Терри Пратчетт 20 страница

— Я не хочу становиться королем! — хрипло заявил Томджон. — Мне всегда все говорили, что я — вылитый отец!

— Забавная штука эта наследственность, — все так же туманно изрек гном. — Если бы, скажем, я пошел в своего батюшку, то сидел бы сейчас в ста футах от поверхности и крушил киркой камень, но я… — Голос его оборвался. Взгляд гнома замер на кончике пера, как будто перед Хьюлом предстало нечто невообразимо прекрасное.

— И что ты?

— А?

— Ты меня вообще слушаешь?

— Я знал, знал, уже когда писал ее, я знал, что здесь что‑ то не клеится, что все совсем не так… Что ты там сказал? Ах да. Королевство. И ты в нем король. Хорошая работа. На нее всегда большой конкурс. Я очень счастлив за тебя, парень. Короли могут делать все, что им заблагорассудится.

Томджон оглядывал лица ланкрских вельмож. Вельможи в свою очередь с любопытством оглядывали Томджона — примерно с таким же выражением покупатель взирает на бычка, которого ему пытаются навязать. Холодная, склизкая мыслишка закралась в его голову. Раз он теперь король, значит, он может делать все, что захочет… Но прежде всего он обязан хотеть править Ланкром. И это не обсуждается.

— Ты можешь построить здесь собственный театр, — проговорил Хьюл, и глаза его на миг оживились. — Люков понаделаешь, костюмов нашьешь… Каждый вечер будешь давать новую пьесу. «Дискум» тебе сараем покажется.

— И кто будет ходить в мой театр? — хмуро поинтересовался Томджон, откидываясь на спинку кресла.

— Все.

— Что, каждый вечер здесь будет собираться все население Ланкра?

— Ну ты ведь можешь приказать… — пожал плечами Хьюл, не отрываясь от сценария.

«Так и знал, что он это скажет, — подумал Томджон и тут же добавил: — Но он ведь не со зла. В голове у него сейчас только эта пьеса. Весь остальной мир словно не существует».

Томджон снял с головы корону и повертел ее в руках. Выглядела она не такой уж и большой, но весила прилично. Интересно, а голову она натирать не будет?

Во главе стола стояло пустующее кресло. Как уверили Томджона, в этом кресле сидит призрак его настоящего родителя. Впрочем, будучи представленным отцу, Томджон не испытал никаких возвышенных чувств. Его просто коснулось нечто холодное, после чего в ушах у него раздалось какое‑ то призрачное жужжание.

— Я мог бы помочь отцу закрыть счета на строительство «Дискума», — сказал он.

— Отличная мысль, — одобрил Хьюл.

Томджон с сумрачным выражением покрутил корону на пальце и прислушался к жаркой дискуссии за столом.

— Пятнадцать лет? — переспросил городской голова Ланкра.

— Другого выхода у нас не было, — ответила матушка Ветровоск.

— То‑ то мне показалось, что булочная на прошлой неделе закрылась раньше обычного.

— Да нет же! — потеряв терпение, рявкнула ведьма. — Это здесь совершенно ни при чем. Перенос на вас никак не отразился.

— Абсолютно не отразился, — кивнул один из отцов города, соборный староста, делопроизводитель и могильщик в одном лице. — Мы просто недосчитались пятнадцати лет.

— Наоборот, — возразил городской голова. — Мне кажется, мы здесь только сэкономили. Вот смотри, время — это извилистая дорожка, вьющаяся между частными наделами. И мы, вместо того чтобы петлять, просто рванули через поля и тем самым сэкономили массу усилий.

— Отнюдь нет, — запротестовал делопроизводитель, вытаскивая из‑ за пазухи чистый лист бумаги. — Вот она, дорога…

Томджон прикрыл глаза и позволил бурным водам дискуссии вновь сомкнуться над его головой.

Итак, здесь все, похоже, желают видеть его на троне. И никто не догадался спросить, а чего, собственно, желает сам принц. Его мнение в расчет не принималось.

Да, все именно так и обстоит. Конкретно его в короли никто не прочил. Просто Томджона угораздило родиться наследником законного монарха.

Золото, как известно, не тускнеет, по крайней мере в физическом смысле. И все же нельзя было не заметить, что тонкий золотой обруч в его руках имеет весьма странный оттенок. Слишком много голов перебывало под этой короной. Если поднести ее к уху, то можно услышать стоны умерших.

Он вдруг почувствовал на себе чей‑ то цепкий, пытливый взгляд, изучающий его с въедливостью паяльной лампы, заинтересовавшейся леденцом. Томджон поднял голову.

На него смотрела младшая… совсем молоденькая ведьма, та, что с пытливым личиком и прической в стиле живой изгороди. Она сидела рядом с Шутом и выглядела так, будто имеет полное право находиться рядом с этим человеком.

Однако внимание ведьмы было приковано не к самому Томджону, а к некоторым деталям его наружности. Ее зрачки мерили лицо юноши, как пара совмещенных кронциркулей. Томджон попытался выдать ведьме свою фирменную улыбку, но ведьма ее словно не заметила.

«Все они заодно», — мрачно подумал он.

Один лишь Шут увидел, что принц улыбается, и в свою очередь ответил ему насмешливой гримасой, которая, вместе с быстрым вращением пальцев, подразумевала нечто вроде: «Из всех собравшихся только у нас с тобой головы в порядке. Интересно, долго мы еще здесь просидим? » Между тем сидящая рядом с Шутом девица продолжала разглядывать принца, щурясь и склоняя голову то в одну сторону, то в другую. Затем она принялась с таким же вниманием разглядывать Шута, после чего снова перевела взор на Томджона. Наконец она повернулась к пожилой ведьме — душное и пропитанное влагой помещение было битком набито людьми, но только у этой ведьмы хватило ума потребовать кувшин холодного пива — и что‑ то горячо зашептала ей на ухо.

Этот ведущийся исключительно шепотом разговор получился долгим и весьма насыщенным. «Типичный образчик женского общения, — скептически подумал Томджон. — Обычно такого рода разговор ведется на пороге дома, а участницы его стоят скрестив на груди руки. И горе случайному прохожему, которого угораздит пройти мимо. Беседующие мигом прервутся и будут провожать бедолагу подозрительными взглядами, пока тот снова не очутится за пределами слышимости, после чего беседа вернется в прежнее русло».

Томджон вдруг сообразил, что матушка Ветровоск покончила с объяснениями и выжидающие взгляды собравшихся устремлены теперь на него.

— Гм, да‑ да? — отозвался он.

— Нам показалось, что правильнее всего назначить коронацию на завтра, — сказала матушка. — Нельзя, чтобы трон долго пустовал. Королевству это не понравится.

Матушка выпрямилась, отодвинула в сторону стул и подошла к Томджону. Взяв за руку, она подвела его через выложенный плиткой зал к трону, положила ладони на плечи юноши и, ласково нажав, усадила несопротивляющегося Томджона прямо на облезлые, потертые подушки из красного плюша.

По плитам поспешно заскрежетали ножки лавок и кресел. Томджон в панике заозирался по сторонам.

— Что вы задумали? — в ужасе спросил он.

— Не волнуйся, — успокоила его матушка. — Люди хотят подойти к тебе и поклясться в своей верности. Ты, главное, сиди спокойно, учтиво кивай и не забывай спрашивать, чем они занимаются и любят ли свое дело. Да, и отдай им корону.

Томджон с радостью стянул ее с головы.

— А зачем? — поинтересовался он.

— Они хотят преподнести ее тебе.

— Но ведь она и так уже у меня! — ничего не понимая, в отчаянии воскликнул Томджон. Матушка терпеливо вздохнула.

— Таковы правила этого, как его, в общем, какого‑ то кота, — объяснила она. — Должна состояться соответствующая церемония и все такое прочее.

— Ты, наверное, имела в виду этикет?

— Не все ли равно? Главное, так нужно. Томджон вцепился в ручки трона.

— Найди мне Хьюла, — взмолился он.

— Нет, здесь должна соблюдаться очередность. Иначе возникнет прецедент. Сначала к тебе подойдет…

— Я попросил тебя отыскать гнома. Ты что, женщина, плохо расслышала меня? — рявкнул Томджон голосом, который сделал бы честь любому королю, однако и матушка не растерялась:

— По‑ моему, молодой человек, ты не совсем понимаешь, с кем сейчас разговариваешь!

Томджон приподнялся над плюшевыми подушечками. За свою недолгую жизнь он переиграл великое множество королей, и короли эти редко когда приветливо улыбались своим подданным, с жаром пожимали руки и интересовались, насколько людям нравится их дело. О нет, то были монархи, которые ранним студеным утром истошным визгом труб поднимали войска и бросали воинов в кровавую сечу, каждый раз ухитряясь убедить солдат, что это куда более крутое времяпрепровождение, нежели валяться в теплых постелях. Призвав на помощь надменность, спесь и высокомерие своих героев, Томджон устроил матушке истинно королевскую выволочку.

— Нам казалось, что мы беседуем со своей подданной, — процедил он. — Поди же, женщина, и исполни, что велел тебе твой король.

Лицо матушки застыло в неподвижности, пока ведьма быстренько решала, как отреагировать на подобную наглость. Наконец она улыбнулась про себя и весело кивнула:

— Как будет угодно.

Уже через минуту она подвела к трону Хьюла, который умудрялся писать даже на ходу.

Подняв глаза на Томджона, гном изобразил учтивый поклон.

— Брось дурить, — вскинулся юноша. — Посоветуй лучше, что мне делать.

— Понятия не имею. Хочешь, я напишу тебе тронную речь?

— Я ясно выразился. У меня нет ни малейшего желания становиться королем.

— Тогда действительно с тронной речью могут возникнуть проблемы, — согласился гном. — А ты хорошо подумал? Роль короля — это большая удача.

— Но, принимая ее, ты лишаешься всех остальных ролей.

— Гм‑ м. Тогда так и скажи им. Что ты отказываешься.

— Полагаешь, этого будет достаточно?

— Во всяком случае, попытаться стоит.

Тем временем к трону уже приближалась группа отцов города, несущих на бархатной подушечке корону. На их лицах были написаны сдержанное почтение с небольшой примесью самодовольства. Корону они несли так, словно та была Подарком Хорошему Мальчику.

Городской голова Ланкра тихонько кашлянул в ладошку.

— Все приготовления, необходимые для церемонии коронации, вскоре будут завершены, — изрек он, — но тем временем мы хотели бы…

— Я отказываюсь, — заявил Томджон. Голова замешкался:

— Прошу прощения?

— Я не приму корону.

Городской голова помешкал еще пару мгновений. Губы его беззвучно шевелились, а глаза обрели странный блеск. Уместнее всего, наконец решил он, будет начать все с начала.

— Все приготовления, необходимые…

— Не выйдет, — перебил Томджон. — Я отказываюсь стать вашим королем.

Голова тяжело задышал, словно вытащенный из воды карп.

— Хьюл! — в отчаянии взвыл Томджон. — Ты же лучше меня умеешь обращаться со словами!

— Видишь ли, парень, — пожал плечами гном, — очевидно, выражение «я отказываюсь» не входит в список возможных ответов на предложение принять корону. Может, попробовать «я рассмотрю ваше предложение»?

Томджон одним рывком выпрямился, схватил с подушечки корону и потряс ею над головой, как тамбурином.

— Слушайте меня, вы все! — крикнул он. — Я крайне благодарен вам за оказанную честь. Но не могу стать вашим королем. На этой голове перебывало столько корон, что вам и не сосчитать, и единственное королевство, которым я умею править, ограничено театральными кулисами. Простите, что обманул ваши ожидания.

Мертвая тишина окутала залу. Похоже, эти слова тоже не входили в список предполагаемых ответов.

— Здесь есть еще одна проблема, — миролюбиво высказался Хьюл. — Видишь ли, на самом деле у тебя нет выбора. Ты уже король. Это роль, которая была уготована тебе с момента твоего появления на свет.

— Но я с ней не справлюсь!

— Это никого не волнует. Это не то, с чем ты справишься или не справишься, это то, кем ты являешься.

— Не вздумай бросить меня здесь! Я подохну со скуки в этих лесах.

Вновь грудь Томджону сдавили какие‑ то ледяные тиски, а в ушах его что‑ то загудело. На одно мгновение перед его взором предстали зыбкие, как туман, очертания высокого печального мужчины, с мольбой протягивающего к нему руки.

— Ты уж извини… — прошептал юноша. — Мне очень жаль.

Сквозь призрачный образ он опять почувствовал на себе заинтересованные взгляды ведьм.

— У тебя остается одна надежда, — пробормотал рядом с ним Хьюл. — Это если обнаружится другой наследник. Но ты, конечно, вряд ли помнишь своих братьев и сестер…

— Я вообще никого и ничего не помню! — заорал Томджон. — Хьюл, я…

Между ведьмами вновь вспыхнула яростная перепалка, которая закончилась тем, что Маграт, неумолимая, как приливная волна, неотвратимая, как приливающая к голове кровь, пересекла залу, откинула в сторону преградившую ей путь руку матушки Ветровоск и, приблизившись к трону, швырнула на алые подушечки не кого иного, как Шута.

— Эй, Можно тебя на минутку…

— Эгей! Эй, кто‑ нибудь!

— Э‑ ге‑ ге‑ гей! Умоляем, выслушайте нас!

Но в обстановке шумного веселья и всеобщей праздничности, воцарившейся в тот вечер в замке, никто так и не услышал исступленно‑ вежливые вопли, что эхом прокатывались по бесконечным лабиринтам подземелья. С каждым часом причитания становились все исступленнее и вежливее.

— Простите, пожалуйста! Это срочно. С Биллемом всегда происходит одна ужасная вещь, когда он видит крыс. Ау! Кто‑ нибудь!

Камера внутреннего ока медленно скользит по залитым тусклым светом древним коридорам, вбирая в себя сочащийся слизью гриб, ржавеющие цепи, сырые своды, тени…

— Послушайте, господа! Так ведь нельзя. Произошло нелепое недоразумение. Взгляните сами, на нас ведь парики…

Эхо жалобных причитаний вязнет в затянутых паутиной и обжитых грызунами туннелях, пока не становится тишайшим шепотом на грани слышимости.

— Эгей?! Слушайте, помогите, а? Рано или поздно им обязательно кто‑ нибудь поможет.

* * *

Некоторое время спустя Маграт спросила у Хьюла, верит ли он в долгосрочные обязательства. На миг гном оторвался от своей работы — он грузил в фургоны декорации< Точнее говоря, руководил погрузкой. Участвовать в этом занятии было бы для него трудновато, поскольку накануне, поскользнувшись на скользкой плитке, он сломал себе ногу >.

— Меня лично нанимали максимум на неделю, — поделился он своим опытом. — И то один раз чуть не кинули.

Миновал месяц, и над бархатисто‑ тусклым блюдцем торфяной пустоши растеклись сырые осенние ароматы. Многочисленные звезды милостиво взирали сверху на один маленький огонек, затерявшийся в Овцепиках.

Бродячий обелиск стоял пока на своем обычном месте, хотя было видно, что он тут же сделает ноги, стоит появиться кому‑ нибудь постороннему.

Ведьмы упорно и терпеливо хранили молчание. Можно было наперед предсказать, что у этого шабаша нет ни единого шанса занять место в сотне самых интересных шабашей за всю историю ведовства. Увидь этих ведьм Мусоргский, ночь на Лысой горе не закончилась бы и к полднику.

Первой заговорила матушка:

— Банкет, по‑ моему, удался.

— Мне чуть плохо не стало, так объелась, — гордо возвестила нянюшка Ягг. — А Ширл моя в тот день помогала на кухне, так что кое‑ какие объедки со стола принесла домой.

— Слыхали, слыхали, — холодно кивнула матушка. — Повара говорили, что на следующий день недосчитались доброй половины свиной туши и трех бутылок шипучего вина.

— Хорошо, когда молодые не забывают о стариках, — нисколечко не смутившись, промолвила нянюшка. — Я даже умудрилась памятный кубок стащить. — Она показала подругам свое приобретение. — Здесь написано «Вива Веренс II Рекс». Представляете, жить с каким‑ то собачьим имечком Рекс?! А вот изображение не похоже. Что‑ то не припоминаю, чтобы у него из уха торчала ручка.

Возникла очередная, долгая и ужасно учтивая пауза.

— Мы немножко удивились, не встретив тебя на коронации, Маграт, — в конце концов произнесла матушка.

— Мы‑ то думали, что ты, наоборот, будешь сидеть во главе стола, — кивнула нянюшка. — Решили, что ты теперь насовсем в замок переедешь. Маграт долго смотрела в землю.

— Меня никто не пригласил, — тихонько пролепетала она.

— Ну не знаю! — развела руки матушка. — Нас тоже никто не пригласил. Между прочим, люди ведьм никогда никуда не приглашают — знают, что мы сами появимся, если захотим.

— Видите ли, он, наверное, сейчас очень занят, — проговорила Маграт. — Все дела запущены, хозяйство в ужасном состоянии. Но он очень умный и способный. Хотя по его виду этого не скажешь.

— Да, трезвая голова у парня, — поделилась своими соображениями нянюшка Ягг.

— Ладно, забудем. Сегодня же полная луна, — оживилась Маграт. — А в полнолуние ведьмам положено забывать о всех мирских проблемах и справлять шабаш.

— Так ты… — начала было нянюшка, но матушка вовремя ткнула ее локтем под ребра.

— Хорошо, что он так заботится о королевстве и своих подданных, — с расстановкой в голосе произнесла матушка. — Значит, у человека серьезный подход к делу. А такой человек рано или поздно на все время найдет. Вообще, управление королевством — дело крайне хлопотное.

— Да, — только и смогла выговорить Маграт.

Опустившаяся вслед за репликой Маграт густая завеса молчания казалась непроницаемой. Однако нянюшка, недолго думая, тут же раскроила эту завесу на мелкие кусочки.

— Я тут прихватила с собой одну бутылку шипучего вина, — бодро возвестила она. — На всякий случай, подумала, вдруг он… вдруг ты… в общем, вдруг нам понадобится выпить чуть‑ чуть, — вышла из положения она.

— Мне что‑ то не хочется, — угрюмо проговорила Маграт.

— Выпей, выпей, девочка, — посоветовала матушка Ветровоск. — Ночь выдалась холодная. Тебе не помешает согреть грудь.

Луна наконец вылезла из‑ за облака и осветила пустошь. Матушка, прищурившись, взглянула на Маграт.

— Слушай, твои волосы висят как пакля, — заметила она. — Такое впечатление, что ты как минимум месяц голову не мыла.

Маграт закрыла лицо руками и во весь голос разрыдалась.

* * *

Та же самая луна изливала свой свет на неприметный городок под названием Рам Нитц, лежащий примерно в сотне миль от Ланкра.

Отыграв последнюю сцену «Тролля из Анка», Томджон под гром рукоплесканий покинул сцену. Сотни людей, возвращаясь домой со спектакля, задумались над тем, действительно ли тролли такие плохие, какими их принято считать. Впрочем, вне зависимости от итогов раздумья люди все равно терпеть не могли этих тварей.

Когда Томджон устало рухнул в кресло рядом с гримировальным столиком, на его плечо опустилась рука Хьюла. Драматург принялся заботливо стирать с лица своего лучшего актера толстый слой сероватого ила, который понадобился для создания образа ходячей скалы.

— Отлично сыграл, — похвалил гном. — Любовная сцена была просто великолепна. А когда ты повернулся и заорал на волшебника, во всем зале ни одного сухого места не осталось.

— Знаю.

Хью л довольно потер ладоши:

— Ну, сегодня можно и трактир посетить. Если мы…

— Но спать мы ляжем в фургонах, — твердо заявил Томджон, пристально изучая свое отражение в осколке зеркала.

— Зачем? Вспомни, сколько денег отвалил нам Шу… король. Хватит, чтобы спать на перинах всю дорогу домой.

— А можно спать на соломенных тюфяках и привезти домой приличные деньги, — сказал Томджон. — Тогда мы сможем накупить тебе кучу богов, демонов, ветров, волн и столько люков, что ты устанешь в них падать, мое дорогое украшение лужайки.

Спустя мгновение Хьюл медленно убрал руку с плеча воспитанника:

— Твоя правда, хозяин.

— Разумеется. Ну, как обстоят дела с пьесой?

— А? С какой пьесой? — не сразу понял его Хьюл. Томджон старательно отделял от переносицы пластырь с накладными бровями.

— С той самой. С «Королем Ланкрским».

— А‑ а. Продвигается, продвигается. Закончу в ближайшие же дни. — Хьюл резко изменил тему. — А как ты смотришь на то, чтобы мы поработали в городках вдоль реки? Потом могли бы добраться домой на барже…

— А можем добраться по суше и по пути заработать лишних пару‑ другую грошей. По‑ моему, это не менее славно, — усмехнулся Томджон. — Этой ночью мы собрали сто три пенса, я, пока говорил судную речь, считал народ по головам. За вычетом издержек это почти серебряный доллар.

— Ты — вылитый отец! — воскликнул Хьюл. — Даже сомнений быть не может.

Томджон откинулся на спинку кресла и задумчиво поглядел в зеркало:

— Ты и в самом деле так думаешь?

С котами у Маграт отношения не складывались, а мысль о мышеловках повергала ее в ужас. Она всегда была убеждена в том, что хозяйка способна вступить в мирный диалог с таким существом, как мышка, и договориться, какой именно порядок распределения пищевых припасов в доме наилучшим образом служит выгоде и удовольствию обеих сторон. Такой взгляд на вещи отличался некоторой гуманностью, и мыши этим вовсю пользовались. Залитый лунным светом пол кухни шевелился как живой.

Когда же в дверь вдруг раздался стук, пол, такое впечатление, резко кинулся в норы.

Выждав минуту, стук повторился снова.

Снова воцарилась тишина. Затем дверь уже заходила так, что чуть не слетела с петель.

— Именем короля, откройте! — послышался зычный голос.

Но другой голос тут же яростно зашипел:

— Вовсе не обязательно так орать! Ты чего глотку дерешь?! Я тебе этого не приказывал. А вот если бы я так гаркнул тебе в ухо?

— Прошу прощения, сир! Многолетняя привычка, сир!

— Постучи‑ ка еще разок. Только, умоляю, не так сильно.

Стук в дверь мог бы быть еще потише. С крючка на двери на пол свалился передник Маграт.

— Может, все‑ таки я сам постучу?

— Не положено, сир. Короли в хижины не стучатся. Вы не волнуйтесь, я справлюсь. ВО ИМЯ КОРОЛЯ…

— Сержант!

— Виноват, сир. Забылся.

— Может, просто отодвинем засов и войдем? Раздался звук, свидетельствующий о крайней степени нерешительности.

— Наверное, не стоит этого делать, сир, — произнес невидимый сержант. — Это может быть опасно. Лично я бы посоветовал просто взять и поджечь эту лачугу.

— Поджечь?

— Так точно! Обычное дело: не хочешь отпирать дверь — получай красного петуха. Сразу все выскакивают.

— Думаю, это совершенно неприемлемо, сержант. Если ты ничего не имеешь против, я все же попробую сдвинуть засов.

— У меня аж сердце разрывается, когда вижу, что вы идете на подобные уступки.

— Что ж, извини.

— Может, я просто выбью дверь?

— Нет!

— Можно еще поджечь отхожее…

— Исключено!

— Тогда вон тот курятник…

— Сержант!

— Сир!

— Сию минуту возвращайся обратно в замок!

— И оставить вас здесь одного, сир?!

— Видишь ли, сержант, здесь дело крайне щепетильного свойства. Уверен, ты человек, обладающий множеством добродетелей, однако иногда даже король нуждается в одиночестве. Как ты понимаешь, здесь замешана одна молодая особа.

— А, намек понял, сир!

— Благодарю. Теперь помоги мне слезть с этого животного.

— Виноват, сир. Конечно, сир.

— Пустяки, сержант.

— Если вашему величеству вдруг понадобится что‑ нибудь поджечь…

— Прошу по‑ хорошему, сержант, возвращайся в замок.

— Слушаюсь, сир. Всегда служу вашему величеству.

— Э‑ э‑ э… Сержант?

— Да, сир?

— Поскольку я ушел с прежнего места работы, надо, чтобы кто‑ нибудь доставил в Шутовских Дел Гильдию мой колпак и бубенчики. По‑ моему, ты идеальная кандидатура для этого задания.

— Благодарю за доверие, сир. Я не подведу.

— Ничего, ничего, просто я вижу, как ты хочешь быть полезным своему королю.

— Так точно, сир.

— И потребуй, чтобы тебя поселили в одном из гостевых бараков.

— Непременно, сир. Благодарю, сир.

Звонко зацокали копыта удаляющейся лошади. На дверях хижины лязгнул засов, и Шут поспешно юркнул в приоткрывшуюся узкую щель.

Чтобы в кромешной тьме зайти в дом ведьмы, требуется немало мужества — хотя, наверное, не меньшее мужество понадобится, чтобы надеть пурпурный камзол с бархатными рукавами и фестонами на манжетах. Зато бубенцов на камзоле не было.

Что же до бутылки пенистого вина и букета роз, которые прихватил Шут из замка, то за время пути вино выдохлось, а цветы несколько пообтрепались. Шут положил подарки на стол, а сам присел возле угасающего камина.

Он потер глаза. День выдался тяжелый. Король из него, что и говорить, вышел не лучший, однако Шут полжизни угробил на то, чтобы научиться быть тем, кем ему быть не хочется. Поэтому, скрипя зубами, он держался. Его предшественники совсем запустили королевство. Столько всего надо построить, обустроить, заново возвести…

Более того, оставалась еще проблема герцогини. Почему‑ то он счел себя обязанным распорядиться, чтобы ее перевели из тюремной камеры в просторную, чистую башню. Она ведь овдовела, а вдов, по мнению Шута, следовало жалеть. Хотя его жалости герцогиня не поняла, она сочла нового короля жалким слабаком. В общем, судя по всему, другого выхода не оставалось — придется ей отрубить голову, хотя Шуту этого очень не хотелось.

О да, править королевством — дело нешуточное, подумал он и тут же расплылся в счастливой улыбке, порадовавшись своей точной мысли.

Вскоре он заснул.

Герцогиня же и не думала спать. В данную минуту, цепляясь за веревку из разрезанных на полосы простыней, она висела на полпути к подножию замковой стены. Весь предыдущий день герцогиня потратила на то, чтобы расколупать слой извести, в который были вмурованы прутья решетки, хотя куда проще было бы пробить любую из окружающих стен, причем в качестве тарана сошло бы что угодно, даже обыкновенная головка сыра. Вот дурак, глумилась герцогиня над своим тюремщиком. Он ведь сам приказал выдать ей столовые приборы и распорядился снабдить постельным бельем! Ну что за люди! Позволяют своему страху думать за них! Даже сейчас ее боятся, когда она целиком и полностью в их власти (но сильный никогда не может попасть во власть слабому — это просто не в силах слабого). Уж если на то пошло, заточи она в темницу саму себя, она бы не упустила возможности заставить себя пожалеть, что когда‑ то появилась на свет. А вместо этого ее завалили всяческими одеялами и подушками — видите ли, о ней волнуются!

Но ничего, очень скоро она вернется! Королевство лежит у ее ног, в ее распоряжении всегда имелись безотказные средства заставить людишек считаться с ее волей. И на сей раз со всякими мужьями она связываться не будет. Лионель проявил себя полным слизняком. Хуже не бывает, ведь он даже не способен был совершить те злодейства, на которые точно был способен.

Она тяжело приземлилась на мягкую подстилку мха, перевела дыхание и с ножом в руке скользнула вдоль замковых стен в сторону леса.

Она доберется до дальней границы королевства и там переплывет реку, а может, построит плот. К утру она будет слишком далеко, чтобы ее могли найти. К тому же она сильно сомневалась, что ее вообще будут искать.

Слизняки!

Скорость, с которой герцогиня перемещалась по лесу, была поистине удивительной. Но, во‑ первых, к ее услугам были достаточно широкие дороги, а во‑ вторых, она обладала поразительным чувством направления. Герцогиня легкими шагами двигалась вниз по склону, — впрочем, попадись ей навстречу река, она бы легкими гребками плыла вниз по течению.

Но вдруг вокруг нее возникло чересчур много деревьев сразу. Лесная тропинка никуда не подевалась, она по‑ прежнему вилась в нужном направлении, но вот деревья, такое впечатление, сомкнулись чересчур плотно. Повернувшись назад, герцогиня обнаружила, что позади нее лесные исполины высятся сплошным частоколом, а от тропинки и следа не осталось. Герцогиня завертелась в разные стороны, намереваясь поймать движущиеся деревья на месте преступления, однако те и не думали двигаться — лишь непоколебимо стояли зарывшись корнями в лесной мох.

В воздухе не наблюдалось ни малейшего дуновения, однако листва высоких крон весьма странно трепетала.

— Браво! — процедила герцогиня сквозь зубы. — Хорошая задумка. Но я все равно не остановлюсь. Не признаю остановок. И помните, я еще вернусь.

Однако в этот момент деревья расступились, и тропинка вдруг вывела герцогиню на небольшую полянку, которой здесь никогда не было и никогда не будет, но на которой нынешней ночью собрались всевозможного рода рога, клыки и глаза.

Герцогиня вынуждена была признать, что сборище слизняков — это тоже опасная сила, однако сейчас ей пришлось столкнуться с союзом, заключенным сильными.

Несколько секунд длилась грозная пауза, наполненная угрожающим дыханием. Затем герцогиня криво усмехнулась, подняла над головой нож и бросилась на неприятеля.

Передние ряды вражеской армии расступились, пропуская ее, а потом сомкнулись за ее спиной. Даже кролики приняли участие в расправе. Королевство облегченно перевело дыхание.

* * *

Над торфяной пустошью, по которой бродили тени грозных вершин, поперхнулась и вдруг замолкла обычная ночная серенада природы. Перестали стрекотать сверчки, протяжно напоследок ухнули совы, а волки внезапно обнаружили, что их ждет срочное дело.

Теперь в горах гремела новая песня. Ее передавали друг другу исполинские скалы и подхватывали маленькие горные долинки, по склонам скатывались скромные снежные лавинки. Эта песня проникла даже под ледники, — впрочем, быстро затерялась там между ледяными стенами.

Желающий найти источник этого странного пения рано или поздно неминуемо вышел бы к тлеющему возле пальцеобразной глыбы костру. Песнь исходила от невысокой старушки, радостно размахивающей опустевшей бутылкой.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 16 17 18 192021 Следующая ⇒