ГЛАВА 2. КНИГА ВТОРАЯ. КНИГА ТРЕТЬЯ. БАРОН САМДИ

БАРОН САМДИ

Благою тьмой хранима,

В ночи я никого не повстречала.

И я была незрима,

А путь мне освещала

Любовь, что в сердце у меня пылала. [66]

Сан‑ Хуан де ла Крус, мистик шестнадцатого века из Саламанки

ГЛАВА 13

Устав саламанкийского охотника:

Великий Охотник.

Великий Охотник – существо особенное и неизменное, вся жизнь его подчинена единой цели: смерть врага. Весь мир течет и изменяется, но только не ты. Словно ангел мщения, ты не должен отклоняться от прямых путей, смущаться или предаваться сомнениям. Охотник должен вести с вампиром яростную битву до тех пор, пока последний демон не будет стерт с лица земли. Это твой долг и твое бремя. Его никто не может снять с тебя, и, если ты настоящий охотник, то не пожелаешь этого сам.

Перевод с испанского

Новый Орлеан

Скай и Хеда

Когда Хеда поняла, что Аврора предлагает ее какой‑ то незнакомой вампирше с соломенными косичками, у нее перехватило горло. Дрожа от страха, она забилась в самый дальний угол клетки. Хеда слышала собственный хрип, но не осмеливалась достать ингалятор. Его наверняка у нее сразу отберут. К тому же прибор почти иссяк, надо было экономить на крайний случай.

Незнакомая вампирша подошла к клетке: изо рта торчали длинные клыки, глаза горели жаждой крови. Хеда захныкала. Вампирша приблизила лицо к прутьям и в упор посмотрела на нее.

И Хеда узнала ее.

Это она приходила к ней в ночных кошмарах.

Хеда закричала. Уже десятки раз она видела во сне лицо этой девицы, ее фигуру в окружении мертвых тел и покрытую кровью.

Живое воплощение ночного кошмара, вампирша сморщила нос от отвращения и повернулась к Авроре.

– Противно пахнет. Благодарю вас, я пока потерплю.

В душе Хеды проснулся лучик надежды. И за меньшие проступки Аврора убивала себе подобных. Может, и эту убьет, и ее кошмар больше никогда не повторится.

Но Аврора улыбнулась.

– Ну хорошо. Ты права, она больна. Ник, возьми‑ ка ее с собой на охоту.

Молодой вампир кивнул, подхватил новенькую за локоть и вывел из комнаты.

Новый Орлеан

Отец Хуан, Антонио и Дженн

Антонио привел Дженн в комнату отца Хуана. Учитель был полностью одет, он лежал на узенькой кровати, подложив под голову две подушки и подперев затылок ладонями. На левом запястье повязка из марли: это Антонио перевязал рану, которую оставил учителю.

На придвинутом к кровати стуле мерцали три свечки в красных стаканчиках. Рядом с тарелкой с недоеденным, посахаренным пончиком и бокалом напитка, от которого шел запах яблочного сока, змейкой свернулись четки из палисандрового дерева. После потери крови отец Хуан восстанавливал в организме содержание сахара.

– Дженн сказала, что видела в коридоре что‑ то странное, – сообщил Антонио. – Что‑ то вроде, – он подумал секунду, – fantasma. [67]

– Привидения? – Отец Хуан сел на кровати. – Ты можешь описать, что это было, Дженн?

И снова ее охватил жуткий страх. Учитель ей поверил. Значит, он все‑ таки верит в привидения.

– Темное. Мне показалось, что оно коснулось меня здесь, – она поднесла палец к щеке. – Холодное.

– Падре… – сказал Антонио, подняв брови.

– Здесь, должно быть, замешана магия, – сказал отец Хуан, свесив ноги с кровати. – Что‑ то вроде видения.

Он полез в карман и достал грязноватый, розовато‑ белый кусок какого‑ то кристалла в форме неправильного параллелепипеда.

– Я надеялся, что Скай пошлет нам кое‑ какие картинки. Но пока ничего нет.

В кристалле вдруг заплясал свет, и все трое склонились к нему поближе. Антонио сжал руку Дженн; в кристалле мелькали какие‑ то мутные, искаженные фигуры, но они постепенно прояснялись и обретали четкую форму.

На поверхности призмы появилось лицо Авроры. Антонио вздрогнул, а Дженн инстинктивно отпрянула, но отец Хуан поднял руку.

– Она нас не видит, – напомнил он.

Лицо Авроры сдвинулось вправо, и они увидели клетку. Было слишком темно, нельзя было разглядеть, кто внутри, но Дженн все сразу поняла.

Она взяла из рук отца Хуана кристалл и стала пристально вглядываться, стараясь понять, жива ли Хеда. Но картинка потускнела и скоро совсем погасла.

– О, Господи, – прошептала Дженн. – Помоги, помоги, Господи!

– Аминь, – в унисон возгласили Антонио с отцом Хуаном и перекрестились.

Эрико, Мэтт, Бернар и отец Хуан исследовали коридор, а остальные сидели за потрескавшимся и шелушащимся овальным столом в трапезной. На стенах висели мозаичные изображения, потускневшие, как картинки в старой детской книжке‑ раскраске, и местами выщербленные. Изображения святых с нимбами вокруг головы, агнцев, пылающих сердец.

Католические образы напомнили Дженн родительскую коллекцию старых виниловых пластинок с рок‑ музыкой в раскрашенных бредовыми, психоделическими рисунками конвертах. Интересно, что наврал ее отец бабушке о том, куда пропали две ее внучки? Неужели он думал, что бабушка не узнает правды? Хотелось бы знать, куда скрылись бабушка с мамой.

Взгляд ее упал на рыцаря с мечом в руке и с нимбом вокруг головы, готового напасть на дракона, и глаза ее на секунду затуманились. Ходили слухи, будто отец Хуан, перед тем как стать директором Академии и учителем саламанкийцев, был экзорцистом, заклинателем, изгоняющим бесов. Ее ужасно пугала мысль о том, что Антонио не вполне доверяет учителю. Но, с другой стороны, она сама если доверяла кому‑ то, то без оглядки. И это всегда кончалось плохо.

Пламя свечи освещало напряженные, усталые лица; охотники и подпольная группа повстанцев за бокалом вина знакомились ближе. Дженн совсем изнемогала от усталости; она притулилась в уголке и, несмотря на все попытки не спать, клевала носом. Плевать на привидения, она сейчас пойдет и ляжет в постель, зажжет все свечи и фонари и будет спать… Подошли еще трое членов новоорлеанского Сопротивления: две женщины и молодой парень. Они очень устали и едва держались на ногах. Их застукал полицейский патруль Нового Орлеана, в них стреляли, но им удалось удрать, и, сделав большой крюк, чуть ли не в две мили, они выбрались в безопасное место. Ребята принесли новость: Аврора заключила союз с Христианом Годе, королем вампиров Французского квартала. В городе чувствовалось какое‑ то движение, возбуждение. Они стояли на пороге больших событий, и здесь не обошлось без Авроры.

– Что ты имеешь в виду, Тина? – спросил Марк.

Ага, ее зовут Тина, кажется, они уже успели познакомиться. Дженн так устала, что плохо разбиралась в происходящем.

– Каких «больших событий»? – продолжил Марк.

– Вампиры начинают делить территории, – ответила Тина. – Мы считаем, что у них пошли серьезные разборки. В общем, нас они победили, теперь будут воевать друг с другом.

– Так для нас тем лучше, – заявил Холгар. – Они разделятся, и нам будет легче их победить.

– Дерьмо непобедимо, – пробурчал Джеми.

Щеки Тины вспыхнули.

– Не удалось определить точное местонахождение Авроры, но она где‑ то в пределах Французского квартала.

– Исчерпывающая информация, – снова проворчал Джеми.

Остальные заерзали: наверное, им тоже, как и Дженн, до чертиков надоело его брюзжание. Тина продолжала докладывать. Про Хеду ничего не было известно, Скай тоже никто не видел. Антонио показал магический кристалл, и они принялись обсуждать, что может произойти в определенный Авророй срок: в Жирный вторник.

– Не слышно, почему именно Жирный вторник? – спросил Марк.

– Почему вообще она это все устроила? – снова встрял в разговор Джеми и, не вставая со стула, отодвинулся к стенке; кажется, он довольно много выпил. – Почему сразу не убила охотника – хотя какой там из Дженн охотник, – но все‑ таки, почему она не убила ее в Сан‑ Франциско? Может, девчонка – подарок на день рождения Христиану Годе? Или еще что‑ нибудь в этом роде…

– Ее зовут Хеда, – сквозь зубы заметила Дженн.

У нее руки чесались влепить ему пощечину. Самонадеянный мерзавец.

– А я не о ней говорю, а о тебе, – отпарировал Джеми, с вызовом глядя на нее. – Она ведь ждет, что ты придешь спасать ее. И мы все вместе с тобой. Доставим ей такое удовольствие. Разве не ясно, что вместо одной она хочет получить сразу шесть голов? Простите, не шесть, а семь, считая твою сестренку.

– Может быть, срок устанавливал кто‑ то другой, – сделал предположение Холгар. – Какой‑ нибудь там ее начальник, вождь или кто у них там бывает.

– Они не викинги, – резко возразил Джеми.

– Ну, ее хозяин или повелитель, царь. В общем, тот, кто рулит. Может быть, Аврора должна как‑ то проявить себя, доказать что‑ то, – продолжал Холгар. – Ты же знаешь, как это бывает, Джеми.

Джеми бросил на него яростный взгляд. Со стуком отбросив стул, он подошел к столу и налил себе полный бокал красного вина.

– Сомневаюсь, что Аврора должна что‑ то кому‑ то доказывать, эта сучка сама любит всеми командовать.

Он залпом опрокинул бокал и слегка отрыгнул.

– Хватит пить. Если сегодня ночью на нас нападут, от тебя не будет толку, – раздраженно заметил Антонио.

– Не ссы в трусы, испашка, – огрызнулся Джеми, нетвердо ставя бокал на стол. – Ты меня знаешь. Я всегда в форме.

Ирландец сощурился, глядя на Антонио.

– Как и ты, – добавил он.

Марк прочистил горло.

– Если позволите мне сказать, mes amis, для сплоченной группы вы как‑ то не очень… сгруппированы.

– Мы вместе еще совсем недавно, – объяснил ему Холгар.

– И нас уже тошнит друг от друга, – проворчал Джеми, доставая из кармана черной кожаной куртки пачку сигарет. – Закуришь, Антонио?

Дженн с тревогой смотрела, как бойцы Сопротивления наблюдают за поведением саламанкийцев. На лицах их читалось недоверие. И беспокойство. Зачем Джеми старается задеть Антонию? Неужели хочет, чтобы они поняли, что он вампир? Неужели он так ненавидит его, что готов подвергнуть риску возможность спасти Хеду?

Джеми ухватил губами сигарету и вытащил ее из пачки. Потом взял со стола свечу и прикурил. В комнате висело неловкое молчание. Дженн уронила голову на грудь. Она уже погружалась в сон, слушая звуки как сквозь пелену. Вдруг Дженн увидела перед собой Сан‑ Хуана де ла Круса; он молился один в своей темной келье.

Куда же ты схоронилась,

Покинула меня с моими стенаниями, о, Возлюбленная моя?

Ты бежала, как олень,

Ранив меня,

Я бросился за тобой с плачем, но ты пропала.

Антонио де ла Крус, где же душа твоя?

* * *

Антонио проводил Дженн в монашескую келью, которую для нее отвела Сюзи. На столике возле койки горел светильник на батарейке; Сюзи протерла от пыли и паутины белые оштукатуренные стены. Матрас на кровати был застелен свежими простынями с цветочным узором (на нижней простыне пурпурные фиалки, на верхней алые розы) и накрыт мягким белым одеялом; в головах лежали взбитые подушки в белоснежных наволочках. Над кроватью висел простой крест. Ему нравился скромный и опрятный вид их нового жилища. Антонио вообще любил аскетическую простоту во всем, он в ней вырос. И ему не пришлось ломать себя, когда, поступив в семинарию Саламанки, он давал обет бедности.

Но вот целибат – обет безбрачия – это другое дело. Он с вожделением посмотрел на юную девушку в своих объятиях, тряхнул головой и осторожно уложил ее на кровать. Она вздохнула, но не проснулась. Он убрал с ее лба пряди темно‑ рыжих волос и не поддался искушению поцелуем расправить морщинки тревоги вокруг ее глубоко запавших глаз. Слепому видно, как она переутомилась, бедняжка. Он смотрел на нее и вспоминал, как он уходил из дома поступать в семинарию, мать его так им гордилась, она давала ему свое благословение, и в глазах ее светилась радость, смешанная с печалью расставания. Ее сын уже совсем взрослый. Испанию терзала гражданская война, и молодые люди покидали родные селения, чтобы воевать.

Все, кроме Антонио де ла Круса, призванного Духом Святым в Саламанку учиться и стать священником. Многие осуждали его: отец его умер, и теперь он был глава семьи. Как может он бросить мать и младших сестренок в такое время, когда рушится весь мир?

Антонио боролся, как мог. По ночам молился, просил Бога наставить его на путь истинный. И каждую ночь получал один и тот же ответ. Он должен ехать в Саламанку и стать священником.

– Господь призывает тебя, – сказала мать, осеняя его крестом и поднимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его щеки.

Шестеро сестренок стояли возле двери и смотрели на него широко раскрытыми глазами. Самая старшая, Беатрис, держала на руках единственного братишку Эмилио, названного в честь отца. Волосы Беатрис были прикрыты черным платком: жених ее погиб во время перестрелки в горах. Она поклялась не выходить замуж, и, если позволят семейные обстоятельства, после похорон уйти в монастырь. Но семье отчаянно нужны деньги, которые она зарабатывала шитьем. В семье работали все, кроме разве Эмилио. Рашель, например, самая младшая, собирала сухие ветки деревьев и продавала, как дрова.

Все говорили, что он должен ехать. Все, за исключением Розалиты Фернандес.

Роза недавно приехала из Мексики; на голове у нее были две иссиня‑ черные, блестящие косички, петельками приколотые к голове, прическу украшали огромные цветы из сатина; платье с потрясающей мексиканской вышивкой, было украшено множеством кружев и ленточек. Роза. Розалита. Лита.

А какая у нее была походка! Она шла, приплясывая на ходу, кружилась и что‑ то постоянно напевала; ей было всего шестнадцать лет, она была так красива, так обольстительна. Лита была племянница их соседей, никто не знал, зачем она приехала в Испанию, ведь все, у кого были родственники в Мексике, наоборот, старались поскорее уехать подальше от ужасов гражданской войны в Новый Свет. Но Лита приехала одна. Сначала она была пуглива, но ей очень хотелось, чтобы ее здесь приняли, как свою.

Все мужчины сходили по ней с ума. И он в том числе. А Лита – только он один называл ее Литой – утащила его однажды за сарай и поцеловала, взяла его за обе руки, положила их себе на талию и хихикала, глядя, как он смущается. Он был страшно смущен. Никто из его знакомых девушек не вел себя так, как она. Он был для них как запретный плод, сын селения, обещанный Богу. Они относились к нему, как к евнуху.

А она дразнила его, шептала на ухо, как будет это приятно, как сладко, хотя они не делали ничего из того, что она ему нашептывала.

– Как ты можешь, как ты можешь уехать, какой из тебя священник, mi amor? – жарко прошептала она, когда он пришел к ней попрощаться наедине. – Бог хочет, чтобы ты был со мной. Он хочет, чтобы ты наслаждался своей законной женой, вкусил радости брака.

– Ay, nina, [68] перестань! – умолял он.

Хихикая, она принялась нежно покусывать мочку его уха, и он почувствовал возбуждение.

– Ах, ты еще совсем невинный, carinoso, [69] дорогой мой, любимый. Слушай, давай я лишу тебя невинности, немного испачкаю твою чистоту, чтобы Бог не был столь настойчив и не похитил тебя у меня.

– Лита, – сказал он, тяжело дыша; он решил немедленно уйти из укромного уголка за сараем, уйти подальше, уйти, уйти.

– Ты, наверное, думаешь, что у меня нет стыда, – догадалась она. – Тебя это шокирует. Но если я не сделаю первый шаг, ничего и не будет. Ты ведь еще не священник, Тонио?

– Но я уже принадлежу Богу, – ответил он, но она покачала головой.

– Если бы это было так, ты бы не пришел сейчас, не встречался бы со мной наедине. Ты ведь знал, что я стану с тобой делать.

Глаза Розалиты ярко блестели. Полные губы были влажны, кончики пальцев гладили его шею. Она подняла голову вверх.

– Я бьюсь сейчас с Тобой за него, Ты слышишь? – громко сказала она, обращаясь к небу.

– Лита, не надо! – умолял он. – Не смейся над этим. Бог поразит тебя.

– Антонио де ла Крус, не будь глупцом. Бог слишком велик для таких пустяков.

Он был уже в семинарии, когда на его деревню обрушились бомбы гражданской войны. Они не мучились, так ему сказали. Не успели. Он ничего не смог бы сделать, чтобы спасти их, он сам бы погиб вместе с ними.

Его духовник, отец Франциско, принесший ему эту весть, предположил, что Господь призывал его столь настойчиво, чтобы спасти ему жизнь.

– Он призвал тебя, чтобы ты служил Ему, mi hijo, [70] – сказал он, положив ладонь на его плечо, – всем своим сердцем, всей душой и всей жизнью. Будь же добрым пастырем. Хорошим пастырем. Прими обет и крепко храни его.

И Антонио хранит свой обет до сего дня – не допустить, чтобы зло вошло в жизнь еще одной женщины, которая любит его, придет ли это зло от врагов или от него самого. Он нечист, он Проклятый, но Господь даровал ему свою милость. По крайней мере, Он сохранил ему веру. Он не смог спасти Литу, но спасет Дженн или погибнет, спасая ее.

Как ни ужасна была эта мысль, он все‑ таки верил, что Бог спас его, призвав уехать в Мадрид. Он верил, что спасся от Серджио, чтобы исполнить Божественный о себе замысел. И догадывался, что отец Хуан знает об этом замысле больше, чем хочет говорить.

И еще он догадывался, что замысел этот почему‑ то имеет отношение к Дженн. Каким образом, этого он пока не знал.

Антонио убрал ладонь с ее лба, встал и чуть не столкнулся с отцом Хуаном, который стоял в дверях и наблюдал за ним. Если бы вампиры могли краснеть, Антонио сейчас покраснел бы. Как бы то ни было, он слегка пожал плечами и поднял брови.

– Какое искушение сильней? – спросил отец Хуан, бросив быстрый взгляд на Дженн, а потом снова на Антонио.

– Я не голоден, – ответил Антонио. – Благодаря вам…

Священник кивнул и жестом пригласил его в коридор. Они вышли, и Антонио тихо закрыл за собой дверь.

Потом сложил руки на груди и стал ждать, что ему скажет отец Хуан.

– За что ты на меня сердишься? – резко спросил священник.

– Я не сержусь, – ответил Антонио и в ту же секунду понял, что отец Хуан прав: он сердился. – Ей не следует быть здесь. Она еще слаба…

– Она должна быть здесь, – возразил отец Хуан. – Неужели ты утратил доверие ко мне?

– Я… – Антонио замолчал. – Вы обнаружили что‑ нибудь в коридоре?

– Нет. Пожалуйста, отвечай на вопрос.

– Может быть, это я не должен быть здесь.

Отец Хуан сжал кулак и сделал вид, что бьет его по скуле. Но через секунду он снова стал серьезен.

– Неужели зов Проклятых столь силен, что ты не можешь противостоять ему?

– О каком зове вы говорите? – отозвался Антонио. – Нет никакого зова. Но, отец Хуан, мне кажется, наш отряд подобран неверно. Смотрите, сколько злобы, затаенной взаимной вражды. Я так и жду, что меня кто‑ нибудь проткнет колом в спину.

Он твердо смотрел отцу Хуану в глаза, словно не сомневался, что отряд, как сказал бы Джеми, «полное дерьмо».

– Я нашел тебя в катакомбах под часовней… сколько ты там прожил? – спросил отец Хуан. – Для тебя, Антонио, все в этом мире внове. – В глазах его блеснула искра, словно он устремился взглядом в далекое прошлое. – А я уже слишком долго в нем пребываю.

– Но кто вы? – спросил Антонио. – Кто вы на самом деле?

Отец Хуан пожал плечами.

– Может быть, я и есть тот дух, что любит пугать юных девушек в темных коридорах.

– Прошу вас, не говорите таким тоном, я не маленький, – Антонио запустил пальцы в волосы. – Я обучал этих людей ради вас. Я верен человеческой расе, и за это мой «крестный отец» охотится за мной. Если между нами мало доверия, то это потому, что вы не говорите мне всей правды.

Отец Хуан протянул руку, показав Антонию повязку на своем запястье.

– Всякий раз, позволяя тебе утолить голод, mi hijo, я доверяю тебе всю правду.

Он похлопал Антонио по плечу.

– Всему свое время, Тонио.

Потом постучал себя в грудь.

– А пока верь мне.

Новый Орлеан

Аврора, Хеда и Скай

Аврора повернулась к Христиану Годе, когда он вышел из тени и сквозь прутья решетки ткнул босой ногой пленную девушку. Голый по пояс, с янтарного цвета волосами, подстриженными в стиле «каскад» и напомаженными, Христиан был одет только в черные джинсы; в левом ухе его болталась серебряная серьга.

Как и большинство вампиров, достигших определенного положения и имевших много «крестных детей», он был очень высокого о себе мнения. Христиан мнил себя хозяином Нового Орлеана. Аврору это не только забавляло, но и оскорбляло.

Христиан не видел, что она сделала с его девчонкой, встретившей Скай у двери. Она решила подарить ему еще кусочек жизни. Он мог ей еще пригодиться, и хотя управление городом у них давно в руках, он со своими вампирами еще не совсем обленился, не то что вампиры в Сан‑ Франциско.

– Она опять дышит с присвистом, – сказал Христиан.

Потом посмотрел на входную дверь, которая только что закрылась за спиной Скай и Ника.

– А ты уверена, что этим двоим можно доверять?

– Нет, – сразу ответила она. – Но ведь доверять никому нельзя.

Она пошарила левой рукой за спиной и нащупала остро заточенный кол, а правую протянула к нему. Пусть сделает неверное движение, моргнет не тем глазом, от него останется горстка праха.

Он моргнул.

Она взмахнула колом.

– Очень жаль, – прошептала она, когда все было кончено.

В кучке праха блестела серебряная серьга; она подобрала ее и швырнула в клетку к Хеде.

– Это тебе, лапочка моя.

– Извини, – сказал Ник, когда через полчаса возле дамбы на берегу Миссисипи они со Скай вышли на поверхность. – Понимаю, тебе хочется быть поближе к ней. Но лично я туда не вернусь. Она сумасшедшая. Стоит косо на нее посмотреть, и… – жестом он показал, как протыкают колом. – Так что удачи тебе, подруга.

С этими словами Ник бегом пустился через дорогу, по которой мчались автомобили. Те принялись отчаянно гудеть, а он, как ни в чем не бывало, мчался наперерез, то и дело уворачиваясь от несущихся с бешеной скоростью машин. У нее словно гора с плеч свалилась, когда он отстал от нее. Как только они покинули логово, Скай только и думала, как ей избавиться от Ника, не прибегая к колу. Хотя он был монстр и кровосос, в каком‑ то смысле Ник даже ей понравился. Нехорошо, конечно, так охотники не поступают, подумала она.

«Мне всегда нравились плохие мальчишки», – думала она, с мрачной улыбкой глядя, как он выскочил на противоположный тротуар, повернулся и помахал рукой. В отличие от Эстефана, этот Проклятый, по крайней мере, не скрывал своей злой сущности. До рассвета оставалось несколько часов, он еще может подыскать жертву и перекусить. А вдруг он не из тех вампиров, кто оставляет живой? Все‑ таки надо было проткнуть его.

Но вот что она исхитрилась и не пила крови Хеды, действительно радовало ее. Только после того как Аврора согласилась, что от Хеды плохо пахнет, Скай поняла, что приглашение выпить крови было проверкой, и она ее, к счастью, выдержала.

Скай достала магический кристалл и пассами вызвала энергию, чтобы подпитать его. Видно было, как внутри камня зарождается тусклый свет. Она подняла камень вверх и, словно камерой, повела им вокруг. Такие магические кристаллы использовались в искусстве магии еще в древности, но с появлением глобальной системы навигации и мобильников их предали забвению, как нечто устаревшее и неэффективное. Благодарение Великой Богине, что она дала ей родителей, строго придерживающихся традиций, воспитавших ее в старых обычаях и обучивших всему, что знали сами. Вот теперь это все ей очень пригодилось.

Как, например, и магический след, который она оставила в тоннелях канализации. Он приведет ее обратно в логово Авроры, и саламанкийцы, отдохнув остаток ночи, с восходом солнца отправятся в путь со свежими силами и спасут Хеду. Было чем гордиться: она отлично справилась с заданием. Может, и Джеми, наконец, обратит на нее внимание и перестанет увиваться вокруг этой недоступной снежной королевы Эрико. Небось потому за ней и бегает, знает, что никогда ее не добьется. Она не представляет для него никакой угрозы. Джеми крайне осторожен и ожесточен. Рядом с ним этот Ник просто щенок.

– Все мы изгои общества, – вслух пробормотала она.

Что за безумный план родился в голове отца Хуана, когда своей властью он собрал в один отряд таких разных людей? Всего несколько месяцев они вместе, а уже понятно, что ничего хорошего из этого не вышло.

Вдруг Скай заметила, что к ней направляется и притормаживает полицейская машина Нового Орлеана со звездой и полумесяцем на борту, и поспешила укрыться в тени. В городе действовал комендантский час. Не хватало только попасть в полицейский участок, и отец Хуан явился бы туда с требованием отпустить ее под залог, особенно в свете того, что она успешно проникла в самое логово Авроры и так же успешно ушла оттуда. Было бы очень смешно.

Патрульная машина медленно ехала вдоль тротуара; видно было, как опустилось стекло и луч фонарика стал обшаривать придорожные кусты, за которыми она пряталась. С неохотой собрав еще немного магической энергии, Скай создала вариант того заклинания, которое она применила для уничтожения своего отражения.

Покалывание в шею заставило ее вздрогнуть. Оно перемещалось вверх по затылку и по голове. Правой рукой она ощупала лицо и опять замерла, когда луч фонаря уперся в шевельнувшиеся листья.

Она затаила дыхание.

«О, Великая Богиня, сохрани меня! » – подумала она.

Фонарь погас. Машина двинулась дальше.

«Благодарю тебя, Госпожа моя! »

Над головой сверкнула молния, за ней над бурными, черными водами реки зарокотал гром. Глядя на несущиеся по небу черные тучи, она произнесла над магическим кристаллом заклинание и пробормотала адрес убежища, где скрывались охотники. Если ей хоть чуть‑ чуть повезет, она…

– Скай, – донес ветер до ее слуха.

Все еще сидя на корточках, она резко повернулась на сто восемьдесят градусов. В бешено несущихся водах реки мерцали огоньки. Вдруг небо с треском распоролось надвое и хлынул проливной дождь; такие дожди бывают в вересковых пустошах у нее на родине. Напрягши зрение, она всмотрелась сквозь пелену дождя, но не увидела перед собой ничего, кроме этих потоков, как дервиши, крутящихся и пляшущих вокруг нее. Вскрикнув, она вскочила на ноги и рванула к ближайшему укрытию, балкону, почти невидному под листьями папоротника и гераней.

А ливень совсем разбушевался, вода хлестала с какой‑ то поистине сатанинской силой. Бурные потоки залили проезжую часть, тротуары, с ревом неслись по водосточным канавам и, образуя водовороты, исчезали в канализационных решетках.

«Неужели это чье‑ то колдовство? – думала она. – Бывают ли в Новом Орлеане такие ливни? И разве только что я не слышала голос, назвавший меня по имени? »

Чей голос? Неужели это Эстефан?

Накинув на голову воротник плаща, она повернулась и бросилась бежать. Каблуки ее стучали по брусчатке мостовой, дыхание перешло в хрип, а она бежала все быстрей, подгоняемая страхом.

Новый Орлеан

Отряд Саламанка

– Дженн, despierte. [71] Проснись, – пробормотал Антонио, осторожно тряся ее плечо.

Она вздрогнула, открыла глаза и сразу села на кровати. В руке у него светился фонарь, в комнате было темно. Глаза его казались почти черными и смотрели на нее очень серьезно.

– Идет сильный дождь. Тоннели канализации почти переполнены. Надо уходить.

– Что?

Она спустила ноги на пол и с его помощью встала.

– Мы переходим куда‑ нибудь повыше, – сказал он.

В дверь просунула голову Эрико. На ней был темно‑ синий дождевик, глаза прятались под козырьком черной бейсболки.

– Выходим, – сказала она. – Поторопитесь.

Дженн еще не совсем отошла ото сна. Обычно на операции – а сейчас как раз была такая ситуация – она просыпалась мгновенно, но на этот раз, кажется, слишком выбилась из сил и не успела восстановиться. Натягивая ботинки, Дженн чуть не упала; она крепко затянула застежки и порылась в кармане, ища мобильник. Аккумулятор почти сел. Дженн сунула аппарат обратно в карман и вслед за Антонио, закинувшим за плечо ее вещевой мешок, вышла из комнаты.

– Давай я понесу, – сказала она, покраснев и стараясь не отставать от Эрико.

Он молча отдал ей мешок. «Зря», – подумала она. Мешок был тяжел, а она очень устала.

Антонио шел сзади. Все собрались в помещении трапезной, где проходил спарринг Джеми с Марком. Ее товарищи по отряду, которых было гораздо меньше, чем повстанцев, спешно натягивали бронежилеты, закрепляли наколенники, шнуровали и застегивали ботинки. Нашивки саламанкийцев яркими пятнами выделялись в полумраке комнаты.

С ними была и Скай, ее черный, длинный, до пят, плащ, юбка и ботинки насквозь промокли; она стояла рядом с Бернаром и Лаки. Увидев Дженн, Скай подбежала к ней и обняла.

– Я нашла ее. С ней все в порядке. Ну, в общем, ничего страшного.

Скай отбросила за спину похожие на длинные паучьи лапы мокрые косички, и заглянула Дженн в глаза.

– Аврора держит ее в клетке. У Хеды что‑ то вроде одышки.

– О господи, – у Дженн помутилось в глазах. – Ведь у нее астма. У нее есть ингалятор?

– Ты что, совсем чокнулась? Надо было еще спросить у Авроры, сделала ли она ей прививку от простуды, – съязвил Джеми.

Он подошел к Скай и похлопал ее по плечу.

– Отличная работа, ведьмочка.

Бросив на него сердитый взгляд, Скай повела плечом, будто хотела сбросить его руку.

– Господи, Джеми, разве можно быть таким черствым? Они ведь родные сестры.

– Ага, спасибо, что напомнила.

– А они… они это… – начала было Дженн, но умолкла; она хотела спросить, пили ли вампиры у сестры кровь, но не смогла.

– Не стану врать тебе, Дженн, – сказала Скай. – Да, у нее пили кровь. Теперь не пьют, потому что она больна.

Дженн покачнулась. Скай схватила ее за руку.

– Мы скоро выручим ее, – сказала она.

Джеми резко повернул голову к Эрико.

– Интересно, как? Нас всего‑ то раз, два и обчелся, чуть больше десятка! Ну, выскочим на улицу, а дальше что? Местные подумают, что какие‑ то обормоты вышли прошвырнуться, – он жестами изобразил, что пьет пиво. – Laissez les bon temps rouler, [72] а, парни?

– Надо срочно спускаться в тоннель, – сказал Марк, обращаясь в саламанкийцам. – Поэтому выходим немедленно. Уровень воды повышается.

– Что? Опять в эту долбаную канализацию? – вскричал Джеми. – Я, например, вообще не понимаю, зачем надо отсюда уходить. Даже если канализация заполнится доверху, здесь и первый этаж останется сухим, живи – не хочу, и никто ничего не узнает.

Он посмотрел на Скай.

– Слушай, а можешь наколдовать что‑ нибудь там…

– Замолчи, – стиснув зубы от злости, проговорила Скай, видя, как Марк и его люди обернулись к ней.

В комнате наступила мертвая тишина.

– Наколдовать? Она умеет колдовать, знает магию? – спросил Марк, перекидывая ремень автомата через плечо.

Он перевел взгляд на отца Хуана, а потом на Эрико. Снова воцарилось молчание.

– Да, – после паузы ответил отец Хуан, но не стал добавлять, что он тоже владеет магией.

– И вы скрывали от нас это? – Голос Марка дрожал от напряжения и страха.

– Мы пользуемся этим только в качестве защиты, – покраснев, быстро сказала Скай.

Волосы ее все еще были мокрые, вода текла по щекам, и она стряхнула ее, покрутив головой, как собака.

– Мое колдовство никому не приносит вреда. Но я могу сделать так, что наше внимание обострится, когда мы будем отсюда уходить.

Сжав губы, Марк подошел к лежащему на столе открытому ящику с боеприпасами и рассовал по карманам куртки несколько обойм. Джеми последовал его примеру, внимательно разглядывая содержимое ящиков с боеприпасами, а один из них с треском вскрыл, взял патрон и поднес поближе к свету фонаря.

– Я думала, что вам известно, ведь мы поэтому ее и послали, – сказала Эрико, подошла к Джеми и вырвала у него обойму. – У нее были наилучшие шансы проникнуть к ним в логово. Потому что она владеет магией.

– Нет, мне ничего такого известно не было, – ледяным тоном отозвался Марк.

Остальные молчали, будто воды в рот набрали.

– А как, по‑ вашему, ей удалось туда пробраться? – спросила искренне озадаченная Эрико.

– Мы время от времени проникаем к ним, – процедил Марк сквозь зубы. – Скрытно.

Лаки с Бернаром кивнули, подтверждая его слова.

– Что? Прямо так‑ таки берете и проникаете, на своих двоих? – восхищенно воскликнул Джеми. – Ну, парень, крутые вы ребята.

– У нас есть наше общее дело, – вставил Лаки.

Марк посмотрел на Эрико, потом на отца Хуана.

– Выйдя отсюда, мы станем в сто раз более уязвимыми. Нас разыскивают. Наверняка и про вас им известно, и есть приказ вас задержать, так что из‑ за вас мы еще более уязвимы.

– Они пока еще думают, что я вампир, – сказала Скай. – Аврора планирует нечто грандиозное. Они собираются убрать Соломона.

– Что? – хором воскликнули все, уставившись на Скай.

– Да. Она думает, что я явилась в Новый Орлеан, узнав, что она здесь. Она стоит во главе какого‑ то заговора.

– Ну, да, ja, ты действительно явилась сюда, потому что она здесь, – напомнил Холгар, чуть заметно усмехаясь. – Только не по тем делам, про которые она думает.

– Merde, – взорвался Марк. – Не хватало еще и этих кровососов в моем городе. А еще что‑ нибудь полезное вы можете нам рассказать?

Эрико махнула рукой в сторону боеприпасов.

– Мы не пользуемся огнестрельным оружием.

– А мы, черт побери, пользуемся, – сообщил Бернар.

– Мы мало знаем, кто такие охотники. У вас есть какие‑ то запреты насчет того, чтоб убивать людей? – спросила Сюзи; она говорила как‑ то натянуто, словно изо всех сил пыталась ввести разговор в мирное русло.

– Есть, совершенно дурацкие, – встрял Джеми. – Мы делаем это только в крайнем случае. В смысле, убиваем людей.

– Мы выполняем боевые операции, – уточнила Эрико. – Перед нами всегда стоит четкая цель. На операцию нас посылает наш учитель, – она кивнула в сторону отца Хуана.

– Я посылаю их туда, где, по моему мнению, от них будет больше всего добра и пользы, – внес свое уточнение и отец Хуан. – Операции, конечно, совершенно секретные.

– Если только кто‑ то не сольет информацию, – Джеми бросил на отца Хуана выразительный взгляд. – Насколько нам известно, Аврора знала о нашем прибытии.

– Нет, не похоже, по лицу это не видно было, – возразила Скай. – Она сказала, что Хеда – сестра Великого Охотника.

– Вернемся к вашим операциям, – сказал Марк. – Мы тоже выполняем боевые операции.

– Но чаще всего наш противник не люди, а только вампиры, – отозвалась Эрико.

– Насколько нам известно, – пробормотал Джеми.

– Pardon? – нахмурившись, проговорил Марк. – Что ты хочешь этим сказать?

– Он хочет сказать, что если у вас есть лишнее оружие, мои люди возьмут его, – проговорил отец Хуан и, протянув руку, шагнул вперед. – С благодарностью.

Он посмотрел на Дженн.

– Мы сделаем все возможное, чтобы спасти твою сестру.

– Вы ступаете на скользкую дорожку, отец Хуан, – сказал Джеми.

Отец Хуан не обратил на его слова внимания.

– Спасибо, учитель, – голос Дженн звучал напряженно. Она боялась, что сейчас расплачется – ну, сколько можно, хватит уже.

Джеми что‑ то проворчал и украдкой посмотрел на Эрико.

– На пару слов, – сказал он.

Эрико вздернула подбородок, как бы через силу заставляя себя говорить с Джеми. Они отошли в сторонку. Антонио сощурился, и Дженн видела, что он прислушивается, о чем они говорят. Пока они там перешептывались, Сюзи вышла и скоро вернулась, нагруженная двумя битком набитыми рюкзаками.

– В этом вода. А здесь плитки протеина и вяленая говядина, – сказала она. – У нас еще есть много фруктово‑ ореховой смеси.

– Надо переложить, так чтобы в каждом рюкзаке было всего понемножку. Если один потеряем, то во втором останется и вода, и еда.

– Хорошая мысль, – кивнула Сюзи.

Лаки протянул Дженн автомат. Один такой уже висел у него на плече.

– Пользоваться умеешь? – спросил он.

– Давненько не стреляла, – призналась она, перекинула через шею ремень и взвесила автомат на руках. – В Академии у нас был курс огнестрельного и холодного оружия.

Она взялась за ствол и рукоятку.

– Это «узи», у него открытый затвор. Более устойчив в стрельбе. Но его нельзя все время держать во взведенном положении, иначе грязь попадет. Например, грязная вода канализации.

Она помолчала, глядя ему в глаза.

– Стрелять надо короткими очередями, делая между ними паузы, чтоб опустился ствол. Бам‑ бам‑ бам – пауза. Иначе все пули уложишь в белый свет, как в копеечку.

Лаки присвистнул.

– Побольше бы таких, как у вас, Академий, святой отец. Какие бойцы!

– Oui, – сказал Марк. – Получается элита какая‑ то, а зачем? Что такого в этих охотниках, чем они отличаются от остальных?

Он смотрел прямо на Дженн, и у нее вспыхнули щеки.

– Мы обычно деремся врукопашную. Как вам известно, огнестрельное оружие вампиру, что слону дробина. Хотите, научим и вас всему, что умеем сами? – предложил отец Хуан.

– И колдовать тоже? – спросил Лаки, становясь рядом с Марком. – Я еще не видел людей, владеющих магией. Это так все странно.

Он с улыбкой посмотрел на Скай.

– А это… любовные заговоры знаешь? Ну, и все такое?

– Нет, – быстро ответила Скай и скорее занялась ранцем, набитым острыми кольями и бутылочками со святой водой.

– А можешь сделать, чтоб мобильники заработали? – спросил Марк.

– Пробовала недавно, когда уходила на задание к Авроре. И еще пробовала заклинание, которое защитило бы вас здесь. Не знаю, хорошо ли получилось.

Тут Дженн пригодилось умение сразу подмечать, если что происходит не так. Скай вела себя как‑ то странно, хаотично, будто разрывалась на части. Случилось что‑ то очень нехорошее.

– Во Французском квартале у нас есть еще одна явка, – сказал Марк. – Там перегруппируемся, и мы уйдем.

Тут вернулись Джеми и Эрико. Эрико прочистила горло.

– Я хочу обсудить план более подробно, – сказала она. – Во‑ первых, у нас слишком много снаряжения. Нужно место, где его можно сложить, а уже потом провести спасательную операцию.

– А я говорю, что надо оставить все здесь, – твердил Джеми, рассовывая обоймы с патронами по карманам. – Нет смысла таскаться с ним по всему городу. Перенести на верхние этажи, и все дела.

В одной руке он держал «узи», а в другой «кольт» калибра 457. Джеми сейчас был похож на мальчишку, который любуется рождественскими подарками.

– Вас бы сюда, – сказал Марк, – когда тут прошла Катрина.

– То Катрина… а сейчас дождик. Побрызгает и перестанет, – отозвался Джеми.

– Это Новый Орлеан. А он находится ниже уровня моря, – возразил Марк.

– Надо разделиться на два отряда, – заговорил Холгар. – Одни перенесут вещи, а другие отправятся спасать Дженнину сестру. – Он поднял руку. – Я пойду в спасательном отряде.

– Тебе лучше таскать. Из тебя выйдет неплохое вьючное животное.

Холгар сощурил на него глаза.

– Я счет веду, ты это знаешь.

– Веди, веди, все равно я тебя всухую сделаю, – отпарировал Джеми.

– Значит, так, магические следы, которые я там оставила, распознать могу только я, – сказала Скай, – значит, я тоже иду во второй команде.

– Vale, vale, – сказал Антонио, – мы с Дженн, конечно, тоже в этой команде.

И он встал рядом с ней.

Джеми обернулся к Эрико.

– А ты что скажешь, голубушка?

Эрико кивнула и встала рядом со своим боевым товарищем.

– Смотрите, не очень нагружай карманы, – сказала она. – Понадобится достать кол или святую воду, обоймы будут только мешать.

– В Белфасте, бывало, я таскал с собой куда больше, – ответил он, похлопав себя по нагрудному карману зеленой куртки. За одну обойму в магазине можно было купить пинту пива.

– Северная Ирландия? Хороший пример, – сказал Марк. – Еще Париж времен нацистской оккупации. Вампиры захватили власть и вконец обнаглели. Полицию и власти с мэром во главе совсем затерроризировали, те у них ходят теперь по струнке. Справедливости не дождешься. А вампиры как сыр в масле катаются.

– Докатаются, погоди, – сказал Джеми.

– Может, поэтому Аврора и привезла сюда твою сестру, – добавил Бернар, кивнув Дженн. – Если она способна вырвать из‑ под носа охотника родную сестру, значит, сильна, а это полезно, чтобы пустить здесь корни, завести знакомства и все такое.

– Еще раз говорю, – вставил Марк, – люди здесь пляшут под дудку Проклятых. Некоторые потому, что просто боятся. Но надо смотреть правде в глаза: с приходом вампиров многие стали жить лучше. Бедняки, например, беспомощные и слабые – вампиры используют их против нас. А те и рады, что их используют.

– Всякому приятно ощущать, что ты кому‑ то нужен, – пошутил Холгар.

– Вот именно, – Марк, видимо, сейчас не был расположен шутить. – За наши головы назначены награды. Даже за наши трупы огромные суммы. Более чем вероятно, что в вас будут стрелять не вампиры, а люди.

– Пусть попробуют, – сказал Джеми, поднимая ствол «кольта».

– «Узи» – хороший автомат, – сказал Антонио, глядя на отца Хуана. – Вернемся домой, надо пересмотреть свою тактику.

– Но мы охотники, – сказала Эрико, – а не какие‑ нибудь коммандос.

Марк опустил руку на ствол автомата.

– Ну, да, но в деле надо быть вооруженным лучше, чем враг, а не наоборот, верно?

– Сенсей!

Крайне встревоженная, Эрико отвесила отцу Хуану поклон.

Дженн решительно шагнула к Эрико.

– Моей сестре угрожает смерть.

Она взяла еще один «кольт» и протянула Эрико, но револьвер был такой тяжелый, что ей пришлось держать его обеими руками. Это, конечно, ослабило впечатление от ее вызывающего жеста.

Отец Хуан, казалось, был в нерешительности.

– Мне очень жаль, Эрико, – в конце концов сказал он, – но прошу тебя, возьми револьвер. А когда вернемся домой, все разберем и обсудим.

«Когда вернемся домой, – мысленно повторила Дженн, облизывая губы. – Он сказал „когда“, а не „если“».

– Выходим, – сказал Марк.

ГЛАВА 14

Хоть наша плоть бледна и холодна,

На вид прекрасна и свежа она.

За смирный нрав достойны мы любви.

Доверьтесь нам, смирение у нас в крови.

Но коль поднимете на нас свой острый меч,

Падет и ваша голова с могучих плеч.

Не станет нас, погибнете и вы.

Тогда узнаете, что были мы правы.

Новый Орлеан

Сопротивление и охотники Саламанки

Марк открыл дверь монастыря, которая вела в подземный тоннель канализации, и прежде всего обшарил пространство впереди стволом автомата, в то время как стоящая рядом Эрико вторила ему лучом фонаря. Глядя через ее плечо, Дженн увидела, что там, где прежде из зарешеченных сточных люков Французского квартала просачивались лишь тоненькие струйки, теперь неслись бурные потоки воды. Несмотря на то, что воды стало больше, в тоннеле стояла все та же вонь. Интересно, смогут ли они пройти? Уже теперь уровень воды ей по пояс, а она все прибывает.

Марк кивнул своим подчиненным, Бернару, Мэтт и Лаки, те быстро спустились по ступенькам и пропали в темноте. Но скоро снова появились, пригнав одну из четырех имеющихся у них плоскодонок, каждая где‑ то в десять футов длиной и с поперечными скамейками.

– Это наши пироги, так мы их называем, – объявил Марк. – Нас семнадцать человек. Бернар, Лаки, Сюзи и я идем с боевой группой спасения. Остается одиннадцать. Мои люди, сменяясь, перевозят снаряжение в безопасное место. Встречаемся там.

Сюзи, похоже, было не по себе, когда ей пришлось подвинуться на скамейке и пустить рядом Скай. Она успела распустить свои хвостики, зачесала волосы назад и прихватила их резинкой. Скай вертела серебряное кольцо на большом пальце, лицо у нее было бледное, косички «раста» совсем растрепались, не голова, а воронье гнездо.

Как только все узнали, что Скай – ведьма, между людьми Марка и охотниками возникло напряжение, а когда Эрико стала протестовать против огнестрельного оружия, напряжение только усилилось. Теперь же, на марше, стало еще хуже. Бойцы Сопротивления явно чувствовали себя не в своей тарелке, держались подозрительно, что не сулило ничего хорошего. Марку и его людям надо было избавиться от Авроры. Дженн хотела во что бы то ни стало спасти сестру. Но ради высшего блага люди Марка без всяких угрызений совести готовы убивать не только вампиров, но себе подобных. И если Хеда станет путаться под ногами, станут ли они церемониться?

В лодку влезли Антонио, Дженн и отец Хуан.

– Если позволите, – Марк оттолкнул лодку и, по колено мокрый, ловко, даже изящно запрыгнул в нее.

Он взял лежащий на скамейках вдоль лодки деревянный шест и погрузил его в воду.

– Вот так мы тут и плаваем, как по мелководью, – пояснил он.

Течение подхватило их, и лодка заскользила прочь от входа в монастырь. В каждой лодке был свой впередсмотрящий с фонарем. В лодке, где сидела Дженн, путь освещал отец Хуан.

Тоннель заметно сузился, стало темней. Во мраке в луче фонаря сверкали крысиные глазки; эти твари сидели в расщелинах, покрытых мхом и забитых какой‑ то дрянью, они отвратительно пищали и убегали прочь. По команде Марка приходилось то и дело наклонять головы: в потолке были выступы, он становился ниже, и все хуже было видно, что впереди и откуда ждать неожиданного нападения.

– Было дело, я оказался здесь один, – пробормотал Марк, – и вампир свалился откуда‑ то прямо мне на голову. Они тоже пользуются этими люками.

– Неужели наверху все так плохо, что по городу надо передвигаться только так? – спросила Дженн.

– Для нас? Mais oui, [73] – ответил он. – Нас все знают в лицо. Но для простых людей все не так уж плохо. Гуляют по улицам, улыбаются… вот и Масленицу будут праздновать. Вампиры – просто очаровашки. Убийцы проклятые.

– Что‑ то вы людей не очень жалуете.

Он посмотрел на Дженн долгим взглядом. Глубокие морщины избороздили его лицо.

– Ишь ты, сообразила. Да, не жалую. А чего их жаловать? Мы рискуем жизнью, мы хотим спасти их от этих кровопийц, а они нас ненавидят. И таких большинство. Для них главное – выжить, и ради этого они готовы на все.

– Но вы на их месте предпочли бы умереть.

– Черт возьми, нет, конечно, зачем умирать? Просто я хочу сказать, что они превратились в настоящих зомби. Думаете, они живут? Нет, они просто выживают.

Он замолчал. Его настроение передалось Дженн, и она больше не задавала вопросов. От постоянного сидения в положении сгорбившись болела спина, пот заливал глаза.

Шеи ее коснулись холодные губы Антонио; он прижался ими к ее пульсирующей жилке. Потрясенная и напуганная, она вздрогнула. Хотела обернуться и посмотреть ему в глаза, но в этот момент лодку качнуло, она скользнула вниз, футов на пять, не меньше, раздался всплеск, и, чтобы Дженн не выпала за борт, Антонио схватил ее за руку.

– Извините, не предупредил, – пробормотал Марк.

Антонио сжал ей руку. Хотел ли он попросить прощения? Зачем он ее поцеловал? Сердце ее колотилось; на всякий случай она крепко вцепилась пальцами в скамейку. И только потом с опаской повернула к нему голову.

Во мраке пылали его красные глаза, отражение их плясало в темной воде. Словно угольки, подернутые пеплом. У нее перехватило дыхание. Если увидит Марк, он узнает тайну Антонио. Что он предпримет? Она ощупала свой «узи». И что предпримет она?

Она протянула руку и снова нашарила ладонь Антонио; переплетясь с ним пальцами, она крепко их сжала и быстро тряхнула его руку.

Он тихо свистнул.

– Что это? – прошептал Марк. – Вы слышали? Отец Хуан, посветите‑ ка вокруг.

– Сейчас, – нерешительно отозвался отец Хуан; его беспокоило совсем другое.

Учитель прекрасно понял, кто свистел. Он знал, что сейчас происходило с Антонио. Дженн охватила дрожь. Нельзя было объединяться с бойцами Сопротивления, эта ошибка может стать роковой. Надо было действовать отдельным отрядом. Теперь приходится опасаться не только вампиров, но и людей Марка.

– Estoy bien, [74] – прошептал Антонио ей на ухо.

Он уже взял себя в руки. Дженн осторожно подняла голову, но ничего не увидела. Вдруг в отраженном свете фонаря отца Хуана она увидела профиль Антонио. Глаза его погасли.

– Lo siento, – прошептал он. – Прости меня.

– Мы на месте, – объявил Марк. – Отец Хуан, посветите, пожалуйста, прямо вверх. Это сигнал, что здесь свои. На тот случай, если наверху кто‑ то есть.

Марк сунул шест в воду перед собой, тормозя движение. Желтый луч заплясал на покрытом гравием склоне, который уходил куда‑ то вверх и пропадал в темноте. Снова проверещали что‑ то крысы и пропали. Раздался тихий плеск, днище лодки заскрипело о гравий, лодка резко остановилась, и Марк спрыгнул на сушу. За ним отец Хуан, а потом и Дженн с Антонио.

Скоро и другие лодки выстроились рядом. Марк взял у отца Хуана фонарь, и луч его высветил впереди два расходящихся тоннеля. Скай подошла к нему, держа в руке магический кристалл.

– Ты говорила, что надо идти по левому, – сказал Марк.

– Да, – ответила она. – Я пойду впереди.

– У тебя нет оружия.

– Нельзя потерять магический след, – ответила она, и Дженн сразу заметила, что голос ее как‑ то странно запнулся.

Она снова посмотрела на Антонио, но в темноте его лица не было видно.

– В случае чего я тебя прикрою, – сказал Джеми. – И Эрико тоже. У нас «узи».

– Hai hai, [75] – поддакнула Эрико по‑ японски.

Эрико говорит по‑ японски, значит, тоже чувствует что‑ то неладное. Она совсем выпустила из рук бразды руководства операцией, ее уже никто не слушался.

«Ребята, пожалуйста, прошу вас, осторожнее, на кону жизнь моей сестры», – думала Дженн.

– Отец Хуан, – тихо проговорил Антонио, – в другом тоннеле мне послышался какой‑ то звук.

– Сейчас узнаем, – быстро ответил отец Хуан. – Мы недолго, – обратился он к Марку, – проверим и сразу вас догоним.

– Нет, это опасно, слишком опасно, – вмешалась Эрико. – Нельзя разбивать отряд.

– А я говорю, да. Надо убедиться, что там нет вампиров, – стараясь говорить ровным голосом, ответил отец Хуан.

Но Дженн слышала, как дрожит от напряжения его голос.

«И Антонио не справляется с собой».

Она крепче сжала свой автомат. Все идет не так, как надо, все идет плохо. Эти автоматы, и Эрико не может взять себя в руки, и Антонио тоже…

– Vite, [76] – сказал Марк отцу Хуану.

Вокруг Дженн замелькали тени; она увидела красную вспышку – глаза Антонио – и потом ничего, должно быть, он отвернулся. Она сделала осторожный шаг в его сторону, но чья‑ то рука остановила ее, и она услышала в ухе шепот:

– Пусть уходят. Не поднимай шума.

Это Джеми. Значит, он тоже видел. Она кивнула и свернула в сторону; он от нее не отставал.

– Не горячись. Успокойся, – сказал Джеми.

Она была благодарна, что он говорит с ней таким твердым, невозмутимым тоном.

– Если можешь, – снова пробормотал он.

Чувство благодарности сразу уменьшилось.

– У меня проблема, – тихо сказала Скай. – Не могу найти свой след. Вы уверены, что это тот самый тоннель?

Ботинки скользили по гравию. Дженн смотрела, как отец Хуан с Антонио прошли в другой тоннель; отец Хуан светил фонарем, хотя Антонио мог бы вести его и в темноте. Но надо было, чтобы их было видно.

– Ты где залезла в люк, под Декатур‑ стрит, oui? – проговорил Марк. – Перед Джексон‑ сквер? Видела там конную статую Эндрю Джексона?

– Да, верно, там я спустилась в тоннель, но мы… я… вышла недалеко от пристани, – ответила она.

Дженн заморгала. «Она только что сказала „мы“… или я ослышалась? » – подумала она.

– Тогда тебе в любом случае пришлось бы зайти с той стороны этого тоннеля. Там, где они пересекаются, – сказал Марк. – Наверно, мы сейчас далеко от твоих так называемых «следов». Давайте углубимся в тоннель.

Дженн услышала бряцание перекидываемых через плечо автоматов, солдаты проверяли крепление амуниции. Скрипели по сухому гравию тяжелые ботинки. Лучи фонарей скользили по лицам входящих в тоннель бойцов. Дженн посмотрела на Скай, она всматривалась в поверхность магического кристалла, и лицо ее было тревожно, будто она ожидала совсем не то, что видела. Скай медленно двинулась вперед, и Дженн поспешила к ней.

– Можешь что‑ нибудь сделать с Антонио, ну, типа, заклинание?.. – тихо попросила она. – У него неприятности.

– О, Великая Богиня! – вздохнула Скай, глядя на нее. – Не знаю, Дженн, уж получится ли. То есть я не уверена, что вообще смогу это сделать. Но сейчас мои магические возможности блокированы.

У Дженн перехватило дыхание.

– Но ты же с собой делала то же самое, чтобы сойти за вампира, и у тебя получилось.

Скай колебалась.

– Мне помогали, – проговорила она так тихо, что Дженн едва ее расслышала.

«Мы», – подумала Дженн. Значит, все правильно, она не ослышалась. Неужели больше никто не заметил?

– Помогали? – вздернула она голову. – Типа, другие колдуньи?

Скай сложила обе руки в кулачки и постучала себя по лбу.

– Черт побери, я нарушила свой обет. С нас взяли клятву хранить все в тайне. То, что мы сейчас делаем, с точки зрения большой магии огромное зло.

Плечи ее опустились, она покачала головой.

– Я занимаюсь тем, что колдунье делать строго запрещено: воевать, используя огнестрельное оружие. А теперь еще и рассказала тебе про других ведьм.

Дженн положила руку на плечо Скай.

– Ты спасаешь мою сестру от смерти. Или еще чего похуже. – Голос ее надломился. – А про этих твоих ведьм надо рассказать отцу Хуану. Нам нужна их помощь. Сколько их?

– Этого я не могу сказать, – делая над собой усилие, ответила Скай. – Я и так проговорилась, Дженн.

– Может, сама попросишь их помочь нам? – Дженн изо всех сил старалась говорить ровным голосом, но как ей хотелось взять сейчас Скай за плечи и трясти ее так, чтобы зубы клацали.

«Как ты могла ничего нам не сказать?! – хотелось кричать ей. – Разве можно скрывать от нас такое? »

– Уже просила, – Скай сдула со лба мелкую косичку. – Они охотно помогали мне, но до тех пор, пока я это скрывала. Так что сейчас я могу потерять всех своих союзников.

– Но если они узнают, что речь идет о человеческой жизни, – гнула свое Дженн, – может, тогда…

– Вампирам Нового Орлеана помогают какие‑ то маги или колдуны, – голос Скай дрожал, она казалась очень напуганной. – Думаю, это они сейчас блокируют мои действия. А может, и для Антонио у них нашлись заклинания.

Дженн раскрыла рот.

– Ты считаешь, что Антонио меняет обличье, потому что кто‑ то колдует?

– Не знаю, – шепотом ответила Скай. – Мне сказали, что это возможно. Но главное, магический кристалл не работает. Такого не должно быть. Он должен реагировать на меня. Кристалл должен показывать мой след, чем я к нему ближе, тем он должен светиться сильней.

Скай минуту подумала, а потом быстро заговорила на латыни; перед ней из ничего возник светящийся голубовато‑ белым сиянием шарик диаметром с монету и повис в воздухе.

– Слава Великой Богине, хоть это получилось. Надо поговорить с Марком.

– Только не говори ему ничего про Антонио, – сказала Дженн.

– Еще скажи про Холгара, моего боевого партнера, – фыркнула Скай. – Не считай меня дурой.

Дженн прикусила язык.

– Ты тоже молчи про моих друзей, – добавила Скай.

– Расскажи хоть отцу Хуану! – взмолилась Дженн.

– Послушай, я только что тебе сказала, что просила их помочь нам. Они делают все, что могут. И высовываться не станут. Большего от них не добьешься.

На цыпочках Скай засеменила вперед, стараясь идти неслышно. Она догнала Марка и похлопала его по плечу. Тот остановился, и они стали о чем‑ то совещаться. Он обернулся в сторону остальных, потом снова посмотрел на Скай. Они отошли футов на десять от группы и склонили головы над магическим кристаллом в руках Скай. Потом прошли еще десять футов в глубь тоннеля, потом двадцать; светящийся шарик все время плыл перед ними.

Сюзи, прикрыв фонарь ладонью, догнала Дженн.

– Скай сама сотворила этот свет? – спросила она. – С помощью заклинания?

Дженн не знала, что сказать. Она не привыкла чужим объяснять поступки своих товарищей. Тем более что откровения Скай взбудоражили ее. Оказывается, у Скай есть не только своя, тайная жизнь, но, выходит, она не столь могущественная колдунья, как прежде считала Дженн. Отец Хуан, наверно, тоже встревожится.

«Надо обязательно все ему рассказать».

Она остановилась, увидев, что Скай с Марком идут обратно. Эрико обогнала Дженн и встала между нею и Марком, пытаясь вернуть себе командирские функции.

– Что‑ то у нас не так, – обратился Марк к Великому Охотнику. – Скай говорит, магический кристалл не работает.

Эрико пожала плечами.

– Возможно, он и не должен всегда работать.

– Нет, – вмешалась Дженн. – В магии так не бывает. Если он не работает, значит, есть причина.

«Любая, кроме молитвы».

– Я считаю, скорей всего, кто‑ то еще творит заклинания, мешая мне видеть, – сказала Скай.

Она облизала губы, словно собиралась сказать что‑ то еще, но потом сжала их, посмотрела на Дженн и опустила глаза на кристалл.

– Может быть, этот кто‑ то накрыл заклинаниями весь город. Не исключено, что поэтому и ваши мобильники не работают.

В голубоватом сиянии сотворенного Скай шарика темная кожа Бернара казалась фиолетовой.

– А что, вполне может быть. Впрочем, существуют и другие, технические способы блокировки мобильной связи. А заодно и Интернета, – проговорил он.

– Ну, да, только вот где кончается магия и начинаются эти самые другие способы? – пробормотал Марк.

– Если кто‑ то мешает тебе колдовать, почему тогда получилось с этой светящейся фигней? – спросила Сюзи.

Скай переступила с ноги на ногу.

– Сила магии подобна электричеству. Тот, кто творит заклинание, просто направляет эту энергию куда ему надо. Если кто‑ то выключит в комнате свет, например, твой «айпод» не перестанет работать. Чтобы ослабить действие всех моих заклинаний, требуется уж очень мощное заклинание или серия заклинаний. Тот, кто блокировал мой след, делает это, чтобы защитить Аврору.

«Нет, тут должно быть что‑ то еще – подумала Дженн, испытующе глядя на Скай, – вряд ли она потеряла самообладание только от этого. Она не просто обеспокоена, она страшно напугана».

Глаза Скай действительно бегали, словно она напряженно ждала чего‑ то ужасного.

Словно ждала, что кто‑ то сейчас вдруг возьмет и появится.

И вдруг Дженн охватила уверенность в том, что с минуты на минуту им грозит страшная опасность. У нее было такое чувство, будто по ней ползали полчища насекомых, будто по всему телу пробежали тысячи крохотных электрических разрядов.

– Надо уходить отсюда, немедленно! – закричала она.

Тоннель вдруг ожил, как пробудившееся чудовище: с потолка на гравий с шумом стали падать какие‑ то фигуры. Огонек, сотворенный Скай, мигнул и погас, и в полной темноте в барабанные перепонки Дженн ударило автоматное стаккато: тра‑ та‑ та‑ та‑ та…

– Прекратить огонь! – дико заорала Эрико. – Мы перестреляем друг друга!

Вокруг Дженн стоял страшный шум, творилось нечто несусветное. Вдруг она получила удар прямо в лицо, упала навзничь, сильно стукнувшись затылком об острые камни. Быстро перекатившись на левый бок, Дженн достала из правого кармана на бедре кол, а из кармана куртки пластиковую бутылочку со святой водой. Вслепую плеснула в темноту из бутылочки и попала! В ответ раздался яростный свист. Чтобы довести дело до конца, она швырнула на свист бутылочку, вскочила и резко ткнула в темноту колом. Острый конец его вонзился во что‑ то или в кого‑ то, но противник ударил ее ногой прямо в грудь. Слава богу, на ней был защитный жилет, он смягчил силу удара.

«А что, если это Антонио? » – отчаянно подумала она, бросаясь на нападавшего.

Снова раздались оглушительные автоматные очереди, каждый выстрел звучал, как взрыв динамита, и она совершенно оглохла. Мир раскололся на мелкие кусочки и превратился в пустоту, где не было ни звука, пустоту, куда Дженн молотила кулаками, била ногами и тыкала острым колом. Вампир куда‑ то исчез. Он‑ то ее видел, как видел в темноте и все остальное, чего нельзя было сказать про нее. Слепая, оглохшая, она вертелась во мраке, нанося удары, которые повисали в воздухе.

Снова кто‑ то нанес ей сильный удар. Непонятно откуда. Все тело сразу похолодело, как лед, и онемело, ноги подкосились, и она рухнула на землю. Хрипя, Дженн пыталась подняться, ведь никто не пытался удержать ее на земле, но мышцы дрожали, кружилась голова, ей было холодно.

«Я ранена», – пронеслось в голове.

Непонятно, пуля это или чей‑ то мощный удар. Это уже не важно. Она вышла из строя.

«Вставай, – приказала себе Дженн. – Немедленно вставай».

– Антонио, – пробормотала она вслух, хотя сама себя не услышала.

Где он? Что с ним?

Вдруг кто‑ то сгреб ее в охапку, и она поплыла по воздуху… нет, кто‑ то несет ее на руках; постепенно к ней возвращался слух, она слышала отдельные слова, испанские и латинские вперемешку. В ее оцепенелом сознании они звучали, как колыбельная песня. Антонио, это он молится за нее. Голова ее склонилась к нему на грудь, одной рукой она обняла его за шею.

– Дженн, – раздался в темноте его дрожащий голос, – Дженн, я нашел тебя.

– Господи, как мне холодно.

Холодный воздух обвевал ей щеки, она прислушивалась к ритму его шагов. Он бежал очень быстро, никто не умеет так быстро бегать, как он, кроме Эрико. Тем самым он мог выдать себя, мало ли, кто заметит и станет задавать вопросы.

– Антонио, не так быстро, – сказала она.

Он не ответил. Освободил одну руку и стал карабкаться вверх по железной лестнице. Сверху на них обрушились потоки дождя. Ее приняли еще чьи‑ то руки, ах, да, это Холгар; крепко прижимая ее к груди, он перебежал через улицу, обогнул какое‑ то здание и помчался по переулку, увешанному красными и зелеными флагами. В глаза бросился плакат, посвященный празднику Масленицы, но они промчались мимо так быстро, что она не успела ничего прочитать.

– Что случилось? – спросила Дженн, когда перед ними открылась багровая дверь и Холгар внес ее внутрь. В тусклом свете прихожая казалась грязной, была завалена посылочными ящиками, каким‑ то мусором; отдельно стояли две стопки офисных стульев, посаженных один на другой. Свернув за угол, Холгар открыл облупленную деревянную дверь, и отец Хуан подвел его к раскрытому спальному мешку на полу.

– Ты потеряла сознание. Мы не сразу тебя нашли. Антонио вернулся обратно, – сказал Холгар, кладя ее на спальный мешок.

Он посмотрел на отца Хуана.

– Это безумие, учитель. В этом убежище не очень‑ то безопасно. Нам пришлось пересекать улицу. Нас могли видеть с десяток вампиров, не меньше.

– Или их стукачей, – вставил Джеми.

Он заглянул через плечо Холгара и посмотрел на Дженн.

– Виски хочешь? Будет не так больно.

– Да, – ответила она, удивляя себя и всех остальных.

– На, хлебни.

Холгар помог ей сесть, а Джеми поднес к ее губам горлышко.

Она сделала несколько глотков, по горлу полыхнуло пламя, огонь пробежал по жилам. Она закашлялась. Джеми ухмыльнулся и сам приложился к горлышку.

– А как остальные наши? – спросила она. – Где Эрико и Скай?

– Скай помогает раненым. Эрико охраняет. Ей тоже не нравится это место, – ответил отец Хуан.

– Первый этаж. Дерьмово, ничего не скажешь, – пробормотал Джеми. – Надо валить отсюда как можно скорей. До канализации рукой подать. Они живо почуют кровь.

– Все живы, – прибавил отец Хуан, отвечая на немой вопрос Дженн.

– Меня подстрелили? – спросила она.

– Давай‑ ка посмотрим, – сказал он, ощупывая ей руку.

Она опустила глаза и чуть не задохнулась, увидев столько крови: она пропитала насквозь ее куртку. Кровь все еще продолжала идти.

Отец Хуан посмотрел на Джеми.

– Ты не мог бы позвать Скай, mi hijo? Да поскорее.

– А где Антонио? – Она подняла голову, и у нее тут же закружилась голова.

– Он ненадолго остался в тоннеле, – ответил учитель.

Дон Хуан строго посмотрел на нее, как бы предупреждая, чтобы она молчала. Встревоженная, она повиновалась.

Послышался звук отворяемой наружной двери. Из коридора донеслись чьи‑ то тяжелые шаги, и в комнату заглянули Эрико с Марком.

– Транспортировка закончена. Можно идти, – сказал Марк.

Отец Хуан сдвинул брови.

– У нас раненый охотник.

– Мне очень жаль, что все так случилось, – сказал Марк, глядя Дженн прямо в глаза. – Нас застали врасплох.

– Среди нападавших в тоннеле не было людей, – сказала Эрико, запустив пальцы в волосы. – Одни вампиры. Так что от стрельбы был только вред.

– Но мы этого не знали, когда открыли огонь, – отозвался Марк.

Джеми бросил на Марка сердитый взгляд.

– Надо идти, – сказал он. – Здесь оставаться опасно.

– Мы уходим, – ответил Марк. – Выходим из города. Но сначала надо кое‑ где остановиться, – и он посмотрел на Дженн.

Отец Хуан помог ей сесть, она закричала от боли, но крик ее заглушился ревом подъезжающего автомобиля. Теперь ей стало по‑ настоящему больно. Болело все тело. В руке стучала, пульсировала кровь, подташнивало. Она сделала глубокий, успокаивающий вдох, и отец Хуан поднял ее на ноги. Она покачнулась.

– Иди сюда, Дженн, – сказал Холгар и, улыбаясь сверху вниз, поднял ее на руки. – Ого, тебе надо сесть на диету.

– Я позабочусь о Лаки, – сказал отец Хуан.

Потом все по одному быстро вышли на улицу под проливной дождь, кроме Лаки, которого Марк с отцом Хуаном несли на носилках из двух связанных вместе жердей. Накрытый темно‑ зеленым одеялом, Лаки стонал, лицо его было смертельно‑ бледным. Скай шла рядом, сосредоточенно сморщившись и делая над ним пассы.

– О господи, – пробормотала Дженн.

В это время к дому подъехали два фургона, двери их раздвинулись. Один из них, тот самый, черный, с тонированными окнами, который тогда чуть не сбил ее. Второй белого цвета, с окнами, закрашенными черной краской. За баранкой белого сидел Бернар, на водительском кресле черного – Сюзи.

– Что с ним? – спросила Дженн.

– Рана в живот, – ответил Джеми. – Тяжелая. В больницу его, естественно, везти нельзя.

– Врача уже вызвали, он будет в условленном месте, – сказал Марк.

Джеми покачал головой.

– Послушайте, что я вам скажу. Его нельзя шевелить. Если вы его повезете, он умрет.

– Но другого выхода нет, – бросил на него сердитый взгляд Марк. – Или ты хочешь войны? Хочешь, чтоб было, как в Белфасте во время большой заварухи, это когда еще мы с тобой не родились? Хочешь, чтоб танки давили невинных людей в пижамах?

– Все из‑ за этих ваших автоматов, – сказала Эрико, посмотрела направо, налево и кивнула Холгару. – Давай Дженн в одну из машин.

– А где Антонио? – спросила она.

– Я здесь, – тихо отозвался Антонио, когда Холгар наполовину внес, наполовину втащил ее в черный фургон с тонированными стеклами.

Внутри не было ни одного сиденья, пол был завален одеялами и оружием; здесь же стояла большая аптечка. Антонио взял сухое одеяло и бережно завернул в него Дженн. Рука ее жарко пылала, она с шумом втягивала в себя воздух при каждом вдохе.

– Bien, bien, mi amor, – сказал он, дрожащей рукой вытирая ей лоб и глядя на нее своими темными испанскими глазами. В них не было больше адского огня, он полностью владел собой. А возможно, страх изгнал из него прочь жажду крови.

– Я умираю? – спросила она.

– Нет, что ты, ни в коем случае, – разлепил он губы.

Он взял ее за руку и так крепко стиснул ее, что она сморщилась. Полузакрытыми глазами он изучал ее лицо, а ей казалось, что она ускользает куда‑ то все дальше и дальше, словно на лифте. Ей было очень холодно.

– Эй, а ты уже здесь, так быстро? – спросил Марк, сунув голову в фургон. – Осторожней с Лаки, – смущенно пробормотал он и направился к белому фургону.

Потом в фургон влезли отец Хуан, а за ним Холгар. Он задвинул дверцу, и машины тронулись с места. Прошло меньше минуты. Окна слегка просветлели, значит, скоро утро. Стараясь не стонать от боли, Дженн смотрела на Антонио, завернувшегося в одеяло с головой; он был похож на монаха, закрывшего голову капюшоном.

Холгар встал на коленки и выглянул в тонированное окно.

– Hold kaeft, – произнес он по‑ датски.

Преодолевая головокружение, превозмогая боль, Дженн даже негромко хрюкнула от смеха. По‑ датски это значит, примерно, «едрена мать»; Холгар давненько не употреблял этого выражения.

– Кругом солдаты, – объявил он остальным. – Вооружены до зубов.

– И полиция, – добавила сидящая за рулем Сюзи. – Так что, как видите, Марк был прав, – она прокашлялась, словно собиралась сменить тему. – Как поедем по главной дороге, смотрите на рекламные щиты.

Фургон трясся, не сбавляя скорости. У Дженн разболелась голова, ее тошнило. Антонио крепко держал ее за руку, очень крепко, словно не успокаивал, а старался как можно сильней прижать к полу. Из раны все еще текла кровь. Как это она выдерживает?

– Ja, вижу большие щиты, – сообщил Холгар. – Огромными буквами, какие‑ то лозунги. Вот на этом написано: «Друзья». Нарисованы мужчина и женщина с большими клыками, улыбаются, глядя на старушку с ребенком.

– А вон тот видишь? «Мир всем», – прочитал отец Хуан, вытянув шею. – Por el amor de Dios, [77] вы только посмотрите. Вампир с распростертыми, как у Христа, руками.

Антонио что‑ то проворчал.

– «Грудью встанем на защиту города от бандитов пресловутого Сопротивления», – нараспев прочитала Сюзи через плечо, будто знала все лозунги наизусть. – Мы, выходит, бандиты, мы мешаем жить этим хорошим, добреньким вампирам. Причем все знают, что бандиты как раз они, но заявить об этом ни у кого не хватает смелости.

– Мир сошел с ума, – негромко прорычал Холгар.

Фургон подскочил на выбоине, и Дженн застонала от боли. Антонио погладил ее по щеке. Рука его была еще холодней, чем ее щеки.

– Тонио, – сказала она, – у нас все провалилось.

– Нет, – начал было он и замолчал, глядя на нее сверху вниз; в глазах его снова плясали алые огоньки. – Si, Дженн, ты права. Полный провал.

Услышав это от него, она совсем пала духом. Раненая, напуганная, охваченная отчаянием, она расплакалась. Кончики его пальцев нежно касались ее щек, но тщетно он пытался ее успокоить.

– О, господи, Антонио, что будет с моей сестрой? – захлебывалась она рыданиями.

Одной рукой он сжимал ей ладонь, другой гладил по лицу, по лбу, по шее.

– Yo se. Я знаю. Все в руках Божиих. И я уверен, что он не оставит ее.

– Мне от этого не легче, – всхлипывая, говорила она.

– Он с нами, Он протягивает нам руки, тебе только надо протянуть свои навстречу.

«И мне тоже», – думал Антонио.

Но он всего лишь вампир. Вампир, который служил при дворе своего «крестного отца» и господина Серджио. Один из многих подчиненных Серджио вампиров, которые нападали на уличных девчонок и мадридских бродяг, чтобы полакомиться кровью. Были не в силах контролировать свои неистовые желания. Наблюдали, как непослушного Maldito привязали к столбу, словно жертву инквизиции, и ждали, когда взойдет солнце и сотрет его с лица земли. Знакомились с богами Проклятых, например, с богом, которому поклонялся Серджио, Орком, [78] несущим свет и наказание тем, кто нарушил свои обеты. Богами ада, обещавшими принести во мрак свет, например, Люцифер, вождь богов ада, светоносный. Который, если его увидишь в этой жизни, спалит своего соглядатая дотла. Ослепленный светом, но не ангельским, а демоническим. Именно поэтому дневной свет сжигает вампиров, по крайней мере, так говорят. Да и людей тоже, только медленно.

Фургон катил дальше, небо светлело, а Антонио все смотрел на Дженн. Ах, если бы нарушить обеты, если бы наплевать на необходимость строго держать себя в руках…

В яркий солнечный день он отправился бы туда, где солнце светит ярче всего. С радостью подставил бы лицо солнечным лучам и превратился бы в пепел, в прах, и ветер развеял бы этот прах по всей земле.

ГЛАВА 15

Это настоящий крестовый поход, по крайней мере, для большинства из нас. Мы посвятили своему делу всю нашу жизнь и с радостью пожертвуем ею ради великой цели. В нашей битве нас ведут за собой идеалы, свойственные юности, но каждый из нас одновременно борется с душевным волнением и смущением, свойственным человеку зрелому. Из любви и ненависти прядется нить нашей жизни и нашей смерти, и особенно это относится ко мне, Дженн Лейтнер.

А кое к кому из нас смерть никогда не придет. А это значит, этот бой будет длиться… вечно.

Из дневника Дженн Лейтнер

Новый Орлеан

Охотники и бойцы Сопротивления

Фургон, трясясь и лавируя, набрал скорость; Дженн удалось задремать. Ей снилось, что они с Хедой идут по песчаному берегу моря, и она предостерегает сестру о том, что здесь водятся акулы.

– Они могут учуять твой запах, – говорит Дженн.

– Знаю, – отвечает ей Хеда. – Я ведь тоже сейчас акула.

Дженн вскрикнула и проснулась. Над ней наклонились Антонио с Холгаром; дверь фургона была открыта.

– Все хорошо, – успокаивал ее Антонио.

Лицо его измучено заботой, и сейчас он очень похож на того Антонио, которого она помнила, когда увидела в свой первый день в академии, с серьезным лицом, обрамленным длинными вьющимися волосами. В мочке уха висела серьга с рубиновым крестиком. На вид ему еще не было и двадцати. С тех пор он нисколько не изменился.

Отец Хуан представил его как семинариста, который когда‑ нибудь станет священником. Он не стал уточнять, что в звании семинариста Антонио пребывает уже семьдесят с лишком лет.

– Мы встали в тенечке, – тихо сказал Холгар, – чтобы Антонио не нахватался солнца.

Она улыбнулась обоим болезненной улыбкой сквозь слезы и села, с удивлением обнаружив, что рукав рубашки ее закатан выше локтя, а на плечи накинута куртка. Рука перевязана и висит на бинте, подвешенном на шее, наподобие автомата, который сейчас исчез.

– Это я перевязал, – сказал Антонио, отвечая на вопрос, написанный на ее удивленном лице. – Как санитарка на поле боя.

– Пошли, – сказал отец Хуан, сунув голову внутрь фургона. – Антонио, крыша тебя прикроет, но быстро заходи внутрь и двигай дальше от входа, в самую середину дома.

– Si, Padre. Позаботьтесь о ней.

Антонио подождал, пока Холгар помогал Дженн выбраться из фургона. В раненой руке Дженн больно пульсировала кровь. Машина стояла в тени огромного полуразрушенного особняка. Здание было трехэтажное, каждый этаж опоясан балконом с изящной решеткой, некогда выкрашенной в белую и голубую краску, а теперь облупившейся и дряхлой от погоды и времени. Посередине покатой, местами провалившейся крыши было три мансардных окна. Дождь перестал, но тучи еще плотно закрывали небо. Антонио осторожно выбрался вслед за ними, нырнул под навес и положил себе на плечо здоровую руку Дженн.

Дверь была открыта, и Холгар подождал, пропуская Антонио вперед. Казалось, Антонио не по себе: даже небольшое количество солнца действовали на него болезненно. Быстро юркнув в коридор, он прислонился к стене и закрыл глаза.

По выщербленному паркетному полу Холгар провел Дженн к обитому бордовой тканью канапе с наклонной спинкой и мягким валиком с одной стороны, на котором, наверное, так удобно читать или просто дремать, лежа на боку. Канапе было почти как новенькое, что в развалинах этого особняка смотрелось несколько диковато. Дженн кое‑ как улеглась на него, стараясь ботинками не испачкать обивку. Это оказалось очень неудобным.

Она лежала тихо, погрузившись в дрему, ощущая слабость и понимая, что она – единственная из охотников, которую ранили во время нападения. Значит, она была недостаточно быстра или наблюдательна. Закрыв глаза, она обратила мысли к Лаки, но они так и не оформились в подлинную молитву.

«Почему я не могу молиться? Почему во мне нет веры? Крест и святая вода несут вампирам гибель. Он молится и остается невредим. Разве этого не достаточно, чтобы свидетельствовать, что бог Антонио ему помогает? »

Дремоту ее прервали чьи‑ то шаги. Она открыла глаза и увидела Антонио; он сидел рядом, прислонившись к спинке дивана. По стене скользнула и упала на пол чья‑ то тень.

– Еще один пациент? – спросила пухленькая женщина с кофейного цвета кожей.

На ней было пышное пурпурное платье до пят с чернобелым полинезийским узором. Волосы покрыты пурпурной косынкой с черным узором, в ушах большие серьги в виде глазурованных колец с черными крестами. На необъятной груди ожерелье из костей животных и куриных лапок.

– Вы врач? – недоверчиво спросил Антонио.

Женщина широко улыбнулась.

– Врач и по совместительству мамбо[79] вуду. В общем, колдунья, – пояснила она. – И позвольте сказать вам, cher, барабаны уже заговорили.

– Как там Лаки? – в один голос спросили Антонио и Дженн.

Женщина вздохнула и перекрестилась. Антонио сделал то же самое.

– Не очень, – призналась она. – С ним сейчас отец Хуан.

– Совершает соборование? – испуганно спросил Антонио. – Ну, это значит…

– Мне известно, что такое соборование, – сказала она. – Не знаю, надеюсь, что еще нет…

Она прокашлялась.

– Но я пришла сюда ради вас, cher. Вам и так долго пришлось меня ждать.

Женщина отвязала марлевую перевязь, на которой висела рука Дженн. Мышцы предплечья Дженн напряглись, когда женщина распрямила ей руку и стала разматывать повязку.

– Отличная работа, – сказала она, и Антонио с благодарностью поклонился. – Вы делали перевязку? У вас что, медицинское образование?

– Что‑ то в этом роде, – ответил он.

– Меня зовут Алис Дюпре, я мо‑ мо Марка. По‑ вашему, бабушка.

– Антонио де ла Крус, a sus ordenes, [80] – поклонившись, ответил он.

– А меня зовут просто Дженн. Дженн Лейтнер, – сказала Дженн, покраснев от гнева – она вдруг вспомнила, как над ней насмехалась Аврора. – Это ваш дом?

Алис тяжко вздохнула.

– О, нет, Просто Дженн, – ответила она. – Дом у меня несколько лет назад отобрали les Maudits. А у Марка убили жену.

– Очень жаль это слышать, – сквозь зубы сказала Дженн, стараясь не показывать, как ей больно.

– Мо‑ мо, – входя в комнату и целуя бабушку в щеку, сказал Марк и кивнул на Дженн. – Как она?

– Еще не знаю. Где ты был?

– Да так, смотрел, все ли у всех в порядке. Нам придется здесь задержаться. Во Французском квартале для нас жарковато. Вдобавок, там кто‑ то против нас колдует, какой‑ то колдун вуду. Надеюсь, ты нам поможешь.

Осматривая руку Дженн, Алис нахмурилась.

– А откуда ты знаешь, что это вуду?

– Ты видела блондинку с идиотскими косичками? Ее зовут Скай. Говорит, что она ведьма, и я своими глазами видел, как она заклинанием сотворила световой шар. Она собиралась привести нас к новой главной вампирше в городе, но говорит, что кто‑ то блокирует ее действия. А потом целая компания вампиров напала на нас, вот я и думаю, уж не через нее ли нас выследили?

Алис пощелкала языком и сжала губы.

– Все может быть. Вечером поворожу, посмотрю, что можно сделать. Поможешь мне, petit?

– Qui, мо‑ мо, ты же знаешь, я всегда готов, – Марк минутку смотрел за работой бабушки. – Пуля?

– Не знаю, детка… дай‑ ка мою сумку, – сказала она. – Не бойся, я врач‑ профессионал, – заверила она Дженн. – Я работала в районе Алжир, это за рекой, на западном берегу. Но мэр добился моего увольнения, заявил, что я подлечиваю повстанцев.

Она подмигнула.

– А я и вправду этим занималась. И сейчас продолжаю.

– А‑ а… – только и сказала Дженн.

Марк вышел и скоро вернулся с большой черной кожаной сумкой, какие бывали у врачей в старинном кино, и Алис открыла ее.

– Я слышала, вы все из Испании. А на испанцев вы что‑ то не очень похожи. В чем тут дело, может, расскажешь старухе? – обратилась она к Дженн.

– Вообще‑ то я из Калифорнии, – начала Дженн.

Но тут почувствовала в локте укол, и рука от самого плеча вдруг онемела.

– Не бойся, я ввела лидокаин, – сказала Алис. – Теперь можно осмотреть все как следует.

Марк наклонился поближе.

– Укус?

– Или пуля? – добавил Антонио.

– Похоже, ни то, ни другое. Я бы сказала, резаная рана. Сейчас прочищу. А потом зашью – и порядок.

– Переливание крови не требуется? – спросил Антонио.

– У нас здесь нет аппарата, – сдержанно отозвалась Алис.

«О, господи, она догадалась, что Антонио вампир», – подумала, содрогаясь, Дженн.

– Этот мальчик, как его, Лаки, он потерял много крови, – пробормотала Алис. – Такой молодой…

Ну, конечно, вот почему у нее такой напряженный голос. Вовсе не из‑ за Антонио, а потому что этот мальчик может умереть. Дженн постаралась взять себя в руки и успокоиться.

«Пусть узнает, но только после того, как отобьем Хеду».

– Ну вот, готово. Тебе надо отдохнуть, деточка, – сказала Алис, подавляя улыбку, щелкая ножницами и показывая ей большую иголку с черной ниткой. – Дать тебе снотворное?

– Si, непременно дать, – вступил Антонио. – Она сильно переутомилась и устала.

– Дженн, – обратилась к ней Алис, многозначительно глядя ей в глаза.

Если сегодня нападут вампиры, надо быть готовой к этому. Голова должна быть ясной. Но Антонио в чем‑ то прав, он заботится о ней, как может. Она действительно очень устала. И никак не избавится от мучительных мыслей о Хеде.

– А можно совсем немного? – попросила Дженн. – Чтобы не слишком расклеиться, мало ли что, просто чтобы выспаться как следует. Всякое может случиться, мои силы понадобятся.

– Можно, – разрешила Алис.

Она порылась в сумке.

– На, держи.

– Пойду принесу воды, – сказал Антонио.

Он вернулся с бутылкой воды, и Дженн запила маленькую синенькую пилюлю. Сон свалил ее почти сразу.

– Спасибо, – только и успела сказать она.

Веки Дженн плотно закрылись, и Антонио осенил ее крестным знамением. Потом отстегнул крест крестоносцев (тот самый, что благословил и вручил ему отец Франциско, в ночь 1942 года, когда он полумертвый ввалился в часовню Саламанки, умоляя об убежище) и надел его на шею Дженн. Пальцем погладил пульсирующую на руке вену, и закрыл глаза, борясь с мощным желанием, от которого, казалось, переворачиваются все внутренности. Это чувство не было ясно выражено, не физическое влечение и не жажда крови – он просто желал ее.

Антонио придвинул стул к ее дивану; сколько ночей в Академии он дежурил вот так у ее кровати! Наверное, он смущает ее; неуверенность в себе как в охотнике она носит на лице своем, словно нашивку на рукаве. Изо всех сил старается во всем казаться равной с остальными… неужели не знает, что она на самом деле не хуже других?

Как и в монастыре, в этом особняке не было электричества и водопровода, но поскольку уже некоторое время он служил убежищем, комнаты освещались от аккомуляторов. На кухне была газовая печь и баллон с пропаном к ней, а также холодильник, и Сюзи уже взялась готовить обед. Бытовыми делами было кому заняться, и Эрико с Марком и отцом Хуаном решили обсудить, что делать дальше, а Алис собрала свои ритуальные предметы, собираясь совершить обряд вуду.

То и дело приходили и уходили какие‑ то люди из групп Сопротивления, всем надо было поговорить с Марком. Марк возглавлял движение целиком, но оно состояло из десятка ячеек, по три или четыре человека, разбросанных по Новому Орлеану и его окрестностям – так врагу трудней было бы уничтожить движение, если обнаружится, где скрывается руководство.

Антонио со вздохом достал из кармана четки и стал молиться за Дженн, за весь отряд, за победу рода человеческого над его собственными братьями. Несмотря на то, что он полностью изменился, перестал быть человеком, в религиозном смысле «обращения» не произошло: он не принял веры своего «крестного отца», Серджио Альмодовара, который поклонялся Орку, господину преисподней, карающему всех, кто нарушает обеты и клятвы. В глазах Серджио Антонио нарушил главнейшую заповедь вампиров – заповедь абсолютной преданности своему создателю. Вместо этого, даже не будучи уверенным в том, что будет спасен от адского пламени, он прилепился к Единой Истинной Вере. Религии Проклятых большинство людей не понимали, многие даже не слышали о таковой. Орк – просто один из богов, которому многие поклонялись. Казалось, каждый вампир поклоняется своему богу и горячо верует только в него одного. И почти всегда это бог, которому поклоняется его «крестный отец».

За спиной кто‑ то прокашлялся. Антонио обернулся и увидел отца Хуана; тот стоял, почтительно склонив голову. Антонио поднял брови, и отец Хуан поманил его пальцем за собой. Антонио намотал на руку четки и встал.

– Сеньора Дюпре начинает свой обряд вуду, – сказал отец Хуан. – Опыт мне подсказывает, что такие ритуалы обладают огромной силой. Я опасаюсь, что ее «лоа»[81] могут обнаружить вас с Холгаром.

Антонио задумался:

– Отец Хуан, вы много раз говорили мне, что истина Божия в различных верованиях преломляется, как в призме. Мы же с вами веруем в то, что наша религия дает нам понятие об истине в самом чистом виде.

– Теперь мы видим истину как бы сквозь тусклое стекло, – подтвердил отец Хуан, цитируя первое послание Коринфянам. – Именно поэтому я приглашаю тебя во время обряда читать часы. Когда мы станем молиться вместе, может быть, твой святой покровитель прикроет тебя щитом от испытующего взгляда посторонних.

– А Холгар? – спросил Антонио.

Он озорно улыбнулся.

– Посмотрим… надеюсь, святой Иуда[82] присмотрит за ним.

Святой Иуда был покровителем всякого безнадежного дела.

– Но святой Иуда – святой покровитель Джеми, – возразил Антонио.

– Давай отойдем в сторонку, – предложил отец Хуан.

1591 год от Р. Х., Пеньюэла, Испания

Сан Хуан де ла Крус

Хуан де ла Крус, урожденный Хуан де Йепес‑ и‑ Альварес, был крещеный еврей. Он родился в еврейской семье и еще в детстве обратился в лоно церкви. Он спал на жесткой постели, и келья его была всегда исполнена светом. Перед смертью он объявил свою последнюю волю.

«О, душа моя, лети, живи вечно и трудись на благо Отца нашего небесного. Живи вечно, лети на крыльях ветра, в лучах солнца. Благослови этот мир и исправь его».

И испустил дух, а вместе с ним оставил все земные тревоги, и благодать снизошла на него, и ему казалось, что летит он на ангельских крылах, и несет его рука самого Господа.

1941 год от Р. Х., юго‑ запад Франции

Граница с Испанией

Антонио де ла Крус

Низкие облака заволокли вершины скалистых холмов, когда Антонио и все, кто уцелел из его отряда, под плотным минометным и пулеметным огнем бежали вниз по крутым склонам. Один за другим они исчезали в густых зарослях маки, [83] подлеска, который и дал им свое имя: «маки», бойцы за свободу. На грубом шерстяном свитере Антонио был вышит Лоренский крест, [84] символ вооруженных сил свободной Франции, в которые он вступил добровольцем. Теперь он один из «маки», инакомыслящий и диссидент. Испания лежала в руинах, формально объявив о своем нейтралитете, но испанский диктатор Франко во всем проявлял лояльность Адольфу Гитлеру и его союзникам, Японии и Италии.

В самом конце гражданской войны Антонио воевал против Франко; она закончилась два года назад, в 1939 году. Теперь его враг – иностранные захватчики. В обоих случаях это было непослушание своему духовному наставнику, отцу Франциско, запретившему ему сражаться.

– Народу Божьему нужны не пули, а молитвы, – горячо настаивал этот старик, когда Антонио склонился перед ним на коленях в маленькой часовенке, посвященной деве Марии.

Здесь стояла статуя Богоматери с протянутыми вперед руками, в коричневой, как у монахов, рясе, перевязанной веревочным поясом. У отца Франциско волосы на макушке уже не росли, голова облысела, обрамленная жиденькой порослью волос, словно тонзура, но на голове Антонио вились шелковистые кудри, и Беатрис всегда жаловалась, что они ему все равно ни к чему.

– Народу Божьему нужна победа, – ответил тогда Антонио, склоняя голову.

Ему было всего девятнадцать лет, он был еще слишком молод, чтобы служить мессу перед растущим числом вдов и сирот, но это был самый подходящий возраст, чтобы взять в руки винтовку и защищать их. Сердце его горело, он рвался в бой за правое дело. Он не принял еще окончательного обета, до этого момента оставалось несколько лет, но твердо решил стать священником. Иногда ему казалось, что его оставшаяся без отца семья погибла, что она принесла себя в жертву его призванию. Если он покинет Саламанку и вступит в вооруженные силы Свободной Франции, будет ли их смерть не столь бессмысленной?

– Я не отпускаю тебя, – стоял на своем отец Франциск.

Антонио тщательно все взвесил. Его вдохновляло сознание, что он носит ту же фамилию, что и Сан‑ Хуан де ла Крус, которую тот взял себе при крещении; Антонио изучал жизнь этого святого и узнал, что Сан‑ Хуана – святого Иоанна – такие же католические священники, его братия, бросили в тюрьму и пытали за убеждения. Святой Иоанн не покорился им и бежал. И вот однажды ночью, когда братья Антонио во Христе были на вечерней молитве, Антонио покинул семинарию. Он вышел через боковую дверь, надев тонкую зеленую рубашку, темно‑ коричневые полотняные штаны и ботинки. Подражая «маки», он зачесал волосы назад, прихватил их в виде хвостика и надел черный берет.

Не успела опуститься ночь, а на плече его уже висел карабин, и тело согревал свитер, что чуть не насильно на него надела женщина, с которой он познакомился в таверне «Эль Кокодрило» – то есть, «Крокодил». На рукаве красовалась новенькая нашивка «Свободной Франции» с шестиконечным крестом, вышитая этой женщиной для своего мужа; теперь свитер ему не понадобится: три дня назад враги поставили его к стенке и расстреляли.

Антонио принял этот подарок, как дар Божий – этот крест с перекладиной вверху был символом отрядов «Свободной Франции»; такой же крест был и эмблемой Жанны д'Арк. Обезумевшая от горя, пьяная женщина жарко поцеловала его и умоляла лечь с ней в постель.

Но он помнил про Литу и отказался, стараясь сделать это как можно мягче и деликатней.

И теперь он здесь, покрытый пылью и грязью, бежит от немцев, которые упорно, как бездушная машина, продвигаются вперед – такими он и представлял себе этих нелюдей. Бесстрастные и деловитые, они очищали испанское общество от так называемого сброда – того самого сброда, которому он возжелал служить в качестве священника. Не только от евреев и от умственно неполноценных, но и от всех слабых и беззащитных. Скоро всех испанцев и всех французов Гитлер назовет сбродом. В этом Антонио не сомневался.

Он скрылся в зарослях можжевельника; пули свистели совсем близко. Антонио высунул голову, выстрелил в ответ, и удачно: в той стороне, куда он стрелял, послышался вскрик.

«Отправляйся на небеса», – подумал он, обращаясь к душе павшего врага.

И вдруг Антонио услышал крик совсем рядом – кто‑ то пронзительно завопил от боли. С ним было еще четверо «маки», все вместе они пробивались в долину. Все они были французы, испанец только он один; двое братьев примерно одного с ним возраста, третий – двенадцатилетний мальчишка, а четвертый – старик семидесяти четырех лет. Старика звали Пьер Луке, и Антонио опасался, что как раз его‑ то и подстрелили.

– Alors! Vite, Pere Espagne! [85] – закричал один из братьев, кажется, Гастон.

«Отец Испания» – таково было прозвище Антонио.

Он выскочил из своего укрытия. Мимо просвистело несколько пуль, одна даже опалила щеку. Братья бежали в двадцати футах впереди, они держали за руки мальчишку, которого звали Frere Jacques – брат Джон, словно он тоже был членом их семьи.

Он помчался было за ними, но споткнулся о старого Пьера, который лежал на боку и стонал, перелетел через него и упал. Морщинистое лицо и седые волосы старика были испачканы кровью и грязью.

Ни минуты не колеблясь, Антонио склонился над ним, поднял на руки и перекинул на плечи. Старик протестующее застонал и что‑ то пробормотал по‑ французски.

С дополнительным грузом спускаться вниз было очень неудобно, нельзя никак защититься самому или защитить старого Пьера. Да двум смертям не бывать, а одной не миновать. Нельзя сказать, что Антонио не было страшно, конечно, он не хотел умирать, но ему казалось, если он умрет сейчас, спасая чужую жизнь, то обретет благодать Божию и окажется в раю.

Но Антонио все же надеялся, что в этот день он не умрет, а если умрет, то будет не больно.

Может быть, на том свете братья‑ французы и мальчик станут бранить его за то, что он взвалил на себя этого умирающего старика. Но война, которую они ведут, – война справедливая, здесь граница между добром и злом прочерчена четко: жизнь и свобода против тирании и лагерей смерти. Мир подмяло под себя мировое зло, и мир протянул руки к небесам, ища спасения.

И тогда братья и Жак, а они оказались людьми хорошими, добрыми, помогли ему отнести старика Пьера в долину, а когда село солнце и стало холодать, даже сняли с себя куртки и накрыли его. Пуля попала бедняге в бок, и не было возможности извлечь ее из раны, не доставляя ему еще больше страданий; он уже и так задыхался от боли. Кровотечение было очень сильным, вряд ли Пьер дожил бы до утра. Хорошо еще, что их накрыла черным покрывалом ночь, и немцы не смогли их найти по многочисленным следам крови на земле и на ветках.

Разводить огонь было нельзя. Пламя и дым легко выдали бы их. Стараясь как можно меньше шуметь, они достали еду: хлеб, твердый сыр, твердую колбасу, завернутую в коричневую бумагу. Все здесь были католики, и Антонио прочел молитву и благословил трапезу. Было очень темно и холодно, и маленький, худенький брат Жак очень устал и проголодался. Антонио сидел и думал о своей погибшей семье, о сестрах и Эмилио, и о Лите, которая никогда не родит детей, и почувствовал комок в горле. Поруганная невинность. Он протянул Жаку свою колбасу, сказав мальчику, что в прошлую пятницу он ел мясо, а это нарушение заповедей, ведь добрый католик по пятницам не ест мяса, и он хочет наложить за это на себя епитимью. Братья знали, что он говорит неправду. А может, и Жак тоже знал, но он был слишком голоден, не стал спорить и жадно набросился на еду.

Как обычно, один человек стоял на часах, а остальные пытались поспать. Все знали, что в лесу таится враг. Антонио дежурил рядом со старым Пьером. Из‑ за стремительно несущихся облаков показалась луна, и Антонио увидел закрытые глаза старика, его глубоко ввалившиеся щеки, щетину на подбородке. Дышал он тяжело. Имеет ли он, Антонио, право утешить старика и отпустить ему перед смертью грехи? Нет. Он всего лишь семинарист.

Старик Пьер открыл глаза. Губы его зашевелились. С бьющимся сердцем Антонио склонился поближе.

– Исповедуй меня, – напрягая последние силы, сказал старик.

«Я не священник. Мне не положено это делать», – подумал Антонио.

Тем не менее он полез в карман, достал четки, поцеловал их и обернул вокруг его кривых, как сухие сучки, пальцев. Потом осенил белоснежную голову старика крестным знамением.

– Oui, топ fils, – сказал он. – Да, сын мой.

– Я убил… я… – Старик закашлялся.

Гастон, стоявший на часах, посмотрел на Антонио и дико замотал головой.

Со всей осторожностью, мягко, Антонио закрыл рот старика ладонью. Тот перестал кашлять. Антонио убрал руку и наклонился как можно ближе к обветренным, тонким губам Пьера.

– …человека… в мирное время…

В чаще леса послышался шорох и хруст веток, он становился все громче. Словно порывы холодного ветра в лесу. Это немцы. Жак сел, лицо его было искажено от ужаса. Гастон, часовой, указал стволом винтовки в сторону деревьев. Антонио хмуро переглянулся с братьями, а потом все вместе посмотрели на Жака.

– Allez‑ y, – прошептал им Антонио по‑ французски. Уходите. – Мы с Пьером останемся здесь, – добавил он.

– Pere Espagne, поп, [86] – прошептал мальчишка, глядя на него широко раскрытыми глазами.

Братья тоже не соглашались. Но все знали, что нельзя терять времени. Антонио останется с умирающим стариком. Трое французов молча встали, и Pere Espagne благословил их, скорей всего, в последний раз. И они растворились в зарослях можжевельника и буковых стволов.

Антонио услышал писк какой‑ то птицы и поднял голову к луне. Перекрестился. Сейчас ему нужно хоть немного масла. Он ощупал коричневую бумагу, в которую была завернута колбаса, и прижал к ней кончики пальцев. Потер указательный палец о большой, проверяя, есть ли жир, надеясь, что хоть что‑ то попало ему на кожу. Потом вздохнул, набрался мужества и исполнил старинный обряд христианской религии, нараспев произнося благословение над умирающим, на языке священников и монахов. Закрыв глаза, чтобы видеть внутренний свет, свет своей души, он начал читать.

– Per istam sanctam unctionem, et suam piissimam misericordiam indulgeat tibi Dominus quidquid deliquisti per visum, auditum, odoratum, gustum et locutionem, tactum et gressum.

– Ox, ox, – простонал старик Пьер, и Антонио открыл глаза.

Раненый с ужасом смотрел куда‑ то мимо него. Антонио понял, что за его спиной кто‑ то стоит.

«Немец, – подумал он. – Сейчас я встречусь с Господом моим».

Он оказался прав – но лишь отчасти.

ГЛАВА 16

Наше сердце и разум сильны.

Мы гипнозом смущаем умы.

Соблазним непорочного и святого.

Против нашей силы зелье еще не готово.

Устоять перед нами не сможешь вовек.

Как ни клянись ты в преданности человеку.

Темной ночью от страха падешь ты ниц

На колени, могуществу нашему нет границ.

1941 год от Р. Х., юго‑ запад Франции

Антонио и Сержио

Пришелец из леса оказался не немцем и не своим, на нем не было ни солдатской формы, ни берета «маки». Но, хотя Антонио тогда еще этого не знал, незнакомец был в своем полном боевом снаряжении. На нем был черный, как адская бездна, свитер с высоким воротом, такие же черные шерстяные брюки, ботинки и тяжелое шерстяное пальто; этим нарядом он хотел произвести впечатление на свою жертву. Черные, как вороново крыло, волосы свободно падали на плечи, а под густыми бровями, обрамленные длинными, черными ресницами, адским пламенем горели глаза. Когда он улыбался, из‑ под верхней губы торчали два длинных белых клыка.

– Buenos noches, [87] мой юный служитель Бога, – сказал он. – Продолжай, я не хочу перебивать тебя.

Антонио не мог двинуться с места. Охваченный ужасом, он не в силах был оторвать непонимающего взгляда от этого сущего демона.

…un vampiro.

Казалось, время остановилось. Трудно сказать, как долго длилось это мгновение. Потом Антонио сделал глубокий вдох, свежий воздух хлынул ему в легкие, и он очнулся от столбняка.

– Madre de Dios, Santa Maria, me protege, [88] – пробормотал он, перекрестившись.

Вампир слегка отпрянул, йотом сложил на груди руки и, вскинув голову, оглядел лежащего старика Пьера, в горле которого что‑ то свистело и булькало.

– Ишь ты, как он страдает, – сказал он. – Твоему Богу, должно быть, очень приятно на это смотреть.

– Ангелы уже поджидают его, – отозвался Антонио, и голос его сломался, как у мальчишки.

К такому обороту его не подготовили ни в детстве, ни в семинарии. Неужели это настоящий вампир? Вампир…

Ну, да, настоящий вампир.

– Хочешь, помогу, и его страдания прекратятся, – предложил el vampiro.

Голос его звучал тихо, успокаивающе. Он медленно двинулся к Антонио. Красные глаза его приглушенно мерцали в темноте ночи.

– Только я хочу получить за это награду.

– Душа его принадлежит Богу, – ответил Антонио, обняв старого Пьера и закрывая его своим телом.

– Разве я говорил про его душу? Я имел в виду твою, – сказал вампир низким, гулким голосом. – Это и будет моя награда.

Не понимая, о чем он, Антонио молчал.

– Ну, хорошо, прости, я забыл представиться, – вампир поклонился. – Меня зовут Сержио Альмодовар, я – король вампиров Испании.

Антонио не отвечал. Тогда вампир жестом указал на старого Пьера.

– Я могу обратить его в одного из наших. И когда я это сделаю, si, душа его всенепременно попадет к Орку, моему господину, которому я служу. Он правит преисподней, где нас поджидают наши души.

– Нет, – сказал Антонио и, прижав губы к уху старого Пьера, прошептал последние слова молитвы, которую читают над умирающим.

– Benedicat te omnipotens Deus, Pater, et Filius, et Spiritus Sanctus.

Да благословит тебя всемогущий Бог, Отец, Сын и Дух святой.

– Аминь, – сказал вампир, явно забавляясь происходящим. – О, мой бедный служитель бога, ведь тебя никто не слышит.

– Неправда, кто‑ то наверняка слышит, – возразил Антонио.

– Ладно, ладно. Поверю в твою красивую сказку.

– Это не сказка. Это Истина. В отличие от твоего отвратительного кошмара, – сказал Антонио. – Мы оба знаем, кто правит преисподней.

– Уж я‑ то точно знаю, потому что служу ему, – ответил вампир. – И даже близко знаком с ним.

– В таком случае ты безумец и воплощение зла.

– Ты выражаешься путано и туманно. Юноша в полном расцвете сил, таким и я был когда‑ то, еще до того, как меня осчастливили жизнью вечной. Я получил свободу в день своего двадцатилетия.

Он расправил плечи и вздернул подбородок. Резкий профиль, благородная линия носа, крепкая нижняя челюсть.

– Таким с тех пор и остаюсь, в то время как остальные старятся, чахнут и уходят в могилу.

– И возродятся в полноте Духа Святого, – не сдавался Антонио.

– Очень грустно. А ведь, кажется, неглупый человек. Ну, да ладно, слушай остальные условия сделки.

Демон опустил руки, и, казалось, сам воздух вокруг него загустел, наполнившись злом.

– Выбирай: либо я на твоих глазах превращаю его в вампира, отправляю душу его к Орку, а сам он побежит за мной. Либо не трогаю его, так и быть, а в вампира превращаю тебя.

Антонио заморгал. Ему вдруг стало очень холодно. Дрожа, он крепко прижал к себе старого Пьера, опустил на землю и схватил висящее на руке старика распятие.

– Нет, – сказал он и показал его вампиру.

Вампир отвел взгляд. В его поведении и осанке было что‑ то благородное, старомодно‑ изящное. Он не был похож на мелкого беса, слугу Дьявола. Его манеры говорили о высоком, аристократическом происхождении.

– Подумай, – сказал вампир, подняв руку, как бы защищая свою точку зрения. – Ты стал священником, чтобы зарезервировать для своей души место на небесах. Все, что ты делаешь, это сделка с Богом, сознательная и заранее рассчитанная, чтобы доказать Ему, что ты ведешь себя как паинька и достоин вечной жизни в райских кущах вместе со святыми и ангелами.

Черная бровь его поползла вверх. Несмотря на чопорную манеру держать себя, выглядел он очень молодо, даже моложе Антонио, измученного непрерывными боями.

– Ты не находишь это несколько унизительным, все эти маленькие хитрости, когда надо чутко держать нос по ветру? Три раза «Аве Мария», один раз «Отче наш» и так далее…[89] разве тебе не хочется вести себя с большим достоинством?

– Нет. Я слышал Слово и следую Ему с радостью, – ответил Антонио.

«Кроме тех случаев, когда не повиновался Ему, – подумал он. – Я бросил семинарию. Была ли на это Божья воля или только моя собственная? »

– Если я обращу тебя в вампира, ты никогда не увидишь своего мнимого Бога на небесах. Никогда, ты это понимаешь? И все твои усилия – бедность, целомудрие, послушание, смирение, бесконечные молитвы, мессы, посты, в общем, вся эта дребедень – будет ни к чему, потому что ты в любом случае попадешь прямиком в ад. Я не просто верю в это…

Он помолчал.

– Я это знаю.

Антонио задыхался, рот его наполнился слюной.

– Но ад не так плох, как тебе наговорили эти глупцы, – усмехнулся вампир. – На самом деле там очень даже неплохо. Там светло и приятно. Вот это я тебе и предлагаю, мой испанский брат.

Антонио протянул руку, зажав в пальцах распятие.

– Нет.

– Крест у тебя маловат, – сказал вампир. – Весом небось в горстку песка. Но все равно, скоро рука твоя устанет держать его.

На этот раз вампир смотрел ему прямо в глаза. Он неторопливо шагнул вперед, не отрывая от Антонио взгляда. Волосы на затылке Антонио зашевелились. Рука, сжимающая распятие, задрожала.

– Нет, – повторил он.

– Ты неправильно меня понял. Отказы не принимаются. Либо ты, либо он.

Антонио с вызовом поднял подбородок, но на глазах показались слезы отчаяния. Вампир прав. До этой самой минуты Антонио не сознавал, что угроза проклятия висит над его головой, как меч, подвешенный к потолку на человеческом волоске. Так что в самом деле заставляло его всю жизнь стремиться к святости – любовь или страх?

«Не важно, – думал Антонио. – Я буду ждать, а там, глядишь, встанет солнце. Или…»

Он опустил глаза.

Старик Пьер умер.

Вампир улыбался.

– Познай меня, – сказал он. – Служи мне. Я дам тебе радость в жизни, свободной от страха перед грехом и адом. И перед смертью, кстати. Ей‑ богу, падре, я делаю тебе услугу.

– Я лучше умру.

– Ну, извини. Мой «крестный отец» не оставил мне выбора, и я каждый день благодарю его за это. Выбора, которого я предоставил тебе, тоже не стало, как только этот старик испустил дух.

И он бросился на Антонио.

Особняк на байю

Отряд Саламанки и бойцы Сопротивления

Эрико изумленно смотрела, как Марк расставлял на длинном столе, покрытом черно‑ пурпурной тканью, которую выдала ему бабушка, кости, камни, кучки каких‑ то кристаллов, тарелки с водой, в которой лежали куриные яйца и свечи. Так много разных предметов. Совсем не похоже на ритуалы буддистов, требующие от человека отказаться от личной собственности. Отказаться от желаний. Именно желания, вожделение, жажда чего‑ то рождают страдание в этом мире. Разве не яркий пример являют нам вампиры? Все их существование подчинено этой страшной зависимости – жажде человеческой крови.

Благочестивый буддист стремится контролировать даже собственное дыхание, то есть необходимейшее условие своего существования. Эрико далеко не сразу стала благочестивой буддисткой. Когда‑ то она была обыкновенной, вполне современной японской школьницей.

В древней Японии род Сакамото был уважаемым и благородным самурайским кланом, представители которого всегда демонстрировали истинное бесстрашие в битвах. Они не боялись смерти; их страшило только одно: сделать меньше, чем они способны. В современной Японии фамилия Сакамото оставалась одной из лучших, благороднейших фамилий страны; выполняя свой долг, члены ее не щадили собственной жизни. Они не только были буддистами, они исповедовали еще и культ самосовершенствования во всем.

Когда из тени горы Фудзи вышли вампиры, Эрико и все ее друзья были чрезвычайно заинтригованы. Эрико тогда было всего десять лет, и ей казалось, что перед ней ожили ее любимые мультфильмы и книжки с красочными картинками. Война с вампирами не достигла берегов Японии, но ее родители все равно постарались укрыть от нее дочку.

До перемирия жизнь ее текла весело и интересно. Лучшим годом ее жизни был год, когда ей исполнилось четырнадцать. Приходя из школы, она сбрасывала свою ненавистную синюю школьную форму и надевала коротенькую юбочку из шотландки в потрясающую розовую клетку, розово‑ оранжевые гольфики, волосы подхватывала в виде конского хвоста и со своими лучшими подружками, Юки и Марой, отправлялась гулять по городу. Они ходили по магазинам, пили кофе, заигрывали с парнями и взрослыми бизнесменами. Наушники на голове давали возможность забыть о скучном мире; во всех школьных тетрадках она рисовала маленьких вампирчиков с огромными красными глазищами, а по воскресеньям бегала на превращенную в тематический парк старую съемочную площадку Эйгамура[90] (совсем как парк американской студии Юниверсал в Лос‑ Анджелесе! ), чтобы посмотреть на скульптуры музыкантов любимых поп‑ групп – там есть и Элвис, и готы, – поплясать и попеть в очереди у входа. Она считала вампиров очень стильными: длинные волосы ниже плеч или в виде конских хвостов на макушке, как у воинов‑ самураев. Кстати, они очень учтиво вели себя с императором, когда их показывали по телевизору, то и дело низко ему кланялись. Ну, разве не круто?

Они с Марой и Юки открыли клуб поклонниц мальчиков‑ вампиров, создали свой сайт в Интернете, где было много стихов и других произведений этих поклонниц. Проклятых они называли Крутыми, сочинили про них песню и повесили ее на сайте. Потом создали собственную группу, придумали сценическую одежду в виде школьниц‑ вампиров: накрахмаленные, коротенькие юбочки с красными оборочками и гольфы, украшенные маленькими красными сердечками, а на шее рисовали два крохотных алых сердечка, одно от другого на расстоянии двух клыков. И название придумали соответствующее: «Вамп‑ трио».

Группа «Вамп‑ трио» имела огромный успех. Вампиры и мальчики, им подражающие, слали по электронной почте тысячи восторженных писем. Они даже набрались смелости, чтобы встретиться с одним из них, с парнем, который называл себя «Призрачный Сегун». Встреча должна была состояться в клубе «Утраченные Грезы» в пятницу, в десять вечера.

Они договорились сначала встретиться в семь часов у Мары, чтобы как следует подготовиться. Но Юки почему‑ то не пришла. Не позвонила, не прислала эсэмэску.

В общем, пропала.

Где только полиция ни искала ее, но где искать, что могло с ней случиться, никто понятия не имел. Повсюду развесили плакаты с ее фотографией. Эрико написала и поместила на сайте хайку:

Волны тумана катят в море

Во вселенную море волны катит

Вселенная содрогается

Прогуливая школьные занятия, Мара с Эрико часами бродили по городу в поисках Юки, день за днем, неделю за неделей. Когда хватились, обеих серьезно наказали, вообще перестали пускать на улицу, и Эрико сильно разозлилась. Неужели родители не хотят, чтобы Юки была найдена?

Как‑ то она связалась с Марой по «скайпу», они раздраженно обсуждали сложившуюся ситуацию, как вдруг в спальне Мары появилась Юки, сама Юки! Мара продолжала болтать, как ни в чем не бывало, не замечая, что та стоит у нее за спиной, глаза пылают, изо рта торчат блестящие клыки. Эрико закричала, беги, Мара, тебе грозит опасность, скорей, abunai… [91]

Но Юки уже схватила Мару сзади за шею и швырнула ее на пол. Потом вампирша, которая еще недавно была их верной подругой, склонилась над девушкой и, не давая ей подняться, перервала клыками горло.

Эрико закричала и никак не могла остановиться. А Юки‑ вампирша приблизила окровавленное лицо к экрану и, глядя прямо Эрико в глаза, плотоядно ухмыльнулась. Клыки ее были похожи на наманикюренные красным лаком ногти.

А потом экран погас.

Эрико все рассказала родителям. Она рассказывала об этом всем, кто не отказывался ее слушать. Но семья Сакамото скоро убедилась, что подобные публичные разговоры влекут за собой только неприятности. Мать Эрико обнаружила свою любимую и куда‑ то пропавшую кошку Некко мертвой в сточной канаве за домом. С первого взгляда видно было, что животное умерло не своей смертью. А потом на двери их дома появилось кровавое пятно в виде отпечатка ладони.

А полиция палец о палец не ударила, чтобы как‑ то помочь им.

Потом к ним пришел отец Мары; от горя он был похож на тень. И он узнал, что, оказывается, в элитных самурайских семействах уже много веков назад готовили воинов, которых называли «кариуудо», [92] которые должны были вести незримую войну против демонических «киуукетсуки» – вампиров, не щадивших ни императоров, ни крестьян. В те времена вампиры еще прятались от людей; так же точно скрывали в тайне свою деятельность и эти воины‑ охотники.

У Эрико был брат по имени Кендзи, и он без особого энтузиазма согласился пойти тренироваться в расположенный неподалеку спортивный зал. Эрико умоляла родителей, чтобы ей разрешили тренироваться вместо него. Кендзи облегченно вздохнул и сказал родителям, что ему все равно.

Но отец отказал ей. Тренироваться должен Кендзи. Кендзи его сын.

А Эрико – всего лишь дочь.

Она сама не понимала, почему это так ее потрясло. Какому‑ нибудь «дайдзин», иностранцу, может показаться, что за несколько веков отношение к женщине в Японии изменилось, но поведение отца вполне укладывалось в строгие рамки традиции. Она все‑ таки попробовала записаться на тренировки, но сенсей – учитель киотской школы – сказал, что она пришла зря. В охотники за вампирами идут не для того, чтобы отомстить за смерть одного человека.

Но Эрико узнала, что подобная школа существует и в Испании. И что туда принимают не только испанцев. Тогда она в знак траура подстригла волосы, а в знак протеста отправилась в Испанию, поступила в школу Саламанки; на тренировках работала усерднее самого Джеми О'Лири, а училась лучше самой Скай Йорк, выкладывалась, не жалея себя, и каждую минуту помнила, как погибла бедная Мара, помнила сатанинский смех Юки, и ей казалось, что сможет отдохнуть, только когда перебьет всех вампиров на земле.

Кендзи стал Киото, Великом Охотником. Через полгода Эрико была избрана Великим Охотником Саламанки, а три дня спустя, ночью, брат насадил Юки на свой кол. Отец сообщил об этом Эрико по электронной почте и велел возвращаться домой. Ее подруга отомщена. Но Эрико уже не могла бросить учителя и свой отряд, хотя, выпив эликсир, она заняла среди японских самураев достойное место, по крайней мере, в своих мыслях.

Именно в это время Эрико стала исповедовать буддизм, в католической стране, окруженная огромными статуями и пышным великолепием церкви. Она раздарила свои шотландские юбочки, розовую сумочку с надписью «Hello Kitty», тетрадки с яркими наклейками, и теперь одевалась только в черное.

Но ей все равно чего‑ то не хватало. Эрико не знала, как это объяснить, да и не пыталась. Отец Хуан сделал свой выбор, указав на нее, но Эрико не могла избавиться от чувства, что он сделал ошибку. Она не ощущала себя по‑ настоящему Великим Охотником, истинным самураем. Эрико много думала об этом: уж не потому ли, что Кендзи сделал за нее то, что должна была сделать она? Но она ни за что не смогла бы пронзить сердце Юки колом.

– Наши ряды сильно поредели, – сказал Марк, помогая бабушке готовить к обряду алтарь «вуду» и вернув ее в настоящее.

Уже прошло два часа, как опустилась ночь, выставили часовых, Бернара и Джеми.

– Год назад на место каждого убитого в бою к нам приходило двое добровольцев. Еще есть люди, которые ненавидят вампиров, но они потеряли надежду и не верят в нашу победу. Живут по инерции, стараясь не высовываться.

Он посмотрел на Эрико, словно хотел спросить ее о чем‑ то. В руках у него был череп какого‑ то животного – очень странный череп, подумалось ей.

– А ты как? – спросил он, устанавливая череп на алтаре. – Веришь, что мы победим?

– Не об этом я думаю, – ответила она. – Каждый день я просыпаюсь с надеждой убить еще одного вампира. Других мыслей у меня нет.

– Да что ты!

Эрико видела, что он глубоко огорчен; ей и самой было горько. Она давно уже привязалась к ребятам из отряда, но сейчас у нее было такое чувство, что она и их в чем‑ то подвела, как когда‑ то подвела Мару, покинув ее в беде. Может быть, отец прав, и она взялась не за свое дело.

«Нет, за свое», – упрямо подумала она.

Вдруг мышцу на руке у нее свело, и она сморщилась от боли.

– Что с тобой? – спросил он.

– Зачем так много костей? – спросила Скай у Алис.

Марк с восхищением и слегка настороженно посмотрел на Скай. Кажется, он успел в нее влюбиться. А может, просто сексуально озабочен. Скай не обратила на это внимания, она была поглощена тем, что делает Алис. Губы Эрико скривились, задрожали; классическая Белая магия Скай не включала в себя приемов «вуду».

– Сама не знаю, милая, – ответила Алис, раскладывая их по столу. – Я знаю только одно: они мне нужны. Когда у меня все как следует, мои «лоа» обязательно придут.

– Твои «лоа», – повторила Скай, глядя через ее плечо на Эрико.

Эрико промолчала. Скай сжала губы и повернулась к ней спиной.

Чувствуя, что обманула ожидания Скай, Эрико занялась делом. Прошлась по скудно освещенной комнате, словно проверяя, все ли в порядке. Так откуда же вампиры знали, что они окажутся именно в том тоннеле и на них удобно будет напасть? А вдруг они и здесь затаились где‑ то рядом, под стенами особняка, и снова готовятся к нападению?

«В чем наша задача? – думала она. – Наша, саламанкийцев. И чем мы сейчас занимаемся? »

Алис взяла длинное черное перо и стакан, наполненный веществом, похожим на цветной песок. Она погрузила в этот песок кончик пера и помахала им в воздухе, словно разбрызгивая.

– Мой «лоа» – это все равно что бог. Он дух, который говорит со мной, – ответила она Скай.

– Как это? – спросила Скай.

– Вселяется в меня и говорит.

Алис кивнула Марку, тот прошел мимо Эрико, куда‑ то вышел, но сразу вернулся с большим барабаном. Эрико слегка вздрогнула: он напомнил ей барабаны Обон, [93] праздника поминовения мертвых, во время которого люди танцуют и приводят в порядок могилы предков.

– А вы должны слушать и запоминать мои слова. Я не помню, что говорю в эти минуты.

Марк сел возле стола на пол и скрестил ноги.

– Помогите, пожалуйста, – сказала Алис и вручила стаканы с водой и яйцами Скай и Эрико. – Поставьте их возле Марка, с обеих сторон.

Эрико исполнила просьбу, отошла к дальней стене комнаты и стала слушать, как Марк стал выстукивать на барабане медленный, гипнотический ритм. Алис стояла перед своим алтарем, брала в руку то один предмет, то другой, клала их обратно, словно искала что‑ то. Скай, наоборот, подошла совсем близко, внимательно вглядывалась в каждое ее движение, словно хотела их запомнить. От Авроры Скай вернулась в подавленном состоянии. Отряд саламанкийцев еще раз пережил неожиданное нападение… возможно, и не столь неожиданное, как для кого. Но вампиры откуда‑ то знали, где искать своего врага.

– Лоа – это как святые покровители. Мою лоа зовут Маман Бриджит, она покровительница кладбищ, – сказала Алис, раскачиваясь в такт барабану. – Она будет охранять твою могилу… если на ней будет крест, – подмигнула она. – Что‑ то знакомое, тебе не кажется?

– Правда? – вздрогнув, спросила Скай. – А если не будет?

– Тогда твой враг сможет превратить тебя в зомби, – сказала Алис, кладя перо и ставя на стол фиолетовую свечку. – Маман Бриджит жена Барона Самди. [94]

– А он кто такой?

– Повелитель мертвых. Ты разве не знала, что вампиры поклоняются разным богам, как и люди? – Она кивнула. – А вот католиков среди вампиров довольно мало.

– Да, мы об этом слышали, – спокойно сказала Скай, она даже бровью не повела.

– Поэтому трансформацию из человека в вампира они называют «обращением». Возрождением к новой жизни.

– Но если вампиры Нового Орлеана поклоняются Барону Самди…

– Ему поклоняются и люди, и довольно много. А Маман Бриджит – удивительная дама, просто очаровательная. Внешне, конечно, жутковатая, но очень милая. Она лечит людей, как и я тоже. Особенно тех, кто близок к смерти от колдовства.

– Правда? – сказала Скай, раскрыв широко глаза. – Отлично. Нападение вампиров можно к этому отнести?

– Нет, – Алис добавила еще две фиолетовые свечи, а к ним одну черную. – А еще она весьма положительно относится к мщению, если считает, что это оправдано.

– Похоже, на нашей стороне действительно неплохая дама, эта ваша «лоа», – сказала Скай. – Как считаешь, Эрико?

Эрико стояла в тени, но ей показалось, что в нее ударил луч света.

– Я буддистка, – ответила она. – У нас нет богов.

– Тогда во что же ты веришь, детка? – спросила Алис.

– В мой народ, – ответила Эрико.

Но так ли это на самом деле?

Она подвела свой отряд. Джеми и Антонио ненавидят вампиров не меньше ее. «Или, по крайней мере, делают вид».

Вампиры похитили у Дженн сестру, и она сейчас у них в лапах.

«Если девушка, которую видела Скай, точно ее сестра».

Скай никогда не демонстрировала своей ненависти к вампирам, а с ее прикидом по моде готов и неспособностью использовать приемы агрессивной магии, не исключено, что она скрывает горячую симпатию к вампирам или к одному из них. К Антонио? Или к кому‑ то, кого она оставила в Англии? Эта Скай весьма скрытная особа.

«Я стала охотником, потому что хотела убить вампира, а почему бы ей не стать охотником, чтобы спасти какого‑ нибудь вампира. Нас всех готовил отец Хуан, он учил нас убивать вампиров. А поди ж ты, одного из них приютил у себя и даже подкармливает собственной кровью, когда никто не видит».

Остается Холгар. Раскусить этого оборотня, пожалуй, трудней всего. Что им движет, с чего это вдруг ему тоже захотелось стать охотником, когда большинство его соплеменников присягнули Проклятым в своей преданности. И всем нравится, потому что забавен, за исключением, правда, Джеми.

«Может быть, Джеми прав, не доверяя ему. Мы ведь о нем ничего не знаем».

«А может быть, действительно, я ни во что не верю».

Алис тем временем внимательно за ней наблюдала.

– Вера способна горы сдвинуть с места, – проронила она. – Это ж хуже всякого ада, если ни во что не веришь.

А Марк все стучал в барабан. Алис чиркнула спичкой и зажгла фиолетовые свечи. Желтые язычки пламени осветили комнату, и по ней заходили тени, словно призраки обретали плоть и кровь. Атмосфера в комнате тоже изменилась, казалось, потолок футов на пять опустился, и Эрико нахмурилась; она не верила, что из этого ритуала выйдет что‑ нибудь путное. Не хватало, чтобы что‑ то пошло не так, у них неприятностей и без того выше крыши.

Но она продолжала наблюдать, совсем потеряв счет времени. Прошло уже, кажется, несколько часов, не меньше. Ритм барабанного боя становился все быстрей, и Алис, стоя перед алтарем «вуду», принялась соблазнительно вертеть бедрами. Эрико даже была немного шокирована: уж очень сексуально двигалась эта женщина. К ней присоединилась и Скай, она встала к Алис лицом и подражала ее движениям. Как будто обе исполняли танец живота. Скай самозабвенно закинула голову назад, а Алис выплясывала вокруг нее, вертя тазом и вращая плечами.

Марк закрыл глаза, губы его ракрылись, словно в экстазе.

– А‑ а‑ а, – сладострастно простонала Скай – так стонут женщины, занимаясь любовью.

Не двигаясь с места на своем наблюдательном пункте, Эрико пригладила волосы.

– О‑ о‑ о… а‑ а‑ а‑ а…

– Маман Бриджит, – пробормотала Алис, дергая бедрами и поглаживая их обеими руками. – Ecoutez‑ moi.

Слушай меня.

– О‑ о, о‑ о, – вскрикивала Скай, вскинув руки над головой.

В последний раз бросив на них сердитый взгляд, Эрико повернулась на каблуках и отправилась искать отца Хуана. Барабанный бой стучал ей в спину, когда она шла по коридору, когда зашла в импровизированную больничную палату, где со стен свисали ободранные обои, и на чисто вымытом полу, на матрасе, заправленном свежей простыней, лежал Лаки. В другом углу комнаты лежал еще один матрас, а рядом домашние тапочки как раз по ноге Алис.

Отец Хуан и Антонио стояли возле Лаки на коленях, лицо раненого было землисто‑ серым. В руках Антонио держал книгу, Библию или требник, он раскрыл ее перед отцом Хуаном, чтобы тот мог читать. На плечи священника был накинут черный шарф. Рядом на полу стояло блюдечко с какой‑ то жидкостью, кажется, маслом, а также горела белая свеча. Лоб Лаки блестел, словно смазанный маслом. Значит, у них тут тоже обряд. Безумие какое‑ то. Хуже, чем безумие.

Отец Хуан замолчал, и они с Антонио, как по команде, подняли головы. До слуха продолжал доноситься бой барабана и стоны Алис. Кровь бросилась Эрико в лицо.

– Этот обряд вуду… в нем есть что‑ то дикое, – начала она.

Стоны зазвучали громче.

Отец Хуан обменялся взглядом с Антонио и снова посмотрел на нее. Ясное дело, что оба прекрасно слышат все, что происходит, но они смотрели на нее такими глазами, словно не понимали, чего она хочет. Сконфузившись, Эрико опустила глаза и уставилась в пол. Ей не хотелось больше предпринимать что‑ либо с отцом Хуаном.

– Вуду, – помолчав, сказал священник, – да, действительно, все это может показаться нам диким. Но не этим людям.

– Ah so desuka, понимаю, – пробормотала она, опуская глаза, потому что в Японии это считается проявлением учтивости; по крайней мере, она так подумала.

Но скорей всего потому, чтобы он не видел, как она стиснула зубы.

Минуту все молчали. Эрико продолжала рассматривать все тот же квадратик пола.

Барабанный бой становился все громче. Крики все неистовей.

Ей хотелось умереть.

Отец Хуан прокашлялся.

– Эрико, не могла бы ты остаться здесь? Мне кажется, нам надо обсудить наши дальнейшие действия.

«Ну, наконец‑ то, – подумала Эрико. – Большое спасибо».

– Hai, hai, sensei, – ответила она, кланяясь.

Эрико опустилась на пол, приняв традиционную позу «сейдза», стоя на коленях, уперев ягодицы в пятки.

– Пойду посмотрю, как там Дженн, – сказал Антонио.

Отец Хуан кивнул, и только тогда Антонио встал и вышел.

Дженн спала, ей приснился страшный сон; барабанный бой и страстные стоны прервали его. Во сне она что‑ то кричала, кажется, это касалось Хеды.

Преодолевая головокружение, она опустила ноги с дивана на пол. Кто‑ то, оказывается, снял с нее ботинки. Она сунула в них ноги и, не застегивая, встала. Ей очень хотелось есть. Где находится кухня, она не знала, но если идти на барабанный бой, кто‑ нибудь попадется и объяснит.

В коридоре она столкнулась с Антонио; он удивился, что она на ногах, но улыбка его скисла, и она опустила глаза, оглядывая себя. Куртку с нее тоже сняли, как и бронежилет, а оставшийся на ней черный свитер коробился от засохшей крови.

– Дженн, – Антонио привлек ее к себе и обнял.

Дженн на секунду крепко прижалась к нему, но стоны смущали ее (или она просто не знала, как он отреагирует на кровь? ) и она отпрянула.

– Это кто там, наверное, Алис и Скай? – спросила Дженн; щеки ее пылали.

– Вуду – религия экстаза, – ответил он, слегка приобняв ее за плечи. – Должно быть, ты проголодалась.

– Да, но мне хочется посмотреть, что они делают, – состроила она смешную гримаску. – Если, конечно, не выплясывают там голые или еще чего почище.

– Неплохое было бы зрелище, верно? – сказал он с бледной улыбкой.

Живя в тесных казармах вместе с остальными, Дженн успела полюбоваться членами отряда в разной степени обнаженности, всеми, кроме Антонио. От этого он ей казался еще более сексуально привлекательным, если, конечно, такое возможно.

Она двинулась было по коридору, но с удивлением и даже разочарованием увидела, что он остался на месте, и рука его соскользнула с ее плеча. Она обернулась.

– Мы с отцом Хуаном решили, что для меня будет лучше держаться подальше от Алис. В общем‑ то, – продолжил он, – я считаю, что для меня лучше всего уйти.

Теперь настал его черед удивляться, поскольку он не собирался говорить этого. Но лицо его оставалось задумчивым.

– Por supuesto [95] Да, именно это я и должен сделать.

– Нет, – сказала она, и ее накрыло волной горячего чувства, она покраснела, вспыхнула от сладостного возбуждения, обвила его обеими руками и раскрыла навстречу губы. Противиться мощному желанию уже не было сил. Она хотела слиться с ним, полностью, без остатка. И это будет удивительно и прекрасно.

– Антонио, – чуть слышно прошептала она, прижимаясь к нему.

– Дженн, – он взял ее лицо в ладони, – Дженн.

В глазах его появился красный огонек. Глядя на нее сверху вниз, он видел, что она едва дышит. Барабанный бой сотрясал пол, проникая до самых костей.

– Антонио…

Она уже и имя его не в силах произнести как следует. Почему нельзя быть близкой к нему так, как ей хочется? Барабанный бой сотрясал все ее существо, он повелевал ею, он бился в унисон с ударами крови. Управлял ритмом ее сердца.

– Пожалуйста, – прошептала она.

– Ay, no, amor, no, – пробормотал он.

– Антонио.

Она любит его, любит его имя, любит таким, каков он есть.

«Ты, правда, любишь его таким, каков он есть? » – прозвучал внутренний голос.

Но она не обратила на него внимания.

– Дженн, – шептал он.

Губы его раскрылись, и он поцеловал ее, а потом еще, каждую губу отдельно. По телу ее пробежал трепет; руки его крепко обвились вокруг нее. Так и стояли они, крепко обнявшись.

Желая друг друга.

«Ты хочешь его таким, каков он есть? »

Губы его коснулись ее шеи, и он застонал. Ей казалось, что жаркое пламя охватило всю ее. О, как хотелось ей, чтобы он прокусил ей шею.

– Да, – прошептала она, прижимаясь к нему. – Да, Антонио.

– Ay, – агонизируя, с трудом проговорил он и оттолкнул ее прочь.

Она с криком упала, все закружилось перед ее глазами, но тут ее кто‑ то подхватил на руки и понес по коридору.

Коридор шатался, она стонала, чувствуя слабость во всем теле; кружилась голова. Она вдруг поняла, что на руках ее несет отец Хуан.

– Что произошло? – прошептала она.

– Еще секунда – мне пришлось бы убить его, – твердо сказал священник.

Он внес ее в маленькую комнатку, освещенную одной свечкой. Голова Дженн свисала влево. Мрачная Эрико тоже была здесь, она суетилась возле Лаки. И Дженн поняла, что, вопреки его прозвищу, удача изменила ему. Он был мертв.

– Нет, – прошептала Дженн. – Нет.

В глазах ее помутилось, и она провалилась куда‑ то во тьму.

ГЛАВА 17

Устав саламанкийского охотника:

обязанности.

Ты должен знать: жизнь твоя посвящена битве с силами зла. Пока ты следуешь своему священному призванию, Божия милость будет всегда изливаться на тебя своим благодатным светом, как солнечные лучи на виноградник. Будь тверд и решителен, у тебя не должно быть никаких сомнений и колебаний. Вампиры, все без исключения, – воплощенное зло, они порождают сынов зла. Не упускай ни единой возможности уничтожить всякого кровопийцу, в противном случае это равносильно тому, что ты своими руками пролил кровь невинного.

Перевод с испанского

Новый Орлеан

Отряд Саламанки и бойцы Сопротивления

Кто‑ то прижал к губам Дженн ложку; в ней был говяжий бульон, и она с готовностью открыла рот. Ей показалось, что слышится голос Алис, а потом и голос Скай. Кто‑ то о чем‑ то спорил. Кто‑ то говорил по‑ французски.

Она снова задремала. Кто‑ то все время оставался с ней рядом. Поцеловал ее в лоб, поцеловал ей руку. Губы его были холодны, как лед.

Открыв глаза, она увидела, что лежит на кровати возле стенки. На нее, не отрываясь, смотрит Антонио, сидящий на деревянном стуле. Рядом с ним сидит и Скай, что‑ то вяжет из зеленых, как мох, ниток.

– Buenos tardes, [96] – сказал Антонио.

Скай подняла от вязания глаза, радостно вскрикнула и обвила Дженн руками.

– Слава Богине, Дженн!

Она повернулась к Антонио.

– Будь добр, сходи к доктору Алис и скажи, что Дженн очнулась.

– Si, – послушно отозвался Антонио, еще раз посмотрел на Дженн и бросился вон из комнаты.

– Что произошло? Который час?

Она попыталась сесть на кровати, но Скай не позволила, положив ей на лоб ладонь.

– Не торопись, Дженн, – сказала она. – У тебя сильный жар. Ты лежала без сознания три дня.

– Что‑ о? – прохрипела Дженн.

– Да‑ да.

Скай протянула руку к голубому пластмассовому тазику, достала оттуда влажную салфетку, выжала ее и осторожно вытерла Дженн лоб и щеки. Салфетка была холодная, и Дженн вздрогнула и попыталась увернуться.

– А знаешь, Антонио, чтобы сбить тебе жар, по утрам бегал на улицу, стоял там до посинения, а потом возвращался и прикладывал тебе ко лбу холодные руки. Ужасно мило, хотя и несколько странно.

– Мы нашли сестру? – спросила Дженн, хватая Скай за руку и всматриваясь в лицо колдуньи.

Вокруг глаз Скай были темные круги, она была очень бледна.

Она тяжело вздохнула.

– Логово Авроры разыскивали несколькими группами. Мы считаем, она, скорей всего, сменила его. Мне очень жаль, Дженн, правда, жаль. Но у нас еще есть время, – она снова глубоко вздохнула. – Как нам кажется.

– Что ты хочешь этим сказать?

Теперь Дженн все‑ таки поднялась, несмотря на то, что Скай хотела удержать ее.

– Выкладывай все, – хмуро потребовала она.

– Ну, понимаешь… в общем, мы не учитывали то, что Масленица в Новом Орлеане длится не один день. Во Французском квартале празднуют уже почти две недели, небольшие парады, шествия и все такое. Как раз пропустили один из них в тот день, когда прибыли сюда. Разгар праздника падает на три последних дня, когда везде проходят балы и большие парады. Тут существует что‑ то вроде клубов, называются «крю», ну и вот, они устраивают эти парады…

– Скай, прошу тебя, ближе к делу.

– Извини. В общем, дело в том, что по твоим словам выходит, что Аврора пригрозила «обратить» Хеду на Масленицу. Вот мы и думаем, что бы это значило, в ночь на Жирный вторник или в любой день в течение всего праздника?

– Нет, она сказала «через девять дней», – стояла на своем Дженн… но вдруг раскрыла рот. – Постой‑ ка. Я не уверена, что она сказала именно это, – Дженн закрыла лицо руками. – О, Господи. А что, если это уже случилось?

– Дженн, я проверяла; люди из Круга нам помогают, бросают камни, творят магические заклинания. Я работала с Алис, но мы не нашли ответа. Однако по ночам мы слышим бой барабанов вуду. А когда приходят бойцы Сопротивления, они рассказывают, что на кладбищах наблюдается повышенная активность. И все колдуны «вуду» предостерегают своих последователей не выходить по ночам из дома.

– Дженн, – сказала Алис, проскользнув в комнату.

На ней был фиолетовый махровый купальный халат поверх белой фланелевой ночной рубашки.

– Как себя чувствуешь? Что‑ нибудь болит?

– Я как раз сейчас рассказывала, как у нас дела, – сообщила Скай. – А дела наши, боюсь, не очень‑ то.

Алис поджала губы.

– У меня есть кое‑ какие новости. Я связалась с Папой Доди, и он тоже хочет нам помочь.

Она посмотрела на двух саламанкийцев, потом слегка постучала себя по лбу.

– Ох, простите, девочки. Вы, конечно, не знаете, кто он такой. А он самый уважаемый бокор вуду во всем штате Луизиана и живет в Новом Орлеане. Уж если кто и может заставить своего «лоа» сказать, где твоя сестра, так это он.

– Спасибо, – горячо отозвалась Дженн.

Тут она смутно вспомнила, как вела себя во время обряда вуду с Антонио, и густо покраснела.

А тут как раз и Антонио пришел. Но он на Дженн не смотрел, обратился сразу к Алис.

– Только что прибыл один из бойцов Марка. Эндрю, рыжеволосый, так, кажется, его зовут? Мы отправляемся во Французский квартал, еще раз проверим Бурбон‑ стрит. Может быть, что‑ нибудь найдем.

– Я пойду с вами, – сказала Дженн.

– И я тоже, – вызвалась Скай.

– Нет, – ответил Антонио, и только сейчас посмотрел на Дженн, но не дольше секунды. – Ты очень слаба. А что касается, Скай, тебя, то донья Алис сообщила, что, поскольку Папа Доди предложил свою помощь, вы с ней должны провести еще один обряд. Я правильно изложил? – обернулся он к Алис.

– Верно, – Алис кивнула Скай. – Нынче в полночь.

Антонио вел себя крайне странно: совсем не смотрел на Дженн. Он опустил голову, и профиль его резко выделялся в мягком освещении комнаты.

– Вернемся перед рассветом, – сказал он и повернулся, чтобы уходить.

– Антонио, – тихо проговорила Дженн.

Он все‑ таки обернулся, и в глазах его она увидела тусклое алое свечение. Алис со своего места этого не видела, зато хорошо видела Скай.

– Смотрите, поосторожней там, – напутствовала его колдунья.

Но он больше ничего не сказал и вышел.

Глаза Дженн наполнились слезами. Алис прокашлялась.

– Пойду‑ ка посмотрю, нет ли чего перекусить. Тебе нужно восстанавливать калории.

Дженн молча кивнула. Когда Алис ушла, Скай положила салфетку обратно в тазик и вытерла руки. Потом наклонилась и стала делать кругообразные пассы обеими руками, бормоча что‑ то себе под нос на латыни.

– Целебный заговор, – закончив, сказала она и вздохнула. – Думаю, пора поговорить об Антонио. Ему нелегко пришлось в эти три дня.

Жар бросился в лицо Дженн, хотя в основании позвоночника она ощущала холод.

– Что ты имеешь в виду?

– И про тебя тоже. Ты очень сильно на него влияешь.

Дженн оцепенела, а Скай склонилась еще ниже, словно хотела, чтобы Дженн внимательно выслушала все, что она собирается сказать.

– Я знаю, что ты к нему неравнодушна. Но бывает так, что, независимо от того, хочешь быть с кем‑ нибудь или нет, ничего не выходит.

Дженн открыла рот и закашлялась.

– Неужели ты думаешь, что сейчас самое время говорить об этом? Моя сестра в смертельной опасности.

– Да, да, думаю, самое время, – ответила Скай. – Смотри, сколько людей нам здесь помогают, чужих нам людей. Они посвятили жизнь борьбе с Проклятыми и бьются до последнего. Мы были очень не правы, когда не сообщили Марку и его бойцам, что я колдунья. Про оборотней никто тут не слыхивал, поэтому я не думаю, что они догадаются про Холгара.

Она закусила губу и посмотрела на свои руки.

– Но в свете всего этого не стоит ли тебе подумать об Антонио? Что с ним сделают, если узнают, что он вампир? А заодно и со всеми нами?

И не говоря больше ни слова, она встала и вышла из комнаты; Дженн молча смотрела ей вслед; в глубине души она очень боялась, что Скай окажется права.

После ухода Скай Дженн встала и прогулялась с отцом Хуаном по коридорам. Опираясь на его руку, она двигалась совсем как старушка.

Они вошли в комнату, где вокруг радиоприемника собралось несколько человек – хозяев дома. По радио говорил чей‑ то высокий голос, и она стала напряженно прислушиваться, сквозь помехи пытаясь разобрать, что он говорит.

«Дело наше далеко не безнадежно, нам нельзя отступать. У них есть свои уязвимые места. Солнечный свет, огонь смертельно опасны для вампира. Его можно обезглавить, пронзить ему сердце колом. Святая вода, распятие способны сжечь их дотла. Берите с собой чесночные таблетки. Трите чесноком себе шею и запястья, чтобы лишить их возможности пить вашу кровь. Делайте на теле татуировки в виде креста, и тогда одним своим прикосновением вы можете сжечь кровососа».

Дженн слабо улыбнулась. Джеми ходил с ног до головы в татуировках, и половина из них изображала какой‑ нибудь крест. «Наверное, говорит его давно потерянный брат‑ близнец».

А человек в радиоприемнике продолжал.

«Правительство Кубы, последней страны в нашем полушарии, сохранившей веру, подписало сегодня с вампирами соглашение о свободной торговле. Ходят упорные слухи о том, что Испания готова признать Соломона официальным представителем так называемой Нации Вампиров».

Все, находившиеся в комнате раскрыли рты и обернули головы к отцу Хуану. Лицо его было белым, как мел.

– Неужели это правда? – спросила она. – И что это за нация такая – вампиры?

«Тем не менее не отчаивайтесь, – продолжал голос в динамике. Каждый день люди возвращают в свои руки города и поселки, и скоро настанет день, когда дело дойдет до больших городов. А сейчас у меня специальное сообщение для слушателей из Нового Орлеана».

Дженн вздрогнула. Впрочем, и все остальные тоже. Она подошла ближе (отец Хуан все еще поддерживал ее) и, затаив дыхание, стала слушать.

«Этот город надо сжечь».

В комнате раздались протестующие голоса.

«Вы все отчаянно необходимы в других местах, а ваш город все равно уже для людей безвозвратно потерян. На этом наша передача заканчивается. С вами был Кент, вы слушали голос Сопротивления».

– Кто он такой? – спросила Дженн.

Один из слушавших покачал головой.

– Никто не знает. Неизвестно, где он скрывается и как ему удается не быть схваченным.

– Такое бывало и во время Второй мировой войны, – заметил отец Хуан.

– Да, но сейчас не сороковые. Сейчас существуют такие технологии, что, по идее, его должны были выследить и схватить несколько месяцев назад. Просто чудо, что он продолжает работать.

– Значит, надо молиться, чтобы он делал это и дальше, – сказал отец Хуан, потянул Дженн к двери, и они продолжили прогулку.

«Этот город надо сжечь». Странное чувство, но ей казалось, что он обращался лично к ней. Она бы с большим удовольствием плюнула на этот город, бежала отсюда со всех ног и подальше, но без Хеды сделать это для нее невозможно.

Скрываться, втайне готовить и транслировать радиопередачи – такая жизнь не для нее. Она подумала о бабушке с дедом, обо всем, что они видели в своей жизни, что испытали. Они сейчас были бы куда более приспособленными к такой жизни.

Позвонить бы сейчас бабушке. Ах, если бы они с мамой были в безопасности. А что касается отца…

«Надеюсь, вампиры убили его».

– Ого, – сказал отец Хуан; наверное, она сильно сжала его руку, и ногти ее больно впились ему в ладонь. – Дженн, что это с тобой?

– Ненавижу его! – прошептала она. – Если б он был сейчас здесь, убила бы его собственными руками.

– Тогда, ради тебя же самой, надеюсь, ты никогда его не увидишь.

Он остановился, повернулся к ней лицом и заглянул в глаза. Положил обе руки ей на плечи и вздернул голову; от печали и сочувствия к девушке черты лица его размягчились.

– Твоя ненависть, Дженн, должна вдохновлять тебя на бой. Но не позволяй ей терзать твое сердце.

Он поправил упавший на глаза вихор ее золотисто‑ каштановых волос.

– Мы все стараемся быть справедливыми и честными, но, по правде говоря, находимся на волосок от греха. Каждый из нас в любую минуту готов выпустить зверя…

– Здравствуйте, Местер Дженс, – весело проговорил Холгар, появляясь в конце коридора.

На нем были все те же джинсы и свитер, в которых он прибыл сюда несколько дней назад. Да и на всех остальных тоже.

– Философствуем, да? Небось о дьяволе?

В тоне его была странная, натужная несерьезность. Он скрючил пальцы наподобие когтей и оскалил зубы.

– Я зверь, обремененный множеством грехов.

Отец Хуан и бровью не повел.

– Холгар, ты же знаешь, что я не это имел в виду, – ответил он. – Тебе нужно отдохнуть. Мне кажется, вы с Джеми предлагали Марку завтра утром потренировать его и его людей приемам «крав маги», разве нет?

Холгар отвесил поклон.

– Слушаю, мой учитель, и повинуюсь.

Он улыбнулся Дженн.

– Рад тебя видеть.

– Tak, [97] – ответила она.

Он повернулся, чтобы уйти, потом оглянулся и на этот раз лицо его было серьезно.

– Учитель, ведь вы оговорились, ja?

– Холгар, – устало отозвался отец Хуан, – я бы хотел надеяться, что ты не считаешь меня таким глупым.

Улыбка совсем исчезла с лица датчанина.

– Чтобы рассуждать о грехе и внутреннем звере? Не уверен.

Он запустил пальцы в свою соломенную шевелюру, и волосы рассыпались по его плечам.

– До завтра, – закончил он и вышел.

– Все сейчас раздражены, – сказал отец Хуан, провожая его взглядом. – Я как раз об этом и говорю. Для вас шестерых и так нелегко научиться работать вместе, теперь еще приходится тесниться с чужими, а у нас так много того, что надо скрывать…

Она вздохнула.

– А кое‑ кому это становится все трудней.

– Знаю.

– Это я виновата.

– Нет, тут ты не права.

Он пытливо вгляделся ей в лицо.

– Как бы хотелось сказать тебе, что все у нас будет хорошо. Но между верой и ложной надеждой большая разница.

– Какая?

– Вера – это знание, что все идет так, как надо.

Казалось, глаза его наполнились светом, и она не могла не улыбнуться. В этом‑ то и заключалась главная ее претензия к его религии. Если все шло из рук вон плохо, значит, такова была воля Божья. Если ее сестра погибла…

– Давай‑ ка покормим тебя чем‑ нибудь, – сказал он. – Тебе надо подкрепиться.

Новый Орлеан

Хеда

Ингалятор больше не работал. Всхлипывая и задыхаясь, она трясла его, но все было бесполезно. В горле хрипело и булькало, отчаяние охватило ее. Она подносила прибор к губам, жала на мембрану – без толку.

По щекам ее текли слезы, ей казалось, что все, конец, она погибает. Хеда в третий раз потрясла его, попробовала подышать, перевернув прибор к верх ногами. Не помогало. Она швырнула бесполезный кусок пластмассы на пол клетки и попыталась успокоиться.

Дверь в комнату отворилась, и зашел какой‑ то вампир, держа в руках белую фарфоровую тарелку с окровавленным бифштексом. На этот раз Хеда не стала прятаться в самый дальний угол клетки.

– А кофе можно? – попросила она, крепко вцепившись обеими руками в прутья.

Она давно ничего не говорила, и голос ее звучал хрипло; она сама не узнала бы его, если б не присвист одышки в конце почти каждого слова.

Вампир, казалось, очень удивился.

– Это еще зачем? – спросил он, просовывая тарелку в клетку.

– Мне трудно дышать. А кофеин помогает при астме.

Она понимала: вряд ли он станет шевелиться, чтобы помочь ей, и пошла на хитрость:

– Если я сейчас же не выпью кофе, то скоро совсем не смогу дышать. А если не смогу дышать, то умру. Вряд ли это понравится Авроре.

Прищурившись, он секунду разглядывал ее. Она почти видела, как, скрипя, шевелятся его мозги, обдумывая ее слова. Пожалуй, она права. Планы Авроры относительно Хеды рухнут, если девчонка задохнется и помрет.

– Сейчас посмотрю, – сказал он и вышел.

Хеда рассеянно ткнула пальцем в кусок мяса. Ни ножа, ни вилки. Она по опыту знала, что не сможет его проглотить, пока не пройдет приступ астмы.

Прошло пять минут, потом десять. Потом двадцать. Горло сжималось все сильней, каждый вдох давался ей с огромным трудом. Хеда совсем испугалась. Скоро она умрет, совсем одна, сидя в этой жуткой клетке.

Хеда думала про Дженн, которая спешит, чтобы спасти ее. Думала про Аврору и про остальных вампиров: с каким бы наслаждением она перебила их всех до одного.

«Не может быть, чтобы так все кончилось! » – отчаянно думала она.

Вдруг дверь в комнату открылась; Хеду бросило в дрожь. Вошел не слуга, а сама Аврора, собственной персоной. Плавно скользя по полу, она направилась к клетке, одетая в великолепное бюстье и пышную, пурпурно‑ зеленую юбку. На этот раз на ней не было ее обычной одежды красных цветов. Черные волосы зачесаны вверх и прихвачены блестящими, пурпурными заколками. Ее сопровождал темнокожий мужчина в черном кафтане и круглой шляпе, украшенной пером. На шее его висело ожерелье, собранное из костяшек пальцев.

Человеческих пальцев.

Аврора подошла к клетке, и у Хеды не хватило сил, чтобы отползти от нее подальше. Ее трясло, голова кружилась. «Мало кислорода в крови, не могу дышать».

Аврора скользнула по ней взглядом и перевела его на бесполезный ингалятор.

– Кофеин возбуждает, и вкус крови меняется, а твоя кровь и так уже горьковата. Так что кофе не будет, я запрещаю.

– Пожалуйста, прошу вас, невозможно дышать, – смогла прошептать Хеда. – Ингалятор.

Она схватилась руками за горло и почувствовала, что задыхается. Что‑ то знакомое было во всем этом, словно она уже видела это во сне. «Я умираю», – с испугом поняла она. Все нотации родителей о том, что ингалятор всегда у нее должен быть под рукой, как раз и направлены были на то, чтобы этого не случилось. «Но я же всегда так и делала, – подумала она отчаянно. – Я всегда была послушной девочкой».

Мысли ее путались, она никак не могла ухватить главное. Аврора стояла над ней, скрестив руки на груди и глядя на нее с отвращением.

– Попробуем поискать где‑ нибудь. Но не уверена. У нас не бывает проблем с дыханием.

Она постучала ногтями по своим клыкам.

– Тебе еще рано помирать. Ты должна участвовать в празднике. Сестра охотника – поистине достойная жертва моему господину. Но, конечно, самый дорогой подарок ему не она, а тот, кто рядом с ней. Антонио де ла Крус.

Так, значит, Дженн в городе! Дженн спасет ее!

Невидимые пальцы еще сильней сжали ей горло, и Хеда рухнула на пол клетки. Аврора склонилась к ней, и совсем рядом, на уровне своих глаз Хеда увидела пылающие красным огнем глаза Авроры. Словно кровь кипела в глазницах вампирши.

Губы ее растянулись в улыбке, обнажая острые клыки. Хеда хотела захныкать и отползти подальше, но у нее не было сил. Она задыхалась, и остатки жизни покидали ее. Было очень больно.

– М‑ м‑ м, похоже, ты действительно долго не протянешь. Что ж, придется пойти на эту жертву, проверить, насколько ты больна. В конце концов, этого удара они не ждут… им будет очень больно.

Она заглянула Хеде в глаза.

– Послушай меня, bonita [98] Хеда Лейтнер. У меня для тебя два варианта, чтобы прекратить твои мучения. Хочешь жить – кивни. Хочешь умереть – не кивай.

Что? Что она такое сказала? Хеда? Кто такая Хеда? Знакомое слово, что же оно значит… в глазах ее потемнело, смысл сказанного ускользал от нее.

Невидимые пальцы снова сжались, и не было больше ни одышки, ни хрипа, ни отчаянной борьбы за жизнь, ни попыток глотнуть еще воздуха. Осталась только темнота и боль.

– Итак, если хочешь жить – кивни, – приказал невидимый голос.

Надо как‑ то ответить этой женщине.

Новый Орлеан

Антонио, Бернар и Эндрю

Наступил рассвет, когда Антонио, Бернар и Эндрю, крадучись, шли по тоннелю канализации под Французским кварталом. Антонио чувствовал, как волна теплого воздуха придавила его к земле, будто на плечи ему взвалили тяжкий груз. Серджио, его «крестный отец», объяснил ему когда‑ то, что это ощущение отчасти доказывает теорию о том, что души вампиров поджидают их внизу, в преисподней. Сержио поклонялся богу Орку, повелителю мертвых, карающему всех, кто нарушает клятву.

Еще одна клятва нарушена. Меньше года он протянул, служа при дворе Сержио, и в конце концов взбунтовался, его не устраивало, как понимает его господин удовольствие. Жестокость, жестокость, чудовищная жестокость.

Пора заняться делом. Первым шел Бернар, и Антонио похлопал по плечу Эндрю. Тот обернулся, осветив его фонарем, и Антонио встретился с ним взглядами. Эндрю прищурился, и Антонио пустил в ход свои чары.

– Вам имеет смысл идти дальше без меня, – сказал он. – Встретимся в особняке.

Чтобы убедить его в своей правоте, потребовалось чуть больше минуты. На Бернара пришлось потратить больше усилий. Но скоро Антонио остался один.

День оказался длинный, и время шло впустую. Вампиров не было видно, пришлось слушать отрывки разговоров вполголоса; говорили люди, идущие по тротуару над головой, покорные и запуганные. «Их… Нас… Эти долбаные полицейские… И эти… сам знаешь, кто… Ш‑ ш‑ ш, молчи, я ничего не слышал… Прошу тебя, брось… не думай об этом…» Все точно так, как и во время Второй мировой войны.

Все эти годы он думал: интересно, что потом стало с братьями, с братом Жаком.

И вдруг:

– В этом году у нас новая команда. «Crew du Sang» называется.

Пауза.

– Ну, да, то самое, что ты подумал.

– Устраивают свой парад?

– Сегодня вечером. Всех, кто придет, будут снимать на видео. Чтобы знать, кто на их стороне.

– А что…

– Ш‑ ш‑ ш. Копы.

Антонио открыл рот. «Crew du Sang» по‑ французски значит «Клуб Крови». Так, значит, вампиры устраивают свой масленичный парад!

По тоннелям канализации он помчался обратно к дому на болотах байо. Срезал, где можно, через подземные захоронения, полз в тенистых местах по берегам байо. Обожженное солнцем тело его болело, он совсем выбился из сил. Солнечные лучи высосали из него все жизненные соки, он уже ничего не видел, и когда достиг выхода, сделал усилие и замедлил шаг. Это было позади дома, где можно было пройти к парадному входу в тени нависающей крыши. Он закрыл лицо капюшоном, сунул руки в рукава и выскочил из сточного тоннеля.

Жар солнца Антонио почувствовал мгновенно. Но через секунду был уже в спасительной тени дома. Он заставил себя на мгновение остановиться, потом медленно обошел фасад.

Сразу за дверью, держа автомат на изготовку, стоял Марк. Антонио кивнул и зашел в дом.

– Где Эндрю с Бернаром? – после секундной паузы спросил удивленный Марк.

– Como? – отозвался Антонио на испанском. – Что? Пошли дальше. Я остался один под землей. И кое‑ что узнал. Вампиры устраивают свой масленичный парад. Сегодня вечером.

Марк недоверчиво заморгал.

– Ты это серьезно?

– Crew du Sang, – ответил Антонио.

– Но этой команды нет в расписании, – Марк внимательно присмотрелся к Антонио. – Ладно, не важно. Мы должны нанести удар.

– А что, если девчонки с ними не будет?

Марк стиснул зубы.

– Я не собираюсь упустить такой возможности.

– Они могут убить ее. Мы пришли сюда, чтобы ее спасти, это для нас самое главное.

Марк открыл было рот, но тут же закрыл снова. Что ему на это сказать? Что Хеда для него не представляет никакого интереса?

– Пойду, перекушу чего‑ нибудь, – соврал Антонио. – Умираю с голоду.

– Подожди, – Марк схватил его за руку. – А как ты добрался обратно?

– На попутках, а потом пешком. Я был осторожен.

Марку явно все это не очень нравилось, но он сдержанно кивнул, и Антонио отправился на кухню. Он соорудил себе бутерброд с арахисовым маслом и повидлом и с наслаждением откусил чуть ли не половину, хотя арахисовое масло всегда вызывало у него отвращение. А потом отправился на поиски отца Хуана и Эрико.

Дженн стояла в коридоре; похоже, ей было намного лучше, чем перед его уходом. На щеках даже появился легкий румянец. Как хотелось ему обнять ее. Но он сохранял сдержанность.

– Дженн, – начал он и услышал в собственном голосе странное смешение холодного спокойствия и глубокой тревоги.

Она подошла, и он взял ее за руку.

– Вампиры затевают парад.

И он рассказал про «Crew du Sang».

Лицо ее побелело как сама смерть.

– Аврора говорила, что «обращение» сестры состоится в Жирный вторник.

Он кивнул.

– Я знаю. Думаю, это шанс, которого мы ждали. Услышаны наши молитвы.

– Ох. – Обе ладони Дженн прижала к губам, и на глаза ее навернулись слезы.

Она покачнулась, он хотел подхватить, чтоб она не упала. Но в ответ на опьяняющий запах адреналина снова предательски полезли клыки. Джен шагнула к нему, но Антонио поднял руку, как делают молодые священники, чтобы удержать на расстоянии бросающихся к ним юных прихожанок.

– Антонио, скажи честно, ты уверен, что во время парада можно ее спасти? – тихо спросила она, не выдержала и расплакалась.

О, как хотелось ему прижать ее к груди и гладить ее непокорные рыжие волосы. Целовать их, крепко держать ее в своих объятиях. Видя ее рыдания, он чувствовал, как возведенные между ними прочные перегородки трещат и ломаются. Клыки его были остры. Он чуял запах ее крови. Слышал биение ее сердца, оно оглушительно звучало в ушах его, как обещание. Глоток крови, хотя бы один глоток крови.

Но только не ее крови. Ради всего святого, только не ее крови.

– Дженн, выслушай меня, – сурово сказал он. – Ты же охотник. Господь избрал тебя и дал тебе это святое призвание.

Она покачала головой.

– Меня избрал отец Хуан.

– Молитвами и магическими заклинаниями, – сказал Антонио, надеясь, что тон его не выдаст сомнений насчет методов отца Хуана. – Наш отряд должен справиться с этой миссией.

– Нас не учили спасать людей, – возразила Дженн; весь вид ее говорил о том, что ей отчаянно сейчас нужно утешение; широко раскрыв глаза, она прижалась к нему. – Нас учили убивать вампиров.

– Кто знает, возможно, Бог решил усложнить перед нами задачу, – он был рад, что поблизости нет Эрико и она не слышит его. – Он послал нам такое испытание, это для нас проверка…

Потрясенная, Дженн заморгала. Лицо ее сделалось как каменное.

– Как ты можешь так говорить? Как ты можешь верить в Бога, который заставляет страдать мою сестру, угрожая предать ее смерти только для того, чтобы устроить нам проверку?

– Страдать ее заставляет не Он, а Аврора, – возразил он.

Она вызывающе подняла подбородок, слезы текли по ее щекам, и он не выдержал. Она попятилась, но он шагнул к ней и схватил в охапку. Сердце ее гулко стучало.

– В мире так много зла, – говорил он, – что Бог делает все от него зависящее, чтобы найти в нем крупицы добра. Такие вещи – не дело Его рук, но Он должен ими воспользоваться во имя добра.

– Нет, – прошептала она. – Ты ошибаешься. Ты очень ошибаешься.

Он положил обе ладони ей на затылок, рыжие волосы ее разметались по плечам, а он все смотрел и не мог насмотреться на это сердитое, испуганное и столь родное ему лицо. Por Dios, [99] как ему хотелось отведать ее крови. Жажда переполняла все его существо.

– Нет, здесь я прав; Бог не хочет, чтобы твоя сестра погибла. Он хочет, чтобы мы спасли ее. Ты можешь это сделать, Дженн?

«Не поддавайся, не уступай», – нашептывал ему рассудок.

– Охотник, – повторил он, – ты можешь это сделать?

Он видел, как на лице ее отражалась внутренняя борьба; Господи, как он любил ее за эту борьбу! Эта жизнь, весь этот мир был для них суровым испытанием. Они рыцари, воины, которые выступили в новый крестовый поход против сил зла.

«Но в прошлый раз, когда ты боролся с искушением, ты потерпел поражение, – напомнил он себе о той ночи, когда утратил над собой власть и полностью превратился в вампира. – Ты потерял все».

– Да, – ответила Дженн, глубоко вздохнув. – Я могу это сделать.

«Слава богу, еще не все», – подумал он.

Она потянулась, чтобы поцеловать его в губы, и он позволил себе уступить. Такая мягкая, такая теплая, она любит его, отвратительное чудовище, Проклятого. Возможно, это все, что у них есть: эта минута, этот поцелуй, это острое чувство любви. И он отдался этому чувству, прекрасно отдавая себе отчет, что клыки его снова растут, а глаза разгораются адским пламенем. Жажда, желание и страсть снова объявили ему войну. И снова Антонио вышел победителем, снова торжествовал: он оторвал от нее губы и взял за руку.

– Мы обязательно спасем ее, – пообещал он.

– Хорошо.

Она сжала его пальцы, и сердце его чуть не разорвалось от этой ласки.

Они вдвоем отправились искать отца Хуана. Но не успел Антонио рассказать учителю, что ему стало известно, как до слуха донесся шум и крики. Это был голос Бернара.

– Мы поймали кровососа!

Все выскочили посмотреть на захваченного вампира. Скай охватил мгновенный страх.

– Это Ник, – сообщила она, чуть не сгорая от стыда, ведь, в сущности, это было признание в том, что она даже не попыталась пронзить его колом. – Мы вместе покинули логово Авроры. Я не успела ничего сделать, он убежал.

– Эй, полегче! Я в первый раз тебя вижу, – парировал вампир и засвистел.

Глаза его пылали, изо рта торчали острые клыки. Кровососа окружили саламанкийцы и бойцы Сопротивления; дело происходило в комнате, где стояло канапе, на которое уложили Дженн в день прибытия.

Узнав, что Бернар и Эндрю вернулись с вампиром, Антонио взял себя в руки и потихоньку улизнул. Скай старалась не думать о том, что случится, если Ник, обнаружив присутствие здесь еще одного вампира, выдаст его остальным.

– Я изменила внешность, – сказала она.

Вдруг ей пришло в голову, что он может знать, кто у них своими заклинаниями блокировал ее действия.

Но возможность получить эту информацию почти пугала ее.

К вампиру подошла Эрико, не скрывая кола в правой руке, и распятия в левой. Он отшатнулся и сделал шаг назад, быстро повернулся кругом, но и тут его встретил Холгар с колом в одной руке и крестом в другой.

– Пытался на нас напасть, – сообщил Бернар и презрительно усмехнулся, глядя на Ника. – Я чуть не умер со смеху, в жизни не видел ничего смешнее.

– Просто ослаб, потому что светло. И очень голодный, – завилял хвостом Ник. – А эта стерва не дала мне подпитаться. – Он пристально вгляделся в лицо Скай. – Слушай, ты, у тебя же не было пульса. Ничего себе, это ты называешь менять внешность?

Скай облизала губы.

– Я ведьма. Умею колдовать. У вас там такие тоже есть, верно?

– Есть, еще как есть, – засмеялся он, хотя в глазах его все еще метался страх. – У нас полно всяких колдунов, понаехали со всех концов света. Есть даже такие, кто знает магию «вуду». А сегодня вечером будет один очень большой кахуна. [100]

Увидев, что она изменилась в лице, он расправил плечи.

– Мы это, типа, очень опасны, так что смотрите…

– Я и вижу… – проговорила Эрико и шагнула к нему.

Он посмотрел на нее, потом на Холгара и испуганно охнул.

– Так, значит, ты снова вернулся к Авроре, – сказала Скай.

– Ага. Сказал, что ты от меня сбежала, а я за тобой по всем городу гонялся. А она почему‑ то очень расстроилась и сказала, что срочно надо оттуда уходить. В общем, попал я в передрягу, – он покачал головой. – А она говорит, что мне надо, типа, «быть мужчиной» и самому добывать себе пропитание. Мол, нельзя, типа, сидеть у других на шее, надо жить своим трудом.

– В общем, вампирить по‑ чериому, – пошутил Холгар.

– Не вижу ничего смешного, – вспыхнул Джеми. – Ну, и куда ты пошел? Расскажи, а мы подумаем, что с тобой делать, может, и не тронем.

Он подплыл к Нику, без оружия, сунув руки в карманы черных кожаных брюк. Из левого кармана достал мешочек неочищенного чеснока.

– Догадайся, что это такое? Правильно, чеснок. А знаешь, что мы с ним сделаем? Набьем тебе полную пасть и будем смотреть, как из него пойдет кровь.

– Не надо, – выпучив глаза, сказал Ник. – Будь человеком.

– Рассказывай, – сказала Эрико, кивая Джеми, который уже раскрыл свой мешочек.

– Ой, послушайте, парни, – умолял Ник. – Если я расскажу…

Он вдруг замолчал, словно только сейчас до него дошло, что вокруг смертельные враги.

– Вау!

– Рассказывай. И как можно подробней, – повторила Эрико.

– А давайте я вам все покажу. Проведу вас туда, – проговорил он срывающимся голосом. – Можно? Ну, пожалуйста.

– А пока расскажи про колдунов или ведьм, которые там есть у Авроры, – приказным тоном проговорила Скай.

– Понимаете, это не совсем ведьмы. Это такие знахари, которые лечат колдовством. В общем, вуду…

Он огляделся вокруг, с надеждой заглядывая каждому в глаза.

– Со своими барабанами и все такое.

Он заискивающе улыбнулся Алис, которая только что вошла в комнату; на ней было ритуальное пурпурно‑ черное платье.

– Предатели, – сказала она, сплевывая на пол. – Вот расскажу Папе Доди…

– Да‑ да, – радостно перебил вампир, кивая, как китайский болванчик. – Он тоже должен участвовать в параде.

В комнате вдруг повисло гробовое молчание. Скай перевела взгляд с вампира на колдунью вуду и обратно.

– Не может быть, – прошептала Дженн.

В полной тишине голос ее прозвучал, как удар грома.

Алис закрыла лицо руками. Молчание длилось не более пяти секунд. Скай подошла к Алис и обняла ее; казалось, эту женщину охватило крайнее смятение.

– Может, все это не совсем так, как нам показалось, – сказала Скай. – Что, если Папа Доди на нашей стороне, просто внедрился в окружение Авроры…

– Мы называем таких прилипалами, – с готовностью подсказал Ник. – И мне кажется, он просто балдеет, что с нами. Аврора хочет его «обратить». Ребята, – вдруг просветлев, добавил он, – вы только скажите, уверен, она и вас всех «обратит»!

Взгляды, полные ненависти, сразу охладили его энтузиазм.

– Я просто так сказал, не подумайте… – пробормотал Ник.

Скай посмотрела на Алис. По лицу этой уже не молодой женщины катились слезы. Тогда она твердо обратилась к Эрико.

– Потрясите‑ ка его как следует и узнайте все, что вам нужно, – резко сказала она и скрылась за дверью.

После того как вампир выложил все, что знал, с ним не церемонились, проткнули колом, и все дела. Антонио из темного угла смотрел, как этот незадачливый искатель приключений кричал, на коленях умоляя пощадить его. А через три секунды от него осталась только кучка праха.

Охотники устроили совещание. Борцы за свободу Нового Орлеана сделали то же самое. Потом командиры встретились за длинным, шатким столом трапезной. Эрико сидела прямо напротив Марка. Отец Хуан занял стул по правую руку Эрико, а Бернар исполнял роль советника при Марке.

Через некоторое время Эрико и Марк отодвинули стулья и вернулись каждый к своим людям. Отец Хуан извинился и вышел из комнаты. Охотники стояли рядом с парадной дверью; Джеми прислонился к стене, закинув голову назад с таким видом, будто ему все это смертельно надоело. И только когда увидел, что Эрико направляется к ним, опустил голову.

– Ну, что, договорились? – спросил он.

– Hai, – ответила Эрико. – Марк отвезет нас обратно в город. Весь наш отряд и ядро «своих»: Бернара, Сюзи и Мэтта. Вместе мы идем смотреть парад, а потом наш отряд откалывается и выдвигается к новому логову Авроры.

– А остальные остаются глазеть на парад, так, что ли? – спросил Джеми.

– Hai.

Она минуту поколебалась, а потом продолжила:

– У Марка с его людьми другие цели. Сопротивление хочет воспользоваться удобным шансом и нанести врагу как можно больший урон. Надеются, что народ поднимется и поможет им.

– Зрители, что ли? – спросил Холгар; казалось, он не совсем понял, о чем речь.

– Hai, – кивнула Эрико. – А мы в это время спасаем Хеду.

Щеки ее порозовели.

«Она не считает, что это наша главная цель, – поняла до глубины души потрясенная Дженн. – Она хочет помочь Марку».

– В зависимости от ситуации, Антонио может в одиночку проникнуть к ней в логово, – добавила Эрико.

Антонио кивнул.

– Нет! – выпалила Дженн.

– Дженн, он же вампир, – сказал Холгар.

– Не мог бы ты сказать это чуть погромче? – проворчал Джеми.

– Я пойду вместо него, – возразила Дженн. – Позвольте пойти мне. Она же моя сестра.

– Аврора тебя знает, – сощурившись, сказала Эрико. – А Антонио нет.

– Ну, как, все готовы? – спросил, подходя к ним, Марк. – Мы идем одеваться и брать оружие – мы будем вооружены – и…

Вошел отец Хуан, и он замолчал. Лицо священника словно окаменело, щеки были мертвенно бледны. Рядом с ним стоял молодой человек, шею его облегал воротничок священника.

– Это отец Гилберт, – представил его отец Хуан. – Священник, который связал нас с отрядом Марка.

– Здравствуйте, – сказал отец Гилберт.

Дженн сразу подумала, что он совсем не похож на священника, слишком молод. Но лоб его пересекали морщины, а лицо казалось напряженным.

– Я прибыл за вашим учителем, потому что получил тревожную весть.

Он повернул голову к отцу Хуану, и тот мрачно кивнул.

– Мне надо возвращаться в Испанию, – сказал он. – Немедленно.

ГЛАВА 18

На коленях стоит человек.

В нашей власти теперь он навек.

Лижет нам сапоги и виляет хвостом,

В собственной смерти не волен притом.

Молите ж теперь, чтобы дали вам жить,

Сулите, еще что можете предложить.

Ответим мы смехом и твердым нет.

Прощай, человечество – вот наш ответ.

Новый Орлеан

Охотники Саламанки, бойцы Сопротивления и Проклятые

По улицам города, направляясь к Французскому кварталу, мчался фургон; в нем сидели охотники отряда Саламанки в полном составе и Марк с тремя своими бойцами. Антонио было очень страшно. Этого чувства он не испытывал уже очень давно. Настал момент, когда отряд не может без него обойтись, а он терял самообладание и не мог взять себя в руки; почему это происходило, Антонио и сам не понимал. Тут действовали какие‑ то темные, магические силы, которые имели большую, чем он сам, власть над вампирической частью его существа.

Скай и Алис вместе с отцом Хуаном провели магические обряды, призванные защитить фургон и сидящих в нем от сил зла, замаскировав его под грузовой. Отец Хуан произнес заклинания из незнакомого Антонио арсенала сокровенных и тайных знаний. Ассортимент заклинаний и магических формул, которыми он пользовался, был уникален и принадлежал только ему одному.

Ворожба оказалась нелегкой, и отец Хуан много чего наговорил на латыни, которую понимал один Антонио; ему было бы стыдно переводить ее на другой язык. Отец Хуан подтвердил, что против них действует какая‑ то магическая сила, но было ли это дело рук Папы Доди, он доказать не смог. Он также не знал, были ли это заклинания «вуду», или Белой, Черной или Темной магии. «Лоа» Алис тоже молчал по этому поводу. Когда работа в конце концов была завершена, все шестеро охотников, а также Марк с тремя бойцами – Мэттом, Сюзи и Бернаром – протиснулись в фургон. Остальные бойцы поедут отдельно и, подъехав к границам Французского квартала, объединятся с другими ячейками города. Огнестрельное оружие было тщательно спрятано, а охотники‑ саламанкийцы все, что нужно для рукопашного боя, как всегда, имели при себе.

Антонио не знал, как Марк связался с другими ячейками, но сейчас ему было не до этого, другие мысли одолевали. Он изо всех сил пытался подавить в себе жажду крови, сознавая, что в любой момент может преобразиться в натурального вампира, с горящими глазами и острыми, как бритва, клыками, готового наброситься на человека.

Отец Хуан тем временем, покинув дом Алис, ехал в сторону международного аэропорта Нового Орлеана имени Луи Армстронга; во всяком случае, он собирался подобраться к нему как можно ближе. Отец Гилберт отбыл так же тихо и незаметно, как прибыл, твердо оставаясь при своем мнении: в происходящие события ему вмешиваться нельзя.

Улицы Французского квартала, по которым должны были проходить парады, были перекрыты, транспорт туда не пускали. После нескольких быстрых вопросов на автозаправочной станции они выяснили, что парад, устраиваемый так называемым Клубом Крови, должен начаться в восточной части квартала, на Франклин‑ авеню. Марк постарался подогнать машину как можно ближе и свернул в узенький переулок, где находился покинутый жителями многоквартирный комплекс (таких здесь было довольно много), и небольшой отряд вышел из фургона. На кирпичной стене спреем была выведена надпись крупными буквами: «Вампиры, кровососы, убирайтесь к чертям, проклятые». Марк мрачно усмехнулся.

Было семь часов, обеим группам пора было разделиться. Задача Марка: убить как можно больше вампиров. Задача бойцов Саламанки: спасти Хеду Лейтнер. Совместная задача: существенно изменить ситуацию в городе.

– Bonne chance, [101] – пожелал Марк удачи Эрико и остальным охотникам.

Группа Марка планировала примерно в миле от этого места встретиться с еще одной ячейкой, действующей в городе. Остальные присоединятся к ним. На секунду сощурив глаза, он задержал взгляд на Антонио, перевел его на Скай, и черты его смягчились: в помощь бойцам Сопротивления колдунья творила заклинание.

– Наш удар отвлечет внимание от вас, – сказал Марк.

Он сделал глубокий вздох, и Антонио увидел на его лице решимость воина, идущего в смертельный бой. Это чувство было ему знакомо. Он сам когда‑ то был бойцом «маки» и каждую ночь знал, что судьба его находится в Божьих руках. Но операции, в которых он участвовал, по степени риска были неодинаковые. Возможность умереть порой становилась вероятностью. Марк и его товарищи сейчас шли на дело, где вероятность была весьма велика.

– Banzai, [102] – сказала Эрико, кланяясь и напутствуя четверку: Марка, Бернара, Сюзи и Мэтта.

Японцы традиционно преклоняются перед камикадзе, воинами, готовыми в любую минуту умереть за свое дело. Все четверо поклонились в ответ, и Марк ниже всех.

– За мной! – приказала Эрико своим бойцам.

По одному и разбившись на пары, чтобы не привлекать внимания, они двинулись вперед. На охотниках не было ни защитных жилетов, ни курток, ничего, что могло бы привлечь к ним праздное любопытство.

Ник рассказал, что теперешнее логово Авроры располагалось на Декатур‑ стрит, возле кафедрального собора. Как раз здесь будет проходить маршрут парада крюдюсанов, [103] и охотники должны добраться туда через полчаса после начала парада, в восемь часов.

Вье Карре – так по‑ французски называли Французский квартал – был украшен зелеными и фиолетовыми гирляндами, блестящими нитками бус и перьев, протянутых поперек улиц и вдоль балконов. Улицы были битком забиты толпами народу, многие в полуодетом виде – или в полуголом, это как посмотреть – одни в черной коже, другие в джинсах, рубашках, бейсболках, ковбойских шляпах. У многих пластмассовые стаканчики с пивом. А вверху, на балконах, полуголые женщины выставляют напоказ свои прелести, задирая и без того тоненькие майки и получая за свой стриптиз нитки золотистых бус.

Две телки, одна в рыжем, другая в фиолетовом парике, под одобрительные вопли и улюлюканье зевак исполняли танец живота прямо посреди толпы. Четверо мужиков в костюмах Санта‑ Клауса пустились с ними в пляс.

Но чувствовалось, что многое в этом веселье было аффектировано, натужно и неестественно, словно люди не веселятся от души, а выступают на сцене, участвуют в каком‑ то шоу. Улыбки на лицах нарисованы, все непрерывно и много пьют. Дженн вдруг увидела, что какая‑ то женщина отвернулась и заплакала. Мужчина обнял ее, склонился к ней, словно урезонивал в чем‑ то. Все еще всхлипывая, женщина вытерла слезы, взяла протянутое пиво и выпила его залпом.

Но другие, казалось, были искренне веселы и счастливы. Даже очень. В целом все было похоже на всеобщее безумие.

– Гляди‑ ка, – пробормотала Дженн.

Антонио посмотрел в ту сторону, куда она указывала. Вверху, на одном из балконов за толпой наблюдали четверо вооруженных до зубов, в шлемах и полном боевом снаряжении полицейских Нового Орлеана; на каменных лицах не было и тени улыбки. На другой стороне улицы, на расположенном прямо напротив балконе стояли еще трое, также экипированных и готовых к бою.

В общем, все верхние этажи раскрашенных во все цвета радуги кирпичных домов были забиты вооруженными силами правопорядка. И в каждой группе полицейских имелись специальные люди с видеокамерами и мобильными телефонами, которые снимали все, что происходит на улицах. И люди внизу знали это. Они смеялись, пили и веселились, но мало кто осмеливался поднять глаза и посмотреть вверх.

– Avestmces, – пробормотал Антонио. – Страусы.

– Как же мы будем работать в такой толпе? – спросила Дженн, прижав губы к его уху.

Он сразу отшатнулся, чувствуя, что снова вампирская сущность его лезет наружу. Повернувшись кругом, он нашел взглядом Скай, стоящую возле следующего дома.

– Давай за мной, – сказал он Дженн и, пробиваясь сквозь толпу, поспешил к колдунье.

Полупьяные пешеходы, глядя на него, переглядывались, смеялись, и подбадривали, другие поспешно глотали пиво и уступали дорогу. Ясно было, что они не понимают, настоящий он вампир или ряженый.

Антонио протолкался к Скай. Увидев его, она раскрыла рот, и он потряс головой.

– Послушай, можешь хоть что‑ нибудь сделать? Если люди Марка увидят меня в таком виде…

– Не знаю.

Она поводила руками и зашептала на каком‑ то древнем, незнакомом ему языке. Тело его расслабилось, но это тоже обеспокоило его: сейчас надо быть в состоянии готовности ко всему.

– Не сопротивляйся, – сказала она. – Вот так.

Клыки втянулись обратно. Жара в глазах он тоже больше не чувствовал.

– Ох, спасибо, век не забуду, – сказал он.

Рядом с ним откуда‑ то вынырнула Эрико. Она подняла брови.

– Схожу на разведку, – сказал он. – Проверю, кто у них там в логове.

Она едва заметно кивнула.

– Удачи, Антонио.

Голос ее звучал довольно сдержанно. Она все еще не доверяла ему.

Он повернулся и заметил в толпе Дженн. Она занималась прической, собирала рыжие кудри в пучок, чтобы подвязать хвостиком. Руки ее заметно дрожали. Сердце ее стучало так быстро, что он испугался: не дай Бог, с ней случится сердечный приступ. Антонио долго не мог оторвать от нее глаз. Возможно, он видит ее в последний раз.

– «Te amo, – думал он. – Я люблю тебя». Но не сказал этих слов вслух. Он уже чувствовал, что заклинание Скай слабеет, так силен был в нем инстинкт выпустить зверя из бездны своего существа.

Не отрывая от него взгляда, Дженн закусила губу и кивнула. Хотела ли и она сказать ему: «Я люблю тебя»? Возможно. Он никогда этого уже не узнает.

Оставив Эрико и Скай, он стал пробираться сквозь толпу. Холгар уже был возле следующего многоквартирного дома напротив. Антонио обернулся и увидел, что рядом с Дженн шагает Джеми. Его вдруг охватил приступ ревности.

Он посмотрел на номер следующего дома и двинулся через улицу. По узенькой улочке между креольским ресторанчиком и киоском с масленичными сувенирами удобнее всего было попасть в новое логово Авроры; по‑ видимому, она ничего не боялась и нахально расположилась в кирпичном здании, на котором висело объявление «Помещение готово для немедленного въезда».

Едва он ступил на мостовую, улица словно обезумела.

Дикая музыка и страшный грохот раскололи вечер на тысячи мелких осколков: на десятки голосов завывала каллиопа, [104] фальшиво и неблагозвучно. Оглушительные взрывы потрясли воздух, словно кто‑ то выпалил из десятка пушек, и на головы зрителей чуть не попадали яркие праздничные украшения; все, кто здесь был, закричали в один голос. Посередине улицы заклубились волны красного тумана; конные полицейские рысью тряслись по обеим сторонам разворачивающейся толпы и осаживали людей назад. Толпа в замешательстве повиновалась, большинство людей знали, как себя вести во время праздника: когда проходит парад, надо стоять на тротуаре.

Вдруг ожили десятки громкоговорителей:

– Мадам и месье, леди и джентльмены, настало время отпраздновать нашу Масленицу в настоящем вампирском стиле! Представляем вам «Krew du Sang», Клуб Крови!

И вдруг, словно материализовавшись из вечернего воздуха, прыгая и пританцовывая, в самой середине улицы зашагала шумная компания вампиров в гротескных масках, изображающих лица, искаженные отчаянной жаждой крови – их было не менее двадцати. Женщины были одеты в изысканные бальные платья традиционных фиолетовых и зеленых расцветок, мужчины в тщательно подобранные по цвету и покрою пиджаки с брюками, на головах у всех напудренные белые парики, как у придворных эпохи французской королевы восемнадцатого века Марии‑ Антуанетты. Они швыряли в толпу зрителей какие‑ то предметы, и многие наблюдали за этим, застыв от ужаса. Но верховые полицейские строго следили за порядком, и, делать нечего, публика натужно улыбалась, слышался даже чей‑ то смех, и руки словно сами тянулись к летящим в толпу бусам и побрякушкам – чаще всего это были нитки с нанизанными на них серебряными и золотыми вампирскими клыками. Антонио подобрал парочку и вдруг с ужасом понял, что это вовсе не вампирские клыки, а настоящие, обработанные специальным образом, заточенные под клыки человеческие зубы.

Потом появилась первая платформа, по сторонам которой вращались спирали алых роз с серебристыми полумесяцами; ее украшал плакат, на котором было написано: «И мы там были! »

На платформе воссоздавалась парижская бальная зала с подвешенными серебряными и хрустальными люстрами в стиле барокко. Мерцающим пламенем горели язычки свечей, и красный дым вился вокруг танцующих, одетых так же, как и вампиры, шагающие впереди. Под нежные звуки клавесина танцевали менуэт.

На следующем помосте был установлен замок – Антонио сразу признал в нем castillo в испанском стиле; перед замком стоял мужчина (не вампир), одетый в коричневый плащ с капюшоном. Еще один человек болтался на виселице, привязанный за руки, и ноги его едва касались земли – перекладина виселицы выступала из толстой колонны. Вокруг этой колонны были аккуратно уложены человеческие черепа.

Ах, если бы эти глупцы понимали, что черепа были самые настоящие.

Замок проплыл мимо, и за первыми двумя помостами показался грандиозный третий. На одном конце его вздымались небоскребы современного города из стекла и стали, на другом кирпичные здания Французского квартала с резными верандами – все вместе представляло Новый Орлеан в миниатюре. На верхушке самого высокого небоскреба, взметнувшегося вверх от основания помоста на целых шесть футов, сидела потрясающего вида вампирша в пурпурно‑ зеленом платье с глубоким вырезом; черные волосы ее были уложены в прическу, которая держалась с помощью пурпурных же гребней. Она улыбалась и швыряла в толпу бусы.

Это была сама Аврора.

Вампирша, чуть не убившая Дженн и выкравшая ее сестру. Смертельный враг его возлюбленной.

И сестра его по крови.

«Нет, – подумал он, и лицо его передернулось. – Мы оба вампиры, но это ничего не значит. Это все равно, что назвать близкими родственниками мою Дженн и Адольфа Гитлера – и только потому, что они оба люди».

– Добрый вечер, Новый Орлеан! – раздался, усиленный десятками громкоговорителей голос Авроры, продолжающей швырять в толпу позолоченные и посеребренные связки клыков.

У нее был явный испанский акцент. Так значит, она, как и его «крестный отец» Сержио, испанка… как и он сам.

Светят ли сейчас кроваво‑ красным светом глаза его? Или все еще действует заклинание Скай, и этого не видно? Сейчас он хотел, чтобы действие чар прекратилось… испуганное лицо и изумленно разинутый рот немолодой женщины в футболке с масленичной символикой и в пышной, полупрозрачной юбке сообщили ему, что его вампирская сущность ничем больше не прикрыта и видна всем.

Антонио слышал, как бьются сердца людей в толпе: с перебоями, то быстро, то медленно. Организм его уже не чувствовал разницы между крайним возбуждением и презренным страхом, адреналин есть адреналин; на лицах толпы проступило отчаянное, взвинченное выражение, так ведет себя сборище черни. Эти люди из кожи вон лезли, чтобы понравиться, показать, что им не страшно. Что они любят, что они обожают своих повелителей‑ вампиров.

Снова поднялся крик, и Антонио обернулся и снова посмотрел на помост. Из одного из небоскребов вышел мужчина в деловом костюме и присоединился к Авроре. Толпа приветствовала его криками.

Потом из здания в старинном стиле появился чернокожий мужчина в кафтане. Он был одет, как бокор вуду: на шее висело ожерелье из костей, на голове шляпа с пером. Неужели это Папа Доди, о котором говорила Алис? В руке он держал посох, увенчанный спиралевидными рогами, вокруг которых обвилась живая кобра. Рядом с ним выплясывал вампир в наряде барона Самди, бога смерти религии вуду – черный цилиндр, украшенный маленькими белыми черепами, костями и перьями, на лице белая маска в виде черепа. Одет он был во все черное, только перчатки белые, на груди ожерелье из человеческих костей.

Барон Самди – один из самых мрачных богов смерти, ему поклоняются и некоторые вампиры, ведь культов и религиозных обрядов у них не меньше, чем у людей. Рядом с ним стояла лоа Алис, Маман Бриджит, жена барона, в вуали, усеянной увядшими цветами. Значит, сегодня Бриджит тоже встала на сторону вампиров.

– Папа Доди! – крикнул кто‑ то из толпы. – Не может быть!

Бокор обернулся и стал всматриваться в толпу. Потом поднял посох с обвившейся вокруг него змеей и откинул голову назад. Он что‑ то крикнул на незнакомом языке. Кобра обвилась вокруг рогов посоха, задвигалась быстрее, и от нее пошел дым. Она извивалась и тряслась, а Папа Доди продолжал свой речитатив. Издалека послышался барабанный бой. Гадина на посохе содрогнулась.

Вдруг кобра выросла чуть ли не вдвое, потом втрое; она зашипела, высунув в сторону толпы хлещущий, раздвоенный язык. Толпа пришла в неистовый восторг, словно перед ними разворачивалось захватывающее представление, какое‑ нибудь безумное голливудское шоу со спецэффектами.

Магия. Вуду. Зло.

Били барабаны, исступленно, глухо, угрожающе. Близилось, вставало над городом что‑ то ужасное.

Помост проехал мимо. Сестры Дженн не было видно и следа. Дженн с любовью описала ему, как выглядит Хеда, в мельчайших подробностях, Антонио казалось, что он давно знает ее. Хватит смотреть на этот вампирский парад, он сыт им по горло.

Надо перейти улицу на другую сторону и проникнуть в логово Авроры до окончания парада. Но там полно полицейских, а толпу охватило еще большее безумие. Вокруг него бились волны человеческих тел, влекли его за собой. Люди кричали, визжали, свистели. Безумный калейдоскоп незнакомых, раскрашенных лиц. Костюм его был уже весь заляпан пивом.

– Эй, вампирчик, укуси меня! – воркующим голосом проговорила какая‑ то красотка в покрытом блестками лифчике и обвилась вокруг него руками. Но, посмотрев куда‑ то мимо него, вдруг завизжала.

– Смотри, смотри! – закричала она. – Она сейчас «обратит» нашего мэра!

Раздался взрыв криков и стонов, это был отчаянный вопль, оплакивающий поражение человечества, и сквозь багровый дым он увидел Аврору в ее полном хищном обличье: кроваво‑ красные глаза и острые клыки. Она схватила человека в деловом костюме за плечи и вонзила зубы ему в шею.

– Боже мой! – вскричала женщина, закрывая лицо. – Это ведь… о, Господи!

Не сводя с нее глаз, он усмехнулся.

– Этого ты хотела, да?

– Нет, – простонала она и зарыдала, – нет, ведь это же… это же…

– Если она не напоит его своей кровью, он будет спасен, – добавил Антонио.

Возможно, будет умерщвлен, но не «обращен».

Но в эту секунду Аврора протянула руку к кобре. Та бросилась на нее и вонзила клыки в ее пышную грудь, как раз над ее сердцем. Вампирша в экстазе взвыла.

Поддерживая мэра, чтоб он стоял на ногах, она взяла кобру за голову, чуть пониже клыков, и оторвала ее от себя. Из груди ее брызнула кровь. Папа Доди принял у нее змею, и она ткнула мэра лицом прямо себе в рану. Он встрепенулся и жадно стал сосать кровь.

Он сейчас опять оживет, Антонио знал это.

По щекам женщины катились слезы.

– Убирайся отсюда. Быстро, – приказал он ей.

И пошел дальше, в то время как людской поток мгновенно сменил направление. Люди бесновались, неистовствовали; он уже не видел ни Дженн, ни остальных своих товарищей. Охваченные жутким страхом, одни валили прямо на проезжую часть, другие им навстречу, но никто не понимал, куда он бежит и что делает.

Пробиваясь сквозь волны этого людского моря, Антонио пересек улицу.

Он молча обежал кирпичный дом с задней стороны, на ходу обдумывая, как поникнуть внутрь. Надо пройти через черный ход, вверх по внутренней лестнице, через красную дверь в дальнем конце внутреннего дворика. Войти, оценить обстановку и вернуться обратно.

До слуха доносились звуки обезумевшей улицы: вой сирен, свист, крики. Люди теряли человеческий облик, навсегда ли или под влиянием паники впавшей в неистовство черни, трудно было сказать.

И Антонио принял решение. Он не станет подвергать опасности Дженн и всех остальных. Он просто проникнет внутрь, схватит Хеду и бросится бежать, протыкая колом всякого, кто попадется на пути.

Лестницу он преодолел, перепрыгивая через четыре ступеньки – будучи вампиром, он умел почти летать. Сквозь застекленную крышу внутреннего дворика, уставленного большими черными урнами с увядшими растениями и незрячими греческими статуями, светила луна.

Вот и красная дверь. Надо как можно скорей пробраться внутрь, забрать Хеду и бежать, пока не взошло солнце. Он взлетел по ступенькам, секунду постоял в нерешительности и повернул ручку двери. И дверь легко подалась.

Они либо слишком беспечны, либо абсолютно уверены в своей власти над жителями города. Он вошел внутрь. Казалось, дом был совершенно пуст.

Действительно, как будто никого.

И Хеды тоже нигде нет.

Разъяренный океан напуганной до смерти человеческой толпы понес было Дженн за собой, но ей удалось пробиться назад; она стояла на месте, не отрывая взгляда от покинутого людьми многоэтажного дома. Дженн была как в бреду: все шло не по плану, Антонио не должен был идти туда один. Она с трудом стала пробиваться вперед, но приемы «крав маги» не работали против сотни людей одновременно, и ей пришлось довольствоваться тем, что она продвигалась вперед крайне медленно, дюйм за дюймом. Вдруг, футах в двадцати впереди, Дженн заметила подпрыгивающие косички «раста»; да, это Скай.

– Скай! – закричала она.

Колдунья ее не слышала. Но вдруг Скай подняла руку и стала пробиваться сквозь толпу к зданию. Дженн проследила направление ее взгляда и увидела Антонио. Он был один.

«Хеда, – подумала Дженн. – Где же Хеда? »

Она отчаянно стала расталкивать толпу, то блокируя чей‑ то кулак, то пробиваясь плечом, то опуская голову, как игрок профессионального американского футбола. Каждое ее усилие сопровождалось возмущенными криками и руганью, но она упорно продолжала пробиваться вперед и в результате пересекла улицу меньше чем через десять секунд после Скай. И Дженн, и ведьма, тяжело дыша, остановились перед Антонио; глаза его горели адским пламенем.

– Там ее нет, – сказал он. – И не было.

– Что? – закричала Дженн.

Он обнял обеих за талии и потащил в переулок, подальше от творящегося вокруг безумия. Шум стоял такой, что можно было оглохнуть. Под ботинками Дженн скрипел гравий. В лучах полумесяца блестели иссиня‑ черные волосы Антонио. Если бы он был человеком, он бы сейчас тяжело дышал.

– Человеком там и не пахнет. Ее отправили куда‑ то в другое место. Либо Ник нам все наврал, либо Аврора ему.

– Вот зараза, – сказала Скай, хлопнув себя ладонью по щеке. – Но где же она тогда?

– Боже мой, боже мой, – причитала Дженн. – Хеда, боже мой, Хеда!

– Дженн, – Антонио положил руки ей на плечи и слегка присел, чтобы заглянуть ей в глаза. – Послушай меня. Ты должна сейчас быть сильной. Держи себя в руках. Парад еще не кончился. Аврора пока одна, сестры твоей с ней нет. А значит, еще есть надежда.

– Нет, я уже ни на что не надеюсь, – сказала Дженн, и глубоко вздохнула. – Но ты прав. Нельзя расслабляться.

Она обернулась к Скай.

– Попробуй еще раз свой магический кристалл.

Скай промолчала. Дженн облизала губу и посмотрела на нее в упор.

– Это надо сделать, слышишь, Скай? Ты должна заставить его работать.

С недовольным лицом Скай полезла в карман и выудила небольшой прямоугольный кристалл.

– Нет, без толку, ведь я недавно пробовала, он не работал.

– Мы тогда были под землей. А с тех пор ты творила заклинания вуду, – напомнил ей Антонио. – Это открывает новые возможности. Да и я не переставал молиться за тебя.

– Надо только верить, – сказала Дженн.

Слово сорвалось с ее губ, когда она еще сама не успела осознать, что говорит.

– Дженн, и ты, Скай, закройте глаза и молитесь вместе со мной, – сказал Антонио.

Дженн все еще колебалась. У нее пока не хватало веры, она верила, конечно, но еще не совсем так, как верил Антонио. Но она все‑ таки закрыла глаза, не обращая внимания на текущие по щекам слезы. Время неумолимо отсчитывало секунду за секундой. Парад уходил все дальше по улицам Французского квартала, и маршрут его был неизвестен. И неизвестно было, не прячет ли Хеду кровожадная Аврора где‑ нибудь на одном из помостов.

– Аминь, – пробормотал Антонио, и все трое открыли глаза.

Скай посмотрела на кристалл и отрицательно покачала головой. Ничего нет.

– Una vez mas, – сказал Антонио. – Еще раз.

– У нас нет времени, – сказала Дженн, хватая кристалл и оглядываясь вокруг. – Господи, у нас совсем не осталось времени.

Антонио нежно взял ее за подбородок и заглянул в глаза. Она отдернула голову. Хватит с нее этих штучек.

– Закрой глаза, – попросил Антонио.

– Антонио, – взмолилась она. – Надо же что‑ то делать.

Ее все это уже стало раздражать, она вспомнила, что у них уже был такой разговор, еще в монастыре.

Ей отчаянно не хотелось бы, чтобы их снова постигла неудача, но она не знала, что делать, оставалось только наудачу бегать по Французскому кварталу, надеясь, что Скай узнает нужное здание. Да‑ да, другого выхода не было.

– Ш‑ ш‑ ш, – успокаивал ее Антонио. – Возьми себя в руки, ради Хеды.

Вконец расстроенная, напуганная, Дженн закрыла глаза.

«Господи боже, Великая Богиня, удача, судьба или что там еще, молю вас…»

Вдруг в памяти ее проступило лицо горячо любимого дедушки, папы Че. Она видела его совершенно отчетливо: спокойные темные глаза, веснушки на носу, кустистые брови, улыбка на губах.

«О, как я тебя любила! Я и сейчас тебя люблю, – думала она. – Я буду любить тебя до конца дней моих».

«Я стану тебе достойной сменой».

И тут что‑ то произошло. Что‑ то сдвинулось с места. Изменилось. Дженн чувствовала это как теплую дрожь, изнутри охватившую тело, словно кто‑ то дернул натянутую в нем струну. Она прозвенела и стихла.

– Есть! – вскрикнула Скай.

Дженн вздрогнула. Колдунья протягивала им кристалл, и они с Антонио заглянули в него. Дженн наклонилась ближе и, сощурившись, увидела какой‑ то дворик, а за ним здание с винтовой лестницей.

– Вот оно! – крикнула Скай.

Она повернулась направо. Кристалл затуманился. Налево. Кристалл снова просветлел.

– Бежим! – крикнула она.

– Сюда, за это здание, в переулок, – пробормотал Антонио, схватил за руки Дженн и Скай, и они бросились бежать.

В переулке было темно, хоть глаз выколи, но Дженн знала, что Антонио прекрасно видит, куда идти. Он тащил их за собой с огромной скоростью, и несколько раз она едва удержалась, чтобы не упасть. Он снизил скорость. Она еще крепче сжала его руку; то же самое сделала и Скай.

– Вон там, за лестницей, название улицы, – крикнула Скай. – Улица Святого Петра! А вот и номера: один, два, пять… дальше не разберу.

– Антонио, беги вперед! – закричала Дженн. – А мы за тобой.

Антонио отпустил руки обеих девушек и полетел, как летучая мышь в ад.

Меньше чем через минуту он оказался рядом с домом. Взлетел вверх по лестнице, сорвал дверь с петель и вбежал в дом, готовый убить хоть сотню своих сородичей ради спасения сестры Дженн.

Антонио оказался в восьмиугольной комнате со старинной мебелью. В воздухе стоял густой запах свежей крови.

Возле дальней стены стояла открытая клетка, на пороге ее лежала юная девушка, она лишь наполовину смогла выползти наружу. Да, это она, Хеда, сестра Дженн. Секунду он смотрел на нее, не отрываясь. Потом ярость охватила его.

Опоздали!

Она мертва.

Он склонился к ней, и смрад смерти заполнил его ноздри, густой, едкий и отвратительный. Он отпрянул назад и перекрестился.

– Ты правильно понял, я «обратила» ее, – промурлыкал голос у него за спиной. – Теперь я – ее «крестная мать».

Он резко повернулся и увидел Аврору, игриво обнажившую клыки.

– Кстати, кровь ее на вкус просто отвратительна. Она была уже при смерти. Но теперь она моя.

Антонио не нашелся что ответить.

– Ну, что, добро пожаловать к нам, предатель, – продолжала она, подвигаясь к нему ближе, словно плывя по воздуху. – Вампир, помогающий людям охотиться на нас. Давно я мечтала о встрече с тобой. А ведь твой «крестный отец» отзывается о тебе с большой теплотой, Антонио де ла Крус.

Антонио засвистел и с яростным криком бросился на нее.

Холгар наблюдал, как бойцы Сопротивления, скинув с себя масленичные маски с плащами, с автоматами наперевес бросились на идиотские помосты вампиров. Бернар, Мэтт, Эндрю и Марк смели с них вампиров и этого колдуна вуду, Папу Доди. Полиция с балконов открыла огонь прямо по толпе. С отчаянными криками люди заметались и стали разбегаться кто куда.

В одном из зданий вспыхнуло яркое пламя. Густые клубы дыма поднялись к небу.

Вампиры бежали с помостов, как крысы, сверкая кроваво‑ красными глазами и угрожающе обнажив клыки. Один из них, мужчина, схватил подвернувшуюся женщину и вонзил клыки ей в горло. Другой Проклятый бросился на какого‑ то толстяка и повалил его на колени. Кровь ручьями текла по лицу вампира.

Холгар, расшвыривая с дороги людей, пробивался в ту сторону, куда направились Антонио, Скай и Дженн. Он добрался до конца переулка и увидел Дженн и Скай. Антонио с ними не было.

– Улица Святого Петра, – выдохнула Скай, протягивая ему магический кристалл.

Холгар кивнул.

– Найдите Эрико и Джеми, – сказал он.

Приблизившись к месту, он пригнулся, как вдруг раздался яростный крик. Он узнал голос Антонио.

Холгар бросился к дому, взлетел вверх по ступенькам и влетел в открытую дверь.

Антонио держал за горло вампиршу, она злобно свистела и царапалась острыми когтями. Оба щелкали клыками, как два дерущихся волка.

Холгар выхватил из карманов колья и попытался приблизиться. Антонио и эта чертова баба двигались так быстро, что невозможно было уследить взглядом, кто из них где, не говоря уже о том, чтобы попасть колом: можно было промазать и убить Антонио.

Прыгая вокруг них, он орал от злости; вдруг оглушительная ругань сотрясла стены комнаты. В нее ворвалось с полудюжины вампиров. Он вонзил кол в грудь самого первого; на лице его изобразилось удивление, и он рассыпался в прах.

Эрико и Джеми в конце концов разыскали Дженн и Скай. Не говоря ни слова, Эрико схватила Дженн за руку и потащила за собой по улице. Кругом с криками бежали испуганные люди. Мимо проковыляла какая‑ то женщина с раной на голове. Контрапунктом вою сирен звучали автоматные очереди.

Джеми и Скай бежали вместе. Вдруг из толпы выскочил вампир с явным желанием напасть на Эрико.

– Ага, охотник! – с вызовом заорал он. – Ну‑ ка, поди сюда, охотничек…

– Отпусти руку, – сказала Дженн, и Эрико послушалась.

Дженн всего секунду смотрела, как Эрико достает из кармана штанов кол, принимает боевую стойку (ноги полусогнуты на ширине плеч), сразу побежала дальше.

Вот он, тот самый дом. У нее словно выросли крылья, она помчалась так быстро, как никогда еще в жизни не бегала. С грохотом взлетев по ступенькам, она ворвалась в дом одновременно со Скай и Джеми.

Аврора и Антонио продолжали борьбу, щелкая клыками; вокруг них с шипением и свистом бестолково толпились еще какие‑ то вампиры, и Антонио удалось улучить момент и вонзить кол в одного из них, стоявшего прямо у него за спиной. Проклятый рассыпался в прах.

Холгар был в самой гуще схватки, царапаясь когтями и кусая всех, кто попадался под руку.

В дальнем углу Дженн увидела сестру и, не обращая внимания на свалку в комнате, подбежала к ней.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы увидеть: горло Хеды разорвано, она лежит в луже крови. Глаза полуоткрыты.

В них не было ни единой искорки жизни – пока еще – но в глазах уже мерцал красноватый отблеск; губы были испачканы свежей кровью. Кровью вампира.

Она «обращена».

– Хеда, нет, не может быть, Хеда, это я во всем виновата! – зарыдала она.

Дженн упала перед сестрой на колени. Все поплыло у нее перед глазами. Хотелось кричать и плакать, умолять и рычать от ненависти, наносить удары и убивать… но, увы, уже было поздно.

Слишком поздно.

Тяжело дыша, она поднялась на ноги, достала кол и приготовилась вонзить его Хеде прямо в сердце. Вспомнилось вдруг, как они с сестрой гуляли по берегу моря; в ярко‑ розовом бикини Хеда пронзительно кричала, когда накатывалась волна и омывала ей ноги.

– Какая холодная! – кричала она.

– И акул здесь кишмя кишит, – весело кричала Дженн в ответ.

Встряхнувшись, Дженн вытерла слезы. Причитая и всхлипывая, она подняла руку с колом и резко опустила его…

…но Антонио успел перехватить ее руку, когда заточенному острию не хватило буквально миллиметра, чтобы пронзить грудь Хеды. За спиной Антонио на помощь дерущимся появились Эрико, Джеми и Скай. А за ними и Марк вместе с дюжиной своих бойцов, оказавшихся поблизости.

– Антонио, Антонио, я должна это сделать! – кричала Дженн, перекрывая шум. – Они превратили ее в вампира.

– Нет, не должна, – ответил Антонио, пытаясь вырвать из ее руки кол. – Я могу помочь ей. Я спасу ее.

А вокруг продолжался бой. Вампиры один за другим рассыпались в прах. Рядом с ней упал замертво молодой революционер, шея его была свернута на сторону, а остекленевшие глаза смотрели на нее, словно умоляли сделать что‑ нибудь.

«Вот оно, испытание», – подумала она, и мир вокруг нее накрыли холод и мрак. Она уже не слышала звуков боя, не видела ничего, кроме кола в своей руке и красных глаз Хеды.

«Я охотник, а она вампир».

Еще холодней.

Еще мрачнее.

Она не в силах этого сделать.

«Настал для тебя момент истины. Когда надо следовать своему призванию. Когда надо делать то, для чего ты была рождена».

– Я должна, – снова проговорила она, едва ворочая языком. – Нам нельзя рисковать.

– Ты уже рисковала, связавшись со мной, – стоял на своем Антонио. – Дай мне хотя бы попробовать, ради тебя и ради нее.

Дженн секунду пристально смотрела ему в глаза, сердце ее отчаянно боролось с разумом. Антонио был ранен: на лице его и на груди были глубокие, кровавые царапины и порезы. В плече зияла глубокая рана, нанесенная непонятно чем. Он весь дрожал, и до нее вдруг дошло, что он едва держится на ногах и может упасть. Она протянула к нему руки.

Неожиданно перед ней оказались Эрико с Марком, а между ними выскочил еще один вампир и рассыпался в прах. Марк обернулся, увидел клыки Антонио и с криком «Вампир! » бросился на него.

Антонио сейчас был слишком слаб, чтобы защищаться. Марк сбил его с ног, придавил коленом грудь и с размаху ударил колом. Острый конец его глубоко вошел в плоть Антонио, но прошел мимо сердца. Эрико врезалась в Марка всем корпусом и, с диким воем падая вместе с ним, отбросила его в другой конец комнаты. Потом схватила его за голову и с силой ударила об пол.

– Но он же вампир! – взвизгнул Марк; ему было очень больно. – Ты должна убить его! А не путаться под ногами!

– Попробуй только тронуть его хоть пальцем, – проговорила Эрико, доставая кол и угрожая им Марку.

– Прекратите! – закричала Дженн. – Марк, он на нашей стороне, он всегда был с нами!

Но убедить Марка было не так‑ то просто. Он снова бросился вперед, и Эрико нанесла ему мощный удар в голову. И еще один. Потом размахнулась колом, направив острие ему в грудь.

Дженн вскочила на нрги и схватила Эрико за пояс.

– Эрико, перестань, – крикнула она ей в ухо, – ты убьешь его. Он же человек, он наш, хватит!

Эрико неожиданно опустила кол и сделала шаг назад, а Марк кое‑ как встал на ноги, испуганно глядя на нее. Они стояли друг против друга, тяжело дыша и расставив ноги, в глазах обоих горела жажда убийства.

– Эрико, – раздался крик Холгара из другого конца комнаты. – Давай сюда, без тебя не справиться!

Эрико поспешила к нему. Марк недоуменно переводил взгляд с Антонио на Дженн, и обратно.

– Он всегда был такой?

– Да.

– Merde, – сплюнул он. – Значит, вы все время дурили нам голову!

– Если б сказали правду, жди от вас тогда помощи…

Марк секунду смотрел ей прямо в глаза.

– Пожалуй.

Дженн пожала плечами.

– Жаль, что с твоей сестрой вот так… – процедил Марк, не закончил и снова бросился в драку.

Но в голосе его было столько злобы, что она невольно отступила назад, словно он ударил ее.

Эрико, должно быть, что‑ то успела сказать Холгару, потому что через минуту он возник рядом с Дженн. Антонио как раз безуспешно пытался подняться на ноги. Из ран на лице и шее вампира сильно текла кровь, из груди торчал кол Марка; удар пришелся довольно далеко от сердца, но вокруг него пузырилась и капала на пол кровь.

– Чего‑ нибудь требуется? – спросил Холгар.

Она откинула назад окровавленные волосы и тыльной стороной ладони вытерла нос.

– Надо вынести отсюда Антонио.

– И сестру Дженн тоже, – проскрежетал Антонио.

– А как Аврора, мертва?

Холгар покачал головой.

– Удрала. Ранила Антонио колом в плечо и смылась, никто не успел ее сцапать.

Оборотень перекинул Хеду через плечо и помог Антонио встать на ноги. Они кое‑ как пробились к входной двери. Схватка вылилась на улицу вокруг дома, всюду слышались злобные крики разъяренных жителей города.

Они кое‑ как спустились по лестнице, и нашли на улице Джеми, Эрико и Марка, зажавших в кольцо двух вампиров. Двумя неуловимыми движениями кола Эрико уложила обоих.

Все трое обернулись и увидели Дженн, Холгара и Антонио.

Но к ним уже с воем мчались полицейские машины. А над головой тарахтел пропеллер – это завис вертолет, давая им понять, что воздушное пространство тоже захвачено приспешниками вампиров.

Из дома выбежала Скай и вдруг, скользя подошвами по тротуару, остановилась рядом с Дженн. Она пристально всматривалась во что‑ то у себя под ногами. Дженн тоже опустила глаза и увидела на брусчатке рисунок мелом. Чудовище с сердечком в зубах, точь в точь такое же, как и на татуировке Скай, которую она однажды видела в душе. Посередине сердечка стояли буквы: «Е + S».

– Бегите отсюда, пока не поздно! – заорал Марк, перекрывая шум вертолета и стараясь привлечь внимание Дженн к приближающейся опасности.

– Да ладно тебе, – протянула Эрико.

– Ничего не «да ладно», смотри, мы окружены, – огрызнулся он. – Все из‑ за вас и вашего чертова вампира, – он ухмыльнулся какой‑ то безумно‑ напыщенной улыбкой. – Вы, ребята, все чокнутые, fou! [105]

Дженн подняла голову и огляделась. Изо всех домов валил народ с крестами и деревяшками в руках – обломками стульев, выдранными балясинами и ножками столов. Улицы заполнялись уже не перепуганными насмерть, несчастными жертвами, обезумевшей от страха чернью, а готовыми вступить в бой воинами.

«Это сделали мы, началась революция, это наша заслуга», – подумала она, и глаза ее наполнились слезами.

Но тут она опустила глаза и увидела неподвижное, однако не мертвое лицо сестры.

«Но мне от этого не легче…» – думала она с горечью.

ГЛАВА 19

Эту тетрадку дал мне мой учитель, отец Хуан, в тот день, когда мы вернулись из Нового Орлеана. Он сказал, что я должна все записать, все, как было на самом деле, вспомнить мельчайшие подробности, чтобы снова пережить и преодолеть свое горе и тем самым обогатить свой опыт. Он сказал, что мы живем в мрачные времена, но грядут времена еще мрачнее.

Он оказался прав.

И я оказалась права, когда на первой странице написала первую строчку, в которой…

Из дневника Дженн Лейтнер

Мадрид

Отец Хуан

Выйдя из здания аэропорта в Мадриде, отец Хуан сразу понял, насколько серьезен был повод, по которому его вызвали на родину. За рулем «Мерседеса» с тонированными стеклами, ожидающего его у тротуара, сидел сам епископ Академии Диего.

Хуан сел в машину, и Диего сразу же тронулся и быстро набрал скорость. Хуан не мог не обратить внимания, что старший товарищ его одет в цивильное платье, да и вообще, во внешности его не было и намека на то, что он имеет отношение к церкви.

– Наших охотников обвиняют в том, что они упустили вирус, – сказал Диего без всяких предисловий.

Отец Хуан хмыкнул.

– Этот вирус все равно не работал.

Машина уже мчалась в потоке других машин, запрудивших улицу.

– Да, мы это знаем, знают и они, и тем не менее раскручивают этот факт. А еще они предали гласности драку в самолете.

– Что тут у вас творится? – резко спросил отец Хуан, и предательский страх мурашками пополз у него по спине.

– Правительство подняло вопрос о том, чтобы объявить охотников вне закона.

– Вы шутите, – сказал отец Хуан; самые кошмарные его опасения обретали реальность.

– И не думаю.

– Интересно, как можно разумно объяснить такое решение? Охотники прекрасно справляются со своей работой. Они убивают вампиров там, где военные совершенно беспомощны. И выходит, только они стоят между народом и силами мрака.

– Вы сами не знаете, какую важную мысль вы сейчас высказали, друг мой, – серьезным тоном отозвался Диего.

Встревоженное лицо его прорезали глубокие борозды, вокруг глаз были темные круги. Со времени их последней встречи он сильно постарел.

– Они стали слишком популярны в народе, – продолжил он. – Испанцы видят в них своих спасителей, делающих для народа то, на что не способно правительство.

– Следовательно, они представляют угрозу для правительства? – задал риторический вопрос Хуан, пытаясь осмыслить ситуацию.

Диего кивнул.

– В нынешних условиях, когда Испания делает шаги навстречу вампирам, это действительно так.

– Hostia! [106] – Хуан всадил кулак в стенку машины.

На отца Хуана это было не похоже, много лет уже он демонстрировал сдержанность, ругаться так священнику было не к лицу.

– Они знали, что у нас ничего не выйдет. На это и рассчитывали. Знали, что вирус не работает, но не могли в этом признаться. Им надо было найти козла отпущения. Чтобы укрепить свою власть, им нужен враг, с которым они могут справиться.

– Охотники, – тихо сказал Диего.

– Да, охотники. Черт меня подери, мы же искали в наших рядах слабое звено, предателя, – сказал Хуан, глядя в окно машины.

Вот она, Испания, его Испания, в которой он живет так долго, дольше, чем можно себе представить. Страна, которую он должен защищать.

И нате вам, он терпит неудачу.

– Предатель – наше правительство, которое палец о палец не ударило, чтобы противостоять вампирам. Каждый военный, каждый, состоящий на жалованье в правительстве, каждый чиновник – все они видели нашу работу и предавали нас при каждом удобном случае.

Хуан закрыл глаза. Как мог он быть так слеп?

– Должно быть, их больше привлекает перспектива прекратить тайную войну, чем продолжать борьбу на стороне проигравших, – размышлял вслух Диего.

– Но не могут же они сделать это, просто щелкнув пальцами. Им нужен новый враг, чтобы предъявить его народу и сказать: вот тот, по чьей вине вы страдаете.

– Dios.

– Этого нельзя допустить, – проговорил Хуан сквозь зубы.

– Ума не приложу, что может сделать Церковь, чтобы убедить испанское правительство. Но будьте уверены, пока Академия принадлежит и контролируется церковью, мы станем и дальше продолжать поддерживать наших охотников и готовить новых.

Надежда вспыхнула в груди Хуана, но пламя ее было слабым.

– Надолго ли это?

Хуан повернул голову к Диего, но тот смотрел на дорогу, избегая его взгляда. До обоих уже не один месяц доходили слухи и сплетни о том, что внутри самой церкви существует течение, представители которого желали бы заключить с вампирами соглашение. Отвратительно, немыслимо, страшно, и тем не менее это была правда.

– Пока бьются наши сердца, – поклялся Диего, оторвал правую руку от руля и перекрестился.

Хуан сделал то же самое.

– Аминь, – сказал он.

– Мне нужна ваша помощь; необходимо обратиться к нашим студентам. Надо найти слова, чтобы объяснить им ситуацию; они должны быть готовы ко всему.

– Разумеется, – едва слышно проговорил Хуан; все, что он услышал, тяжким грузом легло на его и без того усталые плечи. – А мне нужна ваша, когда я сообщу все своим охотникам. Если, конечно, они вернутся.

– Кажется, вы чем‑ то встревожены.

Хуан откинул голову на спинку сиденья, представив себе своих драчливых подопечных. Он уже скучал по ним. И надеялся, что все они живы.

– Прекрасные ребята. Этот отряд сформирован как раз вовремя, но я никак не могу объяснить им это. Я даже не могу заставить их работать вместе без постоянных пререканий и ссор друг с другом.

– В Церкви то же самое, да и во всем остальном мире тоже, – сказал Диего, горько усмехаясь.

– В движении Сопротивления Нового Орлеана совершенный бардак, но, слава богу, есть еще люди, которые желают сражаться и умирать за правое дело.

– А надо, чтобы их стало больше, и не только в Америке, – задумчиво произнес Диего.

– Знаю. Теперь, когда Испания стоит на коленях, организованной войны мы не ведем; ее ведут только подпольщики, Сопротивление, только они дерутся за нашу свободу. Люди живут в страхе и если что‑ то делают, то от отчаяния; это все, что у нас осталось, – сказал Хуан.

– Вот это и должно быть нашей отправной точкой, – отозвался Диего.

Саламанка

Отец Хуан, Холгар, Скай, Дженн, Антонио, Эрико и Джеми

Дженн лежала на своей кровати, смотрела в потолок и вдыхала знакомые запахи Академии. По прибытии им сообщили, что отец Хуан назначил всем встречу утром; охотников разослали по своим комнатам, чтобы они как следует выспались. То есть всех, кроме Холгара. Приближалось полнолуние, и Дженн втайне была благодарна судьбе, что они прибыли в Саламанку за два часа до наступления ночи. Она знала, что на время своего превращения он заперся где‑ то один. Ей очень не хотелось этого видеть.

Хеду куда‑ то увезли, этим занялся Антонио и один из священников, а куда именно, ей не сказали. Для того чтобы «новообращенный» вампир очнулся, обычно требовалось двадцать четыре часа, то есть полные сутки, день и ночь. Иногда немного дольше, но меньше, чем сутки, – никогда.

Из Французского квартала они вырвались в фургоне Марка и по шоссе 1–10 помчались на запад, надеясь успеть на ближайший рейс до Мадрида. Вдруг впереди, в ослепительно ярком свете солнца, показался человек в черном костюме, стоящий перед автомобилем черного цвета и без номеров, перекрывшим их линию движения; человек поднял вверх руку, приказывая им остановиться. Глаза его скрывались за темными очками, а на отвороте пиджака красовался маленький черный иерусалимский крест.

– Вас ожидает частный реактивный самолет, – сказал он. – Его прислал за вами отец Хуан. Следуйте за мной.

Они так и сделали, и в аэропорту, минуя таможню и охрану, он провел их на взлетное поле. На бетонной площадке их ожидал небольшой реактивный самолет. Эрико, а за ней Джеми, Скай и Холгар по закрытому трапу поднялись на самолет.

Дженн сидела рядом с Антонио, закутанным с ног до головы от солнца; выбравшись вслед за ними, она увидела человека, который придерживал открытой дверцу автомобиля. В солнцезащитных очках его отражалось ее лицо.

– Вы знакомы с Грегом? – спросила она, имея в виду человека, который разговаривал с бабушкой на похоронах папы Че.

Лицо его осталось непроницаемым.

– Это распространенное имя, – ответил он. – Советую вам поторопиться. Чтобы это случилось, нам пришлось нажать на кое‑ какие пружины.

Оказавшись на борту самолета, они обнаружили, что все иллюминаторы затемнены. Солнце лишь слегка подпалило Антонио, который, обогнав Холгара, несшего Хеду, за долю секунды преодолел расстояние от машины до самолета.

Как только они взлетели, началось. Посыпались взаимные обвинения и не менее горячие и тяжелые контробвинения. Джеми был в ярости, что они притащили с собой ее только что «обращенную» сестру, и в глубине души она не винила его в этом. Будь это не Хеда, а его сестра или чья‑ то еще, она бы испытывала точно такие же чувства.

Холгар вступился и попытался примирить всех, и Джеми ударил его. Эрико и Скай разняли их, растащив каждая своего партнера в стороны.

Все время полета Антонио не разговаривал с Дженн и не смотрел в ее сторону. Склонившись над неподвижным телом Хеды, он молился.

В Испании самолет приземлился также на частную взлетную полосу, где их уже поджидал лимузин, доставивший всех в университет.

Мысли Дженн словно заморозились в тот момент, когда она поняла, что сестра ее «обращена», когда сжала в руке кол и собиралась сделать то, что должно, а Антонио остановил ее. Почему он это сделал? Неужели из любви к ней? Или считал, что, спасая от гибели еще одного Проклятого, он получит хоть какое‑ то искупление?

Слишком много вопросов и ни одного ответа. Дженн надеялась, что сможет хотя бы поговорить с отцом Хуаном и узнать, почему он так спешно покинул Новый Орлеан. Наверняка что‑ то случилось, но вот что именно? Неужели все было так плохо, что ему пришлось бросить их накануне сражения?

«Он не бросил нас», – строго поправила она себя, поворачиваясь на бок, чтобы видеть дверь комнаты. В детстве она не могла заснуть за закрытой дверью, боялась, что там притаилось какое‑ то чудовище. А теперь засыпала только тогда, когда дверь была закрыта на ключ, потому что своими глазами видела возле своей двери лица чудовищ.

«Ия знаю их поименно», – думала она, погружаясь в сон. Но тут заверещал мобильник. Пришло сообщение. Она достала его и открыла крышку. Сообщение содержало одно‑ единственное слово: «Монтана»; [107] ни времени отправления, ни сведений об отправителе.

Она долго смотрела на экран. Штат Монтана называли «Страной Большого Неба». Людей там проживало мало, вампиров, как ей казалось, и того меньше. Верная своему слову, бабушка взяла маму в охапку и убралась подальше от опасности, а теперь вот послала ей сообщение о том, где их искать.

* * *

Скай еще раз проверила замки; Холгар наблюдал за ее действиями изнутри клетки. Размышляя о Хеде, которую вампиры тоже посадили в клетку, как животное, она не могла отделаться от тяжелого чувства.

А вот Холгар и был настоящее животное. Во всяком случае, бывал таким время от времени. Когда он ей улыбался, улыбка его казалась такой теплой, что хотелось смеяться. Вот только глаза его всегда оставались печальны. Она знала, что у него на сердце какая‑ то темная тайна, но он этой тайной ни с кем не делился. И это было нормально. Она тоже ни с кем не делилась своими тайнами. И Джеми, и Антонио, и Дженн – все они несли в себе каждый свою боль с гордостью и достоинством, словно шрамы, оставшиеся от полученных в бою ран. Эрико просто не позволяла себе никаких сантиментов. А вот Скай и Холгар таили свою боль глубоко в душе, и никто ее не видел.

– Что ты ходишь, как в воду опущенная, перестань, min lille heks, – сказал Холгар. – Всего одна ночь. Так же гораздо лучше будет. Безопаснее.

– Интересно, для кого? – прошептала Скай.

– Для всех нас, – сказал он, заглядывая в ее глаза.

Он знал, что говорит. Он серьезно верил, что предохраняет от опасности не только товарищей, но и себя самого. Может, это и так. Но нынче ночью мог бы позаботиться о дополнительной безопасности, она была уверена в этом.

– Доброй ночи, – тихо сказала Скай и вышла из комнаты.

Она закрыла за собой дверь и произнесла магическое заклинание, чтобы создать барьер, который помешает любому до самого утра войти в комнату. Неприятно было делать это, но она боялась Джеми, мало ли что взбредет ему в голову. Он все еще злился, а Холгар в обличье волка олицетворял для него все, что он ненавидел.

– Да хранит тебя Великая Богиня, Холгар, – прошептала она, направляясь к своей комнате.

Войдя в нее и закрыв за собой дверь, Скай начертила на полу круг. Обычно для совершения ритуалов она предпочитала свежий воздух и деревья вокруг, и чтобы под ногами ощущалась плоть живой земли, а над головой светила луна. Но только не сегодня. Вокруг нее так и вились, так и роились темные силы, и она не вполне была уверена в том, что в темноте, за стенами здания, ее уже кто‑ то или что‑ то не поджидает.

В памяти всплыло лицо Эстефана, и Скай содрогнулась.

Она открыла сундук и достала свои профессиональные орудия и инструменты. Надо очистить сознание от наполнявшего его мрака и разорвать оковы, которые, казалось, мешают ей, сбивая ее колдовские действия и направляя их не туда, куда нужно.

– Сегодня ночью это закончится, – прошептала она в темноту и прислушалась, не будет ли ей ответа.

Холгар видел, что Скай уходит в смешанных чувствах. Очень хорошо, что она ушла, хотя ему этого не хотелось. Никто еще из его новой стаи не видел, как он превращается в волка. Из них один отец Хуан был этому свидетелем. И пока ему не очень хотелось, чтобы кто‑ нибудь это увидел.

Но вот что поразительно: становясь волком, он отчаянно тосковал по своим товарищам. В нем просыпалась волчья натура, сильная, свирепая и отчаянно нуждающаяся в общении. Он буквально задыхался от одиночества, и это происходило каждый месяц, с тех пор как он покинул родной дом и отправился учиться на охотника. Ему было непереносимо больно, так больно, что он не выдерживал, вой оглашал стены академии. Первые несколько месяцев он едва выдерживал, чтоб не сбежать после каждого превращения, убежденный в том, что не сможет больше выдержать боли одиночества.

«Останься, Скай, хотя бы на этот раз», – думал он.

Может быть, когда‑ нибудь он попросит ее, когда будет уверен в том, что она сможет вынести это зрелище. Он терпеть не мог принимать пищу один, но это не шло ни в какое сравнение с мукой одиночества во время превращения.

Три раза с ним оставался отец Хуан, и тогда он гораздо легче перенес весь процесс. Но священник прекрасно знал, что такое Холгар. Всех же остальных Холгар легко обвел вокруг пальца, и они считали его отличным парнем. Они не понимали по‑ настоящему в его натуре силы зверя, поэтому нельзя было позволить им быть свидетелями того, что с ним происходит в ночь полнолуния.

Вдруг сердце его застучало чаще, и пот покатил с него градом, словно поднялась высокая температура. Это луна звала своего блудного сына, и он обязан был ответить ей. У него нет выбора, он должен отвечать.

Тело Холгара принимало иной облик, и он завыл, это была его песня луне, песня, в которой он молил ее дать ему супругу.

Волчий вой вдруг разбудил Эрико от глубокого сна, в котором не было сновидений, один беспощадный мрак. В голове стучало, кровь гулкими ударами билась в уши. Рука, которую она подложила под себя, затекла, но когда Эрико попыталась повернуться на другой бок, все тело, словно пламенем, охватила боль.

Она охнула и осталась неподвижна, надеясь, что боль пройдет сама собой. Перенапряженные мышцы сводило судорогой в попытках самоисцеления: таково было побочное действие эликсира. Во время боя кости на руке у нее были сломаны в пяти местах, но уже почти срослись. Левая стопа чудовищно распухла и представляла собой сплошной синяк: растяжение связок. Лучше бы уж сломала. Эрико знала по опыту, очень болезненному и неприятному, что растяжение заживает на пять минут дольше, чем перелом, и получить его потом на этом же месте гораздо легче.

Снова послышался волчий вой; было такое чувство, словно в голове поднялся грохот, череп раскалывался изнутри.

– Ну почему никто не пристрелит этого волка? – простонала она.

Но уже через секунду она пожалела о сказанном, поскольку поняла, что этот волк, скорей всего, Холгар.

Холгар. Прекрасный, удивительный боец, один из самых сильных членов отряда. Ах, как хорошо бы было, если б они с Джеми не грызлись постоянно. Так тяжело вечно удерживать их от того, чтоб они не поубивали друг друга.

«А я что, лучше, что ли, ведь чуть не убила человека», – подумала она.

Она снова пережила весь тот ужас и возблагодарила всех возможных богов, которые слышали ее, за то, что она смогла остановиться. Эрико прекрасно понимала, что в следующий раз может не повезти.

Она протянула руку, взяла две таблетки болеутоляющего, сунула в рот и проглотила. Эрико уже твердо решила, что утром поговорит с отцом Хуаном: ей надо обратиться к врачу. Пусть выпишет лекарство посильней, чтобы справиться с этой болью. Совсем выбившись из сил, стараясь не шевелить рукой, она снова погрузилась в сон.

Как зверь в клетке, Джеми мерил шагами комнату. Обычно после операции проблем со сном у него не было, но теперь кровь кипела, когда он вспоминал недавние события. Нет, надо немедленно идти к отцу Хуану, разбудить его и потребовать, чтобы он принял меры, причем срочно, относительно Хеды, относительно своего любимчика‑ вампира, а также этого проклятого волка, который воет сейчас где‑ то неподалеку.

Джеми подошел к сундуку, достал свои орудия и полуразобранный пистолет. Его дед сделал их по‑ старинке, вручную, и обучил этому Джеми. Он медленно вздохнул и принялся за работу.

«Аврора знает моего „крестного отца“. Неужели это Серджио послал ее поймать меня? Кто она такая, и чего она хочет? »

Размышляя об этом, Антонио наблюдал за неподвижно лежащей перед ним Хедой. Скоро она очнется, у нее начнется новая жизнь, она встанет уже не человеком, а вампиром… он не хотел пропустить первое трепетное мгновение ее пробуждения. Он должен помочь ей, спасти ее ради Дженн.

«И не только ради Дженн».

Если он сможет помочь Хеде противостоять злому началу, победить его в себе, то он, Антонио, будет не один такой на земле, их будет двое, два вампира, которые способны держать в узде свои темные страсти.

«А в Новом Орлеане ты мог держать их в узде? » – издевался над ним внутренний голос.

Вот этого‑ то он и боялся. Годами он дурачил себя мыслями о том, что надо быть лишь добреньким, преданным Богу, и тогда все пойдет как по маслу.

Теперь он понимал, что это чушь собачья. Не пойдет как по маслу, потому что неважно, как сильно он раскаивался, сколько народу спас, как усердно молился и хорошо учился, потому что все равно он – Проклятый и таким будет всегда.

У него все равно не было никаких шансов зажить нормальной жизнью, любить, умереть и даже попасть после смерти куда‑ нибудь еще, кроме ада.

Вот что пугало его, ведь он почему‑ то всегда верил, что когда‑ нибудь этот кошмар прекратится. Он вдруг очнется и обнаружит, что Бог улыбнулся ему, и он снова может ходить под солнцем, есть нормальную пищу, целовать Дженн, не думая о том, что может убить ее. Или это сам Сатана нашептывал ему на ухо, искушая его?

– Господи, – стонал он, склоняясь над телом Хеды, – помоги мне!

Отец Хуан сидел в своем кабинете, озадаченно думал о том, как его охотникам удалось добраться до дому. Он ожидал сообщения, где говорилось бы, каким рейсом они летят обратно, но ничего не получил. И теперь вот они явились, как снег на голову, и рассказали ночному охраннику какую‑ то байку про человека в солнцезащитных очках и про частный самолет.

Он не посылал за ними никакого самолета. Наверное, у них больше друзей и союзников, чем он думал. А возможно, здесь таится какой‑ то подвох. И этот подвох напрямую связан с Авророй.

В Новом Орлеане отряду нужна была только победа. Но вместо того чтобы теснее сплотиться, в отряде произошел глубокий раскол. А теперь еще головная боль, связанная с планами правительства, еще один вампир, которого они приютили под своей крышей, и эти неизвестно откуда взявшиеся люди, которые помогли им с самолетом; голова идет кругом, хватит ли сил сохранить единство отряда, неизвестно.

Было раннее утро. Охотники, должно быть, еще спят. Ему бы тоже надо выспаться, но пришло сообщение. Он разжал пальцы, листочек бумаги порхнул и улегся на стол; на душе было тяжело. Новости из Штатов, как и ожидалась, пришли нехорошие.

«Господи, за что? Ты же знаешь, что им нужна была победа, она сплотила бы их, показала бы, на что они способны, была бы для них примером».

И тем не менее ничего не изменилось.

Дженн все никак не может признать, что она способный, талантливый боец, отказывается взять на себя ответственность и занять по праву принадлежащее ей место в отряде. Он позволил ей отправиться в Америку, надеясь, что эта поездка укрепит в ней уверенность в себе, что она найдет в себе мужество, так нужное ей для того, чтобы добиться авторитета, с которым нужно считаться. Он бросал руны, читал десятки молитв и знал, что самой судьбой ей предназначено отправиться туда. Ради этого стоило пожертвовать Хедой, иначе все они были обречены. А вот теперь Хеда – вампир, и чего теперь ждать от Дженн, он не знал.

Антонио стал совсем дерганый, и это еще один повод для тревоги. Отец Хуан не препятствовал его отношениям с Дженн. В этой любви таилась удивительная, поистине божественная мощь. Как не сравнить это чувство с любовью самого Бога? Но и здесь подстерегала опасность, и свидетельством тому все более странное поведение Антонио. Вампир стал нерегулярно утолять свою жажду крови, и это не могло не беспокоить отца Хуана. Вынужденный пост не приведет ни к чему хорошему: вампир может сорваться, и тогда его ничем не удержать. Учитель боялся, что Антонио набросится на Дженн или на Джеми, на нее, скорей всего, ненамеренно, а уж на него наверняка сознательно.

Отец Хуан прижал пальцы к вискам. Джеми… С Джеми еще одна проблема – это готовая в любую минуту взорваться бочка с порохом. Он отговорил Джеми возвращаться в родную Ирландию не потому, что отряд нуждался в нем, но потому что сам Джеми нуждался в своих товарищах. Предоставленный самому себе в Белфасте, уже через неделю он бы погиб. Боец он искусный, отчаянный, но совершенно не способен скрывать и сдерживать свои чувства и мысли, ведет себя вызывающе и дерзко, пускай хоть весь мир ополчится на него, угрожая смертью.

И в довершение всего, у Эрико напрочь отсутствуют качества лидера, Холгар никому не доверяет, а Скай не способна исполнить ни единого, даже самого элементарного, наступательного, агрессивного заклинания.

После выпускного испытания эликсир достался Эрико. Такова была традиция, его вручали лучшему студенту, а она была, без сомнения, лучшей. Остальные, не исключая и Дженн, посчитали, что это означает одно: Эрико наделяется командирскими функциями. Но отец Хуан был далеко в этом не уверен, хотя надеялся, что динамика отношений в отряде приведет к тому, что все в свое время утрясется, и вожак выявится сам собой.

Отец Хуан вздохнул. Этот отряд был для него сплошная головная боль, но в кое‑ каких других отрядах было еще хуже. Зазвонил телефон, он нажал кнопку ответа.

– Димитрий на связи.

Он сразу узнал этот голос и пропустил мимо ушей это вымышленное имя.

– Как поездка?

– Ужасно. Привез с собой всю семью, даже двоюродных.

– Все хорошо играют?

– Играли.

По голосу отец Хуан сразу понял, что отряды рабби, с которым он сейчас был на связи, во время совместной операции в России уничтожены.

– Вышлю посылку с гуманитарной помощью, – прошептал он.

– Da, – по‑ русски отозвался голос на другом конце.

Отец Хуан закончил разговор и склонил голову в молитве. Два отряда охотников отправились сражаться, и вот теперь все, как один, погибли. То, что сейчас происходит в России, терпеть больше нельзя. Повелителя вампиров в этой стране надо во что бы то ни стало остановить. Придется послать туда своих ребят, даже если они еще не очень готовы.

Стук в дверь заставил его поднять голову. На пороге стоял Холгар в своей обычной мешковатой одежде. В окно уже били первые лучи восходящего солнца. Отец Хуан поднял на него удивленные глаза. Из всех членов отряда с Холгаром он проводил меньше всего времени.

Оборотень робко смотрел на своего учителя. В своем волчьем обличье он стоял бы перед ним, поджав хвост.

– Что случилось, Холгар?

– Сегодня ночью было полнолуние.

– Да, ну и что?

– Кажется, я выбрался из клетки.

Заботясь о безопасности остальных, Холгар сам настоял на том, чтобы в ночь полнолуния его запирали в клетку. В волчьем облике оборотни не вполне способны контролировать свои поступки. У них это проявляется по‑ разному, на это влияют и внешние факторы, включая сон, голод, стресс и окружающую обстановку.

– Ты все хорошо помнишь?

Холгар покачал головой.

– Nej. Но у меня дурное предчувствие.

– Почему?

Моргая, юный датчанин переступил с ноги на ногу и сжал губы.

– Я очнулся рядом с тушей оленя, которому перед этим вспорол брюхо.

Ну, это еще не так страшно. Однако отец Хуан чувствовал, что Холгар сказал еще далеко не все. Священник знаком с подобными вещами.

– Ну, и?

– Там не было головы.

– И что, по‑ твоему, ты с ней сделал? – недоверчиво спросил отец Хуан.

Он еще не слышал о том, чтобы оборотни отрывали у кого‑ нибудь голову и прятали ее в другое место. Волкам такое поведение не свойственно. А это означало, что, если Холгар сделал это, в этом следует винить его человеческую сущность.

– Не знаю, – прошептал Холгар.

Вдруг оба услышали, как хлопнула дверь и кто‑ то пробежал по коридору.

– Холгар! – раздался крик; это Джеми орал во всю мощь своих легких.

Отец Хуан смежил веки.

– Кажется, я догадываюсь, что ты сделал с этой головой.

Склонив голову, Скай сидела в кабинете отца Хуана. Рядом с ней сидел Холгар, а в дальнем углу – Джеми. Скай никак не могла поверить в то, что Холгар сунул отрезанную голову оленя Джеми в постель. Совершенно бандитский поступок. Джеми был в ярости, поначалу даже утратил дар речи. Холгар же был странно спокоен, и это пугало; его обычную веселость как ветром сдуло, и, глядя в его задумчивое лицо, Скай не могла избавиться от страха.

Но еще больше она испугалась, когда посмотрела на отца Хуана. Ясно было, что произошло нечто совершенно ужасное.

– Какие новости? – тихо спросила Эрико.

– Ничего хорошего, – признался отец Хуан. – В России мы потеряли два отряда. Скоро я пошлю туда вас, готовьтесь. К тому же нынче утром пришло сообщение. Сопротивление Нового Орлеана уничтожено. В этом принимала участие полиция и новообращенный мэр, а также их новые союзники, включая большинство последователей вуду – с их помощью вампиры снова захватили город. Из наших сторонников в живых не остался никто.

– Все погибли? Марк и все остальные? – шепотом спросила Скай.

Отец Хуан кивнул и перекрестился. А за ним и Антонио.

– Si, mi'ja, [108] все они погибли.

В комнате кто‑ то захлюпал носом, и Скай не сразу поняла, что это она сама.

– Но и это еще не все. Сегодня утром испанское правительство заключило с вампирами соглашение. В нем говорится, что охотники должны прекратить свою деятельность, в противном случае будут считаться врагами государства. Церковь продолжит спонсировать Академию и как можно дольше покровительствовать ей, но в целом дело – дрянь.

– Конец света, – прошептала Скай.

Ни один человек в комнате не стал с ней спорить.

Все собрались в часовне, чтобы поразмыслить, вспомнить прошлое, помолиться. Дженн потеряла способность что‑ либо чувствовать. Они потерпели поражение по всем пунктам. Сестра ее стала вампиром и сидела запертая в клетке где‑ то в недрах университета. Люди, с которыми они вместе дрались против общего врага в Новом Орлеане, погибли, и вампиры еще крепче зажали этот город в руках. Испанское правительство практически подписало капитуляцию, а Церковь, вероятно, готовит договор с вампирами, в то время как славные саламанкийцы сидят в полумраке часовни и, как овцы, ждут, когда их придут резать.

– Из меня плохой вожак, – нарушив молчание, сказала Эрико. – Я не создана для этого. Я – охотник, да, но руководить другими я не могу.

– Среди нас только один человек, который способен на это, – подал голос Антонио.

Дженн подняла голову. Она знала, что, попроси он ее, она пойдет за ним хоть в самый ад.

Поднялся минутный ропот, потом все смолкло.

– Послушай, Дженн, – раздался в тишине голос Скай. – Может, хватит скрывать перед нами, на что ты способна?

– Не понимаю, – отозвалась пораженная Дженн.

– Ты прекрасно слышала, что она сказала, – проворчал Джеми.

– О чем вы? – снова спросила недоуменная Дженн.

– Нам нужен командир, вожак, вождь, человек, который способен просчитывать действия врага, – сказала Скай, пронизывая взглядом ее насквозь.

– Да кто я такая? Просто Дженн, и все. – Она вслух произнесла то, как она называла себя наедине с самой собой.

– Вот именно, – сказал Холгар. – А ты посмотри, кто перед тобой сидит? Стайные звери. Я оборотень, я родился и вырос в стае волков. Скай – колдунья, родилась и выросла в шабаше ведьм. Эрико – продукт общества, в котором общие ценности ставятся гораздо выше личных. Антонио уже целых семьдесят лет учится на священника, черт бы его подрал. А Джеми любит считать себя этаким «одиноким волком», вот и выходит, что он такой же стайный зверь, как и я. Только его стая – Ирландская республиканская армия.

Джеми фыркнул, но промолчал.

– И только ты у нас, Дженн, существо уникальное, неповторимое, – продолжал Холгар. – Тебя взрастили и воспитали так, что только ты по‑ настоящему понимаешь ценность отдельной личности. Ты сама сказала о себе: «Я просто Дженн». Для тебя нет стаи, ты не чувствуешь ее ни в своей семье, ни в нас. В этом твоя уникальность, этим ты отличаешься от всех нас. Только ты можешь залезть в черепную коробку вампирской элиты и узнать, что думают эти твари, которые заботятся только о себе.

Дженн смотрела на него, как громом пораженная. Она вспомнила, как с детства слушала передачи по радио и смотрела по телевидению, где люди рассуждали о распаде семейной культуры, о растущей изоляции и одиночестве американцев, особенно живущих на Западном побережье. К этому можно прибавить изоляцию, в условиях которой многие годы жила ее семья благодаря подпольной деятельности бабушки с дедом.

Она вдруг поняла, что именно то, что она всегда считала своим недостатком, может спасти их всех. Холгар прав. Будь она человеком стайным, мучительная‑ неуверенность в себе давно заставила бы ее покинуть отряд, чтобы избавить товарищей от себя и собственной никчемности. Соблазн был велик, но она так и не решилась на это.

И слава богу.

Потому что она была им нужна.

Потому что место ее было здесь, среди них.

«Потому что я особенная».

Дженн положила ручку на стол и перечитала только что написанную фразу. Ею открывался ее дневник, который отныне будет новым Уставом Охотника. Старый Устав, как сказал ей отец Хуан, устарел, он был создан совсем в другое время и в другом мире.

Дневник представлял собой красивую тетрадь в кожаном переплете и с золотым обрезом плотных, пергаментных листов. Красивая вещь, но и не менее важная. Отец Хуан подарил ей эту тетрадь сразу после того, как все остальные один за другим покинули часовню.

– Опиши это все и постарайся запомнить, – сказал он. – Теперь ты не просто Дженн. Теперь ты наша надежда.

Сидя в своей комнате в Академии, она знала, что Антонио дежурит снаружи, он охраняет ее. Рядом на столе горела свеча, она решила всегда писать в дневнике при свече. Дженн все сидела, всматриваясь в эту фразу.

«Потому что я особенная».

Пока это все, что она хочет сказать. Будет еще много слов, будет много всего, но эти четыре слова для нее как четыре свечи, как четыре конца креста крестоносцев, нашитого у нее на рукаве.

«Потому что я особенная».

Дженн закрыла тетрадь и хотела задуть свечу, но передумала. Она откинулась на спинку стула и стала смотреть на ее пламя.

[1] Нежные поцелуйчики (исп. ).

[2] Перевод Л. Винаровой.

[3] Сан‑ Хуан де ла Крус, известен также как св. Хуан де ла Круус, святой Иоанн Креста и св. Иоанн Крестный (1542–1591) – католический святой, писатель и поэт‑ мистик. Учитель церкви. Имя в миру – Хуан де Йепес Альварес.

[4] Бедняжка (исп. ).

[5] Здесь: молокососы (исп. ).

[6] Со мной все в порядке (исп. ).

[7] Да (яп. ).

[8] ИРА – Ирландская республиканская армия, ирландская национально‑ освободительная организация, целью которой является достижение полной независимости Северной Ирландии от Соединенного Королевства, в том числе – и главным образом – воссоединение Северной Ирландии (Ольстера) с Республикой Ирландией.

[9] Викканство – один из древнейших культов религиозной магии, пользующийся силами природы и манипулирующий стихиями.

[10] Биг Сур – малозаселенный район Калифорнии с живописными пейзажами, где высокие скалы отвесно обрываются прямо в Тихий океан.

[11] Крав‑ маг а (ивр. «контактный бой») – разработанная в Израиле военная система рукопашного боя, делающая акцент на быстрой нейтрализации угрозы жизни. Принята на вооружение израильскими силовыми структурами.

[12] Любовь моя (исп. ).

[13] О, защити меня, Боже (исп. ).

[14] Пожалуйста (исп. ).

[15] Марр а ны или мар а ны – термин, которым христианское население Испании и Португалии в четырнадцатом и пятнадцатом веках называло евреев, принявших христианство, и их потомков, независимо от степени добровольности обращения. Часто марраны и их потомки втайне продолжали сохранять верность иудаизму (полностью или частично).

[16] Дочь моя (исп. ).

[17] Адонаи, Адонай («Господь мой») – одно из обозначений Бога в иудаизме.

[18] Добрый день (исп. ).

[19] Ради бога (исп. ).

[20] Нет (дат. ).

[21] Maldito – проклятый (исп. ).

[22] Я не предатель (исп. ).

[23] Очень вежливая форма японского извинения (яп. ).

[24] Хорошо, ладно (исп. ).

[25] Здравствуйте. Как поживаешь… м‑ м… поживаете? (исп. )

[26] Подземное царство, преисподняя (сканд. миф. ).

[27] Перевод Ларисы Винаровой.

[28] Жирный вторник (фр. mardigras ) – вторник после Масляной недели и начала католического Великого поста. Аналог славянского праздника Масленицы. Отмечается во многих странах Европы (во Франции, в Чехии, в Бельгии и т. д. ), в США и в других странах. Из городов США самые массовые и пышные празднования Масленицы проходят в Новом Орлеане.

[29] Спасибо (исп. ).

[30] Ступай с богом (исп. ), употребляется при прощании.

[31] Да, мой учитель (исп. ).

[32] Вперед (исп. ).

[33] Иерусалимский крест представляет собой Большой крест и четыре маленьких. Большой крест является символом Христа, а маленькие обозначают четырех апостолов, авторов четвероевангелия, распространяющих учение на все четыре стороны света.

[34] Тако – маисовая лепешка с мясной начинкой (исп. ).

[35] Послушай (исп. ).

[36] Хорошо (исп. ).

[37] В «Энциклопедии магии» говорится о великом герцоге Ада под именем Данталион.

[38] Сядь (исп. ).

[39] Долбанный ирлашка.

[40] Берсерк – в древнегерманском и древнескандинавском обществе воин, посвятивший себя богу Одину. Перед битвой берсерки приводили себя в ярость. В сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией и нечувствительностью к боли.

[41] Бокк э н (в русском языке часто произносится как бокен) – деревянный макет японского меча, используемый в японских боевых искусствах для тренировок.

[42] Байю (англ. Вауои) – река, рукав, старица или иной вялотекущий водоем в дельте или же в аллювиальной долине реки. Имеет крайне медленное течение, склонна к заилению и заболачиванию.

[43] Ураган «Катрина» – самый разрушительный ураган в истории США. Произошел в конце августа 2005 года. Наиболее тяжелый ущерб был причинен Новому Орлеану в Луизиане, где под водой оказалось около 80 % площади города. В результате стихийного бедствия погибли 1836 жителей.

[44] Ну‑ ка (фр. ).

[45] Дерьмо, проклятие (фр. ).

[46] Счастливчик, везунчик (англ. Lucky).

[47] Vieux Carre – букв, «старая площадь» (фр. ).

[48] Тампа – третий по размеру город штата Флорида в США.

[49] Одна из главных героинь фильмов «Терминатор».

[50] Хорошо (фр. ).

[51] Да, да, любовь моя (исп. ).

[52] Самайн – главный кельтский праздник – праздник перехода к зиме. Отмечался в ночь на 1 ноября. В наши дни совпадает с праздником дня Всех Святых Хэллоуином.

[53] Ворлок – мастер темной и огненной магии, повелитель демонов.

[54] Бесподобна (исп. ).

[55] Прекрасная эпоха (фр. Belle É poque ) – условное обозначение периода европейской истории между 1890 и 1914 годами. Символом ее, в частности, считается спуск на воду «Титаника».

[56] Горгулья – мифологическое существо, небольшой, полуразумный демон с крыльями, как у летучей мыши.

[57] Пойдем, любовь моя (исп. ).

[58] Красавица, сладенькая моя, сердце мое (исп. ).

[59] В у ду – общее название религиозных верований, появившихся среди потомков чернокожих рабов, вывезенных из Африки в Южную и Центральную Америку. Бокор – жрец вуду.

[60] Чаровница (фр. ).

[61] Лунный камень, или адуляр, считался камнем халдейских магов и прорицателей. За ним замечена необычная связь с луной: в новолуние самоцвет ярче сияет и наполняется магической силой.

[62] Ах, вот как. Да (яп. ).

[63] В чем дело, что случилось? (исп. )

[64] Ничего (исп. ).

[65] Милая моя (исп. ).

[66] Перевод Ларисы Винаровой.

[67] Привидение (исп. ).

[68] Ах, девочка (исп. ).

[69] Любимый (исп. ).

[70] Сын мой (исп. ).

[71] Проснись (исп. ).

[72] Приблизительно: «веселись, пока есть время» (фр. ).

[73] Конечно, еще бы (фр. ).

[74] Все хорошо, со мной все в порядке (фр. ).

[75] Да‑ да (яп. ).

[76] Живо, быстро (фр. ).

[77] Ради бога (исп. ).

[78] Орк (лат. Orcus ) – древнеримский бог смерти. Вероятно, первоначально был одним из демонов или мелких божеств загробного мира у этрусков, впоследствии стал считаться правителем загробного мира.

[79] Женщина‑ священник религии вуду.

[80] К вашим услугам (исп. ).

[81] Лоа – в религии вуду невидимые духи, осуществляющие посредничество между Богом и человечеством. Аналог святых. Лоа неисчислимы, и у каждого есть свой знак, имя и предназначение.

[82] Святой апостол Иуда, из числа 12 учеников Христовых, происходил из рода царя Давида и Соломона, был сыном праведного Иосифа Обручника от его первой жены.

[83] Маки (фр. maquis) – заросли вечнозеленых жестколистных и колючих кустарников, низкорослых деревьев и высоких трав в засушливых субтропических регионах.

[84] Крест с двумя перекладинами, России известный как «патриарший». Форма креста в июне 1940 года была одобрена генералом Шарлем де Голлем как символ освобождения Франции от нацистских оккупантов, а также как символ организации «Свободная Франция».

[85] Эй! Скорей, отец Испания! (фр. ).

[86] Отец Испания, нет (фр. ).

[87] Добрый вечер (исп. ).

[88] Матерь Божия, Святая Мария, защити меня (исп. ).

[89] Здесь: чередование молитв, читаемых по четкам.

[90] Тоэй Узумаса Эйгамура, также известная как Студия‑ парк Киото, является одновременно съемочной площадкой и парком отдыха и развлечений, многие называют это место «японским Голливудом». Здесь показаны точные копии традиционных японских построек, которые используются для съемок исторических фильмов.

[91] Опасный (яп. ).

[92] Охотник (яп. ).

[93] Обон, или Бон, – японский трехдневный праздник поминовения усопших.

[94] Также Барон Суббота (фр. Samedi – «суббота») – в религии вуду могущественный лоа, связанный со смертью, мертвыми, а также с сексуальностью и рождением детей.

[95] Конечно, именно так (исп. ).

[96] Добрый вечер (исп. ).

[97] Спасибо (англ. сленг).

[98] Милая (исп. ).

[99] Боже мой; Господи (исп. ).

[100] Гавайский знахарь и шаман.

[101] Удачи (фр. ).

[102] Банзай – буквальный перевод – «тысячу лет жизни» (яп. ).

[103] От фр. – Crewe du Sang – «Клуб Крови».

[104] Каллиопа – паровой орган, использующий локомотивные или пароходные гудки. Название инструменту дано по имени древнегреческой музы Каллиопы (букв. «Прекрасноголосой»). Отличается громким, пронзительным звуком и не позволяет регулировать громкость – только высоту и длительность.

[105] Сумасшедший, безумный, шальной (фр. ).

[106] Испанское ругательство: «черт побери», «дьявольщина» и т. п.

[107] Название штата, расположенного на северо‑ западе США.

[108] Да, дочь моя (исп. ).