Часть третья 4 страница

Она рассмеялась, наморщив лоб:

– Милорд, когда я стану очень старой женщиной, я буду вся в морщинах.

– Душа никогда не стареет. Разве ты этого не знаешь? – лукаво спросил он.

– Ты хочешь сказать, что у меня прекрасная душа? – спросила она.

– Да, хочу, – серьезно ответил он. – Но я должен признаться, что сегодня утром, когда я проснулся, я прежде всего заметил твое лицо. И может быть, еще то, как лучи солнца освещали твою спину... и даже, может быть, то, как от них вспыхивали, словно огонь, твои волосы.

– Мои волосы поседеют, – сказала она.

– Да. Но сколько бы тебе ни было лет, твои лицо, глаза и улыбка останутся прекрасными.

Она свернулась клубком, теснее прижимаясь к нему, и подумала, что вряд ли человек может быть счастливей, чем она сейчас.

– Ты будешь очень красивым стариком, – вымолвила она.

– Мускулы не остаются сильными вечно, они провисают. Я буду сутулым и, может быть, лысым.

– Но у тебя всегда будет твое лицо.

– Боюсь, оно не такое изящное, как твое.

– Не думаю, что такой сильный подбородок когда-нибудь станет слабым. И твои глаза... даже если их цвет потускнеет, они все равно будут синими: сейчас их синий цвет такой темный, что они почти черные. И они всегда будут свирепыми, – серьезно добавила она.

Он ласково погладил ее щеку своими теплыми пальцами. Какое-то время они молчали. Затем речь зашла о Марии.

– Она хорошая королева, – честно сказала Гвинет.

– Да, она доказала это, – согласился он.

– Ты все-таки говоришь это неуверенно.

– Я буду уверен в этом через двадцать лет, – сказал Рован, потом сбросил с себя все одеяла, приподнялся, нависая над Гвинет, и спросил:

– Миледи, вы хорошо служите ей, но нельзя ли оставить ее за порогом нашей комнаты?

Он не стал ждать ответа. Утро настало, но он не мог забыть ночь.

Наконец он снова лег рядом с ней, прижимая ее к своей груди. И с новой силой чувства воскликнул:

– Если бы мы только могли остаться здесь!

– Если бы мы остались здесь, мы бы не доехали до Елизаветы. И не смогли бы сказать ей о том, что Мария уважает право человека выбирать себе религию. Мы не смогли бы убедить ее, что Мария – ее законная наследница и заслуживает признания.

Он переплел свои пальцы с ее и сказал коротко и ясно:

– Мы не смогли бы вернуться и попросить у королевы согласия на наш брак.

Гвинет прижалась к нему, приподнялась на локте, посмотрела в его глаза:

– Рован, клянусь... я никого не стала бы заманивать в ловушку, чтобы женить на себе.

– Ты, конечно, вела себя смело и дерзко, – тихо и с любовью произнес он. – Но, по-моему, это я поймал тебя в ловушку.

– А по-моему, ты обязан так считать! – поддразнила его Гвинет.

– Это правда, и поэтому я так считаю.

Он сильнее прижал ее к себе и поцеловал долгим нежным поцелуем. Но когда почувствовал, что поцелуй может перейти во что-то большее, с сожалением отодвинулся от нее и сказал:

– Я ничего не хочу так сильно, как остаться здесь, – и вздохнул. В его взгляде еще была нежность. – Но мы должны ехать. Мы еще только на севере Англии.

Он отвернулся от Гвинет и встал с кровати. Но перед тем как собрать свою разбросанную одежду, он наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Позавтракаем – и в дорогу.

– Да, я сейчас встану, – пообещала она, как только он закрыл за собой дверь.

Простыни еще хранили запах его тела, поэтому она продолжала лежать, обнимая набитую перьями подушку.

Ей казалось, что быть счастливей невозможно. Она мысленно поклялась, что никогда не покинет его. И конечно, он любит ее – все равно, сказал он это или нет. Любит и будет любить всегда.

Глава 12

Лондон показался ей огромным.

Гвинет напомнила себе, что смогла привыкнуть к Парижу, и решила, что Лондон не очень от него отличается, только...

Только очень английский.

Лондонский дом Рована стоял возле Хемптон-Корта, чуть ниже по реке. За домом находилась красивая барка, которая могла быстро доставить их на прием к королеве.

Хотя Гвинет знала, что Кэтрин была англичанкой, она не ожидала, что Рована так радушно примут на родине его жены. Во время своих прогулок по городу они постоянно встречали людей, которые знали Рована и были рады снова видеть его в Англии, а на нее смотрели с нескрываемым любопытством.

Рован сводил ее в Вестминстерский собор, чтобы Гвинет смогла увидеть место, где проходит коронация монархов Англии. Потом они побывали в гостях у коменданта лондонского Тауэра. В доме Рована для Гвинет было выделено целое крыло здания, там сразу за спальней находилась гостиная, из которой можно было подняться на верхний этаж, где была комната Энни. На хозяйской половине дома, где жил Рован, располагался кабинет с массивным дубовым письменным столом и стульями для его счетовода и прочих служащих, которые вели хозяйственные дела.

Их первые дни в Лондоне показались Гвинет почти сказкой. Они плавали в лодке по Темзе, гуляли по паркам и ходили на рынки. Рован сопровождал ее как преданный страж, поэтому при людях они вели себя очень осмотрительно.

Но ночи принадлежали только им.

Наконец наступил день, когда они получили письмо от королевы Елизаветы. Она освободила один из вечеров, чтобы провести его с «дражайшим лордом Рованом», и с нетерпением ждет любые послания от своей «дражайшей кузины Марии Шотландской».

– В ее словах звучит самая искренняя любовь, – сказала Ровану Гвинет.

Он насмешливо поднял бровь.

– Не рассчитывай на победу из-за слов «дражайшая кузина», – предупредил он. – Елизавета – хитрая королева. И всегда очень осторожная.

В этом доме управляющим был веселый старик по имени Томас. Если он и заметил, что лорд Рован и леди Гвинет близки, то был достаточно осторожен, чтобы не говорить об этом вслух. Рован заверил Гвинет, что взял на службу этого бывшего солдата, когда тот остался без гроша, именно за умение хорошо хранить тайны. Было похоже, что он никогда не опасался сказать или сделать что-нибудь в присутствии Томаса, но был очень осторожен, когда надо было оберегать честь Гвинет.

Когда Томас принес письмо королевы, Рован, хотя не был полностью одет, прошел через зал в комнаты Гвинет. Она еще не встала с постели и с удовольствием принимала услуги Энни и Томаса: наслаждалась кофе и пирожными, которые каждое утро либо управляющий, либо служанка приносили ей на подносе. Раньше Гвинет никогда не пила кофе. Рован сказал ей, что в Константинополе этот напиток очень распространен. В Лондоне кофе был далеко не так известен, а в большей части Англии о нем даже не слышали. Но много лет назад, когда Рован был еще подростком, отец-лорд взял его в долгое путешествие. Они ездили по континентальной Европе и даже побывали на Востоке, где он и полюбил этот горький напиток.

– Здесь можно купить все, миледи, если знаешь подходящих торговцев и, конечно, можешь позволить себе заплатить, – заверил ее Томас.

Она многого не понимала в хозяйстве Рована, но ее и не слишком интересовало, сколько у него имущества и очень ли он богат. Она просто любила этого мужчину всем сердцем.

Однако она была рада, что он мог позволить себе покупать кофе. Этот напиток нравился ей, особенно когда Томас подавал его с густыми сливками и сахаром – еще одним редким товаром, который не всегда было легко купить.

В это утро она только что отставила в сторону поднос, когда вошел Рован и подал ей письмо от Елизаветы. Гвинет очень понравилось то, что оно было написано от руки: это означало дружеское обращение к близкому человеку.

– Судя по письму, вы знакомы с королевой Елизаветой ближе, чем с королевой Марией, – немного чопорно произнесла Гвинет.

Он рассмеялся и объяснил:

– Случилось так, что я был в Англии, когда дела у королевы шли плохо, и смог ее поддержать.

– Вот как?

Он вздохнул и улегся на постель, которую недавно покинул.

– Сейчас нам кажется, что Елизавета сидит на троне очень прочно, а Мария все еще добивается поддержки своего народа. Но Елизавете не всегда было так легко править. Поверь мне, она очень хорошо понимает, перед каким выбором стоит Мария. Кроме Марии, есть и другие, кто заявляет о своих правах на английский трон, но Мария из всех соискателей – самая подходящая. Я думаю, что так считает и Елизавета.

–Тогда Елизавете нужно просто поставить свою подпись и подтвердить это, – сказала Гвинет и ближе пододвинулась к нему.

Он улыбнулся:

– Все это не так просто, и ты знаешь почему: Мария еще не подписала Эдинбургский договор.

– Она не может его подписать: в его нынешнем тексте записано, что она отказывается от своих прав на английский престол.

– Тут есть кое-что и кроме этого, – заметил Рован, пожал плечами и обнял Гвинет. – Подумай об этом вот с какой стороны. Елизавета взошла на престол в двадцать пять лет, молодая и красивая. Нет никаких сомнений, что она была крупнейшим призом на рынке невест.

– Но она отказала всем, кто просил ее руки.

– Она много раз говорила, что если выйдет замуж, то как королева.

– И что это значит?

Он нежно отвел один из локонов Гвинет назад с ее лица и объяснил:

– Это значит, что Елизавете нравится быть любимой. Она и сейчас невероятно привлекательна для мужчин. Но она не может выйти за принца-католика, иначе другое государство получит власть над ее страной. За английского аристократа она тоже не может выйти, чтобы не дать одной знатной семье власть над другими. Если она выйдет замуж, то желает при этом остаться королевой не только по имени, но и на деле, то есть чтобы правила она, и только она. Однако она уже знает, как трудно быть сразу королевой и женщиной с нежным сердцем. Роберт Дадли был одним из ее любимцев, и многие думали, что он и королева слишком близки – особенно учитывая то обстоятельство, что Дадли был женат. Его жена умерла. Эту смерть посчитали несчастным случаем, но многие думают, что она покончила с собой, потому что была вне себя от горя из-за предполагаемой измены мужа. Но Елизавета во время этого скандала высоко держала голову, а потом ясно дала понять, что не выйдет замуж за Дадли. Был даже слух, что она предложила его в женихи Марии.

Гвинет беззвучно ахнула от негодования:

– Королева Елизавета хочет предложить нашей королеве такого человека – свой обносок!

Рован рассмеялся и прижал ее к себе.

– Какая ты гордая! Но ты права: я совершенно уверен, что Мария никогда не согласится взять в мужья этот, как ты его назвала, обносок Елизаветы. На самом деле у английской королевы есть чувство юмора. Может быть, она думает, что смогла бы взять Дадли в мужья, если бы взяла с него обещание, что в случае ее смерти он женится на королеве Шотландской. Женившись на двух королевах, он имел бы больше шансов стать отцом королевского наследника.

Гвинет внимательно вглядывалась в него.

– Это не очень похоже на поведение королевы-девственницы.

Рован покачал головой:

– Кто может знать, что происходит в сердце и уме другого человека? Но, когда она еще жила со своей мачехой Кэтрин Парр и Сомерсетом, был жуткий скандал. Сомерсет предпочел бы жениться на ней, а не на вдове ее отца. Он слишком часто пытался взобраться выше, чем следовало, и в конце концов сложил голову на плахе. Знатному Человеку опасно желать королевской власти.

Гвинет внимательно посмотрела на него, не решаясь заговорить. Потом все же рискнула:

– Если слухи верны...

– Это не слухи, а правда, миледи. Моя мать была дочерью Якова V, короля Шотландии, любимой и признанной так же, как он признал других своих детей.

– И вы не желаете королевской власти?

– Спасибо, мне дороже моя голова. Я стоял бы в этом списке после десятка других претендентов. А я люблю Шотландию. Там – мои собственные земли. Там – моя собственная жизнь.

Это признание в любви прозвучало нежно, и на лице Рована была ласковая улыбка.

Гвинет улыбнулась, потом неохотно отодвинулась от него и встала с кровати.

– Мой дорогой лорд, я должна одеться.

Рован пожал плечами и тоже встал.

– Тебе понравится плыть на барке вниз по реке, – сказал он и вышел.

Они прибыли к королеве в Хемптон-Корт и были допущены в личные покои королевы, а не в частную палату – более доступную приемную, и не в Присутственную палату, где она принимала многих посетителей. Один из служителей королевы провел их к ней. Елизавета встретила их не в своей спальне, а в приемной, расположенной непосредственно рядом со спальней. Там стоял столик, накрытый для обеда. Их прихода ждала служанка, чтобы подать им вино или пиво. Как только они вошли в приемную, королева вышла навстречу из своей спальни. Рован низко поклонился. Гвинет знала, как ей надо вести себя по правилам этикета: присесть в низком поклоне и ждать, пока королева позволит ей подняться. Так она и сделала.

Елизавете было немногим больше тридцати лет. Гвинет не смогла удержаться, чтобы не окинуть ее быстрым оценивающим взглядом. Рост у нее был достаточно высокий, примерно такой же, как у самой Гвинет, но осанка и наполовину не была такой величавой, как у Марии. Ее красиво уложенные волосы были золотистого цвета с оттенком рыжины, а глаза мерцали черными агатами. Она была одета в шелковое платье и безрукавку из бархата. Корона покоилась у нее на голове. Она была не очень красива, но, несомненно, привлекательна.

– А, мой дорогой лорд Рован! – приветствовала его королева, сделав рукой знак подойти ближе, и поцеловала в обе щеки.

Потом отступила на шаг, положив руки ему на плечи, оглядела его и кивнула, словно одобряя его внешний вид. В ее глазах блеснул озорной огонек.

Затем она повернулась к Гвинет, движением руки поманила ее к себе и вполголоса произнесла:

– И леди Айлингтон, фрейлина моей дорогой кузины.

Гвинет низко наклонила голову.

– Ну, дитя мое, дайте мне взглянуть на вас, – сказала Елизавета, и Гвинет посмотрела в глаза английской королеве. – Вы такая высокая.

– Не слишком высокая, – возразила Гвинет.

Елизавета, довольная таким ответом, рассмеялась и промолвила:

– Осторожно: по-моему, вы на дюйм выше меня, а мне нравится считать, что я высокого роста.

– Ваш рост действительно высокий, ваша милость, – послушно согласилась Гвинет, и на лице королевы появилась веселая улыбка: видимо, ее это очень позабавило.

– Вы, кажется, провели год во Франции, поэтому я велела подать французское вино в надежде, что оно вам понравится, – сказала Елизавета.

– Вы очень добры.

– Мне любопытно... – начала Елизавета, но вместо того, чтобы уточнить, что именно вызвало ее любопытство, повернулась к Ровану и сказала: – Я очень сожалею о вашей потере. С тех пор уже прошло немного времени, и я надеюсь, что вы хорошо себя чувствуете.

– Достаточно хорошо, благодарю вас.

– Я полагаю, вы участвовали в сражении за вашу королеву против Хантли?

- Да.

– Отличное решение дела. Мне было интересно слышать обо всем, что произошло, и приятно узнать, что моя кузина придерживается в вопросах религии того же мнения, что и я. Люди умирали и будут умирать за свою веру, хотя я стараюсь, чтобы у них было для этого как можно меньше возможностей.

– Клянусь вам, ваша милость, что королева Мария не намерена никоим образом вмешиваться в дела шотландской церкви, – заверила королеву Гвинет.

Елизавета взглянула на нее:

– Прекрасно сказано. Конечно, я слышала все о вас. Мария прислала вас сюда как свою самую горячую сторонницу, и вы должны каким-то образом убедить меня, что моя кузина – подходящая наследница моего престола, как она об этом заявляет.

Гвинет почувствовала, что ее щеки краснеют, и очень тихо произнесла:

– Она во всем такая, как она о себе заявляет.

– Но я еще не умерла, – сказала королева, ее позабавили слова молодой гостьи. – И знаете, что я решила, дорогой Рован?

На губах Рована была сдержанная улыбка: поведение королевы явно казалось ему забавным.

– Что же, ваша милость?

– Мне не нужно назначать наследника для моего престола. Я решила, что совершенно не хочу умирать.

– Я не думаю, чтобы любой из нас был намерен умереть, особенно в таком молодом возрасте, – вступила в разговор Гвинет.

– А! Леди называет меня молодой. Ну, теперь я вижу, что мы с ней станем близкими друзьями! – воскликнула Елизавета, и было похоже, что королеве стало еще веселей. – Рован, выйдите ненадолго. Мои фрейлины будут просто счастливы увидеть вас. В этом я уверена, – лукаво добавила она.

Рован продолжал стоять и смотреть на королеву. Елизавета взмахнула рукой:

– Уходите же, Рован! Я хочу поговорить с этим очаровательным созданием наедине.

– Как вы желаете, – произнес он наконец и, поскольку у него не было выбора, оставил их одних.

Елизавета подошла к большому креслу, стоявшему в центре комнаты, а гостье указала на диван напротив себя:

– Можете сесть.

Когда Гвинет села, королева обратилась к ней:

– Приступайте к делу! Расскажите мне о чудесах Марии Шотландской.

– Она желает быть хорошей королевой, честной и справедливой во всем. Вы не знаете, как разрывалось ее сердце, когда она должна была воевать против Хантли, лорда-католика. Но королевство и народ для нее важнее всего. Она бы с огромным удовольствием подписала Эдинбургский договор, но чувствует, что не может этого сделать. Она была рада, когда вы дали ей разрешение на проезд через Англию, хотя оно пришло, когда мы уже давно были в пути. Она желает лишь одного: быть поистине вашей самой дорогой кузиной и верным другом.

– Она не будет мне другом, если продолжит переговоры о брачном договоре в любой его форме с доном Карлосом Испанским, – просто сказала Елизавета.

Гвинет ответила осторожно: может быть, переговоры с Испанией тайно продолжаются, а ей не доверили эту тайну.

– Мария очень хорошо понимает, что она, как и вы, должна выйти замуж так, чтобы это было на благо ее стране.

– В самом деле?

– Ее обручили с Франциском, когда она была еще ребенком, и в детстве она с ним дружила. А потом была ему во всех отношениях верной и нежной женой.

– Это легко, когда жена – королева Франции! – заявила Елизавета.

– Не так уж легко. Он медленно умирал, а она не покидала его ни на минуту, – ответила Гвинет.

– А, значит, у нее доброе сердце.

– Очень доброе.

– И страстное тоже?

– Конечно, особенно если речь идет о том, чтобы хорошо править.

– А в остальном?

И королева Елизавета немного наклонилась вперед.

– Она... добра к своим друзьям. Она чувствует отвращение к насилию. Она хорошо образована и любит книги, лошадей и гончих собак.

– Я слышала, что она – отличный охотник.

- Да.

Елизавета улыбнулась, явно поняв что-то по тону этого ответа, и спросила:

– А вы нет?

– Я не слишком люблю охоту.

– По крайней мере, вы честны.

– Королева очень честна.

– Это, моя дорогая, не всегда хорошо для королевы. Но она – счастливица.

– Вот как?

– Если все ее подданные всегда будут так искренне уверены в ее доброте, ее правление будет долгим и процветающим, – сказала Елизавета.

– Предполагаете ли вы признать ее своей наследницей? – с надеждой спросила Гвинет.

Елизавета откинулась назад и ответила:

– Нет.

Гвинет, встревоженная и удивленная прямотой и резкостью ответа, молчала.

– Я не могу этого сделать, – пояснила Елизавета, улыбаясь, чтобы смягчить удар. – Я сама еще не так прочно держусь на своем престоле и не могу позволить себе сделать выбор, который может стать опасным для моего собственного правления. Возможно, позже я смогу выполнить просьбу вашей королевы, но сейчас я не могу оказать такую честь правительнице-католичке. Вы должны понимать это. Я не признаю ее, но не признаю и никого другого. Однажды я сказала, что у нее больше всего прав занять мой престол после моей смерти. Но иметь право на власть еще не значит получить ее. И даже если кому-то дают власть, это не значит, что он самый подходящий человек для этого. Я уверена, что вам поручено провести какое-то время при моем дворе и каждый день хвалить вашу королеву. Я должна слышать ее имя со всех сторон, пока оно не отпечатается в моем уме. Поэтому я совершенно уверена, что вы будете появляться в обществе моих лордов и леди в моем присутствии. Вы должны увидеть, как мы в Англии ведем наши дела.

Она встала, готовясь идти, но сделала знак рукой, чтобы Гвинет продолжала сидеть, отчего молодая фрейлина почувствовала себя непривычно маленькой. Затем королева остановилась и, пристально глядя на Гвинет, произнесла:

– Я думаю, что проживу долгую жизнь. Я не стану добычей ни одного мужчины, и вот почему: жизнь научила меня, что слишком большая любовь создает беспорядок и порождает беду. Я буду королевой во всем. Англия, возможно, когда-нибудь возьмет себе мужа королевы, если народ потребует, чтобы у королевы был наследник, но Елизавета не выйдет замуж из-за страсти. Может быть, когда я буду совершенно убеждена, что ваша королева не представляет для меня угрозы... но сейчас мы обе выжидаем. Я могу ждать.

– Королева Мария уже была замужем и, несомненно, выйдет замуж снова. Она намерена дать Шотландии наследника, – сказала Гвинет.

Елизавета улыбнулась:

– Сейчас в лесу на каждом шагу попадаются потомки королей. Возможных наследников трона так много! Может быть, шотландская королева выберет супруга, который будет мне приятен. Тогда посмотрим.

Сказав это, Елизавета пошла к выходу. Когда королева открыла дверь, Гвинет увидела, что Рован послушался королеву: он обсуждал что-то с несколькими фрейлинами Елизаветы, и этот разговор часто прерывался смехом. Ревность больно уколола ее сердце. Но Гвинет не позволила себе показать свои чувства. Если королевы могут быть такими холодными, то и менее знатная особа может вести себя так же.

– Рован, сейчас мы будем обедать, – сказала Елизавета.

– Иду, ваша милость, – отозвался он, кивнул своим собеседницам и вернулся в комнату.

– Он здесь очень популярен, – заметила Елизавета, обращаясь к Гвинет. – И неудивительно: вы должны видеть все его достоинства. Высокий, прекрасно сложен, отлично сражается мечом, очень образован и много путешествовал. Очаровательный мужчина. Пышные волосы и крепкие зубы.

– Он не лошадь, ваша милость, – вырвалось вдруг у Гвинет.

И разумеется, она тут же пришла в ужас оттого, что посмела упрекнуть королеву Англии.

Но Елизавета только улыбнулась:

– О, так у вас есть характер! И слава богу.

Вслед за Рованом в комнату вошла целая армия слуг. Все они несли серебряные подносы. Гвинет не думала, что Елизавета пыталась произвести на нее впечатление – показать, как богата Англия. Просто королева всегда так обедала, когда устраивала малый прием.

Елизавета села во главе стола, потом села Гвинет и после них Рован.

– Попробуйте английское жаркое, лорд Рован. Оно хорошее и сытное, хотя мясо вашего шотландского скота может быть вкусней. Здесь есть и рыба тоже. Леди Айлингтон, лук очень сладкий, а зелень просто великолепная. Надеюсь, эти блюда вам понравятся.

– В вашем присутствии, ваша милость, мне бы понравилась любая еда, – ответила Гвинет.

– Рован – очень талантливый дипломат, – произнесла Елизавета, потом поднесла ко рту кусочек мяса, немного помолчала и спросила у Гвинет: – Моя дорогая, вы были с Рованом, когда Кэтрин вздохнула в последний раз?

– Да, она находилась под моей охраной, – ответил за свою спутницу Рован.

– А-а, вот как, – пробормотала королева.

– Мария желала, чтобы Гвинет отправилась на юг гораздо раньше, чем это произошло, – пояснил Рован. – Случилось так, что мне пришлось задержаться в замке Грей, а миледи в это время побывала в доме, доставшемся ей от предков.

– Вы в то время спали в одной постели? – бесцеремонно спросила королева.

Гвинет беззвучно ахнула.

Но Рована этот вопрос явно не поразил и не смутил. Он спокойно взглянул на королеву и ответил также прямо:

– Нет.

Елизавета задумчиво кивнула и заметила:

– Однако с тех пор уже прошло какое-то время.

Гвинет сейчас больше всего на свете хотела уйти из-за стола, из этой комнаты и от королевы.

– Дорогое дитя, если вы не хотите, чтобы люди знали об этом, каким-нибудь образом научитесь не следить глазами за каждым его движением.

– Я намерен просить ее руки, – сказал Рован.

– Брак по любви. Какая прелесть! – улыбнулась Елизавета.

Гвинет заметила в ее голосе нотку зависти. Это было удивительно и почти страшно.

– Знаете, Рован, вы могли бы жениться очень выгодно, – заметила Елизавета. – Она красива, эта любимая прислужница вашей королевы, но... Айлингтон?

– «Она» сидит рядом с вами! – возмутилась Гвинет, изумленная тем, что внезапный порыв гнева дал ей силы говорить.

– Я королева. Если я желаю говорить так, словно вас здесь нет, вы не должны этого замечать.

В голосе Елизаветы звучало веселье человека, которого забавляет что-то интересное.

– Ваше величество, есть серьезные государственные дела, которые необходимо обсудить, – вставил Рован.

– Да, есть. Но в эту минуту они все мне очень надоели! – прервала его королева. – Сейчас для меня гораздо интересней вы двое. Рован, графиня Матильда недавно овдовела. Она тоже молода и принесет мужу в приданое обширные и богатые земли. Я слышала, что она говорила о своем огромном желании побеседовать со мной о вас как о возможном новом муже.

Гвинет с изумлением увидела, как Рован улыбнулся и слегка покачал головой.

– Ваше величество, я принял от вас английские земли и благодарен вам за них. Но я слуга шотландской королевы, и меня нельзя купить за иностранные поместья.

Гвинет ждала от Елизаветы вспышки гнева. И вспышка действительно была. Но вспышка смеха.

– Неужели вы не хотите иметь больше власти, больше земли? – насмеявшись, спросила королева Рована.

– У земли есть одно свойство: за поместья, как и за корону, надо всегда драться, чтобы их не вырвали у тебя из рук. Бог благословил меня: у меня и сейчас много прекрасных поместий. Я получил наследство после Кэтрин, которая в свои последние дни привязалась всем сердцем именно к леди Гвинет. Это Гвинет с любовью заботилась о моей жене, когда та не узнавала даже мое лицо. Тогда между нами еще ничего не было, и в поведении леди Айлингтон, несомненно, не было ничего постыдного. Я намерен жениться на ней с разрешения моей королевы.

– Браво! – воскликнула Елизавета.

Рован повернулся к Гвинет и сказал ей:

– Верь в ее вспыльчивость, гнев и требования. Но она, кроме того, любит ловить мужчин на приманку.

– Я сижу рядом с вами, и я королева, – улыбнулась Елизавета и положила ладонь на руку удивленной Гвинет. – Я рада, что вы скрасили последние дни леди Кэтрин. Она была красавицей и чудесной подругой. Вы бы очень полюбили ее, если бы узнали в лучшие времена.

– Я очень полюбила ее и такой, какой узнала, – ответила Гвинет.

Елизавета взглянула на Рована:

– Мне это очень нравится. Эта леди очаровательна и умеет хорошо говорить. Пошлите слуг за своими вещами. Я хочу, чтобы вы оба какое-то время пожили при дворе. И думаю, что завтра мне будет приятно сыграть в теннис. Лорд Рован, вы будете моим партнером. Леди Гвинет, вы будете играть с лордом Дадли. Я думаю, что мне пора обласкать лорда Рована, чтобы поднять его выше нескольких знатных господ, которые в последнее время стали слишком самоуверенными.

– Как вы пожелаете, – сказал Рован.

– Вы умеете играть в теннис, леди Гвинет? – спросила Елизавета.

– Конечно умею. Королева Мария хорошо играет. Она любит проводить время на свежем воздухе. Ее сады в Холируде очаровательны.

– Я буду молить Бога, чтобы вы так же хорошо отрекомендовали ей меня, – произнесла Елизавета.

Гвинет молчала.

– Вам бы следовало уверенным тоном ответить, что, описывая меня, вы можете подобрать для этого лишь самые блестящие и хвалебные слова.

– Я обязательно скажу, что вы отличаетесь выдающимся умом.

– И это все? – со смехом спросила Елизавета.

– Я скажу ей, что вы – королева с головы до ног.

– Рован, она настоящее сокровище. Я буду молиться за вас обоих, потому что жизнь никогда не бывает такой простой, как хотели бы мы. А теперь, леди Айлингтон, обед закончен, и настала ваша очередь удалиться. Мне нужно обсудить некоторые дела с Рованом.

Оставшись с лордом Лохревеном наедине, Елизавета серьезно взглянула на него и сказала:

– На вашей родине снова бурно развиваются события.

Рован нахмурился. Когда он и Гвинет уезжали из Шотландии, ему казалось, что в горном краю было спокойно. Он рассчитывал, если положение изменится, он быстро услышит об этом, поскольку на длинной дороге от Лондона до Эдинбурга было много почтовых станций, где держали лошадей, чтобы конные гонцы могли быстро доставлять письма от одного королевского двора к другому.

– В свите Марии еще с того времени, как она отправилась из Франции в Шотландию, находился один француз, который был страстно влюблен в королеву. Он то ли служил при ее дворе, то ли путешествовал самостоятельно. Кажется, его казнили.

Королеве Марии часто бывало трудно добиться единодушия между служившими в ее свите французами и ее шотландскими придворными – особенно потому, что сами шотландцы имели много тем для обсуждения, желали разных наград и давали очень разные советы.

– И что же случилось? – спросил Рован.