Рождённый Огонь

(предыстория Феникса Феника)

Он помнил лишь свет, свет слишком яркий, слепящий, ослепляющий… Затем какие-то листья, ветер, качание на ветру. Запах. Нет, аромат! Очень сладкий, пьянящий, в тоже время приятный, не приторный.

Маленький феникс дёрнул крылом, и неба над головой стало больше. Света больше. Ещё больше света! «Даже если везде будет свет, мне будет его не достаточно, - пронеслась на фоне увиденного внезапно мысль. – Кто я? Где?.. » Воспоминание было смазанным и испарялось.

А вот феникс уже падает из своего цветка на Дереве жизни, падает и неумело, как получается, летит вниз. Как он летел… Шлёпнулся о ближайший холмик травы и какое-то время сидел, не двигался.

Надо прийти в себя.

«Кто я такой? Что это за место? Ах, точно…»

И всё он знал, и всё он вспомнил. Но золотой птенчик не хотел думать ни про каких людей, про непонятное спасение сумасшедшего мира, про то, с какими проблемами и трудностями однажды придётся ему столкнуться. «Может, когда-нибудь. Не сейчас. Зачем думать об этом сейчас? Где я, и где этот далёкий мир? Не знаю даже, в каком краю он находится…»

Какое-то время он сидел, а потом лежал на травке, а рядом летали бабочки, пролетали другие птицы. Кажется, они поглядывали вниз, на птенца. Наверное, думали, откуда он такой странный, свалился, упал, чей он? А феникс, знай, лежал себе на тёплой траве, согреваемой лучами солнца, смотрел на цветущий мир, мечтал, отдыхал. Он был ещё пока слишком мал, юн, действительно мал для чего-то большего.

А рядом его окружали поляны невероятных цветов, и каких угодно душе ароматов, и там был бал, настоящий бал и хризантем, и роз, и цитрусов, и таких деревьев и кустарников, которым человек ещё не успел придумать и дать своё имя.

Всё это буйство лежало прямо перед ним, как на ладони. И он мечтал, что оно принадлежит только ему. А тем временем день постепенно клонился к закату, тянуло в сон. Очень юный, ещё совсем крошечный Птенчик кое-как запрыгнул на ближайшую ветку огромного дерева, благо, ветка накренилась – точно чтобы забрать его, а после устремилась наверх, после выровнялась. Среди маленьких и больших ветвей, пушков, колючек, иголок и листьев разглядеть золотой комок не представлялось возможным, и постепенно наступающий вечер погрузил малыша в сладкий сон.

Проснулся феникс от того, что рядом с ним летали, пытаясь сесть на перо, заинтересованные заревом бабочки. Он впервые увидел, что может гореть и удивился, хотя всегда знал это. Бабочка нагло норовила сесть то на крыло, то уже позже – на клюв. За что и поплатилась. Она оказалась очень вкусным обедом, точнее завтраком.

Зевая, феникс думал, что теперь начинает испытывать голод. Это чувство также было ему известно, но также ощущалось впервые. Одной бабочки оказалось мало – она лишь разожгла аппетит. А он так хотел посидеть ещё, закрыть один глаз, второй и продолжить видеть свои удивительные, залитые огоньками и светом сны!

И сон победил, птенец снова заснул, а проснулся только к обеду, и весь лес боялся разбудить его, вслушиваясь в неожиданный, новый, никому незнакомый поистине прекрасный звук. Эта божественно-волшебная музыка напоминала разве только урчание, но оно было чем-то другим. Или нет?

Маленький феникс даже удивился этому непредвиденному затишью. А после повёл крылом, вытянулся, и весь лес вокруг точно ожил – в один момент вернулись и звуки, и ароматы. Лес ожил! И снова было так же хорошо и чудно'.

А когда он окреп, спустя некоторое время пришла ещё одна мысль, что пора выдвигаться в город.

Как феникс, малыш знал и что должен делать, и для чего был рождён. Он только думал иногда, а справится ли, но стремительно набиравшие яркость, уже огненно-красные крылья, убеждали его в уверенности, огонь убивал все вопросы. И близилось время для первого в жизни испытания, но некоторая наивность, неопытность давали о себе знать.

Он так и не вылетел навстречу людям, хотя знал, что должен был это сделать. Феникс просто тянул время, набирался ещё больше сил, ел ещё больше бабочек. Он пил росу с самых красивых цветов, аккуратно обхватив крыльями их головки и смешно привстав, вытянувшись всем корпусом вверх. Он был ещё совсем небольшим и не сильно умел летать, только взглядом позволял пуститься в полёт, но было что-то ещё, и это что-то ему мешало.

Больше всего фениксу нравилось, затаившись, возлегать между высоких и ярких цветов и, прикрыв свои огромные голубые глаза, мурлыкать от удовольствия. Кто-то сказал бы, что он ещё тот лентяй, а он напитывался Солнцем, горел, он впитывал в себя больше и ещё больше света – не для того ли, чтобы потом, с появлением первых звёзд, гореть сначала бледноватым огнём, а затем красно-рыжим пожаром? И маленький пожар продолжать радовать глаза, правда, уже спящих друзей – лесных хризантем, и он напоминал небольшой тлеющий костерок любому прошедшему мимо путнику.

А путники, люди, к слову, их почти не встречалось! В этом далёком лесу, почти на задворках Земле, в самом тайном и последнем нетронутом месте, точно на границе миров, здесь иногда появлялись случайные путники, или потерявшие дорогу охотники, заплутавшие, оголодавшие, заходили иногда животные или дети.

Но и одного человека порой достаточно, чтобы убить красоту!

Раздался выстрел. Все птицы перепугались и начали лететь, кто куда. Один феникс оглох от грохота и от испуга, не понимая, куда делся звук, затаился, забился ещё больше в цветочную тень и засел там, оцепенев, точно камень. Но он не учёл одного, своей яркой и необычный природы; природы, которой было не скрыть, и она сыграла с ним ужасную злую шутку.

Человек хотел подстрелить фазана, а тот ушёл. Олениха убежала. Грибы тоже, точно нарочно, пропали все из-под ног. И стало так тихо, так жутко. Лес точно омертвел. Даже воробья или ворона не было видно вдали на кронах.

Разгорячённый человек со злости выстрелил в небо. Он сбился с пути и хотел вернуться поскорее назад. От второго звука взлетели те, кто спрятался в первый раз, но среди них опять не было того фазана, а воронину на вкус человек даже не думал пробовать.

…И вдруг что-то яркое взметнулось, пронеслось у него под ногами. Это перебегал обезумевший от второго выстрела птенчик, так и не научившийся пока хорошо летать, зато освоивший свои быстрые когтистые лапы.

И человек подхватил его, отпрянул, но не испугался. И он поднял его в воздух, чтобы поскорей разглядеть. И он замер от восторга, и небывало сильно обрадовался. Ружьё и фазан больше не представляли для него интереса, перестали существовать, а этот, новый, совершенно точно невиданный ранее птиц, вырывающийся и яркий, точно ночное пламя, был схвачен могучими руками, брошен, посажен в клетку.

Он даже не успел попрощаться с Солнцем, когда потолок заволокла грубая грязная ткань, и страх отключил всё, и он провалился в беспамятство…

***

Когда отец вернулся, его уже ждали все. Странная птица, лежащая на спине и поджавшая лапки, точно мёртвая, испускала от себя свечение и красные искры. Сперва мальчишки подумали, что им кажется, но нет, птица действительно светилась.

- Да это же феникс, настоящий феникс!

- Такого не может быть!..

- Какой он, горячий… Эй, он живой! – длинная детская рука коснулась горячей груди и отпрянула.

Птенец тут же пришёл в себя и вскочил. Он встрепенулся, расправил крылья и заорал, но рука молниеносно закрыла впереди дверцу. Он снова в клетке. Закрыт.

- Сегодня есть нечего, надоест игрушка – сготовь его, - грубо бросил охотник своей жене, а она в страхе смотрела на своего мужа и не могла наглядеться. Её трое мальчишек, погодки, не отрывались от клетки и прыгали, и галдели вокруг неё, точно маленькие несносные обезьяны. Катриина в который раз пожалела о том, что у неё не родилась дочь. Справиться с мальчишками у неё всё чаще и чаще не получалось.

- …Это феникс, он настоящий, смотри!

- Нет, не игрушечный, да ты что, как же!

- …Он феникс, феникс! – только и верещали они.

Катриина покачала больной головой и ушла в кухню. Ей были противны детские фантазии. Никаких волшебных птиц нет. Не бывает, не было и быть не может. Муженёк снова притащил фазана, только этот попался какой-то странный, красно-оранжевый, вот и всё. Ничего сверх в новой игрушке она не находила, не видела.

- Крошечный, не мог ещё меньше принести, а?! – досадовала она, оставшись одна на кухне. – Да в нём мяса вообще нет, в цыплёнке порой и там больше! Одни перья, зато перьев гора!

И вообще ей не нравилось охотничье увлечение мужа. Надо было кончать и с этим. И с глупыми играми тоже.

- …Хватит!!! – не выдержав, вскрикнула женщина, лицо бросило в жар, руки отчего-то вздрогнули и затряслись.

Дети тоже вздрогнули, испугались.

- Что случилось?..

- Хватит его так называть!

- Как?..

- Никакой он не феникс! Хватит! Отдайте мне фазана и идите делать уроки, живо! Завтра рано вставать! – и с несвойственной ей яростью Катриина подхватила клетку, забрала и унесла на балкон. Там было уже довольно холодно, «но для глупой птицы сгодится, - в пути размышляла она, - не в комнате же её держать? Ишь, что придумали?! »

И пока она несла клетку, она даже не заметила, что всё это время испуганный птенчик сидел, крепко обхватив крыльями длинные прутья. Он держал их настолько по-человечески, точно не перья то были, а маленькие незаметные лапки, скрытые в ворохе пера и подпушка. И, если бы она обратила хоть малейшее внимание на несчастную птицу, мать бы заметила также огромные голубые глаза. Говорят, таких глаз не встречается у других птичьего рода.

Но ей было всё равно. Наплевать. На всё, на всех. Плевать. Она отчего-то лишь больше всего на свете хотела, чтобы её дети не верила в подобную дребедень.

***

Заточение в клетку оказались, увы, только началом. Всякая, как говорила мать семейства, дребедень началась чуточку позже.

Буквально на следующий день птенчик очнулся от того, что рядом было не так тепло, не так светло, и вообще куда подевались растения?! Он сонно повёл глазами, проморгался, но картинка не изменилась. Что-то стряслось…

«Ах, где я? »

И вспомнил быстро вчерашние угнетающие события. Взгрустнул и снова обхватил лапками-крыльями мелкие прутики. Кого держали ранее в этой клетке, не получилось узнать, но этому кому-то (наверное, хомяку) явно пришлось несладко.

На балконе по стене пробежала мышь. Она даже не обратила внимания на пленника, и люди, огромные люди тоже сегодня не заходили.

Здесь не летали бабочки, и нечего было есть. Мышь далеко-далеко нашла старое усохшее яблочко и начала с остервенением грызть.

Феникс сидел, удивлённый, обидевшийся внезапно на эту мышь. Почему и за что, если б его спросили, он вряд ли бы смог ответить.

Потом дверь отворилась, и на холодный балкон ввалились сразу трое мальчишек. Они начали галдеть и кричали наперебой. У феникса опять заложило ушки, но лишь на короткий миг, слух вскоре к нему вернулся. Тем временем огромная мальчишеская рука уже направлялась в сторону клетки, потянулась к спасительной дверце, и…

- Откройте меня! – закричал пленник, но то ли голос вышел испуганным, то ли мальчишки не поняли языка.

На миг стоящие замерли, точно увидели смерть, но через ещё мгновение продолжили вести себя, как и прежде. Уже ничто не указывало на то, что они всё-таки слышали странную фразу.

- Не смешно, Роб!

- И я знаю, что это ты! – начал подпевать старший братец.

Средний обиделся, старший снова его не защитил.

- Нет, это не я, это он! – вдруг заявил Роберт, но никто его не слышал и не хотел слышать.

…А тем временем грязная и цепкая рука всё ближе и ближе подступала к заветной дверце. Фениксу сначала показалось, что ему принесли поесть, но, нет, кулак разжался – оттуда не выпало ни одного зёрнышка.

Птенец попятился, вжался в задние прутья. Поздно! Да и некуда ему там идти! Пальцы ребёнка с силой вцепились в пушистые лапки. Они схватили его, опрокинули, точнее попытались, но феникс в последний момент удержался.

- Выпустите меня! – никто уже не смеялся в ответ на фразу.

Глупым мальчишкам казалось, что это опять шепчет Роб, больше того они были уверенны в этом. И птенчик поддался, его схватили, следующим движением буквально вытряхнули из клетки. Он вскочил, забился и на удивление ребятни взлетел под самый потолок и завис там, гулко и тяжело хлопая крыльями.

- Снимай его! Тащи табуретку!

- Лови!!! – заорала все трое наперебой. – Папка придёт, всыпет нам под первый номер. А я специально скажу, что это Роб виноват!

- Ты!

- Нет, ты!

- Ты!!!

- Это не я!

Феникс заметался, не зная, куда ему спрятаться. Окна закрыты, в один миг оконный засов ему не открыть. А там ещё, чёрт! – решётка! Опять же быстро не удастся нагреть и расплавить прутья. И он, ещё такой юный, он никогда прежде не пробовал, только знал, на что способна сила огня, и что она заложена в его перьях.

Никто не объяснял птенцу известные истины. Очень многое он просто знал, а вот как и откуда, и от кого? На этот вопрос если и знала ответ, то только, наверное, мать Вселенная.

Неизвестно откуда, пока он думал, над головой взвилась сетка, а рядом – руки. Сачок! Феникс не успел и повернуть головы, и ахнуть, как снова оказался накрытым прутьями.

Мальчишки ушли. Тяжелая клетка с замком окружала со всех сторон, но спасибо на том, что на новом подоконнике хотя бы рядом стояла ваза с каким-то букетом. Феникс тут же узнал эти ягоды, и поначалу даже изумился такому нехитрому мастерству. Оставалось лишь аккуратно просунуть пёрышки, подтолкнуть всем корпусом клетку. Раз, ещё раз! Сильнее! Раз, и ещё!..

Он выбился из сил, но клетка всё же качнулась. Стоящий рядом букет ни в коем случае нельзя было пустить на пол. Ваза бы разбилась, и кто знает, какие невзгоды, могут случиться после. Плевать, дело не в ней. Он одолжит незаметно одну веточку с облепихой, поест и вернёт назад. А потом успокоится, попытается вспомнить, как призывать Огонь, и попробует, чёрт возьми! – хотя бы попробует расплавить эту злосчастную клетку, ведь ему, с его птичьим весом, увы, её не приподнять и не сломать замок. Не обладали такой силой и большие роскошные крылья, большие, но слабые, потому что юные, как он сам.

…Один. Тишина. Мышь снова активизировалась, начав бегать из стороны в сторону и перекатывать какие-то небольшие пожитки. Вот, кажется, схватила тряпку, нашла орех, нашла какую-то палку и крышку и стала деловито затягивать себе в нору. Зачем оно ей? Одному мышиному богу известно; а впрочем, нет такого, и никому неизвестно, на что оно ей.

Глупый огонь! Обманули! Не получилось.

Запертый снова сидел, весь горя, но не в силах расплавить даже одного прутика. Не умел. Ещё не умел. Он был ещё слишком мал, юн, слишком слаб, чтобы творить подобные действия.

«Ах, как жаль!.. Прощай, мой любимый лес! » - и ему по-настоящему казалось, что впереди не будет уже никакого будущего. Никакого леса, никаких больше цветов, никаких полян, другие птицы. И он издохнет в этом ужасном месте, и рассыплется пеплом, фениксы умирали, как умирает огонь.

***

Дети временами захаживали на балкон, и вечера становились всё холоднее. Кончилась однажды облепиха. Мышь прикатила какой-то огрызок и предложила – бери. Мышь, мышь! – оказалась намного человечнее человека. А эта семейка… Ах, тошно и говорить!

Тогда-то феникс и научился есть всё и довольствоваться впредь даже малым.

А злые люди, знай, устраивали себе крики, попойки, скандалы. Постоянно напивался отец, бегала и кричала на детей мать, мальчишки капризничали и не хотели делать уроки в школу. Выделывались друг перед другом и угрожали, и просто повторяли вслух странные страшные вещи. Не нужен им был никто, не нужен никакой феникс! И даже феникс, это значило самое страшное…

Но он не падал духом и после увиденного. Такие, как он, даже маленькими птенцами умели выбираться из трудностей. Точно заложенный ещё до рождения инстинкт выживания в таких ситуациях ограничивался самоконтролем и силой воли. Ему было не обязательно есть, хотя накопленных за небывало малый срок детства веществ и радостей было, конечно же, недостаточно. Это взрослые фениксы могли позволить себе такую роскошь – питаться один только Солнцем, жаркими его лучами, да свежим прохладным воздухом, точно холодной водой. Но ему… в его возрасте… Не в его возрасте… А когда настанет другой?

Рядом с клеткой находилось окно. Через щели частенько накрапывал дождь, а порой пар образовывался на стёклах. Вопрос воды решился сам собой, а вот с едой, увы, всё обстояло не так-то просто.

Снова захаживали мальчишки, снова засовывали руки в клетку. Один раз ему опять удалось вырваться, на сей раз кое-как добравшись до кухни, а там на столе как раз лежал хлеб. Хлеб, на который приземлились «грязные лапы» и «длинные когти этого проклятого чудовища», конечно, тут же сочли непригодным. Мать начала орать на детей, дети схватили батон и нехотя выбросили его в мусор. Притаившийся в это время за горшками феникс проследил, куда они дели угощение и после стащил себе. Его как раз на том и поймали, как он летел, надрывался, с огромным хлебом в когтях… Клюнул. Без толку. Но теперь недели на две еды было у него предостаточно!

Нет, не продумал. Мышь повадилась ходить ночью и откусывать большие куски, а потом, подлая, прогрызла дырочку и спряталась внутри хлеба. Сам батон зачерствел, и фениксу было уже не так просто орудовать своим длинным и острым клювом. Он хлопал крыльями, отгонял опостылевшую воровку. И хоть бы что!

Когда он нашёл, что она съела почти всё изнутри, это было полнейшее разочарование… А ещё запах, препрекрасный запах.

…Крылатый думал не раз о том, за что получил своё наказание. Так рано. И такое жестокое. Он ещё мало знал, что такое настоящая жестокость, но уже начинал понимать и догадываться. Он смотрел через окно на непонятный каменный лес. Ага, это, значит, называется город. И ему не понравился город. Люди из легенд матери казались совсем другими.

Феникс учился использовать свой огонь. Всё сильнее и тщательнее были его мысли о свете. Но свет, как на зло, уходил, улетал, едва успев разгореться. Хотя раз у него получилось создавать что-то стоящее! Оказывается, было достаточно лишь потереть одно крыло о другое, и появлялись искры. Искры! Как настоящее! Точнее они такими и были.

***

Осень сменилась зимой… Всё, дети уже наигрались. Пьяного отца также стало не видно, не слышно. Видать, залег на дно или ушёл с концами. Холодало. Не меньше допустимой температуры, но холодно. Приходилось поддерживать огонь, чтобы греться. О том, чтобы и греться самому, и расплавить чёртову клетку речи идти не могло… Сильно много сил уходило на то, чтобы просто не превратиться в лёд.

А тем временем птенчик рос, и даже без еды росли и становились длиннее его красивые крылья. Каждое перо, казалось, меняло форму. На нём проступал какой-то узор, они покрывались пушком, и лапы становились мощнее.

Клетка уже становилась тесна, большие крылья грузом давили на плечи. И в целом жизнь постепенно теряла краски и смысл… Начиналась темнота. Беспросвет... Каждый день казался таким же, как предыдущий. В чём отличие, было ль оно? Он не знал и ветер не знал ответов.

Феникс печально лежал на дне своей маленькой тесной клетки, а крылья росли и росли, укрывая его как плащ. Ладно, теперь хотя бы не холодно. Только серость и мрак за окном по-прежнему не вдохновляли.

Иногда о питомце вспоминала непутёвая Катриина, в конце концов его даже перенесли в комнату. ... К тому времени на календаре красовалась середина декабря. Дети готовились к какому-то празднику, к Новому году.

Феникс снова вспоминал и снова думал. Как, за что, почему? На что ему был послан этот человек, мог ли он убить его? Хотя зачем ещё ходят мужики на охоту? Не цветы же ловить. Не цветы…

Он думал, как быть, и что может изменить в такой ситуации?

Или он послан Вселенной неслучайно именно к этой семье? Но в таком случае к кому: младшему, среднему или старшему? Как его там, Том? Боб? А нет, Роб, Роберт. Других он не слышал имён.

Люди перенесли клетку в комнату, и мать стала время от времени подбрасывать всякие шкурки и очистки. Яблочные огрызки казались теперь самыми вкусными, хотя ему удавалось порой стащить даже конфеты. Вот потеха-то: мальчишки потом пятились и болтали, что птица сидит, как человек и разворачивает фантик – заговорит скоро! Говорить он мог, не хотел. Не видел нужды, да и не о чём. Правда, о чём говорить? С теми, кто всё равно не услышит?

Он думал ещё, что заключение соразмеримо удару, но удар, когда он один – это только боль, а когда их сто – прибавляется ещё психологический фактор. Так вот, каждый новый день – это удар. Снова, снова и снова! По перьям, по жару, по его нежному сердцу, в конце концов.

Разозлённый и разочарованный, крылатый пытался сгонять своё зло на мальчишках – некоторые особенно часто сидели рядом с клеткой, дёргали, как за ниточки, за хвост, а он выжидал нужный момент, просовывал наружу клюв и кусал. Иногда засыпал с клювом, высунутым наружу. Крик стоял потом бешеный, только феникс тут же прятал голову под крыло, а братья поднимали третьего на смех, мол, как тебя могла укусить спящая птица? Быстроту реакции, превышающую во много раз реакцию человека, они взять как вариант в голову не могли…

И всё кое-как вроде бы стало стабильно, если бы не одно «но». С каждым днём всё сильнее болели плечи, сильнее давили свей тяжестью крылья. Они уже не вмещались полностью в клетку и висели, как нити, вместе с хвостом наружу. А о том, каким длинным стал хвост, птенчик уже и не думал. Птенчик ли теперь?.. Он не понимал и не принимал своих изменений, и только пугался им. Он не представлял себя нового – хотел быть всегда прежним и маленьким. Но время неумолимо для всех…

По ночам, когда все спали, клетка вспыхивала огнём. Нагревание теперь шло куда лучше. Кажется, всё сдвинулось с мёртвой точки именно тогда, когда он начал расти. Он вырос уже наполовину за осень и начало зимы. Он уже вырос!

А потом в случайный прекрасный и снежный день один злосчастный прутик поддался. Снег повалил с большей силой, точно говоря всем о том, какой грядёт светлый праздник. И прутик искривился, поддался, так приятно было отодвинуть его после когтём. И застыл… В один миг вспыхнувшая внезапно надежда развеялась, а ведь на розжиг ушли почти все силы голодного феникса.

Но он не сдался, что-то вспыхнуло внутри, изменилось, в один момент заставив его вспомнить кое-что важное. Такое важное, что заставило снова загореться белым огнём небеса. И крылья полыхнули во второй раз и в третий, и в четвёртый. Что-то зазмеилось по длинным перья, и тайные узоры, несущие на себе отпечаток невиданных знаний, показали, наконец, показав настоящего феникса. И ещё несколько прутьев сгорели в мгновенном огне, а пустая комната наполнилась приятным жаром.

Дети и их родители сегодня были не дома, где именно – они не сказали, и он не спрашивал; честно, птенчику было совсем не до этого и больше не интересно. Он больше не рассматривал версию того, что должен помочь их семье. Он понял, эти люди его похитили!

Похитили! И иначе никак не сказать.

Чёртовы прутья! А они оказались намного твёрже, чем думалось.

Или нет, или это не они какие-то особенные, сколько он пока ещё мал и слаб, и от голода огонь получается недостаточный. Даже когда крылья вдруг засветились, волшебная сила смогла дать только малую часть всего своего потенциала. Ведь всё ещё лишь впереди… Когда-нибудь он научится пользоваться этой бесконечной энергией. Когда-нибудь. Но… не сейчас.

…Но феникс, как известно, это такая противная птица. В чём противная-то? Да исключительно в том, что она будет пробовать даже тысячу раз то, что однажды искренне захотела. Если хоть один раз захотела. И он пробовал снова и снова, крылья на удивление не становились уставшими – наоборот – с каждым использованием своей силы, Сила отвечала ещё большей возможностью. …И таяли прежде неприступные стены этой маленькой и ужасной крепости, ломались, застывая в искривлённых и неожиданных формах.

Когда хозяева пришли, феникс спал. Мальчишки, онемев, смотрели на оплавленные прутья, молчали. Мама махнула рукой, не веря, что такое возможно, отругала опять детей и пошла спать в другую комнату.

А когда они ушли на следующий день, представление в тишине повторилось…

Так длилось около недели, а потом он устал. Вдруг просто устал, опустился на холодный деревянный пол и закрыл огромные голубые глаза. Кто-то из мальчишек прошептал, что «наверное, заболел». Отец предложил не тратить деньги на ветеринара. «Издохнет – нового изловлю, там, в лесу таких много. Они даже не сопротивляются». Много… А на самом-то деле нет!

Каждый феникс рождался неповторимым, и фениксов в мире было совсем не много. Они селились только в одном городе, в одном лесу, только в одном участке этого уникального и редкого леса. И вроде бы ничем таким местность эта не отличалась, если не считать огненное кольцо, висящее в воздухе, и осязаемую, но невидимую границу, через которую могли порой зайти и заблудиться люди. Зайти могли, некоторым удавалось даже ухватить сидящую на дереве птицу за хвост и отволочь обратно через невидимую границу, но не бывало ещё в истории случая, чтобы такую, пропавшую, не искал потом кто-либо из своих!

И за ним, действительно, наблюдали, но не другие фениксы, а некие, ещё более загадочные и неприступные силы Мира. Они отчего-то не вступались, не помогали преодолеть препятствия, они сидели в уголке и поджидали. Или бездействовали? Но для чего?

Порой так случалось, и у людей, и годы шли в непонятном напряжении, в ночи, во мраке, лишь для того, чтобы после вспыхнул ярчайший рассвет. А они, глупые, наивные, говорили потом про несправедливость, рыдали, не выдерживая, кончали с собой, думая, что невозможен рассвет. А он наступал уже завтра.

Очевидно, что-то подобное держало в тесной клетке и феникса. Или заточение было также предрешено, ему следовало пройти через это, следовало освободиться самому, а перед тем днями напролёт искать выход и пробовать силу. Развиваться, показывать самому себе силу воли, пробовать, пробовать, не сдаваться… Выживать и искать смысл жить дальше.

А что, если эта клетка – не настоящая, а она – только проверка, метафора, испытание которой решит всю его дальнейшую жизнь?

А что если…

И таяли прутья, как маленькие, но очень прочные свечи, и всё длиннее становились перья, а крылья приобретали бо'льшую Силу. Они уже не вмещались даже между жестоких стен, и снова продолжали расти.

Казалось бы, куда ещё дальше?!

И лишь когда Он вырос полностью, уже наступила весна. Последний прутик согнулся и накренился в бок, можно было расправить застывшие крылья и, наконец, вырваться!

Вырваться…

Улететь…

Ах, ирония, злая шутка! Лишь тут феникс понял, что так по-настоящему и не научился летать. Птица, да ещё какая, да с такими крыльями – и не уметь летать?

И не уметь летать…

Ужасный голод тоже сказывался. Силы были, и всё равно приподнять клетку оказалось не самым простым делом. Или всё дело в голоде. Сколько же он не ел? Объедки со стола давно кончились. Солнечный свет, разве только солнечный свет, его в бесчисленном количестве в последе время поглощал птиц, выхватывал прямо из воздуха, воровал у чахлых цветов и проглатывал целиком. Каждый лучик, каждый кусочек луча…

Но разве могло быть иначе? Если он сам носитель жара и света, то мог ли он питаться, к слову, чем-то другим?

И пали оковы, отброшенные далеко в сторону. Тельце со стуком ударилось о жесткий пол, благо, клетка стояла не так высоко, как могла быть. Испуганный, радостный и в тоже время решительно знавший, что это – его лучший день, огонь помчался по ковру в сторону балкона. …И тут, на волне такой нескончаемой радости, вдруг что-то пошло не так. Босые ноги мальчишки громадой появились из ниоткуда, перегородили проход, встали и, точно горы, лишили из-за себя другой видимости.

- Куда ты?! Иди сюда!!! – заверещал эгоистичный ребёнок и бросился в дорогу, а феникс, прыгая, перелетая с банки на банку, с ящика на стол, со стула на табуретку, помчался, как умалишённый, к окну, к виднеющемуся невдалеке просвете воздуха.

- Я больше не ваш, не ваш! – закричал наперебой взбесившийся феникс.

Одно мгновение – прыжок, топот ног, разочарование, радость! И так случилось то, о чём так долго мечталось.

***

Он мчался, спотыкаясь и падая, по крыше, перелетая короткими дистанциями с одной ветки на другую. Он прыгал, летел и падал, падал и снова вставал. Кусты смеялись каменными столбами, опутанными проводами, а взамен зелёной и мягкой травы под ногами попадалось что-то твёрдое и ужасно неудобное. Люди называли это асфальтом.

И он бежал, мчался, летел, сокращая и увеличивая расстояние, перепрыгивая с деревьев на машины, один раз чуть не попав под колёса огромной твари, перекатываясь между огромных железных ртов и снова отрываясь от них в облака. А позади с диким криком бежал один из трёх недавних непутёвых мучителей.

Но мальчишке надоела погоня уже в начале следующей улицы, а феникс забрался высоко на дерево и спрятался там, раскачиваясь в порывах ветра. Он забыл, что давно не тот маленький птенчик, который мог уместиться даже в цветке. И ветки трещали под весом огненной птицы, и сам её цвет, оперение уж слишком бросались в глаза.

Куда-то подевалась вся зелень в округе! Ах, это зовётся Зима и Весна. Всё скоро будет, снова появится, но… не сейчас. Сейчас на календаре был, кажется, только март, и зелёные листики появлялись разве что у самых первых подснежников. Цветы постепенно высовывали свои маленькие пёстрые головы из земли, но они были слишком малы, чтобы спрятаться! А голые ветки едва ли скрывали от лишних глаз.

…В тот ничем не примечательный пасмурный мартовский день дети дёргали за рукав своих родителей и тыкали пальцами куда-то в небо, говоря, что там пролетел дракон. Но не дракон это был, а Феникс. Успокоившись, отсидевшись и очнувшись от той бешеной радости, которой окрылила свобода, он оторвался от ветки дерева и полетел, мощными крыльями разрезая умело ветер.

И он кружил над домами, сначала близкими, а затем далёкими, летел, петляя, над пятиэтажками и маленькими строениями, похожими больше на дачи. Мимо огромных магазинов и ярких вывесок, над больницей и школой, и детским садиком. Он сел лишь тогда, когда под большими когтистыми лапами показался ствол какого-то необычного растения, отчасти напоминающего пальму, отчасти локву. Повернул голову и увидел – надпись: «Ботанический сад».

Вечнозелёное растение, в отличие от его городских братьев, имело раскидистую крону и густые ветки и жёсткими листьями. То, что нужно! Прекрасно! Лучше и не придумаешь! И, забравшись поглубже к стволу, феникс обхватил крыльями толстую ветку, сел и незаметно заснул…

Он проснулся от холода, потянулся и… Этому так же было суждено случиться, учитывая недавнее заточение! Замёрзшие лапки соскользнули с неровной поверхности и потеряли опору. И он полетел вниз, но не огненной птицей, а камнем, лишь у самой земли превращаясь в своё естество.

И мимо проходили студенты, десять девочек и один парень, феникс вовремя успел убежать и спрятаться от них всех, ретироваться, чтобы никто не заметил. Из надёжного укрытия в нижних ветвях было наблюдать удобней и интересней. Да, пожалуй, так ему нравилось больше всего.

Просто смотреть, чистить пёрышки и просто… Постойте. Зоркий голубой глаз выхватил внезапно что-то из горизонта.

Одна из идущих, немного неуклюжая брюнетка с наполовину розовыми волосами, она отстала от толпы, побежав с хитрой улыбкой куда-то в сторону. Другая махнула рукой, точно зовя, но девушка отвернулась, засмущалась и побежала ещё быстрее.

Куда она помчалась? Зачем?

Кто она?..

Он присмотрелся внимательнее и вдруг всё понял. Под огромным листом лопуха притаилась кошка и тремя котятами. В начале марта. Так рано!.. Крошечные пушистые комочки жались друг к другу, но всё равно мёрзли, так как сидели на голой земле. И кошка, по её внешнему виду, совсем не напоминала бродячую. Скорее даже, подумалось, что кто-то выбросил её из дому, тем самым обеспечив мучения и голодную смерть.

Феникс наблюдал. Девушка наклонилась и начала что-то искать лихорадочно в сумке. Вот какая-то большая тетрадь, нет, картонка. Картонка, которая пригодится для котят, небольшая коробка! А вот и корм. Животные жадно накинулись на угощение, точно боясь, что налетят опять вороны и заберут у них всё, что осталось. Кошка, немного боязливо, вышла и встала сбоку, а после начала тереться о ногу незнакомки и жадно мурлыкать. Девушка села на корточки и стала чесать её за ушами.

Через какое-то время необычная студентка уже сидела на красивой винтажной скамье и сама ела что-то чересчур ароматное. Клубника? Черника? Феникс безошибочно узнал запах хлебобулочного изделия, а вот начинка осталась для него пока загадочной тайной.

Но он не хотел выдавать себя каким-либо движением и был согласен ждать столько, сколько потребуется, даже целую вечность. Долгое пребывание в клетке итак сделало движения неуклюжими, а большим крыльями предстояло ещё хорошенько научиться летать. Летать нормально, уверенно. Летать, не видя перед собой ничего другого кроме силы полёта, не видеть, не слышать и не понимать всего лишнего, неясного и непонятого. И, кажется, он уже знал, что нужно делать для того, чтобы освоить подобный навык. Это лежало глубоко-глубоко внутри, как и огонь. Как и знание о необходимости поиска нужных людей. Как и искреннее понятие о необходимости помощи. Впрочем, в чём именно должна заключаться она, эта помощь, он уже знал не так ясно: мысли путались, и казалось, нужное само придёт в нужный час.

До сих пор немного испуганный изменениями, новой обстановкой и внезапно снова огромным миром, крылан продолжал тихонечко наблюдать за избранницей. О том, что дева уже привлекла его внимание, что чем-то заинтересовала, было понятно без слов. Таинственные руны вновь засветились красным на концах перьев, и между ними уже начала образовываться незримая крепкая связь. Выражение про красную нить, если кто не знал, брала начало именно от этих созданий.

Миг – и вдруг случилось ещё кое-что!

…Девушка отломила кусочек своего угощения и бросила на мощённый цветными плитками пол. И вмиг со всех сторон: с ветвей, из-под других скамеек, с проводов и фонарных столбов стали слетаться птицы! Десятки, нет, сотни птиц! Воробьёв, синичек, ворон и голубей. Здесь оказалась даже каким-то образов убежавшая в прошлом году от хозяев цесарка. Её долго искали, но даже не думали искать в ботсаду. Впрочем, это уже совсем другая история.

Феникс едва сдерживался от того, чтобы не накинуться на всех этих глупых голубей, не растолкать их и не съесть лакомство самостоятельно. Лишь некоторая небольшая слабость, как последствие от недавнего заключения, и мудрое воспитание сдерживали от сиюминутного порыва и голода. Но, скорее всего, огненный птиц просто боялся показаться кому-либо на глаза. Эта девушка привлекала его внимание, но ещё свежи были раны от предыдущего человеческого знакомства.

И так, он сидел в густых листьях, и наблюдал, а птицы вскоре растащили все крошки, и ничего не досталось ему.

На следующий день ситуация повторилась, за исключением того, что сбежавшая цесарка стала проявлять невиданный и нездоровый интерес. Она настолько навязчиво раздражала своими криками, что у бедного феникса уже просто двоилось в ушах. Явно понравился… А она ему нет! Тушка на ножках, огромная, неповоротливая. Все студенты смеялись с неё, и даже голуби обижали, улетали, оставляя её одну. Эх, но это опять же, это совсем другая история.

К вечеру нового дня цесарка запрыгнула по ветвям почти на четырёхметровую высоту. Огненнокрылый больше не выглядывал из-за экзотов, а перебрался незаметно ночью в большую сосну. Её широкие и раскидистые ветви показались и удобными, и роскошными: и попрыгать, и полежать можно, и живности много летало рядом.

И тут эта, курица! Запрыгнула, дошагала почти до четырёхметровой высоты и как давай пинать лапами. Видно, понравился ей огонь, приглянулся или наоборот не понравился… Огромная игольчатая лапа качнулась, точно в недовольстве, и оба с шумом полетели вниз. Цесарка угодила прямо на сухие иголки, а феникс успел взлететь. Вот только, мало сказать, не вовремя!

Это случилось в обед. Почти час показывали большие часы на башне. Студенты первой смены уже шли домой, а второй только приступали к учёбе. Целая орава молодёжи шла мимо ворот ботсада, и на самой ближайшей к воротам сосне случилось найти укрытие!

Падение! Ладно, это не так страшно…

Но у всех на глазах!

…И поднялся крик, десятки глаз и рук тот час сопроводили незнакомую птицу. И если бы только юные филологи из Литинститута Камрич заметили феникса! Откуда ни возьмись, появилась стая собак, и чёрные вороны вылетели из соседнего дерева. Поднялся такой гвалт и визг, и лай, и объектом всеобщей истерии стал, конечно, наш и без того испуганный герой в перьях. Он так и не успел привыкнуть к людям после первого потрясения, а тут – на тебе! – не прошло и трёх дней! – второе.

Вороны подступали. Их мощные клювы щёлкали почти что над головой, одна из самых ловких бестий успела вцепиться в левое крыло и начала рвать и рвать, и рвать золотые крыла. Надо было немедленно включать новую скорость и улететь от них, вырываться, но куда, как?

Взлететь до самого неба – и набросятся со всех сторон новые и новые агрессоры, все увидят точку горящего света; феникс и не заметил, как, занервничав, весь превратился в огонь. Завернуть к тем большим деревьям над зданием корпуса – опять не вариант, там ещё одна стая ворон, только серых. А ещё голуби, утки и эта, проклятая, чокнутая!.. Он уже был десять раз не рад, что выбрал ночью, как дом, сосну. Надо было искать секвойядендрон!

Надо было искать самый высокий секвойядендрон и свить гнездо на макушке могучего великана! Ах, нет рядом таких деревьев, и даже сотня метров не решит, наверно, всех насущных проблем. И феникс понял, что единственный его путь сейчас – это или сдаться на растерзание чёрным птицам, согласиться – принять свою смерть. Или выстоять, спалив всех дотла, а после восстать из пепла!

К счастью или к несчастью, взамен желаемого американского великана, крылатого встретило за новым поворотом неожиданно вынырнувшее новое здание. Знал ли он, что это общежитие, или не знал, имело ли это хоть какое-то значение, или не имело, как и решающий выбор окна. Возможно, это была случайность? Нет, у Вселенной случайностей не бывает…

Никаких случайностей, никаких совпадений!

Открытая форточка стала знаком, и огненное тельце тотчас проскользнуло в темень и с шумом упало на стол. Тихое маленькое помещение встретило внезапно наступившим спокойствием. Там было хорошо. И пахло чем-то довольно вкусным. Забыв обо всём на свете, феникс метнулся, точно маленький огонёк, к шкафчику, схватил первую попавшую ароматную пачку и начал умело высыпать её содержимое. Он даже не заметил, как постепенно опустошил всю миску, забрался с ногами на стол, да так и приснул там на время.

А время шло, постепенно наступил вечер. Стояла хорошая погода, не в пример той, что царила ещё пару часов назад. Тёплый и жёлтый свет заливал через окна кухню, хотя небо и оставалось по-прежнему затянуто облаками. На цветочном календаре рядом ромашки показывали пятницу – март.

Вдруг послышался звук, возня. Феникс уже слышал его, такой неприятный, громкий, скрипучий. Так открывали мальчишки дверь, когда никак не могли открыть её. Кто-то пытался открыть и эту, также настырно копаясь среди железа. Ему даже захотелось в первый момент ретироваться, прыгнуть под стол, спрятаться, да хоть снова в окно!

Хоть в окно!..

Но этот порыв пропал. Завораживающая магия еды продолжала действовать на голодного лучше прекрасной сказки. Медовые хлопья, казалось, не кончались. И их хотелось есть, есть и есть… Медовые хлопья, медовые хлопья! Феникс так и увлёкся процессом, не заметив как сзади кто-то вошёл.

А сзади стояла девушка. Та самая девушка! Стояла и не могла сдвинуться с места, её лицо менялось с каждой секундой, преображалось, вытягивалось и снова менялось. С каждой секундой каждой минуты, казалось, на протяжении многих минут!

А затем он заметил её, повернулся, загорелся, начал источать жар, и посмотрел так, как только он один мог взглянуть своими огромными и голубыми (уже почти синими) глазами. По реакции хозяйки можно было много чего сказать: и о её растерянности, и об удивлении, и в тоже время о какой-то уверенности; незнакомка точно прокручивала в мозгу все возможные варианты событий. Кто знает, может, она даже думала о том, может ли красивая рыжая птица быть тем, кем она есть? Может ли она на самом деле быть фениксом?

Вдруг девушка заговорила:

- Постой!

А он схватил из миски последние сладости и, точно очнувшись, рванул наверх. Побежал, полетел.

- Постой, ты кто?.. И как? Ты… Откуда?..

Девушка встала на большую табуретку и тут же выросла почти на метр.

- А я знаю, кто ты, ты – феникс, - продолжала она, - но как?..

Её руки медленно и уверенно приближались, но не пугали. А в ладони ещё, как специально, лежали зажатые угощения. Крылатый величаво поглядывал сверху вниз, спокойно, как наблюдая, хотя изнутри его била дрожь от ужаса. Хотел что-то сказать и уже приоткрыл клюв, но не решился, слова застыли в воздухе, так и не сказанные.

- Ладно, как хочешь…

Через пару минут девушка убрала табуретку, достала тарелку, налила молоко и насыпала холопья, точнее то, что осталось от них. Но она как-то слишком хитро посмотрела на птицу, точно раздумывала, как её лучше поймать. О том, чтобы достать и приласкать, у феникса мыслей не было.

Не прошло пары мгновений, хвост зацепился за какую-то преграду. Ещё мгновение – и ему всё-таки удалось красиво перелететь на стол. Угощение принято! Девушка сидела на стуле рядом и смущённо улыбалась.

- Ешь, ешь…

На секунду она пропала, встав и направившись к холодильнику, затем опять появилась. А после встала над столом и одним мгновением приподняла голодную птицу. Феникс не успел даже крикнуть и вскрикнуть. Небольшие тёплые руки с радостью прижимали его к себе…

Он нашёл, нашёл, нашёл! И было чувство, что вот теперь, наконец-то, всё будет, как надо! Отныне будет всё хорошо, и это – только начало!

Севастополь, 10 – 17 ноября 2022, 536