Яблони на Луне. Глава Седьмая

Яблони на Луне

Глава Седьмая

Распустила три она локона из волос своих

Ночью темною и четыре ночи явила нам,

И к луне на небе лицом она обратилася,

И явила мне две луны она одновременно.

Тысяча и одна ночь. Ночь сто восемьдесят восьмая.

Последнее воспоминание с Земли: одно на троих лето, веселые Таня и Ватая бегают от меня, я пузырь лавы. Недолговечная драгоценность, следующее поколение людей моих рассказов и не поймет. Таня рядом, под боком, а Ватаи в живых нет, как и многих, многих других. В кошмарах и наяву я видел, как они задыхаются, горят, утопают. Я перестал пускать эти видения в сознание, смирился со смертью друзей и родных. Им уже не помочь, а вот себе навредить этими видениями – запросто. На Луне сходить с ума нельзя.

На том конце дорожки мог стоять любой незнакомый японец, но что-то внутри меня подсказывало, что это именно Ватая. Мертвый Ватая. Давно мертвый Ватая. Я точно сошел с ума и меня вот-вот отправят на верную смерть.

- Не может быть, - вырвалось из моих замороженных страхом легких. Эти слова даже как будто и не я произнес.

- Да что? – горячая волна Таниных эмоций растопила ледяную статую, в которую я превратился.

- Это… Это Ватая?

Японец не уходил. Сначала отвел взгляд, потом опять уставился.

- Ватая? – голос Тани прозвучал слишком громко. Мне захотелось ее толкнуть, чтобы она замолчала.

Но маховик событий уже было не остановить. Она рванула в сторону японца с неожиданной скоростью. Снова ожило то далекое лето, золотистый солнечный свет бьет в окна, Таня бежит встречать маму, которая в тяжелых сумках несет с остановки что-нибудь вкусное или интересное. Край ее сарафана скользнул между пальцев, воздух обдал лицо, я не успел ее остановить. Что эта девчонка сейчас натворит? В радости Таня способна пробежаться по куполу без страховки. Я припустил за ней, но, как всегда, слишком поздно.

Японец стоит как вкопанный и смотрит на ураган по имени Таня. Лицо выражает смесь удивления, радости, облегчения, страха. Светлая кожа, серые глаза, мягкие черные волосы: это точно он, давно похороненный и оплаканный друг. Надежда, неверие, боль и счастье смешались в моей груди в невообразимый взрывоопасный коктейль. Я боялся, что глупостей натворит Таня, но теперь мог не сдержаться сам. Она умудрилась затормозить за полметра до него. Видимо, сработали остатки вежливости. Нервно проведя ладонями по задрапированным в свободную юбку бедрам, девушка спросила:

- Ватая?

Ответа не требовалось. Из его глаз хлынуло чистое счастье. Тут уже не выдержал я, и совсем потеряв голову, сгреб обоих в объятьях. Таня приняла эстафету и с такой силой сжала Ватаю, что я не иллюзорно услышал хруст костей.

Мы обнимались минут пять. Наверное, это странно выглядит, но нам все равно. Первым разорвал круг Ватая. Он отвернулся, чтобы незаметно вытереть слезы, у него плохо получилось их скрыть.

Таня в голос рыдала, хохотала и скакала вокруг нас двоих, а я просто уставился на него, не в силах оторвать взгляд. Потом похлопал по плечу, хотел окончательно убедиться, что он не призрак.

- Я тогда тоже к вам прикоснусь, ладно? – срывающимся голосом произнес он.

- Конечно! – заорала Таня и схватила его руку, прижав к своей щеке.

Другую руку он протянул и невесомо потрогал меня за плечо.

- Вы и правда настоящие! Сначала мне показалось, что я вас выдумал. Я часто представлял, каким вы выросли. Увидел – думал вы продолжение моих грез. Вы из сна вышли!

- Откуда мы только не вышли! – орал я.

- Ватая нашелся! Я верила, что он живой, верила! – продолжала скакать Таня.

Во время очередного круга я поймал ее за руку и поставил рядом с собой. Люди могли подумать неладное, настало время взять себя в руки.

- Ватая, что ты здесь делаешь?

- Гуляю.

- Нет, я имею в виду на Луне. Как ты здесь очутился! Где жил?

- А! Меня привезла российская ракета. Я жил в японском секторе. Теперь перебрался в российский. Только я немножко…

- Что?

- Я непонятного статуса.

- Как можно иметь непонятный статус на Луне? – вмешалась Таня. Она сияла как новенький сварочный аппарат под солнцем. Весьма озадаченный сварочный аппарат. – Тем более Земля взорвалась давно. Уже семь лет почти прошло! Все кто надо со статусом определились.

- Я жил в японском секторе, а потом решил поехать учиться в русский. И японские чиновники…

- Какое расточительство, чиновники на Луне, - вклинился я.

- В Японии много чиновников, - вежливо продолжил Ватая. – И они не смогли однозначно определить мой статус. Я не гражданин Японии, - он поднял руку вверх, предваряя наши вопросы, - а беженец с Земли с правом пребывания в японском секторе. Полные граждане японского сектора только участники лунного проекта.

- И много вас таких, не совсем граждан Луны? – участливо спросила Таня.

- Я один.

Мы помолчали. Ватая оказался единственным японцем, вывезенным другой страной на Луну. На стройке куполов полно людей, говорящих по-японски, но все они граждане других секторов. Кого в Японию завела работа родителей, кто учился там. Мы с Таней знали немало японских слов. Но настоящего японца не встречали ни разу.

- Ну ладно, в Японии ты непонятно кто, а в России? – мне хотелось прервать затянувшуюся паузу.

- Я гражданин. Но пока могу передвигаться только в этом куполе, столовой и четырех подземных коридорах. Потом пойду учиться и, возможно, получу больше свободы.

- Ты что, арестант? – спросил я.

- Я и сам не знаю.

- Ты пробовал блины? – сменила тему Таня.

- Нет. В столовой не делают. В другие места меня не пускают. Да и денег нет, - признал он неохотно.

- Тогда чего мы ждем?! Блины сами себя не съедят! Вперед, на штурм новых вкусов!

- У меня нет денег, - несколько напряженно повторил Ватая.

- Это неважно! У меня есть! – Таня хотела впихнуть в него все сладости и вкусности мира.

- И у меня есть! Дружище, я не оставлю тебя голодным! Никаких ограничений! – вклинился я.

Таня вцепилась в руку Ватаи и потащила его за собой. Тот полсекунды сопротивлялся, потом покорно и с блаженной улыбкой позволил ей отвести себя куда угодно. Но я заметил: периодически он бросает вокруг острые взгляды. Его расслабленность обманывала, он внимательно следит, не пересекает ли дозволенные границы. Что если Таня отведет его туда, куда ему нельзя? Ответа не было: блинная располагалась в разрешенном секторе. Столик у самого края купола открывал монохромную панораму Луны. Мы перебивали друг друга, потом внезапно все сразу принимались слушать, на мгновение повисала тишина, следовал взрыв смеха, определялась очередность рассказов, которая тут же нарушалась. Слезы смеха, радости и боли смешивались на наших щеках.

Волна эмоций первой встречи длилась часа полтора, мы просто не могли остановиться. Все невысказанные чувства, вся боль разлуки, одиночества, пустоты вылились в это время изо всех троих. Когда прорывает одного человека, бывает истерика, а когда сразу троих – то, что случилось с нами.

Ватая постепенно рассказал про родителей и свое положение в замкнутом японском обществе, про сенсэя и допросы на русской стороне. Для Ватаи Таня – богиня, внезапно сошедшая с небес прямо к нему под бочок. Его глаза сияют чистой незамутненной любовью, когда он смотрит на нее. Та же любовь доставалась и мне, но я все равно ревновал: Таня так естественно обнимает его! Эх, Таня, Таня... Как объявился Ватая, так сразу его обнимать, а как я рядом сто лет пробыл, так только одни разговоры. Я добровольно принялся защищать ее. С самого начала между нами были только дружба и доверие. Мы оба понимали, пойди дело дальше – и пути назад нет. И все-таки червячок ревности омрачал радость встречи.

Блинная закрывалась, повар, замученный Таниными просьбами принести такой и этакий блин, недвусмысленно гремел тарелками и суетился за стойкой. Ватая не мог пойти в нашу гостиницу, мы пошли сидеть на лавочке в парке.

- Так значит, ты теперь швед, Эрик?

- Точно.

- Ксо.

- А что ты ругаешься? Тоже шведом хочешь быть? - непринужденно спросила Таня.

- Вы японский выучили? – вылупился Ватая.

- Милый Ватая, ты бы и марсианский выучил, если бы поработал на стройке куполов. Я умею считать до ста языках примерно на пятнадцати. Тем более технология холодной сварки наша, - ответил я.

- Да, я слышал, что это сделали русские, - с важным видом произнес Ватая.

- Эрик хочет сказать, что ее мы с ним придумали. Она не просто русская, она наша с ним.

- Так значит, - потрясенно посмотрел он на нас, - это вы для меня маяк зажгли?

- Какой еще маяк? – спросила Таня.

- Знаете, мне было так плохо, так одиноко среди японцев. Родина оказалась злой мачехой. Согревали только воспоминания о нашем лете во Владивостоке. Надеялся, вы оба живы и продолжаете путь на Луне. Потом услышал: парень и девушка придумали сварку в вакууме, сразу подумал о вас. Я чувствовал, что это вы. Не могу передать, просто знал. И успокаивал себя, если не вы, то похожи на вас. Меня охватило нестерпимое желание познакомиться. Подготовился ко всему, к презрению, отказам, что мне скажут: «Отстань, надоедливый японец». На всякий случай успокаивал себя, что хотя бы научусь полезному навыку. Правда, я не подготовился к самому лучшему, к тому, что это действительно вы, – Ватая зажал пальцами уголки глаз, останавливая предательские слезы. Подержал, тряхнул головой, как будто отгоняя невидимую муху, улыбнулся и продолжил. - Вы зажгли маяк, его свет разогнал тьму последних семи лет. Я шел на свет и вышел… Пока не знаю куда, но точно к вам.

Таня обхватила край лавочки ладонями, поболтала ногами, как маленькая девочка.

- Мы с Эриком конечно молодцы. Но клей придумал твой соотечественник, японец. Без клея наша сварка бессмысленна.

Ватая внимательно посмотрел на нас, покачал головой и с легкой улыбкой ответил:

- Это был я.

- Ты придумал клей? – спросил я.

- Нет, мой сэнсей. Но я много делал, чтобы он появился. Проводил опыты и следил за временем, считал коэффициенты и разводил растворы.

- Ты придумал, - подытожила Таня.

- Так что же получается, я сам для себя зажег маяк? Это очень странная мысль. Я бы хотел ее обдумать позже. Теперь вы говорите. Я правильно понял, у вас отпуск?

- Абсолютно правильно! – сказала Таня. – Мы видели Ватикан, центральный парки разных стран, даже знаменитый аргентинский водопад. Но поверь мне, здесь лучше всего. Выпендреж, конечно, дело почетное, но простор есть простор. Да и приятно смотреть на дело своих рук.

- Подождите, а этот купол что, вы вязали?

- Уже варили, а не вязали, - поправил его я.

- Японскому сектору о таком только мечтать.

- Японцы зря границы закрыли, - отметил я, - варить купола учат всех бесплатно. Уже Япония перебралась бы в кратер Тихо, а ты бы карту рисовал, где бонсай ставить.

- Нет у нас ни одного бонсай, - грустно ответил Ватая.

- Тогда пруд с карпами, - сказала Таня.

- И карпов тоже нет.

- Уже бы были, - не дал я ему загрустить. - Слушай, так я не понял, ты теперь японец или нет?

- Я вроде русский, но не совсем. В японский сектор вернуться не могу. Официально я приехал учиться варить купола. Как выясняется, именно у вас. В документах именно это значится.

- Мы-то да, мы-то научим, - протянула Таня, - особенно Эрик.

- А он что, учитель лучше? – с интересом спросил Ватая.

- Я вообще-то инструктором по безопасности в двенадцать лет стал. Это еще на старых куполах, вязаных.

- Как это возможно? В таком возрасте – и уже инструктор?

- Видишь ли, Ватая, это в японской традиции ответственность доверяют только взрослым, а в русском секторе все проще: кто не упал – тот молодец. У меня падали реже всего, чем я неимоверно горжусь.

- А… - начал было он, но потом помотал головой, - нет, ничего. Так я могу сказать власти, что встретил вас, и теперь вы меня учите?

- Дорогой Ватая, я бы сейчас пошла, если бы не было два ночи.

- Ой, уже так поздно. Я боюсь, что нарушаю комендантский час. Ограничений по времени у меня нет, но вдруг мне чего-то не сказали? Мне надо торопиться домой.

- А где ты живешь?

- В седьмом подземном секторе.

- Боже, да это совсем рядом с моей бывшей квартирой. Мы буквально вчера там проходили!

- Так это были ваши голоса? А мне подумалось – кто это спустился в подземные тоннели? Уж не выдумал ли я и эти голоса тоже?

- Повод был не самый приятный, мы позже тебе расскажем, - предупредил его я.

- Хорошо, буду молчать как… как…

- Как рыба карп в вашем несуществующем японском парке.

- Так можно я уже пойду? – попросил Ватая.

- А тебя можно проводить? – спросила Таня.

Уж чего, а этого я от нее совсем не ожидал. Только вчера я держал ее за руку, боясь истерики в железном коридоре, а теперь она сама лезет под землю. Но и встретить на улице динозавра я тоже как-то не ожидал.

Для начала мы спустились вниз на разведку. Ватае дали самую маленькую капсулу. Сразу после катастрофы в такой едва помещались четыре человека, и то по очереди.

- Значит, это твоя тюрьма? – спросила Таня.

- Наверное, - согласился Ватая.

- Хороша тюрьма! Ты один здесь живешь! Когда к нам все люди Земли ломанулись, в такой человек пять бы ютились, - немного обиженно произнесла она.

- Ну, хватит, четыре максимум, - прервал ее я, - но обычно три.

- Да что ты знаешь? Жил в своем шведском куполе!

- Для меня это даже просторно, - прервал наш спор Ватая. – И я здесь один. В теплице места много, но всегда был сенсей. А перед поездкой в русский сектор я переехал в общежитие, никогда не оставался один. И редко делил помещение с кем-то приятным. А сейчас, рядом с вами…

- Я согласен, это просто невероятная встреча, Ватая! Кстати, что-то такое у меня в голове мелькало… - протянула Таня.

- Что?

- Что ты динозавр.

- Это еще почему? – нарочито вежливо осведомился Ватая.

- Ну, знаешь, есть старая шутка. Одного ученого спросили, какова вероятность встретить на улице динозавра, и он ответил «50 процентов: либо встретите, либо нет». Ты просто динозавр из шутки. Понимаешь?

- Динозавра встретить нельзя, они вымерли!

- В том-то и дело, что вымерли. А мы вот пошли с Эриком гулять и встретили динозавра, - Таня взлохматила его волосы. - Кстати, ты знаешь, я до сих пор храню у себя книжку, которую ты мне подарил.

- Что, правда? – спросил я.

Я никогда особенно не интересовался конкретным содержимым ее увесистой сумки. Ватая удивленно уставился на нее.

- Ты ее на Луну взяла?

- А как же. Ее ведь мне ты подарил. Мне за нее даже драться не пришлось, когда мама умерла – девчонки так отдали. Кому нужны динозавры, если Земля с ними со всеми вместе больше не существует.

- Я, между прочим, об этом больше всего волновался, когда увидел взрыв Земли, - добавил я, - что Ватая не откроет новых динозавров, как всегда мечтал.

- Вы правда обо мне думали? Все это время?

- Ну уж скажешь, все время, - сделала безразличное лицо Таня, - не чаще раза в два дня. Большего ты не заслу…

Она не успела закончить. Он схватил нас за руки, прижал эти руки к глазам, и по нашим пальцам потекли его слезы. Он плакал долго, а мы молчали. Ватая схватил мою правую руку, а сидел я слева. Мне было неудобно, но я терпел соль и влагу его слез на пальцах. Мне казалось, у меня появился ребенок, маленький, беззащитный и одинокий, и сейчас ему больно и плохо. Таня наконец погладила его по черным волосам. Нежным спокойным движением, очень осторожно и ласково. Ее рука, почти материнская, приглаживала вихры, которые она же минуту назад взбила.

- Ватая, я обещаю тебе, мы с тобой больше не расстанемся, - тихо проговорила Таня. – Мы оформим тебя как своего ученика, всему научим, и никуда больше не отпустим. Будем варить купола, пока на Луне место не закончится.

- А на Луне очень много места, - спокойно завершил я, отнимая свою затекшую руку от его лица.

- Слушайте. Я знаю, что надо делать! Это такой особенный момент, и очень редкий. А значит, нам нужно вино.

- Дура, кто тебе вино продаст в полтретьего утра?

- Сам дурак. Кто сказал, что его надо покупать?

- Сумка?

- А то.

- А чего там у тебя нет?

- Твоей башки дурной. Ватая, ты хочешь увидеть книжку с динозаврами? Или лучше потом?

- Я и вина не хочу, - ответил он, и мы поняли, что он согласится на все.

- Тогда тащи еще из моей сумки сушеную говядину. Только в остальное не лезь! Моя сумка!

- Так-так, - уперла руки в боки Таня, - кое-кто только что говорил плохое про мою сумку. А сам? Откуда?

- Наташка.

- Ясно.

Таня ушла, а мы остались с Ватаей вдвоем. Передо мной сидел худой невысокий подросток. В блинной и парке он показывал нам бесстрастного самурая, теперь же не боялся обнажить чувства.

- Эрик, а вы с Таней…

- Что? – Ватая очень выразительно и несколько беспомощно посмотрел на меня. – А, нет, мы не пара. Но мы очень хорошие друзья.

- Но вы кажетесь почти одним целым! Как так вышло, что она предпочитает других? И… предпочитает? В Японии замуж берут только девственниц.

- Это уж точно нет. Мы встретились в очень плохой для нее период. Ей требовался друг и опора, а не любовник. А потом как-то момент был упущен. К тому же такому напарнику, как Татьяна, цены нет. Мы половину Луны вместе объездили, страховали друг друга миллион раз, она ни разу не подвела меня, а я никогда не подведу ее. Она почти такая же, как и раньше. Правда, теперь людей не бьет, - я ухмыльнулся.

- Я о таком даже мечтать не могу. Вы с полуслова друг друга понимаете. Вот, например, кто такая Наташка?

- А, да была у меня одна девушка, примерно пять куполов назад. Вот если взять Таню, она идеальный сварщик, отличный товарищ на высоте, шутит смешно. Но я бы под страхом смертной казни не пустил ее на кухню. Никогда-преникогда вообще ни разу в жизни. Она спалит простейшую кашу, а потом разнесет кухню от обиды. А Наташа прирождённый повар. Девушка немного постарше, ей тогда уже двадцать исполнилось. Она сразу сказала, что у нас все ненадолго, для нее кухня важнее жизни, а я бродяга, сегодня здесь, завтра там. Совсем не ревновала к Тане, да и зачем, если это точно закончится? Вкуснее, чем в ее секторе, я никогда не ел. Наташа снабжала нас с Танюхой всякими вкусностями в обход основной системы. Сушеная говядина – ммм, объедение!

- Я знаю, у бабушки в Японии пробовал. Нам американскую привозили. У этих пластиковых пакетов даже упаковка как-то иначе пахла, по-иностранному, не домашним. Ну понятно, сушеная говядина из твоей сумки тебе дала бывшая девушка по имени Наташа. А что это за шутка с сумкой? – Ватая требовательно смотрел на меня.

- Эта сумка – Танино сокровище. Там ее дом, все, что осталось от Земли. Включая, видимо, книжку с динозаврами. Еще сумка даже для мужчины тяжелая. И она вроде как волшебная. Понимаешь, у Тани в сумке всегда есть то, что позарез нужно вот прямо сейчас, немедленно. Причем, Таня утверждает, что вещи, которые иногда нас сильно выручают, оказываются там неведомыми путями совершенно случайно. Однажды она спасла жизнь человеку. Мы жили в только заполненном воздухом куполе и приступали к вязанию соседнего. Одна девочка пошла ночью в туалет, но неудачно зацепилась ногой за страховочный трос, их еще не все сняли с купола. А трос знаешь какой прочный? Девчонка повисла – ни до пола не достать, ни от стенки не оттолкнуться. Мы проснулись от ее криков, побежали, нога выше колена застряла в петле намертво, уже синеет. Если снимать этот трос снизу – нужно еще один крепить, чтобы спустить того, кто снимет, это долго, девочка ногу потеряет. Снаружи уже вообще никак не подобраться, ячейки стеклом заделаны, все гладко.

- Это не стекло, - вмешался Ватая,

- Знаю. Я привык стеклом называть. Главное, чтобы разнять петлю, нужен специальный ключ. У нас обычно у всех есть, а тут как назло, все ключи в вакууме, чтобы новый купол строить. Стоим мы все, значит, держим девчонку на весу, чтобы нога совсем не отвалилась, думаем, что делать. И тут Таня достает из своей сумки ЛАЗЕРНЫЙ РЕЗАК и режет веревку! То еще было зрелище: несется по грунту, волосы назад, щеки краснющие, в руках тяжеленный инструмент! Нет, ну, ты можешь себе представить девушку, которая носит с собой лазерный резак?

- А это не воровство? – с опаской спросил Ватая.

- Вовсе нет. Неприлично иметь слишком много личных вещей. Сумку – и все. Например, если ты взял бинт, но он тебе не пригодился, отнеси его в медчасть. Если взял в дорогу консервы, но не съел – в ближайшую столовую. Взял лазерный резак – отдай на ближайший склад. Но пока несешь до склада в своей собственной сумке – это же не воровство.

- Понял. На всякий случай запомню, что только одну сумку, - улыбнулся мне почти прежний Ватая.

Потом, помолчав, добавил:

- Я все равно завидую этим отношениям. Вы такие друзья… Если вдруг сейчас вы разлучитесь, все равно останетесь друг для друга очень важными людьми. До сегодня я и не знал, что для кого-то я тоже важный человек.

- Я вообще был уверен, что ты умер.

- А я про тебя так думал. Верил, что вы живы, но все-таки думал, что, скорее, нет.

- Но нам с тобой очень-очень повезло. Самому до сих пор странно. Перед моими глазами разверзался ад, а я думал, что ты больше не откроешь динозавров.

- А кто говорит, что не открою? Я размышлял, - голос Ватаи преисполнился достоинства, - в космосе сохранились какие-то пласты земной коры. Возможно не сейчас, возможно даже не при моей жизни, но мы можем вернуться на остатки Земли и начать там раскопки.

В дверях возникла Таня, нагруженная двумя бутылками красного вина, пакетами с сушеными мясными чипсами и огромной тарелкой жареных блинов.

- Так-так, кто-то решил изобрести космическую палеонтологию или я ослышалась?

- А кому-то лишь бы поесть!

- Откуда столько? – сказали мы с Ватаей одновременно.

- Э, по одному. Да, мне лишь бы поесть. Смотри, какая я страшная и толстая, - Таня повертелась передо мной, я сглотнул слюну. – Из той же блинной, что и накануне. Последний повар еще работает. Но тарелку завтра непременно надо вернуть обратно. Так что там про динозавров? – повернулась она к Ватае.

- Я надеюсь, что не все окаменелые остатки утеряны безвозвратно. Может быть…

- А что ты смеешься, Эрик? Я, между прочим, поддерживаю Ватаю. Может быть, когда-то мы поймаем и куски океана, и куски полезных веществ.

- Представляете, поймаем мы замороженную глыбу льда, а в ней замороженный кит, - поддел ее я.

- Или Эрик, - обиженно ответила она.

Вот вечно он надо мной смеется, этот Эрик! Все я ему не такая. Зато Ватая смотрит, не отводя глаз. Нет, на Эрика он тоже смотрит, но главное, что на меня. Мы сидим на полу тесной комнатки и поедаем вкуснейшее сушеное мясо. Эрик хрустит им, Ватая крошит на блин и заворачивает, я по очереди откусываю то от мяса, то от блина и запиваю вином. Вино тягучее, сладкое, но с легкой кислинкой. Оно разливается по телу теплом и счастьем. Мы без умолку говорим и не можем наговориться всласть. Пока еще наша маленькая компания не дошла до всяких игр вроде «с каждого по анекдоту», которые нужны, если поговорить не о чем.

- Эрик, ты почему не пьешь вино? – строго спросила я.

- Не нравится мне! Сладкое слишком! Сама и пей свой компот.

- А тебе, Ватая, нравится? – спросила я.

- Не очень. Я тоже не люблю сладкий вкус.

- Но ты же пьешь?

- Потому что с вами рядом я выпью что угодно. Даже жидкую органическую подкормку для растений.

- Это которую из холодных выгребных ям достают? – спросил Эрик, и у меня по коже пошли мурашки. Похоже, Ватая говорил серьезно.

- Да.

- Не правда.

- Правда.

- А что ты любишь пить? – сменила тему я. Тоже мне, нашли, о чем поговорить в такой вечер.

- Чай.

- А из алкоголя?

- А я еще не дорос до алкоголя.

- Ватая, мы на Луне, - сказал Эрик, - здесь в десять лет уже работают. Что значит слишком молодой для алкоголя? Ну, сколько его у нас есть? Если не пить жижу, что гонят некоторые смотрители теплиц, а то, что привезено с Земли, то можно.

- У меня были другие правила, - лицо его приобрело нарочито вежливое выражение.

- Отстань от него, видишь, для Ватаи это болезненная тема. Слушай, Ватая, а какие у тебя планы на завтра?

- Не знаю. Мы же хотели сделать меня вашим учеником…

- Забудь. Считай, что ты уже наш ученик, - видимо, Эрик раскусил мой план.

- А зна-а-ачит, мы начнем образовывать тебя уже сейчас! – от радости я вскинула перепачканные в еде руки вверх. – Для начала… Эрик, а что у нас было в самом начале?

- Водка. Да ну, не хочу Ватае водку предлагать.

- Ребята, может не стоит, - попытался робко встрять Ватая, но наш поток уже несся под всеми парусами.

- Ты же обещал пить что угодно? – ехидно прищурилась я.

- Да. Но крепкий алкоголь…

- Что, боишься потерять равновесие?

- Или лицо? – спросил Эрик.

- Ну вообще-то… - продолжал робко сопротивляться Ватая.

- Дружище, раз ты динозавр и вернулся к нам из мертвых, это надо отметить. Если ты напьешься, мы возражать не будем. Ты уже дома, никуда идти по темным коридорам не надо. Можешь нам рассказать все что угодно.

- Ну, хорошо, - сдался он.

А я вернулась к обсуждению с Эриком.

- Так что тогда? Ром?

- Может, виски?

- Шотландский…

- Да где ты его возьмешь-то, сумасшедшая женщина? Ночь на дворе! Или опять сумка?

- Не, вино было – и все. А вот, - я показала на тарелку.

- Ты с ума сошла! Они закрыты давно.

- А вот и нет! Для меня они открыты, когда захочу. Я ведь знаменитость.

- Я, между прочим, тоже – обиженно протянул Эрик.

- Но ты не горячая брюнетка с формами, - Эрик посмотрел на меня очень выразительно и немного с грустью. Ватая тут же спрятался за непроницаемой маской самурая.

- Все, я пошла за виски. Может, даже лед найдется. Ну, вдруг.

Друзья… У меня есть друзья! Они рядом со мной в тюремной камере. Они добровольно спустились сюда, разделяют мое заключение и проводят со мной время. Я вижу в реальности ту самую Таню, о которой грезил, оставаясь в одиночестве. Я с детства учился загонять свои настоящие чувства глубоко внутрь. Так поступают японцы, так меня учили бабушка и отец. Если умеешь справляться со своими страстями, то страсти других людей омывают тебя, как бушующие волны скалу – тебе ничего не делается.

Я умею концентрироваться и прятаться, а вот открываться и расслабляться еще ни разу не приходилось. А без этого дружба невозможна. На самом деле я уже очень далеко зашел, рассказал, что мне плохо жилось в японском секторе. Будь они моими гостями, я расточал бы мед и молоко по поводу своей жизни. Но сейчас они требовали всего меня себе, а я и сам толком не знал, кто такой Ватая. Страх и радость мешались во мне, внутри я весь пошел полосами этих несмешивающихся чувств. Избежать их «образования» я уже не мог.

К страху и радости примешивалась зависть: Таня и Эрик прожили вместе целую жизнь, знали друг о друге все и заканчивали друг за другом фразы. Я хотел так же. Но чтобы достичь этого, надо было раскрыться, а я и сам не знал, чего хотел. «Постарайся еще раз», - говорил сэнсэй, и я пробовал раз за разом. Но, похоже, дружба была делом посложнее ядерной физики.

Когда Таня принесла бутылку с янтарного цвета жидкостью и целым ведром льда, я предупредил их.

- Я никогда не пил крепкого алкоголя. И я не знаю, что со мной будет, когда я перестану контролировать себя. Так что, пожалуйста, позаботьтесь обо мне, или о том, кем я стану, - и я поклонился им.

Таня очень серьезно посмотрела в глаза, положив руку мне на голову, по коже побежали мурашки. Она сказала:

- Не волнуйся, Ватая, я очень сильная. Если ты будешь буянить и безобразничать, я удержу тебя, и никто не получит увечий.

Я еще ни капли не выпил, а по моим венам уже побежал жидкий огонь. Да что со мной такое, в конце концов?! Новое ощущение тревожило меня: если выпью алкоголя, совсем могу потерять голову. Надо быть осторожным.

- Таня, ты что делаешь! – притворно сердился Эрик, - Смотри, Ватая опять самурайское лицо надел. Смысл всего действия в том, чтобы он его снял и вообще забыл, где оно у него лежит.

- Ничего, это исправимо, - открывая бутылку, деловито произнесла Таня.

- Да, ты где столько льда взяла?

- В кафе.

- Что ты за него отдала?

- Ничего.

- Таня!

- Поцелуй, только и всего. Что такого.

Меня насквозь пронзила молния, розовая и очень колючая. Таня так просто раздает свои поцелуи. И я заметил еще кое-что: Эрику тоже неприятно. Его непринужденность прикрывает что-то очень болезненное. Почему его коробит, когда Таня целует других мужчин? Внезапно я понял! Он любит девушку, которую зовет товарищем и другом! Любит и скрывает это. А Таня так ничего и не замечает. Ничего не изменилось с того лета. Энергии в ней хоть отбавляй, а вот понимания... Она умела добиваться желаемых целей, боль Эрика ее не задевала.

- Так, это первый тост в жизни Ватаи. Надо что-то запоминающееся и важное.

- За динозавров? – шутливо предложила Таня.

- За родителей, - сказал я, и все согласились.

Лед из стакана коснулся моих губ, янтарная жидкость проскользнула в горло. Виски вошел в меня остро и резко. Горлу больно, воздух из легких как будто выжгло, я глубоко вдохнул. Легкие охватил пожар, и я закашлялся, внутренне кляня себя, что согласился на этот безумный эксперимент.

- Больше никогда, - хотел я сказать, но меня скрутил новый приступ кашля.

- Как ощущения? - поинтересовалась Таня.

- Ты дыши, дыши, Ватая, все хорошо, - хлопал меня по спине Эрик, и я сосредоточился на происходящем внутри меня.

- В желудке… тепло…

- И все?

- И все.

- Значит, теперь надо выпить еще порцию, - снова налила в мой стакан Таня.

- Нет-нет-нет, - запротестовал я, - все, больше не надо!

- Слушай, первый раз всегда бывает именно таким, - заверил меня Эрик, - теперь попытайся делать небольшие глотки. Распробуй, как напиток пахнет, погоняй по небу.

- Да это же все равно что пить жидкие колючки!

- И да, и нет. Поверь мне, скоро тебе станет все равно, что виски жжется, - со знанием дела сказала Таня.

- Хорошо, я поверю тебе, Таня, - произнес я и тут понял, что действие алкоголя дошло до мозга. Голова слегка закружилась, лица друзей расплылись перед глазами.

- Ой, - непроизвольно вырвалось у меня.

Таня и Эрик довольно переглянулись.

- Дошло, - со смехом сказал Эрик.

- Давай еще! – весело сказала Таня.

И мы выпили еще. После второго стакана из моих глубин начало вырастать что-то очень большое и горячее. Я не понимал, что это такое, а оно росло, как дерево, захватывая все новые и новые территории моей сущности. Сквозь горячую пелену я смотрел на Таню и Эрика и наконец понял, это дерево – любовь. Одна ветка усыпана цветами детской наивной любви трех детей к общим играм. На другой висит горький плод взаимоотношений с отцом. На третьей пристроилась неувядаемая жертва родителей в их последний день. Еще одна ветка кричаще цветет страстью, ведь я хочу Таню, хочу, и сам в этом себе не признаюсь, хотя много раз по вечерам мои фантазии уплывали в волшебную страну, где мы были вместе.

- Что чувствуешь? – спросила Таня.

И я не сдержался, не выдал натянутую шутку, а сказал правду.

- Любовь.

И сам испугался. Но Таня и Эрик заулыбались, понимающе переглянулись, а Эрик сказал:

- Наш человек.

- Это почему еще? – опять не сдержался я, причем даже не покраснел.

- Потому что когда люди пьют, они делятся на два типа. Одни всех ненавидят, другие всех любят. С теми, кто всех любят, иногда приходится сложно, но с теми, кто всех ненавидит, мы просто не имеем дело.

- Даже на куполах?

- Особенно на куполах.

Я расслабился и отдался этому новому чувству – пониманию. Алкоголь побуждал меня говорить правду, но я не боялся: друзья не осмеют и не осудят меня. Если стану безобразничать, Таня действительно остановит меня, но не потому, что я плохой, а потому, что она мне друг и обо мне заботится.