Глава 2. Часть вторая. КОРОЛЕВА ТОРЖЕСТВУЕТ

КОРОЛЕВА ТОРЖЕСТВУЕТ

Глава 8

Кусая травинку, Гвинет читала письмо королевы Марии: «Трудность состоит в том, что Мэйтленд, благослови его Боже, всего лишь посол хоть и лучший, – ты знаешь: он хорошо служил моей матери. По этой причине я с нетерпением жду, когда ты доедешь до Англии. Я понимаю, перед каким выбором стоит Елизавета: англичане, несомненно, боятся в будущем оказаться под властью монархини-католички. И все же я не могу подписать договор, где сказано, что я отказываюсь от своих прав на английскую корону, в то время как я жду от Елизаветы официального подтверждения, что я ее наследница. Она публично заявила, что не знает никого, кто имел бы больше прав на английский трон, чем я, но при этом не подтверждает свое мнение в соответствии с законом. Она заявляет, что не сделает этого, пока я не подпишу договор, а я не могу подписать договор, пока не получу это подтверждение».

Гвинет вздохнула и посмотрела на небо. Сегодня оно такое лиловое! Ее поместье здесь, на острове Айлингтон, оказалось гораздо красивей, чем она помнила. Может быть, она забыла огромную мощь моря и то, с какой страстью волны бросаются на берег. И долины тоже: тонкие полоски зелени и на них такие белые овцы.

Даже гордо поднявшийся над землей готический замок на скале был ей дорог.

Это, конечно, далеко не Кэстл-Грей. Здесь гораздо больше сквозняков, меньше ковров, и огонь в камине, кажется, никогда не прогревает до костей. Но это все-таки красивый замок. Построенный лишь для обороны от врагов, он выглядит гордо и величественно.

Хозяйские комнаты оставались за ней. Энгус не жил в них даже в то время, когда знал, что она уехала отсюда на много лет. Поселиться в них для него было бы грехом, а он был набожным человеком.

Церковные службы по воскресеньям были такими длинными, что занимали почти весь день. В воскресенье никто не работал. Даже хозяева замка в этот день сами обслуживали себя. Энгус настоял и на том, чтобы Гвинет, пока находится здесь, выезжала в море с рыбаками на лодках и смотрела, чем занимаются пастухи. Воскресенье – день отдыха, и Энгус приказал своим слугам отдыхать в этот день.

Но на деле Энгус оказался совсем не похож на злого великана из сказки, каким его помнила Гвинет. Возможно, дело было в том, что она просто повзрослела, немного повидала мир и потому не так робела перед дядей. Он был суровым и этим напоминал ей Джона Нокса, но, когда она приехала, встретил ее ласково.

Дядя приветствовал ее – по его меркам – почти с любовью: не обнял, но улыбался и Даже сказал несколько добрых слов о том, как гордится племянницей, а повод для этого был. От лорда Джеймса Энгус слышал, что Гвинет осталась протестанткой, хотя королева – папистка, и что в ее поведении при дворе видны достоинство и ум.

Когда он читал письма, присланные Рованом, в том числе письмо королевы, которое лорд Грэм вез с собой, лицо у него было хмурым. Гвинет поняла: Мария сообщает ее дяде, что по-прежнему сама распоряжается будущим его племянницы. Но из писем Рована она знала лишь то немногое, о чем он ей сказал. Теперь по поведению дяди она видела, что Рован описал ему по меньшей мере часть того, что случилось в ночь ее встречи с лордом Брюсом Макайви. Доказательством этому был гневный крик дяди и его слова, сказанные ей в пылу ссоры. Смысл их сводился к следующему: если кто-нибудь из Макайви хотя бы ступит ногой на берег Айлингтона, он, Энгус, будет считать его виновным в гораздо большем преступлении, чем нарушение границы чужих владений, и постарается, чтобы нарушителя отправили в суд в Эдинбург.

Гвинет должна была признать, что это яростное желание защитить тронуло ее сердце. Вернее, почти тронуло.

– Такой, как он, вообразил, что может стать великим человеком! – ругал Брюса Энгус. Его наполовину седая, наполовину черная борода – «цвета перца с солью», как говорил он сам, сильно вздрагивала при каждом его слове. – Когда ты выйдешь замуж, это будет сделано ради пользы наших земель и всего королевства. Ты станешь женой лорда, которого выберу я с благословения королевы. Ты не будешь продана так дешево!

Продана!

Какое слово? Осознавал ли дядя, что говорит?

– Спасибо, что вы так пылко защищаете меня, – пробормотала она.

– Действительно пылко, – согласился Энгус, и Гвинет поняла, что ее слова ему приятны.

Гвинет уже несколько месяцев жила у себя дома на острове, и ей нравились суровые морские волны и тяжелый труд рыбаков, которые, разумеется, старались говорить вежливей, когда Гвинет находилась в их лодке. А быть на пастбище вместе с пастухами было еще приятнее. Она могла отдохнуть, как сегодня, наслаждаясь густым запахом трав и земли и вечно меняющейся красотой неба над головой и прочесть последние письма, полученные от королевы. И все же...

Послание от Марии Стюарт пробудило в Гвинет тоску по Эдинбургу. Она писала ей так, словно Гвинет знала обо всем, что произошло в Холируде, будто они и не расставались, но Гвинет начала уже отдаляться от этой жизни. Прошел год, как она покинула Эдинбург. Тогда она думала, что к этому времени вернется к Марии и ее двору, даже если долго проживет в Лондоне. Но лорд Рован все не приезжал за ней на Айлингтон, хотя его официальный траур наверняка уже закончился. Из писем Марии она знала, что обстановка, сложившаяся в столице, заставила королеву вызвать Рована обратно ко двору – одного, без нее. Мария по-прежнему планировала отправить Гвинет в Лондон для встречи с королевой Англии, но ни разу не написала, когда это произойдет.

Гвинет вернулась к письму: «Ах, если бы ты была здесь! Шотландские дворяне так любят ссориться между собой, вечно готовы вцепиться в горло один другому. Я так благодарна Богу за то, что у меня есть мой сводный брат Джеймс. Только его советы помогают мне все время поступать разумно. Ходили слухи, что Аарон, сын Шательро, так влюбился в меня, что хотел похитить. А вот дело гораздо серьезней этого: Джеймс Хепберн, граф Босуэл, враждует с Гамильтонами. Босуэл, желая отомстить Аарону Гамильтону за какую-то обиду, ворвался в дом некой Элисон, которая считается любовницей Аарона, и я должна с большим отвращением сказать, что дело дошло до применения силы. В Эдинбурге едва не начался мятеж, мне пришлось приказать арестовать обоих, но, к счастью, мой брат был рядом. Что мне делать с этими шотландскими дворянами? Они имеют гораздо больше власти, чем дворяне во Франции, но я поклялась, что не стану использовать один род против другого и буду справедливой во всем. Я королева и заставлю себя почитать, хотя трудно быть мудрой и даже милосердной и сохранять уважение, которое дает мне мой сан. Шотландия прекрасна во многих отношениях, но это не та утонченная и хорошо управляемая страна, которую я когда-то знала».

На этом месте Гвинет поморщилась. Кроме этого, в письме королевы было только обещание беречь Гвинет и заботиться о ней, поэтому молодая фрейлина решила сейчас же уничтожить эту бумагу, чтобы какой-нибудь неразборчивый в средствах человек не прочел такой отзыв королевы о ее народе. Она мгновенно разорвала письмо на мелкие клочки и развеяла их по ветру.

Она встала, потянулась и вдруг заметила, что в ее волосах, которые она сегодня распустила по плечам, запутались длинные стебли травы. Здесь это было не важно: никто не оценивал ее внешний вид. Она была одета по погоде – в льняное белье, шерстяное платье и плащ. Гвинет не могла не вспомнить, что при дворе женщины носили под верхними юбками нижние, а под нижними – тонкое белье. Там выбор, какие украшения надеть, был одним из важнейших решений каждого дня. Мария, хотя у нее были великолепные волосы, густые и длинные, имела много париков и шиньонов, и ее туалет занимал больше часа. Мария любила наряды, украшения и роскошные зрелища. Когда Гвинет была в ее свите, ей тоже было весело от этой выставляемой напоказ роскоши. Но здесь...

Здесь лорды и леди были едины со своим народом, и жизнь их казалась простой.

Был полдень, и пастухи собрались вместе, чтобы перекусить хлебом и сыром. Гвинет встала, начала махать им рукой – и вдруг услышала стук копыт. Она быстро повернулась на этот звук, прикрывая ладонью глаза от солнца.

Человек, который приближался к ней на коне, не был ей знаком, но она не испугалась. У Энгуса всегда были на службе двадцать хорошо обученных солдат, а кроме них, здесь были еще десять человек во главе с Гевином, они остались при ней по приказу лорда Рована. На этом острове она могла ходить где угодно, не боясь никакой беды. И ей нравилось осматривать пещеры, отмели, маленькие бухты и расщелины, которые очаровывали ее в детстве.

Она так боялась приезда сюда, но все оказалось совсем не так ужасно, как она воображала. Единственное, что ее беспокоило, были сны и мечты, где постоянно возникал образ мужчины, появлению которого противилось ее сознание.

Но правда жизни сурова. Она из слишком хорошей семьи, чтобы стать женой Макайви, а лорд Рован из слишком знатного рода, чтобы думать о ней как о возможной жене.

Мария сама предупреждала ее: не влюбляйся в него. Он – королевского происхождения, он – лишь далекое воспоминание.

Пока Гвинет напоминала себе об этом, всадник подъехал ближе.

– Миледи?! – позвал он с явно английским акцентом, но, увидев ее, очень удивился.

Гвинет подумала, что он, конечно, не рассчитывал найти владелицу острова босой, с травинками на платье и в волосах.

– Да, я леди Маклауд, – ответила она.

Он сошел с коня, снял с головы украшенную перьями шляпу и подошел к Гвинет. Хотя он пытался придать своему лицу выражение спокойствия и послушания, она догадывалась, что он с интересом разглядывает ее.

– Я Джефри Иген, меня послала королева Мария, – представился он.

Гвинет беспокойно нахмурилась и спросила:

– Здорова ли королева?

– Да, – поспешно ответил он. – Я здесь для того, чтобы сообщить вам: она требует, чтобы вы как можно скорее отправились в Англию.

Гвинет почувствовала легкую дрожь в сердце. Она должна ехать дальше одна.

– Я понимаю, – пробормотала она, хотя не понимала совершенно ничего.

– Если вы готовы воспользоваться моим конем, миледи, мы могли бы вернуться в замок, и, пока вы будете собираться в путь, вам все объяснят, – сказал посланец, затем кашлянул и добавил: – Я поговорил с вашим дядей, а ваша служанка уже укладывает вещи.

– У меня есть своя лошадь, – с улыбкой заверила его Гвинет.

За долгие недели жизни на острове она очень подружилась со своенравной кобылой, которая сбросила ее с себя, испугавшись кабана в лесу возле Холируда. Она вдруг резко свистнула. Это, несомненно, привело в ужас посланца королевы. Но кобыла Хлоя мгновенно явилась с соседнего пригорка и послушно подошла к своей хозяйке. Гвинет была уверена, что ее гостя также сильно поразило то, что на лошади не было седла и что Гвинет мгновенно запрыгнула ей на спину, не нарушив при этом приличий.

– Вы готовы, Джефри? – спросила она.

– Готов, миледи.

Она ударила лошадь коленом, и Хлоя мгновенно понеслась. Гвинет была в восторге от этого рывка и быстро оставила далеко позади королевского посланца, которому это наверняка не понравилось. Ей было весело, когда она сошла с лошади во дворе среди множества цыплят и других домашних животных и бросила поводья одному из конюхов, быстро улыбнувшись и поблагодарив его при этом.

Только теперь, пыхтя и отдуваясь, подъехал посланец.

– Миледи... – начал он.

– Проходите в зал, – перебила его она и сама пошла впереди.

Но когда она вбежала по одной из наружных каменных лестниц наверх, прямо в холодный и пустой зал замка, то быстро притихла. В зале находились Энгус, Гевин, несколько солдат. И тот, кого она совершенно не ожидала здесь увидеть, – Рован.

Гвинет была уверена, что ее щеки мгновенно запылали. Она наверняка выглядела как работница с фермы. Или даже хуже – как далеко не добродетельная девица, которая несколько часов подряд забавлялась на сене с конюхом.

Она стояла словно каменная, ее ноги были босы, а глаза широко открыты.

В отличие от нее у Рована и волосы, и одежда были и полном порядке. На нем был шотландский костюм: брошь – знак его рода – как положено, приколота на плече, шляпа была надета под безукоризненно верным углом, башмаки сверкали. Его лицо немного осунулось, но сохранило ту грубую красоту, которую она помнила. Он выглядел так, словно только что явился с королевского приема.

Гвинет почувствовала, как его взгляд скользит по ее одежде, увидела, как изогнулись его брови и уголки губ приподнялись в лукавой усмешке.

Рядом с ним стоял Энгус – высокий, худой, седой и полный несокрушимого достоинства.

– Миледи.

Рован снял шляпу и поклонился Гвинет – низко и вежливо. В такой момент это было явно насмешкой.

– Милорд Рован, – пробормотала она, быстро перевела взгляд на дядю и закончила по-прежнему вполголоса: – Меня не поставили в известность о том, что вы должны оказать нам честь своим прибытием на наш бедный остров.

– О, прошу прощения! Джефри должен был сообщить вам об этом.

Именно в этот момент в зал, тяжело дыша, вошел Джефри.

– Мне очень жаль, но она... леди Гвинет... сильно опередила меня.

– Всегда вперед и в бой? – почти стихами, бодро спросил Рован.

Был ли это упрек?

Она заставила себя улыбнуться.

– На этом острове никогда не бывает сражений. А благодаря солдатам моего дяди и тем, которых вы оставили в моем распоряжении, здесь, осмелюсь сказать, безопасно, как в раю.

Может быть, ей не нужно было говорить про рай: выражение глаз Рована стало жестче.

К удивлению Гвинет, Энгус мгновенно встал на ее защиту:

– Леди Гвинет знает, что люди служат своему лорду усердней, если те, кто управляет их работой, знают ее так же хорошо, как они сами. Сегодня я попросил ее сопровождать наших пастухов в поля.

Гвинет поблагодарила его быстрой улыбкой. Энгус улыбнулся в ответ, и это приятно поразило ее.

Какие бы другие ошибки она ни сделала за то время, что прожила здесь, дядя явно одобрял ее поведение в это время.

– Возможно, это так, по леди нужно время для подготовки к тому, чтобы путешествовать в соответствующем ее положению виде, – сказал Рован.

– В самом деле? – Она не удержалась и изогнула бровь в ответ на его иронию. – Здесь дикий край, вы это хорошо знаете, лорд Рован. Я в состоянии ехать по нему в любой одежде.

– В таком виде вы, конечно, хороши для себя самой. Но боюсь, что королева, которая любит наряды и пышные зрелища, будет очень разочарована.

– Королева? – пробормотала Гвинет.

– Да.

Наморщив лоб, она внимательно вгляделась в Рована, потом спросила:

– Разве мы не едем в Англию?

– Едем, но не сразу. Мария решила, что сейчас ей как раз пора побывать в горном краю, поэтому...

Гвинет повернулась к Энгусу:

– Дядя, может быть, вы будете добры распорядиться, чтобы нашим гостям принесли поесть? Я скоро буду готова для поездки верхом.

Сказав это, она поспешила вверх по лестнице – в комнаты. Она хотела быть готовой как можно скорее, потому что не желала, чтобы Рован пробыл здесь долго. Она боялась, что он будет придираться к недостаткам ее родного дома – и ей очень не хотелось этого, особенно теперь, когда она так полюбила этот дом.

Энгус нахмурился и пристально посмотрел на Рована поверх большой кружки пива.

– У королевы спор с лордом Хантли? – Энгус покачал головой. – Он же теперь католик, верно? Он всегда поворачивал туда, куда дует ветер, делал все, что угодно, лишь бы его земли разрастались. Он и сам почти король. У него власти немногим меньше, чем у королевы. Из-за чего же они не поладили? Можно было ожидать, что он объединится с ней – с правительницей-католичкой.

Рован глубоко вздохнул, ища наилучший способ быстро объяснить положение дел.

– Королева ясно показала, что не желает навязывать народу свою веру, а хочет только спокойно сама исповедовать ее, как это делают другие. Она не встает ни на чью сторону, но останется верна себе. Ситуация осложняется еще одним обстоятельством. Джон Гордон, сын Джорджа Гордона, четвертого графа Хантли, тяжело ранил на дуэли лорда Огилви, и теперь лорд Хантли отказался выдать своего сына суду. Он ведет себя так, словно оттого, что он католик, закон для него не существует. Кроме того, говорят, что он считает своего сына подходящим женихом для королевы, и это тоже не нравится ее величеству. Вначале королева собиралась съездить на север, чтобы полюбоваться этими местами и поохотиться. Но теперь дело приняло совершенно другой оборот.

Энгус Маклауд покачал головой:

– Это опасная поездка. Лорд Хантли может созвать много тысяч бойцов.

Рован услышал звук шагов, поднял взгляд – и поднялся. Политика мгновенно перестала его интересовать: в зал вернулась Гвинет.

Теперь она была одета для поездки: бархатная юбка сочного зеленого цвета, корсаж затянут как надо, шляпка надета с небрежным изяществом, волосы собраны в аккуратный пучок пониже шляпки. И конечно, леди Маклауд была образцом чистоты. Она была...

Изумительной. Это был праздник для глаз и чувств.

Но не менее изумительной она была и всего несколько минут назад, когда так легко и плавно вошла сюда в первый раз, с ярким румянцем на щеках, босоногая, хрупкая.

Рован поймал себя на мысли, что Гвинет – ведьма. Она входит комнату – и все головы поворачиваются к ней. Она смотрит на мужчину – и его мускулы напрягаются. Она...

Она так похожа на Кэтрин в очень многих отношениях–и так не похожа на нее в другом. Она легко вступает в спор, так страстно борется за любое дело, которое выбирает. Упрямство у нее величиной со всю Шотландию. Язык острый, как у осы, и она готова пустить его в ход при малейшем намеке на критику.

Нет, она, конечно, не ведьма. Он не верит в глупость, которую многие его ученые современники считают непогрешимой истиной. Она просто молода, красива и наделена обаянием, которое манит и соблазняет. И почему-то она с той минуты, как они встретились, решила быть ему врагом.

А он...

Но, кроме этого, было еще одно чувство, которого он не мог вынести. Что-то, имевшее отношение к страшной душевной муке, которую он испытал, когда Кэтрин отвернулась от него.

Рован выпрямился и сказал, обращаясь к Энгусу, но глядя на Гвинет:

– Королева намерена присвоить своему брату, лорду Джеймсу, титул графа Меррей. Лорд Хантли до сих пор вел себя так, словно земли и доходы графства Меррей принадлежат ему, а теперь королева отбирает их у него.

Энгус в этот момент заметил появление Гвинет и тоже встал. Но вдруг застонал, опустил голову и прошептал:

– Опять война.

– Будем молиться, чтобы ее не было. Может быть, королева и Хантли придут к соглашению.

Энгус скептически приподнял одну бровь, а потом нахмурился и произнес:

– Я не могу позволить моей племяннице сопровождать вас в этой поездке. Это опасно.

Гвинет бросилась вперед:

– Дядя Энгус, пожалуйста! Королева просит, чтобы я там была. Вы думаете, королева отправилась бы в путь, если бы ехать было опасно? Если появится какая-нибудь угроза, она может созвать тысячи лучников и всадников. Она – королева, – напомнила Гвинет дяде.

Энгус вздохнул.

– Мне поручено заботиться о безопасности вашей племянницы, Энгус, – промолвил Рован. – Вы должны знать, сэр, что я и мои люди скорее умрем, чем позволим причинить ей какой-либо вред.

Энгус, по-прежнему хмурясь, повернулся к Гвинет:

– Ты будешь слушаться каждого слова, которое скажет лорд Рован?

Гвинет медлила, явно не решаясь ответить «да».

– Гвинет! – настаивал Энгус.

– Буду, если королева не прикажет иначе, – сказала она наконец.

Рован, улыбаясь, наклонил голову. Хотя Гвинет и была владелицей этой земли, Энгус долго управлял поместьем, и она знала, что ей нужна поддержка дяди во всех делах, которые касаются ее будущего, когда она находится в пределах его влияния.

– Это твердо решено, Гвинет? – вежливо спросил Рован.

Она взглянула на него с огромным достоинством и очень холодно ответила:

– Я постараюсь никогда и ничем не быть вам в тягость, лорд Лохревен.

– Какой у вас самого интерес в этом деле? – резко спросил Энгус.

– Служить королевству, – устало сказал Рован. – Я не боюсь лорда Хантли. Мои поместья слишком хорошо укреплены, чтобы он попытался распространить свою вражду на меня. Я был восхищен королевой, когда она твердо решила не принимать его безумное предложение создать в Шотландии территории, где бы господствовали католики. Она проявила уважение к решению своего народа. Я не вижу в ней ни одного недостатка. Она умна, остроумна и готова прислушиваться к советам ученых и талантливых людей, таких как ее брат.

– Тогда вам остается только уехать, – заключил Энгус.

Гвинет наклонила голову. Рован понял: это для того, чтобы дядя не увидел радостного волнения в ее глазах.

– Миледи, я позволил себе послать Джефри проследить, чтобы конюхи надели на вашу лошадь подходящее седло, – обратился к ней Рован.

– Как это мило с вашей стороны, – пробормотала она. – Это действительно сбережет нам время. Теперь вы вернетесь на материк еще до темноты.

Когда они вышли из замка, Рован заметил, что во время своего нежного прощания с дядей Гвинет улыбалась.

Затем они сели на коней и быстро направились к парому.

На море было волнение, что случалось довольно часто. Гвинет, кажется, не замечала этого. Она стояла возле деревянных перил парома и задумчиво смотрела назад, на свой дом.

– Вам жаль уезжать? – спросил ее Рован.

Он считал, что ему лучше держаться с ней холодно, но оказался не в силах соблюдать дистанцию.

– Разумеется.

– Возможно, я сумел бы объяснить королеве...

– Увидеться с королевой для меня важнее, – быстро прервала его Гвинет.

– Ах вот как!

– Вы виделись с ней после того как... мы с вами расстались? – спросила она.

– Да, по ее просьбе, – ответил он.

Гвинет отвернулась от Рована и снова стала рассматривать море. Он понял: его спутница встревожена тем, что королева не послала за ней раньше.

– Я уверен: Мария хотела, чтобы вы получили удовольствие от отдыха в вашем доме и от царящего там покоя, – сочувственно предположил он, но потом решил, что сочувствие может показаться ей жалостью, которую никто не должен испытывать к владелице Айлингтона.

– Да, некоторые из нас действительно могут найти покой, – ответила она.

Он выпрямился и отошел от Гвинет. Но тут, к его изумлению, она подбежала к нему и положила руку ему на плечо. Рован взглянул на нее и почувствовал дрожь в теле: ее глаза были широко раскрыты и блестели от слез.

– Мне так жаль...

Он кивнул и отодвинулся от нее, снова чувствуя беспокойство. Он горячо любил свою страну, но было похоже, что по велению злой судьбы здесь всегда должна литься кровь. А он не хотел, чтобы Гвинет участвовала в этом кровопролитии, не хотел из боязни, что, даже если умрет за нее, не сможет ее уберечь.

Скачка была долгой и утомительной, и у них было мало времени поговорить друг с другом, потому что они спешили проехать как можно большее расстояние до темноты и поэтому к ночи оказывались совершенно без сил.

Гвинет решила, что так лучше. На отдыхе она вела короткие разговоры с Энни, а Рован проводил время со своими солдатами. Она часто слышала, как они иногда поддразнивают друг друга.

С королевой и ее спутниками они встретились в Абердине – городе, который находился под властью лорда Хантли. Королева жила в одной из усадеб сэра Виктора д'О – дворянина смешанного французско-шотландского происхождения. Они приехали туда как раз в то время, когда королева разговаривала с леди Гордон, графиней Хантли, в приемной, находившейся сразу за большим залом.

Двери приемной не были закрыты. Может быть, обеим собеседницам было не важно, подслушивают их или нет. А может быть, это было сделано нарочно, поскольку обе считали, что быть услышанными им полезно при любом развитии событий.

Графиня слыла очень энергичной женщиной. Старость была к ней гораздо милосердней, чем к ее супругу-лорду, который с годами сильно располнел. Графиня была привлекательна и одета со вкусом. Целая толпа людей из ее свиты ждала ее в зале, и все они слышали, как их госпожа излагает свои просьбы королеве.

Но было похоже, что Марию ничем нельзя было поколебать. Она была в ужасе из-за скандала, вызванного дуэлью, и к тому же очень опечалена, поскольку Огилви был ей дорог.

– Дорогая графиня, ваш сын должен явиться в суд, – сурово произнесла Мария.

– Прошу вас, не судите его слишком сурово, – настаивала графиня.

Голос Марии стал мягче.

– Он должен прийти в суд, – повторила она. – Я обещаю вам, что с ним не случится беды. Но закону нужно подчиняться.

Наступила тишина. Потом графиня тихо вздохнула и согласилась.

– Я позабочусь об этом, – пообещала она.

Собеседницы попрощались, графиня быстро вышла в переполненный людьми зал и подняла руку, подзывая к себе служанок.

Вскоре из комнаты вышла и королева. При ее появлении все низко поклонились, но было похоже, что Мария не заметила их приветствия. При виде Гвинет ее глаза заблестели от радости.

– Моя маленькая горянка! Ох, Гвинет, как быстро ты до меня добралась! – воскликнула она, крепко сжав девушку в объятиях, затем взглянула на стоявшего позади Рована. – Лорд Рован, я крайне довольна той быстротой, с которой вы достигли места назначения.

Несмотря на слова королевы и ее радость, Гвинет показалось, что Рован чем-то обеспокоен. Она потом только поняла, чем именно.

– Маленькая горянка... – заговорила леди Гордон, графиня Хантли, затем она повернулась к королеве, оставив своих придворных дам стоять поодаль. – Это же леди Маклауд с острова Айлингтон, верно?

– Да, это она. Леди Гвинет, представляю вам леди Гордон, графиню Хантли. Графиня, это леди Маклауд, – сказала королева.

Леди Гордон посмотрела на Гвинет очень долгим взглядом и произнесла какую-то вежливую фразу. Потом она заметила присутствие Рована и сказала:

– О, лорд Дальних Островов тоже здесь!

– Да, графиня, – ответил он и наклонил голову.

– Не могу представить вас в дороге без целого отряда горных головорезов-спутников, – поддразнила его графиня.

Гвинет поняла, что эти слова, несмотря на шутливый тон, сказаны всерьез: графиня пыталась выяснить, сколько солдат привел с собой Рован.

– Странно, дорогая леди, слышать это от дамы, которая сама родом из горного края, – ответил Рован вежливо.

Леди Гордон неловко улыбнулась, и тут Гвинет увидела, что Мария внимательно наблюдает за этим обменом колкостями.

– Да, мы действительно иной породы, чем шотландцы с равнины, – согласилась графиня.

«И законы у нас иные», – подумала Гвинет.

– Уже становится поздно, – продолжала графиня, – а у нашей дорогой королевы Марии сегодня был трудный день. Я сейчас позову своих дам и уйду. Мы, несомненно, очень скоро встретимся снова. До свидания, моя королева. – Она поклонилась на прощание, затем поцеловала Марии руку и искренне поблагодарила: – Спасибо.

– Ваша милость, – вполголоса заговорил Рован, – у вас, разумеется, есть где-то рядом солдаты.

Мария засмеялась, но этот смех звучал устало.

– Ну конечно, мой благородный лорд Рован. Я бы не доверилась этой леди и ее мужу тоже, если бы не имела за спиной сильный вооруженный отряд. Теперь скажите мне, сколько людей вы привели с собой?

Он покачал головой и ответил:

– Тридцать. Тридцать отличных бойцов, хорошо владеющих мечом и луком, знакомых со стрельбой из пушек и ружей. Но будьте осторожны: это территория Гордонов.

– Я рада этому подкреплению, хотя я не путешествую налегке, – улыбнулась королева. – Как я рада снова видеть вас обоих!

Пока она это говорила, вошел Джеймс Стюарт и озабоченно взглянул на королеву.

– Она согласилась, чтобы ее сын явился в суд, – сказала Мария.

Джеймс мрачно кивнул.

– Знаешь, Джеймс недавно женился, – сообщила Мария Гвинет.

– Примите мои самые горячие поздравления, милорд, – обратилась Гвинет к Джеймсу.

Брат королевы кивнул и поблагодарил:

– Спасибо, миледи.

Затем он переключил свое внимание на Рована:

– Что вы видели в пути?

– Я хотел бы заверить вас, что противники королевы не смогут собрать войска. Но не могу этого сказать. Я не видел никаких признаков того, что где-то собирается большая армия, хотя Гордоны и их родичи вполне могут сделать все быстро.

– Я еще не знаю, можем ли мы взять Гордонов в союзники и управлять ими или надо уничтожить их могущество, – сказала Мария.

Джеймс, разводя руками и качая головой, сокрушенно произнес:

– Графиня надеется на советы ведьм и духов-хранителей в образе животных.

– На ведьм? Ох, не могу... – громко рассмеялась Гвинет, но тут же замолчала, заметив, что и Джеймс, и Мария удивленно смотрят на нее.

– Вы не должны недооценивать силу колдуний, – заметил брат королевы.

Гвинет взглянула на Марию, и та печально кивнула в знак согласия.

– Но... вы ведь не можете верить, что?..

– Я думаю, что графиня с радостью призвала бы к себе на помощь демонов, – отметил Джеймс, и это было сказано всерьез.

– Брат, сейчас я больше боюсь другого, – сказала Мария.

– Чего же? – спросил Джеймс.

Рован пожал плечами, потом взглянул на Марию и ответил за нее:

– Я боюсь могущества клана Гордонов. Были разговоры о том, что королеву собираются похитить. Вспомните: Джон Гордон молод и красив. По моему мнению, он вполне может считать себя достаточно обаятельным, чтобы... добиваться любви королевы, даже если ему придется сначала силой принудить ее стать его женой. Вы находитесь здесь в большой опасности, Мария.

Она улыбнулась и кивнула в ответ:

– Я это знаю. И обещаю, что не попаду ни в одну ловушку. А Джон Гордон скоро окажется в тюрьме в Эдинбурге.

– Да, – согласился Рован, но в его голосе звучало сомнение.

– Мне показалось, что леди Гордон, хотя и притворялась вашим другом, замышляла заговор даже тогда, когда разговаривала с вами. Я думаю, что она была бы не прочь похитить вашу милость или леди Гвинет.

– Меня? – изумленно спросила Гвинет.

– Кто не может получить золото, часто бывает доволен и серебром, – пробормотала королева.

– Вам нужно также помнить еще кое о чем, – произнес Рован.

– О чем? – спросила королева.

– Я знаю, что вы не собираетесь отправлять Джона Гордона на суд сейчас же, да и преступление его не так уж велико, чтобы он мог лишиться головы или попасть на виселицу...

– И что же? Договаривайте, – поторопила его королева.

– Если он убежит, то станет по-настоящему опасен, – закончил Рован.