Вместо эпиграфа.

Внимание! Практически все события, описанные в данной книге – подлинные, лишь некоторые сцены и эпизоды являются авторским вымыслом. Имена и фамилии героев и статистов тоже остались неизмененными, несколько не самых ярких персонажей добавлены для полноты сюжета. Географические названия так же подлинны.

Почти все бытовые сцены солдатских будней, так часто пережеванные многочисленными сериалами, сознательно удалены из текста.

Во время написания книги практически никто не пострадал. Посмотрим что будет после… Впрочем, если не хотите, можете не читать.

Предупреждение! Книга изобилует эпизодами насилия над солдатом, как над личностью, эротическими сценами без купюр и переполнена ненормативной лексикой.

Возрастной ценз читатель определит для себя и своих детей сам.

Вместо эпиграфа.

Все начиналось с того,

Что я однажды родился.

И очень скоро я узнал,

Что все на свете мне нельзя…

(Дискотека «Авария»)

ЧАСТЬ 1

Глава 1

Значит так, сегодня 26 июня, три дня до дня рождения. Я облазил все коммерческие палатки в городе – ищу водяру подешевле и побольше. Закуску почти всю купили, ну а чего не хватит – мать с рынка в последний момент притаранит.

Да! Совсем забыл! По пути надо зайти к Абдулле, Мэпсу и другим калдашам, еще раз напомнить, а то набухаются и ни сил, ни здоровья не хватит по человечески отпраздновать. Все-таки 18 лет один раз в жизни бывает.

Еще раз сосчитаем всех гостей. Считать буду по пальцам. Вот этот большой, с длинным ногтем, да у меня все длинные, да еще и заточены так, что глаз можно до мозга проколупать, если надо будет. Да и на нормального парня я не очень похож: длинный, тощий, сутулый, на башке шапка кучерявых волос аж 40 сантиметров длиной, аккуратно зализанных в конский хвост, перехваченный тремя, а то и пятью разноцветными резинками так, что получается разноцветная труба с кучерявой мочалкой на конце. Небритая рожа с редкой щетиной. Глаза с постоянным прищуром еще-бы, очки не ношу, а зрение-то минус 2, 5! И так страшненький, а тут еще и очки носить – ну уж нет! На тонкой шее с сильно выступающим кадыком болтается с полдесятка разномастных цепей с разными побрякушками на концах: где крест перевернутый, где черепушка крысиная, а где еще какая ебола.

Старая отцова рубаха с нарисованными татуировками (папа в свое время тоже типа хипповал) на спине какой-то спас, на рукавах, естественно, голые бабы. Правда рисунки давно застирались и выцвели, но то, что это бабы и то, что они действительно голые разобрать еще можно, пуговиц нет - на голом пузе завязан узел, рукава закатаны чуть ниже локтя. Ниже джинсы, дранные до такой степени, что их изначальный цвет можно угадать по петлям, в которые заправлен проклепанный ремень. Хотя ремень только для понта. Штаны болтаются чуть-ли не на яйцах. На штанах нашивки, всякая хрень: пацифики вперемешку со свастиками и все теми же крестами-перевертышами. На жопе две дыры - одна наполовину заштопана ярко красной заплаткой, вторая для вентиляции- мало-ли чего. На ногах кроссовки, новые почти, хотя и какая-то китайская херня. Одна подошва лопнула пополам, так я ее скрепил латунным листом вполподошвы, прикрутил саморезами. Иду- скребу по асфальту (где он есть). Ночью прикольно смотрится - искры так и летят.

В руках два пакета со жратвой и с бормотухой - на вечер. День рождения надо начинать праздновать заранее, а то и вспомнить будет нечего.

Ну, вот мой портрет на июнь 1995 года.

Во бля, я ж основную мысль совсем упустил. Начал же с пересчета гостей.

Значит первый - лучший друг- Семен. Вообще то зовут его Вова, этакий деревенский плейбой - пиздобол. Красавчик - парень, который на словах перееб в городе всех красивых сверстниц и половину тех, что так себе – типа третий сорт – не брак. А на деле вечно кляньчущий у меня и друзей журналы с голыми девками для туалетных спермоизлияний в кулак. Итак, Семен, он же Черт, он же Мистер и многое другое - выбирается по ситуации. Неглупый, симпатичный, в чем - то даже оригинальный парень - у нас в тусовке все не от мира сего.

Второй, конечно же, Абдула - этакая смесь русского папы и мамы – тувинки. Узкоглазый, лохматый монстр весом под 150 кило. Абдула – Абу - вмиру Александр Трофимов - подающий надежды студент технаря, хотя, пока еще отвязный пропойца и в доску свой парень. С Абу, конечно же, придет Кирибей – уменьшенная и не столь узкоглазая и заплывшая салом копия самого Абу, братец его младшенький - Кирюша.

Из парней еще припрется Мэпс. Рыжий очкарик, типа тоже студент, весь в доску правильный интеллигент-недоебок, уже имеет свой мотоцикл и машину, старше нас всех на год, а то и на два. При первом же случае сдаст всех не думая, хотя по пьяни клянется в вечной дружбе и преданности. Мушкетер хренов – типа все за одного, один за всех, а сам первым съебется, как только какая заваруха наметится. Сука редкостная, зато отвисаем и бухаем почти всегда у него на веранде с видом в яблочный сад. С веранды и блюём после дегустации всяческих сортов самопальной бормотухи – прямо в сад.

Ну и само собой нельзя забывать Лялика. Альберт Владимирович Журкин- тихоня и тюфяк - его с дерьмом мешай, а он только улыбаться будет и краснеть как девка. Кстати, пиздобол еще похлеще Семена. По его словам последние полгода он вообще дома не ночевал, то его какая бабенка выцепит на подходе к дому, то он кого- то из своих бывших в подъезде ебет до рассвета. Мы его байки, конечно, слушаем, живо их обсуждаем, они, кстати, так и называются – «байки от Жареного», хотя, хорошо зная его папу – подкаблучника- моралиста и маму - вечно болезненную сердечницу - в такие сказки верится с большим трудом. Короче Лялик - типичный маменькин сынок с неуёмной сексуальной фантазией.

Нельзя забывать и о Ромке Грязнове, по прозвищу Крыса. Он среди нас пожалуй самый правильный пацан – в школе почти круглый отличник, в технаре тоже в первой пятёрке по успеваемости. Внешним видом своим окружающих не шокирует, не то что почти все остальные в нашей тусовке. Как к нам затесался – вааще не понятно, разве что бухнуть любит наравне со всеми, ну и понятное дело нахаляву.

Ну и последний по списку, но не по значимости, из пацанов - Это Золушок. Рома Чернышев, тихий скромный солдат Российской Армии 26-ти лет от роду. Служит в 30-ти километрах от дома, при штабе, так что каждые выходные дома. И с вечера пятницы по вечер воскресенья у нас пьянки по поводу – «Золушок с армии пришел», а то и просто так – без повода.

Вот такая абсолютно разношерстная компания у нас подобралась. Иногда я задумываюсь, а что нас вообще связывает, кроме практически ежевечернего бухания? Ведь совершенно разные люди. Я и Абдула - немного хипповатые, отмороженные интеллектуалы с непомерно завышенной самооценкой и комплексом неполноценности. Черт и Ляля – пиздоболы, разные по сути, но одинаковые по содержанию. А Мэпс и Золушок - этакие умудренные житейским опытом недорощеные мужики. Хотя, если хорошенько подумать, то нас всех вместе держит СТРАХ, вот именно СТРАХ большими, просто огромными буквами. Боязнь будущего, этой сложной взрослой жизни до которой остается все меньше и меньше времени. Ведь еще шаг и мы разбредемся каждый своей дорогой. И кто как устроится в этой новой жизни еще не известно. Ведь каждый из нас в отдельности - ноль, пустое место, а так, вроде бы кучка, вроде бы друзья, хотя и с маленькой буквы. Друзья, которые цепляются друг за друга, но без всяких сомнений и душевных переживаний предадут в трудную минуту. Все! И я не исключение. СТРАХ правит миром.

Вот такой сборный, хотя и неоконченный портрет нашей основной тусовки нарисовался. Есть правда и другие, приходящие элементы, но основной костяк, если так можно выразиться, нарисовался.

Да, совсем забыл. У нас с Семеном, конечно же, есть девушки, не вымышленные создания с модельной внешностью, своими авто и полными сумочками бабла, которых почти каждый вечер трахает Жареный, а так, обычные девчонки. Моя – Лидуха, пятнадцатилетняя, не очень страшная чувиха с хорошей фигуркой, не очень большой грудью, короче, все, что надо при ней. Лидуху в 13 лет изнасиловал лучший друг ее брата и с тех пор у нее бывают заебы: то она, как последняя нимфоманка выискивает по всему городу мужиков для быстрого перепиха в любых условиях, а то неделями сидит дома и носа на улицу не показывает. А в остальное время – нормальная деваха, хотя и туповатая, короче поговорить на отвлеченные темы с ней практически невозможно.

Ну а Вова, плейбой сраный, как всегда отхватил кусок получше, его подруга – Олеся, Лидкина подружка, настоящее чудо природы. В 13 лет имеет 6-ой размер груди и с одиннадцати лет недевочка. Попортил её сынок маминого сожителя – пятнадцатилетний разъебай. Короче, хотя ни Лидухе, ни, тем более Олесе меньше 18-ти никто не дает – мы с Семеном все время ходим под статьей.

Так вот эти две особы женского пола тоже придут водочки халявной похлебать.

Глава 2

-Абу, слышь? Давай собирай калдашей у Мэпса часам к 9-ти, а мы с Семеном и Крысой подойдем, может и Лялик придет, сказочник херов.

Стою с баулами в руках на веранде у Абдулы. Он как всегда в трусах и майке-тельняшке со свисающими из-под мышек сиськами.

- Ой, Седой, как бы нам два праздника за раз не отметить – Абу закуривает «Соверен», хотя почему- то упрямо называет их «Соверейшин» - призыв-то до 30-ого июня! А у тебя днюха 29-ого, как бы тебе под раздачу кирзовых сапог не попасть.

- Не пизди, я в военкомат звонил, сказали, что меня на осень оставят.

- Ну-ну, мое дело предупредить, так что ты бухла-то побольше закупи, а то мало ли чего.

- Да пошел ты! Давай до вечера.

То, что было вечером, помню хорошо. Выдули две бутылки бормоты, пошныряли по карманам, наскребли еще на пузырь водяры, конечно же, паленой. Но здоровья по молодости – вагон, да и левачек в 95-ом был не чета нынешнему, травились тогда редко, а случаев с летальным исходом вообще практически не было. Купили буханку черного хлеба, а лук репчатый с солью у Мэпса всегда есть - закуска у нас, студентов, нехитрая.

Сидели как всегда у Мэпса вчетвером: сам хозяин дома, точнее веранды, Абу, Семен и я. Пили, курили, спорили до хрипоты. Начали как всегда с баб, потом постепенно перешли к обсуждению нашей говеной попсы и ихнего пиздатого рока, а затем через политическую ситуацию в стране и в мире вцелом, перешли опять к бабам.

Разошлись во втором часу ночи по домам, отсыпаться.

Глава 3

Звонок. Телефон звонит, ну кому в такую срань приспичило звонить? Кое-как, не открывая слипшихся после вчерашних возлияний глаз, нащупал трубку.

- Але…

-Здравствуйте – приятный женский голос на другом конце побуждает открыть хотя бы один глаз – это квартира Седовых?

- Ну и че?

- Будьте добры, позовите Дмитрия к телефону.

Во, бля, какая- то шмара с утра несрамши звонит, да еще и меня требует. Окончательно просыпаюсь.

- Я слушаю.

- Дмитрий, вас беспокоят из горвоенкомата – пиздит бабенка как по написанному - поздравляю вас, 29-ого июня вы призываетесь в ряды вооруженных сил Российской армии. Подойдите за повесткой в горвоенкомат в любое время сегодня или завтра.

- Спасибо…- только и смог я промямлить в ответ. Трубка падает на пол и я, стоя в одних трусах посреди комнаты во все горло ору:

- ВО БЛЯЯЯЯЯ!!!

Парикмахерская. Последний раз был здесь лет пять назад, а она ничуть не изменилась: все та же серость, грязь, вонь от химикатов для завивки и покраски волос. Все те же тетки в застиранных халатах. Всю жизнь их боялся. Сидишь, бывало, смотришь в это огромное, в полстены, мутное зеркало, а сзади точно такое же, и создается иллюзия охеренной глубины и ты тонешь в ней, все мельче и мельче становятся детали и где то там, далеко, уже не видно черт лица и окружающих тебя предметов, а только светлое пятно твоего лица на фоне серой, застиранной простыни и бесформенное нечто, вьющееся вокруг тебя и машущее рукавами спецодежды. Жуть!

Преодолевая природную брезгливость ко всему общественному, сажусь в кресло - этакий красный дерматиновый динозавр с засаленными подлокотниками и сломанным подъемником. Снимаю резинки с волос, трясу башкой, отчего прическа становится похожей на огромное воронье гнездо, смотрю на себя красивого в зеркало, заодно слежу за реакцией парикмахерши - толстой, пропитухи с пережженными редкими волосенками.

- Ой, какие волосы-то, вот бы девке такие - тетка щупает трясущимися руками мою шевелюру, а заодно завистливо таращится на мое отражение в зеркале.

Если бы ты, старая корова, знала сколько раз я уже слышал эту фразу и ей подобные. Как мне это все уже надоело, да я уже готов переубивать всех только за одно упоминание о моей внешности.

- Как стричься будем?

А действительно, как? В последний раз моего посещения парикмахерской в перечне услуг было всего две мужских стрижки: под «канадку» - это когда машинкой убирается с головы все лишнее, по мнению мастера, не особо уделявшего внимания мнению самого клиента. И еще была стрижка « Молодежная», та же хрень, только потом еще ножницами прическе придавалось некое подобие формы.

- А, все равно! Покороче, можно вообще наголо, мне в армию.

Тетка берется за ножницы, долго примеривается, явно я у нее такой первый клиент за всю ее долгую практику, таких дуроебов как я в маленьком уездном городке не так уж много. Наконец, собравшись с духом и постоянно дыша на меня перегаром, начинает орудовать своими нехитрыми инструментами. А я сижу и смотрю на себя в зеркало.

Сколько лет мучений, постоянного унижения одноклассников и прочих особей моего вида, неприемлющих представителей неформальной культуры, слетают с меня ошметками за считанные минуты!

Наконец все готово. Я за издевательством над собой смотрел сквозь полуопущенные веки, да и зрение то не очень, так что бы лучше рассмотреть конечный результат подошел к зеркалу вплотную. Абсолютно не узнаю себя нового, а уж как не нравлюсь- то самому себе! Аж какая - то противная дрожь по телу волнами пошла. Буркаю себе под нос, что - то типа « спасибо » и пулей вылетаю из цирюльни.

Домой пора, готовится к вечеру. Как никак последние сутки на свободе.

Глава 4

Пацаны начали подходить аж с пяти часов, хотя договорено было на восемь. Все подъебывают на счет новой прически, мол, помолодел ты, Седой, лет на десять. Ну-ну, я из всех наших самый первый в армию ухожу, Золушок не в счет, остальные вслед за мной по очереди, кто через полгода, кто через год, а Абу, сволочь вообще срочную тянуть не будет: у него в технаре отсрочка, а потом институт с военной кафедрой. Ну, ничего, я через два года вернусь, буду, как говорится, девок драть и водку жрать, а вы, засранцы, в кирзачах потеть да лошадиную кашу трескать.

До восьми все уже порядком надрались и папенька мой не исключение. Наконец пришли девки - Лидка с Олеськой, все такие из себя нарядные, будто не парня в армию провожать, а на свадьбу. Все сели за стол, до этого пили стоя, кто как урвет. Семен начал тостовать. Стал всем заливать какие мы с ним пиздатые друзья, почти братья по крови. Было дело, раз мы с ним и вправду ржавым перочинным ножиком чуть себе вены не повскрывали, чтобы кровными братьями стать, но остатки замутненного алкоголем разума буквально закипели от этой дурной мысли и мы избежали обоюдного сепсиса и обескровливания. Плел что-то еще в том же духе, и, наконец, произнес:

- Так выпьем же за нашего солдата! Седой, ты смотри, служи хорошо, чтоб мы тут, на гражданке, спали с открытыми форточками и ничего не боялись!

Все начали чекаться, выпивать и закусывать. Тосты сыпались один за одним. Выпили и за родителей и за бабушку и за Ельцина и за Лидуху, типа ждать будет. Мать только успевала доставать все новые и новые пузыри с водярой и самогоном, да закуски подкладывать. Высказались все, даже папанька, хотя к тому времени он уже так набрался, что все засомневались, хватит ли у него сил встать с утра в полпятого, чтобы проводить меня до военкомата. Все же папанька высказал, что - то типа: «служи, как я служил, а я на службу положил», хлопнул еще стопку самопляса и пошел в другую комнату спать.

Часам к двенадцати, уже порядком нажравшиеся, по кой то хрен засобирались купаться на Подгорное озеро. Вышли шумной толпой и побрели неспеша, на ходу распивая водяру прямо из горла и закусывая колбасой и огурцами, рассованными по карманам. Пока дошли, комары нас сожрали, чуть ли не до костей.

Вода оказалась теплой, как парное молоко, над озером тучей роились комары и прочий гнус, которые, почувствовав нас то ли по температуре разгоряченных водкой тел, то ли по запаху этой самой водки, ринулись в бой за каплю молодой крови, облепив нас серыми, шевелящимися накидками. Интересно, если бы мы не пришли, чего бы они ели в этой глуши, друг дружку что ли?

Купаться полезли только мы с Семеном, так как я был самый трезвый и неизвестно куда пошлют служить, может в ближайшие два года так больше и не искупаюсь, а Семен был самый пьяный и ему был по хую мороз, комары и ситуация в Гондурасе, как он сам говорил. Остальные развалились на берегу и начали друг друга натирать самогоном, типа кто- то где- то слышал, что самогон от комаров самое лучшее лекарство. Мы с Семеном долго и упорно уговаривали девчонок залезть в воду, но те, сославшись на отсутствие купальников, не соглашались. Но девки были уже пьяные, а Абу с самым невинным видом, какой только можно ожидать от пьяного мордоворота весом в 150 килограмм, заверил их, что все отвернутся и подсматривать не будут. Какое там! Как только Олеся сняла с себя почти все, вся мужская половина компании так широко раскрыла свои хлеборезки, что туда налетело по полкило комаров в каждую. Олеськины сиськи произвели такой фурор, что на фоне их Лидуха незамеченной соскользнула в воду. И только Семен, весь расплывшийся от удовольствия, начал орать на всю округу, что все это его и нехай все завидуют и в кулак дрочат в туалете, вспоминая проводы Димона, и стриптиз, который был в честь этого устроен.

Как только девчонки начали заходить в воду, Семен решил устроить водную феерию, а именно стал брызгать водой во все стороны, девчонки с визгом бросились, было обратно на берег, но ретировались под пожирающими взорами еще не отошедших от зрелища калдашей. Вован поймал свою Олесю, начал щупать ее во всех местах, под одобряющее улюлюканье толпы, мы с Лидкой просто порезвились на мелководье. Я пощипывал ее съежившиеся от прохладной воды соски, гладил руками между ног, мы долго и слюняво сосались, Лидуха стянула с меня трусы и как следует подрочила, я тоже не останавливался и ласкал ее пизденку, кончили мы быстро. Вован тоже не отставал, загнал Олеську, где помельче, и окучивал ее сзади, с каждым ударом все глубже и глубже вгоняя ее в песок. В завершении всего Семен вскочи на ноги и, выкрикивая какую то херню стал бурно кончать, размахивая членом во все стороны. Пацаны на берегу просто взвыли от зависти.

В конце концов, комары задолбали, да и холодать стало к утру, под всеобщее улюлюканье девчонки стали вылезать из воды, то и дело, соскальзывая на мокром глинистом берегу опять в воду, приводя тем самым толпу в еще больший восторг. Наконец, вдоволь набравшись впечатлений для рукоблудства, парни помогли девчонкам выбраться на берег, не забывая похватать их за выступающие части тел. Одевались подруги уже без стеснения и спешки. Мы с Вовкой тоже вылезли на берег, помогли девчонкам одеться и поперлись всей толпой до дома.

По дороге Семен с Ляликом приставали ко всем встречным прохожим, кто уже спешил на работу с утра пораньше, а кто еще не дошел до дома с вечера, долго объясняли заплетающимися языками, что провожают друга в армию и предлагали выпить за то, чтобы служилось хорошо. Троим или четверым действительно помогли подлечиться после вчерашнего.

Домой нас пришло на одного больше, чем уходило, Семен, таки уговорил какого то парня, уже хорошего и, как видно никуда не спешащего, пойти догнаться. Опять сели за стол. Некоторое время продолжали пить, травить анекдоты и клясться друг другу в вечной дружбе. Того парня, что подобрали на улице, напоили до бесчувствия, а когда тот начал бузить и блевать прямо на ковер, Мэпс с Ляликом сначала отлупили его по чему попало, потом выволокли за ноги на улицу и там еще вставили, что бы в следующий раз не повадно было в гости напрашиваться и на хозяйские ковры харчи метать. Уложили его на лавочку во дворе. Мэпс накрыл его разбитую морду бейсболкой, еще пару раз вдарил по ребрам, хотел еще в кроссовки ему нассать, но Лялик его отговорил, сказал, что негоже над « трупом» глумиться.

Мать попросила нас сильно не шуметь и пошла спать до утра. Крыса, зачем- то врубил телевизор и видак. Долго рылся в кассетах, наконец, достал с самого низа порнушку, долго пихал её в кассетоприёмник и с торжественным видом нажал «Play». Минут на десять все забыли про стол, про водку и вообще, про все. У Лялика даже слюни потекли из открытого рта. Первым из эротического транса вышел Семен, он - то такие буфера и лицезрел и щупал, чуть ли не каждый день, если Олеся была в духе, а в духе она была часто. Постепенно все оторвались от экрана и охи, ахи и прочие нечленораздельные выкрики немецких трахальщиков остались лишь в виде сопровождающего фона. Пьянка продолжалась, под впечатлением от фильма пацаны стали уговаривать Лидку дать мне пару раз на прощанье, а лучше прямо тут, на столе, при всех. Или, на худой конец, что бы Олеська титьками померилась с зарубежными порнодивами.

- Да пошли вы на хуй, лучше свои стручки достаньте, да в экран потыкайте - невозмутимо ответила Вовкина пассия – может вас током переебет. А ты Лидуха, правда давай с Димкой в соседнюю комнату, черт его знает, когда ему теперь повезет.

Лидка, отчего то покраснела, но встала из-за стола, подошла ко мне и со словами:

- Ну, давай, пошли, а то скоро мать проснется - увлекла меня за собой.

Я повалил ее на диван, быстро расстегнул молнию на юбке и одним рывком сорвал ее вместе с трусами. Она жадно впилась в мой рот своими губами и начала неистово сосаться, как будто это она уходила черт знает куда на два года, впрочем, целоваться Лидка любила даже больше, чем трахаться. Оно и доступнее, теперь ведь не коммунизм, везде можно, да и после изнасилования ее на тему секса иногда переклинивало.

Лизались мы долго, я одной рукой гладил ее молодую, еще довольно упругую грудь, другой же теребил ее мокрую пизденку, она, расстегнув мне ширинку, залезла в мои штаны обеими руками и что есть силы старалась привести мое хозяйство в боевую готовность. Но, то ли сказалось количество выпитого спиртного, то ли начался мандраж от предстоящих двух лет неизвестности, вобщем, хозяйство долго не отвечало Лидке взаимностью. Она уже сама кончила пару раз, моя рука, ее барахло под нами, да и диван уже были насквозь мокрыми.

- Вот так, в последнюю брачную ночь и никак, Лид, ты его из штанов то достань, а то он так и не встанет.

- Сам дурак, - сказала Лидуха, но начала расстегивать ремень и стаскивать с меня джинсы. Член вывалился и сразу под умелыми руками Лидки начал оживать, наливаться жизненной силой. Она еще долго его дрочила и как только я хотел уже ей сказать, что это могу делать и без нее, меня прорвало. Кончал я долго, забрызгал Лидку, попал и в рот и на волосы, часть спермы уже стекала по груди, скатываясь мутными ручейками между чашечек и проложив себе дорожку по плоскому животу, скопилась лужицей в пупке. Я же все это время не вынимал пальцев из Лидки и довел ее до очередного оргазма, Лидка захрипела, сжала ноги так, что у меня свело пальцы, и укусила меня за шею.

- Больно, зараза! – чуть не заорал я на всю хату.

-Сам дурак! - прохрипела Лидуха и впилась в меня очередным слюнявым поцелуем.

Так у нас с ней в этот вечер нормального секса не получилось, мы еще с полчаса полежали, поласкали друг дружку в интимных местах, потом Лидка встала и начала одеваться.

- Дим, только ты не обижайся, ждать я тебя с армии не буду.

- Я знаю, - сказал я, хлопнул ее по голой заднице и поцеловал – пошли, а то, как бы гости Олеську не трахнули общаком, Семен, наверное, уже мясом под столом лежит, а им на нас завидно.

Я оказался прав, Семен, в обнимку с заблеванным тазиком, лежал под столом, рядом мирно похрапывал Мэпс. Лялик с Абдуллой, с рюмками в руках о чем- то ожесточенно спорили, отчего водка то и дело проливалась из рюмок на головы Семена и Мэпса. Олеся спала в туалете в обнимку с унитазом. И только Крыса тупо сидел перед телевизором и смотрел порнуху без звука.

Короче, праздник удался!

К четырем часам проснулись родаки и мы с Крысой, растолкав спящих провожатых, стали собираться в военкомат.

Глава 5

- Во, бля, прикольно, а мне батя рассказывал, что здесь народу немерено.

Полупьяный парень ходил по запертому изнутри военкомату и возмущался тому, что народу мало, что водку и пиво отобрали на входе и что ему так не везет по жизни - загребли в последний день призыва.

- Как я посмотрю, тут не я один такой долбоеб, нас целых пятеро!

- Ну, ты! Хто тут долбоеб ишо посмотреть надо, – буркнул из угла здоровенный детина, сразу видно деревенский, с кулачищами размером с гирю на 32 кило и с мордой, которой в впотьмах можно трактор остановить, и еще неизвестно кому будет хуже – этому деревенскому Рембо или трактору.

- Ну ладно, не бузи, деревня. Щас я вас всех угощать буду!

Парень расстегнул ширинку, засунул руку в штаны, долго там копался и извлек на свет божий полиэтиленовый пакетик, больше похожий на презерватив. Сразу было видно, что в пакетике, как минимум поллитра и явно не воды.

- Ну чё, мужики, будем! Чтоб два года пролетели как два дня! – он ловко откусил уголок пакета и, высосав приличную дозу содержимого, зычно гаркнул, скривил жуткую рожу и, засунув нос под мышку, занюхал самогонку собственным потом. Чуть отдышавшись, передал пакет деревенскому бугаю.

- Держи, тока осторожно! Градусов 60 будет, батя сам гнал!

Деревня сжал пакет своей лапой - сильная струя ударила в открытый рот, одним глотком ополовинив пакет, он с довольной ухмылкой передал пакет дальше. Хорошо, что я сидел последним, меня и так мутило после ночных возлияний, а сивуху неизвестного происхождения пить не очень хотелось. Кое как выдавил в рот остатки пойла и чуть не выблевал все, вместе со вчерашним себе под ноги. Попутно познакомился с остальными призывниками.

Как и говорил парень, нас было всего пятеро, у двоих история как у меня – день рождения с 27-го по 30-е. Деревня оказался единственным кормильцем в семье, отца у него не было, а старший брат сидел. Освободился неделю назад и его взяли на работу вместо Деревни. И пришлось парню в свои 25 лет, в срочном порядке менять свои резиновые говнодавы на казенные кирзачи.

Парень-контрабандист оказался обычным бегуном, ему уже два года удавалось скрываться от визитов военкомов и ментов, а в этот раз тупо не удалось вовремя смотаться. Попался, в числе многих, за участие в массовых беспорядках, стали проверять документы и так и продержали в обезьяннике целую неделю. Только вчера вечером под конвоем доставили домой, с родней попрощаться и сразу в армию.

Со второго этажа спустился какой-то хер в погонах и с торжественной мордой сообщил нам, что автобус прибыл, велел нам собирать свом шмотки и выдвигаться. Как только двери военкомата открылись, толпа на улице торжественно загудела, а когда мы вышли на крыльцо, то провожающие, уже изрядно опохмелившиеся, вообще перешли на дикие вопли, перебудив половину округи.

Мы, впятером, нехотя залезли в автобус, маленький ПАЗик, пока рассаживались, ждали сопровождающих офицеров- провожающие облепили автобус со всех сторон, как мухи говно. Стали раскачивать борта, стучать по стеклам, совать в окна пакеты и забрасывать бутылки со спиртным.

Дядьки в погонах пытались навести на площади порядок, те, что нас сопровождали, пытались собрать свертки и бутылки, раскатившиеся по всему салону. Толпа на улице тем временем все напирала и напирала, не давая автобусу сдвинуться с места. Водила уже руку отбил, лупя по бибикалке. Вдруг хлопнуло и с треском рассыпалось стекло на дверях, с другой стороны стекло запасного выхода вдавили внутрь и чуть не задавили Деревню. Автобус качался как пустая бутылка на волнах, норовя перевернуться на бок. Из ворот военчасти выбежало два десятка солдат, подоспели вездесущие менты на своих «козлах» и «буханках». Общими силами толпу провожающих разогнали, особо буйных затолкали в «козелки» и мы, наконец, поехали.

Последнее, что я помню из гражданской жизни, это пьяная морда Семена, что- то орущая из ментовского «телевизора».

Всю дорогу до Владимира будущие солдаты мирно спали, время от времени автобус притормаживал, чтобы новобранцы не заблевали и не обоссали весь салон, злой дядька в погонах не давал отойти в придорожный бурьян больше, чем на метр. Всю жратву и пойло, что накидали родственники в автобус через окна, сопровождающие нас офицеры рассовали по своим, заранее припасенным пакетам. Правда, по прибытии в сборный пункт во Владимире, один из военных выдал каждому по бутылке, сказал, чтобы ныкали подальше, а то и здесь проверять будут.

- Команда 145, с Вязников, заходи в отстойник, – толстый военный с усами отвел нас в большое помещение с огромным количеством двух, а вдоль стен и трехэтажных кроватей – купцы за вами один хрен еще не прибыли, так что пока располагайтесь, знакомьтесь с остальными и на последнюю медкомиссию. Пацаны подскажут, чего тут где.

Мы расселись по свободным нарам, благо народу было немного, кроме нас еще человек 50. Аборигены стали о чем- то нас расспрашивать, просить пожрать и водки.

- Слышь, мужики, а долго тут сидеть? Когда эти купцы приедут?

- Ну, это кому как повезет, - сказал один щуплый проныра, вовсю копошившийся в моей сумке. Наконец, нащупал на дне вожделенный пузырь и пакет с бабушкиными пирожками, зубами сорвал крышку с горлышка и начал разливать в протянутые кружки и стаканы. – Кого в тот же день забирают, даже без комиссии, а кто, как я, уже вторую неделю здесь парится. Уже и жратва закончилась и водяра и деньги, вот только новенькие спасают. – Парни чокнулись, закусили пирогами и принялись дальше потрошить наши сумки.

- Так вы 145 команда? Да, не повезло, говорят, вас то ли в Красноярск отправят, то ли в Мурманск. Короче куда то к черту на рога, – проныра с набитым ртом и деловым видом солдата двух недель службы учил новоприбывших армейской жизни, - вы пока валите на медкомиссию, там внизу табличку увидите на двери. Только, это, предупреждаю сразу, баба там одна, как раз в самом конце сидит. Короче, к ней уже без трусов заходят, так вы перед ней мудями не трясите, так линейкой по концу переебет, что неделю враскоряк ходить будете.

Обрадованные таким напутствием мы побрели на медкомиссию.

Глава 6

Вдоль одной стены длинного коридора стояло еще с десяток таких же, как мы салабонов, вдоль другой, ровным рядком тянулись одинаковые фанерные двери. До трусов разделись после первого кабинета, зрение и ухогорлонос проверили быстро, добрые дяди военврачи накарябали в моем обходнике, что то нечитаемое, в конце можно было разобрать только «годен к строевой » и я отправился дальше.

Невропатолог задавал какие то дурацкие вопросы, долго бил молотком по коленкам, все пытался отыскать какие то рефлексы, в конце концов, мне надоела его возня и я, изловчившись, как бы случайно, что есть силы въебал ему под колено. Доктор долго орал, прыгал на одной ноге по кабинету, угрожал, что я с призывного пункта отправлюсь прямо в дисбат, но сам понял, что против меня, еще не солдата, но уже не гражданского лица, ни один из законов, кроме личного рукоприкладства, не действуют, написал в обходнике очередное «годен» и послал меня куда подальше.

Так потихоньку обошел всех врачей. Хоть бы одна падла написала, что- то другое. У проктолога мне непонравилось, больше всего. То нагнись, то раздвинь ягодицы, то сожми ягодицы, в завершении этой экзекуции, добрый дядя подошел ко мне сзади и засунул в мою задницу палец, то есть я надеюсь, что это был палец, для хера он был уж слишком маленьким. Хотя мне не с чем сравнивать, до этого дня мне никто ничего в жопу не засовывал. И после таких впечатлений захожу в последний кабинет, уже без трусов. В коридоре холодно, писюн сжался до самых непристойно маленьких размеров и я с таким стыдливо замерзшим хозяйством захожу к урологу. За столом сидит та самая баба-членоненавистница, Довольно молоденькая, лет 25-ти, особа и на мордашку очень даже ничего, в довершении всего халатик на ней одет практически на ничего, соски так и выпирают. Мой, совсем было замерзший член, начал потихоньку отходить и шевелиться, но я, вспомнив о карающей линейке, благоразумно собрал остатки воли в кулак и прекратил предательские поползновения.

Анализируя пройденный медосмотр я понял, что армия, это такое прекрасное место, где меня будут нагибать, ебать, пока начальству не надоест, а за любые отклонения от их генеральной линий – бить по голове или головке, чем под руку подвернется. С такими дурными мыслями я поднялся в общий зал. Там сидели старожилы сборного пункта и ждали своей участи. Какой то мужик с фотокамерой предлагал сфотографироваться в военной форме на память. Я подошел, мужик ловко нацепил бутафорский камуфляж прямо поверх моих шмоток, закрепил сзади липучкой, нацепил на голову голубой берет, и попросил сделать умное, а самое главное мужественное лицо.

- Мужик, а ты сам то сможешь, и умное и мужественное сразу?

- Ну, ты тогда просто смотри вдаль, - стушевался фотограф, нажал на кнопку, птичка, почему- то не вылетела, - Все, снимай комок, передавай следующему, вот тебе конверт – пиши домашний адрес, если хочешь несколько фоток, пиши адреса и количество экземпляров, родственники получат и оплатят на почте.

Я решил отправить свои первые армейские фотки родакам, бабушке и Лидухе, но так как точного ее адреса не знал, то написал адрес Семена, потом напишу, чтобы передал.

В зале, помимо разношерстной толпы призывников, был еще телевизор, правда без звука и громкая связь, по которой вызывали то отдельных новобранцев, а то всю команду целиком. Я настроился ждать, когда вызовут 145-ю команду, и задремал в одном из обшарпанных кресел.

Очнулся я оттого, что какой то говнюк в форме тряс меня за плечо и что-то орал прямо в лицо.

- Седов! Ты Седов?

- Ну Я! – заорал я в ответ.

- Че ты орешь? Тебя уже полчаса по радио вызывают, а ты тут дрыхнешь. Бегом в 25-ый кабинет!

Делать нечего. Поднялся, постучал в дверь кабинета, засунул туда морду и спросил:

- Можно?

- Можно Машку за ляшку, козу на возу и телегу с разбегу, а в армии разрешите, понял? - грозно скаламбурил толстый дурак в портупее – Кто такой?

- Ну, это, Седов, сказали сюда прийти.

- А, понятно, сейчас поступаешь в распоряжение лейтенанта и выдвигаешься с ним к месту дальнейшего несения службы. Лейтенант, - про меня дядька тут же забыл – возьми его документы и поезжайте. Поедешь на своей, бензин и амортизацию потом возместим, – начальник зычно рассмеялся – наверное, гы-гы.

Так что на сборном пункте я просидел недолго. Схватил в охапку свои нехитрые пожитки, раздал старожилам почти всю жратву, кто знает, сколько им еще тут кантоваться и вышел вслед за лейтенантом за КПП. Прямо у ворот стояла старая потертая «четверка», лейтёха скомандовал «По машинам», сел за руль, а я комфортно расположился на заднем сиденье. После двух-трех холостых прокруток зажигания мы, наконец, поехали.

Я в географии родного края не очень силен, но понял, раз везут меня одного, да еще на легковушке, значит ехать не особо далеко.

- Товарищ лейтенант, куда едем то? – как бы между делом поинтересовался я.

- Как приедем, увидишь, - сказал лейтенант, при этом сделал жалостливое лицо.

Больше мне ничего из него выудить не удалось, так и ехали всю дорогу молча. Ближе к вечеру лейтёха остановил машину у автобусной остановки, достал карту области, долго вертел ее и так и сяк, потом вышел к местным. Вокруг него почти сразу собралась толпа советчиков, все тыкали пальцами в карту, при этом показывали направление совершенно в разные стороны, некоторые орали до хрипоты, доказывая свою правоту и любовь к родному краю. Лейтенант уже не был рад, что остановился именно здесь.

Заблудились, подумал я. Лейтенант кое- как вырвался из толпы знатоков-краеведов и залез в машину. Еще раз помусолил глазами карту, нажал на газ и мы поехали, куда то дальше. На остановке начиналась драка.

По дороге мы еще несколько раз тормозили рядом с местными жителями, уточняли маршрут. Из обрывков разговоров я понял, что еду я служить в какой то Арзамас, только в округе этих Арзамасов было аж три штуки, и все в разных сторонах необъятной Нижегородской области, а какой из них шестнадцатый, практически никто не знал. Но, к ночи мы все таки выбрались на финишную прямую. К городу подъехали почти в полночь. Лейтеха сказал мне пока сидеть в машине и пошел к очередному КПП. Этого придурка не было почти час, вернулся он злой, долго матерился, завел машину и мы поехали в обратную сторону. Доехали до ближайшего круглосуточного магазина. Лейтенант вышел, зашел в магазин и скоро вернулся с увесистым пакетом в руках.

- Чего, опять не туда приехали? – спросил я.

- Да нет. Приехали то туда куда надо, только поздно. Начальства нет, так приказали приезжать завтра с утра, то есть уже сегодня с утра. Ну, чего? Давай, что ли, знакомится, призывник Седов. Меня Валера зовут, - лейтенант протянул руку.

- Дима, - я пожал ему руку, чуть не поцарапав его своими когтями.

- Так, что, Димон, давай по этому поводу по пять капель и на боковую. Ты не против?

Я сказал, что очень даже «За», только по пять капель явно будет маловато. Валера достал из пакета пузырь водки, палку копченой колбасы, хлеб и всякую другую закусь, мужик явно был любитель пожрать. Мы скоренько уговорили поллитру. Валера завел своего стального коня и, пока еще был в сознании, доехал обратно до КПП и скомандовал «Отбой». Вырубился он практически сразу. А я вышел из машины, обоссал ему задний бампер, покурил на свежем воздухе и окинул взором местность. То ли взор был слишком затуманенный выпитым, то ли в темноте практически ничего не было видно, но увиденным я остался доволен. С обеих сторон КПП были огромные ворота, от них в разные стороны тянулись ряды колючей проволоки и терялись из вида где то в темноте. На огромных вышках светили здоровенные прожекторы, поворачиваясь в разные стороны, прямо как в фильмах про концлагеря. Еще раз обоссав бампер я тоже отправился на боковую.

Утро выдалось богатым на сюрпризы. Мы с лейтехой поплелись к КПП, зашли, он чего то там долго пытался объяснить дежурному, тот куда то названивал по огромному, допотопному телефону, началась суета и беготня, все чего то хотели, но никто не знал, чего именно. В конце концов, пришел еще какой то офицер, выше Валеры по званию и привел какого то щуплого парня, велел ему и мне идти в каптерку и переодеваться, мне в его форму, а ему в мои шмотки.

- Ты портянки мотать умеешь? – спросил парнишка, - нет? Ну, короче как- то вот так, - снял с ноги сапог - из него вывалилась какая то тряпка, явно не первой свежести, - смотри, это сюда, это сюда, потом так, нет, наоборот, это сюда, а это сюда, короче берешь портянку, расправляешь поверх голенища и суешь ногу в сапог. А как правильно потом научат. Давай переодеваться.

Мы поменялись шмотками, трусы и майку я оставил свои, гражданские, мало ли чего этого хлопца увозят. О майке надо сказать отдельно. Во всю грудь на ней красовалась стремного вида акула, а под ней надпись «LIFER». Эту картинку я срисовал с фотки группы « NIRVANA», точно такая же была у Курта Кобейна на водолазке, правда из- за мелкого масштаба фотки прочитал я не всю надпись и перевел ее как «Живой», что впоследствии оказалось полной лажей, так как полная надпись читалась как «FLIPPER», а акула, на деле, была дельфином-мутантом.

Мы вышли из каптерки, Валера пожал мне краба на прощанье, забрал парня обряженного в мои шмотки, а я пошел служить. Старшего брата у меня не было, а папанька служил еще при коммунистах, так что подсказать, как себя вести в первые дни было некому. Я решил действовать по обстоятельствам.

Глава 7

- Дэжурный па рота на выхат! – заорал какой то хер с тумбочки, как только мы с офицером вошли в казарму.

Тут же подбежал довольно плотный, высокий мужик в коричневом камуфляже, долго пытался вытащить из под погона форменную кепку, кое как нацепил ее на самую макушку и, попытавшись изобразить нейтральное выражение на своей пропитой, усатой морде, взяв под козырек отрапортовал:

- Дежурный по роте прапорщик Ростов. Товарищ майор, за время вашего отсутствия в роте происшествий не случилось. Личный состав и оружие, согласно описи.

- Ой, Ростов, сколько раз тебе повторять не « не случилось», а « не произошло», учите устав и русский язык, заодно и дневального научи, а то ни хрена не поймешь, чего он там докладывает, - майор окинул взором помещение казармы – вот, принимай, вместо Казанцева прислали. Все покажешь, подключи сержантов и тех, кто раньше призвался, пускай побыстрее втягивается.

Майор еще раз осмотрел казарму и, бурча под нос, что-то типа « ну и бардак, давно с матрасами не бегали» вышел в коридор.

Прапор взял мои документы, долго ржал над моей фоткой в военнике, потом позвал сержантов, пять рыл, и опять началась ржачка, теперь уже хоровая.

- Ну, ты Седов, насмешил, это точно ты, а не сестра? – давясь от хохота, спросил рыжий сержант – ладно, хватит ржать, пойдем, я тебе твою кровать покажу, тумбочку, ну и со своими знакомься.

«Своих» оказалось человек 60 и это еще не все, потом пригнали еще, потом еще, так что к отправке из роты прапорщика Ростова по местам дальнейшей дисклокации нас было уже 120 человек, или, как говорили здесь – бойцов.

Сначала знакомились по принципу землячества, земляков набралось человек 10, а уж потом по интересам, с кем – то сошелся почти сразу, некоторых не знал даже по имени до самого расформирования. Все бы было хорошо, если бы не чурки, кого тут только не было: и башкиры и дагестанцы, татары, мордва, чуваши, марийцы, впрочем, эти три последних почти русские, некоторые даже родного языка не знали. А то были и такие, о которых даже я ни разу не слышал, это при моей то жажде читать все что под руку попадется и смотреть « Клуб путешественников» и « В мире животных» по десять повторов кряду. О шорцах, гугуусах я впервые узнал только в армии и о том, что одних только дагов насчитывается более 50-ти народностей. Типа с одной стороны горы – аул в 100 голов – аварцы, а с другой стороны этой же горы аул в 50 ртов, но те уже кумыки, язык почти тот же, но друг дружку ненавидят. По крайней мере, на гражданке, здесь же сжались все в кучу, разом позабыв о столетних войнах за независимость.

Ладно, о неруси мы еще попозже поговорим, среди них попались вполне нормальные люди, а вот русские, даже земляки, оказались полным говном. Ну, об этом речь еще впереди.

Здоровенный детина в огромных очках, ловко орудующий механической машинкой для стрижки волос, брил всех наголо прямо посередине казармы, пол вокруг него был завален волосами почти по колено. Парикмахер деловито обдул остатки состриженных волос с очередного клиента и тихим, неестественным для такого огромного тела голосом произнес:

- Следующий.

Я, что бы не выделяться из толпы, начал стаскивать китель через голову, как только показалась моя фирменная майка, набежала толпа народу с вопросами типа че, а че гражданская, а че не поменял. Я рассказал парням, что надпись переводится – « Живой», эта кликуха ко мне так и прилипла на ближайшие два месяца, что переодевался я в спешке на КПП, когда меня меняли с Казанцевым.

- Помню я этого Казанцева, - сказал парикмахер – сволочь редкостная, ходил тут, ныл, жаловался всем, что он тут по ошибке, что служить должен около дома, во Владимире. Типа он единственный сын у мамы, и его по блату должны были направить в какую то спец часть, – парикмахер поправил свои огромные очки таким же огромным пальцем – видно не спиздел, или мама ему теплое местечко своей дыркой обеспечила. Так что он теперь каждые выходные к маме на блины, а ты, Живой, гнить тут будешь в мордовских болотах два года.

Парикмахер еще раз поправил свои очки, обдул с меня остатки волос и тихо скомандовал:

- Следующий.

С утра подъем в шесть, совсем озверели, потом утренний моцион, на столько задниц всего 5 очков в сортире, два из них наглухо заколочены фанерками. Шесть писсуаров – половина тоже нерабочих, тоесть поссать ты в них, конечно, можешь, но вычерпывать потом руками заставят. Пять умывальников и для умывания и для постирушек, вода только холодная, горячая в бане, раз в неделю.

Потом утренняя зарядка. Бегаем как ошалелые вокруг казармы или ломимся в спортгородок – на снарядах висеть, с физподготовкой не у меня одного хреново, из десятка только один-двое готовы сдавать нормы ГТО.

Затем строимся и с песнями идем, так как маршировать вногу еще никто не умеет, в столовку. Про армейскую столовую и про то, чем там кормят, можно написать отдельную книгу. Расскажу про первый день, никогда не забуду, как мне, еще не просравшемуся после маминых пирожков, навалили такого дерьма вместо нормальной еды. На первое был суп, какой точно не знаю, в синей пластмассовой миске плавало три куска капусты, кусок картошки и несколько зерен разваренной перловки, зато бульона, точнее воды было до краев.

На второе каша. Та же перловка с кусками рыбы, не в качестве дополнения к гарниру, а прямо так, вперемешку. Рыба по виду напоминала то ли скумбрию, то ли селедку, бала нечищеной и непотрошеной, чешуя так и застревала между зубов, как впоследствии оказалось, чешуя, да и сама рыба не являлась основным источником белка в скудном солдатском рационе. Опарыши, да и другие жучки-червячки, которые в огромных количествах жили в мешках с крупой, без всякого просеивания и промыва, засыпались в котлы, а потом доставлялись к большому солдатскому столу.

По тому, как солдат ел кашу, можно было сразу просчитать, сколько он уже отвисает в учебной роте. Те, которые, вяло поковыряв ложкой в тарелке (вилки «духам» не положены по сроку службы), сразу отодвигали кашу на середину стола, на общак. Сразу видно - ребята только призвались, живут, можно сказать за счет гражданских жировых запасов. Те, которые рубали кашу быстро, но все же успевали выковыривать опарышей, отслужили уже недели полторы-две. А остальные просто быстро заталкивали в рот полные ложки, да еще норовили урвать у соседа опарыша потолще, понятное дело – старожилы учебки.

Сержанты питались отдельно, с черного хода, им по сроку службы в стаде жрать не полагалось, только дежурный сидел во главе стола, вяло пил чай, с шестью ложками сахара и командовал, что бы метали побыстрее.

На третье был чай, заваривали одно и то же по несколько раз, так что к концу недели заварка плавала просто в кипяченой воде. В выходные давали компот или кисель, примерно та же шняга, что и чай – подкрашенная водичка. Но старожилы и сержанты ни кисель, ни компот пить не советовали, для ослабления полового влечения молодого солдатского организма в них добавляли бром. В чай бром не добавляли, говорят, раньше пробовали, но при реакции с танином, получалась бормота неестественных цветов, в зависимости от крепости заварки.

На завтрак выдавалась таблетка масла, этакий кусок маргариноподобного вещества в форме таблетки. В выходные к маслу добавляли вареное яйцо, солдаты разминали его ложкой, мешали с маслом и намазывали на хлеб. Называлось сие творение кулинарного искусства не иначе, как « Солдатский сникерс ».

Офицерский состав так же питался отдельно и, что давали вместо еды подчиненным, их не очень волновало.

После завтрака рота выдвигалась в сторону казармы, на крыльце - общий перекур и на занятия.

Глава 8

- Эй, Ахмет, ты че на дверь ссышь? Очко за спиной, развернись, сволочь, и ссы как положено, – сержант Белов орал на младшего сержанта Ахметчанова, тот стоял в кабинке сортира лицом от толчка, при этом на его лице было такое выражение, что сразу было понятно – Ахмет уже поссал, или того хуже.

- Товарища сержанта, я не ссу на дверь.

- А че же ты делаешь?

- Какаю!

- Чего? Вы там в своей тундре все такие ебанутые, или ты один стоя серешь?

- Панимаешь, товарища сержанта, у нас там всегда снегу по яйца, сесть никак нельзя, а то прастудить можно, а тут еще не привык. - Ахмет деловито помял обложку от тетради, подтерся и вышел из кабинки, - Я то хоть научился бумагой жопу подтирать, а этих чурок пригнали, до сих пор с бутылкой посрать ходят.

- А сам то ты кто? Не чурка что ли? – Белов закончил омывать своей струей писсуар, - Во, бля, в неисправный нассал, надо духа подорвать какого-нибудь, а то через полчаса проверка, как бы от Ростова не влетело

- Слышь, Ахмет, у нас залетчики есть?

- Ага, Аляев ночью хлеб жрал под одеялом, надо его позвать очко драить, его Морда подловил, сказал, чтоб напрягли.

- Я вот Казакову скажу, что ты его Мордой обозвал, так ты вместо Аляева очко пидарасить будешь, понял?

- Ладно тебе, товарища сержанта, ты же его Мордой зовешь, а почему мне нельзя?

- Во, бля, сказал! Я ж его старше на шесть лет, меня тут вообще быть не должно. Меня дома жена с дочкой ждут, а я тут с вами, уродами парюсь! У меня ведь высшее, правда неоконченное, взял академический отпуск – дочка родилась. Ну и что, с женой мы нерасписаные, так эти суки с военкомата в тот же день приехали, руки в наручники и в армию. Даже попрощаться не дали. И вот я в этом долбаном Арзамасе -16, стою посреди сортира и слушаю, как какой то чурбан меня жизни учит. А ну, живо метнулся за Аляевым, а то сам очко драить будешь!

Ахмет бегом умотал в казарму.

- Аляев!

- Че? – Аляев сидел и подшивал подворотничок.

- Ни «Че», а «Я», бля, встать смирно, когда к тебе сержанта говорит!

- Че? Да пошел ты на хуй, Ахмет, какой ты в жопу сержант, тебя даже твой призыв чмырит постоянно, а я вообще еще присягу не принял, чтоб такое узкоглазое чмо слушать, понял!?

Ахмет стоял и бешено вращал глазами, отчего его монголоидная рожа стала такой уморной, что все потихоньку, а кто и во всю глотку стали смеяться. Кулаки Ахметчанова сжимались и разжимались, в уголках рта появилась пена.

- Ну, че, въебешь мне по репе или фанеру пробьешь? – не унимался Аляев.

Вдруг, с неожидаемой от него прытью, между ними очутился сержант Казаков, грузный малый, страдающий отдышкой и обильным потоотделением из-за своего чрезмерного веса. Один удар лапой в кирзаче 46-го размера и Аляев летит через всю казарму.

- Вы че, суки, духи ебаные, вообще страх потеряли? А ну, быстро упор лежа принять, принять я сказал!

Все начали валиться на пол, зазевавшихся Казаков распихивал своими огромными говнодавами.

- Так, на счет «Раз» - жопы вверх, на счет «Два» - вниз! Погнали! Раз, два, раз, два! Командуй Ахметчанов, еще раз увижу, что тебя духи чмырят – вместе с ними будешь пол толкать, понял, чмо!? Команды «Два» не было, духи, подняли жопы с пола!

- Че не понятно, - заорал взбешенный Ахмет, - Раз, два, раз, два. Полтора!

- А это как? – спросил с пола один из новеньких.

- Ты че, самый умный, да? Встать! Кто такой? Скока служишь?

Солдат поднялся с пола, отряхнулся и обтер руки об штаны.

- Рядовой Жолнеров, служу уже неделю.

- Сколько? Неделю? Еще рельсы не остыли, еще мамкины пирожки из жопы не вышли! – вступил в разговор потревоженный шумом Белов, - А ты уже с сержантами пререкаешься, отказываешься приказы выполнять!

- Да я, это, я че, я ниче, это, я как все! – Жолнеров плюхнулся на пол. - Эй, боец, тебе команды лежать не было! Ну-ка, встать! Пока рядовой Жолнеров стоит, все остальные толкают пол! И раз, два, и раз, два! А ты стой и думай, пока за тебя твои товарищи отдуваются, и пускай все подумают, кто в армии прав, а кто не очень. Аляев! За мной в сортир бегом марш! Отставить! Вспышка с тыла! Отставить!

- Жолнеров!

- Я!

- Бегом в клозет, нальешь ведро воды и бегом сюда! Понял?

- Так точно!

- Ну, Че стоишь? Бегом метнулся! Остальные отжимаются! Аляев – полтора!

Полтора я сказал! Не понял? Ну-ка застрял между «Раз» и «Два», вот так на полусогнутых и стой! Расслабились, бля, запахи ебучие.

Жолнеров побежал в туалет, через минуту вернулся с полным ведром воды.

- Слышь, Жолтый, - спросил Казаков, - Во! Точно, теперь ты будешь Жолтый! Понятно?

- Так точно! – нехотя ответил Жолнеров.

- Жолтый! А че вода такая грязная?

- Так вы ж сами сказали быстро, а там полведра уже стояло, после уборки не вылили, ну я и добавил.

- Молодец! Сообразил. Ну, грязная оно и к лучшему, заодно убирать за собой научитесь. – Казаков вылил всю воду прямо перед Аляевым, - Вспышка с тыла! Ты че, не понял? – сержант резко ударил Аляева по хребту, одновременно подсекая его ноги своей лапой. Аляев упал мордой в грязную лужу.

- Команда «Вспышка с тыла» выполняется безоговорочно, от этого может зависеть ваша жизнь в боевых условиях. Учишь вас, идиотов, учишь, а толку никакого. Понятно? Я спросил – понятно?

- Так точно! – хором донеслось с пола.

- Аляев, по-пластунски, вперед, марш! – Аляев пополз, разгоняя собой лужу, - Че то хреново ты пол драишь. Рота! За Аляевым, марш!

Все нехотя поползли вперед, стараясь обогнуть лужу. Но вода уже разлилась на половину казармы, да и Аляев, барахтаясь как тюлень, разогнал грязь во все стороны, так что ползали мы долго, пока своей новенькой формой не отдраили казарму досуха.

Вообще, армия, очень интересное место, хотя и говорят многие, что лучше эту школу жизни пройти заочно, но я бы, если честно, сходил бы еще разок на два года, правда, сразу сержантом, а еще лучше дедушкой. Этакое двухлетнее ожидание дембеля, со всеми вытекающими из положения привилегиями.

Ну где еще ты будешь ползать под кроватями на пузе, да еще на время? Где еще будет реально за одну минуту сожрать обжигающее первое, напичканное опарышами второе, запить все это разбавленным киселем и с рассованными по всем карманам кусками хлеба тут же пробежать кросс километра на два?

Или взять, к примеру, внешний вид. На гражданке я не мылся месяцами, ходил в рваном прикиде, а стригся последний раз вообще в 14 лет. Но в армии все иначе. Не бреешься своевременно, зарос щетиной, так услужливые сержанты из числа старослужащих, непременно побреют тебя полотенцем, да так, что всю оставшуюся жизнь будешь скоблить бритвой свою морду до блеска каждый день, а то и по два раза на дню. Если, конечно, после этой процедуры вообще хоть что-то потом на лице вырастет.

Забыл постираться, получи по куску мыла в каждый карман, да еще зашей сам карманы и на городок ТПВВ или на стадион. За час беготни и прочих упражнений мыло растворится и тебе останется только прополоскать форму, да и сам заодно помоешься.

Короче говоря, система поощрений в армии не блещет особым разнообразием, зато система наказаний доведена до совершенства. Да и такого многообразия даже на зоне не сыщешь. Что на зоне? Виноват – очко на общак. А в армии за каждую провинность своя кара.

«Сушить крокодила», «Ездить на мотоцикле», «Пробивать фанеру и лося» и еще многому другому новобранец учится гораздо быстрее, чем запоминает « Устав караульной службы» и с какой ноги начинается движение в строю. Очень распространены групповые наказания. Один засранец, к примеру, не смыл свои фекалии в сортире, отдувается вся рота, берем зубные щетки, лезвия и драим весь толчок до блеска. Или, кто-то один-двое, хреново заправили кровати – рота строится, хватает в охапку матрасы со всем барахлом, что на них и бегом вокруг казармы кругов пять-шесть.

А уж толкать пол и плавать с тазиками на брюхе, без этого ни один день не обходится. Если дух к обеду не заебался, значит день псу под хвост.

Глава 9

- Казаков! Белов! Ахмет! Еп вашу мать! Дежурный, где все сержанты!? – ротный вошел в казарму, дневального на тумбочке не было, зато стояла подозрительная тишина.

- Дежурный по роте на выход! – заорал выбегающий из туалета дневальный, на ходу заправляя китель в штаны и поправляя кепку на бритой голове.

- Так, дневальный, почему не на посту?

- Дневальный по роте, рядовой Ахтырский. Не могу знать, товарищ прапорщик. - Ахтырский пытался заправить лямки штык-ножа в ремень.

- Тоесть как, не могу знать? Я пришел, на посту никого, заходи – бери, чего хочешь. Значит так, упор лежа принять, сто отжиманий, погнали.

Дневальные нехотя принял позу и начал толкать пол.

- Слышь, Ахтырский, а где все?

- Личный состав в ленинской комнате, письма пишут, а сержанты в чепок ушли, - Ахтырский докладывал, не переставая отжиматься – а я хотел по-быстрому, до наряда не успел.

- Значит так. Бегом в ленинскую комнату, подорви кого-нибудь из духов за сержантами в чепок. Через пять минут их тут не будет – подохнете все на плацу!

Ахтырский сорвался с низкого старта и через три минуты вся рота стояла на общем проходе, сержанты прямо в строю дожевывали пирожки и сыто рыгали.

- Дежурный, доложи, – начал Ростов.

- Дежурный па роте, младший сержант Ахметчанов, - Ахмет вышел из строя, задрал руку пол козырек и отправился к прапору на доклад, - товарища прапорщик, за время дежурств ниче не было, личный састав в парятке, аружье па описи!

-Я те щас фанеру пробью, чурка ебучая, - заорал прапор – какой на хер парядок, какой на хер не случилось!? Ты где, сука, был? Ты же у меня из нарядов не вылезешь! Съебался в строй!

Ахмет строевым шагом пошел на место.

- А теперь о приятном, - прапор потер руку об руку – сегодня к вечеру пригонят новеньких, человек сорок-пятьдесят, откуда то аж с Дагестана, или еще дальше, так что сейчас начинаем устанавливать вторые этажи на кровати, убираться, ну, а дальше будем смотреть по обстоятельствам.

Дагов пригнали вечером, сразу после отбоя. Нам, молодым, вновьприбывших встретить не дали, быстренько растолкали их по свободным кроватям и скомандовали «Отбой».

Утром, после заправки кроватей, сержанты с прапором решили занести новеньких в журнал вечерней поверки, т. е. перепись сделать.

Как и обещал Ростов, пригнали сорок с лишним человек. Даги скучковались в одном из углов казармы и что-то потихоньку бубнили на своём.

Прапор вынес из ленинской комнаты увесистую пачку с папками личных дел, Казаков взял журнал и перепись понеслась. Над чурбанскими фамилиями ржали все и сержанты и мы, у некоторых фамилий не было вообще, у кого и имя и фамилия и отчество были абсолютно как наше Иванов Иван Иванович, короче с фантазией у старшего поколения наших чурок было плоховато.

Главный прикол был не в этом – половина чурок вообще не говорило по-русски, остальные хоть и что-то мычали, но разобрать, что именно было практически невозможно.

С горем пополам дагов переписали. Прапор скомандовал строиться, чурбанов пристроили в конце строя, почти все сержанты встали за ними – присматривать, чтоб не разбрелись.

На завтрак вторая рота шла вольным шагом, мы впереди сначала шли как надо – все- таки второй месяц нас строевой дрючат, а даги сзади плелись нестройным шагом, почти вразвалочку. Минут через пять несколько человек вообще вышли из строя, встали на колени на обочине, поискали глазами солнце, и начали молиться.

От такого зрелища прапорщик Ростов пришел в полное недоумение, на его памяти такого еще не было, и как на это реагировать никто не знал. Утешало только то, что чурок пригнали не только к нам, по всей дороге до столовой образовалась длинная очередь. Роты стояли, мусульмане – молились. Прапоры собрались кучкой, и усиленно жестикулируя и, скорее всего, матерясь, на чем свет стоит, обсуждали сложившуюся обстановку. Вскоре одного, самого молодого, (среди младшего командного состава была своя дедовщина) послали в штаб – консультироваться с более высоким начальством.

Вскоре из штаба вышел сам Литвинюк, за ним следом выбежало ещё десятка два командиров помельче. После недолгого совещания решили данную проблему лечить, как и все остальные – спортгородком.

Подыхали мы там долго, почти до обеда. Вот так в русских людях, в большинстве своём беззлобных и миролюбивых, воспитывается расизм, национализм и прочие проявления несвойственного нам поведения. К обеду хачики уже сами поняли, что половине из них, наиболее ортодоксальным, пришел полный пиздец, а остальные не такие правоверные, все равно огребут по полной

Да, служить с чурбанами было весело, до них мы так часто вокруг казармы с матрасами не бегали. Эти уёбки никак не могли понять, что в армии нету мамы и сестер, что кровать за них никто не заправит, форму не подошьет, сапоги не почистит.

Сержанты срывались буквально каждые пять минут, а трогать хачиков побаивались - кавказцы, одним словом.

Я только что сменился снаряда. Еще полчаса назад, на тумбочке, так ссать захотелось, что глаза на лоб лезли. Пока смена, сдача оружия, рапорт, то да сё. Короче – в сортир не забегаю, залетаю просто. Еле успел достать конец из штанов – ну кто мешает в солдатской форме сделать ширинку на молнии? Так нет же – поебись солдат с пуговками! Как будто мало в армейской жизни ебли без этого.

Вобщем стою, изливаю душу, аж пятки от удовольствия сводит, вдруг за спиной голос с характерным акцентом.

- Эй, слишь, эй, да, бутилка, бутилка где, да?

Неспеша заканчиваю, стряхиваю все как положено и поворачиваюсь на 180. За дверкой над очком стоит кто-то из хачей, пока они все для нас, русских, на одну рожу.

- Слишь? Эй папа свой зови, - отвечаю чурбану, на понятном для него русском, - понял, да? Чё те надо?

- Бутилка, бутилка где?

-Какая еще на хрен бутилка?

- Ну, жопа мыть! Посрал – жопа мыть надо.

- Может тебе ещё початки кукурузные принести? - где-то я на гражданке читал, что некоторые из восточных народностей подтираются именно так. – Коробка на стенка видишь? Да, нет? Бумажка в ней видишь? Бумажка взял, руками помял – жопа вытер, понял?

Хачик сделал такие глаза, будто я только что оттрахал его мать и пообещал сделать с ним то же самое.

- Ай, бля, Коран нельзя говорит так, вода надо! - чурка явно рассчитывает, что я щас ему за водой побегу.

- А может, ты ещё и свинину не ешь? Или матом не ругаешься? – чурка явно не на того напал, со мной лучше связываться не надо – базаром задавлю насмерть.

- Ай, канэчна нет! - даг все ещё стоит с грязной жопой и явно не соображает, что делать дальше.

- Кашу сегодня с тушенкой в столовке ел? А из кого мясо спросил? – я стою около умывальника и медленно, с чувством, намыливаю руки - И слово «Бля», которым вы все кидаетесь направо и налево – матерное и даже не ваше, а чисто наше, русское. И означает шалаву, проститутку, шлюху, ну и так далее. Понял? Так что не пизди, хватай бумажку и вперед! Тоже мне, правоверный нашелся!

Я неспеша домыл руки и пошел в казарму, а чурбан так и остался стоять, видимо половину из того, что я ему сейчас рассказал, он так и не понял, ну, да что с них взять? Чурки – народ темный.

Надо сказать, что даги оказались не просто темными, а вообще непробиваемыми и плохо поддающимися армейской дрессуре. Почти четверть из всех пригнанных в нашу роту, к моменту расформирования отправили обратно по домам. Из оставшихся, половина так и не научились понимать и более-менее говорить по-русски. Хотя некоторые оказались вполне даже ничего, такие в доску свои парни. Оно и понятно, эти жили в городах, где уже расползлось тлетворное влияние русской и западной цивилизаций. А те, что были совсем непробиваемыми, в армию попали из маленьких сел и аулов, как говорится: спустился с гор за солью, а его в армию забрали.

Наша «орденоносная» вторая рота, имени прапорщика Ростова, неспеша маршировала в сторону столовой на обед. Вдруг, откуда ни возьмись, впереди нас затесалась четвертая рота, этакая кунсткамера в кирзачах. Такого сборища всевозможных «ограничений к воинской службе» не было больше ни в одной роте.

Впереди колонны вышагивали два здоровенных великана, в каждом больше двух с половиной метров роста, и если русский парень был сложен достаточно пропорционально и держался прямо и уверенно, то у башкира были явные неполадки со здоровьем. Каждый шаг ему давался с трудом, да и позвоночник гнулся не в тех местах, где надо.

На ногах у обоих были самые огромные сапоги из всех существующих, да и те были разрезаны по голенищу до самого запятника, иначе ноги просто в них не влезали. Новенькие «песочки», опять же самых здоровенных размеров, обтягивали их мощные тела как корсеты, рукава еле-еле прикрывали локти, а штанины заканчивались сразу под коленками. В довершении всего кепки 60-го размера, большего в армии просто не существует, кое-как держались на их головах.

После них гордо вышагивали прочие шедевры четвертой роты: кто косой, кто горбатый, у кого ноги разных размеров, а у кого и длины, половина вообще в тапочках, сразу видно – солдат с портянками еще не подружился. Замыкали шествие человек пять самых натуральных хоббитов. Разнонациональная компания пиздышей - в самом «длинном» было от силы полтора метра роста. В этой кучке с военной формой были другие заморочки, все с точностью до наоборот. Самая маленькая, почти кукольная форма, болталась на них как танковые чехлы на «Жигуленках», закатанные рукава вздувались на локтях огромными валиками, кепки висели на ушах, частично перекрывая обзор, самодельные тапочки звонко шлепали по асфальту - сапог 32-го размера в Российской армии тоже не было.

Оставалось только гадать, какие планы были у армейского начальства по использованию подобных бойцов в наше мирное время. Если-бы была война, то это было-бы понятно – лучшего психологического оружия массового действия еще ни одна сверхдержава не разработала. Только представьте, идет наступление НАТОвских войск на рубежи нашей родины, отборные силы спецвойск и десанта потенциального врага наступают по всем направлениям, как вдруг, из-за кустов, выбегают бойцы четвертой роты, с саперными лопатками на перевес, оружие таким шедеврам просто не нужно, да и последствия могут быть самыми непредсказуемыми. И все, война выиграна без единого выстрела, а империалистические захватчики в мокрых штанах и с дикими воплями бегут прочь с наших земель, по пути прославляя супер оружие русских, и лично четвертую роту в/ч 3274.

Ну, да ладно, хрен сними, и с четвертой ротой и с армейским начальством. Мы продолжали топать в столовку, как вдруг по колонне пронесся слух – телевизионщики с местного канала репортаж про армию снимают. И действительно, впереди замаячила группа гражданских с камерами, молоденькая симпатичная репортерша раздавала своей бригаде какие-то Ц. У. Мы все в едином порыве начали чеканить строевым шагом, да так слажено, как на плацу не всегда получалось. Сержант скомандовал - «Рота! Смирно! Равнение налево! », все как один выровнялись направо, ведь телевидение снимало именно справа. Нам, дуракам, было невдомек, что слева шел командир нашей части подполковник Литвинюк. Сержанты сами то увидели его в последний момент и скомандовали правильно, да вот мы немножко лоханулись, уж больно хотелось в телевизор попасть, авось родные увидят.

- Рота! Стой! - заорал Литвинюк во всю глотку - сержанты ко мне, бегом! Его пропитая морда резко сменила цвет с бледно-красного с синими прожилками лопнувших капилляров на пунцово-фиолетовый с белыми пятнами, пожелтевшие от цирроза белки глаз бешено вращались. – Я не понял, что за херня!? Навстречу роте идет высшее армейское командование, а рота его не приветствует! Ростов вас что, вообще строевой не обучает!? Тогда я вами щас займусь! Рота! Бегом на плац, сержанты - командуйте!

Сначала сержанты пытались нас выгородить, мол, бойцы еще неопытные, некоторых вообще только два дня как пригнали, да тут еще это телевидение, но Литвинюк вообще ничего не хотел слушать и мы, вместо обеда подыхали два часа на плацу под неусыпным руководством комбата.

Впрочем, на обед мы в этот день все-таки попали, правда самыми последними из всей дивизии. После обеда вяло дошлёпали до казармы и окуппировали курилку. Сигарет пока хватало на всех, так что курили все по целой. Я на гражданке и не знал, что существуют такие сигареты – «Полёт», жутко вонючие, без фильтра, бумага с табаком прилипали к губам, с другого конца половина табака вообще высыпалась на пол.

Прапор спустился из казармы, согнал салабонов со скамейки, затянулся «Кэмелом» и стал дрючить сержантов за сегодняшний залет. На сосну рядом с казармой села ворона и начала орать во всю глотку.

- Как, как, - заорал ей в ответ прапор, - хуёво! И так жизнь – говно, ты ещё тут распизделась, - прапор кинул в ворону сосновой шишкой, которых валялось под ногами в изрядном количестве, вперемежку с бычками.

- Рота, чё такой бардак в курилке? Ну-ка, двое схватили веники и через пять минут чтоб тут всё блестело. Остальные закончили перекур и в расположение бегом марш!

Глава 10

- Рота! Строиться! - прапор с сержантами засуетились, быстренько построили роту, - Значит так, через полчаса к нам в расположение придет подполковник Литвинюк, что бы сообщить нам всем преприятнейшее известие, - начал прапор, - так вот, что бы через десять минут вся казарма блестела, как у кота яйца! Понятно!? Что бы не облажались, как в прошлый раз! Все! Разойтись! Сержанты – командуйте!

Сержанты быстро напрягли всех работой, часть бойцов понеслась заправлять и выравнивать кровати, все похватали специальные дощечки и принялись набивать кантики на кроватях и делать из обычных подушек армейские, то есть квадратные.

Остальные похватали ведра, тряпки и начали пидарасить пол, особо загрязненные участки выскабливались лезвиями. Веники и швабры в армии не прижились, солдат должен не просто поработать, а именно заебаться.

Несколько «залетчиков» отправили драить сортир, все с теми же лезвиями и зубными щетками.

Сержанты оставили Ахмета следить за порядком, пригрозив ему, что если они придут через 20 минут и не удивляться, то Ахмет сам будет пидарасить всё расположение, а духи, то есть мы, будут смотреть, что бы на живом примере видеть, каким сержантом быть не нужно. Сами же пошли в ленинскую комнату чаи гонять.

Ахмет усердно покрикивал на нас, особенно на туалетных «залетчиков», хотя его все и посылали куда подальше. С работой справились быстро и сравнительно чисто.

Сержанты с прапором вышли после чаепития, поорали на Ахмета, потыкали пальцами тут и там, проверяя чистоту и, в целом, остались довольны.

- Рота! Смирно! Дежурный по роте на выход! – заорал дневальный. Прапор побежал с докладом встречать комбата.

Подполковник Литвинюк был сегодня в хорошем настроении, видимо с утра уже принял, скомандовал «Вольно! » и начал свою речь.

- Товарищи солдаты, как вы, наверное, уже знаете, у нашей дивизии есть подшефные колхозы. Они нас снабжают продовольствием, что бы мы тут зимой с голоду не подохли и старались разнообразить ваше меню, ну там овощи, картошка, морковка и прочее. За это командование посылает солдат на помощь труженикам села в период сенозаготовки и уборки овощей. Так вот, - комбат повернулся к Ростову, - ваша рота, товарищ прапорщик, отправляется завтра в колхоз на заготовку сена. Личный состав обеспечить подменной формой одежды, собрать вещмешки и завтра после завтрака выдвигаетесь к КПП, там вас будут ждать машины. Две недели будете жить на природе. У меня все.

- Рота! Смирно! – скомандовал прапор, подполковник приложил руку к козырьку, прапор с сержантами ответили, нам в строю козырять не положено, хотя, какие то даги, из новеньких, тоже приложили к пустой голове, комбат вышел, а в роте началось всеобщее ликование – еще-бы, две недели без строевой, начальства, да и вообще, почти вольная жизнь!

- Рота! Подъем! Форма номер два! Строиться! – Казаков и Ахмет ходили и орали по всей казарме, расталкивая еще не очухавшихся после крепкого солдатского сна бойцов, особо заспавшихся переворачивали прямо с койками, или прикладывали подушками по головам. – Ну, живо все в строй!

Бойцы по быстрому натягивали штаны, мотали портянки «Вертолетом» и выбегали строиться. Минут через пять рота была построена.

- Бойцы, у кого в сапогах «Вертолет», быстро перемотаться, - Казаков почесал свой живот, затем запустил руку в карман и с нескрываемым удовольствием поскреб свое хозяйство, - щас выдвигаемся на зарядку, потом наводим порядок в расположении и на завтрак. Ахмет, буди пока остальных сержантов, потом тоже на улицу. Я что ли зарядку проводить буду!?

- Рота! Напра-во! На улицу бегом марш!

Мы ломанулись на улицу, громко грохоча по бетону каблуками кирзовых сапог. Казаков выстроил нас в курилке в две шеренги, скомандовал свою любимую команду «Упор лежа принять! », закурил сигарету, прилег не лавочке и начал очень медленно отсчитывать раз-два, временами вставляя полтора. Когда его сигарета догорела до фильтра, половина роты уже лежала на бычках, не в силах больше подняться.

- Ахмет! - Казаков задрал голову вверх и пытался докричаться в открытое окно казармы, - Ахмет, бля! – В окне показалась узкоглазая морда. – Я тебя долго ждать буду!? Тридцать секунд времени тебе, не успеешь – сам по курилке на пузе ползать будешь!

Ахмет успел за десять секунд, Казаков сдал ему командование, отвесил ему на прощание хороший поджопник и ушел в казарму. Минут двадцать нас пытался застроить Ахмет, все забивали на его команды, отчего разгневанный казах багровел прямо на глазах и уже начинал брызгать слюной во все стороны.

- Эй, Ахметчанов, - из-за угла казармы вышел прапорщик Ростов, чем спас остатки авторитета Ахмета, - кончай над бойцами издеваться, бегом все в расположение, умываться, заправлять кровати и дальше по распорядку.

После завтрака в казарму возвращались бегом, в расположении перевернули все вверх дном, расправляли кровати, снимали постельное белье. Скидывали все в огромные кучи – наволочки отдельно, одеяла отдельно, сержанты всех припахали работой, все бегали и суетились. Я выбил себе тихое занятие – складывал одеяла, неспеша, с чувством, с толком, с расстановкой.

Когда кутерьма в казарме закончилась, все выстроились в очередь в каптерку – получать подменку и смену белья, потом еще долго менялись вещами друг с другом, подгоняя размер по себе.

Пришел прапор, приказал всем получить вещмешки – очередь в каптерку выстроилась поновой.

Так, с горем пополам, к обеду десант сенозаготовителей был готов.

Рота строем выдвинулась в сторону КПП. За месяц службы я первый раз пересек стену колючей проволоки, которая разделяла мою жизнь на две неравные части – до призыва и после. Впрочем, особого впечатления это на меня, да и на остальных не произвело. Нас быстренько построили по взводам и затолкали в кузова «Дюндеров», в миру именуемых ГАЗ-66, когда замкомвзвода, а у меня и еще десяти салабонов это был младший сержант Казаков, занял свое место, машина тронулась в путь.

Все! Свобода! Две недели в колхозе. Ни строевой, ни огневой, ни физической подготовки, ни каких дядек в погонах и каши с червями.

Полгода нас гоняют,

Полгода мы живем,

Полгода мы гоняем,

Полгода дембель ждем.

(Народная солдатская мудрость)

ЧАСТЬ 2

Глава 1

Ну вот. Наконец то мы в деревне. Разместили нашу роту в какой-то старой школе, а может и в клубе, сразу и не поймешь, до такой степени все засрано. Половины стекол в окнах нет, со стен сыплется штукатурка, обнажая бревенчатые стены, в потолке зияют огромные дыры, открывая вид на такой-же засраный чердак, а то и вообще на небо. В одном из углов свалены в кучу разобранные железные кровати, все остальные углы завалены человеческим дерьмом, кое-где высота экскрементов доходит до колена. Прогнившие доски пола норовят сломаться прямо под тобой и утянуть тебя в загаженный крысами подпол. Вот в этом хлеву нам и предстоит ночевать ближайшие две недели.

- Ну, че? Рота, - сержант Ахметчанов первым зашел в нашу будущую казарму, - заходим в расположение, начинаем уборку, сборку краватей, - Ахмет вляпался в кучку свежего дерьма, - во, бля! - только и успел сказать Ахмет, как доска под ним подломилась, и он со всего маху полетел спиной в куда большую кучу дерьма, по пути ухитрившись удариться носом о спинку кровати. Ахмет долго размахивал руками, пытаясь встать и освободить ногу, матерился на русском и своем родном, наконец, изловчившись и загребая руками говно сержант таки встал на ноги, вытер рукавом кровь, хлеставшую из разбитого носа, отчего его рожа из окровавленной превратилась в кроваво-засраную. Мы просто подыхали от хохота, наблюдая за барахтаньем Ахмета.

Тут подошли остальные сержанты, прапор и кто-то их местных. Увидели Ахмета и тоже стали загибаться от смеха, половина наших уже лежали вповалку и хватали открытыми ртами воздух - смеяться больше просто не было сил.

Продолжая материться, Ахмет выбежал из барака на улицу, мы еще немного поржали и начали под чутким руководством сержантского состава уборку помещения. К вечеру засраную халупу уже было не узнать, мы, конечно, не сделали евроремонт, но жить было можно. Прапор скомандовал располагаться и чувствовать себя как дома, мы развалились на ржавых кроватях - матрасы, подушки и постельное белье обещали привезти только завтра, и стали ждать машину с жрачкой.

Часам к девяти вечера пришла машина из гарнизона, привезли тумбочки по кой-то хер, как будто нам без них хреново будет, пока их разгружали, таскали в расположение, выравнивали по натянутой нитке, выкладывали в них свои нехитрые пожитки, время подошло к десяти, а машины с ужином так и не было.

Короче, в армии не только круглое таскают, а квадратное – катают. Здесь все чрез зад. Ближе к полуночи машина с обедом все- таки пришла, а следом за ней и с ужином. Так что напоролись мы в тот день перед отбоем до отвала.

С утра пораньше нас сержанты еле растолкали – ночью температура заметно понизилась и дуло со всех щелей, так что вылезать из - под одеял нам совсем не хотелось.

- Значит так, рота, - прапор видимо с вечера хорошо накатил с председателем колхоза и с прочими селянами – на ногах до сих пор еле стоял, - щас берете свои мыльно-рыльные принадлежности и бегом на речку умываться, там вон за полем, в кустах, должна быть. Сержанты – проконтролировать!

- Ну чё, рота, все поняли? – сержант Казаков пытался заправить свое пузо в штаны, пуговицы решительно не хотели застегиваться, - съебались в расположение, заправили кровати и на речку, - проиграв схватку с пуговицами на ширинке, Козлов затянул тренчик потуже и пошел к речке. Сделав пару шагов - обернулся.

- Аляев! Аляев, бля! Кровать мою заправь, понял? Приду- проверю! Хуево будет – на скорость будем учиться, всей ротой! - Казаков выковырил из носа козявку и долго рассматривал ее, вертя на пальце, изловчившись, стрельнул ею в проходившего мимо Ахмета, - во, бля, не попал. Живой! Полотенце мне принеси, а то я чё-то забыл.

До речки добежали, заодно согрелись. Да чё там за речка – переплюйка! Воробей пройдёт – ног не замочит, ладно хоть вода чистая. Наскоро умылись, зубы почистили. И ломанулись обратно.

Позавтракали тем, что осталось после ночной пирушки – продуктовоза ждать смысла не было, всё равно завтрак раньше обеда не приедет.

К казарме подъехал трактор, груженный граблями и косами. Председатель залез в кузов – типа Ленин на броневике.

- Ребятки! Деревенские есть? Косу кто держать умеет?

Из строя вышли человек десять. Остальные толи городские, а может и в деревнях своих тяжелее своего хера ничего не поднимали.

- Значит так, солдатики, вы берете косы – будете по краям докашивать, остальные берем грабли и вперед на поле, там вам объяснят, как сено заготавливать.

До поля идти было недолго. И вообще все это деревенское приключение длилось недолго, что там, какие то две недели!? Служить- то еще почти два года, рельсы совсем теплые. Да и вспомнить то особо нечего, как в том мультфильме: с утра покос, вечером – надои, а тут куры понеслись, свекла заколосилась…Короче вставали с утра пораньше, шли в поле, к вечеру заебанные плелись обратно. В выходные нас собирали, грузили по машинам и везли обратно в часть – помыться, как следует, посылки – письма получить из дома, кому пришли, в чепок сходить – у кого деньги есть.

Впрочем, были на сенокосе пара событий, заслуживающих особого внимания. Событие первое. Перед сенокосом нам, как людям приезжим и в большинстве своем далёком от сельской жизни и сенозаготовок, провели вводный инструктаж по технике безопасности. Типа не стой под стрелой, не въеби косой по яйцам товарищу и прочая лабуда, о которой почти все сразу забыли. Особое внимание оратор заострил на неоднократных встречах местных с ядовитыми змеями. Ядовитых было немного, в основном безобидные ужи и медянки, но иногда и гадюки попадались, так что к ползучим гадам приближаться не стоило.

Но сержант, отслуживший уже почти 7 месяцев – это вам не запах какой- нибудь, на него действия инструкций не распространяется. Да-да – это опять про сержанта Ахметчанова. Мало того, что он целый младший сержант, так он ещё и змей – то в своей тундре только на картинках видел, в учебнике по биологии. Этот серпентолог, мать его ети, в один из первых дней обнаружил змею, и со свойственным всем жителям не очень крайнего севера охотничьим энтузиазмом, решил её изловить. И мотивация данного поступка была самая благородная – сделать из шкурки убиенной твари ремень, в подарок прапорщику Ростову на день рождения. Вот только гадюка сержантского рвения не оценила, или просто шкуру стало жалко, только долго она от Ахмета бегать, точнее ползать, не стала. Развернулась и в молниеносном броске вцепилась в протянутую руку.

Ахмет повел себя как настоящий мужчина – орать и бегать по полю не стал – просто ёбнулся в обморок. Пролежал в высокой траве почти полчаса, кто его искать – то будет?! Короче, когда очухался, рука уже распухла и покраснела. Вот тогда уже забегали все. Тундра – чё с него взять.

От укуса гадюки вообще мало кто умирает, а такое чмо как Ахмет и подавно. Забросили его, в очередной раз ушедшего в астрал, в кабину трактора, отцепили шаланду и домчали до больницы. Там вкололи сыворотку, короче на неделю нас от его присутствия освободили.

Событие второе случилось за 2 дня до окончания наших сельхозработ. Рядовой Аляев, падла такая, решил вдруг, что служба армейская его уже окончательно заебала. Решил, ну и во время очередного предобеденного моциона на речке, не долго думая, перемахнул ее босиком, аки посуху. Больше на сенокосе мы его не видели. Сам факт дезертирства тоже остался незамеченным, так что Халявы, так его все называли, не надо объяснять почему, хватились только во время вечерней поверки.

Беготня началась, армейская машина завертелась. Иногда кажется, что для нормальной деятельности мозгов командного состава, нужна постоянная подпитка адреналином. Ибо в нормальных условиях все в армии идет через жопу, зато в критических мы любую войну выиграем за два дня без потерь личного состава.

Через полчаса всю деревеньку наводнили толпы солдат, они бы с такой оперативностью нам обеды с части возили. Дюндеры и бэтэры превратили своими колесами единственную нормальную дорогу в трассу мототрека после международных соревнований – две колеи полметра глубиной.

Солдатам выдали бронежилеты, каски. Выставили оцепление, стали прочесывать все окрестные леса в поисках нашего Халявы. Понаехало особистов, нас по очереди таскали на допросы. А чё мы скажем? Ничего не видели, ничего не знаем.

Весь сержантский состав огреб от Ростова таких пиздюлей, каких они в жизни не получали, так что Ахмет со своим змеиным укусом еще легко отделался. Лежал себе в лазарете и в хуй не дул.

Нас, молодых, заперли до утра в казарме. Как мы потом поняли, Аляев все хорошо просчитал. Мы присягу ещё не приняли, так что армейские законы к нам практически неприменимы. Да и с гражданки нас уже списали – так что уголовный кодекс тоже отдыхает. А Халява дурак - дураком, даром, что папа цыган и мама неизвестно кто, а тут башка сработала.

Выловили его только через неделю, да и то по его глупости. Мы уже с сенокоса приехали, потихоньку втягивались в почти забытую уставную жизнь и готовились к присяге, как тут в дверях казармы появляется Халява.

Майор, который привел Аляева, заперся с прапором в каптерке и долго тому что- то вдалбливал. После его ухода прапор собрал всех сержантов в и уже это «что-то» вдалбливал им.

На некоторое время Халява стал героем не только нашей роты, но и всей части вцелом. А попался он совершенно случайно. Еду воровал, гены все- таки взяли верх, да и воспитания как такового не было. Пил из родников и ручьев. Сгубила его элементарная тяга к никотину. Курить хотелось, аж уши пухли. И тут, в лесочке, недалеко от речки засек наш скиталец парочку резвящихся на лоне природы туристов. Подполз по-пластунски, все таки учебка тоже своё дала, к ним поближе, насмотрелся, как россияне претворяют в жизнь идеи германских порносценаристов, вынул свой балдерс – подрочил втихушку. Когда туристы закончили, кое- как оделись и закурили после дела, уши у Халявы окончательно опухли, запах дыма засрал последние здравые мысли, остатки крови отлили от мозга и этот гений вышел из кустов и попросту попросил закурить.

Слово за слово разговорились. Аляев долго пытался корчить из себя деревенского, типа коза убежала со двора – третий день ищет. Но чтобы складно пиздеть в пределах закрытого города, надо там родиться, или отслужить хотя-бы полгода. Короче раскусил этот турист нашего бегуна за две минуты, да и не турист он был, а капитан особого отдела. Наручники, каким то чудом оказавшиеся у особиста в сумке со жратвой, Халява застегивал на себе сам.

А дальше дело техники – Бегуна в казарму, капитану – звезду, бабе его тоже приятно.

Глава 2

- Дежурный по роте на выход! - заорал с тумбочки дневальный. За что тут же получил затрещину от сержанта Казакова.

- Во, бля! Учишь вас, учишь! А как были с первого дня уёбками тупоголовыми, так ими и остались. - Казаков смотрел на потирающего затылок Моисеева. - Ну че ты разорался!? Сколько раз можно повторять, что команда «Дежурный по роте на выход! » подается, когда в расположение входит офицер или прапорщик, не имеющий к нашей роте никакого отношения. А щас кто вошел? Я, бля, тебя спрашиваю!

- Ну, это, прапорщик Ростов.

- Вот именно! Твой непосредственный командир, он же и есть дежурный по роте, бля! Как он сам себе на встречу, бля, выбежит!? Я, ёп твою мать, тебя спрашиваю!

- Ладно, Казаков, не пизди, - вступился прапор, - строй роту!

- Рота строиться!

Как это ни странно, но рота построилась быстро, даже даги к концу учебки начали шуршать, как веники.

- Значит так, рота, с завтрашнего дня и на целую неделю мы заступаем на дежурство по столовой. Вопросы есть? Правильно, вопросов нет. Казаков, на ключи от каптерки – обеспечить всех подменкой. Меня будут спрашивать - я на объекте.

Прапор ушел в ленинскую комнату и заперся изнутри – досыпать, наверное, после вчерашнего.

Казаков поймал ключи и скомандовал строиться у каптерки. Подменка была свежепостираной, совсем недавно с сенокоса приехали, и тут опять расслабон на неделю.

Как говорят в армии: лучше служить подальше от начальства и поближе к столовой.

Первый день наряда по столовке мне не понравился, мало того, что вставать пришлось не в шесть утра, как обычно, а в пять. Так еще и шуршали как ссаные веники весь день – принимали дежурство от первой роты. Эти пидоры так засрали все, что мы за ними грязищу выгребали аж до трех ночи, а в пять снова подъём.

Зато наелись мы в эту неделю, как до этого в армии еще ни разу не наедались, да и потом тоже. Я и не знал, что в меня столько жратвы влезть может.

В армии, по крайней мере в той, где мне посчастливилось служить, для солдата что самое главное? Правильно! Пожрать от пуза, поспать всласть, забить на строевую и прочую лабуду, а этого не получалось по определению. Даже в присяге написано, что солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения военной службы. Типа, если все сделать как у людей, то боевой дух солдата тут же исчезнет. Не понимаю я этого, тогда не понимал, на гражданке, а сейчас и подавно.

Так что первый пункт заветных солдатских желаний в наряде по столовой вторая рота выполнила и даже перевыполнила на месяц вперед. Сначала, первые два дня, жрали все подряд. Вылавливали мясо из гуляша – теперь я понимаю, почему на раздаче в столовой в тарелку обычно наливали густую красноватую водичку на макароны. Сколько мяса зампотылу с завскладом попиздили, сколько себе дедушки по ночам жарили с картошечкой, да еще и дежурный наряд остатки прямо из котла грязными руками вылавливает. Такими темпами, если до раздачи доходил хотя бы маленький кусочек, то это было самым великим армейским чудом!

Рассовывали сухофрукты по всем карманам, подъедали за офицерами, а куски хлеба из рук вообще не выпускали.

После первых двух дней мы уже наблатыкались, знали, где что плохо лежит, так что стали привередливыми. Мясо – не мясо, рыба – не рыба! Зажрались короче. Но все равно кишку набивали под завязку. А так как туалет в столовке был только для поваров и офицеров, нас плебеев туда не пускали, то посрать приходилось бегать прямо за столовку, в старые полуразрушенные теплицы.

Само собой, до теплиц успевали добежать не все. Дорожка была больше похожа на минное поле. Это хорошо, если тебя днем приперло – хоть видно, куда ногу ставить! А если ночью? Хоть в штаны ложи, один хрен в дерьме вымажешься

. После такого обжорства, надо сказать и просёр был охренительный. Я один раз минут десять сидел, а оно из меня все перло и перло, я уже и сидеть устал на корточках, и провонял насквозь, и ноги затекли, но куда пойдешь – то!? Оно же в процессе!

Потом кое - как встал, специально посмотрел на свое произведение. Да! Такой кучи с одной жопы я еще ни разу не видел, если бы все это дело одним махом в унитаз – пиздец был бы унитазу!

Сдавали мы дежурство не как пидоры из первой роты. Драили все до блеска часов до четырех утра. Перед уходом напоролись напоследок, так что на завтрак забили, дрыхли до десяти часов, да и на обед что- то общаковая еда не очень в глотку лезла. Зато к ужину организм опять полностью подчинился уставу – принимал в себя все подряд.

Ну вот, наконец то настал тот знаменательный день – день присяги! С этого дня я стану настоящим солдатом, со всеми вытекающими из этого последствиями. До присяги я был кто? Так, солдат учебной роты, душара – ни автомата, ни штыкножа, ни противогаза. Даже инвентаризационный номер и тот временный. Да-да, каждый солдат, как любое армейское имущество, имеет свой номер, которым он должен подписывать все свое барахло. А то мало ли чего – хоть по шмоткам опознают.

Присягу учили целую неделю – это двадцать строчек – то! Наши парни, русские, старожилы учебки, вызубрили текст за день. Всякие там татары и башкиры да и прочая постсоветская мишура корпела подольше, но дня за три и совсем уж отсталые дауны справились с поставленной задачей. С дагами пришлось хуже всего. Не нам, конечно – сержантам. Дети гор никак не хотели учить малознакомые русские слова, а может, не хотели присягать на верность какому- то мордовскому болоту, а не своим аулам. Кто их, чурок, разберет, что там в их черных головах за мысли витают.

Прикольнее всех судьба обошлась с последним пополнением – четырьмя парнями из Адыгеи. Где та Адыгея не знал даже я, хотя выпуски «Клуба путешественников» не пропускал даже здесь, за колючкой, что уж говорить об остальных. Да и «парнями» пополнение можно было назвать с большой натяжкой. Только один из них был моего возраста. Парнишка по фамилии Ахтырский – рыжий, даже слегка красноватый, с бледной кожей и конопатой физиономией, мой тезка, тоже Дмитрий.

Прибыли с ним вместе еще два дядьки, вот именно дядьки. Обоим под тридцатник, один то еще ничего – молодец-огурец, зато второй…Почти полностью лысый, пивное брюхо висит чуть не до колен, кадык на тощей шее ходит из стороны в сторону, отдышка начинается даже после подъема на третий этаж – короче супервоин. Этот дядька закончил уже на своей родине, какой- то ВУЗ, и уже работал по профилю, но тут наши политиканы опять затеяли делёжку территории и раздачу бесплатного суверенитета. Вот Адыгея под раздачу и попала. Забрали их в очередной раз под крыло к матушке-России, по новой переписали конституцию и прочие законы, так что из резервистов наши хлопцы превратились в призывников. Но это ещё не весь прикол. Эти духи – переростки уже успели присягнуть на верность своей родине – республике Адыгея, и даже послужить неделю, пока бюрократическая машина в очередной раз не завелась с толкача очередного переворота. Так что были парни ваши, стали духи наши.

И, наконец, последний из адыгейской четверки – рядовой Пшидаток. Я вам скажу - это нечто, в прямом смысле. Тело грушевидной формы, плечи почти полностью отсутствуют, зато жопа! Любая деревенская девка позавидует. Черные, как смоль волосы, густые, начинают расти от макушки во всех направлениях, далее спускаются по всему телу до самых пяток, Чубакка из «Звездных войн» обзавидовался – бы. Да, и ноги сорок пятого размера – хоббит, бля. По- русски ни бум-бум, а может и бум-бум, только ничего не поймешь – картавит, шепелявит, да еще немного заикается.