Дафна дю Морье Ребекка 6 страница

– Почему же ты не сказала об этом при Фритсе?

– Я боялась, что он сочтет меня сумасшедшей.

Теперь это случится скорее. Ты должна будешь сказать все и ему, и миссис Дэнверс.

– О нет, Максим, скажи лучше ты, а мне позволь уйти наверх.

– Не будь д урочкой. Можно подумать, что ты их боишься.

– Я действительно боюсь их.

В этот момент дверь раскрылась, и Фритс ввел миссис Дэнверс. – Миссис Дэнверс, все это просто недоразумение. Миссис де Винтер разбила статуэтку и забыла сказать об этом.

Он глядел на меня, смеясь и сердясь одновременно

– Мне очень жаль, – сказала я, глядя на миссис Дэнверс. – Я никак не думала, что подозрение падет на Роберта.

– Может быть, можно реставрировать статуэтку? – спросила миссис Дэнверс.

Она глядела на меня с вызовом, и я поняла, что она все знала раньше и нарочно обвинила Роберта, желая проверить, хватит ли у меня храбрости сознаться во всем.

– Боюсь, что реставрировать ничего нельзя. Она разбилась на мелкие кусочки.

– А куда ты дела эти кусочки? – спросил Максим.

– Положила их в конверт.

– А куда дела конверт?

– В ящик письменного стола.

– Миссис де Винтер, кажется, боится, что вы посадите ее в тюрьму, – сказал Максим, – не правда ли, миссис Дэнверс? Возьмите конверт и поглядите, нельзя ли что-нибудь сделать.

– Все в порядке, Фритс, – обратился он к дворецкому, – скажите Роберту, чтобы он перестал лить слезы.

Как только Фритс вышел, миссис Дэнверс сказала:

– Я, конечно, извинюсь перед Робертом, но все улики были против него. А что миссис де Винтер сама разбила статуэтку? – мне просто в голову не пришло.

Если что-нибудь случится еще раз, я очень прошу миссис де Винтер прямо сказать мне об этом. Таким образом мы избежим недоразумений. Может быть, миссис де Винтер не знала, что это очень дорогая вещь?

– Нет, я именно предполагала, что это большая ценность, поэтому и собрала все осколки так тщательно.

– И спрятала так далеко, чтобы никто не смог их найти? – насмешливо спросил Максим. – Так обычно ведут себя младшие горничные, не правда ли, миссис Дэнверс?

– Младшим горничным не разрешается трогать такие дорогие вещи в Мандерли. И вообще в будуаре до сих пор еще не была разбита ни одна вещь. Когда была жива первая миссис де Винтер, мы часто убирали будуар вместе с ней.

– Ну, все, – нетерпеливо сказал Максим. – Ничего не поделаешь, миссис Дэнверс.

И она вышла из комнаты, а Максим вернулся к своим газетам.

– Мне очень совестно, Максим, – сказала я. – Это случилось тогда, когда я хотела поставить свои книги на полку.

– Мое дорогое дитя, какое это имеет значение?

– Мне следовало бы быть более осторожной. Миссис Дэнверс страшно обозлится на меня.

– Из-за чего она может злиться? Насколько мне известно, китайский фарфор принадлежит не ей.

– Но она так гордится всеми этими безделушками, и так любит их. И до сих пор еще никто ничего не разбил.

– Лучше, что это сделала ты, чем если бы это случилось со злополучным Робертом.

– А я была бы рада, если бы виноват был Роберт! Мне миссис Дэнверс этого никогда не простит.

– Да будь она проклята, миссис Дэнверс! Она же не всемогущий Господь! Я тебя совершенно не понимаю, когда ты говоришь, что боишься ее. И ты так странно ведешь себя. Представь себе, что, разбив статуэтку, ты бы позвала миссис Дэнверс и сказала ей просто: «Уберите осколки». А вместо этого ты собираешь и прячешь осколки, как будто ты младшая горничная, а не хозяйка этого дома!

– Я действительно похожа на младшую горничную. Поэтому мне так хорошо с Клариссой. Мы с ней на дружеской ноге. Ты знаешь, я недавно навестила ее мать и спросила: довольна ли Кларисса своей работой? «О да, мадам, Кларисса говорит, что совсем не чувствует себя в подчинении, а живет как будто бы в своем кругу».

– Я понимаю мать Клариссы и ее насквозь пропахший луком капустный домик. У нее было девять человек детей моложе одиннадцати лет, она сама обрабатывала огород, босиком, с надетым на голову чулком. Каким образом Кларисса выглядит так мило и опрятно, я просто не понимаю, – сказал Максим.

– О, она воспитывалась в другом доме, у тетки. Должна тебе сознаться, что ее мать, хоть и простая женщина, но мне легче находиться в ее обществе, чем в обществе жены епископа, где я всегда чувствую себя не в своей тарелке.

– Конечно, если ты поехала с визитом в этой старой юбке, то это вполне естественно.

– Нет на мне было выходное платье, но я не люблю людей, которые судят о других по их нарядам.

– Не думаю, чтобы жена епископа обращала хоть какое-нибудь внимание на наряды, но если ты сидишь на самом кончике стула и открываешь рот только для того чтобы сказать «да» или «нет», как это было в последний раз, когда мы с тобой вместе ездили с визитом, то понятно, что всем тяжко и неловко…

– Да, я очень застенчива и ничего не могу с этим поделать.

– Понимаю, тебе трудно, но необходимо постараться преодолеть это смущение.

– Ты несправедлив ко мне. Я стараюсь изо всех сил, изо дня в день. Ты просто не понимаешь того, что я выросла в другом окружении и никогда не вела светского образа жизни. Не думаешь ли ты, что все эти визиты доставляют мне удовольствие?

– Ничего не поделаешь. Здесь принято вести себя именно так, как бы это ни было скучно, – ответил Максим.

– Дело совсем не в скуке, а в том, что люди рассматривают меня, как призовую корову.

– Кто именно?

– Все.

– Какая тебе, в сущности, разница? Это придает какой-то интерес их жизни.

– Почему я должна быть для них постоянным объектом критики?

– Потому что ты хозяйка Мандерли, а испокон века у всех здешних обитателей жизнь в нашем поместье вызывала жгучий интерес.

– Я у всех, как сучок в глазу. Думаю, что ты женился на мне из-за того, что я глупа, неопытна и не могу им предоставить никакого материала для сплетен.

– Что ты хочешь этим сказать?

Он отбросил свои газеты и уставился на меня мрачными, злыми глазами. В голосе звучали незнакомые мне металлические нотки.

– Почему ты глядишь так строго?

– Какие сплетни о Мандерли ты слышала? Кто говорил с тобой об этом?

– Никто ничего мне не говорил. Я просто злюсь из-за того, что мне нужно ездить с визитами и служить вечным объектом критики.

– То, что ты сказала, не слишком приятно слышать.

– Это было гадко с моей стороны. Извини меня, Максим.

Он стоял, покачиваясь на каблуках, держа руки в карманах, и улыбался горькой улыбкой.

– Я думаю о том, – сказал он, – что я поступил очень эгоистично, женившись на тебе.

– Почему ты так думаешь?

– Между нами слишком большая разница в возрасте. Тебе следовало немного подождать и выйти замуж за своего ровесника. Человек, который прожил большую часть своей жизни, не может быть тебе товарищем.

– Это просто смешно, – возразил я. – Возраст не играет никакой роли в супружестве. И, конечно, мы подходим друг другу как товарищи.

– В самом деле?

Я подошла к нему и обняла.

– Ты знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете. Ты для меня отец, брат, сын – в одном лице.

– Во всем виноват я, – захватил тебя нахрапом и не дал тебе возможности обдумать свой поступок, – сказал Максим.

– А я не собиралась его обдумывать, так как у меня не было никакого выбора, как ты понимаешь, Максим. Если человек любит, то…

– Счастлива ли ты здесь? – спросил он, глядя в сторону. – Я иногда сомневаюсь в этом. Ты побледнела и похудела здесь.

– Конечно, счастлива. Я люблю Мандерли, его сады и леса, и не буду больше возражать против гостей. Я согласна каждый день ездить с визитами, если ты этого хочешь. Я никогда не раскаивалась в том, что вышла замуж за тебя.

Он обнял меня и поцеловал в макушку.

– Бедная овечка, – сказал он. – Ты не слишком весела со мной, боюсь, что со мной вообще не просто ладить.

– О нет, Максим, с тобой очень легко ладить. Я всегда боялась замужества: мне казалось, что муж непременно будет пьянствовать, ругаться, будет крайне неприятен и, может быть, еще будет издавать дурной запах. Все это к тебе никак не относится.

– О боже! Надеюсь, что нет, – и он улыбнулся.

Я обрадовалась этой улыбке, взяла его руку и поцеловала ее.

– Смешно, будто мы не товарищи. Мы очень хорошие товарищи и оба, безусловно, счастливы. Ты говоришь так, словно наш брак неудачен, тогда как на самом деле он очень удачен.

– Если ты это говоришь, то уже хорошо.

– Да, но ты согласен со мной, не правда ли? Мы оба счастливы, очень счастливы, а если для тебя это иначе, то я предпочту уехать от тебя, чем огорчать тебя. Почему ты не отвечаешь мне?

– Как я могу тебе ответить, когда я и сам этого не знаю. Если ты говоришь, что мы оба счастливы, давай на этом остановимся и будем считать, что это так.

Он взял мою голову в руки и снова поцеловал меня.

– Боюсь, что ты разочаровался во мне, – сказал я. – Я неловка, застенчива, лишена элегантности, и ты считаешь, что я никак не подхожу к Мандерли.

– Не болтай глупостей: я никогда этого не говорил. Ну, а твою застенчивость ты со временем преодолеешь. Я тебе говорил уже это.

– Мы вернулись к тому, с чего начали. А началось все с того, что я разбила статуэтку. Не будь этого, мы спокойно выпили бы кофе и пошли гулять в сад.

– Будь проклята эта статуэтка! Неужели ты думаешь, что меня заботит этот фарфор?

– Он был очень ценный?

– Возможно. Не помню.

– По-видимому, все вещи в будуаре представляют большую ценность. А почему именно там сосредоточены самые лучшие вещи?

– Не знаю. Возможно, потому что именно там они выглядят лучше всего.

– Эти вещи собраны там твоей матерью?

– Нет, все появилось, когда я женился.

– Откуда же все это появилось?

– Я думаю, что это были свадебные подарки, а Ребекка хорошо разбиралась в китайском фарфоре.

О чем он задумался? Наверное, о том, что свадебный подарок, преподнесенный мне, разрушил подарок, преподнесенный по тому же поводу Ребекке.

– О чем ты думаешь?

– Ни о чем особенном. Я обдумывал вопрос о том, когда и в каком составе будет проходить крикетное соревнование между графствами Миддлсекс и Сэррэй.

В конце июня Максим уехал на два дня в Лондон на какое-то совещание по делам графства.

Увидев отъезжающую машину, я почувствовала себя так, словно расставалась с Максимом навсегда и никогда его больше не увижу.

…Когда я вернусь с прогулки, Фритс встретит меня с бледным испуганным лицом и скажет, что по телефону сообщили о несчастном случае в дороге, и я должна собрать все свое мужество.

Я уже представляла себе похороны Максима и довела себя до такого состояния, что во время ленча не могла проглотить ни кусочка.

После ленча я сидела в тени каштана и делала вид, что читаю книгу, а на самом деле была во власти своего беспокойства.

Незаметно подошел Роберт и сказал, что только что звонили из Лондона.

– Звонили из клуба, мадам. Мистер де Винтер прибыл десять минут назад.

Я не сразу поняла смысл его слов.

– Спасибо, Роберт. Как они быстро доехали. Мистер де Винтер звал меня к телефону или просил что-нибудь передать?

– Нет, мадам. Только то, что они благополучно прибыли. Со мной говорил шофер.

Я испытала колоссальное облегчение и одновременно ощутила голод, так как ничего не ела. Потихоньку зашла в столовую, вынула из серванта несколько печений и яблоко и отправилась с этой провизией на прогулку в лес.

Звонок из Лондона и импровизированная трапеза привели меня в прекрасное настроение. Я одна и вольна делать все, что мне заблагорассудится. Я чувствовала себя школьницей, отпущенной на каникулы.

Подозвала Джаспера и мы с ним направились к Счастливой долине и маленькой бухте.

Азалии уже отцвели, и только колокольчики все еще украшали сад. Я легла на траву и наслаждалась полным покоем. Если бы Максим был рядом со мной, я бы все время наблюдала за его настроением, думала о том, не скучает ли он со мной. Он был моей единственной отрадой и смыслом всей моей жизни, и все-таки я отдыхала без него.

Джаспер лазил уже по скалам. Я окликнула его, но он и не собирался возвращаться ко мне. Вслед за ним я спустилась к бухточке. Был полный отлив, и море простиралось передо мной, спокойное и тихое. Светило яркое солнце, и все не казалось мне таким заброшенным, как тогда, когда я видела этот пейзаж в первый раз, сумрачным и дождливым днем. Маленький залив был очень мелкий, не более трех фунтов глубины. В стенку пристани было вделано железное кольцо, к которому, вероятно, раньше привязывали лодку. Здесь же была надпись на французском языке «Возвращаюсь». Наверное, это название лодки. Неплохое название, если бы она в действительности возвратилась назад. Это была небольшая лодка, как рассказывал мне Фрэнк Кроули, с маленькой каютой на палубе.

Я подошла к коттеджу и с удивлением увидела, что дверь, которую я плотно закрыла за собой в прошлый раз, была снова приоткрыта.

– Есть здесь кто-нибудь? – крикнула я, в то время как Джаспер заливался истерическим лаем. Я взяла его на поводок. Заглянув в следующую комнату, я увидела притаившегося в углу Бена.

– В чем дело? – спросила я. – Что тебе здесь нужно?

– Я ничего не сделал.

– И все же, я думаю, что тебе следует уйти отсюда. Мистер де Винтер не хочет, чтобы кто-нибудь заходил сюда.

В руке у Бена я увидела удочку.

– Эта удочка твоя?

Ответ был нечленораздельным.

– Послушай, Бен, можешь взять себе эту удочку, если она тебе нужна, но больше этого не делай. Брать чужие вещи – нечестно.

– Вы ведь не станете помещать меня в приют? Не правда ли?

– Ну конечно, нет, – мягко ответила я.

– Я не сделал ничего дурного и никогда никому ничего не рассказывал, – и слезы потекли у него из глаз.

– Успокойся, Бен. Никто не собирается тебя обижать. Но тебе не следует больше ходить в коттедж.

Он шел за мной по пятам. Вдруг, нагнувшись, поднял со скалы креветку и преподнес ее мне.

– Спасибо. Прекрасная креветка.

– У вас глаза ангела, – вдруг сказал он, – и вы вовсе не похожи на ту, другую.

– О ком ты говоришь, Бен?

Он приложил палец к губам:

– Она была высокая, тонкая и черная, как змея. Я никогда ничего никому не говорил, так она мне велела. «Вы меня никогда не видели и не увидите», – сказала она. Вы не поместите меня в приют, не правда ли? Там обращаются с больными очень жестоко. Она уехала?

– Я не знаю, о ком речь, Бен, – внятно и четко ответила я. – Никто не собирается тебя обижать. До свидания, Бен.

«Бедняга совершенно безвреден» – сказал мне Максим и подтвердил Фрэнк. Вряд ли кто-нибудь угрожал ему отправкой в приют. Вероятно, он где-нибудь случайно подслушал разговор и теперь никак не может этого забыть.

Но бормотание идиота нагнало на меня тоску, захотелось бежать из этого заброшенного уголка. Казалось, что меня кто-то подстерегает, следит за мной. Я вышла на тропинку и бросилась бежать, таща за собой Джаспера. Приняв это за новую игру, пес залился радостным лает.

Теперь я заметила, как сильно заросла эта тропинка, как по ней было трудно идти и как здесь было темно. Нужно сказать Максиму, чтобы здесь расчистили.

Наконец, мы достигли лужайки, и я с радостью увидела перед собой наш прекрасный и величавый дом. Вдруг я заметила какую-то машину, стоявшую на подъездной аллее, позади рододендронов. Это было очень странно. Гости обычно подъезжали к подъезду, а коммивояжеры и всякого рода посыльные – со стороны служебного входа, который находился возле конюшен и гаража. Подойдя поближе, я рассмотрела длинную низкую спортивную машину, мне совершенно незнакомую.

Я задумалась. Если это гость, то Роберт провел его либо к гостиную, либо в библиотеку, а из гостиной он легко мог увидеть меня, когда я проходила по лужайке. Я вовсе не хотела встречаться с гостем в таком домашнем непрезентабельном виде, тем более, что придется пригласить его к чаю.

Стоя в задумчивости на краю лужайки, я случайно подняла глаза и увидела открытое окно в западном крыле. Возле окна стоял мужчина, который, увидев меня, сразу отскочил назад. После этого показалось рука миссис Денверс в длинном черном рукаве, которая закрыла окно и ставни. Сначала я подумала, что сегодня день, когда дом открыт для посещения широкой публики, но затем вспомнила, что по вторникам публики у нас не бывает, да и Фритс в обязанности которого входило показывать дом посторонним, сегодня отсутствует. Все это было странно, особенно машина, поставленная так, чтобы ее нельзя было увидеть из дома. По-видимому, все это касалось миссис Дэнверс и ко мне не имело никакого отношения. Наверно, она показывала западное крыло кому-то из своих знакомых.

Странно, что это случилось именно в тот день, когда Максим отсутствовал.

В дом я вошла с мыслью, что за мной, может быть, наблюдают из окна. В холле не было ни тросточки, ни шляпы, ни одной визитной карточки.

Я вошла в оранжерею и вымыла там руки, чтобы не подниматься наверх и не столкнуться на лестнице с незнакомцем. Потом вспомнила, что оставила свое вязание в будуаре и решила принести его вниз. Верный Джаспер шел за мной по пятам.

Дверь в будуар стояла открытой, а моя работа, оставленная на диване, оказалась заткнутой под подушку. На месте, где она лежала, была видна вмятина, и ясно было, что работу под подушку засунул человек, которому она мешала сесть на диван. Стул у письменного стола тоже оказался сдвинутым.

Похоже было, что миссис Дэнверс, воспользовавшись моим отсутствием и отъездом Максима, принимала своих гостей в моем будуаре. Джаспер тщательно обнюхал диван и отнесся к новому запаху с полным доверием. Я вовсе не хотела изобличать миссис Дэнверс и почувствовала себя очень неловко.

Взяв вязание, я вышла из комнаты и в тот же момент услышала, что открылась находившаяся напротив дверь из западного крыла и раздался голос миссис Дэнверс:

– Надеюсь, что она пошла в библиотеку. Если это так, то вы пройдете через холл, не встретившись с ней. Подождите минутку, пойду взгляну.

Я бы очень хотела спрятаться, но это было невозможно, и я в нерешительности стояла за дверью. Джаспер вдруг бросился к мужчине и радостно завилял хвостом.

– Хелло, маленький дворняга!

Затем послышались шаги, и мужчина вошел в комнату. Он не сразу увидел меня, но Джаспер бросился ко мне, и тут он меня заметил. Он посмотрел на меня так, как будто я была взломщиком, а он хозяином дома.

– Извините меня, пожалуйста.

Это был рослый мужчина с красным, слегка одутловатым лицом, которое обычно ассоциируется с хроническим алкоголизмом и распущенностью. Рыжеватые волосы имели почти тот же цвет, что и кожа лица. Складки жирной шеи нависали над воротником. Он начал улыбаться деланной улыбкой.

– Надеюсь, что не помешал вам. Мне очень неловко, что я так ворвался к вам. Я приехал навестить Дэнни, мою старую приятельницу, а она очень боится обеспокоить вас.

– Не волнуйтесь, все в порядке, – пробормотала я.

Я с любопытством наблюдала за Джаспером, который все прыгал вокруг гостя в полном восторге.

– Этот попрошайка еще не забыл меня. Он превратился в красивого взрослого пса. Когда я видел его в последний раз, он был еще щенком. Но он слишком толст, нужно заставлять его побольше бегать.

– Мы с ним только что вернулись с дальней прогулки.

– В самом деле? Как это благоразумно с вашей стороны.

Он вытащил портсигар и предложил мне сигарету.

– Не курю.

Он закурил сам. Я обычно не обращаю внимания на подобные мелочи, но все же мне показалось, что он невежлив, плохо воспитан.

– Как поживает старина Макс?

Неожиданным был его фамильярный тон и то, что он назвал Максима Максом.

– Очень хорошо, благодарю вас. Он уехал по делам в Лондон.

–…и оставил свою молодую жену одну. А он не боится, что ее кто-нибудь похитит?

Он засмеялся, открыв рот, и это выглядело удивительно вульгарным. Мне он решительно не нравился.

В комнату вошла миссис Дэнверс.

– Хелло, Дэнни, вот и вы, наконец. Все ваши предосторожности оказались излишними, так как хозяйка дома спряталась за дверью. Не считаете ли вы, что следует меня представить? В конце концов, это принято – делать визиты новобрачной.

– Мистер Фэвелл, мадам, – сказала миссис Дэнверс нехотя.

– Как вы поживаете? – сказала я вежливо. – Не хотите ли остаться к чаю?

– Ну, разве не очаровательное приглашение?

Я чувствовала, что вся ситуация была крайне фальшивой, но не знала, в чем здесь дело.

– Это было бы очень забавно, не сомневаюсь, но все же я, пожалуй, лучше поеду домой. Не хотите ли взглянуть на мою машину? Это великолепная марка и по скорости превосходит все машины, которые были у Макса.

– А где стоит машина? – спросила я небрежно.

– На въездной аллее, позади цветника. Я не хотел подъезжать к дому, чтобы не нарушить ваш покой.

Мы все вышли в холл, и я видела, как он подмигнул миссис Дэнверс через плечо. Она не ответила ему и выглядела крайне недовольной.

– Денни, а вы не желаете полюбоваться моей машиной?

Следя уголком глаза за мной, она ответила:

– Нет, я не буду выходить. До свидания, мистер Джек.

Он сердечно пожал ей руку и ответил:

– До свидания, Денни. Вы ведь знаете, где меня найти, когда вы пожелаете. Для меня было очень приятно повидаться с вами… Доброе старое Мандерли… Мне кажется, что оно вовсе не изменилось. Думаю, что Дэнни поддерживает здесь порядок. Она просто удивительная женщина.

– Да, очень дельная и толковая.

– А как вам нравится жить здесь в полной изоляции от всего мира?

– Мне очень нравится Мандерли, – ответила я холодно.

– Вы жили где-то на юге Франции, когда Макс встретил вас? Если не ошибаюсь, в Монте-Карло?

– Да, это было в Монте-Карло.

Мы подошли к его машине ядовито-зеленого цвета.

– Как она вам нравится? – спросил он.

– Очень мила.

– Может быть, разрешите прокатить вас до ворот?

– Нет благодарю вас, я немного устала.

– Наверное, вы считаете, что хозяйке Мандерли не пристало кататься в машине с человеком вроде меня?

– О нет, – сказала я, смутившись.

– Ну что ж, не следует огорчать молодую жену, не правда ли, Джаспер?

Он открыл дверцу машины и вынул шляпу и пару огромных автомобильных перчаток.

– До свидания, – сказал он. – Мне было очень интересно повидать вас.

– До свивания, – коротко ответила я.

– Кстати, – сказал он, принимая вид полной беззаботности, – было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы согласились не рассказывать Максу о моем посещении. Он неприязненно относится ко мне, и я не хотел бы, чтобы у Дэнни были из-за этого неприятности. Может быть, вы все-таки согласитесь прокатиться немного в моей машине?

– О нет. Пожалуйста, не обижайтесь.

– До свидания. Возможно, что я еще как-нибудь заеду к вам. Нехорошо со стороны Макса оставлять вас одну.

– Я люблю быть одна, так что ничуть не обижаюсь.

– Уйди, Джаспер, ты поцарапаешь мне новую машину. Нет, этого не может быть. Это противоестественно… Сколько месяцев вы замужем? Около трех, не так ли? Я бы хотел, чтобы меня ждала жена, с которой я повенчался три месяца назад… Но нет, меня никто не ждет. Я одинокий холостяк. Ну, всего хорошего, – и он включил мотор.

– Идем домой, Джаспер, не будь таким дураком! – я немедленно направилась к дому. Миссис Дэнверс скрылась. Я позвонила. На мой звонок появилась Алиса и спросила:

– Что угодно, мадам?

– Алиса, разве Роберта нет дома? Я бы хотела выпить чай за столиком под каштановым деревом.

– Роберт пошел на почту и еще не вернулся, так как миссис Дэнверс сказала ему, что вы сегодня запоздаете с чаем. Если вы хотите чай сию минуту, я могу подать вам, хотя еще нет половины пятого.

– Неважно, Алиса, я подожду возвращения Роберта.

До сих пор никогда не случалось, чтобы Фритс и Роберт одновременно уходили из дома. Этот мистер Фэвелл хорошо рассчитал время, чтобы нанести свой визит, даже слишком хорошо. Но не хотелось конфликтовать с миссис Дэнверс, а еще меньше – огорчать Максима.

Кто он, это Фэвелл, и почему называл Максима – Макс? Только один человек называл его так, и это была Ребекка. И вдруг мне пришла в голову мысль пойти взглянуть на комнаты западного крыла и особенно на ту, где недавно находилась Дэнверс с этим Фэвеллом. Я хотела дождаться Роберта, а пока смело могла пойти и взглянуть, что же делалось там, в комнатах с закрытыми ставнями.

Я узнала коридор, в котором уже однажды была. Кругом царила абсолютная тишина, и чувствовался застоявшийся воздух. Я не знала, куда направить свои шаги, чтобы попасть именно в ту комнату, в окне которой видела миссис Дэнверс и Фэвелла. Наугад открыла дверь и попала в небольшую переднюю, из которой другая дверь вела в гардеробную. Из гардеробной я попала в большую темную комнату, в которой зажгла электрическую лампу. Я считала, что мебель сдвинута на середину и закрыта чехлами, а оказалось, что комната находится в таком виде, как будто в ней кто-то живет.

Большая двуспальная кровать с наполовину снятым золотистым покрывалом. На подушке лежала в мешочке ночная сорочка. На кресле приготовлен шелковый халат, а на полу стояли миниатюрные ночные туфли. На туалетном столике разложены гребенки, головные щетки, духи и пудра.

Повсюду вазы с живыми цветами. Казалось, что хозяйка этой комнаты отошла ненадолго и скоро вернется к себе.

На стене висели часы, они шли и показывали то же время, что и мои: четыре часа двадцать пять минут. Это вернуло меня к реальности. Нет, хозяйка этой комнаты ушла навсегда и не вернется, несмотря на свежие цветы и заведенные часы. Я направилась к выходу, но в этот момент раздались шаги, и в комнату вошла миссис Дэнверс.

– Что-нибудь случилось?

Я хотела улыбнуться и ответить, но не могла произнести ни слова.

– Вам нездоровиться, мадам? – она произнесла это мягким голосом близко подошла ко мне. Я слегка отстранилась, так как почувствовала ее дыхание на своем лице. Казалось, что если она подойдет ко мне вплотную, я упаду в обморок.

– Я вполне здорова, миссис Дэнверс. Когда я возвращалась домой, то заметила, что одна ставня в этой комнате открыта и пришла, чтобы закрыть ее.

Она замолчала, во все глаза уставившись на меня.

– Зачем вы это сказали? Я плотно закрыла ставни, выходя отсюда. Вам просто захотелось посмотреть эту комнату, и я только удивляюсь, почему вы не сказали об этом мне. Раз вы здесь, я постараюсь вам все показать, как следует. – И она взяла меня под руку крепкими пальцами и принялась водить по комнате.

– Это действительно очень красивая комната, такой вы никогда в жизни не видели. Взгляните на камни, лепной потолок и роскошную кровать под балдахином. Я оставила на ней золотистое покрывало, которое она предпочитала всем остальным.

Вот ее ночная сорочка, еще сохранившая складки от утюга. Все здесь осталось таким, каким было приготовлено в тот вечер, когда она ушла и больше не вернулась. Вот ее халат и ночные туфли. Посмотрите, какие они маленькие и узкие. – И она насильно всунула мою кисть в туфельку. – А ведь она была очень высокого роста и тем более удивительно, что у нее были такие маленькие ножки. Высокая и стройная, но когда она лежала в этой кровати, то выглядела крошкой и видно было лишь ее прекрасное бледное лице в обрамлении густых черных волос.

Она носила короткие волосы только в самые последние годы, и все очень сердились на нее, когда она остриглась. «А мне все равно, Дэнни, – говорила она, – это мое личное дело, и никого не касается». И действительно, ездить верхом, управлять парусной лодкой, заниматься другими видами спорта, конечно, удобнее с короткими волосами.

Но когда она выходила замуж, у нее были дивные черные косы, и она заставляла мистера де Винтера расчесывать их щетками. «Крепче нажимай, Макс, – говорила она, – крепче», а он смеялся и старался изо всех сил. Но, наконец, он бросал щетки и говорил мне: «Продолжайте сами, иначе я опоздаю к обеду». Они оба всегда переодевались к обеду, и в доме обычно было полно гостей. А мистер де Винтер выглядел тогда веселым и жизнерадостным.

Е портрет нарисовал знаменитый художник. Она была изображена верхом на лошади. Говорят, что это было лучшее произведение года, но мистер де Винтер не пожелал иметь его здесь, в Мандерли. Видимо, он считал, что художник не сумел полностью отразить ее красоту. Портрет висит в музее. Вы его не видели?

– Нет. Не пришлось.

Теперь она повела меня в маленькую гардеробную и открыла один из шкафов.

– Вот здесь я храню ее меха от моли, и моли до сих пор не удалось сюда добраться, да и в дальнейшем, вероятно, не удастся. Я тщательно слежу за этим. Пощупайте, это ее соболье манто, которое мистер де Винтер подарил ей ко дню рождения. А вот пелерина из шиншиллы, которую она набрасывала на плечи в холодные вечера. А в следующем шкафу висят ее вечерние платья. Мистер де Винтер предпочитал видеть ее в серебряной парче, но, конечно, при ее красоте она могла носить любое платье и любые цвета. Посмотрите на этот панбархат винного цвета и пощупайте: какая нежная и приятная ткань. Попробуйте приложить платье к своим плечам. Вас оно покроет до каблуков, потому что вы намного ниже нее ростом. Платье сохранило аромат ее духов, как будто она только что сняла его. Когда она проходила по комнате, то после нее всегда оставалось ароматное облако.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒