АНДРУС КИВИРЯХК. ПЕТУШОК ИЗ БУКВАРЯ. Монолог. Перевел с эстонского Борис Тух

АНДРУС КИВИРЯХК

ПЕТУШОК ИЗ БУКВАРЯ

Монолог

Перевел с эстонского Борис Тух

Комната Мауно. Обстановка здесь небогатая: телевизор, мобильный, телефон, мойка и обшарпанный шкаф… Мауно смотрит в окно. Это худой и с виду безобидный мужичок с простодушным лицом, обросшим давно не бритой щетиной. На нем застегнутая доверху блуза, на ногах – мятые брюки. На коленях он держит букварь.

MAУНO: (импровизирует, подойдя к зрителю в первом ряду): Ты свой мобильник выключил? Покажи! А у меня тоже есть мобильник. Вот. Только я его не выключаю. Жду важного звонка. Мне дядя Пауль должен позвонить, вот и не выключаю.

Нет, не думай, я тоже учился в школе.

В первом классе. Восемь лет. Под конец, когда у меня начала расти борода, учительница спросила: «Послушай, Мауно, не перевести ли тебя во второй класс, ты уже большой парень, вот и усы под носом пробились? » Но я ответил: «Нет, учительница, не надо! Если кто хочет учиться, так тому и в первом классе есть чему поучиться! »

Ну вот, тогда учительница махнула рукой и говорит: «Ладно, только садись на заднюю парту и не мешай! » Я сел и начал читать букварь. Интересная книжка, до сих пор люблю ее листать. С картинками, и написано понятно. Никакой тебе ерунды. А вот математику я терпеть не мог, потому как ничегошеньки в ней не понимал. Сидят три собаки, подошли еще четыре, сколько всего стало собак? Да кому какое дело? Целое стадо собак, кто их сумеет подсчитать? Когда у меня спрашивали такие вещи, голова становилась совсем пустой, ни одной мысли не оставалось в ней, только уши горели. Чужие голоса доносились откуда-то издалёка. Тогда учительница сказала: «Ладно, Мауно, математику я с тебя не требую, на тебя разок посмотришь и сразу ясно, что голова у тебя дубовая. Ты только сиди и слушай, авось что-то и запомнится». Но ничего не запомнилось, эта математика просто… Чушь собачья, я вам скажу! Букварь – дело другое. В нем глубокий смысл! (Читает в подтверждение своих слов. )

“Дождь все льет и льет. А Имби идет, куда хочет». А потому идет, что у нее на ногах ботики. (Читает. ) «У Имби ботики». Видишь, вот Имби, а вот ее ботики. Ну конечно, отчего бы ей не ходить, если у нее такие ботики! Так можно ступать куда угодно, хоть в лужу, хоть в грязь. Можно даже по болоту пройтись –только брызги полетят! Ботики – вещь хорошая, да где возьмешь эти ботики! (Печалится) У меня нет никаких ботиков, у меня одни тенниски, да и у тех подошва отрывается. Починить нельзя, как ты их починишь? Я хотел гвоздём прибить, да поди ты – гвоздь в пятку впивается! (Осознает всю несправедливость такого положения и злится. ) Дядя Пауль обещал: будут тебе новые тенниски, не волнуйся. Хорошо бы! Я вижу вы тут все обутые, некоторые в сапогах, да в таких, что о-го-го! Аж до колена! Только у меня ничего нет, мне остается только в букваре смотреть картинки с этой самой Имби! Все, больше не смотрю! (Рассердившись на картинку с Имби. ) Убирайся отсюда со своими красными ботиками, у меня когда-нибудь тоже будут такие! (В наказание переворачивает страницу букваря. Читает)

«Корабли плывут по морю». Истинная правда, там-то они и плывут! В букваре глупостей не встретишь, если там что написано, значит, так оно и есть. И длинных рассказов нет. В некоторых других книгах такие длинные рассказы, что их и не дочитать. А что в них может быть другого, чем в букваре? Только умничают! Профессор Метсaмаа (он живет со мной в одном подъезде) как-то дал мне книжку – читай, мол, Мауно, это хорошая книжка! Я ее раскрыл – а там буквы такие махонькие, мне и не прочесть! И никаких картинок. Я эту книгу подложил под ножку стола, вот сюда, чтоб не качался, а сам читаю свой букварь. После вернул профессору. Профессор спросил, как понравилась книжка, я ответил, что очень понравилась – и бегом по лестнице вниз! Я ему солгал, но что мне оставалось делать? Ничего! (Выглядывает из окна, продолжает листать букварь. )

(Читает) “Маша, кушай кашу. Юра, кушай тюрю. » Я тоже делаю себе тюрю, иду в лавку, покупаю молоко и булку, потом крошу булку на мелкие кусочки и заливаю молоком. Очень вкусно получается. Когда я был маленький, мне бабушка всегда делала тюрю. Теперь бабушки нет, так что я сам делаю. Это дешево, а денег у меня мало… Не могу я покупать все эти…ну как эти дорогие продукты называются? лимоны и паштеты… ну не помню я названия. Дядя Пауль дает мне деньги, но он сам беден и много дать не может. Да ладно, обойдусь молоком и булкой. Я ем немного, все больше тюрю ем. Порою яблочко съем, если дадут. Того мужика, который приносит мне яблоки, зовут Георг Выймла, он живет в том же подъезде, что и я. Уже старик, когда-то в школе работал, учителем химии. Химии, да! Сам сказал. Что вообще за штука эта самая химия? (Снова начинает сердиться) Mеня в школе никакой химии не учили. В первом классе нет химии. И в букваре о ней ни слова. Тоже выдумали глупость – химию! Ну и носитесь со своей химией! А я зато читать и писать умею. Видите: «А он как раз вошел! » Этого вам мало?

(Смотрит в окно. )

Ты погляди, идет профессор Метсамаа. Наверно в лавку, с сумкой, в этот час он все время ходит в лавку. Мне в окно все видно, кто куда идет и когда возвращается. Я весь день у окна. Всё вижу. Сам-то я очень редко выхожу, только в лавку за молоком и булкой. Мне выходить нельзя, у меня тенниски рваные, ноги промочу, Так и заболеть можно! А если заболею, то и помереть могу! Моя бабушка однажды заболела - и померла!

(Мрачнеет. )

Раньше я жил в деревне с бабушкой. Тут в букваре есть картинка. Видишь: моя бабушка? То есть она не моя, но точь-в-точь как моя. Другой картинки с бабушкой у меня нет, ведь у меня не было фотоаппарата. У соседского Эйно был, он все щелкал им, собаку свою снял и кота; кот у него был противный, жирный-прежирный, зачем такого на фотку снимать? А мне от бабушки ничего не осталось. Этот соседский Эйно вообще… (Примирительно. ) Да ладно, зато у меня букварь. И картинка в нем хорошая. Напоминает бабушку. (Читает. ) «Бабушкино варенье». Моя бабушка тоже варила мне варенье. (Выглядывает из окна, затем снова смотрит на бабушкино изображение и впадает в ностальгический тон. )

В деревне у нас был маленький домик; бабушка каждое утро отправляла меня в школу, засовывала букварь за пояс. Вот так. И говорила: «Будь хорошим мальчиком». Я и был. Не проказничал, не шумел и не бегал. Да и к чему мне шуметь? Не хотелось. Пусть малышня носится. Они мне были вот до сих пор. (Показывает ладонью куда-то под грудь. ) Я все больше держался один, только посматривал, как другие играют. Только на уроках физкультуры бегал, там положено бегать, за это оценки ставят. Бегать мне нравилось. Как только учитель скомандовал «Старт! », так я и припустил…прямиком в лес, бежал так что… Несколько часов бежал, пока духу хватало. Весь день бежал. Все вперед и вперед! Останавливался, правда, тоже, перевести дух да сплюнуть сопли. В кустах, чтобы никто не видел. И снова бегу! Жарко стало, я вспотел, куртку сбросил и дальше побежал! Я не знал, сколько надо бежать, никто мне этого не сказал. Выбегаю на опушку с другой стороны, гляжу: лес кончился. Большой город! ! Кругом высокие дома, машины и автобусы так и ездят… А я всё бегу. Боюсь остановиться – меня же увидят! Вдруг полицейский как крикнет «Стоп! » Это он за мной на машине ехал. Так прямо и сказал: стоп! Я обрадовался, что он меня остановил, я дороги домой не знал, так далеко забежал. Полицейский спрашивает, как меня зовут и в каком я классе. Я отвечаю: Мауно Трууп, первый класс. Не ври, - говорит полицейский, - ты не можешь учиться в первом классе, ты парень взрослый! У тебя уже борода растет! А я твержу: я - Мауно Труyп, первый класс. Тогда полицейский позвонил … наверно в школу, а там ему ответили: да, пропал ученик первого класса Мауно. И меня отвезли домой на полицейской машине. Здорово было – я раньше ни разу на машине не катался. Учитель физкультуры как рассердится! «Отчего ты так далеко убежал, - спрашивает, - разве ты флажков не видел? Там на деревьях висели красные флажки. Бежать надо было по ним, я же говорил». Да, наверно говорил, но откуда мне все помнить, что он говорит? А флажки… Некогда мне было следить за флажками! Я бежать должен был!

Больше мне бегать не давали, учитель сказал: чего тебе, взрослому парню, носиться вперегонки с этими недомерками? Ты слишком большой и бегаешь слишком быстро. И с тех пор, когда занятия по бегу, он командовал: «Старт! А ты, Мауно, стоп! » Меня назначили помощником на уроках физкультуры – скажем, все прыгают в длину, а я песок в яме ровняю. (Смотрит в окно)

Гляди, вот и Парамонова! Она тоже живет в нашем подъезде. Убирает подъезд. Она русская, не понимает ни слова, когда я с ней говорю. Наверно оттого, что русская. Нет, ты погляди, она мне машет. Она всё время мне машет! Ладно, помашу и я! (Машет, высовывается из окна. ) Привет, Парамонова: «Расскажи своим соседям, как по полю трактор едет! Трактор едет чух-чух-чух. За собою тянет плуг! » Вот так! (Снова садится на стул). ”

Этот стишок есть в букваре, я его наизусть знаю. Я ей всегда читаю один стишок, иначе о чем мне говорить с русской, она все равно не поймет. Эта Парамонова верующая, да, она в Бога верит! Ходит в церковь и приносит мне оттуда одежду. Всю одежду, которая на мне, Парамонова принесла. Все несет и несет. Могла бы уж и ботики притащить, всякий раз я ей говорю: «Принеси ботики, Парамонова». Но она не понимает, она же русская. Ну да, наверно ботики раздобыть не так-то просто; откуда их достать дяде Паулю, ведь он тоже бедный? Да и я, если на то пошло, не так уж часто могу выходить из дома, у меня здесь полно работы!

(Звонок в дверь)

А вот и она!

(Идет открывать, останавливается перед дверью. )

А, Парамонова, привет! Тебе чего? Опять мне одежду принесла? Ну, спасибо. Так и быть, я тебе еще один стишок прочту. «Бабушка зовёт гостей, ставит кофе поскорей. Много их придет в наш дом, все перевернут вверх дном! » До свидания!

(Запирает дверь, возвращается с полиэтиленовым пакетом. ) Парамонова, она самая. Я ей еще один стишок прочел. А о чем с ней иначе говорить? Я все стишки из букваря помню, раньше бабушке их читал, а теперь читаю русской! Ты смотри, опять мне одежду принесла! Все несет и несет. Получает в церкви и тащит мне! Дядя Пауль говорит: «Дают – бери! Люди от всего сердца несут! Ты им нравишься, они тебя жалеют, оттого и несут. Думают, у тебя нет работы, ты бедный сельский паренек, оттого и несут. Пусть! Вот только в комнату никого не пускай! ” У нас тут с дядей Паулем свой маленький секрет. Я и не впускаю, я же не дурак! Стою у двери, ноги вот так расставлю, внутрь никто не войдет. Ни Парамонова, ни Георг Выймла. Пусть стоят на лестнице!

(Распаковывает мешок. ) Kофточка! Надену-ка ее прямо сейчас.

(Надевает кофту. Она мала. ) Отличная кофточка. Пригодится. Вот только спереди надо чем-то еще прикрыться.

Посмотрим, что там еще… (Достает оранжевый жилет, который носят дорожные рабочие. ) Наверно, купальник. Ну ничего, летом пригодится. У нас в деревне у одной девчонки, Пилле, тоже был купальник, только подлиннее этого. А это что? (извлекает поношенную женскую комбинацию. ) А это не мне! Это для женщин. (Обращается к женщине в первом ряду. ) Хочешь? Кажется, твой размер? Что? Ну как знаешь! (Достают летнюю кепку. ) Шапочка! Вот это здорово!

(Надевает шапку)

Теперь смело могу сидеть у окна, ветром не продует. Если ветром продует, можно заболеть, а если ты заболел, то помереть можешь, совсем как моя бабуся. Ее похоронили. В букваре про это так красиво сказано! (Читает букварь с легкой торжественностью в голосе) «Ночью в лесу темно. Но не все спят. Сова ищет мышей и ухает. Соловей поет. А кроту все равно. Под землей всегда ночь». Бабуся теперь под землей, ей все равно. Бабуся и раньше была кротом, дядя Пауль всякий раз, как приходил к нам, говорил ей: «Привет, крот! » Я ее кротом не называл, я ее бабусей звал.

(Некоторое время молча смотрит в окно, затем снова в букварь. Рассеянно читает). «Пуговица. Ремень. Носок. Работа. Кухня» (Продолжает рассказ о том, что на сердце. ) Бабушка заболела в кухне, жарила мне там картошку, и вдруг как упадет! Я сначала не понял, говорю: «Бабушка, а картошка? », а потом бросился в село, кричу «Помогите! Помогите! ». Прибежали на помощь люди. Сначала бабушку положили в больницу. Я там ее навещал. Поначалу не смел туда идти, я врачей боюсь. Один врач мне как-то в школе делал укол, ужасно больно. Задница так болела… Я боялся, а вдруг опять сделают укол, но бабусю хотелось увидеть, так что я скрепя сердце пошел. Подумал: пусть меня колют, если хотят, а я хочу увидеть свою бабушку! Но меня никто не колол. Бабушке уколы делали, да, но она и глазом не моргнула, взяла и умерла, и ее в землю зарыли.

Мне было грустно – как- то странно стало дома без бабушки. Не люблю быть один, хочу, чтобы кто-нибудь поучал меня и говорил, что мне делать. В школе говорила учительница, дома – бабушка; мне такое нравится, люблю, когда всё ясно. Говорят: «Садись» - я сажусь. Говорят: «Иди есть, обед готов! » - я иду. К тому времени, как бабушка умерла, я в школу уже давно не ходил, слишком стар стал, учительница так и сказала: «Ты восемь лет в первом классе проучился, теперь всё, хватит! ». Я спросил, что мне теперь делать, а учительница говорит, ты, мол, Мауно, крепкий парень, можешь идти работать. Я хотел спросить, нельзя ли мне время от времени приходить в школу и сидеть на задней парте, здорово было бы там сидеть, со всеми вместе. Но потом сообразил, что все равно она не позволит. Пойду к бабушке, уж она меня не прогонит. Но тут бабушка покинула меня, и я остался совсем один.

(Снова смотрит в окно, собирается с духом, затем продолжает. ) После похорон я всю ночь не спал, а утром пошел в консервный цех, на вахту, как всегда. Бабушка моя работала в консервном цеху вахтером, но она была такая старенькая, что приходила только за зарплатой, а сторожил вместо нее я. Сидел в будке и сторожил. Такая вот работа: чтобы ни один посторонний не прошел. По правде говоря, ни одному постороннему и не хотелось пройти в консервный цех, да и что ему делать в цеху, где жутко воняло рыбой! Но если приказано, значит, сиди в будке и сторожи. Так положено! Я и сидел, поначалу мне от вони становилось плохо, но минут через десять все проходило. Бабуся давала мне с собой бутерброды с сыром, я время от времени ел их и сидел. Вот и все. Много лет сидел там, каждый день. Утром забирался в будку, а вечером возвращался домой. Kогда бабушка умерла, я собрался опять идти в будку сторожить, но меня не пустили. Сказали: куда прешь? Твоя бабушка умерла, мы приняли на работу нового сторожа. Я спросил, разве считается, что бабушка умерла, она все равно не ходила сторожить, я вместо нее ходил, а бабушка сидела дома. Но меня не пустили, у них уже был новый вахтер. Ветеран войны. Кадакас его фамилия. С деревянной ногой. Жил недалеко от нас; его дочь работала там же, в консервном цеху, бухгалтером. Сказала мне: мы в самом деле не можем оформить тебя на работу, ты в первый класс восемь лет ходил! Ну и что с того? Я ведь все время учился. Читал букварь и… Ну да, математика мне не дается, но вахтеру никакая математика и не нужна! Я все время сторожил этот консервный цех, отчего теперь не могу? Это нечестно! Дайте теперь мне сторожить, почему этот Кадакас с деревянной ногой должен сторожить? (Машет рукой. ) Не позволили. На следующее утро я еще раз пошел туда, вдруг этот Кадакас не придет – заболеет или еще что-нибудь…Но нет, он был на месте. Как увидел меня, заорал из окна, что вход на территорию консервного цеха запрещен! Я ему: я тут десять лет поработал, сам знаю, что запрещено, не ори! Кадакас хотел выскочить из будки, но зацепился деревянной ногой за стул и растянулся на полу. А я ушел. Больше я в том консервном цеху не бывал, да и не хочу. И хочется, и не хочется сразу. Вот только иногда вижу во сне, как я сижу в будке и бабушкин бутерброд ем.

(Некоторое время мрачно смотрит в окно. )

Так и шастают в своих ботиках! Они-то могут в ботиках ходить и стеречь консервный цех! Вот и стерегите! Я консервов не ем, я ем тюрю, это еще лучше, мне ее бабушка делала!

(Некоторое время молча читает букварь, только губы шевелятся, затем громко. )

“Цып-цып-цып, цыпленок миленький. Ты куда из-под маминого крылышка? » Мне очень нравилось это место, когда я маленьким был. Это и было мое любимое место. Я думал, что там, под крылышком, должно быть хорошо и тепло, и мне хочется туда. Я прочел это бабусе, и она сказала: »Давай-ка, Мауно, сделаем так, что ты будешь цыпленочком, а я мамой-курицей, и я тебя обниму, а ты как-будто заберешься мне под крылышко». Так мы и сделали. Я тогда был совсем еще маленький. А потом, видишь ли, меня не пустили в будку вахтера консервного цеха!

(Некоторое время молча смотрит в окно. )

Так вот, значит, сижу я дома, а кушать хочется, я и пошел в лавку. Стою у прилавка и смотрю, кто что покупает. Мне всегда нравилось смотреть, что делают другие. Сейчас тоже – все время гляжу, кто что во дворе делает, куда идет и когда возвращается. Я здесь во дворе каждого знаю. Вот, гляди, спортсмен появился. Сейчас отправится на тренировку, погрузит сумку в машину и уедет. В сумке ракетки, ими в бадминтон играют. Такие же ракетки были у соседского Эйно, он только и делал, что играл во дворе с друзьями, а мне даже притронуться к ракеткам не позволял, говорил, они очень хрупкие, ты сломаешь! А мне нравилось смотреть, как играют, там такой удивительный звук, с которым волан ударяется о струны ракетки, все пинг да пинг да пинг.. Но Эйно не нравилось, что я смотрю, ему вообще не нравилось все, что я делал. Такой противный тип! А ботики у него были, он их обувал в дождь, чтоб ноги не промочить – и не промочил! (Смотрит в окно. )

Вот видишь, спортсмен уже уехал. Через два часа вернется, но его квартира в это время не пустует, нет, у него жена дома. (Вспоминает что-то смешное). В букваре есть картинка, на ней две куклы, у них точно такие же лица, как у этого человека и его жены. Погоди, сейчас найду…Гляди! (Читает) «У Наймы кукла Нелли. Куклу-негра зовут Нипи». У этого Нипи такие же черные кучерявые волосы, как у того мужика, который ездит на тренировки. Я называю его Нипи. А его жену зову Нелли. Детей у них нет, а денег вдоволь, совсем недавно они купили себе какой-то новую машинку. В большом картонном ящике, который они втащили в квартиру. Чтобы все в коридоре видели: у нас новый аппарат. Потом вынесли пустой ящик и бросили возле мусорного контейнера. Не знаю, что там было, телевизор или радиоприемник…одним словом, аппарат. Теперь он у них дома. У Нелли. Нипи тренируется, а Нелли сидит дома у аппарата. Она вообще все время дома, на работу не ходит. Вот только летом они выезжают на дачу, их несколько недель дома не будет. И аппарат останется один, в деревню ведь его не поволокешь. Я про них все знаю. Недаром же я все время торчу у окна! Сам-то я давно в деревне не был. Дядя Пауль привез меня жить в городе, дал мне эту квартиру и иногда навещает. Он тоже есть в букваре, я гляжу, все важные вещи есть в моем букваре. Замечательная книжка! Вот, смотри! (Читает). «К нам пришел дядя Пауль. Майе получила красный галстук. У меня новая губная гармошка». Вот, посмотри, это дядя Пауль, а это я. Никакой Майе, думаю, это так просто, выдумка, дядя Пауль тоже так считает. А мне он в самом деле принес губную гармошку, еще когда я у бабушки жил. Он сам смастерил ее из жести, он очень умный, бабушка говорила: наш Пауль все умеет и всё знает. Я так радовался этой гармошке; вышел во двор и начал в нее дуть, и дул пока духу хватало. Дуть в гармошку совсем не легко, передышка тоже нужна. Я дул долго, потом гармошка забилась соплями, начала хрипеть, но я очистил ее как положено и снова дул. Дул до вечера, а потом пришел соседский Эйно, дал мне ногой под зад и отобрал гармошку.. Этот Эйно вообще такой негодяй, я боялся его – как увидит меня, так сразу бьет ногой под зад. А хуже всего то, что он зашвырнул мою губную гармошку в пруд! Ее оттуда не достать. Таких, как этот Эйно, надо, знаешь… Ну погоди, придет час! Ты еще получишь свое, гад, гармошку мою утопил! (Снова смотрит в окно. )

Профессор Метсамаа из лавки возвращается. Не знаю, чего он там купил, издали не видно. Пакет набит под завязку. У него хватает денег, чтобы покупать хорошие вещи, уж я-то знаю! Он хорошо зарабатывает. Любит со мной поговорить. Когда мы случайно встречаемся на лестнице или в лифте, всегда спрашивает: «Ну, Мауно, что ты об этой нашей жизни думаешь? » Или: «Что у тебя нового, Мауно? » Дня два назад мы встретились, пока ждали лифта: он на восьмом этаже живет, я – на втором.

Вообще-то лифт мне не нужен, я и пешком подняться на второй этаж могу, но мне нравится кататься на лифте. Отчего бы не прокатиться, чем я хуже других? Тем, что я живу на втором этаже, а они все выше меня? Ни фига, я тоже поеду! Ну вот, и профессор Метсамаа поехал со мной. Едем, и он спрашивает: «Что нового, Мауно? » Он любит задавать мне такие вопросы - говорит: «Ты человек простой и честный, мне такие нравятся! » Так значит что нового? Я и говорю: что нового, спрашиваешь? А ты посиди у окна, как я, вот и узнаешь. А нового вот что: кто-то на стене лифта пипиську нарисовал. Гляжу я на нее и понять не могу, чего ради она тут нарисована? Противно, когда такие вещи на стенах лифта рисуют, нарисовали бы человеческое лицо; какое нам дело до его пиписьки? Какой смысл в такой картинке? Зряшная работа! Профессор Метсамаа сказал, что я совершенно прав, зряшная это работа. Конечно, вместо этого надо было лицо нарисовать. Да, Мауно, сказал он, лицо – важная штука, по лицу узнают человека. Потом пригласил меня к себе и в передней дал мне апельсин. Квартира у него шикарная, всяких классных вещей полно. Красивые на стенах, некрасивые – между ними. Телевизор там, видак… У меня тоже есть телевизор, только пока он не работает, антенны нет. Вот, смотри. Мне его дядя Пауль принес, он время от времени приносит мне подарки. Только он сам тоже беден, много принести не может, и я должен ему помогать, иначе нечего станет приносить. Дядя Пауль очень добрый и щедрый. Когда бабушка умерла, он начал заботиться обо мне, и до сих пор заботится. После бабушкиной смерти у меня не оставалось дома никакой еды, ведь сторожить консервный цех мне не позволили, откуда тогда мне деньги достать? Я заходил в лавку и становился возле прилавка, иногда кто-нибудь мне что-то покупал поесть, булку там или чего.. Вот так мне удавалось малость поесть. А в лавке было интересно. Я смотрел, кто что покупает, и запоминал. Иногда скажу: «Тетя, вы сегодня молока не брали! ». А тетя отвечает: «Ой! И правда, Мауно. спасибо, что напомнил, я и в самом деле забыла; ты хороший мальчик! » И купит мне маленькую булочку. Еще я помогал продавцу втаскивать товары в магазин, когда бывал завоз, и за это он мне давал немножко покушать. Продавец был доволен, что самому не приходится носить, а я таскал так, что вся спина мокрая! (Замечает в окно еще кого-то. )

А вот Георг Выймла… с дачи возвращается. У него тоже есть машина, и он на ней ездит, но дядя Пауль говорит, что этому старью место на свалке. Она и в самом деле старая, спереди вся проржавела. Я и говорю Георгу Выймле: послушай, у тебя же такая старая машина, свези ее на свалку. А он отвечает, учителю химии на пенсии негде взять денег на новую. (Снова сердится). До чего же ему нравится тыкать всем в лицо эту химию! Подумаешь, учитель химии! Что за штука эта химия? Никто не объяснил, а хвастать легко! Говорит, что старый учитель химии должен быть счастлив, имея хоть такую машину – на дачу-то он ездить может. Да и то хорошо, что старая, никакой вор не польстится. Вот это верно. Кому нужна такая ржавая машина? Георг Выймла на этой машине яблоки с дачи возит. Меня угощает. Не знаю, даст ли сегодня? Яблочка очень хочется. Но пока сам не попросишь, не дадут ведь! Хочешь получить – будь мужчиной!

(Высовывается из окна)

Привет, Георг Выймла! Да, я опять здесь. А где мне быть? Ты мне яблочки принес? Что? Да, хочу.

(Возвращается в комнату. )

Несет мне целый мешок. Но сюда я его не пущу, у меня тут своя тайна. Я в свою комнату никого не пускаю, кроме дяди Пауля. Погоди, я взъерошу волосы. (Ерошит волосы. ) Волосы должны быть взъерошены, иначе он поймет. Так. Подождем. Ну где же он? Старый человек, ходит медленно. (Звонок в дверь. Мауно идет открывать. )

Здравствуй, Георг Выймла. Ой, спасибо А что мне делать, сижу просто так, гляжу в окно. Да, хочу есть. Аппетит у меня хороший. Спасибо!

(Запирает дверь, возвращается к окну с мешочком яблок, начинает их перебирать. ) Яблочко хочешь? Бери, я не жадный. И ты бери, и ты. Мы бедные люди, должны помогать друг другу.

Mне тут разные вещи приносят. Георг Выймла приносит яблоки, Парамонова одежду, профессор угощает апельсинами. Ну и тащите, чего у вас лишнего. Сторожить консервный цех мне не позволили, теперь пускай носят. А ну-ка посмотрим, , попаду ли в ту шикарную машину. (Выбрасывает из окна огрызок яблока. ). Когда попадаю, тогда машина начинает визжать как свинья. Это значит, что у нее включена сигнализация, такую машину очень трудно украсть. Ну и хитрые же они, эти богачи.

(Начинает есть следующее яблоко. )

При этой лавке я прожил целое лето. Таскал ящики, а за это продавец немного подкармливал меня. Дома быть не хотелось, там не было бабушки, все казалось чужим и странным. Я даже не спал дома; вырыл в лесу землянку, но осенью в лесу стало холодно. Тогда я спросил продавца, нельзя ли мне будет ночевать прямо в лавке, чтобы я с раннего утра помогал, если понадобится что-то перетащить. Я бы и посторожил эту лавку. Но продавец не захотел, сказал, что лавка тебе не гостиница и что я достал его, весь день ошиваясь у прилавка. Что в лавку ходят люди, которые что-то покупают, a не придурки, которые заглядывают в чужие сумки да попрошайничают. Я сказал, ведь я помогаю таскать ящики, а продавец ответил, что с этой работой и сам справится. Что лучше таскать ящики, чем содержать ночлежку для бездомных. Мол, я тут всем мешаю, пялюсь на покупателей, и дерьмом от меня несет. Говорит: пускай я сперва пойду и вымоюсь как следует, а уж тогда он посмотрит, пускать ли меня в лавку вообще. Мол, нельзя, чтобы в лавке дерьмом воняло.

С тех пор я уже не помогал и в лавку не заходил. Чего ради мне такому типу помогать! Но возле лавки я прохаживался, потому что куда мне деваться? Денег у меня не было. В желудке пусто… Изредка кто-нибудь покупал мне поесть, но очень уж изредка. Ох и тяжелое было время!

К счастью, тут как раз дядя Пауль приехал навестить меня. На машине; у него большая машина. Черная. Вся черная! Таких машин в нашей деревне и не видали! Я сидел перед лавкой, дядя Пауль вышел из машины, поглядел на меня и спросил: «Ты ли это, Мауно? » Мне так хорошо стало, я ответил: «Да, я это, я! Здравствуй, дядя Пауль! ». Тогда дядя Пауль стал меня расспрашивать, и я рассказал ему, как бабушка умерла и как мне не позволили стеречь консервный цех, и как мне не хотелось оставаться дома, и что я очень голоден. И что же сделал дядя Пауль? Обнял меня за плечи, пошел со мной в лавку и купил мне еды. Продавец начал жаловаться, что я все время шныряю возле лавки и беспокою людей, но дядя Пауль сказал ему что-то такое, чего я не понял, зато продавец очень хорошо понял, сразу заткнулся и аж вспотел. Он такой лысый мужик, так что сразу стало видно, как вся лысина покраснела и намокла от пота. Мне этот продавец не нравился – ну что плохого было в том, что я заходил в лавку и смотрел на покупателей! Ведь иногда люди забывают, что им надо купить, и хорошо, если им кто-то напомнит. Например, мамаша Суле – она каждый день покупала мыло, а однажды забыла. И я напомнил ей: «Стоп, мамаша Суле, без мыла ты отсюда не уйдешь! » Она тут же купила и сказала «Слава Богу! », она совсем забыла, что мыло надо дома про запас иметь. Или тракторист Тойво, он всякий раз водку покупал. А однажды пришел и купил пива. Я спрашиваю: «Стоп, Тойво, ты же водку тоже должен купить! » И Тойво сказал, что я совершенно прав, какой толк от пива без водки, в голову не ударяет – и купил большую бутылку водки. Я людям помогал! У меня на такие вещи отличная память, вот только в математике я не разбираюсь. Зато все стишки из букваря помню наизусть. «Хрюшка, Чушка, Пятачок, все вы поросята. К маме-свинке под бочок шагом марш, ребята! »

Все это я рассказал дяде Паулю. Дядя Пауль подумал и сказал: «Ладно, Мауно, отвезу тебя в город. Есть у меня насчет тебя один план. Ты мне поможешь. Вместе работать будем».

Так вот я и приехал в город, на машине дяди Пауля. Не нравится мне в городе, я к нему непривычный. Город такой большой! Ты только подумай – из одного только моего окна виден весь этот двор, две пятиэтажки и две девятиэтажки. А ведь это еще не все! Ого! Если пройти подальше, то за этими домами будут еще две пятиэтажки и магазин. И наконец за магазином такой высокий дом, что с первого раза мне его этажи и не сосчитать было, несколько раз считал, всё сбивался. Наконец подсчитал – 16 этажей! Вот он каков, город! Ужас какой большой! Я к 16-этажному дому и подойти не решаюсь, уж очень он высокий, такой, что страх берет! Не знаю, что там за ним. А вдруг еще дома? Точно! Только я их видеть не хочу, с меня довольно.

(Выбрасывает из окна еще один огрызок, выглядывает наружу. ) Профессор Метсамаа уезжать собрался. (Гордо) А у дяди Пауля машина больше! Но ничего, эта тоже неплоха… Он каждый месяц уезжает в другой город, читать лекции. Сам сказал мне, когда я спросил, куда вы ездите каждый месяц, давно вас видно не было. Он ответил: «Видишь ли, Мауно, я езжу лекции читать, и тогда меня целую неделю нет дома». Сказал, что учит студентов. Гляди, отъезжает. (Машет рукой). До свидания, профессор Метсамаа. (Играет на губах) (Снова машет. ) Жены у профессора Метсамаа нет. Но живет он не один, у него есть дочка Тийя, она уже взрослая. У нее и жених есть. Они здесь во дворе, на детской площадке, целуются. Вечерами, когда детей там нет, сядут на край песочницы и целуются. А я смотрю. Сам я только бабушку целовал. А эта Тийя и ее жених целуются совсем не так. Ох, как они целуются! (Задумывается. ) Я иногда думаю: хорошо было бы целоваться с какой-нибудь девчонкой. Но я ни с одной не знаком. Там, в деревне, были всякие девушки, но…я всюду ходил с бабусей. (Сердито. ) И некогда мне было целоваться, я ведь ходил на работу, консервный цех охранял. А после работы – сразу домой. Ужинать. Самым ближним путем. Бабушка уже ждала меня, горячий ужин был на столе; она говорила: иди прямиком домой, нигде не застревай по дороге. Однажды вот что случилось. Иду с консервного цеха к дому, прохожу мимо автобусной остановки, а там девки сидят. Наши, деревенские. И одна девчонка, Пилле, вдруг позвала: «Мауно, иди к нам! ». Я быстро-быстро пошел домой, как бабушка велела, не стал застревать. После думал: а что бы случилось, останься я с этой Пилле? Думал, если она в другой раз снова позовет, можно ведь пойти к ней… Только она не звала. Ну да, времени у меня тоже не хватало, ведь я на работу ходил! И сейчас мне некогда, я и сейчас работаю, дяде Паулю помогаю. Пусть эта профессорская дочка лижется со своим женишком. Мне из окошка всё видно! Иногда они уходят к этому парню и остаются на ночь. Это когда профессор Метсамаа в командировке. Тогда они всякий раз туда идут, и Тийя возвращается домой только утром. Я-то знаю, чем они там занимаются. Но не скажу: бабушка не разрешала о таких вещах говорить. Ни словечка. Сказала: это гадко! Соседский Эйно – тот все время говорил… об этом. Он вообще думает, что ему все позволено. Ладно, пусть говорит – мне-то какое дело? А дочка-то профессорская – пускай занимается, чем охота. Пусть на ночь остается! Думает, никто про нее не знает? Я из окна все вижу, когда она уходит и когда приходит! Я бы мог всё рассказать профессору Метсамаа. Вот только дядя Пауль считает, что не годится. Что некрасиво получится, если я вот так всё выложу; тогда профессор Метсамаа перестанет пускать Тийю к этому парню, и придется девушке постоянно дома сидеть, когда профессор Метсамаа в отлучке. Дядя Пауль говорит – да пусть она хоть каждую ночь бегает к этому парню. Вот и ладно. Дядя Пауль умный, он дело говорит. Пусть ходит целоваться, потом увидит, что от этих поцелуев бывает. Уже завтрашним утром увидит!

(Хихикает,, потом решает объясниться с публикой, медленно и сосредоточенно)

Kогда я приехал жить в городе, дядя Пауль сказал: «Теперь, Мауно, ты будешь мне помогать. Мы с тобой оба люди бедные, но ведь и мы хотим жить! Хочешь, чтобы я тебе подарки дарил, как в букваре сказано – так помогай мне». Вот я и помогаю. Телевизор помог ему раздобыть. Эта самая Парамонова каждый вечер ходит убирать, я точно знаю, когда она уходит и когда приходит. Я ведь целый день смотрю в окно, это и есть моя работа. И мы с дядей Паулем так условились, что как только Парамонова уйдет убирать, я звоню ему, и он приходит и забирает из комнаты Парамоновой вещи, которые нам могут понадобиться. Мне он принес этот телевизор, иначе откуда бы мы телевизор достали, он ведь жутко дорогой! Бабушка за всю жизнь так и не смогла купить телевизор. Разве это справедливо? Она варила варенье и заботилась обо мне и… а телевизора так и не увидела! У соседского Эйно – у того был. Большой телевизор, цветной, по вечерам, когда я возвращался с вахты в консервном цеху, было заметно, как он там в комнате играет. Аж окно светилось! Я и подумал, что если я буду хорошо охранять этот консервный цех, то однажды тоже куплю себе телевизор. Но, видишь, меня не пустили сторожить, взяли этого ветерана на деревянной ноге, папашу бухгалтерши! Какой это сторож. Он из будки выйти не может, падает! Но ничего, дядя Пауль мне телевизор-таки принес! Как Парамонова кричала и плакала, когда домой вернулась! «Памагите, памагите! » Полиция приехала и всё такое, а я спокойно смотрел себе в окно, никто и не догадался, что телевизор в моей комнате! (Поглаживает телевизор, улыбается. )

Потому-то я Парамонову и не пускаю в мою комнату – она же сразу узнает свой телевизор! И чего доброго унесет, а нельзя – теперь это подарок дяди Пауля! Мы вместе добыли его, потому что хотя мы и бедные люди, а жить тоже хотим!

(Смотрит в окно. )

Гляди, а вот и Парамонова! Белье собирается вешать! Опять руками машет, все машет да машет! Не знаю, чего ради она всё время мне машет! Ладно, скажу ей здрасьте! (Высовывается из окна. )

Ну, здравствуй, Парамонова! Гляди, на мне шапочка, что ты принесла! Смотри! Чего ты там говоришь, ничего не пойму из твоего разговора! Ты же по-русски говоришь! А, ладно, прочту тебе один стишок: «Этот старый тапок - мышки-мамы дом. С маленьким мышонком поселилась в нем. Мышка-мама носит сыну свежий сыр. А мышонок просит: «Я хочу кефир! ». Вот такой стишок! Пока!

(Возвращается в комнату, извиняющимся тоном. )

Надо же с ней о чем-то поговорить.

(Раздумывает. )

Я проголодался; сделаю-ка себе тюрю!

(Достает из сундука молоко и булку, оценивающе заглядывает внутрь сундука. Затем закрывает сундук, подходит с булкой и молоком к окну, наливает молоко в миску, крошит туда хлеб. Смотрит в окно. . )

Ну и белья же у этой Парамоновой! Все из церкви. Дядя Пауль говорит: какие у нее заботы – она все свое барахло получает в церкви, а мы сами должны думать, как выкрутиться, нам Бог не помогает. И если ты, парень, хочешь подарки, как в букваре сказано, ты должен весь день сидеть у окна и запоминать. Когда люди из дома уходят. Когда они идут на работу, в котором часу возвращаются. Уезжают ли иногда на всю ночь и как долго отсутствуют. И если кто притащит домой такой большой картонный ящик, запомни – так как в этом ящике дорогая машинка. У тебя, говорит, Мауно, хорошая память, ты же в той сельской лавке хорошо запоминал, кто что купил и чего забыл купить. Теперь паси своих соседей и давай мне знать.

(Приготовив тюрю, начинает ее есть. )

Kак там в букваре сказано: «Маша хочет кашу, Юра хочет тюрю». Я тоже хочу тюрю. Классная тюря получилась! Гляди-ка, Парамонова вернулась. Я и не заметил! Ничего, мне за этой Парамоновой уже не надо следить, говорит дядя Пауль. У нее, говорит, взять больше нечего. Она больше ничего не покупала. Зато эти Нелли и Нипи купили. Тот самый аппарат, в большом картонном ящике. Я сказал об этом дяде Паулю, он спросил, когда их не будет дома? Я ответил, что только летом. Ладно, сказал дядя Пауль, подождем до лета. Да, конечно, подождем, кто терпеливо ждет, тот долго проживет. Бабушка так говорила, и в букваре это сказано. Я этому в школе восемь лет учился, хорошо запомнил! Подождем до лета, а там увидим, что это у них за аппарат такой. Интересно же!

(Заканчивает еду. ) Ну вот, я и сыт. Спасибо отцу небесному! Бабушка велела так говорить после еды. Спасибо, я сыт! Спасибо отцу небесному

(Относит миску в сундук, снова заглядывает внуть сундука, потом закрывает крышку и возвращается к окну. )

Дядя Пауль мне и другие вещи приносит. (Достает из кармана гребешок, причесывается. ) Знаешь что это? (Показывает букварь. ) Вот буква Г. Скажи, какое слово, начинается с этой буквы? Гребешок! Этот гребешок мне принес дядя Пауль. От Георга Выймла. Там большая неприятность вышла, я виноват, неаккуратно сделал свою работу! Проспал! Там такое дело было – Георг Выймла все ездит на свою дачу, и если суббота, домой не возвращается, там, на даче, и ночует. Возвращается только в воскресенье, яблоки привозит, мне тоже дает. Так вот, однажды в субботу Георг Выймла собрался уезжать. На той самой старой колымаге, которая никому не нужна. Дядя Пауль говорит, ее брать нет смысла, она не стоит ни гроша. Эта машина нужна только Георгу Выймла, он на ней яблоки с дачи возит. Вот он и укатил на своей тачке. Я тут же звоню дяде Паулю: мол, здравствуй, дядя Пауль, Мауно говорит. Георг Выймла уехал на дачу! Молодец, говорит дядя Пауль, сегодня ночью будет тебе подарок! Мы люди бедные, мы должны помогать друг другу. Но тут случилась такая неприятность, я заснул и не заметил, как Георг Выймла поздно вечером вернулся домой. Поди знай, чего ради он не заночевал на даче, обычно оставался там, а теперь вдруг вернулся! Не знаю, чего ему приспичило! И я не увидел, как он вернулся, и когда дядя Пауль ночью пошел к Георгу Выймла, тот оказался дома!

После дядя Пауль пришел ко мне, злой, что я так неаккуратно выполнил свою работу. Дядя Пауль рассказал мне, как влез в окно – Георг Выймла живет на первом этаже, к нему легко пробраться. И, подумать только, Георг Выймла проснулся! Я спросил, а дальше что было? Что было, что было – ответил дядя Пауль – пришлось дать ему разок по голове, он и снова заснул. Я сначала испугался, потому что боюсь, когда бьют. Тот соседский Эйно всегда меня бил, а я в жизни никого не ударил. С чего я стану бить? Вот и бабушка не позволяла, говорила: никому нельзя причинять боль. Но тут дядя Пауль объяснил мне, что мы люди бедные и с нами много раз обошлись несправедливо, так что нам ничего другого не остается! Ведь мы тоже хотим жить! И показал мне в букваре такое место (Читает. ) «В спальню тихо войдет Угомон. Мешок с песком открывает он. Сыплет деткам в глаза песок, в мир сновидений ведет их, дружок! » Видишь, сказал он, я был просто Угомоном. Я вернул Георга Выймла в мир сновидений. Не волнуйся по пустякам, ужо старик проснется!

И тут я понял, что дядя Пауль был прав. Ведь бабушка тоже не всё знала, она была слишком старенькая. Тем, кто ходит по двору в своих красных ботиках и сторожат консервный цех, поделом будет, если однажды к ним придет Угомон и настучит им по башке! Я тоже хотел бы стать Угомоном, прийти к соседскому Эйно и насыпать ему в глаза сонного песку, чтоб надолго хватило!

Этот Георг Выймла спал несколько дней подряд, так здорово дядя Пауль его угомонил. Его даже в больницу отвозили, а вернулся он с головой в бинтах. Как снеговик. Вот видишь, и не спасло тебя то, что ты учитель химии! Чужие слова знаешь и от гордости весь надулся, привозишь на своей машине яблоки с дачи – ну и что с того? А я смотрю на тебя в окно и причесываюсь. Это гребень Георга Выймла, дядя Пауль подарил. Сказал, что брать там было, в общем-то, нечего, кое-что он себе оставил, а этот гребень принес мне. У меня гребешка не было, хорошо, что теперь есть. Конечно, приходится быть осторожным, чтобы Георг Выймла не заметил гребешок, когда он приносит мне яблоки. Я всегда ерошу волосы, когда Георг Выймла приходит, пусть думает, что у меня нет расчески! Глупый старик! .

(Смотрит в окно. )

Глянь, а вот и жених! Жених дочери профессора Метсамаа. Жених Тийи. Я тоже однажды побывал на свадьбе, мы с бабушкой вдвоем ходили. Соседский Эйно женился, к нему я и ходил. Соседский Эйно был женихом, а та Пилле, которая однажды меня позвала на автобусной остановке. Я этого соседского Эйно на дух не переношу, но бабушка сказала – если соседи зовут, надо идти. Да на свадьбе было неплохо, еды вдоволь, а когда в желудке уже не оставалось свободного места, принесли огромный торт. Я там наелся и напился! /Лимонаду напился, а другие парни пили пиво и водку тоже пили, но мне бабушка не позволила. Сказала, что я опьянею. А я напиваться пьяным не хочу, это тракторист был всегда пьяным и качался как тростник. (Доверительно. ) Вообще-то мне предлагали водки, сам соседский Эйно и предлагал, говорил: «Выпей же, Мауно! Ведь ты мужчина! » Но бабушка сказала - не подноси ему, оставь его в покое! Малость попробовать можно было бы, ради интереса. Но если бабушка запретила. Я всегда делал так, как бабушка велела. И сейчас делаю так, как дядя Пауль велит, так оно проще. Самому думать не хочется. (Высовывается из окна, чтобы лучше видеть. )

Тийя у окна. Беседуют. Не знаешь, скоро ли они поженятся? Может и меня пригласят на свадьбу? Я бы с радостью пошел, там опять были бы кофе и крендель, и лимонад. Не знаешь, Тийя наденет белое платье? Та Пилле была в белом платье, ну прямо тебе ангел! У меня дух захватило, когда я ее увидел. Ужас, до чего красивая! Я все время любовался ею. Бабушка еще сказала: «Чего ты всё глазеешь, Мауно! Ешь, а не глазей! » Но я глаз с нее не спускал, потому что она была такая белая, такая белая… И фата, и кружева... Мне так жалко стало, что я даже виду не подал, когда Пилле на автобусной остановке позвала меня. В белом платье она была ужас, какая красивая! Потом, уже после свадьбы, я каждый день ходил под окно Эйно, тайком следил, не наденет ли Пилле опять свое белое платье, но она так и не надела. Ходила в самой обычной одежде. А однажды вообще без одежды, с голыми сиськами! Как увидела, что я под окном сторожу, так раскричалась, что Эйно выскочил и как даст мне по лицу – у меня из носа кровь потекла! Злой был – страсть! Пришел к бабушке и сказал: держи своего придурка в руках, не позволяй ему пялиться на мою жену! Тут бабушка заплакала… и… Я тоже заплакал… Больше я на нее глазеть не ходил. Только издали смотрел, как она идет по дороге или…когда Эйно поблизости не было. Но то белое платье она больше не надевала. Но она и так очень красивая. (Сердито) Но мне некогда было смотреть за ней, я ведь на работу ходил, консервный цех охранял! Весь день сидел в будке, до тех пор, пока не приняли этого, с деревянной ногой… Какой он сторож, если из будки выйти не может, падает!

(Смотрит в окно, успокаивается). А вот когда эта профессорская дочь станет невестой и наденет белое платье, на это я бы посмотрел! Будет ли она такой же красивой, как Пилле? Не знаешь, меня пригласят на свадьбу? Может, и пригласят, ведь профессор Метсамаа всякий раз как меня увидит, говорит: «А вот и мой приятель! » Я ему нравлюсь, потому что я по крайней мере честен. Он сам так сказал. Мол, я не хитрю, всю правду говорю. Ха, я ведь тоже не всё говорю! Не надейтесь! Бабушка, правда, учила меня честно говорить всю правду, но дядя Пауль сказал, что это не всегда можно, иногда приходится и врать, так и в букваре записано. Не знаю, где там такое записано, я это место не нашел, но дядя Пауль велел: ищи! Я ищу, но я дяде Паулю и на слово верю! Если он сказал, значит, так оно и есть. Самое верное – делать так, как он скажет! Поэтому я и не говорю все, что знаю. Например, того не скажу, что у меня в этом сундуке покойник. (Подходит к сундуку, заглядывает в него, достает оттуда булку и вдумчиво жует

Дядя Пауль прошлой ночью приволок. Он был весь в крови, я поначалу ужас как испугался, я крови боюсь! Но дядя Пауль сказал – не бойся, тут нечего бояться. Сказал, пусть денек у меня полежит, а на следующую ночь он заберет труп и похоронит. Я все-таки испугался и спросил, отчего этот человек умер? Так уж получилось, ответил дядя Пауль. Видишь ли, Мауно, сказал он, мы с тобой люди бедные и вынуждены сами о себе заботиться. Кошка, к примеру, так голодной и останется, если мышку не поймает. Так уж устроен этот мир. Ну да, ответил я, в букваре тоже есть сказка про мышку и кошку. И прочел ее дяде Паулю. (Находит в букваре нужное место, читает) “Kошка пришла к мышке. Принесла материю. Велела сшить пальто. Мышь обещала. Пришла кошка за пальто. Мышка говорит: «На пальто не хватит! » Кошка спрашивает: »А на что хватит? ». Мышка отвечает: «На шапку». Кошка говорит: «Ладно, шей шапку». Приходит кошка к мышке за шапкой. А шапки нет. И материи нет. Кошка как прыгнет на мышку! И сломала ей шею. С тех пор у кошек и мышей дружба врозь».

Дядя Пауль сказал: «Вот-вот! Такова эта жизнь! В букваре все верно сказано. Одни люди как кошки, а другие как мышки. И кошки тоже хотят жить, а поэтому время от времени они должны свернуть шею какой-нибудь мышке. Потому что мыши – обманщицы, они едят материю, которые приносят кошки. Не шьют из нее ни пальто, ни шапок, просто съедают! Ну и как ты с такими поступишь? » Вот так он и сказал. «Мы с тобой, Мауно, - сказал он, - кошки. Такие кошки, которым приходится самим о себе заботиться, потому что с нами очень несправедливо обошлись». Да. Это правда! В консервном цеху и еще тот самый соседский Эйно… И дядя Пауль тоже много страдал. Когда я маленьким был, бабушка говорила: «Есть у тебя. Мауно, дядя, только он, бедняга, сидит в тюрьме. Но скоро его выпустят, и тогда он, может быть, приедет на нас посмотреть». И я уже тогда полюбил дядю Пауля, потому что бабушка говорила, что он бедняга, мне так жаль его было! Я знаю, что значит быть бедняком, когда у тебя нет ни калош, ни фотоаппарата, ничего нет. (Смотрит в окно. ).

Ага, видишь! Тийя с женихом уходит. Ночевать идут к жениху. Я-то знаю, чем они там занимаются, только сказать стыдно! Бабушка запретила говорить такие слова. И в букваре их нет. Только соседский Эйно их говорил. Я сказал дяде Паулю, не сходить ли ему к соседскому Эйно. Там полно всяких вещей: большой телевизор и проигрыватель, и… А я бы хотел ракетки для бадминтона. Но дядя Пауль сказал, что в деревне трудно ходить воровать, там тебя заметят. А в городе воровать хорошо, в городе для кошек найдется много мышей, чтобы ловить их! Жаль! Мне очень хотелось побывать у Эйно. Там и телевизор, и проигрыватель, и Пилле, и… Да ладно, дяде Паулю лучше знать, я всегда поступаю, как он скажет! Он всегда прав!

(Берет телефон, звонит. )

Алло, дядя Пауль? Привет, это Мауно. Тийя ушла ночевать к жениху, а профессор уехал. Квартира пустая. Да, спасибо. Когда придешь? Да, приходи! Мышь заберешь? Нет, она в ящике! Ладно. Я жду тебя, дядя Пауль! (Кладет трубку. )

Дядя Пауль придет к трем часам, заберет мертвую мышь и принесет мне от профессора подарочек. Там сейчас дома никого, только бери! Что же он принесет, интересно! Может быть, ботики? Красные ботики? Хотелось бы…

(Берет мыло, наклоняется над тазом. )

Помоюсь, вечер уже. И в букваре сказано: «Мыло грязь смывает с кожи».

(Моет руки)

“Хожу по суше, плыву по поводе, я молодец везде! » Это загадка из букваря. Знаешь, про кого? Ну, ты молодец, сразу отгадал. Про лягушку. Я долго старался, пока не догадался. Хорошо, что в букваре была нарисована лягушка, это помогло. Или вот: «Маленькая коровка, сладкое молоко? »Это пчелка.

(Садится возле окна. )

Спать я не пойду, посторожу тут, вдруг Тийя вернется. Это плохо, опять играй в Угомона. На всякий случай послежу и дождусь дядю Пауля. (Зевает)

В сон меня клонит, надо что-то делать. Почитаю букварь. А больше нечего, других книг у меня нет, да и не надо мне их. С меня хватит того, что в букваре. Большего и не надо.

(Читает. ) «По дороге ехала машина. Впереди шла овца». Вот так. Наверно овцу эту раздавило в лепешку. Что она может против машины? Если дядя Пауль едет на своей большой машине – и тут какая-то овца… (Делает рукой жест, будто дает кому-то оплеуху. ) Трах! А ты не вылезай на дорогу, дура, сама виновата!

(Читает дальше) “Цып-цып-цып, цыпленок миленький, ты куда из-под маминого крылышка? » (Вздыхает, печалится. ) «Цып-цып-цып, цыпленок миленький, ты куда из-под маминого крылышка? » (Тихо садится и смотрит на улицу. )

КОНЕЦ