Грэм Грин 12 страница

Она заслонила собой всю перспективу, и мне ничего не оставалось, как сделать ей комплимент по поводу ее головного убора.

– Как в прежние времена, – с довольным видом сказала она, и я вспомнил, что она была офицером женских частей военно-морского флота.

Какие двойственные я испытывал чувства! Я вдруг осознал, до какой степени перевернула тетушка мою жизнь. Ведь вот меня окружает знакомый мне мир – тесный маленький мирок стареющих людей, куда мечтает возвратиться мисс Кин, где опасности встречаются только в газетах, где кардинальной переменой может быть только смена правительства, а величайший скандал… мне вспоминается лишь один случай с протратившимся клерком, который просадил слишком много денег на состязании борзых в Эрлз-Корте. Этот уголок был моей родиной в большей мере, чем вся Англия; я никогда не видел Чертовых мельниц и не бывал на северных пустошах, но здесь я был по-своему счастлив. И в то же время я взирал на Питера, то бишь на мисс Трумен, ироническим оком, как будто я перенял у тетушки ее видение и смотрел вокруг ее глазами. По ту сторону Латимер-роуд лежал другой мир – мир Вордсворта, и Каррана, и мсье Дамбреза, и полковника Хакима, и таинственного мистера Висконти, который переоделся монсеньером, чтобы удрать от союзных войск. Но кроме того, еще и мир моего отца, который со словами «Долли! Куколка! » испустил последний вздох на полу в гостинице и снискал вечную любовь мисс Патерсон тем, что умер в ее объятиях. К кому мне было обратиться за визой в эту страну теперь, когда тетушка исчезла?

– Вам фирменный рождественский обед, мистер Пуллинг?

– Боюсь, что плам-пудинга мне не осилить.

– Нэнси испекла потрясающие сладкие пирожки.

– Так и быть, один пирожок, – согласился я, – ради Рождества.

Мисс Трумен удалилась враскачку, как заправский моряк, а я повернулся к майору Чарджу.

– Вы что-то начали говорить?..

– На Новый год я уезжаю. На семинар в Чешем. Кому-то надо отдать рыб на пансион. Приходящей служанке я их доверить не могу. Я подумывал о Питере, но она тоже как-никак женщина. Сами видите, как она нас пичкает. Любой предлог, чтобы насесть. Чего доброго, и козявок моих закормит.

– Вы хотите, чтобы я присмотрел за вашими рыбками?

– Я же присматривал за вашими георгинами.

И чуть их совсем не засушил, подумал я, но пришлось сказать:

– Да, конечно, я возьму их.

– Я принесу корм. Давайте одну чайную ложку в день. И не обращайте внимания, если они будут тыкаться мордами в стекло. Они не понимают, что им полезно, а что вредно.

– Я буду бессердечен, – пообещал я и отмахнулся от черепахового супа – он был мне знаком до тошноты. Слишком часто я откупоривал бутылку с черепаховым супом, когда мне уже не хотелось даже яиц. – Что за семинар?

– Проблемы империи. – Он сердито вытаращил на меня глаза, как будто я уже успел высказать в ответ глупость или неодобрение.

– Я думал, мы от них уже избавились.

– Временный приступ паники, – отрывисто бросил он и, как штыком, проколол индейку.

Я безусловно предпочел бы иметь клиентом его, а не Каррана. Майор никогда не стал бы одолевать меня просьбами о превышении кредита, он жил, стараясь не выходить за границы своей пенсии; он был порядочный человек, хотя взгляды его и были мне антипатичны. Мне вдруг представилось, как мистер Висконти танцует с тетушкой в общей зале борделя, расположенного позади «Мессаджеро», после того, как он обвел вокруг пальца Ватикан и короля Саудовской Аравии и нанес большой урон банкам Италии. Неужели секрет долгой молодости известен только преступным натурам?

– Вас искал какой-то человек, – после продолжительной паузы произнес майор Чардж.

Адмирал встал из-за стола и нетвердым шагом направился к двери. Бумажная корона все еще сидела у него на голове, и, только когда он взялся уже за ручку двери, он вспомнил про корону и скомкал ее.

– Какой человек?

– Вы ушли на почту – так я предполагаю. Во всяком случае, в конце Саутвуд-роуд вы повернули не налево, а направо.

– Что ему было нужно?

– Он не сказал. Звонил, стучал, звонил, стучал, поднял дикий шум. Даже рыб перепугал, бедных моих козявок. Вообще-то, их было двое. Я решил, что пора поговорить с ними, пока они не переполошили всю улицу.

Не знаю почему, но мне пришел в голову Вордсворт, какая-то возможность узнать о тетушке.

– Он был черный? – спросил я.

– Черный? Что за странный вопрос. Конечно, нет.

– Он не назвал себя?

– Ни тот, ни другой не назвались. Один спросил, где вас найти, но я понятия не имел, что вы собираетесь прийти сюда. Вас тут ни в прошлом, ни в позапрошлом году не было. Пожалуй, я вообще вас тут никогда не видел. Единственное, что я мог ему сказать, – это что вы наверняка пойдете на рождественскую службу к Святому Иоанну.

– Кто бы это мог быть… – пробормотал я.

Я был твердо убежден, что мне опять предстоит очутиться в мире тетушки Августы, и пульс мой забился сильнее от безрассудного ликования. Когда мисс Трумен принесла два сладких пирожка, я взял оба, словно они должны были придать мне сил для долгого путешествия. Я даже не отказался от большой порции глазури на коньяке.

– Настоящий «Реми Мартен» добавляла, – сообщила мисс Трумен. – Вы еще не дернули вашу хлопушку.

– Давайте дернем вместе, Питер, – осмелев, предложил я.

Кисть у нее была сильная, но мне достался счастливый конец, и на пол покатился маленький пластмассовый предмет. Я порадовался, что это не шляпа. Майор Чардж схватил упавшую игрушку с трубным фырканьем, означавшим смех, но больше похожим на сморканье. Он поднес штучку к губам и, с силой дунув, извлек хрипящий звук. Я разглядел, что предмет имеет форму крохотного горшочка со свистом в ручке.

– Матросский юмор, – добродушно проговорила мисс Трумен.

– Святки, – произнес майор. Он извлек еще один хрип. – Слышишь – ангелы поют! [начало рождественской службы] – Тон у него был такой свирепый, будто он хотел выместить свое глубокое разочарование жизнью и на Сочельнике со всем обозом святых семейств, яслей и волхвов, и даже на самой любви.

Я пришел в церковь в четверть двенадцатого. Богослужение всегда начиналось в половине двенадцатого, чтобы не спутать его с римской католической мессой, начинавшейся в полночь. Я стал посещать рождественскую службу, когда стал управляющим банком – это мне придавало стабильный семейный вид в глазах окружающих, – и, хотя в отличие от тетушки Августы у меня нет религиозных убеждений, тут не было ханжества, поскольку мне всегда нравились наиболее поэтические стороны христианства. Рождество, с моей точки зрения, нужный праздник: всем нам требуется временами посожалеть о несовершенствах людских отношений; это праздник нашей несостоятельности, грустный, но утешительный.

Годами я сидел в одном и том же ряду под витражом, посвященным в 1887 году памяти советника Трамбула. На витраже изображен Христос, окруженный детьми, сидящий под сенью очень зеленого дерева, надпись соответствующая: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне» [Евангельская цитата (от Матфея, 19: 14)]. Благодаря советнику Трамбулу на Кренмер-роуд было построено прямоугольное здание красного кирпича с решетками на окнах – сперва сиротский приют, а ныне место заключения малолетних преступников.

Рождественская служба началась с более мелодичного, чем в исполнении майора Чарджа, варианта «Слышишь – ангелы поют! », а затем мы перешли ко всеми любимому «Славному королю Венцеславу».

«Свежий, чистый, ровный», – выводили на галерее высокие женские голоса. Мне этот стих всегда казался очень красивым, он воскрешал картину уютной сельской Англии, где нет толп и машин, грязнящих снег, где даже королевский дворец стоит среди безмолвных, нехоженых полей.

– Снежного Рождества, сэр, в этом году нам не дождаться, – прошептал мне в ухо кто-то за моей спиной, и, обернувшись, я узрел в следующем ряду сержанта сыскной полиции Спарроу.

– Вы что тут делаете?

– Не уделите ли мне минутку после службы, сэр, – отозвался он и, поднеся к глазам молитвенник, запел звучным приятным баритоном:

А мороз был лютый;

Шел за хворостом старик…

(Быть может, сержант Спарроу тоже, как и мисс Трумен, когда-то служил на флоте. )

…Нищий и разутый.

Я оглянулся на его спутника. Щегольски одетый, с сухим лицом законника, в темно-сером пальто, с зонтиком, висевшим на согнутой руке – очевидно, он боялся потерять его. Интересно, пришло мне в голову, что он будет делать с зонтом или с отутюженной складкой на брюках, когда придется встать на колени. В отличие от сержанта Спарроу, он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он не пел и, подозреваю, не молился.

– Верный паж, ступай за мной… – истово запел сержант.

– Смело шествуй следом… – Хор на галерее со страстью вступил в состязание с этим неожиданным голосом снизу.

Наконец началось собственно богослужение, и я был рад, когда навязываемый нам на Рождество символ веры Афанасия [свод христианских молитвенных песнопений, приписываемых александрийскому епископу Афанасию (296? -373)] благополучно закончился. «Якоже ниже три несозданные ниже три непостижимые, но Един несозданный и Един непостижимый». (Сержант Спарроу несколько раз в продолжение службы откашлялся. )

Я намеревался – как всегда на Рождество – подойти к причастию. Англиканская церковь не представляет собой исключения из правила: причастие – служба поминальная, и я имел такое же право помянуть прекрасную легенду, как и любой истинно верующий. Священник произносил слова четко, а прихожане невнятно гудели, чтобы скрыть то обстоятельство, что они плохо помнят текст: «Сердцем и словом к Тебе припадаем, все преступления наши сознавая, молимтися: помилуй и очисти беззакония наши». Я заметил, что сержант, вероятно из профессиональной осторожности, присоединился к всеобщему признанию своей вины. «Множество содеянных нами лютых прегрешении, во вся дни жизни нашея, плачем и рыдаем горько, помышляя лукавые деяния». Ни разу прежде я не замечал, насколько молитва похожа на речь старого каторжника, обращающегося к судьям с просьбой о помиловании. Присутствие сержанта сыскной полиции словно придало службе совсем другую окраску. Когда я отошел в неф, чтобы подойти к алтарю, за моей спиной послышались бурные пререкания шепотом и слова «Нет, Спарроу, вы! », произнесенные очень настойчивым тоном, так что я не удивился, увидав коленопреклоненного сержанта Спарроу рядом с собой у барьера в ожидании причастия. Возможно, у них родилось сомнение – а вдруг я воспользуюсь причастием и сбегу через боковую дверь.

Когда дошла очередь до сержанта Спарроу приложиться к чаше, он очень долго от нее не отрывался, и я заметил, что до конца обряда пришлось принести еще вина. Когда я возвращался на место, сержант следовал за мной по пятам, и на скамье позади меня снова разгорелось перешептывание. «У меня глотка как наждак», – услышал я. Видимо, сержант оправдывался из-за своей возни с чашей.

К концу службы они стояли и ждали меня у дверей. Сержант Спарроу представил мне своего спутника.

– Инспектор сыскной полиции Вудроу, – сказал он, – мистер Пуллинг. – И, понизив голос, с благоговением добавил: – Инспектор Вудроу работает в Специальном отделе.

После некоторого колебания с обеих сторон мы пожали друг другу руки.

– Мы интересуемся, сэр, не согласитесь ли вы опять нам посодействовать, – начал сержант Спарроу. – Я рассказывал инспектору Вудроу, как вы нам однажды помогли разобраться с тем горшком марихуаны.

– Очевидно, вы имеете в виду урну с прахом моей матери, – ответил я со всем возможным высокомерием, на какое способен человек в рождественскую ночь.

Прихожане высыпали на улицу из обеих дверей. Мимо прошествовал адмирал. Из нагрудного кармашка у него торчало что-то алое, наверное бумажная шляпа, служившая ему теперь носовым платком.

– В «Короне и якоре» нам сообщили, – чопорным и неприязненным тоном произнес инспектор Вудроу, – что ключи от квартиры вашей тетушки находятся у вас.

– Мы хотим действовать деликатно, – пояснил сержант Спарроу, – с добровольного согласия всех заинтересованных сторон. Для суда это всегда лучше.

– Что, собственно, вам нужно?

– Счастливого Рождества, мистер Пуллинг. – Викарий положил руку мне на плечо. – Имею ли я удовольствие видеть перед собой двух новых прихожан?

– Мистер Спарроу, мистер Вудроу, викарий, – представил я.

– Надеюсь, вам понравилась наша рождественская служба?

– Еще как, – с жаром подтвердил сержант. – Для меня главное – это хорошая мелодия и слова чтоб были понятные.

– Подождите минуточку, я поищу экземпляры нашего приходского журнала. На редкость удачный выпуск.

Священник нырнул обратно в темную церковь, в своем стихаре он был похож на привидение.

– Понимаете, сэр, – продолжал свое сержант Спарроу, – нам ничего не стоило получить ордер на обыск и войти без вашего разрешения. Но, во-первых, замок жаль портить, хороший замок – Чабб – мисс Бертрам очень предусмотрительна. А кроме того, это будет говорить не в пользу старой леди при следствии. Если, конечно, дело дойдет до следствия. А мы хотим надеяться, что не дойдет.

– И что же вы ищете на сей раз? Надеюсь, не марихуану?

Инспектор Вудроу произнес загробным тоном палача:

– Мы проводим расследование по запросу «Интерпола».

К нам рысцой приближался викарий, размахивая экземплярами приходского журнала.

– Если вы откроете сразу на последней странице, то увидите отрывной бланк подписки на следующий год. Мистер Пуллинг уже подписался.

– Спасибо, большое спасибо, – отозвался сержант Спарроу. – Сейчас у меня с собой нет ручки, но вы пока оставьте мне его. Узор такой со вкусом, оригинальный – тут и остролист, и птички, и надгробные памятники…

Инспектор Вудроу взял себе экземпляр с явной неохотой. Он держал его перед собой, как свидетель держит в суде Библию, не зная в точности, что с этим делать.

– Номер роскошный, ничего не скажешь, – заметил викарий. – Ох, простите. Несчастная женщина. Один момент, я сейчас. – С криком «миссис Брустер, миссис Брустер! » он бросился вдогонку за пожилой дамой, которая удалялась по дорожке в сторону Латимер-роуд.

– Я думаю, прежде чем он вернется, – проговорил инспектор Вудроу, – нам надо бы пойти куда-нибудь и обсудить дела.

Сержант уже успел открыть журнал и с увлечением читал его.

– Можно пойти ко мне, – предложил я.

– Я бы предпочел пойти прямо на квартиру мисс Бертрам, не откладывая. Мы можем объясниться в машине.

– Что вам понадобилось в квартире моей тетушки?

– Я уже сказал. У нас имеется запрос из «Интерпола». Мы не хотим беспокоить мирового судью в рождественскую ночь. Вы – ближайший родственник. Вручив вам ключи от квартиры, ваша тетушка оставила ее на ваше попечение.

– С моей тетушкой что-нибудь случилось?

– В этом нет ничего невозможного. – Там, где требовалось одно слово, инспектор меньше чем пятью не удовлетворялся. – Викарий возвращается… – сказал он раздраженно. – Спарроу, ради бога, оторвитесь же.

– Ну вот, надеюсь, вы теперь не забудете подписаться, – прощебетал викарий. – Ваши деньги пойдут на благое дело. Мы заблаговременно подготавливаем к Пасхе детский уголок. Я бы предпочел назвать его часовней, но в Саутвуде у нас еще водятся твердолобые протестантки. Я посвящу вас в глубокую тайну. Я даже комитету еще не говорил. На днях я достал на Портобелло-роуд подлинный рисунок Мейбл Люси Атвел! Мы торжественно развернем его на Пасху, и у меня есть тайная мысль – а вдруг нам удастся убедить принца Эндрю…

– Боюсь, нам пора, викарий, – прервал его инспектор Вудроу, – надеюсь, ваш уголок получится удачным.

Начинало накрапывать. Инспектор Вудроу покосился на свой зонтик, но раскрывать не стал. Быть может, боялся, что потом четкие складки не улягутся на место должным образом.

– Я скоро навещу вас обоих, – пообещал викарий, – как только буду иметь ваши адреса на бланках подписки.

– Спарроу! – прикрикнул инспектор Вудроу.

Спарроу с неохотой сложил журнал и бегом, спасаясь от дождя, припустил за нами. Усаживаясь рядом с Вудроу на водительское место, он объяснил в свое оправдание:

– Там есть рассказ под названием «Кто виновен? ». Я думал, может, про убийство – очень уж люблю читать про убийства, а оказывается, это про старушку, которая плохо обошлась с певицей, поющей поп-песенки. Нынче по заглавию ничего не поймешь.

– Итак, мистер Пуллинг, – приступил инспектор Вудроу, – когда вы в последний раз видели вашу тетю?

Фраза мне что-то смутно напомнила.

– Несколько недель… месяцев назад. В Булони. А в чем дело?

– Вы с ней довольно много путешествуете, не так ли?

– Н-ну…

– Когда вы в последний раз имели от нее сведения?

– Я уже ответил – в Булони. Я обязан отвечать на эти вопросы?

– У вас есть ваши конституционные права, – вмешался сержант Спарроу, – как у всех граждан. Но и обязанности, конечно, тоже. Добровольное показание всегда выглядит лучше. Суд принимает во внимание…

– Ради бога, Спарроу, придержите язык, – оборвал его инспектор Вудроу. – Вас не удивляет, мистер Пуллинг, что со времени поездки в Булонь вы не получали от вашей тети никаких известий?

– Когда речь идет о тетушке, меня уже ничто не удивляет.

– А вас не тревожит – не случилось ли с ней что-нибудь?

– Вы считаете, что у меня есть основания для тревоги?

– Она водит компанию с весьма подозрительными личностями. Слыхали вы когда-нибудь о некоем мистере Висконти?

– Фамилия мне чем-то знакома.

– Военный преступник, – неосмотрительно брякнул сержант Спарроу.

– Ваше дело следить за дорогой, Спарроу, – заметил инспектор. – А генерал Абдул? Вы, полагаю, слыхали о генерале Абдуле?

– Кажется… да, как будто слыхал.

– Вы были некоторое время назад с вашей тетушкой в Стамбуле. Вы прибыли поездом и через несколько часов были оттуда выдворены. Вы встречались с полковником Хакимом.

– Да, действительно, какой-то офицер полиции приходил. Нелепая ошибка.

– Генерал Абдул умер и перед смертью сделал заявление.

– Умер? Бедняга. Я и не знал. Не понимаю, какое отношение имеет его заявление ко мне.

– Или к вашей тетушке?

– Я за мою тетушку не отвечаю.

– Заявление касается мистера Висконти. «Интерпол» распространил подробности. До сих пор мы считали, что мистера Висконти нет в живых. Мы его списали.

– Между прочим, – сказал я, – прежде чем мы продолжим переговоры, должен предупредить, что с собой у меня тетушкиных ключей нет.

– Я и не ожидал, что есть. Мне нужно было лишь получить ваше разрешение войти в квартиру. Заверяю вас, мы не нанесем никакого ущерба.

– Боюсь, я не могу вам этого разрешить. Я отвечаю за сохранность квартиры.

– Будет гораздо лучше выглядеть в суде, мистер Пуллинг… – начал было Спарроу, но инспектор оборвал его:

– Спарроу. Следующий поворот налево. Мы отвезем мистера Пуллинга домой.

– Вы можете зайти ко мне после рождественских праздников, – сказал я. – В том случае, если у вас будет ордер на обыск.

Я все поджидал инспектора и сержанта, но они даже не позвонили. Неожиданно пришла цветная открытка от Тули. Поверх фотографии – довольно безобразного храма в Катманду – Тули написала «Путешествие изумительное. Привет. Тули». Я и забыл, что дал ей мой адрес. Рождество никак не упоминалось, праздник этот в Непале, видимо, прошел незамеченным, тем более я был польщен, что она вспомнила обо мне просто так. Миновал День подарков, я сел в машину и поехал в «Корону и якорь» ближе к вечеру, перед закрытием бара. Я хотел побывать на квартире до того, как объявится вдруг инспектор с ордером на обыск. Если там еще сохранились какие-то компрометирующие следы пребывания Вордсворта, я хотел их удалить вовремя и для этой цели захватил с собой небольшой чемоданчик. Всю свою трудовую жизнь я был неукоснительно предан одному-единственному учреждению – банку, но теперь моя преданность приняла совсем другое направление. Преданность какому-то индивидууму неизбежно включает преданность всем человеческим недостаткам, даже тягу к противозаконным действиям и аморальность, которые не были чужды тетушке. Я задавал себе вопрос, уж не приходилось ли ей в своей жизни подделывать чек или грабить банк, и при мысли об этом улыбался с нежностью, с какой в прежнее время отнесся бы к милому чудачеству.

Добравшись до «Короны и якоря», я с опаской заглянул в окно бара. Почему с опаской? Я имел полное право находиться там – до закрытия еще оставалось время. Пасмурное небо предвещало снегопад, посетители толпились у стойки, спеша заправиться в последний раз, пока не пробило три. Мне была видна спина девушки в галифе и большая волосатая рука, лежащая у нее на спине. «Еще двойную», «Кружку самого лучшего», «Двойную джина». На часах было без двух минут три. Завсегдатаи словно настегивали своих лошадей на последней прямой перед финишным столбом, и наблюдалось некоторое столпотворение. Я выбрал из связки нужный ключ от боковой двери и стал подниматься по лестнице. На второй площадке я присел на тетушкину кушетку. Я чувствовал себя взломщиком, нарушителем закона, я прислушивался – не услышу ли чьих-то шагов, но, разумеется, не услышал ничего, кроме приглушенного гула голосов, доносившегося из бара.

Отперев дверь квартиры, я очутился в непроницаемой темноте. Я толкнул какой-то столик в прихожей, и что-то венецианское полетело на пол и со звоном разлетелось вдребезги. Я поднял шторы, но венецианское стекло все равно оставалось тусклым, как жемчуг, лежащий без употребления. На полу среди осколков, как пена прибоя, лежала корреспонденция, в основном она состояла из рекламных проспектов, и я пока не стал их трогать. Я зашел в спальню тетушки, испытывая неловкость. Но разве она не сама просила меня проверять, все ли в порядке? Я вспомнил, с какой тщательностью полковник Хаким обыскивал номер в отеле и с какой легкостью его провели… но свечей я не нашел нигде, кроме кухни, да и те нормального размера и веса, явно приготовленные на случай неполадок с электричеством.

В комнате Вордсворта белье с кровати было снято, а уродливые диснеевские фигурки убраны. Из украшений оставалась лишь обрамленная фотография гавани Фритауна – рыночные торговки в ярких платьях с корзинами на головах спускались по стертым ступеням к воде. В прошлый раз я ее не заметил, вероятно, тетушка повесила ее на память о Вордсворте позже.

Я вернулся в гостиную и принялся просматривать почту: тетушка могла прислать мне обратный адрес для пересылки приходящей корреспонденции, и, во всяком случае, я хотел спрятать все хоть сколько-нибудь личное от глаз Вудроу и Спарроу, буде они сюда заявятся. Тут была весточка от моего старого знакомца «ОМО», счета из прачечной, из винной лавки, из бакалейной. Я удивился, не найдя ежемесячного банковского отчета, но, припомнив золотой брусок и чемодан, набитый банкнотами, подумал, что, возможно, тетушка предпочитает держать свои финансы в легко реализуемой форме. В таком случае стоило пошарить в платяном шкафу: небезопасно было оставлять наличные деньги в пустой квартире.

И тут, роясь в счетах, я нашел кое-что меня заинтересовавшее – видовую открытку из Панамы с французским лайнером на фоне очень синего моря. Открытка была написана по-французски, мелким убористым почерком, чтобы уместить как можно больше текста на этом небольшом пространстве. Отправитель подписался инициалами А. Д., писал он, насколько я мог разобрать, о том, какое concours de circonstances miraculeux [чудесное стечение обстоятельств (франц. )] было обнаружить мою тетю на борту судна после всех этих лет triste separation [печальной разлуки (франц. )] и какое несчастье, что она покинула пароход до конца плавания и тем самым отняла у него возможность и дальше предаваться их общим воспоминаниям. После ее исчезновения люмбаго у А. Д. усилилось и возобновилась подагра в правой ноге.

Уж не мсье ли это Дамбрез, размышлял я, доблестный возлюбленный, державший двух любовниц в одном отеле? Но если жив он, тогда, быть может, жив и Карран? Казалось, бесчестному миру моей тетушки суждено своего рода бессмертие, и только мой бедный отец лежит мертвый в дождливой, дымной Булони. Не скрою, меня кольнула ревность – ведь на этот раз не я сопровождал тетушку и не мне, а другим она сейчас рассказывала свои истории.

– Извините, мы вошли без звонка, мистер Пуллинг, – проговорил сержант Спарроу. Он отступил, пропуская вперед, по всем правилам этикета, инспектора Вудроу. У того опять висел на сгибе локтя зонтик, и казалось, будто он его так и не раскрывал с нашего прошлого свидания.

– Добрый день, – сухо сказал инспектор Вудроу. – Очень кстати, что мы вас застали здесь.

– Видим – дверь открыта… – вставил сержант Спарроу.

– Ордер на обыск у меня есть. – Инспектор Вудроу протянул мне ордер, опережая мой вопрос. – Но все равно нам удобнее, чтобы при обыске присутствовал член семьи.

– Нам не хотелось подымать шум, – объяснил сержант Спарроу, – для всех это было бы лишнее. Вот мы и ждали в машине на той стороне улицы, пока хозяин закроет бар, а тут увидели, что вы зашли внутрь, и решили: самое лучшее – проделать все втихомолку, чтоб даже хозяин не знал. И тете вашей так будет приятнее, а то, будьте уверены, сегодня же вечером в баре пошли бы толки. Чтобы бармен да не разболтал все своим завсегдатаям – такого не бывает. Все равно как муж – жене.

Тем временем инспектор с деловым видом осматривал комнату.

– Почту проверяете? – Сержант взял у меня из пальцев открытку и сказал: – Панама. Подписано А. Д. Вам не приходит в голову, кто бы это мог быть?

– Нет.

– А может, имя вымышленное? В Панаме у «Интерпола» с содействием обстоит неважно, – добавил сержант, – они получают помощь только в американской зоне.

– Тем не менее заберите открытку, Спарроу, – приказал инспектор.

– Что вы имеете против моей тетушки?

– Знаете, сэр, мы склонны ошибаться в положительную сторону, – сказал сержант. – Мы могли бы предъявить ей обвинение по поводу той истории с коноплей, но, приняв во внимание ее преклонный возраст и то, что цветной удрал в Париж, мы оставили ее в покое. Да и для суда доказательств было недостаточно. Правда, мы тогда еще ничего не знали про ее нежелательные связи.

– Какие связи?

Я подозревал, что они распределили свои роли заранее: сержант меня отвлекает, а инспектор тем временем обыскивает квартиру, что он сейчас и проделывал.

– Да этот Висконти, сэр. Итальянец, судя по фамилии. Аспид, сэр.

– Сплошное стекло, – сказал инспектор. – Любопытное зрелище. Как в музее.

– Это венецианское стекло. Когда-то тетушка работала в Венеции. Думаю, тут много подарков от клиентов.

– И ценные вещицы? Коллекционные?

– Не думаю.

– Произведения искусства?

– Дело вкуса, – ответил я.

– Мисс Бертрам, смею думать, понимает толк в искусстве. Имеются картины?

– По-моему, нет. Только фотография Фритауна в гостевой комнате.

– Почему Фритауна?

– Вордсворт оттуда родом.

– Кто такой Вордсворт?

– Черный слуга, – ответил сержант Спарроу. – Который дал тягу во Францию, когда мы обнаружили марихуану.

Они переходили из комнаты в комнату, а я шел за ними следом. Мне казалось, что Вудроу совсем не так тщательно проводит обыск, как полковник Хаким. У меня создалось впечатление, что он и не ожидал ничего найти и только хотел отправить формальное донесение в «Интерпол» о том, что приложены все усилия. Время от времени он бросал вопрос, не оборачиваясь:

– Упоминала когда-нибудь ваша тетя этого Висконти?

– О да, много раз.

– Жив он, как вы думаете?

– Не знаю.

– Они еще в контакте, как вам кажется?

– Не думаю.

– Старому аспиду сейчас, наверно, за восемьдесят, – сказал сержант Спарроу. – Пожалуй что под девяносто.

– По-моему, поздновато преследовать его, даже если он еще жив, – заметил я. Мы покинули тетушкину комнату и перешли в комнату Вордсворта.

– В том-то и заключается одна из проблем «Интерпола», – объяснил сержант Спарроу. – Слишком много заведено досье. Их работа не то что настоящая полицейская работа. Ни один из них в жизни на обходе не был. У них служба гражданская, как в Сомерсет-Хаус [там помещается Управление налоговых сборов и другие государственные учреждения].

– Они выполняют свой долг, Спарроу, – произнес Вудроу. Он снял со стены снимок Фритаунской гавани и перевернул его задней стороной кверху. Затем повесил обратно. – Красивая рамка, – сказал он. – Стоит дороже, чем фотография.

– Судя по виду, тоже итальянская, – сказал я, – как и стекло.

– Может, подарок этого типа, Висконти? – предположил сержант Спарроу.

– На обороте ничего не написано, – сказал инспектор. – Я надеялся, что найду подпись. «Интерпол» не располагает даже образчиком его почерка, не говоря уже об отпечатках пальцев.

Он взглянул на клочок бумаги, который держал в руке.

– Упоминала ли ваша тетя в разговоре следующие имена: Тиберио Тити?

– Нет.

– Страдано? Пассерати? Косса?

– Она вообще мало рассказывала мне о своих итальянских знакомых.

– Это не совсем знакомые. Леонардо да Винчи? – продолжал инспектор Вудроу.

– Нет.

Он еще раз обошел все комнаты, но я видел, что он делает это только для проформы. Уже у двери он дал мне номер телефона.

– Если вы получите от вашей тети известие, – сказал он, – я попрошу вас немедленно позвонить в таком случае нам.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒