэрона покалывали ладони Оливии, когда она гладила его по голове. Положа одну руку ей на затылок, он заставил ее наклонить голову для более глубокого поцелуя. Поцелуя, который Оливия ощущала всем телом, каждой клеточкой, каждой частицей своего существа, жаждавшего большего.

— На тебе слишком много одежды, — задыхаясь, прошептала она.

— Наоборот, недостаточно, — отозвался он, прижимаясь губами к ее ключице и принимаясь посасывать кожу. Затем спустился ниже, лизнул сосок, наконец выполнив свое обещание поцеловать его, и Оливия застонала. Другой рукой Аэрон накрыл оставшуюся без внимания вторую грудь и принялся ее массировать. — Думаю, даже доспехи не смогли бы защитить меня от твоих чар.

Какое сладкое признание!

— Нам стоит сбавить темп.

Что? Нет!

— Быстрее! — Она ущипнула его за ухо, и он в ответ зарычал и стал снова сосать ее сосок, слегка прикусывая его. Оливия ахнула, а потом застонала, когда он провел языком по месту укуса. Выгнувшись ему навстречу, она потерлась о него именно так, как ей нравилось.

— Я тебя всего измочу своим любовным соком.

— Разве это плохо? — поинтересовался Аэрон.

Плохо, плохо… Слово эхом разнеслось в ее голове, и Оливия вспомнила, как в прошлый раз, когда он целовал ее, как сейчас, она попыталась лизнуть его член, но Аэрон ей не позволил. Решил, что она слишком чиста для подобного.

Оливия расплела лодыжки и свесила ноги вниз, коснувшись ступнями мягкого ковра.

— Что ты… — начал было Аэрон, нахмурившись.

Она опустилась на колени и стянула с него штаны, высвободив член. Восхитительно твердый.

— Оливия… — мучительно простонал Аэрон. — Ты не должна.

Ее рот наполнился слюной, и она прижалась щекой к шелковистой нежной плоти. Такой горячей, манящей. Аэрон запустил пальцы ей в волосы. Чуть отклонившись, она широко раскрыла рот и вобрала его пенис. Ей было немного неудобно, из-за его огромного размера побаливала челюсть, но солоноватый и одновременно сладкий вкус приводил ее в восторг.

— Я ошибался, — прохрипел он. — Ты должна. Действительно должна.

Ее губы скользили вверх-вниз по члену, а руки играли с тяжелой мошонкой. Оливия наслаждалась Аэроном, смакуя процесс, разрушая сопротивление, неумолимо подталкивая к сладкому забвению. Но он не дал ей довести дело до конца и, схватив за плечи, резко поднял:

— Довольно.

Она заметила на его лице капельки пота. В следующее мгновение он развернул ее и, прижав спиной к стене, не говоря ни слова, опустился на колени. Раздвинув сильными руками ноги Оливии, он принялся лизать и посасывать ее лоно, поглощая ее любовный сок.

Нуждаясь в опоре и не находя ее, Оливия царапала стену позади себя, в исступлении мотая головой из стороны в сторону. Волосы ее щекотали спину. Абсолютно все стимулировало желание. И она приближалась… приближалась… нуждалась…

Аэрон резко выпрямился, задыхаясь, вытирая ее соки, что остались на лице. Его полуприкрытые глаза поблескивали.

— Так хочу взять тебя… но нельзя… так вкусно… хочу еще… не могу…

Еще. Да.

— Аэрон.

Он покачал головой, и от былого сопротивления не осталось и следа — его сменила решимость. Просунув руку между их телами, он принялся ласкать свой член, второй рукой обнимая Оливию за талию.

— Не могу… не могу… должен помнить…

— О чем? О чем помнить? Ты собираешься… мы собираемся?..

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

— Не могу. — Он замер. Тишину комнаты нарушало лишь их неровное дыхание, слившееся в едином диком порыве, как ей хотелось бы слиться с Аэроном. — Не могу. Мы… — Он снова зарычал. Отдернул руку и с силой провел ею по лицу. Когда он убрал ладонь, Оливия заметила, что черты его лица изменились. От решимости он перешел к ярости. — Большинству людей приходится испытывать чувство неудовлетворенности. Раз ты решила стать человеком, то должна узнать, каково это.

Неудовлетворенность? Уж лучше смерть!

— Научишь меня в следующий раз? Прошу тебя, Аэрон. — Как же отчаянно он ей сейчас нужен! — Пожалуйста.

Выгнув бедра, Оливия задвигалась вперед и назад, пристраиваясь так, чтобы влажное лоно прижималось к горячему, твердому, ничем не прикрытому члену. Члену, который она пробовала на вкус. Оливия заскользила вниз, вверх, снова вниз. О боже! Наслаждение… ни с чем не сравнимое наслаждение. Обжигающее, волнующее… запретное.

Должно быть, Аэрон испытывал те же чувства, потому что снова приступил к активным действиям. Обхватив ладонями ее ягодицы, он как можно теснее прижал ее к своей восставшей плоти, а потом отстранил, повторяя это снова и снова, так и не проникнув внутрь, но для страждущего тела Оливии это не имело значения. Его движения доставляли невероятное удовольствие, раззадоривали, и вскоре оба стонали, дрожали и тяжело дышали.

Даже поцелуи вышли из-под контроля: их языки яростно сплетались и перекатывались, а зубы сталкивались, царапались друг о друга. Оливия впилась ногтями в спину Аэрона, в прорези, где скрывались крылья, — не слишком ли дико? Гидеон сказал, что Аэрону нужна неистовая женщина, но не окажется ли это чересчур сильно и поспешно для ее воина, не оттолкнет ли она его своим пылом?

Едва не лишившись остатков рассудка, Оливия все же заставила себя сдержаться и ослабить хватку, убрав ногти подальше от его спины, подальше от чувствительных щелей.

— Что ты делаешь? — резко спросил Аэрон.

— Наслаждаюсь тобой, — отозвалась она. — Ну, или наслаждалась, пока ты не открыл рот.

Нахмурившись, он слегка отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза:

— Тогда начни наслаждаться снова.

— Я бы с радостью. — Оливия закусила нижнюю губу и выгнулась ему навстречу. — Но прежде я хочу, чтобы ты засунул в меня свой член.

Аэрон издал странный звук, будто его душат.

Оливия снова выгнулась. Головка члена потерлась о ее клитор, и Оливия ахнула. Аэрон зашипел. Так приятно. Та-а-ак приятно. Она запрокинула голову, и влажные волосы рассыпались по спине, снова щекоча кожу. «Так близко», — подумала Оливия. Так близка вершина удовольствия, на которую Аэрон вознес ее в прошлый раз, когда они целовались. Вершина, которая ослабила бы терзающее напряжение, нарастающее в ее теле.

— Аэрон, Аэрон. Еще немножко, — хватая ртом воздух, выговорила она, — и тогда я смогу…

— Нет. Нет! — Он резко, без предупреждения разжал руки, и Оливия выскользнула из его объятий и упала на пол. От удара у нее перехватило дыхание. Но даже это не ослабило ее страсти, ее желания. — Не могу.

Аэрон отер рот трясущейся рукой, словно желая избавиться от вкуса Оливии, на мгновение скрыв залегшие от напряжения морщинки в уголках губ. Затем дрожащими пальцами поправил штаны.

— Никакого оргазма, — заявил он тем самым резким тоном, который она ненавидела. Скорее злым, чем страстным.

— Я… я не понимаю.

Прищурившись, он посмотрел на нее: лицо стало жестким, словно высеченным из гранита.

— Я же тебе уже объяснил. Люди часто сталкиваются с тем, что их желания не исполняются. Ты же хотела стать человеком — вот и терпи разочарования. А теперь одевайся. Нам нужно идти — и об этом я тоже говорил.

Глава 14

Страйдер упал на землю, и над его плечом просвистела пуля.

— Прости, — поморщившись, пробормотала Гвен. Ее рыжие волосы собраны в конский хвост, серебристо-золотые глаза сверкают. — Мне с трудом удается сдерживать свою темную сторону — гарпию то есть, — поэтому я решила, что будет лучше вооружиться пистолетом.

Пистолетом, который она прежде и в руках-то не держала.

«Тоже мне специалистка по мертвым охотникам выискалась! » — подумал Страйдер. Не хватало еще, чтобы его свои же подстрелили!

Последствия оказались бы катастрофическими: хоть Гвен и не собиралась причинять Страйдеру вреда, его демон расценил бы это как вызов. Гарпия выиграла бы, а ему пришлось бы сутками корчиться на земле в агонии.

Так же как несколько недель назад, когда Страйдер сплоховал с охотниками, потому что Гвен с Сабином позволили ее отцу ускользнуть, — он так их за это и не простил, как ни пытался. Последствия того поражения до сих пор свежи в его памяти, и он совсем не горит желанием повторить печальный опыт.

— Просто убери палец со спускового крючка, — велел гарпии Страйдер. — Мы не знаем, куда охотники сбежали и где спрятались, а им неизвестно, где мы. Выстрелы выдадут наше местонахождение.

— Ладно.

Качая головой, Страйдер встал с земли и огляделся. Их окружали мощные деревья с густыми буйными кронами — его и остальных воинов, кто был с ним в храме и кого, как и его самого, забросили… черт знает куда. Но он точно неподалеку от воды, как и прежде, в этом Страйдер не сомневался, потому как слышал шум моря в нескольких ярдах от себя, а золотистый песок сиял под ногами и прилипал к коже.

Аман и Мэддокс осматривали местность в поисках следов неприятеля.

Видимо, по мнению Неназываемых, «подарок» заключался в том, чтобы забросить Владык и шестнадцать вооруженных охотников неизвестно куда. Они проторчали здесь двадцать четыре часа, пережили полноценную перестрелку, поборолись за безопасное место, попытались понять, что вообще происходит, — и вот теперь это. Ожидание. Поиски. Напоминает боксерские поединки, которые Страйдеру так нравится смотреть по телевизору: в одном углу ринга Владыки, в другом — охотники. Неясно только, когда же прозвучит чертов гонг?

Скоро, если его задумка окажется успешной.

Мобильный Страйдера запикал, привлекая внимание и возвещая об успехе — хотя бы в чем-то.

— Да! — воскликнул он, от радости вмазав кулаком в ствол дерева. — Мое сообщение наконец дошло до Люсьена.

Страйдер большую часть дня пытался связаться с оставшимися в Буде друзьями, но безуспешно. Либо могущественные твари препятствовали установлению контакта, либо поблизости просто нет сотовых вышек. Страйдер ставил на Неназываемых. Он хотел, чтобы Люсьен телепортировал им сюда побольше оружия и боеприпасов. Потому что черта с два они уберутся из этого места, пока не захватят всех до единого охотников. Ну, или не убьют их. Он не привередлив.

Означает ли доставка сообщения и восстановление связи, что Неназываемые умывают руки, предоставляя им возможность сражаться?

Несколько секунд спустя телефон снова запикал. Страйдер взглянул на экран, чтобы прочитать ответ Люсьена: «Пытался телепортироваться к вам, но что-то мне мешает».

Черт. Твари все еще контролируют ситуацию, пусть и не так жестко.

Страйдер сообщил плохие новости разбредшимся по округе друзьям, вызвав дружный стон.

— Все будет в порядке, — успокаивал Сабин. — В крайнем случае Гвен порвет их, как нож — кусок шелка.

Страйдер знал, что это не пустая похвальба влюбленного мужа, но правда. Выпустив на волю свою темную сторону, Гвен могла в одиночку вывести из строя целую армию бессмертных. А уж справиться с группкой людей для нее и вовсе пара пустяков.

— Только если моя гарпия соизволит показаться, — проворчала Гвен. — Постой-ка. Никаких «если». Она покажется. Я ее заставлю.

Когда речь заходит о Сабине, Гвен готова на все, лишь бы защитить его. Факт, не понаслышке известный всем в их маленьком лагере, так как во время тренировок каждый по разу-другому испытал на себе силу когтей ее гарпии.

«Не волнуйся, — возвращаясь к телефону, напечатал Страйдер. — Мы справимся».

«Хорошие новости: Гален здесь, в Буде, — и без армии».

Удивительно, ведь Страйдер видел Галена в показанной Неназываемыми иллюзии.

«Ребята, вы в порядке? »

«Справимся. Но должен предупредить: ублюдок где-то раздобыл Плащ. Он может проникнуть в крепость, а мы об этом даже не узнаем».

Дерьмо! Дела идут все хуже и хуже. У Галена артефакт, да еще и такой могущественный. Как только Страйдер выберется отсюда, сделает что угодно, лишь бы украсть Плащ. А теперь его очередь для сенсационных известий.

«Надежда, похоже, парень занятой. Тоже должен тебя предупредить: Галену удалось вселить демона Неверия в одного из своих солдат. В женщину. Теперь, очевидно, он жаждет нашей крови».

Поначалу Люсьен не ответил. Вероятно, пытается справиться с шоком, как до него Страйдер и остальные воины. Неверие, единственное, что осталось от Бадена, теперь в руках врага.

Страйдер задумался, а нужен ли еще Галену ларец Пандоры? С его помощью Гален смог бы заполучить всех демонов разом, не утруждаясь их поисками в дальнейшем. Так что, наверное, все же нужен.

Наконец пришло новое сообщение:

«Плохо. Очень плохо. И, как мне кажется, будет еще хуже. Аэрон объявил общий сбор. Он что-то обнаружил. Сообщу, когда узнаю, что именно. А пока будьте осторожны».

«Ты тоже».

Хрустнула ветка. В первое мгновение все застыли, а затем половина воинов направила оружие в ту сторону, откуда шел звук, а вторая половина на всякий случай развернулась в противоположном направлении. Из кустов вышли Аман и Мэддокс, и все моментально расслабились. Аман тащил за собой человека, мужчину. С мрачным выражением лица он бросил неподвижное тело в центре лагеря.

Пока Мэддокс связывал пленника, Аман стал знаками показывать, что они выяснили.

Страйдер всегда восхищался способностью друга поглощать воспоминания. Конечно, это всякий раз стоило Аману нового голоса в голове, но, пожалуй, не такая уж большая цена за возможность читать мысли всех вокруг. Страйдер знал, что раз хранитель Секретов собрал новый урожай воспоминаний, снова заговорит он еще не скоро.

— Охотники разбили лагерь примерно в миле севернее нас, а этот парень у них часовой. Они собираются выждать, когда мы нападем на них на их же территории, где им проще нас ранить, а самим остаться в укрытии, — перевел Сабин и невесело рассмеялся. — Мы все видели, как демон Неверия вселился в ту женщину. Так что охотники захотят не просто ранить нас. Они будут стремиться нас обезглавить.

— И это не самая плохая новость, — подхватил Страйдер, убирая телефон. — Гален вернулся в Буду, и у него Плащ Невидимости.

Несколько долгих мгновений никто не произносил ни слова. Затем Страйдер ощутил исходившие от друзей волны ярости, когда те оценили грозящие им последствия, и услышал их приглушенные ругательства.

— Ясно, что мы больше не можем здесь оставаться. Однако не можем мы и дать этим людям уйти. Мэддокс приведет нас к их лагерю, и мы сразимся с ними на их территории, как они того и хотели. — Сабин встал, сжав руки в кулаки. — Вот только результат им не понравится. Никакой жалости. Пленных не брать.

Соглашаясь вполголоса, Страйдер и остальные поднялись. Кейн и Рейес вооружились кинжалами, Страйдер и Гвен — пистолетами. Нет-нет-нет. В мгновение ока преодолев разделявшее их небольшое расстояние, Страйдер встал перед гарпией и забрал «ЗИГ-Зауэр» у нее из рук.

— Дай-ка мне, — сказал он.

— Вот и хорошо. — Гвен застенчиво улыбнулась и взмахнула когтистыми руками. — В любом случае мне лучше без оружия.

— Нам всем лучше, когда ты без оружия.

Сабин крепко обнял ее.

— Я помогу тебе вызвать гарпию, когда Мэддокс укажет, куда идти. Мэддокс?

Тот шагнул в центр группы и, опустившись на колени, нарисовал на песке искаженные очертания круга.

— Мы на другом острове, вот тут, а охотники — тут. — Его палец танцевал по золотистым песчинкам. — Видимо, Неназываемые обеспечили их дополнительными укреплениями, потому что я обнаружил стальные ловушки здесь, здесь и вот здесь.

Аман принялся жестикулировать.

Сабин снова перевел его знаки Мэддоксу и Рейесу, которые не были рядом с безмолвным воителем на протяжении нескольких последних тысяч лет.

— Вон тот, который сейчас отдыхает, — указал он на неподвижного охотника, — патрулировал периметр их лагеря вместе с тремя другими.

— Если разделимся, то сможем окружить их и подкрасться поближе. Трое из нас берут на себя по одному из оставшихся часовых, а остальные отрезают пути к отступлению и не дают охотникам сбежать и спрятаться. — Страйдер хотел бы переловить врагов сам, одного за другим, но сейчас не время геройствовать.

— Отлично, — согласился Сабин, кивая, и распределил, кто куда пойдет. — Мне плевать, если вам придется ползти на животе. Не дайте им себя заметить. Как сказал Аман, они нас ждут, поэтому чем внезапней мы нападем, тем больше шансов победить. Когда подберетесь к их лагерю, не двигайтесь, пока я не подам сигнал. Хочу перед атакой натравить на них своего демона. — Демон Сабина мог даже храбрейшего воина превратить в сосущего палец младенца. — Двигайтесь как можно быстрее. Нужно напасть, пока они не сообразили, что мы устранили одного из них. Если они уже этого не обнаружили.

Ухмыльнувшись, Страйдер отсалютовал и двинулся в путь. По большому счету эта часть жизни ему нравилась. Он любил бросаемый сражением вызов и пьянящее чувство победы. Пульсирующий в венах адреналин заставлял двигаться быстрее и придавал сил. Вот как сейчас. Страйдер уворачивался от веток деревьев и перепрыгивал через камни, стараясь при этом держаться в тени.

«Нужна победа», — хныкал демон Поражения.

Некоторые Владыки отчетливо слышат голоса своих демонов, другие просто чувствуют желания своих темных половинок. Поражение же говорит со Страйдером лишь до и после битвы. Возможно, потому, что именно тогда демон становился сильнее и наиболее взволнованным.

«Будет тебе победа. Обещаю».

«Уверен? »

«Ты что, Сомнением заделался? Конечно уверен».

Время от времени сквозь образованный кронами деревьев густой покров проглядывало солнце, лучи которого освещали землю, точно прожекторы. Повинуясь привычке, Страйдер начинал кружиться, до тех пор пока снова не оказывался в тени. Жаль, что он не входил в число тех, кого отправили на устранение стражников. Достигнув наконец места назначения, он замедлил шаг. Поступь его сделалась очень осторожной во избежание всего, что могло хрустнуть под ногой. Затем, заслышав бормотание незнакомых голосов, он лег на землю, как и было приказано, и медленно пополз в сторону кустов, окружавших лагерь охотников.

Страйдер увидел лишь каменную стену, в которой кое-где имелись зазоры с торчащими наружу ружейными стволами. Затем он услышал шепот:

— Рик еще не вернулся.

— Да он всего на пять минут опаздывает!

— Может, заблудился.

— Ой, ради бога, здесь же Владыки Преисподней! Рик уже мертв.

— Да, ты прав. Как пить дать прав. У них нет ни чести, ни совести, и убийство невинного человека ничего для них не значит! Но, черт подери, Рик мне нравился.

«Невинный человек? — подумал Страйдер. — Я вас умоляю! »

— Нечего сидеть тут и ждать, пока они на нас нападут. Мы должны ударить первыми. Ведь на нашей стороне бог или даже два. Наше убежище появилось из ниоткуда, оружие и ловушки тоже. Зачем еще забрасывать нас сюда, как не для того, чтобы мы наконец уничтожили Владык?

Хороший вопрос. Предполагалось, что охотники станут легкой добычей, однако они оказались вооруженными и с хорошим укрытием. А может, грядущая битва — обещанный подарок, но не для Владык, а для самих Неназываемых, которым просто доставляет удовольствие наблюдать бойню?

По-видимому, один человек выпрямился в полный рост, потому что Страйдер внезапно увидел над стеной чью-то макушку.

— А ну-ка, заткнули все свои треклятые глотки! Мы имеем дело с демонами, чумой нашего мира. Нужно оставаться начеку.

«Фанатики», — с отвращением подумал Страйдер. Им нужен козел отпущения, которого можно обвинить в своих проблемах. Объяснимо, но неправильно. Люди наделены свободной волей, которая чаще всего становилась источником их бед. Люди сами решают, что есть, сколько выпить и с кем переспать. Решают, употреблять наркотики или нет, сесть в машину, которой суждено разбиться, или нет.

— Что, если… если они слишком сильны и мы все здесь просто умрем?

— Они хотят отомстить за то, что мы сделали с Ложью, я знаю. Они собираются отрезать нам руки, как мы отрезали ему.

Страйдер усмехнулся. Сомнение уже принялся за работу. И в любой момент Сабин…

В воздухе раздался свист Сабина.

Динь-динь, а вот и обещанный знак! Страйдер вскочил, на ходу расстегивая кобуру обоих пистолетов. Прицелившись в амбразуры между камнями, он одновременно спустил курки.

Пиф-паф.

Раздались вопли.

Краем глаза Страйдер заметил, как из-за ствола дерева выскочил Рейес, рванул вперед и взобрался на стену, попутно метнув кинжал. Вопль повторился. Следуя примеру друга, Мэддокс тоже одним прыжком перемахнул через барьер. Загремели выстрелы. Тут Страйдер сообразил, что стрелял вовсе не Мэддокс, и его живот свело от дурного предчувствия. Значит, одержимый демоном Насилия предпринял отвлекающий маневр, вызвав огонь на себя.

Сабин быстро присоединился к друзьям, и Кейн попытался проделать то же самое, но тут ему в плечо попала пуля, каким-то образом срикошетившая от камня. Ну конечно. Кейн длинно и громко выругался, а Страйдер побежал вдоль периметра стены, выводя из строя всех стрелков, каких мог достать через амбразуры.

Порыв пахнущего лимоном ветра взъерошил волосы Страйдеру, и он замер на месте. «Гвен», — подумал он и тут же заметил размытое пятно волос гарпии, когда она, перемахнув через стену, ринулась в центр круга. Сабин сдержал обещание. Страйдер следовал за Гвен по пятам, оставаясь на краю самого высокого выступа и на всякий случай держа оружие наготове.

Мог бы не волноваться. Издав пронзительный крик, гарпия заскребла когтями и несколько раз клацнула заострившимися зубами. Люди завопили и попадали наземь. Некоторые попытались убежать, взобраться по каменной стене, но им не удалось далеко уйти. Двигаясь так быстро, как только позволяли крошечные крылья на спине, Гвен с легкостью переловила беглецов и сломала им шеи.

Вот так просто враг был повержен.

«Да! Да! » — пел в голове Страйдера демон Поражения.

«Слишком легко, — подумал сам воин. — Я даже не вспотел! »

Не то чтобы он жаловался — он сильно жаловался. Ведь чем труднее добыть победу, тем слаще потом удовольствие. Случалось, что если триумф оказывался достаточно убедительным, демон сутками извивался от наслаждения. Черт подери, это даже лучше секса. Лучше чего угодно на самом деле. Страйдеру лишь дважды доводилось испытать подобное состояние, но он с упорством наркомана пытался повторить опыт.

Истекая кровью, Рейес с Мэддоксом пробирались сквозь груды тел, пинками отбрасывая в стороны оружие. Тут Страйдер услышал шум камней и хруст ветки, донесшиеся с противоположной стороны стены. Он развернулся, держа пистолет наготове, и расслабился, увидев, что это Кейн, прислонившись к стволу дерева, пытается вытащить пулю из плеча. Кейну уже тысячи раз приходилось лечить себя после подобных несчастных случаев, поэтому он знал, что делать.

Позади него лежал Аман, корчась от боли. Должно быть, он и вовсе не успел принять участия в драке, и теперь им завладели украденные у охотника воспоминания, требующие внимания.

— Гвен, — окликнул Сабин.

Фокус внимания Страйдера снова сместился. Задыхающаяся Гвен стояла, прижавшись к камням. Лицо и руки ее были в крови. Все воины отошли от нее подальше. Все, кроме Сабина, который единственный способен успокоить Гвен, когда гарпия берет верх над ее сознанием.

Пока Сабин приближался к Гвен, Страйдер присоединился к остальным воинам, бродившим среди валявшихся на земле людей, большинство из которых безмолвствовало, не подавая признаков жизни. Еще несколько стонали. Страйдер быстро прицелился и выстрелил, прекращая их страдания. Всех, кроме одного человека. Рядом с ним он присел на корточки. Что-то было в этом мужчине… нет, парнишке. Что-то в этом парнишке заставило Страйдера помедлить. А за промедлением вспыхнуло вынужденное сострадание.

Парнишка посмотрел на него остекленевшими глазами, понял, кто перед ним, и нахмурился.

— Ублюдок, — выплюнул он вместе с текшей изо рта кровью. — Не думай, что это конец. Если потребуется, то я из могилы встану. И убью тебя.

Такая ненависть казалась неправильной в устах столь юного существа. На вид парнишке было не больше двадцати лет, а его темные волосы и глаза напомнили Страйдеру Рейеса тех времен, когда они еще жили на небесах. Лицо парня сплошь покрывали порезы, в левом плече и животе зияли пулевые отверстия, из которых хлестала кровь. Верно, Владыки решили перебить всех охотников, не беря пленных, но Страйдер вдруг пожалел об этом.

Что просто не имело смысла. Будь у парня возможность, он без колебаний прикончил бы Страйдера. И тем не менее сила этого смертного перед лицом гибели вызывала невольное уважение.

Вздохнув, Страйдер снял футболку, разорвал надвое и одним куском ткани принялся перевязывать плечо парня.

— Какого черта ты делаешь? — проскрежетал тот сквозь зубы.

— Спасаю тебе жизнь.

— Которую только что пытался прервать? Нет. Черт, нет. Не хочу, чтобы меня спасал демон. — Парень попытался вывернуться, но был слишком слаб, трясся всем телом и не смог продвинуться больше, чем на пару дюймов.

— Тем хуже. — Страйдер использовал второй кусок ткани, чтобы зажать рану на животе. — Никогда не даю охотникам то, чего они от меня хотят.

Повисла напряженная пауза. Затем раздалось слабое:

— Это ничего не изменит.

— Отлично. Не хотел бы создать о себе ложное впечатление.

Наконец парнишка сдался и безвольно откинулся на землю, пока Страйдер его перевязывал. Вот и хорошо, а то демон уже начал рассматривать сопротивление парня как вызов.

— Так что мы натворили, чтобы заслужить твою вечную ненависть?

Веки, что медленно закрывались, резко распахнулись.

— А то ты не знаешь! — последовал резкий ответ.

Страйдер закатил глаза.

— Да ладно, чувак. К твоему сведению: мы не можем быть одновременно повсюду, у нас у самих проблем хватает. Мы никогда бы не смогли сделать все то, что ты себе напридумывал, с теми, кого ты любишь.

— Меня зовут не «чувак», ты, придурок.

Как мило со стороны парнишки проигнорировать все, что Страйдер ему только что сказал.

— Ну, я решил, что это лучше, чем Рана на Ране.

— Катись в ад!

— Я там уже был. Скучное местечко.

Парнишка провел языком по зубам:

— Ладно. Хочешь знать имя человека, который однажды тебя уничтожит? Доминик. Меня зовут Доминик.

— Вообще-то не припомню, чтобы спрашивал твое имя. Мне плевать, — ответил Страйдер, и это была правда. — Теперь, когда я спас твою жалкую задницу, ты сможешь передать мое послание. Скажи Галену, что мы знаем о девушке. Одержимой демоном девушке, если тебе надо точнее.

И без того бледный Доминик побелел как мел.

— Я не понимаю… о чем… ты… говоришь. — Парень стал задыхаться от потери крови.

Ну да, ну да.

Внезапно на скрючившегося на земле смертного упало множество теней, и Страйдер поднял глаза. Оказалось, что к ним подошли почти все воины. Ни один не стал возмущаться из-за его неподчинения. Сострадание омрачило черты их лиц так же, как, вероятно, и его собственные.

Страйдер вновь повернулся к парню.

— Сделай одолжение, — добавил он, заканчивая латать раны парня. — Когда вернешься в ваш секретный штаб, где бы он ни находился, хорошенько присмотрись к вашему лидеру. Крылья делают его похожим на ангела, коим он себя провозглашает. Но знаешь что? На самом деле он одержим демоном, как и все мы. Так уж случилось, что ему достался демон Надежды. Почему, думаешь, каждый раз в его присутствии ты уверен в счастливом будущем? И почему испытываешь сокрушительное разочарование, когда уходишь от него? Это как раз то, что он делает. Источник силы Галена — дать людям надежду, а затем разрушить ее.

— Нет. Нет… неправда… — Веки Доминика затрепетали и закрылись. И на этот раз больше не поднялись. От испытываемой боли вокруг глаз и рта парня залегли напряженные складки, а щеки уже начали вваливаться. Доминику требовалось переливание крови, но здесь, без медицинского оборудования, сделать это невозможно.

— Отправь Люсьену сообщение, скажи, чтобы он снова попытался телепортироваться к нам, где бы мы ни находились. — Рука Страйдера сжалась. Он не хотел, чтобы этот засранец умер. Только не после всех стараний спасти его.

Зашелестела одежда — это Гвен отозвалась на просьбу Страйдера.

— Да! — воскликнула она несколькими секундами позже. — У него получилось. Люсьен сейчас в храме и собирается по оставленным нами энергетическим следам определить наше местонахождение.

Люсьен бывал повсюду и обладал способностью телепортироваться куда вздумается. Но без подготовки он не мог узнать наверняка, куда отправился тот, кого он разыскивает. Вот и сейчас ему приходилось идти по энергетическому следу, оставленному воинами в духовном измерении.

Страйдер схватил парня за подбородок и слегка потряс:

— Открой глаза, Доминик.

Прошла минута. Ничего. Он снова встряхнул парня. Доминик застонал.

— Открывай же глаза. — Страйдер вложил в свой тон достаточно ярости и злости, чтобы достучаться даже до мертвого. Доминик грозился подняться из могилы. Сейчас самое время это продемонстрировать.

Наконец парнишка разлепил веки.

— Что тебе надо? — слабо отозвался он. Его дыхание становилось все более тяжелым и поверхностным.

— Как только один из наших окажется здесь, он доставит тебя в больницу. Ты выживешь. И передашь мое сообщение. О, и вот еще что. Хочешь знать имя парня, который только что тебя спас? Страйдер. Почту за личную услугу, если ты сообщишь Галену, что я приду за ним.

Как и Гален, Страйдер не выкажет милосердия. Гален совершил ошибку, вселив демона Неверия в одного из своих солдат, потому что теперь Страйдер убьет Галена. И вселит Надежду в кого-нибудь по своему выбору.

Поражение ликующе рассмеялся. «Игра началась».

«Да, — мрачно подумал Страйдер. — Игра началась».

Глава 15

Аэрон рассекал крыльями воздух, крепко сжимая Оливию в объятиях. Та раскинула руки в стороны, и ее волосы развевались по ветру. Каждые несколько секунд она вздыхала, и Аэрон представлял, как она при этом улыбается. Наверняка скучает по ощущению полета.

— Наслаждаешься? — не удержался он от вопроса.

Ответа не последовало.

Оливия хранила молчание с того момента, как они покинули квартиру Джилли. Явно злится на него. Он ведь как-никак вознес ее почти на самый пик наслаждения… и остановился за миг до сладкого падения, так и не удовлетворив ее страстного желания. Аэрон чувствовал себя дураком. По какой другой причине стал бы он обещать показать Оливии суровые реалии своей жизни? Да еще и как можно скорее? Он не сумеет этого сделать, если будет ублажать ее всякий раз, едва завидев ее улыбку. Услышав ее нежную мольбу. Ощутив ее прикосновение к себе.

Проклятый идиот.

Ярость Оливии огорчила Аэрона. Он солгал бы, утверждая обратное, но утешал себя мыслью, что так будет лучше. Для них обоих. Когда Оливия отступится, Легион сможет вернуться. Лисандр сделает так, что Аэрона и демонессу простят… ну, или постарается так сделать. Тайный смысл слов Лисандра не укрылся от Аэрона. И все же, как было бы хорошо оставить Оливию… но нет. Нет. Ничто не имеет значения. Ни Оливия, ни возможность построить с ней что-то вроде совместной жизни.

Самая мысль об этом казалась парадоксальной. Если Оливия останется, у него не будет никакой жизни. Лишь несколько дней.

Тут он услышал… Аэрон озадаченно нахмурил брови… Неужели Ярость… хнычет? Он прислушался внимательнее. Великие боги, так и есть! Из-за того, что им нельзя оставить себе Оливию?

В таком случае они оба дураки.

Достигнув крепости, Аэрон приземлился на ступени прямо перед темной громадой главного входа и поставил Оливию на ноги. Ни за что на свете он больше не пустит ее в свою спальню, потому что, похоже, не в состоянии видеть ее в непосредственной близости от кровати и при этом оставаться в здравом уме.

— Идем, — сказал Аэрон и, схватив Оливию за руку, потащил в фойе.

Она снова надела свое длинное белое мешковатое платье, скрывающее соблазнительные изгибы тела. Аэрону пришлось слетать за ним в крепость, а уж потом вернуться и перенести Оливию. Он счел, что такой рейс туда-обратно необходим для его собственного выживания.

Эта женщина — само воплощение опасности. Когда она вышла из душа, мокрая и обнаженная, сгорающая от страсти, Аэрон едва не умер от вожделения прямо там, в ту самую минуту. Единственное, о чем бы он сожалел в случае кончины, — это о том, что не сможет снова лицезреть ее.

У Оливии оказались небольшие, но крепкие груди с похожими на сочные вишни сосками. Цвет кожи напоминал белое облако, смешанное со сливками. А вьющиеся шоколадные волосы, ниспадающие до талии…

«Как бы мне хотелось сжать их в кулаке», — подумал Аэрон.

Он был близок к тому, чтобы так и поступить, но сдержался. Оливия стонала, выгибалась и молила о большем. Черт подери, даже Ярость стонал, выгибался и молил о большем, и Аэрон едва не уступил им обоим. Тут Оливия смягчила поцелуй, и Аэрон мгновенно почувствовал разочарование и злость — неустойчивую комбинацию, которая, к счастью, привела его в чувство.

Хотя, пожалуй, он не должен испытывать ни разочарования, ни ярости. Ему следовало бы радоваться, но вдруг он засомневался, не ослабло ли ее желание к нему. Вдруг она захотела кого-то другого? Кого-то вроде Париса или Уильяма — а Оливия упоминала их обоих, пока принимала душ, неторопливо лаская свое тело руками. От подобной мысли Аэрону вновь захотелось, чтобы Оливия лишилась контроля из-за него, вонзила бы ногти ему в спину, впилась бы зубами в шею.

Что с ним такое?

— Ты это слышал? — спросила Оливия, отвлекая Аэрона от мрачных чувственных мечтаний.

Она взяла его за руку — «Моя», — тут же зарычал Ярость, больше не хныча, но снова предъявляя права, — и замерла.

Аэрон уверил себя, что впредь станет противиться подобным заявлениям, но не сдержал обещания. Идиот.

— Что именно? — Он тоже остановился и прислушался. Все было тихо, за исключением нытья демона у него в голове. Нахмурившись, Аэрон посмотрел на Оливию. И как обычно, от одного взгляда на нее его сердце забилось быстрее. — Ничего не слышу.

— Но этот голос… — Оливия обернулась вокруг своей оси, выискивая глазами источник беспокойства. — Он велит мне одной рукой взять твои яйца, а другой — сжать в кулаке член.

Возможно ли, что она слышит его демона и… По годите-ка. Что?

— Голос приказывает тебе пристать ко мне? — Тогда это не Ярость. Демон не упоминал ничего конкретного. К сожалению.

— Да.

— Снова пытаешься соблазнить меня? — Коварная, очаровательная женщина, которая носит откровенные наряды, задает провокационные вопросы и выходит из ванной обнаженной. — И все чтобы…

— Нет! Мне это не нравится! — перебила Оливия. — Я слышу слова, они крутятся у меня в голове, но мне не принадлежат. Понимаю, звучит бессмысленно, но не знаю, как еще это можно описать.

Аэрон обернулся на звук приближающихся шагов. К ним спешил Торин, уже пробежавший половину лестницы, перепрыгивая через две ступеньки зараз. Сегодня на нем были черная водолазка, черные перчатки и штаны до самого пола, так что даже если он сядет и носки приспустятся с лодыжек, ни кусочка кожи не будет видно.

— Восхитительно, — услышал Аэрон бормотание Оливии. — Так бы и съела.

— Оливия, прекрати такое говорить. — Аэрон стрельнул в нее взглядом… и замер, стиснув зубы и едва слышно выругавшись. Вопреки ожиданиям, она смотрела вовсе не на него, а на Торина, будто тот кусок мяса, а она умирает от голода.

«Моя», — предостерег Ярость.

Аэрон щелкнул зубами во внезапном приступе раздражения… на Торина. Не то чтобы его волнует, кого хочет Оливия. Но ведь она пожертвовала своим бессмертием ради него, Аэрона, хотела, чтобы именно он открыл ей наслаждение, хотела принять его в свое лоно — и вдруг оказывается, что ее привязанность очень изменчива.

— Э-э-э, прошу прощения? — Смущенный Торин замер внизу лестницы.

Аэрон внимательно присмотрелся к другу, пытаясь увидеть того глазами Оливии. Если не считать белоснежных волос, поразительно контрастирующих с черными бровями, мягкой, с ярким загаром и без единого изъяна кожей и, может, еще этих пронзительных зеленых глаз, Торин показался ему не таким уж и привлекательным. Вдобавок Торин на пару дюймов ниже Аэрона и не может похвастаться мощным телосложением.

— Не обращай на меня внимания, — с мольбой произнесла Оливия. От нее веяло ужасом. — Пожалуйста. Сама не знаю, что на меня нашло.

Торин, похоже, старался сдержать улыбку:

— Рад, что ты больше меня не боишься.

Хотелось бы и Аэрону сказать то же самое.

— Давайте уже откроем собрание, — проговорил он, не узнавая собственного голоса, до того резко и сварливо он прозвучал.

— Боюсь, слишком поздно. — Торин прислонился плечом к стойке перил, изображая радушного хозяина. В глазах его поблескивали озорные искорки. — Все ушли.

— Что?!

— Не у тебя одного потрясающие новости. Люсьен телепортировался в Рим, после того как Сабин и прочие выяснили, что Галену удалось вселить демона Неверия в одного из своих солдат. В женщину.

Аэрон провел рукой по своим коротким колючим волосам. Неверие, демон Бадена, теперь находится внутри охотника? Он знал, что Гален надеется провернуть подобное, и все же новость его ошеломила. Невероятно!

«Накажи», — посоветовал Ярость.

Перед мысленным взором Аэрона не замелькали никакие изображения, но он не удивился, начиная привыкать к вербальным выражениям желаний своего демона.

— Нужно что-то с этим сделать, но действовать следует осторожно. Я сегодня узнал, что Рея, жена Кроноса, помогает охотникам.

От этой новости Торин побледнел.

— Шутишь?

— Если бы.

Оливия сжала ладонь Аэрона, переплетя их пальцы вместе. Буйство Ярости мгновенно улеглось, и демон превратился в милого котенка. Сам Аэрон предпочел бы бешенство.

— Если я могу чем-то помочь, только скажите, — заверила Оливия. — Я даже не буду требовать с тебя платы.

Ее попытка успокоить казалась такой… умиротворяющей. Черт подери! Теперь и Аэрон, уподобившись своему демону, сделался милым. И ему это совсем не понравилось. Зато ему нравится Оливия. Больше, чем следовало бы. Он привык держать в узде свои чувства, игнорировать их, чтобы иметь возможность сосредоточиться на том, что должен сделать, но Оливия не соглашалась ни на что, кроме его безоговорочной капитуляции.

«Может, в этом-то все и дело? » — вдруг осенило Аэрона. Дерьмово. Так и есть. Поэтому он всегда предпочитал нежных женщин. Ну, не совсем предпочитал, скорее опасался других, тех, кто настроен более решительно. Нежная женщина не станет пытаться разбить сосуд, в котором сокрыты его бушующие эмоции. А решительная, наоборот, разбила бы этот сосуд вдребезги, лишь бы заставить Аэрона чувствовать.

— Что такое? — спросил Торин, склонив голову набок.

— Ничего, — солгал Аэрон. Ни за что он не сознается в подобной слабости. — Итак, вернемся к охотникам. Рея прячет их от нас, когда они в городе.

Торин оскалился.

— Сначала мы узнаем, что охотников ведет Гален, потом — что им помогает титан. Если есть еще сюрпризы, пожалуй, я не хочу о них знать.

— Вообще-то Кронос…

— Только что почтил меня своим визитом, — перебил Торин, — но не потрудился упомянуть ни о чем из вышеперечисленного. Просто приказал нам оторвать задницы от стульев и отыскать Скарлет — чем сейчас и заняты остальные. Ее ищут. Кронос, как обычно, пригрозил нам смертью и истреблением, если не достанем ему эту дамочку. Сегодня же.

Царю богов определенно пришлось помотаться по городу: сначала посетить Аэрона, затем Торина. Ему-то зачем Скарлет понадобилась? Просто чтобы Рея не добралась до нее первой?

Оливия сильнее сжала пальцы Аэрона, не сводя взгляда с Торина.

— Похоже, я все-таки могу вам помочь. Аэрон попросил меня показать, где она прячется, и я согласилась.

Торин бросил на нее пристальный взгляд:

— Да, Камео говорила что-то насчет того, что ты знаешь эту девчонку.

При упоминании имени воительницы лицо Торина смягчилось. Интересно. Неужели, как и подозревали некоторые Владыки, эти двое действительно встречаются? Дотрагиваться друг до друга им нельзя, поэтому, если они любовники, им пришлось изыскивать иные способы доставить друг другу удовольствие.

Аэрон не мог себе представить, каково это — не иметь возможности коснуться Оливии, отведать ее на вкус. Он не мог… сосредоточиться — вот что он сейчас сделать не в состоянии.

— Расскажи ему, — велел он Оливии, с усилием возвращаясь к действительности.

Расправив плечи, она выпалила название места. Вот так, легко и просто. Ага, если бы.

— Разошлю всем эсэмэс, — с явным облегчением отозвался Торин.

Он не стал спрашивать, откуда Оливии известна эта информация, не обвинил ее в попытке обмана. Даже не слыша отзвука правды в ее голосе, Торин просто доверился бы мнению Аэрона на ее счет.

— Нет. Никому не сообщай, где Скарлет, — возразил Аэрон, косясь на ближайшее окно. Шторы задернуты, но створки закрыты неплотно, позволяя крохотному лучику солнца просачиваться внутрь крепости. До наступления темноты оставались еще долгие часы, значит, Скарлет сейчас спит. — Вели всем возвращаться домой. Мы с Оливией сами позаботимся о Ночных Кошмарах. Раз охотники в Буде и у них артефакт, я хочу, чтобы здесь все время было как можно больше воинов.

— Договорились. Мне не удастся убедить тебя взять с собой парочку парней, не так ли? Подмога, знаешь ли, — отличная штука.

— Мне она ни к чему. Скарлет не проснется до сумерек, значит, проблем не возникнет. Правда, Оливия?

Та неохотно кивнула. Ей явно не нравилось делиться информацией с кем-либо, кроме самого Аэрона, но все же она это сделала. Ради него. Возможно, он сможет простить ей недавнее непостоянство.

Ярость молчал, в кои-то веки не возражая против прощения, хотя обычно это понятие сбивало его с толку.

— Да, я знаю, что ты не хочешь больше никаких сногсшибательных сюрпризов, но есть еще одна новость, о нашем приятеле Кроносе, которую тебе следует знать, — добавил Аэрон. — Судя по всему, у нас имеется кое-что общее помимо совместной нелюбви к Галену.

Торин нахмурился:

— Не понимаю.

Милосерднее всего будет сообщить как можно скорее.

— Кронос одержим демоном Жадности.

Сначала у Торина отвисла челюсть. Затем он вытаращил глаза. Потом отшатнулся, споткнувшись о нижнюю ступеньку лестницы и едва не упал.

— Верховный бог одержим демоном? Откуда ты…

— Лисандр нанес мне визит. — Как и сам Аэрон, Торин теперь знал, что ангелы не могут лгать. — Когда мы открыли ларец, Кронос томился в заключении в Тартаре, так что все вполне логично.

— Ого. Вот это да.

— Добавь еще «Вот черт! », и получится в точности так, как я сам отреагировал, когда узнал.

— Когда Лисандр посетил тебя? — спросила Оливия. — Что еще он сказал? Обо мне упоминал? Наверняка упоминал. — Прежде чем Аэрон смог ответить, она добавила: — Не хочешь ли позаниматься сексом перед тем, как отправимся на поиски? — Оливия потрясла головой, словно не веря собственным ушам. — Я разве только что спросила, не хочешь ли ты заняться со мной сексом?

Именно так, и тело Аэрона отреагировало соответственно. Не доверяя собственному голосу, он ограничился кивком.

Ужас, недавно сквозивший в ее голосе, теперь исказил и черты лица.

— Но я этого не говорила. Ну, то есть сказала и хочу этим заняться, но это была не я. Голос…

Торин расплылся в улыбке, точно кот, слизавший сливки.

— Ты обращалась к Аэрону или ко мне?

— Ко мне, — рявкнул Аэрон, тогда как сама Оливия ответила Торину:

— К тебе, конечно.

— Что?! — в унисон вскричали Аэрон и Ярость.

«Моя! »

Торин, ублюдок эдакий, рассмеялся.

— Я бы с радостью, ангелочек, но, боюсь, мои ласки окажутся для тебя смертельными.

Щеки Оливии вспыхнули, сделавшись пунцовыми.

Аэрон снова стиснул зубы:

— Лучше вели этому своему голосу заткнуться к чертовой матери!

Неужели кто-то говорит через нее? Лисандр определенно обладает такой силой, но никогда не произнес бы ничего подобного. Сабин тоже на это способен, но его здесь нет.

Кто в таком случае остается? Кронос? Рея? Зачем бы им это понадобилось?

Оливия распрямила плечи и вздернула подбородок — верные признаки проявления упрямства, как Аэрон успел выяснить, — и посмотрела на него.

— А может, на этот раз дело не в голосе. Может, это я сама. С тобой не так весело, как я думала. Ты даже не знаешь, как довести меня до оргазма.

Торин разразился новым взрывом хохота. Настал черед Аэрона краснеть.

— Я мог бы это сделать, если бы захотел.

— Ну да, ну да, — фыркнула Оливия. — Докажи.

«Да! »

Глубоко в глотке Аэрона зародилось рычание, он шагнул к Оливии и, склонившись над ней, едва не коснулся ее своим носом. Довести Оливию до оргазма? Он и сам этого хочет, больше всего на свете!

— Если не поостережешься, то…

— Аэрон, Аэрон, — позвал знакомый голос.

Аэрон подскочил, словно его застали за чем-то предосудительным. В общем-то так и есть. Легион вернулась. Как он мог о ней забыть? Забыть о ее безопасности? Ему следовало повсюду искать ее, а не отвечать на провокацию Оливии.

— Пойду-ка я лучше к себе, пока не началась борьба в грязи, и попытаюсь снова вызвать Кроноса, — сказал Торин. — Может, он появится, а может, и нет. Если все же придет, попробую узнать, почему его имени нет в списках, и может ли он сделать нас невидимыми для охотников. О результатах дам знать. Увидимся позже, ребята. Кстати, Оливия. Удачи с этим твоим голосом. — Подмигнув ей, Торин развернулся и побежал вверх по лестнице.

«Только тронь мое — и заплатишь…»

«Может, хватит ему угрожать? — рявкнул Аэрон на своего демона. — Он все равно тебя не слышит».

Однако он едва не попросил демона продолжать заявлять права на Оливию. Ну что за дурак!

Секундой позже из дальнего угла выползла Легион. Ее красные глаза пылали безумным огнем. Заметив Аэрона, она замешкалась, а при виде Оливии зашипела. Затем, спотыкаясь, подошла и встала перед ними. Дышала она с трудом и обливалась потом.

Аэрон инстинктивно загородил собой Оливию.

— Что с тобой? — спросил он Легион, испытывая угрызения совести. Если она пострадала из-за него…

— Вссе… сскоро… будет хорошшо. — Едва она успела вымолвить последнее слово, как у нее подломились колени и она стала падать.

Аэрон бросился вперед и успел подхватить ее, не дав удариться. Он осторожно опустил демонессу на пол. Она казалась такой крошечной, что он едва ощущал ее вес.

— Аэрон, — облегченно выдохнула она и тут же сжалась в комок, застонав от боли.

— Легион, — воскликнул он с нарастающим чувством паники. — Скажи мне, что…

Новый стон. Все мускулы ее тела сжимались и расслаблялись, сжимались и расслаблялись. Легион, похоже… растет? Невозможно. Вернее, так не должно быть. Но на его глазах ее руки, ноги и торс удлинялись. Чешуйки стали опадать, словно капли росы, оставляя вместо себя прекрасную золотистую кожу.

Вскоре стоны превратились в непрекращающиеся крики. Легион разевала рот так широко, что Аэрон увидел, как ее зубы уменьшаются в размерах, а раздвоенный язык срастается. Затем на голове быстро появились белокурые волосы, а на некогда плоской грудной клетке — соблазнительные округлости.

— Какого черта происходит?

— Она становится… человеком, — прошептала Оливия. Ее слова, куда более мягкие, чем его, все же повергли в шок и ужас.

Не представляя, что еще сделать, Аэрон вскочил и ринулся за угол. Добежав до одной из гостиных, сгреб с дивана покрывало. В голове роилось множество вопросов, мешающих трезво воспринимать происходящее. Легион. Человек. Почему? Как?

Снова оказавшись рядом, Аэрон набросил покрывало на ее обнаженную кожу. По крайней мере, Легион перестала расти. Перестала сжиматься от спазмов и кричать. По ее щекам катились слезы, нижняя губа дрожала.

Она взглянула на него темными влажными глазами, в которых не осталось ни капли алого демонического отблеска.

— Аэрон, — с трудом выдохнула она. — Я… так… рада… видеть… тебя.

Она больше не говорит как ребенок, прежняя шепелявость исчезла. Хотя и произносит слова с заминками, словно не совсем понимает, как пользоваться новым языком, голос ее сделался глубоким и хрипловатым, как у зрелой женщины.

Ошеломленный, Аэрон присел рядом с ней и убрал упавшие на лоб волосы.

— Объясни, как это случилось, — сказал он так мягко, как только мог, не желая пугать ее.

Дрожащей рукой коснувшись его лица, она провела пальцами по его губам, челюсти.

— Ты такой красивый, мой Аэрон.

Впервые с момента их первой встречи ему захотелось отшатнуться от ее объятий. Он любит Легион, правда любит, но написанное на ее новом лице обожание — обожание, которое он сотни раз видел и которого некогда желал, — вдруг показалось ему… неправильным. Потому что теперь, без алого отблеска, он увидел в глубине ее глаз чувственное желание.

Всемогущие боги!

Легион являла собой настоящую усладу для взора. Она даже красивее Оливии. Кожа точно мед, глаза цвета корицы и алые, как ягоды, губы. Небольшой, чуть вздернутый носик, идеальные дуги бровей. Ни единого изъяна. Но…

Кровь Аэрона не забурлила, пальцы не покалывало, когда он касался Легион, а мысль о том, чтобы приподнять покрывало и взглянуть на изгибы ее обнаженного тела, казалась поистине отталкивающей. Да лучше он глаза себе выколет! И хотя демону Ярости новая Легион нравилась так же, как прежняя, демон вел себя тихо, не пытаясь предъявить на нее права.

— Есть лишь одно объяснение тому, как подобное могло произойти, — произнесла Оливия с таким ужасом, что у Аэрона сжался желудок. — Она заключила сделку с Люцифером.

Сделку с дьяволом? Но зачем? У Легион и так есть все, что душе угодно.

— Это правда? — Если так, то чем обернется для нее подобное соглашение? А для него самого? Что мог Люцифер потребовать взамен?

Ярость пришел в движение, заметался взад-вперед в голове Аэрона. Никаких образов не возникло, однако демон встревожился, будто происходящее ему не нравилось.

Легион бросила взгляд на Оливию.

— Конечно же… неправда. Я никогда бы… не сделала такой мерзости.

— Ты лжешь, — ответила Оливия. — Я слышу в твоем голосе отзвук неправды.

Аэрон этого не умел, зато уловил истину в голосе самой Оливии. Он совсем растерялся, не зная, кому верить: Легион, которую любит, или Оливии, которую жаждет, но не может заполучить?

Легион осторожно села, и покрывало съехало с ее груди. Аэрон поспешно отвел взгляд, но все же успел мельком заметить жемчужинки ее сосков.

Ему захотелось протереть себе глаза наждачной бумагой.

Этот день что, никогда не закончится?

Оливия наблюдала, как Легион подняла одну руку, осмотрела ее, затем проделала то же со второй. Приподняла ладонями груди, ущипнула соски и благоговейно вздохнула.

— Я прекрасна, — взволнованно заявила она. Теперь ее слова лились свободнее, мягче с каждой новой фразой. Должно быть, она постепенно приспосабливается к своему новому языку. Подняв глаза, она с явным самодовольством встретила взгляд Оливии. — Я в тысячу раз красивее тебя.

Может, так и есть, но Оливию это не заботило. Точнее, не сильно заботило. А что по этому поводу думает Аэрон? Он изо всех сил старался не смотреть на Легион и не касаться ее.

«Поцелуй его сзади в шею… полижи… да так, чтобы Легион увидела».

Оливия задержала дыхание. Ну вот, опять. Голос. Искушение. С тех пор как Аэрон принес ее обратно в крепость, этот голос мучит ее, подговаривая совершить провокационные поступки, чтобы соблазнить Аэрона и затащить его в постель. Ласкать его член, раздеться и станцевать для него, даже заигрывать с его другом, чтобы свести с ума от ревности.

Если бы эти желания исходили от самой Оливии, то нисколько бы ее не встревожили. Да, ей хотелось ласкать пенис Аэрона, и да, ей хотелось раздеться для него. Она же совсем недавно появилась перед ним обнаженной. Ей даже нравилась мысль о том, что он будет ее ревновать. Но когда все эти желания вызывает некий голос, ее душа словно пачкается о пятна тьмы. Она чувствует их.

Как это возможно? И что вообще происходит?

Аэрон прочистил горло, отвлекая Оливию от ее мыслей.

— Давай раздобудем тебе одежду, Легион.

— Мне нравится быть обнаженной, — возразила та, надув губы.

— Тем хуже. — По-прежнему избегая смотреть на Легион, он протянул ей руку. — Хватайся, и я тебя подниму.

— Нет. — Не сводя глаз с Оливии, Легион поднялась, обняла Аэрона за шею и прижалась к его крепкому телу. — Хочу, чтобы ты меня отнес.

Он поморщился, но поднял ее на руки.

— Ладно. Оливия, идем с нами. Пожалуйста. — Не дожидаясь ее ответа, он тяжело зашагал вверх по ступеням.

Оливия бы и сама ни за что не оставила Аэрона наедине с этой демонессой, ставшей человеком, но все же ей было приятно, что он сам попросил присоединиться к ним. На полпути к его комнате Оливия услышала: «Шлепни его по заднице»… — и в самом деле обнаружила свои пальцы в паре дюймов от ягодиц Аэрона, прежде чем сообразила, что делает. Нахмурившись, она заставила себя опустить руку, но было поздно. В ее душе уже расцвело еще одно пятно тьмы.

Что будет, если тьма поглотит ее целиком?

«Прекрати! — мысленно закричала она. — Кем бы или чем бы ты ни был, прекрати! »

Легион положила голову Аэрону на плечо и, по-прежнему не сводя глаз с Оливии, принялась поглаживать его спину.

— Такой сильный, — промурлыкала она.

Оливия прищурилась, и ярость воспламенила каждую частичку ее тела.

«Только я могу его ласкать. Только я могу его хвалить! »

«Сделай что-нибудь. Ты заслуживаешь Аэрона, ты, а не Легион. Так докажи ему это. Опустись перед ним на колени, расстегни ему штаны и возьми член в рот».

Оливия споткнулась о собственные ноги, и ярость ее быстро испарилась, оставив лишь отчаяние. Ей хотелось узнать, что будет, если тьма поглотит ее? В свете последних событий ответ пришел сам собой. Она больше не сможет отличать собственные желания и эмоции от тех, что навевает ей голос. Что он скажет, то она и захочет сделать. Отчаянно захочет.

«Сопротивляйся». Она не позволит такому случиться.

— Мне нужно поговорить с тобой… наедине, — продолжила Легион. Заминка в конце фразы не имела никакого отношения к ее новому языку, зато таила в себе чувственный намек. — Отошли уродливого ангела прочь.

— Прекрати немедленно! — рявкнул Аэрон и тут же повторил более мягко: — Ты должна это прекратить.

У Легион наконец поубавилось самодовольства, и она подняла на Аэрона полные слез глаза.

— Ты меня больше не любишь?

— Разумеется, люблю, но это не значит… Мы не можем… Будь все проклято! — Плавно завернув за угол, он размашистым шагом пересек коридор и с такой силой пнул дверь своей спальни, что едва не сорвал ее с петель. Поставив Легион на ноги, он попятился прочь из комнаты. — Бери из моих вещей что хочешь, только оденься. — Не дожидаясь ответа, Аэрон захлопнул дверь и развернулся к Оливии: — Расскажи мне о ее сделке с Люцифером.

«Встань на колени…»

— Нет! — Она попятилась от него.

— Оливия, — нахмурился Аэрон. — Прекрати.

«Тогда поцелуй его… хоть куда-нибудь… как-нибудь».

Посмотрев на его губы, Оливия облизала свои. Поцелуй — это же так невинно. Так необходимо…

«Должна… сопротивляться…»

— Прекрати, — снова рявкнул он.

Она сглотнула:

— Что «прекратить»?

Было слышно, как за дверью Легион мечется по комнате, бросает вещи на пол и бормочет что-то про «дурацкого ангела».

— Во-первых, отказываться мне подчиняться и, во-вторых, пытаться меня соблазнить.

— С чего бы мне пытаться тебя соблазнять? Не похоже, чтобы ты был хорош в постели.

Оливия зажала рот рукой, стоило словам сорваться с губ. Да уж. «Как это происходит? » — снова подумала она. Насмешка исходит не от нее самой, но от навязчивого голоса в ее голове.

Аэрон рассвирепел.

— Нехорош в постели? Я же довел тебя до оргазма в первый раз, как мы… в первый же раз, черт подери!

Глаза Оливии широко распахнулись, когда пришло осознание новой опасности от присутствия голоса-соблазнителя, — ей понравились результаты. Аэрон едва сдерживает ярость, а мысль о том, как он утратит контроль, решившись доказать, как хорошо умеет доставлять ей удовольствие, привела ее в восторг.

Сопротивляться? Возможно, не такая уж это хорошая идея.

«В самом деле? Но в таком случае Аэрон поддастся чарам голоса, а не твоим. Ты этого хочешь? » Наконец-то разумная мысль! Мысль, пробившаяся сквозь тьму и принесшая в ее душу немного света.

— Что ты собираешься делать со своей демонической подружкой? — спросила Оливия, возвращаясь к единственно важной в данный момент теме.

Аэрон провел рукой по лицу, на котором внезапно отразилась усталость. В последнее время он часто повторял этот жест.

— Не знаю, как с ней быть.

— Чтобы заключить сделку такого масштаба, она должна была пообещать что-то очень серьезное.

— Что, например?

Оливия пожала плечами:

— Ответить на этот вопрос может только Легион. Ну, и еще Люцифер, но гарантирую, что он нам не скажет.

— Откуда ты знаешь, что сделка была с Люцифером, а не с Аидом? И имеет ли значение, с кем она заключалась?

— Да, имеет, но Аид сейчас под замком и не может проворачивать подобные сделки, так что о нем беспокоиться нечего.

Когда несколько месяцев назад титаны вырвались из Тартара, тюрьмы для бессмертных, и свергли олимпийцев, Аида постигла та же печальная участь. Люцифера, однако, титаны не тронули. Кто-то же должен следить за порядком в преисподней. Кто-то такой же зловещий, как дьявол, создатель всеобщего зла. Уж лучше Люцифер, чем безумный Аид.

«Потрись о него своим телом…»

— Хватит! — Еще один подобный «совет», и Оливия примется биться головой о стену, пока не потеряет сознание. Тогда и тьма отступит. — Я не буду этого делать, даже если и хочу, так что заткнись!

Аэрон поднял руки вверх, теряя последние крупицы терпения.

— «Делать» что?

— Не обращай внимания. На твоем месте я не стала бы доверять Легион. Ты ведь не знаешь, на каких условиях она заключила сделку. Она могла выдать тайны или даже пообещать убить одного из твоих друзей.

Аэрон решительно покачал головой:

— Она никогда такого не сделает. Она меня любит.

Как же раздражает его слепая вера в коварную демонессу! Ну почему он не может так же относиться к самой Оливии, бывшему ангелу, которая за всю жизнь ни разу не солгала? Почему он постоянно пытается оттолкнуть именно ее?

Дверь спальни распахнулась, и Аэрон, отпрянув, едва не упал. Легион хрипло рассмеялась. Он быстро выпрямился и повернулся. Она нацепила на себя его футболку и спортивные брюки. И то и другое висело на ней мешком.

— Теперь ты доволен? — спросила Легион, крутясь на цыпочках. — Это все… что я смогла найти. Но знаешь, что… самое веселое? Я по-прежнему… выгляжу прекрасно. — Паузы вновь вернулись в ее речь, причем в избытке.

Отступая от Легион, Аэрон едва не налетел на Оливию. Та положила руки ему на плечи, пытаясь удержать на месте, и от этого прикосновения сердце ее ускорило бег.

— Мы с Оливией отправляемся в город. Ты останешься здесь. На этот раз я не шучу. Никуда не уходи. Когда вернусь, нам предстоит серьезный разговор.

Соблазнительную, как у сирены, улыбку Легион точно ветром сдуло.

— Что? Нет. Черт, нет. Я пойду… с тобой.

— Ты остаешься, и это не обсуждается.

Легион раздраженно топнула ногой.

— Тогда зачем ты… берешь с собой уродливого ангела?

«Я не уродливая! »

— Она мне нужна, — вот и все, что ответил Аэрон, но в его голосе прозвучала сталь. Раскаленная сталь.

Дыхание со свистом вырвалось сквозь сжатые зубы Легион, и она опустила взгляд на Оливию, по-прежнему выглядывающую из-за спины Аэрона. В глазах демонессы плескалась такая ненависть, какой ангел никогда прежде не видела.

— Только дотронься до него, и я… убью тебя. Яс…но? — Похоже, чем сильнее Легион волновалась, тем с большим трудом говорила.

— Ты не причинишь ей вреда. — Не повернувшись, Аэрон обнял Оливию за талию, вдавив пальцы ей в поясницу. — И больше никаких угроз. Ты поняла? Я этого не потерплю.

Сжав губы, Легион немного помолчала. Затем улыбнулась. Вымученной, приторной улыбкой.

— Как ска…жешь, Аэрон. Я люблю тебя и… просто хочу, чтобы ты был счастлив.

Ложь, отзвук которой Оливия уловила в голосе Легион. Не насчет любви, а насчет того, что оставит соперницу в покое. Придется все время быть начеку. Оливия видела, как действуют демоны, и знала, насколько коварными они могут быть и как много вреда приносят.

— Да уж постарайся, — ответила Оливия, нимало не беспокоясь, исходит ли вызов от нее самой или от назойливого голоса. Не имеет значения. — Потому что я планирую гораздо больше, чем просто касаться его. — Правда.

Аэрон резко развернулся и буквально пригвоздил ее к месту пронзительным взглядом. Его зрачки расширились так же, как тогда, когда он целовал Оливию дома у Джилли. Грудь его вздымалась и опадала, словно он никак не мог восстановить дыхание.

— Больше ни единого слова. Ни от одной. Ни от другой, — процедил он.

«Поцелуй его…»

На этот раз Оливия не стала сопротивляться. И черт с ней, с тьмой! Подойдя, она привстала на цыпочки и прижалась губами к губам Аэрона. Пусть Легион знает, что Оливия так же решительно настроена завоевать этого мужчину и обладать им всеми возможными способами.

Ее язык проник к нему в рот, но лишь на мгновение, достаточное, чтобы ощутить вкус. Аэрон разжал губы, явно желая большего, что удивило Оливию и возбудило еще сильнее, но она заставила себя выпрямиться и отвернуться.

— Идем, Аэрон, — позвала она. — У нас есть дела. У нас двоих.

Не глядя ни на Аэрона, ни на изрыгающую проклятия Легион, Оливия зашагала прочь, словно ее совсем не пугало то, как пройдет остаток дня.

Глава 16

— Ничего не вижу, — прошептал Аэрон час спустя. — Слишком темно.

Вокруш действительно царила сверхъестественная тьма без единого проблеска света. Даже луч прихваченного с собой фонарика ничем не помогал, попросту исчезая в бездонной толще мрака.

— В ту ночь, когда приходил Лисандр, он упомянул, что до истечения отведенного мне срока я останусь почти полноценным ангелом, — сказала Оливия. — Пожалуй, я смогу…

— Ш-ш-ш. Говори тише, — велел Аэрон, не желая, чтобы Оливия сделалась мишенью для врага.

Мысль эта привела его в бешенство, но, кроме себя самого, винить было некого. Вне зависимости от того, представляет ли хранительница Ночных Кошмаров угрозу или нет, Оливию Аэрону брать с собой не следовало. Просто он… не хотел подставлять ее под удар Легион. Или оставлять в пределах досягаемости Торина. А еще Аэрон пообещал показать Оливии суровые реалии своей жизни.

«Какой же я дурак! » Дурак, тонущий в шторме, который сам же и вызвал. Во-первых, его желание к Оливии ничуть не уменьшилось, а, напротив, возросло. Это факт. Во-вторых, ревнивая кровожадная псевдодочурка решительно настроена уничтожить его ангела. Тоже факт. В-третьих, Аэрон поклялся, что упомянутый ангел вернется к себе на небеса, — опять-таки факт! — хоть и ненавидит теперь себя за эту клятву. Отослать Оливию прочь и никогда не узнать, как она добралась? Это же настоящая пытка!

— Она спит, — по-прежнему в полный голос провозгласила Оливия.

— Она может проснуться, — процедил Аэрон сквозь сжатые зубы.

Прежде он никогда не возражал против темноты. Но сейчас, осторожно спускаясь по ступеням и на ощупь пробираясь вдоль стен прибежища Скарлет, которым оказался подземный склеп на местном кладбище, наталкиваясь на — отделку? гробы? — и не имея никакого понятия, что ждет впереди — а вдруг он ведет Оливию к месту жестокой резни? — Аэрон чувствовал, что к владеющей им ярости примешиваются ниточки страха. Как он сможет защитить Оливию в подобных условиях?

— Она не проснется, обещаю. В любом случае, раз уж мое время еще не истекло, возможно, я смогу…

Фразу Оливия не закончила, и Аэрон резко замер и развернулся, столкнувшись с ней. Она ахнула. Каким бы кратким ни был этот контакт, Аэрон успел им насладиться. Нежный, теплый. Возбуждающий. Вот и все, что нужно его телу, чтобы прийти в состояние готовности. В который уже раз.

«Моя», — сказал демон Ярости.

«Знаю. Ты это уже говорил. — Раз за чертовым разом. И Аэрон позволял демону так делать, перестал беспокоиться. Потому что… — Нет, не ходи туда».

Повисла тишина, нарушаемая лишь звуками их дыхания. Воздух пропах плесенью, сгустился от времени, пыли и смерти, но Аэрон был готов простоять так целую вечность. Здесь Оливия в безопасности. Здесь они вместе.

— Сможешь что? — наконец спросил он.

— Вот это.

Тьму вдруг прорезали тонкие лучики света.

Аэрон заморгал и протер глаза, поняв, что свечение, разгорающееся все ярче, исходит от кожи Оливии. Вскоре мрак отступил, а у Аэрона заслезились глаза.

— Как…

Оливия медленно усмехнулась, ее прекрасное лицо сияло, как звезда, а темные ресницы обрамляли небесно-синие глаза. Он мог бы зацеловать ее до потери дыхания.

«Не смей! »

Можно ли устоять теперь, когда он отведал ее на вкус и познал ласку ее тела?

Легион. Лисандр. Свобода.

Ах да. Аэрон едва не выругался.

— Иногда люди оказывались во тьме, и мне приходилось освещать им путь. — Оливия переступила с ноги на ногу и подбородком указала на что-то за его спиной. — Скарлет прямо за углом. Я ее чувствую.

— Спасибо. — Аэрон с трудом заставил себя отвернуться. И тут же пожалел, что больше не видит Оливию.

Ярость тоже взвыл в знак протеста.

«Успокойся. Мы по-прежнему с ней».

Аэрон первым зашагал в указанном направлении по грязной дорожке и вскоре очутился в импровизированной спальне. Из пола торчат несколько намертво вмурованных в бетон пик с блестящими острыми лезвиями. Между ними натянута проволока, а в дальнем конце комнаты, в окружении целой полосы препятствий, стоит гроб.

Почему гроб? Чтобы Скарлет могла запереться изнутри ради собственной защиты? Если так, то она умная женщина.

Сжимая в ладони кинжал, Аэрон направился к цели, старательно обходя пики. Размеренными шагами Оливия следовала за ним по пятам.

— Осторожно, — пробормотал он. — Держись за мной.

Он откинул крышку гроба, готовясь к схватке.

Ничего подобного. Как Оливия и обещала, Скарлет мирно спала, совершенно не реагируя на вторжение. Аэрон присмотрелся к ней. Шелковистые черные волосы обрамляют тонкие черты лица. Когда Скарлет приперла его к стене тогда в переулке, ее лицо уж точно не показалось Аэрону тонким. Ее напоминающие два миниатюрных веера ресницы оказались длиннее, чем он запомнил. Нос у Скарлет небольшой, а губы выглядят ярче, чем ранее.

Одета она в черную футболку и джинсы, и по всему ее телу крепится оружие, с которым она не расстается даже во сне. Интересно. Сам Аэрон снимает клинки, прежде чем лечь в постель. Хоть и держит их поблизости, но все же не на себе.

Расслабившись, он осмотрелся. Стены грязны, как и пол, и в нескольких местах из них торчат лезвия, так что любой врезавшийся в стену или упавший вниз отправился бы прямиком на тот свет.

Ночные Кошмары могла бы расставить ловушки на входе или хотя бы на ступенях, однако не стала этого делать. Почему? Возможно, знала, что непроницаемая тьма отпугнет большинство людей, если им случится забрести в ее логово. Но те, кто станет упорствовать и продолжит поиски, определенно имеют более зловещие намерения. Вероятно, только этим людям она и хотела причинить боль.

В таком случае Скарлет убивает избирательно, и есть черта, которую она не переступит. А может, ей просто нравится, чтобы люди погибали рядом с ее ложем, ведь тогда, пробудившись, сразу увидит кровь и смерть.

Как бы то ни было, к защите своей дамочка подошла со всей серьезностью.

Аэрон почти надеялся, что она встанет и нападет на него, так как ему совершенно необходима хорошая схватка. Нервы его на пределе, и кровопролитие помогло бы успокоиться. Слишком многое происходит вокруг и меняется. Слишком многое идет не так.

Благодаря Галену демон Бадена обрел нового хозяина. Кронос и Рея, оказывается, тоже одержимы. Ну и, конечно, все, что касается Оливии: ее вызывающая одежда, обжигающие поцелуи, неотразимые предложения (сейчас Аэрон почти сожалел, что она больше не слышит «голос»), ее попытки соблазнить другого мужчину — все это распаляло его возбуждение, подобно вспыхивающим одна за другой спичкам. И ревность. И ярость.

Да, ему просто необходимо сегодня кого-нибудь убить.

А еще, будто всего прочего недостаточно, Легион смотрела на Аэрона так, как он хотел бы, чтобы на него смотрела Оливия. Демонесса заключила сделку с творцом зла и нагло солгала об этом. В конце концов Аэрон больше не мог обманывать себя на ее счет. Легион буквально сочилась коварной решимостью.

Что же ему с ней делать? Как с ней справиться? Он по-прежнему любит ее как дочь и хочет, чтобы она присутствовала в его жизни. Он ни за что ее не бросит. Просто… должно быть какое-то решение проблемы.

«Не думай сейчас об этом. Нужно дело делать».

Дело. Верно. Итак, вернемся к Скарлет, текущей проблеме. Знает ли Гален о ее существовании?

— Она раньше жила в церкви, — виноватым голосом сообщила Оливия, прежде чем Аэрон успел сказать, что им пора. — Но у нее не получилось.

Откуда этот виноватый тон? Потому что привела его сюда? Возможно.

«Будь осторожен».

Нельзя позволить ее чувству вины разжечь его собственное.

— Кажется, я просил тебя говорить тише.

— А я говорила тебе, что она не проснется.

— Откуда ты знаешь?

Глупый вопрос. Временами Аэрону казалось, что Оливия знает все. А это значит, что она понравится Сабину. Парень просто помешан на информации. Но из-за Единого Истинного Бога Оливия исчезнет до возвращения Сабина. Это и к лучшему. Аэрону ненавистна мысль о том, чтобы заколоть друга кинжалом, вздумай тот учинить допрос его женщине.

При этой мысли демон Ярости радостно захихикал.

Ну, может, не так уж эта мысль и ненавистна. В конце концов, он в долгу у Сабина. «И Оливия не моя женщина! »

— Не обращай внимания. Не важно. Нужно поторопиться, пока не столкнулись с другими посетителями.

— С кем, например?

— С охотниками.

— А!

Может, Аэрон и жаждал сразиться с Ночными Кошмарами, но никак не с армией Галена. Ему не хотелось втягивать в подобное Оливию. Он покажет ей ужасы своей жизни по-другому. С безопасного расстояния.

Склеп Скарлет находится достаточно далеко от «Убежища», так что это очко в их пользу.

— Так темно, — раздался вдруг незнакомый голос. Отражаясь от расположенных наверху бетонных ступеней, эхо слов проникло в маленький склеп.

— У меня фонарик не работает.

— Ничего не вижу.

— Просто продолжайте медленно шагать вперед, дьявол вас разбери!

Вот черт! День и вправду может стать еще хуже. Нагрянули охотники, как Аэрон и опасался. Неужели за ним следили, используя Плащ Невидимости?

Вдруг и сейчас кто-то наблюдает, угрожая безопасности его женщины?

Руки Аэрона сами собой сжались в кулаки. Он снова оглядел склеп, но не увидел ничего необычного. Перевел взгляд на Оливию, которая по-прежнему светилась, но теперь хмурилась. Потом посмотрел на Скарлет — та так и не проснулась. Затем — на дверной проем.

Это темное открытое пространство является единственным выходом отсюда, и, чтобы до него добраться, придется прорываться через охотников. Которые, скорее всего, вооружены.

Смертные не наделены способностью видеть в темноте, но и Аэрон, лишившись света Оливии, тоже не сможет. А с этим ее сиянием все друг друга увидят.

Значит, остается одно. Единственная возможность сохранить Оливию в безопасности.

Аэрон сунул ей в руку кинжал.

— Приставь его к горлу девчонки, — прошептал он. — Если она хоть шевельнется, режь не задумываясь.

Не дав ей возможности ответить, Аэрон схватил Оливию за талию и уложил в гроб к Скарлет. Спящая женщина не шелохнулась, а Оливия ахнула. Аэрон тут же зажал ей рот ладонью и покачал головой. Она испуганно сглотнула, но кивком показала, что поняла, чего он от нее хочет. Молчания.

— Затуши свет.

Она снова кивнула, и сияние ее кожи стало меркнуть… угасать… и наконец пропало совсем. Тени, видимо, только того и ждали, потому что тут же ринулись вперед, заволакивая каждый дюйм пространства удушливым мраком.

— Дерьмо! Смотри, куда идешь!

— Извини.

Голоса зазвучали ближе.

Аэрон понимал, что при его росте не поместится в гроб, чтобы прикрыть собой Оливию, как щитом, без риска раздавить. Вместо этого он сжал рукой ее плечо — вернее, то, что посчитал плечом. И отдернул горящую ладонь, потому что на самом деле накрыл ее прекрасную грудь. И сосок в ответ немедленно напрягся.

«Моя. Защити».

Двигаясь с большей осторожностью, Аэрон нацелился выше. Так, плечо. Хорошо. Дрожит. Плохо. Значит, Оливия возбуждена — и рассеянна — из-за ошибки. Как и он сам. Или попросту напугана. Мысль о возбуждении понравилась Аэрону куда больше.

Похоже, что рассеян он сам. Резким движением Аэрон заставил Оливию лечь и замереть. К счастью, она не сопротивлялась. Он не знал, подчинилась ли она его приказу и приставила ли нож к горлу Скарлет. На всякий случай он нащупал второй рукой… лицо Ночных Кошмаров. Хорошо. Она по-прежнему неподвижна, и Аэрон ощутил ее теплое ровное дыхание.

Он не заметил никаких ловушек вокруг самого гроба, поэтому осторожно пробрался к его переднему краю, подальше от входа в коридор, ни на миг не отпуская ни одну из женщин. Ему хотелось, чтобы Оливия знала: он здесь, он ее защитит. Всегда. Аэрон закрыл бы крышку, но не хотел лишних препятствий, на случай если Скарлет в самом деле проснется.

— Погодите, — произнес один из мужчин. — Постойте-ка.

— Что такое?

— Воздух. Чувствуете легкий ветерок?

— Должно быть, мы у самого входа.

Еще ближе.

Послышалось шарканье ног нескольких человек. Оливия задрожала сильнее, и Аэрон сжал ее плечо, чтобы подбодрить.

— Здесь должна быть комната. — Пауза. Треск. — Да. Да! Слишком широко для еще одного коридора.

— Не может ее здесь быть. Она не смогла бы отыскать дорогу в такой темнотище.

— Она одержима чертовым демоном Ночных Кошмаров. И, конечно, способна ориентироваться во мраке. Просто… двигайтесь на ощупь. Она спит. Если почувствуете теплую кожу, сразу начинайте стрелять.

Откуда им столько известно? Неужели Кронос рассказал своей жене? Или кто-то все же воспользовался Плащом и подслушал частные беседы?

— Черт, нет. Никакой стрельбы. Мы же перебьем друг друга.

— Все лучше, чем позволить демону разгуливать на свободе.

Повисло молчание, во время которого потрясенные охотники пытались осмыслить реплику своего напарника.

— Либо мы прирежем ее, либо я уношу ноги, — наконец резко произнес кто-то. — Я не подписывался на самоубийство.

— Так прирежь, черт подери, только удостоверься, что вывел ее из строя. Нам надо перевезти девчонку, не боясь, что ей достанет сил напасть. Это она виновата в каждом нашем дурном сне. И каждое произошедшее с нами несчастье тоже из-за нее.

Снова послышалось шарканье. Аэрон напрягся в ожидании. Если кому-то из них удастся добраться до гроба, он…

Вдруг раздался крик.

— Что за черт…

Еще крик. Бульканье. Снова и снова.

Никто до гроба не доберется.

Ловушки демона Ночных Кошмаров об этом позаботятся. Несколько охотников открыли стрельбу, позабыв про страх прикончить кого-то из своих, но тьма скрывала вспышки пороха. Одна из пуль угодила Аэрону в плечо, отбросив назад.

Он выпрямился, а воздух тем временем прорезали еще несколько криков. И хотя ему не нравилась мысль о том, чтобы запереть беспомощную Оливию со Скарлет, опасение, что ее подстрелят, нравилось ему еще меньше. Поэтому он захлопнул крышку гроба.

— Что происходит?

— Режь, — выдавил кто-то между приступами кашля.

Новый крик, на этот раз смешанный с нарастающими стонами боли и запахом свежей крови.

— Отступаем, — прохрипел кто-то из охотников. — Отс… Ар-р-р!

Снова послышалось шарканье, но теперь гораздо меньшего количества ног. Затем раздались новые крики и стоны, и звуки шагов полностью стихли. Вот и все. Готово. Та битва, которой Аэрон так жаждал, закончилась для него победой, и ему даже пальцем не пришлось шевельнуть.

Дождавшись воцарения полной тишины, он откинул крышку гроба и скомандовал:

— Свет.

Оливия тут же подчинилась и вновь оказалась окутанной слепящим сиянием, которое, разрастаясь, победило тьму. Аэрон отметил, что она очень бледна, но невредима. Скарлет по-прежнему не шевелилась.

— Аэрон, я так… — Оливия села и повернулась, чтобы увидеть его. Ее лицо мгновенно сделалось напряженным. — Ты ранен.

Аэрон посмотрел вниз: в плече зияло отверстие, из которого сочилась алая кровь, стекая по накачанному прессу и впитываясь в пояс штанов. Теперь, когда волнение за Оливию отступило, а адреналин улетучился, Аэрон ощутил боль. Жар распространялся быстро и уверенно, будто вместо крови по венам бежал бензин.

Не важно.

— Я в порядке, — заверил он. — Случались ранения и похуже, так что волноваться не о чем.

— Ничего не могу с собой поделать. — Пожевав нижнюю губу, Оливия протянула руку и провела кончиками пальцев по его подбородку. — Я волнуюсь за тебя.

Жест должен был его успокоить. Но, как всегда, прикосновение Оливии стало настоящей пыткой, и Аэрон захотел большего. Ярость тоже захотел большего, захныкав у него в голове.

«Сейчас не время».

Окровавленные тела громоздились друг на друге, и из каждого торчало лезвие. Некоторые упали лицом вниз, другие на спину. Все умерли. Аэрону следовало бы поблагодарить Скарлет за ее искусство декорирования помещения. Именно оно, а не он сам, спасло Оливии жизнь.

Аэрон не знал, сумел ли кто-то из охотников выбраться из этой комнаты ужасов, но не собирался сидеть и дожидаться, пока враг вернется с подкреплением.

Он помог Оливии подняться — вот дерьмо, рана разошлась! — затем взял Ночные Кошмары на руки, как собирался сделать, пока их не прервали.

— Держись рядом, — приказал Аэрон. — Ступай строго по моим следам.

— Хорошо.

Пробираясь к проходу, ему то и дело приходилось перешагивать через тела. Жар внутри его усиливался, заставляя болезненно морщиться.

«Больно», — заплакал Ярость.

Аэрон нахмурился.

«Тебе тоже? »

«Ужасно».

«Мы идем домой. Отдыхать».

На ступенях не было ни следа крови — ни единой капельки. Значит, никто из охотников не выбрался. Прекрасно. Вот только… когда Аэрон дошел до верха лестницы, его охватила дрожь. Слабость. Глаза стекленели, он шел будто в тумане.

Ярость застонал.

Жар наконец спал — и тут же сменился ледяным холодом.

— Аэрон?

Он шагал все медленнее, движения сделались вялыми, ноги заплетались.

— Сунь руку в задний карман моих штанов и вытащи телефон.

В таком состоянии у него не хватит сил лететь в крепость с двойной ношей.

— Что с тобой? — спросила Оливия, выполняя его просьбу. — Рана дает о себе знать? Ты же сказал, что все в порядке!

Аэрон проигнорировал и ее вопрос, и беспокойство. Ему не хотелось снова лгать Оливии, на самом деле он просто не знал, что ответить. Ни он сам, ни Ярость никогда так не реагировали на обычное пулевое ранение.

— Ты умеешь набирать текстовые сообщения?

Они свернули за угол.

— Нет. Я видела, как люди это делают, но сама ни разу не пробовала.

— А звонить?

Впереди наконец забрезжил пробивающийся в склеп свет. Аэрон обливался потом, которому, однако, не удавалось растопить сковывающий его лед. Движения воина замедлились еще больше, он едва волочил ноги.

— Нет, — ответила Оливия. — Извини.

Проклятье. Стоит ему опустить ношу, и он уже не сможет поднять ее снова, в том нет сомнений. Проклятье, проклятье, проклятье!

Он сообразил, что подобную реакцию можно объяснить лишь двумя способами. Либо охотники стреляли какими-то особенными пулями, либо он не до конца оправился от их последнего нападения. Ни одна из версий не сулила ничего хорошего.

Снаружи — наконец-то, хвала богам! — Аэрон поискал глазами поджидающих охотников и никого не обнаружил. Неизвестно, однако, оттого ли это, что их здесь нет, или же оттого, что его зрение продолжает угасать. По крайней мере, никто на них не набросился.

На крыльях или нет, домой он точно не доберется.

Он снова посмотрел по сторонам, на этот раз в поисках места, где можно спрятаться. Впереди, на расстоянии нескольких ярдов, он заметил большой надгробный камень, увитый цветами всевозможных оттенков, образующих что-то вроде беседки.

— Сюда. — Аэрон тяжело двинулся вперед, слабея с каждым шагом.

Оливия обняла его за талию, стараясь поддержать:

— Вот, обопрись на меня.

Аэрон не хотел так поступать, смутился, что придется подчиниться, еще больше смутился, когда ему понравилось, что кто-то о нем заботится, но с помощью Оливии ему удалось добраться до цели.

— Спасибо.

Он попытался опустить Скарлет, но колени подогнулись, и он просто рухнул на землю вместе со своей ношей. Ночные Кошмары тяжело плюхнулась на землю, и Аэрон рядом с ней. Но она даже не пикнула.

И Ярость тоже. Сейчас демон молчал. Как зловеще.

Аэрон перекатился на бок и увидел, что Оливия принялась передвигать и по-новому закреплять цветы в попытке укрыться от любопытных глаз.

— Хорошая… девочка, — похвалил он.

Ее ответная улыбка была исполнена храбрости и железной воли, и при виде ее сердце Аэрона пропустило один чертов удар. Либо ему казалось, либо у нее над головой и правда порхают бабочки, у ног прыгают белки, а на траву вокруг нее слетаются птицы. И все они смотрят на нее, ожидая внимания.

Определенно у него галлюцинации. Значит, ему еще хуже, чем он предполагал. Зная, что не сможет разглядеть цифры на телефоне, он велел Оливии набрать нужный номер.

— Вызов пошел, — сказала она и прижала устройство к уху Аэрона.

— Торин, — проговорил он, когда друг взял трубку, — отследи сигнал. Приходите забрать… нас.

Ответа Аэрон не услышал. Тьма, очень похожая на ту, что мучила его в склепе, сомкнулась над ним, и на этот раз он мог лишь приветствовать ее.

Глава 17

Оторвав от подола платья полоску ткани и перевязав Аэрону плечо, Оливия вытащила из прикрепленных к его лодыжке ножен кинжал.

«Я защищу его. Любой ценой».

Так же, как он сам защищал ее. Она заслонила Аэрона своим телом и замерла в ожидании появления его друзей. Или охотников. Если кто-нибудь, кроме Владык, осмелится приблизиться, она не колеблясь бросится в атаку.

Никогда еще Оливия не чувствовала себя настолько воинственной, уверенной в себе и в то же время обеспокоенной — за лежащего рядом мужчину. В него и прежде стреляли, и она это видела. Его закалывали кинжалом, избивали, резали ножами, ранили стрелами. Но никогда он так не реагировал. Не бледнел, не стонал, не дрожал. Не истекал кровью, становясь все слабее и слабее.

Минута проходила за минутой, но его состояние не менялось. Где же, во имя небес, эти Владыки? Лучше бы им поспешить, и не только ради Аэрона. Если они промедлят, сгустятся сумерки и проснется Скарлет. И она будет очень, очень зла.

Тогда точно никто не выживет.

Однако стоило Оливии покинуть крепость, как искушающий ее голос умолк и перестал настаивать, чтобы она совершила ужасные — и в то же время восхитительные — поступки. Вряд ли, однако, это обстоятельство можно считать обнадеживающим. Тут Оливия обнаружила, что сквозь цветы и кусты пробираются животные, которые могут привлечь внимание случайного прохожего. Они что же, к ней пытаются подобраться? Или к Аэрону? Она не припоминала, чтобы звери вообще к нему приближались, как не могла и понять, зачем всем этим белкам, кроликам, птицам, кошкам и даже собаке вздумалось идти именно к ней.

— Брысь! — прошептала она, не желая, чтобы звери пострадали, если и впрямь развяжется драка.

Те не послушались. Наоборот, стали потихоньку подползать ближе. К ней. Значит, их действительно привлекает именно она. Но почему?

— Уходите же…

Хрустнула ветка, и Оливия замолкла.

Собака зарычала, кошки зашипели, но никто не убежал прочь. Все животные припали к земле, готовясь броситься в атаку.

Оливия сжала губы, каждый мускул ее тела оцепенел. Она даже дышать перестала. Кто там? Владыки? Или охотники? Ее рука, сжимающая кинжал, задрожала. «За Аэрона», — подумала она, пригибаясь к земле по примеру животных. Она вдруг обрадовалась, что звери не послушались и остались с ней.

Двое мужчин шагнули сквозь листву, и поначалу Оливия их не узнала. Она слишком настроилась драться, слишком преисполнилась решимости спасти того, кого… любит? Она прыгнула к одному из незваных гостей, но пес опередил ее и, также ринувшись вперед, впился зубами в цель.

— Ой! Отвали от меня, идиот блохастый! — взвыл пострадавший.

Оливия узнала голос — Уильям, — но не успела вовремя опустить клинок, так как слишком разогналась. За секунду до удара твердая рука перехватила ее запястье и отвела в сторону, обездвиживая ее.

— Эй, эй, Лив, — со смехом произнес ее обладатель. Его голос тоже ей знаком. Парис. — Я ведь могу называть тебя Лив, правда? Бросай кинжал, а?

Испытав невероятное облегчение, Оливия опустила оружие.

— А теперь вели этому придурку отцепиться от меня! — закричал Уильям.

— Это мои друзья, — объяснила она псу. — Теперь мне ничто не угрожает.

Тот разжал зубы и выпустил лодыжку Уильяма. Все животные мгновенно разбежались, словно только и ждали заверения Оливии в собственной безопасности.

Что за лапочки!

— Спасибо! — с благодарностью крикнула она им вслед.

— А теперь, когда Уильяма должным образом поприветствовали, — со смешком заявил Парис, — пора и за работу приниматься. — Когда он заметил Аэрона, на его прекрасном лице отразилась тревога. Парис наклонился, подсунул руки под все еще пребывающего без сознания друга и перекинул его через плечо. — Давно он в таком состоянии?

— Очень давно.

Уильям прохромал к Скарлет и проделал то же самое, что и Парис, только устроил ее в своих объятиях так, будто она драгоценное сокровище.

— По крайней мере, моя ноша симпатичнее.

— Ага, удачи тебе с ней, — отозвался Парис. — Пожалуй, мне все-таки больше повезло. Эта дамочка предположительно одержима Ночными Кошмарами.

Уильям закатил глаза:

— И что, это плохо?

— Ну, если тебя не устраивает, что твои яйца по-прежнему при тебе, то, наверное, хорошо.

— Иди к папочке, — проворковал Уильям, покрепче прижимая Скарлет к себе.

Оливия слушала их шутливую перепалку, крутя головой туда-сюда.

— Хватит. Здесь, знаете ли, охотники побывали. Это опасное место. Более того, с Аэроном что-то не так. Я хочу поскорее уложить его в постель.

— Конечно, конечно, — кивая, согласился Уильям. — Мы с самого начала это знали. Но тебе придется подождать с забавами, пока он не проснется. А когда закончишь с ним, я сам с удовольствием тобой займусь. Покажу, каково это — быть с тем, кто знает свое дело… ну и все такое.

Оливия сжала кулаки. Он что же, вообще ничего не воспринимает всерьез?

— Мы припарковались там, — кивком указал Парис.

Наконец-то.

— Идем.

Вместе они пробрались сквозь кусты, держась настороже. За долю секунды Парис и Уильям разительно переменились. В укрытии они подшучивали друг над другом и дразнили Оливию из-за ее желания запрыгнуть к Аэрону в постель. Теперь превратились в солдат, жестких и способных на все.

Оливия часто наблюдала ту же перемену и в Аэроне. Но до сегодняшнего дня ей не доводилось по-настоящему оценить это качество.

Аэрон. Храбрый раненый Аэрон. Когда девять дней истекут и его отнимут у нее, куда она пойдет? Что станет делать? Она сомневалась, что Владыки пригласят ее остаться. Да и захотела бы она сама жить в крепости? Аэрона там больше не будет, а воспоминания о нем станут дразнить ее из-за каждого угла.

Уже второй раз Оливия обнаружила, что расстроена оттого, сколь малый срок отпущен им с Аэроном. Может, есть способ его спасти? Может, они все-таки смогут быть вместе? Вечно. Да. Конечно же. Ведь ее Бог — творец любви. В действительности ее Бог и есть любовь. Он захочет, чтобы любящие друг друга мужчина и женщина были вместе, так ведь?

Но Оливия еще сомневалась, любит ли она Аэрона по-настоящему? Она им восхищается, да. Желает его самого, жаждет его прикосновений, да. «Согласилась бы я умереть вместо него? » — снова задалась она вопросом. И снова не смогла ответить наверняка. Она отдала бы все, чтобы быть с ним, — все, кроме собственной жизни.

Не так ли?

Вдобавок, умерев за Аэрона, Оливия одновременно умерла бы за Легион. Потому что знала: Аэрон не будет счастлив без своего маленького — вообще-то уже большого — тирана. Если воин останется в живых, Оливия хочет видеть его счастливым. Все же перспектива умереть за этого лживого, вероломного и невоспитанного ребенка совсем ее не радовала.

Более того, и сам Аэрон должен любить Оливию. А сейчас он точно не питает к ней нежных чувств.

Оливия со вздохом забралась во внедорожник. Аэрона положили на заднее сиденье, и она устроила его голову у себя на коленях. Парис сел за руль, а Уильям плюхнулся на пассажирское сиденье, не выпуская Скарлет из объятий. Оливия впервые ехала в машине. Прежде она с нетерпением ждала бы такой возможности, но сейчас ей все равно. В голове кружится вихрь мыслей.

Она никогда не задумывалась о смерти применительно к себе. Не по-настоящему. Оливия существовала всегда и знала, что так будет и впредь. Теперь же она может умереть. Даже не ради чьего-то спасения, а просто потому, скажем, что ее собьет машина. И как к этому относиться? Она не знает, но в одном не сомневается: умереть, так и не испытав всего задуманного, — просто мерзость какая-то! Однако продолжать жить без Аэрона куда хуже.

Оливия видела смерти тысяч, миллионов людей, но ни одна ее не затронула, ибо все они были лишь частью круга жизни. У всего на свете есть начало и конец. Может, поэтому она поначалу и не скорбела при мысли о неизбежной потере Аэрона. Его уход стал бы очередной смертью в длинной череде смертей, коим она стала свидетельницей.

Теперь Оливия воспринимала это как личную трагедию, ведь она близко узнала Аэрона, целовала его, пробовала на вкус. Познала с ним высшее наслаждение. Спала в его объятиях, уютно устроившись сбоку. Аэрон защитил ее. Он мог бы сам спрятаться в гробу Скарлет, но не сделал этого. Он поместил внутрь ее, Оливию, позаботившись о ее безопасности, а не о собственной.

Выходит, что он готов умереть за нее. Почему? Оливия по-прежнему не питала иллюзий, будто Аэрон ее любит.

Она снова тяжело вздохнула и провела ладонью по его голове. Коротко остриженные волосы покалывали ей руку. Лисандра она решила позвать чуть позже. Расспросить его обо всем и заодно выяснить, зачем он прилетал к Аэрону. Наставник не сможет ей солгать. Если его ответ огорчит ее, уничтожит всякую надежду на будущее с этим замечательным мужчиной, то она… что? Оливия сглотнула.

— Не следовало нам оставлять Джилли одну в квартире, — внезапно сказал Уильям, отвлекая Оливию от ее мыслей. — Теперь, когда враги вьются вокруг точно мухи, это опасно.

— Во-первых, Аэрона нужно поскорее доставить домой. Во-вторых, ей лучше держаться отдельно от нас. — Парис поправил зеркало заднего вида, поглядывая то вперед, то назад. — Охотники и понятия не имеют…

Уильям хлопнул рукой по разделявшей их консоли.

— Вынужден не согласиться, Парис. Они знали про Скарлет, а разве мы с ней контактировали? Почти что нет. А сколько нас связывает с Джилли? Слишком многое. Раз Рея присоединилась к команде безмозглых, нам нельзя оставлять Джилли одну. Кроме того, Аэрон бессмертный. Он продержится. Поэтому повторю: нельзя оставлять Джилли одну.

— Дерьмо. Ты прав.

— Я всегда прав.

— Тогда заберем ее по дороге в крепость.

— Она, должно быть, в школе, — предположил Уильям, а Парис, выругавшись, совершил разворот в неположенном месте так, что шины заскрипели.

Оливия собиралась было запротестовать. Ей хотелось доставить Аэрона в безопасное место и оказать ему помощь как можно скорее, но мужчины правы. Джилли смертная, ее нужно защитить.

— Дерьмо, — повторил Парис. — Она учится в Международной Американской школе Будапешта, которая располагается в кампусе Наджиковаси. По-моему. Придется сделать приличный крюк.

— Оно того стоит.

Всякий раз, как Уильям говорил о девушке, в его голосе появлялась странная нежность. Хотя для него она слишком юна. Не только для него, для любого в крепости. Если Оливии придется отваживать Уильяма от Джилли, то ему ее методы точно не понравятся. Они будут включать в себя нож и небольшой пластиковый пакет.

«Принимаешь образ жизни воителя, от которого некогда так легко отказалась? »

— Сомневаюсь, что Джилли нам обрадуется, — заметил Парис.

— Говори за себя. Если верить Анье, Джилли на меня запала. — Кажется, Уильям этим гордится.

— Она же еще ребенок, — напомнила ему Оливия.

«Плевать, считаюсь я воителем или нет, честное слово, позаимствую у Аэрона один из его кинжалов и…»

Уильям повернулся на сиденье, практически не потревожив Скарлет. Его губы изогнулись в порочной улыбке.

— Знаю, но когда дело касается моей привлекательности, возраст не имеет значения. И пол тоже. Я неотразим.

— Каковы твои намерения касательно Джилли?

Он закатил глаза:

— Нет у меня никаких намерений. Мне нравится, когда мной восхищаются, а ей нравится восхищаться мной. Конец истории.

— Хорошо. — Оливия не услышала в его голосе лжи, но рисковать все же не хотела. Тем более благополучием Джилли. — У нее была трудная жизнь. Муж ее матери… кое-что с ней сделал. — Наверное, не стоило выбалтывать секреты Джилли, но Оливия знала, как воспоминания отравляли душу девочки. Может, если наконец-то поведать о них, это станет первым шагом к выздоровлению? — Она рассказала маме, но та отказалась ей верить. Даже обвинила Джилли в попытке разрушить ее новую прекрасную жизнь.

— Да, мы в курсе, — мягко ответил Парис. — Даника нам сообщила.

— А я первый раз слышу! — Уильям повернулся обратно, однако Оливия успела заметить на его лице проблеск абсолютной, неразбавленной ярости. — Ты-то откуда знаешь?

— Некогда мне было поручено заботиться о ней.

Остаток пути прошел в напряженном, тягостном молчании. Наконец они свернули в пригородный район. Дома здесь казались замечательными и гостеприимными. Территорию окружали густые зеленые деревья, частично росшие по склону холма.

Парис остановил машину на парковке и взглянул на Уильяма:

— Вернусь через минуту. Пригляди за багажом.

Действуя внезапно и быстро, Уильям бесцеремонно перекинул Скарлет на колени Парису, так что тот ничего не успел предпринять.

— Это я вернусь через минуту. Не могу допустить, чтобы ты напугал Джилли. Только не сегодня.

— Я не пугаю женщин. Я дарю им наслаждение. Кроме того, тебя нет в контрольном списке, а я есть.

Уильям закатил глаза — видимо, его излюбленное действие — и выбрался из машины:

— Будто меня это остановит. Ты видел мои глаза? Они такие возбуждающие. Стоит проверяющей в них взглянуть — и меня тут же внесут в контрольный список.

— Прекращай хвастаться, поспеши лучше, — сказала ему Оливия, как раз когда он захлопнул дверцу.

Усмехнувшись, Уильям отсалютовал ей рукой.

Наблюдая, как он шагает к школе, она водила пальцами по становившейся все горячее и горячее брови Аэрона. Состояние не улучшалось, наоборот, его даже начало трясти. На лбу выступил пот, он закусил зубами нижнюю губу.

Не зная, чем еще помочь, Оливия принялась напевать прекрасные умиротворяющие и исцеляющие мелодии. После нескольких аккордов гимна Аэрон перестал дрожать и его измученное лицо немного смягчилось.

— Великие боги, — резко выдохнул Парис.

Оливия замолчала и посмотрела на него:

— Что? Что-то не так?

Аэрона снова стало трясти.

— Не останавливайся! — воскликнул Парис. — Твое пение — услада для моих ушей! Хочу еще.

— О. Спасибо. — Оливия начала новую серенаду.

Из леса вышли самые разные животные и стали подбираться к машине. Аэрон вновь успокоился, и Оливия едва не разрыдалась от радости.

Смогла бы она умереть ради него? Она обвела пальцем одну из скелетообразных татуировок на скуле Аэрона. Возможно.

* * * * *

Уильям стоял в главном офисе школы, дожидаясь Джилли. Администратор уже ее позвала. Стоило ему представиться Парисом Лордом, как за девушкой тут же послали. Проблема со списком миновала.

Администратор оказалась невысокой фигуристой женщиной слегка за тридцать, с убранными в тугой пучок каштановыми волосами и карими глазами, которыми она сейчас мысленно его раздевала. Все как всегда. Обычно Уильяма это радовало. Но не теперь. Ему просто хотелось утащить Джилли отсюда ко всем чертям. Ему нравится эта маленькая нахалка, и он не успокоится, пока она не окажется в безопасности.

Уильям понятия не имел, насколько ужасной была ее жизнь, и ему стало стыдно за себя. Он же знает женщин. Ему и беглого взгляда довольно, чтобы выяснить о них всю подноготную. Так почему не догадался о страданиях Джилли?

Ох уж эта ее треклятая мамаша и так называемый отчим! Они же должны были оберегать ее! Ну, теперь с ней Уильям, и уж он-то проследит, чтобы с ней больше ничего не случилось. Он боролся с искушением перерезать глотки матери Джилли и ее отчиму. Может, преподнести ей на Рождество их головы или что-то в этом роде?

— Вы отец Джилли? — поинтересовалась администратор. Она оставила свой пост и теперь устроилась у стойки напротив Уильяма.

Вот дерьмо. Он и не заметил, как она подошла. Опасно так отвлекаться.

— Брат, — отозвался он, раздраженный, что его сочли достаточно взрослым, чтобы иметь семнадцатилетнюю дочь.

Ну да, он разменял пару тысяч лет, но у него же нет ни морщинки, черт подери!

— О. Как мило. — Она с улыбкой протянула Уильяму листок бумаги. — Если захотите обсудить ее расписание, вот мой номер. Звоните в любое время.

— Я определенно свяжусь с вами. — Он улыбнулся в ответ, но вымученной улыбкой, и сунул листок в карман, зная, что никогда не воспользуется предложением. — Образование — это так важно.

Это замечание заставило администратора захихикать, а он постарался не поморщиться в ответ.

Женщины. Одновременно и благословение, и проклятие. Секс ему нравится. В сексе он нуждается и жаждет его. Из-за секса не с той женщиной он оказался в тюрьме. Из-за секса с богиней, навещавшей его в заточении, его вышвырнули с небес. Однако его либидо это не умерило. На самом деле ничто не может умерить его либидо. Даже нависшее над головой проклятие.

Однажды необычайно красивая и могущественная женщина соблазнит Уильяма. Обманом заставит влюбиться в себя. Поработит. А потом убьет.

Таково пророчество.

Возможно — ладно, маловероятно, — что если бы Уильям стал избегать всех женщин на свете, то избавил бы себя от смертного приговора. Но даже это не спасло бы его. Об этом тоже говорилось в пророчестве: воздерживаясь от женщин и секса, он обрек бы себя на скорейшую и гораздо более мучительную смерть.

Единственный способ остановить эту безымянную женщину и разрушить проклятие хранится в книге. Книге, которую почти невозможно расшифровать, так что ему пока не удалось найти путь к спасению. Да к тому же сейчас книгой владеет треклятая младшая богиня Анархии и возвращает ему украденное по одной жалкой странице. Уильям возненавидел бы Анью за подобное, если бы чертовски сильно ее не любил.

Несколько сотен лет они просидели в Тартаре в соседних камерах. Он тогда не лишился рассудка лишь благодаря ее остроумию.

— Уильям? — внезапно раздался хрипловатый голос Джилли.

Он развернулся на каблуках… и вот она, стоит в конце длинного коридора. Стройная, с темными волосами, темными глазами и гораздо более… умудренная опытом, чем положено быть девушке в ее возрасте. Вероятно, это ключ номер один к разгадке.

Возможно, Уильям чувствовал это, но не хотел признавать.

На Джилли джинсы, футболка и кеды со спрятанным в подошве отслеживающим устройством, о котором она и не подозревает. Волосы собраны в хвост, на лице ни грамма косметики.

Похоже, стоящего рядом с ней парня это не волнует. Он пялится на нее, будто загипнотизированный. Услышав имя Уильяма, он нахмурился. А проследив за взглядом Джилли и увидев, к кому она обращается, нахмурился сильнее и побледнел.

Бойфренд? Или потенциальный бойфренд?

Кому-то нужно это прекратить. Джилли слишком юна, у нее очень тяжелое прошлое. Ей нужно побыть одной. Пока ей не стукнет по крайней мере сорок.

— Эй, милашка, — окликнул Уильям, подзывая ее пальцем.

Усмехнувшись, Джилли ринулась к нему и бросилась в его объятия. На мгновение он крепко прижал ее к себе, а потом схватил за запястья и мягко отстранил. Может, она ему и нравится, может, он и хочет для нее лучшего, но не собирается поощрять ее влюбленность.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Джилли.

Парень, с которым она пришла, немного подвинулся за ее спиной. Для подростка он был высоким — чуть выше плеча Уильяма, — с каштановыми волосами и голубыми глазами.

— Ты кто такой? — бесцеремонно поинтересовался Уильям.

— К-Корбин, сэр.

— Что за имя такое — Корбин Сэр? Если ты когда-либо обидишь Джилли, клянусь богами, я лично…

Джилли похлопала Уильяма по плечу:

— Перестань. Кори мой друг. Он просто хотел удостовериться, что я без проблем доберусь до офиса.

— Похвально, — отозвался Уильям, не сводя прищуренных глаз с парня. — До тех пор, пока защита — единственная его цель.

Корбин оттянул воротник своей рубашки:

— Вы ее… бойфренд или что-то вроде того?

— Брат, — ответил Уильям, в то время как Джилли сказала: «Да».

Уильям наконец перевел взгляд обратно на девушку и удивленно вздернул бровь. Да? Тогда им следует поговорить. Хотя, наверное, попозже. От ответа Джилли у него в груди что-то сжалось. Сперва нужно выяснить, что означает подобная реакция.

— Так почему ты здесь? — снова спросила Джилли, покраснев.

Уильяму не понравилось, что он поставил ее в неловкое положение, но тут уж ничего не поделаешь.

— Аэрон пострадал. В городе неспокойно, и мы хотели, чтобы ты пожила с нами в крепости, пока все не уляжется.

— Аэрон? — переспросил Корбин.

— Еще один брат, — сообщил Уильям.

Глаза парня расширились.

— Сколько же у тебя братьев?

— Много, — устало вздохнув, ответила Джилли. — Ты тоже там будешь, Лиам? В крепости?

Лиам… придуманное ею для него прозвище. Когда-то оно ему нравилось. А теперь он усмотрел в нем проявление нежных чувств. О да. Им определенно стоит поговорить. Будь проклята его неотразимая красота!

— Да, я буду там. Так что идем домой, милашка. Аэрон в машине, и ему срочно нужен врач.

Несмотря на страх перед Владыками, Джилли побледнела от волнения, схватила Уильяма за руку и потащила к выходу из здания.

— Пока, Кори! — крикнула она через плечо.

— Пока, — несколько резко отозвался парень.

Уильям увидел «эскаладу», вокруг которой столпилась чертова уйма оленей, но самой Оливии за тонированным стеклом видно не было. Но ему и не нужно смотреть на нее, чтобы понять: если им не удастся довезти Аэрона в крепость в целости и сохранности, то она позабудет о доброте и превратится в кипящий котел женской ярости. В глазах ее таилась бурлящая, неодолимая страсть, готовая вот-вот выплеснуться наружу. Может, сама Оливия и не подозревает, что способна на такое, но Уильям-то знает, потому что слеп он только в отношении Джилли, зато все мечты, страхи и желания Оливии распознал с того самого момента, как впервые увидел ее.

Аэрон воплощает для Оливии все на свете. Если он умрет, даже боги не смогут укротить ее ярость.

Глава 18

Оливия сидела на краю кровати Аэрона, прижавшись бедром к его бедру, а Легион — по другую сторону, также бедром к бедру. Беспокоясь за его самочувствие, они, объединив усилия, раздели его. Оливия не позволила себе смотреть на его пенис, как бы часто ни призывал к этому голос.

Да. Искушающий голос вернулся.

Аэрон слишком слаб, поэтому глазеть на него казалось Оливии неправильным. Настолько слаб, что ни разу не шевельнулся. Она больше не пела, а он даже стонать прекратил. Вряд ли это хороший знак.

Его рана по-прежнему кровоточила, и хотя оторванный от платья Оливии лоскут, обернутый вокруг его плеча, обладал способностью к самоочищению, ткань не могла сдержать напор крови и насквозь промокла. Покрытая татуировками кожа Аэрона больше не пылала жаром и не сочилась потом, а стала холодной и влажной. Чтобы согреть его, Оливия с Легион укутали его в одеяла, но это никак не повлияло на стремительно падавшую температуру.

В последней надежде спасти его они сели рядом, молясь, чтобы тепло их тел послужило магическим лекарством.

— Что ты с ним сотворила? — спросила Легион, лаская Аэрона.

— Ничего, — ответила Оливия, не в силах сдержать виноватых ноток в голосе. Ей следовало сделать для Аэрона больше. — Его подстрелили охотники.

— Потому что ты его не защитила.

«Залепи ей пощечину».

Игнорировать голос теперь стало нетрудно, так как тревога за Аэрона затмила все остальное.

— Что я могла сделать? — Вопрос вызвал новую волну мук совести.

— Ты могла заслонить его собой. Я бы так и сделала.

Да, пожалуй, Легион на это способна. «Подружка из меня никудышная». Не то чтобы Оливия была подружкой Аэрона. Но она хотела ею стать, а значит, должна вести себя соответствующе.

— Даже если он это переживет… — а он должен, и на меньшее она не согласна, — он все равно скоро умрет из-за тебя.

О, Великий Боже. Теперь к мукам совести добавилась скорбь.

— Лгунья! — резко выплюнула Легион, после чего склонилась к Аэрону и с нежностью поцеловала его в бровь. — Ты слышал, милый? Твой ангел — лгунья. Ты никогда не умрешь. Я тебе не позволю.

«Оттолкни ее и заяви права на своего мужчину».

И снова Оливия с легкостью проигнорировала и голос, и тьму, явившуюся вместе с ним.

— Через девять дней за ним придет ангел-убийца. Этот убийца обезглавит Аэрона. Из-за тебя. Из-за того, что ты не осталась в аду, где тебе самое место, — гневно проговорила Оливия.

Легион выпрямилась и, изогнувшись в сторону Оливии, оскалилась. Ее глаза снова засияли демоническим красным светом.

— Еще слово, и я заколю тебя, пока ты спишь.

— Пока я буду спать с Аэроном? — Насмешка принадлежала ей, а не была подсказана таинственным голосом, и она нисколько не сожалела о сказанном.

— Ах ты, сучка!

— Ого-го! Кажется, намечается кошачья драка, — донесся от дверей веселый голос.

Уильям.

Оливия тут же пожалела, что влюбилась не в него. Он соблазнил бы ее в первый же день, а так как его привязанности не длятся долго, то Оливия с легкостью покинула бы его по истечении двухнедельного пребывания на земле.

Опять же, если бы ей приказали отрубить голову Уильяму, она, наверное, смогла бы это сделать, и тогда не пришлось бы жертвовать своим будущим ради нескольких дней в его компании. Где Аэрон проявлял бескорыстие, там Уильям вел себя как законченный эгоист. В любом другом человеке подобная черта жутко раздражала бы, однако Уильяму она отлично подходит, это уж точно.

Он стоял, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к дверному косяку.

— Прости, что пытались заколоть тебя, когда приехали домой, — извинился он перед Легион.

Они с Парисом совершенно не ожидали появления незнакомки, которая сбежала вниз по лестнице, выкрикивая имя Аэрона, и тут же повалили ее на пол. Лишь объяснения Оливии, кто это такая и как ею стала, удержали их от смертельного удара.

«Надо было промолчать», — подумала Оливия. Но ничего хорошего она бы этим все равно не добилась. Торин, у которого, похоже, по всей крепости есть глаза и уши, быстро подтвердил ее историю.

— Хотя ты не можешь нас в этом винить, — вкрадчиво продолжил Уильям. — Перемена просто умопомрачительная. Вдобавок я полагал, что мы уже давно выбрали лимит на хорошеньких женщин и вряд ли могли рассчитывать обзавестись еще одной.

Фу. Опять флиртует. Он что, никогда не остановится? Единственный раз, когда он ни с кем не заигрывал, случился по дороге обратно в крепость. Джилли пыталась обратить на себя его внимание, но он был необычно молчаливым.

— Ну, не то чтобы мы с вами по-настоящему дрались, — проворчала невольно польщенная девушка-демон.

Конечно, польщенная, разве с Уильямом может быть иначе?

— Ты задела мою гордость, — схватился он за грудь. — Нам стоит потом еще раз сразиться и выяснить, кто окажется сверху. Лично я предпочитаю бороться обнаженным. А ты?

— Ты сказал, что собираешься поговорить с остальными, — вмешалась Оливия, прерывая их милую беседу. — У кого-нибудь есть предположения, что не так с Аэроном?

— Именно поэтому я и здесь, — отозвался Уильям, без возражений принимая смену темы. — Торин считает, что его отравили.

Яд. В этом есть смысл. Учитывая связи охотников в высших кругах, можно побиться об заклад, что отрава неземного происхождения. Человеческий яд, так же как и обычный алкоголь, не возымел бы столь серьезного действия.

— А противоядие у Торина есть? — с надеждой спросила Оливия.

Уильям яростно потряс головой:

— Он поручил женщинам проверить старые свитки, что раздобыл Рейес, поэтому на твоем месте я бы подождал еще несколько часов, прежде чем начинать паниковать.

Часов? А у Аэрона они есть? Оливия сглотнула, чувствуя, как глаза обжигают навернувшиеся слезы. Наверное, пора снова сменить тему. Если она расклеится, то уже никому не поможет.

— Как Скарлет? — дрожащим голосом спросила она.

— Взаперти и все еще спит. Она такая милашка, — прибавил воин и, словно только сообразив, добавил: — Я мог бы попытать с ней счастья.

— Как по мне, так она уродина, — фыркнула Легион. — Как и ангел.

— Падший. — Оливия не удостоила ее взглядом, всецело сосредоточившись на Уильяме. — Этой милашке по силам всех здесь поубивать. Передай Владыкам и женщинам, чтобы по возможности бодрствовали. Стоит им уснуть, и Скарлет сможет проникнуть в их сны, даже если сама будет без сознания. Они поверят, будто то, что происходит во сне, — правда, и их тела отреагируют соответственно. Тогда каждая рана, полученная в кошмаре, станет реальной.

Погодите-ка. Аэрон… спит… кошмары… Вдруг Скарлет уже напала на него? Оливия с трудом подавила крик. Она должна разбудить Аэрона. И как можно скорее.

Уильям поджал губы:

— Ты не могла поделиться с нами этой ценной новостью до того, как мы привезли Скарлет сюда?

— А что бы изменилось? — Чем бы это помогло Аэрону? «Подружка из меня еще хуже, чем я думала».

— Ничего, — со вздохом ответил Уильям. — Пожалуй, ничего.

Он в самом деле так считает или просто пытается избавить ее от чувства вины?

— Кстати о кошмарах, — добавил он. — У крепости звери собрались, как прежде вокруг машины у школы Джилли и на кладбище. Ничего не хочешь объяснить?

— Если бы я только могла, — ответила Оливия, внезапно почувствовав благодарность к Уильяму и испытав желание помочь ему, чем может. — С тех пор как я вышла из того склепа, они следуют за мной по пятам, и я не пойму, в чем дело.

До этого она лишь вызвала свой внутренний свет и…

Вот и ответ. Внутренний свет. Конечно же. Животные почуяли его и теперь ищут источник. Она все объяснила Уильяму.

— Прикольный фокус, но он и вправду всех сводит с ума. Действительно всех. Люсьен перенес сюда парней — тех, кто был в Риме. И вот тебе лакомая новость. — Ухмыльнувшись, он потер ладони. — От телепортации Рейесу стало плохо, и ему пришлось отбиваться от птиц и грызунов, пока его рвало.

— Мне жаль.

— Да уж конечно. — Легион бросила хмурый взгляд в сторону Оливии. — От тебя одни неприятности. Все идет наперекосяк, когда ты поблизости.

— Ой, да заткнись ты! — огрызнулась Оливия. — Нам надо придумать способ помочь Аэрону. Ну, или в крайнем случае найти ему доктора.

— Ему не нужен доктор. Ему нужна я. Вот я ему и помогу. — Легион стала стягивать платье, которое нашла, пока Оливия с Аэроном сражались за свою жизнь. Платье, явно призванное конкурировать с прежним откровенным нарядом Оливии.

Оливия изумленно посмотрела на Легион.

— Ты что же, собираешься помочь ему, изнасиловав, пока он спит?

— Именно. — Ничуть не смутившись, обнаженная Легион сдернула с Аэрона покрывала, явно собираясь осуществить задуманное.

— Ну, с этим придется обождать. Легион, сладкая, мне нужно, чтобы ты пошла со мной, — поманил ее пальцем Уильям.

Нахмурившись, та резко застыла, и ее внушительные груди колыхнулись.

— Зачем?

— Зачем? — повторил он, словно не продумал объяснение заранее.

— Да, зачем?

— Ну-у-у, надо представить тебя парням, которых не было в городе. Тогда они не станут пытаться напасть на тебя, когда придут проведать Аэрона. А они так и сделают. В смысле, придут и набросятся на тебя.

Оливия догадалась, что он просто сочиняет на ходу, пытаясь хоть ненадолго оставить ее наедине с Аэроном. За это ей захотелось крепко обнять Уильяма.

— Но я не могу его оставить, — захныкала Легион.

— Да мы всего на минутку. — Он одарил ее обворожительной, веками отточенной улыбкой. — Честное слово.

— Ну ладно, — проворчала Легион, натянула через голову свое белое платье и расправила ткань по угрожающе пышным бедрам. Затем зашипела на Оливию: — Только дотронься до него, и я съем твои глаза, а тебе придется сидеть и смотреть, и ты не сможешь меня остановить!

Оливия не стала указывать на очевидные изъяны в ее плане. Парочка покинула спальню, и, уже закрывая дверь, Уильям подмигнул Оливии через плечо. Не зная, как долго продлится отсрочка, она не стала тратить время и сама растянулась рядом с Аэроном.

«Поцелуй его…»

Когда все утрясется, она выяснит, кто же вторгся к ней в голову и с какой целью.

Целовать Аэрона она не собиралась, но стала молиться.

Поглаживая ладонью грудь Аэрона, Оливия закрыла глаза и мысленно воззвала:

«Дорогой Всевышний Бог, я явилась к Тебе, как Твоя смиренная, любящая раба. Этот мужчина не зло, невзирая на живущего в нем демона. Он добр. Он внимателен к другим. Он способен на огромную привязанность и безграничную преданность. То есть на все то, что Ты ценишь превыше всего. Я знаю, что ему суждено умереть. Но не сейчас. И не так. Ты, кто в силах исправить все, даже худшие раны, можешь исцелить его, сделать еще сильнее. Ты, кто давным-давно победил смерть, можешь спасти его.

Прошу, услышь меня. Помоги мне».

«Зачем ты это делаешь, Оливия? Он же все равно в конечном счете умрет».

Лисандр. Ответ на мольбы пришел даже быстрее, чем она надеялась.

«Спасибо, спасибо, тысячу раз спасибо! »

Голос — Оливия прозвала его Искушением — мучительно взвыл.

«Только не он, кто угодно, только не он! Не выношу этого ублюдка».

— Тогда проваливай, — огрызнулась Оливия, охваченная внезапным подозрением. Искушение явно ненавидит ее наставника-ангела, а ангелов ненавидят лишь одни существа. Демоны.

Значит, Искушение — демон.

«Ухожу. Увидимся позже, детка».

Оливия решила, что ей нужно как следует подготовиться к его возвращению. В том, что он вернется, она не сомневалась.

— Оливия? — позвал Лисандр.

Она резко открыла глаза. Ну конечно, наставник стоит рядом с кроватью. Высокий, внушительный, излучающий силу. Золотые крылья дугами изгибаются над плечами, а одеяние ниспадает до самых лодыжек.

О чем он спросил? Ах да. Зачем она делает то, что делает.

— Аэрон не заслужил такой смерти.

— Многие не заслуживают той смерти, которой умирают.

Оливия свернулась рядом с Аэроном, прикрывая его собой, точно щитом, как и положено настоящей подруге.

— Тебе ведь дали второй шанс с твоей гарпией. Вот и я заслуживаю второго шанса с Аэроном.

— А когда его время выйдет, ты потребуешь третий?

Чтобы ее ответ оказался таким, как ему хотелось услышать, ей пришлось бы солгать.

— Зачем ты здесь, Лисандр?

На его щеке дернулась жилка.

— Я здесь, чтобы сказать: твои молитвы услышаны. Чтобы передать: Аэрон исцелится, но взамен ты должна принести жертву, как у нас заведено.

Жертва. Да, таков порядок. С начала времен самопожертвование, неоспоримое доказательство любви, всегда могло впечатлить ее Бога — и изменить мир.

— Я согласна. Делай то, зачем тебя послали, и уходи.

Лисандр не шевельнулся.

— Тебе все равно, чего ты лишишься?

— Да.

— Уверена? Что ж, не важно. Я все равно скажу. Ты утратишь свой Глас Истины. Больше никто не будет безоговорочно верить каждому твоему слову, а ты лишишься способности мгновенно различать ложь. Даже если решишь возвратиться на небеса и снова стать ангелом, как и должно, Глас Истины к тебе не вернется. Ты утратишь его навсегда.

Оливия инстинктивно поднесла руку к горлу. Утратить Глас Истины? Уж лучше пожертвовать руками, как Гидеон. Как ей быть, если Аэрон засомневается, хоть она и будет говорить правду?

Она подняла глаза на Лисандра. Какой же он неподвижный и бледный! И какой мрачный.

— Подумай хорошенько, — посоветовал он. — С каждым часом, с каждой минутой избранный тобой путь становится все опаснее. И знаешь, что я вижу в конце этого пути, вне зависимости от того, какое направление ты предпочтешь? Знаешь, что ждет тебя там? Смерть, Оливия. Твоя смерть. И ради чего? Ради нескольких дней с ним. Ради нескольких дней с мужчиной, который заключил со мной сделку.

— К-какую сделку?

— Я поклялся, что если он уговорит тебя вернуться на небеса, я постараюсь убедить Совет сохранить жизнь ему и его демонической подружке.

Оливия открыла было рот… и закрыла, не произнеся ни звука. От шока, что Лисандр готов противостоять Совету, хотя всегда отказывал, когда об этом просила она, но больше от боли. Это признание многое объясняет. Тайный визит Лисандра к Аэрону. Отказ Аэрона подарить ей оргазм. Его стремление показать ей битвы и тяготы жизни.

Она ничего для Аэрона не значит. Вообще ничего. Иначе и быть не может, раз он стремился использовать ее словно козырь в сделке? Тем не менее он по-прежнему остается мужчиной, которым она восхищается. Мужчиной, готовым пойти на что угодно ради спасения тех, кого любит. Ради спасения Легион.

Вот бы эта любовь была направлена на нее саму!

— Если я вернусь с тобой, ты можешь гарантировать, что Аэрон будет жить? — прохрипела Оливия.

— Я постараюсь. — Что, на ее взгляд, совсем не являлось гарантией. — Важнее то, что он согласился, — добавил Лисандр, прежде чем Оливия успела ответить. — Он готов отказаться от тебя, чтобы спасти себя самого.

Боль разрасталась, поглощая Оливию, сдавливая ей горло.

— Ты не передумала насчет исцеления? — тихо спросил Лисандр. С надеждой в голосе. — Насчет жертвы?

— Нет, — ответила она без колебаний. Аэрон поставил благополучие Легион превыше ее, Оливии, но она этого и ждала. А вот чего она совсем не ожидала, так это лишиться Аэрона до того, как их время истечет. Она не может его потерять, несмотря ни на что. — Я по-прежнему согласна на сделку.

Глаза Лисандра наполнились грустью.

— Что ж, да будет так.

Стоило последнему слову сорваться с его губ, как голосовые связки Оливии сдавило, так что она не могла вымолвить ни слова. Не могла ни сглотнуть, ни ахнуть, ни вдохнуть. Она вцепилась пальцами себе в горло; ее разум затуманился, а по венам будто потекли реки изо льда и пламени.

— Это пройдет, — успокоил Лисандр, внезапно оказавшись прямо перед ней и поглаживая ее висок.

Он всегда так поступал, когда Оливии не удавалось принести радость своему смертному подопечному. Дарил утешение. Лисандр всегда желал ей самого лучшего и сейчас действовал в ее интересах. Она напомнила себе, что он совсем не плохой.

Как он и обещал, кислород наконец стал просачиваться в горло и легкие. Жар утих, лед растаял, туман рассеялся. Исполненная благодарности, Оливия раз за разом втягивала воздух.

— Сделал бы Аэрон то же самое для тебя? — спросил Лисандр. — Нет. Не отвечай. Просто подумай о том, что я тебе сказал.

Будучи не способна говорить, она кивнула.

— Милая моя Оливия, будь готова к тому, что Аэрона могут снова ранить подобным образом. Боюсь, Рея снабдила охотников водой из пяти рек, текущих в Царстве Аида.

Оливия вздрогнула. Использовать эту воду как оружие — значит обречь жертву на верную смерть. Один глоточек, одна капля — и прощай навсегда. Даже душа иссыхала. Единственный способ нейтрализовать жуткий яд — напиться из Реки Жизни. Реки, о местонахождении которой не знала даже она.

— Они изготавливают пули, в каждой из которых содержится по маленькой дозе отравы. — Лисандр выудил из складок одеяния небольшой пузырек. — Вот, держи. Достаточно одной капли этой жидкости, чтобы Аэрон исцелился. Остальное я припрячу. На всякий случай. Однако расходуй экономно, потому что, исчерпав запас, больше не получишь.

Вода из Реки Жизни? Оливия взяла пузырек дрожащей рукой.

— Но не думай — даже на секунду, — что эта вода спасет его после обезглавливания. А Аэрона обезглавят, Оливия. Убийца явится.

Оливия потупила взор. Лисандр хорошо ее знал — как раз об этом она и подумала. Не важно. Она тряхнула головой, прогоняя разочарование и вновь укрепляясь в своей решимости. Она найдет другой способ спасти Аэрона.

— Я думала, ты будешь просить за него на Совете.

— Так и есть. Но результат нам уже известен. Прошение отклонят. Они снисходительны к тебе, потому что ты одна из нас. А он демон. Ему пощады не будет.

Что, если рассказать ему?

— Ты причиняешь мне много беспокойства, Оливия, — вздохнул Лисандр. — Сейчас я оставлю тебя делать то, что должна.

Глава 19

Гидеон, одержимый демоном Лжи, метался по кровати. Боксеры прилипли к потной коже, перевязанные руки — точнее, то, что от них осталось, — болезненно пульсировали. Сквозь повязки проступила кровь, хотя такого не случалось уже несколько недель, ведь он исцеляется! Неужели регресс?

Он спал, но в то же время сознавал, что происходящее вокруг него до чертиков реально. Гидеон словно угодил в ловушку самой непроглядной тьмы, какая только есть на свете. Очень странно, хотя технически и неверно. Во всяком случае, для его демона. Тьма внутри ларца Пандоры была точно такой же: удушающей и сводящей с ума. И демон Лжи не переставая вопил об этом с тех пор, как они оказались в этом непонятном царстве. Крики демона смешивались с наполняющими тьму стонами. Тысячи и тысячи разрозненных воплей, каждый из которых мучительнее предыдущего.

И выбраться оттуда не представлялось возможным.

— Гидеон. Гидеон, дружище, проснись. Тебе нельзя спать.

Он услышал голос Париса и хотел подчиниться… но не смог. Тьма была слишком плотной, обволакивала его, крепко сжимала, он почти тонул в ней. Затем Гидеон и правда пошел ко дну, потеряв все ниточки, которые еще удерживали его в сознании.

«Не могу дышать…»

Пелена разорвалась, и Гидеон жадно глотнул воздуха… но тут же отшатнулся. О черт, нет. Паук!

«Не успокаивайся», — посоветовал демон.

«Сам не успокаивайся! »

Гидеон прижался к стене, тяжело дыша и стараясь не завизжать, как девчонка. Чудовищный паук подползал все ближе, его восемь лап с силой впечатывались в землю, а похожие на бусинки глаза практически заглядывали в душу.

«Враг», — определил Ложь. Подразумевая, «друг».

Вряд ли. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Каждой клеточкой мозга, затуманенного чертовой паникой, Гидеон внезапно четко и ясно осознал, что тварь сейчас им пообедает. Уж лучше пусть его сожгут! Или повесят! Дьявол, да пусть хоть кишки выпустят, только не это!

— Я такой вкусный! — в отчаянии выкрикнул он.

Гидеон имел в виду прямо противоположное, но даже сейчас, во сне, не мог сказать правду. По крайней мере, так он сам считал. Он никогда не испытывал судьбу. И не станет. Во сне последствия могут оказаться такими же ужасными, как и в реальности. Боль, боль, сплошная боль.

Воспоминания о последнем случае, когда он отважился высказать правду, еще свежи в памяти. Несколько недель назад Гидеон признался охотникам в том, что на самом деле чувствует — ненависть — и что на самом деле хотел сделать — ранить, мучить, убивать их. А все потому, что его, который способен учуять неправду за тысячу миль, обвели вокруг пальца, заставив поверить, будто Сабин, хранитель Сомнения, погиб, пал от руки охотника. Как глупо. Но когда боль затопила сознание Гидеона, он сам вызвался стать добровольной жертвой пыток, чтобы спасти друзей. Разве еще немного мучений имеют значение?

Вот тогда-то он и потерял руки — их ему отпилили ножовкой. Теперь у него отросли культи с несколькими пальцами. Они были у него и во сне, поэтому он не мог нормально защититься от мистера Я-чертовски-голоден, который по-прежнему смотрел на него как на кусок говядины. И Гидеону не оставалось ничего иного, как метаться из угла в угол по снившейся ему комнате.

Вдруг стены комнаты стали сжиматься, сокращая пространство между ним и пауком.

Черт. Нет.

— Подойди ближе! — «Убирайся прочь! » — Ты же хочешь меня съесть. — «Ты не хочешь меня есть».

«Не успокаивайся», — повторил демон Лжи.

Времени раздумывать над странным поведением демона не было. Заостренная, точно клинок, волосатая лапа паука сильным движением метнулась в сторону Гидеона и распорола ему бедро. Видимо, конечность выделяла яд, потому что жжение от раны разлилось по всему телу, и Гидеон рухнул на колени, корчась в таких сильных судорогах, что едва не ломались кости.

— Сделай так снова, — прохрипел он.

«Заткнись, заткнись же! » Гидеон редко ненавидел своего демона. Чаще этот ублюдок ему даже нравился. Нравилось быть более сильным и жестким воином благодаря своему маленькому другу. Но не теперь, когда отчаянно хотелось проклясть чертова паука на вечные адовы муки.

Гидеон понятия не имел, почему так боится пауков. Этот страх жил в нем всегда.

Еще один удар паучьей лапы. Еще одна рана — на этот раз на спине, потому что Гидеон попытался увернуться. Жжение быстро разлилось по телу, мышцы скрутило. Кости в руке Гидеона действительно сломались.

— Еще, — повторил он, выплюнув слово сквозь сжатые зубы. — Еще.

«Не успокаивайся! »

Паук замер, склонил набок свою мерзкую голову, изучающе рассматривая жертву. Дерьмово! Гидеон не мог отползти прочь, не мог пошевелиться.

— Останься! — «Проваливай! »

Его тяжелое дыхание эхом раздавалось в ставших слишком тесными стенах.

— Почему ты говоришь обратное тому, что отражается у тебя на лице? — словно из ниоткуда раздался голос.

А может, это сказал паук? Вот только, пожалуй, мерзкая тварь мужского пола, а голос явно женский. Даже знакомый. Нежный — и в то же время властный.

«Расслабься», — посоветовал голос.

Ложь довольно вздохнул.

— Останься! — крикнул чудовищу Гидеон. Его бдительность не усыпишь, в отличие от бдительности его демона.

Медленно, мучительно медленно паук стал растворяться в воздухе и наконец совсем исчез.

«Очередная уловка. Надо…»

Из образовавшегося на месте исчезновения паука облака вышла женщина. Высокая и стройная, с черными, идеально прямыми волосами до плеч. В ее лице, так же как и в голосе, Гидеону виделось что-то знакомое.

Кто же она?

Глаза точно черный бархат, прямой нос, губы красные, будто спрессованные воедино тысячи крохотных, только что отполированных рубинов в форме сердечка. Резко очерченные скулы, упрямый подбородок… Боги, как же она прекрасна! Настоящая королева воинов.

Сердце Гидеона продолжало бешено колотиться, а Ложь снова испустил довольный вздох. Паника уступила место невероятному, обжигающему восхищению. Уловка? Какая разница! Определенно сознание Гидеона сотворило эту красавицу из его самых тайных фантазий.

Пот высох, леденящий кровь озноб ушел, и тело объяло всепоглощающее пламя, сжигающее все на своем пути. Гидеону отчаянно захотелось протянуть руку, коснуться незнакомки, приласкать ее лицо, провести пальцами по волосам. Выяснить, такие ли они нежные и шелковистые, какими кажутся.

— Почему ты говоришь обратное тому, что имеешь в виду? — снова спросила она.

— Не знаю, — ответил Гидеон, подразумевая, что ответ ему, конечно, известен.

Он собрался было солгать более детально, чтобы она смогла расшифровать истину, но одна-единственная мысль остановила его. Что, если эта незнакомка — наживка, женщина, посланная, чтобы уничтожить его?

Неужели охотники сделались настолько могущественными, что в их силах теперь вторгаться в сновидения?

Возможно. Ранее к нему приходил Торин и сообщил, что у Галена есть артефакт, что предателю удалось вселить демона Неверия в темноволосую женщину и… Стоп. Темноволосую женщину?

Гидеон замер. Женщину, вроде той, на которую он сейчас пялится?

— Приходи в подземелье, — сказала она. — Один.

— Кто не ты? — потребовал он ответа.

— А кто не ты? — тут же парировала незнакомка.

Воцарилось молчание, и ее черные глаза наполнились яростью. Яростью и любопытством.

— Приходи в подземелье, или я заставлю паука вернуться. — С этими словами она исчезла.

Гидеон резко открыл глаза, со скоростью ракеты переключившись с сонного состояния на сознательное.

— Хвала богам, — выдохнул испуганный Парис. — Наконец-то.

Гидеон тяжело дышал. В отличие от видения наяву его пот не высох, а, наоборот, струился по телу, так что он совершенно вымок. Рука, бедро и спина пульсировали и кровоточили там, куда во сне ударил омерзительный паук.

— Что не случилось? — спросил Гидеон дрожащим голосом. — Крохотный, безволосый комарик…

— Кошмар, как я и опасался.

Лучи заходящего солнца тонкими струйками просачивались сквозь единственное окно в комнате, но верхний свет был включен, освещая Париса. Волосы его представляли собой настоящее смешение оттенков, каждый из которых ярко сиял. Парис был бледен, хотя его кожа мерцала, точно жемчуг.

«Может, я и вел себя как девчонка, зато Парис на нее похож», — подумал Гидеон, к которому постепенно возвращалось чувство юмора.

— Ты уснул прежде, чем я успел предупредить тебя, чтобы не спал. Должно быть, ты познакомился с нашей новой гостьей.

Девушка.

— А кто не наша гостья?

— Ее зовут Скарлет, и она тоже Владыка Преисподней. В смысле, Владычица.

Они что, правда нашли одного из пропавших узников и привели его в крепость?

— И кем она не одержима? — Гидеону хотелось провести рукой по лицу, чтобы стереть остатки сна, но сделать этого он не мог.

Парис аккуратно протер ему глаза краем своего рукава.

— Видимо, демоном Ночных Кошмаров. Миленькая, если предпочитаешь девушек с характером, но явно такая же чокнутая, как охотники.

Ночные Кошмары. По необъяснимой причине этих двух слов хватило, чтобы демон Гидеона едва не зашелся в экстазе. А сам Гидеон задался вопросом, почему девушка из сна показалась ему такой знакомой.

«Останься, останься, останься», — потребовал демон в его голове.

— Оливия помогла нам ее поймать, и мы заперли ее в подземелье, — продолжил Парис.

— Она пострадала, да? — настойчиво спросил Гидеон, спуская ослабевшие ноги с края кровати.

— Эй, приятель, что ты творишь?

Гидеон ухитрился встать, зашатался, но, к счастью, не упал и быстро окинул себя взглядом. На нем по-прежнему были боксеры, которые пропитались потом и, возможно, уже стали вонять.

В ванную он побрел вовсе не из тщеславия, а просто из вежливости, убеждал себя Гидеон. Незачем мучить девушку — Скарлет, как назвал ее Парис, — она же не сделала ничего дурного. Ну, почти. Его свежие раны болели, и кровь капала на чистый пол. Не ее ли это вина?

При мысли о том, как взбесится Аэрон, ответственный за поддержание порядка в крепости, Гидеон ухмыльнулся. По крайней мере, будет на что посмотреть: одержимый демоном Ярости со шваброй. Классика жанра.

У каждого Владыки имелись свои домашние обязанности, что отлично подходило его друзьям, но не самому Гидеону, прослывшему профессиональным халявщиком. Некогда он с гордостью носил этот титул. Потом Парис обозвал его лодырем и подрядил помогать себе с покупками. Они стали ходить в магазин по очереди: Парис — в начале недели, а Гидеон — в конце.

Интересно, взял ли кто-нибудь на себя его обязанности теперь, когда он ранен, и если да, то что ему придется делать взамен, когда он полностью выздоровеет? Может, помогать Аэрону с уборкой?

Гидеон перестал улыбаться.

— Так что она с тобой сотворила? — спросил Парис, подходя к нему и поддерживая вместо костыля на остатке пути до ванной. Зайдя внутрь, Парис даже включил воду — обжигающе горячую, как любит Гидеон. — Ты что-то сказал про крохотного безволосого комарика, но должен признаться, я так и не понял, что ты имел в виду.

С помощью друга Гидеону удалось раздеться. Он шагнул под душ. Скромником он никогда не был и знал, что Парису, переспавшему с тысячами и тысячами женщин — и даже в некоторых отчаянных случаях с мужчинами, — абсолютно все равно.

Долгое время Гидеон стоял неподвижно, упершись культями в стену перед собой. Сломанная рука пульсировала под струями горячей воды, обжигающей лицо и тело. Затем его взяли за здоровое запястье, отвернули повязку и вложили сверху кусок мыла.

— Нет, спасибо, — промямлил он, понимая, что сам с такой задачей не справится.

— Заживет, — успокаивающе пробормотал Парис. — Ты так и не ответил на мой вопрос. Что она делала с тобой этими комарами?

— Ничего, — сказал Гидеон, имея в виду «кое-что».

— Это я и так знаю. Давай выкладывай.

Отмываясь так тщательно, как только мог, с учетом того, что рук, по сути, у него нет, Гидеон все рассказал другу на своем фальшивом языке. Хотя он не произнес ни слова правды, смысл понять не составило труда: «Проснувшись, я должен встретиться с самым любимым своим существом».

— Ты хоть понимаешь, что это значит? — мрачно спросил Парис.

— Да. — То есть «нет». Что за черт? Его совсем сбили с толку. Все, о чем мог думать Гидеон, — что Скарлет способна наколдовать насекомых, но об этом и трехлетний ребенок уже догадался бы.

— Она знает, что пугает тебя больше всего. Единственное логичное объяснение таково, что эта женщина чувствует наши самые потаенные страхи и показывает их нам, пока мы спим. Отсюда и наши ночные кошмары.

Отлично. Именно этого ему в жизни и не хватало.

— Я не собираюсь ее проведать.

«Нет, спасибо», — тут же отреагировал Ложь.

— Даже не думай.

— Ты конечно же сможешь отговорить меня от этой затеи, поэтому, будь я на твоем месте, не заткнулся бы. — Чтобы закрыть кран, Гидеону пришлось повозиться, но он справился. — Не давай мне полотенце.

Зарычав, Парис бросил ему пушистое банное полотенце, но Гидеон не успел его поймать, будучи не в состоянии так быстро двигать своими забинтованными культями. Он наклонился и после нескольких неудачных попыток все же смог поднять полотенце. Рука его пульсировала. Дурацкие сломанные кости! Он попытался вытереться самостоятельно — правда попытался! — но получилось плохо.

Наконец Парис выхватил у него полотенце и насухо вытер.

— Ты хуже ребенка, знаешь?

— Не давай мне одежду.

Покачав головой, Парис вышел из ванной. Было слышно, как он выдвинул ящик комода, захлопнул, затем полез в другой и наконец большими шагами прошел обратно в ванную, держа шорты и футболку.

Гидеон уже вышел из душа. Он мог бы и сам одеться, но это отняло бы у него последние силы.

— Я не позволю тебе помочь мне.

Парис снова покачал головой:

— Раз уж собрался к ней, по крайней мере, захвати какое-нибудь оружие. — Парис натянул футболку через голову Гидеона и помог ему просунуть руки в рукава. Тот лишь раз поежился. — Например, меня.

— Конечно.

Боги, как же неловко чувствовать себя таким беспомощным. К счастью, Парис ведет себя совершенно естественно, тем самым немного облегчая страдания Гидеона.

Закатив глаза, Парис придержал шорты так, чтобы Гидеону было удобно их надеть.

— То, что она взаперти, еще не значит, что она безвредна. — Парис бросил выразительный взгляд на все еще кровоточащую рану на бедре друга.

Тот пожал плечами.

— Не мог подобрать для меня что-нибудь менее мужественное? — с отвращением спросил Гидеон, осматривая себя.

Если он надеется произвести впечатление на Скарлет — а это вовсе не так, заверил он себя, — то ничего у него не выйдет. Простенькая белая футболка, которая ему к тому же мала, и серые спортивные шорты. Превосходно.

Парис скрестил руки на груди:

— Так ты собираешься пойти без меня?

— Нет.

«Приходи один», — сказала она. Если Гидеон приведет с собой друга, то Скарлет может запечатать свои прелестные уста, с чем Гидеон категорически не согласен. Ему нужны ответы, будь все проклято! А именно: откуда, ко всем чертям, он ее знает? И да, он был бы не против выслушать ее извинения за нанесенный физический ущерб.

— Гидеон, — предупреждающе проговорил Парис.

— Она же не заперта, так? — Он прохромал в спальню, бросив через плечо: — Я же все время буду в опасности.

— Упрямый ты засранец! Ладно, поосторожней там! — крикнул Парис ему вслед.

— Не буду.

Миновав два извилистых коридора и один лестничный марш, Гидеон был вынужден прислониться к стене, чтобы удержаться на ногах. По пути он несколько раз натыкался на друзей, каждый из которых пытался помочь ему вернуться в комнату. Он избавлялся от них так вежливо, как только мог. Они волнуются за него, и он не мог не оценить их заботы, хотя никогда бы им в этом не признался. «Я тебя ненавижу» — лучшее, на что он был способен, и уступать не собирался.

Гидеон заставил себя продолжить путь. Стоило ему переступить порог подземелья, как воздух изменился, сделался грязным, пропитанным вонью крови, пота и даже мочи. Здесь раз за разом пытали охотников. Какое же отвращение, должно быть, испытывает девушка! Наверное, забилась в уголок, трясется от страха и плачет.

Как ему поступить, если эти предположения окажутся правдивыми? «Наверное, завопить и убежать прочь», — подумал Гидеон. Страшнее пауков могут быть только женские слезы.

Борясь со страхом, Гидеон в последний раз завернул за угол. И замер, когда пленница наконец показалась в поле его зрения. На него хлынул поток информации. Во-первых, Скарлет не плачет. И не кажется напуганной. Во-вторых, наяву она куда красивее, чем была в его сне.

Она схватилась за прутья решетки, выжидая. Лицо ее было совершенно непроницаемым.

— Ты пришел. — Ее голос выражал не удивление, а лишь покорность.

— Нет. — Словно в трансе, он преодолел разделяющее их расстояние. Ноздри его наполнил аромат ночных цветов. Гидеон глубоко вздохнул. Ложь тоже.

Скарлет тщательно осмотрела его с головы до ног, отмечая каждый изъян.

— Наверное, не стоило.

И снова его поразило, насколько знакомой она казалась: и голос, и лицо… но по-прежнему никак не мог понять, где же они могли встретиться.

— Не говори мне почему.

Скарлет прищурила темные глаза.

— Скажи, что я красива.

Тщеславна, значит? Ну, так ей не получить от него желаемого.

— Ты уродлива.

В глубине души Гидеон ожидал, что она в ужасе ахнет. Ничего подобного. Тем же покорным голосом она попросила:

— Скажи, что я умна.

— Ты глупа.

Ее губы медленно растянулись в улыбке.

— Так-так-так. Ложь, это и правда ты. Наконец-то мы снова вместе.

Глава 20

Холодная капля воды упала на губы Аэрона. Мгновение она, дрожа и переливаясь на свету, оставалась на месте, а потом скользнула в приоткрытый рот воина и отправилась в желудок, где кровь вобрала в себя ее силу и разнесла по всем органам. В ту же секунду сердце Аэрона забилось равномерно, легкие наполнились бо́ льшим количеством кислорода, чем когда-либо в жизни, а температура тела пришла в норму — не слишком высокая и не слишком низкая.

Внезапно он смог услышать, как за окном щебечут птицы и как ветер танцует в ветвях окружающих крепость деревьев. Сумел даже различить голоса друзей в комнатах над и под ним: все обсуждали, что делать со Скарлет и с охотниками, и горевали из-за его болезни.

А его нос… Аэрон сделал глубокий вдох и уловил запах коры деревьев, покрытых росой листьев, пота, лимонного мыла, которым пользовался Сабин, лосьона Париса и свой любимый аромат… штормового неба. Так пахнет Оливия.

Оливия здесь, рядом с ним.

Может, поэтому Ярость и мурлычет, как довольный котенок.

Аэрон открыл глаза… и тут же пожалел об этом. Как много света. Он льется отовсюду — от лампочек на потолке, из ванной. Растрескавшиеся каменные стены его комнаты, которые он некогда считал бледно-серебристыми, сияют так, будто сумели захватить в плен радугу.

— Ты жив! — с явным облегчением воскликнула Оливия.

Ища Оливию взглядом, Аэрон подумал о том, что ее голос стал каким-то другим. Он по-прежнему оставался прекрасным, особенно теперь, когда воин различал тончайшие нюансы: чуть хрипловатый, низкий тембр, скрытую чувственность, но все же звучал иначе. Оливия примостилась на краешке его кровати, не сводя с него небесно-синих глаз. Ее темные волосы в беспорядке разметались по плечам, обрамляя изящные черты лица. Платье, которое он собственнолично заставил ее снова надеть… кажется, вечность назад, по-прежнему обнимало ее стан, белоснежное и без единой складочки.

Ее кожа… У Аэрона перехватило дыхание. Изумительная — вот единственное слово, которым можно описать ее кожу. Изумительная. Нет, не единственное. Еще безупречная. Аэрон мог любоваться ею часами и даже сутками. Вечно. Настоящие белые сливки.

Ему захотелось коснуться Оливии. Ощутить мягкость и тепло ее кожи. Удостовериться, что она цела и невредима и выпуталась из переделки без малейшего вреда.

Выпуталась. Это слово обрекло его на муки. Он помнил, что они находились в склепе, его подстрелили, но он все же вынес Ночные Кошмары на кладбище, упал на колени, ждал друзей… На этом воспоминания обрывались. Он сжал кулаками простыни. Сперва нужно получить ответы на вопросы и лишь потом можно позволить себе одно-единственное прикосновение.

Только одно?

«Сосредоточься».

— Что произошло?

Странно. Не только у Оливии голос изменился. Его собственный никогда не звучал так мягко и уверенно.

Она слабо улыбнулась:

— Мы боялись, что это конец. Тебя ранили пулей с ядом бессмертных, который медленно убивал тебя.

Да, теперь понятно. От обычной пули ему не было бы так паршиво, а эта едва не свела его в могилу.

— Как я здесь оказался?

— За нами приехали Парис и Уильям.

— Проблем не возникло?

— С охотниками? — Она покачала головой, отчего ее волосы облаком взметнулись над плечами. — Нет. На обратном пути мы даже заехали за Джилли, но охотников больше не встретили.

Ну, это лишь вопрос времени. Враг находится достаточно близко, да еще и преуспел во внедрении демона в тело нового хозяина. Иными словами, вероятность нападения в самом ближайшем времени достаточно высока.

— Как Парис?

— В порядке, полон сил и сам о себе заботится.

Или заставляет всех думать, что так и есть. Парис преуспел в искусстве скрывать свои действия — или бездействие — за шутками и улыбками. Скорее всего, опять пьет амброзию и пренебрегает потребностями своего тела.

— Не буду я этого говорить! — вдруг выкрикнула Оливия.

Аэрон нахмурился.

— Не будешь говорить чего?

— Прости. — Ее плечи поникли. — Голос снова вернулся и нашептывает мне, что нужно сделать с твоим телом. Я назвала его Искушением и совершенно уверена, что он демон.

Демон? Аэрон таких не знал, а это означает, кто-то еще из упомянутых в свитках одержимых скрывается сейчас в городе. Но зачем ему мучить Оливию? Да еще и сексуальными мыслями?

Как бы то ни было, Аэрон такого не потерпит.

«Накажи», — потребовал Ярость.

Хорошо, что демон тоже оправился. И да, Аэрону хотелось покарать тех, кто причинил им вред. Ему надо лишь…

— О нет! — Оливия покачала прекрасной головой. — По глазам вижу, о чем ты думаешь. С демоном разберемся позднее. Он просто раздражает меня, и все. Твое самочувствие беспокоит меня гораздо сильнее.

Милая, дорогая Оливия. Его защитница, хотя он никогда бы не подумал, что будет нуждаться в защите. Никогда не ожидал, что захочет, чтобы его оберегали. Зато теперь хочет, и весьма отчаянно. Нуждается в этом. И все же ему придется убедить Оливию вернуться на небеса. Через… сколько?

Посмотрев в окно, Аэрон увидел серп убывающей луны за неплотно задернутыми шторами.

— Сколько я проспал?

— Большую часть дня и ночи. Обрати внимание на то, что ты все еще раздет. — На ее щеках появился румянец. — Хотя сейчас это не имеет значения.

Большую часть дня и ночи. Значит, скоро, слишком скоро, наступит утро. А это, в свою очередь, означает, что у него осталось всего восемь дней, чтобы убедить Оливию вернуться домой. Восемь дней, чтобы спастись самому и выручить Легион.

Восемь дней сопротивления притягательности Оливии.

Ему столько не продержаться. Он отдавал себе отчет, что одного касания будет совершенно недостаточно. Ему захочется большего. Он возьмет еще.

«Еще», — эхом отозвался Ярость.

Да, еще. Аэрон не собирался останавливать себя. Не в этот раз. Это эгоистично, ну и пусть, он согласен побыть эгоистом. Он мог умереть в том склепе. Причем мгновенно. Так и не узнав, каково это: погрузиться в тело Оливии, почувствовать, как ее лоно сжимается вокруг его члена, как она впивается ногтями ему в спину, шепчет его имя.

Когда он это выяснит, перестанет гадать и томиться. Сможет жить, как жил раньше. И Оливия получит желанное развлечение и отправится домой удовлетворенной.

Эгоист? Ха-ха! Да он прямо благодетель какой-то!

— Как я исцелился? — спросил Аэрон.

Вопрос получше: он, часом, не растерял свой пыл после ранения? Он не хотел выпускать Оливию из кровати до тех пор, пока та дважды не достигнет пика наслаждения. Как минимум дважды. Он ей задолжал. Ее замечание насчет того, что ему не хватает умения довести ее до оргазма, больно ранило его гордость.

Оливия отвела взгляд:

— Противоядие.

Почему она не смотрит ему в глаза?

— Ангельское противоядие?

— Да. — Оливия указала на сияющий голубой пузырек на ночном столике. — Вода из Реки Жизни. Одной капли достаточно, чтобы смерть отступила.

Неудивительно, что все его чувства обострились.

— Когда запас закончится, — продолжила она, — нам больше не дадут. Это очень прискорбно, ведь Лисандр сказал, что у охотников еще очень, очень много отравленных пуль.

— Как долго продлится эффект? — Аэрон ожидал вспышку агрессии у своего демона из-за того, что его накормили небесной субстанцией, но Ярость лишь громче замурлыкал, будто радуясь ценному дару.

Вдруг Аэрон все понял: Легион олицетворяет собой ад, а Оливия — рай. О втором он уже догадался, но о первом… Он наконец осознал, что Ярость скучает по дому. По обоим своим домам. Владыки, по словам Оливии, некогда были ангелами — пока их не низвергли с небес, их дома номер один. Они провалились прямиком в ад, ставший их домом номер два, хотя Ярость не считал его таковым, пока не угодил в заточение в ларце Пандоры.

«Рай и ад», — снова подумал Аэрон, удивляясь, что не заметил эту связь раньше. Оливия и Легион. Две половинки единого целого, прямо как он сам с демоном Ярости.

Кстати говоря…

— А где Легион? — спросил он, окидывая комнату взглядом.

— Уильям отвлекает ее, но я не уверена, сколь долго он сможет ее удерживать. — Оливия провела пальцем по его груди. — Твое сердце бьется лучше. Сильнее.

От ее прикосновения кожу его словно огнем опалило. «Еще».

Аэрон напряг слух и уловил разговор, происходящий через несколько комнат от его спальни. Сабин и его команда вернулись из храма Неназываемых. Многие воины ранены и находятся в процессе исцеления. Как только оправятся, то нагрянут в «Убежище» и уничтожат затаившихся там охотников.

Значит, никто не придет его проведать и ему сейчас нечем заняться. Кроме Оливии.

— Как ты заметила, я все еще раздет, — неожиданно для себя сказал Аэрон. — Готова повеселиться?

В первый момент у Оливии отвисла челюсть. Затем она захлопнула рот. И снова открыла. Не желая ждать, пока она свыкнется с мыслью о его изменившихся намерениях, — больше никакого ожидания! — Аэрон протянул руку, обхватил ее сзади за шею и потянул, практически усадив на себя верхом. У нее перехватило дыхание, а мягкие груди прижались к его торсу.

Да, он будет ласкать эту женщину. И ее груди тоже. Сладкое местечко у нее между ног, наверное, уже увлажнилось для него.

— Что ты делаешь?

Ее едва слышный вопрос согрел тело и душу Аэрона, по тому что в каждом сказанном ею слове сквозило желание.

— Собираюсь заняться с тобой любовью.

Наконец-то.

Приподняв голову, он слился с ней в поцелуе. Оливия не сопротивлялась ни секунды. Наоборот, она открылась ему, встретив его язык своим, и Аэрон почувствовал свежесть воды, которую она ему дала, и ее напоенное корицей дыхание.

Дрожащие ладони Оливии заскользили по его телу, и сердце Аэрона забилось чаще, устремляясь навстречу ее прикосновениям. Кожа Оливии оказалась не просто теплой, но обжигающе горячей, а шелковистые кудри щекотали его.

Свободной рукой подхватив Оливию под ягодицы, Аэрон усадил ее на себя. Их тела идеально совпали, и Оливия, инстинктивно раздвинув ноги, обхватила его торс. Он застонал. Да… да…

«Да! » — согласился демон Ярости.

— Нет, — хрипло выдохнула Оливия, выворачиваясь из объятий Аэрона. Она даже сползла с кровати и поднялась на трясущихся ногах, едва не опрокинувшись на пол.

И мужчина, и демон с трудом сдержали рвущийся наружу рык. Аэрон приподнялся на локтях и посмотрел на Оливию. «Сохраняй спокойствие».

— Ты же хочешь меня. Я знаю, что хочешь.

Боги, он же чувствует ее возбуждение, ее пьянящий мускусный женский аромат.

— Да, но я не позволю тебе опять завести меня и бросить прежде, чем я успею испытать оргазм. — Она сжала подол платья, ненамеренно приподняв ткань и приоткрыв свои прекрасные икры. Икры, которые Аэрон не прочь был полизать.

— Оливия, я…

— Нет, — снова повторила она и отвернулась.

Оливия побрела к комоду, по пути дважды споткнувшись о собственные ноги, и, поставив локти на поверхность, уткнулась лицом в ладони.

— Я этого не вынесу.

Она что же… плачет?

Сглотнув неожиданно образовавшийся в горле комок, Аэрон встал с постели. Только не это. Что угодно, только не это. Он был обнажен, как Оливия и говорила, и его возбужденный член гордо покачивался в воздухе.

— Я хочу тебя. Я не собираюсь снова отрицать желание — ни твое, ни мое. Клянусь тебе, Оливия.

— Ой, да заткнись ты!

Аэрон моргнул. Значит, он ничего не добился? Неужели своими действиями он все испортил?

— Заставь меня замолчать. — Все, что он смог придумать в ответ. — Поцелуями. Пожалуйста.

— Не ты, — пробормотала Оливия. — Голос. Искушение. Он хочет, чтобы я подняла платье и показала тебе, что под ним у меня ничего нет.

Серьезно? Аэрон облизнул губы и подошел ближе. Теперь его ничто не остановит — даже бомба охотников.

— Я сам это выясню.

Оливия ахнула, когда Аэрон положил дрожащие руки ей на бедра. Вскинув голову, она оглянулась и уставилась на него огромными, полными слез глазами. У Аэрона дрогнуло сердце.

— Что… что ты делаешь?

— Выясняю, как и обещал. — Сначала Аэрон поиграл ее грудями, сжимая их и теребя соски, заставив ее задрожать. Затем опустился на колени, и, ни на секунду не отрывая ладоней от восхитительного тела Олимпии, провел ими вниз по бокам. — Ты хотела повеселиться — вот я тебе и помогаю.

— Не делай этого, если снова собираешься остановиться на полпути. Я столько вытерпела за последние несколько дней и…

— Не стану. — Аромат ее возбуждения усилился, напоминая знойную ночь, в которой хотелось затеряться. — Ничто меня сейчас не остановит, ангел. Ничто.

Медленно, очень медленно он поднял подол ее платья. Оливия не стала протестовать, даже когда по коже ног — гладких, крепких ног, цвета меда с ванилью, — забегали мурашки. Когда Аэрон обнажил ее ягодицы и увидел, что на ней и правда нет трусиков, его член немедленно отреагировал, дернувшись. «Красавица». Даже скрытые в щелях на спине крылья сладко заныли.

«Моя», — подал голос Ярость.

«Вообще-то моя». Аэрон задрал платье до талии Оливии. Обхватил ладонями восхитительные ягодицы. Оливия снова ахнула. Аэрон расцеловал соблазнительную плоть, видневшуюся между его раздвинутыми пальцами.

— Еще? — спросил он.

— Да, — выдохнули в унисон ангел и демон.

Аэрон принялся целовать внутреннюю поверхность ее бедер, ощущая самую нежную кожу, которую только создал ее Бог — теперь и его Бог тоже, поскольку он готов вечно поклоняться тому, кто подарил миру Оливию.

— Аэрон, — прошептала она, наслаждаясь его легкими ласковыми касаниями.

— Раздвинь ноги пошире. — Сжав ее бедра руками, он заставил ее подчиниться, для верности просунув колено ей между ног. Кровь его вскипела огненной лавой, а желание уподобилось острейшему кинжалу. — Теперь наклонись вперед как можно ниже.

Поколебавшись долю мгновения, Оливия повиновалась. В первый миг Аэрон мог лишь любоваться открывшимся ему зрелищем. Такая восхитительная. Такая сладкая. Такая розовая. Такая увлажненная. Для него, для него одного. Ему невыносима самая мысль о том, чтобы поделиться со своим мурлыкающим демоном, но так и быть. Он возьмет эту женщину всеми возможными способами.

— Сейчас я отведаю тебя на вкус. — Опустив голову, он испил ее сладость, краем уха уловив, как что-то негромко шлепнуло по дереву.

— Аэрон!

Он посмотрел вверх. Оливия уперлась руками в стоявшее перед ней зеркало и прижалась виском к поверхности комода. Она зажмурилась и часто и неглубоко дышала, закусив губу.

— Не… останавливайся, — умоляюще прошептала она.

Аэрон послушался и снова лизнул средоточие ее женственности, задержавшись на клиторе, щелкнув по нему кончиком языка, посасывая чувствительный бугорок. Вот настоящая амброзия. Какая у нее нежная припухлая плоть… Оливия отзывалась на его ласки, наслаждалась ими.

Как бы сильно ни хотелось Аэрону взять все и сразу, он не позволил себе торопиться. Они это уже проходили. На этот раз он будет смаковать, растягивать удовольствие. На этот раз он узнает все про ее прекрасное тело.

— Я сейчас… Аэрон…

— Хорошая девочка.

Язык его запорхал быстрее и настойчивее. Бедра Оливии задвигались вперед и назад, и, нащупав вход в ее лоно, Аэрон проник в него языком. Оливия закричала, содрогаясь от мощного оргазма.

Аэрон не знал, сколько прошло времени — минуты, часы, дни? — прежде чем она успокоилась настолько, чтобы он смог наклониться и поцеловать — и обласкать языком — икры, которые так восхитили его прежде. Потом он выпрямился и воздал должное внимание ее пояснице. Кончиком языка нащупав там две впадинки, он ласкал их, одновременно скользя руками вверх… вверх… пока не сжал ладонями ее груди так, как ей нравилось. Оба ее соска все еще были восхитительно твердыми, точно жемчужинки, и Аэрон принялся перекатывать их между пальцами.

«Еще».

— Я готова, — сообщила Оливия, тяжело дыша. — Возьми меня.

— Еще не время.

Ее лоно увлажнилось, но Аэрону требовалось, чтобы оно буквально истекало любовным соком. Оливии предстояло расстаться с девственностью, и он хотел, чтобы все прошло для нее как можно легче.

Его собственный первый раз случился с младшей греческой богиней, одной из трех фурий, Мегерой, или Ревнивицей, как ее обычно называли. Она предпочитала грубый секс и боль — еще одна причина, по которой Аэрон всегда избегал женщин, любящих жестокость в постели. Хотя с Оливией он даже не вспоминал о преимуществах нежных любовниц перед дикими или наоборот. Он просто предпочитал Оливию.

Привстав, он провел языком вдоль ее позвоночника — и, нащупав оставшиеся на месте крыльев шрамы, поцеловал их тоже, нежно облизывая. Все это время он продолжал поднимать ее платье выше и выше, пока совсем не стянул его ей через голову. Шелковистые локоны каскадом заструились по плечам и спине Оливии, закрыв отражающиеся в зеркале груди, но Аэрону было необходимо их видеть, поэтому он отвел волосы в стороны.

В зеркале снова отразились ее затвердевшие соски, и он ущипнул их. Полуприкрыв глаза, Оливия уронила голову ему на плечо. Его толстый длинный член, отчаянно жаждущий проникновения, прижался к ложбинке между ее ягодицами, и Аэрон зашипел сквозь сжатые зубы.

Если он продолжит в том же духе, то растянуть удовольствие не получится.

Его ладонь спускалась все ниже, пока не достигла развилки между ее бедер. Пальцы пробрались сквозь темные мягкие завитки в горячее, влажное лоно. Он ввел в нее сначала один, затем второй палец.

Оливия и Аэрон застонали в унисон. Он поцеловал ее в шею, не отрывая взгляда от отражения в зеркале. Какой разительный контраст они собой являют! Ее нежный силуэт цвета облаков на фоне его темного, покрытого татуировками тела. Самое эротичное зрелище из всех, им виденных.

Нет. Погодите-ка. Оливия завела руки назад, положив одну ему на затылок, чтобы углубить поцелуй, а другой сжала ягодицы. Вот это — самое эротичное зрелище в его жизни.

— Я готова, клянусь.

Еще чуть-чуть… совсем немножко… Аэрон ввел третий палец в ее лоно, растягивая его, распространяя блестящую смазку. Встретив на своем пути преграду — ее девственную плеву, — он остановился, упиваясь чувством обладания, — «моя, только моя», — а затем осторожно прорвался сквозь нее.

«Моя! » — вскричал Ярость.

«Моя». Настойчивое требование.

Оливия напряглась и замерла, не отрывая губ от его рта.

— Аэрон.

Уж лучше он причинит ей боль пальцами, чем членом.

— Прости. Больно. Будет легче. Клянусь. — Он изъяснялся как неандерталец, но сейчас просто не мог формулировать нормальные предложения. Оливия принадлежит ему. Только ему. Его сознание зациклилось на этой мысли, на ней одной.

Когда она расслабилась, он снова завладел ее губами и стал играть языком, одаривая одним страстным поцелуем за другим. Скоро Оливия принялась тереться о его тело в сладостном забытьи, истекая смазкой, к чему он и стремился.

Вот теперь она готова.

Хотя ему совершенно не хотелось выпускать Оливию из рук даже на секунду, он все же сделал это, чтобы сжать свой пульсирующий член, который практически подпрыгнул от его прикосновения, требуя большего, гораздо большего, так что Аэрон опасался, как бы не кончить, едва проникнув в лоно Оливии. «Отвлекись». Он до крови прикусил язык, усмиряя бурлящее желание. «Получилось». Свободной рукой он мягко толкнул Оливию грудью на комод и приставил головку члена к входу во влагалище.

— По-прежнему готова?

— Давай, Аэрон. Сделай это, сейчас же!

Он погружался в нее медленно, давая возможность привыкнуть к размеру своего мужского достоинства, прежде чем продвинуться дальше. Оливия задыхалась и стонала, умоляла о большем. Ярость вторил ей. Наконец Аэрон овладел ею полностью; его взгляд затуманился от невероятно сильного желания двигаться внутри ее, никогда не останавливаясь.

— Аэрон, — с мольбой простонала Оливия.

Он почти полностью вышел из ее лона, чтобы тут же снова погрузиться в него. С его губ сорвалось ругательство, когда Оливия выгнула бедра ему навстречу, остатки разума улетучились, а внутри будто что-то сломалось. Словно рухнули оковы.

И Аэрон забылся. Потерял контроль, забыл, кто он, забыл все на свете, кроме желания наполнять эту женщину своей плотью. Он двигался вперед и назад, беря ее так, как хотел. Полный решимости, возбужденный, одержимый чем-то большим, чем демон.

Его пальцы впились ей в бедра — наверное, останутся синяки, наверное, он ей так что-нибудь сломает, — но остановиться он не в состоянии. Аэрон превратился в дикого, беспощадного хищника, живущего только в этом мгновении, только этой женщиной. Она сделалась для него всем, такой же частью его, как и Ярость. Он не сможет без нее жить. Не станет без нее жить.

— Аэрон! — Оливия больше не шептала, но кричала. — Не останавливайся, не останавливайся, не смей останавливаться! Еще! Еще!

В его голове эхом отдавалось лишь одно слово. «Моя». «Моя, моя, моя». Он тысячи раз слышал его прежде, а теперь провозглашал во всеуслышание: «Моя, моя, моя! » Слово звенело у него в ушах, заполняло его суть, распаляя сильнее, клеймя и уничтожая того Аэрона, которым он был прежде, — и одновременно возрождая, делая кем-то новым, совершенным, правильным, мужчиной, которым он всегда должен был стать. Ее мужчиной. И тогда «моя» затихло, уступая место другому, более сильному, куда более важному слову. «Твой». Аэрон хотел принадлежать Оливии. Быть всем, о чем она когда-либо мечтала, исполнять любое ее желание.

— Аэрон, — выдохнула она.

«Твой».

Ему следовало бы это предвидеть, следовало бы понять, чем она становится для него, но ослепляло упрямство. Теперь же, обнажив глубины своего «я», Аэрон чувствовал себя ранимым, уязвимым, действующим на интуитивном уровне.

Оливия принадлежит ему, а он — ей.

Он раздвинул ей ноги шире, отчего она наклонилась сильнее, углубив их слияние. Зазор между ее телом и комодом позволил ему ласкать Оливию там, где она больше всего хотела. Она с криком достигла оргазма, сжимая его член своими внутренними мышцами, и тогда Аэрон сам вознесся на вершину наслаждения, извергнув горячее семя.

— Аэрон! — воскликнула Оливия.

«Твой».

Он прижался к ней без сил, задыхаясь, и тут осознал, что в его плане «переспать с ней только один раз» имеется существенный изъян. Одного раза недостаточно. Ни ему, ни его демону.

Обоим нужно больше; наверное, они не успокоятся, пока не возьмут ее всеми возможными способами. И им это по силам. Ему по силам. Нечего бояться. Аэрон утратил контроль над собой, но Ярость не напал на Оливию. Аэрон утратил контроль, но не навредил ей.

Она и прежде была неотразима, но теперь… Ему нужно быть с ней, в противном случае его жизнь никогда не станет полноценной. Ему нужно каждую ночь любить ее и просыпаться с ней каждое утро — чтобы снова заниматься любовью. Нужно баловать ее, дарить все, что она пожелает: веселье, радость, страсть.

Себя самого.

— Оливия. — Аэрон осекся, но в одном этом слове прозвучало обещание дать ей все, что она пожелает. Навсегда?

«Что ты творишь? О чем только думаешь? Ты не можешь это сделать».

Его скользкая от пота грудь все еще прижималась к спине Оливии, и он заставил себя выпрямиться.

Ярость захныкал.

— Аэрон, — сказала Оливия.

А затем вновь раздалось:

— Аэрон!

Нет, последний выкрик принадлежал уже не Оливии. Аэрон оглянулся, как и сама Оливия, и оба застыли. Дверь комнаты оказалась распахнутой, на пороге стояли Уильям и красивая блондинка — Легион, напомнил он себе, в который раз удивляясь произошедшей с ней перемене.

Аэрон выпустил крылья и укрыл ими Оливию от чужих глаз. Уильям тем временем изо всех сил пытался удержать человекоподобную демонессу, но, как бы он ни был силен, она все равно тащила его за собой вперед, не сводя с ангела убийственного взгляда.

Глава 21

Оливии с трудом верилось в то, что произошло между нею и Аэроном, как и в то, что начало твориться с приходом Легион. Сплетение обнаженных тел, секс, наслаждение, счастье, надежда… все полетело к чертям.

Она нагнулась, чтобы подобрать свое платье, и дрожащими руками натянула его через голову. К счастью, крылья Аэрона все это время надежно скрывали ее от посторонних глаз. Как бы ей хотелось понежиться в затухающих волнах экстаза! Узнать, произвела ли на Аэрона их близость такое же сильное впечатление, как на нее саму.

Секс оказался… куда более ошеломляющим, чем Оливия себе представляла, — а она много чего себе представляла с тех пор, как Аэрон подарил ей первый оргазм. Удовольствие, удовлетворение, ощущение собственного могущества от осознания, что сводишь партнера с ума… Близость, единение, возможность дарить наслаждение и получать его. Каждая минута была настоящим чудом.

Оливия прожила несколько столетий и теперь задавалась вопросом о том, почему никогда не занималась любовью? Хотя она подозревала, что с любым другим мужчиной все оказалось бы совсем иначе. Только с Аэроном. С ее Аэроном. С мужчиной, который заставляет ее пылать… и мечтать.

Пронзительные вопли Легион вернули Оливию к реальности.

— Сука! Шлюха! Я убью тебя!

Искушение расхохотался в голове Оливии. Во время секса демон молчал, добившись своего. Зачем же он теперь вернулся?

Уильям удерживал Легион, грозящую вот-вот вырваться из его крепких рук. Оливия почти надеялась на такой исход событий. Кому-то нужно указать Легион ее место, и она почтет за счастье это сделать. Она просто хотела спокойно насладиться своим оргазмом, черт их всех дери!

— Оденься, — обратилась Оливия к Аэрону, не желая, чтобы какая-то другая женщина — особенно эта — видела его обнаженным.

Все эти татуировки созданы для того, чтобы она наслаждалась ими — она одна. Взглядом или иным способом. Ей очень хотелось полизать их.

В следующий раз.

А он будет, этот следующий раз?

Выражение лица Аэрона сделалось жестким и непроницаемым. Он натянул штаны и застегнул их на талии. Крылья его все еще не были убраны, поэтому он не мог надеть рубашку. По крайней мере, процесс одевания побудил его к действиям. Он ринулся вперед, обхватил Легион за талию и закинул на плечо, как мешок с картошкой.

Демонесса принялась молотить его кулаками:

— Пусти! Я доберусь до нее!

— Можешь идти, — обратился Аэрон к Уильяму. — Я сам со всем разберусь.

Лицо и руки Уильяма были покрыты кровоточащими царапинами. Кивнув, он растянул губы в усмешке, явно забавляясь происходящим.

— Удачи, друг мой. И кстати, чтобы ты знал, у нас собрание в комнате для вечеринок через десять минут. — С этими словами воин вышел в коридор, что-то насвистывая, и прикрыл за собой дверь.

Аэрон отнес свою подопечную на кровать и швырнул на матрас с такой силой, что тот спружинил, и демонессу подбросило вверх. Она не сводила глаз с Оливии и не оставляла попыток снова к ней пробиться.

— Лежать! — рявкнул Аэрон.

Легион застыла, глядя на него снизу вверх… пока инстинкт самосохранения не взял свое. Черты ее лица смягчились. Однако самосохранение быстро сменилось решимостью, и демонесса устроилась на краю кровати, опершись на локти, выпятив грудь и поставив на пол раздвинутые ноги, готовая обхватить ими Аэрона.

— Не присоединишься ко мне? — хрипло спросила она.

О нет, черта с два! Оливия разозлилась, Искушение тоже протестующе взвыл. «Довольно! » Она промаршировала вперед, обогнула Аэрона, не проронив ни слова, и встала перед Легион. Прежде чем оба — и воин, и демонесса — успели сообразить, что она задумала, Оливия ударила соперницу в челюсть.

Голова Легион мотнулась в сторону; нижняя губа треснула, выступила кровь. Костяшки пальцев Оливии запульсировали от боли, которой она даже обрадовалась.

«Попытайся сейчас его поцеловать».

Сильные горячие руки легли ей на плечи и заставили развернуться. Аэрон смотрел не на Оливию, а поверх ее плеча — на Легион.

— Сиди.

Демонесса зарычала в ответ, но подчинилась приказу.

Аэрон наконец встретился взглядом с Оливией, и в его прекрасных фиолетовых глазах отразилось удивление, пришедшее на смену ярости.

— Никогда не думал, что придется напоминать тебе о необходимости вести себя прилично.

Оливия вздернула подбородок:

— Я не намерена терпеть оскорбления в свой адрес.

— И не придется. — Его взгляд снова переместился к Легион. — Ясно?

Выказанная им поддержка удивила Оливию. Неужели он… выбрал ее, а не Легион? На миг у Оливии перехватило дыхание. Она едва держалась на ногах. Однако сейчас не время наслаждаться восхитительным ощущением. Аэрон обошел ее стороной, будто уже позабыл о ее существовании, и навис над Легион.

— Тебе нет нужды причинять вред моей… ангелу. Я люблю тебя, — сказал он. — Ты же знаешь. — Голос его сделался мягким, заботливым. — Скажи, что знаешь.

— Да. Знаю. — Вся ярость Легион испарилась, и она положила ладонь ему на подбородок и попыталась притянуть к себе для поцелуя. — Я тоже тебя люблю.

Аэрон мягко, но решительно отвел ее руки:

— Я не то имел в виду. Я люблю тебя как дочь. Скажи, что понимаешь это.

На лице демонессы отразился гнев. Его сменил шок. А следом за ним пришел страх. И все это за одну секунду. Подбородок ее задрожал, на глаза навернулись слезы невероятного отчаяния.

— Но я же красивая.

— Ты и раньше была красивой, но мои чувства от этого не изменились.

Легион покачала головой:

— Нет. Ты должен быть со мной. Ты должен…

— Этого никогда не случится, малышка.

Несколько слезинок пролились и потекли вниз по ее щекам:

— Это… это из-за ангела?

— Оливия не имеет никакого отношения к моим чувствам к тебе.

Оливии вдруг захотелось оказаться в каком-нибудь другом месте, подальше отсюда. Лишь бы не становиться свидетельницей такого интимного момента. Да, она так и поступит. Уйдет куда-нибудь. Спотыкаясь, она побрела к двери.

«Стой! Куда это ты собралась? »

Искушение. Когда наконец он оставит ее в покое?

— Ты лжешь! — выплюнула Легион. — Ты любишь ее.

Уже собиравшаяся повернуть дверную ручку Оливия застыла.

Молчание. Ответ… ей нужно узнать ответ.

— Легион, — со вздохом произнес Аэрон.

Разочарование сдавило Оливии горло, но она все еще не могла заставить себя выйти. Еще нет. А вдруг он…

— Ты не можешь любить ее! — закричала демонесса. — Ты должен любить меня!

— Я же сказал, что люблю тебя.

У Оливии свело желудок. «Скажи их, — мысленно заклинала она. — Скажи эти слова».

— Нет! Ты должен любить меня как жену. Ты должен овладеть мной. Иначе…

— «Иначе» что? — резко переспросил Аэрон.

Оливия напряглась. О боже. Сделка. Она совсем забыла о сделке Легион с Люцифером. Ужасно, так ужасно. Развернувшись, она прижалась к деревянной двери спиной. Ее трясло. Она ждала ответа — ждала даже больше, чем объяснения в любви.

— Расскажи ему, — приказала она Легион. — Он имеет право знать правду.

— Расскажи мне, — повторил вслед за ней Аэрон.

Демонесса сглотнула.

— Если за восемь дней я не смогу соблазнить тебя, Люцифер… он… он завладеет моим новым телом, — прошептала она. — Если я не справлюсь, он… он воспользуется мной, чтобы убить тебя и твоих друзей.

Нет. Нет!

Аэрон бросил на Оливию быстрый, неуверенный взгляд, не сознавая весь ужас признания Легион.

— Физически он не может выбраться из ада. Не может…

— Может. Вселившись в тело Легион, он сможет абсолютно все, — прохрипела Оливия, схватившись за горло. Ужас ее продлился недолго. Кровь застыла в венах, замораживая эмоции. Так близко подобраться к раю… чтобы рухнуть в ад. — Сможет заставить ее переспать с кем угодно по своему желанию, захватить контроль над охотниками, оказывать воздействие на людей, настроить их против вас. Сможет даже добраться до царства ангелов и истребить мой род.

От напряжения позвоночник Аэрона сделался жестким, как стальная труба.

— Зачем ему все это?

— Как зачем? Власть. Свобода. Злоба. Он ненавидит ангелов. Предполагалось, что они последуют за ним, но они предпочли остаться с Единым Истинным Богом, которого Люцифер ненавидит больше всех и жаждет уничтожить. Заполучив демонессу, свободно расхаживающую по земле, Люцифер получит и отличный шанс осуществить задуманное.

«Хватит уже глупостей. Заставь ее заткнуться», — приказал Искушение.

Оливия сначала не обратила на него внимания, но мгновение спустя смущенно моргнула. Он. Она и так знает, что голос принадлежит мужчине, но только сейчас поняла, что этот самый мужчина хочет, чтобы она завоевала Аэрона, — а точнее, чтобы Легион проиграла. Он стремится помешать Легион убедить воина переспать с ней.

Значит, это все-таки не демон.

«Люцифер», — осенило Оливию. Искушение — это Люцифер. Ему не нужно покидать ад, чтобы направить свой голос куда заблагорассудится, нашептывать человеку грешные мысли. Для этого Люциферу всего-то и нужно, что связаться с душой, склонной к падению.

Прощай, благословенное оцепенение. На Оливию вновь нахлынули страх и ужас, смешавшиеся со стыдом. Как же она раньше не догадалась? Как упустила истинную суть вещей?

«Глупый ангел».

— Зачем ты заключила эту сделку? — требовательно спросил Аэрон.

По щекам Легион продолжали течь слезы.

— Я хотела стать красивой. Стать той, кто тебе нужен. Думала, что завоюю тебя, заставлю позабыть ангела. Думала, что смогу сделать тебя счастливым.

Аэрон с такой силой провел рукой по лицу, что остались алые царапины от ногтей.

— Не могу поверить. Ты хоть понимаешь, что натворила? Понимаешь, какие механизмы привела в движение?

Демонесса кивнула, ее подбородок дрожал.

— Мне жаль. Мне так жаль.

Последовало молчание, затем исполненное печали:

— Мне тоже.

Стоило Аэрону сказать эти слова, как Оливия все поняла. Он уже принял решение. Он переспит с Легион. Войдет в ее тело так же, как вошел в тело самой Оливии, чтобы спасти маленькую демонессу от одержимости, а друзей от Люцифера. Чтобы не дать охотникам выиграть войну.

На глаза Оливии навернулись слезы, и она часто заморгала в попытке прогнать их. Этим поступком Аэрон докажет, что все произошедшее между ними гроша ломаного не стоит. Если он переспит с Легион, Оливия уйдет. Он должен понимать, что она оставит его.

«Интересно, облегчило бы это знание принятие им решения? » — с горьким смешком подумала Оливия. Она ни за что не останется здесь, зная, что он лег в постель с другой женщиной. Какие бы причины его к этому ни побудили.

Похоже, ей самой придется сделать выбор. Она уйдет, в том не может быть сомнений. Но не сейчас. Вопрос в том, стоит ли ей вернуться на небеса, тем самым, возможно, сохраня Аэрону жизнь, или просто переехать в какое-то другое место на земле?

Скорее всего, второе, ведь как ей теперь вернуться домой? Она изменилась, стала человеком во всех смыслах слова. На небе она будет несчастна, не сможет никому принести радость — и меньше всего себе самой. Сделается бесполезной. И если потом передумает, то второй раз ей пасть не позволят. Нет, ее приговорят к смерти или навсегда упекут в ад. Для ангела, дважды сбившегося с пути, иного выбора не существует.

Но как ей остаться на земле и жить в мире с самой собой, зная, что могла бы спасти Аэрона и не воспользовалась возможностью? Даже если «спасти» означает «отдать сопернице»?

Настолько ли она бескорыстна?

Нет. Ей следовало бы убить Аэрона, когда была возможность, и избавить их обоих от боли. С ее губ снова сорвался горький смешок.

Аэрон поднялся; его движения были скованными, неслаженными.

— У нас еще есть немного времени. Разберемся с этим позже.

Значит, он не собирается спать с Легион прямо сейчас. Ну что ж, малое, но все же утешение.

— Спасибо, — благодарно выдохнула демонесса, обрадованная и смущенная одновременно. — Обещаю, что не стану…

Он резко развернулся, оборвав ее поток извинений. Оливия пожирала его глазами, любуясь его мужской красотой и мощью. «Нет, дело не в бескорыстии, просто я люблю его», — поняла она.

Любовь. Слово эхом разнеслось в ее сознании. Она любит его. Любит всецело, без оглядки, всем своим существом. Ради него бьется ее сердце, он источник ее радости. Ради него она согласилась бы умереть. Он сильный и отважный, свирепый и заботливый. Щедрый и самоотверженный. Как такого не полюбить?

Оливия останется с Аэроном до тех пор, пока он не переспит с Легион. Сполна насладится каждым моментом подле него. А потом… потом вернется на небеса. И проследит, чтобы Лисандр выполнил свою часть сделки и выступил перед Советом с просьбой сохранить Аэрону жизнь.

Хотя все равно нет никакой гарантии, что к этой просьбе прислушаются.

Что ж, придется найти другой способ спасти его.

«Сколько всего может поменяться за столь короткий срок», — с грустью подумала Оливия. Она пришла в крепость, смирившись с неизбежной скорой гибелью Аэрона, радуясь тому недолгому времени, что им досталось, твердо вознамерившись испытать радости человеческой жизни. Однако стоило ей провести несколько дней в обществе своего воина, как все переменилось. Она больше не собиралась мириться с мыслью о его смерти. О том, что такие отвага и сила могут исчезнуть с лица земли.

— Не волнуйся, Аэрон, — проговорила Оливия, расправив плечи. — Скоро я уйду, и вы с Легион будете в безопасности. — Это обещание запечатлелось в ее душе.

Легион изумленно уставилась на Оливию, а Люцифер у нее в голове жутко взвыл.

Аэрон оскалился, растянув губы, а его глаза вспыхнули красным огнем. Демоническим огнем.

— Я же сказал, что у нас есть время. Разберемся позже. А значит, ты останешься. И хватит об этом. Мне нужно идти на собрание. Вы вдвоем будете сидеть здесь и вести себя смирно. Понятно? Обещаю, вам не понравится то, что я сделаю, если вы причините друг другу вред. — Не дожидаясь ответа, он поспешно вышел из комнаты.

Но в отличие от Уильяма не стал аккуратно прикрывать за собой дверь, а грохнул ею с такой силой, что затряслись висящие на стенах картины.

Оливия подумала, что после всего, что она выстрадала, поняла и решила, ей не помешало бы небольшое вознаграждение — поцелуй на прощание, например.

Оливия посмотрела на Легион. Та уставилась на нее в ответ.

— Что ж… — растерянно протянула Оливия.

Лоно ее еще болело после вторжения Аэрона. И ощущало оставленную им влагу. А скоро эта женщина окажется в его объятиях, как и она сама только что.

— Не собираюсь сидеть здесь с тобой, — отрезала Легион.

— Взаимно. Я ухожу.

Заулыбавшись, Легион так и подпрыгнула.

— Возвращаешься на небо?

— Еще нет. Собираюсь подслушать, что будут говорить на собрании.

Улыбка демонессы померкла, она посмотрела на дверь:

— Слух у тебя такой слабый, что, возможно, потребуется помощник, чтобы разобрать слова.

Оливия не ответила. Ей бы ненавидеть соперницу, но не получалось. Для ненависти нужны силы, а их сейчас у Оливии нет. Кроме того, если бы все сложилось так, как ей хотелось, демонесса сделалась бы ее падчерицей. Легион просто сделала все, что могла, лишь бы завоевать своего мужчину. Так же, как и сама Оливия.

Вот только Легион победила.

«Как же хорошо дома», — подумал Страйдер, обводя взглядом комнату для вечеринок, где собрались все мужчины и женщины. Казалось, их здесь не менее трех тысяч. Кроме Гидеона, который, если верить цыпочкам-сплетницам и Уильяму (петуху-сплетнику, как он метко себя назвал), сейчас в подземелье расточает любезности новой пленнице.

Большие мускулистые тела воинов занимали почти все пространство, насыщая воздух тестостероном. Женщины устроились на диванах и в креслах, вынудив мужчин подпирать стены. Тех мужчин, кто не нашел себе другого занятия.

Люсьен с Сабином играли в пул и о чем-то беседовали — возможно, пытались разобраться в ситуации, прежде чем вынести ее на общее обсуждение. Уильям развалился у телевизора, погрузившись в видеоигру. Аэрон с Парисом забились в дальний угол и передавали друг другу фляжку. Оба казались унылыми, особенно Аэрон. Его лицо напоминало гранит — живой гранит, — а татуировки ярко выделялись на фоне внезапно побледневшей кожи. А глаза… вот черт. Глаза горели красным демоническим огнем.

Все еще не оправился от отравленной пули? Или тут что-то более личное?

Страйдер провел дома всего сутки, но успел услышать о проблемах Аэрона с его ангелом из трех разных источников: от Камео, Кайи и Легион — невероятно похорошевшей Легион. Все три предоставили совершенно разную информацию. Камео Оливия понравилась, и воительница рассказывала, какими полезными оказались знания, которыми ангел поделилась. Кайя сообщила, что истинная Оливия оказалась горячей штучкой. А Легион считала гостью сукой, стремящейся убить Аэрона, пока тот спит.

Камео думала, что Аэрон женится на Оливии. Кайя, напротив, считала, что он вышвырнет ее и больше никогда не захочет видеть. А Легион уверяла, что ангел — сучка и убийца. Собственно, ничего другого она и не говорила. Ах нет, погодите-ка. Еще она попросила Страйдера прикончить эту «сучку и убийцу». Когда он отказался, она пригрозила, что заплатит кому-нибудь, чтобы его как следует проучили.

— Я жду! — позвал Страйдер. — А ждать я не люблю.

Люсьен и Сабин наконец закончили игру, кивнули друг другу, словно придя к взаимопониманию, и вышли в центр комнаты. Все разговоры постепенно стихли.

Оба мужчины заложили руки за спину и расставили ноги, выражая этой позой готовность к действию. Хорошо. Остальные присутствующие замерли в напряжении, желая поскорее узнать их решение.

— Мы созвали собрание, чтобы каждая из групп могла рассказать другой, что произошло в Риме и в Буде, — произнес Сабин. — Я начну. Неназываемые хотят, чтобы мы принесли им голову Кроноса, но, убив царя титанов, мы тем самым поможем им вырваться на свободу. А если эти твари окажутся на свободе… — он содрогнулся, — страшно представить, какое зло они принесут в мир.

— Однако, — продолжил Люсьен, когда Сабин замолчал, — Неназываемые решили подстраховаться и обратились к охотникам с тем же предложением. Кто бы ни преуспел в выполнении задания — мы или враги, — получит четвертый и заключительный артефакт.

Жезл Разделения. Никто не знает, какими способностями он обладает. Но даже будь этот артефакт совершенно бесполезным, Страйдер перебил бы целую армию, лишь бы завладеть им. Если есть хоть малейший шанс, что Жезл обладает какой-нибудь силой, — а так и есть, — то ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он попал в руки врага.

— Кронос бог, — сказал Мэддокс. Однажды они уже выступали против богов. Поэтому и оказались здесь, а не на небесах. Поэтому в них вселили демонов. — Нам с ним не справиться. — Несмотря на мрачную тему разговора, парень выглядит счастливым, как никогда.

Почему? Ладно, разберемся позднее. Боги всегда обладали куда большей силой, чем Владыки, и с легкостью могли повергнуть их ниц просто из прихоти, одним взмахом руки.

— Но Кронос тоже одержим, — ответила Камео. — У его демона есть слабость, как и у всех наших.

Какая же агония звучит в ее голосе! Страйдер поежился, не потрудившись вникнуть в смысл ее слов.

— Его демон Жадность. — Это сказал Аэрон, и агония в его голосе была в тысячу раз хуже, чем у Камео.

«Черт, да мне уши себе придется отрезать», — подумал Страйдер и… стоп-стоп-стоп. Отмотайте-ка назад. Кронос одержим Жадностью. Люсьен уже упоминал об этом, но Камео очень верно заметила: у всех демонов есть слабые места, которые делают своих носителей уязвимыми. Стоило самому Страйдеру проиграть, и он впадал в кому. Тогда кто угодно может на него напасть, а он не сумеет защититься.

В чем же слабость Кроноса?

Такая информация могла бы оказаться решающей в бою… не то чтобы Страйдер собирался сразиться с царем титанов, но следует быть готовым ко всему.

Краем глаза он заметил, что Аман принялся жестикулировать.

— А что насчет картины Даники? — перевел Страйдер. — Той, на которой Гален обезглавил Кроноса? — И добавил больше для себя: — Знаю, мы надеемся изменить увиденный ею ход событий, может, и не нужно убивать Кроноса самим? Может, лучше постараться убить Галена?

— Но у Галена есть Плащ, — заметил Рейес, подходя к дивану, где сидела Даника. Подняв девушку на руки, он уселся сам и устроил ее у себя на коленях. — Его, возможно, убить еще труднее, чем Кроноса.

— У Галена есть Плащ, — повторил Аэрон, — так почему он не воспользовался им против нас? Его отряды уже давно слоняются поблизости. Опять же: почему они не нападают на нас?

Мэддокс пожал плечами:

— Может, выжидали, пока не добьются успеха в своем небольшом эксперименте с Неверием. Ну а теперь…

— Мы должны ударить первыми, — предложил Аэрон, — и захватить их врасплох. Если повезет, сможем существенно сократить число врагов и тем самым выиграем время, чтобы решить, как быть с Неверием. Может, даже заставим Галена выползти из укрытия.

Отличное предложение, но неужели его жажда крови вернулась? У Аэрона не только глаза светятся красным, он еще и кулаки сжимает, всей своей позой выражая крайнее напряжение.

— А мы точно застанем их врасплох? — засомневался Рейес. — Что, если они как раз и ждут нашей атаки?

Солдаты на острове явно ждали. Может, это новый стиль поведения охотников. Вдобавок большинство воинов все еще восстанавливаются после сражения. Они пока не в лучшей форме, которая совершенно необходима для победы такого уровня.

— Давайте не забывать, что на их стороне Рея. Неизвестно, как именно она им помогает.

— Неверно, — впервые подал голос Торин. Он установил в комнате микрофон и монитор, чтобы все видеть и слышать, но не появляться в переполненном помещении. — Я говорил с Кроносом. Сегодня он постарается отвлекать свою «любимую» женушку как можно дольше. Поэтому я и попросил Люсьена с Сабином созвать собрание сейчас. Что бы сегодня ни происходило, обойдется без божественного вмешательства.

Никто не станет мешать, но и помощи ждать неоткуда.

По комнате прокатился рокот, затем одно и то же слово эхом зазвучало со всех сторон:

— Да.

— Мы все равно не можем спать, — проворчал Мэддокс, — когда у нас Ночные Кошмары под боком. Кстати, когда мы наконец от нее избавимся?

Никто не ответил на этот вопрос. С предыдущим, однако, все оказалось намного проще. Сегодня они нападут на охотников.

Глава 22

Гидеон слышал шум шагов воинов у себя над головой. Поспешных шагов. Кажется, он различал даже звуки передергиваемых затворов и лязг вкладываемых в ножны клинков.

Но ему плевать. Он даже не шевельнулся. Почти целый день минул с тех пор, как он впервые вошел в подземелье. Сделав удивительное заявление: «Ложь, наконец-то мы снова вместе», Скарлет прошипела в его адрес ругательство и добавила: «Теперь, когда я знаю, что это ты, можешь проваливать», — после чего улеглась обратно на койку, спиной к нему, и принялась что-то напевать под нос, будто ей нет до него никакого дела. На рассвете она провалилась в такой глубокий сон, что Гидеон не смог до нее ни достучаться, ни докричаться, и проснулась всего пару минут назад, после захода солнца.

Ахнув, Скарлет резко села, с безумным взглядом озираясь по сторонам. Заметив Гидеона, она успокоилась, но на смену страху пришли злость и ненависть, причину которых он никак не мог понять. Она же снова шлепнулась на матрас.

— Ты же понимаешь, что я не могу просидеть здесь весь день, — сказал Гидеон.

Торин, наблюдающий за происходящим с помощью установленных в темнице многочисленных камер, должно быть, пожалел друга, потому что давным-давно принес ему стул. Гидеон установил этот стул как можно ближе к камере Скарлет и, сидя на нем, вытягивал свои длинные ноги так, что лодыжки проходили сквозь прутья решетки.

— Убирайся.

Услышать ее голос после долгого молчания было подобно нахождению озерца с кислотой, в котором плавают тела охотников. То есть чрезвычайно приятно. У Гидеона даже мурашки побежали по коже. Хвала богам, он никогда не сможет признаться в этом вслух.

— Что, теперь ты меня игнорируешь? — проворчала Скарлет.

«Так ей и надо, сама меня игнорировала! »

— Ага. Именно так.

Каждая клеточка его тела отзывалась на малейшее движение Скарлет, и хотя Гидеон и жаждал воздать ей по заслугам, но был на это не способен.

«Стыд какой». Ведь предполагается, что миром правят мужчины, а женщины им благодарны за оказанное внимание. Мужчины отдают приказы — а женщины должны подчиняться.

Ладно, ладно. Может, раньше Гидеону не было дела до этих принципов — но не теперь! Делу не помогало и то, что Ложь уподобился пластилину в руках Скарлет: тихий, чуть слышно мурлычущий и довольный тем, что находится рядом с ней.

Снова повисло молчание — Гидеон понял, что так она его наказывает. Знать бы хоть за что. Не он же ее здесь запер. Конечно, он не стал освобождать Скарлет, но, ради богов, это же свидетельствует в пользу его здравого смысла! Ведь она не преминула бы сбежать.

Скарлет… Гидеону в самом деле нравится ее имя. Оно ей подходит. Подходит изгибам ее дерзких губ, непринужденности, с которой она устроила ему нагоняй, тайне, окружающей все, что касается ее личности.

Она устало провела рукой по лицу.

— Уйди, а? Я уже все тебе сказала.

«Наконец-то заговорила. Я готов торчать тут вечно, лишь бы рядом с ней. Но это же полный бред! »

— Меня зовут не Гидеон.

Вот так легко и просто. Оставалось надеяться, что и Скарлет ответит любезностью на любезность и тоже что-то о себе расскажет. Например, поведает, откуда она его знает. Или откуда он знает ее, но при этом не помнит.

— Ну и что? — пожала плечами Скарлет.

Его имя ей уже известно? Как такое возможно? Он сомневался, что Скарлет ему скажет, поэтому и спрашивать не стал.

— Я многое про тебя знаю. Например, ты не умеешь проникать в сны других людей.

— Точно.

Совсем не просто и не легко.

— Мне ненавистна мысль о том, что ты можешь оставить моих друзей в покое.

— Тогда считай, что мы договорились. Стану доставать их ночи напролет, лишь бы ты был счастлив.

Гидеон возвел глаза к потолку, моля богов ниспослать ему терпение.

— Пожалуйста, так и сделай. — Проклятье! Он редко переживал, что ему приходится говорить лишь неправду, но сейчас этот факт его чертовски бесил.

— Или тебе больше понравится, если я сосредоточусь на тебе одном?

— Нет. — То есть «да».

Гидеону, конечно, хотелось, чтобы друзья могли спокойно спать по ночам, но то была не единственная причина, по которой он намеревался держать Скарлет подальше от них. Он мечтал заполучить ее для себя одного — всю ее. Даже ее необычные способности. Пока не разберется в ситуации как следует.

Все равно выходит какая-то бессмыслица. Гидеон никогда не слыл ревнивцем. Более того, с чего бы ему ревновать эту женщину?

— Прости, — сказала она лишенным сожаления голосом. — Этого обещать не могу.

— Они не подумывают накачать тебя наркотиками.

— Какими именно? Могу я попросить викодин?

Значит, ей нравятся человеческие наркотики. Гидеон не мог ее в этом винить. Он и сам баловался ими раз… или двадцать. Особенного воздействия эти препараты на него не оказали, но все лучше, чем ничего.

— Откуда тебе неизвестно, как сильно я люблю пауков?

— Ох, какой же ты болтливый. Ты заткнешься, если я тебе кое-что расскажу? Считаю молчание как знак согласия. Откуда я знаю про твою любовь к паукам? Потому что я проникаю в разум человека и перенимаю его ощущения — вот откуда. А теперь замолчи уже раз и навсегда.

Скарлет не врет. Демон Гидеона мгновенно распознает правду, точно одинокого охотника в ряду Владык. Обычно Ложь ненавидит истину и испытывает к ней отвращение, хотя сам Гидеон ею наслаждается. Сегодня же демон сидит тихо и пребывает в счастливом блаженстве — вне зависимости от того, что говорят прекрасные уста пленницы.

— Так откуда ты не узнала мое имя?

— Как я погляжу, искусством переговоров ты не владеешь. — Скарлет хлопнула ладонью по стене, подняв облако пыли. — Каков твой план? Будешь доставать меня, пока я не выложу тебе все, что знаю?

Гидеону не хотелось признаваться, что ему просто нравится быть с ней, поэтому поднял свои перевязанные руки и помахал ими в воздухе:

— Да, я сейчас мог бы делать кучу других дел. Например, сражаться вместе с друзьями.

— Настоящего воина раны не остановили бы.

Ох!

— Ага, ведь настоящему воину нравится путаться под ногами у своих и тем самым помогать врагам.

— Истинный боец всегда нашел бы способ протянуть другу руку помощи. — Неожиданно Скарлет хмыкнула: — Ой, я сказала «руку помощи». А ведь рук-то у тебя и нет.

Очень смешно!

— Не будь у меня всех пальцев, не послал бы я тебя подальше.

— Знаешь, как говорят: «Собака лает, да не кусает». Похоже, ты угодил в эту жалкую-прежалкую категорию.

«В чем проблема-то? — хотел спросить Гидеон, но на языке вертелось что-то вроде: — Почему ты не испытываешь проблем со мной? »

Ему совсем не хотелось услышать в ответ: «Дурацкий вопрос. Ты, конечно, и есть моя самая большая проблема». Тогда бы он сказал: «А мне совершенно неинтересно знать, в чем, собственно, дело». А она бы огрызнулась: «Отлично, потому что я как раз и не собиралась тебе ничего рассказывать».

Они уже несколько раз обменивались такими любезностями. Гидеона грызли разочарование, растерянность, любопытство, отчаянная нужда — причем каждая эмоция подталкивала его все ближе и ближе к грани. Грани, пересекать которую нельзя, поэтому приходится вечно говорить то, что не имеет в виду, и совершать поступки, в которых впоследствии раскаивался.

— Как ты, собственно, лишился рук? — Вопрос прозвучал неохотно, словно Скарлет не нравилось собственное любопытство.

Ее интерес польстил самолюбию Гидеона и смягчил его отчаяние.

— Руки? Мне их не отрезали во время пытки.

— Ты раскололся?

— Разумеется. — В его голосе прозвучали горделивые нотки. Он не раскололся. Не выдал ни единого секрета.

— Так я и подумала.

Гидеон стиснул зубы. Откуда-то ей известно, что он одержим демоном Лжи. Ей было это известно с самого начала. Еще она знает, что он не может сказать правды, но все равно продолжает делать вид, будто принимает все сказанное им за чистую монету! Зачем? Просто чтобы позлить? Потому что сама на него злится? Причины этого гнева Гидеон так и не уразумел.

— Это охотники тебя так отделали? — спросила Скарлет.

— Нет.

— Кстати, как успехи? Ну, в войне с ними?

Выходит, она и про это в курсе, хотя Гидеон ни разу не слышал о ее участии в сражениях. Откуда же она узнала? Вообще-то она осведомлена о многом таком, о чем ей знать не положено.

— Мы проигрываем. — В действительности выигрывают, но с незначительным перевесом. Два артефакта против одного. Кроме того, воины освободили всех детей-полукровок, для появления которых охотники использовали жуткие методы. Еще они обнаружили логово врага в Буде. Но Скарлет обо всем этом Гидеон рассказывать не собирался. — Раз уж ты, похоже, незнакома со мной, интересно, не явилась ли ты сюда ради меня?

— Еще чего! — фыркнула пленница. — Слушай, я же предупредила твоего приятеля, чтобы меня оставили в покое. Я знала, что вы меня ищете, и хотела положить этим поискам конец. Вот и все.

Нет. Неправда. Это не может быть правдой. Но Гидеон не мог определить наверняка, поскольку Ложь по-прежнему отказывался ему помогать.

— Откуда ты меня не знаешь? Почему я чувствую, будто не знаю тебя, если мы встречались раньше?

Скарлет стрельнула в него взглядом и сощурила глаза, вновь наполнившиеся яростью.

— Ты меня не помнишь?

Ладно. Ярость — недостаточно сильное слово. Лучше назвать эти эмоции гневом.

— Вообще ничего не помнишь?

— Не… — «Солги, солги». Незачем ему напоминать себе об этом, черт подери. — Да, помню.

Гидеон никак не мог раньше встречаться со Скарлет. Такую женщину он бы не забыл. Прекрасная, дикая — настоящая хищница. Резкая, жесткая, но в то же время удивительно ранимая.

Да, на протяжении веков он переспал с множеством женщин. В основном то были связи на одну ночь, потому что кому захочется возвращаться к парню, без конца твердившему им, что они уродливые дуры. Или парню, молчащему как рыба. И нет, Гидеон не помнит их лиц, хотя, как он рассудил, Скарлет он позабыть бы не смог.

— Мы были любовниками, — сказал он, пытаясь разговорить ее. — Вот в чем дело.

Точно не в этом.

— Ха-ха! — Скарлет оглядела его с головы до ног. — Не уверена, что ты вообще в моем вкусе, так что нет, любовниками мы не были.

— Не уверен, что понимаю тебя, — ответил он, имея в виду противоположное — прекрасно он все понял! Скарлет, видите ли, не нравится его внешность. Гидеон сжал кулаки. — К твоему сведению, я чертовски уродлив.

В глазах Скарлет промелькнуло что-то, похожее на самодовольство, и она произнесла:

— Ну да. Именно это я и сказала.

Он провел языком по зубам. «Черт, да я же сексуален! » Верно, его внешность несколько нестандартна: синие волосы, пирсинг, татуировки — но куда ему до Аэрона! Вот уж кто разрисован с головы до пят. Гидеон, по крайней мере, способен держать свою страсть к тату под контролем и набил себе лишь те, которые символизируют для него что-то важное.

Черные глаза, которые он видит всякий раз, стоит лишь прикрыть веки. Кроваво-красные губы… Гидеон резко сел и уставился на Скарлет. На Скарлет, у которой черные глаза. И кроваво-красные губы.

— Что? — проворчала она. — Знаю, что в отличие от тебя я красотка, но прекрати пялиться. Ради всех богов, прояви хоть немного уважения.

Сколько Гидеон себя помнил, его всегда преследовали какие-то образы. Черные глаза, алые губы, даже надпись, являвшаяся ему лишь глубокой ночью: «Разлука — значит смерть». А ниже узор из ярко-красных цветов.

Во сне он видел эту надпись и цветы на пояснице некоей женщины. Каждый раз при мысли о них его сердце ускоряло ритм, поэтому он вытатуировал слова — да, вместе с цветами — у себя пониже спины. Может, рисунок и выглядит по-девчачьи и из-за него многие подшучивали над ним, но ему было все равно.

— Не показывай мне свою поясницу, — напряженным голосом обратился он к пленнице.

Скарлет застыла, даже дыхание затаила.

— Не просто «нет», а «категорически нет! ».

— Я не готов тебя умолять. — Он должен убедиться, должен узнать. — Я точно не видел тебя раньше. И не знаю, что у тебя там татуировка с цветами. — Есть, определенно есть.

— Ошибаешься. Ничего у меня нет.

Врет, конечно.

— Тогда не доказывай.

— А я и не собираюсь.

Гр-р-р! Что за невозможная женщина! Гидеон резко встал. Он просидел слишком долго, так что мускулы протестующе заныли, а ноги подкосились.

— Что? Раз не добился своего, так можно уйти? Отлично. Иди, дуйся в углу, как ребенок.

Сначала Скарлет хотела, чтобы Гидеон ушел, а теперь бесится, решив, что он готов последовать ее совету. Женщины…

С перебинтованными запястьями сложно ухватить край футболки, но несколько мучительных минут спустя Гидеон справился с задачей. Он поднял ткань и повернулся, показывая Скарлет спину. Сначала никакой реакции не последовало. Затем он услышал резкий вдох, шелест одежды и шорох шагов.

Теплые пальцы коснулись его кожи, и ему пришлось закусить нижнюю губу, чтобы сдержать стон наслаждения. На руках у нее были мозоли — возможно, из-за необходимости пользоваться оружием? — которые восхитительно царапали поясницу Гидеона, пока Скарлет бережно обводила каждую букву и лепесток кончиками пальцев.

Она могла прятать кинжал и заколоть его, пока он отвлекся, но ему было совершенно все равно. Ее прикосновения возбуждают больше, чем полноценный секс с другой женщиной.

— «Разлука — значит смерть», — срывающимся голосом прошептала Скарлет. — Ты знаешь, что это значит?

— Да. Не рассказывай мне.

«Пожалуйста, ради всех богов, пожалуйста, рас скажи».

— Я… я… — Она бессильно уронила руку и отступила на шаг, другой, увеличивая расстояние между собой и Гидеоном.

Он резко повернулся. На миг забыв о решетке, потянулся к пленнице и скривился, ударившись ранеными руками о прутья. Скарлет вновь напустила на себя безразличный вид и упорхнула подальше в камеру.

— Не рассказывай, — приказал он.

— Я же велела тебе уйти, Гидеон.

Гидеон. Впервые она назвала его по имени — и поразила до глубины души. Ощущение вихрем разнеслось по всему телу, огнем обожгло каждый орган, особенно бешено колотящееся сердце. Потому что… потому что… пусть Скарлет впервые произнесла его имя в беседе, Гидеон уже слышал его из ее уст.

Тут он вспомнил, как она произносила его имя. Где-то, когда-то. Выкрикивала в порыве страсти, шептала, умоляя о чем-то. Рычала в ярости. Его имя срывалось с ее губ вместе с горькими рыданиями.

Гидеон точно с ней встречался.

— Дьявол, — выругался он, желая взамен произнести ее имя.

Должно быть, Скарлет уловила бурю эмоций в его голосе, потому что на этот раз воздержалась от язвительных комментариев.

— Просто уйди, Гидеон, уйди, как я тебя и просила с самого начала. Пожалуйста.

Пожалуйста. Вряд ли она часто употребляет это слово. В ее голосе слышатся слезы, а она не производит впечатления женщины, обожающей плакать перед мужчиной. Ни перед каким и никогда.

Вот только… она уже делала это прежде. Точно. Она плакала, а он обнимал ее. Но когда? Где?

Разве что когда жил на небесах. Раз Скарлет одержима демоном из ларца Пандоры, значит, некогда она была узницей в Тартаре. Гидеон ее туда не заточал. Но, может, увидел, когда доставлял в тюрьму других пленников? И заговорил с ней тогда?

Почему же, однако, он не помнит об их отношениях?

Мог ли кто-то стереть ему память? Боги на такое способны. И на это, и на многие другие жестокие поступки. Тогда возникает закономерный вопрос: зачем кому-то понадобилось стирать его воспоминания? В чем прок от такого поступка? Чему бы это помешало?

— У тебя нет мужчины? — Голос Гидеона прозвучал грубо и хрипло, словно он страдает от жесточайшей ангины. Возможно, ревнивый муж пожелал устранить соперника в лице Гидеона.

— Нет, — прошептала Скарлет так печально, что у него самого слезы на глаза навернулись. В трагичности она могла бы посоперничать с самой Камео. — Нет.

— Нет отца?

— Мой отец мертв. — Скарлет улеглась обратно на койку и уставилась в потолок. — Уже очень, очень давно.

«Это правда? Черт, демон! Ну, помоги же! »

— Нет матери?

— Мать меня ненавидит.

Придется поверить ей на слово.

— Есть ли кто-то, кто хотел бы видеть тебя… счастливой? — «Пожалуйста, пойми, что я имею в виду врагов».

Вместо ответа, Скарлет перекатилась на бок, отвернувшись от Гидеона.

— Если я расскажу тебе то, что ты хочешь знать, оставишь меня в покое? На этот раз я не собираюсь торговаться с тобой, Гидеон. Если я выполню обещание, а ты не уйдешь…

Уходить ему не хотелось. Сейчас, как никогда, он мечтал остаться. Но ему нужно узнать ответ. Возможно, это поможет собрать воедино кусочки головоломки.

— Нет. Расскажи, и я останусь.

Повисло молчание. Затем Скарлет заговорила:

— Я солгала, когда сделала вид, будто не узнала тебя. На самом деле узнала, узнала с самой первой минуты. «Разлука — значит смерть», — хрипло процитировала она. — Эти слова ты некогда сказал своей… жене.

Глава 23

Аэрон стоял на балконе своей комнаты, сжимая перила и вглядываясь в иссиня-черное небо. Ему предстоит сделать самый сложный на своей памяти выбор: жизнь Легион против жизни Оливии. Если он останется с Оливией, чего ему отчаянно хочется — до сих пор хочется, — то обречет Легион на вечные муки и подвергнет друзей смертельной угрозе, причем со стороны не абы кого, а самого Люцифера. Если выберет Легион, то спасет ее и товарищей, а Оливия сможет вернуться домой невредимой, на чем некогда сам Аэрон и настаивал. Однако теперь от этой мысли ему хотелось выть. А Ярость уже и так воет у него в голове.

«Оставь ее, пожалуйста. Она нужна нам».

«Блокируй его. Не слушай», — сам себе приказал Аэрон.

Попадись Легион ему сейчас под руку, устроил бы он ей хорошую взбучку! Ситуация, в которую она его загнала… то, что ему придется сделать… с ней, с Оливией… Ногти его удлинились и впились в ладони, а металлические перила, в которые он вцепился, жалобно заскрежетали, изгибаясь под силой натиска. Хуже всего то, что они с Оливией больше никогда не смогут повторить.

Заняться любовью. Вот что они делали. Занимались любовью. Аэрон не хотел поддаваться чувству, пытался сопротивляться, но, в конце концов, даже его тело ощутило разницу. Близость с Оливией казалась ему правильной. Идеальной.

Теперь он не может оставить ее у себя. Даже если бы ее возвращение домой не являлось вопросом жизни и смерти, какая женщина останется с мужчиной, вот-вот собирающимся переспать с другой? А именно так ему и придется поступить. Желчь подступила к горлу Аэрона. Он не допустит, чтобы Легион стала одержимой. Не позволит разрушителю Люциферу пробраться в этот мир.

«В конце концов, Оливия мне еще спасибо скажет».

По крайней мере, так Аэрон пытался себя утешить. Останься она на земле, окончательно превратится в человека, постареет и умрет, а ему придется беспомощно наблюдать за этим, не имея возможности что-либо предпринять. Такая перспектива всегда останавливала Аэрона и ужасала его, однако сейчас он отдал бы что угодно за то, чтобы провести еще немного времени с Оливией.

«Нельзя ее потерять».

«Мы должны».

Тогда, после оргазма, Аэрон хотел обнять Оливию, позволив мечтам о том, что они всегда будут вместе, затуманить себе разум. Теперь ему придется прожить остаток дней без нее, зная, что она существует, но не имея возможности ни увидеть ее, ни услышать ее голос, ни почувствовать запах.

«Нет! »

Как вообще он собирается спать с Легион, когда Оливия единственная женщина, на которую реагирует его тело? Он горько рассмеялся. Прежде у него вообще не было подружки, и он самонадеянно заявлял, что никто ему и не нужен, а теперь стало целых две. Одну из них он не хочет, а вторая вот-вот его покинет.

«Я скоро вернусь», — пообещала Оливия.

Внезапно Аэрон запаниковал. «Нельзя сейчас ее потерять», — подумал он тогда и заверил, что у них еще есть время, что она должна остаться. Тем самым он лишь отдалил неизбежное, и когда им наконец придется расстаться, будет только больнее. Но ему, черт подери, на это наплевать.

— Аэрон, — раздался позади нежный голос.

«Божественно», — выдохнул демон Ярости.

«Будь сильным. Сопротивляйся».

Он не позволил себе оглянуться, но все же отозвался:

— Я здесь.

Послышались легкие шаги, и Оливия оказалась рядом с ним на балконе, вглядываясь в опускающуюся на землю ночь. Аэрона тут же окутал ее аромат грозового неба. Ощущать ее запах и не иметь возможности к ней прикоснуться — сущая пытка, которую он, однако, заслужил.

— Где Легион? — спросил он, ожидая, что та вломится в комнату с минуты на минуту.

— Спит.

Заснула без Аэрона?

— Это на нее не похоже.

Оливия пожала изящным плечиком:

— Я ее усыпила, если хочешь знать. И мне ни капельки не стыдно!

Губы Аэрона изогнулись в усмешке. Боже, как же он лю… восхищается этой женщиной! Он тут же снова посерьезнел.

Внезапно Ярость показал Аэрону картинку: Оливия и Легион осторожно, на цыпочках крадутся по коридорам крепости, награждая друг друга тычками. В руках у демонессы бутылка вина, у ангела два бокала.

Они, ясное дело, наведались за алкоголем на кухню. Но куда еще они ходили и зачем?

Парочка заявилась к нему в спальню, и Оливия провозгласила тост:

— За твой успех!

— Вот именно, — самодовольно подтвердила Легион. — Мой успех. Я же говорила, что Аэрон принадлежит мне и никогда не станет твоим.

Ему в очередной раз захотелось хорошенько встряхнуть демонессу.

— Ты оказалась права. — Краска схлынула со щек Оливии, пока она разливала вино. Стоя спиной к Легион, она оторвала кусочек от рукава своего платья и бросила лоскуток в один из бокалов. — Спать, — прошептала она, подождала, пока ткань растворится, и повернулась к Легион с натянутой улыбкой: — Я умею признавать поражение.

Демонесса с жадностью набросилась на вино… и зашаталась, не успев даже допить до дна. Она подняла глаза на Оливию.

— Что-то… не так…

— Разумеется. Ты что, правда думала, будто я не подправлю слегка твой напиток?

— Сучка, — пробормотала Легион, и ее ноги подкосились. Она упала на пол и захрапела.

Похоже, платье ангела обладает такими свойствами, о которых Аэрон даже и не подозревал. Теперь его должно было охватить желание усыпить саму Оливию. Но, к его бесконечному изумлению, Ярость был… очарован ее поступком. Просто «Рай» только что выиграл очко у «Ада», и демон лишь хотел поддержать победителя.

— Ты на меня сердишься? — спросила Оливия, отвлекая Аэрона от его странных мыслей.

— Нет, я тебе благодарен. — Он слишком зол, чтобы сейчас разбираться еще и с Легион. Слишком зол, чтобы думать о той, кого считал дочерью. «Смени тему. Сейчас же». — С твоим голосом что-то не так. Я это и раньше заметил, но теперь разница стала более очевидной. — Оливия рассказала ему, что сделала с Легион, но он не испытал необоримой потребности ей поверить.

— Да, — только и сказала Оливия. — Кое-что изменилось.

— Что именно? — спросил Аэрон, уже догадываясь, каким будет ответ. Чем больше времени Оливия проводит на земле, тем больше ангельских способностей теряет.

Как на это отреагируют ее собратья-ангелы, когда она вернется домой? Ему не понравилась мысль, что они могут отвергнуть такую дивную девушку.

Оливия снова пожала плечами, на этот раз задев Аэрона, и он на мгновение прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновением ее нежной кожи. А когда прохладный ветер пронесся над балконом, взметнул ее волосы и кинул пригоршню в голую грудь Аэрона, ему показалось, что тонкая ниточка, на которой еще держится его разум, сейчас оборвется.

«Моя. Твоя. Наша. Навсегда». Это кричал не только демон, но и сам Аэрон.

«Никогда», — безжалостно напомнил Аэрон самому себе.

Открыв глаза, он снова сосредоточился на созерцании неба.

— Ты жила там, — начал он хриплым голосом.

— Да.

— Каково это?

— Мы обитаем на облаках, и это выходит далеко за рамки воображения. — В голосе Оливии ясно звучала нежность. — В них есть комнаты, и, что бы мы ни пожелали, все тут же появляется. Мы невидимы для остального мира, однако можем наблюдать за всем, что происходит вокруг. Видим, как мимо пролетают ангелы, как воины ведут пленных демонов. Видим штормы, но не подвержены их разрушительному воздействию. Видим звезды, сверкающие совсем близко, но они не обжигают нас.

Ярость зашелся в почти осязаемом восторге: «Да, да! »

— И ты отказалась от всего этого. — Ради него. Ради веселья. Аэрону оставалось лишь преклонить голову. Он чувствовал вину. Стыд. По большей части он принес Оливии только боль и тревоги. А еще он испытывал… радость.

— Да, — просто ответила она и, неловко переступив с ноги на ногу, сменила тему: — А почему у тебя две татуировки-бабочки? Всегда хотела спросить.

— Та, что на спине, — метка демона, а ту, что спереди на ребрах, я сделал сам. Хотел, чтобы она всегда была у меня перед глазами, как напоминание о тонкой грани, по которой я хожу.

— Не думаю, что тебе требуется визуальное напоминание. Не похоже, чтобы ты хоть на минуту забыл о своем проклятии. — На смену нежности пришла печаль. — Хватит ворошить прошлое. Я знаю, ты сегодня собираешься на битву.

Эта мысль мгновенно отрезвила его.

— Верно.

Аэрон не стал спрашивать, откуда ей известно о грядущем сражении. И так понятно: Оливия с Легион шпионили за ним, потому и покинули его комнату.

— Я хочу пойти с тобой, — заявила она. — Если вернусь домой сейчас, то смогу присоединиться к вам и охотники меня не увидят. Смогу прикрыть тебя, как щитом. Смогу…

— Нет! — Прочистив горло, он повторил уже мягче: — Нет.

Перила прогнулись, жалобно скрипя, и Аэрон заставил себя разжать пальцы. «Не готов сейчас ее потерять», — снова подумал он, а Ярость опять захныкал.

— В этом нет необходимости.

У них по-прежнему есть время, будь все проклято!

— Мне в любом случае придется уйти, так почему не теперь? Почему нет, если так я смогу тебе помочь?

При иных обстоятельствах такая решимость восхитила бы Аэрона. Но сейчас он повернулся к Оливии и зарычал:

— Почему ты хочешь мне помочь? Почему не кричишь на меня? Не ругаешь за то, что я собираюсь сделать? — С этим справиться было бы намного проще.

Оливия спокойно посмотрела на Аэрона:

— Мне нет нужды опускаться до таких эмоций. Я же ангел.

— Падший, — мрачно поправил Аэрон… и моргнул. Как иронично, что именно сейчас он впервые признал разницу!

Повисла пауза, затем Оливия с сожалением вздохнула:

— Пока еще да.

«Моя».

Аэрон приблизился, уничтожив разделяющее их расстояние, схватил подол платья Оливии и прижал к перилам, чтобы она не могла ускользнуть. Неужели ей все равно, что скоро они расстанутся? Что больше никогда не будут вместе? Что больше ни разу не займутся любовью? Что вскоре ему предстоит сделать нечто мерзкое, непростительное?

— Аэрон, пусти меня, — проговорила она по-прежнему спокойным голосом.

«Никогда», — подумал воин.

«Никогда», — согласился демон.

«Нам нельзя так думать».

— Твоя раса станет обращаться с тобой иначе, когда ты… вернешься? — Даже произносить это вслух было тяжело, но ему требовалось напоминание. — Ты уже не будешь той, что прежде.

— Они меня примут. — Оливия покачала головой, разметав свои шелковистые кудри. — Все, за исключением Совета, очень снисходительны. Очень терпеливы.

— Что-то я у Лисандра не заметил этих качеств.

Оливия криво усмехнулась:

— Ну, он не совсем типичный ангел.

Эта улыбка… Аэрону захотелось еще. Нужно еще. Как можно больше, прежде чем…

— Осталось семь дней. — Слова больше походили на карканье. «Глупо». Тем не менее он прижал Оливию к груди, почувствовал напрягшиеся бусинки ее сосков, и его мужское естество тут же затвердело в ответ. — Обещай, что останешься на шесть.

Спокойствие наконец покинуло ее, и в воздухе запахло грозой.

— З-зачем?

— Просто пообещай. Пожалуйста.

«Пожалуйста», — эхом отозвался Ярость, так же жалобно, как и сам Аэрон. Кто бы мог подумать, что они опустятся до такого?

— Не могу, — ответила Оливия. — Мне жаль. — Она отвела взгляд, уставившись куда-то поверх его плеча.

Все же Аэрон успел заметить блеснувшие в ее глазах слезы. Слезы, которые расстроили его и… разом погасили желание. Аэрон потянулся и, положив ладони ей сзади на шею, заставил посмотреть себе в глаза, чтобы Оливия увидела его страсть и решимость, бесспорно, не меньше ее собственной.

— Это значит «может быть»?

С ее губ сорвался слабый смешок:

— Нет. Это значит «нет».

«У меня получилось. Я заставил ее улыбнуться».

— На сколько же дней ты можешь остаться? — Сейчас он готов согласиться на что угодно.

— На один… один день, — неуверенно предложила Оливия.

Один день. Одного дня недостаточно. Да что там — целой вечности не хватит. Аэрон обнял Оливию крепче.

— Останься, пока я не вернусь из города. Даже если получится дольше, чем двадцать четыре часа. Пожалуйста.

— Почему это для тебя так важно? — потребовала она ответа чуть раздраженным голосом, в котором уже прорывались первые признаки надвигающейся бури.

«Потому, что ты мне нужна. Потому, что хочу тебя. Потому, что мне невыносимо думать о расставании. Потому, что, если бы дело было лишь в нас двоих и мое решение не влияло больше ни на чью судьбу, я отдал бы жизнь ради одной лишней минутки в твоих объятиях».

— Ты останешься? — настаивал Аэрон, игнорируя вопрос Оливии. — Если я буду думать, что ты меня не дождешься, то не смогу сосредоточиться. — Прежде он никогда не пытался никем манипулировать, просто говорил все как есть, к лучшему или к худшему, не беспокоясь о последствиях. Но теперь… — Я сделаюсь легкой мишенью, возможно, меня снова ранят. Поэтому пообещай. Пообещай, что дождешься.

Оливия облизнула губы, плечи ее опустились.

— Я… ну хорошо.

Нет, так не пойдет.

— Пообещай.

— Да, — прошептала она. — Я дождусь твоего возвращения из города.

Без Гласа Истины в ее голосе Аэрон не знал, лжет Оливия или нет, и предпочел поверить, потому что не допускал даже мысли, что вернется и не застанет ее дома.

— Теперь, когда мы обо всем договорились, может, отпустишь меня? — Говоря это, она положила руки ему на грудь, но не оттолкнула, а принялась обводить кончиком пальца контуры его татуировок.

«М-м-м», — довольно вздохнул Ярость.

Может, против воли, но Оливию все же тянет к Аэрону.

— Почему ты меня хочешь? — свирепо спросил Аэрон, напоминая себе о еще одном серьезном препятствии между ними. — Почему предпочла именно меня? Такая красивая, умная, нежная — ты могла бы заполучить любого. Кого-то, не помеченного изображениями собственных грехов.

— Потому что. — Дерзкий ответ, однако она не отступила.

— Почему? — Он встряхнул ее, отчаянно пытаясь узнать правду, хотя и не понимал причину такого стремления. — Пожалуйста, Оливия. Ответь мне.

Возможно, это его «пожалуйста» поколебало ее решимость. А может, его порывистые действия. Как бы то ни было, она прокричала:

— Потому что ты не тот, кем себя считаешь! Не тот, кем тебя видят другие. Может, тебе и приходилось убивать бесчисленное множество раз, но ни у кого другого не встречала я проявлений такой неистовой любви. Ты отдаешься целиком, не задумываясь о собственном счастье. — Она рассмеялась так же горько, как прежде сам Аэрон. — Забавно, правда? Из-за тех самых качеств, что привлекли меня к тебе, сейчас я должна уйти.

«Останься».

Он прикусил язык, прежде чем мольба сорвалась с губ. Неистовая любовь? О, боги, да. Именно так он и будет любить ее прямо сейчас, прежде чем истечет их время.

Без предупреждения, не в силах остановиться, Аэрон впился губами в ее губы, втолкнул язык к ней в рот. Оливия открылась ему навстречу легко, не сопротивляясь, принимая его грубость. Хорошо. Он утратил контроль и радовался этому. У него осталось лишь начало — Оливия — и ненавистный финал — ее уход. И эта утрата… Боги. Потеряв ее, он и сам перестанет существовать.

«Нет, — подумал Аэрон. — Это ее поцелуй меня убьет». Он вдруг понял, что его погибель таится в слиянии их душ, и снова обрадовался этому. Он пробовал, требовал и завоевывал все без остатка. Давал и брал.

Если это конец, то он умрет, как воин.

— Я сделаю тебя своей, женщина.

Он задрал ей платье до талии, обнажив ноги и самое средоточие ее женственности. Его затопило осознание того, что Оливия по-прежнему не носит трусики. Когда-нибудь он уложит ее в постель, медленно разденет, возьмет мучительно неспешно, наслаждаясь каждым мигом, каждым вздохом.

Сейчас он просто ее хочет.

Не в силах ждать, Аэрон схватился за пуговицу на ширинке и попытался расстегнуть, но та не поддалась, и тогда он рывком распахнул брюки. Член вырвался наружу.

— Надеюсь, ты готова принять меня, Оливия.

Готова ли она? У Оливии мелькнула мысль, что для этого мужчины она будет готова в любую минуту, в любой день до конца своей жизни. Он смотрит на нее так, будто от нее зависит его судьба. Будто он существует только потому, что живет она.

И этот взгляд она видит в последний раз.

Сила желания взяла верх над грозящей затопить ее печалью. Позже. Позже у нее будет предостаточно времени, чтобы утонуть в своих страданиях. Сейчас она в объятиях Аэрона. Ее тело дрожит и пылает от желания, а лоно увлажнилось.

Вот ради чего Оливия пожертвовала своими крыльями и бессмертием. И получила желаемое — только руку протяни. Не важно, что будет дальше, этот момент она сохранит в памяти навечно.

— Оливия! — В гортанном голосе Аэрона слышалась мольба.

— Я готова. Клянусь.

Аэрон подхватил ее под ягодицы и приподнял, а она обвила ногами его талию. Он вошел в нее полностью, до упора. Она вскрикнула, не в силах сдержаться. Своим большим членом он растягивал стенки ее лона, и Оливия, лишившаяся девственности совсем недавно, должна была бы чувствовать боль, но испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Ты нужна мне, — приговаривал Аэрон, размеренно двигая бедрами вперед-назад.

— Да! — Она впилась ногтями в его спину, оставляя царапины. Никаких границ, только не для нее. Ей просто необходимо то, что происходит сейчас между ними. Память об их близости будет согревать ее одинокими ночами. — Вот так.

Аэрон проникал в нее все жестче и жестче. Рай и ад, сплавленные воедино. Так хорошо, так близко к разрядке. «Пусть это длится вечно», — молилась Оливия, хоть и понимала, что такую молитву никто не станет слушать.

Перила шатались вместе с любовниками, скрипели и наконец обломились. Аэрон и Оливия полетели вниз… вниз… Но Аэрон даже толчков не замедлил. Оливии это понравилось, она наслаждалась страстью и свистом ветра в ушах. Свобода, любовь, удовольствие — все смешалось воедино. Никакого страха и сожалений. Аэрон ее убережет.

Так и вышло. За секунду до удара он изогнулся, расправил крылья и медленно опустил себя и Оливию на землю и бережно уложил ее, ни на миг не прекращая двигаться внутри ее. Она по-прежнему обвивала его ногами, принимала, выгибалась навстречу, умирая от желания, позабыв обо всем на свете.

Розоватый и прекрасный солнечный диск неуклонно опускался за горизонт, и если бы кто-то сейчас выглянул в окно, то наверняка увидел бы любовников. Плевать. Оливия слишком сильно жаждет своего воина.

— Оливия, — с трудом выдохнул он.

— Аэрон…

Их взгляды встретились, его фиолетовые радужки сияли неистовой страстью. Сжатые губы кровоточили, видимо от укусов Оливии. Во всем его облике было что-то неистово-прекрасное, дикое и нежное одновременно.

— Ты моя, — процедил Аэрон сквозь сжатые зубы.

Ей хотелось этого больше всего на свете.

— Твоя. — До тех пор, пока он не переспит с Легион. Потом, как демонесса и заявила, он станет принадлежать ей.

«Остановись. Довольно».

Эти минуты здесь и сейчас принадлежат ей.

Словно почувствовав ее мысли и желая прогнать их прочь, Аэрон склонил голову и снова поцеловал Оливию — еще восхитительнее и порочнее, чем прежде. Их языки и зубы сталкивались в поединке. Столько страсти…

Оливия царапалась, кусалась, кричала, едва не теряла рассудок, извивалась, стонала и цеплялась за своего любовника. Каждый мускул в ее теле сводило от восхитительной муки.

«Да. О да, вот так».

Еще один толчок — и Оливия воспарила ввысь на волнах оргазма. Она крепко зажмурилась и ничего не видела, но почувствовала, как Аэрон содрогается над ней. Услышала, как он выкрикнул ее имя.

Потом он рухнул на нее сверху, придавив своим весом, но ей настолько понравилось ощущение, что она не стала возражать. Если бы только они могли лежать так вечно, забыв обо всем и всех, здесь и сейчас.

— Оливия, — хрипло позвал он.

Она медленно открыла глаза и заморгала. Аэрон смотрел на нее, и его лицо казалось открытым, обнажающим все чувства. Полным страсти.

— Ничего не говори! — воскликнула она.

Если он собирался сказать, что произошедшее ничего не изменит, она и так это уже знает. Нет нужды еще глубже загонять нож ей в грудь. Если собирался просить ее остаться, невзирая на то что ему придется переспать с Легион — всего один раз, — ей захочется поддаться искушению. Даже если Совет пошлет кого-то другого убить его. Даже если ее вечно будет преследовать образ Легион в его объятиях.

Не важно, по какому сценарию будут развиваться события, они все равно обречены.

— Я должен, — хрипло возразил Аэрон. — Я хочу, чтобы ты знала…

— Гм, Аэрон, — позвал кто-то. — Не хотел вмешиваться, но нам пора.

«Ну вот, опять прервали», — со вздохом подумала Оливия. Им что, никогда не дадут насладиться этой легендарной посторгазменной негой, которую люди так превозносят? Вот только на этот раз отсрочка Оливию обрадовала. Она выбралась из-под Аэрона, встала и оправила платье.

— Иди, — сказала она, не глядя на Аэрона. — Я дождусь тебя, как и обещала. — «И тогда мы попрощаемся».

Глава 24

Три часа утра. Лунный свет слегка померк, на улицах ни души. Магазины закрылись, а тусовщики наконец покинули «Убежище». Огни в клубе погасли, и теперь внутри не наблюдалось никаких признаков жизни.

В сотне ярдов от здания, в темном углу сидели, скрючившись, Аэрон со Страйдером. Одержимый демоном Поражения держал в руках пульт и небольшую машинку с прикрепленной к ней крохотной камерой. Похоже, устройство было оснащено прибором ночного видения, потому что лица и тела выхватывались из темноты с такой четкостью, будто при свете солнца.

Торин всегда находит самые классные игрушки. Доказательство тому — довольная улыбка Страйдера, с которой он запустил машинку на разведку.

Остальные воины рассредоточились вокруг здания. Того самого, которое они некогда помогали отстраивать и которое теперь намеревались разнести вдребезги. Кое-кто устроился на крыше, держа периметр под прицелом. Другие, по примеру Аэрона, затаились в укромных уголках на улице.

Аэрон поднес к глазам беспроводной монитор, позволяющий им со Страйдером видеть передаваемое камерой изображение. И точно — здания и улицы, знакомые Аэрону с самого момента их постройки, оказались отлично различимыми. Поразительно.

— Работает, — сообщил он Страйдеру.

— Твой выход, Вилли, — произнес Страйдер в прикрепленный к уху микрофон.

У Аэрона тоже был наушник, поэтому он услышал ответ Уильяма:

— Боги, поверить не могу, что Анья меня на это уломала. Вхожу внутрь.

Пару секунд спустя Уильям оставил свой пост и вынырнул из-за угла. Одежда его пребывала в беспорядке, а в руке он сжимал бутылку виски. Он полностью переменил внешность, высветлив темные волосы и спрятав пронзительно-синие глаза за черными контактными линзами. А лицо… он как-то умудрился сделать кожу грубее и даже изменил сами черты.

Он шел зигзагами, словно вот-вот упадет, однако умудрялся по пути горланить фривольную песенку.

Вот же насмешливый ублюдок! Хотя вряд ли он знает, что Аэрон собирается предать Оливию.

Милую Оливию.

«Моя», — заявил Ярость.

«Наша». Нет. Аэрон едва не разбил монитор, который держал в руках. «Ничья». Не демона и уж точно не его самого. Вот только…

Как же ему дальше жить без нее? Оливия была для Аэрона светом, счастьем. Любовью и блаженством. Она была… всем.

— Эй, Ярость, ты здесь? — пробормотал Страйдер.

Вопрос вернул Аэрона к действительности — и как раз вовремя. Уильям, как и договаривались, споткнулся и, падая, врезался во входную дверь клуба. «Отвлекающий маневр». Стекло от удара разбилось. Уильям полежал немного, что-то пьяно бормоча. А тем временем машинка с дистанционным управлением прокатилась по осколкам и незаметно проникла внутрь здания.

Не прошло и нескольких минут, как к бессмертному подскочило несколько вооруженных людей.

— Ты что делаешь?

— Боже, ну от тебя и вонь!

— Вышвырните его отсюда и приберитесь. Живо!

Двое охранников грубо схватили Уильяма и рывком поставили на ноги.

— Привет, ребята, — пробормотал тот с жутким британским акцентом, — это здесь вечеринка? О, смотри-ка. Ружье. Офигенно круто. Не предупредить ли мне ангелов с холма? Не могу допустить, чтобы произошло преступление, ну, вы понимаете.

— Босс? — позвал один из державших Уильяма. — Нельзя его отпускать. Он слишком много видел.

— Во-первых, я тебе не босс, — начал Уильям и, нахмурившись, схватился за живот. — А во-вторых, похоже, меня сейчас стошнит.

Главарь — Дин Стефано, правая рука Галена, как понял Аэрон, отчего Ярость тут же заметался у него в голове, готовый калечить и убивать, — бросил беглый взгляд на Уильяма и отвернулся к разломанным дверям.

— Придайте ему вид жертвы ограбления. И сделайте это подальше от здания. Не желаю, чтобы кто-то тут ошивался.

Безжалостный, хладнокровный смертный приговор, вынесенный тому, кого охотники считали человеком. Одному из тех, кого они якобы старались «защитить». Но и сам Стефано холоден и безжалостен. Он винит Владык — Сабина, в частности, — в самоубийстве своей жены и не успокоится до тех пор, пока не уничтожит их всех.

«Накажи».

Раньше Аэрон втайне обрадовался бы приказу демона, но потом возненавидел бы себя за это. И не важно, насколько жертва заслуживает кары. Отныне он не будет себя ни за что корить. Разлука с Оливией — достаточный повод для ярости. А возможность уничтожить злодея — чем не повод для радости? Вот он и порадуется.

И повеселится.

Причем очень скоро.

Двое охранников рывком подняли сопротивляющегося Уильяма и потащили прочь от здания.

— Что такое? Отпустите меня, и мы…

— Заткнись, ублюдок, или я тебе язык отрежу.

Уильям в ответ захныкал, как малое дитя. Не знай Аэрон парня, решил бы, что тот и правда сильно струхнул. На самом деле бессмертный исполняет роль, на которую вызвался добровольцем. «Вызвался», разумеется, в смысле «Анья приперла к стенке, угрожая сжечь его книгу, если тот откажется помогать». Воины надеялись, что их затея не зайдет так далеко, но в глубине души понимали, что подобный расклад неизбежен.

Уильям не мог вырваться и убежать — это насторожило бы охотников и вызвало у них подозрения. Поэтому ему предстояло вытерпеть все, что сейчас последует, и позволить ублюдкам уйти.

Охранники завернули за угол и поспешили углубиться в темный проулок, подальше от любопытных глаз. Хоть Аэрон больше не видел группу, все равно по звукам в наушнике догадывался, что происходит.

Спустя несколько мгновений охотники дошли до нужного места и остановились.

— Черт, я ж ничего такого не хотел! — захныкал Уильям.

— Прости, приятель, но ты превратился в помеху.

Послышался характерный звук, когда металл вспарывает кожу, плоть и мышцы. И стон. Потом еще один удар и снова стон.

Уильяма только что ударили ножом. Дважды.

Аэрон сочувственно поежился. Вытерпеть все, лишь бы не вызвать у врага подозрений, — да, для этого кишка должна быть не тонка. Судя по звуку, кишки Уильяма сейчас как раз разлетелись по асфальту. Впрочем, Уильям не только выживет, но и вернет охотникам должок. И Владыки ему в этом помогут.

Зашуршала одежда, затем что-то глухо упало. Должно быть, Уильям мешком рухнул на землю, притворяясь мертвым. Снова раздались шаги, и из-за угла показались двое охотников. Ублюдки улыбались — как же, они молодцы, выполнили поручение! Добравшись до входа, они скрылись в здании.

С помощью почти невидимой машинки Страйдер продолжал следить за Стефано, а рабочие тем временем усердно заделывали досками дыру в дверях. Наконец они закончили.

— Ублюдки, — раздалось в наушнике ворчанье Уильяма. — Эти двое мои. Они покусились на мои милые, невинные маленькие почки.

Вообще-то в Уильяме нет ничего милого или невинного. И почек это тоже касается.

— Еще несколько минут, — пообещал Аэрон.

— Пусть у этой двери до утра стоят двое охранников, — рявкнул Стефано. — Остальные возвращайтесь к своим обязанностям. Черт, свяжитесь кто-нибудь с Галеном! Уж лучше мы сами расскажем ему, что случилось, чем он услышит от кого-то другого.

Те двое, что пырнули Уильяма ножом, кивнули и встали на посту у дверей.

Значит, Галена здесь нет. Как жаль.

Аэрон наблюдал, как остальные охотники покинули фойе и по коридору разошлись по всему клубу. Страйдер, не сводя глаз с монитора, бесшумно направлял машинку за ними. В коридоре было несколько дверей. Одна, как показала камера, вела в комнату, где несколько врагов бездельничали у телевизора. Во втором помещении еще пара сидела у экранов и щелкала пультами управления камерами — совсем как Торин. В третьей комнате стоял ряд кроватей, часть которых занимали спящие охотники.

Стефано вошел в четвертую комнату, которая пустовала. Там не было ни людей, ни мебели — только ковер. Откинутый в сторону, он открывал темный провал какого-то прохода, куда Стефано и спустился.

Подземный туннель.

Они что, роют подкоп к крепости?

Хотят проникнуть внутрь, минуя ловушки на холме?

— Мы засекли место их убежища, — самодовольно произнес Страйдер.

Настал черед Аэрона действовать. Наконец-то.

— Знаешь, куда идти? — спросил Страйдер.

— Да. — Аэрон запомнил дорогу, пока следил за монитором.

Страйдер похлопал его по плечу:

— Да пребудут с тобой боги, друг мой.

— И с тобой.

Аэрон поднялся на ноги. Он не надел рубашку, зная, что ему предстоит летать. Повинуясь мысленному приказу, крылья выскользнули из щелей в спине и развернулись во всю ширь, радуясь свободе.

— Удачи, приятель, — сказал Парис.

— Будь осторожен, — эхом отозвались остальные.

— Если со мной что-то случится, — проговорил Аэрон, не обращаясь ни к кому конкретно, — позаботьтесь, чтобы Оливия вернулась домой в целости и сохранности. — И, не дожидаясь ответа, взмыл в воздух.

«Накажи…»

Он поднимался все выше… и выше… и летел так быстро, что для любой камеры показался бы лишь размытым пятном. Даже для камер ночного видения. Наконец, достигнув цели, Аэрон завис в небе.

«Накажи…»

Клуб был прямо под ним. Аэрон внимательно присмотрелся, но не заметил ни охотников на крыше, ни Владык, которые, как он знал, затаились неподалеку.

Сегодня он одержит победу.

«Накажи…»

«С удовольствием».

— Спускаюсь. — И ринулся вниз, сложив крылья.

Ветер хлестал по коже, скорость нарастала. Достигнув здания, Аэрон вошел в пике и вломился внутрь сквозь только что установленные деревянные доски. Щепки и обломки растерзали и повредили крылья, зато удар сбил с ног охрану.

Не останавливаясь, Аэрон пролетел сквозь фойе, танцпол и дальше по коридору. Охотники услышали треск и переполошились, но, по меркам крылатого воина, двигались слишком медленно и не могли его поймать. Он остановился, только когда добрался до комнаты с ковром.

Демон Ярости рассмеялся, показывая в сознании Аэрона образы и воспроизводя картины грехов его будущих жертв. Избиение, поножовщина, похищения людей. Море насилия, море ненависти. Негодяи заслужили свое наказание.

— Демон!

— Остановить его!

Он спрятал крылья — точнее, попытался это сделать. В который уже раз они оказались слишком искалеченными, чтобы вернуться обратно в щели. Не важно. Когда охотники добежали до комнаты, Аэрон шел к ковру, уже возвращенному на прежнее место. Пуля впилась в спину, но он не замедлил шага. Просто обернулся на ходу, вытащил пистолет из наплечной кобуры и открыл огонь, отчего враги тут же попадали на пол в поисках укрытия.

Воспользовавшись передышкой, Аэрон откинул в сторону толстый пестрый ковер.

— Ублюдок!

Еще одна пуля просвистела сзади, угодив ему в бок.

Аэрон возобновил ответный огонь.

Судя по шуму, который раздавался между выстрелами, друзья уже проникли в здание. Вскоре зазвучали стоны и крики, послышался звон разбитого стекла. Времени на раздумья нет. Еще одна пуля — на этот раз в бедро — заставила его упасть на колени.

— Мне нужна помощь, — сквозь стиснутые зубы процедил он в наушник, продолжая отстреливаться, заставив охотников отступить в укрытие. Но Аэрон не мог долго сдерживать натиск врага — обойма опустела. Вот дерьмо. Он швырнул ставшее бесполезным оружие на пол.

«Накажи. Еще. Еще! »

— Почти на месте, — пропыхтел Страйдер, и стрельба возобновилась. Он подоспел в тот момент, когда Аэрон вытаскивал второй пистолет. В одно мгновение на пол попадали тела, и Страйдер ворвался внутрь. Лицо его забрызгано кровью, глаза ярко сияют, на губах играет улыбка.

— Выводи всех, — приказал ему Аэрон. — Сейчас рванет.

Кивнув, Страйдер исчез, выкрикивая на бегу предупреждения остальным воинам.

Аэрон дернул задвижку на двери, ведущей в туннель, но та не поддалась. Хотя рука его дрожала и пульсировала, он снова и снова нажимал на спусковой крючок, пока выстрелами не сбил запор.

— Давай! — раздался в наушнике крик Страйдера.

Аэрон не позволил себе провалиться в боль, которая грозила поглотить его целиком. Не позволил себе поддаться наркотическому дурману, распространяющемуся по венам. Наверняка это опять яд охотников. Он просто выхватил из висящей у себя на поясе сумки гранату и зубами выдернул чеку.

Распахнув дверь туннеля, откуда на него обрушился шквальный огонь, буквально изрешетивший тело, Аэрон, собрав остатки сил, взмыл в воздух и бросил в убежище врага гранату.

Демон Ярости разразился очередным приступом радостного смеха.

«Накажи! »

БУМ!

Взрывной волной его отбросило вверх, и он пробил своим телом крышу здания. Остановившись, выхватил вторую гранату, выдернул чеку и бросил в проделанную им же самим дыру.

БУМ!

Во все стороны полетели осколки стекла и обломки дерева, сильнее раня Аэрона и сбивая его с курса. Но он продолжал упорствовать. Крылья его были так изломаны, что едва двигались, но Аэрон сумел подняться еще выше и остановился, только оказавшись на безопасном расстоянии. Зависнуть в воздухе стало для него непосильной задачей.

Падая, Аэрон окинул взглядом окрестности. Клуб скрылся в черном дыму, сквозь который уже пробиваются к небу языки потрескивающего золотого пламени.

Никому не уцелеть в такой бойне. Но Аэрон не собирался отдавать столь важное дело на волю случая. Он вытащил третью гранату и, приблизившись к зданию, швырнул и ее.

БУМ!

И снова его отбросило вверх взрывной волной, опалив огнем кожу. В полете Аэрон развернулся, чтобы удар пришелся на спину, затем опять изменил направление и наконец рухнул на землю там, где они со Страйдером изначально прятались в засаде.

Друг уже ждал его.

— Я тебя сейчас просто расцелую, — тут же заявил он. — Хоть ты и выглядишь дерьмово.

Аэрону хотелось рассмеяться, но он наглотался дыма, горло опухло и саднило так, что с трудом удавалось сделать новый вздох. Обожженные глаза слезились, а у него не было сил даже смахнуть соленые капли.

— Уверен, тебе хочется послушать отчет, — продолжил Страйдер, помогая другу подняться на ноги. — Уильям перерезал глотки тем двоим, что воткнули нож ему в почки. Парис получил пулю в живот, а Рейесу разбили коленную чашечку. Им пришлось не сладко, так что Мэддокс с Аманом помогают им добраться домой — куда, собственно, и тебе сейчас нужно. Люсьен задержится здесь, чтобы сопроводить души умерших в ад, а Сабин останется с ним на случай, если тому придется покинуть свое тело. Или если кто-то выжил. Возможно, туннель достаточно глубок, и беглецы могли уцелеть при взрывах. Ты знаешь, как Стефано любит бегать.

У Аэрона закружилась голова — сначала слегка, потом все сильнее и сильнее, — и, не поддерживай его Страйдер за талию, он рухнул бы на землю. Хуже того, тьма уже начала заволакивать его сознание.

— Они определенно использовали отравленные пули. — Слова Страйдера стали отражением недавних мыслей самого Аэрона. — Вроде той, что едва тебя не убила. Как ты тогда выжил? Что сделал? Надо было раньше узнать, прежде чем все началось…

Мысли Аэрона разбегались, но он знал: надо рассказать другу что-то очень важное. Что-то о жизни и смерти. Да. Вот оно. Жизнь!

— Кого… подстрелили… умирают… надо… воды… — с трудом выдавил он.

— Не понял.

Черт! Черт! Черт! Если Аэрон вырубится, не успев объяснить Страйдеру, что надо сделать, его друзья будут обречены на страдания. Могут даже погибнуть, прежде чем он сам очнется или Оливия объяснит, в чем дело.

— Река. Пить.

— Ты хочешь пить?

— Вода. Парни… должны выпить воду… жизни.

— Аэрон, я не понимаю, — недоуменно произнес Страйдер. — Тех, кого подстрелили, нужно напоить водой? Но чем им вода-то поможет?

— Вода жизни. Нужно… чуть-чуть. Оливия. Оливия… знает.

Тут Аэрона окончательно поглотила тьма.

Глава 25

Оливия расхаживала по спальне Аэрона. Легион еще спала, но, судя по беспокойным стонам, могла проснуться в любой момент. Вот радость-то!

«…Нельзя сдаваться, — тем временем вещал Искушение-Люцифер. Он уже несколько часов не мог угомониться. — Ты должна завоевать Аэрона».

Позволив заодно выиграть и самому князю тьмы. Никогда. Оливия всю свою жизнь сражается против него. Победа — единственное, что имеет значение, пусть даже ценой собственного счастья. А цена именно такова. Счастье Оливии.

«Ты нужна ему».

— Заткнись ты.

«Без тебя он будет страдать».

— И заслужил каждую крупицу этого страдания.

Святой Боже, в кого она превращается? На небесах за такое поведение по головке не погладят. Ангелы, конечно, понимающие и терпеливые, как Оливия и объясняла Аэрону, но это вовсе не означает, что они полюбят ее новую ипостась.

«Если уйдешь, больше никогда не сможешь ощутить его вкус».

С губ Оливии сорвался всхлип, захотелось биться головой о стену.

— Ты вор, лжец и разрушитель. Оставь меня в покое. Или, клянусь Богом, попрошу Лисандра спуститься в глубины ада и заставить тебя замолчать. Нам обоим известно, что такую просьбу выполнят, ведь ангелам ты не по вкусу.

«Ты уже не ангел».

— Я стану им снова.

Люцифер вскрикнул от раздражения, но не проронил больше ни слова.

— Какой же противный у тебя голос, — пробормотала Легион, садясь и принимаясь тереть глаза.

Демонесса, похоже, забыла, как именно погрузилась в сон, потому что не стала бросаться на Оливию. Или решила наплевать на месть, зная, что соперница все равно скоро уйдет.

— Где Аэрон?

Чувствуя, как владеющая ею злость сменяется тревогой, Оливия подошла к туалетному столику и, усевшись на стул, повернулась к кровати:

— Пошел громить лагерь охотников.

Все ли с ним в порядке? Оливия оставила балконную дверь открытой, чтобы он мог пролететь прямиком к себе в комнату. По ее ощущениям, минула уже целая вечность, но Аэрон так и не появился.

Легион зевнула:

— А, ну и ладно. Значит, скоро вернется. Мой мужчина быстро убивает врагов.

Ее мужчина. Да, теперь он ее. Оливии снова захотелось врезать кулаком по стене, чтобы оставить дыру на память о себе. Напоминание, от которого они с легкостью избавятся, когда она уйдет. Ну и пусть.

Сейчас не это важно.

Холодный ветер задувал сквозь распахнутую дверь, но последние несколько минут Оливия ощущала в воздухе что-то зловещее. Признак присутствия Люцифера или чего-то иного? От принесенного ветром дыма запершило в горле, заслезились глаза.

Наверное, битва уже началась.

А может, и закончилась тоже? Не ранен ли Аэрон?

Облизнув губы, Оливия дрожащими пальцами сжала пузырек, спрятанный в кармане платья. Река Жизни. Она поднесла холодный стеклянный флакон к глазам и стала рассматривать кружащуюся внутри голубую жидкость. Оливия использовала всего одну каплю, поэтому осталось довольно много. Потребуется ли Аэрону еще капля нынче ночью? Или больше?

Если так, насколько хватит содержимого пузырька?

— Что это? — зевнув, спросила Легион.

Оливии больше не надо было говорить только правду, и она могла спокойно соврать демонессе, сохранив тайну исцеляющей воды. Но ей скоро предстоит уйти, и хотелось, чтобы Владыки не потеряли доступ к содержимому флакона.

С неохотой приблизившись к Легион, Оливия объяснила, что за бесценное содержимое в пузырьке, лежащем у нее на ладони, и, протянув его сопернице, добавила:

— Держи. Пусть он будет у тебя.

— Черта с два!

Лицо демонессы исказилось, и она оттолкнула руку Оливии. Пузырек шлепнулся на матрас, а Оливия уперлась кулаками в бока.

— Легион!

— Эта ваша Река Жизни отравляет нашу водную систему. Если в одну из пяти наших рек попадет хоть капля этой мерзости, мы потом даже купаться не сможем.

— Горе-то какое. Просто следи, чтобы Владыки расходовали воду экономно. Чем дольше растягивать, тем больше раз ты сможешь вытащить Аэрона с того света.

— Эта вода может спасти Аэрона? — Отвращение Легион не прошло, но все же она осторожно взяла флакон двумя пальцами и спрятала в ложбинке между грудей. — Я буду экономно ее использовать, обещаю.

Оливия ей поверила. Если кто-то и способен позаботиться о благополучии Аэрона и проследить, чтобы ему помогли в первую очередь, то именно Легион.

«А должна быть я».

Оливия шагнула к балкону, но остановилась на пороге, прислонившись головой к дверному косяку. Высоко в небе все так же висела золотистая луна, а вот звезды совсем растворились в пелене дыма. Огней города не видно, лишь деревья и холм. Тревога Оливии усилилась.

«Тебе нужно отвлечься».

— Почему ты любишь Аэрона? — не сдержавшись, выпалила Оливия.

Помолчав немного, демонесса ответила:

— Он играет со мной. Заботится, чтобы я была счастлива. Защищает меня. — Легион как будто оправдывалась, сама того не сознавая.

Заскрипели петли, и дверь в спальню внезапно распахнулась, заставив Оливию резко обернуться. Сердце ее забилось быстрее.

— Аэрон?

Никто не ответил, потому что никого и не было. В распахнутую настежь дверь Оливия видела, что и коридор тоже пуст. Наверное, сквозняк оказался сильнее, чем ей казалось. Когда же Аэрон вернется?

Остальные женщины собрались на чердаке под защитой Гвен, жены Сабина. На случай, если кто-нибудь сделает подкоп под крепость, как объяснил Торин. Оливия не поняла, что он имел в виду, хотя тот упомянул о какой-то «эсэмэске». Как бы то ни было, Оливия симпатизирует Гвен с тех самых пор, как та впервые появилась в крепости, испуганная и ненавидящая себя за то, кем является. Теперь гарпия излучает уверенность в себе. И счастье.

«И мне хотелось бы такой быть».

Оливия с благодарностью встретила приглашение остальных женщин присоединиться к ним, но отказалась, не желая оставлять спящую Легион без присмотра. Когда Гвен предложила перенести демонессу наверх, стоило уступить, но Оливия снова ответила отказом, так как ей не хотелось проводить свою последнюю ночь в крепости среди незнакомых, по сути, женщин. Они стали бы расспрашивать об Аэроне, а говорить о нем ей сейчас не хотелось.

Вдобавок Торин ведет наблюдение за каждым дюймом здания и поднимет тревогу, если кто-нибудь, помимо Владык, приблизится к крепости.

Вздохнув, Оливия подошла к двери и закрыла ее, затем не спеша зашагала обратно к балкону, бросив на демонессу взгляд мимоходом. Та по-прежнему валялась на кровати, рассматривая свои ногти с таким видом, будто с трудом верила в то, насколько они прекрасны.

На чем они остановились?

— Если кого-то любишь, — сказала Оливия, — то желаешь ему счастья. Так?

— Ну да. Поэтому я и хочу переспать с Аэроном. Это сделает нас обоих счастливыми, — ответила Легион, дивясь глупости соперницы.

— Нет. Это сделает счастливой тебя. Аэрон относится к тебе как к дочери. Вынудив его на такой шаг, ты просто уничтожишь его. Заставишь вечно терзаться чувством вины — совсем как татуировки на его теле, служащие постоянным напоминанием о том, кто он есть, что натворил и чего у него никогда не будет.

Демонесса впилась ногтями в простыни.

— А ты, значит, считаешь, что сможешь сделать его счастливым?

— Я знаю, что смогу, — тихо ответила Оливия.

Или знает, что смогла бы. То, как они в последний раз занимались любовью, свидетельствовало не просто о взаимном удовольствии, а о слиянии душ. Они словно дали друг другу обещание, которому никогда не суждено сбыться.

— Я нужна ему.

За ее спиной вдруг раздался мужской смешок:

— Так-так-так. Владыка Преисподней влюбился в ангела. Я с трудом верю в свою удачу!

Широко открыв глаза, Оливия резко обернулась. Голос она не узнала — нет, это не Люцифер — и никого не обнаружила позади себя. Чудненько. Еще один невидимый мучитель. Кто на этот раз? Похоже, это ее наказание за то, что сама некогда незримо шпионила за Аэроном.

— Кто это сказал? — требовательно спросила Легион.

— Ты его слышала? — Что же это…

Вдруг сильные руки схватили Оливию за плечи, и невидимка вытащил ее наружу, на балкон. Не успела она среагировать, как те же самые руки перекинули ее через перила и она стала падать вниз, вниз, вниз…

Впервые в жизни перспектива падения привела Оливию в ужас.

— Вода, — только и успела она крикнуть Легион. — Не забудь…

Она сказала бы больше, но тут что-то твердое зажало ей рот, а что-то такое же твердое обвилось вокруг талии, впечатав ее спину в стену из каменно-твердых мускулов. Оливия зависла в воздухе, а потом стала подниматься, все выше и выше…

«Мужчина, — сообразила она. — Меня держит какой-то мужчина». Не Аэрон и не Лисандр — от похитителя так и веет опасностью. Оливия принялась изо всех сил вырываться, царапая кожу, которую не видела, но чувствовала, пиная обхватившие ее ноги.

— На твоем месте я бы не дергался, — пригрозил невидимка.

Тот самый голос, который она слышала в комнате.

— Кто ты? Что тебе от меня надо?

Они поднялись выше слоя облаков, так что с земли их больше никто не увидит.

— Ты мне прямо в душу плюнула, честное слово. Я-то надеялся, что моя слава бежит впереди меня.

Гален, догадалась Оливия. Злейший враг Аэрона. Аэрон говорил Торину, что ублюдку удалось раздобыть Плащ Невидимости. Именно с помощью этого артефакта Гален сумел проникнуть в крепость незамеченным и проскользнуть в комнату Аэрона.

И разрушить то немногое, что еще оставалось от ее жизни.

В спальнях Владык Торин камеры не устанавливал, зато они имеются снаружи и наверняка зафиксировали ее прыжок и полет. Любой просмотревший запись поверит, что Оливия просто отправилась обратно на небеса. Если Легион не расскажет, как все было на самом деле, Аэрон решит, что Оливия ему попросту солгала. Подумает, что она бросила его, даже не попрощавшись.

Кровь застыла в венах Оливии. Ей необходимо убедить Галена вернуть ее назад.

— Не знаю, чего ты хочешь добиться, но уверяю: ничего у тебя не выйдет. Аэрону до меня дела нет. — Не об этом она мечтает, не на это надеется. — Он меня отпустил.

— Сильно в этом сомневаюсь, но все равно я не из-за тебя приходил в крепость. Ты просто последнее средство.

— Чего ты надеялся достичь?

Гален сжал ее крепче.

— Неужели ты думаешь, что я выболтаю тебе свои секреты?

— Ты подвергнешь меня пыткам? Ну, хоть на этот вопрос ответь.

— Тем самым испортив весь сюрприз? — Гален негромко рассмеялся. — Нет. Лучше я тебе покажу.

Он сложил крылья, и они с Оливией стали падать…

Аэрон резко очнулся. Секунду назад он захлебывался в волнах обжигающей боли, обволакивающей его тело, испепеляющей внутренние органы… и вдруг на него словно пролился прохладный дождь. Дождь, который Аэрон мгновенно узнал. Река Жизни. Оливия здесь и снова его исцелила.

Вот только, сфокусировав взгляд, обнаружил склонившуюся над ним Легион и едва сдержал стон разочарования.

— Сработало. — Она просто лучится счастьем. — Правда сработало.

Хотя Аэрону ужасно хотелось спросить про своего павшего ангела, он сдержался, не желая нарваться на неприятности.

— Что с остальными? — Его голос был грубее обычного, но не из-за обожженного дымом горла, которое вылечила вода. Просто от мыслей об Оливии его всегда охватывает желание.

— Какая разница? — Легион провела пальцем по груди Аэрона и полуприкрыла веки, но ему все равно были видны ее сияющие страстью глаза. Нет, не страстью — в их глубинах сверкала решимость. — Теперь, когда ты поправился, нам нужно завершить одно дело.

Аэрон схватил демонессу за запястье, удерживая на расстоянии.

— Остальные, Легион. Что с ними?

Она лишь со вздохом отмахнулась:

— Ну, им по-прежнему плохо. Все? Доволен? Они сами по себе исцелятся, я уверена.

Только не после пуль, отравляющих организмы бессмертных.

— Хочешь сказать, что им не дали воду из Реки Жизни?

Вот где, наверное, сейчас Оливия — заботится о благополучии его друзей. Очень на нее похоже. Отзывчивая, всегда готовая помочь.

— Нет, не дали. — Черты лица Легион стали жестче. — Итак, насчет незаконченных дел…

Проклятье. Она вынуждает его задать опасный вопрос.

— Пузырек у Оливии?

Оставив наконец попытки соблазнить Аэрона, Легион отвела взгляд. Ну, хоть не вспылила из-за того, что он произнес прекрасное, изумительное имя ангела.

— Нет, — ответила она. — В нем ничего не осталось. Прости.

Едва ли. В последний раз воды было столько, что хватило бы на целую армию. Аэрон сел и провел рукой по лицу. Итак, у Оливии флакона нет, значит, он у Легион, раз самому воину кто-то только что дал драгоценной воды, а кроме демонессы в спальне никого больше нет.

Почему же Легион… Сообразив, что к чему, Аэрон нахмурился. Ну конечно. Легион задумала сберечь остаток воды для него.

— Почему бы мне не переодеться во что-то более удобное, — предложила демонесса.

Значит, с соблазнением еще не покончено. Аэрона передернуло.

— Отдай мне пузырек, Легион, и оставь попытки пере спать со мной. Я знаю, что нам придется, но не сейчас.

Гнев зашевелился у него в голове, потянулся и зевнул.

— Нет, я…

— Легион. Я жертвую своей жизнью, чтобы спасти твою. Меньшее, чем ты можешь мне отплатить, — это отдать флакон.

Нахмурившись, она скрестила руки на своей внушительной груди.

— Ты говоришь так, будто я… ну, не знаю, уничтожаю тебя.

Он выгнул бровь и выразительно промолчал, чем раззадорил демонессу еще сильнее. Жизнь без Оливии и правда была бы погублена.

«Легион — твой избалованный ребенок».

Вот только слово «ребенок» ей больше не подходит.

«Ты не можешь ее ненавидеть». — Отлично.

— Отдай мне воду, или я наконец задам тебе трепку, которую ты заслуживаешь.

Ярость замурлыкал.

Демону что, понравилась идея наказать Легион? Раньше такого не случалось.

— Ладно, — проворчала она, выуживая пузырек из-за пазухи. — Только по одной капле каждому, не больше.

Так как больше и не требовалось, Аэрон буркнул «обещаю» и схватил сияющий голубым светом флакон. Тот оказался холодным на ощупь, словно хранился в холодильнике. Воин рывком встал и оглядел себя. Он все еще был с головы до ног перемазан кровью и сажей. Джинсы разорваны, рубашки нет. Сойдет.

— Оставайся здесь.

С каждым шагом кровь быстрее бежала по жилам Аэрона, а сил прибывало.

— Если собрался искать ангела, — напряженным голосом крикнула ему вслед Легион, — то знай: она ушла!

Мурлыканье демона стихло.

Аэрон замер и обернулся:

— Ушла? В смысле — в другую комнату?

— Не-а. Ушла из крепости.

Нет. Нет. Оливия не могла так с ним поступить. Она пообещала остаться, пока он не вернется и они не поговорят обо всем.

Ярость хранил гробовое молчание.

— Ты мне не веришь, как я погляжу, — вздохнула Легион и плюхнулась обратно на матрас. — Она прыгнула с балкона и улетела. Даже не попросила меня попрощаться с тобой от ее имени. Что очень грубо, если хочешь знать мое мнение, но сомневаюсь, что тебе оно интересно, — ворчливо прибавила она.

«Нет! »

Мысленный крик Аэрона смешался с воплем его демона. Аэрон выскочил из комнаты и помчался по коридору. Легион, очевидно, последовала за ним, потому что внезапно возникла подле него, схватила за руку и попыталась остановить.

Аэрон не замедлил шаг.

— Оливия! — закричал он.

«Рай! »

— Я же сказала: она ушла. Ушла навсегда.

Он вырвался из ее хватки и сжал кулаки. Оливия лгуньей не была. Пусть в ее голосе больше не было отзвука Истины, она не стала бы ему врать. Ложь просто не в ее характере. Аэрон это знает. Он знает ее. Должно быть, что-то случилось. Что — неизвестно, но он обязательно выяснит.

Демон Ярости захныкал.

«Мы найдем ее».

Остановив первого попавшегося воина — Страйдера — и сунув ему в руки флакон, Аэрон быстро объяснил, как пользоваться водой, а сам ринулся на поиски своего ангела.

— Аэрон! — В голосе Легион звенело отчаяние. — Пожалуйста. Ты же все равно потерял бы ее. А тебе, Страйдер, лучше вернуть мне пузырек, как только закончишь, иначе я позабочусь, чтобы у тебя никогда не было детей!

Аэрон ворвался обратно к себе и принялся поспешно вооружаться.

— Не важно, потеряю я ее или нет.

Оливия единственная женщина, за которой он всегда будет гоняться, — к черту гордость и обстоятельства! — пропала.

— Она моя. Наша, — поправился Аэрон, прежде чем Ярость успел возразить. — И мы не успокоимся, пока не вернем ее.

Глава 26

Пощечина. Треснула губа.

Удар. Воздух вылетел из легких.

Треск. Тяжелый кулак впечатался в предплечье, сломав кость.

Все это время Оливия терпела молча, хоть и не могла сдержать льющихся из глаз слез. Пытка началась час назад. Целую вечность назад. Она сидела на маленьком деревянном стульчике с привязанными к подлокотникам запястьями, избитая, истекающая кровью, израненная.

Волосы ее насквозь промокли, так как мужчина по имени Дин Стефано несколько раз окунал ее головой в воду и держал, не давая вздохнуть, вынуждая глотать жидкость. Ледяные капли на лице удерживали Оливию в сознании, заставляя чувствовать каждую крупицу боли.

«В аду было хуже, — говорила она себе. — Ты выживешь. Должна выжить».

— Гален поручил мне позаботиться о тебе, — сообщил Стефано. Его лицо было перемазано сажей и покрыто волдырями. — Особенно он настаивал на допросе. Я так и поступлю, обещаю. Видишь? Это твои друзья со мной сделали. Сожгли меня и мой дом — то, что я считал домом. Я насилу ноги унес, и теперь за мной должок. Или два.

Оливия отвела взгляд от его безумных глаз. Ее держали на каком-то складе с бетонным полом и железными стенами. Комната, в которой она сейчас находится, не отличается большими размерами. На столе лежала куча ножей, вызывающих у Оливии подозрения, что мерзавец может в любой момент пустить их в ход. Еще здесь имеется бассейн, достаточно глубокий, чтобы ее утопить, — с ним она успела познакомиться лично, притом столько раз, что со счету сбилась. И, собственно, стул, на котором она сидит.

— Ну что, ангел, готова говорить? — Голос Стефано внезапно сделался очень спокойным, словно вовсе и не принадлежал жестокому ублюдку.

«Стоит мне рассказать ему все, и я спасу Владык от агонии проигранной войны», — подумала Оливия, но тут же прикусила язык. Нет. Нет! Гален, наверное, поблизости. Должно быть, его демон, Надежда, играет с ней, потому что это явно не ее мысль.

«Крепись».

— Тебе нужно лишь сказать, где Владыки прячут Клеть, и пытки прекратятся. — Стефано мягко улыбнулся ей. — Уверен, тебе этого хочется.

Хочет ли она, чтобы этот кошмар закончился? Да. А кто бы на ее месте не хотел? Но как только Оливия сообщит интересующие его сведения, он убьет ее.

«Не забывай об этом».

Она упрямо сжала губы.

Стефано подобрал с пола перо, оброненное Галеном, когда тот швырнул ее сюда, и провел кончиком вдоль подбородка Оливии.

— Клеть. Где она? Скажи мне. Пожалуйста. Я не хочу больше причинять тебе боль.

«Ты знаешь, что должна сделать», — вдруг прорычал в ее голове голос. Не Люцифер и не Гален — уже третий за день. На этот раз Оливия едва сдержала всхлип облегчения. Лисандр. Он здесь. Оливия не могла ни увидеть его, ни почувствовать, но поняла, что он рядом.

Значит, она больше не одна.

— Ангел! — рявкнул Стефано, сжимая руку в кулак прямо перед ее носом и готовясь снова врезать по уже сломанному предплечью. Перо, кружась, упало на пол, дразня своей мягкостью. — Говори.

— Я не… я не знаю, где она, — прохрипела Оливия.

Ложь. Она и подумать не могла, что будет рада возможности соврать. Конечно, мучитель все равно может ей не поверить, но все же.

«Оливия. Только попроси — и я заберу тебя домой».

О, она знает, что может исчезнуть. Вернуться на небеса, как задумала, избежав и боли, и унижения. Но Оливия дала слово Аэрону и твердо решила сдержать его. Она должна попрощаться с ним напоследок. И попрощается.

— Зна-а-аешь, — возразил Стефано. — Ты неделями невидимкой шныряла по крепости и наверняка видела Клеть.

«Оливия, прошу, вернемся. Не могу видеть, как над тобой издеваются. Невыносимо чувствовать эту беспомощность, знать, что могу спасти тебя, но не иметь права вмешаться».

— Я не могу, — ответила она Лисандру.

Стефано ударил ее по руке, как она и ожидала, и короткий вскрик сорвался-таки с ее губ. Перед глазами замелькали звезды, голова закружилась, в висках застучало.

«Оливия! »

— Я не могу, — задыхаясь, повторила она.

Пощечина.

— Еще как можешь, — ответил Стефано, думая, что Оливия говорит с ним. — Ты недооценила мои способности, усомнилась в том, что я способен сделать — и сделаю! — и задела мои чувства.

И без того разбитые губы ожгло болью.

«Оливия, — снова прорычал Лисандр, — это безумие. Ничто не стоит таких страданий. Идем домой. Пожалуйста. Я не смогу вмешаться, пока ты не попросишь».

— Твоя жена… такого бы… не одобрила. — На этот раз Оливия обратилась к Стефано, игнорируя призыв Лисандра. Хорошо, что наставник здесь, но сдаваться она не собиралась.

Шпионя за Владыками, Оливия узнала, что Дарла, та самая жена, покончила с собой из-за Сабина, одержимого демоном Сомнения, и самого Стефано — мужчин, которые ее любили. Оказавшись между двух огней, она сочла смерть единственным выходом.

Стефано сощурил глаза, почти скрыв темные радужки.

— Ее обманули. Демоны задурили ей голову, заставив полюбить себя. — Нагнувшись, он положил ладони на покалеченную руку Оливии, прямо на сломанные кости, и надавил. — Соображай она здраво, посоветовала бы мне сейчас не останавливаться.

С губ Оливии сорвался еще один всхлип. Острая боль пронзила все тело, а затем взорвалась в желудке.

«Оливия! »

— Аэрон возненавидит меня пуще прежнего, когда я пошлю ему один из твоих пальцев, — произнес Стефано так же спокойно, как когда ласкал ее пером. — Тогда он явится за тобой и умрет ради тебя. Готова ли ты заплатить такую цену? Скажи мне, где Клеть, и я сохраню ему жизнь.

Ну вот, опять. Надежда на счастливый исход. Если она расскажет Стефано то, что он хочет узнать, он отпустит ее и она сможет вернуться к Аэрону, чтобы всегда быть вместе с ним. Они снова станут заниматься любовью, может, даже создадут семью.

Знает ли Гален, какими методами его подручный выбивает нужную информацию? Волнует ли это вообще одержимого демоном Надежды? Догадывается ли он, как влияет на нее его близость?

«Оливия, проклятье! Ты ничего не должна рассказывать и ничего не обязана терпеть. Просто пойдем домой».

Вдох, выдох. Она боролась с собой и со своими желаниями. С глупой надеждой, с болью. Оливия открыла рот, не зная, что собирается сказать. Прежде чем она успела вымолвить хоть слово, Стефано ее ударил… У Оливии потемнело в глазах… и она полетела куда-то вниз, все глубже и глубже… теряясь в благословенном забытьи…

— На это уйдет куча времени, и, возможно, мы так ничего и не добьемся.

Аэрон стоял и смотрел на друга, едва сдерживаясь, чтобы не схватить его за мощные плечи и не встряхнуть хорошенько. Разноцветные глаза Люсьена — один карий, другой голубой — глядели на Аэрона с мрачной решимостью.

— Мне плевать, сколько времени это займет. Просто сделай.

За то, что не подумал об этом способе раньше, Аэрону хотелось самому себе дать оплеуху. Все в крепости поверили словам Легион, будто Оливия вернулась на небеса. Воины даже вместе просмотрели запись с камеры Торина. Ту, где ангел прыгает с балкона спальни.

Аэрон снова и снова проигрывал в голове эту сцену. Вот Оливия стоит в комнате, смотрит на ночное небо. Потом вдруг напряглась, обернулась. Повернулась обратно, вышла на балкон, двигая губами, словно при разговоре с кем-то. Легион заявила, что Оливия бормотала что-то о том, как рада будет снова встретиться с друзьями, но черты ее лица искажал ужас. Затем она прыгнула и полетела вниз, вниз — а потом взмыла вверх. Без крыльев.

Как ей удалось взлететь без крыльев? Чего она испугалась?

Остальные воины решили, что причиной тому страх перед неизвестностью: Оливия якобы опасалась приема, который окажут ей другие ангелы. Ничего подобного. Она не стала бы их бояться. Оливия сама говорила Аэрону, что ангелы великодушны — терпеливы, сказала она, — и примут ее с распростертыми объятиями.

Единственное разумное объяснение заключается в том, что Легион солгала. Опять. Значит, Оливию похитили, как он поначалу и предположил. Есть только один негодяй, осмелившийся бы на такое. Гален. Гален использовал Плащ Невидимости.

«Спаси ее. Накажи его».

То, что демон ставил спасение Оливии превыше мщения, доказывало глубину его к ней привязанности.

Аэрон обыскал всю Буду сверху донизу: вламывался в дома, запугивал жителей, убивал. О да, он с удовольствием и без всякого чувства вины прикончил нескольких охотников, которые еще оставались неподалеку. Возможно, ему теперь никогда не удастся до конца отмыть кровь со своих рук. Оливию он так и не нашел. Ни следа ее, ни запаха. Никто о ней не слышал, никто не видел. Аэрон пребывал в отчаянии. И отчаяние это росло с каждой минутой.

— Идем. Сейчас самое время начать. — Он провел Люсьена по коридору к своей спальне и распахнул дверь.

Легион, снова нежащаяся в постели, тут же села. Простыня сползла до талии, явив взору обнаженные груди.

— Ну, наконец-то. Так ты готов сделать это или нет?

Аэрон не обратил на нее внимания — он игнорировал ее с тех пор, как сунул флакон Страйдеру, — поскольку так сильно злится на свою подопечную, что просто не знает, как дальше себя с ней вести. Он посторонился, давая Люсьену пройти в комнату.

— Гости? Сейчас? — раздраженно вздохнула Легион.

Ярость зашипел на нее.

Аэрон почувствовал, что она по-прежнему нравится его демону — как и ему самому, впрочем, невзирая на злость, — потому что не испытывал желания причинить ей боль. Однако Ярость больше не успокаивался в ее присутствии. Легион уничтожила их с Аэроном «кусочек рая», и ни воин, ни его демон этого не забудут.

Люсьен, старательно отводя глаза от кровати, прошел в центр комнаты, остановился и медленно повернулся вокруг себя, пытаясь уловить духовный след Оливии — след, по которому смог бы последовать за ней туда, где ее держат в заточении. Аэрон сжал кулаки.

— Боги, — произнес Люсьен с благоговением в голосе. — У нее самая чистая душа, какую я только видел.

Аэрон, конечно, душу ангела не видел, зато чувствовал.

— Знаю, — кивнул он.

— О ком речь? — спросила Легион, надув губы.

И снова Аэрон проигнорировал демонессу. По истечении шести дней ему придется переспать с ней, хоть и не был уверен, что сможет себя заставить, даже ради спасения друзей.

— Я отправлюсь по следу до самого конца, — начал Люсьен, — и если…

— Не «если» — «когда», — поправил Аэрон с еле слышным рычанием. С ней все в порядке. Должно быть все в порядке.

Люсьен кивнул:

— Когда я ее найду, то вернусь за тобой. — С этими словами он исчез, перенесся в духовное измерение отслеживать Оливию.

Аэрон почувствовал себя беспомощным. Ему отчаянно хотелось выбежать из крепости и самому отправиться на поиски, но первая попытка не принесла результатов, и в глубине души он понимал, что и от второй толку не будет. Гален мог унести Оливию куда угодно, и Люсьен настигнет их гораздо быстрее. Если Аэрон сейчас уйдет, то Люсьену, когда он обнаружит ангела, придется искать уже самого Аэрона.

— Аэрон! — Завернувшись в простыню, Легион спрыгнула с кровати, хмуро глядя на воина. — Вы об ангеле, да? Все, она ушла. Вот пусть там и остается. Нам без нее лучше. Как ты этого не понимаешь?

— Ничуть нам не лучше! — рявкнул Аэрон. Не в состоянии дольше сдерживать ярость, он развернулся к демонессе, пронзив ее полным гнева взглядом. Ну почему она никак не поймет, сколь отчаянно он нуждается в Оливии? — Она лучше любого из нас.

Разочарование заблестело в глазах Легион, словно слезы.

— Я ей не верила, но она права. Ты… ты ее любишь.

Аэрон не стал утруждаться ответом. Если признается, пусть даже самому себе, что любит Оливию, то не сможет отпустить ее, даже когда настанет время. Он оставит ее у себя, невзирая на последствия.

— Расскажи, что случилось, когда она ушла. Скажи мне правду, черт тебя подери!

Легион открыла рот… чтобы соврать. Аэрон знал наверняка, демон Ярости это почувствовал.

— Не смей. — Будь на месте Легион другой собеседник, Аэрон испытал бы потребность солгать в ответ. Грехи демонессы никогда прежде не тревожили его демона, он вообще не обращал на них внимания, но теперь все изменилось, и оба — и Аэрон, и Ярость — злились на подопечную. — Я требую треклятую правду! Только правду. Неужели после всего, что для тебя сделал, я не заслужил откровенности?

— Ты прав. Прости меня. Я просто подумала… что тебе будет проще, если ты решишь, что она… оставила тебя по своей воле.

«Нет. Черт, нет! » — то был отчаянный крик обоих, и воина, и демона.

— Значит, Гален…

— Похитил ее. Да. Мне жаль, Аэрон. Мне так жаль.

Итак, подозрения подтвердились. С тем же успехом Аэрон мог просто вырвать свое сердце из груди и сжечь. Его прекрасная Оливия действительно в руках врага и, возможно, терпит немыслимую боль, ведь милосердием подручные Галена не отличаются.

Он запрокинул голову и зарычал.

— Аэрон. Скажи, что я могу сде…

— Тихо! — Опалив Легион сердитым взглядом, он до крови закусил щеку изнутри. — Ты причинила вред женщине, которая пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти нас. Нас. Не меня одного, но и тебя тоже. Только благодаря ей ты до сих пор здесь.

— Мне жаль, — неуверенно повторила демонесса, опуская глаза. — Правда жаль.

— Не важно. — Извинениями Оливию не вернешь.

«Накажи».

Приказ Ярости, отданный с такой решимостью, поразил Аэрона, хоть демон и прежде требовал покарать обидчика.

«Она нас предала».

Осторожно.

«Может, нам лучше заняться спасением Оливии? » — спросил Аэрон своего демона, ярость которого мгновенно сменилась скорбью.

«Рай».

Что ж, примем это за положительный ответ.

Выбросив Легион из головы, Аэрон большими шагами подошел к шкафу и стал готовиться к возвращению Люсьена, цепляя на себя столько клинков и пистолетов, сколько мог выдержать.

На всякий случай прихватил с собой остатки воды из Реки Жизни — полфлакона. Страйдер не особо придерживался инструкции, но лучше столько, чем совсем ничего. Остается надеяться, что Оливии исцеляющая вода и вовсе не потребуется. Но если Гален действительно причинил ей боль, в мире не найдется дыры, куда бы ублюдок мог заползти, и тряпки, за которой он смог бы спрятаться. Аэрон все равно его достанет.

«Месть».

О да. Он отомстит.

«Что же я натворила? » — в ужасе подумала Легион, когда Аэрон выбежал из комнаты, которую в свое время украсил ей на радость. Сейчас он страдает. Из-за нее, Легион. Аэрон прав: он всегда был добр с ней, а она… Его взгляд потускнел, в голосе звенело отчаяние.

Демонессу затошнило. Она сделает что угодно, лишь бы исправить ситуацию. Может… может, даже отступит и позволит ему быть с Оливией.

«Нет. Даже не думай».

Легион заключила дурацкую сделку с Люцифером, и теперь ее судьба предрешена. И судьба Аэрона тоже.

«Могу же я что-то сделать! Нечто такое, что вернуло бы Аэрону радость. Вроде…»

Ответ ударил, точно молотом, и Легион закрыла глаза.

«Нет-нет-нет, — подумала она. Затем: — Да. Это единственный способ».

Ради Аэрона.

Трясущимися руками она натянула на себя одежду — одолженные у Даники штаны и футболку. Легион по силам вернуть ангела. Не для того, чтобы соперница снова была с Аэроном, а чтобы он наконец попрощался с ней. Легион не обладала способностями Люсьена, но могла чувствовать своих собратьев. Именно так она нашла Аэрона в тот день, когда они познакомились: ощутила его демона неподалеку. Значит, можно выследить и Галена.

«Не следовало позволять ему красть ангела».

Несмотря на скрывающий его Плащ, демонесса ощутила присутствие чужака в тот миг, как тот переступил порог комнаты, но ничего не сказала, отчаянно стремясь уничтожить соперницу.

«Я плохая, плохая девочка».

«Найди Галена».

Да. Именно так она и поступит. Принесет Аэрону обоих — и Оливию, и Галена. Тогда Аэрон снова ее полюбит.

— Оставь меня, дитя.

— Никакое я тебе не дитя. — Джилли стояла, уперев руки в бока, само воплощение раздраженной женщины. Слишком юной раздраженной женщины. — Кто-то же должен позаботиться о твоих ранах!

— Мои раны прекрасно заживают сами по себе, — нахмурившись, ответил Уильям.

С того момента, как он вернулся в крепость весь в порезах, Джилли только и делала, что суетилась вокруг него.

Да, ему это нравится — а какому мужчине не понравится, когда о нем заботятся? Но Уильяма сводили с ума бесконечные напоминания о том, что Джилли слишком юна для него. Не следовало ему постоянно убеждать себя, что предпочитает более зрелых и опытных женщин.

Замужних женщин. Боги, как же он любит чужих жен! И тех, у которых разбито сердце. Ими так легко поживиться! Вообще, любая женщина с заниженной самооценкой действует на него как афродизиак. Он по-настоящему тупеет, глядя, как они расцветают от его льстивых похвал. Но милая малышка Джилли?

Нет. Нет-нет-нет. Она под запретом. Навсегда. И не важно, сколько ей лет. После всех женщин, с которыми он был, — а Уильям переспал с тысячами — он крепко запомнил одно правило: не стоит забавляться с игрушками у себя дома. Слишком большая получается неразбериха. Лучше делать это с игрушками других мужчин у них дома.

— Почему ты так себя ведешь? — Джилли заправила темную прядь за ухо. За свое изящное ушко. Ушко, созданное, чтобы уткнуться в него…

«Идиот! »

— Уходи! — рявкнул Уильям грубее, чем рассчитывал.

Джилли вздрогнула, и ее милые черты исказила боль.

— Куда мне пойти? Все остальные девушки сидят сейчас со своими любимыми, а с кем-то из свободных парней мне тусоваться не хочется.

Логика у нее явно хромает.

— Я ведь тоже свободный.

— Да, но ты не такой, как они, — ответила Джилли, глядя себе под ноги.

С этим не поспоришь. Он куда красивее и умнее. Наверное, даже немного смертоноснее прочих.

— Джилли, — со вздохом начал Уильям, — пожалуй, нам пора кое о чем поговорить. Я понимаю, что у тебя ко мне… чувства. И не виню тебя. Черт, я отдаю должное твоему уму и чувству прекрасного. Но мы с тобой просто друзья, и так оно впредь и останется.

— Почему? — Джилли взмахнула длиннющими ресницами, буквально пригвоздив Уильяма взглядом огромных глаз, вызывая неуместные мысли. Например, показать ей, что и удовольствие бывает прекрасным.

«Ты хуже, чем просто идиот».

— Потому что ты слишком молода, чтобы быть с мужчиной и понимать, что это значит, — ответил Уильям тихим голосом.

— Я уже много лет знаю, что именно это значит, — горько рассмеялась Джилли.

Вот и еще одно подтверждение слухам о том, что с ней случилось. О том, что никогда не должно было с ней случиться.

— Тот, кто так с тобой поступил, — плохой человек, — напряженно проговорил Уильям. — Очень, очень плохой.

Румянец залил щеки Джилли, и было непонятно, от стыда ли, смущения или облегчения, что нашелся кто-то, понявший, насколько тяжело ей пришлось. Она не знала, что Уильяму известно о ее отчиме, и он не собирался ее разуверять. В одном она не сомневалась: в произошедшем Уильям винит не ее, а того, кто причинил ей боль.

Это правда. Ее отчима следовало пристрелить. Выпустить ему кишки. И повесить. А потом сжечь. И за всем этим Уильям собирался проследить лично. На самом деле это и станет его следующим заданием. Ее мамаша тоже просто так не отделается.

— С тобой плохо не было бы, — прошептала Джилли.

«Боги, она меня убивает».

— Почему ты вообще хочешь со мной встречаться? — Уильям решил ничего не говорить ей о своей затее, иначе она попытается его остановить. — Что во мне такого особенного?

Джилли облизнула губы, но розовый кончик языка спрятался прежде, чем Уильям успел хорошенько его рассмотреть.

— Ну… ты не куришь.

И в этом вся его прелесть?

— Никто здесь не курит. Но в отличие от остальных ребят я собираюсь завести такую привычку. — И побыстрее. Немедленно. — Я буду курить сигареты без фильтра!

Джилли скрестила руки на груди и побарабанила пальцами по предплечьям.

— Дело не только в этом. Как ты уже сам упомянул, ты красивый.

— Как обычно, не стану отрицать.

— А еще скромный, — сухо добавила она.

Да, он такой, какой есть. Знает о собственной привлекательности и не стыдится ее признать.

— Внешность — еще не все. Особенно учитывая, какой я повеса. Я использую женщин, Джилли. Сплю с ними, а потом бросаю, даже если они мечтают о большем. — Ему не хотелось разрушать ее иллюзии, но это нужно сделать. Кто-то из них двоих должен вести себя разумно.

Джилли переступила с ноги на ногу, снова отведя взгляд.

— Знаю. Я слышала, что о тебе говорят.

— Кто говорит? — Кто бы ни распускал о нем сплетни, наглеца следует…

— Анья.

…отшлепать. И сильно.

— Что бы она тебе ни наговорила, помни, что она лгунья.

— Анья сказала, что ты способен заставить женщину забыть о неприятностях. Да так, что, расставшись с тобой, она будет чувствовать себя счастливее, чем до вашей встречи, невзирая на разбитое сердце.

Ох.

— Ну, в кои-то веки Анья сказала правду. — Его прикосновения действительно обладают волшебной силой. — Но послушай. Через пару лет появится нормальный парень и сделает тебя куда счастливее. — Разумеется, парню сначала придется встретиться с Уильямом и заслужить его одобрение и согласие, но эту проблему следует решать тогда, когда она возникнет. — Что до меня, я неподходящая кандидатура и не гожусь для продолжительных отношений.

И снова черты лица Джилли исказила боль.

— Но…

— Нет. У нас ничего не выйдет, Джилли. Ни теперь, ни потом.

Она сглотнула, явно пытаясь сохранить самообладание, и наконец произнесла:

— Хорошо. Оставлю тебя одного. Как ты и хотел.

В подтверждение своих слов она пулей вылетела из его спальни, с силой захлопнув за собой дверь.

К несчастью, в комнате остался сладкий аромат ванили, дразнящий его треклятое обоняние.

Уильям заставил себя встать. Бока болели, раны еще не зарубцевались, но необходимо выбираться отсюда, пока не передумал и не отправился вслед за Джилли. Чем больше между ними дистанция, тем лучше. Кроме того, нужно еще сигареты купить.

Возможно, он поможет Аэрону найти его ангела — какая разница, достижимо это или нет, — а потом, когда окончательно восстановится, выследит и перебьет семью Джилли.

Хороший план, как уверял себя Уильям, но почему же внезапно он ощутил такую… пустоту внутри?

«Жена, — ошеломленно подумал Гидеон. — У меня была жена». Жена, которую он не помнит. Как такое возможно?

После заявления Скарлет он, спотыкаясь, выбрался из подземелья, не зная, что ей сказать. Не зная, можно ли ей верить — от демона Лжи нет никакого треклятого проку. Лишь в одном Гидеон не сомневается — ему не хочется покидать пленницу, но он пообещал ей уйти и теперь вынужден держать слово.

Далеко он, однако, не ушел, остался на лестнице. Выжидая, обдумывая, сомневаясь, надеясь, что Скарлет позовет его обратно. Она не позвала. По истечении нескольких часов она уснула, а Гидеон отправился… куда глаза глядят. Подняв голову, чтобы определить, где оказался, он натолкнулся на такого же растерянного Страйдера.

— Смотри, куда идешь, приятель, — с ухмылкой сказал его одержимый демоном Поражения собрат. — Разве ты не должен быть в своей комнате?

Задыхающемуся, обливающемуся потом Гидеону пришлось привалиться к стене, чтобы удержаться на ногах. Он уже целую вечность ничего не ел и слабел с каждой секундой.

— Наверное, нет. И помощь мне не нужна.

Тревога мгновенно стерла с лица Страйдера улыбку.

— Позволь-ка мне.

Он обхватил Гидеона сильной рукой за талию, принимая на себя его вес.

— Не благодарю тебя, враг.

— Всегда пожалуйста.

По пути Страйдер рассказал Гидеону о триумфальном разгроме «Убежища» и победе воинов. Это объясняло счастливый блеск в его глазах. Но было в его взгляде что-то еще. Что-то нехорошее. Что-то… темное, удручающее.

— Это не здорово, но что тебя так не тревожит?

Страйдер оглянулся, осмотрел коридор, желая убедиться, что они одни. Поблизости в самом деле никого. Тем не менее он не проронил ни слова, пока не завел Гидеона в комнату и не уложил в кровать.

Устроившись на стуле, где прежде сидела Эшлин, а потом милая Оливия, Страйдер оперся локтями о колени и уронил голову на руки.

— Дело в том, что мы нашли Неназываемых. Они жуткие, приятель, по-настоящему жуткие. Они знают, где четвертый артефакт, и согласны отдать его любому, кто принесет им голову Кроноса. Даже охотникам.

— Значит, мы не…

— Нет. Помнишь картину, на которой Даника нарисовала Галена?

Вот дерьмо. Конечно, Гидеон помнит. На полотне был изображен Гален, отрубающий голову Кроносу.

— Если это сбудется, — продолжил Страйдер, — Неназываемые, обладающие чудовищной силой, выйдут из-под власти предводителя титанов и смогут творить все, что захотят. Не знаю, ну, например, сожрать всех людей на планете. Как я заметил, они предпочитают богатую белком пищу.

«Дерьмо» — это еще мягко сказано.

— Как восхитительно.

— Я призвал Кроноса, надеясь все с ним обсудить и узнать, есть ли способ уничтожить Неназываемых, прежде чем Гален натворит дел, но чертов титан меня игнорирует. Торин тоже его призывал, но все бесполезно. И вот еще что. Я только что случайно столкнулся с Даникой. Она как раз закончила новую картину.

Ужас объял Гидеона. Обычно Страйдер радовался грядущим испытаниям, но сейчас выглядит больным.

— Не хочу знать, в чем дело.

— Ты, наверное, передумаешь, когда узнаешь. Даника изобразила Кроноса и его жену Рею. Ах да, тебе кто-нибудь говорил, что Рея помогает охотникам? Так вот, Кронос злился, Рея радовалась. А еще там был Лисандр. Ты ведь знаешь Лисандра? Это тот ангел, который живет с Бьянкой.

— Нет. — В смысле «да».

— Казалось бы, ерунда какая, правда? — продолжил Страйдер. — Ну бесит Кроноса ангел, ну радуется Рея — нам-то что с того? Нас этот ангел не волнует. Ладно, не буду врать, а то твой демон прицепится. На самом деле ангел нас очень даже волнует.

— Пожалуйста, не продолжай. Не спеши с подробностями. В смысле, мне так нравится, как ты тянешь кота за хвост.

А именно этим Страйдер, похоже, и занимается. Он явно не хочет сообщать плохие вести и пытается набраться мужества. Тем не менее Гидеон больше не мог ждать.

Страйдер мрачно глянул на приятеля:

— Еще на той картине был Аэрон. Лисандр как раз отрубил ему голову.

Глава 27

Оливия проснулась от боли.

Медленно открыла глаза. Бип. Бип. Поначалу комната виделась словно сквозь дымку, будто кто-то размыл все краски и контуры. Потом картина постепенно прояснилась. Не до конца — глаза Оливии заплыли, — но достаточно, чтобы понять: она по-прежнему на складе, только в другой комнате. В которой имеется медицинское оборудование. Оливии поставили капельницу, а к груди прикрепили электроды, регистрирующие сердечный ритм. Загипсовать сломанную руку никто не потрудился, зато ее приковали наручниками к раме кровати.

— Лисандр? — Попытка позвать его вызывала адскую боль в горле. На пострадавшие глаза навернулись слезы.

Нет ответа.

Оливия попыталась снова:

— Лисандр.

И опять ничего.

Значит, он ушел. Лисандр не стал бы ее игнорировать, это не в его правилах. Скорее уж снова наорал бы на нее — она сейчас даже выволочке обрадовалась бы. А теперь Оливия осталась одна. И была напугана.

Обведя взглядом комнату, она поняла, что не одна. На соседней койке лежит незнакомый парень. Молоденький, лет двадцати, с темными кругами под глазами, запавшими щеками и слегка пожелтевшей кожей.

И парень этот смотрит на нее.

Поняв, что его поймали с поличным, он покраснел и сказал:

— Э-э-э, привет. Рад, что ты очнулась. Меня зовут Доминик.

— Оливия, — автоматически представилась она. Горло обожгло еще сильнее.

— Ужасно хрипишь. — Голос Доминика буквально излучал раскаяние и вину. — Вообще-то предполагается, что мы хорошие парни. Стефано сказал, что ты подружка Ярости, но мне плевать. Ты не заслужила таких мучений. Ни один человек не заслуживает.

Оливии не было нужды спрашивать, кто такие «мы». Охотники. Она скользнула взглядом по телу парня. Тот лежал в одних свободных хлопчатобумажных штанах, без рубашки, с перевязанным плечом и животом. На бинтах виднелись пятна засохшей крови.

— Ты тоже… ранен?

Доминик ее словно не услышал, затерявшись в собственных мыслях.

— Они сказали, что наш предводитель тоже демон. — Едва договорив, он закашлялся, да так сильно, что горлом пошла кровь. Наконец, успокоившись, он добавил: — Надо было им поверить. После того, что сотворили с тобой, я им верю.

Им. Владыкам? Оливия больше не могла распознавать ложь — и правду тоже. В любом случае в глубине души она понимала, что Доминик долго не протянет. Как же мерзко, что парень умрет здесь, вот так. Как, возможно, и она сама.

Нет. Нет. Нельзя так думать. То, что она была всего лишь вестницей радости, не означает ее беспомощности. Она прошла сквозь адский огонь, выдержала, когда ей вырвали крылья. Она сможет сбежать отсюда. Должна.

Доминик сел, покачнулся и потер виски. Обретя равновесие, он спустил ноги с края койки и встал.

— Осторожно, — прохрипела Оливия.

И снова он словно ее не услышал.

— Охотники подобрали меня на улице. Я зарабатывал воровством и проституцией, но они сказали, что это не моя вина. — Голос Доминика звенел от стыда, куда большего, нежели прежние угрызения совести. — Сказали, что во всем виноваты они. Владыки. Что демон Поражения кормится мной самим и моим несчастьем. Я поверил, потому что так легче, чем винить во всем себя.

— Они солгали тебе, — возмутилась Оливия.

Исповедь Доминика едва не довела ангела до слез. Смерть не должна ее тревожить. Раньше ведь не тревожила. Но сейчас она сознает необратимость смерти. Этот парень заслуживал шанса жить долго и счастливо, но узнал лишь печаль и сожаления.

Нетвердо ступая, Доминик обошел койку и приблизился к Оливии.

— Я знаю, что они солгали. Теперь знаю. Владыки отправили меня обратно. Освободили меня. Не хотели, но освободили. Поражение спас меня, и я прочел в его глазах сочувствие. Зло не может сочувствовать, правда?

— Правда.

— Знаешь, я ведь изучал Поражение. Больше, чем остальных. Хотел убить его своими руками, а он меня спас. А Стефано… то, что он с тобой сделал… — Доминик покачал головой и нахмурился. — Разве человек, умеющий сочувствовать, способен избить беззащитную женщину? Гален, этот так называемый ангел, разозлился, когда обо всем узнал, но даже не подумал наказать Стефано.

Гален расстроился из-за плохого с ней обращения? Вот так сюрприз.

Дойдя наконец до Оливии, Доминик подарил ей слабую улыбку, счастливую и грустную одновременно.

— Этим ублюдкам и в голову не пришло, что я могу тебе помочь. — Он вытащил из штанов одну из завязок, на конце которой обнаружилась узенькая полоска металла. — Ошиблись. За эти годы я научился быть готовым ко всему.

Оливия изумленно следила, как Доминик вскрывает удерживающие ее наручники. Те снова врезались в руку, и от невыносимой боли она опять едва не погрузилась в благословенное забытье. К счастью, наручники расстегнулись с металлическим щелчком.

— Спасибо.

Доминик кивнул:

— У нас в запасе минут десять. Тебя постоянно приходят проверить. — Говоря это, он помог Оливии сесть. — Вдобавок я должен был позвать Галена сразу, как ты очнешься. Конечно, я не стану этого делать. — Едва переведя дыхание, Доминик продолжил: — В коридоре нам нужно повернуть налево. Пройдем мимо всех остальных дверей, и я постараюсь прикрыть тебя своим телом. Там всего несколько человек, но хоть они и медики, все равно не постесняются пристрелить тебя, сообразив, что ты сбежала.

Оливия осторожно переместила вес на левую ногу, затем на правую. Они выдержали. С ее губ сорвался вздох облегчения — и она поморщилась. Даже от незначительного движения рана на разбитых губах снова открылась.

— Я не могу уйти без Плаща, — сказала она. — Где…

— Это невозможно. Гален постоянно его с собой таскает. Единственный шанс отобрать Плащ — одолеть Галена. А такого тебе не пережить.

Доминик прав. Ей не хватит сил справиться с Галеном. Но и оставить Плащ в его владении нельзя. Ему ничего не стоит похитить кого-то еще, и со следующим пленником он не будет таким… снисходительным.

— Идем, — поторопил Доминик, обхватив Оливию за талию и увлекая в направлении единственной двери.

— Где сейчас Гален?

— О нет. Я знаю, о чем ты думаешь, но я тебе уже сказал: мы не сможем это сделать. Просто не сможем.

— Я должна попытаться, — решительно чеканя слова, ответила Оливия.

Доминик замер, прикрыл глаза. Она слышала, как сильно — слишком сильно — колотится о ребра его сердце.

— Он здесь. Ждет не дождется. — Доминик горько рассмеялся. — Я пытался разбудить тебя раньше, но никак не получалось.

Если Оливия сбежит, Гален больше не придет на склад из опасения, что она вернется сюда вместе с Владыками. Она не готова мириться с перспективой потерять его след.

— Я хочу, чтобы ты ушел без меня. — Она объяснила, как пройти в крепость. — Владыки заметят тебя, как только дойдешь до холма. Найди Аэрона, расскажи ему…

— Нет. — Доминик покачал головой. — Сколько раз повторять? Тебе Галена не одолеть. Он скорее убьет тебя, чем расстанется с этим Плащом. Ну а я все равно умираю, поэтому мне плевать, сдохну здесь или где-то еще. Но ты… нет, — повторил он. — Не позволю. Не желаю умирать, зная, что ничем тебе не помог.

Оливия открыла было рот, чтобы попробовать все-таки убедить парня, но тут послышался топот шагов и приглушенный крик.

Доминик напрягся.

— Гален возвращается, чтобы тебя проверить, — в ужасе прошептал он. — Дерьмово. Совсем дерьмово. — Доминик затащил Оливию за дверь и прижал к стене, чтобы спрятать от глаз того, кто войдет внутрь.

— Я не могу уйти без Плаща. Просто не могу.

Доминик снова прикрыл веки, словно взвешивая за и против. Спустя секунду, показавшуюся Оливии вечностью, он открыл глаза. На его лице отразилась такая решимость, какой она раньше не видела.

— Он у Галена в кармане. Когда Плащ складываешь, он уменьшается в размерах. Серый, мягкий. Хватай его и беги. Не оборачивайся. Просто беги. Поняла?

Теперь и у Оливии участилось сердцебиение. На коже выступил пот, руки и ноги задрожали, во рту пересохло.

— А ты?

Доминик заявил, что готов умереть, но она не готова стать этому свидетельницей. Он хороший парень, повстречавший на своем недолгом веку слишком много зла. Он заслужил немного счастья.

— Галена я беру на себя. Договорились? — Он вытащил из штанов вторую завязку, на конце которой оказался клинок. Доминик сжал рукоятку так сильно, что побелели костяшки пальцев. — Просто пошарь по карманам, хватай, что попадется, и беги.

Карманы. Гален носит такое же одеяние, как некогда носила сама Оливия, значит, там три кармана. Два справа, один слева. Невозможно обшарить их все разом.

— Хорошо, — ответила она, молясь, чтобы не промахнуться с выбором.

Дверь распахнулась, и появился Гален. Замер посреди комнаты при виде пустых коек. Оливия не раздумывая ринулась к нему и, обхватив сзади, сунула руки в два из трех карманов.

Гален выругался и попытался оттолкнуть ее, но неудачно. Может, Лисандр все-таки помогает своей подопечной.

Сломанная рука пульсировала, пальцы распухли и не слушались посылаемых мозгом команд, но Оливия все же схватила, что смогла, и бросилась прочь без оглядки, как и хотел Доминик. Кто-то попытался схватить ее за волосы, но она не остановилась.

Она выскочила за дверь, почти ожидая, что сильные руки вот-вот вцепятся ей в плечи или в локоны, но ничего не произошло. Вместо этого послышался крик и разъяренный рев — значит, Доминик ранил Галена ножом.

Но бессмертного рана надолго не задержит.

Из открытых дверей других комнат в коридор выскочили люди. Не дожидаясь, пока они сообразят, что к чему, Оливия прибавила скорости, на бегу рассматривая добычу. На ладони лежал квадратик серой материи.

Нахлынувшие разом облегчение и радость придали ей сил. Отбросив все прочее за ненадобностью, Оливия встряхнула материал, чтобы развернуть, и, отвлекшись на мгновение, со всего маху налетела на кого-то.

Даже падая на пол, оглушенная и страдающая от боли, она не оставляла попыток воспользоваться артефактом и успела накинуть Плащ на плечи в тот самый момент, как мужчина нагнулся, чтобы схватить ее.

Только что она видела собственное тело — и вдруг оно исчезло. «Не дыши. Затаись».

Подоспевшие остальные мужчины завертелись на месте, недоуменно хмурясь, ища беглянку. Принялись стрелять в то место, где Оливия исчезла из вида, но она уже переместилась оттуда. Прижавшись к стене, наблюдала, как ее преследователи наконец побежали дальше по коридору, громко зовя на помощь.

Из комнаты выскочил Гален. В животе у него зияла кровоточащая рана. Скаля зубы, он тащил на себе висящего мешком Доминика.

«Пожалуйста, только бы он был жив! »

— Куда она делась? — спросил Гален.

— Не знаю.

— Она просто исчезла.

Гален провел языком по зубам и сбросил Доминика, который, даже ударившись об пол, не издал ни звука.

— Она не могла далеко уйти. Она ранена. Рассредоточьтесь и отправляйтесь к логову демонов. Туда-то она и пойдет. Если почувствуете что-то, чего не видите, — стреляйте. Если услышите женское дыхание, но никого не увидите, — стреляйте. Ясно вам? Хватит с меня этих игр. Она кое-что у меня украла. Только на холм не суйтесь, не то попадетесь на глаза Владыкам, а я сейчас не готов воевать с ними.

Раздался нестройный хор голосов, выражающих согласие, и мужчины поспешно удалились.

Сам Гален еще долго не двигался с места, втягивая носом воздух. Оливия даже дышать боялась, просто стояла, затаившись, и ждала. Наконец он ринулся вслед за своими людьми.

Оливия на цыпочках подошла к Доминику и коснулась пальцами его шеи. Пульса нет. Подбородок ее задрожал, на глаза навернулись слезы. Да, Доминик был готов умереть, даже хотел этого, но его смерть все равно разбила ей сердце. Он никогда не знал радости. Хоть и заслуживал ее.

«Помолишься за его душу… позже. Ты никому не поможешь, если тоже умрешь».

Оливия встала, слезы градом катились по щекам. Она едва видела стены и пол, но пошла вперед, туда же, куда направился Гален.

Коридор вывел ее на пустую площадку, в конце которой имелась лишь одна двойная дверь. Выход? Похоже на то. Сквозь щель между неплотно закрытыми створками пробивается солнечный свет.

Сглотнув, Оливия толкнула дверь здоровой рукой, и ее тут же окутал теплый воздух. Парковочную площадку заливал солнечный свет — слишком яркий для ее чувствительных поврежденных глаз. Поморгав, она вышла наружу.

Но дорогу ей преградил ухмыляющийся Гален.

Его крылья были широко распростерты, а Оливия двигалась слишком быстро и не успела среагировать. Она врезалась в него, отлетела назад и ударилась о металлическую стену склада. С коротким, полным боли стоном соскользнула на усыпанную камнями землю.

— Так и знал, что ты останешься проверить паренька, — заметил Гален, ухмыляясь шире. — Твои приятели обрекли его на смерть, а ты все же хочешь вернуться к ним. Так предсказуемо. Сплошное разочарование.

«Ублюдок! »

Гален метнулся к ней, но Оливия откатилась в сторону, ухватив столько камней, сколько могла удержать. Она осторожно встала, стараясь не издать ни звука.

Гален врезался в стену. Но тут же выпрямился:

— Не старайся. Мне видны отпечатки твоих ног на земле. Выследить тебя теперь — пара пустяков.

«Спасибо, что предупредил».

Оливия передвигалась зигзагами, делая выпады то вправо, то влево, ища глазами путь к спасению. Но вокруг были лишь грязь и гравий. А значит, куда бы она ни ступила, Гален увидит следы. Так и есть. Он преследует ее.

— Сбежишь от меня, и следующим на очереди станет Аэрон. Я отрублю ему голову у тебя на глазах, и ты ничем не сможешь ему помочь.

«Он блефует, просто пытается заставить меня вернуться».

Медленно, мучительно, дюйм за дюймом, Оливия двинулась обратно. Гален был близко. Она обернулась. В сотне ярдов начиналась густонаселенная местность с оживленным движением и множеством зданий. Охотники, скорее всего, выбрали это место, чтобы затеряться прямо у всех на виду, но не подумали, что и их пленники тоже могут воспользоваться этим преимуществом. Оставалось лишь добраться туда, и она спасена. Гален в жизни не сможет ее там найти.

Но есть одна проблемка: он гораздо быстрее ее и сильнее. Стоит ей побежать, как Гален ее поймает.

«Надо рискнуть».

Собравшись с неизвестно откуда взявшимися силами, Оливия развернулась и бросилась вперед. Зашуршал гравий — значит, Гален по-прежнему преследует ее по пятам. Тело ныло от боли, но Оливия заставляла себя быстрее переставлять ноги, наращивая скорость.

Она уже почти у цели… И тут Гален ухватился за Плащ и дернул. Оливия, вскрикнув, сжала ткань свободной рукой, завернула за угол и врезалась в группу пешеходов. Двое отпрянули, когда из ниоткуда в воздухе показались ее плечо и рука. Задыхаясь, Оливия поправила Плащ и вжалась в ближайшую стену.

Она бросила горсть камней в столб — стук-стук-стук — и с надеждой наблюдала, как Гален промчался мимо, в сторону столба, решив, что именно туда она и направляется.

Близко. Так близко к катастрофе. Но у нее получилось. У нее действительно получилось.

Горячее дыхание обжигало горло. Пот струился ручьем — наверное, она сейчас вся им провоняла. Ноги и руки дрожали. Как жаль, что нельзя вернуться в крепость. К тому времени, как она туда доберется, люди Галена все там оцепят. И Аэрону позвонить нельзя — она просто не знает его номер.

Нужно что-то делать, куда-то двигаться, нельзя здесь оставаться. Опираясь о стену, Оливия побрела вперед, несколько раз завернула за угол, чтобы запутать следы и затеряться в толпе. Наконец скользнула в темную пустую улочку и опустилась на землю. Зря. Расслабившись, Оливия поняла, что больше не сможет двинуться с места. Мышцы отказывались повиноваться, сил больше не осталось.

— Лисандр, — шепотом позвала Оливия. Подождала.

И снова никакого ответа.

«Одна».

Ужасная мысль. Не самое лучшее место для укрытия. Кто-нибудь может споткнуться о ее невидимые ноги. Более того, не дождавшись ее у крепости, охотники примутся обшаривать каждый закоулок. Но…

«Я лишь на мгновение закрою глаза, — подумала она. — Совсем на чуть-чуть. Переведу дыхание. Потом соберусь с силами и пойду дальше».

Вот только, по-видимому, она уснула, потому что, вновь разлепив веки, но по-прежнему не в состоянии пошевелиться, увидела, что солнце уже село и на небе сияет луна.

Боль усилилась, а решимость, напротив, ослабла. Она не справится. Не сможет. Пусть уж наступит смерть. Оливия не станет бороться. Она…

— Оливия, — позвал мужской голос, и она вздрогнула. — Ну же, милая. Я знаю, что ты здесь. Твой духовный след ведет сюда, но я тебя не вижу.

Секунду спустя из воздуха появилась фигура. Люсьен. Оливия мгновенно его узнала, хоть они и не были друг другу представлены. Он одержим демоном Смерти. Как кстати. Люсьен сопроводит ее душу…

— Я не причиню тебе вреда. Я лишь хочу помочь. Аэрон тебя ищет.

Аэрон. К черту смерть. Подняв дрожащую руку, такую тяжелую, будто к ней привязаны камни, Оливия стянула с плеч Плащ Невидимости.

— З-здесь. Я здесь.

Люсьен потрясенно уставился на появившуюся из ниоткуда Оливию.

— Ох, милая. Мне так жаль. Все будет… — Он покачал головой. — Нет времени объяснять происходящее. На складе, где тебя пытали, чья-то душа, которую я должен сопроводить в загробный мир.

— Его звали Доминик, — сказала Оливия, не узнавая свой голос. — Он меня спас. Пожалуйста, будь с ним поласковее.

— Обязательно. — Люсьен исчез.

Оливия сложила Плащ так аккуратно, как только смогла, ожидая…

Тут Люсьен возник снова, вместе с Аэроном.

Все мысли вылетели из ее головы. Аэрон. Как неожиданно… Как замечательно.

— Я думала, ты… душа…

— Сейчас же о ней позабочусь. Увидимся в крепости. — С этими словами Люсьен снова исчез.

— Ох, малышка, — нежно произнес Аэрон, садясь на корточки рядом с ней. Помимо нежности в его голосе звучали тревога и ярость. Все же он здесь, невредим, невзирая на недавнее сражение. — Что они с тобой сделали?

Как и Люсьен, Оливия не стала тратить время на объяснения.

— Они где-то поблизости, ищут меня. Поджидают у крепости.

Аэрон мгновенно напрягся, оглядывая окрестности.

— Здесь никого нет. Ты в безопасности. Я позвоню Торину и предупрежу о том, что происходит. Кто бы ни бродил у крепости, о нем позаботятся прежде, чем мы туда доберемся. — Смягчившись, Аэрон вытащил из кармана флакон и поднес к губам Оливии. — Пей, малышка, пей.

Она замотала головой. Не стоит тратить на нее драгоценную жидкость. Все равно она скоро вернется домой и…

Преисполненный решимости, Аэрон сам раздвинул ей губы и наклонил пузырек. Холодная жидкость — больше положенной капли — потекла вниз по горлу прямо в желудок. Ее чудесные свойства тут же распространились по всему телу Оливии, даря силы, покой. Боль исчезла без следа, осталась лишь легкая вибрация удовольствия.

Упрямец.

— Не стоило давать мне так много. — У нее даже горло исцелилось, и слова полились сами собой.

— Я бы все тебе отдал.

Какие замечательные слова. Замечательные и неправильные. Оливии нельзя их слушать. Не теперь. Они сделают расставание еще тяжелее.

— Как ты меня нашел?

Аэрон прищурился.

— Я знал, что ты не ушла бы не попрощавшись, поэтому попросил Люсьена отследить твой духовный след. Он увидел, где ты была и куда отправилась дальше. Никогда не прощу себе, что так долго провозился с поисками. И убью этого ублюдка Галена, даже если это последнее…

— Аэрон, — прервала его Оливия. Она не позволит ему подвергнуться опасности. — Просто обними меня.

Он подхватил ее на руки и прижал к груди.

— Когда доберемся домой, ты расскажешь мне обо всем, что тут произошло. А заодно и о том, что демоны сотворили с тобой в первую ночь после падения. — С каждым словом его голос становился все жестче. — А потом я найду и Галена, и демонов и верну им должок. Никто не может причинить боль моей женщине и выжить после этого.

Глава 28

Аэрон осторожно уложил Оливию на кровать. Опухоль спала, ссадины и переломы зажили, но рисковать он не хотел. Легион куда-то подевалась — вот и хорошо. Он понятия не имел, где демонесса, знал лишь, что прямо сейчас не готов с ней разбираться. Его дорогая Оливия… когда он ее нашел…

Руки сами собой сжались в кулаки. Демон Ярости вопил об отмщении, и Аэрон готов уважить демона. Сейчас же. Нечего ждать. Ему хотелось попросить Люсьена перенести его туда, где держали Оливию, и всех там перебить. Честно говоря, не просто хотелось — желание превратилось в настоящую потребность, вроде необходимости дышать и есть. Но трусы уже разбежались, и склад опустел. Так сказал Люсьен, прежде чем доставить Аэрона на ту улочку. Правда, Ярость такие мелочи не волновали.

Ясно, что Оливию избивали и пытали. Люсьен отметил, что ее духовный след был окрашен в красный цвет боли и страха. Аэрон собирался любой ценой найти Галена и наконец прикончить ублюдка.

«Медленно и мучительно», — уточнил Ярость.

«Медленно и мучительно», — согласился Аэрон.

Однако сначала придется подавить в себе темные желания и поговорить с Оливией, как и обещал. Ее удобство и ее потребности прежде всего. К тому же он не сможет воздать Галену по заслугам, если не будет в точности знать, что подонок сотворил с его женщиной.

Аэрон собирался отомстить врагу в полной мере.

«Успокойся. Ради Оливии».

Аэрон присел на корточки у кровати, и Оливия перекатилась на бок, не прерывая зрительного контакта.

— Я бы понял, если бы ты решила вернуться… домой, чтобы избежать допроса Галена, — сказал он.

На самом деле такой поступок с ее стороны был бы для него предпочтительнее. Уж лучше расстаться с ней навечно, чем знать, что она подверглась пыткам.

— Я не собиралась уходить. Пока нет. Нужно было передать тебе вот это. — Она протянула ему крохотный квадратик сложенной серой ткани. — Это Плащ Невидимости.

В первое мгновение Аэрон мог лишь пораженно моргать, затем потряс головой и расхохотался — кажется, впервые за целую вечность. Эта хрупкая женщина, этот падший ангел, сумела сделать то, что не удалось целой армии бессмертных. Умыкнула третий артефакт прямо у охотников из-под носа — да еще и потрепала Галена. Грудь Аэрона раздулась от гордости.

«Вознагради».

Надо же. Сначала демон требовал покарать Легион, теперь воздать Оливии по заслугам.

«Мы мыслим одинаково, Ярость».

— Спасибо. Одним этим словом и близко не выразить глубины моей благодарности, но все равно спасибо.

— Пожалуйста. Как он тебе? Артефакт, я имею в виду.

— С виду такой маленький. — «И такой безобидный», — мысленно добавил Аэрон, разглядывая Плащ со всех сторон. — Как же он…

— Закрывает все тело? Ткань увеличивается, когда ее разворачиваешь.

Аэрону не хотелось ни на секунду оставлять Оливию, но нужно было спрятать артефакт в надежное место.

— Сейчас вернусь, — пообещал он.

Оливия кивнула. Аэрон поцеловал ее в лоб, неохотно встал и практически выбежал из комнаты. И едва не столкнулся со… Страйдером. Снова. Аэрон сунул ткань ему в руку и выпалил:

— Плащ Невидимости. Отнеси Торину, пусть спрячет. Спасибо.

Ну вот. Дело сделано. Теперь это больше не его проблема. Аэрон уже развернулся и поспешил обратно в комнату, как…

Страйдер догнал его у самой двери, схватил за руку и заставил остановиться.

— Где ты его взял?

— Позже.

— Ладно. О Плаще поговорим потом. Все равно есть кое-что поважнее.

— Позже.

Им с Оливией осталось всего пять дней — и то, если Аэрону удастся убедить ее пробыть с ним до конца срока. Если же нет… черта с два. Он ее уговорит. Он же воин, вот и будет действовать, как воин. Добьется победы любой ценой.

«Рай. Любой ценой», — подал голос Ярость.

Двое против одной. Неплохой расклад. И только после того, как их с Оливией время истечет, Аэрон наконец отомстит врагам.

— Эта новость ждать не может, — настаивал Страйдер.

— Тем хуже. — Аэрон положил пальцы на ручку двери.

Но друг снова дернул его назад.

Аэрон развернулся, оскалившись:

— Отвали, приятель. Я занят.

— Такую новость придется выслушать. Потому что… В общем, так: ты вот-вот потеряешь голову. В буквальном смысле. Я собирался сообщить тебе помягче, но ты же такой засранец.

Аэрон замер.

— То есть как — потеряю голову? С чего ты взял?

— Даника нарисовала новую картину. На ней ты обезглавлен.

Выходит, он скоро умрет? До сих пор Даника ни разу не ошибалась в предсказаниях. Конечно, Владыки надеялись, что удастся как-нибудь изменить будущее, но не сумели выяснить наверняка, возможно подобное или нет. Похоже, Аэрону все-таки предстоит умереть.

Он ждал, что его вот-вот охватит ярость, но этого не случилось. А может, затопит волна печали? Тоже нет. Или охватит желание упасть на колени, разрыдаться и умолять отпустить ему еще немного времени? Снова нет.

Аэрон прожил тысячи лет, но лишь теперь, встретив Оливию, познал полную, потрясающую в своей красоте жизнь. Потому что любил. Друзей конечно же. Приемную дочь Легион, невзирая на ее недавние выходки. Но больше всего Оливию. К ней он питает самые сильные чувства, их нельзя отрицать. Она принадлежит ему и Ярости тоже. Сделалась смыслом их существования. Источником их счастья. Их одержимостью.

Их раем.

Аэрон отправился бы на край света, только чтобы побыть с ней еще хоть несколько минут. Минут. Возможно, это все, что им осталось, а вовсе не «дней», за которые он собирался бороться. Оливия стала для него всем, и Аэрон не намерен тратить впустую отведенное им драгоценное время.

Он наконец-то понял смертных. Они не молят о продлении своей жизни, потому что хотят провести ее остаток с теми, кто им дорог. Не жалея о том, что могло бы быть.

Видимо, демон Ярости это тоже понял. Демон не плакал, не пытался заставить его что-то изменить. Без ангела у них ничего не останется. Завершив последнюю миссию — уничтожение Галена, — они смогут спокойно умереть.

— Аэрон, — окликнул Страйдер, вернув друга к реальности.

— Кто придет за моей головой?

Ему еще придется переспать с Легион. Ничего не поделаешь. Он не оставит друзьям разбираться с последствиями своих действий, но уважит демонессу, только когда Оливия вернется домой и будет отомщена. А потом можно упокоиться с миром. Так даже лучше. Все равно Аэрон не мыслит жизни без Оливии.

Вот и не придется.

— Лисандр. Кажется. Там еще были Кронос и Рея. Я поговорил с остальными парнями, и мы решили…

— Позже, — прервал друга Аэрон. Не важно, что думают другие. Если они не располагают фактами, то ничем не смогут помочь. — Потом расскажешь. Спасибо за предупреждение, но, как я и сказал, сейчас у меня нет времени. — Он вернулся в спальню и захлопнул за собой дверь, до последнего глядя в глаза Страйдеру.

В другое время смущенно-озабоченное выражение лица друга славно повеселило бы Аэрона.

Раздался стук в дверь.

— Аэрон. Приятель, ну прекрати.

— Убирайся, или, клянусь богами, отрежу тебе язык и прибью к стенке.

Из-за двери послышалось рычание.

— Заткнись, Ярость. Я пытаюсь игнорировать вызов в твоем голосе, но ни черта не получается. А теперь послушай. Мы не можем тебя потерять. Не можем снова пройти через подобное. Просто не можем. — Каждое слово Страйдер подкреплял ударом по дереву. — Помнишь, каково нам было, когда не стало Бадена?

«Не смей поднимать эту тему». Аэрон распахнул дверь, врезал другу по лицу. Страйдер ударил друга два раза и, победно, но в то же время печально улыбнувшись, вернул разделявшую их «преграду» на место.

— Я выиграл. Что до остального — у тебя есть полчаса, а потом мы все до единого явимся сюда, чтобы поговорить с тобой. Понятно?

— Да. — К сожалению.

Послышались удаляющиеся шаги.

По шороху сзади Аэрон догадался, что Оливия села на кровати.

— О чем он говорил? Что значит «потерять тебя»? И почему вы дрались?

От звука ее голоса Ярость довольно вздохнул.

Аэрон медленно повернулся к Оливии. Нельзя, чтобы она волновалась, поэтому он улыбнулся, надеясь, что вложил в эту улыбку все свои чувства к ней. Похоже, получилось. Глаза ее расширились, и она нервно облизнула губы.

— Не обращай на него внимания. Он, наверное, где-то сильно стукнулся головой. — Может, так и есть. Аэрон вообще всегда подозревал, что Страйдер слегка не в себе. — Кроме того, у нас с тобой остались незаконченные дела. Я ни разу не любил тебя в кровати, а именно этого мне сейчас и хочется.

«Да! »

Сначала Оливия никак не отреагировала. Но когда Аэрон запаниковал, что ему могут отказать, — «Нет! Невозможно! » — она схватилась за ворот платья и потянула. Ткань разошлась, обнажив прекрасные груди с розовыми жемчужинками сосков, нежный живот и длинные идеальные ноги.

— С удовольствием.

«Да, да».

Дрожь прошла по телу Аэрона, член стал подниматься и твердеть. Он метнулся к кровати, на ходу срывая с себя одежду. Сбросил сапоги и, зацепившись за собственные ноги, едва не упал, но не остановился, не желая медлить ни секунды. Кожа к коже — вот что ему сейчас нужно. До кровати он добрался уже полностью обнаженным и улегся на Оливию сверху, слегка придавив своим телом.

Жар, так много жара. Идеально. Оба со свистом втянули воздух. Оливия закрыла глаза и выгнулась навстречу Аэрону, обняв его за спину. На ее обнаженной шее пульсировала жилка, губы приоткрылись, волосы разметались по плечам.

Страсть еще никогда не выглядела так изысканно.

Аэрон хотел бы провести каждую минуту из отведенного им получаса, лаская Оливию до исступления. Вылизывая, пробуя на вкус, посасывая. Начиная с пальчиков ног и поднимаясь вверх, до самого рта. Уделяя особое внимание бедрам и груди. Но не стал. Не мог. Ему нужно войти в нее без промедления, слиться с ней воедино целиком и полностью.

— Обхвати меня ногами за талию, — скомандовал он.

Оливия подчинилась без колебаний и заминок.

Как только она открылась ему навстречу, Аэрон проник в ее лоно. Глубоко, так глубоко, как только можно. Оливия застонала, еще не вполне готовая к его вторжению. Второй толчок был осторожнее, а третий превратился в восхитительное скольжение.

— Аэрон, — выдохнула она.

«Моя».

«Наша. Учись делиться, Ярость. Мне же пришлось».

Аэрон уперся руками в матрас по обе стороны ее головы, приподнялся немного и стал самозабвенно осыпать поцелуями, не прекращая двигаться внутри ее. Он не смог бы остановиться, даже ворвись сейчас в спальню Гален и приставь пистолет к его виску. Эта женщина его восхищает, доводит до отчаяния, восторгает, злит… и принадлежит ему. Как и он сам принадлежит ей. Аэрону хотелось одновременно и оставить о себе неизгладимое впечатление, чтобы она никогда его не забыла, и стереть ее память, чтобы никогда не вспоминала о нем.

Ему была невыносима мысль, что после расставания Оливия будет страдать. Хотел, чтобы она нашла себе кого-нибудь другого… и уже мечтал этого «кого-нибудь» убить. Но больше всего он желал ей счастья. Чтобы она улыбалась. Веселилась.

Радость. Да. Вот, что он подарит сегодня Оливии. Радость.

— Говорил ли я тебе хоть раз, почему плохо быть пенисом? — спросил Аэрон, замедляя толчки.

Оливия открыла глаза. Страсть еще сияла в небесно-синих глубинах, но теперь к ней примешивалась растерянность.

— Ч-что?

За долгие тысячелетия Парис рассказал Аэрону множество шуток, но запомнилась только эта. Он так и не сумел выбросить ее из головы.

— Почему плохо быть пенисом. — Подавшись вперед, он снова толкнулся в ее лоно, возводя Оливию на новый уровень наслаждения.

С ее губ сорвался вскрик удовольствия.

— Нет. Нет, но это сейчас не важно, я хочу, чтобы ты…

— Быть пенисом плохо, потому что у тебя дырка в голове.

Усмехнувшись, Оливия крепче обхватила Аэрона.

— Никогда об этом не задумывалась.

— Что ж, дальше хуже. Твой хозяин постоянно пытается тебя придушить.

На ее лице расцвела полуулыбка. Сильнее сдавив коленями его бедра, она закусила нижнюю губу.

— Что еще?

— Ты съеживаешься в холодной воде.

Сдавленный смешок.

— И вечно приходится зависать в компании двух круглых идиотов.

Смешок превратился в заливистый хохот. Боги, как же Аэрону нравится звук ее смеха. Чистый, волшебный, окутывающий, точно ласка, истинная услада для слуха. Аэрон чувствовал себя повелителем мира только потому, что именно он рассмешил Оливию.

— Что ж, если твоему пенису захочется позависать со мной — пусть приходит в любое время.

Теперь уже сам Аэрон хмыкнул. Если бы только это было возможно.

— Малышка, сладкая малышка, — проворковал он. — Моя малышка.

«Наша. Учись делиться».

Аэрон снова впечатался в нее бедрами, и Оливия закрыла глаза и блаженно застонала. Ухватилась за изголовье, прижалась грудью к торсу воина и встречала каждый его толчок. Жажда достичь оргазма взяла верх над здравым смыслом. Да, да, так хорошо.

Оливия сжимала член Аэрона мышцами влагалища, влажными, горячими, гладкими как шелк. Одержимый демоном Ярости, воин двигался все быстрее и быстрее, не в силах замедлиться, растянуть наслаждение. Ему нужно услышать ее безудержные вскрики, выплеснуть в ее лоно свое семя, отпечататься в ее памяти.

Вскоре Оливия заметалась под ним, снова и снова выкрикивая его имя. Он видел и чувствовал только ее, ее одну, и хотел, чтобы так продолжалось вечно. Но каждый последующий толчок приближал желанную разрядку. Мышцы Аэрона напряглись, кровь забурлила в жилах, обжигая изнутри, уничтожая его для всего остального. Для всех остальных. Вот оно. То, ради чего Аэрон жил. То, чего так жаждал его демон.

— Я люблю тебя! — проревел он, достигая вершины экстаза.

Оливия достигла оргазма одновременно с ним. Лоно ее пульсировало, она сжимала его плечи, глубоко впиваясь в кожу ногтями. Она даже приподнялась и укусила его в шею. Может, до крови — не важно. Аэрон чувствовал, что продолжает двигаться в ней, извергается, стискивает в объятиях, сгорает… Ярость тихо мурлыкал, так же растворившись в ощущениях, как и хозяин.

Когда Оливия наконец успокоилась и сам Аэрон отдышался, он сразу перекатился на бок. Оливия тут же прильнула к нему, и на несколько минут воцарилась тишина. Никогда еще оргазм не был таким сильным и всепоглощающим.

Аэрон собирался заявить права на Оливию — но в итоге сам оказался в ее плену. Она завладела каждой клеточкой его тела, проникла внутрь, стала для него всем. Каждым вдохом. С ней он обрел покой, его демон утих, и жизнь превратилась в настоящую мечту.

— Это было… это было… — Оливия довольно вздохнула, выводя пальчиком сердце на груди Аэрона.

— Потрясающе, — договорил он за нее. — Ты потрясающая.

— Спасибо. Ты тоже. Но… то, что ты сказал… Ты серьезно?

«Действуй осторожно».

Если Аэрон расскажет ей правду, то Оливия может решить остаться, невзирая на Легион и на то, что он скоро умрет. Он фактически вынудит ее пережить предательство с его стороны и его смерть. Вынудит жить дальше без него, когда сбудется предсказание Даники.

— Да, — ответил Аэрон и тихо выругался. Однако раскаяния не почувствовал. Оливия заслуживает правды. Отношения с ней больше, чем просто секс. Больше, чем все на свете. — Я тебя люблю.

— О, Аэрон. Я тебя…

— Больше ни слова, Оливия! — откуда-то с середины комнаты гаркнул мужской голос.

Разъяренный вмешательством, Ярость зарычал.

Напрягшись, Аэрон машинально потянулся за кинжалами, лежащими на прикроватной тумбочке. И не расслабился, когда увидел Лисандра с распростертыми золотыми крыльями, в сияющем в лунном свете одеянии. Его прищуренные глаза метали молнии.

«Кто явится за моей головой? » — спросил Аэрон Страйдера.

«Лисандр. Кажется».

— Лисандр, — ахнула Оливия, прижимая простыню к груди. — Что ты здесь делаешь?

— Тихо, — приказал тот.

— Не смей с ней так разговаривать. — Аэрон встал и быстро натянул штаны. — Говори, зачем пришел, и проваливай.

«Пожалуйста, только не за тем, о чем я подумал. Я еще не готов».

Глядя Аэрону прямо в глаза, Лисандр произнес те слова, которые тот больше всего опасался услышать:

— Я пришел за твоей головой. И не уйду, пока не получу ее.

Глава 29

Наконец Легион нашла Галена. Тот сидел в грязном лондонском пабе. Ей пришлось телепортироваться несколько раз: из Буды в Бельгию, затем в Нидерланды — и в конце концов в Лондон. Трусливый ублюдок спрятался здесь и теперь потягивает виски в темном углу. Легион учуяла запах выпитой им ранее амброзии. Она узнала запах, потому что им вечно несло от Париса, и поняла, что скоро Гален совсем опьянеет. Оставалось только ждать.

Но ей не хватало терпения.

Легион оглядела себя. Она по-прежнему одета в футболку и джинсы, простенькие, но чистые. Хотя ничего вызывающего в ее наряде не было, ткань обтянула ее внушительный бюст. Несколько мужчин уже обратили на нее внимание и встретили ее появление восторженным свистом. Легион и бровью не повела, хотя искренне обрадовалась, что наконец-то на нее не смотрят как на нечто уродливое, мерзкое или в лучшем случае терпимое.

Она подошла к столику Галена, и воин бросил на нее взгляд из-под густых темных ресниц.

— Убирайся.

«Спокойствие». Инстинкт требовал сначала атаковать и только потом задавать вопросы. «Сопротивляйся». Галену нравится играть с Владыками, подсылая им наживки, чтобы отвлечь перед ударом. Сегодня Легион станет наживкой для него.

— Ты красивый, — сказала она и не солгала. Светлые волосы, голубые глаза, безупречные черты и чувственный рот — да он просто ставшая явью фантазия любой женщины! Однако Гален поспособствовал разрушению жизни ее Аэрона и заплатит за содеянное. — Я хочу тебя. — «Хочу тебя убить», но последнего слова Легион вслух не произнесла.

Он выгнул бровь.

— Конечно хочешь. Ты просто не можешь удержаться. Никто не может. — Его голос казался почти… печальным. — Послушай-ка, что я тебе скажу. Не важно, какие чувства я в тебе возбуждаю, не важно, надеешься ли ты на будущее, семью, детей — ничего ты от меня не получишь. — К концу фразы печаль сменилась издевкой. Гален залпом допил содержимое стакана. — А теперь убирайся, как я тебе и велел. Мне хочется посидеть одному в тишине.

Он стал вторым мужчиной, отвергшим Легион после ее превращения. Не удержавшись, она влепила ему пощечину. Его голова мотнулась в сторону, в уголке рта показалась кровь.

«Пожалуй, я сильнее, чем думала», — самодовольно отметила про себя Легион. Хорошо.

Когда Гален снова посмотрел на собеседницу, в его взгляде светился интерес.

— Почему ты это сделала?

— Потому что ты, похоже, не расслышал, когда я сказала, что хочу тебя.

— И ты думаешь, что пощечиной можешь меня завоевать?

— Ну, ты же до сих пор здесь, правда?

Некоторое время Гален рассматривал ее, потом перевел взгляд в дальний угол бара.

— Где ты меня хочешь?

— В туалете. — Никаких свидетелей. Лучше не придумать для того, что она задумала. — И кстати, я не собираюсь выходить за тебя замуж или рожать тебе детей. Мы займемся сексом, и тебе это понравится.

— А ты настойчивая штучка, как я погляжу.

— Ты даже не представляешь насколько. Так что: да или нет?

Сочные губы Галена изогнулись.

— Давай-ка проясним. Мы идем в туалет, там я тебя трахаю, и тебе даже неинтересно, как меня зовут?

— На самом деле я бы предпочла, чтобы ты вообще держал свой дурацкий рот на замке.

Упс! Кажется, ненависть вырвалась наружу.

— Так-так. Ты, похоже, моя родственная душа. — Секунду спустя он поднялся, оттолкнув стул. Не сказав больше ни слова, Гален обхватил Легион за талию и потащил за собой.

В туалете какая-то женщина мыла руки, и Гален бесцеремонно выставил ее вон.

— Эй! — возмутилась та, но, оглядев Галена, смягчилась и повторила уже с придыханием: — Эй!

— Проваливай отсюда, если жизнь дорога, — безразлично бросил ей Гален, захлопнул дверь и развернулся к Легион.

Демонесса дрожала, будучи не в силах ничего с собой поделать. Ее поразил жар в его взгляде. Именно этого она хотела от Аэрона. И именно этого могла никогда не получить.

Шаг за шагом Гален приближался к Легион. Она попятилась. «Нападай же! Убей его! » Но что-то ее удержало.

— Испугалась? — бархатным голосом спросил он. — И правильно.

Вздернув подбородок, Легион оглянулась и заметила стойку с зеркалом. При виде своего отражения она застыла. Каскад золотых волос, манящий мужчину зарыться в них руками. Большие темные глаза, исполненные желанием.

Желанием? Она хочет его? Его? Как можно хотеть Надежду? Он же ее враг. Враг Аэрона.

Сильные руки обхватили ее за талию и, подняв в воздух, усадили на стойку. Демонесса ахнула и вновь сосредоточилась на Галене, который уже расстегивал пуговицу на ее джинсах. Та легко поддалась, и Гален сдернул штаны с бедер Легион.

И усмехнулся.

— Ты без трусиков? Похоже, и правда очень меня ждала.

Его подколки разозлили демонессу — и одновременно вознесли ее желание на новый уровень. «Дело не в Галене, — уверяла себя Легион. — Ни за что не поверю, что дело в нем». Ей хотелось секса — это была одна из причин, побудивших выторговать себе новое тело. Вот только заняться сексом она планировала с Аэроном.

Который может вообще никогда не захотеть ее в этом смысле. По-настоящему.

— Кто сказал, что я ждала тебя? Ты красавчик, спору нет, но для меня просто замена кое-кому другому. — Это правда. Правда, которая ей понравилась. Она может использовать Галена, получить желанный секс, а затем убить ублюдка.

Гален прищурился.

— Вот как?

— Опять ты болтаешь. Я ведь, кажется, говорила, что ненавижу болтунов.

— Сама лучше за языком следи, — прорычал он, срывая с нее футболку. Бюстгальтера на Легион тоже не было. Не спрашивая разрешения, Гален склонился и втянул ее сосок в свой горячий рот. Легион застонала от удовольствия.

Это… потрясающе.

Да. Да, она займется сексом, которого так хотела. Заодно отвлечет Галена, чтобы потом было легче его убить. Успокоив совесть этим логическим заключением, Легион раздвинула ноги и рывком притянула Галена к себе. Его прикрытый тканью член прижался к средоточию ее женственности, и она застонала.

«Потрясающе» — недостаточно сильное слово для описания ее ощущений. «Идеально» будет точнее. Насколько же лучше могло быть с Аэроном? Аэрон. О нем ей сейчас думать не хотелось, а хотелось просто чувствовать.

— Еще, — неожиданно для себя потребовала Легион. Выгнулась навстречу Галену, потерлась о него. Ее кожа становилась все чувствительнее, внутри разгорался огонь желания — такой же, что пылал в глазах ее партнера. И пламя это становилось все жарче.

— Что, даже прелюдии не хочешь? — Гален уже сражался с молнией на штанах, высвобождая член. Тот оказался большим. Восхитительно большим.

Демоны в аду часто занимаются сексом — друг с другом, с проклятыми душами, — поэтому Легион знала, что большие размеры поощрялись, а маленькие поднимались на смех.

— А что такое прелюдия? — Правда, она понятия не имеет.

Гален снова усмехнулся:

— Ты мне нравишься, женщина. Серьезно. — Он попытался поцеловать Легион, но она отвернулась. Он повторил попытку, и снова безуспешно.

— Никаких поцелуев, — прохрипела демонесса. На самом деле ей очень этого хотелось, но поцелуй убьет Галена, прежде чем она с ним закончит. Хоть она и выглядит как человек, слюна ее по-прежнему чрезвычайно ядовита. Она сама чувствует на языке привкус.

Скрестив лодыжки у Галена на пояснице, Легион снова потянула его на себя, вынуждая тереться о нее. Сознание… заволокло туманом… тело… объято пламенем…

— Поцелуй меня, — приказал Гален.

— Нет.

— Поцелуй.

— Нет!

— Почему нет? В этом нет ничего особенного.

— Хватит… болтать! — огрызнулась демонесса.

— Ну и отлично. Хотела перепихнуться по-быст рому — то и получишь.

Придерживая член у основания, он направил его Легион между ног и одним резким движением вошел в ее лоно.

Она вскрикнула, но боль исчезла так же быстро, как и появилась, оставив лишь чувство абсолютного обладания.

— Еще.

Гален растягивал стенки ее влагалища, заполняя его до отказа, сводя с ума. Неудивительно, что все живые существа так любят заниматься сексом.

— Девственница? — пораженно выдохнул Гален. Чудо из чудес, но, кажется, его черты даже немного смягчились.

— Не твое дело. Кончай давай.

Оскалившись, он еще энергичнее задвигался вперед-назад. Растяжение и давление нарастали, толкая Легион навстречу… чему-то. Она забилась в его руках, отчаянно желая этого самого «чего-то», понимая, что перебьет всех в здании, если не получит своего.

— Быстрее.

— Боги, как с тобой хорошо.

Вцепившись в Галена ногтями, Легион задвигалась ему навстречу… Наконец ее просто снесло потоком чувств: она плыла, а перед глазами кружился звездный хоровод. Каждый мускул в ее теле сжимался, расслаблялся, сжимался снова. Так мощно, так волнующе… но слишком скоро ощущение пропало, оставив ее странно изможденной.

Она распахнула глаза. Дыхание ее по-прежнему было затрудненным. Гален продолжал двигаться внутри ее. Каждая черточка его лица выражала абсолютное наслаждение. Должно быть, он тоже вот-вот достигнет пика, как и она сама только что.

«Не позволю, — подумала Легион. — Он этого не заслужил. Пусть мне и было хорошо, как никогда. Пусть секс теперь и станет моим любимым и самым частым развлечением».

— Гален, — сказала она, и он потрясенно уставился на нее. Легион содрогнулась, чувствуя, как внутри вновь вспыхивает пламя. Как странно. Но наслаждаться вторым раундом ей некогда. — До встречи в аду.

С этими словами она впилась зубами ему в шею. Гален зарычал, но не от оргазма, а от боли. Попытался оттолкнуть, отодрать от себя демонессу, однако та крепко держалась, впрыскивая яд глубоко в его вены. Лишь выпустив последнюю каплю, она подняла голову и улыбнулась. Гален побледнел, потом кожа его приняла зеленоватый оттенок.

— Что ты со мной… сделала? — Ноги его подкосились, и он рухнул на пол.

Легион молча встала и оделась, хоть дрожь в коленях не унималась. Часть ее хотела остаться, помочь Галену, но она не позволила себе снова забыть о том, кто и что он такое. Так надо. Ради Аэрона. Она не могла отплатить ему меньшим.

— Я собиралась доставить тебя к своему мужчине и дать ему тебя убить, но так даже лучше. Счастливой жизни, — сказала она Галену и, послав воздушный поцелуй, добавила: — Хотя вряд ли ты долго протянешь.

Аэрон посмотрел на Лисандра, только что пригрозившего обезглавить его и явно не собиравшегося отступать.

— Оливия, — начал Аэрон, по-прежнему стоя у кровати. И он сам, и его демон были на удивление спокойны. — Возвращайся домой. Сейчас же. Пожалуйста.

— Нет. Нет. — Она обвила руками талию Аэрона и прижалась щекой к его спине, обжигая, как кипятком, жаркими слезами. — Не делай этого. Пожалуйста, не надо.

— Ты принес ей лишь боль, демон, — процедил Лисандр сквозь стиснутые зубы. — Ты не видел, как твои враги пытали ее, а я видел. Ты не умолял ее вернуться домой, чтобы избавиться от боли. Я умолял. Знаешь, почему она отказалась? Потому что дала тебе слово. Потому что хотела попрощаться. Опять же с тобой. Я не дам тебе времени выманить у нее еще одно обещание. Не дам больше шанса извратить наш с тобой уговор. Пора положить этому конец. Сегодня же. — Секунду назад у него в руках ничего не было, и вдруг он уже сжимает огненный меч. Лисандр взмахнул клинком, и с него посыпались искры.

«Не сейчас! — завопил Ярость. — Не сейчас. Сначала мы должны убить Галена».

— Лисандр, нет! — закричала Оливия. Поняв, что от Аэрона она ничего не добьется, попыталась заслонить его собой. — Не меч. Умоляю, только не меч.

Раздавленный чувством вины, Аэрон толкнул ее обратно на кровать и во всю ширь расправил крылья. Они с Лисандром сразятся, но не в этой комнате, не рядом с Оливией. Поединок неизбежен. Аэрон не собирается покорно подставляться под удар. Как верно заметил Ярость, только не сейчас. Слишком многое еще предстоит сделать.

— Хочешь мою голову? — обратился он к Лисандру. — Так догони и возьми.

С этими словами он бросился в окно, одним мощным движением выбив стекло, и взмыл высоко в небо.

Аэрон даже выбросил кинжалы, которые с безобидным стуком упали на землю. Лисандр дорог Оливии, поэтому ни за что, даже ради спасения собственной жизни, Аэрон не станет его убивать. Это причинило бы ей боль, а он поклялся никогда больше не заставлять ее страдать.

И к черту последствия.

Лисандр поспешил принять вызов. Аэрон понял это по крику Оливии:

— Нет, Лисандр! Не надо! Вернись!

Аэрону невыносимо было слышать в ее голосе волнение и отчаяние. Позже, если выживет, он успокоит любимую. Даст ей что душе угодно. Найдет способ спасти Легион от сделки с Люцифером так, чтобы с ней не спать. Он должен это сделать. Он не сможет быть с кем-то, кроме Оливии. Больше он на этот счет иллюзий не испытывал.

Она осталась ради него. Ради него вытерпела пытки охотников. Аэрон не мог ее за это упрекнуть.

«Отблагодари».

«Я буду ей вечно благодарен».

Аэрон развернулся в воздухе и, конечно, тут же увидел хмурого Лисандра всего в нескольких футах позади. Ангел убрал меч и сжал руки в кулаки. Когда взгляды соперников встретились, оба замерли, зависли в воздухе, держась на расстоянии, с которого не могли достать друг друга.

— Так не должно быть, — сказал Аэрон.

— По-другому не получится, — прорычал в ответ ангел. — Ты уверяешь, что любишь Оливию, а сам решил удержать ее в крепости, зная, что придется переспать с другой. Тем самым ты уничтожишь душу моей подопечной.

— Я собирался сначала отправить ее домой!

Вопрос в том, смог бы Аэрон так поступить? Каждый раз, как его посещала эта мысль, хотелось кого-то убить. А когда Оливия пыталась уйти, он убедил ее остаться еще ненадолго. Невзирая на опасность.

Нет, он никогда не смог бы ее отпустить. Никогда не смог бы заставить себя переспать с Легион.

В итоге Аэрон все равно пришел бы к этому заключению, а Лисандр просто ускорил ход событий.

— Я буду только с ней, отныне и навеки, — заявил Аэрон, гордо вздернув подбородок.

— Оправдывает ли это тот риск, которому она из-за тебя подвергается? Ты хоть знаешь, что с ней делали охотники?

Аэрон покачал головой, и его желудок болезненно сжался.

— Нет. Но я видел результат. Это воспоминание будет преследовать меня вечно.

— Что с того? Слушай и узнай. Стефано давал Оливии пощечины, бил кулаком. Ломал ей кости. Пытался утопить. Издевался над ней — над ней, в ком нет ни толики зла! А демоны, с которыми ей пришлось сражаться, чтобы добраться до тебя? Они касались ее там, где дозволено лишь любовнику. Но она все вынесла. Ради тебя.

Услышав все это, Аэрон раскинул руки, запрокинул голову и зарычал. Вложил в этот рык такую ярость, которой никогда прежде не испытывал. Он знал, что Оливия пострадала. Как он сам сказал, видел последствия, и одно лишь это привело его в бешенство. Но теперь, когда Лисандр бросал ему в лицо подробности, ранившие сильнее самого острого клинка… это бешенство возросло в разы. Оливия такая нежная, хрупкая. Будучи человеком, она могла умереть там, совсем одна. Умереть от боли.

«Накажи».

— Стефано заплатит. Я собственноручно с ним разберусь.

Цель скорректирована, но задача все та же. Аэрон дал себе новую клятву. Он уже решил, что прикончит всех, имеющих отношение к пленению Оливии, но это… Он собирался раз за разом заставлять Стефано балансировать на грани смерти, но всякий раз возвращать его к жизни, чтобы можно было начать сначала.

— С демонами тоже.

«НАКАЖИ! »

— Мне пришлось стоять в стороне и смотреть на ее страдания. Я ничего не мог поделать. — Ярость самого Лисандра, похоже, несколько поутихла. — Я пытался договориться с тобой. Пытался помочь тебе, даже отвлекал богов, которые дергают вас за ниточки, точно марионеток. Но довольно. Я покараю тебя. Ты будешь страдать, как страдала моя Оливия.

Красные точки замелькали перед глазами Аэрона.

— Она не твоя Оливия, а моя.

«Наша. Мы ее защитим, мы же и отблагодарим».

— Надолго? — презрительно бросил ангел.

— Навсегда.

— Неужели ты не понимаешь?! — вскричал Лисандр. — Ты не можешь дать ей вечность. Своим решением не спать с Легион, а только с Оливией, ты выпускаешь на волю Люцифера, который придет за тобой. Это неизбежно. Твои друзья умрут один за другим. Их демоны не смогут противостоять своему хозяину. А Люцифер и есть их хозяин. Следующими на очереди станут подруги воинов. Думаешь, что он пожалеет твою женщину, твою смертную женщину? Только твоя смерть может исправить то, что ты натворил.

Лисандр взмахнул крыльями, издал боевой клич и через секунду оказался рядом с Аэроном. Они столкнулись, перекатываясь в воздухе. И принялись молотить друг друга кулаками. Вопреки прежним намерениям, Аэрон был вынужден обороняться. Какое-то время раздавались лишь стоны, кряхтенье и свист выбиваемого из легких воздуха.

Противники цеплялись друг за друга ногами, пинались и настолько увлеклись схваткой, что забыли махать крыльями и стали падать вниз, прямиком на каменный утес. За секунду до катастрофы Аэрон понял, что происходит, схватил Лисандра за волосы и изо всех сил заработал крыльями, снова воспарив в небеса вместе с ангелом.

Тот вырвался и врезал Аэрону в челюсть. Боль пронзила зубы и десны, кровь потекла в горло. Когда Лисандр снова попытался напасть, Аэрон пнул его в живот, отшвыривая прочь. Они снова оказались вблизи крепости, и ангел врезался в стену. Камень треснул, поднялись клубы пыли.

Пробившись сквозь эту пелену, Лисандр ринулся вперед, впечатался в Аэрона, спровоцировав его падение. На этот раз Владыка не успел сориентироваться и со всей силы ударился о землю. Воздух разом вылетел из его легких, кости потрескались.

Аэрон быстро вскочил, морщась от боли в лодыжке, и снова взмыл в воздух. Одно из его крыльев оказалось сломанным. «Только не это опять», — подумал он, не обращая внимания на пронзительную боль. Куда подевался Лисандр? Аэрон огляделся, но… тут в спину врезалось что-то твердое и тяжелое, заставив закувыркаться в воздухе.

Понимая, что, как только выровняется, противник атакует снова, Аэрон напал первым и сумел попасть Лисандру в бок. Возможно, даже отбил почку.

Любого другого такой удар вырубил бы, но ангел лишь застонал. Однако нападать больше не спешил. Вместо этого он завис в воздухе, плавно взмахивая золотыми крыльями.

— Хочешь спасти и Оливию, и Легион, и своих друзей?

Аэрон тоже остался на месте, задыхаясь, обливаясь потом.

— Да. — Больше всего на свете.

— Что ж, тогда тебе придется умереть, это единственный способ.

Ничего другого от Лисандра ждать не приходилось.

— Сделка Легион…

— Аннулируется, если ты умрешь до истечения срока. Это часть их с Люцифером договора.

Аннулируется. Аннулируется с его смертью. Легион будет свободна. Друзья смогут жить, не опасаясь угрозы с ее стороны. Но…

— А что Оливия? — с трудом спросил Аэрон сквозь внезапно возникший в горле ком.

— Вернется домой, не мучаясь, что из-за нее пострадал кто-то из дорогих тебе людей. Не гадая, не возненавидишь ли ты ее когда-нибудь. Не испытывая угрызений совести, что бросила тебя, если все-таки решит, что однажды ты от нее отречешься. Не попав больше в плен к твоим врагам. Не боясь, что ее вынудят тебя убить.

Ради Аэрона Оливия пошла бы на все. Теперь он это знает. Вынесла бы любые трудности, стерпела бы любую физическую и душевную боль. Вот что он бы ей принес. Боль. Не важно, что Аэрон сделает, какую жизнь выберет, он принесет Оливии боль. Ключевые слова здесь: «выберет жизнь».

Он не может так с ней поступить. Не может поставить ее перед таким выбором. Ей не придется ничего терпеть, не важно, готова она к этому или нет.

Не будь Аэрона, Оливия сможет жить без вины и стыда. Без боли. А именно этого он и хочет — чтобы она жила в соответствии со своим предназначением: счастливо, свободно, безопасно.

«Мы должны умереть прямо сейчас? » — спросил Ярость, как всегда уловив ход мыслей Аэрона.

«Я — да».

«А я? »

«А ты будешь жить дальше». Свихнувшись без хозяина. Но Аэрон не стал напоминать об этом демону.

«Чтобы покарать». Утверждение, а не вопрос.

«Да. Чтобы покарать. — Аэрон молился, чтобы демон после разделения не забыл об их планах. — Они причинили ей боль».

«Значит, они умрут».

Так просто. «Спасибо тебе за все». Осталось уладить последние вопросы.

— Ты будешь защищать Оливию? — спросил Аэрон Лисандра. — Всегда?

— Всегда.

— А мой демон? — Если Лисандр собирается…

— О нем позаботятся. Теперь у Галена есть Неверие, и, чтобы восстановить равновесие, я поймаю демона Ярости и отдам Кроносу. Я разговаривал с ним и знаю, что он уже нашел тело. Оно принадлежит той, кого он сможет контролировать лично, чтобы она не имела возможности помогать твоим врагам или пытаться причинить вред твоим друзьям.

Аэрона охватила паника.

— Она? — Речь ведь, конечно, не об Оливии или Легион?

— Нет, это не Оливия и не Легион, — заверил Лисандр, прочтя его мысли. — На этот счет можешь не волноваться. Легион вернется домой. И, как уже сказал, я лично позабочусь об Оливии. Отныне и навсегда.

— У Ярости осталось одно незавершенное дело. Сможешь проследить, чтобы Кронос…

— Я чувствую, о чем речь, и, будь уверен, обязательно прослежу, чтобы Ярость все выполнил. Да так, что ты сам одобрил бы.

Тогда ладно. Аэрон сожалел, что не сможет лично поучаствовать в грядущей бойне, но что поделать.

— Прежде чем я позволю тебе забрать мою жизнь, у меня есть одна просьба.

— Говори, — кивнул ангел.

— Оливия хочет веселья. Ей нужно настоящее веселье.

Не успел Аэрон договорить, как Лисандр покачал головой:

— Это ее стремление связано с тобой. Когда ты умрешь…

— Поклянись, или поединок продолжится! — Аэрон тоже не собирался уступать.

Лисандр нахмурился:

— Сделаю все от меня зависящее.

— Этого недостаточно, — процедил Аэрон. — Ты живешь с Бьянкой, гарпией. Я слышал, маленькая ведьма само веселье?

— Так и есть, — с гордостью ответил Лисандр. Такой же гордостью, которая, вероятно, сквозила в голосе самого Аэрона, когда он говорил об Оливии. — Хорошо. Я позабочусь, чтобы они почаще бывали вместе.

Теперь все улажено.

«Смерть», — подумал он. Вот она, уже глядит в глаза. Поймала наконец его в свои когти, и он не собирается сопротивляться. Он ожидал, что сейчас его захлестнут эмоции, но этого не случилось.

Аэрон хотел бы попрощаться с Оливией, еще раз напомнить, что любит ее, но она попыталась бы его отговорить. Он это знал — как знал и то, что уступил бы. Но его время пришло.

Он сделал глубокий вдох… задержал дыхание… затем медленно выдохнул и развел руки.

— Давай. Сделай то, зачем явился.

Лисандр смотрел на него, с любопытством склонив голову набок, словно не ожидал, что Аэрон решится.

— Уверен?

— Да.

Ангел вытянул руку, и в ней снова возник огненный меч.

— Нет! — донесся откуда-то снизу крик Оливии. — Нет! Аэрон! Лисандр! Пожалуйста, не надо!

Аэрон не хотел, чтобы она видела его казнь, но было поздно просить Лисандра перенести их в другое место. Огненный меч, описывая в воздухе дугу, уже опускался к его шее.

«Прощай, Аэрон», — тихо сказал демон Ярости.

Боль огнем опалила Аэрона… и все чувства пропали.

Оливия все кричала, и кричала, и кричала. Аэрон. Мертв. Утрачен навеки. Прекрасное тело воина обмякло и стало падать вниз. Это падение, казалось, длится целую вечность, медленное и мучительное, заставляющее надеяться, что, может быть — может быть! — Аэрон приземлится мягко и с ним все будет в порядке. Нужно только успеть до него добежать…

— Пожалуйста, — всхлипнула она, выбежав из спальни и бросившись к выходу из крепости. Однако в глубине души Оливия знала — все бесполезно. Аэрон мертв. Утрачен навеки.

Телепортировавшись обратно в крепость, чтобы рассказать Аэрону о том, что сделала, Легион почувствовала: связь с ним оборвалась. И поняла, что произошло. Поняла. Только одно могло разорвать их узы.

Смерть.

Она по-прежнему жива, значит… Нет. Нет! Никогда. Легион яростно затрясла головой.

— Аэрон! Аэрон!

Без их связи она не может оставаться на земле. Она…

— Нет! — закричала она, чувствуя, как из крепости ее тянет обратно в преисподнюю.

И когда пламя адово охватило Легион, она услышала вопль Люцифера, эхом отражающий ее собственный:

— Нет!

Глава 30

Сжимая тело Аэрона, Оливия рыдала до тех пор, пока не кончились слезы. Она едва заметила, что солнце успело сесть и снова взойти. Едва обратила внимание на прибежавших друзей Аэрона. Увидев его останки, Страйдер упал на колени и завыл. Торин плакал. Люсьен ждал, чтобы сопроводить душу Аэрона, но его так и не призвали, и никто не знал почему. Мэддокс в ярости требовал ответов, а остальные просто застыли, бледные, шокированные, дрожащие, глядя на тело Аэрона и не веря своим глазам. Даже Гидеон, спотыкаясь, выбрался из крепости, и его слезы буквально уничтожили Оливию. А реакция Сабина и вовсе разорвала ей душу в клочья.

— Только не он! — нервно выкрикивал Владыка. — Не его. Заберите лучше меня.

Оливия испытывала схожие чувства.

Подобно ей, Владыки остались на холме. Камео пыталась уговорить Оливию встать, отпустить Аэрона, позволить остальным с ним попрощаться, но та отказалась. Даже стала отбиваться от протягиваемых к ней сильных рук. В конце концов Оливию оставили в покое, но она знала, что воины неподалеку, ожидают своей очереди.

«Это не конец, — оцепенело думала она. — Этого просто не может быть. Да, ни одному бессмертному не пережить обезглавливание. Но этого просто не может быть».

Аэрон не мог умереть в одиночестве.

Эта фраза звучала в ее голове снова и снова. Аэрон не мог умереть в одиночестве.

Аэрон не мог умереть в одиночестве.

Его смерть казалась совершенно неправильной. Бесполезной, бессмысленной.

Аэрон не мог умереть в одиночестве — и не умрет.

Внезапно ее окутанную мраком душу осветила надежда, и Оливия наконец волевым усилием заставила себя отпустить тело Аэрона — «Нет, держи его и никогда не отпускай! » — и встала с земли.

«Он не умрет в одиночестве», — поклялась она себе.

— Оливия, — окликнул ее один из ожидающих воинов, буквально излучая скорбь, сожаление, боль.

«Не обращай внимания».

Закрыв глаза, Оливия развела руки в стороны и подняла лицо к сияющему солнцу.

«Действуй».

— Я готова вернуться домой. Занять свое законное место на небесах. Снова стать ангелом, которым меня создали.

Она немедленно оказалась на небе, и из ее спины одним царственным движением вырвались и распахнулись крылья. Обернув их вокруг себя, она оглядела их… и не заметила ни следа золота. Это открытие поразило ее. Значит, она больше не воитель. Забавно. Лишиться возможности именно тогда, когда ею овладело сильнейшее желание за что-то бороться.

Аэрон не умрет в одиночестве.

Секундой позже рядом возник Лисандр. Лицо его искажала мука, как от физической боли.

— Мне жаль, Оливия, но выбора не было. Таков был единственный способ.

Услышав в его голосе искреннее раскаяние, она кивнула, принимая извинения:

— Ты сделал то, что должен был. Так же, как поступлю теперь и я.

Не дав Лисандру шанса спросить, что она задумала, Оливия направилась прямиком в зал суда, готовая встретиться с Небесным Советом.

Аэрон медленно открыл глаза. И тут же поразился — как ему это вообще удалось?

Нахмурившись, он поднял руки вверх, ощупал себя и обнаружил чудо из чудес: у него по-прежнему есть глаза, нос, рот. Голова на плечах, и шрам на шее отсутствует. Еще большее потрясение ждало Аэрона, когда он увидел чистую загорелую кожу рук, с которой исчезли все татуировки.

Нахмурившись сильнее, он сел и не ощутил ни головокружения, ни боли, лишь прохладный ветерок овевал тело, словно сжимая в дружеских объятиях. Воин оглядел себя. Цел и невредим. Лежит на мраморном помосте, облаченный в белое одеяние, очень похожее на платье Оливии. Татуировки на ногах тоже пропали.

Как это возможно? Как такое вообще возможно?

Лисандр не промахнулся. Аэрон ведь почувствовал жгучую боль.

Что же тогда произошло? И где он сейчас находится? Аэрон осмотрелся. В воздухе висел туман, словно Аэрон очутился во сне. Ни домов, ни улиц, только бесконечные ряды алебастровых колонн, увитых мокрым от росы плющом.

Рай? Его что, каким-то образом превратили в ангела? Аэрон завел руку назад и ощупал спину. Крыльев нет. Его охватило разочарование. Стань он ангелом, смог бы разыскать Оливию, быть с ней.

Оливия. Милая, милая Оливия. От желания обнять ее заболело в груди. Аэрон будет скучать по ней каждый день своей… жизни? Смерти? Скучать безмерно, бесконечно. Где она сейчас? Что делает?

— Аэрон.

Узнав низкий, глубокий голос, он потрясенно вздрогнул.

В последний раз Аэрон слышал этот хрипловатый тембр тысячи лет назад, но никогда не забывал, кому тот принадлежит. Баден. Лучший друг, уже много веков покойный. Аэрон вскочил, обернулся, не зная, что увидит. Как?..

Баден стоял всего в нескольких шагах от него.

Аэрону с трудом удавалось побороть изумление. Друг выглядел точно так же, как и при жизни. Высокий, мускулистый, взлохмаченные ярко-рыжие волосы, карие глаза, загорелая кожа. Подобно Аэрону, Баден облачен в белое одеяние.

— Как ты… как мы… — Аэрон никак не мог оправиться от удивления. Ему не удавалось задать ни одного вразумительного вопроса.

— А ты изменился. И сильно. — Баден улыбнулся, обнажив ровные белые зубы, и, вместо ответа, принялся сам разглядывать приятеля. — Боги, как же я по тебе скучал.

Они бросились навстречу друг другу, обнялись. Аэрон никак не хотел отпускать Бадена — не думал, что увидит его снова. Однако вот они, стоят рядом…

— Я тоже по тебе скучал, — сумел выговорить Аэрон сквозь ком в горле.

Отпустить друг друга они смогли далеко не сразу. Аэрон все еще не верил в происходящее. Что он здесь, с Баденом. Видит его, может к нему прикоснуться.

В их последнюю встречу, незадолго до того, как Бадена обезглавили, Аэрон хотел его испепелить. Вернее, этого хотел демон Ярости. Баден сжег целую деревню, решив, что ее жители замышляют убить его, и демон подталкивал хозяина отплатить Неверию тем же. Баден мучился угрызениями совести, и, возможно, именно чувство вины в итоге привело к тому, что он поверил Хэдие, наживке, которая и привела его на бойню.

Теперь Аэрон испытывал лишь… чувство родства. Никакой угрозы. Никакого желания схватить спички. Никаких образов в голове. Никаких криков в ушах. На самом деле он вообще не ощущал присутствия Ярости.

Это показалось ему лишенным смысла. Голова его по-прежнему крепится к туловищу, значит, и Ярость должен быть внутри, верно?

— Где мы? — спросил Аэрон. — И как здесь оказались?

— Добро пожаловать в загробный мир, друг мой. Зевс создал его после того, как вселил в нас демонов, на случай если они нас убьют. Он не хотел, чтобы наши порочные души смогли добраться до него. Да, понимаю, было бы неплохо заранее знать, что и для нас местечко после смерти найдется, но старый ублюдок ни словом не обмолвился. — Развернувшись, Баден сделал широкий жест руками. — Я называю это место Б-Адовой землей. И ад, и Баден вместе. Уловил шутку?

— Да, я понял.

— С чувством юмора у тебя по-прежнему туго, как я погляжу. Ладно, мы еще поработаем над этим. Знаю, смотреть особо не на что, да и скучно тут до чертиков, но это лучше, чем альтернатива.

Альтернатива?

— Так я и правда умер?

— Боюсь, что так.

Плечи Аэрона опустились — только это слабое движение выдало обрушившееся на него сокрушительное чувство потери. Выходит, Оливию ему не найти.

«И Ярости тоже нет», — осознал Аэрон, резко вдохнув от неожиданности. После смерти хозяина демон вырвался на свободу, и Аэрон остался один. По-настоящему один впервые за многие сотни лет.

Как… грустно. Да, грустно. Ведь под конец они с Яростью достигли взаимопонимания.

— Здесь только мы с тобой?

— Не только, но остальные держатся от меня подальше. Не знаю почему. Я же приятный, как сахарное печенье. Которое, правда, давным-давно не пробовал, — проворчал Баден. — Эта Пандора… — он содрогнулся, — она тоже здесь и как раз-таки норовит пообщаться. К сожалению.

И снова Аэрону пришлось бороться с изумлением. Пандора. Воительница, которой поручили охранять ларец, где держали в заточении всех демонов. Та, чье повышение, чей статус стали костью в горле для Аэрона и его друзей постоянным напоминанием, что боги обделили своих элитных воинов.

Когда-то Аэрон презирал Пандору. Теперь же… он так давно не вспоминал о ней, что не мог вызвать в себе прежней ненависти. Но обрадовался ли новости, что Пандора где-то неподалеку? Черт, нет.

— Почему же ты ее не убил? — спросил он Бадена. — Снова.

— Силенок не хватило, — послышался сзади женский голос.

Воины разом обернулись и увидели Пандору, которая стояла, прислонившись к колонне и скрестив руки на груди.

Пусть Баден и предупредил о присутствии воительницы, но увидеть ее вживую после стольких лет было подобно удару в лицо чем-то металлическим. Аэрон оглядел Пандору. Как и они с Баденом, она отличалась ростом и статью. Каштановые волосы длиной до подбородка обрамляли лицо, слишком жесткое, чтобы считаться красивым. Глаза были золотыми, пронзительно-золотыми, яркими, потусторонними. И полными презрения.

Именно этим взглядом она всегда провожала их на небесах.

Ага. Прежнее отвращение и ненависть проснулись в Аэроне, наполняя его, как встарь. Похоже, даже после смерти ему суждено иметь дело с врагом.

— Видимо, у меня сегодня день рождения, — проговорила Пандора с жестокой улыбкой. — Один за другим те, кто отправил меня сюда, являются, чтобы составить мне здесь компанию.

— Ошибаешься. Это подарок мне. Теперь будет кому обеспечить тебе вечные мучения.

Пандора шагнула к Аэрону… чтобы атаковать? — но остановилась и снова улыбнулась.

— Как там Мэддокс? Надеюсь, тоже при смерти?

Именно Мэддокс убил Пандору. Подстрекаемый своим демоном, Насилием, он раз за разом пронзал ее мечом.

— Боюсь расстроить, но он жив-здоров. Вдобавок скоро станет отцом.

У Пандоры перехватило дыхание.

— Серьезно? Как замечательно. — Она глубоко вздохнула, и тут ее словно прорвало: — Ублюдок! Он не заслуживает счастья! Убил меня, позволил украсть мой ларец, и теперь никто не знает, где его искать. С ларцом мы смогли бы выбраться отсюда, но нет! Даже мне его не найти. Мэддокс все разрушил, и теперь его заветная мечта исполняется? Думаешь, я не знала, что он всегда хотел семью? Знала! Но он должен был умереть! Именно Мэддокс…

— Ой, да заткнись уже. — Баден послал Аэрону красноречивый взгляд, говоривший: «Видишь, что мне приходится терпеть». — Боги. Ты все такая же стерва.

Повисло молчание, нарушаемое лишь тяжелым дыханием Пандоры. Прищурившись, она смотрела на рыжеволосого Бадена.

— Что, теперь рядом с другом чувствуешь себя непобедимым?

— Вряд ли. Я в любом случае непобедим.

Они продолжили препираться, но Аэрон перестал обращать внимание на перебранку, сосредоточившись на том, что сгоряча сболтнула Пандора. Если они найдут ларец, то смогут выбраться отсюда? Аэрон не знал, правда это или ложь. Единственное, что он понимал, — если сумеет вырваться, то получит шанс отправиться на поиски Оливии, как и хотел.

Будет ли он видим для нее?

Не важно, да или нет. Главное, что она будет видима для него.

«Этот ларец мой».

Глава 31

Оливия предстала перед Небесным Советом, которому второй уже раз предстояло решить, жить ей или умереть. Дни напролет она вновь и вновь обращалась с прошением, наотрез отказываясь сдаться и уйти, но Совет раз за разом отвергал ее мольбу, слишком радуясь произошедшему. Аэрон умер, как они того и хотели, а Легион вернулась в ад. О чем Лисандр «забыл» предупредить Аэрона.

Оливия раскинула руки в стороны, расправила крылья и повернулась, позволяя Совету увидеть себя всю. Кровь Аэрона отчистилась с ее платья, но не с рук. Оливия старалась даже ненароком не коснуться волшебной ткани. Пусть виновные увидят, что натворили.

Она внимательно всматривалась в каждого из восседавших на своих тронах членов Совета. Они прекрасны, все и каждый. А еще сильны, горды и чисты. Во всем правы. С готовым объяснением на каждое решение. Они даже не поморщились под ее пронзительным взглядом.

«Не сдавайся. Ты уверенная в себе и напористая».

— Покарав его, — сказала Оливия, — вы обрекли меня на вечные страдания. Да, я пала, но вы позволили мне вернуться. Я снова одна из вас. Ангел. Значит, моя душа так же чиста, как и ваши. Поэтому я спрашиваю вас: чем я провинилась, чтобы заслужить такое наказание?

По крайней мере, ей удалось добиться хоть какой-то реакции — члены Совета стали перешептываться.

Надежда вновь расцвела в сердце Оливии.

— О чем ты толкуешь? — спросил один из мужчин. — Мы разрешили тебе вернуться, и это привилегия, а не наказание.

— Я люблю Аэрона и не могу быть счастлива без него.

— Можешь, — возразила женщина. — Тебе просто нужно время, чтобы…

— Нет! Время ничего не исправит. Я заслуживаю счастья, которое дарила тысячам других, и уже не раз объясняла вам, что мне для этого нужно.

Перешептывания стихли. Повисло молчание. Тяжелое молчание. Давящее. Но Оливия не склонила головы и не стала извиняться за свою дерзость. Она не отступит. Если ей не вернут Аэрона, она разделит его участь.

Аэрон не умрет в одиночестве.

«Будь уверенной».

— Если вы оставите все как есть, позволив умереть достойному созданию, то вы не лучше тех, от кого защищаете людей.

В таком случае они ничуть не лучше демонов. Оливия не произнесла этого слова вслух, но смысл и так был ясен.

— Достойные создания все время погибают, Оливия. Такова цена свободы выбора, — произнесла другая женщина, уже мягче, с ноткой сострадания в голосе.

«Будь напористой».

— Мы покарали Аэрона за его выбор. Но почему бы теперь не вознаградить его? Именно это и отличает нас от наших врагов. Сострадание, доброта. Любовь. Любовь, которую Аэрон демонстрировал в невероятной мере. Он отдал ради меня свою жизнь. Разве такая жертва не перевешивает его преступление? Разве не доказал он, что заслужил прощение?

Снова бормотание. Наконец кто-то со вздохом изрек:

— Возможно, что-то и можно сделать…

* * * * *

Дни мелькали быстрой чередой, один неотличим от другого. Аэрон все время проводил с Баденом. Они разговаривали, шутили, грустили и снова радовались встрече, без конца гадая, куда же подевался ларец Пандоры. Стремление Аэрона найти артефакт было сильно как никогда. Не чтобы остановить охотников — хотя это и стало бы прекрасным дополнительным бонусом, — но чтобы вернуться к Оливии.

Выяснилось, что ему больше не нужно ни есть, ни спать. Он просто существует в бесконечном белом пространстве, но его решимость выбраться отсюда оставалась непоколебимой.

Аэрон с Баденом уже разработали несколько перспективных теорий. Возможно, ларец спрятан у всех на виду. Или в какой-то иной реальности, вроде этой, куда никому не по силам телепортироваться. А может, погребен на дне моря. Однако кто похитил артефакт и зачем, все еще оставалось для них загадкой.

— Я так хочу вернуться, — сказал однажды Баден, прогуливаясь вместе с Аэроном в окружавшем их тумане. Так лучше думалось. — Иногда нам вдруг мельком показывают, что творится на земле, но это же так мало.

— Что ты видел?

— Несколько битв Сабина с охотниками до того, как он переехал в Будапешт. Вашу крепость. Взрыв, после которого вы снова собрались все вместе. Каждую из женщин, которая вам помогала. Кстати, Люсьен — везучий ублюдок. Его подружка впечатлила меня больше всех.

— Ты бы ему скорее посочувствовал, если б на самом деле встретился с Аньей.

Баден рассмеялся:

— Что, она та еще головная боль? Впрочем, как и все они. — Погрустнев, он хлопнул Аэрона по спине. — Думаю, больше всего я скучаю именно по женской мягкости.

Вспомнил Хэдие?

— Почему ты это сделал? — Аэрон наконец задал вопрос, мучивший его долгие столетия. — Почему позволил охотникам обезглавить себя?

Баден пожал плечами:

— Я устал. Безумно устал постоянно оглядываться через плечо, подозревать всех подряд во всем на свете. Даже в тебе начал сомневаться.

— Во мне?

— Вообще-то во всех вас, — со вздохом признался Баден. — Это было совершенно невыносимо. Я ненавидел думать, будто однажды вы пойдете против меня, хотя в глубине души понимал, что такое невозможно.

— Ты прав. Мы бы никогда не причинили тебе вреда.

Воины слишком любили Бадена и доверяли ему, невзирая на его демона. Знали, что друг всегда поддержит и поможет.

— А потом появилась та женщина, — продолжил Баден. — Я заподозрил, что она наживка, хуже того, я на это надеялся. Поэтому так и поступил. Проводил ее домой, позволил соблазнить себя, даже понимая, что вот-вот нагрянут охотники. На самом деле я почувствовал… облегчение, когда они наконец пришли. Я даже не стал сопротивляться.

Совсем как сам Аэрон в итоге отказался сражаться с Лисандром.

— Ты рад тому, как все закончилось?

— Честно говоря, не знаю. Единственное доступное мне здесь развлечение — это Пандора, а, как ты заметил, с ней не очень-то весело.

Вот уж точно.

— Кстати, о Пандоре — она что, испарилась? С нашей первой встречи я ее больше не видел.

— Нет, она так себя обычно и ведет. Дает несколько дней отдыха, пока не расслабишься, думая, что все хорошо, а потом снова нападает. Но хватит о ней. Почему ты так поступил? — спросил Баден, бросая на друга взгляд украдкой. — Почему дал себя убить? Да, я знаю, что это был твой выбор. Ты слишком хороший боец, чтобы кто-то сумел тебя победить.

Аэрон устало вздохнул — совсем как Баден только что.

— Все эти годы я боялся смерти, но ты прав, в конце концов я принял ее добровольно. Не из-за усталости, а потому, что хотел спасти свою женщину.

— А, опять женщина. Наше извечное слабое место. Расскажи мне о ней. Я ее еще не видел. — Баден в предвкушении потер руки. — Хочу знать, что за создание сумело окрутить такого осторожного парня.

— Да, Аэрон, мне тоже это интересно.

Аэрон замер.

— Ты это слышал?

Он развернулся, отчаянно пытаясь отыскать взглядом ту, кого желал больше жизни, но никого не увидел.

— Да, — нахмурившись, подтвердил Баден. — Женский голос, так?

«Значит, я не свихнулся».

— Оливия? — окликнул Аэрон. Он мог бы поклясться, что сердце с новой силой застучало в груди. — Оливия!

В нескольких ярдах от него воздух замерцал, блестки собрались в единую жемчужину, а затем вытянулись, принимая очертания тела. Темные кудри. Ярко-голубые глаза. Безупречная кожа. Губы сердечком. Румянец цвета лепестков розы на щеках и величественные белые крылья за спиной.

Крылья. Ангельские крылья. Она вернулась домой.

— Ты меня видишь? — Аэрон в отчаянии кинулся к ней. — Ты можешь видеть мертвых?

— О да. Я тебя вижу.

Аэрон подбежал, сгреб Оливию в охапку, сжал в объятиях и закружил. Она здесь! С ним! Больше он никогда ее не отпустит.

Оливия запрокинула голову и беззаботно рассмеялась. Этот смех… как бальзам на душу Аэрона.

— Оливия.

Страстно желая вновь ощутить ее вкус, он прильнул к ангельским губам, которые легко и охотно открылись ему навстречу, и Аэрон стал дарить ей поцелуй за поцелуем, наслаждаясь теплом и изгибами ее тела. Оливия принадлежит ему, ему одному, и никому больше.

— Аэрон. Мне столько нужно тебе рассказать.

Дрожа, он поставил Оливию на ноги и обхватил ладонями ее лицо, боясь отпустить хоть на мгновение.

— Милая, что ты здесь делаешь? Как оказалась тут? Ты ведь снова ангел? — «Мой ангел».

— Да. Я больше не воитель, а снова вестник радости.

— Ты всегда приносила мне только радость, но как… не понимаю…

Улыбнувшись ему, Оливия провела кончиками пальцев по его лицу, будто тоже никак не могла от него оторваться.

— Мой Бог — создатель бытия, и он дарует тебе новую жизнь. Так же, как Высший Небесный Совет позволил мне вернуться к прежним обязанностям — хотя и настаивал, что мне теперь куда лучше подошла бы роль воителя. Отныне я твой персональный вестник радости. Они поняли, что ни ты без меня, ни я без тебя счастливы не будем.

Аэрону никак не удавалось до конца осмыслить услышанное.

— А им-то какая разница? Они же сами хотели моей смерти.

— Ты пожертвовал всем ради меня. Мой Бог признал силу твоего поступка и решил вознаградить тебя. Он исцелит твое прежнее тело, вернет в него душу, и ты сможешь возвратиться в крепость. Мы будем вместе.

— Вместе.

От благодарности Аэрону захотелось упасть на колени, закричать от радости, пуститься в пляс… Чудеса продолжаются. Оливия теперь его.

В ее глазах промелькнули неуверенность и сомнение.

— Ты рад?

— Счастлив, как никогда, милая. Ты — все, чего я хочу от жизни, все, в чем нуждаюсь.

На губах Оливии расцвела улыбка.

— Я испытываю то же. — Тут ее улыбка потускнела. — Насчет Ярости… боюсь, демона тебе не вернут. Я пыталась их уговорить. Но его уже вселили в другого.

— В кого?

— В женщину по имени Сиенна Блэкстоун. Она была смертной, ее застрелили. Но Кронос спас ее душу и хранил у себя.

Сиенна Париса. Из всех возможных вариантов… Чем это обернется для бедняги Париса? Похоже, он все-таки сможет вернуть свою женщину, но она еще долгие годы будет сходить с ума, одержимая Яростью. Будет жить одной лишь местью и желанием карать грешников.

Аэрон сделает все, чтобы облегчить ей период адаптации. Возможно, и демон узнает своего прежнего хозяина. В конце концов, у них еще осталось незаконченное дельце. Покарать Стефано. И тварей из преисподней, причинивших вред Оливии.

— Я стану смертным? — спросил Аэрон, хотя в действительности это не имеет для него значения. Главное, что он будет с Оливией. Так какая разница, состарится он или нет?

— Нет. Ты будешь бессмертным, как и прежде. На самом деле твое тело останется таким, каким его изначально создали: без татуировок, без бабочек. Без крыльев. — И снова Оливия казалась неуверенной. — Ничего?

— Ничего? Да это отлично. — Рассмеявшись, Аэрон снова закружил ее. Разве может жизнь стать прекраснее? Наверное, уже нет. Вот только Оливия не выглядела столь же счастливой. Аэрон замер. — В чем дело?

— Легион. Ваша связь разрушилась, и ей пришлось вернуться обратно в ад.

Осознав, что произошло, Аэрон похолодел. Так вот что имел в виду Лисандр, говоря «она вернется домой».

«Я должен был понять, должен был хотя бы заподозрить неладное».

— Люцифер настолько разъярился, что оставил ее в человеческом облике, и теперь демоны бесконечно ее мучают. Гален ее ищет, и, думаю, он даже отправится за ней в преисподнюю. Хочет убить Легион, потому что она, как оказалось, пыталась убить его.

Аэрон только глаза вытаращил. Легион пыталась прикончить Галена? Сколько разных событий произошло с тех пор, как он умер!

— Я не могу ее там бросить, — воскликнул он, ведь, несмотря ни на что, он по-прежнему любит свою маленькую дочурку.

— Знаю. Поэтому мне пришлось обсуждать с Советом свои новые обязанности. Как твой вестник радости я объяснила им, что без Легион твоя жизнь будет неполной. Они согласились, что если ты за ней отправишься, то ей позволят остаться с тобой. Мучений, которые Легион сейчас терпит, хватит на тысячу жизней. Впрочем, по освобождении к ней приставят ангела-хранителя, который будет следить, чтобы она никогда не причинила вреда людям.

— Хорошо, хорошо, я даю согласие за нее. — Легион терпеть не может ангелов, но ничего, привыкнет. Все равно ей придется жить вместе с Оливией. — Да, — повторил он. Тут и раздумывать нечего. — Оливия, ты еще невероятнее, чем мне представлялось. Я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты сделала. — Аэрон осыпал поцелуями ее лицо. — Ты дала мне все.

— Так же, как и ты дал мне все.

— Я до конца жизни стану заботиться о том, чтобы ты была счастлива.

— Все, что мне нужно, — это твоя любовь.

Погрузившись в очередной глубокий, всепоглощающий поцелуй, Аэрон вскоре позабыл обо всем на свете. Они с Оливией жадно, исступленно ласкали друг друга, желая еще и еще…

— Э-э… ребята, — раздался голос Бадена, нарушая иллюзию уединения.

Аэрон и Оливия разом обернулась на звук. Баден помахал Оливии:

— Привет. Не хотел вам мешать, но что насчет меня? Я тоже не прочь поучаствовать в деле. Хочу обратно в свое тело.

— Прости, — ответила Оливия. — Ты ничем не жертвовал. Боюсь, тебе придется остаться здесь.

Печаль и скорбь мгновенно омрачили радость Аэрона. Он же совсем недавно вновь обрел друга и уже должен оставить его?

Плечи Бадена поникли.

— Может, есть способ…

— Нет, — мягко перебила Оливия. — Прости. Ты уже мертв, и жертвовать тебе нечего.

— Я найду способ достать тебя отсюда, — пообещал Аэрон. — Пандора говорила о ларце. Я непременно его разыщу, клянусь жизнью.

Баден кивнул и с грустью произнес:

— Я буду скучать по тебе.

— И я по тебе. — Слезы жгли глаза Аэрона.

Баден улыбнулся, но улыбка вышла печальной.

— Напомни Торину, что он должен мне меч. Передай Сабину, я не забыл, как он обдурил меня в шахматы. И скажи Гидеону, я требую реванша. Он поймет, о чем речь. — Баден передал послание каждому из воинов, и, вот проклятье, слова друга просто разбили сердце Аэрону. В конце концов он уже плакал не скрываясь. — Еще увидимся, Аэрон.

— Обязательно увидимся.

— Я всегда буду верить. — Не сказав больше ни слова, Баден пошел прочь.

Аэрону так хотелось окликнуть друга, остановить его, но когда он открыл рот, не в силах выдержать груз горя, Баден исчез в тумане.

— Мне жаль, — произнесла Оливия, гладя его по груди.

Аэрон резко притянул ее к себе, стиснул в объятиях.

— Это еще не конец. Клянусь. — И уткнулся лицом ей в шею, думая о том, что никогда не сможет отплатить ей за все, что она для него сделала. — Я так люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

— Я сделаю тебя счастливой. Из всех моих клятв эта для меня самая важная.

Оливия встала на цыпочки и поцеловала Аэрона.

— Ты уже сделал меня счастливой. А теперь идем домой. Все очень хотят вновь тебя увидеть.

— Не верю, что прошу об этом, но сначала перенеси нас в мою спальню. Нам нужно как следует отпраздновать воссоединение. А уже потом мы встретимся с остальными.

Оливия снова рассмеялась.

— Хорошо. У меня есть крылья, а у тебя нет. Похоже, теперь я ответственна за всякие… неприличные вещи. Так что договорились. Как ни крути, приносить тебе радость — моя работа.

— И я буду вечно благодарен тебе за это.

Они снова поцеловались и отправились домой.