На запад, воины! 4 страница

— Все ясно. Вас двоих я приговариваю к тому, чтобы играть весь день только во дворе, Фиалка же пусть сделает уборку в надвратной башне, а Пижма подметет лестницу, ведущую в детские спальни.

После завтрака Мартин, Ролло, Сноп и Хват решили прогуляться вокруг аббатства.

Мартин положил лапу на плечо старому летописцу и сказал:

— Я тут вот что подумал: Пижма осталась одна на верхнем этаже. Если это она нас подслушивала, бьюсь об заклад, что сейчас она прямиком направилась на чердак, где жила Фермальда.

Горный заяц подмигнул Мартину:

— А ты и вправду соображаешь, вояка. Сдается мне, что пора и нам двинуть лапы туда, чтобы посмотреть, чем же занимается наша юная Пижма на пыльном, давно пустом чердаке.

Развернувшись, Хват резво двинулся к аббатству. Последовав за ним, Ролло заметил Мартину:

— Хорошо, что в аббатстве вновь появился заяц. Последний был, если помнишь, еще во времена твоего отца. Звали его, кажется, Бэзил.

Мартин улыбнулся всплывшему из памяти полузабытому образу.

— Точно‑ точно. Отец предупреждал, что зайцы хоть и потешные на вид, но в бою очень опасные, серьезные противники. Будем надеяться, что, случись у нас неприятности, Хват покажет себя настоящим зайцем.

ГЛАВА 9

Нескольких взмахов метлой вполне хвати — ло для того, чтобы привести винтовую лестницу в полный порядок. Куда больше привлекала и в то же время пугала Пижму другая лестница, та, что вела из верхнего коридора на чердак. Получив возможность подняться наверх для уборки, она тем не менее побоялась сразу подняться на самый верх лестницы. Чердак всегда манил и в то же время отпугивал малышей. Чтобы скрыть свой страх, Пижма даже начала мести лестницу, ведущую на чердак, с нижней ступени. Но через три ступеньки поняла всю глупость этой затеи, набралась смелости и, перехватив метлу так, чтобы та хоть как‑ то напоминала оружие, стала подниматься по пыльным ступеням.

На чердаке Пижма заметила узкий луч света, пробивавшийся через небольшое подковообразное окно. Пойдя на свет, она оказалась в длинной комнате с низким сводчатым потолком. Пижма поняла, что скорее всего очутилась там, где жила старая Фермальда. Несколько раз наткнувшись на запыленную мебель, она все же разыскала лампу, трут и огниво. Теперь света хватало, чтобы получше разглядеть беличье жилище. Комната была давно заброшена и изрядно пропылилась с тех пор, как ею перестали пользоваться. Обставлена она была всяким хламом, стащенным сюда из разных уголков чердака и подвала. Когда Пижма опустилась в одно из потертых кресел, вокруг нее тотчас же поднялось облачко пыли.

— Ну что, сударыня? Нашли что‑ нибудь интересное? Не сдержав испуганного крика, ежиха подскочила на месте.

В чердачную комнату вошел Мартин, за ним Ролло, Хват и Сноп. Пижма принялась лихорадочно изображать уборку, начав подметать пол прямо с середины комнаты, и, стараясь не глядеть в глаза Мартину и летописцу, забормотала невнятные объяснения:

— Я тут… это… подмести немного собралась… Я в том смысле, чтобы прибраться немножко…

Ролло закрыл рукавом рот и, помахав лапой, сказал:

— Пижма, прекрати поднимать пыль! Убери метлу. Мартин сел в кресло, и его глаза оказались на одном уровне с глазами Пижмы.

— Скажи, пожалуйста обратился он к молодой ежихе, — зачем ты вчера подслушивала наш разговор?

Пижма вытерла глаза уголком передника и сказала:

— Я вовсе не собиралась никого подслушивалась. Просто, проснувшись в лазарете, я жутко захотела есть. Тогда я вспомнила, что, когда мы возвращались из леса домой, вы что‑ то говорили про Весенний Пир. Вот я и пошла в Большой Зал. Но там было темно, на лестнице я остановилась и услышала какие‑ то голоса. Посмотрела вниз и поняла, что ужин давно закончился. Конечно, кое‑ что из вашего разговора я расслышала, но не специально. Когда до меня дошло, что еды на столах больше не осталось, я решила вас не беспокоить и вернуться в лазарет и неуклюже наступила на тарелку, которую кто‑ то из малышей оставил на лестнице. Она покатилась вниз и, наверное, разбилась, а я бегом бросилась обратно и легла спать. Ролло присел на подлокотник кресла.

— Полагаю, ты слышала, что мы говорили о Седоглупе, Фермальде и о том времени, когда он жил тут, у нее на чердаке.

На Пижму было жалко смотреть. Она смущенно глядела в пол прямо перед собой и негромко бормотала:

— Да, так получилось, что я все это слышала… и мне было так интересно… особенно стихотворение, которое прочитал господин аббат… Вот я и решила: поднимусь сюда и поищу ответ на ее загадку. Я только хотела вам помочь. Мартину стало жаль несчастную Пижму. Он взял ее за лапку и сказал:

— Никто и не думает, будто ты хотела сделать что‑ то плохое. Но посмотри вокруг: нашла что‑ нибудь интересное? По‑ моему, ничего тут нет. Старая, пыльная мебель… Что тебе здесь делать? В конце концов, тебе было сказано подмести главную лестницу. К чему проявлять самодеятельность? Так что, уважаемая, можете идти. В вашем распоряжении весь оставшийся день для игр во дворе.

Пижме не понравилось, что ее выставляют с чердака. Тогда Мартин отвел ее в сторону и сказал:

— Знаешь что, Пижма‑ фижма, как тебя называет Арвин, у меня для тебя есть другое дело. Если мне память не изменяет, этот сезон уже седьмой с тех пор, как аббат Дьюррал стал настоятелем Рэдволла. И вот у меня появилась мысль: а что если ты вместе с нашими новыми гостями приготовишь ему в качестве сюрприза большой торт? Согласна?

Хват потирал лапы от удовольствия.

— Отличная мысль! Сдается мне, что господин настоятель заслужил скромного тортика на семилетие своего руководства аббатством. Что скажешь, Сноп?

Совенок, поморгав, кивнул и сказал:

— Как говаривала моя матушка, самый лучший сюрприз — тот, которого не ожидаешь. И если мы не разболтаем всему аббатству о том, что готовим торт, сюрприз удастся на славу.

Хват, радостный, с готовностью направился к лестнице.

— Вот это здорово! Никогда прежде не готовил ни пирогов, ни тортов! Так что, Пижма, придется тебе показать мне, как это делается. Иначе у нас ничего не получится.

Пижме идея с тортом была очень даже по душе.

— Во‑ первых, вымойте лапы чисто‑ чисто, никаких пятнышек, соринок… Во‑ вторых, пусть наш брат Хиггли выделит нам плиту и отдельный большой стол на кухне. Из продуктов нам понадобятся фрукты, орехи, крем и, наверное, кружка октябрьского эля, чтобы замешать его в тесто. Я знаю, что господин настоятель очень любит темное тесто, пропитанное элем…

Веселые голоса вновь назначенных кондитеров удалились вниз по лестнице. Мартин тем временем подмигнул Ролло и сказал:

— Слушай, а может, и мы сходим посмотрим, это должно быть забавное зрелище.

Мартин встал с кресла, но его место тотчас же занял, соскользнув с подлокотника, старый летописец.

— Нет, Мартин, если хочешь, иди один. Я останусь тут, осмотрюсь, подумаю немножко.

Оставшись один на чердаке, Ролло продолжал сидеть в кресле. Он вздыхал, откидывался на спинку, наклонялся вперед, а затем, прикрыв глаза, задремал, и его передние лапы соскользнули с подлокотников на края сиденья.

ГЛАВА 10

Вскоре дремоту летописца Ролло как рукой сняло. Кому, как не ему, было знать, как часто вещи теряются, а потом находятся между подушкой кресла и его подлокотником. Вот и сейчас, опустив лапу с подлокотника, он с улыбкой извлек из щели за подушкой небольшой пергаментный свиток. Похоже, старушка Фермальда не слишком отличалась от него самого в последние годы жизни. Придвинув поближе лампу и вооружившись очками, старый летописец аккуратно развязал свиток, расправил его и присмотрелся к мелкому, неровному, но вполне разборчивому почерку. Буквы складывались в слова, слова — в строчки…

Очень непривычно называть бывшего пирата другом. Но вот этого горностая Седоглупа я с удовольствием называю своим другом. Интересно почему? Разве он не из тех, кто, приходя к нам с моря, всегда нес с собой беду и угрозу? Но я называю его другом, потому что он сам так первым назвал меня. Остальные не понимали его, он надоел всем своими постоянными жалобами и странным поведением. Но я‑ то знаю, что из‑ за этой глубокой раны на голове он не мог вести себя по‑ другому. Как же жесток оказался мир!

Я не боюсь смерти. Когда я увидела ее печать на лице Седоглупа, я решила сделать все, что в моих силах, чтобы скрасить его последние дни. Сидя здесь, у меня на чердаке, мы много разговаривали, и он рассказывал мне о дальних странах, о теплых морях, о тех островах, где никогда, не бывает зимы. Мысленно я уже видела прибой, разбивающийся о побережье Сампетры, я узнала об императоре, которого называют Безумный Глаз… Да, мой друг жил не самой лучшей жизнью, но в последние дни он раскаялся во всем зле, которое совершил. И хотя я старалась всячески успокоить его, он всегда волновался, опасался мести своих бывших товарищей и повелителя. Седоглуп поведал мне одну тайну, о которой попросил не рассказывать никому на. свете.

Однажды утром я проснулась и обнаружила, , что он исчез, ушел из нашего аббатства, чтобы найти смерть где‑ то в другом месте и не осложнять жить ни мне, ни моим друзьям. Если когда‑ нибудь к нам придут те, кто охотился за. моим несчастным другом, я выйду им навстречу и скажу, что никакого Седоглупа никогда здесь не было. Может быть, я спасу Рэдволл от лишних бед и неприятностей, потому что Рэдволл — это мой дом.

Что же касается тайны, которую поведал мне мой друг, я выполню свое обещание. Не буду рассказывать о ней, но напишу, а иначе «Слезы Всех Океанов» так и останутся навеки потерянными. А ведь когда‑ нибудь они могут понадобиться для великого и благородного дела. Седоглуп оставил «Слезы» мне как последний подарок своему единственному другу. Когда меня не станет, обрести эти «Слезы» сможет лишь тот, у кого хватит смелости и мудрости найти их, а если они попадут в лапы жадного или неразумного зверя, то принесут ему и всем окружающим только горе и смерть. Во сне я говорила с духом основателя нашего аббатства, с Мартином Воителем, тем самым первым Мартином Воителем, и я знаю, что поступаю правильно. А тому доброму зверю, чьего имени я не знаю и никогда не узнаю, я скажу вот что: ищи, и найдешь «Слезы Всех Океанов». Но не дай им ослепить тебя своей красотой, пользуйся ими мудро.

Глядеть вверх и в стороны не надлежит,

А туда, где лапы и мертвый дуб лежит.

Там то, что некогда родила вода:

Красота великая, она же — беда.

Ролло аккуратно свернул пергамент, спрятал его в рукав, затем взял лампу и направился вниз. В голове старого летописца роилось множество мыслей, которые никак не выстраивались в единую цепочку: завещание Фермальды, какие‑ то вопросы да еще это загадочное стихотворение. Он нашел Мартина на кухне и отозвал его в сторонку, чтобы серьезно поговорить.

— Мартин, там, на чердаке, я нашел очень странный пергамент, написанный Фермальдой.

— Я так и знал, что ты что‑ нибудь найдешь. Ну и где же был спрятан свиток?

— За подушкой кресла Фермальды. Но боюсь, оставшуюся часть этой тайны разгадать будет не так легко.

— Да уж я думаю. Фермальда всегда была странноватой, а тем более в последние годы жизни… Ладно, позже разберемся, что она там понаписала.

Вся кухонная работа уже закончилась, и брат Хиггли, его супруга Тизель и все остальные теперь с удовольствием наблюдали за последними усилиями Пижмы и ее перепачканных в муке и креме помощников. Сам торт был уже готов и теперь остывал на большом каменном столе.

— Ну что ж, по‑ моему, подарок господину настоятелю удался на славу, — сказала Тизель. — А как украшают его эти семь марципановых шариков! Точно по семи годам его настоятельства. Советую до вечера убрать торт в надвратную башню, чтобы аббат Дьюррал случайно не наткнулся на него во время обхода кухни.

Пижма и брат Хиггли вдвоем понесли большой поднос из кухни к воротам аббатства. Хват и Сноп бегали вокруг, отдавая всем присутствующим бесполезные указания:

— Так‑ так, отойдите подальше, ребята, на два шага в сторону. Так, вы, уважаемые, тоже отойдите в сторону… Эй, ты, пошел прочь! Там, кто‑ нибудь, откройте дверь!

В общую суматоху ворвались гортанные вопли, клекот и отчаянные крики о помощи со стороны ворот.

— Это еще что там происходит? — воскликнул Мартин и бросился из кухни во двор. По пятам за ним последовали Хват и Сноп.

Как оказалось, Пижме и брату Хиггли оставалось пройти совсем немного, когда они подверглись нападению. Четыре большие черноспинные чайки налетели на них прямо с неба, сбив торт на траву. Две из них набросились на Хиггли и Пижму, нанося им удары крыльями, царапая когтями и пытаясь оглушить своими огромными клювами. Тем временем две другие чайки, издавая победный клич, подлетели к торту и начали вытаскивать из крема розовые марципановые шарики.

Ко всеобщему удивлению, первым налетел на них обычно невозмутимый Сноп. При виде ухающей, разъяренной молодой совы две чайки немедленно бросились прочь, оставив испорченный сюрприз настоятелю. Сноп бросился на чайку, которая уже прижала Пижму к земле, и, словно сковав нападающего клювом и когтями, повис на нем, как якорь. Мартин тем временем подоспел на помощь Хиггли. Подхватив деревянный поднос с земли, мышь‑ воин обрушил его на спину чайке, сломав при этом поднос пополам. Хват молниеносно сгреб Пижму и Хиггли в охапку и прикрыл их от острых клювов противника своим телом. Мартин успел нанести еще один удар половиной подноса по своей жертве, но затем чайке удалось вырваться и, припадая на одно крыло, взмыть в воздух.

Куда меньше повезло птице, на которую налетел Сноп. Мощные когти и огромный клюв совы быстро сделали свое дело, и вскоре чайка уже неподвижно лежала у ворот аббатства.

Из здания аббатства и из всех пристроек повыскакивали обитатели Рэдволла и во главе с матушкой Аумой и аббатом Дьюрралом сбежались к месту происшествия. Вопросы посыпались один за другим:

— Что здесь случилось?

— Что это за птицы? Орлы, соколы? Кто‑ нибудь знает?

— Ну ты и глупый! Неужели не видишь, что это всего‑ навсего мертвая чайка.

— Бр‑ р! Морская птица! Добра от них не жди. Ты только посмотри на клюв!

Вскоре Аума, аббат и Кротоначальник восстановили порядок.

— Так, ну‑ ка все отойдите подальше. Воспитатели, уведите отсюда малышей. Нечего им смотреть на эту птицу.

— Хур‑ хур! Пр‑ рочь с дор‑ р‑ роги! Бр‑ рат Хиггли, Пижма, вы не р‑ ранены?

Аума наскоро осмотрела брата Хиггли и ежиху.

— Похоже, у обоих есть по нескольку ссадин и царапин. Вальджер и вы, остальные, отнесите их обоих в лазарет и вызовите сестру Цецилию. Мартин, что это за птица?

Мышь‑ воин тем временем рассматривал поверженного противника. Покачав головой, он оглядел небо.

— Вообще‑ то это чайка. Но я никогда не видел, чтобы такая большая морская птица улетала так далеко от моря. Всего их было четыре? Я смотрю, оставшиеся три не пожелали разделить участь их товарища, а наш друг Сноп заставил нападавшего жестоко поплатиться за свое коварство. Наш совенок, несмотря на молодость, оказался отличным бойцом.

Сноп поморгал и сказал:

— Как, бывало, говаривала моя старая матушка, нет смысла без конца точить когти об одного и того же противника. Если уж ввязался в драку, постарайся сделать так, чтобы больше с этим противником тебе встречаться не пришлось.

Тем временем Хват, осмотрев остатки торта, лежавшие на траве, направился к сладкой куче.

— Хорошо сказал, старая подушка, — вздохнул он. — Мамаша твоя, наверно, была та еще птичка в свои годы.

Тизель наконец смогла сорвать злость и лихо ткнула Хвата поварешкой под ребра.

— Ты еще узнаешь, какая я птичка, — сказала она, — если хотя бы притронешься к торту. По‑ моему, он не слишком пострадал. Сделаем новый крем, и будет как новенький. Да, Мартин, нам, кстати, потребуется и новый поднос.

В неожиданно теплом для столь ранней весенней поры воздухе эхом разносился звон колоколов аббатства, возвещавший о приближении ужина. Обитатели Рэдволла собрались в Малой Пещере. Этот зал был не столь огромен и величествен, как Большой Зал, и обычно служил столовой. Вся еда была выставлена посреди стола, каждый подходил и брал что хотел и сколько хотел.

Аббат Дьюррал сидел вместе о Мартином и другими старшими на узкой каменной приступке, тянувшейся вдоль одной из стен зала. Когда аббат встал, в зале воцарилась полная тишина.

— Друзья мои, — обратился он к собравшимся, — наверное, нет смысла пересказывать то, что случилось сегодня. Все вы уже об этом знаете. Зачем четырем чайкам понадобилось нападать на двух абсолютно безобидных зверей, является тайной как для меня, так и для всех старейшин аббатства. Тем не менее наш старый друг из Страны Цветущих Мхов, Командор выдр, выставил часовых на стенах аббатства. Его выдры, вооруженные пращами и камнями, будут нести дежурство на тот случай, если внезапная атака повторится. Но на ближайшие дни я попрошу всех без надобности не выходить на улицу. И пожалуйста, будьте внимательнее с малышами. Они еще не понимают всей опасности, и наш долг — защищать их. Да, и последнее: мы очень благодарны нашим новым друзьям Хвату и Снопу за их умелые и решительные действия в столь неожиданной и скоротечной схватке. В зале раздались аплодисменты.

Сноп скромно потупил глаза и уткнул свой взгляд в тарелку о мелко нарубленным сыром, зато Хват накланялся и наулыбался за двоих.

— Да уж такие мы, зайцы! — с притворной скромностью говорил он. — В конце концов, я только выполнял свой долг. Спасать ежих, рубить чаек для нас, зайцев, — так, пустяки.

Ролло, сидевший рядом с Мартином, закатил глаза, не в силах больше выслушивать поток заячьего хвастовства.

— Клянусь шкурой и мехом, Мартин, я больше не вынесу болтовни этого длинноухого. Пойдем отсюда. Я даже придумал предлог: давай отнесем поднос с ужином в лазарет Пижме и брату Хиггли. Поболтаем с ними, посмотрим, как там они.

— Идет, — с готовностью согласился мышь‑ воин. — Только не упоминай при мне о подносах. Ежиха Тизель мне никогда не простит ее разбитый поднос.

Брат Хиггли и Пижма изо всех сил притворялись спящими, но сестра Цецилия тем не менее поставила в изголовье их кроватей по большой миске.

— Теплая крапивная похлебка — вот лучшее средство при шоке и небольших ранах. Я схожу поужинаю, а вы, будьте любезны, съешьте похлебку всю до последней ложки. А я проверю миски, когда вернусь.

В это время в лазаретную палату вошли Ролло и Мартин с полным подносом еды. Цецилия строго поджала губы.

— Ну‑ ка потише, — сказала она, переходя на шепот. — Больные уснули. Надеюсь, эту еду вы принесли не для них? Учтите, они на строгой диете из крапивной похлебки.

Мартин улыбнулся ей и прошептал:

— Еда? Ну конечно, нет. Это ужин для нас. Мы с Ролло решили зайти к больным, посидеть с ними, а если они проснутся, мы проследим, чтобы они съели всю похлебку.

Сестра Цецилия улыбнулась в ответ и поблагодарила его:

— Молодец, Мартин. Я так и знала, что с тобой они будут в надежных лапах.

С этими словами она неслышно вышла за порог и тихонечко прикрыла за собой дверь. Брат Хиггли тотчас же вскочил на кровати. Лапы его были сжаты в кулаки, а зубы выбивали отчаянную дробь.

— Бр‑ р‑ р! Ох уж мне эта сестра Цецилия! Я бы предпочел оказаться в нашем пруду, с камнем, привязанным к лапам, чем проторчать в этой палате еще хоть один день.

Ролло, слушай, сделай доброе дело: открой окно и выплесни эту мерзкую похлебку. От одного запаха этой гадости я могу заболеть по‑ настоящему.

Пижма, тоже вскочившая с кровати, радостно воскликнула:

— Брат Хиггли, смотрите, настоящая еда! Пирожки, сыр, вафли, наливка! Ну, ребята, спасибо, вы просто спасли нас от голодной смерти.

Глядя на то, как молодая ежиха уплетает ужин, Мартин не мог сдержать улыбки.

— Ну и как мы себя чувствуем, Пижма? — спросил он.

Отвечать Пижма могла с трудом — мешал огромный пирожок, целиком отправленный ею в рот.

— Как я себя чувствую? Да замечательно! И кстати, мне сказали, что Фиалка все видела. Она как раз убирала в башне у ворот. Вальджер сказал, что она упала в обморок от страха, и сунул ей под нос горящие перья. Вот уж я порадовалась! Надеюсь, от этой вони ей стало еще хуже.

Брат Хиггли откусил добрый кусок сыра, прожевал и задумчиво произнес:

— Как‑ то глупо все это получается. Не пойму, зачем четырем большим птицам нападать на нас.

Ролло пожал плечами и сказал:

— Насколько я понял, на вас напали только две из них. Другая парочка напала на торт аббата. Получается, что нападение на тебя и Пижму было всего лишь отвлекающим маневром. Неужели им торт был нужен?

Мартин подождал, пока Пижма запьет пирожок, и спросил ее:

— Ну а ты что думаешь по этому поводу? Ежиха стала серьезной.

— Может быть, вам это покажется смешным, но я уверена, что чаек не интересовали ни мы, ни сам торт. Единственное, что они хотели утащить, — это марципановые шарики. Только зачем они им?

— Вот вам и еще одна тайна, — сказал Мартин, обращаясь к Ролло, который явно о чем‑ то глубоко задумался.

Затем, тряхнув головой, летописец ответил:

— Тайны и загадки… — Вдруг, подпрыгнув на месте, он воскликнул: — Загадки! Ну и дела! Во всей этой суете я совсем забыл!

Он извлек из рукава пергамент Фермальды и сказал:

— Вот, послушайте.

Летописец Рэдволла приступил к чтению вслух записей Фермальды. Брат Хиггли, слушая вполуха, доедал ужин, зато Мартин и Пижма внимательно слушали каждое слово Ролло.

ГЛАВА 11

Пираты, ушедшие в холмы Сампетры, не слишком беспокоили Ублаза. С ними он разберется потом, когда будет покончено с капитанами. Сидя на троне, потягивая вино и грызя жареное птичье крылышко, император в очередной раз обдумывал последние события. Не было сомнений в том, что заварил всю эту кашу Барранка. Именно его Ублаз хотел подвергнуть примерному наказанию, тогда остальные капитаны будут не столь опасны. Старое как мир средство подавить восстание: отрубить змее голову, и ее длинное тело в конвульсиях распластается перед тобой. Кстати, о змеях.

Ублаз отставил блюдо с едой и стремительно проследовал из тронного зала к массивным дверям, закрывавшим вход в пещеры. Двое надзирателей стояли на страже у самой тяжелой, с крепким засовом двери. Ублаз ткнул в их сторону серебряным кинжалом и приказал:

— Открыть!

Ящерицы поспешно распахнули перед императором дверь. Вытащив факел из кольца на стене, Ублаз проследовал внутрь, оставив дверь за собой приоткрытой, чтобы стражники видели, что он будет делать в пещере. Довольно вздохнув, Ублаз подошел к каменному постаменту, на котором лежала роскошная золотая корона. Сделанный по личному эскизу императора массивный золотой обруч, украшенный рубинами, прекрасно подходил ему. Это была достойная корона для настоящего повелителя империи. Но кое‑ чего в короне все‑ таки не хватало. Шесть зубьев на передней части кольца предназначались для шести больших, розового цвета жемчужин. И вот когда «Слезы Всех Океанов» наконец займут свои места, корона императора будет совершенна.

Едва слышное шуршание и громкое шипение заставили надзирателей отскочить от двери подальше. Заметив это, Ублаз прикрикнул:

— Стоять смирно! Смотрите, и вы будете свидетелями величайшего могущества вашего повелителя! Ящерицы повиновались, но их обычно ничего не выражающие глаза на этот раз были полны ужаса.

Пещера была залита огненным светом. Это пламя факела отражалось от золотой короны и от поверхности большого, выложенного камнем бассейна в дальнем углу помещения. Вот из этого бассейна, перегнувшись через край, выскользнула и поползла к императору огромная змея. Бледная, цвета слоновой кости, ее каждая чешуйка отражала свет факела, и в сумраке казалось, что к ногам Ублаза продвигается струя золотистого пламени.

Свернувшись кольцами у ног куницы, змея угрожающе подняла голову, занеся ее для смертельного укуса. Не так много на земле найдется змеи опаснее этой — коралловой водяной змеи. Ублазу пришлось сконцентрировать все свои гипнотические силы и перехватить взгляд смертоносной рептилии. Поймав этот взгляд, Ублаз стал монотонно, ритмично напевать свое самое могучее заклинание:

Днем и ночью сторожи!

А сейчас поди‑ ка

Ляг и тихо полежи,

Ибо я — владыка!

Снова и снова повторял император свое заклинание, качая головой в такт движениям головы змеи. Постепенно его лицо придвигалось все ближе и ближе к змеиной морде, пока противники почти не коснулись друг друга носами. Змея сдалась, закрыла пасть, раздвоенный язык перестал мелькать в воздухе. Наконец опустила голову на холодный каменный пол пещеры. Глаза рептилии словно покрылись мутной, почти непрозрачной пленкой. Ублаз замолчал, встал, слегка пнул змею ногой и повернулся к ней спиной, направившись к дверям.

— Ну что, видели, какова власть вашего повелителя? — почти змеиным шепотом обратился он к часовым‑ надзирателям.

Он проследовал мимо надзирателей, предоставив им самим закрывать двери. Ублаз прекрасно понимал: то, что видели эти двое, скоро станет известно всем надзирателям и стражникам. Постепенно рассказ об укрощении змеи обрастет новыми страшными подробностями, рано или поздно достигнет ушей пиратов, так что не только верные слуги, но и враги поймут: всякое сопротивление власти куницы‑ императора бесполезно.

Снасти «Морского Змея» обросли льдом. Корабль с трудом продвигался сквозь густую пелену тумана, ощетинившись по обоим бортам длинными веслами. Ромска ходила взад‑ вперед по палубе, размахивая длинной, сомножеством узлов веревкой, которой она немилосердно хлестала всех, кто попадался ей под лапу.

— А ну, шевели клешнями, крабы кривобокие! Давай‑ давай, налегай! В такую погоду либо гребешь, либо подыхаешь. А мы, хорьки, помирать не любим. Давай живей, пошевеливай веслами! А ну, салаги, навались!

Кок Рубби сидел на бушприте и высматривал впереди корабля скалы или огромные глыбы льда, представляющие для корабля не меньшую опасность. Взмахнув лапой, он обернулся и крикнул рулевому по кличке Рубихвост.

— Идем тем же курсом, приятель! Держи руль ровно! Чтобы ответить, рулевому пришлось с усилием разорвать почти смерзшиеся губы:

— Есть так держать! Следуем тем же курсом! Генерал надзирателей Ласк Фрилдор, замотанный во все тряпки, на которые ему только удалось наложить свою чешуйчатую лапу, пытался согреться, придвинувшись вплотную к крохотной жаровне, стоявшей посреди его каюты в носу корабля. Как только Ромска вошла в дурно пахнущее помещение, он вскочил и прокричал:

— 3‑ з‑ закрой дверь! Я умираю от х‑ холода! 3‑ здесь ж‑ жутко х‑ холодно!

Ромска закрыла дверь и, ухмыляясь, посмотрела на ящерицу.

— Ну и на что мы на этот раз жалуемся, чешуйчатая морда? Третий день, как мы попали в штиль, еле тащимся на веслах, а тебе все плохо. Надеюсь, на этот раз тебя не укачивает?

Генерал с трудом прекратил стучать зубами. Справившись с челюстями, он наконец смог ответить капитану:

— С‑ с‑ смотри, половина моих надз‑ зирателей погибла. Они з‑ замерз‑ зли. Тут х‑ холодно. Ес‑ сли не потеплеет, мы вс‑ се умрем!

Ромска всплеснула лапами:

— Да что ж ты сразу не сказал? Я сейчас прикажу солнцу, чтобы оно вышло и светило день напролет.

Мутные, почти неживые от холода глаза генерала с ненавистью смотрели на пирата.

— Императору Ублаз‑ зу будет долож‑ жено. Ты ос‑ скорбляешь генерала надз‑ зирателей, ж‑ жалкий х‑ х‑ хо‑ рек. — Сказав это, Фрилдор сплюнул.

Ромска в ответ только хрипло рассмеялась.

— Слушай, ты, тупица! Мы в море, понимаешь? В открытом море. И никто — ни ты, ни я, ни сам император — ничего не может поделать с погодой. Постарайся вбить это в свою чешуйчатую башку. Все мы в лапах судьбы, и всем нам нужно немножко удачи и везения.

Ласк Фрилдор сжал голову лапами:

— Ты с‑ сбилас‑ сь с‑ с пути. Мы з‑ заблудилис‑ сь. В голосе Ромски зазвучали издевательские нотки.

— Соображаешь, рептилия, даром что вся башка в чешуе. Запросто может быть так, приятель, что ни ты, ни я не выберемся из этой переделки живыми. Я уж давно сомневаюсь, что мне удастся довести корабль до этой дурацкой Страны Цветущих Мхов и тем более вернуться обратно в Сампетру. И знаешь почему? Потому что я и в подметки не гожусь капитану Конве. Да, этот горностай знал свое дело. Для него любое море было что для тебя маленькая лужа. А где теперь Конва, а? Гниет, наверное, в какой‑ нибудь темнице, потому что твоему императору, видишь ли, не понравилась его физиономия.

Тут с бушприта донесся истошный вопль Рубихвоста:

— Земля! Прямо по курсу — земля! И туман рассеивается!

Ромска мгновенно выскочила из каюты и бросилась на нос. Весь экипаж «Морского Змея» радостно вопил на разные голоса:

— Земля! Земля!

— Добрались, ребята, добрались!

— Земля впереди!

Хорьчиха прищурилась, вглядывась в далекое скалистое побережье.

— Даже если это не Страна Цветущих Мхов, я все равно рада, что мы куда‑ то выплыли.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒