Annotation 6 страница

В дороге провели несколько дней, так что хлесса уже успела привыкнуть к поводку, а Саяна — к клетке. Зимой добрались бы скорее на санях, но снег уже сошел, дороги развезло весенней грязью да распутицей. И чем ближе подъезжали, тем мрачнее я становилась. Даже Леля уже не радовалась обновкам, а жалась ко мне испуганно. Таир смотрел недоуменно, потому что видимых причин для беспокойства у нас не было. Напротив — и тракт шире стал, и люди в обозах наряднее, и кони со сбруями дорогими. Пару раз уже пронеслись мимо роскошные тройки со стражами на задворках, из которых выглядывали родовитые девицы или городские богатеи. И я отворачивалась, сжималась, хоть и понимала, что никто меня не признает. Пока все надеялась, что тропка меня мимо проведет, что дорожка покуражится, да свернет в строну, ан нет. Вела уверенно меня к Ильмиру, в места знакомые. Родные и чужие одновременно. Лелечка моя совсем побледнела, когда увидела стену городскую. В телеге еще семейная пара была, попутчики, так Таир подсел к нам ближе, заговорил шепотом: — Девчонки, вы чего пришибленные такие? — округлил он глаза. — Сам пришибленный, — огрызнулась Леля и на меня глаза скосила, можно ли говорить, мол? Я плечами пожала, рассеяно рассматривая городскую стену да черепичные крыши домов. Города с детства не люблю: живой силы в них мало, неуютно мне. Но лучше бы сюда дорожка вела. Но тропка меня прочь от городских стен поманила, на восток, к озерному краю, и я совсем опечалилась. Уж не знаю, Шайтаса то проделки, или Судьба так полотно моей жизни соткала, но возвращалась я туда, откуда бежала без оглядки восемь лет назад. — Выросли мы здесь, — буркнула Леля непонимающему мальчишке и тоже замолкла, сжалась в углу. Я смотрела вокруг и тревожно, и алчно, на пролески с редкими деревцами, на землицу особую, с красным суглинком вперемежку, на затянутые легкой зеленой дымкой леса. Здесь теплее было, и деревца уже укутались робким весенним одеянием, еще тонким и прозрачным, почти невидимым. В низинках стоял туман от холодной земли, а дальше потянуло тиной и рыбой, знать, приближались к воде. Пять их было, круглых, как серебрушки, зеркальных озер, возле второго, самого красивого, поместье стояло… Удельного князя озерного края, супружника моего… Вроде и ведьма давно, и с Шайтасом не побоюсь встретиться, а от одного взгляда на белый дом с резными ставнями страшно стало так, что хоть в озеро с головой, да под корягу упрятаться и там сидеть, с водяницами песни распевать! Леля меня за руку взяла, Таир ближе подсел, плечи расправил, хлесса рыкнула так, что возница оглянулся испуганно. Голубица в клетке зыркнула взглядом желтым, да каркнула недовольно. Я со вздохом морок поправила, шикнула на Теньку. Попросила извозчика свернуть на развилке, туда, где располагался маленький городок, вытянувшийся вдоль берега. Ивушкина Ложбинка, так он назывался. Телега остановилась у харчевни, мы слезли и осмотрелись. Я в дорогу волосы платком черным прикрыла, для удобства, а теперь подумала, что за вдовицу сойду. Впрочем, я ею и являюсь. Почти… Недолеток своих отправила в комнату наверху, а сама пошла с местным людом толковать. Присела в закутке на лавку, попросила девчонку — служанку молока мне принести и булку маковую. Мужики в харчевне по мне взглядом скользнули да отвернулись, словно и не видя. Я усмехнулась про себя. Да уж, разной я была. По юности в этих Ивушках всяк на мою косу рыжую заглядывался, проходу не давали, на ведьму страшную тоже смотрели — пусть с ужасом, но и с любопытством. А теперь что я, что кувшин глиняный — глянули и не увидели. Я отхлебнула парного молока, осмотрелась. Харчевня обычная, в каждом городке такая сыщется. Потолок закопченный, окошки слюдяные, мужички хмельные. Пахнет кашей подгоревшей да кислыми щами. В кухне стряпуха тесто месит, девчонки, дочки ее, между столами проворно шмыгают. Я поманила ту, что постарше, весен пятнадцати. — Чего вам, тетенька? — звонко спросила она, а я скривилась. Вот уже и тетенькой стала… Вздохнула и повертела в ладони медяшку. Девчонка вмиг оживилась, оглянулась торопливо на спину кухарки, да на краешек лавки присела. — Спросить хочу, — негромко начала я. — Давно в этих краях не была, изменилось многое. Кто сейчас в доме озерном проживает? Слыхала, что умер хозяин, князь местный… Не знаешь? — Отчего ж не знать! — поведала служанка, накрыла ладошкой монетку. — То тайна не великая! Княжна живет, сестрица бывшего хозяина. Помер он или нет, не ведаю, мала была, когда сгинул. Да скоро новый, говорят, появится, молодой и красивый, видела я его как-то. Глаза словно синь небесная, волосы светлые. Только мрачный очень, нелюдимый, да то понятно: служба у него страшная, но богоугодная — ведьм изводить. За то княжна Велена очень своего жениха хвалит… Ой, тетенька, вам водички может, что-то совсем бледны стали! Или хворая? Так у нас в Ивушках и лекарь есть… Я остановила жестом вскочившую девчонку, хотя от воды не отказалась бы, право. Но дослушать — важнее. — Вот, значит, как… — пробормотала я. — Служба, говоришь… где же тот… жених ведьм находит? — Так всюду, — понизила голос до страшного шепота девочка. — Словно дорожку ему сам светлый Атис стелет, путь указывает. Чует он проклятых за версту, говорят. И то правильно, а то черное что-то творится во всей округе, страшное… Никак сам Шайтас на волю рвется, да нечисть свою на людей насылает! Старая мельничиха, знаете, что рассказывала давеча… — Боряна! Ах, ты ж, лодырница! — Стряпуха замахнулась на девчонку холстиной. — Столы грязные, гости голодные, а она лясы точит! И не слушайте ее, — женщина грозно глянула на метнувшуюся в сторону дочку, — та еще врушка! Все у нас в Ивушках хорошо да ладно, за то спасибо княжне Велене, благодетельнице! Еще молочка? Я покачала головой, отметив забегавшие глазки кухарки да страх ее. Но чего та боялась, уточнять не стала. Велела принести горячей воды бадью, да холстин побольше. И ужин накрыть наверху, в комнатах. То, что не все ладно в Ивушках, я нюхом почуяла еще на подступах. Но понять в чем дело, не сумела. Поднялась на второй этаж в комнату, выгнала Таира, чтобы помыться и переодеться, наказав мальчишке ждать за дверью и никуда не уходить. Лелька сунулась за занавеску, когда я сидела в бадье. — Что теперь будет, Шаи? — как в детстве назвала она меня. Я ополоснула из кувшина волосы, смывая дорожную пыль. — Велена по-прежнему здесь, — подняла я глаза на сестру. — Узнать может. Меня-то не признает, славно Шайтас постарался, а ты, Леля, какой была, такой и осталась, вспомнит… Ни к чему нам это. — Сможешь меня тенью укрыть? — нахмурилась Леля, сжала зубы, а голубые глаза полыхнули злым огнем. Помнила она Велену, хорошо помнила. Я головой качнула. — Нет. Надо другой способ придумать. На человеке такой морок долго держать только демон может, мне сил не хватит. — Придумаем, — хитро улыбнулась моя сестричка, знать, задумала что. Я пока вникать не стала, решила для начала местность разведать, осмотреться. Вылезла из бадьи, вытерлась, снова в платье влезла. Сняла с Теньки поводок. Лучше бы птицей, конечно, округу пролететь, но Саяна старая, спит уже, взлетев на притолку привычно, а в неведомую пичугу я входить опасалась, не нравилось мне что-то в Ивушках. Потому погладила хлессу по голове. — Прогуляемся… — обернулась к Леле. — Поужинаете и спать ложитесь, меня не ждите. Таиру скажи, что я, уставши, заснула раньше. Улеглась на узкую кровать и глаза закрыла. Вышла из тела, вошла в Теньку. И сразу нахлынули на меня чувства звериные, снизу вверх на Лелю посмотрела. Она кивнула, открыла мне дверь. Я побежала на мягких лапах вниз по лестнице, увернулась от холстины кухарки. — Уууу, понаехали с псинами, словно на псарню, а не в приличный дом, — проворчала та вослед. Тенька хотела огрызнуться, рыкнуть, да я не позволила. Выскочила из дома да понеслась через двор, к щели в заборе. Мгла вечерняя уже потянулась густым маревом, вылилась на землю чернью. Но звезд не видно, затянуто небо сизыми низкими тучами, словно и не весна нынче, а глубокая осень. Я потрусила неспешно мимо домов, вдоль оград да каменных стен, околиц и порожков. За Ивушками уже припустила, радуясь свободе и рыхлой земле под лапами. Толчок, рывок, Тенька повизгивывала по — щенячьи, и на миг я отдалась звериной радости, но как только хлесса метнулась в сторону камышей, унюхав утку, я ее придержала, направила в сторону, туда, где мягко светились окна. Пробежала вдоль бережка, увязая в суглинке, порыкивая от нетерпения. Княжий дом стоял на пригорке. Большой, красивый — загляденье, а не дом. С резными ставнями, колонами и лепниной, изображающей гирлянды цветов и гроздья винограда, по углам сидели каменные чудища — вечные стражи, а с крыши поглядывал зорко ястреб. Я села невдалеке, почесала задумчиво лапой за ухом. Фыркнула. Принюхалась. Потрусила тихонько к дому. Стражи живые тоже имелись, стояли на посту, смотрели по сторонам лениво. На шавку подзаборную шикнули, прогнали, да я не обиделась. Побежала вдоль забора, туда, где начиналась ограда сада. Разрыла лапами мягкую землю, пролезла под забор. Сад этот я всегда любила — когда вишни цвести начинали, могла сидеть часами, смотреть на бело — розовое облако лепестков, сладость вдыхать. И потому сейчас опешила, увидев, что половина деревьев сухие стоят, искореженные. Лизнула один из стволов задумчиво. Словно соки все из деревца вытянули, жизнь отобрали. Не сдержалась, рыкнула по-звериному. Знакомый запах ветер услужливо принес, направление указал да унесся пугливо. И ему тут не нравилось, улетел на простор озерный. Я носом повела, принюхиваясь, пошла осторожно. Голоса заслышала издалека, прижалась к земле, сливаясь черной шерстью с грязью весенней. Подползла ближе, замерла, на служителя глядючи из-за веток боярышника. Он стоял боком, в своей привычной темной одежде, волосы светлые так же в хвост веревкой стянуты. Руки за спиной сцеплены. Обернулся на миг, осмотрел сад, нахмурившись. Я дыхание затаила. Глаза у Ильмира другие стали. Все та же синь, да только от тепла и света ни капли не осталось. Лед в глазах стылый да темнота. Словно ночь зимняя — колючая и недобрая. Рядом на резной скамеечке Велена сидела, обрывала тонкими пальцами лепестки красной розы. Я вздохнула тихонько. Вот уж где красавица писаная, я даже с рыжей косой рядом с такой — простушка. Сама Весенняя Дева мимо Велены пройдет — оглянется завистливо. И косы у нее золотые, как солнце, и глаза, словно изумруды лучистые, и кожа белая с чистотой снега спорит. Одним словом — чаровница. Княжна поправила платье светлое, улыбнулась Ильмиру, тронула нежно ладонью. — Что снова хмурый вернулся? — и голос напевный, словно чистая реченька. — Или не рад свою невесту увидеть? — Рад, — служитель снова оглянулся на сад, а я сжалась под кустом. — Совсем ты себя не щадишь, Ильмир, — в нежном голосе красавицы проскользнула насмешка, — всю зиму по лесам и болотам, как зверь лесной носишься. Дело, конечно, правильное делаешь, так и отдыхать ведь надо. О свадьбе подумать, о делах семейных. — Подумаю после, — отозвался он равнодушно. Велена улыбнулась чарующе. — Да одежду сменить тебе надо, не пристало в такой, не по статусу. — Статус мне не важен, — хмуро сказал Ильмир. — Кем был, тем и останусь, прости, Велена. — Я не сержусь, — пропела красавица, снова тронула его ладонь, отчего я зубами скрипнула, — стол накрыт, пойдем уже. К вечеру снова похолодало, весна у порога, да все мимо пока… Кстати, глупую Марфу я все же выгнала, дура криворукая… — Зачем? Я ведь просил ее не трогать… Голоса удалялись, становились глуше, таяли в надвигающемся ночном мраке. Я села, почесала лапой за ухом, рыкнула. Да уж, не зря Шайтас веселился, на мой договор соглашаясь. Тенька заскулила жалобно, почуяв мою боль, тряхнула головой и потрусила обратно к подкопу у забора. Я ее уже не держала, не направляла, позволила хлессе побегать да лапы размять, за рысаками и утками поноситься. Вся в тине и грязи возле озера измазалась, свежатинки нажралась и довольная улеглась под осиной, положив морду на сложенные лапы. Хлесса дремала, а я раздумывала. За озерами много деревьев сухих, и сама вода не зеркальная, а стылая, пустая. Ни одной водяницы там нет. И духа лесного я не учуяла, да и земля мертвая. Трава взойдет и даже цветы, но силы в почве нет почти, а это признаки недобрые… Когда посветлело небо, я Теньку разбудила да в Ивушки побрела. Дошла до места, где стоял когда-то дом, в котором мы с Лелей выросли, красивый был… А теперь так и стоит черный остов, что остался после пожара. Тенька заскулила, почувствовав мое состояние. Посидев немного на пепелище, я побрела обратно к харчевне. * * *

Очнулась в своем теле и сразу поморщилась от громкого шепота. Детишки ругались, Таир аж шипел от негодования, да и Леля не отставала. — Погоди, проснется Шаисса, получишь на орехи, глупая! — возмущался мальчишка. — Где это видано такое? Чтобы девчонка, да без косы? У меня и то волосы длиннее… Позор один! Смотреть противно! — Так отвернись! — сердилась Лелька. — Я для дела! — Какого дела? Спрятала бы под шапку, и все! — Ага, днем солнце печет почти по — летнему, а я в шапке? Придумал… — Шаисса нас убьет… — тоскливо пробурчал Таир. Я глаза открыла, села на кровати, осмотрела испуганно притихших деток. Да, сестричка моя учудила, конечно. Косу почти под корень отрезала, нарядилась в штаны с рубахой. Была девчонка, стала пареньком. Смотрит на меня испуганно, хлопает ресницами длинючими, девичьими, ждет, когда ругаться начну. А чего мне ругаться? Косу жаль, да права она. Так надежнее будет. — Шею закрой, — кивнула я ей и зевнула. — И глазами так не хлопай, а то за версту девчонку видно. Леля губы надула, Таир хихикнул, а я усмехнулась. — Раз все проснулись, то идем завтракать, — сказала я. Вроде хлесса по озерам бегала, а устала я. Тенька-то в углу свернулась и дрыхнет, а у меня весь день впереди. Да впрочем, не привыкать. Внизу тихо было, столы пустые, лишь один мужичонка в углу кемарил. Посапывал. И в тишине этой ясно слышны были всхлипы да рыдания. Я потихоньку под лестницу свернула, туда, где чулан был, встала у створки. Там давешняя стряпуха нашлась, а с ней еще одна женщина, помладше. Обычным человечьим слухом, может, и не расслышала бы, да у ведьмы острее будет. — Выгнала, как собаку, злыдня… — хлюпала носом женщина. — Обругала да обозвала при всей дворне! А я всего-то за вышивальщицами не уследила, вместо синих ниток девчонки зелеными узор вышили… И им досталось, а мне — поболее! Так что же я, двужильная, за всем уследить? Глазок-то всего два, да ног — пара! А она мне — твоя вина, вон пошла… И какая разница-то, синий или зеленый? Вот ты мне скажи! У — у — у, злыдня, только с виду хорошая… — Тише, Марфа, — шикнула испуганно стряпуха, — мне еще детей растить, а ты вслух… Замолчи немедля! Я от лестницы отошла, пошла в зал, и вовремя: кухарка из-за двери высунулась, окинула подозрительным взглядом. Мне улыбнулась натянуто. — Ой, пробудились уже? Ранние пташки… Сейчас накрою, обождите! Я кивнула и задумалась. За ткацкими, швейными, скорняжными мастерскими, а также дворовым людом в озерном доме присматривала хозяйка — экономка, значит ее-то Велена и выгнала. Сонная девчонка притащила нам завтрак — оладьи да сметану, и Таир с Лелей накинулись на угощение. Я тоже ела, хотя мысли мои и были далеко. Но, видимо, судьба вмешалась, знак подала, а знаки такие пропускать не стоит. Предначертано мне в Озерный Дом вернуться… Я осмотрела, прищурившись, своих младших «братишек». Лелька, кажется, вошла в роль, даже сидела по — мальчишески, поставив локти на стол и подражая Таиру. Нашла пример для подражания! И это девочка из благородного семейства… Я фыркнула. Надо придумать, куда деть детишек, да так, чтобы они дел не натворили. Понятно, что мне придется идти к княжне, а вот что делать с детками? С собой? — Доедайте скорее, дела есть, — поторопила я. — Пойдем в Озерный Дом? — Леля вскинула голову, сверкнула голубыми глазищами, а я вздохнула. Детки переглянулись и Таир сурово сдвинул брови. — Мы пойдем с тобой, даже не вздумай нас тут оставить! Мы с тобой! — Да со мной, куда от вас деться, — буркнула я. — Только прежде я сама схожу. — К Велене? — уверенно так уточнил Таир. И они с Лелькой заговорщицки переглянулись. Вот же… спелись уже за моей спиной! — К ней, — я отхлебнула горячий травяной настой. Доедать не стала, кусок в горло перед предстоящим не лез. Наказав детишкам сидеть в комнате и не высовываться, повязала свой вдовий платок и отправилась. Я не боялась, что Ильмир почует во мне ведьму да за клинок схватится. Умеет он тропку направлять, куда ему нужно, да и я отводить горазда. И потом, были у этого поместья секреты и тайны, служителю неведомые… Идти пришлось в обход, чтобы не измазать платье в красном суглинке. Обошла озера по дуге, вышла к восточным воротам. У этого поместья четыре выхода было, на все стороны света смотрели. Я у входа постояла, с духом собираясь, да и шагнула, как в омут прыгнула. Пошла по дорожке из белого камня. Страж у ворот осмотрел лениво, а я улыбнулась. Помню его, восемь лет назад только юнцом был, а сейчас — мужчина. Хмурый, усатый и с пузом. Страж бегло оценил и то, что пешком пришла, и наряд простой, и платок черный. Кивнул уважительно. — Куда? — К хозяевам иду, — пояснила я. — Слышала, экономка в поместье нужна. — Ступай за мной, — приказал страж, пошевелив усами, словно большой таракан. В доме было тихо, пахло цветами. Помнится, и раньше Велена приказывала расставлять вазы со свежими бутонами по всем комнатам. Вот и теперь плыл по богатым светлицам сладкий аромат. Я лишь головой покачала. Не люблю срезанные цветы, словно последний вздох умирающего… Тряхнула головой, отгоняя мысли мрачные. Провели меня ожидаемо к кабинету, раньше супруг мой там просителей принимал, а теперь, видимо, сестрица его. Переговорив со старшей горничной, страж пропустил меня внутрь. Я склонилась в поклоне, как кланяется дворня перед благородными людьми. Выпрямилась, опустила глаза. Боязно было, не скрою. Знала, что на славу Шайтас мой лик поправил, а все равно зашлось сердце испуганно. Но боялась напрасно. Велена осмотрела меня равнодушно, кивнула. — Мира и добра вам, светлая княжна. Весть услышала, что в дом ваш хозяюшка — экономка нужна для пригляда за дворней и дел всяческих. Так я умелая, пришла из Выбуты, роду благородного, но обнищавшего. Муж мой умер, одну оставил. Читать и писать обучена, хозяйство вела. Возьмите на службу, не пожалеете. Я замерла, опустив глаза долу. Рассказала о себе правду, так что ни капли фальши в голосе не скользнуло. Да и история такая — не диковинка, в наших землях удельных князей не мало, народ смеется, что «как грязи». И порой кроме грамотности от простого люда те князья ничем и не отличаются. А кто совсем без средств остается, идет наниматься к тем, кто богаче да удачливее. И иметь в услужении родовитого служку почетно. А Велена всегда почет любила, на что я и уповала. — Не знаю, — протянула она, недовольно меня осматривая, — а письмо у тебя рекомендательное есть? — Так от кого, княжна? Раньше свой дом вела, письма не нужны были, — я помолчала минуту, задумавшись. — Так вы меня на недолгий срок возьмите, если сомневаетесь, — и добавила хитро, — без оплаты. Угожу— вознаградите. Нет — распрощаемся. А жить я могу за оградой, мне и сторожка лесная сойдет. — Сторожка, говоришь, — княжна встала из кресла, прошлась, не иначе, платье богатое показывала. А я пальцы скрестила, чтобы она намек мой поняла. Не могу же я прямо сказать! — Сторожка… Есть у меня такая. За северными воротами, на лес смотрит. Устроит? А сама усмехается, вот же зараза. Конечно, сторожку ту вся дворня десятой дорогой обходит! Думает княжна, что гадость сделала пришлой вдовице, и радуется. А мне только того и надобно! Я растянула губы в благодарной улыбке. — Сойдет, благодетельница! Щедрость ваша и красота границ не знают! — помялась, раздумывая. — Братишки со мной младшие только. Но тихие, послушные, по хозяйству помогут, или и вовсе сидеть тише мыши в доме будут, не побеспокоят… Пока говорила, дверь за спиной тихо открылась, и того, кто вошел, я всем нутром почувствовала. Едва удержалась, чтобы не обернуться радостно. Ильмир прошел, скользнул по мне взглядом невидящим, а Велене улыбнулся. И, видимо, это и решило вопрос в мою пользу, княжна кивнула милостиво. — Что ж, так тому и быть. Занимай домик лесной, но каждый день на заре должна в поместье быть. Братишки твои за ворота пусть не ходят, нечего тут посторонним шастать. Оборот луны без оплаты работать будешь, посмотрю на твои умения. Сегодня можешь устраиваться, а завтра к обязанностям приступай. Зовут как? Я посмотрела на спину Ильмира, что отошел к окошку. — Вересенья, — пробормотала тихо. Внешность новая и имя к нему. Вереск у нас еще инеем зовут, как раз к моей душе замерзшей подходит… Велена кивнула, махнула рукой, отпуская меня — служанку, и к Ильмиру подошла, расцвела улыбкой. Он к ней повернулся, а я ушла. Не хотела смотреть, как любимый другую обнимает… **** Первым делом забрала из харчевни «братишек», и отправились мы втроем в лесной домик. Он маленький совсем был, две комнатки, да мне не привыкать. Леля пофыркала насмешливо, поняв, куда нас определила княжна. Я тоже улыбалась, стирая пыль с лавок и окошек. Таир за водой на озеро сходил, притащил два ведра. Теньку и Саяну я отпустила и сразу отправились новое место жительства осматривать. Коргоруш явился, когда я полы уже вымыть успела, паутину из всех углов сняла и очаг зажгла. Леля-то не удивилась, хмыкнула только- да продолжила картошку чистить, а вот Таир выронил ведро, расплескав грязную воду, и ойкнул. Но то понятно: не каждый день увидишь, как из углей горящих черный кот вылезает, садится на доски пола и смотрит на тебя красными глазищами. — А я уж думала, никого на озере не осталось, — поклонившись, сказала я. Коргоруш облизнулся, выгнул спину и сказал почти по-человечьи: — Долго пропадала, Шаисса… Ждали мы тебя… А ты все не идешшшь… — Не могла, — серьезно ответила я. — Знаю… Нашшептали духи… Хорошшшо, что пришла… — Что у вас тут происходит? — нахмурилась я. — Земля умирает… Сил нет… ушли все… Хорошшо, что ты пришшшла… Я села на лавку, задумавшись. Да уж… — В дом никого из посторонних не пускай, — велела коргорушу, — только отводи осторожно, да не в лес, а к поместью. А ежели кто дорожку найдет, тайники мои береги, понял? Кот кивнул, а потом принялся умываться, вылизывать мордочку розовым языком. До вечера мы привели домик в порядок, разложили свои пожитки. Мы с Лелей устроились в одной комнате, Таир — в другой, возле очага. После бессонной ночи спать хотелось нещадно, но я решила прежде прогуляться. Снова свой платок повязала да пошла, Тенька в образе псины за мной увязалась. Лес тут не хуже моего северного был, только здесь ни снега, ни льда уже, на солнечных склонах желтеет калужница и пушится мать-и-мачеха. Но тихо так, непривычно. Шмель пролетел, опустился на цветок и тут же сорвался, унесся, недовольно жужжа. Я присела, тронула пальцем тонкий стебель и желтое соцветие. Силы нет в цветке, пустой почти. Нахмурилась. Оглянулась на поместье за озером. В надвигающихся сумерках все окна горят огнями, переливаются красиво. Словно не дом, а игрушка сказочная. Я пошла по тропинке между деревьями, прислушиваясь уже не человечьим слухом — ведьминым. И мрачнея все больше. Звуков леса, привычных и знакомых, я не слышала. Ни шороха звериных лап, ни шелеста птичьих крыл, ни плеска рыбы в воде. Закрыла глаза, пытаясь уловить шепот леса, но и тут ничего… — Вы не боитесь гулять одна по ночам? — тихий голос заставил меня вздрогнуть и открыть глаза. Тенька, глупая, бросилась к человеку, чуть ли не хвостом виляя. Ильмир посмотрел удивленно. — Тень, ко мне, — чуть хрипло сказала я, отвела взгляд. А то удивится, что это я так уставилась. Хотя служитель к женским взглядам привычный. Посмотрела прямо: — Так чего опасаться? Поместье рядом совсем, а мне перед сном подышать захотелось. Весна все же. Он кивнул, внимательно меня рассматривая. — Издалека к нам? — С севера, — я смотрела в синие глаза, не отрываясь. — У нас там тоже леса… и горы. Скалы синие, вдоль тропок вереск цветет до поздней осени. Даже когда первый снег выпадает. Красиво очень… Снег белый, а вереск лиловый и розовый, пахнет сладко… Он смотрел равнодушно, ничего в глубине глаз не отражалось. Тенька тявкнула недоуменно. — Осторожнее будьте, — кивнул Ильмир и мимо прошел. — А в ваших краях есть, чего опасаться? — бросила ему вслед. — Всегда есть, чего опасаться. Его темная фигура быстро удалялась, а я качнула головой. Интересно, а что он сам делал поздним вечером почти в лесу? Или тоже весной дышал? Погуляла еще, пытаясь понять, что с этой землей произошло, и пошла к домику, спать… * * *

… деревья кронами небеса подпирали, корни змеились между мшистыми валунами и лежалой листвой. Пахло осенью: тленом и сыростью, немного болотом, чуть-чуть дождем… Я удивилась. Весна ведь… осмотрелась внимательно, не понимая, где это я. Лес незнакомый, чужой, хоть и не чуждый. Ноги босые, а не холодно. Иду по тропке, но не шелохнется под стопой листва, словно и земли не касаюсь. Что за диво? Голову закинула— в вышине звезды горят, каждая словно светоч яркий, справа синие, слева — красные. Между ними две луны, одна полная, другая узкая, словно месяц новорожденный. Где это я? — Нравится тебе мой мир, Шаисса? — голос тихий, да знакомый. Я подпрыгнула, обернулась. Но демона не увидела. — Зачем привел сюда? — нахмурилась я. — Показать хотел. — Зачем? — рассердилась я. Тронула пальцами кору дерева. Шершавая… Значит, лес реальный, а вот я — нет. Сон все… — Ни к чему мне твой мир, Шайтас, у меня свой есть. В нем я останусь, зря стараешься! Демон захохотал за спиной, а оглянулась — снова никого. — Не вспомнит он тебя, ведьма… Забыл. Не нужна ты ему. У Ильмира невеста красавица, да служба нужная. Таких, как ты, изводить. Зачем ему тебя вспоминать? Чтобы в твоей норе лесной жить? Со зверьем диким дружбу водить? Зачем ты ему? Я молчала. Хотелось уши заткнуть, чтобы этот голос не слышать. Да знала — не поможет. Заткну уши — все равно в голову проберется, в мысли самые… Во сне ведь мы. — Может, сон, а может и нет, — шепот снова за спиной, так близко, что на виске дыхание чувствую. — Жду я тебя, Шаисса… Давно жду. Много лет наблюдаю. А ты все бежишь, глупая… Разве не нравится тебе здесь? — И что мне здесь делать? — насмешливо отозвалась я. — С нечистью дружить да людей на злобные дела направлять? Или на тебя, Шайтас, любоваться? — Может, и так, — прошипел он. — Теперь ты ближе ко мне, чем раньше, у самых ворот стоишь, Шаисса… Я плечом дернула, отодвинулась, забормотала заклинание для отвода дурного сна. Вот же нелепость, во сне шептать, чтобы сон не снился… Демон захохотал за спиной. — Мне твои заговоры, что ветер, глупая. В моем мире только я и властен. Увидимся еще… Не сбежишь… Осенний лес затянулся туманом, истаял… А я проснулась. Полежала, рассматривая темные потолочные балки и Саяну, уснувшую в углу. Поднялась, поправила тихонько на Леле одеяло, улыбнулась. До сих пор не верится, что сестричка со мной. Смешная такая во сне, малявка совсем. Волосы короткие торчат в разные стороны. За ночь домик остыл, зябко стало. Я на ночную рубашку шаль накинула, ноги в ботинки засунула, подумав, что надо детям еще вещей разных прикупить, да книг, чтобы головы их занять. А то я совсем от жизни людской отвыкла, обращаюсь с ними, словно со зверьками — накормить, напоить, рыкнуть, чтобы не мешали… Прошла во вторую комнатку, Таиру вихры пригладила, зажгла тихонько очаг, угли поворошила… В поместье пришла, когда солнышко еще не встало. Прошла на кухню, кивнула сонной стряпухе. — Никак экономка новая? — всплеснула Белава пухлыми руками, осмотрела пристально. — Так молода совсем! Марфа опытная, и та не справилась, а тебе и двух зорек не продержаться! — Продержусь, — улыбнулась я, удержавшись от порыва обнять кухарку. Она за годы и не изменилась будто, все тот же румянец да пышная, сдобная фигура. Присмотрелась — ан нет, еще пышнее стала! А привычка всех кормить — прежняя. Вот и меня за стол усадила, булку маковую всучила. — Жуй, Вересенья, за день так набегаешься, что присесть некогда будет, — велела Белава, я и послушалась. Она права была: дел невпроворот, но мне легче, я этот дом как свою пятерню знала, каждый закуток да угол, каждое окно да мягкую кушетку. После кухни прошла по коридорам, все рассмотрела, вспомнила. Меня старшая прислужница Мирра везде провела, да я не слушала, сама могла ее просветить, где и что лежит. — Княжны там комната, — шепотом поведала девушка. — К ней входить можно только если сама позовет. Там для гостей, а вот эта, в конце коридора… служителя. А после свадьбы, наверное, в большие покои молодожены переберутся. А то и вовсе в дом жениха. — А где его дом? — негромко спросила я. — Так в городе! — с придыханием ответила прислужница. — Говорят, больше нашего! Да только княжна в город не хочет, упрямится… — Мирра вздохнула завистливо и губы поджала, показывая, что она думает о таком упрямстве. Повела дальше, махнула рукой. — Там цветник, но в нем садовник хозяйничает, тебе там делать нечего. Иди за мной… День полетел — понесся, словно ястреб быстрый. В таком поместье всегда дел — тысячи, а княжна утруждаться не хотела, все на меня переложила. Да я указания слушала молча, а исполняла быстро. Но к вечеру просто с ног валилась! А ведь к работе привычная, не лодырница. А тут устала так, что даже есть не хотелось, уползла в лесной домик. Только вошла, на меня со всех сторон накинулись: Леля на шею, Таир рядом, Тенька башкой трется, Саяна к волосам примеряется. Даже кот — коргоруш, кажется, надумал на руки мне вспрыгнуть. Я на него зыркнула недовольно, чтоб и думать не смел. Кот не обиделся, фыркнул и за печку ушел. — Ну, чем занимались целый день? — спросила я, на лавку усаживаясь. Детки наперебой рассказывать принялись, я слушала и улыбалась. Хорошо мне было. На ночь выпила настойку, заговор нашептала, чтобы сны хорошие снились, да демон в них не пробрался. Проснулась до зари и вновь в поместье. Дворня спала еще, лишь сонный страж у ворот кивнул приветливо. Я прошла в сад, осмотрелась. Половина деревьев — засохшие, мертвые, а остальные зацветают робко, нехотя. Прошла по дорожке, с грустью вспоминая, каким красивым был этот сад раньше… — Вы совсем не спите? — голос чуть насмешливый, хотя больше — равнодушный. Я голову повернула, встретила взгляд синих глаз. — А вы? — в тон ему ответила. — Бессонница мучает? Ильмир смотрел спокойно, только в глубине синевы мелькнуло что-то тревожное. — Напротив. Слишком много… снов, — чуть склонив голову, ответил он. — А разве это плохо? Когда много снов? Он чуть пожал плечами. Я помялась, не зная, что сказать. Хотелось многое, да не могла. — Сад умирает, жаль, — пробормотала я. — Надо сказать садовнику, чтобы выкорчевал деревья и новые посадил…. — Это обсудите с княжной, — снова он пожал плечами. — Я здесь не хозяин. — Так скоро станете, говорят, — ляпнула я. Ильмир чуть улыбнулся, не отвечая. — Удачного дня, — негромко сказал он и пошел к дому. Потом обернулся, посмотрел на меня. — Я сегодня в город еду, может, нужно купить что-то, Вересенья? Для вас или ваших братишек? Вы уже устроились в лесном домике? Я вздрогнула от непривычного обращения, сжала руки. — Вересенья? — Купить… Да. Я напишу список… Если можно. — Пишите. Я вас найду перед отъездом. Я кивнула, а он отвернулся, пошел по дорожке. Вздохнув, перевела взгляд на деревья и хмыкнула чуть испуганно. Вишни за несколько минут расцвели, розовые лепестки налились силой и светом, в рассветном воздухе разлился тонкий и сладкий аромат. Даже мертвое дерево, возле которого я стояла, набухло почками, забурлило соком. Я погладила шершавую кору. Осторожнее надо быть… А то так ведьму и искать не придется, сама себя выдам… * * *