Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Гельфанд Владимир Натанович 27 страница



Но смею Вас заверить, что Вы еще услышите обо мне, если не теперь, то в ближайшем будущем и, возможно, сумеете пожалеть о несостоявшемся (если, увы, так суждено) нашем знакомстве.

Настаиваю, тем не менее, на убедительном и правдивом ответе, который поможет мне оценить и осмыслить дальнейшее.

Жду ответа. Владимир

28. 10. 1944

Польша похожа на злого, капризного ребенка, с которым нянчатся, из-за которого убивают много времени очень взрослые и очень серьезные люди. Повидал я Польшу, и насколько мог изучил ее нравы, быт и обычаи. Много внимания здесь придается внешнему лоску.

Жители ездят на велосипедах. Пешком редко ходят. Велосипеды здесь предмет первой необходимости. Дороги все мощеные, дома очень красивые и много больших. Если проехаться Польшей в качестве наблюдателя-туриста, впечатление от этой страны может получиться весьма превратное. А на самом деле, искушенному наблюдателю, познавшему и другую сторону жизни и устройства Польши, открывается нисколько не привлекательная картина. Люди, обутые в зимний период в сандалии и лапти; лохмотья шелковые, правда, изящные, но лохмотья, в которые одеты они; борщ из одного бурака и воды, который они едят; схваченные проволокой плуги, которыми они пашут и обработка земли вручную... Детская, почти, промышленность. Маленькие кирпичные заводики, фабрички, с жирными, отъевшимися хозяевами-помещиками и нищие батраки-рабочие и крестьяне, которым продуктов хватает едва на жизнь. Огромные магазины частников, недоступные, из-за установленных в них цен на товары для основной массы польского населения. Большие серые деревянные кресты, так неприветливо открывающие вид на деревни у входов и выходов ее. Деревянные дома, даже в городах. Деревянная Польша!..

Косув-Лядский, Повед Соколув. Решил остаться здесь, хотя дивизия ушла далеко вперед.

В городе Косув мы с Маженовым остановились перед одним магазином, заинтересованные его содержимым. Денег не было, и Маженов сокрушенно вздохнул. Стоявший неподалеку местный житель, слышавший наш разговор, подошел и предложил зайти к нему, попить чаю. Маженов сказал, что от водки не отказался бы, но чаю не хочет.

- Можно и водки, - сказал человек и повел нас к себе.

Там нам налили чаю, принесли по два яйца. Но видя, что мы не прочь все-таки выпить немного, поставили поллитровку, лук, сделали яичницу и пошло пированье. Выпил я немного, 4 стопочки кажется, по 75 грамм каждая.

За столом выяснилось, что пригласившие нас к себе люди - евреи, бежавшие из концлагеря, так называемого лагеря смерти Треплинника.

15. 11. 1944

Сегодня мне улыбнулось счастье неожиданно совсем, в лице девушки пришедшей сюда в квартиру.

Когда она договаривалась с хозяевами, я сразу изъявил свое согласие, чтобы она здесь поселилась. Хозяйка не совсем была довольна появлением девицы, но после настойчивых просьб ее, согласилась пустить на квартиру.

16. 11. 1944

Наконец-то получил письмо от Клавы Плескач, и надо сказать, сразу разочаровался в ней. Лучше она совсем не писала б мне. Я любил бы ее страстно и уважал бы по-прежнему. Но теперь... В ее письме не видно того ума и глубины мысли, которые я в ней предполагал, к тому же она безграмотна ужасно.

Занялся сейчас составлением объяснительной записки для моей новой приятельницы-квартирантки, которую хотят исключить из партии по обвинению в сожительстве и пьянствовании. Подумать только, какое постыдное обвинение для девушки! Она говорит, что обвиняют ее несправедливо, и попросила помочь ей оправдаться. Я слабый и податливый и сравнительно легко она меня склонила помочь ей.

Хотел ответить на письма. Сегодня рекордное число - 4. Как изменились времена все-таки. Не так давно я получал по 10-15 писем в день, а однажды 29! Но вот уже много дней, как я совсем ничего не получаю, или одно-два письма в день.

От коммуниста

сержанта

Сидорчук Н. Т.

Начальнику политчасти

248 сд полковнику

Дюжилову

ОБЪЯСНЕНИЕ

Ввиду обвинения меня в плохом поведении, как коммуниста, считаю необходимым ознакомить Вас с истинным положением вещей.

В день празднования 27 годовщины Октябрьской Революции, командир 2 дивизиона 771 артиллерийского полка, где я до последнего времени находилась, капитан Фисун, в ознаменование нашего праздника организовал вечеринку, куда была приглашена и я.

После окончания празднований, когда присутствующие стали расходиться, капитан Фисун, видя, что я не совсем в трезвом состоянии, посоветовал мне идти отдыхать в подразделение. Но когда я оказалась на улице и увидела что на дворе темно и грязно - решила вернуться в квартиру, так как плохо себя почувствовала. Но, вместо того, чтобы помочь мне в моем состоянии, часовой по ряспоряжению капитана Фисуна не впустил меня в дом, говоря, что получил соответствующие относительно меня указания. Даже тогда, когда я постучалась в окно, мне не открыли, не обратив никакого внимания. На мою просьбу помочь мне дойти домой никто не прореагировал. Я тогда окончательно ослабла и упала.

После произошедшего со мной из дома вышли несколько офицеров ***

17. 11. 1944

Второй день ни в клубе, ни на почте нет газет. Писем тоже не было сегодня, и я отвечал исключительно на старые. Скучно. Читать нечего, а писать неудобно, так как в доме теснота и шум.

Хозяева и их дети рассказывали мне польские анекдоты, из которых наиболее многочисленные и едкие - о евреях. Спели даже несколько песен польских, высмеивающих " жидов". Мне было неловко слушать и глазам моим стыдно смотреть на этих " представителей интеллигенции", радостных в устремлении своем и детей своих опорочить другую нацию, развивая в них расовую ненависть и национальный шовинизм. Но что я могу поделать? Я в чужой стране и отвратительные обычаи и нравы этой чужой мне державы не могу критиковать открыто, хотя и изредка, в деликатной форме, я себе это позволяю.

18. 11. 1944

В ожидании обеда. Моя хозяйка с каждым днем проявляет по отношению ко мне свою мелочность и скупость. Сегодня, сказать, когда я стал умываться ее мылом, она подошла ко мне и предупредила, что мыло стоит 500 злотых и поэтому " я нихце чтобы вы умывались моим мылом". Другой аналогичный случай с одеялами. Сначала, когда я перешел в холодную комнату спать, она дала мне укрываться три одеяла, но на другой день одно забрала, а вчера лишила меня еще одного. Так-что сегодняшней ночью я основательно намерзся.

Проявляя максимум терпения, я, при всем при том, не оставляю своего намерения дать им понять, панам-учителям, насколько они противные и неприветливые люди и как они не похожи отношением своим на граждан моей социалистической Родины.

Девушка, поселившаяся со мной, ведет себя смелее и непринужденней. Она вызвала недовольство хозяев тем, что иногда пользуется предметами их домашнего обихода: полотенцем, мылом, а сегодня, по ошибке, стала чистить зубы хозяйской щеточкой.

- Ей щетину надо дать, раз она не понимает - шутили хозяйские сыновья после того, как возмущенная пана-хозяйка рассказала о случае со щеточкой, прибавив при этом, что придется прятать и запирать теперь.

Написал письмо в " Красную Звезду", которое явилось скорей копией моего письма в " Крокодил", чем самостоятельным сочинением. Одно письмо написал маме. Больше некому писать, ибо мне никто не пишет.

Девушка, что поселилась в одном со мной доме - чистая дрянь. Я весьма сожалею, что помог ей оправдаться перед ДПК, она этого не стоит. Грубит со мной и не хочет разговаривать, между тем как ежедневно, по несколько раз подряд, приходят к ней разные мужчины - и трезвые, и пьяные, и под видом " больных", с которыми она неприлично кокетничает и отвратно ведет себя.

Но что-то в моем сердце трепещет при ее появлении. Нельзя назвать Нину (так она именуется) красивой или умной, нельзя ее считать содержательной и солидной, несмотря на то, что ей уже 23 год пошел. Тем не менее, она девушка, и моя натура слабеет перед нежностью и теплотой женского существа. А впрочем у меня хватит силы воли проявить известную твердость и долю гордости в отношении этой развращенной особы. Этот товар мне не по вкусу. Особая порода животного, которое ни в коей мере не походит на человеческое существо.

Видел вчера фильм " Большая земля" - о работе нашего тыла, перебазировавшего промышленность из Ленинградской области и самого города на Урал. Картина мне показалась недоработанной, сюжет натянут и не до конца раскрыт.

Действующие лица - живые и правдивые, но все их поведение становится непонятным и несколько бессмысленным, когда неожиданно обрывается сюжетная канва фильма.

20. 11. 1944

Вчера выехал из Мужичина. Хозяева на прощание решили быть до конца откровенными и высказали " наболевшее" Нине.

Был праздник артиллерии. Я маленечко подвыпил. Не хотел ссориться и молчал, когда хозяин требовал от меня, чтобы я свидетельствовал его невиновность в оскорблении часового мастера.

Адрес учителя все-же постарался записать, несмотря на протесты жены, которая говорила ему по-польски: " Все это ты на свою голову делаешь. Они все одинаковы и адреса им не следует давать". И действительно, так оно и будет непременно им придется пожалеть - ведь я напишу всю правду о его скупости и о моих выводах, об отношении ко мне его семьи. Всю подноготную вскрою перед ним, расскажу ему о его ничтожестве. Ведь за все время моего здесь пребывания я не сделал хозяевам ничего плохого, несмотря на их скверное отношение ко мне.

И только перед отъездом я взял на этажерке 6 тетрадей - пусть помнит меня, раз на то пошло!

Нина перед отъездом перестирала белье своему командиру, договорилась с часовым мастером о довершении ремонта часов и отправилась в медсанбат за медикаментами.

- Если хочешь, проводи меня до медсанбата, тут недалеко - три километра. Но зато продолжим наш вечерний разговор, и ты не пожалеешь.

Я согласился, но продолжить этот интересный разговор для меня не пришлось, так как медсанбат выехал, Нина не получила чего следовало и была расстроена. А разговор состоял в следующем. Когда я подошел к ней и хотел приласкаться, она оттолкнула меня грубо, поругалась со мной, а вечером вспомнила мне, что я не могу " завлекать девушек". Я поинтересовался, как это нужно понимать и до 12 ночи я наблюдал, как она стирала, и не спал только затем, чтобы выслушать ее рассказ.

- Видишь ли, я старше тебя на год и некрасива собой, - скромно начала она - но я могу привлечь и расположить к себе любого мужчину, как бы он ни был интересен. Вот ты, красивый парень, неглупый довольно-таки, но я уверена, что ты уже трепещешь передо мной. А почему? Да ведь ты еще не настолько опытен в жизни, как я, и не можешь понимать женщины. По своему отношению ко мне, скажем, ты показал, что у тебя в отношении женщины детские мысли и поведение. Женщина не любит, чтобы противились ее воле и делали ей назло.

Я был согласен с ней. Все, что она говорила, было действительно так, и я готов был ее, чем бы она только пожелала, благодарить за откровение.

Рассказывала она о половом влечении, которое она испытывает (боже упаси не ко всякому! ) к любимому мужчине.

- Что ты понимаешь! Ты хочешь только ласки от женщины, а ведь самое прекрасное другое! Вот я, например, какое блаженство испытала прошедшей ночью, когда знала, что ты хочешь меня, что могу я позвать тебя, но не стану этого делать...

У нее кончилась вода, и ей надо было принести новую...

21. 11. 1944

Станция Лохув.

Какая просто таки поразительная разница между людьми! Здесь меня так приняли, и окружили такой заботой, что, право, уезжать не хочется дальше. А ведь мне должно еще вчера двигаться отсюда.

Узнал маршрут у майора Щинова. Он был настолько добр, что ознакомил меня с конечным пунктом следования нашего соединения, предупредив, однако, чтоб я не попадался (окажись там раньше других) на глаза генералу, иначе ему (Щинову) будет крупная неприятность. Я пообещал.

Здесь квартируются две девушки военных, работающих в качестве вольнонаемных портных в одной из мастерских части. Одна из них очень интересная. Зовут ее Лида.

Позже. После обеда уезжаю. Какой парадокс опять на пути мне встретился! Лида, эта молоденькая, славненькая девчушка - замужем! Только что узнал от хозяйки. А ведь ходил специально ради нее в мастерскую. Впрочем, мастерская тоже сегодня выезжает, и начать перешивку шинели мне не удалось договориться. Теперь мой курс на Минск-Мазовецкий.

Хозяйская дочь тоже хорошенькая, но дикая чересчур, и родные все время на глазах - обнять ее неудобно и любезничать с ней неловко. А на сердце такая печаль и скука, что без ласковых объятий и нежности девичьей отвести ее немыслимо. Отсюда и потребности в перемене климата.

Мне не дано знать, что впереди ожидает меня, но, доверяясь своей судьбе, я без раздумий рад всегда с головой окунуться в будущее, такое туманное и неизведанное.

Дорогой из Садовно в Лохув познакомился с шофером, который меня подвозил сюда. Он подарил мне две открытки-видика. Рассказывал, что узнал от знакомой девушки о моих литературных делах, и просил, чтобы я прислал ему стихи на вечную, битую, но живую тему - о матери-старушке, одиноко грустящей о сыне, и о любимой девушке Марусе. Я пообещал и взял у него адрес.

Вчера узнал из " Красной Звезды" что умер И. Уткин. Я весьма давно его видел. Он не понравился мне своей надменностью, но поразил богатством ума и хитрой легкостью стихотворного изложения.

Под некрологом о его смерти подписалось большинство выдающихся писателей нашей страны, в том числе и Л. -Кумач, о котором Уткин так нелестно отзывался, когда выступал на литературном воскреснике в Днепропетровске. В некрологе говорится: " трагически оборвалась жизнь талантливого и... ", но где и как он погиб - не сказано.

Илья Эренбург опять напоминает о Париже и Франции, которую до сих пор наводняет Пятая колонна. Его статья исключительно правдива и своевременна, но не знаю, повлияет ли она на общественное мнение Франции - слишком оно сейчас противоречиво и запутанно действительностью.

Село Страхувка. Сегодня сделал рекордную цифру маршрута - 12! Ехал на прицепе тягача медленно и с большими остановками. Сюда прибыл, когда уже было темно. Опять, как и везде, нигде не пускали, ссылаясь на запрещение комендатуры, на тесноту помещений, на отсутствие коек и т. д., и т. п. Надоело. Решил зайти к беднякам. Без разговоров приняли, угостили польским супом, галушками из картофельной муки, молоком и капустой. Какая безвкусица! Но, тем не менее, поел.

До Минска-Мазовецкого отсюда от 29 до 32 километров по разным толкованиям. Людишки из отдела укомплектования корпуса, с которыми я когда-то ехал уже на машине из Косова, теперь отказались меня посадить, хотя места в машинах было вдосталь. А один лейтенант вдобавок еще и обругал меня матерно. Мерзавец! В отчаянии, после тщетного и утомительного ожидания, я решил сесть даже на эту черепашью тягу-трактор. Но он сломался дорогой, шофер устал и ушел отдыхать в попутную деревню. Я пошел дальше, но сделал не более 1 километра и решил приваливать. Измучался.

Здесь совсем какой-то специфический акцент. Еще трудней разобрать, чем в Мужичине. Их речь стоит мне большого напряжения ума и слуха.

Влюбился в портрет Богоматери, висящий здесь на стене. Какая удивительно красиво скомбинированная женщина! Поистине идеал красоты девичьей! Кое-что здесь есть от Тамары, но более утонченное, кое-что от других девушек, и опять лучше!

Слов не хватит для описания всех достоинств, глядящей на меня с портрета девушки. Скажу просто: люблю ее, и обнял бы ее так крепко, так пламенно, кабы она не была портретом и не смотрела на меня так неподвижно и безучастно.

22. 11. 1944

Хозяева сильно и азартно ругаются. Мать-старуха особенно яростна в этом отношении, и с нее начинаются все споры и грызня. Начал было писать стихи, но в комнате поднялся такой гвалт, что нельзя было.

Уже вполне светлое утро, но я жду завтрака и в душе жалею, что сюда попал. Я не люблю криков и бедности. В довершении всего скупость старухи мучительно отражается на моем терпении. Помимо этого - люди темные, они не понимают, что когда человек пишет, ему не следует мешать, и все время перебивают меня пустыми вопросами, на которые из приличия нельзя не ответить.

Вчера, когда я ложился спать, хозяева спросили меня, куда я дел пистолет. Я сказал, что у меня его нет, но сразу же пожалел об этом, ибо в квартире двое мужчин и кто знает, что они могли задумать. Сначала я чувствовал себя тревожно, но потом уснул и наутро увидел, что все обошлось как нельзя лучше - ведь я опять один в селе.

Минск-Мазовецкий. Ехал до города с большим комфортом - на бочках с бензином, и весьма быстро прибыл сюда. На этот раз моя машина оказалась самой скоростной из всех попутных, так-что я почти прилетел на ней в этот район. Дорогой даже едва пилотки не лишился - ветром сдуло. Когда слез, почувствовал, что сильно намерзся, и хотя машина еще не подъехала к городу вплотную, решил больше на нее не садиться и пройтись пешком, чтобы согреться. И только возле пропускного пункта у входа в город, когда у меня спросили документы, я спохватился, что у меня выпал блокнот, на котором был записан маршрут дивизии. Очень опечалился, но не так пропажей блокнота, как отсутствием у меня маршрута, который едва запечатлелся в моей памяти. " Через Минск-Мазовецкий на Ягодин". Ягодина никто не знал ни в комендатуре, ни на КПП, ни жители Минск-Мазовецкого, ни даже военные карты, показанные мне одним офицером.

Я стал сомневаться. Единственное, что вселяло надежду - это непрерывно курсирующие машины (но во все стороны) со знакомыми буквами и цифрами " Д", " Т", и, наконец, нашей " 8". Точного пути этих машин я установить не мог, и, казалось, окончательно лишился выхода из своего отчаянного положения.

Махнул рукой и отправился посмотреть город. Это первый достаточно крупный встретившийся мне в Польше город. Ровная асфальтированная улица тянется через весь Минск-Мазовецкий, составляющая вместе с прилегающими к ней переулками центр его. Здесь магазины столь многочисленны и разнообразны в своем ассортименте, что даже удивительно становится, откуда столько богатства в таком далеко не перворазрядном городе. Сказать к слову Днепропетровск в десятки раз больше этого уездного центра Польши, но там магазинов и не предполагалось, таких как здесь.

Дома невысокие. Выше трехэтажных, кажется, нет, но все они шикарно выглядят, имеют кричащую форму и отделку, как изнутри, так и снаружи.

Шумная праздная толпа, женщины, как одна, в белых специальных шляпах, видимо от ветра надеваемых, которые делают их похожими на сорок и удивляют своей новизной. Мужчины в треугольных шапках, в шляпах, - толстые, аккуратные, пустые. Сколько их!

Крашеные губки, подведенные брови, жеманство, чрезмерная деликатность. Как это непохоже на естественную жизнь человечью. Кажется, что люди сами живут и движутся специально лишь ради того, чтобы на них посмотрели другие, и все исчезнут, когда из города уйдет последний зритель.

Костел белый, огромный, красивый. Велосипедов исключительно много и они являются обычным средством передвижения. Женщины, мужчины, дети и даже старики - все на велосипедах.

Базар очень большой и многолюдный. В жизни не встречал лучшей толкучки! Торговцы наперебой выкрикивают свои товары и когда покупатель подходит к прилавку - обращают его внимание популярным в Польше оружием вежливости " прoше". Все дорого. Коробка спичек - 40 рублей, расческа, даже самая никудышная - 200-250. Остальное меня не весьма интересовало, однако удивился, когда узнал что 100 грамм сала - 40 рублей. При нынешних ценах это дешево.

В магазине приобрел три пера для вечной ручки по 40 рублей каждое. Это разорительно для меня, но ничего не поделаешь... От расчески отказался пока, но от перьев не смог. Слабое сердце у меня насчет этого товара. Чернило тоже купил специальное. Только вот ручку наладить никак не могу, а к мастеру идти боюсь, ибо он может шкуру содрать.

Вспоминается мне село Страхувка, где я ночевал вчера. Нынче утром на квартиру где я остановился, явилась одна, славненькая личиком, паненька. Я предложил ей стул и почти силком заставил сесть. Она отмежевывалась от моих приставаний, а потом вдруг неожиданно сказала: " пан похож на жидка".

- Как это понять? - изумился я.

- На еврея пан похож - объяснила девушка.

- А может быть я и есть еврей - ответил я, и паненька вдруг мне опротивела.

Как здесь не любят евреев! Жутко подумать, какую пошлость взглядов и тупость мировоззрения развила в людях польская реакция, как сильно впиталось это гнилое понятие о людях других наций и народностей в пропахший горькой пилюлей дух польский.

Был в клубе-агитпункте, но там кроме газет за 18 число ничего свежего не нашел. Военторга здесь нет - он наезжает временами. Варшава - 45 километров отсюда, и по рассказам жителей, немцы обстреливали не раз Минск-Мазовецкий огнем дальнобойной артиллерии. Многих убило и многих ранило.

Еще в начале своего обзора Минска Польского, набрел на огромное скопище людей с лошадьми и свиньями. Подумал что базар, однако, когда вошел внутрь, и поинтересовался чем люди торгуют, мне со смехом ответили, что это мобилизация лошадей и сбор контингента свиней происходит.

Прочел надпись: " ксенгарня". Вошел.

- День добрый, что продаете пани?

- Здесь библиотека, а вот в другой половине книжный магазин.

Мне понравилась эта идея: библиотека-магазин, но на русском языке ничего не было, а по-польски я еще младенец. Спросил словарь или букварь, но ни того, ни другого не оказалось. Молоденькая продавщица, как зачарованная стояла возле стеллажей и смотрела широко на меня.

- Довидзення - я ушел и откланялся.

Польские военные девушки встретились мне в другом магазине. Внимательно посмотрел им в лица. Их было две, и обе обладали такими молодыми, нежными, слегка неестественными от белизны своей ликами, что неудержимо захотелось подойти и притронуться к их щечкам: действительно ли эти девушки живые, или может это только чудесные и кажущиеся мне создания художника-ангела?!

Почти до вечера бродил по городу, а когда надоело - всерьез задумался насчет отыскания своей части. Стал спрашивать у встречных солдат и офицеров, в комендатурах - никто не знал. Машины мелькали своими номерами, знакомыми буквами на них, курсировали во все стороны, чем окончательно сбили меня с толку и оставили недоумевающим на перекрестке одной из улиц.

Вдруг мимо меня пробежала повозка, гружёная кирпичом, на передке которой крупно, но поблекши, было выведено " 8".

УРР - сообразил я, когда повозка уже отъехала далеко от меня, и кинулся догонять.

Солдаты на повозке рассказали мне, что штаб дивизии недалеко в местечке расположен, а полки еще ближе в лесу, в 3-5 километрах от Минск-Мазовецкого. На душе отлегло.

Я остался " пшеноцеваць", и опять, как и всюду ранее, долгие и почти безнадежные поиски квартиры, нарочито-невинные жесты жителей " тут нeма места", и, наконец, в виде доброй феи, благосклонная хозяйка-старушка, безоговорочно приютившая и накормившая меня.

23. 11. 1944

Окраина Минск-Мазовецкого. Проснулся сегодня рано. Хозяева оказались исключительно приветливыми поляками, каких я еще здесь за все время нахождения в Польше не встречал. Старушка-мать имеет 61 год, ее муж на 8 лет ее старше, но мечтают дожить до окончания войны и увидеть хотя бы один год мирного времени. Они много пережили, большинство родных потеряв в молодости от туберкулеза, или, как здесь принято называть, " холеры".

Дочь стариков, средних лет женщина, лишилась мужа при немцах, которые его угнали в Германию, оставив на руках ее полуторагодовалую дочурку Марысю. С рассвета она уходит на работу и возвращается вечером. Зарабатывает она немного, но получает продукты, и в состоянии обеспечить прожиточный уровень стариков и себя. Дочь на руках бабушки, которая, к тому же, и стирает, и готовит, и заведует всем небогатым хозяйством.

Доброта этих людей не имеет границ. Они не жалеют и готовы поделиться даже последним, имеющимся у них.

Поджарили для меня картошку на масле, угостили капустой соленой с луком и маслом приготовленной, дважды за вечер вынудили выпить чай с маслом-хлебом, сахаром.

Постель приготовили роскошную, хотя им пришлось для этого сильно потесниться.

Сейчас готовится завтрак, предчувствую, вкусный. Жарится сало, лук. Тепло топится маленькая железная печурка, которую хозяева приобрели из-за недостатка и дороговизны дров.

Маленькая Марыся меня боится и весело воркует возле старушки-бабушки. Ей сейчас два годика, но она уже много перенесла, и когда на дворе слышится гул самолета, она вся съеживается и в страхе бросается в объятия к бабушке: " ой, бу-бу-бу! ". И больно становится мне, взрослому, от переживаемого крошкой ужаса, вселенного в ее маленькое сердечко дикой, нелепой, империалистической бурей войны.

Вечер. Хуторок близ Якубова. По прибытии в Якубов Лысенко меня вызвал тот час же к себе. Однако он никуда на должность не определил меня, и только предложил почитать стихи или дневник. Потом он расстроился из-за плохо приготовленного офицерам обеда, и совсем ему не до меня было. Назначил мне аудиенцию на завтра.

Квартиру не нашел в Якубове, и очень пожалел, что не имею возможности попасть снова в Минск-Мазовецкий и воспользоваться любезным предложением двух женщин (одной молодой), оказавшихся мне случайными спутницами по дороге на Ягупов, переночевать или вообще поселиться у них, где они были раньше, когда ночлег стоил мне таких тщетных поисков и усилий... Сейчас опять долго искал квартиру вблизи от Якубова, ибо Лысенко мне не позволил далеко уходить.

24. 11. 1944

На хуторе устроился вместе с летчиками в одной милой хатенке, у одной не менее милой паненьки. Она на два года старше меня, но очень элегантная и милая девушка. Ее родители радушно приняли меня, а сама она даже подшила стряпли на моей шинели, которые безобразно свисали книзу. Ужинал весьма неплохо, а завтрак был приготовлен для меня так старательно, что до сих пор не забывается его великолепие. На прощание записал адрес девушки, местный и Варшавский, где живет ее тетя.

Стефания Хжановская

Stefania Chvzanowska

Pow. Minsk Masowiesk

Woj. Warszawske, gm. Jakubobo.

Лысенко не застал в отделе кадров - он уехал в Армию, и опять я остаюсь в неведении относительно себя. К счастью, почта ушла на другую квартиру, а я остался на ее месте. Сюда добавили четырех солдат из связи, и пока даже не знаю где буду спать, но, тем не менее, я близко нахожусь от столовой и отдела кадров, что избавляет от напрасных и длительных поисков квартиры на отдаленных хуторах, и очень доволен, несмотря на отсутствие здесь паненок и приличных условий жилья.

Сейчас вернулся с танцев. К сожалению, только присутствовал и жадно смотрел, как другие перебирают ногами. Девушки были не особо шикарны - выбор был невелик, но, тем не менее, хотелось бы и мне иметь уменье и возможность так свободно и безоговорочно взять любую из них и повести под сердечные напевы гармони.

Летчики живут хорошо. Каждый вечер устраивают концерты, танцы развлекаются, и только по заданию вылетают в воздух. А наша жизнь не имеет себе равной по своим тягостям и лишениям. Все летчики, даже женщины, имеют награды, хоть многие совсем молоды по годам и опыту работы и все только младшие лейтенанты.

Получил письмо от Ани Лифшиц. Милое. Так просто написано и коротко, а все-таки радостно на душе от него. Почему только она все же слов жалеет для меня и так сдержанно разговаривает?

Папа долго не пишет, я уже серьезно стал переживать - более месяца нет от него писем. Беба, Нина и все другие девочки, за исключением Ани К., молчат уже долго.

Вообще с перепиской неважно у меня дела обстоят за последний месяц.

25. 11. 1944

Лысенко сегодня опять не застал, хотя дважды к нему заходил. Ездил в тылы днем, однако ни Побиянова, ни полковника Жирова не нашел, поэтому ничего в отношении обмундирования не добился.

День пробежал так стремительно, что и ухватиться за него не успел. Еще ничего не написал и прочел разве только полстранички из польской газеты " Wolnosc". Меня она весьма заинтересовала ввиду ряда обстоятельств, явившихся для меня полезными и давшими мне правильное представление о сущности нынешней польской прессы на освобожденной территории.

Для всей польской печати характерно, что она почти не проявляет самостоятельности в суждениях и является сродни нашему " Кировцу". Целый ряд статей я читал ранее в наших газетах, но под другими названиями и подписями. Теперь все они перекрашены на польский лад. Я не говорю о политической стороне дела, но с чисто художественной точки зрения подобное бесшабашное заимствование и перелицовывание наших публикаций я бы назвал плагиатством. Для меня, однако, полезно было читать в польском переводе уже однажды прочитанное по-русски - для лучшего усвоения польского разговорного стиля. Отрадно только, что настроение всей польской печати дружественно нам и благоприятно для нас, а поляки любят читать газеты и пусть критически, но усваивать их содержимое. Так-что будучи живыми свидетелями текущих событий и видя наше относительно благородное поведение в их стране, желание наше помочь им избавиться от коричневых изуверов Гитлера - они сумеют преломить в своем сознании всю правду о нашей стране и о советских людях.

Слушал песни маленьких польских девочек. Дети любят, когда ими интересуются взрослые, и своим вниманием к ним я сумел расположить к себе девочек. Они доверчиво стали со мной играть, разговаривать, а потом и вовсе, крепко обняв, стали тихонько петь свои песни. И о чем только не рассказали они мне в своих " спевах"! Поразила меня только серьезность и злободневность всех песен, а также то, что все они, с точки зрения морали, не подходят возрасту этих девочек-первоклассниц. Типичная тема для всех пропетых песен любовь и война, а дети не понимают, да и не могут понимать всей глубины этого вопроса, и потому для них рано затрагивать его.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.