|
|||
Данте Алигьери 9 страницаКак Эфиальт сотрясся, разъярен.
109 Я ждал, в испуге, смертного мгновенья, И впрямь меня убил бы страх один, Когда бы я не видел эти звенья.
112 Мы вновь пошли, и новый исполин, Антей, возник из темной котловины, От чресл до шеи ростом в пять аршин.
115 " О ты, что в дебрях роковой долины, - Где Сципион был вознесен судьбой, Рассеяв Ганнибаловы дружины, -
118 Не счел бы львов, растерзанных тобой, Ты, о котором говорят: таков он, Что, если б он вел братьев в горний бой,
121 Сынам Земли венец был уготован, Спусти нас – и не хмурь надменный взгляд - В глубины, где Коцит морозом скован.
124 Тифей и Титий далеко стоят; Мой спутник дар тебе вручит бесценный; Не корчи рот, нагнись; он будет рад
127 Тебя опять прославить во вселенной; Он жив и долгий век себе сулит, Когда не будет призван в свет блаженный".
130 Так молвил вождь; и вот гигант спешит Принять его в простертые ладони, Которых крепость испытал Алкид.
133 Вергилий, ощутив себя в их лоне, Сказал: «Стань тут», – и, чтоб мой страх исчез, Обвил меня рукой, надежней брони.
136 Как Гаризенда, если стать под свес, Вершину словно клонит понемногу Навстречу туче в высоте небес,
139 Так надо мной, взиравшим сквозь тревогу, Навис Антей, и в этот миг я знал, Что сам не эту выбрал бы дорогу.
142 Но он легко нас опустил в провал, Где поглощен Иуда тьмой предельной И Люцифер. И, разогнувшись, встал,
145 Взнесясь подобно мачте корабельной.
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ Комментарии
1 Когда б мой стих был хриплый и скрипучий, Как требует зловещее жерло, Куда спадают все другие кручи,
4 Мне б это крепче выжать помогло Сок замысла; но здесь мой слог некстати, И речь вести мне будет тяжело;
7 Ведь вовсе не из легких предприятий - Представить образ мирового дна; Тут не отделаешься «мамой-тятей».
10 Но помощь Муз да будет мне дана, Как Амфиону, строившему Фивы, Чтоб в слове сущность выразить сполна.
13 Жалчайший род, чей жребий несчастливый И молвить трудно, лучше б на земле Ты был овечьим стадом, нечестивый!
16 Мы оказались в преисподней мгле, У ног гиганта, на равнине гладкой, И я дивился шедшей вверх скале,
19 Как вдруг услышал крик: " Шагай с оглядкой! Ведь ты почти что на головы нам, Злосчастным братьям, наступаешь пяткой! "
22 Я увидал, взглянув по сторонам, Что подо мною озеро, от стужи Подобное стеклу, а не волнам.
25 В разгар зимы не облечен снаружи Таким покровом в Австрии Дунай, И дальний Танаис твердеет хуже;
28 Когда бы Тамбернику невзначай Иль Пьетрапане дать сюда свалиться, У озера не хрустнул бы и край.
31 И как лягушка выставить ловчится, Чтобы поквакать, рыльце из пруда, Когда ж ее страда и ночью снится,
34 Так, вмерзши до таилища стыда И аисту под звук стуча зубами, Синели души грешных изо льда.
37 Свое лицо они склоняли сами, Свидетельствуя в облике таком О стуже – ртом, о горести – глазами.
40 Взглянув окрест, я вновь поник челом И увидал двоих, так сжатых рядом, Что волосы их сбились в цельный ком.
43 " Вы, грудь о грудь окованные хладом, - Сказал я, – кто вы? " Каждый шею взнес И на меня оборотился взглядом.
46 И их глаза, набухшие от слез, Излились влагой, и она застыла, И веки им обледенил мороз.
49 Бревно с бревном скоба бы не скрепила Столь прочно; и они, как два козла, Боднулись лбами, – так их злость душила.
52 И кто-то молвил, не подняв чела, От холода безухий: " Что такое? Зачем ты в нас глядишь, как в зеркала?
55 Когда ты хочешь знать, кто эти двое: Им завещал Альберто, их отец, Бизенцский дол, наследье родовое.
58 Родные братья; из конца в конец Обшарь хотя бы всю Каину, – гаже Не вязнет в студне ни один мертвец:
61 Ни тот, которому, на зоркой страже, Артур пронзил копьем и грудь и тень, Ни сам Фокачча, ни вот этот даже,
64 Что головой мне застит скудный день И прозывался Сассоль Маскерони; В Тоскане слышали про эту тень.
67 А я, – чтоб все явить, как на ладони, - Был Камичон де'Пацци, и я жду Карлино для затменья беззаконий".
70 Потом я видел сотни лиц во льду, Подобных песьим мордам; и доныне Страх у меня к замерзшему пруду.
73 И вот, пока мы шли к той середине, Где сходится всех тяжестей поток, И я дрожал в темнеющей пустыне, -
76 Была то воля, случай или рок, Не знаю, – только, меж голов ступая, Я одному ногой ушиб висок.
79 " Ты что дерешься? – вскрикнул дух, стеная. - Ведь не пришел же ты меня толкнуть, За Монтаперти лишний раз отмщая? "
82 И я: " Учитель, подожди чуть-чуть; Пусть он меня избавит от сомнений; Потом ускорим, сколько хочешь, путь".
85 Вожатый стал; и я промолвил тени, Которая ругалась всем дурным: «Кто ты, к другим столь злобный средь мучений? »
88 " А сам ты кто, ступающий другим На лица в Антеноре, – он ответил, - Больней, чем если бы ты был живым? "
91 " Я жив, и ты бы утешенье встретил, - Был мой ответ, – когда б из рода в род В моих созвучьях я тебя отметил".
94 И он сказал: " Хочу наоборот. Отстань, уйди; хитрец ты плоховатый: Нашел, чем льстить средь ледяных болот! "
97 Вцепясь ему в затылок волосатый, Я так сказал: " Себя ты назовешь Иль без волос останешься, проклятый! "
100 И он в ответ: " Раз ты мне космы рвешь, Я не скажу, не обнаружу, кто я, Хотя б меня ты изувечил сплошь".
103 Уже, рукой в его загривке роя, Я не одну ему повыдрал прядь, А он глядел все книзу, громко воя.
106 Вдруг кто-то крикнул: " Бокка, брось орать! И без того уж челюстью грохочешь. Разлаялся! Кой черт с тобой опять? "
109 " Теперь молчи, – сказал я, – если хочешь, Предатель гнусный! В мире свой позор Через меня навеки ты упрочишь".
112 " Ступай, – сказал он, – врать тебе простор. Но твой рассказ пусть в точности означит И этого, что на язык так скор.
115 Он по французским денежкам здесь плачет. " Дуэра, – ты расскажешь, – водворен Там, где в прохладце грешный люд маячит"
118 А если спросят, кто еще, то вон - Здесь Беккерия, ближе братьи прочей, Которому нашейник рассечен;
121 Там Джанни Сольданьер потупил очи, И Ганеллон, и Тебальделло с ним, Тот, что Фаэнцу отомкнул средь ночи".
124 Мы отошли, и тут глазам моим Предстали двое, в яме леденея; Один, как шапкой, был накрыт другим.
127 Как хлеб грызет голодный, стервенея, Так верхний зубы нижнему вонзал Туда, где мозг смыкаются и шея.
130 И сам Тидей не яростней глодал Лоб Меналиппа, в час перед кончиной, Чем этот призрак череп пожирал.
33 " Ты, одержимый злобою звериной К тому, кого ты истерзал, жуя, Скажи, – промолвил я, – что ей причиной.
136 И если праведна вражда твоя, - Узнав, кто вы и чем ты так обижен, Тебе на свете послужу и я,
139 Пока не станет мой язык недвижен".
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Комментарии
1 Подняв уста от мерзостного брашна, Он вытер свой окровавленный рот О волосы, в которых грыз так страшно,
4 Потом сказал: " Отчаянных невзгод Ты в скорбном сердце обновляешь бремя; Не только речь, и мысль о них гнетет.
7 Но если слово прорастет, как семя, Хулой врагу, которого гложу, Я рад вещать и плакать в то же время.
10 Не знаю, кто ты, как прошел межу Печальных стран, откуда нет возврата, Но ты тосканец, как на слух сужу.
13 Я графом Уголино был когда-то, Архиепископом Руджери – он; Недаром здесь мы ближе, чем два брата.
16 Что я злодейски был им обойден, Ему доверясь, заточен как пленник, Потом убит, – известно испокон;
19 Но ни один не ведал современник Про то, как смерть моя была страшна. Внемли и знай, что сделал мой изменник.
22 В отверстье клетки – с той поры она Голодной Башней называться стала, И многим в ней неволя суждена -
25 Я новых лун перевидал немало, Когда зловещий сон меня потряс, Грядущего разверзши покрывало.
28 Он, с ловчими, – так снилось мне в тот час, - Гнал волка и волчат от их стоянки К холму, что Лукку заслонил от нас;
31 Усердных псиц задорил дух приманки, А головными впереди неслись Гваланди, и Сисмонди, и Ланфранки.
34 Отцу и детям было не спастись: Охотникам досталась их потреба, И в ребра зубы острые впились.
37 Очнувшись раньше, чем зарделось небо, Я услыхал, как, мучимые сном, Мои четыре сына просят хлеба.
40 Когда без слез ты слушаешь о том, Что этим стоном сердцу возвещалось, - Ты плакал ли когда-нибудь о чем?
43 Они проснулись; время приближалось, Когда тюремщик пищу подает, И мысль у всех недавним сном терзалась.
46 И вдруг я слышу – забивают вход Ужасной башни; я глядел, застылый, На сыновей; я чувствовал, что вот -
49 Я каменею, и стонать нет силы; Стонали дети; Ансельмуччо мой Спросил: «Отец, что ты так смотришь, милый? »
52 Но я не плакал; молча, как немой, Провел весь день и ночь, пока денница Не вышла с новым солнцем в мир земной.
55 Когда луча ничтожная частица Проникла в скорбный склеп и я открыл, Каков я сам, взглянув на эти лица, -
58 Себе я пальцы в муке укусил. Им думалось, что это голод нудит Меня кусать; и каждый, встав, просил:
61 " Отец, ешь нас, нам это легче будет; Ты дал нам эти жалкие тела, - Возьми их сам; так справедливость судит".
64 Но я утих, чтоб им не делать зла. В безмолвье день, за ним другой промчался. Зачем, земля, ты нас не пожрала!
67 Настал четвертый. Гаддо зашатался И бросился к моим ногам, стеня: «Отец, да помоги же! » – и скончался.
70 И я, как ты здесь смотришь на меня, Смотрел, как трое пали Друг за другом От пятого и до шестого дня.
73 Уже слепой, я щупал их с испугом, Два дня звал мертвых с воплями тоски; Но злей, чем горе, голод был недугом".
76 Тут он умолк и вновь, скосив зрачки, Вцепился в жалкий череп, в кость вонзая Как у собаки крепкие клыки.
79 О Пиза, стыд пленительного края, Где раздается si! Коль медлит суд Твоих соседей, – пусть, тебя карая,
82 Капрара и Горгона с мест сойдут И устье Арно заградят заставой, Чтоб утонул весь твой бесчестный люд!
85 Как ни был бы ославлен темной славой Граф Уголлино, замки уступив, - За что детей вести на крест неправый!
88 Невинны были, о исчадье Фив, И Угуччоне с молодым Бригатой, И те, кого я назвал, в песнь вложив.
91 Мы шли вперед равниною покатой Туда, где, лежа навзничь, грешный род Терзается, жестоким льдом зажатый.
94 Там самый плач им плакать не дает, И боль, прорвать не в силах покрывала, К сугубой муке снова внутрь идет;
97 Затем что слезы с самого начала, В подбровной накопляясь глубине, Твердеют, как хрустальные забрала.
100 И в этот час, хоть и казалось мне, Что все мое лицо, и лоб, и веки От холода бесчувственны вполне,
103 Я ощутил как будто ветер некий. " Учитель, – я спросил, – чем он рожден? Ведь всякий пар угашен здесь навеки".
106 И вождь: " Ты вскоре будешь приведен В то место, где, узрев ответ воочью, Постигнешь сам, чем воздух возмущен".
109 Один из тех, кто скован льдом и ночью, Вскричал: " О души, злые до того, Что вас послали прямо к средоточью,
112 Снимите гнет со взгляда моего, Чтоб скорбь излилась хоть на миг слезою, Пока мороз не затянул его".
115 И я в ответ: " Тебе я взор открою, Но назовись; и если я солгал, Пусть окажусь под ледяной корою! "
118 " Я – инок Альбериго, – он сказал, - Тот, что плоды растил на злое дело И здесь на финик смокву променял".
121 «Ты разве умер? » – с уст моих слетело. И он в ответ: " Мне ведать не дано, Как здравствует мое земное тело.
124 Здесь, в Толомее, так заведено, Что часто души, раньше, чем сразила Их Атропос, уже летят на дно.
127 И чтоб тебе еще приятней было Снять у меня стеклянный полог с глаз, Знай, что, едва предательство свершила,
130 Как я, душа, вселяется тотчас Ей в тело бес, и в нем он остается, Доколе срок для плоти не угас.
133 Душа катится вниз, на дно колодца. Еще, быть может, к мертвым не причли И ту, что там за мной о г стужи жмется.
136 Ты это должен знать, раз ты с земли: Он звался Бранка д'Орья; наша братья С ним свыклась, годы вместе провели".
139 " Что это правда, мало вероятья, - Сказал я. – Бранка д'Орья жив, здоров, Он ест, и пьет, и спит, и носит платья".
142 И дух в ответ: " В смолой кипящий ров Еще Микеле Цанке не направил, С землею разлучась, своих шагов,
145 Как этот беса во плоти оставил Взамен себя, с сородичем одним, С которым вместе он себя прославил.
148 Но руку протяни к глазам моим, Открой мне их! " И я рукой не двинул, И было доблестью быть подлым с ним.
151 О генуэзцы, вы, в чьем сердце минул Последний стыд и все осквернено, Зачем ваш род еще с земли не сгинул?
1 54 С гнуснейшим из романцев заодно Я встретил одного из вас, который Душой в Коците погружен давно,
1 57 А телом здесь обманывает взоры.
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Комментарии
1 Vexma regis prodeunt inferni Навстречу нам, – сказал учитель. – Вот, Смотри, уже он виден в этой черни".
4 Когда на нашем небе ночь встает Или в тумане меркнет ясность взгляда, Так мельница вдали крылами бьет,
7 Как здесь во мгле встававшая громада. Я хоронился за вождем, как мог, Чтобы от ветра мне была пощада.
10 Мы были там, – мне страшно этих строк, - Где тени в недрах ледяного слоя Сквозят глубоко, как в стекле сучок.
13 Одни лежат; другие вмерзли стоя, Кто вверх, кто книзу головой застыв; А кто – дугой, лицо ступнями кроя.
16 В безмолвии дальнейший путь свершив И пожелав, чтобы мой взгляд окинул Того, кто был когда-то так красив,
19 Учитель мой вперед меня подвинул, Сказав: " Вот Дит, вот мы пришли туда, Где надлежит, чтоб ты боязнь отринул".
22 Как холоден и слаб я стал тогда, Не спрашивай, читатель; речь – убоже; Писать о том не стоит и труда.
25 Я не был мертв, и жив я не был тоже; А рассудить ты можешь и один: Ни тем, ни этим быть – с чем это схоже.
28 Мучительной державы властелин Грудь изо льда вздымал наполовину; И мне по росту ближе исполин,
31 Чем руки Люцифера исполину; По этой части ты бы сам расчел, Каков он весь, ушедший телом в льдину.
34 О, если вежды он к Творцу возвел И был так дивен, как теперь ужасен, Он, истинно, первопричина зол!
37 И я от изумленья стал безгласен, Когда увидел три лица на нем; Одно – над грудью; цвет его был красен;
40 А над одним и над другим плечом Два смежных с этим в стороны грозило, Смыкаясь на затылке под хохлом.
43 Лицо направо – бело-желтым было; Окраска же у левого была, Как у пришедших с водопадов Нила.
46 Росло под каждым два больших крыла, Как должно птице, столь великой в мире; Таких ветрил и мачта не несла.
49 Без перьев, вид у них был нетопырий; Он ими веял, движа рамена, И гнал три ветра вдоль по темной шири,
52 Струи Коцита леденя до дна. Шесть глаз точило слезы, и стекала Из трех пастей кровавая слюна.
55 Они все три терзали, как трепала, По грешнику; так, с каждой стороны По одному, в них трое изнывало.
58 Переднему не зубы так страшны, Как ногти были, все одну и ту же Сдирающие кожу со спины.
61 " Тот, наверху, страдающий всех хуже, - Промолвил вождь, – Иуда Искарьот; Внутрь головой и пятками наруже.
64 А эти – видишь – головой вперед: Вот Брут, свисающий из черной пасти; Он корчится – и губ не разомкнет!
67 Напротив – Кассий, телом коренастей. Но наступает ночь; пора и в путь; Ты видел все, что было в нашей власти".
70 Велев себя вкруг шеи обомкнуть И выбрав миг и место, мой вожатый, Как только крылья обнажили грудь,
73 Приблизился, вцепился в стан косматый И стал спускаться вниз, с клока на клок, Меж корок льда и грудью волосатой.
76 Когда мы пробирались там, где бок, Загнув к бедру, дает уклон пологий, Вождь, тяжело дыша, с усильем лег
79 Челом туда, где прежде были ноги, И стал по шерсти подыматься ввысь, Я думал – вспять, по той же вновь дороге.
82 Учитель молвил: " Крепче ухватись, - И он дышал, как человек усталый. - Вот путь, чтоб нам из бездны зла спастись".
85 Он в толще скал проник сквозь отступ малый. Помог мне сесть на край, потом ко мне Уверенно перешагнул на скалы.
88 Я ждал, глаза подъемля к Сатане, Что он такой, как я его покинул, А он торчал ногами к вышине.
91 И что за трепет на меня нахлынул, Пусть судят те, кто, слыша мой рассказ, Не угадал, какой рубеж я минул.
94 " Встань, – вождь промолвил. – Ожидает нас Немалый путь, и нелегка дорога, А солнце входит во второй свой час".
97 Мы были с ним не посреди чертога; То был, верней, естественный подвал, С неровным дном, и свет мерцал убого.
100 " Учитель, – молвил я, как только встал, - Пока мы здесь, на глубине безвестной, Скажи, чтоб я в сомненьях не блуждал:
103 Где лед? Зачем вот этот в яме тесной Торчит стремглав? И как уже пройден От ночи к утру солнцем путь небесный? "
106 " Ты думал – мы, как прежде, – молвил он, - За средоточьем, там, где я вцепился В руно червя, которым мир пронзен?
109 Спускаясь вниз, ты там и находился; Но я в той точке сделал поворот, Где гнет всех грузов отовсюду слился;
112 И над тобой теперь небесный свод, Обратный своду, что взнесен навеки Над сушей и под сенью чьих высот
115 Угасла жизнь в безгрешном Человеке; Тебя держащий каменный настил Есть малый круг, обратный лик Джудекки.
118 Тут – день встает, там – вечер наступил; А этот вот, чья лестница мохната, Все так же воткнут, как и прежде был.
121 Сюда с небес вонзился он когда-то; Земля, что раньше наверху цвела, Застлалась морем, ужасом объята,
124 И в наше полушарье перешла; И здесь, быть может, вверх горой скакнула, И он остался в пустоте дупла".
127 Там место есть, вдали от Вельзевула, Насколько стены склепа вдаль ведут; Оно приметно только из-за гула
130 Ручья, который вытекает тут, Пробившись через камень, им точимый; Он вьется сверху, и наклон не крут.
133 Мой вождь и я на этот путь незримый Ступили, чтоб вернуться в ясный свет, И двигались все вверх, неутомимы,
136 Он – впереди, а я ему вослед, Пока моих очей не озарила Краса небес в зияющий просвет;
139 И здесь мы вышли вновь узреть светила.
* ЧИСТИЛИЩЕ *
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ Комментарии
1 Для лучших вод подъемля парус ныне, Мой гений вновь стремит свою ладью, Блуждавшую в столь яростной пучине,
4 И я второе царство воспою, Где души обретают очищенье И к вечному восходят бытию.
7 Пусть мертвое воскреснет песнопенье, Святые Музы, – я взываю к вам; Пусть Каллиопа, мне в сопровожденье,
10 Поднявшись вновь, ударит по струнам, Как встарь, когда Сорок сразила лира И нанесла им беспощадный срам.
13 Отрадный цвет восточного сапфира, Накопленный в воздушной вышине, Прозрачной вплоть до первой тверди мира,
16 Опять мне очи упоил вполне, Чуть я расстался с темью без рассвета, Глаза и грудь отяготившей мне.
19 Маяк любви, прекрасная планета, Зажгла восток улыбкою лучей, И ближних Рыб затмила ясность эта.
22 Я вправо, к остью, поднял взгляд очей, И он пленился четырьмя звездами, Чей отсвет первых озарял людей.
25 Казалось, твердь ликует их огнями; О северная сирая страна, Где их сверканье не горит над нами!
28 Покинув оком эти пламена, Я обратился к остью полуночи, Где Колесница не была видна;
31 И некий старец мне предстал пред очи, Исполненный почтенности такой, Какой для сына полон облик отчий.
34 Цвет бороды был исчерна-седой, И ей волна волос уподоблялась, Ложась на грудь раздвоенной грядой.
37 Его лицо так ярко украшалось Священным светом четырех светил, Что это блещет солнце – мне казалось.
40 " Кто вы, и кто темницу вам открыл, Чтобы к слепому выйти водопаду? - Колебля оперенье, он спросил. -
43 Кто вывел вас? Где взяли вы лампаду, Чтоб выбраться из глубины земли Сквозь черноту, разлитую по Аду?
46 Вы ль над законом бездны возмогли, Иль новое решилось в горней сени, Что падшие к скале моей пришли? "
49 Мой вождь, внимая величавой тени, И голосом, и взглядом, и рукой Мне преклонил и веки, и колени.
52 Потом сказал: " Я здесь не сам собой. Жена сошла с небес, ко мне взывая, Чтоб я помог идущему со мной.
55 Но раз ты хочешь точно знать, какая У нас судьба, то это мне закон, Который я уважу, исполняя.
58 Последний вечер не изведал он; Но был к нему так близок, безрассудный, Что срок ему недолгий был сужден.
61 Как я сказал, к нему я в этот трудный Был послан час; и только через тьму Мог вывести его стезею чудной.
64 Весь грешный люд я показал ему; И души показать ему желаю, Врученные надзору твоему.
67 Как мы блуждали, я не излагаю; Мне сила свыше помогла, и вот Тебя я вижу и тебе внимаю.
70 Ты благосклонно встреть его приход: Он восхотел свободы, столь бесценной, Как знают все, кто жизнь ей отдает.
73 Ты это знал, приняв, как дар блаженный, Смерть в Утике, где ризу бытия Совлек, чтоб в грозный день ей стать нетленной.
76 Запретов не ломал ни он, ни я: Он – жив, меня Минос нигде не тронет, И круг мой – тот, где Марция твоя
79 На дне очей мольбу к тебе хоронит, О чистый дух, считать ее своей. Пусть мысль о ней и к нам тебя преклонит!
82 Дай нам войти в твои семь царств, чтоб ей Тебя я славил, ежели пристала Речь о тебе средь горестных теней".
85 " Мне Марция настолько взор пленяла, Пока я был в том мире, – он сказал, - Что для нее я делал все, бывало.
88 Теперь меж нас бежит зловещий вал; Я, изведенный силою чудесной, Блюдя устав, к ней безучастен стал.
91 Но если ты посол жены небесной, Достаточно и слова твоего, Без всякой льстивой речи, здесь невместной.
94 Ступай и тростьем опояшь его И сам ему омой лицо, стирая Всю грязь, чтоб не осталось ничего.
97 Нельзя, глазами мглистыми взирая, Идти навстречу первому из слуг, Принадлежащих к светлым сонмам Рая.
|
|||
|