Джамиль Нилов, г.Санкт-Петербург

Джамиль Нилов, г. Санкт-Петербург

Дыра. Женщина. Мать

***

Ты говоришь: " Дыра на дороге. Заделать надо. "
А тебе в ответ: " Думаешь, в Америке на дорогах дыр нет? "
Ты говоришь: " Дыра на дороге. Заделать надо. "
А тебе в ответ: " На Украине дыр ещё больше! "
Ты говоришь: " Дыра на дороге. Заделать надо. "
А тебе в ответ: " В войну здесь вообще дороги не было. И жили как-то! "
Ты говоришь: " Дыра на дороге. Заделать надо. "
А тебе в ответ: " Начни с себя, а потом уже дороги критикуй! "
Ты говоришь: " Дыра на дороге. Заделать надо. "
А тебе в ответ: " Не думай, что дорога может сделать для тебя, думай, что ты можешь сделать для дороги! "
Ты говоришь: " Дыра на дороге. Заделать надо. "
А тебе в ответ: " Клевета! Это не дыра, а отрицательный рост асфальта! "
Ты говоришь: " Дыра на дороге. Заделать надо. "
А тебе в ответ: " Привлечь к уголовной ответственности за распространение заведомо ложной информации. "

***

Когда моя женщина плакала, и когда мы занимались любовью, она издавала один и тот же звук.
Когда моя женщина плакала, и когда мы занимались любовью, она издавала один и тот же звук.
Когда моя женщина плакала, и когда мы занимались любовью, она издавала один и тот же звук.
Я заметил это, когда она впервые заплакала на моих руках. Она так же дрожала, так же сжимались её пальцы.
Я стал неуверенным в постели. Начал винить себя.

Когда моя женщина плакала, и когда мы занимались любовью, она издавала один и тот же звук.
Когда моя женщина плакала, и когда мы занимались любовью, она издавала один и тот же звук.
Моя женщина всё чаще плакала, мы всё реже занимались любовью. Количество звуков оставалось неизменным.
Я чувствовал себя слабым. Я знал, что не вынесу этого. Начал винить её.

Когда моя женщина плакала, и когда мы занимались любовью, она издавала один и тот же звук.
Вскоре, моя женщина только плакала, мы перестали заниматься любовью.
Количество звуков оставалось неизменным.
Только произносила она их без меня. Изменяя мне с болью.
Я знал лишь один способ всё исправить.

И вот.
Моя женщина перестала плакать, мы перестали заниматься любовью. Моя женщина перестала быть моей.

***

Я помню ту ночь, когда умерла моя мать.
Мне было семь. Мы с братьями спали в одной комнате.
Дверь отворилась,
и вместе со слепящим светом из коридора вошел отец.
Он сказал только два слова: «Мама умерла».
Мой старший брат рассмеялся.
Сказал: «Папа, ты шутишь! ».
Сказал, а потом захныкал.
За ним стал реветь и средний брат.
Потом я увидел, как рухнула гора.
Огромная, плечистая, стокилограммовая гора, которую я называл папой.
Гора упала на колени и зарыдала.
Я единственный раз видел, как плачет отец.
Разверзлась вселенная,
свет из коридора продолжал втекать в комнату лавой.
Я понял, что смерть вошла туда, откуда я вышел.
В чрево моей матери, в её высокий лоб, тонкие пальцы.
Я видел смерть так близко, что будь постарше,
то, возможно, захотел бы поцеловать её или спрятаться от неё.
Но я с любопытством рассматривал её лицо, руки.
Меня ещё не научили бояться смерти или любить её.
Я понял, что детство ушло навсегда.
Было не весело, но и не грустно.
Оно вытекло, как вода из ванной. Волчком.
Я смотрел на отца и на братьев,
я видел, как они слабы и беззащитны.
Я чувствовал страшную силу.
Силу и ответственность за свою семью.

P. S.:
За месяц до этого я подошёл к маме и спросил:
«Ты скоро умрешь? ».
Мама начала рыдать,
прогонять меня
и звать отца.
Мне было жаль маму, но я не чувствовал себя виноватым.
Я знал, что мамы скоро не станет,
хотя ото всех детей это скрывали.
Нам врали, как привыкли врать про деда Мороза, капусту или бабайку.
Как же вырасти честным в мире,
где дети говорят правду, а взрослые лгут?