«ЗАПОВЕДНИК»

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ

ТАКСИСТ. Держись!

ЛИЗА. Что?

ИЗОТОВ. Что это было?

ТАКСИСТ. Проскочил!

ЛИЗА. Мы где?

ИЗОТОВ. Подожди….

ТАКСИСТ. Заяц. Это заяц был.

ИЗОТОВ. Я думал….

ТАКСИСТ. Да нет, нормально. Чуть-чуть занесло….

ИЗОТОВ. Чуть-чуть.

ЛИЗА. Я дальше спать буду, хорошо?

ТАКСИСТ. Это часто бывает.

ИЗОТОВ. Как безумный….

ТАКСИСТ. Они на фары реагируют. Нервы не выдерживают.

ИЗОТОВ. У зайца нервы?

ТАКСИСТ. На них так браконьеры охотятся – со светом.

ИЗОТОВ. Я тоже испугался.

ЛИЗА. Расскажи что-нибудь?

ИЗОТОВ. Ты не спишь что ли?

ЛИЗА. Вы так орете….

ТАКСИСТ. Мы тут чуть зайца не сбили.

ЛИЗА (бормочет). Зайку бросила хозяйка. Под дождем….

ТАКСИСТ. Еле разминулись, представляете.

ИЗОТОВ. Она опять заснула.

ТАКСИСТ. Правильно. Так и дорога незаметно пройдет.

ЛИЗА. Ты мне обещал рассказать что-нибудь.

ТАКСИСТ. Нет, не спит.

ИЗОТОВ. Что тебе рассказать?

ЛИЗА. Ты мне про свою семью рассказывал.

ИЗОТОВ. А хочешь, расскажу, как мои родители познакомились?

ЛИЗА. О, давай. Интересно.

ИЗОТОВ. Ну, если только действительно интересно.

ЛИЗА. Интересно. (Зевает. )

ИЗОТОВ. В город, к моему отцу в тот день должна была приехать любовь всей его жизни. Это был день, когда все решалось. Отец готовился к ее приезду, долго убирался в квартире, купил даже себе новый костюм, который, очень плохо сидел на нем и выбежал из дому на два часа раньше, чем надо.

ЛИЗА. Откуда ты знаешь, что он плохо сидел? Я про костюм.

ИЗОТОВ. В жизни не было костюмов, которые бы ему шли. Так уж он устроен, мой отец. На чем это я. … Да, он долго выбирал цветы, и потом бежал по улице, потея, в новом костюме, и размахивая нелепым букетиком гвоздик. Возле самого вокзала, куда вот-вот должен был приехать поезд и привезти любовь всей его жизни, он сшиб женщину. Просто не заметил в толпе и толкнул со всего размаха плечом маленькую смуглую женщину, совершенно неприметную. Она была такой неприметной, что ее можно было бы случайно толкнуть даже на пустой площади. Женщина была на последней стадии беременности. Когда она упала на асфальт, то ли от толчка, то ли оттого, что пришло ее время, она начала рожать. Отец не мог оставить ее, ведь это он был во всем виноват. Так они и познакомились, мои родители. Вместе с ней он поехал в больницу, где в тот же день на свет появился я….

ТАКСИСТ. Хорошая история.

ИЗОТОВ. Да….

ТАКСИСТ. Спит?

ИЗОТОВ. Ей это просто не интересно.

ТАКСИСТ. Устала.

ИЗОТОВ. Просто у нее такой вид. Она выглядит как хронически уставший человек. Слишком бурная молодость. Лет пять назад, я даже не мечтал к ней приблизиться. Она была… такая….

ТАКСИСТ. Королевна?

ИЗОТОВ. С другой планеты.

ЛИЗА. Я всё слышу.

ИЗОТОВ. Спи давай.

ТАКСИСТ. А сейчас?

ИЗОТОВ. Давайте о чем-нибудь другом? Почему когда я сказал, что мне надо ехать сюда, меня сразу к вам направили?

ТАКСИСТ. Не берется больше никто.

ИЗОТОВ. А. Понятно.

ТАКСИСТ. Что понятно?

ИЗОТОВ. Ну… не знаю.

Смеется, потому что действительно не знает.

ТАКСИСТ. Живу я там. Дом у меня там. А в городе просто работаю.

ИЗОТОВ. У меня там тоже дом.

ТАКСИСТ (недоверчиво). Да ладно? Я всех знаю.

ИЗОТОВ. Папой клянусь!

Смеются.

ИЗОТОВ. Изотовы.

ТАКСИСТ. А вот оно как. Большой деревянный дом возле колодца…

ИЗОТОВ. Это наш. Как там мой дядя, живой еще?

ТАКСИСТ. А вы не знаете?

ИЗОТОВ. Я же не общался с ним лет, наверное, с семи. Отец с ним поссорился, я был совсем маленький. Поделили дом на две части, замуровали двери, построили забор и сделали индивидуальные выходы из участка. Вот, собственно и все.

ТАКСИСТ. На него это не похоже. Кто строил забор? Ваш отец?

ИЗОТОВ. Вы мне не сказали – живой он?

ТАКСИСТ. Живой. Он часть этого места, а такие не умирают.

ЛИЗА (во сне). Тумбочка.

ИЗОТОВ. Что?

ЛИЗА (приподнимая голову). Подъезжаем? Где мы?

ТАКСИСТ. Не так быстро как на лошади, но уже скоро.

ИЗОТОВ. В смысле?

ТАКСИСТ. Это же ваш дядя так говорит, что лошадь всегда быстрее машины.

ИЗОТОВ. Да?

ТАКСИСТ. Потому что когда ты едешь на машине – время для тебя растягивается, а когда на лошади – сжимается.

ИЗОТОВ (с иронией). Ну да. Не поспоришь.

ТАКСИСТ. Подъезжаем. Газонаполнительную станцию уже видно.

ИЗОТОВ. Газостанция… я ее помню. Там газом всегда пахло.

ТАКСИСТ. Чем же ей еще пахнуть?

ИЗОТОВ. Смотрите!

ЛИЗА. Что случилось?

ИЗОТОВ. Телефон к сосне привязан веревкой. Красный такой!

ТАКСИСТ. Я думал, опять заяц.

ИЗОТОВ. Красиво – дисковый красный телефон и плечики для пиджака на ветке.

ЛИЗА. Помоечная такая красота.

ИЗОТОВ. Четырнадцать лет здесь не был, волнуюсь. Всё, кажется – как раньше должно быть.

ТАКСИСТ. У нас ничего не меняется, как в заповеднике.

ИЗОТОВ. Вот это было бы по-настоящему круто, если как раньше.

ТАКСИСТ. Вот увидите.

ИЗОТОВ. Быстрей бы уже приехать. Действительно, так время тянется….

ТАКСИСТ. Для того чтоб быстрее, надо было на лошади ехать.

ИЗОТОВ. Как в детстве.

ТАКСИСТ (поправляя). Как всегда.

Библиотека. Звонит красный дисковый телефон. На стопке книг, как на табуретке сидит Федор, парень лет шестнадцати. Он читает книжку и не реагирует на телефонный звонок. Из глубины помещения, осторожно передвигаясь между выстроенными башнями стопок книг, к нему идет Ольга. По пути она снимает с себя черный пиджак, вешает его на плечики, берет трубку.

ОЛЬГА. Библиотека. Код Да Винчи? Сейчас посмотрю.

Выдерживает паузу, снимает нитку с рукава пиджака, наматывает на палец, беззвучно считая буквы алфавита.

ОЛЬГА. Вы знаете, она, к сожалению, на руках. Да. Я сразу же… да. Всего доброго.

Кладет трубку.

ФЕДОР (не отрываясь от книги). Вычитал такую фразу. Автор Иосиф Ареопагит один из отцов православной церкви. Пишет – вечность перпендикулярна времени. Это как?

ОЛЬГА. Мм-м… это он, по какому поводу?

ФЕДОР (невозмутимо). По поводу вечности.

ОЛЬГА. Федя, я тебе сейчас вот так вот прямо не отвечу, но я подумаю. Как похороны прошли? Ты ходил?

ФЕДОР. Да. В девять утра. Он хотел, чтобы его похоронили по времени Калькутты и Бомбея.

ОЛЬГА. Много пришло?

ФЕДОР. Академик Котомцев приходил. Скрипел как старое дерево. (Изображает. ) Я на кладбище стою, как на своей лестничной площадке – здесь квартира тех, здесь квартира этих…. Потом эти тетушки-литераторши…. Почему они всегда вместо одежды носят эти черные чехлы для мебели? Они так себе писательниц представляют?

ОЛЬГА. Мода такая. Чего они приходили?

ФЕДОР. Ну, как обычно – «сегодня мы провожаем в последний путь крупнейшего в мире специалиста по хинди. Родина не оценила величины его таланта, оценят потомки».

ОЛЬГА. Ты очень злой.

ФЕДОР. Я как погода. Погода плохая – я плохой.

ОЛЬГА. Понятно. Без зонта сегодня лучше не выходить.

ФЕДОР (соглашаясь). Не выходить.

ОЛЬГА. Какие еще новости?

ФЕДОР. Вечность перпендикулярна времени.

ОЛЬГА. Ясно. Что еще?

ФЕДОР. У нас гости. В жизни не догадаешься кто.

ИЗОТОВ. А сам он где?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. На озеро поехал на велосипеде. У него привычка такая, знаете.

ИЗОТОВ. Ну а как же, отлично знаю. А вы…?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. А я не катаюсь на велосипеде. (Замечает Лизу. ) Здравствуйте.

ЛИЗА. Здравствуйте. Изотов, а горячей воды здесь нет что ли?

ИЗОТОВ. Это Лиза. А это Сергей Сергеевич, он у моего дядьки сейчас гостит.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Не по своей воле, заметьте.

ЛИЗА. Я тоже не по своей воле.

ИЗОТОВ (протягивая чашку с чаем Лизе. ) Будешь?

ЛИЗА. Разве что голову этим помыть. (Сергею Сергеевичу, из вежливости. ) Так вы значит…?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я из астрономической обсерватории….

ЛИЗА. Изотов, я совсем не стерва, ты же знаешь.

ИЗОТОВ. Сергей Сергеевич, одну минутку. (Негромко. ) Лиза я вот прямо сейчас не могу решить твою проблему, но поверь….

ЛИЗА. Ну и ладно.

ИЗОТОВ. То есть?

ЛИЗА. Ну не можешь, значит, не можешь.

ИЗОТОВ. Лиза ты меня пугаешь.

ЛИЗА. Не понимаю, о чем ты говоришь. Давай лучше сходим погулять. Вещи я тем более уже все разложила.

ИЗОТОВ (озадаченно). Давай. Вот только с Сергеем Сергеевичем договорю.

ЛИЗА. Отлично. (громче. ) Так на чем вы остановились, Сергей Сергеевич?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я из астрономической обсерватории….

ЛИЗА. О, Господи. Изотов, постучи ко мне в дверь, как соберешься.

ИЗОТОВ. Да, хорошо.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Красивая.

ИЗОТОВ. Красивая и нервная. Вы говорили, вы ученый?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Да. Астрономией занимаюсь.

ИЗОТОВ. Кому-то она нужна еще эта астрономия?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Мне нужна. Науке нужна. У нас совершенно уникальное там место, национальное достояние. Еще Николай I определил обсерваторию как охранную зону.

ИЗОТОВ. Впору загордиться.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Простите?

ИЗОТОВ. Да так, глупости. И что у вас там охраняют?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, у нас много чего там находится. Нулевой меридиан, например. Он у нас как раз посередине Круглого Зала проходит. От него до двадцатых годов отсчитывали время в России. Служба времени у нас находится.

ИЗОТОВ. Хорошо рассказываете.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я привык. У нас часто экскурсии, ну и я вроде как гидом работаю. Из правительства бывают люди, из академии наук. А я каждый раз думаю, может, помогут. Оборудование старое, главный телескоп вообще трофейный.

ИЗОТОВ (внезапно заскучав). Ясно.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. При этом количество кандидатов наук и докторов у нас такое, что позавидовали бы в любом европейском университете.

ИЗОТОВ (равнодушно). Понятно. Я это…

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. А сейчас там земля очень дорогая. Хотели уже и развлекательный центр устроить и комплекс оздоровительный и бензоколонку. Нас уже и грабить пытались и жечь….

ИЗОТОВ (обрывая). Я, пожалуй, пойду, Сергей Сергеевич.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Вот недавно приезжали к нам ребята. Мы, сначала решили, что они хотят денег дать. Стол им сделали, какой смогли, организовали как бы фуршет. Потом показали везде, провели по территории….

ИЗОТОВ. Да, конечно. Всего доброго.

Уходит.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Время ускоряется.

ИЗОТОВ (останавливаясь). Что?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (с тоской). Я если там не сижу, приборы, они же погрешность дают в плюс. Вот оно с каждым днем и ускоряется.

ИЗОТОВ (возвращаясь). Это как?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Им там понравилось у нас. Тем ребятам из города. Говорят – будем телевизионное шоу запускать. Про каких-то астрономов. У нас же в обсерватории приборы, коридоры, лаборатории, одним словом экзотика. Ну, нас на это время и распустили. Я им сразу же заявил – если за погрешностями не следить, время будет ускоряться. А они мне отпуск выписали. Мне и почти всем сотрудникам. Как я уже говорил, нам и корпуса поджигали, и лаборатории взламывали, а тут приехали из телевиденья, отпуска всем выписали и всё.

ИЗОТОВ. Может, зайдете? А то как-то стоим, через забор разговариваем, неудобно.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Да нет спасибо, за приглашение.

ИЗОТОВ. Холодно. А я вас чаем напою. Горячим.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Нет не холодно. Знаете, как ваш дядя говорит?

ИЗОТОВ. Он и про это говорит?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Что, простите?

ИЗОТОВ. Интересно говорю, продолжайте.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Он говорит – не человек мерзнет, а только его кожа. Внутри-то у нас тепло, понимаете?

ИЗОТОВ. Не совсем.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Если представить себе, что мерзнет только эта пленка, которой обернута наше тело, то знаете, совсем не холодно становится. Вот попробуйте, представьте.

ИЗОТОВ. Я….

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (обрывая). Тс-с-с…. Попробуйте.

Пауза.

ИЗОТОВ. Я думаю, что это мой дядя вам сказал к нам не заходить. А вы его ослушаться боитесь. (Заговорщицки. ) А мы ему не скажем. Пойдемте.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (неуверенно). Да?

ИЗОТОВ. Совершенно точно. Не волнуйтесь.

Обходит забор, до этого преграждающий ему путь к Сергею Сергеевичу и открывает калитку. Сергей Сергеевич выходит в калитку, делает пару шагов за Изотовым, потом резко поворачивается и начинает уходить.

ИЗОТОВ (заметив). Сергей Сергеевич?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (удаляясь). Я вспомнил, мне же в библиотеку надо! Здесь совершенно необыкновенная библиотека, вам обязательно надо там побывать!

Появляется Лиза.

ЛИЗА. Изотов, слушай сюда….

ИЗОТОВ (нервно). Лиза что? Что, Лиза, Что? Вода кончилась холодная? Что случилось?

ЛИЗА. Изотов, ты почему не сказал, что у вас тут совершенно офигенский чердак? Я туда сейчас слазила – там море всего интересного.

ИЗОТОВ (другим тоном). Да? Тебе понравилось? Правда?

ЛИЗА. Бери вино, стаканчики и полезли туда прямо сейчас, я там как раз мешки со старым барахлом распотрошила.

Библиотека. Таксист и Сергей Сергеевич, устроившись среди развалов книг, играют в шахматы.

ТАКСИСТ. Шах.

Пауза. Сергей Сергеевич смотрит на часы.

ТАКСИСТ. Шах, Сергей Сергеевич.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (рассеяно). Да, конечно….

ТАКСИСТ (зовет). Оля!

Входит ОЛЬГА, ставит перед таксистом чашку.

ОЛЬГА. С малиной. А откуда они узнали?

ТАКСИСТ. Не спросил.

ОЛЬГА. Голландцы?

ТАКСИСТ. Точно голландцы. Выглядят как немцы, только ростом каждый метра по два.

ОЛЬГА (развеселившись). Может, это немцы-баскетболисты?

ТАКСИСТ. Баскетболистам не нужно столько звуковой аппаратуры. Чемодана три, наверное.

ОЛЬГА. И он дал им согласие?

ТАКСИСТ. Я как понял, нет. Даже спросил их – заранее договаривались, что он для вас играть будет? Они говорят – а деньги? Я говорю – за деньги вы будете на такси ездить. А он творческий человек, может взять деньги, может бесплатно сыграть, а может и совсем отказаться.

ОЛЬГА. Задумались?

ТАКСИСТ. Задумались.

ОЛЬГА. Жалко их.

ТАКСИСТ (соглашаясь). Русская рулетка, как она есть.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (внезапно). А что у нас было?

ТАКСИСТ. Шах у нас был.

ОЛЬГА. А кто еще кроме этих голландцев приехал?

ТАКСИСТ. Племянник его приехал. Смешной такой, в окно смотрел как волчонок. Говорит, четырнадцать лет здесь не был.

ОЛЬГА (показывая). А он как задумается, вот так пальцами делает, да?

ТАКСИСТ. Да. А ты его знаешь?

ОЛЬГА. Ну, так…. Как он?

ТАКСИСТ. Интересный. Всю дорогу истории рассказывал.

ОЛЬГА. Он когда рассказывает….

ТАКСИСТ. Он когда рассказывает, совсем другим становится. С виду довольно невзрачный тип. Это у них с матерью семейное, как я понял. Но когда начинает говорить, загорается, как китайский фонарик.

ОЛЬГА. Подсвечивается.

ТАКСИСТ. Оля, если бы у меня была память как у тебя, я бы, наверное, с ума сошел. Четырнадцать лет ведь прошло.

ОЛЬГА. Работа такая.

ТАКСИСТ. А с ним ехала королева. Настоящая. Таких невозможно завоевать. Только если они сами….

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Вот как я похожу. (Возвращает фигуру на место. ) Нет, не так.

ОЛЬГА. Сергей Сергеевич, чаю вам налить?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Нет, я… спасибо, не надо.

ОЛЬГА. Сейчас принесу.

Встает, уходит. Со стороны улицы заходит Федор. В его руках книжка, которую он читает на ходу. Закрывает, оглядывается по сторонам.

ФЕДОР. Здрасьте.

ТАКСИСТ. Привет, Федя. Ты чего?

ФЕДОР. Да вот книжку оставить. Она где?

Таксист машет рукой внутрь библиотеки.

ФЕДОР. Скажете, что я заходил? Я книжку здесь оставлю.

Кладет книгу среди таких же книг.

ТАКСИСТ. Да, хорошо. (Федор выходит. ) Сергей Сергеевич, почему вы такой сегодня молчаливый? Рассказали бы чего-нибудь?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. А что вас интересует?

ТАКСИСТ. Как любого нормального таксиста, меня интересуют исключительно вопросы бытия. За-чем? Ответьте, и я отстану.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (отрываясь от доски). Ответить на что, простите?

ТАКСИСТ. Вопрос следующий – Зачем?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, тут все просто….

ТАКСИСТ (перебивая). Я так и знал, что все просто.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Теория простая. Вот, к примеру, звезда. Она состоит преимущественно из водорода и гелия.

ТАКСИСТ. Допустим.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Происходят термоядерные процессы, вырабатываются всякие другие элементы, железо, например. Потом, когда водород в этой топке заканчивается, происходит сжатие материи и взрыв. Звезда разлетается остывающими кусками материи.

ТАКСИСТ. Это ответ на вопрос «зачем? ».

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (невозмутимо). Так образуются планеты. Они не могут не образовываться. Это все физические законы, понимаете?

ТАКСИСТ. Понимаю. Ну?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Образуются планеты, происходит процесс окисления, зарождается жизнь. Все это следствие установленных физических законов вселенной. Как гравитация, как то, что яблоко падает. Законы не меняются, поэтому все происходит по одному и тому же алгоритму. Понимаете?

ТАКСИСТ. Пытаюсь понять.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. То, что мы сидим с вами здесь, это следствие тех же физических законов. Например, расстановка фигур на этой доске, зависит оттого, как вы походили раньше. Алгоритм решения шахматной задачи зависит от сложившейся в процессе эволюции функциональной работы вашего мозга. Ваш мозг в свою очередь, это усложненный эволюцией орган, который в самом начале происходит от нервной клетки какой-нибудь амебы. Так, пятясь назад, мы возвращаемся к звезде. И путь от взрыва звезды до этой комнаты совершенно прямой, он один, других нет, и он отвечает простейшим физическим законам. Грубо говоря – яблоко падает сверху вниз, и только благодаря этому у вас такая прическа, а за окном непогода.

ТАКСИСТ (потрясенно). А…. И все? Без вариантов?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Ну да.

Пауза. Таксист передвигает фигуру.

ТАКСИСТ. Мат. Вам мат.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Еще партию?

Таксист внезапно сметает фигуры на пол. Смотрит на Сергея Сергеевича.

ТАКСИСТ. А то, что я поступил нелогично, это тоже запрограммировано?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (невозмутимо). Получается, что так получается.

ТАКСИСТ. А если я вас сейчас убью? Я буду делать то, что было решено еще там? Внутри звезд?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Ну да. Вообще-то это только одна из теорий….

Таксист встает. Под его ногами хрустят шахматные фигуры. Пауза. Таксист уходит. Сергей Сергеевич становится коленями на пол, подбирает фигурки.

Входит Ольга, одетая так будто собирается на улицу.

ОЛЬГА. А где Николай?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Ушел. Хотите в шахматы? Или вы куда-то торопитесь?

Ольга садится на стул.

ОЛЬГА (рассеяно). Я даже не знаю. Никуда, наверное….

Начинает раздеваться, снимает с шеи платок.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Давайте партейку. Королева, правда, поломалась, но мы можем вместо нее крышечку от бутылки использовать. Хотите?

ОЛЬГА (устало). Хочу. Хочу крышечку вместо королевы.

Чердак. Изотов, сидя прямо на полу, наливает вино по двум пластиковым стаканчикам. Чуть слышно глухое бряцанье рояля.

ИЗОТОВ. Готово! А у тебя?

Из-за стоящего чуть ли не посередине шкафа появляется Лиза. Она одета в старомодное платье со шляпкой, которые, тем не менее, очень ей идут.

ЛИЗА. Все есть, кроме обуви. Ну и ладно, буду босиком. (Берет стакан. ) За что пьем?

ИЗОТОВ. За нас?

ЛИЗА. Ага.

Выпивает.

ИЗОТОВ. Тебе здесь, правда, понравилось?

ЛИЗА. Вроде того. Платья прикольные.

ИЗОТОВ. Это тети платье.

ЛИЗА. А где она сама?

ИЗОТОВ. Умерла. Дядька после этого совсем перестал куда-то выбираться. Так с тех пор здесь и живет. Сначала его звали в город, просили, чтобы он сыграл, деньги предлагали. Потом, после очередного отказа перестали.

ЛИЗА (допивая вино из стаканчика). Интересно…. Ну что, может любовью по быстренькому?

ИЗОТОВ. Давай.

Отставляет вино в сторону, протягивает руки к Лизе. Та вдруг замечает что-то, невидимое нам.

ЛИЗА. Ой, смотри, туфли! А вдруг мой размер?

Скрывается за шкафом. Изотов берет вино, пьет мелкими глотками. Рассказывает и как всегда, во время рассказа загорается, увлекаясь историей. Время от времени из-за шкафа вылетают и падают на пол туфли, которые по всей вероятности не подошли Лизе по размеру.

ИЗОТОВ. А вот здесь была ванна. Почти посередине чердака. В одно время на том скате крыши, с чужой стороны, была здоровенная дыра, сквозь которую хлестал дождь. Отец сказал, что он не собирается ремонтировать крышу своему брату, но когда нас в очередной раз затопило, он решил что надо что-нибудь предпринимать.

ЛИЗА. Тут целый мешок туфель! Такие все смешные!

ИЗОТОВ. Выбирай себе любые!

ЛИЗА. Отлично! Ну и что твой папа?

ИЗОТОВ. В один прекрасный день он затащил на чердак ванну и поставил ее прямо под дырой. Мама называла это – объект. Объект под дырой в крыше. Отец нашел выход из положения, не нарушив свое слово – никогда не ремонтировать чужую часть дома. Я любил здесь бывать, на чердаке. Ванна наполнялась дождевой водой, днем в нее через дыру, как прожектор, бил солнечный луч и я любил ложиться в нее, брать дыхательную трубку и погружаться под воду целиком.

ЛИЗА. Зачем?

ИЗОТОВ. Подслушивал, что делается там, на дядиной стороне. В воде все звуки становились объемными, я слышал практически каждое его движение, как он ходил по комнате, садился за рояль, долго, долго сидел за ним не шелохнувшись, потом брал какой-то резкий, неприятный аккорд. Потом опять тишина. Потом вдруг начинал играть какую-то популярную музыку тех лет, но при этом он ее, странным образом искажал. От этого становилось как-то страшно. Он как будто разрушал эти нехитрые мелодии. Изнутри.

Задумчиво отпивает вино из стаканчика. Появляется Лиза, демонстрируя ноги в найденных туфлях.

ЛИЗА. Смотри. А? Нравится?

ИЗОТОВ. Нравится. Ты мне нравишься. А вот все остальное…. Зря мы сюда приехали?

ЛИЗА. Может и зря. Я еще не решила. Хотя платье очень крутое.

ИЗОТОВ. Довольно тоскливо здесь. Когда представляю, что здесь всю жизнь можно прожить, у меня сразу поднимается температура.

ЛИЗА. Прими аспирин.

ИЗОТОВ. Как ты думаешь, он гений?

ЛИЗА. Ничего я не думаю, кроме того, что ты на нем зациклен, на своем дяде.

ИЗОТОВ. Я помню, я не видел его целую зиму, а когда мы сюда приехали на все лето, я все старался его увидеть. Он меня просто притягивал к себе. (Пожимает плечами. ) Наверное, потому что он был такой тайной, про которую в нашей семье не принято было говорить. Я его караулил целыми днями, но никак не мог увидеть. Каким-то образом наши пути не пересекались. Он жил как осторожный лесной зверь, который много раз избегал ловушек охотника. У него уже выработался определенный нюх, интуиция на посторонних. А в последний день, мы уже должны были уезжать, и я в последний раз был на Щучьем озере.

ЛИЗА. Мы туда сходим?

ИЗОТОВ. Обязательно. Это недалеко.

ЛИЗА. И тогда на озере….

ИЗОТОВ. Там мы и столкнулись. Представляешь, от неожиданности, мне ничего не пришло в голову как похвастаться своими школьными отметками. Я сказал ему, что у меня в табели все четверки и совершенно нет троек. Я просто хотел, чтобы меня похвалили.

Лиза чувствует что-то по интонации, с которой говорит все это Изотов. Она садится рядом с ним на пол и осторожно обнимает его рукой.

ЛИЗА. Тебя не похвалили?

ИЗОТОВ. Он сказал, что четверки это самая плохая отметка в мире, что лучше получать двойки, и что люди с четверками это те люди, которых никто никогда не запоминает. Они – посредственности, которым не стоит заполнять собой мир.

ЛИЗА. Ну и что?

ИЗОТОВ. Он прав, понимаешь. Тогда я обиделся, но еще я почувствовал, что он прав.

ЛИЗА. Хочешь сказать, что после этого ты стал учиться хуже?

ИЗОТОВ. После этого я стал замечать, как легко остальным забыть обо мне, о том, что я есть.

Молча пьют вино.

ИЗОТОВ. Разве нет? Это не так?

ЛИЗА. Ты знаешь, Изотов, так временами не хочется быть стальной бабой-сукой-стервой, ты даже себе не представляешь.

ИЗОТОВ. Ты это к чему?

ЛИЗА. Да потому что смотрю я на тебя и понимаю, что самое худшее, что я могу тебе предложить это жалость. С такими как ты нельзя быть жалостливыми.

ИЗОТОВ. Я и не прошу.

ЛИЗА. Да перестань…. Как ты думаешь, зачем я с тобой сюда поехала?

ИЗОТОВ. Боюсь думать. Даже точно – не хочу знать.

ЛИЗА. Потому что боишься, что я скажу – из жалости. Нет не из жалости, Изотов, а потому что вокруг не понять что. То ли весна, то ли зима, то ли осень. Вокруг холодно, мерзко, а с тобой тепло, ты уютный, ты истории умеешь рассказывать, как никто не умеет. Понимаешь?

ИЗОТОВ (мгновенно повеселев). Ну, это даже приятно все слышать.

ЛИЗА. И тут ты привозишь меня в какое-то совершенно дикое место, заводишь на чердак, садишься на пол и начинаешь напрашиваться на жалость? Я уезжала не с этим человеком, а с другим! Понятно?

ИЗОТОВ. Все понятно.

ЛИЗА. В общем, прекращай жаловаться немедленно!

ИЗОТОВ. Так точно!

ЛИЗА. Люди специально для этого семьи заводят, понимаешь? Но мы то с тобой не такие, мы то не для этого!

ИЗОТОВ. Не для этого!

ЛИЗА. Чтобы я больше ничего такого от тебя не слышала! Ясно?!

ИЗОТОВ. Обещаю, больше никогда! Клянусь!

ЛИЗА. Тебе нравится мое платье?!

ИЗОТОВ. Да!

ЛИЗА. А туфли?

ИЗОТОВ. Да! Очень!

ЛИЗА. Ну, тогда иди ко мне!

Смеются, обнимаются прямо на полу.

ИЗОТОВ. Подожди, тут что-то мне в бок впилось….

Достает из-под себя одну из разбросанных по полу туфель и бросает ее в сторону.

ЛИЗА. Бинго!

В библиотеке на пол обрушивается одна из стопок книг, выстроенных почти до потолка. Прыгая на одной обутой ноге, и поджимая под себя босую, появляется Ольга. Среди развалов книг находит пару, обувает. Начинает складывать книги обратно в стопку. Так ее и застает вошедший Марсел. Он высокий и белобрысый. Говорит без акцента.

МАРСЕЛ. Здравствуйте, открыто?

ОЛЬГА. Да. Простите, я тут…, у меня авария.

МАРСЕЛ. Я помогу.

Присаживается рядом с Ольгой, подает ей книги, она снова складывает их в стопку.

ОЛЬГА. Вы что-то хотели?

МАРСЕЛ. Хотел вам помочь. Слушайте, меня зовут Марсел.

ОЛЬГА. Ольга. Викторовна.

МАРСЕЛ. Ольга Викторовна?

ОЛЬГА. Да нет, просто Ольга. Я просто так представляюсь, потому что, кажется, что уже пора, чтобы так звали, а когда слышу, как другие меня называют по имени-отчеству, в общем, … это ужасно.

Смеются.

ОЛЬГА. Я еще не готова. А у вас имя такое интересное. Марсель?

МАРСЕЛ. Марсел. Но можно и Марсель. Я из Голландии.

ОЛЬГА. Правда? Вы очень хорошо говорите….

МАРСЕЛ. Я картавый. Мне сложно. (Делает паузу, сосредотачиваясь. ) «Р-р-р», мне сложно это произносить.

ОЛЬГА. Я бы никогда не догадалась.

МАРСЕЛ. Спасибо. Я заканчивал факультет славистики в городе Гронинген.

ОЛЬГА. А я знаю, зачем вы приехали.

МАРСЕЛ. Откуда?

ОЛЬГА. Сорока на хвосте принесла.

Пауза.

МАРСЕЛ (осторожно). Как именно?

ОЛЬГА (смеется). Это поговорка такая. Мне таксист рассказал, который вас привозил. Он местный, здесь живет.

МАРСЕЛ (улыбаясь). Отлично. Отличная сорока. А можно вас спросить, почему вы так книги храните? Это же неудобно. На полках лучше.

ОЛЬГА сразу же перестает улыбаться.

ОЛЬГА. Ничего не лучше.

МАРСЕЛ. Но вот если вы хотите достать нижнюю?

ОЛЬГА. А не надо доставать нижнюю.

МАРСЕЛ (не замечая изменения в настроении Ольги). А если очень нужно?

ОЛЬГА. Нужно, значит нужно. (Выпрямляется. ) Спасибо, остальные книги я потом соберу.

Резко встает, идет к конторке.

ОЛЬГА. Вы что-то ещё хотели?

МАРСЕЛ. Я вас обидел, Ольга?

ОЛЬГА (смутившись). Знаете, столько дел, просто времени ни на что не хватает, вот я и спрашиваю.

МАРСЕЛ. А я не займу у вас много времени.

ОЛЬГА. Простите, я, наверное, очень грубо с вами. Может, вы чаю хотите?

МАРСЕЛ. Да, спасибо, только я не очень хочу чай.

ОЛЬГА. Ну а что тогда? Простите.

МАРСЕЛ. Вам уже сорока привезла про нас с Йорном. Йорн это мой друг. Он музыкальный менеджер.

ОЛЬГА. Да, вы музыку хотите записать. Только я при чем?

МАРСЕЛ. Я же наводил справки, понимаете. Мы заходили к маэстро. Он поговорил с нами, но мы так и не уяснили, будет он согласен или нет. Он нам рассказал про… пушкинистов. Правильно я вспомнил?

ОЛЬГА. А что пушкинисты?

МАРСЕЛ. Он сказал, что мы должны бояться пушкинистов. Это кто изучает Пушкина? А потом про Бетховена и пушкинистов. Мы не поняли, у него такая странная манера говорить.

ОЛЬГА. Он когда в настроении в день несколько таких теорий выдает. Он говорил вам, что бы вы избегали толкований. В том смысле, что созданное один раз произведение могут разрушить только созданные много раз версии. Когда он играет Бетховена, например, это ничем кроме как Бетховеном не назовешь. В этой музыке нет его, ни как автора, ни как исполнителя. Только Бетховен. Этого очень сложно добиться.

МАРСЕЛ (искренне). Это очень интересно. Мне нравится такие мысли.

ОЛЬГА. Да, он всегда очень вдохновенно говорит.

МАРСЕЛ. Вы так хорошо его понимаете. Мне сказали, что он здесь только с вами общается. Правда?

ОЛЬГА. Он просто ко мне привык.

МАРСЕЛ. И ходит сюда и разговаривает с вами. Да?

ОЛЬГА (осторожно). Да. А что?

МАРСЕЛ. Мы предлагали ему гонорар. Сразу большая сумма. Просто мы очень заинтересованы. А потом смотрим и понятно, что в деньгах у него не нужды. Мы же не глупые. Если бы я жил как он, мне бы тоже не нужны были деньги. Правильно?

ОЛЬГА. Вы все правильно понимаете, Марсел.

МАРСЕЛ. Для него будет удачно, если мы его запишем. Просто он гений, он не понимает что ему нужно. Вы за него переживаете, волнуетесь.

ОЛЬГА. А, вы хотите, чтобы я вам помогла?

МАРСЕЛ. Да. Но это же всем хорошо. Люди будут слушать его музыку, будут знать кто он такой, он проживет дольше. Намного дольше, чем сейчас.

ОЛЬГА. Нет.

МАРСЕЛ. Нет? Как нет? Вы же хотите лучше для него?

ОЛЬГА. Я хочу лучше для себя.

МАРСЕЛ. То есть?

ОЛЬГА. Он приходил за книгами в библиотеку целых десять лет. И только три года назад заговорил со мной в первый раз не о том, какая книга ему нужна, а о чем-то другом.

МАРСЕЛ. О чем?

ОЛЬГА. Вы совсем ничего не понимаете? Я говорю вам, я не хочу ошибиться, сделать что-то не то. Я не хочу терять его доверие. Если я приду просить его, он сразу всё поймет, и… всё. Всё кончится тут же.

МАРСЕЛ. Это вам дороже?

ОЛЬГА. Да, мне это дороже. Простите.

МАРСЕЛ. Да ничего. Может быть, если вы не передумали, мы попьем чай?

ОЛЬГА. Конечно, попьем, Марсел. Вы извините меня, что я не могу вам никак помочь. Я вижу, что вы хороший человек и не желаете ему зла, но… простите.

МАРСЕЛ. Ничего страшного, мы попробуем его еще убедить. Спасибо, (строгим тоном) Ольга Викторовна.

Оба улыбаются. Входит Лиза. В ее руке книга.

ОЛЬГА. Здравствуйте.

ЛИЗА. Второй день здесь, а уже столько слышала о вашей библиотеке. Не могла не зайти.

МАРСЕЛ. Добрый день, меня зовут Марсел.

ЛИЗА. Вы иностранец, да?

МАРСЕЛ. Голландец.

ОЛЬГА. Вы что-то хотели?

ЛИЗА. В основном посмотреть. Да, вот еще книгу с собой в поездку взяла почитать. Выбрасывать жалко, так, может, вы себе ее возьмете?

Дает Ольге книгу, которую принесла с собой.

МАРСЕЛ. Вы не любите книги?

ЛИЗА. Люблю, просто у меня нет своего дома. То есть постоянного. И поэтому такая роскошь, как библиотека это просто не для меня.

МАРСЕЛ. У меня большой дом в Ляйдене, прямо возле канала и очень много книг.

ЛИЗА. В Ляйдене я не была, только в Амстердаме.

ОЛЬГА (возвращая книгу). Простите, такая книга уже есть.

ЛИЗА. Так будет две. Разве плохо? Возьмите, она интересная, про всякие там загадки, музеи, приключения.

МАРСЕЛ. Вы были в Голландии?

ОЛЬГА (опять возвращая книгу). Нет, спасибо. Мне запрещают брать книги, которые уже имеются в каталоге и в наличии.

ЛИЗА (рассеяно забирая книгу). Да? Ну ладно. Что вы сказали сейчас?

МАРСЕЛ. Я говорю, вы уже бывали в Голландии?

ЛИЗА. Да, пару раз. А у вас в вашем доме есть свой садик? Я не помню, как это называется….

МАРСЕЛ. Есть. Правда, он совсем крошечка.

ЛИЗА. Это лучше чем когда гектары как у моей бабушки в брянской области, поверьте мне.

МАРСЕЛ (пожимает плечами). Да? Ну, может быть.

ОЛЬГА. Еще что-нибудь?

ЛИЗА. Да нет, мне на самом деле пора идти, а то Изотов проснется, не найдет меня рядом и сразу запаникует.

МАРСЕЛ. Можно вас проводить?

ОЛЬГА. Вы ему привет передавайте.

ЛИЗА. Кому? Изотову? (Марселу. ) Проводите, а то уже к вечеру дело, а освещение здесь как-то не налажено. Темно.

МАРСЕЛ. Я же с удовольствием. (Ольге. ) Спасибо, за понимание, я пойду.

ОЛЬГА (волнуясь). Вы передадите, не забудете?

ЛИЗА. Всего доброго… э-э-э….

МАРСЕЛ (улыбаясь). Ольга Викторовна.

ОЛЬГА. Ольга из библиотеки.

ЛИЗА. Из библиотеки? Да, скажу. (Марселу. ) Пойдемте. Расскажете мне, откуда вы так хорошо говорите по-русски.

Идут к выходу.

МАРСЕЛ. Я же жил в Москве два года. Мы с друзьями занимали один брошенный дом.

ЛИЗА. Вот про сквоты я всё знаю, наверное….

Уходят. Ольга замечает забытую Лизой на конторке книгу. Берет ее, выбегает вслед ушедшим. Пауза. Возвращается с книгой. Не знает, что с ней делать – выбросить не может, положить на полку тоже не может. Садится на пол, открывает, погружается в чтение.

Изотов ремонтирует диван. Диван старый, у него отваливается спинка, которую он все время пытается приделать на место. Спинка отваливается в очередной раз, из-под дивана выкатываются несколько стеклянных шариков. Изотов на коленях собирает их по полу. Входит Лиза. Она в том же старомодном платье, которое было найдено на чердаке.

ЛИЗА (с иронией). Я вижу, ты весь в работе.

Изотов протягивает ей шарики.

ИЗОТОВ. Смотри, тайник свой нашел. А как прятал, не помню.

ЛИЗА. Отлично. (Кивает на диван. ) Ну что с этим монстром? Получается?

ИЗОТОВ. Ну, так. Не очень.

ЛИЗА. Может, на полу поспим сегодня? Натащим одеял, подушек, старых шуб. И заживем. Как в своем собственном домике.

ИЗОТОВ. Этот диван только моему отцу был в пору. Он продавлен по его размеру.

ЛИЗА. Удобно разношенный диван.

ИЗОТОВ. Именно.

Лиза садится на краешек дивана.

ЛИЗА. Уже вечер.

ИЗОТОВ. Так быстро.

ЛИЗА. Хожу тут одна, людей пугаю.

ИЗОТОВ. Людей видела? Ну, надо же. В это время на улицах никого.

ЛИЗА. А ты со мной не хочешь гулять.

ИЗОТОВ. Ну, я тут вроде занят был.

ЛИЗА. Стеклянными шариками любовался?

ИЗОТОВ (улыбается). Вроде того.

ЛИЗА. Дядя твой это рыжий старик с таким тонким, высоким голосом. Правильно?

ИЗОТОВ. Ты его видела?

ЛИЗА. Фрик полнейший.

ИЗОТОВ. А где ты его встретила?

ЛИЗА. Я его не встречала, это он меня подкарауливал здесь у калитки. А ты разве не слышал? Мне кажется, весь поселок слушал, как он орал только что.

ИЗОТОВ. Он здесь?! Подожди, я сейчас.

Изотов выбегает, оставив Лизу одну. Лиза, подбирает один из шариков лежащих на полу, оглядывается по сторонам. Подходит к кадке, из которой торчит палка много лет назад засохшего кактуса, делает в земле углубление и прячет шарик туда. Засыпает ямку землей.

ЛИЗА. У меня теперь есть клад, кто найдет, тот и богат.

Отходит от кадки. Одновременно с этим входит Изотов.

ИЗОТОВ. Упустил опять. Черт.

ЛИЗА. Невелика потеря, я тебе скажу. Пренеприятнейшая личность.

ИЗОТОВ. Что он там тебе наговорил?

ЛИЗА. Я даже не успела понять ничего. Мне показалось, он из кустов вынырнул, как Фредди Крюгер в каком-то свитере полосатом. Кричит, - «Как вы смеете!? Как вы смеете так ходить! » Походка моя ему не понравилась? Побежал в дом. Я остановилась, думаю – если с ружьем выбежит, значит так Изотову и надо. Это он меня сюда на смерть привез, это он всю жизнь потом мучаться будет.

ИЗОТОВ. И что?

ЛИЗА. Через секунду выбежал обратно. За ним этот его, звездочет вышел. Я думала, остановит, а он вместо этого на крылечко сел, стал на нас смотреть.

ИЗОТОВ. А дядя?

ЛИЗА. Всунул мне зеркальце в руки. Такое, знаешь, маленькое, для бритья. «Смотрите! » - кричит. Я кстати посмотрела. Знаешь, Изотов, мне кажется, местный воздух не улучшает цвет лица.

ИЗОТОВ (с нетерпением). Дальше то что?

ЛИЗА. Отдаю ему зеркальце с видом снежной королевы. Говорю, спасибо, я уже это все с утра видела. Он хватает зеркальце и бежит в дом. Потом этот звездочет тоже встает и тоже в дом заходит. Я стою и понимаю, что все вокруг происходит по логике «Алисы в стране чудес» - все бегают, орут, руками машут, и, в общем-то, при этом ничего не происходит.

ИЗОТОВ (мрачно). Платье.

ЛИЗА. «Все страньше и страньше». А в другом переводе я читала – «все чудеснейше и чудеснейше». Или еще вот так – «все чудесатее и чудесатее».

ИЗОТОВ. Не надо было платье это надевать. Оно же тете принадлежало. Черт. Он мне теперь никогда не простит.

ЛИЗА (безразлично). А. Вот оно что.

ИЗОТОВ. Ты не понимаешь. Он же любил ее. Она, наверное, единственная, кто могла с ним разговаривать. А тут ты, в ее платье. Наверное, это для него был удар.

ЛИЗА. Мне показалось, что он улыбался, когда убегал в последний раз. Я думаю, твой дядя просто считает, что его жизнь, это художественная акция. Вот и устраивает шоу. А звездочета позвал побыть зрителем. Вот как мне кажется. Просто ты его недооцениваешь.

ИЗОТОВ (ворчливо). Как же, недооцениваю я…. Это не улыбка, это у него нервный тик такой, я это хорошо помню.

ЛИЗА. А ты не думал, что это он улыбку всегда за нервный тик выдавал, а не наоборот?

Пауза.

ИЗОТОВ. Да черт его знает. Если так, то еще хуже получается – он автор, а все вокруг просто статисты его перформанса.

ЛИЗА. С такой ролью ты не согласен?

Пауза.

ИЗОТОВ. Я часто думаю – про кого эта история? Вроде бы я сам все делаю, вроде бы никого внутри меня, кроме меня нет, а иногда такая мысль появляется – вдруг я только второстепенный персонаж. Не главное лицо истории. Просто очень хорошо продуманный, с массой мелочей и деталей персонаж. Появляюсь когда надо и исчезаю когда надо. Ни секундой раньше, ни секундой дольше. И ничего от меня не зависит, кроме как во время сказать – «кушать подано». Вроде бы я все время на сцене, а эта история все равно не про меня. Постоянно такая неуверенность в себе….

Пауза.

ИЗОТОВ. Что ты еще видела?

ЛИЗА. А на что тут смотреть, Изотов? Разрушенное кафе-стекляшка, пожарное депо, колодец, горелый автомобиль на обочине. Все какое-то сырое, старое. И с прозеленью.

ИЗОТОВ. Ты знаешь, я себя чувствую каким-то виноватым все время, что тебя сюда притащил. С другой стороны, здесь так спокойно, думается хорошо.

ЛИЗА. Думается хорошо, только мысли все какие-то пустяковые. Типа – вот воробей сидит. Оп. Улетел. Мне тридцать лет. Оп. Опять прилетел. Дома как не было своего, так и нет. Нет. Это другой воробей. Тот с бровями был. Ну и в таком духе.

ИЗОТОВ. Ты извини меня, если что.

ЛИЗА. Прощальное воскресенье сегодня? Почему это я тебя извинять должна?

ИЗОТОВ…..

ЛИЗА. Ты знаешь, Изотов, ты как-нибудь тоже борись со своими комплексами. Я, между прочим, по своей воле сюда приехала. И если ты думаешь, что я надеялась увидеть здесь что-то невероятно крутое, то ты ошибаешься.

ИЗОТОВ (делано бодро). Ладно. Ну что, спать будем? Уже ночь.

ЛИЗА. Давай. Хотя совсем спать не хочется. Кстати, «Ольга из библиотеки», это что?

ИЗОТОВ. Стихотворение. Кажется из раннего Мандельштама.

ЛИЗА. Изотов, ты за дуру то меня не держи. Ассоциативный ряд следующий –библиотека, девушка, старый поселок.

ИЗОТОВ. Она здесь?

ЛИЗА. Да, еще как здесь. Библиотекарем работает. О тебе услышала, вся аж задрожала.

ИЗОТОВ. Библиотекарем? Понятно. Как она?

ЛИЗА. Давай, рассказывай. У вас что, роман был?

ИЗОТОВ. Да. Кажется.

ЛИЗА. Кажется?

ИЗОТОВ. Ну, я не знаю, как это назвать. Это когда смотришь на человека, понимаешь, что он то же понимает все и хочет того же, а шаг навстречу почему-то не делает, и ты тоже не делаешь, потому что самое лучшее в этой ситуации, это не делать шаг, а просто смотреть и понимать и чувствовать, что он тоже понимает. Я понятно выразился?

ЛИЗА. В целом да. Хотя я в таких случаях всегда просто брала и подходила.

ИЗОТОВ. Ну, это же ты.

ЛИЗА. Да потому что вы все идиоты, Изотов. Ты и твоя «Ольга из библиотеки». Жизнь вот так пройдет, а ты так и не узнаешь, вдруг это было то самое.

ИЗОТОВ. Наверное.

ЛИЗА. А почему она свою жизнь в этой библиотеке гробит? Я же вижу, что гробит. Из-за всей этой вашей романтики?

ИЗОТОВ. Не ругайся.

ЛИЗА. Ну, извини. Ни один человек не заслуживает того, чтобы его обозвали романтиком.

ИЗОТОВ (усмехается). Вот именно. А про библиотеку, это прямо целая история.

ЛИЗА. Ничего, время у нас есть.

ИЗОТОВ. Если верить Сергею Сергеевичу, то это не так уж и верно. Все вокруг ускоряется, и мы не успеваем уложиться в отведенное для нас время.

ЛИЗА. А ты не верь Сергею Сергеевичу. Рассказывай.

ИЗОТОВ. Ее прадед, ротмистр Ефимов, когда покинул конно-гвардейскую армию и ушел в отставку, осел в этих местах. Увлекся по моде того времени Блаватской, Безант, Рерихами и собрал одну из крупнейших в России теософскую библиотеку. К тому времени, когда дед Ольги вступил в наследство, все оно состояло из библиотеки. А вследствие того, что дед прочел все книги библиотеки, он был реально очень умным человеком. Поэтому когда пришла советская власть, он сориентировался достаточно четко, и быстро-быстро перевел библиотеку в народную собственность. С одним условием – библиотекарем будет он и никто другой. Публично сжег на площади какое-то количество книг, из тех, что были у него в двух экземплярах, и уже на другой день вступил в должность.

ЛИЗА. То есть у них это родовая повинность?

ИЗОТОВ. Именно. Потом на смену заступил отец Ольги, на его место должен был прийти ее брат. Я как раз был здесь в последний раз, летом. Он тогда утонул на озере. Купались с друзьями, ныряли с лодки, ну и… вот. Я не знал, что теперь она библиотекарь. Тогда она собиралась поступать в институт в городе. В тот же ВУЗ, что и я. Было грустно, что я не увидел ее среди своих новых одногрупников, когда поступил. Решил, что она провалилась на экзаменах.

ЛИЗА. Иногда мне кажется, что людям зря предоставлена возможность прожить целую жизнь. Они недостойны этого шанса.

ИЗОТОВ. Не говори так о ней, пожалуйста, мне это неприятно.

ЛИЗА. Как скажешь. (Вспомнила. ) Слушай, а я ей хотела в библиотеку сбагрить ту макулатуру, которую в дорогу взяла почитать. Она отказалась.

ИЗОТОВ. Ну, понятно. Все книги, что лежат там, отобраны годами селекции. А она, правда, меня вспомнила?

ЛИЗА. И не мудрено. После того, что ты мне рассказал, мне кажется, что та любовь, которая у вас НЕ случилась, могла быть у нее вообще самым ярким событием. (Поеживается, представляя себе это. ) Бр-р-р…. Это ж надо так бездарно прожить жизнь.

ИЗОТОВ. А нам осталось пару дней. Но если ты хочешь, можем уехать раньше.

ЛИЗА. Давай уже до конца. Мне кажется, у меня редкий шанс накопить здесь столько экзистенции, что хватит на все самые хмурые утра и самые долгие и тоскливые ночи.

II ЧАСТЬ.

Библиотека. Федор сидит, рисует на большом листе ватмана. Ольга дочитывает книгу, захлопывает ее.

ОЛЬГА. Дочитала.

ФЕДОР. Ну и что?

ОЛЬГА. Как будто куда-то вышла пока читала. Ничего не помню.

ФЕДОР. Зашла?

ОЛЬГА. Кажется да. Что ты рисуешь?

Пауза. Федор не отвечает, рисует.

ФЕДОР. У таксиста у нашего, у дяди Коли депрессия. Снял колеса с машины, сидит в беседке, самовар топит.

ОЛЬГА. Что с ним?

ФЕДОР (не отвечает). Нашел себе собеседника. Старый физик-ядерщик, тот самый, который апокалипсисы коллекционирует. Сидит в беседке рядом с Дядь Колей, тетрадка открыл и бубнит ему из своей коллекции. Я услышал только кусок фразы. Что-то вроде, что после того как Венера превратится в пар, взрыв достигнет Земли через шестнадцать с половиной часов.

ОЛЬГА. То-то я смотрю ни один, ни другой у меня не появляются.

ФЕДОР. Да ну его. С ним можно только о резком потеплении, резком похолодании да о метеоритах разговаривать. И истории все его заканчиваются одинаково.

ОЛЬГА. Ты мне не ответил, что рисуешь.

ФЕДОР. Дом, где дядь Коля живет, рисую.

Ольга подходит, смотрит на рисунок.

ОЛЬГА. Так, это Николай, это друг его…, а это кто?

ФЕДОР. Это Алексей Леопольдович Браун. Пенсионер.

ОЛЬГА. Он там не живет?

ФЕДОР. Сейчас?

ОЛЬГА. А это?

ФЕДОР. Софья Соломоновна. Она работала машинисткой в Смольном в семнадцатом году. Это ее дочь, такая толстая. Они вместе живут.

ОЛЬГА. А этот с кружками вместо глаз?

ФЕДОР. Это не кружки, а очки. Это латышский стрелок, он слепой. А одноногая женщина, это Евгения Ивановна, она в коннице у Буденного служила. Ей за это здесь жилплощадь выделили.

Пауза. Ольга смотрит на Федора.

ОЛЬГА. Федя, а зачем ты их всех в одном доме поселил?

ФЕДОР. Зачем я их нарисовал? Подарок тебе. Повесишь на видном месте.

ОЛЬГА. Федя!

Федор не отвечает, уходит, оставив рисунок Ольге.

Сергей Сергеевич и Изотов играют в шахматы.

ИЗОТОВ. Шах и мат.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Ещё?

ИЗОТОВ. Сергей Сергеевич, я практически не играю в шахматы, но если честно, вы не играете вообще. Даже удивительно.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Последняя партию и я пойду.

Начинают расставлять фигуры.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Мне эти шахматы подарил один из телевизионщиков. А я никогда особенно шахматами не увлекался, то времени не было, то еще что-нибудь….

ИЗОТОВ. Вы четыре партии подряд проигрываете мне, оттого что я ставлю вам детский мат. Вы извините, Сергей Сергеевич, но я даже не знаю, вы ничему не научитесь, если не будете пробовать играть по-другому.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. А мы вот так походим.

ИЗОТОВ. Так вы проиграете в пятый раз.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я подумаю. Хорошо?

ИЗОТОВ. Хорошо. Вы всегда в этом месте думаете.

Изотов встает, подходит к окну.

ИЗОТОВ. Не могу себя заставить куда-нибудь пойти. Все раздражает. Какое-то отторжение у меня к этому месту. (Поворачивается к С. С.. ) Как вам живется у моего дяди? Он обо мне вспоминает?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я походил.

Изотов возвращается на место.

ИЗОТОВ. Я так и думал. Пожалуйста. Ваш ход.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Тут должен быть….

ИЗОТОВ (подхватывая). …какой-то подвох. (Грустно улыбается. ) Вы если вспомните, поймете какой.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. У вас тут тихо, хорошо. А у нас пианино постоянно играет. С утра до вечера. Ваш дядя говорит, оно какое-то особенное, таких уже не делают.

ИЗОТОВ. Лиза говорит, она вас видела вчера.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. А где, кстати, ваша супруга?

ИЗОТОВ. Она мне не супруга. (Маленькая пауза. ) «Супруга». Слово какое-то на редкость гадкое. «Супруга». «Супруг и Супруга». Я все время думаю, надо делать предложение, жениться. Будем супругами, черт с ним. Меня так никто на плаву не поддерживал как Лиза. Она это умеет. Будет моей супругой. Я уверен с ней хорошо в супружестве. Проживем долгую и счастливую супружескую жизнь. Насупружим какого-нибудь ребенка….

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. А чего вы медлите?

ИЗОТОВ. Не знаю. Я вообще сознательно ничего не делаю, у меня всё само собой получается. Как будто тело за меня всё само решает – что мне нужно, а чего я должен избегать. С головой я только в шахматы играю. Мат вам, кстати. Детский.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (огорченно). Эх ты, незадача. Ещё?

ИЗОТОВ. Сергей Сергеевич, вы мне честно скажите, вы зачем пришли ко мне? В шахматы проигрывать?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Да. Исключительно за этим.

ИЗОТОВ. Тогда простите, я больше не хочу в шахматы играть.

Ложится на диван.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Спать будете?

ИЗОТОВ…..

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Тогда я пойду потихоньку?

ИЗОТОВ. Всего доброго.

Сергей Сергеевич собирает шахматную доску.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. До свидания.

ИЗОТОВ….

Сергей Сергеевич выходит. Тут же возвращается. Нерешительно топчется в дверях.

ИЗОТОВ (замечая его). Созрели?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Созрел. И совсем этого не стесняюсь. Времени у нас сами понимаете, все меньше и меньше, надо торопиться.

ИЗОТОВ (с иронией). Поэтому короткая прелюдия в пять шахматных партий это то, что надо, прежде чем сообщить мне, наконец, зачем вас послал дядя?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Вы смеетесь надо мной, а я, между прочим, парламентарий.

ИЗОТОВ (безразлично). Да я уже понял.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я приступлю?

ИЗОТОВ. Приступайте.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (показывая на доску). Может быть сначала…?

ИЗОТОВ (прерывает). Сергей Сергеевич, нет у меня никакого желания играть в шахматы. Ей Богу.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Хорошо. Я с вашим дядей давно знаком. Он любит послушать всяческие теории, рассказывает в ответ свои, довольно ненаучные. Но, как правило, он в них абсолютно уверен.

ИЗОТОВ. А когда он был в чем-то неуверен?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я понимаю, что это не может не раздражать. Я как старый релятивист понимаю, что в мире может существовать множество правд, и теорий и все они верны только постольку, поскольку мы в них верим.

ИЗОТОВ. Зачем вы все это мне говорите?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я рассказал вам все это, чтобы вы понимали, что я лицо объективное, не нахожусь ни на чьей стороне, и что мне хочется только одного – вернуться в мою лабораторию, где сейчас происходит черт знает что, в мое отсутствие.

ИЗОТОВ. Я вам верю, Сергей Сергеевич. Вам вообще сложно не верить. Вы простите, если я начну выпивать? У меня есть бутылка коньяка. Одна, правда, всего. Я ее с собой привез, потому что помню, какое мы страшное пойло с друзьями пили здесь по юности. Вряд ли что-нибудь изменилось.

(Достает из рюкзака, лежащего на полу начатую бутылку коньяка, зубами выдергивает пробку, сплевывает ее на пол. Делает глоток, морщится. )

ИЗОТОВ. Ничего не изменилось. Хотите? Тут не так много, но она почти целая.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Нет, спасибо.

ИЗОТОВ. Ну и отлично. То есть я хотел сказать – зря отказываетесь. (Отхлебывает прямо из бутылки. ) Хороший коньяк.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я продолжу?

ИЗОТОВ. Ваше здоровье!

Садится на диван.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Иностранцы предложили вашему дяде крупную сумму денег, если тот согласится для них поучаствовать в записи музыки.

ИЗОТОВ. За их здоровье!

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. С другой стороны такой суммой надо еще и с умом распорядиться. Поэтому я пришел с предложением от лица вашего дяди выкупить у вас вашу часть дома. (Вынимает из внутреннего пиджака бумажку, разворачивает, читает. ) На любых финансовых условиях.

ИЗОТОВ. Вот значит как? Его раздражает мое соседство? Ну, тогда я пью за его здоровье!

Выпивает.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Вероятно ваше соседство не при чем, хотя в случае с вашим дядей ни в чем нельзя быть уверенным. Тем не менее, он очень заинтересован в том, чтобы выкупить дом целиком. (Складывает бумажку обратно во внутренний карман. )

ИЗОТОВ. А почему он решил, что я вообще продаюсь? Он что, думает, что я на все готов ради денег? Откуда, на хер, такое высокомерие? Ему даже в голову не приходит, что он может кого-нибудь оскорбить этим своим сраным предложением?!

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я все сказал. Пожалуй, я пойду, а вечером зайду к вам за ответом. Это по времени где-то…. (Смотрит на часы. ) Сбился. Ну, в общем как стемнеет.

Начинает уходить.

ИЗОТОВ. Стойте. Я придумал.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я слушаю.

ИЗОТОВ. Скажите ему, знаете что? Мне не нужен этот дом. Мне не нужно это место. Я надеюсь больше никогда не приехать сюда. Я оформлю дарственную на эту половину дома без всяких денег. Но с одним условием. Я хочу, чтобы он дал концерт. Для всех, для всего поселка, для всех жителей – для спивающихся алкашей, для стареющих профессоров, для одиноких женщин, которые ходят здесь по улицам вечерами и для приезжающих отдыхать, для всех без исключения. Чтобы пришли все кто хочет. Чтобы он не отгораживался – «где я и искусство, а где все остальные». Я хочу, чтобы, в конце концов, он прогнулся и сбацал что-нибудь веселенькое на пианино. И тогда пусть забирает свой дом ко всем чертям. Я понятно говорю?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Может, вы подумаете?

ИЗОТОВ. Я подумал. Сколько я его знаю, вот столько времени я думал. Всё, Сергей Сергеевич, мне больше сказать нечего. Мне жаль, что я не увижу его лица, когда вы ему все расскажете. (Отхлебывает из бутылки. ) Хотя я еще увижу его лицо. На концерте.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Тогда я пойду.

ИЗОТОВ. Шахматы не забудьте. И не забудьте прямо так, и сказать - пацаны просят музончика сбацать.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (повторяет). «…просят музончика сбацать». Ага. До свидания.

Уходит.

ИЗОТОВ (вслед). А то может коньяку?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ (из-за дверей). Спасибо большое, как-нибудь в другой раз….

10.

Комната на втором этаже библиотеки. Здесь книг поменьше, чем на первом этаже. В пустых пространствах между стопками книг проступают очертания дивана, телевизора, тумбочки. На диване сидит Изотов, голый по пояс, в одних штанах. Вид у него всклокоченный. Он растерянно озирается по сторонам.

ИЗОТОВ. Господи, я такой мудак….

Входит Ольга. В ее руке чашка с водой.

ОЛЬГА (с нежностью). Держи, бедолага.

ИЗОТОВ (жадно пьет воду). Спасибо.

Ольга садится рядом с ним, обнимает его. Все действие она упорно не замечает, с каким ужасом воспринимает свое здесь присутствие Изотов. Во всех ее движениях благодарность, нежность и еще то доверие, которое бывает по отношению к очень близким родным людям. Без всякой дистанции, практически по-домашнему. От этого раздражение Изотова на ситуацию, на себя и соответственно на Ольгу со временем все увеличивается.

ОЛЬГА. Ты так красиво говорил. Мне кажется Изотов, ты можешь с любой женщиной делать все что угодно, когда так красиво рассказываешь.

ИЗОТОВ. Оля, если честно, не совсем даже как-то помню, что именно….

ОЛЬГА. Ну, как же? Про тот шаг, который нам осталось сделать, про то, что у нас всего один шанс в жизни узнать друг друга и понять, про то, что это может быть то самое настоящее. (Улыбается. ) Так красиво….

ИЗОТОВ. Ну да. Почему бы и нет.

Осторожно высвобождается из ее объятий, выходит на середину комнаты, оглядывается.

ИЗОТОВ. У тебя тут… прикольно.

ОЛЬГА. А ты разве не помнишь? Здесь почти ничего не менялось с того времени.

ИЗОТОВ. Ну как же, помню. Вот, телевизор, например. Да?

ОЛЬГА. Я все помню так, будто это вчера было. Ты часто вспоминал обо мне?

ИЗОТОВ. Часто.

ОЛЬГА. Как часто?

ИЗОТОВ (торопливо). Да все время. А ты?

ОЛЬГА. Помнишь, тогда, мы стояли вместе на остановке на автобус? Ты был со своим отцом, и я с братом, и ты громко, чтобы я слышала, говорил про то, что послезавтра уезжаешь в город сдавать экзамены.

ИЗОТОВ. Помню. Сколько сейчас времени?

ОЛЬГА. Не знаю, ночь. А потом так же ночью, ты пришел ко мне тогда. (Улыбается. ) Тоже пьяный.

ИЗОТОВ. Я на самом деле хотел извиниться за тот случай. Мы же потом не виделись, я не успел ничего сказать.

ОЛЬГА. Прекрати, ты что, это было так волшебно.

ИЗОТОВ. Просто это могло быть более волшебно, если бы я не был пьяным подростком. Мы так тогда напились на озере. Ужас.

ОЛЬГА. Мой брат, он же с вами был, правильно?

ИЗОТОВ. Да, я ушел, а они еще остались. (Разводит руками. ) Кто ж знал, что так все случится.

ОЛЬГА. Это были самые ужасные и прекрасные сутки в моей жизни. Сначала приобрести тебя, а потом тут же потерять брата.

ИЗОТОВ. Я еще поэтому так быстро ушел. Тут начался переполох, все бегали, рыдали, я подумал, что это не самое лучшее время для выяснения отношений.

ОЛЬГА. Я потом долго-долго думала над тем, что все это значило. Все эти события.

ИЗОТОВ. Это что-то значило?

ОЛЬГА. Я подумала, что, наверное, ты теперь стал моим братом. Вместо него. Но не таким братом, в смысле родственником, а каким-то тайным братом. Ты мой брат-любовник.

ИЗОТОВ. Это… интересная логика.

ОЛЬГА. Я всегда знала, что ты вернешься. А ты?

ИЗОТОВ (быстро). Ну да, конечно. (Маленькая пауза. ) А у тебя был еще кто-нибудь? В смысле после меня? В смысле мужчина?

ОЛЬГА. Да.

ИЗОТОВ (с облегчением). Не сложилось?

ОЛЬГА. Ну, это все-таки другое. Не как у нас. Тебе нравятся мои волосы? Я их специально крашу в черный цвет, потому что ты тогда сказал, что у тебя от них кружится голова. Помнишь?

ИЗОТОВ. Нет. То есть помню. Слушай, Оля… ты в курсе, что я не один сюда приехал?

ОЛЬГА. Я же тебе сказала, что у меня были другие мужчины, и что они ничего не значат для меня. Почему у тебя все должно быть по-другому?

ИЗОТОВ. Ну да, конечно.

ОЛЬГА. Я ее видела. Она очень интересная женщина. Да?

ИЗОТОВ. Интересная. Ты ей тоже понравилась.

ОЛЬГА. Ну, это мне все равно, понравилась ли я ей или нет. Главное, чтобы я тебе нравилась. Я тебе еще нравлюсь?

ИЗОТОВ. Очень.

ОЛЬГА. Я, наверное, выгляжу глупой и несу всякие глупости. На самом деле я другая, я лучше. Просто сейчас я чувствую, что мне можно не задумываться о смысле вещей, о которых я говорю. Сейчас действуют другие законы, чем обычно. Мы с тобой в магическом пространстве, здесь все по-другому.

ИЗОТОВ. Нет, не выглядишь глупой.

ОЛЬГА. Понимаешь, Изотов, так просто в жизни не бывает, чтобы нам было дано целых две ночи волшебства. Мне кажется, я просто сплю еще до сих пор.

ИЗОТОВ. Да. А можно еще водички?

ОЛЬГА подходит к Изотову, нежно обнимает его.

ОЛЬГА. Я полюбила алкоголика и ношу ему, похмельному бедолаге, воду.

ИЗОТОВ. Ага. Здорово. Принесешь?

ОЛЬГА. Конечно.

Целует Изотова и, захватив чашку, уходит, оставив его одного. Изотов за это время, пока ее нет, находит свои вещи, разбросанные вокруг дивана, одевается. Появляется Ольга.

ОЛЬГА. Ты уже одеваешься? А я думала….

ИЗОТОВ. Да мне на самом деле пора….

Чтобы замять конец фразы, берет чашку из рук Ольги, жадно выпивает ее.

ОЛЬГА. А просто со мной побудь чуть-чуть. Я уже совсем забыла, какой ты потрясающий.

ИЗОТОВ. Да не такой уж я потрясающий. Ты зря про меня так хорошо думаешь.

ОЛЬГА. Прекрати. Я знаю про тебя всё. Даже ты про себя столько не знаешь, сколько я про тебя.

ИЗОТОВ. Да? Ты так думаешь?

ОЛЬГА. Я самый лучший в мире изотовед, главный специалист по Изотову. Спроси меня все, что хочешь про себя, я отвечу.

ИЗОТОВ. Ты моего дядю знаешь?

ОЛЬГА. Конечно. Мы с ним часто разговариваем. Он необыкновенный. Это у вас семейное.

ИЗОТОВ (недоверчиво). Он необыкновенный как я?

ОЛЬГА. Нет, по-другому. Ты еще и мужчина. Ты что забыл? Ты мой тайный брат-любовник.

ИЗОТОВ. Я распоследний мудак, Оля. Ты просто не в курсе.

ОЛЬГА. Не обижай его.

ИЗОТОВ. Кого?

ОЛЬГА. Не обижай мужчину моей жизни.

ИЗОТОВ. А что его не обижать? Ты знаешь, что мужчина твоей жизни отколол вчера? Он отдал своему дяде часть дома на том условии, что тот сыграет концерт для фортепьяно перед местными отдыхающими в шляпках-панамках. И чтобы все по-честному – Петрушка за роялем, и рояль не в кустах, а на летней эстраде. Как тебе такой подвиг?

ОЛЬГА. А зачем?

ИЗОТОВ. Потому что меня злость берет, оттого что второй мужчина твоей жизни, не соизволил собственноручно оторвать зад от вертящейся табуретки, прийти ко мне и по-родственному изложить просьбу. Потому что он предпочел вместо этого послать гонца – интеллигентнейшего человека, который мычал эту просьбу наверно часа два, прежде чем всё сказать. Потому что…. Потому что он меня достал!

ОЛЬГА (тихо). Что ты так кричишь? Вовсе он не второй мужчина моей мечты. Только ты.

ИЗОТОВ. …Выстроил себе башню из слоновой кости. Он в башне живет, а я в дощатом сортире, да? Он закрывает глаза, чтобы меня не видеть, а когда случайно замечает, приходит в ужас.

ОЛЬГА. Он не поэтому. Я думаю, он специально все это придумал….

ИЗОТОВ. Конечно специально! А я что говорю, не специально?!

ОЛЬГА (гладит Изотова по плечу). Ты не прав. Ты просто устал.

ИЗОТОВ (успокаиваясь). А кто прав?

ОЛЬГА. Я много времени провела в разговорах с ним. И, кажется, я его немного понимаю. Он не хотел обидеть тебя. Мне кажется, он придумал всю эту историю с домом, потому что думает о тебе.

ИЗОТОВ. Да?

ОЛЬГА. Да, конечно. Мне кажется, это его способ войти с тобой в контакт. Я же вижу, как ты смотришь по сторонам. Как будто через стекло. А он это стекло разбивает.

Пауза.

ИЗОТОВ. Мне надо идти.

ОЛЬГА. Да. Тебе пора.

Она садится на кровать, подобрав по себя ноги. Изотов виновато топчется, не зная, что еще сказать.

ИЗОТОВ. Я не знаю, как будет потом. То есть завтра, например.

ОЛЬГА. Я приду на концерт. Хорошо?

ИЗОТОВ. Да, конечно. Только… я не про концерт, я про нас.

ОЛЬГА. А ты разве не понял? Все что могло случиться, уже случилось.

ИЗОТОВ. В смысле?

ОЛЬГА. Мы с тобой за эту жизнь смогли сделать то, что никто не смог. Мы дважды зашли в одну реку. Банальная такая фраза, но ты извини, я сейчас ничего лучше придумать просто не смогу. Два раза в одну реку. Как будто ничего не изменилось с той последней встречи. Это чудо и этого больше чем достаточно.

ИЗОТОВ (оживляясь). Да, действительно.

ОЛЬГА. Слишком много счастья для нас. Правильно?

ИЗОТОВ. Да. Слишком много.

В первый раз сам подходит и обнимает Ольгу. Она прижимается к нему, закрыв глаза.

ИЗОТОВ (совершенно искренне). Ольга, я такой мудак, ты даже себе не представляешь.

ОЛЬГА. Все я представляю. Я же изотовед, ты не забывай. (Отталкивая Изотова. ) Иди, тебе пора возвращаться к ней.

ИЗОТОВ. Ты знаешь….

ОЛЬГА. Иди, иди. Мы уже все сказали, а я все запомнила. Каждое слово вот здесь.

Показывает себе на лоб. Изотов хочет еще что-то сказать, но потом, передумав, выходит. Ольга остается сидеть на кровати. Она улыбается, уже начав вспоминать то, что стало с этой секунды историей ее жизни. Ложится на кровать, лицом к стене.

11.

Голоса в цифровой записи.

ИЗОТОВ. Я вижу зрителей все больше и больше.

ЛИЗА. Ты нервничаешь.

ОЛЬГА. Добрый день.

МАРСЕЛ. Здравствуйте.

ИЗОТОВ. Я не нервничаю, я просто простыл.

ЛИЗА. Просто простыл. Красиво звучит. Ночевал бы дома, не простыл.

ОЛЬГА. Можно рядом с вами сесть?

МАРСЕЛ. Да, конечно. Вот это место не занимайте, возле пульта. Здесь будет сидеть Йорн.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Добрый день все.

ТАКСИСТ. Точно такой же, как и все остальные.

ИЗОТОВ. Присаживайтесь, Сергей Сергеевич. Сегодня чудесный день, не правда ли?

ЛИЗА. Изотов, я пойду с Марселом пообщаюсь.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. День странный. Утра не было, вы заметили?

ИЗОТОВ. Да, конечно. (Понизив голос. ) Лиза, не уходи от меня, я тебя прошу.

ЛИЗА. Тогда перестань психовать, это очень заметно.

ОЛЬГА. Хотите чаю? У меня термос с собой.

ТАКСИСТ. Нет спасибо. Дома напился.

ЛИЗА. Было бы просто замечательно. Ветер такой пронизывающий, правда?

ОЛЬГА. А я люблю. Люблю все сильное – сильный дождь, сильный ветер.

МАРСЕЛ. Лиза, мы с вами так и не договорили тогда.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Спасибо, очень вкусный чай. Как всегда, впрочем.

ИЗОТОВ. Нет, я не буду.

ЛИЗА. Вы знаете, Марсел, у меня есть пару вопросов к вам и вообще, но я думаю, всё это лучше сделать в нашу следующую прогулку.

МАРСЕЛ. На озеро?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. На озеро ходить холодно и хлопотно. Столько вещей надо с собой взять, это ужас.

ТАКСИСТ. Я могу всех отвезти, только надо заранее договориться.

ИЗОТОВ. Сколько сейчас времени? Кто-нибудь может сказать?

МАРСЕЛ. Только одно маленькое «но». Мы если все запишем, мы будем должны тут же уехать. У Йорна планы о том, как проводить время в России.

ИЗОТОВ. Время не знаете? Ольга?

ОЛЬГА. Понятия не имею. Утро.

МАРСЕЛ. И к тому же, я вроде как на службе, и сопровождаю его всюду.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. У меня племянник, я ему читал детскую книгу, там рассказывалось про то, как тень от маятника часов протерла в стене дыру и та рухнула.

ИЗОТОВ. Это вы мне вместо ответа, правильно?

ЛИЗА. Очень, очень жаль. Изотов, отпусти мне руку, мне больно.

ОЛЬГА. Вы бы напоили его чаем. Если он простудился, то это то, что надо.

ТАКСИСТ. Я вот тут думал над вашими словами.

МАРСЕЛ. Мне тоже очень жаль, Лиза. Я привык к вашему общению.

ЛИЗА. К вашему обществу, правильнее.

МАРСЕЛ. К вашему обществу. Спасибо.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Мне кажется вы, Николай, все близко к сердцу принимаете.

ИЗОТОВ. Прекратите мне пихать этот термос под нос! Марсел, давно хотел вас спросить….

ЛИЗА. Оля, спасибо, вы очень добры. Я могу вас звать на ты?

ОЛЬГА. Нет. Извините.

МАРСЕЛ. Да, я слушаю?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Вообще детские книги читать полезно, они помогают думать.

ИЗОТОВ. Вы вероятно гомосексуалисты с вашим другом Йорном? Пидорасы, если вы знаете, что это такое.

ЛИЗА. Изотов!

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Вы неожиданный человек, Изотов.

МАРСЕЛ. Нет, мы не пидорасы. А что вы имеете в виду?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Хотел взять с собой печенье и забыл. Я теперь начинаю все подряд забывать. Первый раз что-то забыл такое, что до сих пор не могу вспомнить несколько дней назад. С тех пор все так и идет. Наверное, мозг начинает стареть интенсивнее.

ИЗОТОВ. Странно. Вы очень похожи на пидорасов. Ты куда?

ТАКСИСТ. Но вернемся к нашей теме. Я подумал, что ваша теория ничего не меняет. Она есть, и, наверное, даже она правильная, но она ничего не меняет.

ЛИЗА. Сиди один, если ты такой.

ИЗОТОВ. Какой?

ОЛЬГА. Слушайте, Лиза….. Ну послушайте же меня.

ЛИЗА. А у вас здесь миленько.

МАРСЕЛ. Я старался. Ваш друг чем-то расстроен?

ИЗОТОВ. Я расстроен, что не знаю, сколько сейчас времени и никто не может мне этого сказать.

ОЛЬГА. Я, правда, не хотела показаться грубой. Я не люблю казаться грубой, потому что, от этого возникает ощущение, будто я не до конца что-то понимаю.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Вообще не верю ни в какие теории, Николай. Я даже изучаю то, чему нет определения. Мы не знаем что такое время, мы можем только измерять отрезки времени.

МАРСЕЛ. Лиза, расскажете, о чем все говорят?

ЛИЗА. Все пытаются быть вежливыми, Марсел, и стараются заполнять паузы насколько это возможно. Просто это не очень получается.

ТАКСИСТ. Вам, наверное, сложно так жить. Как можно делать то, во что не веришь?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. А во что вы верите?

ИЗОТОВ. Хотите, как-нибудь убьем время? Я знаю пару чудесных историй. А там глядишь, и концерт начнется.

ОЛЬГА. Наверное, правильней с моей стороны было бы вообще сюда не приходить.

ЛИЗА. Но вы же пришли? Мы все надеемся сегодня получить удовольствие от музыки. И вы не исключение.

ОЛЬГА. Я могу поддержать близкого мне человека, только если уйду. Смешно.

ИЗОТОВ. Вот смотрю я на вас…. Вы, наверное, люди с очень хорошим слухом. Ценители фортепианной музыки, да?

ЛИЗА. Изотов не выпендривайся.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Все хотел узнать ваше имя, а то по фамилии как-то неудобно….

ИЗОТОВ. Ничего, так я привык.

МАРСЕЛ. Вот попробуйте надеть наушники. Слышите? Такой сразу объем звука. Потому что с нескольких микрофонов.

ОЛЬГА. Чай кончился. Может мне уйти?

МАРСЕЛ. Попробуйте что-нибудь сказать.

ЛИЗА. Куда? Сюда?

ИЗОТОВ. Скажи что-нибудь… дачное. Или личное.

МАРСЕЛ. Это все равно. Вас отовсюду слышно. Говорите.

ЛИЗА. Не хочу.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Ольга, куда вы? Посидите со мной.

МАРСЕЛ. Мы говорим, и наши голоса записываются сначала сюда, а потом сразу же конвертируются в цифры. Сохраняется все – фон, шум леса, все сохраняется.

ЛИЗА. И ветер? И как сосна скрипит?

ИЗОТОВ. А здесь все и так сохраняется, без вашей техники. И сосна скрипит здесь уже пятьдесят лет в одной тональности. Это же заповедник.

ОЛЬГА. Это потому что дорога далеко отсюда.

ИЗОТОВ. Потому что здесь остановилось время, Оля. Мне кажется, будто я один все это замечаю. Может со мной что-то не так?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Ну и что вы надумали?

ТАКСИСТ. Наверное, я такой же, как все. Я не думал об этом раньше….

МАРСЕЛ, Очень важен фон. И ветер тоже нужен. Это же заметно, когда влажность другая, при которой звуки… происходят? Да, звуки происходят по-другому у инструмента.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. А я скоро назад поеду. У нас там тоже заповедник, техника чуткая и ближе чем на двадцать километров не должно быть никакой засветки, никакой цивилизации. А иначе всё, погрешность приборов будет больше нормы. Поэтому мы немного живем как на острове. Только иногда ночью видно, как на горизонте сияет атмосфера над городом. Зеленоватое такое свечение, похожее на гриб формой.

ОЛЬГА. Очень интересно.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Вот так мы и живем. Дети выросли, уехали в город. Не получилось династии. Ну, это и правильно, должна же быть у них какая-то другая жизнь.

ИЗОТОВ. Когда всё это кончится? А?

ЛИЗА. Изотов я не могу, а главное не хочу быть рядом с тобой двадцать четыре часа в сутки и следить, чтобы ты не делал глупостей. Сам виноват.

ИЗОТОВ. Ненавижу.

ОЛЬГА. А я бы не хотела, чтобы мой голос, куда-то записывали. Я просто чувствую, при этом, что вся, будто по кусочкам распадаюсь. Конец света для меня одной. Личный апокалипсис.

МАРСЕЛ. Но это небольшой кусочек. Мы же все равно в ожидании.

ИЗОТОВ. Я ненавижу себя, когда я начинаю ненавидеть близкого мне человека. Мне кажется, я просто не способен на что-то вечное в отношениях. Обязательно начинается эта фаза, когда сидишь и не понимаешь, что вас связывает вместе.

ЛИЗА. Ты неисключительный. На редкость неисключительный, я бы сказала.

МАРСЕЛ. А я тишину люблю. Мне чтобы нормально жить, надо в день не меньше двух минут тишины. Это очень сложно достичь. Очень мало времени есть, когда абсолютная тишина. Я становлюсь ужасно членовредительский, если мне не дать полного отсутствия звука. Мне здесь очень нравится, я имею здесь тишины по шестнадцать минут в день. Иногда больше. А сегодня такой ветер всё время, что я только мечтаю, что у нас будут эти две минуты.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я помню, с чего все это началось. Школа зимой не отапливалась, все сидели прямо в верхней одежде, а мой учитель размешивал чай в стакане и говорил, что чаинки на дне двигаются точно так же как звезды в галактике, по спирали, постепенно расширяясь. Я запомнил, потому это красиво – галактика в стакане с чаем….

ТАКСИСТ. Есть две разные дороги – сюда и отсюда. Каждый раз, когда я везу сюда кого-нибудь, я думаю, вдруг этот человек изменит все что, я люблю, вдруг раз и навсегда разрушит это место. Когда я еду в город, мне легко, потому что не случилось то, чего я так боюсь, и моя дорога гораздо короче. Это два разные человека, я который едет сюда, и человек, который уезжает.

ИЗОТОВ. Однажды решил сделать подарок девушке. Что за подарок был не важно – какая-то нужная, неинтересная вещь. Несу его, а ветер был как здесь, такой же пронизывающий. Я его несу, руки свои рассматриваю с синими от холода ногтями, и думаю – нет никакого повода у меня лично, для меня лично, чтобы нести этот предмет из пункта А в пункт Б. Единственное, что действительно мне нужно, это чтобы меня оставили в покое. Через секунду отпустило, но с тех пор все время думаю, а что бы случилось, если бы я вдруг начал делать только то, что хочу на самом деле?

ЛИЗА. А мне нравится все неподвижное. Наверное, потому что я тогда понимаю, с какой скоростью двигаюсь я сама. Я однажды несколько лет назад помогала слезть своему другу с иглы. Он жил у меня дома, я его запирала, когда уходила за продуктами, мыла его, поила водкой и не давала то, что он хотел на самом деле. Когда он был еще в состоянии, между приступами, он меня избивал по страшному, как неживой предмет, как боксерскую грушу. Никогда у меня не было такого ощущения полноты жизни, такого счастья как тогда, во время побоев. Я понимала, что живу, что я живая, что что-то делаю, что весь мир неподвижный, а я несусь мимо него на сумасшедшей космической скорости. И могу разбиться, и при этом мне абсолютно все равно.

ОЛЬГА. У меня есть постоянный посетитель библиотеки, который в каждое из своих появлений рассказывает мне про конец света. Он стареющий физик-ядерщик, их здесь много доживают свой век, несколько домов, и каждая его история не похожа на предыдущую. Их больше тысячи, этих вариантов. Больше всего мне нравится, такой конец света: земля крутится, крутится, а потом вдруг резко останавливается. А все океаны, моря, реки по инерции продолжат вращаться вокруг земли. С бешеной скоростью несколько раз в минуту, волна оббежит вокруг земного шара, все смоет, уничтожит все следы цивилизации, разгладит горы и остановится. Мне часто снится сон, как я стою возле библиотеки, прислоняюсь к стене, и готовлюсь принять на себя волну. И через мгновение меня уже крутит и вертит в воде, которая состоит из всех океанов и морей мира. Это так красиво. В считанные секунды, я оказываюсь далеко-далеко отсюда, и меня несет все дальше и дальше.

ИЗОТОВ. Я только сейчас понял, что я здесь делаю. Заяц этот безумный…. Сердце забилось в тот момент, не потому что опасность, а потому что всё всегда начинается с бегущего куда-то кролика с перчатками и веером. А здесь же всегда так…. Я привык видеть знаки. Кусок случайно подслушанной фразы в метро мог изменить всю жизнь. И менял. Потому что на самом деле для этого не нужны серьезные основания. А потом прошли годы, земля постепенно замедлила свой ход и остановилась. Улицы никогда не называют именами сгоревших танкистов. Улицы носят имена летчиков героев. Потому что человек смотрит в небо, и видит, как умирает летчик. Он не смотрит под ноги, где догорают танки. Ему нужно чтобы было чудо, чтобы подбитые ангелы воевали на небе. А в небе пусто. Да и земля безвидна и пуста и нет в ней, собственно говоря, ничего, друг Гораций, чего мы не знаем. Но где бы я ни был, я всегда знал, что у меня на дне кармана лежит билет обратно. С одной стороны проигрыш всей моей жизни, с другой – возможность. Возможность вернуться на фотографию старого дома, где кто-то за пределами фокуса, расплывчато улыбается и видно как тень от листьев метит своими пятнами солнечный день, который не кончится никогда.

МАРСЕЛ. Минута тишины.

Минута тишины.

12.

Марсел и Лиза тянут за две лямки большую сумку к машине Таксиста. Останавливаются передохнуть. Подходит Таксист.

МАРСЕЛ. Йорн уже здесь?

ТАКСИСТ. Он уже в машине сидит.

ЛИЗА. Мы собирались долго.

ТАКСИСТ (про сумку, с уважением). Большая.

МАРСЕЛ. Я смотрел, здесь только самые необходимые вещи. Например, фен, утюг, несколько вешалок….

ЛИЗА. Сейчас как щелкну по носу, будешь знать.

Смеются. Марсел смотрит по сторонам.

МАРСЕЛ. Жалко уезжать даже.

ЛИЗА. А мне не жалко. Жалко не побывать во всех местах, где ты хотел. А уезжать совсем не жалко.

ТАКСИСТ. То, что вчера мы видели….

ЛИЗА. Мне скорее понравилось. А тебе, Марсел?

МАРСЕЛ. Я понимаю этого человека и то, что он сделал. Я не тупой иностранец. (Таксисту. ) Правильно я говорю?

ТАКСИСТ. Вы не тупой. Просто жалко, что у вас так ничего и не получилось с записью. Через всю Европу ехали, получается зря.

МАРСЕЛ. Нет не зря. Много нельзя объяснить, многих людей непонятно как понимать. Это здорово. Маэстро выступил гениально.

ЛИЗА. Надо же, кого я вижу.

МАРСЕЛ. Я сразу напрягаюсь.

К ним подходит Изотов.

ИЗОТОВ. Добрый день.

ТАКСИСТ. Здравствуйте.

ЛИЗА. Привет. Выспался?

ИЗОТОВ. Наверное, на всю жизнь вперед. А я только что с озера. Там чудесно.

ТАКСИСТ. А вы знаете, что там подводные тоннели до самого моря? Если нырнуть глубоко, то отливом может засосать в такой тоннель.

ЛИЗА. А далеко отсюда до залива?

ТАКСИСТ. Четыре километра. Под землей дальше, наверное.

МАРСЕЛ. Ужас просто рассказываете.

ТАКСИСТ. Ну что? Идем?

ЛИЗА. Да, идите, я вас догоню.

МАРСЕЛ. Я хочу, чтобы ты со мной шла.

ИЗОТОВ. Она скоро тебя догонит, ты же слышал.

МАРСЕЛ. Лиза?

ТАКСИСТ. Пойду, пока машину разогрею.

Уходит.

ЛИЗА. Иди, Марсел. Я скоро.

Марсел пожимает плечами, с трудом поднимает сумку, уходит. Пауза.

ИЗОТОВ. Я по дурацки себя вел?

ЛИЗА. В смысле?

ИЗОТОВ. Знаешь, для меня главное не то, что ты от меня уезжаешь, а что все было зря. Не важно, что у нас сейчас. Важно, что у нас было все по-настоящему.

ЛИЗА. Изотов, ни разу я не видела человека, который был бы более зациклен на прошлом чем ты.

ИЗОТОВ. Ты не сказала.

ЛИЗА. Не зря. Правда. Мне было очень хорошо с тобой.

ИЗОТОВ. И мне.

ЛИЗА. Ты не сердишься? Глупый, наверное, вопрос.

ИЗОТОВ. А смысл?

ЛИЗА. Я все равно не смогла бы здесь жить.

ИЗОТОВ. Понятно.

ЛИЗА. Смешно. Ты ехал сюда всего на несколько дней, а сейчас выглядишь, будто часть пейзажа. Будто ты здесь был всегда.

ИЗОТОВ. А я здесь и был всегда.

Появляется Марсел.

ЛИЗА. Марсел, я сейчас. Подожди меня еще две минуты. Пожалуйста.

МАРСЕЛ. Две минуты.

Уходит.

ИЗОТОВ. Какая следующая остановка? Амстердам?

ЛИЗА. Не знаю. Посмотрим. На самом деле мне тоже хочется иметь своей дом, при чем давно.

ИЗОТОВ. У меня здесь есть дом. Вернее половина.

ЛИЗА (улыбается). Спасибо за приглашение, но сюда приглашаются люди с прошлым, а я живу настоящим. Ты хороший, Изотов.

ИЗОТОВ. Я не хороший, я хорошист. Четверочник.

Появляется Ольга, Сергей Сергеевич и Федор. Ольга замечает Лизу и в нерешительности останавливается.

ФЕДОР. Пошли.

(Тянет ее за рукав. )

ЛИЗА. Кроме всего прочего, я оставляю тебя в хороших руках. Посмотри на нее.

ИЗОТОВ. Ты издеваешься. По правилам игры, у нас могут быть только взгляды. Никто не сделает первый шаг.

ЛИЗА. Никто?

ИЗОТОВ. Никто.

ЛИЗА. Вы все-таки идиоты. Неисправимые. Вы все, включая этого вашего гения места….

ИЗОТОВ. Лиза.

ЛИЗА. Что?

ИЗОТОВ. Иди на фиг.

ЛИЗА. Ага. Иду. Давай обниматься.

Обнимаются.

ИЗОТОВ. Тебе, правда, кажется…?

ЛИЗА. Ты самый лучший. Ты отличник.

Лиза поворачивается и уходит. Подходят Федор с Ольгой. Сергей Сергеевичем, который возится со своими часами, задержался в стороне.

ФЕДОР. Привет.

ОЛЬГА. Ты знаком с Федей?

ИЗОТОВ. Да. Мы ведь на озере с тобой встречались, да?

ФЕДОР. Мы еще в библиотеке могли встретиться. Я там живу практически.

ОЛЬГА. Мы с Федей книжки обсуждаем. Кстати, у меня готов ответ.

ФЕДОР. Насчет чего?

ОЛЬГА. Помнишь, ты спрашивал – вечность перпендикулярна времени?

ФЕДОР. Ну?

ОЛЬГА. Если представить, что время это река, а мы летим в небе и смотрим вниз и видим всю эту реку сразу, ее истоки и где она впадает в море, то мы смотрим с позиции вечности. Это как рисовать всех жителей дома, за всю его историю, на одном листе бумаги в одной комнате.

ИЗОТОВ. О чем это вы? Ничего не понимаю.

ФЕДОР. Ерунда. Попытка объяснить то, что происходит вокруг нас.

ОЛЬГА. А чего тут объяснять. Ведь так хорошо. Смотрит, закат.

Подходит Сергей Сергеевич.

ИЗОТОВ. Это я сколько спал? На моих часах восемь утра.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Если я не ошибаюсь, это закат. Но по времени восхода. Накопленная погрешность. Так что вы можете называть это закатом, а можете рассветом, от этого ничего не изменится. Если бы я оставался в обсерватории, этого бы не произошло….

ОЛЬГА. Но солнце встает или садится?

ФЕДОР. Солнце замерло. Как на фотографии. Оно не встает и не садится.

ИЗОТОВ (нерешительно). Так это, наверное, чудо?

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Я человек науки, для меня это не чудо, а ошибка.

ИЗОТОВ. Мне приятней думать, что это чудо. Самое настоящее.

ОЛЬГА. И мне.

ИЗОТОВ. Я знал, что это случится. Чудо.

ОЛЬГА. Красиво. Как конец света.

Стоят, любуются восходом, который есть закат, который есть восход.

13.

ЛИЗА. …Под самой крышей есть так же комнатка, в которой в войну жила еврейская девушка. Пока семья Марсела прятала ее там, она, как Анна Франк вела свой дневник. Марсел хочет издать дневник, хотя, на мой взгляд, ничего интересного там не написано. Я частенько сижу в этой комнатке, она крохотная и напоминает мне ту, которую я снимала последние два года в городе. Так я отдыхаю от мысли, что у меня есть свой дом, в котором я проведу всю оставшуюся жизнь. В целом, Ляйден такой же заповедник, как и у вас – ничего не происходит, все застыло как муха в янтаре. Хотя нет, вру – здесь нет таких людей как твой дядя, способных собрать всех на концерт, а потом, на глазах у всех, вдребезги разбить пианино. Помнишь, какую бойню он тогда устроил, на летней эстраде? Кстати, вы так и играете в эту семейную ссору? Я знаю, что по своему желанию, ты никогда не изменишь ничего из, раз и навсегда, установленных ритуалов вашего заповедника, но твой дядя любит нарушать правила. Не сомневаюсь, что однажды, он зайдет к тебе, как ни в чем не бывало и предложит вместе прокатиться на озеро на велосипедах. А тебе так и не будет понятно, что у него с лицом – нервный тик, или он, таким образом, пытается не засмеяться. Еще, Изотов, я много думала о том, что ты мне тогда сказал. Помнишь, ты говорил, что не уверен, что ты главный персонаж своей истории? У меня сейчас ощущение, что главных персонажей нет, как будто они все вымерли, а остались только второстепенные. И я уверена, что твой сосед и родственник тоже все это чувствует и все его выходки, это попытка стать героем своей собственной жизни. Если это так, я желаю ему удачи. Так восхищенный размерами динозавра теплокровный зверек, желает тому удачи, глядя на надвигающийся, на них ледник. Наверное, это все совсем не грустно и абсолютно правильно. Так и должно быть. Хотя получается забавно – когда я пытаюсь представить себе произведение, в котором нет главных героев. Подумай и ты над этим, ведь тебе всегда так хорошо получалось придумывать и рассказывать разные истории. Твой малый голландский друг, Лиза.