Глава пятая. Грабитель

Глава пятая

Грабитель

Все соседи говорили о грабителе. Несколько месяцев назад он забрался в дом в начале улицы. Он пролез в заднее окно солнечным днем, когда в доме никого не было. Унес вилки и картины. Теперь он двигался от начала улицы к концу – обчистил дом с одной стороны, потом – с другой.

Каков наглец, говорили люди. Попадется непременно. Вчера ночью обворовал дом восемь, на будущей неделе залезет в дом девять.

Но нет – он выжидал три или четыре недели и перескакивал на дом одиннадцать. И прямо на следующий день ограбил номер двенадцать. Крал телевизоры, видеомагнитофоны, компьютеры, статуи, драгоценные камни. Он умел вскрывать замки, взбираться по водосточным трубам, отключать сигнализацию, отодвигать задвижки на окнах, ладить со злыми собаками и уходить с добычей средь бела дня незамеченным. Он был волшебник, маэстро кражи. Он был невидим, неслышим, невесом. Он не оставлял следов на клумбах, отпечатков пальцев на дверных ручках.

Полиция была озадачена. Наблюдать за улицей отрядили двоих в штатском, в автомобиле без опознавательных знаков. Все знали, кто они такие. Они сидели в машине, решали кроссворды, ели сэндвичи, пока их не вызвали по какому-то более важному делу. А через полчаса грабитель залез в дом миссис Ласки, богатой старой дамы с длинными желтыми зубами. Она жила одна, и он украл у нее ящик дорогого душистого мыла и трость с серебряным набалдашником. Трость когда-то принадлежала ее прадеду, миссионеру, известному своей свирепостью. Этой палкой он бил по спинам африканских детей, если они плохо учили Библию.

– Она дорога мне как память! – причитала миссис Ласки, рассказывая об этом несчастье маме Питера. – В девятнадцатом веке она три раза объехала вокруг света. И мыло, мое драгоценное мыло!

Когда миссис Ласки ушла, Питер сказал сестре:

– Я рад, что он унес эту чертову палку. Надеюсь, он сломает ее о колено.

Кэт яростно закивала.

– Жалко, зубы у нее не украл!

Дело в том, что, несмотря на ее доброе имя, ребята на улице старуху не любили. Бывают такие несчастные взрослые, которым очень мешает существование на свете детей. Когда ребята играли на улице, она кричала из окна, что они «толпятся перед ее домом». Она считала, что весь мусор, залетавший на ее участок, подбрасывают озорники. Если к ней в садик попадал мяч или игрушка, она выскакивала и конфисковала их. Она всегда была в плохом настроении, а дети еще больше его портили – дразнили ее. Разозлить старуху – это было у них чем-то вроде спорта. Родители Питера говорили, что она немного сумасшедшая и ее надо жалеть. Но детям трудно жалеть взрослого с желтыми клыками, который гоняется за тобой по улице.

Поэтому Питер не огорчился, когда у миссис Ласки украли мыло и палку. Он даже зауважал грабителя. И решил назвать его Мыльным Максом. Настоящий сорвиголова – грабит всю улицу, дом за домом, в возрастающем порядке номеров. Будто сам напрашивается на арест.

Шли месяцы, ограблено было еще несколько домов. Номера пятнадцатый, девятнадцатый, двадцать второй, двадцать седьмой. Никакого сомнения: Мыльный приближался к дому Питера – номеру тридцать восемь.

Питер проводил много времени за расчетами с бумагой и карандашом. Насколько он мог судить, строгой последовательности Мыльный Макс не придерживался. Но если так пойдет дальше, грабитель займется их домом не позже чем через две недели. Но может и пропустить их дом. Питера это огорчило бы. Он твердо решил лично поймать преступника, хотя никому об этом не говорил.

В выходные перед ожидаемым приходом грабителя Томас и Виола Форчун занялись приготовлениями. Томас наглухо запер окна, ввинтив в рамы длинные шурупы. В передней и задней дверях он установил более крепкие замки и повесил замок на боковой калитке. Потом попытался устроить самодельную сигнализацию, но, прикрепляя провод к стене, ударил себя молотком по пальцу, и это привело его в жуткое настроение. И что еще хуже, сигнализация не работала. Устраивать настоящую уже не было времени, да и Мыльного Макса она бы не остановила.

Виола Форчун перенесла любимые садовые инструменты в дом. Она прошла по всем комнатам, собрала картины, лампы, украшения, ценные книги и заперла их в чулане на верхнем этаже. Питер и Кэт спрятали любимые игрушки под кроватями. Как будто ураган, смерч, тайфун надвигался с улицы и грозил унести все, что у них есть. А на самом деле это был маленький старый воришка, хотя и довольно хитрый. Но хитрей ли он Питера?

Питер начал планировать операцию. Первая задача была такая: если он хочет поймать вора, он должен быть дома, а значит, надо отделаться от школы. Можно изобразить болезнь – но тут требуется осторожность. Болезнь должна быть умеренной тяжести. Если притвориться слишком сильно, кто-то из родителей отпросится с работы, чтобы за ним ухаживать. Мыльный Макс увидит, что в доме люди, и минует их дом. С другой стороны, если болезнь слишком легкая, его отправят в школу с запиской, чтобы его освободили от физкультуры. Но если притвориться правильно, его оставят дома одного и попросят старую добрую соседку миссис Фаррар раз в час его проведывать.

Днем после уроков он заперся в спальне и стал репетировать плохое самочувствие. Чтобы выглядеть бледным, он попудрил лицо мукой. В зеркале он имел вид ожившего трупа. Он пожевал перец, чтобы поднялась температура. С этим он переборщил. Рот и горло горели огнем, температура подскочила. Его могли отвезти в больницу. Тогда он подумал, не лучше ли симулировать подвернутую щиколотку. Он захромал взад-вперед по маленькой своей спальне. Теперь он был похож на мальчика, который превращается в краба. Так он совершенствовался в своей болезни три дня; на четвертый мама принесла новость. Ограбили мистера Баден-Бадена с женой – дом тридцать четыре. Всего два месяца назад они потратили тысячи на новейшую систему сигнализации, с красными и синими мигалками, звуковыми датчиками и оглушительной сиреной. Мыльный Макс будто просочился сквозь стену их дома и украл четырехсотлетней давности теннисную ракетку в стеклянном ящике и проеденную червями табуретку для рояля, на которой, по преданию, две минуты сидел пятилетний Моцарт.

– Ну не возмутительно ли? – сказала Виола Форчун.

– Безобразие, – согласился Питер.

Но когда мама ушла, он в восторге потряс кулаками. Мыльный Макс приближается! У Питера не было никаких оснований думать, что их дом, номер тридцать восемь, будет следующим. Но он приготовился, потому что хотел, чтобы так было, и этого почему-то казалось достаточно. Не мог он и знать того, кто будет следующей жертвой грабителя. Мог только гадать, но решил, что Мыльный Макс посетит их через четыре дня или пять.

И вот он готовился к мнимой болезни и одновременно придумывал западню для вора. В воображении его теснились разные люки, сеть, падающая с потолка, золотой слиток, обмазанный суперклеем, электрический провод, присоединенный к дверным ручкам, макеты револьверов, отравленные дротики, лассо, веревки с блоками, молотки, пружины, галогеновые фары, свирепые собаки, дымовые завесы, лазеры, стальные струны рояля, садовые вилы. Но Питер был не дурак. Он прекрасно понимал, что все эти устройства могут сработать, но воспользоваться ими одиннадцатилетнему почти невозможно.

В то воскресное утро он лежал в постели и думал. И вдруг сообразил, что смотрит на старую мышиную норку в плинтусе возле кровати. Мышей теперь в доме не было. Норка, наверное, уходила под стену и дальше под половицы. Потом он посмотрел наверх, на полку, где хранил самое ценное свое имущество, – и тут родилось решение. В любом случае его способ должен быть простым. Вот мышиная нора, а наверху – прошлогодний подарок на день рождения, – он как будто смотрит на него и говорит: «Используй меня! Используй меня! »

Питер сел за стол, взял лист бумаги и дрожащей рукой написал записку, может быть, самую важную записку за всю его жизнь. Он положил ее в конверт, заклеил, надписал конверт и отнес вниз к столу, где хранились хозяйственные счета. Он засунул туда же конверт, так чтобы его не было видно, но легко было найти. На конверте печатными буквами было написано: «Открыть в случае моей внезапной смерти».

Виола Форчун гордилась тем, что хорошо понимает своих детей. Она чувствовала их настроение, знала их слабости, их тревоги и все остальное гораздо лучше их самих. Например, она понимала, когда Питер или Кэт устали, задолго до того, как они сами это почувствуют. Она знала, когда у них портится настроение, хотя сами они об этом еще не подозревали. В тот воскресный вечер она заметила, что Питера несколько раз пришлось звать к ужину и что доел он свою порцию с трудом, – от остальных это могло укрыться, но не от нее. Когда ему предложили добавку, верхняя губа у него вздернулась от скрываемого отвращения. А был на ужин бифштекс с хрустящим картофелем фри под целым прудом кетчупа. Наконец она сказала:

– Питер, миленький, ты плохо выглядишь.

– Я прекрасно себя чувствую, – ответил он со вздохом и провел ладонью по лицу.

– По-моему, тебе надо пораньше лечь, – сказала Виола.

– Не думаю, – сказал Питер, но мать заметила, что сказано это было без обычной решительности.

После ужина, когда ему велели надеть пижаму, он сопротивлялся только для виду. А через двадцать минут она заглянула к нему в комнату – и он уже спал. Он меня не обманет, подумала Виола, отходя на цыпочках. Ему в самом деле нездоровится.

Питер не спал до полуночи и разрабатывал план. Утром мама сама убедилась, какой он бледный и вялый. Измерила ему температуру. Ничего серьезного, но ясно – в школу ему нельзя, напрасно он просится. Читать и смотреть телевизор может. Договорились с миссис Фаррар. Питера посадили на диван в гостиной.

Отец зашел попрощаться и сказал:

– Видно будет, что в доме кто-то есть, и это неплохо. Включи телевизор погромче. По крайней мере, отпугнешь грабителя.

Все ушли. Питер выключил телевизор и вытянулся под одеялом, прислушиваясь к скрипам и шорохам дома, погружавшегося в тишину. Сейчас он еще не ожидал вора – не в половине же десятого утра. Он был уверен, что грабитель рано не встает. Мыльный Макс, наверное, спит до полудня, долго и медленно завтракает, планируя следующее дело за чашкой крепкого кофе, и читает газеты с известием об аресте его старых друзей.

Утро и в самом деле прошло спокойно. Заходила миссис Фаррар, угостила домашним печеньем. Питер смотрел телевизор, читал книги, проверил свое оборудование, прошелся по дому, выключил кое-где свет и задернул шторы в гостиной, чтобы его не видно было снаружи. С улицы дом выглядел пустым. Питер уже ощущал беспокойство. Он съел оставленный ему обед, хотя еще не проголодался. Телевизор и книги надоели, а главное, надоело ждать. Он бродил по комнатам. Подкрался к окну и выглянул. На улице тихо, скучно, воров и в помине нет. А вдруг это все глупая ошибка. И лучше бы в школу, там хоть приятели.

Прихватив на всякий случай свое антиграбительское оборудование, он поднялся к себе в комнату. Из окна хорошо просматривалась улица в обе стороны. Никого, ничего, хоть бы машина какая проехала. Он лег на кровать и закряхтел. Ловить грабителей, должно быть, увлекательно, а такого скучного, пустого дня, как нынче, он и вспомнить не мог. Оттого что притворялся больным и все утро ничего не делал, он чувствовал усталость.

Он закрыл глаза и забылся. Не совсем заснул, а слегка задремал. Он помнил, что лежит на кровати, и слышал звуки, долетавшие с улицы через открытое окно. Сначала далекие шаги, и они приближались. Потом скрежет, сухой и резкий, как будто что-то волочили по камням, – он делался все громче и наконец замер. Дремота была еще не такой глубокой, и Питер сознавал, что вообще-то надо открыть глаза. Надо встать и закрыть окно. Но лежать было так уютно, тело было мягким и тяжелым, как воздушный шарик, наполненный водой. Поднять веки и то требовало труда. А снаружи происходила какая-то возня, прямо под окном. Мягкое ритмичное постукивание вроде шагов, но медленнее, словно кто-то поднимался по приставной лестнице. И сердитое пыхтение, с каждой секундой становившееся громче.

Питер пришел в себя и открыл глаза. Перед глазами – окно. Он увидел конец алюминиевой лесенки, прислоненной к подоконнику, и руку, стариковскую морщинистую руку. Затем показалась вторая и ухватилась за подоконник. Питер зарылся в подушки. От страха он забыл свой тщательно продуманный план. Он мог только смотреть. В окне появились голова и плечи. Лицо прикрывали клетчатый шарф и шапка, натянутая на лоб. Человек застыл на секунду и заглянул в комнату, но Питера не заметил. Потом с кряхтеньем и раздраженным бормотанием: «Черт бы это все побрал» – полез в окно. Влез, оглядел комнату, но Питера все равно не увидел – тот лежал так тихо, что мог сойти за узор на покрывале.

Грабитель сунул руку в карман, достал пару черных перчаток и быстро надел. Потом размотал шарф и сдвинул шапку на затылок. Но это был не мужчина. Питер не мог сдержаться и вскрикнул от неожиданности. Грабитель посмотрел на него без удивления.

– Миссис Ласки, – прошептал Питер.

Она улыбнулась своей желтой улыбкой и вздернула брови.

– Да, я сразу увидела тебя, когда влезала. И думала: когда же ты меня узнаешь?

– Но вас ведь ограбили на прошлой неделе…

Она посмотрела на него с жалостью: до чего же глупый.

– Вы это придумали, чтобы вас никто не заподозрил?..

Она радостно кивнула. В роли грабителя она была гораздо веселее.

– Теперь не мешай мне заниматься делом, а потом не вздумай проболтаться. Или мне надо тебя убить? – Говоря это, она шла по комнате и озиралась. – Тут мало что интересного. Но эту я возьму.

Она сняла с полки модель Эйфелевой башни, которую Питер купил в Париже, когда ездил туда со школой.

Вот тут Питер и вспомнил свой план. Он взял с тумбочки фотоаппарат.

– Миссис Ласки? – ласково сказал он.

Она рассматривала игрушки Питера, и когда обернулась к нему, в лицо ей плеснула фотовспышка. И еще – вспышка… вспышка. Сразу после третьей Питер стал перематывать пленку.

– Эй, отдай мне камеру, мальчишка. Ну-ка! – На последнем слове голос ее взвился до визга. Она протянула руку, дрожа от гнева.

Питер вынул кассету с пленкой. Одной рукой он подал ей аппарат, а сам перегнулся через край кровати и другой рукой сунул кассету в мышиную норку.

– Ты что там делаешь, мальчишка? Камера пуста.

– Правильно, – отозвался Питер. – Ваши фотографии – там. Вам их ни за что не достать.

Скрипнув коленями, миссис Ласки присела и заглянула в нору. Потом с сердитым пыхтением встала.

– Ох, ох, – рассеянно произнесла она. – Ты прав. Кажется, мне все-таки придется тебя убить. – С этими словами она вытащила пистолет и нацелилась Питеру в голову.

– Мне бы этого не хотелось, – ответил Питер. – Но если вы настаиваете, то сначала вам надо кое-что знать. И по-честному, я сам вас должен предупредить.

– Тогда давай быстрее, – сказала она с хмурой желтозубой улыбкой.

Питер торопливо заговорил:

– Здесь в доме спрятан конверт с надписью: «Вскрыть в случае моей внезапной смерти». А в письме сказано, что в мышиной норке – снимки грабителя, и притом убийцы. Им понадобятся ломик и кувалда, но они постараются, я уверен.

Старуха не меньше минуты переваривала эту информацию, и все время пистолет был нацелен на голову Питера. Потом она его опустила, но не убрала.

– Очень хитро, – рявкнула она. – Но ты не до конца все продумал. Если я тебя застрелю, фотографии найдут и меня арестуют. А если не застрелю, ты отнесешь снимки в полицию и меня все равно арестуют. Так что спокойно могу тебя застрелить – просто ради удовольствия. И в наказание за то, что так осложнил мне жизнь.

С громким щелчком она взвела затвор и снова нацелилась на Питера. Тот хотел соскочить с кровати, по-прежнему держа руки над головой. Это было трудно. Ему очень не хотелось, чтобы его застрелили. Всего через неделю день рождения, и он надеялся получить новый велосипед.

– Миссис Ласки, подождите, – затараторил он. – Я об этом думал. Если пообещаете, что больше не будете воровать и вернете все награбленное, тогда я попробую выудить снимки и отдам вам. Честно.

Она прищурилась, обдумывая его слова.

– Хм. Знаешь, вернуть все это добро будет непросто.

– А вы можете ночью – и оставлять у людей на крыльце.

Миссис Ласки убрала пистолет. Питер опустил руки.

– Знаешь, – начала она вкрадчивым голосом, – я надеялась обработать всю улицу до конца. Может, я уж закончу?..

– Извините, – сказал Питер. – Пора остановиться. Это мое предложение. Если оно вас не устраивает, давайте стреляйте в меня.

Она отвернулась в нерешительности, и Питер с тревогой подумал, что сейчас она так и сделает. Но она вынула шарф, обмотала нижнюю часть лица, нахлобучила шапку, отошла к окну и стала спускаться.

– Знаешь, я замечательно поразвлеклась эти последние месяцы. Теперь опять придется кричать на детей.

– Да, – вежливо согласился Питер. – За это вас не могут арестовать.

Она еще раз сверкнула желтыми зубами и скрылась. Питер услышал скрип алюминиевых ступенек под ее ногами и скрежет лестницы, утаскиваемой от стены. Он сел на край кровати, опустил голову на руки и вздохнул. Пронесло.

Он так и сидел в этой позе, когда на лестнице в доме затопали чьи-то ноги. Распахнулась дверь, в комнату ворвался отец, нагнулся над Питером и взял его за руку.

– Слава богу, ты цел, – задыхаясь, сказал Томас Форчун.

– Да. А то чуть было…

– Ты уснул здесь. И очень хорошо, – сказал отец. – Ты не слышал. Он унес телевизор, одеяло и все мыло из ванной. Прорезал стекло в боковом окне и вывинтил шурупы…

Отец что-то еще говорил, а Питер смотрел на мышиную норку. Несколько дней после этого он часами пролеживал на животе, шаря в норе проволокой из распрямленной вешалки. А на улице, когда он проходил мимо старухи Ласки, она делала вид, что не знает его. Слова своего она не сдержала, украденного так и не вернула, а грабежи между тем продолжались до самого конца улицы. Если бы он нашел снимки, она отправилась бы в тюрьму, поэтому он все шарил и ковырял проволокой в норе. Но так и не нашел кассету и модель Эйфелевой башни тоже не нашел.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 678 9 Следующая ⇒