|
|||
322. В Антигонии
7 ноября 1945 «Мой сын Птолемей пошел на рынок. Он пойдет обратно в Антигонию сегодня в шестом часу. Сегодня тихий день. Вы все еще желаете идти, как вы запланировали? » - спрашивает старый Филипп, предлагая горячее молоко своим гостям. «Мы, конечно, пойдем. Когда ты сказал? » «В шестом часу. Вы можете вернуться завтра, если пожелаете, или вечером перед Субботой, если предпочтете так. Все еврейские слуги и те, кто приняли нашу веру, приходят на Субботнее служение». «Мы сделаем это. А то место пусть все же будет избрано в качестве местопребывания этих двоих (друзей Лазаря)». «Я буду доволен, даже если я лишусь его. Потому что это целебное место. А вы могли бы сделать много хорошего среди слуг, некоторые из которых остались все еще от нашего хозяина. Некоторые находятся здесь по милости нашей благословенной госпожи, которая выкупила их у жестоких хозяев. Так что они не все израильтяне. Но сейчас они и не язычники. Я имею в виду женщин. Все мужчины были обрезаны. Не брезгуйте ими… Но они все еще очень далеки от справедливости Израиля. Святые из Храма были бы в шоке от них, так как они совершенны…» «Конечно! Они поистине были бы шокированы! Хорошо! Теперь они смогут стать лучше, дыша мудростью и благостью посланцев Господа… Вы слышали, как много вам предстоит сделать? » - заключает Петр, адресуясь двоим ученикам. «Мы будем это делать. Мы не разочаруем Учителя», - обещает Синтихия. Она выходит, чтобы подготовить все, что необходимо взять с собой. Иоанн Эндор спрашивает у Филиппа: «Ты думаешь, что в Антигонии я мог бы сделать что-то хорошее также для других людей в качестве учителя? » «Много хорошего. Старый Плавт умер три месяца назад и у детей язычников теперь нет школы. Что касается евреев, то для них нет учителя, потому что все наши люди держатся подальше от этого места, которое находится вблизи Дафны. Это мог бы предпринять кто-то подобный… подобный Теофилу… Без непреклонной суровости… без…» «Да, без фарисейства, ты имеешь в виду», - немедленно заключает Петр. «Именно так… да… я не хотел критиковать… Но я думаю… Не следует проклинать… было бы лучше помочь им… Как поступала наша госпожа… она привела своими улыбками больше людей к Закону и притом лучшим образом, чем раввин». «Вот почему Учитель послал меня сюда! Я человек с подходящей квалификацией… О! Я буду исполнять Его волю, пока не испущу свое последнее дыхание. Я теперь верю, я твердо верю, что моя миссия есть не что иное как миссия предрасположения. Я пойду и скажу Синтихии. Ты увидишь, что мы останемся там… я иду рассказать ей», - и он выходит, полный жизни, каким он не был долгое время. «Всевышний Господь, я благодарю Тебя и благословляю Тебя! Он все же будет страдать, но не так сильно, как прежде… Ах! Какое облегчение! » - восклицает Петр. Затем он почувствовал, что должен дать Филиппу какое-нибудь объяснение, как сумеет в своей радости: «Тебе следует знать, что Иоанн стал объектом атак этих… “непреклонно суровых” в Израиле… Ты назвал их “непреклонно суровыми”…» «Ах! Я вижу! Его преследовали по политическим причинам как… как…» - и он смотрит на Зилота. «Да, как меня и более, и также по другим причинам. Потому что он привел их в ярость не только потому, что он принадлежит к другой касте, но также потому, что он принадлежит Мессии. Итак, - и пусть это будет сказано раз и навсегда, - оба, он и Синтихия, доверяются твоей преданности… Ты понял? » «Да, понял. И я знаю, как себя вести». «Что ты будешь говорить о том, кто они? » «Два учителя, рекомендованных Лазарем Теофиловым, он учитель для мальчиков, а она для девочек. Я вижу, что она вышивает и у нее есть ткацкий станок… Большое количество вышивки производят и продают в Антиохии иностранцы, но это грубые и низкосортные изделия. Вчера я увидел у нее вышивку, которая напомнила мне работы моей доброй хозяйки… Такие работы будут пользоваться большим спросом…» «В очередной раз да будет восхвален Господь», - говорит Петр. «Да. Это смягчит нашу печаль при расставании». «Вы уже собираетесь уходить? » «Мы должны. Мы были задержаны штормом. К началу Шевата мы должны быть с Учителем. Он уже ждет нас, потому что мы опоздали», - объясняет Фаддей. Они расстаются, возвращаясь к своим занятиям, то есть Филипп идет туда, куда его зовут женщины, а апостолы на возвышенное место, греться на солнце. «Мы можем уйти на следующий день после Субботы. Что ты скажешь на это? » - спрашивает Иаков Алфеев. «Что касается меня, то я не возражаю! Каждое утро я встаю, мучаясь мыслью о том, что Иисус один, без одежды, без кого-нибудь, кто позаботился бы о Нем, и каждую ночь я отправляюсь спать с той же самой постоянной мыслью. Но мы должны сегодня решить». «Скажи мне. Но Учитель знал обо всем? Я целыми днями размышляю о том, как Он узнал о том, что мы встретимся с критянином, как Он мог предвидеть служение Иоанна и Синтихии, как… То есть… много вещей», - говорит Андрей. «На самом деле, я думаю, что критянин останавливается в Селевкии по определенным датам. И, возможно, Лазарь сказал Иисусу, и потому Он решил уйти, не дожидаясь Пасхи…» - объясняет Зилот. «Действительно! Верно. Как бы смог Иоанн провести Пасху? » - спрашивает Иаков Алфеев. «Как всякий другой израильтянин…» - говорит Матфей. «Нет. Это означало бы упасть в волчью пасть! » «Вовсе нет! Кто бы смог найти его среди стольких людей? » «Искар… О! Что я сказал! Забудьте об этом. Это просто трюк моего ума…» Петр покраснел и опечалился из-за того, что он сказал. Иуда Алфеев кладет руку на его плечо и, улыбаясь своей строгой улыбкой, говорит: «Ничего! Мы все думаем о том же самом. Но мы не хотим говорить никому об этом. И давайте благословим Вечного Отца за то, что Он отвлекает ум Иоанна от этой мысли». Все замолчали, погрузившись в свои мысли. Но так как они были истинными израильтянами, мысль о том, как отосланные ученики смогут праздновать Пасху в Иерусалиме, беспокоила их… вновь и вновь начинают они говорить об этом. «Я думаю, что Иисус предусмотрел это. Возможно, Иоанн ужу знает. Нам надо только спросить у него», - говорит Матфей. «Нет, не делайте этого. Не дайте чувствам и шипам, которые едва успокоились, вновь пробудиться», - умоляет апостол Иоанн. «Да. Лучше спросить у Самого Учителя», - одобряет Иаков Алфеев. «Когда мы увидим Его? Как вы думаете? » «О! Если мы уйдем отсюда на следующий день после Субботы, то к концу лунного месяца мы, конечно, будем в Птолемаиде…» - говорит Иаков Зеведеев. «Если мы найдем корабль…» - замечает Иуда Фаддей. А его брат добавляет: «И если не будет шторма». «Всегда найдется судно, отплывающее в Палестину. И если мы заплатим, то сможем зайти в порт Птолемаиды, даже если судно направляется в Иоппию. У тебя остались какие-нибудь деньги, Симон? » - спрашивает у Петра Зилот. «Да, у меня есть деньги, хотя этот вор, критянин, обобрал меня недвусмысленным образом, несмотря на его заверения, что он хочет оказать услугу Лазарю. Но мне надо еще заплатить за охрану лодки и содержание Антония… Я не хочу касаться денег, данных мне для Иоанна и Синтихии. Это святое. Ценою голодания, я оставлю их как они есть». «Вот это правильно. Этот человек очень болен. Он думает, что сможет учительствовать. Я думаю, что он будет все время болеть, и скоро…» - констатирует Зилот. «Я того же мнения. Синтихия будет больше занята приготовлением мазей, чем работой», - подтверждает Иаков Зеведеев. «Что вы думаете об этой мази? Какое чудесное лекарство! Синтихия сказала мне, что она хочет делать ее здесь и использовать ее, чтобы сблизиться с местными семьями», - говорит Иоанн. «Очень хорошая идея! Больные, которые исцеляются, всегда становятся учениками, а их родственники следуют за ними», - утверждает Матфей. «О! Нет! Конечно, нет! » - восклицает Петр. «Почему? Ты думаешь, что чудеса не привлекают к Господу? » Спрашивает его Андрей вместе с двумя или тремя товарищами. «О! Малые дети! Можно сказать, что вы только что спустились с Небес! Но разве вы не видите, как они относятся к Иисусу? Обратился ли Эли из Капернаума? Или Дора? Или Осия из Хоразина? Или Мелкия из Вифсаиды? И, - да простите меня вы, из Назарета, - весь Назарет, после пяти, шести, десяти чудес сотворенных там, вплоть до последнего, сотворенного для своего племянника? » - спрашивает Петр. Никто не отвечает, потому что это горькая правда. «Мы все еще не нашли римского солдата. Иисус дал понять…» - говорит Иоанн через маленький промежуток времени. «Мы скажем тем, кто остается. Это будет для них еще одна благоприятная возможность», - отвечает Зилот. Возвращается Филипп: «Мой сын готов. Он раньше закончил. Сейчас он со своей матерью, которая готовит подарки для своих внуков». «У тебя хорошая невестка, верно? » «Да. Она утешала меня, когда я потерял моего Иосифа. Она мне как дочь. Она была служанкой Евхерии и была воспитана ею. Пойдем и поедим что-нибудь перед отъездом. Остальные уже что-то поели».
…. Они едут рысью в Антигонию, перед ними едет повозка Птолемея, внука Филиппа… До маленького города доехали быстро. Город расположен среди плодородных садов, защищен от ветров цепью гор окрест его, которые достаточно удалены, чтобы не подавлять его, но и достаточно близки, чтобы защитить и донести до него ароматы своих лесов с камеденосными и эфиромасличными растениями. Город полон солнечного света, он веселит и взбадривает взгляд и сердце, даже если только проходишь по нему. Сады Лазаря находятся в южной части города. К ним ведет дорога, сейчас безлюдная, вдоль которой расположены дома садовников. Низкие, но поддерживающиеся в хорошем состоянии дома, из дверей которых появляются любопытные и улыбающиеся, приветствующие дети и женщины. Различные расы могут быть названы по различию лиц. Как только они въехали в ворота, за которыми начинается имение, Птолемей щелкал своим кнутом особым образом, когда проезжал перед каждым домом, и это, должно быть, было сигналом. И обитатели каждого дома, услышав его, заходят в свои дома, а затем выходят из них, закрывают двери и идут по улице за двумя повозками, так как лошади идут иноходью и останавливаются в центре тропинок, радиально расходящихся во всех направлениях подобно спицам колеса, среди бесчисленных полей, устроенных подобно цветочным клумбам. Некоторые из них пусты, другие полны вечнозеленых растений, защищенных лаврами, акациями или подобными деревьями и другими деревьями, которые источают благоухающие млечные соки и смолы из разрезов на их стволах. Воздух пропитан смесью бальзамических, смоляных, ароматических благоуханий. Повсюду стоят ульи, а также бочки для орошения, из которых пьют белоснежные голуби. А в особых местах белые курицы роются в уже промотыженной земле, тогда как несколько девочек наблюдают за ними. Птолемей часто щелкает своим бичом, пока все подданные маленького царства не собрались вокруг прибывших. Затем он начал свою короткую речь: «Слушайте. Филипп, наш глава и отец моего отца, послал и рекомендует этих святых людей из Израиля, которые приехали сюда по воле нашего хозяина, и пусть Бог всегда будет с ним и с его семьей. Мы жаловались, что у нас нет раввина, который бы говорил с нами. Теперь по милости Божьей и нашего хозяина, который, хотя и находится далеко, так нежно любит нас, – пусть Господь дарует ему благоденствие, какое он дарует своим слугам, - обеспечил нам то, чего наши сердца так горячо желали. Мессия, обещанный людям, восстал в Израиле. Они сказали нам об этом во время праздника в Храме и в доме Лазаря. Но сейчас время милости действительно пришло, потому что Царь Израиля позаботился о своих нижайших слугах и послал Своих священников, чтобы они принесли нам Его слова. Это Его ученики и двое из них будут жить с нами, либо здесь, либо в Антиохии, обучая нас Мудрости Небес и науке, которая необходима на земле. Иоанн, школьный учитель и ученик Христа, будет учить наших детей как первой, так и второй мудрости. Синтихия, ученица и учительница вышивания и рукоделия, будет учить наших девочек науке любви к Богу и искусству вышивания. Приветствуйте их как благословение с Небес, и любите их как Лазарь Теофила и Евхерия любит их, слава их душам и мир, - и как любят их дочери Теофила, Марта и Мария, наши возлюбленные госпожи и ученицы Иисуса из Назарета, Раввина Израиля, обещанного Царя». Маленькая группа мужчин, одетых в короткие туники и держащих садовые инструменты в своих землистых руках, и женщины и дети всех возрастов, слушают с крайним изумлением, затем они перешептываются и, наконец, очень низко склоняют свои головы. Птолемей начинает представлять их: «Симон Ионин, глава посланцев Господа; Симон Кананит, друг нашего хозяина; Иаков и Иуда, братья Господа; Иаков и Иоанн, Андрей и Матфей». Затем он начинает представлять присутствующих апостолам и ученикам: «Анна, моя жена, из колена Иудина, как была и моя мать, потому что мы чистые израильтяне и пришли сюда с Евхерией Иуды. Иосиф, сын, посвященный Господу, и Теохерия, наша первенец, которая названа в честь наших праведных хозяев, мудрая дочь, которая любит Бога как истинная израильтянка. Николай и Досифей. Николай назарей. Досифей родился у нас третьим. Он женат уже несколько лет (он сказал это с глубоким вздохом) на Гермионе. Иди сюда, женщина…» Очень молодая смуглая женщина выходит вперед с грудным младенцем на руках. «Вот она. Она дочь прозелита и матери-гречанки. Мой сын увидел ее в Александросцене в Финикии, когда был там по делам… и пожелал ее… и Лазарь не возражал, напротив, он сказал мне: “Лучше так, чем распутство”. И это лучше. Но я хотел кого-нибудь с еврейской кровью…» Бедная Гермиона опустила свою голову, как если бы она была обвиняемой в преступлении. Досифей дрожит от гнева и страдает. Анна, его мать, смотрит на него скорбными глазами… Хотя и самый юный из всех апостолов, Иоанн почувствовал, что необходимо поднять униженные души и говорит: «В Царстве Господа нет больше греков или израильтян, римлян или финикийцев, но только дети Божьи. Когда вы научитесь Слову Божьему от тех, кто приехали сюда, ваше сердце возвысится к новому свету и эта женщина больше не будет «иностранкой», но станет ученицей Господа Иисуса, как вы сами и все остальные». Гермиона подняла свою униженную голову и благодарно улыбнулась Иоанну и то же самое выражение благодарности можно увидеть на лицах Досифея и Анны. Птолемей серьезно отвечает: «Дай Бог, потому что кроме ее происхождения я ни в чем не могу упрекнуть мою невестку. Дитя на ее руках – это Алфей, которого она родила последним, названный в честь ее отца, прозелита. Маленькая девочка с небесно-голубыми глазами и эбеновыми кудрями – это Миртика, которая названа в честь матери Гермионы, а этот, первенец, это Лазарь, как пожелал наш хозяин, а другой – Герма. «Пятый должен быть назван Птолемеем, а шестая – Анной, чтобы этим сказать Господу и миру, что твое сердце открыто к новому пониманию», - вновь говорит Иоанн. Птолемей молча склоняется. Затем он продолжает представление: «Это два брата из Израиля: Мириам и Сильвиан, из колена Неффалимова. А это Эльбонид, из колена Данова, и Симеон из колена Иудина. А здесь прозелиты, римляне или сыновья римлян, которых милосердие Евхерии выкупило из рабства и язычества: Луций, Марцелл, Солон, сын Элатея». «Греческое имя», - замечает Синтихия. «Фром. Фессалоника. Раб слуги Рима», - и в выражении «слуга Рима» очевидно презрение, - «Евхерия взяла его вместе с его умирающим отцом в смутные времена, и если его отец умер язычником, то Солон прозелит… Присцилла, выйди вперед со своими детьми…» Высокая худая женщина с орлиным носом выходит вперед подталкивая девочку и мальчика, с двумя милыми маленькими девочками, висящими на ее юбке. «Это жена Солона, вольтноотпущенница ныне умершей римлянки патрицианки, а это Мариус, Корнелия и двойня – Мария и Мартилла. Присцилла опытная в приготовлении эссенций. Амиклея, выйди со своими детьми. Она дочь прозелита. А ее мальчики Кассий и Теодор тоже прозелиты. Текла, не прячься. Она жена Марцелла. Она печалится, потому что бесплодна. Она тоже дочь прозелита. А это арендаторы. Давайте пойдем к садам. Пойдем». И он ведет их через обширное поместье в сопровождении садовников, которые объясняют различные способы культивации и работ, тогда как девочки возвращаются к своим курам, которые воспользовались их отсутствием, посягнув на другую почву. Птолемей объясняет: «их используют здесь для того, чтобы освободить почву от личинок перед ежегодной культивацией». Иоанн Эндор улыбается кудахчущим курам и говорит: « Они выглядят как те куры, которые были когда-то у меня…» - и он наклоняется, бросая хлебные крошки, которые извлекает из своего мешка, пока не оказывается в окружении молодых курочек. Он смеется, потому что те куры, которые понахальнее, выхватывают хлеб из его пальцев. «Дела не так плохи! » - восклицает Петр, толкая локтем Матфея и указывая на Иоанна, который играет с цыплятами и на Синтихию, которая говорит по-гречески с Солоном и Гермионой. Затем они возвращаются к дому Птолемея, который объясняет: «Здесь есть место. Но если вы хотите учить, мы можем предоставить вам комнату. Вы остановитесь здесь или…» «Да, Синтихия! Здесь! Это место более привлекательно! Антиохия подавляет меня воспоминаниями…» - тихим голосом умоляет Иоанн свою спутницу. Конечно… Как ты хочешь. Лишь бы тебе было хорошо. Это будет хорошо и для меня. Я больше не смотрю назад… Только вперед… Ободрись, Иоанн! Нам здесь будет хорошо. Дети, цветы, голуби, куры для нас, бедных человеческих существ. А для наших душ… радость служения Господу. Что вы все скажете? » - спрашивает она, адресуясь всем апостолам. «Мы того же мнения, что и ты, женщина». «Хорошо, это решено». «Очень хорошо. Мы уедем со спокойным сердцем…» «О! Не уезжайте! Я никогда вас больше не увижу! Почему так рано? Почему?... » - Иоанн вновь впадает в состояние депрессии. «Но мы уедем не сейчас! Мы останемся, пока вы…» - Петр не знает, что следует сказать Иоанну, и, чтобы скрыть свои слезы он обнимает плачущего Иоанна, пытаясь успокоить его таким образом…
|
|||
|