Organic Anti-Beat Box Band

" Organic Anti-Beat Box Band"

Воссоединение группы была не единственная вещь, о которой мы с Фли говорили, когда он позвонил мне в Мичиган. Пока я был далеко, Фли получил небольшую роль в фильме Stranded ( На мели), где он встретил красивую молодую актрису по имени Ione Skye (Айон Скай), которая по его мнению, мне очень бы подошла. Когда я вернулся домой, мы договорились встретиться.

Когда я прибыл в Лос Анджелес, я переехал к Линди, который был очень добр и разрешил мне жить в его двухкомнатной квартире на Studio City. Конечно, это означало, что я должен был игнорировать все звонки Jennifer. У меня не было никакого желания с ней разговаривать, особенно после того, как я встретил Ione. С того момента, как я положил на нее глаз, я знал, что эта богиня будет моей девушкой. Ей было почти шестнадцать и она выглядела так, как будто она только что выпрыгнула из сказки. Тогда как Jennifer была утонченно-наманикюренная, современная, можно сказать скульптура панк рок звезды, Ione была более натуральна, мягка, лесная нимфа. У нее были длинные, вьющиеся коричневые волосы, кокетливое открытое лицо и неправильный прикус. А я всегла любил, когда у девочек неправильный прикус.

Ione выросла в очень альтернативной Голливудской семье. Её отец, Донован, был фольклорным певцом, но он не жил с ними много лет. Ее мать, Энид, была офигительной хиппи со светлыми кучерявыми волосами. У Ione еще был брат, которого зовут в честь ее отца. Они жили в таком большом старом деревянном доме на North Wilton, пропитанном теплотой и любовью. Ione одевалась как ребенок хиппи и была очень особенной и просто одаренной. Она всегда была слишком заинтересована во всем, касающегося секса. Это была такая энергия, которую она никак не выражала, но ее можно было почувствовать. Скорее всего она была самая красивая, умная, сексуальная и добрая девушка во всем Голливуде и, слава Богу, наши чувства были взаимны. На своем дне рождении, через несколько дней после того, как мы встретились, она уже знакомила меня со всеми, говоря не “это Энтони”, а “это мой парень, Энтони” Это было головокружительно, как я быстро и глубоко влюбился.

Теперь я был окончательно готов вернуться к работе. Я встретился с нашим продюсером, Michael Beinhorn, и мы прошлись по состоянию наших песен. Мы должны были вернуться в студию и сделать уже все песни за десять дней, поэтому я начал писать слова во время процесса записи. Я бы не сказал, что работы было очень много; в те времена, когда для альбома нужно всего песен двенадцать. Мы работали над “Fight like a brave” и “Me and My Friends”, песня которую я написал пока домой из Сан-Франциско вместе с моим старым другом Джо Волтерсом. Фактически, “Funky Crime” – это лирическое описание нашего разговора с Джоржом Клинтоном, в котором он говорил, что музыка сама по себе бесцветна, но медия и радио станции разделяют ее, основываясь на собственным пониманиях и желаниях. “Backwoods” это песня про самые корни рок-н-ролла, а “Skinny Sweaty Man” это моя ода Хиллелу. Я написал еще одну песню в честь Хиллела- “No Chump Love Sucker”. Дело в том, что его только что бросила девушка и ушла к другому, более богатому, оставив его одного, совершенно разбитым и грустным. Так что это песня была местью против таких злых и корыстных женщин.

“Behind The Sun” было своего рода отвлетвлением для нас. Хиллел создал такой классный, мелодичный риф и Beinhorn почувствовал, что эта песня может стать хитом. Он очень много работал со мной над мелодией, зная, что такая песенка, это совершенно не моё. Видимо моя репутация в то время была основана на таких песнях, как “Part on Your Pussy”, которую EMI отказалось выпускать, пока мы не поменяли название на “Special Secret Song Inside”. “Love Trilogy” стала одной из наших самых любимых песен. Начало песни немного в стиле регги, потом она переходит в такой хард кор фанк и заканчивается металом. Каждый раз, когда кто то спрашивал про смысл слов, Майк (Фли) отвечал, “Ты прочитай слова ”Love Trilogy“ и поймешь про что эта песня”. Эта песня про любовь к тем вещам, которые не всегда красивы и правильны.

From “Love Trilogy”

My love is death to apartheid rule

My love is deepest death, the ocean blues

My love is the Zulu groove

My love is coop-a-loop move

My love is lightning blues

My love is pussy juice

My love can’t be refused

После пятидесяти дней трезвости, я подумал: «О, пятьдесят это хорошее число. Я думаю надо его отметить». Я решил, что это было отличное время сесть на наркотики. Мой план был таков: проторчать день или два, а потом вернуться к работе. Но как только я начал, я не мог закончить, и это очень помешало началу звукозаписывающего процесса. Песни были офигительны; Хиллел горел пламенем, мы все были просто влюблены в нашу студию в подвале Capitol Studios, еще один исторический памятник звукозаписыванию в Голливуде; Beihorn трудился в поте лица, а я пошел, обдолбался и не смог остановиться. Наконец я решил вколоть кучу героина, выспаться и вляпаться в еще одно дерьмо.

Я пошел в южную часть Л. А. и нашел человека, который продал мне наркотики и я опять вкололся. Но все, о чем я мог думать, это то, что я должен быть в студии. Я постоянно слышал ударные Джека Айронса в моей голове. Я сел в парке, среди всех этих странных людей и написал лирики. Мне было больно, стыдно и жалко из-за того, что я не был с ними и не участвовал в записи. И я подумал, что если я приду туда с чем-то готовым, то меня не убьют. Так я и сделал. Я пришел туда, встал, извинился и был собранным до конца записи.

Одна причина, из-за которой я вернулся обратно к наркотикам, это потому что у меня не было поддержки. Я не знал никого, кто был трезв. Я посещал несколько встреч, для людей, которые стали трезвыми, но у меня была своя жизненная позиция “я могу сам позаботиться о себе и мне не нужно, что ты мне говорил, что мне надо делать, потому что в данный момент жизни я не хочу быть таким, как ты”.

Нам было очень весело записывать этот альбом. Было очень приятно видеть Джека Айронса опять с нами. Он добавлял очень важный и совершенно другой элемент в нашу группу. Фли, Хиллел и я были очень зацикленные на себе маньяки. Джек хотя бы был в здравом уме. Хотя потом оказалось, что он тоже был немного сумасшедший, но в другом направлении. Он был очень трудолюбивым и веселым элементом.

Когда пришло время записывать вокал, я использовал Хиллела как своего напарника/вокального продюсера. Каждый раз когда пел, мы оба чувствовали, что я находил что то новое и такие моменты стали результатом самых лучших вокальных данных, которые я когда либо записывал. Хиллел был просто в сумасшествии. Он бегал и кричал “Я тебе говорю, это самая красивая вещь, которую мы когда-либо записывали!!! О Боже, я не могу дождаться выхода альбома!! ”

Конечно же, в самый последний день, когда вся работа была сделана и последние строчки были спеты, мы с Хиллелом нашли французского дилера и обдолбались Китайским Белым героином, в честь наших достижений. И тут началось. Пока я жил в квартире Линди, я придумал абсолютно сумасшедший сценарий: дело в том, что у меня не было ни денег, ни машины, поэтому мне приходилось просыпаться по средине ночи, брать несколько ложек с кухни, обчищать всю коробку с мелочью Линди. Потом я брал удочку из его кладовки, приоткрывал аккуратненько дверь в его комнату, где он спал, выуживал его ключи от машины, чувствуя себя жалким оттого, что я могу делать все это с человеком, который пытается мне помочь.

Надо сказать, как только ты нашел решение от болезни, которая разрывает тебя на кусочки, заболевать снова никогда не весело. Ты прекрасно понимаешь, что есть альтернатива той жизни, которой ты живешь и что ты идешь против того, что вселенная дала тебе совершенно бесплатно, ключ к этой жизни. Наркотическая зависимость это прогрессивная болезнь, так что каждый раз, когда ты из нее выходишь, тебе становиться еще хуже, чем было до этого. Это уже не так забавно, как раньше, но все равно волнующе. Как только ты выпел ту самую первую рюмку или ввел самый первый наркотик в свое тело, тебе не надо беспокоиться о своей девушке, о семье, о работе или о счетах. Все эти важные вещи просто пропадают. Теперь для тебя существует одна работа, сохранять угольки в твоем моторе горячими, потому что ты не хочешь, чтобы этот поезд остановился. Потому что если он остановится, ты будешь чувствовать себя большим дерьмом.

Эта погоня всегда возбуждает. В ней участвует полиция, плохие парни, фрики и проститутки. Такое ощущение, что как будто ты ныряешь в видео игру. Ты подставляешь себя, думая, что ты делаешь что то клевое, потому что цена всегда выше, чем расплата. Твоя красота, твой свет и твоя способность любить, мнгновенно пропадают, и ты становишься черной дырой во вселенной, всасывая в себя всю плохую энергию; ты не ходишь по улицам, раздаривая всем свою улыбку, ты не помогаешь никому и ты никого ничему не учишь. Ты не создаешь шар любви, ты создаешь шар дерьма. Я хочу описать обе стороны того, что я чувствовал, но очень важно понимать, что в конце концов все это дерьмо. Это выглядит заманчиво, ведь именно поэтому Бог или вселенная, или органы американской разведки или как вам хочется это назвать, поместили эту вещь сюда. Наркотики это- урок для жизни, ты можешь убить себя с их помощью или ты можешь превратить себя в свободного человека с их помощью. Я не считаю наркотическую зависимость совершенно бесполезной, но это тяжелая дорога.

Я решил, что если я обдалбываться периодически, то я не буду впадать в эту невыносимую зависимость. Я переехал к Ione и несколько раз на неделе я шел и покупал на сорок баксов Белого Китайского героина, обкуривался всю ночь, потом приходил обратно, ложился спать и чувствовал себя хорошо. Где-то через месяц, Ione уговорила меня не уходить никуда, но мы пришли к компромиссу: приносить все это дело домой и курить вместе с ней в кровати. У нас было очень много таких ночей, когда я обкуривался, мы обнимались и читали такие книги, как Interview with the Vampire и Catcher in the Rye до самого утра, пока солнце не всходило.

Несмотря на периодическое курение героина, я был совершенно адекватным, пока я жил с Ione. Мы провели много прекрасных дней вместе. Я просыпался около неё и думал “Господи, она такой ангел и я так сильно влюблен в нее” Потом мы долго лежали в кровати, держа друг друга, подпевая Бобу Марли, альбом Kaya. Мы разъезжали на ее маленькой Тойоте, обедали в маленьких кафе, курили травку и занимались любовью по всему городу. В один из таких дней, мы курили травку и я благодарил свою звезду за что, что у меня была такая жизнь на тот момент, когда вдруг по радио заиграла песня Стиви Вандера “I believe (When I Fall In Love It Will Be Forever)” (я верю, если я влюблюсь - это навсегда - англ). Мы подвинулись поближе друг к другу, включили радио погромче и стали плакать, потому что мы были так сильно влюблены друг в друга и эта песня так хорошо описывала наши чувства.

Неделю спустя, я пропал в аду наркоты. Я брал ее машину посреди ночи и иногда пропадал на несколько дней. Именно тогда я стал общаться с этим Мексиканским мафиози-дилером по имени Марио. Я знал его через Kim Jones. Марио всегда делал отличную сделку, брал с меня наименьшее количество денег за наибольшее количество наркотиков. Я мог бы остаться в Голливуде, там было полно людей, которые могли доставить героин прямо домой. Но я не хотел знать много дилеров и я заставил приезжать к Марио только за этим одним разом; я не хотел возвращаться к той жалкой жизни.

Когда мы не обкалывались в его грязной квартире, Марио знал одну безопасную зону под скоростным мостом, это шоссе, которое Лос-Анджелеская полиция никогда не патрулировала. Он объяснил мне, что ни одному немексиканскому члену банды туда не разрешается входить, поэтому для того, чтобы меня туда провести, нам пришлось врать и говорить им, что я женюсь на сестре Марио и так они нас впускали. Прямо там, посреди города, я проводил бесконечное количество дней, лежа на грязных матрацах, вкалывая наркотики.

Единственная вещь, которая могла меня оторвать от всего этого, это турне. Когда пришло время турне для Uplift, за мной приехал гребанный лимузин, чтобы отвести меня в аэропорт, и я решил, что должно быть дела у нас идут хорошо. Это так и было. Мы сыграли самые классные концерты на этом турне, в основном из-за того, что Хиллел и я не думали о наркотиках. Мы не были частью панк-рок движения, мы не были частью пост пан-рок движения, мы были совершенно другой особью. Я не мог понять, откуда эти подростки, приходившие на концерты, знают нас, но они были самой лучшей публикой- так много любви, так много духа, так много энтузиазма, они просто приходили и отдавали все, что у них есть внутри.

Мы делали много сумасшедших вещей, пока мы разъезжали по стране. Когда мы приехали в Техас, я решил сбрить все свои лобковые волосы. Я собрал их, положил в маленький пакетик и отдал нашему другу Nickie Beat как товар для того концерта. Он пошел к нашей торговой лавке и повесил этот пакетик среди футболок и начал кричать « Лобковые волосы Энтони Киддиса! Всего лишь 25 долларов! ». В конце того дня он сообщил мне, что денег он не получил, зато получил три штуки женских трусиков и обещание, что эти девушки приведут всю свою семью на следующий наш концерт.

На том турне мы придумали новую игру- “Язык в Грязи”. В прошлом, много наших развлечений и игр крутились вокруг еды. На турне Freaky Styley мы играли в Клуб Блюющих. Мы специально ели ужасную, жирную, отвратительную еду, зная, что она небезопасна для нас, и мы выблевывали ее, во что бы то ни стало. Было ли это «2 пальца в рот» или просто мысль о чем то отвратительном, твое мужество определялось по твоей способности блевать. Фли всегда был самым лучшим на таких мероприятиях. Стоило ему только посмотреть на вареное яйцо, он уже блевал повсюду.

Язык в Грязи образовался из нашего с Фли опыта в школе. Помню, однажды мы ехали в автобусе, нам было лет по пятнадцать, а у меня очень сильно болело горло, был насморк и температура. Я прокашлялся и сплюнул прямо себе в руку. Это было что-то из соплей и слюней, и еще чего-нибудь. Мы посмотрели на плевок и я сказал: «Если тебе не слабо, ты съешь это из моей руки, потому что ты единственный сукин сын, который настолько сумасшедший, что бы сделать это». И он съел!

Все мы, группа, механики, друзья и еще какие то девушки, путешествующие с нами, вставали в круг. Если мы перекидывали мяч, то мы вставали далеко друг от друга. Если мы перекидывали странный кусок металла, найденный на обочине, мы вставали поближе. Идея игры в том, что бы поймать этот объект, не роняя его. Мы все вместе решали, если бросок был нормальным (который возможно поймать). Если нет, то человек, который бросал- проигрывал. Но если кто-то уронил объект игры при совершенно нормальном броске, то тогда он или она проигрывал. Проигравший, как уже понятно по названию, садился и прислонял свой язык плоско к земле, потом вставал и показывал его всем.

Чем больше грязи ты облизал, тем круче ты становился. Проигравшие начинали съедать насекомых с машин или облизывать всю поверхность мусорки. Это была офигительная игра, потому что ты мог играть с чем хочешь и тебе надо было искрутиться и сделать такой бросок, какой твой оппонент не смог бы поймать. Это было классное времяпровождение с друзьями. Мы играли в эту игру еще много-много лет.

Как раз во время тура Uplift я начал понимать, что мы становились немного известными. Девочки приходили за кулисы и предлагали себя нам. Вдруг, я стал не заинтересован в этом. Даже под влиянием, меня не возможно было заставить переспать с этими девочками, потому что они подходили ко мне со словами “ Ты Энтони Кидис. Я хочу трахнуть тебя. Пойдем. ” Я отвечал “ Хмм... Нет. Мне надо идти кое-куда. Я думаю, тебя ждут твои друзья. ” Это был я. Я хотел то, что нельзя было достать. Я не хотел брать, что мне давали. Почти всегда.

Чем дольше мы были на турне, тем популярней мы становились. На Юге, мы больше не выступали в клубах, мы выступали в театрах. Когда мы уже были в Дэнвере, Линди пришлось передвигать наше выступление в огромный театр, все скупали билеты. В ту ночь, после шоу, я и Хиллел сидели за кулисами и поздравляли друг друга с успехом, как вдруг в помещение вбежала девушка.

“Энтони, я должна тебе кое-что показать! ” она закричала. “Я так люблю тебя. Смотри, что я сделала! ”. Она стянула штаны, и прямо на лобке была татуировка с моим именем. Сзади нее стоял парень. “Это мой парень, но ему посрать. Я твоя, если ты хочешь меня”

“Да, чувак. Возьми ее, она обожает тебя”, - сказал этот парень.

Я не принял его предложение, но Хиллел и я посмотрели на друг друга и поняли, что может быть, все эти турне и три альбома, в конце концов, вылились во что то. Мы все еще не были на радио, но американская молодежь явно любила нас.

Турне обычно не приносило нам много прибыли. После Freaky Styley мы каждый получили по три штуки. Но на этом турне Линди объявил нам, что после всех расходов и продаж футболок, мы получаем 22 тысячи.

“Чтобы поделить? ” спросил я.

“Нет. Мы каждый получаем по 22 тысячи, ” сказал Линди.

Это было куча денег для нас и первое, что я хотел приобрести это дом для моей ангельской подружки и меня. Но каждый раз, когда я находил хорошее место, они давали мне бланк для заполнения. Каждый хозяин квартиры хотел знать мои последние пять мест проживания и к тому же еще мои последние пять мест работы. Окей: Последнее место, где я жил, это дом мамы моей девушки, до этого я жил на диване у своего менеджера, до этого в общежитии в Пасадэне, до этого у меня не было дома, а до этого я жил в доме мамы моей еще одной девушки, до этого в кровати сестры Фли, до этого в доме, у которого не было двери. Они спрашивали про банковские счета и кредитные карточки, но у меня тогда даже не было чековой книжки. Все что у меня было это 22 тысячи долларов наличными.

В конце концов, я пошел смотреть домик на Orange Drive. Это был триплекс 30-ых годов в стиле арт дэко, с деревянными полами и ванной с очень красивой старой плиткой. Это был рай. И это место стоило тысячу в месяц. После того, как я посмотрел домик, русский хозяин квартиры дал мне очередной бланк, но я ему его сразу вернул.

“Я не могу это заполнять. Это не для меня” - сказал я ему.

“Тогда ты не получишь дом” - ответил он. “Убирайся отсюда”

Я вытащил пять тысяч наличными.

“Это за первые пять месяцев. Если после пяти месяцев я вам не понравлюсь, тогда выгоняйте меня ко всем чертям” - предложил я.

Он посмотрел на деньги. “Дом твой”

Итак, я получил райский дом и у меня еще было куча денег. Я решил справить это хорошей горкой героина и кокаина. И снова, я начал колоться, как маньяк. В доме не было мебели и я не знал, как оплатить электричество, поэтому я пошел и купил пять арбузов и кучу свечей. Я разрезал арбузы длинными кусками, расставил их по всему дому и вставил в них свечки. Потом я пошел в ванную и вколол тонну героина.

Я забрал Ione и привез ее в наш дом. Она выглядела немного скептично, особенно потому, что у меня все руки были в крови и мои глаза вертелись как сумасшедшие.

“Я с тобой. Все будет нормально. Но моей маме это не очень нравится” - сказала она. “Кстати, она как раз едет сюда. ”

“Малышка, не волнуйся. Я договорюсь с мамой. Это моя крепость” - сказал я. “Они всегда говорили, что мне надо стать юристом. Смотри, как я работаю”

Энид подъехала к дому, и я выбежал на улицу в кровавой футболке, с сумасшедшими глазами и растрепанными волосами. Она вышла из машины и встала, скрестив руки на груди.

“Энид, все будет нормально” - пообещал я ей. “Я люблю вашу дочь всем своим сердцем. Я бы умер за вашу девочку. Она моя малышка и я буду заботиться о ней так же хорошо, как это делали вы”

Она посмотрела на кровь, потом на меня. “Но у тебя есть проблема. У тебя не все хорошо”

“Энид, поверьте мне, это скоро пройдет” - сказал я.

Энид посмотрела мимо меня в дом, увидела арбузы и свечи и наверняка подумала, что это какой то Сатанистский ритуал “посвещение в девственницы”, но каким то образом мне удалось ее убедить в том, что все будет хорошо. Я отправил ее домой, оставил ее дочь и мы начали нашу жизнь в этом доме.

Наши подозрения о том, что группа становится все более популярней были подтверждены, когда KROC попросили нас сыграть в Palamino в Долине, классический, в стиле старой школы пивной ковбойский бар, где люди как Linda Ronstadt и the Eagles играли на их пути к славе. В день выступления, примерно за пол мили до этого места мы застряли в огромной пробке. Все просто остановилось, там были копы верхом на лошадях, мы были в негодовании, потому что нам надо было каким то образом попасть туда. Потом мы поняли, что вся эта пробка была из-за нашего шоу.

Должно быть, я серьезно сидел на наркотиках в то время, потому что на всех фотографиях я выгляжу ужасно худым. Марио опять пришел в мою жизнь, и я опять брал машину Ione, и исчезал на несколько дней. Однажды, когда у нас не было денег, мы решили поехать глубже в джунгли города, где наркотики сильнее и дешевле. Мы взяли машину Ione и поехали туда, где 90 процентов людей выглядело так, как будто они вышли из фильма Ночь мертвых. Хотя было еще светло, мы понимали, что нам здесь не очень рады. Я положил все свои наркотики, шприцы и ложки под стекло водительского места. Марио был на пассажирском месте, внимательно ища нужного парня. Я вел аккуратно, как вдруг, я увидел копа в зеркале заднего вида. Я предупредил Марио, и он сказал мне повернуть налево, и я включил поворотник, перешел в правильную полосу и потом повернул. Копы все еще ехали за нами.

“Остановись здесь” - сказал Марио. Как только я остановился, он открыл дверь и выскочил из машины. Теперь копы вышли из машины и шли в мою сторону.

“Кто тот человек? ” - спросил первый коп.

Я пытался оставаться спокойным. “А, это Флако. Просто знакомый парень. ”

“А ты знаешь, что твой друг Флако сбежавший преступник и его ищут? ” - сказал другой коп.

Ни с того, ни с сего я оказался под арестом за поддержку сбежавшего преступника. К счастью, они не обыскали машину, но они посадили меня сзади своей машины и мы начали ездить по улицам в пойсках “Флако”. В конце концов, его нашли на какой то улице. Он посмотрел на меня, как будто я сдал его. Но когда его посадили рядом со мной, я все четко объяснил, что я ни слова не сказал про него. Они отвезли нас в тюрьму и разделили. Они допрашивали меня, но я им ничего не сказал, тогда они посадили меня в камеру, размером с большой диван, вместе с другими заключёнными. Я сидел там, ни о чем не думая, когда ко мне пришли ФБР.

“ФБР? Но я даже не знаю этого парня. Я всего лишь подбрасывал его и…”

“Не болтай” - ответил агент. “Мы тут, чтобы снять фотографию твоих зубов”

Оказалось, что я подходил под описание Бандита С Хвостом, белого парня, который успешно ограбил несколько Калифорнийских Банков. Наконец то, пришел доктор от федералов, засунул свои гребанные пальцы ко мне в рот, повернулся к агенту и сказал: “Это не он”

Они перевели меня в Glass House, на окраине Л. А. И это была адская тюрьма. К тому времени наркотики уже не оказывали никакое действие, я не спал несколько дней и чувствовал себя пусто, сыро и ужасно. Когда я прибыл туда, мне пришлось пройти через разденься-нагнись-покажи свою попу - подвинь свою крайнюю плоть - подними свою мошонку - в общем, пройти через полную проверку всего тела. Единственная проблема была в том, что они только ввели новое правило, что если у тебя найдут шрамы от шприцов, тебя посадят на 90-дневное лечение в тюрьме. А у меня эти шрамы были. Поэтому на пути на эту проверку я начал болтать с копом, который собирался проверять меня. Я начал преувеличивать, говорить, что я очень хорошо понимаю, как трудно быть копом, и он рассказал мне все про свою семью, и мы разговаривали как два нормальных человека несколько минут. Он спросил у меня, что я делал там, где меня поймали, и я сказал, что я пытался вернуться обратно в колледж и начать жизнь сначала, я врал как только мог, чтобы спасти свою задницу. Как только я снял свою футболку, он был удивлен.

“Господи, да ты посмотри на свои руки! Ты знаешь, что это 90 дней? ” - спросил он. Я опять начал говорить про колледж, и что меня не пустят на работу и как я должен помогать своей маме-инвалиду.

“Надень свою майку и держи свои руки прикрытыми все время пока ты здесь” - сказал он.

После того, как я провел несколько часов в большой комнате с пятьюдесятью такими же, как я, зашел охранник и сказал, что я могу идти. В коридоре меня ждал Линди.

“Ты сукин сын! Я звонил тебе в девять утра, сейчас девять вечера! Что ты делал все это время?! ”- закричал я.

“Ну знаешь, Swanster, я взял совет у других парней и все решили, что это будет хорошей идеей оставить тебя здесь на минуту, чтобы ты понял, куда катится твоя гребанная жизнь” - сказал он. “Это была на самом деле не моя идея. Я-то сам думал, что если бы я был на твоем месте, я бы захотел чтоб меня забрали, но остальные сказали ‘Может быть, если мы ему дадим посидеть здесь, это ему поможет’ ”

“Послушай, сукин сын. Тебе лучше дать мне сорок баксов, потому что это не по-братски так поступать” - сказал я.

“Эээй. Сорок баксов, Swanster, я не знаю, стоит ли мне это делать” сказал Линди.

“Это все, что ты можешь сделать. Если ты мне не дашь эти деньги, мне будет плохо”

Он дал мне деньги, и я поехал туда, где я мог обдолбаться.

Тогда как моя наркотическая зависимость привела меня в тюрьму, Хиллел боролся со своими собственными демонами. Если раньше мы были вместе или с девочками в такой тусовочной атмосфере, теперь все было больше изолировано. Он становился все более постоянным наркоманом, тогда как у меня это все больше было периодами. Я уходил на неделю и люди постоянно сплетничали и говорили у меня за спиной, что я буду первым, кого они знают, кто умрет от наркотиков. Периодически, даже Хиллел подходил ко мне и говорил: “Чувак, только не убей себя. Посмотри на себя, ты близок к смерти”. Ione была испугана, она говорила: “Пожалуйста, не умирай. Я не выдержу этого”

Той зимой группа начала свое первое турне в Европе. Первая остановка была Лондон. В вечер выступления, Хиллел был слишком испорчен, что бы выйти. Мы с Фли пошли в его комнату и это было очень грустно видеть, как он проигрывал свою маленькую войну. Его взгляд не говорил больше: “Да, я теряю себя, но я справлюсь и все будет нормально”, нет, его взгляд кричал: “Я больше не могу. Я умираю”

Мы уговорили его выйти на сцену и сыграть это шоу. Мы вышли и начали наше пой-и-танцуй-в–нашем-стиле - выступление, но Хиллел в этом не участвовал. Мы попытались сыграть еще одну песню, но Хиллел остановился и сказал мне: “Я не могу” и покинул сцену. Я посмотрел на Фли и Джека, потом побежал за кулисы, где сидел Хиллел и плакал.

“Хиллел, ты можешь. Возьми свою гребанную гитару и вернись обратно! ”

“Нет, я не могу. Отмени все. Конец! ”

Я прибежал обратно на сцену и мы продолжили играть, только бас-ударные-вокал. Мы начали шутить, но никто не ушел, никто не возмущался, все продолжали танцевать, но это было самое странное шоу, которое мы когда-либо делали, потому что оно было без гитары. Пару дней спустя, Хиллел выздоровел.

Где то в Европе, приехала машина, полная голландцев. Они приехали, что бы делать документацию на нашем турне. Они сняли много классных моментов. Особенно потому, что Джек вошел в совершенно сумасшедшую фазу жизни. Он был экстремистом, когда дело доходило до любви. Как только он влюблялся в девочку, она значила для него все. Он встречался с одной женщиной, и пока мы были в Европе, она ушла от него к одному парню, которого мы знали. Джек получил эти новости, пока мы были в Берлине. После выступления, я нюхнул кучу героина, потом пошел в клуб, где в туалетной кабинке, я начал целоваться с одной очень красивой немецкой девушкой, которая английский не знала вообще. Немного позже, Фли и Линди уехали, и я остался наедине с ней и без ума от нее. Я хотел ее прямо там, в кабинке, но она хотела отвезти меня к себе, и я хотел достать кокаина, так что мы встретились с дилером, который продал мне кучу наркотиков.

На следующее утро, все собирались у нашего автобуса, и я приехал на черном лимузине с наркодилером. Он взял меня, отвел к Линди и сказал, что не отдаст мой паспорт, пока тот не заплатит ему за все те наркотики, которые я вчера купил. Никто не был рад, что пришлось тратить общие деньги группы на меня. Во время всего этого, Джек стоял около дерева и серьезно бился об него головой.

“Что с Джеком? ”- спросил я.

“Его кинула девушка и он не знает что делать” - сказал Фли.

Тогда мы еще были очень хорошо связаны с нашей аудиторией. Люди приходили за кулисы, болтали с нами. Иногда мы приходили к ним домой. А иногда мы приглашали всех к нам. Это была одна из наших шуток. Я говорил: “О кей. Сейчас будет вечеринка в комнате 206 в отеле Finkelstein на Роттервил Авеню” Это была комната Фли. А потом он брал микрофон и говорил: “Нет! Нет, вечеринка будет в комнате 409. 409! ”, которая была моей.

Несмотря на состояние Хиллела и Джека нам было очень и очень весело. Обычно в конце турне ты очень устаешь и все становиться дерьмом. Но потом мы полетели в Нью Йорк и сыграли огромное шоу для студентов в NYU (нью-йоркский университет). Я договорился с Хилеллом, не обдалбываться перед шоу, потому что Нью-Йорк это город кокаина, но я потерял его из виду перед выступлением, а когда я пришел за кулисы, он сидел там никакой. Мы с Фли были взбешены.

“Чувак, так нельзя. Если ты хочешь это делать, то делай после, ” мы сказали ему.. Он делал тоже самое, что я делал, перед тем, как меня выгнали из группы. И когда мы вернулись в Лос Анджелес, мы уволили его. Хиллел начал пропускать репетиции и Фли просто сказал: “Хватит, Хиллел, ты больше не в группе”. Мы начали репетиции с бывшим гитаристом Funkadelic по имени Blackbird McKnight. Несколько дней мы репетировали с ним, но потом решили дать Хиллелу еще один шанс.

Потом мы опять поехали в Европу. В Финляндии мы участвовали в концерте вместе с The Ramones. Это было классное шоу. Тогда, кому-то пришла в голову идея выбежать на сцену голыми во время их выступления и сделать небольшой танец в их честь. Так мы и сделали. Надо сказать, Johnny Ramone не был очень этому рад. Потом он нас обматерил и не хотел ничего слушать про нашу любовь к ним. Но Joey Ramone сказал, что ему очень понравилось на самом деле.

Наша следующая остановка была в Норвегии, на пути в Осло мы очень долго ехали на поезде. Хиллел и я сидели в купе, смотрели на вид через окно и очень много разговаривали. Мы говорили про наркотики и героин, мы говорили про нашу зависимость и что мы с ней собираемся сделать. Мы до сих пор не понимали всей серьезности этой болезни. У меня было немного больше опыта с анонимными встречами наркоманов, чем у Хиллела. Той весной Kim Jones избавилась от зависимости, и я стал ходить с ней на эти встречи. Однажды, я взял с собой Хиллела, но он просто не хотел признавать, что у него есть проблемы, он не хотел признавать то, что ему могут помочь и еще он стеснялся большого количества людей. После этого раза, я больше никогда не смог уговорить пойти со мной еще раз.

В поезде мы договорились, что дела у группы идут хорошо и что мы сделаем большие усилия, чтобы больше не принимать наркотики. Мы шутили, что мы не вовремя это решили, так как Осло это героиновая столица Скандинавии. Так было всегда. Куда только мы не ехали, это место сразу становилось героиновой столицей мира.

Я понимал, что ни один из нас даже не попытается ничего остановить.

Мы сыграли в Осло и полетели обратно в Лос-Анджелес. Мы приземлились в аэропорту, обнялись, поменялись фразами типа: “Отличное турне. Классно было провести с тобой время”, “О да. Позвони мне. Окей”, “Окей”. Мы сказали “до свидания”. Потом мы оба позвонили своим дилерам. Наверное, можно было бы даже засечь, кто сделал это быстрее. Я приехал домой к Ione и сразу начал принимать наркотики.

Я был на окраине LA, когда понял, что время прошло очень быстро и я не планировал уходить так надолго. Так что я решил вернуться домой и хотя бы побыть с Ione, потому, что она всегда хотела, чтобы я лучше принимал рядом с ней, а не неизвестно где. Она была как маленькая Мать Тэреза. Я возвращался домой, после этих ужасных, долгих отлучек для героина и вместо того, что бы убивать меня, она говорила: “Тебе надо поесть. Иди и ложись на диван. Ты никуда не пойдешь. Отдай мне ключи” Она готовила мне здоровый обед, а я плакал и извинялся. Я не хочу сказать, что это были здоровые отношения, но это было прекрасно. Благословит ее Господь за ее добрую и бесконечную любовь к ее эгоистичному, придурковатому, обдолбанному парню.

Я ехал к ней и остановился недалеко от дома, что бы позвонить ей из таксофона. Я просто не мог прийти туда, мне нужно было сначала извиниться по телефону. На самом деле, я даже и не знал, может, я и не собирался возвращаться домой. Когда она подняла трубку, я сказал: “Ione, извини меня за все это” Она вопила и рыдала. Я подумал: “Вот это странно. Она никогда так раньше не реагировала на такие мои звонки”. Она кричала: “Возвращайся домой сейчас. Произошло что-то ужасное”. Она не стала рассказывать мне детали, но промелькнуло имя Хиллела, и в этот момент часть меня знала, что он умер. Но я сразу же переубедил себя. “Она все перепутала. Может быть, произошла всего лишь передозировка, а она подумала, что это сразу значит смерть”

Но этого было для меня достаточно. Я приехал домой, вышел из машины как в тумане, Ione бежала мне на встречу, наполовину раздетая, с красным и мокрым от слез лицом. Она кричала: “Твой друг Хиллел умер. ” Она так плакала. Если бы вы ее не знали, то подумали, что Хиллел был ее лучший друг. Но она почувствовала всю боль сразу, тогда как я отказывался принимать ее. “Тут, должно быть, какая-то ошибка”. Глубоко внутри, я знал, что его больше нет, но я не разрешал себе принять эту правду тогда.

Все остальное как во сне, потому что я думаю, что я отключил свой мозг. Я точно знаю, что продолжал принимать всю оставшуюся ночь. Я проснулся на следующий день в состоянии шока. Все суетились с последствиями, с похоронами, люди обвиняли, а я знал, что когда человек начинает принимать наркотики, здесь некого винить. Он сам отвечает за свое поведение, и здесь не виноват дилер, или друг, или плохое воспитание. По какой-то грустной и неприятной причине, люди обвиняли меня в смерти Хиллела. В возрасте 25 лет, потому что моя зависимость началась намного раньше. Его семья пыталась сказать мне, я плохо на него влиял. Что было довольно смешно, потому что я никогда не винил никого в собственной зависимости. И я предложил Хиллелу остановиться.

Между делом, я продолжал принимать. Это неправда, что такая проблема приводит к прозрению. Даже когда умирает твой близкий друг, ты продолжаешь чувствовать непобедимость. Я узнал от Ione, что они планировали похороны, но я не хотел приходить. Я чувствовал себя ужасно. Я не мог остановиться, но я и не мог продолжать принимать; ничего не работало, и мой друг мертв, а я не хотел смотреть на это. Мать Ione однажды упомянула, что у ее подруги есть небольшой домик в маленьком мексиканском городке и что мы можем воспользоваться им, когда хотим. Так мы и сделали.

Люди думали, что это плохой тон, не прийти на похороны. Хиллел был мой лучший друг, но я умирал от той же вещи, что убила его. Я и Ione полетели в Пуэрто Валларта и оттуда мы взяли небольшую моторную лодку до маленького городка под названием Елапа. Мы жили в прекрасном домике с кроватью с москитной сеткой, но в городе практически не было электричества. Я лежал там и прошел через еще одну гребанную, отвратительную, холодную ломку, пока я был так далеко от всего того, что происходило в Голливуде. Ione мне помогала, и через несколько дней я чувствовал себя лучше. Я начал упражняться, и мы опять начали заниматься любовью. Мы ловили рыбу в океане, готовили ее на пляже, и я разработал ненастоящее чувство покоя. Десять дней спустя мы вернулись в L. A.

Как только я вернулся, я сразу начал принимать. Я просто не знал, что мне еще делать. Но сколько я бы не обкалывался, я ничего не чувствовал, не было ни эйфории, ничего. Примерно тогда же Джек Айронс собрал нас вместе. Мы встретились на скромненькой лодке Линди, Джек усадил нас и сказал, “Я больше не хочу быть здесь. Я не хочу быть частью того, где умирают мои друзья”. Он ушел от нас и мы его поняли.

Линди, наверное, думал: “Что произойдет? Гитарист умер, ударные увольняются, вокалист весит на веревочке над пропастью. Что теперь случиться? ” Но Майк и я не собирались оставлять все позади. Это то, что Хиллел помог построить, и мы хотели продолжать строить, что было странным, потому что чувствовал себя я ужасно. Но я знал, что хочу этим заниматься, Фли знал, что он хочет этим заниматься. А Джек знал, чем он не хочет заниматься.

Мы наняли D. H. Peligro для ударных и Blackbird McKnight для гитары. Мы знали DH много лет. С Blackbird мы играли, когда Хиллел был уволен, так что нам было удобно с ним. Но перед тем как даже начинать играть, мне нужно было сделать что-то с моей зависимостью.

Когда я весной ходил на те встречи, я познакомился с парнем, по имени Крис. Это был молодой, сумасшедший и смешной парень. Он познакомил меня с Бобом Тимонсом, сказав, что тот может быть нашим спонсором. Тиммонс был бородатый мужчина с татуировками и хард-кор прошлым, но я сразу доверился ему. Он был тихим и спокойным, и он от меня ничего не хотел.

После одного из тех приемов, когда мне не вставляло, я позвонил Бобу. “Я не знаю, что мне делать. У меня умер друг. Я не могу остановиться и теперь меня даже не вставляет. Я схожу с ума”

“Почему бы тебе не пойти на реабилитацию? ”, предложил он.

“Звучит ужасно. Что это? ”

“Во-первых, это десять тысяч долларов”.

“Десять штук! Это все, что у меня есть”, сказал я.

“Я думаю, это будет хорошим вложением”, сказал Боб. “Я думаю, ты в опасности и однажды ты сможешь сделать еще десять тысяч, если ты потратишь эти на реабилитацию сейчас. Если нет, это могут быть последние десять штук, которые ты когда-либо увидишь”

Я не знал, что мне еще остается сделать, и я согласился. Курс реабилитации проходил в Van Nuys, назывался он ASAP. Когда мы прибыли туда она сфотографировали меня. Выглядел я очень плохо. Моя кожа была оранжево-зеленой, мои глаза были мертвы, а мои волосы жили своей жизнью.

Потом мне дали комнату. И еще соседа по комнате. Я делился гребанной комнатой с каким-то сумасшедшим ублюдком. Это был парень из Palm Springs, который стал моим первым “другом по трезвости”. Когда ты начинаешь реабилитацию, ты знакомишься с совершенно разными людьми, разных жизней, всех рас, разного финансового положения, разных религий, но, в конце концов, ты любишь каждого из них. Там была баскетболистка, которая не могла остановиться курить крэк; бразильский бизнесмен, доктор и черный коп из SWAT, который угрожал людям, чтобы взять их наркотики.

Я устроился, и все было на самом деле не так плохо. Я перестал ненавидеть, я просто стал существовать. Всю свою жизнь, я был самым упрямым человеком, которого вы когда-либо встретите, я не мог терпеть критику в свою сторону. Но теперь я начал слушать. Ione навещала меня, мы шли против правил, довольно часто делая остановки в туалете, что очень много для меня значило. Потому что мне так не хватало немного любви.

Примерно через две недели моего пребывания в центре, меня навестил Боб Тиммонс. Он знал, что я проигнорировал смерть Хиллела, так что он сказал мне, что отвезет меня на денек кое-куда. Мы приехали к Еврейской части кладбища Forest Lawn и прохаживались там, пока не нашли могилу Хиллела. На камне было написано что-то, типа “Хиллел Словак. Преданный сын, брат, друг, музыкант”.

Я сидел там вместе с Бобом и говорил: “Ага. Окей, ну вот он и есть. Я так понимаю дело сделано. Мы можем теперь уйти? ”

“Нет, я не думаю, что нам надо уже уходить”, сказал Боб. “Я пойду прогуляюсь. А ты сделай мне одолжение, поговори с Хиллелом и расскажи ему, что ты чувствуешь из-за его смерти. И почему бы тебе тоже не сделать ему обещание, прямо здесь и сейчас, что ты больше никогда не вставишь иглу в вену и что ты больше не будешь принимать наркотики и пить? ”

“Разговаривать с чем? Это трава, с камнем на ней”

“Просто представь, как будто Хиллел здесь, слушает тебя", сказал он, уходя.

Я сидел там, чувствуя себя очень странно. Но потом я сказал: “Эй, Slim! ”(одно из прозвищ Хиллела). И сразу стена развалилась. Я стал рыдать, как я еще никогда не рыдал. Я разговаривал с Хиллелом и рассказал ему все про то, как я его люблю и как я по нему скучаю. И потом я сделал обещание. “Я чист. Я на реабилитации. Я обещаю тебе, что больше никогда не вставлю иголку себе в руку. Я останусь чистым”. Я плакал и на пути обратно.

Когда я решил, что, несмотря на то, что произойдет в моей жизни, я не буду больше принимать или пить, эта горилла, которая доставала меня все эти годы, ушла. Как только я закончил реабилитацию, я даже больше не хотел обдолбаться. Я как бы выключил этот голосок в моей голове, что было прекрасно, только это было слишком прекрасно. Я все еще ходил на анонимные встречи, я ходил по больницам и разговаривал с другими алкоголиками, но я не нырнул окончательно в удивительную возможность увидеть реальные физические изменения. Я прошел полпути и стал отступать.

Когда я прибыл в ASAP, я хотел умереть. Спустя тридцать дней я уже хотел работать, писать песни, быть группой. Так мы и сделали. Фли был рад и поддерживал меня после того, как я вышел из реабилитации. Мы сразу же начали репетировать с D. H. и Blackbird. D. H нам очень подходил - он был веселым и очень любил музыку. С Blackbird было намного сложнее. Он был очень талантливым гитаристом, но он никогда не видел группы, где все вмести веселились. Он привык к тому, что George Clinton давал ему запись, он уходил в другую студию один и работал там пару дней. D. H мы знали давно, но Blackbird никак не хотел сближаться. Он был намного старше нас. И чем больше мы играли, тем сильнее мы понимали, что у нас ничего не получается с ним.

Примерно в то время, D. H. познакомил Фли с молодым гитарным феноменом по имени John Frusciante (произносить как Fru-shan-te). Джон был ярым фанатом Chili Peppers с шестнадцати лет. И если уж на то пошло, то я встретил Джона раньше, чем Майк. Примерно в то время, когда вышел Uplift мы сыграли большое шоу в Пасадене. Я припарковался, вышел из машины и пошел в парк, что бы найти место, где можно было принять. Именно тогда, два молодых парня подошли ко мне и сказали, “О Боже. Энтони Мы просто хотели сказать привет. Мы очень любим вашу группу”

Я поболтал с ними немного, потом пошел через парк и уселся на первых ступенях, которые я увидел, и вколол героин. Потом я посмотрел наверх и увидел, что сижу на ступенях отделения полиции Пасадены.

После того, как Джон очень понравился Фли, я стал проводить с ним очень много времени. В тоже время, Bob Forrest очень хотел, чтобы Джон был гитаристом в его группе Thelonius Monster. Джон сказал мне, что он едет на пробы в гараж Боба, так что я его туда отвез. В моей голове он ехал на пробы к Red Hot Chili Peppers. Одно его исполнение и я уже знал, что он наш парень.

Теперь это был мой черед увольнять. Blackbird жил в Южном Централе, поэтому я решил ему позвонить. “Blackbird, это Энтони. У меня плохие новости. Я очень извиняюсь, но у нас с тобой ничего не получается. Мы идем по разным путям. Спасибо тебе за все”

“Ты сукин сын” сказал Blackbird.

“Что? ”

“Ты сукин сын. ”

“Ну Blackbird, это не я. Это ситуация. Я всего лишь посланник”, сказал я.

“Ты сукин сын. Я спалю твой дом”

“Blackbird, не надо сжигать мой дом. Это решение группы. Просто ничего не выходит. Это не твоя вина и не наша. Это ситуация. ”

“Ладно, ладно. Я принимаю извинения. Если ты принимаешь тот факт, что я сожгу твой дом”

Это был конец нашего разговора. Я был сукиным сыном, и он спалит мой дом.

Не все сразу стало нормальным, когда Джон пришел к нам. Но мы все сразу почувствовали любовь в Red Hot Chili Peppers, которую мы не чувствовали давно. Он был таким молодым мужчиной, который посвящал каждую минуту своей молодой жизни музыке и это можно было почувствовать. Каким бы неопытным был Джон, он отдавал нам все, что мог. Теперь у нас была группа, в которой все чувствовали себя хорошо.

Вместо того, чтобы попытаться сделать альбом мгновенно, мы решили просто поиграть немного, написать новые песни и прорепетировать старые. Но пришли новые преграды. D H и Фли стали часто ссориться на разной почве. DH был диким мустангом в музыке, а Фли аккуратистом. Некоторые проблемы начали возникать между мной и DH тоже. Как только я стал трезвым, я начал думать, что все тоже должны за мной последовать. “Окей. Если вы не заметили, то я трезв теперь, так что закрывайте Боливию, и все положите на пол свои наркотики и алкоголь”. На каком-то уровне, я думаю, DH понимал, что его наркотики и алкоголь станут проблемой. Он стал появляться поздно и не всегда в лучшем состоянии. Я просто терял терпение и не мог его понять. Зато теперь я знал, каково это, терпеть чье-то невыносимое поведение в группе.

Пока мы репетировали, я начал писать песню “Knock Me Down. ” Это была песня, которая описывает, каково это, быть наркоманом, иметь то эго и думать, что ты сможешь противостоять силам природы. Но еще это была любовная песня Хилеллу. У меня были листы и листы куплетов, но не было мелодии или организации. Джон подошел ко мне сразу после того, как мы его приняли и сказал, что я могу показывать ему все что угодно и мы будем работать вместе. Одна из первых вещей, которую я показал Джону, была “Knock Me Down. ” Я предупредил его, что эта песня очень длинная.

“О, это ничего. Я как раз работал над очень длинной мелодией и я вижу как она прекрасно подойдет к твоим словам”, сказал он. Он сел, изучил лирику и стал впаивать ее прямо в его мелодию. Через несколько минут была готова вся песня. Это было удивительно: “Окей. Вот еще один способ, как сочинять песни”. Даже когда Хиллел был с нами, мы всегда вместе с Фли писали слова и сочиняли музыку, но он звучала совершенно по-другому на бас гитаре. Теперь я чувствовал, что могу написать что угодно и подойти к этому новому другу, сесть и написать целую песню. Я чувствовал, что с этим парнем все возможно. Я мог показать ему мои самые сокровенные лирики, и он не разу их не критиковал. Не было ни одного раза, когда он читал лирики, чтобы посмотреть нравится ему это или нет, будет ли ему охота это делать. Все, что я писал, должно было обязательно стать песней. Теперь я не боялся, что меня станет кто-то критиковать, я не боялся показывать новые вещи, и поэтому у меня произошел новый рывок к написанию хорошей музыки.

Джон и я постепенно, но уверенно начали становиться такими друзьями, которые проводят вместе каждый день, потом идут по домам и звонят друг другу, что бы сказать спокойной ночи перед сном. И когда мы просыпались, мы опять звонили друг другу “Ну что, чем займемся сегодня? ” Немного после, мы никуда не ходили и нечего не делали по раздельности, что очень редкий и важный, но слишком интенсивный опыт. Хотя Джон прошел через наркотическую и алкогольную зависимость, было видно, что он хотел отдать все это за создание новой музыки.

Он жил вместе со своей подружкой, но когда мы ходили по клубам и веселились, она стала жаловаться, что мы крадем его у нее. У Ione не было с этим проблем, она была классная, много работала. Но Джон порвал с его подружкой, немного погодя, после вступления в группу.

Мы решили, что было бы классно отправиться на небольшое турне. К сожалению, DH, благослови его Господь – самый милый парень на земле - пил очень много, и он был не в лучшей форме во время этого турне.

Однажды, во время одного из наших выступлений, он очень плохо играл, не попадал в такт, пропускал части. После шоу, мы поговорили.

“Послушай, если ты хочешь быть в группе, ты должен сделать что-то с собой. Или что-то делай или уходи”, сказал я ему. Фли и Джон в этом не очень-то участвовали, типа, “Мы не уверены, что здесь надо делать. Энтони конечно ведет себя как сукин сын, но факт остается фактом, DH действительно в дерьме, и он не участвует в группе”. Они не хотели ничего говорить, но понимали, что с DH ничего не получиться.

Когда мы приехали домой, стало еще хуже. Он перестал приходить на репетиции, и его зависимость начала съедать его. Мы любили DH и не хотели смотреть на то, как он умрет. К несчастью для Фли, теперь был его черед увольнять. Это было хуже, чем мы могли предположить. Фли потом несколько дней не вылезал из кровати. Самая приятная вещь из всего этого стала, как мы потом, годами позже узнали, что именно из-за этого увольнения, DH очистился и вступил в новый период жизни, как новый человек.

К тому времени мы переехали в место для репетиций в Глендэйле. Именно там мы начали процесс прослушивания барабанщиков. Мы предполагали, что все лучшие барабанщики сразу начнут приходить к нам на пробы. На самом деле это был не лучший опыт. Каждый человек и его бабушка начали проходить через ту дверь с барабанами, но далеко не все они были хороши. Во время процесса, нам позвонила наша подруга, Denise Zoom, позвонила и сказала, что у нее для нас есть барабанщик. По ее словам, этот парень, Chad Smith, самый лучший барабанщик на свете и он ест барабанные палочки на завтрак. Каждый раз, когда кто-то внезапно звонит и говорит про какого то человека из средне-восточных штатов, который ест на завтрак палочки, ты думаешь, “О, пожалуйста, лучше сохраните мое время. ”

Но мы разрешили прийти на пробы этому парню. Мы ждали и ждали пока он придет, но он опаздывал. Я вышел на улицу, посмотреть, не идет ли там кто, и я увидел там такого медведя, шагающего по улице, с огромной прической в стиле Guns N’ Roses и в одежде, которая явно не выкрикивала “Я стильный. ”. Я уже решил против этого парня, основываясь на том, как он выглядит, но он вошел, и мы сыграли в деловых людей. “Вот барабаны. Приготовься. У тебя есть десять минут. ” Чед был ни сколько не смущен нашим отношением к нему. Любой другой бедный парень садился за установку, смотрел на Фли, который начинал играть агрессивный, хард-кор фанк рок, и парень просто не мог за ним успеть. Фли сразу же заканчивал с ним, с его интенсивностью.

Фли начал играть что то сложное, тяжелое, быстрое и странное, чтобы посмотреть, может ли парень успеть за ним. Чед моментально не только поспел за ним, но и начал вести его. Он переиграл Фли, и он продолжал это делать снова и снова. Мы просто не верили в то, что происходило. Я так удивился этому парню, что я начал истерически смеяться. Теперь Фли смотрел на него в таком роде, типа “Эй, что мне делать? Куда мне идти? Что здесь происходит? ” Чед не останавливался ни на секунду, чтобы не дать Фли успеть за ним и перехватить его. Он кричал, как это делал Art Blakey за своей установкой. Все было так странно, в тот момент исходило столько энергии от Фли и него.

Был просто взрыв звука и энергии и все, что я мог сделать, это смеяться. Смеяться над этим странным парнем с банданой и огромными, напрысканными спреем для фиксации, волосами, ужасными шортами, думая как это смешно, что самый стремный парень, которого я когда-либо видел, свел нас всех с ума, прям в нашей студии. Он был гений, и все в него влюбились.

Мы все знали, что Чед подходит для нас, и теперь мы хотели увидеть уровень его желания работать с нами. Мы также хотели, чтобы он поменял его внешний вид. Мы сказали ему: “Окей. Ты хорошо играешь. Ты можешь быть в группе, если побреешь свою голову сегодя. Приходи завтра в Кэнтэрс с бритой головой и работа твоя”. Чед сказал: “Эй, эй, побрить голову... Ну, я не знаю. ”

“Выбор твой. Побреешь голову и ты в группе. Не побреешь и ты не будешь в группе”. Мы пошли в Кэнтэрс и подождали его. Он появился с той же банданой и дурацкой прической.

“Чувак, ты что, не хочешь работу? ”, спросили мы.

“Да, я буду в группе, но я оставлю волосы так” настаивал он, и мы согласились. Мы решили, что тот, кто спокойно выдержал все наше отношение к нему, не окажется сукой. Потом, мы узнали, что настоящая причина, по которой он не побрил волосы, это потому что они у него редели, и он прятал это за своей банданой. В любом случае, это был еще один важный день в нашей истории, потому что теперь у нас был барабанщик, на которого можно было положиться и который был отличным человеком.

Теперь мы могли приступить к работе.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒