Хорошистка

Екатерина Сергеевна

Хорошистка

Резкий свет в глаза.

- Сколько пальцев?

Перед Олином лицом маячит расплывчатая фигура мамы.

- Два?

Она не знает, сколько, потому что видит только свет.

- Наркоза много дали, - говорит кто-то.

Дальше Оля не слышит, так как проваливается в дрёму.

Оле шестнадцать, ей сделали операцию – осложнений нет. С наркозом только переборщили – для «детской дозы» препарата она уже не годится по весу, но для «взрослой», как оказалось, тоже не подходит. Потому постоперационный день она почти не помнит, но помнит присутствие мамы, а это – важнее всего.

На другой день Оля в сознании. У нее отдельная палата, и это успокаивает: никто не видел ее полуголой и бесчувственной, никто на нее не смотрит и сейчас. Добрая медсестра приносит в палату еду и говорит, что можно вставать, но ненадолго и недалеко. У Оли болит внизу живота – там еще все заживает, и встать на самом деле непросто. Но в туалет хочется, а он тем более так близко! Оля кое-как, держась за живот и за стенки, добирается до уборной в своей палате.

Возвращается к кровати и только потом осмеливается взглянуть на свой шрам. Две тонкие полоски в районе живота. Бывает и хуже. Но все равно грустно. Оля и без того не считает себя красавицей: из-за гормональных препаратов за два последних года она сильно набрала в весе и из стройной высокой девочки превратилась в «деваху с ляжками». Конечно, не в самую толстую девочку класса, но Оле и этого хватало. Еще и нос картошкой, и глаза маленькие, и волосы стали выпадать от стресса. А теперь и шрамы. Остается только вздыхать, глядя на фото своего кумира на столике – такой красавчик в нее не влюбится. Аппетита из-за усталости и боли не было, она быстро вырубается.

На другой день вторая медсестра, злюка, сообщает, что завтра уже не принесет ей еды. До столовой придется добираться самой. В отличие от первой, доброй, эта не спрашивает ни про самочувствие, ни про то, чье фото у нее на столике, а сразу уходит. Оле страшно от мысли, что ей придется выходить отсюда. Держаться за стены в коридоре, будто она калека навсегда или просто слабачка, или, что еще хуже, притворяется ради жалости. Не желая расстраиваться раньше времени, Оля подкрепляется, шаг за шагом доходит до уборной, а потом задерживается у окна перед тем, как лечь.

А там тепло, лето – каникулы. Она сдала ЕГЭ и предварительно прошла в вуз на специальность, о которой мечтала. Прошла без конкурса, за победу в городской олимпиаде. Но недавно, тут, в больнице, выяснилось, что нужно досдать еще один предмет - биологию – неважно, на какую оценку и с каким баллом. Приемной комиссии неважно. А ей – всегда было важно. Оля рыдала от первых троек, и в конце одиннадцатого класса у нее было две четверки в аттестате, на одну меньше – и серебряная медаль на шее. О золотой трудно было мечтать: математика абсолютно ей не покорялась. Для хорошей оценки она со всеми ходила на дополнительные занятия, и это тоже помогало мало. С тем же рвением Оля подтягивала химию – учительница считала, что она может больше – и вытянула на пятерку. Едва ли химия ей пригодится по жизни вообще где-либо. Но эта оценка была делом принципа.

И вот теперь, вместо того, чтобы усиленно вспоминать, что там в биологии, штудировать учебники и тетради, Оля на больничной койке боится, как завтра ей выйти из комнаты. Боится не из-за болевого дискомфорта. А из-за того, что это увидят другие.

Оля всегда была закрытой. Вместо игр со сверстниками она читала книги, путешествовала по выдуманным мирам и сочиняла свои. Ее друзьями были куклы. А любимой игрой – «в школу». В настоящей школе у нее появились подруги, но большая часть класса вспоминала о ней лишь, когда требовалось списать домашнюю или контрольную. Даже учителя не всегда замечали старательную хорошистку – Оля этим как-то воспользовалась, не придя на общешкольное мероприятие и не получив потом выговор. Хотя некоторые любили ее и ставили пятерки уже по привычке. А кто-то, как химичка, бросал вызов. В основном ее устраивало быть хорошисткой, а не отличницей, потому что так меньше требований, ожиданий, внимания и ответственности. Учебных трудностей Оля не боялась и четко знала, что хочет изучать в школе и продолжит в вузе – в этих предметах она была на высоте. Вот новый разношерстный коллектив студентов – это пугало.

В моменты такого страха, который накатывал внезапно, Оля или переносилась в какие-то неведомые дали, или прогоняла в голове любимую песню, или просто замирала. Она вроде шла, шевелилась, что-то отвечала, делала, но не понимала, что. Страх всегда побеждал в большей или меньшей степени – он руководил Олей, а не она сама. Поэтому даже если люди, особенно мальчики, ей нравились, но не заговаривали первыми или не улыбались, то и Оля оставалась к ним безучастна.

А кто ждал ее за дверью этой палаты?.. Воображение подсовывает картинку, что коридор – средоточие всех ночных монстров, каких она боялась в детстве, точно также боясь выйти из своей спальни. С приходом мамы с работы они все исчезали. А тут, тут… придется справляться перебежками. Или не ходить вовсе. До выписки осталось немного.

Оля встает утром и не видит завтрака. Кто-то стучится в палату. Она затихает, открывать – страшно. Но потом понимает, что это придется сделать и идет. Добрая медсестра улыбается.

- Не пропусти поход в столовую.

- Что-то я не хочу есть.

- Никаких отказов от еды! О, а вот и Маша, - медсестра подзывает девочку лет десяти, чье лицо наполовину обожжено. Тем не менее, девочка улыбается Оле. – Сходишь с ней?

- Привет, - здоровается Маша.

- Привет, - недоверчиво отзывается Оля.

Она непроизвольно делает то, что ей самой больше всего не нравится, - пялится на Машины шрамы. Заметив это за собой, отворачивается от стыда.

- Идем, не то всё вкусное разберут, - шутит Маша.

Она так бодро держится, что Оле стыдно уже за себя. Она идет за Машей медленнее, чем обычно, около стеночки на всякий случай, но не касаясь ее. И живот вроде бы не так болит, пока Маша рядом. Вот и крохотная столовая, где немного таких же лечащихся детей. Оля не выдыхает, она по-прежнему напряжена среди незнакомых лиц, но она дошла до цели, она сделала это!

Можно поставить себе четверочку. И в обед повторить.